Завтра всё будет иначе

Геральту полегчало сразу, как только суета огромной залы оказалась позади. Раньше он думал, что самое выматывающее в его жизни — это многодневная охота за какой-нибудь хищной тварью, но теперь эта убежденность пошатнулась.

Прием определенно вымотал много сильнее любой охоты. Возможно, оттого, что в этом «котле» оказалось слишком много хищных тварей, в большинстве своем — ядовитых.

Йеннифэр, напротив, была свежа и полна сил. Геральт посматривал на нее, пожалуй, с раздражением. И с умилением, естественно. Казалось, та только хорошела, когда проверяла свои силы и выходила победительницей из схваток. И пусть Геральту это всё было до одного места, не восхищаться любимой женщиной он не мог. И не завидовать — тоже.

Глаза Йеннифэр поблескивали загадочно — от возбуждения и от вина, а нижнюю губу она прикусывала так кокетливо, что Геральт понял сразу — отдохнуть ему не грозит.

— Какое у нее было лицо! — мечтательно протянула Йеннифэр и рассмеялась. — Никогда не забуду!

Геральт почувствовал острую необходимость угодить любимой и галантно заметил: — Да оно и без того... так себе.

— И поэтому ты смотрел на ее грудь? — Йеннифэр сразу смеяться перестала, но не успел Геральт ощутить холодок где-то в области копчика, как смягчилась. — Ну, грудь-то у нее всяко лучше, поэтому она и прикрывается веером, а сиськи выставляет напоказ. Жалко, что веером нельзя прикрыть отсутствие ума. А впрочем, черт с ней! Как тебе бал?

Геральт гораздо аккуратнее подошел к выбору слов и улыбнулся: —

Платья видел, фигуры видел. Очевидно, цель достигнута?

— Ну уж нет, — Йеннифэр поморщилась. — Что бы ты в этом понимал. У половины присутствующих платья были отвратительно безвкусными, а у другой половины... Но я спрашивала не о бабах, мой дорогой, а о том, как тебе бал.

— Жрать охота, — честно отозвался ведьмак.

Йеннифэр громко вздохнула и даже приостановилась. Геральт с тоской уставился на позолоченные канделябры, которые слабо освещали коридор — видно было, что это на приеме чародеи пускали пыль в глаза, а здесь, подальше от торжества, никому и дела до этого не было.

— Каждый раз, когда я видела тебя в зале, ты что-то жевал, — с глубочайшим неудовольствием произнесла Йеннифэр. — Разумеется, оценить тонкие и деликатные блюда ты не в состоянии, я понимаю, но неужели тебе было мало?

— Тех мыльных стручков? — ведьмак искренне возмутился от несправедливого обвинения. — Или креветок, которых твои милые подружки сожрали у меня из-под локтя? Или, может, иллюзии икры? А от лосося господа чародеи оставили только лимон и чеснок, а их мне есть ты запретила!

— Правильно запретила, — ничуть не смутилась чародейка. — Чеснок противопоказан перед ночью любви, а лимон тебе есть точно было нельзя, потому что когда я на тебя взглядывала, лицо у тебя было такое...

— От лимона оно бы уже хуже не стало, — окончательно оскорбился Геральт, а потом и выдохнул. — Йен, мне не по плечу вкушать креветки и наедаться травой.

— Ладно, — чародейка смилостивилась. — Так уж и быть, доешь наш дорожный запас, а завтра пополним.

— Все лучше, чем ничего, — оставил за собой последнее слово Геральт.

Йеннифэр потащила его дальше по коридору и разговор вела уже о другом:

— Иллюзия икры, значит, тебе не понравилась. А что ты думаешь об иллюзии оргазма?

— Йен, — Геральт почти простонал, — я просто ведьмак. И предпочитаю есть, пить и все остальное по-настоящему. Мне не оценить изысканности несуществующего оргазма. Да и дублет этот, демоны его раздери, таков, что, случись такой конфуз, мне было бы даже не проверить, что у меня со штанами!

— О-о-ох, — чародейка простонала не менее мучительно. — А у меня как раз появилась мысль...

— Не надо, — Геральт на ходу сжал ее предплечье. — Ничего не надо! Давай просто займемся любовью! Ну, ты, я... Ты сказала мне о любви, давай хотя бы в честь этого не на люстре, пожалуйста...

— О, — любимая женщина дотащила его наконец до двери пожалованных им покоев и повернулась вполоборота. Геральт видел, как приподнялась точеная бровь. — Ты хочешь поиграть в простую любовь? Ты — усталый кмет, я — замученная работой в хлеву кметка... Могу создать иллюзию запаха сена... или навоза... Хотя нет, с последним я, пожалуй, погорячилась. Могу-то я могу, но что-то не хочу.

Геральт решительно распахнул перед любимой женщиной дверь и устало вздохнул:

— Я и так себя чувствую, как замученный кмет. Сдается мне, в этой чистенькой зале дерьма больше, чем в любом хлеву.

— Возможно, — не стала отрицать Йеннифэр. — Зато сколько позолоты!

Она змеей проскользнула в дверь и крепко захлопнула ее, едва Геральт успел зайти следом. А потом и шевельнула пальцами, явно собираясь запереться ото всех, но тут ведьмак воспротивился:

— Нет. А вдруг мне надо будет выйти, пока ты будешь спать? Не хочется сигать с балкона, я не Лютик.

— Тогда задвинь засов, — чародейка спорить не стала.

Она повела плечами, явно расслабляясь, и мурлыкнула:

— Так как насчет иллюзий? На чьи сиськи ты смотрел особенно активно, м?.. Я могу принять облик Сабрины. Или Марти. Или... Да кого хочешь!

— Не надо, — вот тут Геральт испугался всерьез, но Йеннифэр уже несло:

— Не нравятся? Правильно, мне тоже не нравятся. А кого тогда? Филиппы? Францески? Хм, да хоть императора Эмгыра, где-то я видела его портрет...

— Не надо Эмгыра, — в ужасе отперся Геральт. — И всех этих — тоже не надо!

— Нет в тебе патриотизма, — нарочито печально вздохнула Йеннифэр и фыркнула. — Раз тебе не хочется показать нильфгаардцам, на чем ты их вертел. Ведьмак, что с тебя взять...

— Йен, — Геральт потянулся к ней и взял за руки, ощутив нежную теплую кожу. — Позволь мне сегодня просто любить тебя. В кровати, на простынях. Лежа. Раздетыми. Без магии и эликсиров.

Чародейка глянула на него снисходительно, а потом вдруг улыбнулась, мечтательно прикрыла глаза...

— Да, пожалуй, такого и впрямь у нас давненько не было. Даже любопытно. Я согласна, да и ты заслужил награды — после всех этих разговоров с хищными пираньями.

— И я раздену тебя сам, — постарался закрепить успех Геральт, крепче сжимая ее руки.

— И я тебя — сама, — она прильнула к его груди и шепнула. — Иначе ты испортишь хорошие вещи, потому что в этот момент уже плохо соображаешь.

— Я... отлично соображаю, — с запинкой пробормотал Геральт, потому что уже ощутил, как к нему прижимаются мягкие груди, а под ладонями как-то сама собой нащупалась тонкая талия и — чуть ниже — округлые ягодицы, прикрытые тонким шелком.

Йеннифэр мелодично рассмеялась — словно серебряные колокольчики рассыпались — и теснее прижалась к нему. А потом и растрепала ничем не удерживаемые длинные пряди белых волос, а одну прядь накрутила на палец.

Геральт старательно не торопил события, хотя все мысли уже были далеки от приличных. Втянул запах волос Йеннифэр, ее духов — и подхватил на руки. Обычно она бы такого не простила, но сейчас только тонко взвизгнула и обняла, утыкаясь носом в шею. И так от этого было хорошо...

Геральт благоговейно сгрузил ее на кровать и взялся за платье. Помнил еще, что ничего порвать никак нельзя. Сегодня Йен ему это простит, а вот завтра... Завтра точно припомнит. И еще долго будет подкалывать. Возможно, годами.

Йеннифэр, верная своему слову, не помогала, но и не слишком закатывала глаза, когда ведьмак путался в застежках, завязках и скользкой ткани, которая норовила прикрыть все то, что он с таким трудом отвоевывал. Внезапно Геральт понял, что руки дрожат — это у него-то, ведьмака, не терявшего точности ни в долгом бою, ни в затяжной охоте. Он уже почти готов был признать поражение, когда платье вдруг как-то разом распустилось и соскользнуло, являя глазу почти обнаженное тело. Ну в самом деле, не считать же бельем ту крошечную тряпочку, что с трудом прикрывала самое сокровенное?

— Нравится? — кокетливо мурлыкнула любимая женщина. — Это нынче тоже в моде среди чародеек. Слышала, некоторые и своих мужчин обряжают в такое. Хотела бы я посмотреть, как это будет выглядеть на тебе.

— Лопнет на середине ляжки, — вынес вердикт Геральт, внимательно осмотрев тряпочку.

— Нет-нет, на твой размер, — еще более игриво фыркнула чародейка и протянула руку, ощупывая дублет, штаны и то, что под штанами.

Геральт едва не отшатнулся — словно мерку снимает! Однако умелое касание быстро примирило его с жизнью. Пока так ласково и мучительно гладит — пусть. Даже если потом захочет обтянуть всё этим шелковым носком с пикантной розочкой.

Впрочем, Йеннифэр уже уловила нетерпение и охотно взялась за его одежды. Деловито уселась на кровати, подвернув под себя одну ногу, подергала за отвороты дублета — и стало понятно, что она не дотянется. А если поднимется на коленях и дотянется, то, скорее, сама порвет — с такой-то силой дергать!

Геральт уже собрался было раздеться самостоятельно — и плевать на уговор, но Йеннифэр сердито сморщила носик, и... И ведьмак с трудом подавил рефлекс прикрыться руками — одежда попросту испарилась! И стоял он перед любимой женщиной дурак дураком — с членом наперевес.

— Какой красавчик, — лукаво протянула чародейка.

Ведьмак приосанился, но через мгновение понял, что ласковый тон обращен не к нему. Точнее, не ко всему ему.

— Вы... уже знакомы, — проскрипел Геральт, хотя, казалось бы, после всех дамских бесед, что ему довелось сегодня услышать, смущаться он разучился.

Йеннифэр фыркнула громче и заметила довольно серьезно:

— Держу пари, если бы все эти крашеные швабры видели тебя... хм-м-м... во всеоружии, мне бы пришлось отгонять их палкой.

— Если бы я оказался голым перед всеми ними, они бы от меня и лоскутков не оставили, — невесть кому пожаловался Геральт, а потом и засопел. — Йен, я не хочу думать обо всех этих озабоченных, когда ты со мной. Подвинься, а?

Йеннифер ловко перекатилась на кровати и потянула его за руку:

— Горжусь тобой. Ну, иди же сюда и люби, как обещал! Чур, я сверху.

— Нет, — ведьмак выдохнул это тяжело и напряженно, потому что в процессе перекатывания стройные бедра раскрылись, а тряпочка, как бы это ни было удивительно, только будоражила и привлекала взор. — Ты будешь лежать и отдыхать. А я...

— ... защитник и опора, — глубокомысленно перебила его любимая женщина. — Ну что ж, раз ты настроен так решительно, то с удовольствием отдохну. Хотя еще четверть часа назад мне казалось, что ты способен только есть и лежать.

— Поесть тоже не помешает... Потом, — выдохнул Геральт и тяжело опустился рядом на кровать.

Йеннифэр не ответила. Даже не отозвалась ехидно. Стоило накрыть ее грудь ладонью, как чародейка шумно втянула воздух и выгнулась навстречу руке. Геральт в который раз туманно подумал о том, что нежные полусферы груди смотрятся очень небольшими и аккуратными под его грубоватой ладонью со старым шрамом. Но любимую женщину это никогда не смущало. А может, и заводило, потому что она сразу накрыла его руку своей и требовательно провела так, как нравилось именно ей. Геральт и сам знал, как надо, просто Йеннифэр успела раньше...

И во всем остальном она тоже успела раньше. Геральт почувствовал, как бедра касается шелковистая кожа, а его самого недвусмысленно притягивают ближе. Было похоже, что Йеннифэр не собирается размениваться на долгие ласки. Или, что куда более вероятно, желает первый раз — побыстрее, а вот второй — уже лениво и долго.

И это наполняло душу сладким ожиданием. Геральт склонился ниже, прикусил бьющуюся жилку на шее, почувствовал знакомый аромат сирени и крыжовника. Он почти накрыл Йен собой, ощутив как гладко скользят ее разведенные бедра, когда она ласково убрала мешающую прядку ему за ухо и сама приподнялась на локте, целуя и временами кусая. Всё, что попадалось: ухо, линию подбородка, шею, — везде отметилась мягкими губами и острыми зубками.

Геральт удерживался на руках, а потому не мог вернуть ей ласки, зато тяжело дышал и пытался хоть немного облегчить мучительное напряжение ниже пояса, потираясь о мягкий подтянутый живот, о... Шелковая тряпочка тоже неплохо скользила, и Геральт только пожалел, что не догадался стянуть это раньше. Подниматься и раздевать, как обещал, было не только лень, но еще и опасно — распаленная и возбужденная чародейка могла истолковать это неправильно, а потому Геральт рывком перенес собственный вес на левую руку, а правую слепо опустил вниз. Словно извиняясь, ощупал грудь, спустился по животу, нащупал шелк — уже влажный, и победоносно убедился, что его вполне можно сдвинуть в сторону. Ну, не так удобно, конечно, но и терпеть сил тоже не осталось.

Мелькнула, конечно, крамольная мысль попросить Йен убрать это так же легко и просто, как до этого исчезли его одежки, но следующей мыслью было то, что этого Йеннифэр тоже может не простить. С равной долей вероятности — если согласится и если не согласится.

Так что оставалось только действовать по-простому. После столь «изысканного» вечера это было даже немножко странно.

Йеннифэр слегка поерзала под ним, улеглась удобнее и откинула голову на подушки. Черные локоны разметались, ярко контрастируя с белоснежными простынями, а на лице чародейки отразилось явное нетерпение. Геральт знал, что в такой момент можно и вполне неиллюзорно получить впившиеся в плечи ногти, а потому поспешил. Ногти он прощал любимой женщине только в одном случае — когда она уже не способна контролировать себя. Пусть лучше ногти, чем огненный шар в стену...

Аккуратно придерживая ткань, Геральт настроился и, с глубоким облегченным вздохом, скользнул мучительно напряженной плотью по влажной коже — там, где... Йеннифэр как-то судорожно перевела дыхание. Геральт почувствовал, как она подпихнула его пяткой в спину — ну, как он сам делал, когда Плотва ленилась переходить на галоп.

И разумеется, ведьмак уступил. Он всегда и во всем уступал возлюбленной, лишь бы не пиналась и не царапалась. А тут еще и самому хотелось. Как не уступить?

— Ах, — на первом же долгом движении выдохнула Йеннифэр и так изогнулась, что Геральт немедленно преисполнился решимости любить ее сильнее, больше и дольше, чем даже обещал.

Йеннифэр на воплощение решимости среагировала одобрительно — застонала и все-таки впилась в плечи. Только теперь это уже не напрягало, а наполняло законной гордостью. А еще щекотало нервы. Теперь, когда возбуждение уже не мучило так, когда Геральт смог немного умерить нетерпение, ногти на коже ощущались очень даже чувственно. Хотелось, чтобы Йен стонала громче и царапалась. Завтра царапины, конечно, будут чесаться, но разве это важно...

Дальше не думалось абсолютно. Геральт и до того ощущал, что мысли как будто покинули голову, сконцентрировавшись где-то не в ней, но теперь крышу окончательно сорвало. Запахи, звуки, почти жалобные всхлипывания Йен, ее судорожно сжатые бедра... Геральт чувствовал, как на висках и на спине проступает испарина, и надеялся только на то, что в первый раз сумеет удержаться и не сорваться раньше, чем нужно. Впрочем, Йен так стонала, что уверенность в этом крепла с каждой секундой.

Геральт размашисто входил и даже прижимал возлюбленную за плечо, когда она вдруг метнулась под ним с такой силой, что ведьмак с трудом сохранил равновесие. Бедра стиснули его сильнее, а ногти с силой проехались по лопатке. Геральт чувствовал, как член зажимает внутри, и только охнул, когда поясницу будто прошило. Оргазм — тоже неиллюзорный — накрыл как-то разом, и последнее, на что Геральт был способен, это не свалиться на Йеннифэр. А когда в глазах прояснилось, он обнаружил, что уже лежит рядом, а чародейка лениво гладит его по груди — кажется, руны выписывает...

— Хорошо, — протянула Йеннифэр и добавила мстительно. — А всем этим стервам — шиш. Ты мой.

— А ты моя, — расслабленно откликнулся Геральт, подгребая ее поближе, чтобы можно было тыкаться в волосы и чувствовать запах ее духов особенно ярко. — А я сейчас еще немного полежу — и снова смогу.

— А как же поесть? — язвительно осведомилась чародейка.

— Потом, — отмахнулся ведьмак. — Ты же рядом.

— Только я сверху, — потребовала Йеннифер и пошевелилась, брезгливо стягивая перепачканный лоскут с бедер.

Геральт проследил за этим взглядом и не удержался:

— А где... Ну, те вещи, которые сегодня были на мне? Йеннифэр отбросила тонкую ткань куда-то на пол и мрачно ответила:

— Их больше нет. Совсем нет. Нигде. Ужасно жалко. Ты в кои веки был таким хорошеньким! Перестаралась немного.

— Ничего, — Геральт приободрился и развеселился. — Мне все равно в них было неудобно. А завтра оденусь во что-нибудь нормальное.

— Завтра... — Йеннифэр свела брови, мотнула головой. — Завтра всё будет иначе. Мне так кажется. И нам нужно поговорить еще сегодня. Не делай такое несчастное лицо, Геральт, времени уже не так уж много. А потом, когда Совет будет позади, сможем просто заниматься любовью, безо всяких там...

— Идет, — Геральт кивнул — а куда деваться? — но условие все-таки поставил. — Только нормально заниматься любовью, а не это вот всё. Я хочу тебя, а не императора Нильфгаарда.

— Слишком часто наблюдаешь не меня? — сощурилась Йеннифэр.

Вопрос был с подвохом, но Геральт с честью вышел из положения:

— Когда поимею Эмгыра, обязательно тебе расскажу.

— Это да, — Йеннифэр расслабленно прикрыла глаза. — О таком я даже захочу узнать все подробности. И иди поешь уже, а то у тебя в животе урчит. А тебе нужны силы.

— Чтобы лежать, сил особенно не нужно, — улыбнулся ей Геральт, но ноги с кровати спустил.

— Размечтался, трудиться всё равно придется, — чародейка даже глаз не открывала. — И, надеюсь, не только сегодня. Я весь этот вечер хотела показать всем, что ты мой. А сейчас уже не хочу. Ты мой — и этого достаточно.