Зеленая собака, или Повесть о первоклассниках

Началась новая жизнь, и зелёная собака совсем забыта

Первого сентября Валентин вместе со всеми стоит во дворе школы.

За низеньким белым забором остались мама и Сашка. Валентин оглядывается на них. Родителей целая толпа, некоторые подпрыгивают, чтобы лучше видеть своих детей, некоторые расталкивают других, а некоторые даже плачут, как будто проводили человека не в первый класс, а на самую настоящую войну. Мама и Сашка не прыгают и не собираются плакать. Они смотрят на своего Валентина и кивают ему. А Сашка сидит у мамы на руках и улыбается во весь рот. Мама взяла Сашку на руки, чтобы он мог лучше видеть своего брата Валентина. В такой день.

Валентин махнул им букетом и пошёл искать свой класс.

В это время говорили речи с трибуны, играл оркестр старшеклассников, а другие старшеклассники зашли за угол школы и потихоньку танцевали под магнитофон, но потом высокий мужчина погрозил им кулаком и не велел танцевать. Валентин узнал, что это был преподаватель физкультуры Игорь Олегович, он всегда грозил кулаком тем, кто не слушался, но был добрый. Сильные всегда добрые.

— Смотри-ка, у него гладиолусы, — сказал рядом очень знакомый голос. — А у меня георгины.

Это была Сонька. Она стояла рядом в ослепительно белом переднике, в коротко остриженных волосах чудом держался огромный бант. И по её тону выходило, что георгины Соньки гораздо лучше гладиолусов Валентина.

Но сегодня она Валентина не задразнит, нет, он готов к бою.

— Сонька! Ты чего сюда пришла? — Он спросил с самым невинным видом, чтобы сбить с Соньки спесь.

— Я-то в школу пришла, учиться. Меня записали самой первой — Артамошина Соня.

Хорошо, у кого фамилия на «А». Валентин отвернулся от Соньки, у него фамилия самая последняя в списке — Яблоков.

В это время директор школы с большим букетом стала поздравлять всех с праздником — Днём знаний. И все закричали: «Спасибо!», а одна большая девочка, класса из пятого, даже крикнула: «Ура! Вперёд!» Валентин засмеялся, а большая девочка ему подмигнула.

Тут появилась красивая женщина, похожая на киноактрису.

— Здравствуйте, хорошие дети. Я ваша учительница, меня зовут Лариса Александровна.

Валентин сразу залюбовался учительницей. Она была красивее всех в огромном школьном дворе. Распущенные по спине светлые кудри, ясные глаза, нежные щёки. Пёстрый шарф, как большая бабочка, сидел на её узеньких плечах. Валентину хотелось её защищать, Ларису Александровну, только он не знал — от кого.

Все ребята из первого класса обступили её и стали отдавать цветы. Они немного толкались, немного кричали, но в общем всё шло хорошо.

— Спасибо, спасибо, хорошие мои дети, — говорила учительница.

Валентин протянул ей свои оранжевые гладиолусы.

— Ах, какие прелестные гладиолусы! Они горят, как огоньки.

— А у меня георгины! — запищала Сонька.

— Какие милые георгины. Ну прямо как жёлтые солнышки.

Учительницу уже было совсем не видно из-за цветов, а ребята протягивали ещё и ещё букеты. И она никого не обидела, и все букеты взяла, и все цветы похвалила. А потом засмеялась и говорит:

— Как же я дойду теперь до нашего класса? Я и дороги не вижу, а вижу только цветы. Кто мне поможет?

— Я! — быстрее всех сказал Валентин и протянул руки, и она дала ему много цветов. Он прижал их к животу.

И тут все вокруг закричали:

— Я помогу!

— И я тоже.

И учительница всем раздала букеты. Одному мальчику, самому высокому, не хватило, и он собрался плакать — скривил рот и вдохнул побольше воздуха, чтобы плач получился погромче. Но Валентин успел тихо сказать ему:

— Рёва-корова.

А Лариса Александровна покачала головой и говорит:

— Поделись с ним скорее, ты что?

И Валентин отдал высокому Кириллу почти половину — не жалко же.

Опять все были с цветами, и весело шумели, и топтались вокруг своей учительницы. И всем очень нравилось, что у них есть теперь своя собственная учительница — Лариса Александровна.

Тут все учителя повели ребят в школу — впереди шла учительница, а за ней — класс.

Значит, и они, первый «А», сейчас пойдут туда со всеми. Но Лариса Александровна сказала:

— Вон там, в стороне, стоит отдельный домик. Новенький, как вы. Видите? Там мы с вами будем учиться.

Одноэтажный дом был похож — ну конечно! — на детский сад. И все приуныли.

— Почему отдельно?

— Разве мы не ученики?

— Ну вот! У меня тетрадки!

— У меня пенал.

— Я умею считать до шестнадцати!

Только самый высокий мальчик Кирилл ничего не кричал. Он ревел в полный голос. И никто не дразнил его, потому что на этот раз Кирилл был абсолютно прав. Действительно, обидно — собирались в школу, всем раззвонили, купили всякие школьные вещи, — и, пожалуйста, их даже в школьное здание не пускают. Любой из первого «А» готов был заплакать.

Лариса Александровна подняла руку.

— Спокойно, мои хорошие, умные дети! И не шумите. И не вздумайте плакать. Школьники не плачут.

Кирилл сразу замолчал, как будто выключили звук, достал из кармана очень чистый носовой платок и вытер нос и мокрые щёки. И все перестали кричать. Учительница сказала:

— Для нас с вами построили такой хороший школьный дом. Там всё новенькое и необыкновенное. Шестилеткам полагается учиться отдельно, потому что другой режим, своё расписание. А мы вместо того, чтобы идти и заниматься важными делами, стоим тут посреди двора. Ну-ка быстренько построились и пошли. И все сейчас же улыбнулись, слышите?

— Шестилеток нарочно отделяют, — заметила рассудительно Сонька, — чтобы большие нас не затолкали.

Все уже шли к своему школьному домику.

— Как тебя зовут? — наклонилась к Соньке учительница.

— Соня Артамошина, — ответила Сонька. — Я умею считать до шестнадцати!

Учительница шла не впереди, как у других, а сбоку. Может быть, она боялась, что кто-нибудь отстанет и потеряется.

— Соня, моя дорогая. Что ты такое говоришь? Разве тебя, например, может кто бы то ни было затолкать? Или вообще обидеть?

— Меня — никогда. — Сонька гордо задрала нос. — Но ведь разные бывают люди. Бывают тихонькие.

Сонька весело глядела на учительницу, огромный бант подрагивал над ровной чёлочкой.

— Да, разные, совершенно разные люди, — отозвалась учительница. — И всем должно быть в школе хорошо.

Сонька подпрыгивала рядом с учительницей, а Валентину Сонька успела показать язык из-за спины Ларисы Александровны. Язык у Соньки был ехидный, длинный, розовый. Что мог сделать Валентин? Только отвернуться — он и отвернулся. Эх, не записали Соньку в другую школу — обязательно в эту. Но он не собирался расстраиваться в свой первый школьный день.

Тут они подошли к своему домику. Учительница сказала:

— Видите, какой отдельный домик? Он нам нужен потому, что у шестилетних детей свой распорядок. Уроки у нас короче, переменки длиннее.

— А почему?

— Мы хотим, как все, — зарёванный Кирилл опять надул губы.

Учительница положила руку ему на голову и сказала всем:

— Вы ещё пока люди немного шумные, правда?

— Да!

— Немного!

— Чуть-чуть!

Учительница, как дирижёр, остановила их, подняв руку. И продолжала:

— Любите бегать. Любите прыгать.

— Да, да!

— И беситься!

— И наскакивать!

Учительница засмеялась:

— Вы можете всю школу перебудоражить. Расшумитесь не вовремя и даже старших ребят на перемене затолкаете. Вот чего я больше всего боюсь.

И тут она отперла дверь и впустила их в отдельный школьный дом.

Валентину там сразу понравилось. Было очень светло, солнечные зайцы прыгали по стенам, по столам и по стёклам шкафов. А в шкафах лежали цветные кубики, куклы, медведи. На подоконнике сидел Буратино, опустив к своим красным башмакам длинный острый нос.

Но игрушки игрушками, а всё-таки это не было похоже на детский сад. Это была самая настоящая школа. И доска во всю стену, и столы рядами. И главное — учительница, Лариса Александровна.

Она стала усаживать их за столы. Тех, кто ростом поменьше, — вперёд, чтобы высокие ребята не загораживали им доску.

— А ты, Валентин, садись вместе с Соней вот сюда, у окна.

Эх, сказать бы учительнице, что не хочет он сидеть с Сонькой. Ну ни за что не хочет. Лучше с кем угодно. Даже один он согласен, только не с этой врединой, жадиной, ябедой. Но он постеснялся это сказать: неудобно как-то свой первый урок начинать с каприза. И Валентин понуро поплёлся к столу, который указала учительница. Не повезло — что поделаешь. И тут вдруг совершенно неожиданно происходит чудо. Учительница говорит:

— Или нет. Мы сделаем иначе. Соня сядет под картинкой с ёжиками. Видишь, Соня, какие хорошенькие ежата? А ты, Валентин, сюда, и с тобой — Кирилл.

Нет, это же надо! Какой же он невезучий? Наоборот, везучий человек Валентин! Очень удачливый парень.

Так и оказались они рядом — Валентин у окошка, а с ним Кирилл. Он уже не был зарёванным, а обыкновенный симпатичный парень хитровато смотрел на Валентина, лицо у Кирилла треугольное, подбородок острый, а брови белые и ресницы белые.

— А я с ним и сама не хочу, — сказала Сонька, — этот Валентин живёт в нашем доме, я знаю его с детства.

Сонька презрительно сморщила нос и пошла на своё место под ёжиками. С ней рядом оказалась девочка Анюта, которую Валентин про себя назвал Анютины глазки. У неё были широко раскрытые глаза, немного похожие на цветы, не то голубые, не то сиреневые.

Когда все уселись, Лариса Александровна встала у своего учительского стола, оглядела их:

— Вот сидит передо мной класс — самый дружный, самый добрый, самый весёлый. И все друг к дружке хорошо относятся. Правда, Соня? И никто никого не обижает, а все друг другу помогают всегда. Верно?

И все сказали:

— Да-а.

Хотя тогда, в свой первый день, не все до конца понимали, что такое дружный класс. Это не такое простое дело. И чтобы понять, что это значит — дружный класс, надо, наверное, прожить на свете не шесть лет, а гораздо больше.

Постепенно выяснились всякие неожиданности.

Например, учительница сказала:

— Вот здесь стоит шкаф с ящиками. У каждого будет свой ящик, где вы будете хранить свои тетрадки, ручки, карандаши. Удобно, правда? И можно не носить в школу ранец — пусть он полежит до будущего года. Ведь тяжеловато его носить?

И все согласились, что — да, тяжеловато. И Валентин тоже согласился. Но на следующее утро, когда он собирался в школу, он молча надел ранец на спину.

— Ты же сказал, что не нужен, — остановила мама. — Он ведь теперь пустой.

— Ничего, пустой-то он лёгкий.

Так и ушёл с пустым ранцем, только яблоко каталось на дне.

Встретил девочку Мину — и она несла за плечами ранец. И Кирилл тоже, и Сонька несла ранец с картинкой, на которой был кот Леопольд. А у непоседливого Васи Сопелкина на ранце был нарисован кузнечик, зелёненький, прыгучий, с вытаращенными глазами.

Лариса Александровна встречала их у дверей класса. Посмотрела, подумала минутку и ничего не спросила. Сразу поняла: им очень хочется, чтобы вся улица видела — идёт ученик, первоклассник, а не какой-то детсадовец-дошкольник-малявка. Первоклассный первоклассник — так называет себя Валентин, правда про себя. А то ещё скажут, что опять хвалится.

Только маленькая Анечка, которую Валентин прозвал Анютины глазки, сразу перестала носить ранец. Он на ней выглядел в самом деле огромным и тяжеленным. Очень уж она хрупкая, Анютины глазки. Она теперь ходит в школу с маленькой вышитой сумочкой через плечо. Что можно принести в такой сумочке?

— Анюта, что у тебя в сумочке? — спросил как-то Валентин.

Она смутилась и ответила тихо:

— Не скажу. — И спрятала сумочку за спину.

«Всё равно узнаю», — решил Валентин.

На перемене, когда Анютины глазки убежала танцевать вместе со всеми в коридор, Валентин заглянул в сумочку с вышитой божьей коровкой. Там лежала куколка. Да, да, самая настоящая кукла-негритёнок. И больше ничего. Подумаешь, секрет. У него у самого был с собой любимый пистолет. А у Кирилла — маленькая гоночная машина с номером восемь на крыше. Ну и что? Они же не играют во время уроков. А на переменке — пожалуйста.

— Анюта, пойди сюда, — позвал Валентин. Она подбежала. — Смотри, что у меня есть. — И он дал ей яблоко.

— Спасибо, — тихо сказала она и улыбнулась. Глаза как цветочки, и рот как цветочек.

— Я твоего негритёнка видел. Чего ты его прячешь-то?

— По чужим сумкам лазить некрасиво, — строго сказала Анюта. Но с того дня она каждую переменку вытаскивала из сумки свою куколку, и прыгала вместе с ней, и кружилась, и песни пела. Видно, ей давно хотелось познакомить своего негритёнка с первым «А» и с учительницей Ларисой Александровной.

Урок пролетает быстро, оглянуться не успеешь.

— Вася, скажи, пожалуйста, сколько кубиков у меня в руке?

— Два! — вылезла Сонька.

— Сам знаю! Два! — рассердился Вася. — Выскочила!

— Не надо обижаться. Соня ещё не знает, что в школе не выкрикивают, а поднимают руку, когда хотят что-нибудь сказать. Соня этого не знала, а теперь будет знать. Итак, сколько стало кубиков, Вася? — Учительница взяла ещё три кубика.

— Четыре! — поторопился Вася Сопелкин.

— А вот и нет! — хохотала Сонька. — Я умею считать до шестнадцати! Раз, два, три, четыре.

Она торопилась, захлёбывалась словами. Ей так хотелось показать всем, как хорошо она умеет считать. Валентин ждал — вот сейчас учительница остановит выскочку-Соньку. И все этого ждали — смотрели на Ларису Александровну и молчали. Вот сейчас учительница поднимет свою узкую ладонь, и Сонька замолчит. Или хотя бы до конца урока. Но учительница почему-то не останавливает её. А Сонька считает, считает. Только дойдя до девяти, она вдруг остановилась. Может, догадалась, что выхваляться нехорошо? Нет, Сонька есть Сонька. Она поправила рукав своей тёплой кофточки и сказала уверенно:

— Моя бабушка говорит, что мне учиться в школе нечему. Я и читать умею, и пишу, и считаю с четырёх лет.

— Пять кубиков! — сообразил Вася.

Он умеет хорошо кувыркаться, бегает всех быстрее и метко попадает мячиком в кеглю. А считает пока ещё не так уж быстро.

— Молодец ты у нас, Вася, — похвалила учительница, — садись. А теперь я вам всем вот что скажу — нет такого человека, которому нечему учиться. Просто не бывает. Даже если ты бегло считаешь до шестнадцати. И пишешь все буквы красиво и правильно. И читаешь самостоятельно. Всё равно, всё равно — есть чему учиться. Кто мне скажет, ребята, каким очень важным вещам надо учиться в школе? С самого начала?

Ребята молчали. Они переглядывались. Валентин не знал — каким. Посмотрел на Кирилла — грызёт конец ручки, тоже не знает. Повернулся Валентин к Мине — она молча смотрит, не знает. И Юля Костина, которая ходит на аэробику, тоже не знает, каким таким особенно важным вещам надо учиться всем подряд? И Сонька не знает, и Анюта, и даже самый умный в классе Вова Матюшин снял свои очки, протёр стёкла и снова надел очки. Так он делает, когда озадачен и не может ответить на вопрос. Чему, в самом деле, надо учиться тому, кто всё на свете знает — и письменные буквы, и сложение всех чисел от единицы до шестнадцати?

Они ждали — пусть скажет учительница. Но она молча оглядывала свой первый «А» и не говорила. Ждала, пока они подумают. А потом говорит:

— Догадаться не так просто. Но я вам сейчас ничего говорить не стану. Вы обязательно додумаетесь, я в вас верю. Только, может быть, не в один день. И не в один даже месяц. А постепенно. Это я вам обещаю.

— А сейчас? — нетерпеливо вскочил Вася.

— Мы хотим сразу! — Это Сонька.

— Нам надо поскорее!

— Сейчас!

Первый «А» закричал, зазвенел. Но Ларису Александровну на крик не возьмёшь.

— Сейчас? А сейчас — перемена!

И учительница включает проигрыватель. «Ритмы планеты»! Закрутилась весёлая пластинка, заиграла музыка, и все стали плясать, танцевать, прыгать и беситься. На переменах это разрешается. В первом классе. Конечно, если у этого первого класса есть свой отдельный дом.

В тот солнечный день они вообще не учились. Так, во всяком случае, решил Валентин.

С утра Лариса Александровна сказала:

— Сегодня мы проведём первый урок на детской площадке.

Все стали удивляться, но быстро надели куртки, потому что всё-таки была осень — летели по двору жёлтые листья, на солнце они светились, как будто и сами были пропитаны солнцем.

На детской площадке учительница поставила их в круг, а сама встала посередине. В руках у неё большой лёгкий мяч, полосатый, синий с белыми полосками, а можно считать — белый с синими полосками.

— У нас в детском саду тоже есть такой мяч, — сказала маленькая Анюта и тут же очень смутилась. — То есть был такой мяч. То есть мяч и сейчас есть, но меня там больше нет.

Все засмеялись. Лариса Александровна подбросила мяч и ловко его поймала:

— Детский сад остался позади, а игры продолжаются.

— Почему? Почему? — стали все спрашивать. Они вообще любят задавать вопросы. — Почему игры продолжаются? — Хотя были рады: кто же не любит играть?

— Ну, наверное, потому, — ответила учительница, — что шесть лет — это всё-таки не шестнадцать. И даже не десять. Шесть это шесть. Ловите!

Она кинула мяч прямо в руки Валентину и быстро сказала:

— Пять плюс два!

Пока мяч летел к нему, надо было сообразить — сколько получится. И Валентин успел! Он схватил мяч обеими руками, бросил обратно к учительнице и крикнул радостно:

— Семь!

— Правильно! Три плюс четыре! — И мяч летит к Славе Тетереву. А Слава от неожиданности даже присел, но поймал всё же и ответил:

— Опять семь! Нет — восемь! Нет, семь! — И кинул мяч обратно.

А учительница снова ему:

— Подумай лучше, Слава! Лови! Три плюс четыре!

— Семь! — теперь уверенно откликается Слава Тетерев. — Семь! Ловите! Я просто сбился.

— Правильно! Теперь Соня! Четыре плюс два!

Учительница раскраснелась, она была очень красивая, во всяком случае, так считал Валентин. Причёска пушистая, ресницы длинные, глаза сияют, а брови тоненькие, и вязаная зелёная шапка ей очень идёт. От этой зелёной шапки глаза кажутся сегодня зелёными.

— Анюта! Лови! Два плюс один!

— Три! — Вместе с ответом и мяч летит обратно.

— Молодчина! Теперь Кирилл! Один плюс шесть!

— Семь опять! Здорово!

Так они играли целый урок. Все развеселились, расшумелись. И не знал первый «А», что в это утро они учились устному счёту. Но не только. А ещё — собранности, внимательности, быстроте реакции. Всё это очень нужно в жизни, и не только в школе.

Писать в тетрадке, оказывается, надо обязательно с полями. Валентин удивляется — зачем? Раньше, когда он пробовал писать дома, он доводил строчку до самого конца, а иногда немного заезжал на соседнюю страницу. А тут — поля.

Трудно помнить про них. И так совсем непростое дело — нарисовать целую строчку ровных квадратиков. Ох, какое непростое!

Сначала всё вроде идёт хорошо. Валентин очень старается. И каждый штрих получается аккуратным, нужного размера, ни больше ни меньше. Но почему-то это продолжается недолго. Чего-то не хватает Валентину. То ли рука устаёт, то ли терпение кончается. И ровные квадратики превращаются в косые, они слезают с линейки, они норовят уползти куда-то вверх или вниз. Делают они это исподтишка, незаметно. И только в конце строчки Валентин спохватывается: опять всё не так. А тут ещё — поля. Зачем поля? Разве нельзя хотя бы об этом не думать?

Но Лариса Александровна говорит так:

— Это дорожка для Буратино. Знаете, почему он приуныл на окне, наш Буратино? Ему негде гулять. Нет у него ровной удобной дорожки. Вот он и сидит на подоконнике с самого первого сентября.

И тогда Валентин стал особенно стараться — надо оставить для Буратино аккуратную тропиночку. А то так и будет сидеть, бедный.