Тускло-грязная синева замазала небо, будто окончательно стирая с него следы уставшего солнца, провалившегося за горизонт. Резкий осенний ветер хлопал вымпелами, дергал палатки, мотал пакеты из-под попкорна и картошки фри. В самом большом шатре уже никто не аплодировал и не смеялся, там пригасили свет и выметали мусор. Отчаянно болтались тусклые лампы, которые включили вместо веселых разноцветных гирлянд, отчего мохнатые лапы теней то и дело порывались проникнуть в шатры. Кто-то негромко переговаривался, где-то заливисто смеялся молодой парень. На столбе, у входа на ярмарку, сердито дергалась отклеившаяся афиша.
За стоящим отдельно, завалившимся на один бок вагончиком, горько всхлипывала девочка. Ей было всего двенадцать, но из-за высокого роста, крупных мужских плеч и мосластых суставов она выглядела старше. Девочка размазывала слезы по лицу, прислонившись спиной к вагончику. Ее никто не искал. Она никому не была нужна. Девочка жила в цирке уже три года, но все еще чувствовала себя чужой. Ей было противно выходить к публике в блестящем облегающем купальнике – мужчины тут же начинали улюлюкать и свистеть, оценивая ее начинающие наливаться женские формы. Девочка отчаянно стеснялась и каждый раз отказывалась выходить, но ее заставляли – грубо и действенно. После каждого выступления она пряталась за вагончик с реквизитом и долго плакала. Сегодня же все прошло просто ужасно – она уронила реквизит, налетела на шпрехшталмейстера и едва не упала на зрителей. За занавесом шпрехшталмейстер отругал ее за зажатость и «нелепые ужимки», велел усилить тренировки и вел себя очень грубо. Когда же, закончив выступление, она хотела убежать в вагончик, ее окружили клоуны, мерзко кривляясь, они щипали ее и дразнили обидными прозвищами. Она ненавидела клоунов. Она ненавидела всех, кто работал в этом цирке. Сейчас девочка была готова на что угодно, лишь бы не возвращаться обратно, в вагончик, который она делила с гимнастками. Эти шумные вульгарные девицы наверняка уже выпили по стаканчику и вовсю веселятся, подкалывая друг друга пошлыми шуточками. Девочка ненавидела цирк, но ей некуда было пойти – когда ей было девять лет, родители продали ее в цирк-шапито. Вот уже три года она бродила по стране вместе с другими артистами, успевая учиться лишь урывками. Она понимала, что таким образом ей никогда не закончить школу, а значит – и не получить образования. Кем она станет, когда ее номер перестанет быть интересным? Куда она пойдет, когда ее выгонят? Что с ней будет, если цирк закроется?
Девочка еще пару раз всхлипнула и тщательно вытерла лицо рукавом старенькой рубашки, накинутой прямо на сценический купальник. Она ужасно замерзла. К тому же, она сидела прямо на земле, к которой примерзла осенняя листва. Несколько газет, сунутых под задницу, совершенно не спасали ее от пронзительного вечернего холода.
Только она собралась встать, как рядом появилась густая тень – девочка боязливо подняла глаза, пытаясь разглядеть силуэт стоящего перед ней человека.
– Эй, это ты тут плачешь? – Голос был ей незнаком. Наверное, это последний посетитель, который ищет, где бы слить все выпитые за этот вечер литры пива и колы. Девочка не ответила ему, отвернулась и судорожно икнула, с трудом унимая слезы. Ей хотелось, чтобы мужчина ушел. Но он не ушел, наоборот, присел на корточки, внимательно вглядываясь в ее лицо. Затем поднял жесткую шершавую ладонь и осторожно вытер ее лицо.
– Не плачь, – он говорил мягко, успокаивающе, – тебя кто-то обидел? Может ты потерялась?
Девочка сердито замотала головой и резко поднялась, пытаясь уйти, но мужчина поймал ее за руку.
– Не бойся, – девочка дернулась, но тот крепко ее держал. – Все хорошо. Помочь тебе найти машину родителей?
– У меня нет ни родителей, ни машины, – хриплым от слез голосом, грустно ответила девочка. Мужчина сочувственно прицокнул языком и поднялся тоже, продолжая держать ее за запястье.
– Это плохо. Что ты здесь делаешь тогда? Пришла посмотреть на выступление, а тебя заметили и прогнали, да?
Девочка снова замотала головой, всей душой желая, чтобы навязчивый незнакомец наконец оставил ее в покое. Но было ясно, что он не уйдет, пока не выяснит, что с ней случилось. Девочка вытерла глаза в последний раз, немного помолчала и неуверенно сказала:
– Я сирота. Работаю здесь, в этом цирке. Меня здесь не любят.
– Ты хочешь уйти? – Спросил ее незнакомец, внезапно девочка почувствовала, что ему можно доверять. Она порывисто вскинула голову, впервые посмотрев мужчине в лицо.
– Да! Я хочу уйти куда угодно, лишь бы больше не жить здесь! – На одном дыхании выпалила она. И, с отчаянием, добавила, – но мне некуда идти! У меня нет дома! И я никому не нужна!
Мужчина улыбнулся и мягко подтянул ее за руку к себе.
– Пойдем со мной? – Предложил он. – Мне нужна сообразительная девчушка вроде тебя. Не бойся, я не причиню тебе вреда, мне всего лишь нужна хозяйка. Умеешь готовить? А убирать? Ну и чудно! Зато у тебя теперь будет дом и тебе не придется сидеть на холодной земле. Я буду заботиться о тебе, а ты – о мне. Меня зовут Ди́глар. А тебя как?
– Зайдо́т, – неуверенно ответила девочка и оглянулась на стоящие поодаль шатры и вагончики.
– Тебе нужно что-нибудь забрать, Зайдот?
Девочка заколебалась было, но потом вдруг отчетливо поняла: здесь нет ничего ее собственного. И еще – ей не хотелось больше видеть сотрудников цирка. Ни одного. Ей просто нужно уйти, прямо сейчас, не оглядываясь. Она крепко сжала руку мужчины.
– У меня здесь ничего нет. – Неожиданно спокойным голосом ответила она. – Давайте уйдем отсюда.
Мужчина и не по возрасту крупная девочка-подросток вышли с ярмарки незамеченными и сели в старенькую машину. Ветер продолжал трепать афишу, пока, наконец, не сорвал ее со столба. Афиша плавно взлетела в воздух, затем медленно кружась, упала на землю. На ней яркими буквами было написано: «Только сегодня! Самая сильная девочка в мире!». Припустил колючий дождь, и афиша медленно утонула в луже. Девочка ехала в чужой дом, который скоро стал и ее домом.