Зеленая машина

КРАСНАЯ ПЛАНЕТА

Часы пробили, и их серебристый звон послужил мне сигналом к отлету. В одно мгновение машина отделилась от Земли и взвилась в пространство. Наклонившись вперед, я смотрел в ночное небо. Было облачно. В просветах между туч там и сям выглядывали звезды, среди которых я быстро нашел Марс, цель моих странствований. Прямо над моей головой огромная комета горела на темной лазури, словно гигантский факел. Далеко внизу расстилался темный лабиринт лондонских улиц, еле освещенных желтоватым мерцанием фонарей. Я различил мощную громаду собора св. Павла и серебристую ленту Темзы.

Огни становились все бледнее и бледнее, словно заволакивались туманом. Кругом царило гробовое молчание. Все звуки Земли умерли. Я поднимался выше и выше, приближаясь к Луне, на которой четко различал очертания гор. В пространстве бушевал холодный ветер, но мне было тепло: костюм, сделанный из удивительного состава, изобретенного Найтингелем, великолепно предохранял меня от стужи.

Вскоре я услыхал отдаленное глухое жужжание, постепенно все усиливающееся и перешедшее, наконец, в оглушительный гул: ко мне приближался воздушный корабль. Могучий порыв ветра… Грохот машин… Из мрака надо мной выплыл воздушный гигант, защищенный бесчисленными огнями и похожий на огромную рождественскую елку. Одно мгновенье мне казалось, что я слышу гул человеческих голосов… Может быть, кричали мне. Затем звуки стали стихать, и воздушный корабль канул в черные пучины ночи.

Снова стало тихо. Последнее звено, соединявшее меня с Землей, с людьми, было порвано.

Вскоре я поднялся настолько высоко, что лицо мое стало замерзать, и я начал задыхаться. Пора залезать в раковину, решил я. В один миг я надвинул на голову шлем и оказался герметически закупоренным.

Полет продолжался. Было так тихо, что малейший шорох прозвучал бы здесь, как пушечный выстрел. Никогда в жизни я не испытывал такого гнетущего одиночества. Даже в одиночной камере тюрьмы узник не чувствует такой отрезанности от мира.

По мере того, как атмосфера разрежалась, — скорость летучего мотоциклета возрастала. Вскоре я догадался, что уже вылетел из пределов земной атмосферы и несусь в пустоте. Итак, я первый из цыплят Земли пробился сквозь скорлупу атмосферы и выбрался на широкий мировой простор.

Сквозь стекло шлема мне уже не было видно, звезд, но комета и Луна все еще оставались в поле моего зрения. В мрачном и пустом межпланетном пространстве не существует ни восхода солнца, ни закатов. Там царит вечная непроницаемая темнота. Мне было неизвестно, попал, ли я в сферу притяжения кометы или несусь прямо на Солнце — к неминуемой гибели.

Не могу даже приблизительно передать состояние ужаса, испытанное мною во время этой полной изолированности от света и жизни. Скоро я потерял всякое представление о времени, а также и о направлении, в котором летел. Как-то, находясь еще сравнительно недалеко от Земли, я услыхал странное жужжание. Казалось, летел камень, пущенный из гигантской пращи. Еще мгновенье, и мимо меня пронеслась с невероятной быстротой какая-то яркая масса. Без сомнения, это был метеор, летевший к Земле. Помню, у меня возникло желание поменяться с ним местами.

Я пронесся мимо Луны на расстоянии всего нескольких тысяч миль от ее поверхности. Вид на Луну с птичьего полета четко врезался в мою память. Подо мной вздымались пустынные громады обрывистых гор. Я успел заметить, что формация этих гигантов весьма необычайна. Возможно мое впечатление явилось результатом огромной быстроты полета, возможно также, что мне удалось подсмотреть некоторые «лунные тайны», так как я пролетел мимо навсегда скрытой от Земли стороны лунного лика.

Что было потом? Бесконечный полет в пустоте. Казалось, я прирос к своей машине. По временам мне казалось, что я неподвижен, и время и пространство беззвучно несутся мимо меня. Я забыл о цели своего путешествия и потерял всякую надежду когда-нибудь достигнуть твердой почвы. Черная, пустая, ледяная бездна.

Я утратил всякий интерес к жизни и с полным равнодушием думал о смерти.

Должен сказать к чести зеленого мотоциклета, что он исполнял свое назначение с необыкновенной точностью, без малейших заминок. Мой костюм служил надежной защитой от царившего кругом холода. Если бы и прочие вычисления Найтингеля оказались такими же точными, все могло бы кончиться благополучно. Однако я был настолько подавлен чудовищным одиночеством, что как-то не верил в счастливый исход путешествия.

Прошло приблизительно три дня (а может быть, и три часа), и я впервые увидел на сравнительно близком расстоянии планету, к которой направлялся. Подняв голову, чтобы приложить к губам трубку, доставлявшую мне пищу, я увидел перед собой красный диск, величиной приблизительно с нашу луну. Я привскочил от изумления.

Прошло несколько секунд, прежде чем я набрался мужества снова взглянуть на планету, от природы и свойств которой зависела моя жизнь. У меня чуть не вырвался крик радости, когда я разглядел знакомые мне очертания континентов на поверхности Марса.

Сомнений быть не могло, я приближался к красной планете. Итак, Найтингель оказался истинным пророком. Я, должно быть, находился на расстоянии всего каких-нибудь трех миллионов миль от места моего назначения. Принимая во внимание скорость кометы, увлекавшей меня за собой, я вычислил, что через сорок восемь часов или минут (точно не знаю), достигну конца своего путешествия. Последние часы моего полета показались мне бесконечно долгими, так как в сердце пробудились надежды, а вместе с ними и новые дерзкие замыслы. Я жадно вглядывался в поверхность Марса, который становился все крупнее и ярче по мере продвижения кометы. Стали видны каналы — длинные красные блестящие ленты, — прорезавшие поверхность планеты. Между каналами простирались огромные равнины, казалось, лишенные растительности. Поверхность планеты представлялась совершенно ровной и плоской. Каналы покрывали всю планету геометрически правильной сеткой линий. Я невольно вспомнил наши глобусы, покрытые сеткой меридианов и параллелей. Полюсы планеты казались блестящими оазисами снега. Судя по незначительной величине снежных полярных полей, на Марсе была весна. По берегам каналов можно было различить поля и леса, выступавшие все ярче и яснее по мере моего приближения к планете. Однако, я заметил, что эти признаки жизни имелись только на близком расстоянии от воды. Почти всю поверхность планеты занимали огромные бесплодные пустыни.

Вскоре стали видны оба спутника Марса. Ближайший из них облетел планету с колоссальной скоростью. Я поравнялся с более отдаленным спутником, находившимся на расстоянии четырнадцати тысяч миль от Марса. Хотя я и пролетел, совсем близко от этого спутника, мне не удалось подметить на нем ни малейшего признака жизни.

Моим глазам представился пустынный фантастический вид. Скалистые горы, пропасти, пустыни. Некоторые отверстия в почве напоминали заброшенные шахты.

Более близкий к планете спутник остался в стороне от меня. Однако я все-таки заметил, что он сильно отличался своей поверхностью от первого спутника. Подобно планете, он был весь изрезан красными каналами, по берегам которых можно было различить признаки растительности. Миновав его, я почувствовал, что скорость моей машины уменьшается. Затем мотоциклет начал метаться из стороны в сторону, испытывая одновременно притяжение и кометы и Марса. Однако планета пересилила, и я почувствовал, что спускаюсь со все убывающей скоростью. Я закрыл глаза. Кончен долгий опасный путь, — я приближаюсь к поверхности Марса.

Машина медленно опускалась. Я робко приподнял шлем и почувствовал дурноту; усилием воли я заставил себя снова надвинуть его. Этот опыт показал мне, что я окружен атмосферой, но очень разреженной. Итак, безвоздушное пространство осталось позади. Я опускался все ниже. Вскоре я вновь отважился приподнять шлем и набрал полные легкие воздуха. Даже на таком расстоянии от поверхности планеты жизнь была уже возможна. Я окунулся в густые влажные облака и почувствовал на лице свежее дыхание ветра. Подняв голову, я увидел небо, усеянное звездами. Ночь подобно траурному плащу окутывала спящую планету; спутники Марса еще не взошли, однако в тусклом свете звезд я мог различить под собою обширную лишенную растительности пустыню. Казалось, поверхность планеты бежит мне навстречу.

Затаив дыхание, я налег на тормоза. Резкий толчок, и я очутился вместе со своим мотоциклетом на мягкой песчаной почве.

Свободной рукой я перерезал ремень, прикреплявший меня к седлу. Затем, оттолкнув мотоциклет, я поднялся на ноги и поставил машину на колеса. Несколько мгновений я стоял, тяжело дыша, собираясь с мыслями. Голова кружилась. Я шатался, как пьяный. Оправившись от полученного при падении сотрясения, взглянув на звездное небо, я стал озираться по сторонам. Несколько раз я ощупывал ногою песок, чтобы удостовериться в реальности окружавшего меня мира. Затем я испустил торжествующий крик, набрал пригоршню мелкого песку и в экстазе бросил его ввысь, к звездам. Итак, я преодолел узы пространства и нарушил весь ход исторического процесса. Я открыл новый мир. Первым из детей Земли вступил на почву Марса я.

— Дорогой мой, — воскликнул Вильсон, когда мы прочли это место. — Какой потрясающий момент! Теперь моя очередь читать.

Я охотно согласился на предложение моего друга.

Вильсон разложил на коленях листы рукописи и приступил к чтению.