Здравствуй, земля героев!

Глава 22 ГДЕ БУЛЬКАЕТ

Быть джентльменом – значит, быть готовым к неожиданностям. Страдающая акрофобией дама спутала де Толлю все карты. На лифте путь к платформам занял бы считаные секунды. Но эскалатор движется медленно, гораздо медленнее, чем хотелось бы. На «Левиафана», отправляющегося к Кларовым Варам, Владислав Борисович безнадежно опоздал. Следующий поезд – «Молот Запада» – ожидался лишь через полчаса. Так что инспектор решил вернуться на площадь и выпить кофе.

В кафе царили тишина и прохлада. Убаюкивающе гудела линия доставки, голографические пирожные кружились под «Вальс цветов» из «Щелкунчика»; печь издавала вкусный сосновый аромат зиры и корицы.

Обслуживали кафе две официантки в коротеньких белоснежных халатиках. Беленькая немилосердно тянула гласные, надолго застревая между словами. Черненькая, наоборот, трещала без остановки. Владислав Борисович не раздумывая двинулся к ней – он торопился.

– Девушка, – ткнул он в витрину, – вы не покажете мне эти чудные коричневые штучки?

Брови красавицы прыгнули вверх:

– Почему не покажу, почему? Мы что, с вами поссорились?!

– Э-э…

– Таки я удивляюсь. Таки вы покупаете медовый пирог леках, но совершенно не разбираетесь в вопросе. Бирута! Немедленно накорми господина кодафой и приготовь кофе!

Беленькая неторопливо провальсировала к кофейному аппарату.

– Позвольте… я…

– Таанзанийский? – пропела она с неподражаемым акцентом. – Копи Луувак? Антарееспрессо? Что выи будьете заказьивать?

Владислав Борисович понял, что пора перехватывать инициативу. Иначе он так никуда и не уедет.

– Кенийский, пожалуйста. Без сахара и сливок, и к нему… э-э… леках.

– Не смешите мой кассовый аппарат! Кенийский, я умоляю! Вы думаете, в Кении кофе? Вы пробовали когда-нибудь хороший кофе? Возьмите ригельчино и забудьте эту дрянь. На худой конец выпейте денебики или алголики.

Перед инспектором возникли три дымящиеся чашки. На прилавок шмякнулось блюдце с разными пирожными.

«Сумасшедшая планета, – подумал де Толль, отступая в глубь зала. – И люди сумасшедшие».

Чтобы не спорить с официанткой, инспектор устроился за столиком в уютной нише: среди декоративных мешков кофе, просмоленных бухт каната и якорей. У окна шушукались подростки: мальчишка в курсантской форме и девушка в майке цвета хаки. На столике валялись пластиковые листы, помаргивал огоньками мольберт-ноутбук, полупустые чашки с эспрессо опасно сгрудились у края столика.

Заметив де Толля, подростки умолкли. Девочка сгребла со стола несколько листов и решительным шагом двинулась

– Разрешите?

– Садитесь. – Де Толль придвинул к ней одну из чашек. – И пригласите вашего друга, раз уж на то пошло.

Курсант не заставил себя ждать.

– Итак, слушаю вас, молодые люди, – объявил Владислав Борисович, когда тот уселся. – Что вы хотели у меня узнать?

– Вы – чиновник Фронтира? – уточнила девочка, демонстративно не замечая пододвинутой чашки.

– Точно так. Владислав Борисович де Толль, инспектор по делам пограничных миров. А вы, если не секрет?..

Подростки переглянулись:

– Яри.

– Катя.

– Что ж, вот и познакомились. А теперь изложите ваше дело, но по возможности короче. Я тороплюсь.

Катя развернула один из пластиковых листов и положила на стол, бесцеремонно сдвинув блюдца.

– Дело вот в чем. Я – эмпарт.

– Простите, как? Эмпат?

– Нет, эмпарт. Это редкое умение, восприятие и сопереживание через искусство. Я рисую людей… ну, такими, как когда они не притворяются. Понимаете?

– Если честно, то не совсем. – Де Толль украдкой посмотрел на часы.

– Я так и думала. Вот, смотрите: я рисовала площадь, и вы попали в кадр. Узнаете?

Де Толль склонился над рисунком. Художница, несомненно, обладала талантом: выражения лиц, силуэты – все было схвачено весьма удачно.

– Ваша татуировка. Видите? У вас ведь есть татуировка планарного меча?

Владислав машинально натянул на запястье рукав пальто. Да нет, чушь. Сквозь ткань разглядеть татуировку мог разве что колдун. Или другой мастер меча.

– А вот женщина, которая к вам подошла. Та, светловолосая… Вы вместе вошли в здание вокзала.

– Женщина… Не пойму, к чему вы клоните.

Катя захлопала ресницами:

– Но у нее четыре руки! Видите?

– Мало ли. Пикассо к примеру женщинам уши на подбородке рисовал.

– Я не Пикассо, а эмпарт! И если у человека на моем рисунке четыре руки, значит, он асур.

– Точно! – подтвердил Яри. – Катька никогда не ошибается.

– Хорошо, хорошо, – инспектор развел руками. – Но что с того?

– Как что? – хором воскликнули подростки. – Она же шпион!

– Ее остановить надо, – добавил Яри. – А то она вокзал взорвет или гипновирус в интернет запустит, – и указал глазами на агитплакат над де Толлевым столиком.

На плакате асурский громила тыкал в монитор компьютера дискеткой с торчащими из нее зубастыми головастиками (вирусами, надо полагать). Человек в шляпе и пальто – копия де Толля – готовился вонзить в его спину меч с надписью «firewall». «Пользуйтесь лицензионным программным обеспечением „Ослябисофт“, – призывал плакат, – это патриотично».

«Хорошее поколение растет, – вздохнул де Толль. – Только бестолковое… Но это быстро проходит».

– Помилуйте, господа. А я тут при чем?

– Как при чем? – опешили те. – Шпионка же!

– Молодые люди, – устало объяснил инспектор, – шпионы – это дело луврских госслужб. Это их обязанность – ловить резидентов. Понимаете?

– А ваша?

– Моя обязанность – следить, чтобы вы в пограничье человеческий облик не потеряли. Я – всего лишь скромный чиновник, доживающий последние дни до пенсии. Послезавтра инспектаж тю-тю, ибэдэ – тоже. Я становлюсь старым пердуном в отставке и с чистой совестью лечу на Дач-ное-8. Там газовый гигант терраформировали, слышали?.. Стану выращивать вишнаны, яблонику… Вы кушайте пирожные, кушайте.

– Значит, вы нам не поможете?

Инспектор вздохнул. Жизнь научила его разбираться в лицах. Если судить по Катиному, художница собиралась в одиночку напасть на «шпионку», избить, связать и…

О том, что следует после «и», с такими лицами обычно не задумываются.

С другой стороны – ну не отменять же из-за детских бредней важные дела?!

– Сделаем так. У меня сейчас встреча, – он вновь посмотрел на часы, – зато потом я относительно свободен. Давайте в полвторого… или нет, полтретьего встретимся здесь же. Тогда и обсудим. А до того времени – никакой самодеятельности. Соглашаетесь?

Подростки закивали.

– Вот и славно, – объявил де Толль, не обращая внимания на их кислые лица. – А сейчас, уж простите, вынужден вас покинуть. До скорого!

Уже в дверях его настиг Катин голос:

– Вы в Кларовы Вары? Будьте осторожны. Похоже, вас ждет простуда или что-то в этом роде.

– Похуже?

– Например, мучительная смерть.

Добрая девочка… Инспектор на мгновение сбился с шага, но овладел собой. Времени на удивление не оставалось.

Когда-то Кларовы Вары славились по всему доминиону. Вода целебных источников помогала от пристрастия к компьютерным играм и онлайн-зависимости.[29] Мамаши везли на Лувр заигравшихся отпрысков, жены – мужей, завсегдатаев виртуальных борделей и казино. Пансионаты «Глубина-глубина, не пошла бы ты на…», «Оффлайн», «Девочки, вино, картишки» пользовались бешеной популярностью.

Потом Лувр подключили к интернету, а курорт нашпиговали интернет-камерами и станциями оцифровки. По всем каналам телевидения гремело: «Виртуальная копия Кларовых Вар! В триста раз дешевле! Излечись, не покидая кресла!» Появился виртуальный клуб знакомств «Карл Клару пикапил на Варах», на рынок вышла игра «Курортный магнат против покемонов», появился ролевой эротический фильм «Долгий вечер в Варах».

Мало-помалу поток посетителей иссяк. К чему лететь на край доминиона, когда все прелести луврской жизни можно испытать и дома? Курорт погрузился в сонное оцепенение. Посещали его только-местные да бывшие сетевые наркоманы – по старой памяти.

Шепетов шел по усыпанной «живым» песком дорожке. Ракушки и крохотная цветная галька под ногами складывались в указатели: «Утренник „Процветай, доминион!“ в комплексе „Радость детства“ начнется через сорок минут. Билеты приобретайте в кассах 1, 4 и 8», «Лечебные каменоломни „Слава труду“ временно закрыты в связи с переучетом кирок и тачек. Приносим отдыхающим свои извинения».

Шепетов показал старичку удостоверение и через заросший молочаем и маками альпийский склон двинулся к павильону «Иайьнась – СП пиииськ». Здесь он переоделся в халат с черно-белыми драконами и босиком отправился к бассейну.

В небе парил лозунг «Нео, ты не избранный, а полноценный член общества». На душе скребли паутицы. Кряхтя, генерал-майор сбросил халат и по выщербленным каменным ступеням спустился в озерцо. От горячей воды перехватило дух.

Ампула жгла пальцы даже сквозь бинты. Разбивать ее пока не стоило. Во-первых, чиновник Фронтира мог опоздать или перепутать источник. Во-вторых, не совсем понятно, о чем пойдет разговор. Втайне генерал надеялся, что инспектор пригласил его для беседы о каких-нибудь пустяках: низком уровне военно-патриотического воспитания, например, или дотациях на освоение кадетами реактивных гиперроликов. В этом случае убийство де Толля могло подождать.

Шепетов с наслаждением вытянулся и закрыл глаза. Дергающая боль в руке понемногу отпускала: сказывались целебные свойства воды.

Человек плохо приспособлен к биосфере чужих планет. Он и свою-то с трудом переносит. Поэтому всем прибывающим в иные миры необходимы инъекции для защиты от аллергенов и инопланетных болезней.

Вещество в ампуле блокировало действие этих инъекций. Капелька на кожу, вдохнуть пары – и готово. Луврский грипп убивает в считаные часы. Поди потом разберись, отчего засбоили вакцины. Так что, устраняя де Толля, Шепетов ничем не рисковал. Сам он заразы не боялся. После нескольких лет жизни на планете лувриане получали устойчивый иммунитет ко всем ее сюрпризам. Максимум, что грозило, простуда и затяжной насморк в конце весны.

– День добрый, господин генерал-майор, – послышался старческий голос.

Кобаль открыл глаза. По тропинке спускался пожилой человек в шляпе и черно-белом халате поверх пальто.

– Я смотрю, вы славно устроились, – отметил он благодушно. – Как говорится, рыба ищет где глубже, а человек – где булькает. Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

– Пожалуйста, пожалуйста!

Шепетов вытянул руку так, чтобы ампула пришлась на край каменной глыбы. Легкого движения хватило бы, чтобы расколоть стекло.

Де Толль принялся раздеваться.

– Хорошо тут у вас в мае, – сообщил он мечтательно. – И гостей, наверное, много… Хотя незваный гость хуже асура.

Слова «асур» и «май» заставили генерала вздрогнуть. «Все знает, – подумал он в панике. – И про гостей не зря начал. Думает, дернусь, себя выдам. А вот выкуси!»

– Гостей… да, что ж. Всякие гости бывают.

– А скажите, – де Толль стянул рубашку, – шпионы у вас водятся? Меня который день детишки осаждают. Все им асурские резиденты мерещатся.

Ампула скрежетнула по камню, но не разбилась. «А-атставить, генерал-майор! – приказал себе Шепетов. – Надо выяснить, что он еще знает. А пока пусть поживет».

Когда инспектор снял рубашку, обнажилась татуировка на запястье.

– Помилуйте, это что же у вас? – заинтересовался Кобаль. – Планарный меч?

– Да так, – отмахнулся де Толль, – в юности баловался… Выполнил нормативы, потом пару раз экзамены сдавал.

…Когда-то планарный меч считался перспективным оружием. Татуировку делали все или почти все офицеры, но потом мода сошла на нет. Обращаться с этим оружием сложно. Легкое движение руки превращает татуировку в призрачный клинок, но умение это зависит от способности хозяина к концентрации. Один фехтовальщик из десяти тысяч может сделать меч видимым. Один из миллиона – ощутимым (проходя сквозь тело противника, лезвие вызывает неприятные покалывания).

И лишь немногие доходят до вершин мастерства. Меч в их руках – страшное оружие. Корабельная броня, камень, силовое поле – ничто не устоит. Вот выдержка из асурского боевого устава: «…при встрече с фехтовальщиком людей рекомендуется бросить автомат на землю, лечь и закрыть голову руками. Ни в коем случае не блокируйте удар. Может статься, что у ваших соратников закончатся боеприпасы, тогда они подберут ваш автомат и продолжат бой».

Судя по золотистому оттенку татуировки, инспектор дошел до уровня мастера. Иначе рисунок выглядел бы бронзовым или серебряным. Говорят, есть еще алмазный клинок, но кто поручится, что это не легенды?

– И давно вы… практикуете? – уважительно поинтересовался Шепетов.

– Лет сорок. Как это говорится у малокитайцев: «Путь в пятьдесят четыре парсека начинается с одного шага в портал».

Пятьдесят четыре парсека отделяли Лувр от Версаля. «Давить! Давить к чертям!» – решил Шепетов, но что-то вновь ему помешало сделать это – любопытство или что-то еще.

– Почему же пятьдесят четыре? – спросил он.

– Это, знаете ли, новые веяния в Малокитайщине. Таково расстояние от Малого Китая до Шаолиня-1, родины кун-фу. – Инспектор блаженно потянулся: – Я ведь молодой был, горячий. Связался с хулиганьем, влип в историю. Думал, наколю планарник на руке – враз разберусь со всеми… Где там! Хорошо, учитель фехтования хороший попался. Спас. – Де Толль потянулся к портфелю, прислоненному к куче одежды. – Заболтался я по-стариковски, а вас, поди, дела ждут?

– Дела никуда не денутся.

– И то верно. Заведовал, помню, приютом на Чакотке… Тяжкое дело, доложу вам: начповос кровопийца, в подвалах привидения заводятся, и крутиться надо, ходы-выходы потайные знать. У вас так же?

Генерал кисло улыбнулся.

– Вот и я, – продолжал инспектор, – дотации помню, чуть ли не из воздуха добывал. Как говорится, что асуру грязь, то кинкару имплантат.

Шепетов совершенно измучился. Асурская грязь составляла львиную долю бизнеса контрабандистов. Каждое слово де Толля попадало в цель, хотя тот, похоже, об этом не догадывался.

– А вы и на Чакотке жили?

– Где я только не жил! И на Чакотке, и на Хаджаллахе советником.

– Какое совпадение! Я ведь тоже советником одно время… да… И тоже на Хаджаллахе.

Инспектор и генерал посмотрели друг на друга с симпатией.

– А вы, позвольте спросить, в какое время? – поинтересовался генерал.

– Когда с Бетельгейзе воевали.

…Хаджаллах-1, мир победившей теократии, жил в состоянии священной войны. Это упрощало управление людьми: в военное время к образованию, культурным и социальным программам требования не такие жесткие, как в мирное. Можно и гайки подзакрутить.

Для войны хаджаллахский султан выбирал далекие миры, отстоящие от Хаджаллаха на сотни и тысячи парсеков. Пока военные корабли долетали, война успевала закончиться и приходилось искать следующую цель. Состояние джихада длилось десятилетиями.

Поводом к войне могло служить что угодно. Когда выяснилось, например, что основу экономики Нового Китая составляет экспорт свинины, чувства верующих испытали мощное потрясение. Свинья – животное нечистое, и хаджаллахцы не могли допустить, чтобы она стала залогом чьего-либо процветания. Через два года религию оскорбили свинцовые рудники на Ригеле. Следующим провинился Свенельд-2, построив лучшую в доминионе клинику косметических операций. Человек – создание бога, учили хаджаллахские муллы, и изменение его внешности приравнивается к рисованию карикатур на Всевышнего.

– Бетельгейзе… Бетельгейзе… Казус белли[30] напомните?

– Эпидемия. Хаджаллахцы сразу откликнулись: так мол и так, название вашей болезни оскорбляет наши религиозные чувства. Бетельгейзцам, конечно, не до того было: на планете выжила хорошо если треть населения.

– Так вы, значит, последнюю застали?[31]

– Именно так. Ребят при мне перевоспитывали. Вера, мол, религиозные чувства – это хорошо, но не забывайте, что все мы люди и живем в кольце чужих рас. И уж по крайней мере со своими стоит жить в мире.

«Он, в сущности, хороший мужик», – решил Шепетов. Но тут Владислав Борисович все испортил. Достал из портфеля папочку и со словами: «А теперь, пожалуй, займемся делами», – протянул ее генералу.

– Тут у нас недоразумение возникло, Кобаль Рикардович. Корабль Фронтира обнаружил следы интерференционных волн в инфосфере Лувра. Анализ показал, что вы прячете незарегистрированный портал.

– Ну… да… В общем и целом…

– Нехорошо, сударь. Куда портал-то хоть?

– На Версаль. Но понимаете, Владислав Борисович… я все объясню…

– Объяснений не надо. Портал имеет оборонное значение, а в описях не значится. Совсем нехорошо, господин генерал-майор. И налоги вы не платите. Вообще что вы через него такое таскаете? Ребята бились, бились, так и не смогли расшифровать. Золото-бриллианты?

От источника шел горячий пар, вода обжигала, но Шепетову показалось, что его сунули в ледяную прорубь.

– Наноботов, биооружие, – быстро сказал он, – кинкаровские имплантаты…

– Которые для асуров грязь? – понимающе усмехнулся де Толль. – Шутник вы, Кобаль Рикардович. Весельчак. Заполните анкету и проставьте подтверждение в графе реквизитов. Придется выплатить налоги за шесть лет. Но тут уж сами виноваты.

Генерал решил, что ослышался:

– И все?

– А что еще? – удивился Владислав Борисович. – Ох, темните вы что-то, Кобаль Рикардович! Поди, дамочек через портал водите. Блондиночек в соку. «Люблю грозу вначале, Майя!» Ну, успокойтесь, успокойтесь, жене не выдам. Мне неприятности ни к чему. Перед пенсией-то.

– Да, – торопливо кивнул Шепетов. – Благодарю вас… премного и весьма…

– А с рукой у вас что? Выглядит, словно реликт асурской фауны жевал.

Генерал не нашелся с ответом. Де Толль истолковал его молчание превратно:

– Ну, не хотите, не надо. Как говаривал один мой знакомый контра…

– …бандист?

– Контрабасист. Так вот, он говорил, что в каждом куполе автономного проживания найдется свой скелет. Что с вами? Вам плохо?

Шепетов тупо смотрел на ладонь. Осколки стекла поблескивали среди бинтов слюдяными камешками. Прозрачная капля повисла на кончике пальца, грозя упасть в воду.

Генерал осторожно подставил под нее здоровую ладонь. Бывают же такие совпадения…

– Нет, – ответил он решительно.

– Что нет?

– Скелета не найдется, говорю. Робоуборщики его утилизируют при первой же проверке на экочистоту. Прошу прощения, но мне нужно срочно отлучиться.

Молясь, чтобы содержимое ампулы не пролилось в бассейн, Кобаль полез на берег. Там, не одеваясь, рванул в павильон, провожаемый недоуменным взглядом чиновника.

Воды в павильоне не оказалось, и генерал вымыл руки прямо в аквариуме. От его ладоней расплылись едва заметные желтые струйки. Пестрые рыбки с Колхидиума подплыли к этим струйкам, понюхали, а затем принялись мутировать с бешеной скоростью. Одна из них – невзрачная, в тусклой свинцовой чешуе – выросла раз в пять и тут же набросилась на своих товарок. После недолгой борьбы она осталась в гордом одиночестве. Чешуйки ее набухли, выпустили щупальца и расплылись метастазами по всему телу. Сожрав водоросли, улиток и песок, рыбка всплыла вверх брюхом. Ей никто не делал противоаллергенных прививок.