Земля Жар-птицы. Краса былой России

14. АЛЕКСАНДР ПУШКИН

После победоносного возвращения в Россию Императора Александра I в июле 1814 года его мать, Вдовствующая Императрица Мария Федоровна, устроила пышный прием в Павловске. На этом празднике присутствовали самые знаменитые военные и государственные деятели. Императрица пригласила на торжества учащихся привилегированного лицея, недавно открытого Александром I для мальчиков из знатных семей во флигеле Екатерининского дворца в Царском Селе, пригородной императорской резиденции. Этим Мария Федоровна оказала высокую честь лицеистам.

В своей форменной одежде — синих суконных сюртуках с красными обшлагами, с высокими красными воротниками и позолоченными пуговицами, в белых пикейных жилетах и щегольских, украшенных плюмажем треуголках — мальчики наблюдали из ложи, увитой гирляндами из роз, изысканный балет, поставленный в театре под открытым небом. Придворные были в восхищении и восхваляли Императора. Один из них в избытке чувств писал: «Наш Агамемнон, миротворец Европы, победитель Наполеона сиял величием, которое только может быть доступно смертному».

На пути из дворца в Розовый павильон воздвигли триумфальную арку, на которой было начертано высоким слогом:

Один из лицеистов вместо того, чтобы проникнуться величием Императора, нашел повод повеселиться и быстро нарисовал дерзкий шарж. Со свойственной ему непочтительностью к сильным мира сего, этот юноша по имени Александр Пушкин изобразил грузного, раздавшегося после многочисленных официальных обедов Александра I втискивающимся в слишком узкую для него Триумфальную арку, — при этом перепуганные генералы в панике спешили опередить его и, во избежание конфуза, пытались расширить своими саблями проем. Друзья Пушкина были в восторге от его озорства.

Всего несколько дней назад этот пятнадцатилетний мальчик буквально ворвался на страницы литературы, напечатав в одной из санкт-петербургских газет свое первое стихотворение, и, конечно, стал знаменитым в Лицее. Впрочем, никто тогда и не подозревал, что юному лицеисту, которого друзья называли «полумартышкой, полутигром», уготовано судьбой принести родине больше славы, чем Императору, победившему Наполеона.

Для русских Пушкин стал — и остается до сих пор — любимейшим народным поэтом, воплотившим романтический образ времени. Озорной и преисполненный жизни, он всегда сохранял независимость духа, которая и подтолкнула его к подшучиванию над царем, и неизменно верил, что личная свобода — обязательное условие достойного существования. Он был одновременно и веселым, и скептичным, восторженным и грустным. Отдаваясь жизни со всей страстностью своей натуры, Пушкин многое испытал и, несмотря на раннюю смерть, оставил на земле легенду о себе и стихи, которые продолжают вызывать неизъяснимое восхищение в сердцах его соотечественников.

Александр Сергеевич Пушкин родился 6 июня 1799 года в Москве в старинной дворянской семье с богатой родословной, но весьма стесненной в средствах. Одним из своих предков Пушкин особенно гордился. Это был его прадед по материнской линии — абиссинский принц Ибрагим Ганнибал, которого поэт обессмертил в своей незаконченной повести «Арап Петра Великого». Ибрагим, как передает история, был взят в плен во время войны с Турцией и доставлен в Константинополь. Когда мальчику исполнилось восемь лет, его забрали из дворца султана и привезли в подарок великому Царю Петру. Петр настолько полюбил этого арапчонка, что принял его к себе, отправил учиться за границу и сделал своим соратником. Именно от этого предка, Ганнибала, Пушкин унаследовал свой огненный взгляд и смуглую кожу.

Хозяйство Пушкиных пришло в полнейший беспорядок и велось из рук вон плохо: лошади были тощими, а для приема гостей часто приходилось занимать посуду у соседей. Отец Пушкина был человеком безответственным, а мать — натурой властной и эгоистичной, а зачастую и жестокой по отношению к своему малолетнему сыну Но, к счастью, с самого рождения воспитанием Александра занималась крепостная женщина, которая отказалась от предложенной ей вольной и осталась жить у его бабки. Арине Родионовне был сорок один год, когда она стала няней Пушкина. Эта добрая душевная крестьянка знала множество старинных пословиц, баек и сказок. Она оказала огромное влияние на пылкое воображение Александра.

В семье Пушкиных, как это было принято в дворянской среде, говорили на французском языке и предпочитали все французское. Воспитатели учили юного Александра читать и писать по-французски, но, благодаря любимой няне и другим слугам, Пушкин рос, очарованный русскими сказками, песнями и былинами. Он подолгу жил в скромном семейном поместье и проникся любовью к русской жизни и народным обычаям. Впоследствии в рассказах и стихах он мог блестяще описать ошеломляющий круговорот великосветского общества Москвы и Санкт-Петербурга и столь же живо передать особый вкус и аромат деревенского быта, бесконечную линию русского горизонта, свежесть воздуха и бодрящий галоп по просторным полям, обрывающийся на очищенном от снега пороге гостеприимного дома, где ждет путника уютно шумящий самовар и тепло очага с потрескивающими в огне поленьями.

Когда Пушкину исполнилось двенадцать лет, его привезли в Царское Село в новое престижное учебное заведение, открытое по царскому приказу «для подготовки юношества, особенно предназначенного к важным частям службы государственной». Император настолько заботился о качестве образования в лицее, что передал в него свою личную библиотеку и пригласил работать в новое учебное заведение самых лучших педагогов. (Занятно, что одним из учителей был брат печально известного французского революционера Марата.)

Учителя Пушкина не были в восторге от своего ученика. Правда, они все сходились на том, что юный лицеист обладал феноменальной памятью, — при этом один из них отмечал у Александра «чувствительность с сердцем, жаркие порывы вспыльчивости, легкомысленность»; другой говорил: «Пушкин весьма понятлив, замысловат и остроумен, но крайне не прилежен. Он способен только к таким предметам, которые требуют малого напряжения, а потому успехи его очень невелики». «Шалун был, и больше ничего», — заключал третий. Среди однокашников Александр был знаменит своими эпиграммами и озорным остроумием.

Мальчикам почти не разрешалось покидать лицей, однако, когда им удавалось это сделать, страстный по натуре Пушкин влюблялся в каждую женщину, будь она молода или стара, в любую, которая ему встречалась. Он ухаживал за ними, вздыхал по ним, писал им стихи. Он начал сочинять сначала на французском, а затем на русском языке, и его первые произведения появлялись в лицейской газете.

Хотя стихотворение, напечатанное в газете накануне приема в Павловске, уже прославило Пушкина в лицее, еще более значительное для него событие произошло спустя полгода, в день переводного экзамена. Пятнадцатилетний Пушкин читал свое стихотворение «Воспоминания в Царском Селе» перед большой аудиторией, и среди других гостей в зале присутствовал знаменитый поэт екатерининского времени Гавриил Державин, одно время занимавший пост министра юстиции. Державин был в преклонном возрасте и плохо слышал, но, когда Пушкин начал декламировать, почтенный поэт вдруг выпрямился и приложил ладонь к уху. В конце чтения Державин был так растроган, что его парик съехал на сторону, а по морщинистому лицу текли слезы. «Шалун» имел колоссальный успех. Позже, в тот же вечер, Державин выделил Пушкина из всех лицеистов и назвал его своим преемником и надеждой русской поэзии.

Когда Пушкину исполнилось шестнадцать, министр просвещения заказал юному лицеисту несколько стихотворений; одно из них Александр сочинил ко дню бракосочетания великой княжны Анны Павловны, сестры Императора, с принцем Вильгельмом Оранским. Вдовствующей Императрице Марии Федоровне стихи так понравились, что она подарила юному автору золотые часы. В последний год пребывания в лицее ученикам предоставлялось больше свободы, и Пушкин, как водится, пошел чуть дальше дозволенного. Он тайком выбирался из лицея и проводил ночи напролет, пируя с гусарами, полк которых после войны с французами стоял в Царском Селе. Они пили шампанское, подогревая им свои бурные беседы о свободе и любви.

В 1817 году, когда подошло к концу время обучения в лицее, восемнадцатилетний Пушкин был уже знаменит. Маленький, подвижный, он отличался бурным темпераментом. Александр хорошо плавал, был храбрым фехтовальщиком и превосходным наездником. Он получил одну из самых незначительных государственных должностей — чиновника десятого класса в министерстве иностранных дел — и зажил веселой жизнью в Санкт-Петербурге. Ему хотелось увидеть все и познакомиться с каждым. Пушкин обожал женщин, и хотя не был красивым, сила его выразительного взгляда и блеск разговора были таковы, что светские дамы наслаждались его обществом. Мало кто мог устоять перед его обаянием. Пушкин одевался экстравагантно и блистал в гостиных. Он проводил вечера на балетных спектаклях и заводил романы с балеринами. По мере того как множились его победы, он начал вести дон-жуанский список, разделяя свои завования на платонические и любовные.

Пушкин был завсегдатаем не только светских салонов. Всю жизнь его привлекал риск и отличала тяга к азартным играм. Он кутил в дешевых ресторанах и ввязывался в ссоры. Он водил знакомства с девицами легкого поведения и был на короткой ноге с владельцами трактиров. Когда поэту исполнился двадцать один год, дружившая с ним Е. Карамзина написала: «Пушкин всякий день имеет дуэли; благодаря Бога, они не смертоносны, бойцы остаются невредимы». По существу, он очень напоминал светского молодого человека, ведущего рассеянный образ жизни, которого он позже описал в «Евгении Онегине».

Взросление Пушкина пришлось на бурные десятилетия девятнадцатого века. Александр I увлек мыслящее общество новыми идеями и надеждами на свободу. В моде было масонство; повсюду возникали тайные общества. В них русские находили ту силу чувств и преданность идеалам, которых так недоставало в обыденной жизни. Там предавались мечтам и спорили о конституции. Революционные идеи витали в воздухе — только старые зануды хвалили правительство. Молодой Пушкин, которому едва исполнился двадцать один год, был литературным кумиром столицы. Его стихи о свободе ходили по рукам; острые эпиграммы на церковнослужителей и самого царя восторженно цитировали в светских салонах. Но дерзкие сочинения Пушкина вместе с дурной репутацией городского сорвиголовы вызывали раздражение властей, и они решили охладить его пыл, отправив служить далеко на юг под начало наместника Бессарабии.

В Кишиневе Пушкин не остепенился, он также вел бесшабашную жизнь, играл в карты, волочился за дамами и стрелялся на дуэлях. На одну из дуэлей с офицером, которого он во время карточной игры обвинил в мошенничестве, Пушкин приехал с кульком черешен и беспечно продолжал их есть, выплевывая косточки в сторону противника, который выстрелил в обидчика, но промахнулся. Пушкин даже не потрудился сделать ответный выстрел. Он беззаботно удалился, продолжая есть черешню. Существует также легенда, что поэт примкнул к цыганскому табору, и некоторое время кочевал с ним по бессарабским степям. Он путешествовал с друзьями по Крыму и Кавказу, а в 1822 году был переведен в Одессу под присмотр новороссийского генерал-губернатора графа Воронцова.

В Одессе Пушкин ходил в итальянскую оперу и превратился в страстного почитателя музыки Россини; он ел устриц в известном французском ресторане Сезара Оттона; при этом, оставаясь самим собой, он и тут впутался в несколько любовных интриг. Он умудрился одновременно завести два романа. Одна из дам была адресатом нескольких самых знаменитых лирических стихотворений поэта, другая — жена графа Воронцова. Для графа и государственных мужей Петербурга это стало последней каплей, переполнившей чашу их терпения. Было очевидно, что ссылка в провинцию не отрезвила Пушкина. Его с позором уволили с государственной службы и выслали в семейное имение Михайловское, неподалеку от Пскова, в общество нескольких мелкопоместных дворян да старой няни Арины Родионовны.

Пушкин обосновался в старом обветшалом деревянном доме, построенном еще его дедом, в простой комнате без ковров, с окнами во двор, и принялся там за сочинительство. Четыре года, проведенные на юге, значительно обогатили его как писателя. В тиши Михайловского, вдали от развлечений, скучающий, но по-прежнему неугомонный, Пушкин взялся за изучение русской истории. Старушка няня длинными, зимними вечерами развлекала его, рассказывая сказки. В ноябре 1824 года он писал своему брату: «Знаешь мои занятия? До обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!» Он часто читал няне свои сочинения и прислушивался к ее советам, замечая: «Иногда она умнее меня, потому что ее впечатления более непосредственны и она ближе к истине».

В двадцать один год (еще в Петербурге. — Ред.) Пушкин завершил прелестную, полную поэтических образов поэму «Руслан и Людмила», где впервые использовал мотивы русских народных сказок. Время в Михайловском оказалось для него также очень плодотворным. Поэт написал много лирических стихотворений и закончил поэму «Цыгане», основанную на бессарабских впечатлениях. Тут же он продолжил работу над романом в стихах, которому суждено было стать одним из самых выдающихся в его творчестве. В «Евгении Онегине» Пушкин талантливо воссоздал образы своего времени. Вдохновленный чтением Шекспира, он написал пьесу «Борис Годунов», обратившись в ней к русской истории, что в то время было новшеством. Этими произведениями он положил начало целому циклу литературных работ, которые можно назвать «энциклопедией русской жизни». Острый ум поэта и его типично русское восприятие действительности — тот самый русский реализм, с его поэтизацией жизни и одновременно трезвым и честным взглядом на ее темные стороны, — проложили путь к будущим достижениям национальной литературы и оказали непосредственное влияние на большое число писателей. С пушкинской Татьяны началась целая галерея идеальных образов русской женщины, героинь Тургенева, Толстого и Достоевского.

В 1812 году мадам де Сталь сделала пророческое наблюдение. Не зная русского, она, тем не менее, восхищалась им и писала: «Музыкальность и выразительность звучания этого языка заметна даже тем, кто его не понимает». Она полагала, что русские допустили ошибку, пытаясь подражать французской культуре. «Их писателям следует извлекать поэзию из тайников своей души. Гениальность придет к ним в искусстве, и особенно в литературе, когда они найдут способ привнести в язык свою сущность, так, как она проявляется в их поступках». Именно это сделал гений Пушкина. В его произведениях открылось не только новое содержание, но и новый литературный стиль, отличающийся современным звучанием языка и высокой степенью совершенства, чего не было ранее. Сохранив изящество классической поэтической формы восемнадцатого века, почерпнутое русскими из французской культуры, Пушкин отказался от риторики и приблизил литературный язык к обычной разговорной речи, не утратив при этом его гармонии. Хотя Пушкин жил в уединении в Михайловском, его произведения публиковали в столице, ими зачитывались, и он слыл «русским Байроном» и величайшим поэтом страны.

В 1826 году, после смерти Александра I и подавления восстания декабристов его братом, только что вступившим на трон Императором Николаем I, Пушкину разрешили вернуться из ссылки. Николай I сделал поэту неожиданное предложение. Расценивая Пушкина как самого блестящего поэта России, он пожелал стать единственным цензором его сочинений. Это была любезность, царственное признание величия и популярности Пушкина. С этого момента все произведения поэта оказывались под пристальным взором Императора, лично знакомившегося с ними и дававшего согласие на их издание. Пушкин был поставлен в неприятное и двусмысленное положение, будучи одновременно и протеже Николая I, и его пленником.

С самого начала это были невозможные взаимоотношения. Очевидно, что два столь разных человека ни при каких обстоятельствах не могли понять друг друга. Николай был чопорным педантичным служакой. Маркиз де Кюстин писал о нем: «Российский Император — военачальник, для которого каждый день — битва». И действительно, Николай I во всем соблюдал военную дисциплину и был бы счастлив видеть всех своих подданных солдатами. «В армии, — говорил он, — существует порядок и неуместно требовать ответа на все вопросы. Кто не научился подчиняться, не может командовать». Характер и даже внешность Николая были чисто немецкими. Королева Виктория, сама немецкая принцесса, писала о нем: «Он строг и суров, имеет твердые убеждения, знает свои обязанности и ничто на земле не может заставить его изменить свои взгляды». (Она добавила даже более резко: «Не думаю, что он очень умен».)

В годы тридцатилетнего правления Николая I его называли «железным царем». Он повернул назад стрелки политических часов, ужесточив цензуру и упорно пытаясь насадить твердый германский порядок в стране. Николай имел величественную осанку и отличался высоким ростом. Он всегда носил военную форму, и его движения были сдержанными и четкими. Он постоянно говорил «мы, люди военные» и «мы, инженеры» и больше всего любил военные парады и математику. С удовольствием он продумывал форму для всех — от генералов до гимназистов. Сам он придерживался спартанских привычек. Спальня Императора была аскетически строгой, пол не застлан ковром, стены украшены всего несколькими гравюрами с видами Севастополя. Здесь он спал на походной железной кровати, укрываясь шинелью; под кроватью стояла пара домашних туфель, которые он носил годами, иногда приказывая их починить. Хотя считалось, что Николай I был очень красив и склонен к легкому флирту, на самом деле он придерживался строгих моральных принципов; он был глубоко предан жене и всей своей семье. Николай любил оздоровительные прогулки пешком и соблюдал условности этикета.

Трудно было бы найти столь различных по темпераменту и характеру людей, чем этот суровый монарх и эмоциональный, вольнолюбивый поэт, страстный сердцеед и поборник свободы личности. В глазах Николая I Пушкин составлял угрозу порядку, не государственному, но общественному порядку в целом. Император присвоил поэту придворное звание, но в то же время держал его под пристальным надзором.

В Петербурге Пушкин, естественно, вернулся к прежней ветреной жизни. Он азартно играл в карты и, независимо от дохода за сочинения, большую часть заработанного проигрывал. У поэта постоянно были долги, и это сильно омрачало его жизнь. Страсть к картам в те годы и растрачиваемые суммы были поистине феноменальными. Люди могли играть неделями. Один французский граф восклицал: «Сколько золота! Сколько банкнот! Люди рисковали всем, что у них было!» Пушкин описал такую карточную лихорадку в кратких вступительных строках к своей повести «Пиковая дама»: «Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом; прочие, в рассеянности, сидели перед пустыми своими приборами». В одну из таких долгих ночей игры в карты поэт написал мелом у себя на манжете эпиграф к «Пиковой даме». Он начинался со слов:

Пушкин был столь известен в темном мире азартных игр, что в Москве в полицейском списке он значился как «N 36, Пушкин, известный игрок».

Однако в салонах мыслящей публики, где люди читали Шиллера, Гете, Байрона и Пушкина, все было совсем иначе. Там его принимали как героя. Как это ни парадоксально, но, несмотря на жесткий и непреклонный характер Николая I, время его правления стало эпохой поразительного разнообразия идей и высоких достижений в области культуры. Все те, кто имел отношение к божественному таинству искусства, пользовались особым авторитетом в обществе. Поэта считали высшим созданием, проводником воли Бога, которому ведомы тайны, недоступные простым смертным. Это было очень по-русски, ибо русские любят песни, поэзию и поэтов так же страстно, как это умеют делать лишь ирландцы. И даже сейчас поэтов цитируют, любят и почитают как национальное достояние. Двадцатые-тридцатые годы девятнадцатого столетия — золотой век поэзии в России, время, когда достижения русских не только стали сравнимы с достижениями европейской поэзии, но во многих случаях и превзошли их. И Пушкин был не только величайшим поэтом своего поколения — романтическим ореолом окутана вся его жизнь.

Когда Пушкину было около тридцати, он влюбился в очередной раз, по его собственным подсчетам, — в 113-й. Это оказалось совсем непохоже на то, что случалось раньше. Он твердо решил жениться.

Пушкин впервые увидел шестнадцатилетнюю Наталью Гончарову в Москве; хороша, как мечта поэта, одетая в воздушное белое платье, с золотой диадемой в темных волосах, она была чиста, недоступна, но, увы, как оказалось, пуста. Это, видимо, ускользнуло от влюбленных глаз Пушкина. Он подпал под чары своего собственного воображения:

Наталья умела танцевать, вышивать и немного говорить по-французски, и этим исчерпывалось ее образование. Семья Гончаровых проживала остатки состояния, которое досталось ей от одного из предков, получившего дворянство и владевшего полотняным заводом. Мать Натальи мечтала выгодно выдать замуж свою красавицу дочь. Ей самой, как любой романтически настроенной девушке, льстило внимание знаменитого поэта, но мать категорически возражала против такого брака. Пушкину было отказано.

Влюбленный до безумия, он попытался все забыть. Поэт отправился на Кавказ, где его брат служил в армии. Там, по его словам, в качестве полусолдата-полупутешественника он принял участие в одном из сражений с турками и мчался за противником верхом, размахивая саблей. Но, к великому огорчению поэта, турки отступили за границу, прежде чем он сумел вступить в бой. Пушкин провел на Кавказе несколько месяцев, собирая красочные кавказские песни и легенды.

В конце концов, мать Натальи смягчилась и согласилась на брак, о котором мечтал Пушкин. Но, возвратившись в Москву и добившись своей цели, поэт неожиданно впал в совершенно необъяснимую меланхолию. За сорок восемь часов до свадьбы, преследуемый тайными недобрыми предчувствиями, он отправился к цыганам и, слушая их, плакал.

Наталья и Александр обвенчались в Москве 18 февраля 1831 года. Невесте было восемнадцать, а Пушкину — почти тридцать два. Гости на свадебной церемонии стали свидетелями нескольких случайностей, воспринятых как дурные предзнаменования: крест с распятием упал из рук жениха, и его свеча погасла. И все же, несмотря на это, казалось, что новобрачные идеально подходят друг другу; величайший из поэтов женился на самой романтической красавице города.

Некоторое время все было хорошо. Молодая пара переехала в столицу. Царь назначил Пушкина на должность чиновника в министерство иностранных дел с окладом пять тысяч рублей. В этом же году Пушкин написал «Сказку о царе Салтане», одно из своих самых очаровательных поэтических произведений.

Вскоре после возвращения Пушкина в Санкт-Петербург на одном из приемов поэту представили нервного двадцатидвухлетнего молодого человека, который буквально боготворил Пушкина. У юноши были прямые темные волосы, напряженный пронизывающий взгляд и орлиный нос; он походил на какую-то странную птицу. Молодой человек приехал с Украины. Он был сыном небогатого казака — помещика из Полтавской губернии. Юношу звали Николай Гоголь. Он хотел стать писателем, но успеха на этом пути не достиг. В гимназии Гоголю говорили, что у него нет способностей к сочинительству прозы, и ему следует заниматься поэзией. Но первая же напечатанная поэма Гоголя была так безжалостно разгромлена критиками, что он, мучаясь от стыда и унижения, обегал петербургские книжные магазины, скупил все экземпляры поэмы и сжег их. Осознав тщетность своих усилий на литературном поприще, Гоголь, обладавший талантом изображения разных людей, подал прошение о зачислении его актером в труппу Императорского театра, но и там получил отказ. Ему удалось ненадолго устроиться мелким чиновником в департамент государственного хозяйства и публичных зданий. Он был очень честолюбив и добивался признания в обществе. В те дни, когда Гоголь познакомился с Пушкиным, он работал учителем и давал частные уроки.

Карьера воспитателя и педагога в частном доме сулила некоторые выгоды в будущем — она могла оказаться ступенькой к более серьезным занятиям. Каждую весну, сразу после начала навигации, учителя, нанятые в Европе — Германии, Швейцарии, Франции и Англии, прибывали в Санкт-Петербург. Их было много, и все равно не хватало. Помимо иностранцев, в богатых домах столицы работало немало русских наставников. Давать частные уроки считалось делом довольно доходным; учителя зарабатывали много, по три-четыре тысячи рублей в год в больших городах, и до семи-десяти тысяч рублей в провинции или далекой Сибири. Воспитатель занимал в доме не последнее место, особенно в среде мелкого провинциального дворянства, где учитель поневоле становился пророком, а гувернантка — оракулом. На этом поприще было два пути — угаснуть в деревенской глуши или добиться высокого положения, получив независимость и обеспечив свое будущее. Если гувернантка отличалась привлекательностью и приветливостью, ей иногда удавалось завоевать сердце молодого адъютанта или даже полковника и превратиться в госпожу полковницу. При наличии определенных способностей воспитатель в высокопоставленной семье, используя свои связи, мог получить должность чиновника. Частных преподавателей было так много, что они составляли особую прослойку в обществе. В одном только Санкт-Петербурге насчитывалось более шести тысяч воспитателей, и по закону 1834 года они получили некоторые привилегии от государства, в том числе право на ношение «вицмундира» народного просвещения, на автоматическое продвижение по иерархической служебной лестнице через определенное число лет пребывания в роли воспитателя, а также на получение пенсии.

Многие приезжавшие в Россию иностранцы с удивлением отмечали эту неистовую страсть к получению образования. Одним из них был Иоганн Коль, изучивший правоведение в Гейдельберге и Мюнхене и прослуживший шесть лет воспитателем в семье одного прибалтийского барона. Завершив службу, Коль отправился путешествовать по России и оставил несколько томов описания жизни страны в те годы. В частности, он рассказывал: «Со времени правления Петра Великого Россия была охвачена таким поразительным стремлением к образованию, какого не знали другие народы. Академии, университеты, гимназии, школы возникали повсюду, как по чудесному мановению волшебной палочки, и все еще продолжают создаваться с поразительной скоростью во всей обширной Империи. Последователи Петра превратили обучение в важное государственное дело».

Огромное число преподавателей в училищах и других учебных заведениях существовали за счет государственной казны. В Санкт-Петербурге для мальчиков было открыто немало военных училищ, готовивших офицеров. Самым престижным учебным заведением для детей из дворянских семей считался Corpsdes Pages[35]. Хорошее образование давали также в гимназиях и полусотне различных школ. Существовали коммерческие училища для детей мещан и приюты для мальчиков и девочек из семей бедняков, лавочников и домашней прислуги. Само собой разумелось, что образованные русские должны были владеть несколькими языками. Для многих россиян было вполне обыденным знание нескольких европейских языков. Серьезно к этому относились и купцы, и даже извозчики пытались изъясняться на ломаном итальянском и немецком. В паспортах прислуги вместе с данными о росте и другими физическими характеристиками приводились сведения о владении иностранными языками. Зачастую это были одновременно — русский, французский, немецкий, английский и турецкий.

Коль сообщал о новом Педагогическом институте, открытом в 1832 году для подготовки учителей. Мальчики поступали в него в двенадцатилетнем возрасте и изучали пять языков одновременно. Он слышал, как они «без затруднения» переводили с греческого на немецкий и с латыни на французский, немецкий и русский. Уроки велись на разных языках, и ребята отвечали на вопросы на том языке, на котором шел урок.

Хотя состоятельные родители предпочитали обучать дочерей дома, все русские императрицы, начиная с Екатерины II, уделяли особое внимание государственному образованию девочек и учреждали различные школы. Основными учебными заведениями для девушек в Санкт-Петербурге в 1830-1840-х годах были Екатерининский институт, в который принимали только девочек из аристократических семей, Смольный институт с двумя отделениями — одно для «благородных девиц», и второе — для мещанского сословия, Патриотический институт — для детей офицеров и Елизаветинский — для девушек из семей купцов и служащих. Существовало также Мариинское училище, в котором получали образование девочки незнатного происхождения; при достижении восемнадцати лет им либо подыскивали приличное место, либо давали небольшое приданое, если они выходили замуж. Были также школы, сиротские дома и различные приюты.

Девушки учились в институтах шесть лет и жили там почти так же, как в монастыре. Летом они разъезжались на каникулы, но во все остальное время им не разрешалось покидать учебные заведения ни под каким предлогом. Они никогда не выходили на прогулки по городу и только дважды в году им позволяли прокатиться в экипажах. Одним из редких появлений воспитанниц на публике было катание на масленицу в скромных колясках, выстраивавшихся в длинную цепочку. В институтах, абсолютно замкнутых учреждениях, находилось все необходимое для жизни девочек В Екатерининском институте были свои церковь, лазарет и прекрасный бальный зал. В штате числились священник, инспектор, строители, плотник, небольшой оркестр и огромное число прислуги, специально обученной для выполнения своих обязанностей. Коль писал: «Государство оплачивает из казны все необходимое для учениц: платья, полотняные туфли и даже носовые платки».

Превосходное образование, которое давали эти учебные заведения, сыграло важную роль в формировании огромного числа грамотных людей, способных прочесть произведения новых русских писателей. Во всех упомянутых школах программа обучения была одна и та же: современные языки (французский, английский и немецкий), география, закон Божий, история древних веков и современная история. Мадам де Сталь писала, что в Смольном институте в 1810 году девочки перед тем, как сесть за обеденный стол, слаженно пели молитвы, они грациозно исполняли русские танцы и читали самые выразительные отрывки из сочинений ее отца на безупречном французском языке, что тронуло ее до слез. Более всего иностранцев, в том числе и американского посла в России Джона Куинси Адамса, поражало, что в программу обучения девочек включались такие предметы, как физика и математика. По определенным дням недели девочек обучали пению, танцам, вышиванию и приготовлению пищи. У воспитанниц в течение дня был свободен только один час после обеда, который они проводили, прохаживаясь взад и вперед по длинным коридорам своего института.

Делалось все возможное, чтобы найти самых лучших преподавателей для работы в этих учебных заведениях, и Гоголь сумел добиться назначения в Патриотический институт. Там в течение четырех лет, с 1831 по 1835 год, он преподавал историю девочкам младших классов, одетым в скромные коричневые платья с белыми передниками и сидевшим перед ним ровными рядами. Чтобы как-то повысить свой доход, летом 1831 года, почти сразу после знакомства с Пушкиным, он стал давать частные уроки детям в нескольких знатных семьях на их дачах в Павловске. Ученики Гоголя запомнили его как забавного худого невысокого человека с лицом, подергивавшимся нервной судорогой. Он одевался броско и носил высокие стоячие воротнички. Пушкин с женой сняли дом неподалеку от Павловска, в Царском Селе. Страстно желая закрепить свое новое знакомство, Гоголь стал регулярно прогуливаться в прекрасных императорских парках Павловска и Царского Села, надеясь случайно встретить поэта, что ему иногда и удавалось. Ломая голову над тем, как сблизиться и более регулярно встречаться с Пушкиным, Гоголь нашел остроумное решение. Сказав поэту, что у него нет постоянного адреса жительства в Санкт-Петербурге, Гоголь спросил, не разрешит ли Пушкин направлять всю адресованную ему почту в Царское Село на адрес поэта. Пушкин был несколько удивлен, но дал согласие, и цель Гоголя была достигнута.

С самого детства живое воображение Гоголя создавало вокруг него странный фантастический мир. Мать его, глубоко религиозная женщина, рассказывала Николаю, когда тот был еще мальчиком, о муках, которые ждут грешников в аду. Возможно, именно поэтому Гоголя мучили кошмарные сны. Даже при ярком свете дня он иногда думал, что слышит голоса умерших, зовущих его. Он вырос на богатой и плодородной земле Украины, в окружении крестьян, где часто слушал их яркие рассказы и народные сказки. Приехав в Санкт-Петербург, Гоголь обнаружил, что читающая публика столицы быстро раскупает подобные истории. Пытаясь найти способ заработать, Гоголь напечатал в журналах несколько коротких рассказов, написанных по мотивам украинских народных сказок, скрыв свое настоящее имя под несколькими разными псевдонимами, чтобы защитить, как он полагал, свою репутацию.

Зимой 1831 года сборник этих историй, рассказанных от имени «пасечника Рудого Панька», был опубликован под названием «Вечера на хуторе близ Диканьки». Когда Гоголь пришел в типографию, чтобы забрать свою книгу, он увидел, что наборщики смеются, читая его рассказы. Писатель поспешил отнести верстку Пушкину, который буквально проглотил книгу за один присест и захлебывался от восторга. Пушкин написал главному редактору литературного приложения к «Русскому инвалиду» и рекомендовал ему книгу Гоголя, назвав ее «чарующей… искренней и непосредственной». Он добавил также: «Ради всего святого, защитите его, если журналисты, по своей обычной привычке, будут критиковать неправильность выражений, отсутствие вкуса и пр. Это означает, что лучшее творение юмористического жанра, precieuses ridicules[36], нашей русской литературы получило бы их взбучку». Книга имела ошеломляющий успех, и Гоголь в 1832 годунаписал второй том украинских рассказов. Однако он мечтал создать нечто более солидное и занять достойное положение в литературном мире. Гоголь решил написать историю украинского народа и попробовать получить должность заведующего кафедрой истории в Киевском университете. Он был горько разочарован, когда ему было отказано. Но в 1834 году, благодаря помощи друзей, в том числе Пушкина, он добился назначения на должность адъюнкт-профессора истории средних веков в Петербургском университете.

Первая лекция Гоголя имела большой успех, но затем все быстро пошло на спад. Иногда он терялся, приходил на лекции плохо подготовленным. Один из его слушателей, будущий писатель Иван Тургенев, впоследствии рассказывал, что Гоголь пропускал две лекции из трех, говорил неотчетливо и казался совершенно растерянным. Вскоре он потерял работу. В промежутке между подготовкой и чтением лекций в Патриотическом институте и университете Гоголь продолжал писать. Вышли в свет его сборники «Арабески» и «Миргород» с повестью «Тарас Бульба», но хороших отзывов критики они не заслужили. Пушкин защищал Гоголя и представил его произведения на страницах своего нового литературного журнала «Современник», сопроводив их доброжелательным обзором.

Следует отметить, что в дополнение ко всем литературным достижениям пушкинской поры, в эти десятилетия неуклонно росло число российских журналов. Несмотря на давление николаевской цензуры, некоторые издатели отстаивали свою независимость, особенно в литературных сферах. Множество новых периодических изданий начало выходить в Москве и Санкт-Петербурге, и увлеченные своим делом издатели сделали немало для распространения современных произведений и формирования общественного мнения. Среди прочих талантов, которыми обладал Пушкин, выделялся его дар первоклассного критика. Его блестящие рецензии и обзоры отличались трезвыми суждениями и ясностью мысли. Отточенная ирония поэта могла остро уязвить противника, оставив незабываемый след. Пушкин был редактором, обладавшим способностью открывать новые таланты. На страницах «Современника» он печатал произведения многих начинающих писателей. Именно он издал первые стихи Тургенева. Когда небольшая повесть Гоголя «Нос» была отвергнута редакторами «Московского обозревателя», Пушкин напечатал ее в своем журнале, сопроводив изящным предисловием: «Н. В. Гоголь долго не соглашался на напечатание этой шутки; но мы нашли в ней так много неожиданного, фантастического, веселого, оригинального, что уговорили его позволить нам поделиться с публикою удовольствием, которое доставила нам его рукопись».

Пушкин с уважением относился к таланту Гоголя и всячески старался помочь писателю, но все же они так и не стали близкими друзьями. Слишком разными по характеру и по духу были эти два человека. Пушкин — открытый, яркий, отличался щедростью натуры и жизнелюбием. Гоголю же была свойственна неискренность, и зачастую его уличали во лжи. Ипохондрик, непроницаемый человек, как говорится, «застегнутый на все пуговицы», он мало кому позволял заглянуть себе в душу. Его мрачная, замкнутая натура вызывала в людях раздражение. Застенчивый и одновременно чрезвычайно амбициозный, писатель всегда был настороже и всматривался в окружающих своим проницательным взглядом, стараясь запомнить разговоры и реакции. Пушкин любил женщин; Гоголь боялся их и так никогда и не женился. В художественном мире Пушкина царили мера и гармония; у Гоголя все было искаженным и фантастическим. Гоголь мечтал описать красоту жизни и добродетели человеческого рода; он пытался, но, к своему отчаянию, так никогда и не сумел этого сделать. Он видел в людях нечто гротескное и сюрреалистическое. Глазом карикатуриста он подмечал деталь, раскрывающую характер. Подобно Диккенсу, он мог блестяще высветить недостатки человека и общества. Пушкин угадал в нем этот дар.

Какое-то время Гоголь снимал небольшую квартиру на Малой Морской улице, которую сам обустроил. Здесь он принимал своих друзей; несколько раз сюда заходил и Пушкин. Одной из симпатичных черт Гоголя была его любовь к вкусной пище; даже описания обильных обедов в его рассказах вызывают аппетит. Он устраивал небольшие ужины, в расходах на которые участвовали все приглашенные. Надев передник, Гоголь готовил вкусные украинские вареники и ватрушки, которые сам очень любил.

Однажды вечером, во время четырехчасовой беседы в квартире у Гоголя Пушкин уговорил его написать что-нибудь более существенное, чем короткие рассказы. В его записной книжке была заметка о странном событии, произошедшем вблизи Михайловского, которую он сам намеревался использовать впоследствии как сюжет для комедии в стихах. Одному умному мошеннику пришла в голову оригинальная, но жульническая комбинация скупить за бесценок умерших крепостных и заложить их в государственном банке по тарифам, существовавшим на живых крестьян. Пушкин рассказал об этом Гоголю и предложил ему написать роман в духе «Дон-Кихота», состоящий из глав, в каждой из которых герой путешествовал бы по разным губерниям. Гоголь увлекся идеей и приступил к работе незамедлительно, назвав книгу «Мертвые души». Но писатель обнаружил, что создание романа — дело более трудное, чем он предполагал, требующее длительного времени. Закончив работу над тремя главами, он сообщил Пушкину, что ему хотелось бы за короткое время написать пьесу, чтобы немного заработать. «Сделайте милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и, клянусь, куда смешнее черта. Ради бога. Ум и желудок мой оба голодают… Мои ни «Арабески», ни «Миргород» не идут совершенно. Черт их знает, что это значит. Книгопродавцы такой народ, которых без всякой совести можно повесить на первом дереве».

В очередной раз Пушкин заглянул в свою записную книжку и нашел небольшой эпизод, также связанный с реальным событием в жизни — какого-то человека приняли по ошибке за ревизора, приехавшего с проверкой. Гоголь возбужденно молил Пушкина отдать ему эту идею. Пушкин согласился, но впоследствии с юмором говорил: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя». Гоголь написал «Ревизора» менее, чем за два месяца, и 18 января 1836 года он читал свою пьесу друзьям, среди которых присутствовал и Пушкин. Гоголь был столь блестящим имитатором, что все просто помирали со смеху, и один из слушателей записал: «Не знаю, не потеряет ли пьеса на сцене, ибо не все актеры сыграют, как он читает».

Гоголь сам участвовал в репетициях, и премьера состоялась 19 апреля 1836 года в прекрасном бело-желтом здании Александринского театра, незадолго до того построенном по проекту архитектора Росси. Актеры не совсем понимали, как следует играть пьесу, a beau monde[37] — как принимать ее. Люди выворачивали шеи, чтобы тайком заглянуть в царскую ложу и увидеть реакцию Императора. Казалось, властному Николаю I пьеса очень понравилась. Он довольно посмеивался и громко аплодировал. После спектакля Император воскликнул: «Вот это пьеса! Все получили взбучку, а я — больше всех!» Пьеса вызвала ожесточенные споры. Люди стали раскупать билеты в театр, и даже перепродавали их с выгодой. Критики схватились за перья. Многие представители высших слоев общества, не имея достаточного чувства юмора в сравнении с Императором, пришли в ярость. «Немыслимое оскорбление дворянства, чиновничества, купечества! Не показано ни одного порядочного человека!»

Через месяц после петербургской премьеры «Ревизор» был показан в Москве. Режиссером постановки и исполнителем роли городничего был один из самых знаменитых актеров России, украинец Михаил Щепкин. В прошлом крепостной, Щепкин состоял в штате домашней прислуги, но хозяин дал ему разрешение учиться, а затем участвовать в постановках пьес в Курске и Полтаве. После представлений он спешил домой, надевал свою ливрею и прислуживал хозяину за столом. Когда Щепкину исполнилось тридцать, он был выкуплен из крепостных, благодаря подписке, проведенной генерал-губернатором, и, получив свободу, снискал славу, играя во многих театрах России. Щепкин просил Гоголя приехать в Москву, чтобы прочесть пьесу актерам и посмотреть спектакль, но автор отказался. Гоголь был расстроен и уязвлен шумихой вокруг его пьесы. Он так мечтал, чтобы его воспринимали как солидного респектабельного человека, а оказался причиной скандала. «Моя пьеса мне отвратительна!» — восклицал он. Гоголь решил покинуть Россию. Незадолго до отъезда писателя Пушкин навестил его и попросил прочесть ему начало «Мертвых душ». Гоголь читал допоздна. Это была их последняя встреча.