Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

Глава 3

Мы провели в Маттру Джонге больше времени, чем думали. О наших близких по-прежнему не было никаких вестей. Оставалось лишь надеяться, что им удалось спастись. Было непонятно, чего еще можно ждать.

Ходили слухи, что боевики обосновались в Сумбуйе, городке примерно в сорока километрах к северо-востоку от Маттру Джонга. Вскоре эту информацию подтвердили очевидцы. Люди, которых бандиты пощадили во время сумбуйской резни, приносили листовки и рассказывали о произошедшем. В воззваниях бесхитростно сообщалось, что скоро повстанцы придут и сюда и хотят встретить теплый прием населения. Они, оказывается, сражаются за нас! Один из вестников, молодой человек, показал выжженные на его теле горячим штыком буквы «ОРФ» – Объединенный революционный фронт. Помимо этого, пламенные борцы за свободу отрезали ему все пальцы, кроме больших. Они это называли «единственная любовь». Дело в том, что до войны люди иногда показывали друг другу поднятый большой палец, как бы признаваясь: «Ты моя единственная любовь». Жест сначала вошел в обиход поклонников регги, а потом распространился в народе.

Выслушав сообщение, принесенное искалеченным посланцем, обитатели Маттру Джонга ужаснулись. Большинство ушло в лес в ту же ночь. Но родители Халилу, у которого мы жили, попросили нас задержаться немного и помочь им унести часть вещей, в том случае, если через несколько дней ситуация ухудшится и придется уходить надолго.

В ту ночь я впервые осознал, что именно присутствие людей, телесное и духовное, вдыхает жизнь в любое поселение. Когда почти все покинули Маттру Джонг, он стал каким-то жутковатым: улицы казались мрачнее и страшнее, ночи темнее. Вокруг висела звенящая, тревожная тишина, сводившая меня с ума. Если раньше перед закатом пели птицы и стрекотали цикады, то теперь их не было слышно. Сумерки сгущались быстро, будто тьма падала на дома. Луна не показывалась, воздух был неподвижен. Создавалось впечатление, что сама природа замерла в ожидании чего-то страшного.

После того как большая часть населения на неделю укрылась в лесу, в Маттру Джонг явилось еще несколько вестников, что заставило почти всех оставшихся горожан тоже на некоторое время уйти. Но в назначенный день повстанцы не явились, и люди постепенно стали возвращаться. Когда жизнь вошла в привычное русло, мы получили новую «депешу» от боевиков. На этот раз ее принес известный католический епископ, который во время своих миссионерских странствий столкнулся с вооруженными бандитами. Его не пытали, только угрожали: пообещали, что, если он не донесет весть до Маттру Джонга, они его из-под земли достанут. Поговорив с епископом, люди опять побежали в лес. А нас снова оставили в городе, но на этот раз не для того, чтобы постепенно переносить вещи семейства Халилу: мы уже все спрятали в укромном месте. Нам нужно было следить за домом, а также докупить кое-какие продукты – соль, перец, рис, рыбу, а потом отнести в убежище, где находились родственники нашего друга.

Город пустовал еще десять дней, но повстанцы снова не пришли. Что оставалось думать? Что они и не придут. Маттру Джонг опять ожил. Открылись школы, люди вернулись к привычным занятиям. Миновало еще пять дней. Все было мирно, и даже солдаты правительственных войск расслабились и перевели дух.

Иногда вечерами я в одиночестве отправлялся на прогулку по соседним кварталам. Я видел, как женщины готовят ужин, и это мне напоминало то, как мама возилась на кухне. Вообще, мальчиков к плите не подпускали, но для меня делалось исключение. Мать говорила: «Ты должен научиться готовить, это тебе понадобится, когда ты будешь жить, как палампо (холостяк). – Тут она поворачивалась ко мне и давала попробовать кусочек сушеной рыбы, а затем продолжала: – Но не оставайся одиноким навсегда. Я хочу внуков».

Вот что вспоминалось мне, когда я бродил по узким, посыпанным щебенкой дорожкам городской окраины.

Когда повстанцы наконец явились в город, я готовил обед. Рис уже сварился, а суп из окры[8] закипал на плите. И тут раздался один-единственный выстрел, который эхом разнесся по всему городу. Джуниор, Таллои, Калоко, Гибрилла и Халилу, находившиеся в доме, тут же выбежали на улицу.

– Вы слышали? – спрашивали они друг друга.

Я замер. Может, стреляли правительственные солдаты? Через минуту послышались три автоматные очереди. Мы заволновались, но кто-то из ребят попытался успокоить остальных: «Это солдаты проверяют оружие». Потом все затихло минут на пятнадцать, и я вернулся на кухню. Но стоило мне только вывалить рис на блюдо, как началась настоящая перестрелка. Пули громко застучали по жестяным крышам домов. Громоподобный обстрел в считаные секунды вызвал в городе панику. Рассуждать трезво никто не мог. Все кричали, разбегались в разные стороны, толкали друг друга, спотыкались о тела упавших. Люди бежали, не взяв с собой ничего. Цель была одна – спастись. Матери теряли детей, и отчаянные вопли малышей иногда перекрывали звук автоматных очередей. Семьи побросали вещи – все то, что накопили за целую жизнь. Мое сердце бешено колотилось, каждый выстрел гулко отдавался в мозгу.

На самом деле в этот момент боевики палили в воздух. Они входили в город чуть ли не пританцовывая, выстроившись цепью, которая образовывала широкий полукруг.

В Маттру Джонг с одной стороны ведет широкая дорога, с другой можно попасть в него через переправу на реке Джонг. Отряд пришел по первому пути и постепенно оттеснял жителей к воде. Многие настолько испугались, что попрыгали в реку. Но сил, чтобы плыть, у них не осталось. Правительственные войска, похоже, заранее знали об атаке. Солдатам кто-то сообщил, что число боевиков превосходит численность гарнизона, поэтому они оставили поселок еще до нападения банды. Это было сюрпризом для нас: мы с Джуниором, Таллои, Халилу, Гибриллой и Калоко поначалу бросились в штаб, надеясь найти там защиту. Но там валялась лишь гора мешков с песком. Несколько минут мы стояли в растерянности, а потом побежали туда, где, как нам казалось, меньше стреляли.

К реке вела одна главная улица, и толпа жителей бежала именно по ней. Женщины звали детей, но не могли дозваться, а потерянные малыши кричали и плакали, не находя родителей. Мы с ребятами старались держаться вместе и не терять друг друга из виду. Нам пришлось пересечь грязное болото у подножия небольшого холма. Мы видели, что несколько горожан застряли в грязи и что среди них есть больные и инвалиды, которым никто не протянул руку помощи, потому что это значило бы подвергнуть опасности собственную жизнь.

И тут начался настоящий кошмар. Боевики уже не стреляли в воздух, а целились в людей. Они не хотели, чтобы население покидало город, потому что во время столкновений с регулярной армией обычно прикрывались мирными жителями как живым щитом. Захватывая города и деревни, они старались вынудить их обителей, особенно женщин и детей, остаться. Это позволяло отряду дольше продержаться в населенном пункте: чтобы сохранить жизнь гражданских лиц, армии приходилось тщательнее готовить операции по ликвидации бандитов, так что «зачистки» откладывались на неопределенный срок.

За болотом поднимался небольшой покрытый кустарником холм, на вершину которого мы забрались. Отсюда нам хорошо была видна широкая и открытая со всех сторон главная дорога, по которой двигался поток беженцев. Заметив, что люди стремительно покидают город, боевики пытались отрезать им путь к отступлению, закидывая улицу активно-реактивными гранатами, расстреливая толпу из пулеметов G3 и автоматов «АК-47». Но нам не оставалось ничего другого, как только под огнем двигаться к реке. Для нас, подростков, более рискованно было оставаться в городе, чем лезть под пули на дороге. Дело в том, что юношей боевики немедленно рекрутировали в свои отряды и при этом выжигали аббревиатуру «ОРФ» на теле в любом месте, где им вздумается. Это само по себе страшно, но ужас еще и в том, что после эта метка делает тебя отверженным: солдаты правительственных войск не давали себе труда разбираться, входил ли ты в состав банды или был в плену. Они убивали потенциальных пособников повстанцев без суда и следствия. Так же поступали и обычные граждане, пытавшиеся защититься любыми доступными им способами.

Перебегая от одного куста к другому, мы добрались до дороги и даже кое-как пересекли ее. Кругом гремели взрывы, я и мои друзья не раз были на краю гибели, но все равно пригнувшись бежали вперед, стараясь держаться вместе. Приходилось перепрыгивать через мертвые тела и огибать горящие сухие деревья. Почти добравшись до укрытия, мы припустили еще быстрее и нырнули в кусты. Граната разорвалась прямо за нами. Людям, которые бежали сзади, повезло меньше. Кого-то убило на месте, кого-то ранило осколком. Помню, как один мужчина истошно кричал, что он ослеп и ничего вокруг не видит. Он звал и умолял, но никто из прятавшихся поблизости не рискнул прийти ему на помощь. Вскоре его накрыл новый взрыв: куски плоти и кровавые брызги разлетелись во все стороны, окропив листву вокруг. Все это произошло очень быстро, буквально в считаные секунды.

Вскоре после того, как мы пересекли дорогу, бандиты послали нескольких человек, чтобы поймать всех прячущихся в кустах на обочине. Нас долго преследовали, стреляли в спину. Мы бежали без остановки более часа. Удивительно, что у нас хватило сил на то, чтобы бежать так долго и быстро. Я не чувствовал усталости и, казалось, даже не вспотел. Впереди был Таллои, за ним Джуниор и дальше я. Время от времени брат выкрикивал мое имя, чтобы удостовериться, что я не отстал. Помню, как тоскливо звучали эти выкрики. Всякий раз, когда я отвечал, голос у меня дрожал. За мной следовали Гибрилла, Калоко и Халилу. Я слышал их тяжелое, прерывистое дыхание. Кто-то из них всхлипывал и изо всех сил сдерживался, чтобы не разрыдаться. Таллои всегда считался самым быстроногим из нас, но в этот вечер мы от него не отставали. После долгой погони боевики махнули рукой и вернулись в Маттру Джонг. А мы двинулись дальше.