Завтрашние мечты

Глава 28

Сан-Франциско, весна 1871 года

— Что там, Джейк? — спросила Холли, оторвавшись от своего годовалого сына Тедди, которого кормила овсяной кашей. — Надеюсь, ничего плохого не случилось?

Джейк покачал головой.

— Сет вернулся. Сегодня днем приедет к нам.

От Пенелопы не ускользнуло, как Джейк и Холли украдкой посмотрели на нее. Тень озабоченности промелькнула на лицах брата и его жены, когда она едва улыбнулась, сделав вид, что увлечена игрой в куклы с пятилетней племянницей Ариэль.

По правде говоря, она видела, как слуги вытаскивали знакомые красно-золотые чемоданы Сета из его черного с позолотой экипажа, когда проезжала накануне утром мимо его дома на Ринкон-Хилл.

Сет построил шестидесятипятикомнатный белоснежный особняк в те счастливые времена, когда они готовились к свадьбе. И теперь, по возвращении в Сан-Франциско, она каждый день проезжала мимо Дома Грез — так они прозвали свое будущее жилище. По утрам, когда улицы были еще пустынны, ее крытый фаэтон останавливался перед домом на Ринкон-Хилл, и Пенелопа фантазировала, будто она живет здесь вместе с Сетом и Томми. Она подолгу сидела, погрузившись в свои мечты, но сигналы другого экипажа возвращали ее к ужасной реальности, и она продолжала свой путь к кладбищу на Лоурел-Хилл, чтобы положить свежие цветы на могилу Томми.

Томми. Она снова улыбнулась, усаживая куклу возле тарелки Ариэль. Холли оказалась права. Теперь она чаще улыбалась, чем плакала, когда вспоминала своего нежного сынишку. Хотя она все еще ощущала пустоту, когда думала о нем, воспоминания больше не были мучительно-болезненными. Даже при виде его вещей у нее больше не возникало чувства вины.

Мысли о Сете также вызывали на лице Пенелопы улыбку. Его письма были всегда интересными и остроумными. Но верный заключенному между ними соглашению, он и строчкой не обмолвился ни о женитьбе, ни о своих чувствах. И она была бесконечно благодарна ему за это.

Теперь пришло ее время выполнить свою часть договора и ответить на его предложение. Но она все еще не знала, как поступить, несмотря на долгие месяцы размышлений.

Конечно же, она любила Сета. Иначе не ныло бы ее сердце всякий раз, как только у нее в руках оказывалась фотография, где они сидели вдвоем на цирковом слоне, и не страдала бы она каждую ночь, лежа без сна, сгорая от желания почувствовать рядом тепло его тела.

Но было ли достаточно одной любви, чтобы из их брака что-то получилось? Сможет ли любовь рассеять тот мрак, который иногда окутывал Пенелопу? Выдержит ли любовь приливы возникающей горечи? Сможет ли она всю оставшуюся жизнь смотреть на Сета и не ощущать горя и печали, которые только недавно стали утихать? Сумеет ли она не обмануть ожиданий человека, которого так любит? Ее мучило столько вопросов, на которые не было ответов, столько страхов, от которых она не могла избавиться.

Теребя краешек салфетки, она в сотый раз спрашивала себя, что ответить ему. Может, объяснить ему свое состояние и попросить еще немного времени…

Пенелопа тяжело вздохнула. Какой в этом толк?

— Он будет здесь в час, — уточнил Джейк, и его голос вывел ее из задумчивости.

Пенелопа вздохнула с облегчением. Сегодня днем она обещала подменить Альберту Филер в церковной школе для детей-инвалидов, и ее не будет дома, когда придет Сет. Это значит, что можно повременить с ответом по крайней мере еще несколько часов.

Она неторопливо расправила ленточки на кружевном чепчике куклы и, старательно избегая взглядов Джейка и Холли, сказала:

— Боюсь, я не увижусь с ним. В одиннадцать я должна быть в школе и, вероятно, не вернусь до пяти. Передайте ему привет от меня, хорошо?

— А разве не Альберта учит детишек правилам этикета и гигиене по четвергам? — нахмурившись, спросила Холли.

— Да, — тихо ответила Пенелопа, не отрывая взгляда от куклы. — Но сегодня ее муж уезжает по делам, и она хочет проводить его. Я пообещала, что в ее отсутствие помогу детям потренироваться завязывать шнурки и застегивать пуговицы.

Установилось молчание, Холли и Джейк, как ей показалось, обменялись тревожными взглядами. Потом Холли вздохнула:

— Я не вижу причины, почему мы должны делать вид, будто не знаем, что в действительности Сет хочет видеть именно тебя…

Ее перебил громкий стук ложек и детские крики.

— Рид! Росс! Сейчас же перестаньте и ешьте! — приказала Холли своим четырехлетним близнецам. Мальчики, несмотря на свою ангельскую красоту, были настоящими бесенятами.

С улыбками, способными смягчить любое сердце, близнецы взяли ложки, которыми только что дрались, и принялись послушно уплетать овсяную кашу, обмениваясь при этом хитрыми взглядами.

Мысленно поблагодарив малышей, которые выручили ее, Пенелопа положила салфетку возле тарелки с нетронутым завтраком и, извинившись, поторопилась выйти. Слова Холли лишь заставляли Пенелопу острее чувствовать свою вину перед Сетом. Она уже прошла половину комнаты, когда ее остановил голос брата:

— Он любит тебя, Пенелопа, но он не может ждать вечно.

Не поворачиваясь, Пенелопа кивнула и вышла.

Через полчаса она уже направлялась на кладбище. В первый раз со времени возвращения в Сан-Франциско она объехала стороной особняк Сета, чтобы, не дай Бог, не встретиться с ним.

Она приехала на кладбище, когда утренний туман только поднялся. Зеленая долина, где лежал Томми, была засажена вечнозелеными деревьями и кустами цветущей сирени и напоминала маленький кусочек рая на земле. Справа раскинулся красивый город, казавшийся этим утром таинственным в белой дымке. Слева был океан, бесконечная, изменчивая зеленовато-синяя водная гладь. Певчие птички, сидевшие на ветвях деревьев, распевали свои чудесные песни.

Кто-то (Пенелопа была уверена, что это Сет) положил огромный букет из лилий, роз и ирисов к ногам белого мраморного ангела на могиле Томми, снова напомнив ей, что она должна принять какое-то решение. Положив розовые розы рядом с кроликом, которого ангел держал в руках, Пенелопа прошептала:

— О Томми. Что мне делать? Я так люблю его, что не могу представить свою жизнь без него. Но я боюсь выйти за него замуж.

Охваченная противоречивыми чувствами, она опустилась на колени перед ангелом и начала раскладывать розы. Пока она покрывала цветами маленькую могилу, тихонько напевая колыбельную, стоявший рядом куст зашевелился. Оттуда выбрался большой серый кролик с тремя малышами. В то время как мать и два ее крольчонка мирно питались травой в нескольких метрах от нее, третий зверек отважно подобрался к ангелу, его носик быстро двигался, когда он смотрел на цветы Сета.

Пенелопа замерла и затаила дыхание, боясь спугнуть его. Как Томми понравился бы этот крольчонок! Она улыбнулась, удивительный покой воцарился в ее душе, когда она смотрела, как маленький зверек присел и стянул из букета понравившуюся ему зелень. Да, Томми очень нравились кролики. Пенелопа почувствовала его радость так, словно он сидел у нее на коленях и смеялся от удовольствия. Как и предсказывала Холли, он жил в ее сердце.

Пенелопа улыбалась, когда приехала в школу, ее улыбка стала еще веселее, как только она поздоровалась со своим классом. Все ее одиннадцать учеников от четырех до шестнадцати лет были детьми, которых не принимали в другие школы. Эти дети были такие же, как Томми, и больше других нуждались в любви и заботе. Они возродили в ней интерес к жизни, наполнили ее существование смыслом, и Пенелопа обожала каждого из них.

Все дни, которые она проводила со «своими детьми», обычно разучивая с ними простые песенки и читая им сказки, приносили ей большое удовольствие. Снова и снова поправляла она неуклюжие, а у некоторых скрюченные, как у Томми, пальчики, хвалила за каждую, удачную и неудачную, попытку застегнуть пуговицу, завязать шнурки.

Пенелопа уже в девятый раз показывала восьмилетней Хетти Лоуренс, как просунуть пуговицу в отверстие, когда тринадцатилетний Эммет Локвуд издал странный смешок и громко захлопал в ладоши.

— Посмотри, мисс Пэрриш, — произнес он, радостно указывая на свои правильно зашнурованные ботинки и застегнутый жакет.

— Хорошо сделано, Эммет! Прекрасно! — воскликнула она так, словно он освоил основы математики, и, обняв его худенькие плечи, объявила: — В качестве награды ты выбираешь, в какую игру мы будем играть дальше.

Он улыбнулся и покачал головой:

— Не надо игру. Ты пой.

Остальные дети согласно закивали головами, некоторые захлопали в ладоши и подхватили:

— Пой! Пой!

Пенелопа радостно заулыбалась. Нигде она не встречала столь отзывчивой публики, которая доставляла ей такое наслаждение, как эти дети.

— Ну хорошо, тогда слушайте эту песню, — согласилась она, села на пол, скрестив ноги, совершенно не думая о том, что ее черная шелковая юбка помнется.

После минутного раздумья она первый раз после смерти Томми запела свою «Песню снов». Когда она пела, ее мягкий голос переполнился нежностью, она видела образ Томми в каждом восторженном детском личике. Впервые за долгое время на душе у нее было спокойно, она закрыла глаза, и ее сердце тоже пело. Дети были совершенно очарованы и сидели не шевелясь.

Некоторое время после того, как затихла последняя нота, стояла полная тишина. Затем кто-то начал аплодировать. Через мгновение к нему присоединились другие, а потом раздалось: «Ура! Ура!»

Открыв глаза, Пенелопа увидела пару роскошных коричневых ботинок. Она подняла глаза выше и стала скользить взглядом по крепким ногам в золотисто-оливковых брюках, дальше по золотому шелковому жилету, наполовину скрытому под темно-оливковым сюртуком, отделанным светлой тесьмой. Еще выше ее взгляд встретился с парой сияющих светло-карих глаз.

— Сет! — воскликнула Пенелопа, поднимаясь на ноги и протягивая ему руку. — Как я рада видеть тебя!

Сет снял шляпу, на его губах заиграла улыбка, он шагнул в круг детей и сжал ее протянутую руку. Пенелопа так искренне обрадовалась встрече с Сетом, что сама себе удивилась. Она ожидала почувствовать боль, глубокую печаль, от которой страдала в первые, самые страшные недели после смерти Томми. Но ее наполняла только радость.

— Я знаю, мне не следовало мешать твоим занятиям, но я не мог больше ждать, — прошептал он, наклоняясь и целуя ее ладонь.

Она улыбнулась, глядя на голову, склонившуюся над ее рукой, голову, покрытую теперь густыми, блестящими волосами. Они стали более волнистыми и потемнели, напоминая золотой свадебный браслет ее прабабушки, а не спелую пшеницу, как раньше. Это были самые красивые волосы, какие она когда-либо встречала, и Пенелопа сказала ему об этом.

Он хмыкнул, выпрямляясь.

— Может быть, так лучше, хотя мне странно видеть себя таким обыкновенным. — Сет снова хмыкнул. — Но я перестал морщиться, когда смотрюсь в зеркало.

— Ты никогда не станешь обыкновенным, независимо от прически — пошутила она.

Их глаза встретились, в его взгляде промелькнул огонь желания, проскальзывавший и в ее мечтах в последнее время.

— Раньше ты говорила, что тебе нравится моя неординарность, — горячо прошептал он.

Пенелопа хотела сказать, что ей и сейчас это нравится, что она любит его за гордый, независимый характер. Но она не смогла выдавить из себя ни слова. Ей не хотелось подавать ему надежду на будущее, она не была уверена, что их судьбы когда-нибудь соединятся.

Возненавидев себя за собственную трусость, она отвела взгляд в сторону.

— А как твоя мать? — спросила она, украдкой бросив на него взгляд из-под густых ресниц.

Сет всегда умел держать себя в руках, он продолжал улыбаться. И если бы она не знала его слишком хорошо, то никогда бы не догадалась, как глубоко ранил его этот тонкий отказ. Стоило ей заглянуть в его выразительные глаза, как она увидела его страдания и возненавидела свои страхи.

— Мать очень занята работой на объединившихся пивоварнях и наслаждается каждым мгновением своей беспокойной жизни, — ответил он, отпустив ее руку и спрятав свою в карман сюртука. — Вместо нежности и теплоты в его голосе зазвучала холодная вежливость, как у незнакомца, ведущего учтивую светскую беседу. — Как раз сейчас мы задумали превратить салон Шекспира в респектабельное заведение, куда мужчины могли бы пригласить своих жен и любимых потанцевать. Видела бы ты лицо Монти, когда я сказал ему, что теперь в своем баре он будет продавать мороженое и лимонад.

Пенелопа невольно улыбнулась, живо представив себе негодование бармена.

— Эффи упоминала о твоих планах в последнем письме. Она также написала, что ты попросил ее и Берта выступать с шутками и пародиями в перерывах между оркестром. Никому из актеров не пришлось искать новое место, после того как компания распалась, и все они ужасно благодарны тебе за твое предложение.

Он пожал плечами.

— Это самое малое, что я мог сделать, ведь они свидетельствовали против Адель от твоего имени.

— Адель. — Пенелопа вздохнула. Ее еще преследовали кошмары, связанные с этой страшной женщиной. — Сэм и Минерва писали, что ее перевезли в Бостон, где состоится суд. Ее обвиняют в трех убийствах и двадцати двух случаях вымогательства. Кажется, за последние двадцать лет она шантажировала чуть ли не каждую семью на Бикон-Хилл, и всем не терпится узнать, когда ей вынесут приговор.

Она прикоснулась к его руке и нежно сжала ее.

— Они так расхваливали тебя. Ты вложил деньги в выборную кампанию их сына, оказал ему поддержку, и Александр Сколфилд станет следующим мэром Бостона.

— Мистер! — раздался детский голос. Это Эммет дергал его за рукав. — Смотри! — Эммет с удовольствием показал на свои ботинки и пальто.

Сет вопросительно посмотрел на Пенелопу, которая пояснила:

— Эммет сегодня впервые сам застегнул пуговицы и завязал шнурки. Мы все очень гордимся им.

— Правда? — Сет с серьезным лицом наклонился к мальчику. — Прекрасная работа, Эммет. Хорошо сделано. Я и сам не смог бы сделать лучше.

Мальчик засиял от гордости, особенно когда Сет протянул ему руку, которую он пожал так, как его учила Альберта Филер.

Прошло полчаса, и Сет познакомился со всеми воспитанниками Пенелопы. Дети были совершенно очарованы им, так же как и Пенелопа. Глядя, как он разговаривал и наслаждался общением с детьми, на которых большинство светских мужчин даже не взглянули бы, Пенелопа вновь поняла, какой он действительно необыкновенный человек.

— У вас замечательные ученики, мисс Пэрриш. Вы должны гордиться ими, — сказал Сет.

От Пенелопы не ускользнуло, как лица ребятишек засияли от гордости при этих словах. Улыбнувшись от радости за них, она сказала:

— Нам будет всегда приятно видеть вас. Может, когда-нибудь вы найдете возможность позаниматься с нашими мальчиками. Наши дети учатся в основном на примерах, а у мальчиков почти нет мужских примеров для подражания. Особенно таких превосходных, как вы.

Уголки губ Сета изогнулись в полуулыбке.

— Значит, я превосходный образец, да? — Он снова сунул руку в карман и что-то начал вертеть там. — Я был бы рад помочь, если бы оставался в городе, но я решил уехать в Денвер первым утренним поездом.

Сердце Пенелопы болезненно сжалось от этой новости.

— Так скоро? Но ты только что приехал.

Он пожал плечами.

— У меня нет причины оставаться тут дольше. Твой брат займется ведением всех моих дел в Сан-Франциско, так что меня здесь больше ничто не держит.

— А что с… твоим домом? — Она едва не выпалила «с нашим Домом Грез», но вовремя остановилась. Это не был их дом, и он никогда им не станет, если она не отважится поверить в их любовь и не попросит его жениться на ней.

Его рука, которую он держал в кармане, резко дернулась.

— Я думаю продать его. Теперь я вижу, что он никогда не станет домом, о котором я мечтал…

— Сет, — растерянно прошептала она, с сожалением глядя на него, когда он взял ее руку. — Я пыталась поверить… я хочу… но… — Она беспомощно покачала головой.

— Не надо, — ответил он. — Я обещал терпеливо ждать твоего решения, и ты не должна ничего объяснять. Однако, чтобы тебе было легче, ты должна знать только одно: я не обижаюсь за твой отказ, и ты всегда можешь считать меня своим другом. — Торжественное выражение его лица смягчилось, когда он прикоснулся к ее щеке. — Будь счастлива, милая принцесса. Это все, о чем я тебя прошу. Просто будь счастлива.

Он поцеловал ее в лоб, повернулся и направился к двери.

Все ее существо отчаянно запротестовало, когда она смотрела ему вслед. Ведь Сет Вандерлин был ее надеждой, страстью, счастьем, душой. И неужели она так просто позволит ему уйти? Ей нужно сказать только два слова, и он останется навсегда.

«Сет!» Хотя Пенелопа была уверена, что ничего не произнесла, к ее удивлению, он обернулся.

— Я… — Она шагнула вперед, губы у нее беззвучно шевелились, словно охватившие ее чувства мешали заговорить.

Он выпрямился, спрятав руку в карман, его глаза горели страстью.

— Да, Пенелопа?

— Я… я… верю, — наконец выговорила она. — О Сет! Я люблю тебя! — Она пробежала через комнату, схватила обеими руками его руку и умоляюще попросила: — Женись на мне! Я вышла бы за тебя прямо в эту секунду, если бы здесь был священник! — Она обняла его за шею, и их губы слились в поцелуе.

Он поцеловал ее со страстью, которая не оставляла никаких сомнений в его любви. Они так были захвачены своими чувствами, что стояли бы очень долго, если бы вокруг не раздались громкие радостные возгласы детей.

Оторвавшись от ее губ, Сет улыбнулся смеющимся детям.

— Мы поженимся сегодня же вечером, если ты не возражаешь.

— Возражаю? Я настаиваю! — Она взяла его под руку, словно показывая, как торопится стать миссис Сет Вандерлин. Случайно ее взгляд натолкнулся на что-то, торчавшее из-под обшлага его рукава.

Это была ленточка, обтрепанная и помятая.

— Моя ленточка-талисман! — воскликнула Пенелопа, вытаскивая ее и с удивлением разглядывая. — Где ты ее нашел?

Сет расплылся в улыбке.

— Она была в кармане моего вечернего костюма. Я все эти месяцы носил ее с собой, теребил ее, скрестив пальцы, загадывая на свою счастливую звезду и умоляя госпожу удачу соединить нас.

— Я же говорила тебе, что она приносит счастье, — со смехом заявила Пенелопа и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его губы. — Нам нужно было только верить в это.