Зеленый

Лариса Соболева В постели с убийцей

В доме труп. Два часа назад он ходил, хамил, приставал, пил коньяк. Все жильцы дома, а их немного, видели его, когда он был живым…

Леся не притронулась к ужину, который подала до страшного известия, потом на автопилоте зачем-то разогрела. Ничего не съел и Юра. Оба сидели молча друг напротив друга, Юра сцепил пальцы в замок и подпер ими подбородок. Она держала руки на коленях, смотрела в стол, мимо тарелки, тем не менее заметила, как муж бросал на нее мимолетные взгляды, затем тут же отводил глаза.

Дом старый, его построил купец в каком-то там столетии. Со стороны улицы огорожен высокой оградой, дверь которой очень сложно открыть – нужно знать секрет в кнопочке. Почтальонша знает его, остальные пользуются звонком. Ключ от больших ворот только у тех, у кого есть автомобили, – у Юры и у трупа. С боков дома глухие стены таких же старинных зданий, а сзади выстроена стена из кирпича, тоже лет сто назад.

Значит, во двор никто не входил. А если б вошел, то две маленькие агрессивные шавки, которых Леся до сих пор боится, подняли бы такой лай, что никому мало не показалось бы. Между прочим, они имеют подлую привычку нападать сзади, норовят цапнуть за ногу. Особенно достается почтальонше – шавки ее почему-то не любят, но почтовые ящики висят сразу у входа на глухой стене соседнего дома. Следовательно, посторонних не было…

А труп есть. И умер он не своей смертью, это очевидно. Естественно, на жильцов напал страх, что их будут подозревать в убийстве, все начали бессмысленно орать, сопровождая крики угрозами и дурацкими обвинениями. Поэтому милицию не вызвали. Пока не вызвали.

– Да пусть ночку полежит, никуда не денется. Ему уже все равно, а мы хоть в себя придем, – предложил Лобзень, сосед из породы приматов, полагающих, что они высшие создания божьи.

С ним согласился Юра, ведь главное обвинение Полынь (соседка Полынина Марья Петровна, естественно, из породы сорняков) бросила его жене, то есть Лесе. Конечно, надо подумать и придумать, как защищаться, а то менты долго разбираться не станут. Напуганные и отчего-то неуверенные жильцы разбрелись по квартирам, решив вызвать милицию завтра утром.

– Зачем ты ходила к нему? – внезапно задал вопрос Юра.

Леся вздрогнула. Этого вопроса она боялась. Заложила ее Полынь. Ей лет шестьдесят, а выглядит на сто девяносто. Ну и, конечно, все про всех знает и обязательно поделится знаниями. С нею живет сынок лет тридцати пяти. Она – образец дряхлого антиквариата, он – бессмысленного существования, на какие шиши живет – неизвестно, наверное, на пенсию мамочки. Кстати, сынок Алик не увлечен ни алкоголем, ни наркотиками, он запоем читает, причем только умные книжки. А в квартире беспорядок просто редкостный, туда страшно заходить.

– Я… – начала Леся с трудом, откашлялась. – Я отнесла Борису платежку, ее бросили в наш почтовый ящик.

– Не могла меня дождаться? – раздраженно бросил Юра. – Или кинула бы в его почтовый ящик.

– Я только дома обнаружила платежку вот и решила…

Они женаты три месяца, и пока у них не только ни одной ссоры не было, но даже повышенного тона не прозвучало. Видимо, потому, что оба уже взрослые – Юре тридцать три, ей тридцать, – брак у них первый, осознанный… Впрочем, о каком осознании может идти речь, когда есть главное – любовь? Она, только она сделала их жизнь праздником. Леся потеряла всякую надежду найти свою вторую половину, хотя она красивая, умная, образованная. Но замуж почему-то выходили дурнушки, не шибко умные, с сомнительным образованием. И вдруг удар в преддверии весны, когда в воздухе запахло чем-то новым, обещающим большие перемены (Леся и жила с ожиданием чего-то исключительного). Они встретились случайно у общих друзей. Юра пришел с девушкой, а ушел с Лесей. В первый же день переспали, на второй день он приехал за ней, представился родителям и заявил, что женится на Лесе. Она собрала вещи и переехала к нему, потом была скромная свадьба…

– Ладно, ты принесла ему платежку, – продолжил Юра, так как жена молчала, опустив глаза. – Дальше что?

– Позвонила ему, – пролепетала Леся. – Он открыл…

– И затащил тебя внутрь, – догадался Юра. – Ты что, забыла, как он к тебе приставал? Однажды я ему рожу бил, свидетели есть, а ты понеслась к нему с платежкой!

– Я оттолкнула его, бросила платежку и убежала, – тихо произнесла Леся. – Как-то выпустила из виду… не подумала. Я же умею защищаться, поэтому не боялась его…

– К сожалению, тебя видела Полынь Петровна. Ты хоть понимаешь, что мы с тобой станем первыми подозреваемыми? И доказывай потом…

Леся закрыла лицо ладонями, Нет, она не плакала, просто у нее такой способ уйти в себя, чтоб ничто не мешало. А думала она о том, как быть. Юра угадал ее мысли, предложил свой вариант:

– О том, что умеешь защищаться, никому ни слова. Или ты уже растрепалась, как чуть не побила рекорды шаолиньских монахов?

Он еще иронизирует! Леся убрала ладони с лица, обхватила ими щеки и посмотрела на мужа с упреком:

– Не преувеличивай мои рекорды. Да и кому я могла говорить? Мы же с соседями всего-то только и общаемся, что «здрасте» да «до свидания».

Это действительно так.

Леся с Юрой купили квартиру в начале весны, то есть в марте, за два месяца успели «полюбить» жильцов до глубины души. Вместе с квартирой покупают соседей – всем известный факт. И – о горе, если они из породы гиен, тут уж никакая крыша над головой не обрадует. А квартирка – чудо, хоть и маленькая. Отдельный вход сбоку, прихожая, кухня и комната, узкая деревянная лестница, ведущая на второй этаж в святая святых – спальню, где им так хорошо ночами. И балкончик! А под ним малюсенький садик, огороженный сеткой-рабицей! Пусть там всего три яблони и кусты сирени, но зато огромные, и сейчас они все цветут – красота неописуемая. В этом году весна задержалась, а потом обрушилась сразу, облила землю теплом, на него природа откликнулась одновременно и мгновенно. Леся вытащила стол и стулья, разместила их под окнами кухни… но речь не о том. С соседями не повезло. Ссорятся они между собой ежедневно и беспричинно, причем каждый норовит взять верх. В общем, паноптикум. Леся с Юрой выбрали нейтралитет, стараются не вступать в перепалки и быстренько заскочить в свой отсек. Однако, когда тебя втягивают в конфликты, потому что такой у некоторых способ жить полнокровно, держать нейтралитет крайне трудно. Борька – ныне убитый – постоянно приставал к Лесе, за что ему побил лицо Юра. Теперь и Леся попалась, ведь Полынь – мерзкая сплетница в вечно засаленных платьях, будто ими промокала оладьи, – видела ее на лестнице. И сразу заложила.

– Спросите, Юрий, вашу жену, что она делала у Бориса… Леся спускалась от него. Через полчаса я зашла к нему, а он был готов.

Ну, не гадина? А какой топорный намек: «Что она делала у Бориса»! Будто Леся – шлюха и ждет случая, когда не будет дома мужа, чтобы рухнуть с первым встречным на кровать. Но Леся в долгу не осталась:

– Может, вы и убили его? Именно, когда зашли через полчаса?

– Я?! – Благообразная рожица престарелой монашки превратилась в натюрморт прокисших фруктов. – Я, милочка, не убиваю людей. Силы у меня той нет. А ты, молодая и здоровая, значит, ты его и убила! Наверное, чтоб мужу твоему не рассказал, что к нему шастаешь. Я слышала, как ты вскрикнула, потому и вышла из квартиры. А ты как раз вся растрепанная от него сбегала по лестнице. На меня даже не взглянула!

Ее саму убить мало. У Леси в глазах потемнело, видела она лишь старую ворону, на нее и ринулась в приступе бешенства (вот очередной случай, когда нейтралитет держать невозможно). А Юрка перехватил жену. Жаль.

– Леська, как ты его оттолкнула? – закуривая, осведомился Юра, вернув ее из задумчивости.

– Руками.

– Но руками такую тушу не оттолкнешь.

– Ну, руками и всем телом. Он пьяный был… прилично пьяный.

– А потом что? Леська, говори правду, я должен придумать, как выкрутиться. У него же нос в крови!

– Не знаю. Может, я его сначала ударила…

– Может? Ты что, не помнишь?

– Я теперь ничего не помню, честное слово. Ну просто кошмар какой-то. Я оттолкнула его и убежала… Что с ним там было – не видела.

– Значит, могут припаять убийство по неосторожности… в результате самообороны.

– За это сажают? – дрогнул у Леси голос.

Юра ничего не ответил, а вздохнул и поднялся.

– Ты куда? – вскинулась она.

– Сигарет куплю. Заодно проветрюсь и подумаю.

Некоторое время Леся сидела, сунув ладони между колен и втянув голову в плечи. Не могла же она оттолкнуть Бориса так, что он отлетел черт-те куда! На такое действительно нужна исполинская сила. Хотя… злость дает силу, и еще какую. А Борька был прилично накачан спиртным, вполне мог не устоять на ногах, его повело, и тогда он сам… Странно то, что впечатление от трупа было у всех одно – убили, а не произошла трагическая случайность. Или все-таки сам, но при помощи Леси? Выходит, она убила человека? Гадкого, но человека…

Ее душили противоречия, душил страх перед наказанием, не хватало воздуха. Леся вышла в сад. При лунном свете он зачаровывает, вблизи прекрасно видны цветки яблонь, окрашенные матовой таинственностью. Леся настояла купить эту квартиру именно из-за садика, представив море цветущей сирени. Они с Юрой влезли в чудовищные долги, а теперь… Сирень и цвела вовсю, распространяя густой аромат, но сегодня не было луны, небо с вечера затянуло тучами, в воздухе пахло дождем, отчего и запах сирени стал насыщенным. Сегодня ее сладковатый аромат напоминал запах крови. Напоминал о трупе. Леся собралась уйти в дом, как вдруг…

– А я тебе говорю, он это, он!

С другой стороны дома расположена еще одна квартира на первом этаже, ее занимает сорокалетний бездельник Кеша Лобзень, притворяющийся инвалидом на все части тела. Он попивает в одиночку, а как выпьет, его на разговоры тянет, вот Кеша и начинает ходить по соседям с придирками, на самом же деле чтоб завязать диалог про душу, политику или здоровье. Внешне он крупный, но какой-то нескладный, по характеру желчный и хитрый, с лицом человекообразной обезьяны после перепоя. А еще он большой любитель занимать деньги, но поскольку просит немного, до полтинника, то забывает отдать такую мелочь. Да, сейчас Леся услышала именно его голос. Но о ком он говорил? Хотя ясно же, что тема одна на всех.

– Ты видел, как он входил к нему?

Так… теперь это голос маменькиного сынка-книгомана. Леся, осторожно ступая, пошла на звук. Расположились Лобзень с Аликом возле Юркиного гаража на скамейке, которая стоит впритык к ограде из сетки-рабицы. За плетущимся по сетке виноградом Лесю вряд ли заметишь, но она присела на всякий случай за куст жасмина и принялась слушать.

– Как он к Борьке входил, я не видел, – сказал Лобзень, – но видел, как зашел в ваш парадный. К тебе не заглядывал?

– Нет, – ответил Алик.

– Тогда зачем он заходил?

Парадный вход ведет в две квартиры. Внизу проживает Полынь со своим «умным» тунеядцем Аликом, второй этаж фактически полностью занимает Боря. Пардон, занимал. По мнению жильцов, он сказочно богат. Так ведь предприниматель! Его деятельность весьма полезна и необходима, ибо Боря – самодержец всея сортиров: платные туалеты в городе – его вотчина. Кто-то из сатириков сказал: в какой среде вращаешься, таким ты и становишься. Отсюда следует, что Боря такое же дерьмо, которым заведовал. Хам и невежа, но сам-то он считал сии качества своими достоинствами. Морда у него блином (была, черт возьми!), на ней краснел приплюснутый, как у негра, нос, глаза большие, но бесцветные, губы толстые и порочные. И он, сортирная морда, лез к Лесе! Мало того, за один раз переспать с ней предлагал золотую цепь толщиной с его палец! Но кто еще заходил к Борьке? И когда? Хорошо бы после нее. Это же спасение Леси…

Она подобралась настолько близко, что различала практически все детали, ну, немножко мешал дикий виноград, выбросивший густую листву. Ах, вот на какой почве сошлись два соседа, не водивших до сегодняшнего вечера дружбы! На скамейке стояла бутылка, на газетке разложена примитивная закуска – поразительная аккуратность.

– Давай по маленькой? – предложил Лобзень (явно выпить).

Цокнули стаканы.

– Что ж ты не сказал про него, когда мама напала на Леську? – задал вопрос Алик с набитым ртом.

– О-о-о! – покрутил кистями рук в воздухе Лобзень. – Для вас круглая задница и смазливая фотокарточка гарант невиновности.

– А для вас? – усмехнулся Алик.

– А для нас, – жевал Кеша, – важна справедливость.

– Так почему ж ты не заявил при всех, что он заходил к Борьке, раз любишь справедливость?

– Справедливость, Алик, распространяется только на меня, – вздохнул Лобзень. – Вот скажи я: «Юрка тоже там был», – что он со мной сделал бы? Ты видел, как он Борьке морду бил? Нет? А я видел. Настоящее смертоубийство! Борька в два раза больше, а морду ему набили. У Юрки же тела нет, у него одни мышцы и кулаки. А где он работает? В личной охране директора завода. Туда простаков не берут. Меня не взяли бы, тебя тоже.

– Так почему ты не сказал, что он был у Борьки? – уперся Алик.

– Слышь ты, тупой, не понял? Боюсь я его. Приду домой, а он меня… Нет, дорогой, я хочу жить. Хоть и паскудная жизнь, а мне нравится. Вот приедут завтра ментяры, им я все и выложу.

– Когда он заходил к Борьке? Во сколько?

– Ну, ты даешь… – рассмеялся Лобзень. – Я ж не знал, что он его замочит, на часы не посмотрел. А тебе не все равно – когда и почему? Заходил! Как с работы пришел, так и зашел.

– Странно, что его мама не видела. Она слышит, как мышь пробегает, и сразу мчится посмотреть.

– Может, видела, да смолчала, как я. Тоже боится его. Или вот так: Юрка прокрался тихонечко, потому что замыслил злое дело.

– А причина? – не унимался Алик.

– Выпьем?

– Нет, я больше не буду. Мама запах за версту чует.

– Какой послушный! – заблеял Лобзень, что в его исполнении было смехом. – Ты что, мальчик? Самому пора детей иметь.

– Запилит, а я этого не люблю. Так за что он Борьку?

Лобзень сначала выпил, громко глотая, шумно втянул носом воздух, сунул что-то в рот и сказал:

– Ты вот книжки читаешь и не знаешь, что такое ревность? Юрка ж заводной, а Борька тоже был не подарок…

– Алик! Алик, ты где? – Мамочка забеспокоилась.

– Да здесь я, во дворе, – откликнулся великовозрастный сынок. – Курю.

Под шумок Леся убежала домой, упала на стул. Сердце у нее скакало, в голове поселился хаос – совсем ничего не соображала. Поставив локти на стол, Леся сжала холодными пальцами виски (короче, в прямом смысле взяла голову в руки). И стала думать.

Значит, Юрка побывал у Борьки сразу после работы. Машину муж сегодня не брал (в ней какая-то неполадка), поэтому Леся не могла знать точно, когда он пришел с работы. А Юра прямиком направился к Борьке. Нет-нет, ее муж не шел специально убивать самодержца сортиров, это вне сомнений! Вероятно, возникла спонтанная ссора. Юрик в самом деле заводной, особенно, когда дело касается его жены, ну и заехал ему в рожу, началась драка, в результате…

– О, господи! – всхлипнула Леся. – А Лобзень преподнесет, будто он специально… И Юру посадят… Что же делать?

Она не успела придумать, как выйти из ужасающего положения, ибо хлопнула дверь, и Леся подскочила – вернулся муж с вопросом:

– Ты еще не ложилась?

– Я… – нервно мяла она пальцы. – Я тебя ждала… Мне страшно одной.

А почему он ей не сказал, что заходил к Борису? Не доверяет? Жене? Собственно, они друг друга еще мало знают, чтобы доверить такой жуткий факт.

– Сядь, – бросил Юра, усаживаясь и не сняв легкой куртки. Леся плюхнулась на стул, уставилась на мужа выжидающе. – Запомни: ты туда не ходила.

– Как?! – распахнула она глаза. – Я же…

– Говори тише, у нас тут везде локаторы. Я вспомнил все, о чем шла речь сегодня. Ты не призналась, что заходила к нему. Так Полынь Петровна утверждала.

– Но я же и не отрицала, – возразила Леся.

– Скажем, что отрицала. В том бедламе, когда все орали хором, трудно услышать, кто и что говорил.

– Меня видела Полынь…

– Да пусть докажет, что видела! – возмутился любящий муж. – Скажем, она нарочно на тебя указывает, у нее к тебе личная неприязнь.

– Она ко всем относится с неприязнью.

– Особенно к Борьке. И вообще, у нее галлюцинации по причине возраста. Леся, слушай меня и насмерть стой: не была, ничего не видела, ничего не знаешь. Ты поняла?

– Поняла. Но Борьку убили, Юра. Нас все равно…

– Затаскают, – согласился он. – Ну и что? Будешь делать, как я скажу, мы вывернемся. А менты пусть ищут, кто его замочил. Нам ведь неизвестно, может, к нему еще кто-то заходил. Зачем же тебе за того кого-то отвечать? Да и не могла ты его… не могла! Такого борова? Чушь. Я – другое дело.

– Что – ты? – насторожилась Леся.

– Ну, если б я ему врезал, то от моего кулака он летел бы туда, где его нашла Полынь Петровна. Я докажу, что не ты его грохнула.

Леся смотрела на мужа во все глаза. Но нет, он не признался. Тем не менее Юра придумал какой-никакой, а выход. Он озабочен, чтоб Леся не пострадала, к тому же не верит, что она… Так ведь он же сам там был! Причем, выходит, после нее, а признаться не хочет. Но, может, и правильно, что даже она не должна знать? Вдруг нечаянно выдаст его. От волнения, например. Значит, так и случилось: завязалась драка… На что же Юрка надеется? Среди милиции не все поголовно дураки, там есть и умные. Они вычислят, догадаются, найдут улики…

– У тебя одна серьга в ухе. Где вторая? – заметил он.

– Где-то потеряла, – рассеянно ответила Леся.

– Идем спать, – предложил Юра, растирая ладонями лицо. – У меня уже ум за разум зашел. Завтра утром еще раз все хорошенечко обдумаем. Утро вечера мудренее, верно?

Поднялись наверх. Спальню Леся обожала. Сама клеила обои с тисненым узором, выбирала мебель, ради чего объездила все магазины и нашла: дешево, но не отличишь от импортной. А как только пригрело солнышко, балконная дверь не закрывалась, и спальню наполняли естественные ароматы весны. Кстати, один куст сирени настолько высок, что его ветки достигают балкона. Не надо срезать лиловые гроздья и ставить в вазу, где цветы быстро погибнут, – они заглядывают прямо в спальню. Но сейчас аромат сирени…

– Зачем закрыла балкон? – спросил Юра, успевший лечь.

– Дождь собирается, еще зальет, – забираясь под одеяло, сказала Леся.

Юра обнял ее, потянулся поцеловать. Конечно, дома у них на первом месте любовь, потом все остальное. Но не сегодня же!

– Ты что? – уперлась она в его плечи руками. – У нас за стенкой труп!

Но разве ж это помеха для Юрки?..

– Он лежит в первой комнате, как минимум там еще одна стенка, – зашептал он, да с таким жаром, что у Леси дыхание перехватило. – От стрессов лучшее средство секс.

– У тебя секс от всех болезней, даже от несварения, – еще упиралась она.

– Леська, думай обо мне, а не о трупе. Пошел он к черту!

Сверкнула молния, осветив голубым огнем спальню, Леся непроизвольно вздрогнула. И тут же ощутила поцелуй – горячий, сильный. Раскат грома сотряс дом, но уже не отвлек. Зашуршали листья под тяжелыми каплями…

Юра спал, Леся нет. Она прижималась к его плечу щекой и думала над словами, которые он вскользь обронил внизу: «Я докажу, что не ты его грохнула». И докажет. Если признается ментам, что был у Борьки. Впрочем, Лобзень собрался сам рассказать, чертов сексот. Ну, пусть еще попросит взаймы – не обрадуется, он теперь зимой снега у нее не выпросит. Ладно, с человекообразным все ясно. А как быть с Юркой? Его же посадят!

Разволновавшись от безвыходности, Леся села на постели, перевела глаза на мужа. Сверкнула молния, на миг она увидела его безмятежное лицо. Неужели он убил? И спит спокойно? Однако оправдательный аргумент был готов: получилось случайно, не преднамеренно, по большому счету он не виноват… И все-таки Юрка попадет в убийцы, ее Юрка, которого она любит безмерно, как семнадцатилетняя девчонка. Никогда и ни к кому подобных чувств у нее не возникало. И будет любить, даже если он перебьет всех соседей. Некоторые просто напрашиваются. Ужас, а не мысли…

Но тут и одна дельная осчастливила Лесю: надо утром рассказать мужу о том, что ей удалось подслушать. Ну да, все же так просто. Сразу не сообразила, не в том состоянии была – от шока, что ее муж убил Борьку, сама чуть не умерла. Так, это первое. А что еще надо сделать?

Улики! Юрка наверняка оставил там свои следы! Их обнаружат и тогда… Нет, их не обнаружат. Борьку все равно не вернешь, а Юрка не должен сесть.

Она тихонько встала с кровати, на цыпочках и не дыша выбралась из спальни. Внизу обдумала, что нужно взять. Достала чистые тряпичные перчатки, в которых работала в саду, высаживая анютины глазки, вытащила новенькую тряпку из упаковки. Пожалуй, достаточно. Ах да, фонарик… Он лежит на полке в прихожей. Теперь все.

Открыв дверь, Леся растерялась – дождь. Сегодня у нее головка совсем плохая: одно делает, другое не замечает.

– Ну почему он полил сегодня, а не завтра! – чуть не плача, прошептала она.

А ведь другого времени не будет. Только сегодня, только сейчас. Первая мысль была взять зонт, но в руках тряпка с фонариком, купол над головой будет лишним. Леся решительно скинула халат, осталась в коротенькой ночнушке на тонких бретелях. Тапочки взяла в руки – куда еще зонт? – и выскользнула за дверь.

У, какой холоднющий весенний душ! Продвигаясь вперед босиком и на цыпочках, Леся ежилась под струями, а когда сверкала молния, останавливалась и крепко зажмуривалась. Безобразная погода. А раньше Леся любила грозу, но находясь в помещении. Вот и калитка. Леся выбралась в общий двор, и на нее зарычали шавки из будки.

– Фу, крысы! – тихо приструнила их Леся. И пригрозила: – Ни куска не получите, если шум поднимете!

Однако под дождь шавки не выскочили – умные. Теперь надо пройти мимо окон Полыни. Вредная старуха наверняка и во сне видит, кто бродит под ее окнами. Леся присела и на корточках двинулась к парадной двери. И кто называл эту дверь парадной? Обшарпанная, старая, держится на честном слове. И такой же старый фонарь над ней, наверное, его повесил купец, строивший дом. Так, окна Полыни позади…

О, как замечательно, что присела! И замечательно, что не успела пройти мимо маленького столика, на котором Полынь чистит рыбу, отчего он и воняет, как рыболовецкое судно. Потому что парадная дверь вдруг открылась. Правда, Леся едва не вскрикнула от неожиданности. Притаившись, она выглядывала из-за стола одним глазом. А дождь холодный, как снег, неприятно бил по спине.

Сначала из парадного выскочил купол зонтика, который пора выбросить на помойку, затем вышел… Лобзень! Огляделся, как вор, и буквально скачками помчался за угол, то есть к себе.

– Что он там делал? – чуть слышно произнесла Леся.

Явно не к сорнякам в гости заходил, у них в окнах темно. Значит, к Борьке? Да, да, он был именно там! Иначе зачем надел перчатки? Сейчас не зима, а весна, почти лето. А потому и надел, чтоб не оставить отпечатков! Какое счастье, что Леся не вышла из своей квартиры раньше!

– Вот ты и попался! – злорадно прошептала она в адрес Лобзеня.

Теперь Леся быстро добежала до двери, вошла, дрожа от холода. Положила тапочки на пол, сунула в них ноги. Хоть и плоха сегодня ее головка, а варит, сообразила, что мокрые следы останутся, почему и несла тапочки в руках.

По скрипучей лестнице она поднималась крайне осторожно. Дверь Борьки… Ее не заперли. Кстати, не закрывать дверь предложил кто? Лобзень! И ментов вызвать завтра – тоже его идея. Ах как интересно! Может, он и убил? Убил, а сейчас ходил в гости к трупу. Тогда ей незачем лезть в апартаменты дерьмового короля.

Леся собралась было повернуть назад… Но! Юрка был у Борьки, был и не сказал ей. А не сказал, потому что он убил. Может, Лобзень улики подбросил, чтоб Юрка не отвертелся? Взял какую-нибудь вещь, принадлежащую мужу, и подбросил. Надо войти. Леся решительно взялась за ручку, но вдруг замерла, как перед прыжком в воду с десятиметровой вышки.

Тут-то и нагрянули все страхи, какие существуют. Поднялись со дна души, сжали сердце до боли, отчего в глазах поплыло. Там же труп лежит!

«Ну и пусть лежит, – принялась уговаривать себя не трусить Леся. – Он труп, ничего мне не сделает. Он сам по себе, а я сама… по себе…»

Страшно – аж жуть! Страшно, но Леся вошла, сразу включила фонарик и панически обвела им небольшую прихожую – чего доброго, Борькин труп уже поджидает ее. Как выйдет из комнаты, как нападет на жену своего убийцы и начнет терзать, терзать… Фу-ух, от одних фантазий можно тоже стать трупом. Надо взять себя в руки, ей следует быть хладнокровной. Впрочем, кровь в жилах Леси на самом деле застыла.

Луч устремился в комнату, но слабенький. Сверкнула молния, и Леся от ее вспышки едва не лишилась чувств. Одна радость, то есть не радость вовсе, а успокоение: Борис лежит там, где лежал, – у камина.

Вечером жильцы, сбежавшись на дикие вопли Полыни, не двинулись дальше прихожей, стояли в проеме. Только Юра немного ближе подошел к трупу, потом сообщил, что у Борьки пробита голова где-то на затылке. Вот-вот, Юрик оставил отпечатки обуви! А если они боролись, то на полу возле трупа тоже есть его отпечатки, но пальцев, или кулаков, или еще чего-то.

Какой кошмар – надо вытереть пол возле Борьки! А там кровь! Ко всему прочему, Лесю затошнило, но она продолжала себя уговарить. Это же всего минута дела! Ага, одна минута, но шестьдесят секунд. Ой, про секунды лучше не думать… Итак, одна минута и – свобода. Свобода для нее, для мужа. Надо постараться дышать пореже, тогда не будет так тошнить. Выставив фонарик, Леся медленно двинулась к трупу. Шаг – остановка, шаг – остановка, шаг…

Покойник лежал ногами к ней. И если б он просто лежал, как все нормальные покойники… Любому станет дурно, если только представить, что ты ночью наедине с трупом. А Леся здесь наяву видит его приподнятую голову, упирающуюся подбородком в грудь, затылком лежащую в упор к низенькой каминной решетке. И от этого кидает в дрожь, да еще его глаза… Они открыты! Открыты, будто Борька жив и смотрит точно на Лесю! Будто молча говорит: иди ко мне, иди… И молнии сверкают – полнейшая жуть!

На полпути Леся остановилась, захныкала:

– О боже, я не могу…

Но тогда Юрка сядет за убийство – давило на мозги. А внутренний голос спросил: ты готова жить без него долгие годы?

– Нет, не хочу долгие годы без него, – вслух ответила Леся. – Раз пришла, вошла, то как-нибудь и остальное сделаю.

Леся приблизилась к покойнику, проглотив тошноту вперемежку с отвращением, присела рядом и, стараясь на него не смотреть (хотя посмотреть тянуло невозможно), заелозила по полу сухой тряпкой, освещая место фонариком.

– Господи, лишь бы пятна крови не задеть. Ой, мамочка… я сейчас умру… или меня вырве… или то и другое вместе…

Протерла пол у локтя и бедра трупа (по ее мнению, именно здесь мог оставить отпечатки Юра), выше уже была лужа крови. И ничего не случилось, Борька не ожил. Теперь то же самое с другой стороны… Леся смелее обошла труп, но здесь он лежал ближе к стенке. В общем, тереть негде. Не переворачивать же его, в конце-то концов! На такой подвиг Леся не способна.

– Ну и ладно, – сказала она. – Наверняка там отпечатки стерлись халатом Борьки. Теперь пол.

И Леся начала лихорадочно тереть тряпкой с середины комнаты, добралась до трупа, однако второй раз приблизиться к нему не рискнула. В метре от него вытерла пол и, пятясь задом, проелозила до входа в прихожую.

– Уф! – выпрямилась Леся. – Где еще Юрка мог оставить отпечатки пальцев?

У него привычка – браться за дверной проем выше головы. Эдак встанет, одну руку на пояс упрет, вторую в дверной проем и что-нибудь доказывает. Красивый, мощный, напористый. А Полынь приписала Лесе этот большущий рулон туалетной бумаги, лежащий сейчас у камина с проломленной башкой…

– Не о том думаешь! – одернула она себя.

Быстро вытерла проем, саму дверь с обеих сторон. Осмотрелась, не оставил ли Лобзень какую-нибудь Юркину вещь. В прихожей все топтались, значит, пусть остается как есть. Леся, выскочив из квартиры Бориса, самозабвенно произнесла:

– Я сделала это!

Тихонько спускаясь по лестнице, она вдруг услышала щелчок замка. О боже, еще не хватало встретиться с Полынью! Леся дунула под лестницу, по дороге потеряла тапочку, но уже поздно забирать ее. Замерев, она дышала ртом, чтоб ее не было слышно. А сердце просто разрывалось! Хорошо, хоть ступеньки «глухие», Лесю не увидят, но тапочку… И любопытство раздирало – посмотреть, кто там шастает. Как его удовлетворить? Нет-нет, лучше не удовлетворять.

Заскрипела открываемая дверь, появился тусклый свет.

– Идем, я сказала, – зашипела Полынь. – Господи, боже ты мой, ни на что не пригоден без матери! Жить-то как будешь, если помру?

Леся усмехнулась: помрет она, как же… Всех переживет лет на пятьдесят. Ступеньки издавали скрип, значит, мама с сыном поднимались вверх. Интересно, что им понадобилось в квартире Борьки?

– Тебе не страшно? – поинтересовался сын Алик. – Мам, там покойник.

– Страшно! – рявкнула мамочка. – Но ты ж без меня не справишься, а одна я боюсь. Идем, идем.

Леся осторожно выглянула из своего укрытия и едва не коснулась носом тапочки. Не заметили! Она ее забрала, глянула вверх. Полынь держала в руках керосиновую лампу, какую сейчас только в музее увидишь. Глаза у Леси расширились: оба сорняка напялили дешевенькие перчатки, следовательно, они что-то будут в Борькиной квартире делать и не хотят оставить отпечатков. Ну и ну! Сорняки достигли второго этажа, Леся спряталась, боясь, что они обернутся. Все, вошли.

Ужасно интересно, что им надо. Как же быть? Домой бежать или остаться? Леся сделала выбор – домой, оставаться опасно. У Полыни нюх собаки, слух – все изобретенные человечеством приборы отдыхают.

Выбежав из подъезда, Леся помчалась к себе, шлепая босыми ногами по лужам. Дома она вымыла ноги в ванной, вытерла насухо волосы и поднялась в спальню, улеглась.

– Ты холодная, как лягушка, – сонно проворчал Юра. – Где была?

– Забыла чашки и салфетки на столе в саду, ходила за ними, – солгала Леся, прижимаясь к нему.

Юра обнял ее и сразу засопел – у него завидная способность засыпать моментально. Рядом с ним стало так спокойно, что Леся улыбнулась, теснее прижимаясь к нему. Ну и что, что он убил провокатора, хама и свинью? Юра же не хотел, убил случайно, в результате самообороны. Так уж получилось. Нельзя же из-за случайности встать в позу, мол, мне не нужен убийца. Нужен. Очень нужен. Леся чмокнула его в щеку и закрыла глаза.

А молнии сверкали, гром гремел. Первая гроза в этом году, трубящая о том, что холода не вернутся.

Остаток ночи Леся спала чутко, что, собственно, объяснимо. То Борька с сальной улыбочкой снился, то его труп с открытыми глазами, то Полынь, шипящая обвинения. С ума можно сойти даже во сне. Глаза сами открывались, дрожащая Леся жалась к мужу, а потом снова ее забирал ненадолго тревожный сон.

Забрезжил рассвет, дождь к тому времени перестал лить. Юрка зашевелился, приподнялся. Он явно смотрел на Лесю, а она, в очередной раз очнувшись ото сна, лежала, припоминая детали приснившегося кошмара. И только хотела открыть глаза, сказать, что на любовь она не настроена, ей мешает труп за стенкой, как Юра практически бесшумно встал с кровати и вышел из спальни. Леся слышала – он спустился вниз, потом минут пять стояла тишина. Квартира маленькая, в ней слышно все, во всяком случае, щелчок замка долетел до ее ушей. Леся подскочила: куда Юрка намылился в такую рань? Она сбежала вниз – да, его нет. Входная дверь открыта.

Леся вышла в сад. И тут мужа нет. На ночь калитку они обычно закрывают на щеколду, а сейчас калитка нараспашку. Лесю раздирало любопытство: куда же Юрка убежал, пардон, в одних трусах, не накинув халата? Можно было бы заподозрить его в неверности, но, простите, не к Полыни же он помчался. А к кому? И зачем?

Вдруг ее осенило: у Борьки он. Туда все ходили, почему Юрка должен стать исключением?

– Господи, да что им всем там понадобилось? – выходя в общий двор, бормотала Леся, премного озадачившись. – Не могли же они все по очереди прикончить Борьку и ходить туда, чтобы замести следы? Убил кто-то один…

Желая удостовериться, что Юрка пошел именно к убитому соседу, Леся встала за углом дома и выглядывала оттуда. Замерзла. Утренний холод, приправленный дождем, пробирал до костей. Леся стучала зубами, но упорно не уходила, а ведь тоже не догадалась набросить халат. Быстро светало, несмотря на нависшие свинцовые облака. Прошло еще немного времени…

Парадная дверь открылась. Да, Юрик собственной персоной! И какой «оригинал» – воспользовался теми же перчатками, что и Леся. А в руках у него какой-то предмет, да она не разглядела, кинулась домой. Перескакивая через несколько ступенек, взлетела наверх (заодно слегка согрелась), запрыгнула в кровать. Юрик пришел спустя пять минут, лег рядом и вскоре уже похрапывал.

Лесю сон больше не взял. Она ворочалась и ворочалась, в конце концов поплелась на кухню добивать нервную систему крепким кофе. Но ведь надо создать в голове хотя бы искусственное прояснение. Выпитая чашка кофе участила сердцебиение, но голову не прояснила. Леся упорно налила вторую порцию, отхлебывала и думала, что все это означает.

Итак, ее любимый муж был у Борьки. И наверняка наследил. Дурак. Леся так старалась, чуть не умерла в компании с трупом, а он пошел туда! Видимо, что-то там потерял, о нем вспомнил позже, дождался, когда чуть посветлеет, а дом будет спать крепко, и отправился за уликой. Да-да! У него же было что-то в руке. Стало быть, Юрка убил… Пф, она еще сомневается? Кстати, а что у Борьки делали сорняки и примат Лобзень? Нет ответа на этот вопрос. Однако вторая чашка кофе неплохо ударила по мозгам. Неплохо, потому что Леся нашла способ защитить себя и Юрку.

Он с аппетитом уминал завтрак, как будто ничего не случилось, а она брезгливо ковыряла вилкой. Желудок требовал: дай ням-ням, но еда не лезла в рот, хотя Леся последний раз ела вчера примерно в четыре часа дня. В сущности, черт с ним. С завтраком, разумеется. Близится час сбора жильцов, когда надо будет вызвать милицию, не вечно же Борьке лежать на втором этаже. Сейчас следует обговорить с Юрой все детали, чтобы в их показаниях не было расхождений, да вот беда – Леся не находила нужных слов.

– Почему ты не ешь? – поинтересовался Юра.

– Не могу, – отодвинула тарелку Леся. – Юра…

И паузу завесила. Муж поедал гречневую кашу с сосисками, глядя на нее вопросительно. Она молчала, решив: пусть доест, а то после ее сообщения аппетит пропадет, и надолго.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил он.

– Нет. Да.

– Раз не уверена, то лучше скажи.

– Хорошо, – собралась с духом Леся. – Вчера я, когда ты ходил за сигаретами, подслушала один разговор…

– Ну, дальше, дальше…

Наконец он доел, взял чашку с какао, которое Юра любит больше кофе. Леся выпалила на одном дыхании:

– Лобзень говорил Алику… они сидели возле нашей сетки на скамейке… что ты заходил к Борису сразу после работы и убил его. Он боится тебя, поэтому ничего не сказал вчера, но собрался сообщить сегодня милиции.

Ну и выдержка у Юрки! Ей бы такую. Через небольшую паузу он сказал абсолютно спокойным тоном:

– Понятно. Почему ты вчера мне об этом не сказала?

– А ты почему не сказал, что ходил туда? – подловила мужа она. И завелась: – Извини, но ты должен был сразу поставить меня в известность. А так, когда я услышала из чужих уст, к тому же подслушала, что ты заходил к Борису, знаешь в каком я была состоянии и что подумала?

– Что же ты подумала? – набычился Юра. – Что убийца – я? Да? И подставляю тебя, так?

Назревала ссора. Первая ссора за их совместную и до сих пор счастливую жизнь. Леся вовсе не хотела ругаться, и следовало бы в том месте, где запускаются эмоции, нажать на тормоз, но Юра ее обидел, и она задохнулась:

– Я подумала, что ты подставляешь меня?! Да как ты можешь так говорить! – И раскричалась: – Как можешь думать, что я подумала… Да, подумала! Раз ты, вернувшись с работы, зашел к тому уроду, который сейчас убитый труп, и ничего не сказал мне, то ты… ты его… значит, его ты…

– Говори, говори, – свел брови в одну линию Юра.

– Ударил его нечаянно до смерти во время драки! – взревела Леся, так как еле-еле подобрала проклятые слова. – Меня оскорбило твое молчание. Получается, ты мне, своей жене, не доверяешь. Неужели думаешь, я не умею молчать? Считаешь, я продала бы тебя?

Вдруг Юра снял маску негодования, в раздумье потер свой подбородок, не спуская с нее подозрительных глаз, и охладил ее пыл уже тем, что задал вопрос безобидным тоном:

– А где ты ночью была так долго? На салфетки с чашками надо меньше времени.

– Притворялся, будто спишь, – уличила его Леся. И не осталась в долгу: – Ты тоже на рассвете ходил туда. Зачем?

– Ага, так ночью ты бегала к…

Раздался стук в окно, за ним стоял Алик. Юра пошел открыть дверь, вскоре вернулся:

– Зовут на совещание. Идем.

– Только не в мусоросборнике Полыни соберемся. Меня там стошнит, я вся чешусь после ее курятника, – ворчала Леся, надевая шерстяную кофту. Для себя она решила: план свой осуществит, а с Юркой позже разберется.

Собрались в парадном. Лобзень скромно сидел на ступеньках, положив на тощие коленки руки, Полынь стояла, уложив локоть на перила, Алик подпирал спиной собственную ветхую дверь. Оглядев присутствующих, Леся остановилась у входа, чтобы всех видеть. Но обзор перекрыл Юрка, он же и начал:

– Итак, мы переспали ночь…

– С трупом, – вставил Лобзень ехидно.

– Прошу не перебивать! – поднял руку Юра. – Надеюсь, все остыли и не будут обвинять друг друга в преступлении. Милиция сама разберется…

– А кто обвинял, кого? – не дал закончить ему Лобзень, разведя кисти рук в стороны и напялив гнусную улыбку.

– Например, мою жену, – осадил его Юра. – Надеюсь, вам понятно, что ей не под силу нанести удар, от которого наступает смерть. Второе. Вы, Кеша Григорьевич, – обратился к Лобзеню по имени-отчеству он, – вчера намекали, будто Бориса убил я…

– Заложил? – процедил тот, кинув в Алика злобный взгляд.

– Не он, – усмехнулся Юра. – Леся слышала вас своими ушами.

– Подслушивала?! – вскочил под воздействием благородного гнева Лобзень, но мгновенно перевел его на Юру: – А кто мог убить, кто? Из нас только у тебя хватит силы…

Тут уж прорвало Лесю, которая выступила вперед:

– Не смейте обвинять моего мужа! Между прочим, а что вы делали ночью у Борьки?

– Я?! – прижал ладони к груди Лобзень, интонацией давая понять, что на него возводят поклеп. – Я у Бориса?! Когда?

– Да, вы. В половине первого ночи! – безжалостно цедила Леся. – Я вас видела, когда вы выходили оттуда! Что вам понадобилось там ночью, когда все спали? Кстати, а перчаточки зачем надели? Следы свои заметали?

– Какие следы? – занервничал Кеша.

– Убийства! – рявкнула Леся, наступая на него. Ему пришлось отступать, поднимаясь по лестнице. – Попробуйте только насексотить ментам на моего мужа, я про вас тоже расскажу! И посмотрим, кто у нас получится убийцей!

– Я не убивал! – по-бабски взвизгнул Лобзень, потрясая в воздухе указательным пальцем.

– Почему же? – скрестил руки на груди Юра, явно получая удовольствие от сцены. – Вы, Кеша Григорьевич, мужик крупный, только прикидываетесь слабаком.

– Я Кешу знаю лет пятнадцать, – открыла рот в защиту соседа Полынь, – и ничего такого у нас не случалось. Никогда. Стоило вам поселиться в нашем доме…

– Кстати! – понесло Лесю. Она поставила руки на бедра, задиристо приподняла нос. – А вы, Полынь Петровна, что делали у Борьки в два часа ночи? Вы заходили туда с сыном, к тому же ругали его, говорили, что он без вас ни на что не пригодный. Но, что интересно, перчатки тоже надели, как Лобзень, и лампу прихватили. Может, вы вместе с Кешей Григорьевичем Борьку укокошили? Вы живете здесь давно, ссорились ежедневно, он вам надоел. Может, улики подбрасывали? Чтоб на вас не подумали?

Пожилая женщина настолько была ошарашена, что не обратила внимания на кличку – Полынь Петровна. Оказалось, у нее и глаза имеются, а не две щелочки, точнее – щелочки были горизонтальными, а стали вертикальными. Она открыла рот и – морг, морг веками. Обычно Полынь все про всех знает, а тут о ней вызнали то, чего не должны знать ни в коем разе. И вдруг вопль:

– Алик! Алик! Алик!!!

Больше-то и сказать ничего не смогла, вероятно, у нее что-то внутри заело. Леся наслаждалась произведенным впечатлением. А то, ишь, ее и Юрку решили сделать убийцами… Тем временем любимый муж обхватил пятерней половину лица и трясся, кажется, от смеха, наклонив голову. Он тоже разозлил Лесю – смешно ему, видите ли!

– А ты что, была здесь, когда мы… – вымучил слова Алик, продав себя и маму с потрохами.

– Да! – огрызнулась Леся. – Нарочно пришла посмотреть, чем вы будете заниматься. Под лестницей сидела, вот!

– Мы только взяли у Борьки кое-что, – заработал речевой аппарат у Полыни Петровны. – Ему все равно не нужно…

– Ха! – издала торжествующий звук Леся, и грозен был ее вердикт: – Убийство с целью ограбления!

– Алик! Алик! – опять заело маму.

– Что вы взяли у Бориса? – подал голос Юра.

– Мясорубку электрическую, – сказала Полынь, будто это такой пустяк, что просто стыдно из-за него обвинять в убийстве. – И миксер. И лошадь свою забрала.

– Какую лошадь? – спросил Юра.

– Бронзовую! – рявкнула она. – С крыльями! Три года назад Борьке продала.

– Все?

– Ложки с вилками серебряные, – всхлипнула Полынь.

– А вы, Кеша Григорьевич, зачем ночью ходили в квартиру трупа? – повернулся к тому Юра.

– Сначала ты скажи, зачем к нему вчера заходил, – буркнул тот.

– Борька продавал джип, на него нашелся покупатель, мы договорились о встрече.

– Договорились? – ехидно сощурился Лобзень. – Вы враги.

– Кулачный разговор врагами людей не делает, – возразил Юра. – Борис приставал к жене, я ему врезал разок, он признал вину и зла на меня не держал. А вчера я к нему даже не заходил. Верно, Полынь Пет… Марья Петровна?

– Д-да, – нехотя кивнула та.

– Кеша Григорьевич, ваша очередь признаваться, – напомнил Юра.

– Ну, деньги я искал! – всплеснул тот руками. – Нашел немного… тысячу. Тысячу триста пятьдесят. Остальные, видно, в сейфе. Не повезло мне.

– Получается, мы тут все до единого святые, никто не убивал, – заметил Алик.

Кроме Юры, собравшиеся перевели алчные глаза на Лесю. А она не успела дать волю эмоциям, муж поднял руки вверх:

– Стоп, дорогие соседи! Если скажете о Леське хоть слово, то ей же тоже есть что рассказать про вас.

– Пусть докажет, что я там был! – хмыкнул Лобзень.

– И вы будете доказывать, что она была, – усмехнулся Юра. – Если все, что сегодня выяснилось, выплывет, то всех посадят в следственный изолятор, понятно? И кто станет убийцей – большой вопрос. Очень может быть, что не тот, кто убил.

– Какие предложения? – сдался Лобзень.

– Всем молчать, – дал команду Юра. – Ничего не видели, ничего не знаете, ничего не слышали. Да! Украденное вернуть на место.

– Лошадь не отдам, – заявила Полынь. – Я люблю ее.

– Без лошади, – согласился Юра. – Ну, за дело.

Только жильцы, в общем-то, с радостью двинули в свои закоулки, Алик внес тревожную ноту:

– Но ведь кто-то его убил. Кто-то из нас.

– Менты разберутся, – сказал Юра. – Это их работа.

…Приехала милиция. Леся ушла к себе. То ли на нервной почве, то ли еще отчего, но она принялась поедать холодную гречневую кашу с холодными сосисками, запивая холодным кофе. Потом улеглась на диван, прислушивалась к звукам, дрожа не от холода, нет, – от страха. Но туда пойти не рискнула, ждала мужа или милицию.

Юрка пришел часа через три, упал в кресло напротив, отпил из бутылки минеральной воды и уставился на Лесю.

– Что там? – настороженно спросила она.

– Убийцу нашли.

– Ты так смотришь… Полынь сказала про меня, да? И теперь думают, что я убила?

– Полынь Петровна была под моим контролем. Лошадь-то я разрешил ей оставить, а все друганы Борьки видели ее у него, подтвердили бы, что Пегас украден. И что бы она говорила в свое оправдание?

– Тогда кто убил?

– Сначала скажи, что ты делала в парадном? Только лишь выжидала, когда они пойдут грабить покойника? Ты этого знать не могла.

– Я вычислила, что ты… – Леся замолчала. Ох, как трудно говорить! – Что ты мог его убить. Ну, возникла спонтанная ссора, потом драка… Я пошла уничтожить улики.

– Улики? – вытаращился Юра. – И какие же улики ты уничтожала?

– Отпечатки ног и пальцев. Ты же боролся с ним на полу… Оставил отпечатки…

– Ты что, вытирала пол?

Леся закивала. Потом добавила:

– И дверной проем. И дверь с обеих сторон. И еще где-то… Мне было так страшно…

Внезапно Юрка начал хохотать. Он хохотал до икоты, до слез. Вдруг переставал, но, взглянув на жену, снова закатывался от хохота. Леся хмурилась, озадачившись, с чего его так разобрало. Наконец вспылила:

– Не понимаю, что тут смешного! А ты зачем туда ходил на рассвете? Так и не ответил мне.

– У тебя одна серьга в ухе.

Ничего себе переходы. При чем тут серьга?

– Потеряла еще два дня назад, я говорила тебе, – сказала Леся.

– Но ты не сказала, что потеряла ее два дня назад. Так вот, на рассвете я ходил искать серьгу у Борьки.

– У Борьки? С какой стати ты искал у него?

– Думал, ты потеряла ее в результате борьбы. Ночью дождь полил, я надеялся, что к утру он перестанет, к тому же на рассвете лучше будет видно пол.

– Так ты думал, его я… – задохнулась Леся. Слово «убила» как-то не выговорилось.

– Как и ты, – снова расхохотался Юрка.

– А что ты еще нес в руках, когда возвращался от него?

– Я… – хохотал Юра. – Я… тоже… отпечатки… вытирал…

Леся перепорхнула с дивана на колени мужа, обняла его крепко-крепко, завершила внезапный порыв поцелуем в губы. Как ей повезло встретить его. А она черт знает что думала о своем муже! Вот дура-то… После поцелуя Леся склонила голову ему на плечо, улыбаясь. Но вспомнила, выпрямилась:

– А кто убил? Лобзень? Или Алик?

– Это еще смешнее, чем мы с тобой, уничтожающие улики поодиночке.

– Да говори же!

– К его тапочку прилипла кожура от яблока.

– И что? Я не понимаю.

– Борька прилично набрался, бутылку с остатками коньяка тоже нашли рядом с ним под полой халата, она не разбилась. А на каминной полке стояла тарелка, на ней лежал огрызок яблока, кожура и небольшой нож. Видимо, он не заметил, что часть кожуры упала, а полы у него ламинированные. Наступил он на кожуру, нога поехала – там остался четкий след, хотя труп пролежал на нем всю ночь. Короче, пьяный Боря со всего маху грохнулся на спину и угодил затылком на заостренные колышки каминной решетки. Отсюда крови море. В общем, Леся, его убила кожура от яблока. А ты думала, что ночь провела в кровати с убийцей? Не стыдно?

– Ты ведь тоже так думал. Постой, а почему у него нос в крови?

– Эксперт сказал, что, скорее всего, у него кровь хлынула из-за высокого давления, на полу сохранились капли, упавшие сверху, и на халате. Он стоял у камина, пошла носом кровь, Борька двинул, видимо, за платком, да наступил на кожуру. В пятак его никто не бил.

– Значит, несчастный случай?

– Он самый. Зато я теперь по-настоящему счастливый. Чтоб, спасая меня от тюрьмы, моя девушка пошла ночью уничтожать улики в то место, где лежит труп…

– Я не девушка, а твоя жена.

– Это только доказывает, что у меня отличная интуиция. Как увидел тебя – так сразу понял: моя.

– У меня тоже, – прижалась к нему Леся, – отличная интуиция. Но знаешь, в следующий раз давай не будем спасать друг друга поодиночке.

Сверкнула молния, но не напугала. Однако Юрка покривился:

– Ну, вот… Опять начинается гроза, польет дождь. А мы собирались провести день на природе.

– Лучше выспимся, – предложила Леся. – Я за прошлую ту ночь ужасно измучилась.

В спальне она распахнула балконную дверь. Зальет? Ну и что! Зато запах сирени наполнит комнату. Как странно, теперь ее аромат ни о чем плохом не напоминал.