Зеленый призрак

СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ

После нескольких дней мотаний по свету в поисках здравого смысла Петер решил вернуться к «первому боссу» и во что бы то ни стало добиться от него толку. Но босс к этому времени успел опомниться. Едва он увидел Петера, как изобразил на лице величайшую радость и пошел к нему навстречу с протянутыми руками.

— Куда вы пропали? Я всю полицию поднял на ноги!

— Неужели понадобился?

— Представьте себе. Мне пришла в голову гениальная идея. Правда, пока я «первый», они у меня все гениальные. Но эта в особенности… Знаете ли вы, у кого больше всего врагов? Конечно, у «первого». Ибо его деяния касаются всех. А всем, как известно, не угодишь. Вот и погибают боссы во цвете лет. Ведь у нас свобода, каждый может купить хоть пулемет… Вы понимаете, что я с вами до конца откровенен? — Тут он попытался похлопать Петера по плечу, но рука его упала, не найдя опоры. — Простите, никак не могу привыкнуть к вашему облику. То ли вы есть, то ли вас нет. Но ведь это и хорошо, и отлично! Вас же нельзя убить! Берите все полномочия, поезжайте вместо меня, выступайте с предвыборными речами, обещайте избирателям что хотите и делайте, делайте свое благородное дело…

Идея была неплохой: не через чьи-то руки, а самому лично обратиться к людям, убедить их, пользуясь привлекательным мандатом представителя «первого босса». А уж людей только разозлить, напугать как следует, зажечь только — не погаснут. Толпа — стихия, шарахнется — никакие стены не удержат…

Так думал Петер. А босс, не дожидаясь ответа, уже звонил куда-то.

— Алло, Пат? Тут к тебе явится… Именно явится, а не приедет… Это он умеет. Увидишь как. Жди через пару минут… Он будет действовать от моего имени. Да, да, пусть выступает где хочет и говорит что хочет. Он от цвагов. От тех, что будто бы собираются прийти на Землю… Да, да, зеленый, совсем зеленый и немного прозрачный. Можешь сообщить газетам, что, мол, представитель зеленых цвагов выступает… Впрочем, ему реклама тоже не помешает.

«Первый босс» положил трубку, повернулся к Петеру.

— Сделал все, что в моих силах. Поезжайте… то есть отправляйтесь… Ха-ха!.. Поработайте пока, а я отдохну. Совсем выдохся от речей… — И он помахал ручкой, как это всегда делал перед избирателями.

Петер на мгновение закрыл глаза и очутился в другом кабинете. Перед ним сидел молодой улыбчивый человек в сером костюме и с короткой прической рыжеватых волос.

— Привет! — сказал он, ничуть не удивившись появлению Петера. — Меня зовут Пат. Репортеры сейчас будут, вы им все сами и расскажете. Не хотите ли пока рюмочку?

— Спасибо. Я лучше пройдусь по городу, — сказал Петер. И исчез.

Это был всем городам город. По широченным магистралям неслись толпы автомобилей. Длинноволосые юноши, нанятые автомобильными кампаниями, задирали на перекрестках прохожих, предпочитавших ходить пешком. Рыжие блондинки выглядывали из лакированных лимузинов, зазывали мужчин. Рекламы свисали с крыш до самых тротуаров и снова возносились в темное небо.

«Приобретайте наши товары заблаговременно», — звали рекламы.

«Приятное с полезным. Томики стихов лучших поэтов для чтения в туалете!»

«Самые короткие ночные рубашки для спящих царевен!»

«Покупайте новый бестселлер: „Как стать счастливым без денег“!..

Всюду чувствовал комфорт, довольство и беззаботность. Казалось, люди достигли всего, чего хотели, и теперь изощряются, тешат свои прихоти.

А репортеры уже ждали его, шумели в тесном зале. Ничуть не удивившись неожиданному появлению Петера, забегали, отталкивая друг друга, ощетинились сотней объективов, ослепили вспышками.

Добрых полчаса Петер рисовал перед ними страшную картину конца света. Почти час рассказывал о том, что могут приобрести люди, если не ослушаются. Накаленный злостью на равнодушие властей, он кидал в зал фельетонный сарказм, сыпал афоризмами, метался по залу в своем зеленом ореоле и сам будто со стороны любовался своим мессианским величием. И замирал от предчувствия завтрашних сенсационных заголовков. Он мысленно уже видел толпы взбудораженных горожан, митинги, демонстрации «антиатомных бунтарей».

Когда он кончил, в зале на минуту наступила тишина. И тотчас словно взорвалась: репортеры кинулись к телефонам. Пришлось объявить перерыв. За это время Петер успел заглянуть в редакции, постоять у взбесившихся телетайпов. Дело, кажется, началось неплохо.

А после перерыва посыпались вопросы:

— Как цваги относятся к крику женской моды — вырезу на животе?

— Если цваги против атомного оружия, то что они думают об использовании в войне летучих мышей?

— Есть ли у цвагов женщины и каков у них бюст?

— Известен ли пришельцам новый фильм «Мои милашки» и признают ли они его секс-бомбой?

— На верном ли пути омфалопсики? Те самые, что ищут истину в созерцании собственного пупа?..

Сначала Петер пытался отвечать, потом возмутился.

— На карте судьба человечества! — крикнул он.

И снова со всей страстью принялся расписывать ужасы, которые видел в полуреальном сне, навеянном цвагами. И осекся, заметив, что репортеры начали зевать и потихоньку расходиться. Они это уже слышали, они спешили за новеньким.

Вскоре в зале осталось лишь несколько человек, совавших Петеру банковские чеки.

— Мы понимаем, фирма индивидуальных атомоубежищ очень богата, — твердил один из оставшихся. — Но и мы можем хорошо заплатить. Только упомяните в проповедях о спасительных свойствах нового пластика для надувных матрацев…

«Что ж, этого следовало ожидать, — подумал Петер. — Люди есть люди. Каждого интересует только то, что его интересует».

Даже в своей бестелесности Петер почувствовал тяжкую усталость. Но он все же заглянул в зал, где его дожидались чекодержатели.

— Мне бы ваши заботы, — сказал Петер. И добавил равнодушно: — Беззаботные вы идиоты!..

Если бы он знал, как опрометчиво для знаменитости говорить в рифму. Эти его последние слова вызвали особый восторг прессы. Их потом обсасывали все газетные поэты. Композиторы сочиняли на них модные песенки. Эстрадники, выбивавшие «атомные чечетки», непременно вставляли «стишок» в свои куплеты…

А Петер вернулся к своей Мелене и… запил. Стоит ли удивляться? Ведь это такое обыденное явление в обществе, где иными средствами так трудно добиться цели!

Время от времени он снабжал газеты скандальной информацией, накупал «утешительного» и, подталкиваемый «зеленым змием», метался по миру в своих чудесных зеленых снах. Он пугал главнокомандующих, уличных девочек, футбольных кумиров своими неожиданными явлениями и непонятными требованиями. Иногда он попадал на высокие научные собрания, слушал премудрых мужей, тешивших свое тщеславие заумными дискуссиями. Там ему казалось, что перед ним вовсе и не люди, а некие далекие от мира существа вроде цвагов, только менее терпеливые. Он лез на трибуны со своими антиатомными заявлениями, но его не слушали, ибо в научных дискуссиях существовала давным-давно расписанная очередь и всякая внеочередность воспринималась присутствующими как личное оскорбление.

Однажды ему пришло в голову навестить Штангеля.

— Ну и пусть все к черту взрывается! — крикнул Штангель, выслушав Петера. — Кто-то мудро заметил: если умного человека можно ударить так, что он ополоумеет, то почему полоумного нельзя ударить так, чтобы он поумнел? Людям нужны удары судьбы, люди без них не могут… Ну а лучше всего, если цваги уберутся ко всем чертям…

Петер не согласился, сказал, что людям для прогресса непременно нужно искать контакты с инопланетными цивилизациями.

— Не хочу никаких контактов, — вскричал Штангель. — Не желаю превращаться в очередного профессора Псишку!

— Кто это?

— Один чудак. Вбил себе в голову, что муравьи тоже цивилизация.

— Ну и что же?

— Ищет контактов. Газеты им читает, книжки показывает с картинками. Муравьи, конечно, чихать хотели на его уроки. А Псишка одно твердит: главное — непрерывность посылаемой информации. Говорит, что рано или поздно они догадаются. Ты сходи к нему, тебе это полезно.

— И схожу.

Петер закрыл глаза и сразу услышал слоновий топот и далеко не научные словечки.

— Я вам покажу цивилизацию! Варвары, людоеды проклятые! — скрипел астматический голос.

Петер увидел седовласого старца, сплошь облепленного рыжими муравьями. Старец пинал муравейник, бил его, как хлыстом, тонкой указкой.

— Профессор Псишка?

— Ну я, ну и что? У каждого бывают ошибки. Если хотите знать, в научной работе отрицательный результат тоже результат.

Профессор подпрыгнул, поджал ножки и с размаху сел на муравейник.

— Я к ним и так и этак, а они кусаться! Дождались, когда уснул, залезли под одежду да ка-ак куснут все разом!.. А вы кто такой?

— Ваш друг. Вы говорите, что они вас куснули все разом? Одновременно?

— Э… видите ли… я спал…

— Так это же величайшее открытие! Они откликнулись! А поскольку челюсти у них — единственный известный нам способ общения, то они и пустили его в ход.

— Вы полагаете?..

— Терпите, профессор. Терпите и старайтесь понять, что они хотят сказать, кусая вас. Терпите, мученик от науки. Не обижайте ваших братьев по эволюции…

Петер шутил, но ему было не до шуток. Иногда по утрам, когда рассеивался туман спиртного и кошмарных снов, он с тоской смотрел на календарь и считал часы до катастрофы. Тогда он распахивал окно, глядел на город и плакал от бессилия. Как в детстве, когда тверда была вера, что на слезы слетаются добрые ангелы.

Однажды это протрезвление пришло поздно вечером. Петер взглянул на календарь и ужаснулся: до пришествия цвагов, а стало быть и до катастрофы, которая за этим последует, оставалось восемь часов.

— Нет! — закричал он, перепугав Мелену. — Не может быть!

Он накинул плащ и выбежал на улицу. Тихий дождь сгонял в канализационные трубы дневной зной, оживлял полузадушенных жарой горожан. Люди шли пестрые в свете реклам и улыбались дождю. А Петер бежал мимо них, думая о том, что завтра, всего лишь завтра такие дожди будут вызывать ужас.

Мелена едва поспевала за ним, ни за что не желая отпускать Петера одного. Ночью они вломились в квартиру белобородого Вонани.

— Вы же обещали рассказать… — начал ученый.

— К черту счеты! — раздраженно перебил его Петер. — В шесть утра мир взлетит на воздух!

К счастью, Вонани относился к той редкой категории людей, которые, несмотря ни на что, предпочитали верить другим. Он провел ночных гостей в лабораторию, где все еще стоял старый ржавый котел. Петер забрался в люк. Мелена решительно полезла за ним.

— Я буду с тобой, — заявила она.

Он не стал спорить. Теперь ему было все равно.

Цваги заставили долго ждать. С полчаса Петер видел перед собой только светлый круг люка-иллюминатора и за ним белый халат Вонани. И когда нервы готовы были лопнуть от нетерпения, он почувствовал невесомость и услышал далекий свист в зеленом трепетании тонких лучей.

На этот раз все было как-то иначе. Петеру даже показалось, что он чувствует холод. Так во сне идешь босиком по снегу и знаешь, что это не реальность, и знаешь также, что за этим какая-то реальная основа. И просыпаешься и находишь, что сон не фантазия, что ногам действительно холодно, потому что во сне ты их высунул из-под одеяла. Вот и теперь был словно сон, только такой, от которого нельзя самому проснуться.

Мелена раскрыла рот, пытаясь что-то сказать, но Петер ее не услышал. Он взял Мелену за руку и стоял так, переступая по серому лунному гравию.

— Что вы хотите?

Мелена вздрогнула и оглянулась.

— Вы не должны этого делать! — крикнул Петер в черную пустоту.

— Мы давали вам время.

— Что нам ваше время? Мы же совсем другие. Вы приходите как диктаторы, предъявляете ультиматум, сулите золотые горы. А мы не умеем, понимаете, еще не можем ничего принять. Если ваша цивилизация так высока, то она должна быть доброй. Как же иначе?!

Петер умолк, не слыша возражений. Ему показалось, что он говорит сам с собой. Так бывает на больших митингах, когда теряется неуловимая ниточка-связь между оратором и толпой. Оратор все еще говорит, накаляет себя, а вокруг уже космический холод равнодушия.

— …Давайте нам то, что мы можем взять. Укажите для начала хотя бы лекарства от наших болезней. Вы молчите? Вы понимаете, что для этого вам понадобится изучить болезни, а стало быть, и всего человека со всеми его историческими, биологическими, психическими противоречиями и сложностями. Для этого вам пришлось бы повторить нашу жизнь, начав все сначала. Но в этом случае еще неизвестно, сумеете ли вы указать лекарства раньше, чем мы найдем их сами…

— Что же вы не возражаете? — раздраженно крикнул Петер.

И снова ему не ответили.

— …Нельзя ребенка сделать сразу большим. Он должен сам пройти все стадии роста. У нас тоже бывают резкие скачки, мы их называем революциями. Но они закономерный, необходимый этап эволюции. А вы предлагаете взрыв. Чтобы ничего старого и все новое. Это гибель эволюции. Это не наш мир. Человечество погибнет сразу или выродится. Возможно, вы нас будете кормить и баловать, как мы наших кошек и собак. Но не думаете же вы, что нам понравится такая перспектива? Неужели вы не понимаете, что вся суть социальной эволюции в праве самим разрешать свои трудности. Помощь? Давайте нам помощь, которую мы в состоянии принять. Решение наших проблем без нас и за нас — это гибель…

— Что же вы предлагаете? — услышал Петер и обрадовался блеснувшей надежде.

— Выход есть, — быстро заговорил он. — Живите себе на Луне, на Марсе, где хотите, но оставьте нас в покое. И давайте общаться в тех пределах, в каких мы можем вас понять. Наши ученые найдут пути к вашим знаниям. Будьте учителями, а не фельдфебелями. И не надо ни отметок, ни розог. Пусть мы сделаем не все так, как вам нравится, но мы не покусимся на ваш покой. А со своими дураками мы сами справимся. И атомные бомбы уничтожим, и глупость обезоружим. Нужно только время. В конце концов мы же разумные существа…

И вдруг упало густое черное небо. Беззвучно рухнули, провалились белые острые скалы. И розовый свет стал заливать черную ночь. Петеру показалось, что свет пахнет. Он потянул носом, уловил запах левкоев. И в тот же миг почувствовал, что лежит на чем-то неровном и колючем. Открыл глаза, увидел бело-розовые цветы и за ними густое рассветное небо.

Петер приподнялся, опираясь рукой о рыхлую влажную землю. И увидел, что сидит посреди цветов на большой клумбе городской площади, той самой, по которой за ним бегал полицейский. Мелена лежала рядом в неудобной позе неожиданно упавшего человека. Он наклонился над ней, расстегнул блузку и обрадовался, увидев живую пульсирующую кожу в ложбинке под горлом.

— Который час? — спросила Мелена, открывая глаза.

Внезапный страх придавил ему плечи. Может, именно теперь большая стрелка часов подходит к цифре шесть, может, уже через секунду прогремит над миром триллионоглоточный глас накопленных водородных бомб — страшный вестник конца рода человеческого.

Петер заметался глазами, не сразу нашел большой циферблат на башне. Часы показывали двенадцать минут седьмого. Белый гаснущий диск Луны висел над башней, а внизу, на залитой ранним солнцем площади, уже шумели первые зеленщики.

Мелена прижалась к нему и вдруг нервно и судорожно разрыдалась.

— Что ты, глупая, — уговаривал Петер. — Теперь только радоваться, теперь все будет хорошо.

Он не видел, что с другой стороны, нетерпеливо поигрывая дубинками, к ним спешили двое полицейских…