Зеленый Смарагд

12

Когда мы вбежали в помещение хронографа, мистер Марли при виде нас нахмурился.

– Вы не завязали ей гла… – начал он, но Гидеон не дал ему договорить.

– Я сегодня буду элапсировать с Гвендолин в 1953 год, – пояснил он.

Мистер Марли упёр руки в бока.

– Вы не имеете права, – сказал он. – Весь запас времени вам нужен для операции Чёрный Турмалин тире Сапфир. И на тот случай, если вы забыли: эта операция состоится немедленно. – На столе перед мистером Марли стоял хронограф с искрящимися в искусственном свете драгоценными камнями.

– Изменение планов, – резко ответил Гидеон и сжал мою руку.

– Я об этом ничего не знаю! И я вам не верю. – Мистер Марли сердито вытянул губы. – Полученный мной приказ однозначно…

– Так позвоните наверх и спросите, – прервал его Гидеон, указывая на телефон на стене.

– Именно это я сейчас и сделаю! – Мистер Марли с покрасневшими ушами направился к телефону. Гидеон отпустил мою руку и склонился над хронографом, а я, как манекен, застыла у двери. Сейчас, когда уже не надо было никуда бежать, я вдруг оцепенела и стала неподвижной, как остановившиеся часы. Я даже не чувствовала, как бьётся моё сердце. Такое ощущение, что я медленно превращалась в камень. Собственно говоря, в моей голове должны были крутиться мысли, но они не крутились. Я ощущала лишь тупую боль.

– Гвенни, я всё для тебя настроил. Иди сюда. – Гидеон не стал дожидаться, когда я последую его приглашению, он проигнорировал и протест мистера Марли («Оставьте! Это моя работа!»). Он притянул меня к себе, взял мою вялую руку и аккуратно вложил один из пальцев в отверстие под рубином. – Я сейчас же перемещусь следом за тобой.

– Вам не разрешено самолично настраивать хронограф, – начал мистер Марли, снимая трубку телефона. Я ещё успела увидеть, как он набирает номер, затем водоворот рубиново-красного света унёс меня прочь.

Я приземлилась в кромешной тьме и стала наощупь пробираться вперёд, где, по моим представлениям, должен был находиться выключатель.

– Позволь мне, – услышала я голос Гидеона, бесшумно приземлившегося позади меня. Через две секунды лампочка под потолком загорелась.

– Ты, однако, быстро, – пробормотала я.

Гидеон повернулся ко мне.

– Ах, Гвенни, – мягко сказал он. – Мне так жаль! – Когда я не пошевелилась и не ответила, он двумя шагами подошёл ко мне и обнял меня. Он прижал мою голову к своему плечу, положил подбородок мне на волосы и прошептал: – Всё будет хорошо. Я обещаю тебе. Всё опять будет хорошо.

Я не знаю, сколько времени мы так простояли. Может быть, это были его слова, которые он повторял снова и снова, а может быть, это было тепло его тела, но моё оцепенение стало медленно проходить. Во всяком случае, я смогла беспомощно прошептать:

– Моя мама… это не моя мама.

Гидеон подвёл меня к зелёной софе, усадил меня и сел рядом.

– Как бы мне хотелось, чтобы я это знал, – озабоченно сказал он. – Тогда я бы мог тебя предупредить. Тебе холодно? У тебя стучат зубы.

Я покачала головой, прислонилась к нему и закрыла глаза. На какой-то момент мне захотелось, чтобы время остановилось здесь, в 1953 году, на этой зелёной софе, где не было никаких проблем, никаких вопросов, никакой лжи – только Гидеон и его утешительная близость.

Но мои желания не имели обыкновения сбываться, я это знала по собственному горькому опыту.

Я опять открыла глаза и посмотрела на Гидеона.

– Ты был прав, – жалобно сказала я. – Это, наверное, действительно единственное место, где нам не могут помешать. Но тебе достанется!

– Да, причём наверняка. – Гидеон легко улыбнулся. – Прежде всего потому, что мне пришлось несколько… ну да… неделикатно воспротивиться попытке Марли отобрать у меня хронограф. – Его улыбка стала мрачной. – Операцию Чёрный Турмалин и Сапфир придётся перенести на другой день. Хотя у меня сейчас ещё больше вопросов к Люси и Полу, и встреча с ними была бы как раз тем, что нам сейчас нужно.

Я подумала о нашей первой встрече с Люси и Полом у леди Тилни, и мои зубы застучали, когда я вспомнила, как Люси смотрела на меня и шептала моё имя. Боже, а я ведь не имела никакого понятия.

– Раз Люси и Пол – мои родители, значит, мы родственники?

Гидеон снова улыбнулся.

– Это тоже было первым, что промелькнуло у меня в голове, – сказал он. – Но Фальк и Пол для меня – отдалённые родственники, кузены третьей или четвёртой степени. Они происходят от одного, а я от другого близнеца-карнеола.

В моём мозгу опять начали вращаться цеплявшиеся друг за друга шестерёнки. Внезапно я ощутила плотный ком в горле.

– Перед тем как заболеть, мой отец каждый вечер пел нам и играл на гитаре. Мы так это любили, Ник и я, – тихо сказала я. – Он всегда утверждал, что свой музыкальный талант я унаследовала от него. А ведь мы с ним даже не были в родстве. Чёрные волосы у меня от Пола. – Я сглотнула.

Гидеон молчал, с сочувствием глядя на меня.

– Раз Люси – не моя кузина, а моя мама, то моя мама… моя двоюродная бабушка! – продолжала я. – А моя бабушка – на самом деле моя прабабушка. А мой дед – не дедушка, а дядя Гарри! – Это было последней каплей, и я начала безудержно плакать. – Я не выношу дядю Гарри! Я не хочу, чтобы он был моим дедушкой! И я не хочу, чтобы Каролина и Ник перестали быть моими сестрой и братом. Я так их люблю!

Гидеон дал мне немного поплакать, а затем начал гладить мои волосы и бормотать успокоительные слова.

– Эй, всё хорошо, Гвенни, это не играет никакой роли. Они всё те же самые люди, не важно, в какой степени родства вы состоите!

Но я продолжала безутешно всхлипывать. Я почти не заметила, как Гидеон мягко притянул меня к себе. Он обвил меня руками и крепко прижал к себе.

– Они должны были мне это сказать, – с трудом выговорила я наконец. Майка Гидеона была совершенно мокрая от моих слёз. – Мама… должна была мне сказать.

– Наверное, она и собиралась когда-нибудь. Но поставь себя на её место: она тебя любит – и поэтому совершенно точно знает, что правда причинит тебе боль. Наверное, она не могла на это решиться. – Ладони Гидеона гладили меня по спине. – Это должно было быть ужасно для всех, а для Люси и Пола в особенности.

У меня опять потекли слёзы.

– Но почему они оставили меня одну? Стражи мне никогда бы ничего не сделали! Почему они с ними не поговорили?

Гидеон ответил не сразу.

– Я знаю, что они пытались, – медленно сказал он. – Предположительно тогда, когда Люси заметила, что беременна, и когда они поняли, что ты станешь Рубином. – Он откашлялся.

– Но у них тогда не было никаких доказательств их теорий о графе. Их истории были отметены как детские попытки оправдаться за их недозволенные путешествия во времени. Это можно прочитать даже в Анналах. Особенно дедушка Марли гневался из-за их обвинений. Согласно его записям, Люси и Пол вываляли в грязи память о графе.

– Но мой… дедушка! – Мой разум отказывался думать о Люкасе как НЕ о моём деде. – Он ведь был посвящён во всё и, во всяком случае, верил Люси и Полу! Почему он не воспрепятствовал их бегству?

– Я не знаю. – Гидеон пожал мокрыми от моих слёз плечами. – Без доказательств даже ему не удалось бы многого добиться. Ему нельзя было рисковать своим положением в Ближнем Круге. И кто знает, всем ли Стражам он мог доверять. Мы не можем исключить вероятность того, что в настоящем присутствовал некто, кто знал об истинных планах графа.

Некто, кто, может быть, в конце концов убил моего деда. Я покачала головой. Для меня всё это было слишком. Но Гидеон ещё не закончил со своей теорией.

– Кто бы ни навёл его на эту мысль – может быть, твой дед даже поддержал идею отправить Люси и Пола с хронографом в прошлое.

Я сглотнула.

– Они могли взять меня с собой! – сказала я. – До моего рождения!

– Чтобы родить тебя в 1912 году и вырастить под фальшивыми именем? Незадолго до первой мировой войны? – Он покачал головой. – А кто бы взял тебя к себе, если бы с ними что-нибудь случилось? Кто бы о тебе позаботился? – Он погладил меня по волосам. – Я даже приблизительно не могу себе представить, как больно пережить такое. Но я могу понять Люси и Пола. Они были уверены, что в твоей маме они нашли того, кто будет любить тебя, как своё собственное дитя, и вырастит тебя в безопасности.

Я прикусила губу.

– Не знаю. – Я устало выпрямилась на софе. – Я вообще уже ничего не знаю. Мне бы хотелось, чтобы я могла повернуть время вспять – пару недель назад я была, возможно, не самой счастливой девушкой на свете, но, во всяком случае, абсолютно нормальной! Не путешественница во времени. Не бессмертная! И не ребёнок двух… двух подростков, живущих в 1912 году.

Гидеон улыбнулся мне.

– Да, но посмотри на это так: есть и парочка позитивных вещей. – Он аккуратно провёл пальцем под моими глазами, наверное, чтобы вытереть гигантские потёки туши. – Я считаю, что ты очень храбрая. И… я люблю тебя!

Его слова смыли тупую боль с моей груди. Я обвила руками его шею.

– Пожалуйста, ты не мог ли бы ещё раз это сказать? И поцеловать меня? Так, чтобы я обо всём забыла?

Взгляд Гидеона скользнул от моих глаз к губам.

– Я могу попытаться, – пробормотал он.

Попытки Гидеона увенчались успехом. Если можно так сформулировать. Во всяком случае, я была бы не против провести остаток дня или даже остаток жизни в его объятьях на зелёной софе в 1953 году.

Но в какой-то момент он отодвинулся, оперся на локоть и посмотрел на меня.

– Я думаю, нам сейчас лучше прекратить, иначе я ничего не гарантирую, – сказал он, переводя дыхание.

Я не сказала ничего. Почему он должен себя чувствовать иначе, чем я? Разве что я не могла бы так просто остановиться. Я подумала, а не принять ли мне из-за этого немного обиженный вид. Но долго я не могла об этом размышлять, потому что Гидеон бросил взгляд на часы и внезапно вскочил.

– Ах, Гвен, – торопливо сказал он. – Сейчас начнётся. Тебе надо что-то сделать с волосами – наверное, все Стражи собрались вокруг хронографа и будут злобно на нас смотреть, когда мы вернёмся.

Я вздохнула.

– О Боже, – сказала я удручённо. – Но нам сначала нужно обсудить, что мы делаем дальше.

Гидеон наморщил лоб.

– Им, конечно, придётся сдвинуть операцию, но, может быть, мне удастся их уговорить послать меня на два оставшихся часа в 1912 год. Нам надо действительно срочно поговорить с Люси и Полом!

– Мы можем их вместе посетить сегодня вечером, – предложила я, хотя мне стало плохо при одной этой мысли. Приятно с вами познакомиться, мама и папа.

– Забудь об этом, Гвен. Они больше не отправят тебя со мной в 1912 год, разве что этого потребует граф. – Гидеон протянул мне руку, поднял меня на ноги и неловко попытался разгладить кучу моих волос на затылке, которую он сам и накрутил.

– Как хорошо, что у меня дома случайно есть свой собственный хронограф, – сказала я по возможности хладнокровно. – Который, кстати, замечательно функционирует.

Гидеон уставился на меня.

– Что?

– Ну ладно! Ты же это знал – как иначе я могла бы постоянно видеться с Люкасом? – Я прижала ладонь к животу, где уже начала крутиться карусель.

– Я думал, что ты нашла способ во время элапсирования… – Перед моими глазами Гидеон растворился в воздухе. Я последовала за ним через несколько секунд, успев за это время ещё раз пригладить волосы.

Я была убеждена, что помещение хронографа при нашем возвращении будет кишмя кишеть Стражами, рассерженными из-за самовольных действий Гидеона (я тайно ожидала, что мистер Марли с фонарём под глазом стоит в углу и настаивает на том, чтобы Гидеона увели отсюда в наручниках), но на самом деле в помещении было тихо.

Присутствовал только Фальк де Вильерс – и моя мама. Она с жалким видом сидела на стуле и, заламывая пальцы, смотрела на меня заплаканными глазами. Тушь для ресниц и остатки теней для век образовывали потёки на её щеках.

– Вот и вы, – сказал Фальк. – Его голос звучал нейтрально, выражение лица тоже было нейтральным, но я не исключала, что под этим фасадом кипит гнев. Его янтарные волчьи глаза странно блестели. Гидеон, стоявший рядом со мной, невольно подобрался и чуть вздёрнул подбородок, словно пытаясь внутренне вооружиться против возможных попрёков.

Я быстро схватила его за руку.

– Он не виноват – я не хотела элапсировать одна, – затараторила я. – Гидеон не специально нарушил план…

– Ничего, Гвендолин, – Фальк послал мне мягкую улыбку. – В данный момент здесь многое идёт не по плану. – Он потёр себе ладонью лоб и искоса взглянул на маму. – Мне очень жаль, что наш разговор сегодня днём… что ты таким образом обо всём узнала. Это произошло совершенно точно не намеренно. – Он снова взглянул на маму. – Такое важное дело должно быть преподнесено намного более деликатно.

Мама молчала, стараясь сдерживать слёзы. Гидеон сжал мою руку.

Фальк вздохнул.

– Я думаю, Грейс и ты, вам нужно многое обсудить. Лучше всего мы оставим вас сейчас одних, – сказал он. – За дверью ждёт адепт, который проводит вас наверх, когда вы будете готовы. Ты идёшь, Гидеон?

Гидеон неохотно выпустил мою руку и поцеловал меня в щёку. При этом он шепнул мне в ухо:

– Ты справишься, Гвен. А потом мы поговорим о том, что ты спрятала у себя дома.

Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не вцепиться в него и не умолять «Пожалуйста, не оставляй меня».

Я молча ждала, когда они с Фальком выйдут из комнаты и закроют за собой дверь. Потом я повернулась к маме и попробовала улыбнуться.

– Меня удивляет, что они допустили тебя в святая святых.

Мама встала, пошатываясь, как старая женщина, и криво улыбнулась в ответ.

– Они завязали мне глаза. Тот с лицом как блин. Ему кто-то разбил губу, и поэтому, я думаю, он особенно крепко завязал мне повязку. Волосам было очень больно, но я не рискнула жаловаться.

– Да, это мне знакомо. – Я не было особенно жалела разбитую губу мистера Марли. – Мама…

– Я знаю, ты меня сейчас ненавидишь. – Мама не дала мне заговорить. – И я тебя абсолютно понимаю.

– Мама, я…

– Мне так ужасно жаль! Я не должна была этого допустить. – Она сделала шаг в мою сторону и протянула ко мне руки, но тут же снова беспомощно опустила их. – Я всегда так боялась этого дня! Я знала, что он когда-нибудь наступит, и чем старше ты становилась, тем больше я его боялась. Твой дед… – Она запнулась, потом глубоко вздохнула и продолжала: – Мой отец и я собирались вместе тебе об этом рассказать, когда ты будешь достаточно взрослой, чтобы понять правду и справиться с ней.

– То есть Люкас об этом знал?

– Конечно! Он спрятал Люси и Пола у нас в Дареме, и это он придумал, что я должна изображать беременность, чтобы при необходимости выдать ребёнка – то есть тебя – за моего. Люси под моим именем наблюдалась в Дареме у гинеколога – они с Полом прожили у нас четыре месяца, а мой отец в это время оставлял фальшивые следы по всей Европе. Наш дом был для них в принципе наилучшим местом. Моей беременностью никто не интересовался. Роды должны были пройти в декабре, и поэтому для Стражей и для семьи ты была совершенно не важна. – Мама смотрела мимо меня на стену, и её взгляд остекленел. – До самого конца мы надеялись, что нам не придётся отправлять Люси и Пола в прошлое вместе с хронографом. Но один из частных детективов Стражей обратил внимание на наш дом… – При этом воспоминании она содрогнулась. – Мой отец успел нас вовремя предупредить. У Люси и Пола не было выбора – они должны были скрыться, а ты осталась у нас – крохотный ребёнок со смешным пучком волос на голове и огромными голубыми глазами. – У неё по щекам текли слёзы. – Мы поклялись оберегать тебя, Николас и я, и с первой же секунды полюбили тебя, как своё собственное дитя.

Сама того не замечая, я снова начала плакать.

– Мама…

– Знаешь, мы не хотели иметь детей. В семье Николаса было много болезней, да и я всегда думала, что я не тот тип, чтобы быть матерью. Но всё изменилось, когда Люси и Пол доверили нам тебя. – Мамины слёзы текли неостановимо. – Ты сделала нас такими… счастливыми. Ты полностью переменила нашу жизнь и показала нам, как прекрасны дети. Если бы не было тебя, Ник и Каролина совершенно точно не появились бы на свет. – Её стали душить рыдания. Я больше не могла сдерживаться и бросилась в её объятья.

– Всё хорошо, мама! – попыталась сказать я, но у меня вырвался только какой-то горловой звук. Но мама, казалось, всё равно меня поняла, потому что она крепко обняла меня, и долгое время мы были не в состоянии говорить, только плакали.

Пока Хемериус не просунул голову сквозь стену и не сказал:

– Ах, вот ты где. – Он протиснул в комнату остальную часть своего тела и приземлился на стол, с любопытством глядя на нас. – О Боже мой! Уже два комнатных фонтана! Очевидно, на модель «Ниагарский водопад» была большая скидка!

Я мягко оторвалась от мамы.

– Нам надо идти, мама! У тебя случайно нет бумажных платков?

– Если нам повезёт! – Она порылась в сумке и протянула мне один. – Почему твоя тушь не размазана по всему лицу? – спросила она со слабой улыбкой.

Я звучно высморкалась.

– Боюсь, всё осталось на майке Гидеона.

– Он кажется действительно симпатичным юношей. Хотя я должна тебя предупредить… Эти де Вильерсы приносят нам, девушкам Монтрозов, одни неприятности. – Мама открыла пудреницу, посмотрелась в зеркальце и вздохнула. – Ох. Я выгляжу, как мама Франкенштейна.

– Да, здесь поможет только тряпка, – высказался Хемериус. Он перепрыгнул со стола на сундук в углу и склонил голову набок. – Такое впечатление, что я пропустил целую кучу всего! Наверху, кстати, тоже царит волнение. Повсюду важные персоны в чёрных костюмах, а Марли, старый болван, выглядит так, как будто ему заехали в табло. И, Гвендолин, все наскакивают на твоего симпатичного юношу – очевидно, он перевернул все их планы с ног на голову. Кроме того, он довёл буквально каждого из них до белого каления, потому что он постоянно идиотски улыбается…

И хотя у меня не было абсолютно никаких причин для этого, я вдруг начала делать то же самое – идиотски улыбаться…

Мама посмотрела на меня поверх пудреницы.

– Ты меня прощаешь? – тихо спросила она.

– Ах, мама! – Я так крепко обняла её, что у неё из рук всё посыпалось. – Я ведь так тебя люблю!

– О Боже! – застонал Хемериус. – Опять всё сначала! А ведь тут уже достаточно сыро!

– Так я представляю себе рай, – сказала Лесли и повернулась вокруг своей оси, чтобы впитать атмосферу костюмного фонда. Её взгляд скользнул по полкам с туфлями и сапогами всех эпох, затем по шляпам, оттуда – по бесконечным стойкам с платьями и, наконец, вернулся к мадам Россини, которая открыла перед нами двери в этот рай. – А вы – наш возлюбленный Господь!

– Какая ты миленькая! – Мадам Россини, сияя, улыбнулась ей, а из её «миленькая» вышло «милэнкайа».

– Да, я тоже так считаю, – сказал Рафаэль. Гидеон кинул на него юмористический взгляд. Я не знаю, как ему после всех сегодняшних треволнений удалось вырвать у Фалька дозволение (возможно, дядя Гидеона был скорее овечкой в волчьей шкуре, чем наоборот?), но мы – включая Лесли и Рафаэля – действительно получили официальное разрешение нарядиться к вечеринке Синтии в костюмном фонде Стражей под наблюдением мадам Россини. Ранним вечером мы встретились у входа, и Лесли так разволновалась по поводу предстоящего визита в штаб-квартиру, что она не могла стоять на месте. Хотя она не увидела никаких помещений, которые я ей описывала, а к костюмному фонду её провели по обыкновенному коридору, она была в полном восторге.

– Ты чувствуешь? – шепнула она мне. – Запах загадок и тайн. О Боже, как я это люблю!

В костюмном фонде она была почти на грани гипервентиляции. При других обстоятельствах я бы себя чувствовала точно так же. До сих пор я считала мастерскую мадам Россини Эдемским садом, но фонд превосходил её в несколько раз.

Но что касается платьев, то я, во-первых, за это время немного к ним привыкла, а во-вторых, мои голова и сердце были заняты несколько иными вещами.

– Разумеется, не я скроила все эти костюмы, это коллекция Стражей, которая начала создаваться две сотни лет назад и всё это время постоянно пополнялась. – Мадам Россини сняла с вешалки слегка пожелтевшее платье, и мы с Лесли восхищённо вздохнули. – Многие из исторических оригиналов изумительно выглядят, но их больше нельзя использовать для современных перемещений во времени. – Она осторожно повесила платье обратно. – И костюмы, пошитые для предыдущих поколений, уже не соответствуют требуемым стандартам.

– То есть все эти прекрасные платья медленно ветшают на своих вешалках? – Лесли сочувственно погладила кружевной наряд.

Мадам Россини пожала круглыми плечами.

– Это ценные образцы, даже для меня. Но ты права, жаль, что их так редко используют. Тем прекраснее, что вы сегодня здесь. На этом балу вы будете самыми красивыми, mes petites!

– Это не бал, мадам Россини, а всего лишь довольно скучная вечеринка, – сказала Лесли.

– Вечеринка скучна настолько, насколько скучны её гости, – энергично возразила мадам Россини.

– Вот именно, это и мой девиз, – заявил Рафаэль, искоса посмотрев на Лесли. – Как насчёт того, чтобы мы нарядились как Робин Гуд и леди Мэриен? Они уж точно зелёные. – Он нацепил на голову маленькую дамскую шляпку с колышущимся пером. – Тогда все тут же увидят, что мы пришли вместе.

– Хм, – ответила Лесли.

Мадам Россини, радостно напевая, шагала вдоль стоек с платьями.

– Ох, как это чудесно! Это доставляет радость! Четверо молодых людей – что может быть прекраснее?

– Ну, кое-что я знаю, – прошептал Гидеон мне в ухо. – Послушай, вы должны её отвлечь, чтобы я смог стянуть шмотки для нашей вылазки в 1912 год. – Вслух он сказал: – Я надену вчерашние зелёные тряпки, мадам Россини, если можно.

Мадам Россини на всех парусах развернулась к нам.

– Вчерашние зелёные тряпки? – Её брови взметнулись вверх.

– Он… ну, он имеет ввиду камзол цвета морской волны с изумрудной застёжкой, – быстро сказала я.

– Да, и весь соответствующий хлам, – Гидеон принуждённо улыбнулся. – Зеленее не бывает.

– Хлам! Бисер перед свиньями! – Мадам Россини воздела руки вверх, при этом, правда, улыбаясь. – То есть конец XVIII века для маленького бунтаря. Тогда нам надо соответственно одеть и Лебединую шейку. Но я боюсь, что у меня нет зелёных платьев из той эпохи…

– Эпоха безразлична, мадам Россини. Невежды на вечеринке всё равно в этом не разбираются.

– Главное, чтобы оно выглядело старинным и было длинным и пышным, – добавила Лесли.

– Ладно, раз так, – нехотя уступила мадам Россини. Мы с Лесли следовали за ней, как два щенка, которых приманивают косточками. Гидеон исчез среди стоек с костюмами, а Рафаэль продолжал примерять дамские шляпки.

– Есть изумительное платье, просто мечта – из ярко-зелёной шёлковой тафты и тюля, Вена, 1865 год, – сказала мадам Россини и сощурилась. Со своими маленькими глазками и отсутствующей шеей она, как обычно, несколько напоминала черепаху. – По цвету оно изумительно подойдёт к ткани цвета морской волны маленького бунтаря, но стилистически эта комбинация – абсолютная катастрофа. Как будто Казанова отправился на бал с императрицей Сиси, если вы понимаете, что я имею ввиду…

– Как говорится, такие нюансы сегодня вечером значения иметь не будут, – сказала я и затаила дыхание, когда мадам Россини сняла с вешалки платье Сиси. Это была действительно мечта.

– Ну, оно в любом случае пышное! – Лесли засмеялась. – Если ты в нём повернёшься, ты сметёшь все холодные закуски!

– Примерь его, моя Лебединая шейка. К нему есть диадема. А теперь для тебя. – Мадам Россини взяла Лесли за руку и отправилась с ней в следующий ряд платьев. – Здесь у нас французская и итальянская «от кутюр» из прошлого столетия. Хотя зелёный и не был предпочитаемым цветом, но для тебя мы определённо что-нибудь найдём.

Лесли хотела что-то сказать, но при слове «от кутюр» чуть не подавилась и закашлялась.

– Могу я примерить эти смешные брюки до колен? – спросил позади нас Рафаэль.

– Конечно! Только будь осторожен с пуговицами.

Я незаметно проследила взглядом за Гидеоном. Он уже прихватил несколько вещей и улыбался мне над стойками платьев.

Мадам Россини не заметила его манёвров. Она, донельзя счастливая, двигалась в отделе от кутюр, а за ней по пятам следовала задыхающаяся Лесли.

– Для la petite Веснушки возьмём, наверное…

– …вот это! – перебила её Лесли. – Пожалуйста! Оно прекрасно!

– Excuses-moi, ma cherie. Но оно не зелёное!

– Но оно почти зелёное! – У Лесли был такой вид, как будто она сейчас расплачется от разочарования.

– Нет, оно холодно-синее, – твёрдо сказала мадам Россини. – Грейс Келли надевала его на бал в честь награждения фильма «Деревенская девушка». Конечно, это не то самое платье, а его точная копия.

– Это самое прекрасное платье, которое я когда-либо видела, – выдохнула Лесли.

– Что-то зелёное в нём есть, – попробовала я поддержать её. – По крайней мере, бирюзовое с уклоном в зелень. То есть практически зелёное, если свет будет желтоватым.

– Хм, – нерешительно сказала мадам Россини.

Я оглянулась на Гидеона, который незаметно направился в сторону двери.

– Оно мне всё равно не подойдёт, – пробормотала Лесли.

– Думаю, подойдёт! – Взгляд мадам Россини скользнул по фигуре Лесли и задумчиво устремился вдаль. – У вас, юных девушек, у всех такие чудесные талии. – Zut alors! – Внезапно её взгляд перестал быть мечтательным. – Молодой человек! Куда ты собрался с моими вещами? – вскричала она.

– Я… э-э-э… – испуганно забормотал Гидеон. Он почти добрался до двери.

Черепаха превратилась в разъярённого слона, топающего через кустарник. Гораздо быстрее, чем я могла предположить, мадам Россини оказалась возле Гидеона.

– Что это? – Она вырвала из его рук одежду, и её французский акцент проявился ещё отчётливей. – Ты хочьешь менья обокрасть?

– Нет, конечно, нет, мадам Россини. Я хотел их всего лишь… одолжить. – Гидеон придал своему взгляду особенно сокрушённое выражение, но на мадам Россини это не подействовало. Она разглядывала платья в своих руках.

– Что ты собьирался с ним делать, невозможный юноша? Они даже не зельоные!

Я пришла на выручку Гидеону.

– Пожалуйста, не сердитесь на нас. Эти вещи нам нужны для… вылазки в 1912 год. Сделав маленькую паузу, я решила поставить всё на карту. – Тайной вылазки, мадам Россини.

– Тайной? В 1912 год! – повторила мадам Россини. Она прижала к себе платья, как Каролина прижимала к себе вязаную свинку. – В этих вещах? Это шутка? – Я никогда не видела её такой сердитой. – Это. Мужской. Костюм. Из. 1932. Года. – грозно сказала она, делая после каждого слова глубокий вдох. – А это платье продавщицы сигар! Если вы в этих костюмах появитесь в 1912 году, вы рискуете тем, что сбежится куча народу! – Она упёрла руки в бока. – Ты совсем ничему у меня не научился, молодой человек? Что я всегда говорю? О чём идёт речь, когда мы имеем ввиду одежду? Об…

– …аутентичности, – вполголоса сказал Гидеон.

– Precisement! – мадам Россини оскалила зубы. – Если вы собираетесь предпринять тайную вылазку в 1912 год, то, разумеется, не в этих одеждах! Вместо этого вы могли бы приземлиться посреди города на космическом корабле – это было бы так же тайно. – Она перевела взгляд от меня на Гидеона и обратно, и её глаза сверкали всё так же сердито, но в какой-то момент она начала двигаться от одной вешалки к другой, а мы ошеломлённо на неё смотрели. Через короткое время она вернулась с охапкой одежды и странными головными уборами.

– Bien, – сказала она не терпящим возражения тоном. – Будет вам наука, как хитрить с мадам Россини. – Она протянула нам платья, и внезапно её лицо осветилось улыбкой, как будто солнышко вышло из-за туч. – И если я ещё раз поймаю мальенького заговоршчика на том, что он не надевает свою шлиапу, – она погрозила Гидеону пальцем, – то мадам Россини придётся рассказать вашему дяде о тайной вылазке!

Я с облегчением засмеялась и стремительно обняла её.

– Ах, вы просто самая лучшая, мадам Россини!

Каролина с Ником сидели на диване в швейной и с удивлением смотрели, как мы с Гидеоном прокрадываемся в комнату. На лице Каролины расцвела сияющая улыбка, а Ник казался скорее смущённым.

– Я думал, что вы на этой вечеринке! – сказал мой брат. Я не знала, из-за чего он чувствует себя более неловко: от того, что он вместе с младшей сестрёнкой смотрит детский фильм, или от того, что на них обоих надеты пижамы небесно-голубого цвета, которые им подарила к рождеству тётушка Мэдди. Пижамы были с капюшонами, украшенными заячьими ушами. Мне, как и тётушке Мэдди, они казались ужасно милыми, но в двенадцать лет это воспринимается, очевидно, по-другому. Тем более когда в гости приходит друг старшей сестры, одетый в крутейшую кожаную куртку.

– Шарлотта отправилась уже полчаса назад, – пояснил Ник. – Тётя Гленда прыгала вокруг неё, как курица, только что снесшая яйцо. Ой, нет, Гвенни, прекрати со своими поцелуями, ты точно как мама сегодня. Почему вы вообще ещё здесь?

– На вечеринку мы пойдём позже, – сказал Гидеон, падая рядом с ним на диван.

– Ясен пень, – сказал Хемериус, лениво лежавший на стопке журналов «Дом и сад». – По-настоящему крутые типы всегда приходят последними.

Каролина, широко открыв глаза, с обожанием смотрела на Гидеона.

– Ты уже знаком с Маргрет? – Она протянула ему свинку, лежавшую у неё на коленях. – Ты спокойно можешь её погладить.

Гидеон послушно погладил Маргрет по спинке.

– Какая мягкая. – Он с интересом посмотрел на экран. – О, вы уже там, где взрывается цветовая пушка? Это моё любимое место.

Ник недоверчиво поглядел на него.

– Ты знаешь «Тинкер Белл»?

– Я считаю, что их выдумки действительно крутые, – заявил Гидеон.

– Я тоже, – сказал Хемериус. – Только причёска слегка… дерьмовата.

Каролина влюблённо вздохнула.

– Ты такой милый! Ты теперь будешь приходить чаще?

– Боюсь, что да, – сказал Хемериус.

– Надеюсь, что да, – сказал Гидеон, и наши взгляды коротко соприкоснулись. Я тоже не смогла подавить влюблённый вздох. После плодотворного посещения костюмного фонда Стражей мы сделали маленький крюк в кабинет доктора Уайта, и пока Гидеон отбирал различные приспособления, мне в голову внезапно пришла одна идея.

– Раз мы уже крадём – не мог ли бы ты прихватить вакцину от оспы?

– Не волнуйся – ты привита практически от всех болезней, которые могут встретиться тебе во время путешествий, – ответил мне Гидеон. – Также и от оспы.

– Это не для меня, это для одного друга, – сказала я. – Пожалуйста! Я потом тебе объясню.

Гидеон, хоть и вздёрнул бровь, но без комментариев открыл шкаф с медикаментами доктора Уайта и после короткого поиска извлёк оттуда красную коробочку.

За то, что он не задал никаких вопросов, я любила его ещё больше.

– У тебя такой вид, как будто у тебя изо рта сейчас потечёт слюна. – Замечание Хемериуса вернуло меня к реальности.

Я выудила ключ от крыши из сахарницы в шкафу.

– Сколько времени мама сидит в ванной? – спросила я у Ника с Каролиной.

– Самое большое четверть часа. – Ник выглядел сейчас намного более расслабленным. – Она сегодня была какая-то странная. Всё время нас обцеловывала и вздыхала. Только после того, как мистер Бернард принёс ей виски, она перестала это делать.

– Только четверть часа? Тогда у нас достаточно времени. Но если она появится здесь раньше, чем ожидалось, не говорите ей, пожалуйста, что мы на крыше.

– Окей, – сказал Ник, а Хемериус затянул свою дурацкую песенку «Гвенни со своим дружком обнялись под козырьком».

Я бросила на Гидеона насмешливый взгляд.

– Если ты в состоянии оторваться от «Тинкер Белл», то можно начинать.

– К счастью, я знаю, чем оно закончится. – Гидеон схватил свой рюкзак и поднялся.

– До скорого, – выдохнула нам вслед Каролина.

– Да, до скорого. Чем смотреть, как вы обнимаетесь, уж лучше я и дальше буду смотреть за работой фей, – сказал Хемериус. – Есть такая вещь, как демонская гордость, и я не хочу, чтобы обо мне потом сказали, что я люблю подглядывать.

Я не обратила на его слова никакого внимания, взобралась по узкой лесенке и открыла люк. Была довольно тёплая весенняя ночь – прекрасный вечер для посещения крыши и, собственно, для объятий тоже. Отсюда открывался изумительный вид на ближайшие дома, а на востоке над крышами уже светила луна.

– Где ты там? – тихо крикнула я вниз.

Голова Гидеона показалась в люке, потом он выбрался наверх.

– Я могу понять, почему это твоё любимое место, – сказал он, поставил к ногам рюкзак и осторожно присел на корточки.

Я никогда не замечала, что это место выглядит действительно романтично, особенно ночью – с морем сверкающих городских огней, раскинувшихся до самого горизонта. В следующий раз мы, наверное, устроим тут пикник, с уютными подушками и свечами… и Гидеон может прихватить свою скрипку… а Хемериус, будем надеяться, возьмёт выходной.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Гидеон.

– Ах, ничему – я просто немного пофантазировала.

Гидеон состроил смешную гримасу.

– Ах так? – Он внимательно огляделся. – Окей. Я бы сказал: представление можно начинать.

Я кивнула и осторожно двинулась дальше к дымовым трубам. Здесь крыша была плоской, но в полуметре за трубами начинался откос, огороженный всего лишь кованой решёткой высотой по колено (бессмертная или не бессмертная – падать вниз с четырёхэтажной высоты не соответствовало моим представлениям о субботних развлечениях).

Я открыла заслонку воздуховода у ближайшей из широких труб.

– Почему именно здесь, наверху, Гвенни? – услышала я позади себя голос Гидеона.

– У Шарлотты страх высоты, – объяснила я. – Она ни за что не полезет на крышу. – Я вытащила из трубы тяжёлый свёрток и осторожно подняла его в воздух.

Гидеон вскочил.

– Только не урони! – нервно произнёс он. – Пожалуйста!

– Не волнуйся! – Я невольно засмеялась, так испуганно он выглядел. – Смотри, я могу даже на одной ноге…

У Гидеона вырвалось что-то вроде повизгивания.

– Не надо этим шутить, Гвенни, – проскрипел он. Видимо, уроки мистерий впитались в его мозг сильнее, чем я могла предположить. Он взял у меня из рук свёрток и обхватил его руками, как ребёнка. – Это действительно… – начал он.

Я ощутила за спиной дуновение холодного воздуха.

– Не-е, простофиля, – каркнул Хемериус. – Это старый сыр, который Гвендолин хранит здесь на случай, если она ночью проголодается!

Я закатила глаза и показала ему, чтобы он удалился, что он, к моему удивлению, и сделал. Наверное, «Дринкер Белл» был сейчас особенно интересным.

Гидеон тем временем поставил хронограф на крышу и начал осторожно разворачивать покрывало.

– Ты знаешь, что Шарлотта звонила нам примерно каждые десять минут, чтобы убедить нас, что у тебя есть этот хронограф? Даже Марли в конце концов стал из-за неё нервничать.

– Как жаль, – сказала я. – При этом они оба словно созданы друг для друга.

Гидеон кивнул. Потом он развернул покрывало до конца и громко втянул ртом воздух.

Я осторожно провела рукой по полированному дереву.

– Ну, вот и он.

Гидеон какой-то момент молчал. Довольно длительный момент, откровенно говоря.

– Гидеон? – неуверенно сказала я. Лесли умоляла меня подождать ещё пару дней, чтобы убедиться, что ему действительно можно доверять, но я только отмахнулась.

– Я ей просто не поверил, – наконец прошептал Гидеон. – Ни на одну секунду я не поверил Шарлотте. – Он посмотрел на меня, и глаза его казались совершенно тёмными. – Ты понимаешь, что может случиться, если кто-нибудь об этом узнает?

Я не стала обращать его внимание на то, что об этом знает целая куча народу. Но из-за того, наверное, что Гидеон вдруг так растерялся, мне внезапно стало страшно.

– Мы действительно хотим это сделать? – спросила я и ощутила неприятное чувство в животе, которое на сей раз не имело ничего общего с путешествием во времени.

То, что мой дед считал мою кровь в хронограф, это было одно. Но то, что мы собирались сделать сейчас, шло по совершенно другому разряду. Мы собирались замкнуть круг крови, и последствия этого были непредсказуемы. Если позитивно сформулировать.

В моей памяти быстро промелькнули все те ужасные рифмованные предсказания, которые завершались словами «мука» и «разлука», а вдогонку к ним выскочила парочка деталей со словами «смерть» и «твердь». И тот факт, что я бессмертна, не успокаивал меня ни на грош.

Но странным образом именно моя неуверенность вывела Гидеона из его заторможенного состояния.

– Хотим ли мы действительно это сделать? – Он наклонился и чмокнул меня в нос. – Ты в самом деле спрашиваешь серьёзно? – Он снял куртку и вытащил из рюкзака свёрток, который мы запаковали у доктора Уайта. – Окей, можно начинать.

Сначала он затянул резиновый жгут на своей левой руке повыше локтя. Потом извлёк из стерильной упаковки шприц и усмехнулся мне.

– Сестра? – повелительно произнёс он. – Фонарик!

Я скорчила гримасу.

– Конечно, можно и так, – ответила я и посветила на сгиб его локтя. – Типичный студент-медик!

– Слышится ли мне намёк на презрение в твоём голосе? – Гидеон бросил на меня весёлый взгляд. – А как это сделала ты?

– Я взяла японский нож для овощей, – несколько хвастливо ответила я. – А дедушка собрал кровь в чашку.

– Понимаю. Рана на твоём запястье, – сказал он, вдруг став серьёзным, и погрузил иголку в вену. Кровь начала заполнять канюлю шприца.

– И ты уверен, что точно знаешь, как надо действовать? – спросила я, указывая подбородком на хронограф. – Тут столько клапанов и ящичков, что можно легко повернуть не то колёсико…

– Наука о хронографе – один из экзаменационных предметов для получения степени адепта, и я их сдавал совсем недавно. – Гидеон протянул мне шприц с кровью и снял с руки резиновый жгут.

– Тогда возникает вопрос, где ты находишь время смотреть такие кинематографические шедевры, как «Тинкер Белл».

Гидеон покачал головой.

– Я думаю, немного больше уважения не помешало бы. Передай мне канюлю. А теперь посвети фонариком на хронограф. Да, вот так хорошо.

– Ты спокойно можешь время от времени говорить «спасибо» и «пожалуйста», – заметила я, а Гидеон начал по каплям лить свою кровь в хронограф. В отличие от Люкаса, его руки нисколько не дрожали. Наверное, он когда-нибудь станет хорошим хирургом.

Я взволнованно прикусила нижнюю губу.

– И три капли под голову льва, – сосредоточенно пробормотал Гидеон. – Потом повернуть это колёсико и переложить ручку. Вот и всё. – Он опустил канюлю и машинально выключил фонарик.

Во внутренностях хронографа начали вращаться шестерёнки, там защёлкало, затрещало и зажужжало, точно как в прошлый раз. Затем треск и жужжание стали громче, все звуки слились в одну странную мелодию. В лицо нам ударила волна жара, и я схватилась за руку Гидеона, чтобы не упасть – как будто сейчас поднимется ветер и столкнёт нас с крыши. Но вместо этого на хронографе поочерёдно засветились все камни, в воздухе зарябило, и от хронографа, внутри которого, казалось, бушует огонь, потянуло ледяным холодом. Мерцающий свет погас, шестерёнки замерли. Всё это заняло не более минуты.

Я отпустила Гидеона и потёрла себя по рукам, волоски на которых встали дыбом.

– Это всё?

Гидеон сделал глубокий вдох и протянул руку. На сей раз она немного дрожала.

– Это мы сейчас увидим, – сказал он.

Я вытащила из сумки одну из маленьких пробирок доктора Уайта и передала ему.

– Будь осторожен. Если это порошок, то ветер может его просто сдуть!

– Наверное, это было бы не самое худшее, – пробормотал Гидеон. Он повернулся ко мне. Его глаза блестели. – Видишь? «Под созвездием двенадцати обещанья сбудутся».

Плевала я на созвездие двенадцати. Вместо этого я лучше понадеюсь на мой фонарик.

– Ну давай, – наклонившись вперёд, сказала я нетерпеливо, и Гидеон потянул за ручку маленького ящичка.

Могу сказать, что я была разочарована. Как-то после всех этих тайн и мистерий, после всех этих бла-бла-бла я была ужасно разочарована. В ящичке была не жидкость, как предсказывала Лесли («Она наверняка красная, как кровь!», – распахнув глаза, пророчествовала она), не порошок и не камень.

Это была субстанция, похожая на соль. Правда, на очень красивую соль, если хорошенько посмотреть – горка крошечных кристаллов с опаловым отливом.

– С ума сойти, – прошептала я. – Непостижимо, что из-за этой пары крупинок столетиями творилось столько дел.

Гидеон накрыл рукой ящичек.

– Главное, чтобы никто не узнал, что эти крупинки у нас, – сказал он, переводя дыхание.

Я кивнула. Не считая тех, кто уже об этом знал. Я вытащила пробку из пробирки.

– Лучше поторопись, – прошипела я. Я внезапно представила себе, как леди Ариста, которая, насколько я знала, никого и ничего не боялась и уж точно не имела страха высоты, вылезает из люка и отбирает у нас пробирку.

Гидеон, казалось, представил себе нечто подобное, потому что он совершенно буднично пересыпал крупинки в пробирку и закупорил её. Только когда он спрятал пробирку в карман куртки, он, казалось, смог перевести дыхание.

Но в этот момент мне пришла в голову другая мысль.

– Сейчас, когда хронограф исполнил своё предназначение, может, он вообще уже не будет функционировать, – сказала я.

– Посмотрим, – сказал Гидеон и улыбнулся мне. – Я бы сказал, вперёд, в 1912 год!