Земля

Молчание, уже больше пяти минут царящее в рубке, нарушил сам капитан. Откашлявшись в кулак, он бросил куда-то в пространство, ни к кому казалось бы не обращаясь:

— Ну, и что это у нас такое?

Так как никто не ответил, он развернул кресло и внимательно осмотрел выстроившийся за спиной экипаж.

— Где штурманок наш? Куда делся? Сбежал уже, что ли?

Штурмана вытолкнули вперёд. Ему было неудобно одному стоять прямо перед капитаном. Он активно стеснялся, прятал руки за спину, отставлял одну ногу вперёд и чуть в сторону, снова приставлял каблук к каблуку, суетился лицом… А глаза не отрывались от экрана, заменяющего рубке окно.

Это только в старых фантастических фильмах в каютах иллюминаторы, а в рубке — обязательно одна стена стеклянная. И чтобы командный мостик — именно мостиком, длинной лентой, висящей без всяких подпорок в воздухе, а на самом конце, грудью встречая налетающие звезды — капитан. Нет, никаких окон. Это же не кино, а настоящий космос. Экран во всю стену — это есть. Вот на него и смотрел штурман, на этот экран. И весь экипаж смотрел туда же, затаив дыхание.

На экране в черноте завис голубой шар, окутанный облаками. Но никакие облака не могли скрыть очертаний материков и континентов. Хотя, каких там континентов? Один всего, огромный, занимающий чуть не половину видимого пространства. А остальное все расцвечено синими и голубыми тонами.

— Ну, штурман? Алё-о-о!

Капитан пощёлкал пальцами, подняв руку перед глазами штурмана, как врач при проверке психики.

— Эй, да ты спишь, никак?

— Ничего не понимаю, — грустно сказал штурман.

— Это ты ничего не понимаешь? — удивился капитан. — Это я ничего не понимаю! Уникальный, понимаешь, корабль! Вся планета на нас трудилась, все ресурсы — нам. Первая общемировая околосветовая экспедиция. Конкурс на миллиард человек и всего двенадцать выигравших. Лучшие, понимаешь, из молодых учёных. Лучшие летуны. Я — лучший. Да, вот я — лучший командир корабля. И у меня — лучший штурман-межзвёздник. Так нас учили. Так нам говорили в напутствиях. Мы — лучшие. Вот так, значит. И вот теперь мне лучший среди всех землян штурман заявляет, что он ничего не понимает. А сам, значит, стоит тут и в экран пялится, как какое-то дитё неразумное…

Все это он говорил на одном дыхании, зло краснея не только щеками, но и лбом, всем лицом, шеей. А потом закричал, резко отдавая приказания:

— Всем по местам, согласно расписанию! Отдыхающая смена — спать! И чтобы — никого! Дежурным — к пультам! Штурману с вычислителями — в вычислительный центр! Срок вам, ребятки, ровно два часа. Пересчитывайте и обосновывайте. Марш-марш! Ишь, не понимают они…

Когда, чмокнув, зарастилась переборка, скрыв последних членов экипажа, разбегающихся от командирского рыка, он снова крутнулся в кресле и теперь уже сам уставился в экран, озабоченно потирая лоб. Что это такое? Куда они попали?

— Что скажешь, правая моя рука?

Правая рука, пилот Паркс, с большим трудом прошедший отборочный конкурс из-за своей фамилии, только пожал плечами:

— Капитан, дождёмся объяснений с расчётами. Пусть мозги у компьютеров греются, а не у нас. Что гадать-то сейчас? Вон, смотри…

Вот вроде все правильно говорит, но раздражение поднимается на такую правильность.

— А мы сами подумать не можем? Мозговой штурм, вброс гипотез, сумасшедшинка какая-нибудь… А?

— Ну, давай, попробуем, — прищурился пилот на экран, движением пальца по сенсорной панели поправляя изображение.

— Итак… Луна есть?

— Луны нет

— Так… Материки-океаны не похожи?

— Совсем не похожи.

— И?

— Ну, может, просто у нас электроника врёт. Столько пролетели все же. И тогда то, что мы сейчас видим на экране — совсем не то, что есть на самом деле?

— О! Мысль!

Капитан включил громкую связь, скомандовал провести тестирование оборудования.

— Ещё что можем придумать?

— Ну… Ты хочешь услышать, что нас вынесло не по адресу? Получай. Говорю: возможно, вынесло совсем не по адресу.

Больше говорить было не о чем. Через полчаса электронщики доложили о полной исправности всего оборудования. Ещё через час, даже раньше времени, явился штурман.

— Идёт, смотри, идёт. И лоб красный — натёр, наверное. Сейчас он нам скажет. Все скажет. Всю, значит, штурманскую правду.

Штурман даже не огрызнулся, хотя обычно славился острым языком и известной словесной вредностью. Он молча протянул капитану планшет и развёл руками.

— И что ты хочешь мне доложить? — капитан всмотрелся в экран.

— А что тут докладывать? Мы на месте, капитан. Это Земля. Ну, если верить математике. Координаты — те самые, что заданы. Иных просто не имеем.

— Та-ак… И Солнце, значит, наше, и Земля… А где Луна? Где, спрашиваю, спутник?

— Улетела. Была притянута соседями. Ведь много лет прошло, шеф! Переработана на полезные всякие материалы… Или даже упала.

Штурман опять был уверен и раскован. Он своё дело сделал — теперь дело за вами, мол, за пилотами.

— Нет, орёл наш. Птичка говорливая, которая отличается умом и сообразительностью… Не пошлю я на эту планету людей, пока ты мне модель не приготовишь, объясняющую хоть что-то.

— Я? — возмутился штурман, тыча пальцем в свой значок.

— Ты, ты, остроумный наш. Назначаю старшим группы. Привлекай, кого хочешь. Пока не сделаешь — ни шагу на поверхность. Всё. Я — спать. Экипажу — работа по распорядку «Неизвестная планетная система». Вопросы есть? Вопросов — нет! Исполнять.

…

Через четыре часа, как положено по распорядку дежурства в неизвестной планетной системе, капитана разбудил зуммер переговорника.

— Кэп, ты не поверишь… У нас осталась всего одна версия и всего одна модель. И она действующая.

В рубке снова толпились свободные от работы и сна. Штурман сиял улыбкой и пуговицами парадного кителя. Вычислители гордо посматривали на экран, на котором, казалось, почти ничего не происходило.

— Ну, и что тут у вас? — усаживаясь в своё кресло, спросил капитан.

— Вот — модель.

Капитан присмотрелся: действительно, на экране была знакомая конфигурация материков и континентов, знакомые синие океаны. Он прищурился. Вот, плеснуло вроде что-то, взбив пену, в самом центре Тихого океана. Вот — ещё раз. И ещё. Он посчитал — примерно один такой всплеск в пять секунд или чуть быстрее. Но он все равно ещё не понимал.

— Модель, значит? И что вы тут намоделировали, умники?

— Так вот же! Вот!

— Словами, штурман. Я со сна. Голова не варит на догадки.

— Капитан, все просто! Помните, куда сбрасывались устаревшие аппараты с орбиты?

— Ну, в Тихий океан. И что?

— И — вот, — ткнул штурман в экран. — Мы выставили десять лет за секунду. Вот.

— Штурман, — скучно произнёс капитан. — Какова масса нашего корабля?

— Полторы тысячи тонн, грубо округляя.

— Так вот, если все эти полторы тысячи тонн утопить в Тихом океане, насколько поднимется уровень воды? И насколько изменится рельеф дна океана? И не забывай про Марианскую впадину, штурман!

— В модели все учтено. Просто мы никак не можем понять, сколько прошло времени. А ведь летели мы почти со световой скоростью. И то, что у нас на корабле прошло целых пять лет — это ведь совсем чепуха, да? А сколько прошло лет на Земле? А? Вот, то-то и оно. А люди всё запускали и скидывали в океан. Снова запускали — и опять скидывали в океан. Год за годом. Век за веком.

Штурман помолчал, а потом, чуть поёжившись, продолжил:

— Тысячелетие за тысячелетием. Понимаете, шеф? Вот этот континент — бывший Тихий океан. А вот те острова в океане — это Тибет, наверное. Вы помните, что стало с Магнитной горой на Урале?

— В школьном учебнике картинка была. Из горы стала яма. Карьер.

— И это всего лишь за десятки лет. На памяти одного-двух поколений. А что может произойти за тысячи лет? А за миллионы?

Экипаж молча следил за движением на экране. Раз-два-три-четыре — пена от падения спутника. Раз-два-три-четыре — две первые разгонные ступени. Раз-два-три-четыре — устаревшая космическая станция. Раз-два-три-четыре — очередной пенный всплеск в самом центре необъятного океана.

Земля? Сколько же прошло лет?