Земля обетованная (СИ)

0.

Даже в самом отчаянном положении люди не верят в наступление беды. Они до конца надеются на милость Создателя и искренне считают, что Он руководствуется исключительно человеческой логикой и действует только в интересах людей.

И никогда не задумываются о том, что Его помощи и милости может попросить кто-то другой.

1.

Солнечные лучи проникают почти везде. В воздухе присутствует множество самых разнообразных проявлений жизни: от бактерий и вирусов до органических молекул. Невидимые пылинки отправляются в полёт из таких глубин и далей, о которых человечество даже не подозревает. Молекулы воды знают всё о земных обитателях. В сложном танце света, воздуха, молекул и пылинок зашифрованы триллионы и триллиарды бит информации о мире и тех, кто его населяет.

Более чем достаточно для анализа ситуации и просчёта вариантов. Вероятности веером развернулись у его ног, ожидая выбора, но спешить нельзя. Гораздо важнее Понять и найти Гармонию.

— Почему ты позволила им зайти так далеко? Посмотри, до чего они довели тебя.

— Они — мои дети. Я не смогу жить без них.

— Это уже не дети, а паразиты. Они убивают тебя. Я бы убрал всё. Это займёт около часа твоего времени. Хотя будет скучно и не совсем правильно.

— Они не все такие. Почему ты не хочешь дать им шанс?

— У них была тьма шансов. У всех вместе и каждого в отдельности. К каждому народу приходили учителя, ты стирала целые страны и цивилизации, надеясь, что это окажется достаточным уроком для других. По твоей просьбе я не вмешивался. Но они выродились, перестали слышать и понимать тебя. Все твои методы воспитания сейчас не работают. Поэтому не будем спорить. Ты просила помощи. Я пришёл. Что ты хочешь, если полное очищение тебя не устраивает?

— Исцеления.

Молчание. Он изучает нужную вероятность. Она ярче остальных, а её настройки звучат Гармонично. Для воплощения предстоит много кропотливой работы. Куда интереснее и сложнее, чем просто зачистить всё.

— Хм. Хорошо. Так будет правильно. Покажи тех, кто тебе нужен. Я их не трону.

— И прошу — будь с ними поласковей. Я люблю их.

Радужная многозначительная улыбка на тонком облаке. И краткое молчание, словно он прислушивался к чему-то далёкому.

— Ладно. Я дам сомневающимся шанс. Но только один.

***

В городе N начиналось чудесное утро. Конечно, где-то на Земле часы отмечали полдень, наступал вечер, а то и вовсе время близилось к полуночи, да и погода не везде была идеальной. Далеко за границей, на том конце света, шли войны, политкорректно называемые локальными стычками или спецоперациями. По всему миру совершались преступления и происходили несчастные случаи, но ведь это не беда, всё привычно и обывателю незачем волноваться.

С простым человеком в такое утро по умолчанию не может случиться ничего страшного.

Особенно, если в голубом небе вдруг появляется и медленно гаснет перевёрнутая радуга.

Лид едва успела на школьный автобус: пришлось самой собирать ленч — отчим спал, мать ещё не вернулась из больницы, а Рэббит не умел готовить. Белый Кролик — лучший друг, знал все её секреты, а когда она плакала, вытирал ей глаза кончиками своих ушей и пел песенки, чтобы развеселить. Но в школу с ним нельзя, и Рэббит ждал возвращения подруги в уютной норке из подушек.

Только он знал, что Лид по утрам приносила соседу молоко и газеты, оставленные разносчиками у калитки. Помоечные крысы молоко любили, а газеты рвали. Мистер Джон Ливингстон не всегда успевал отогнать разбойниц. Торопясь на автобус, девочка видела, как он мрачно выливает остатки молока и выбрасывает изорванную почту. Из разговоров матери и отчима Лид знала, что сосед, полгода назад вернувшийся из армии в инвалидном кресле, стал таким после какой-то неудачной операции на востоке. Для себя она решила никогда не доверять заграничным врачам, потому что мистера Ливингстона было жалко.

А ещё она не любила крыс.

Сначала Лид пыталась отогнать их, а потом просто стала уносить всё на крыльцо. В первый раз мистер Ливингстон удивился, а затем начал давать ей за помощь два доллара в неделю. Иногда он просил девочку сходить за продуктами или в аптеку и платил за это четверть доллара. Ещё мистер Ливингстон спрашивал про школу и не обижают ли её дома. Лид врала, отвечая, что всё хорошо, даже если тело болело от побоев. Мать запретила жаловаться, и к тому же девочка боялась отчима: бить он умел так, что не оставалось никаких синяков. Только в последний раз, выпив больше обычного, рассёк матери лицо, грязно обругав и обвинив в измене с мистером Ливингстоном, хотя она всего лишь поздоровалась с соседом. Из-за сильного кровотечения мать вынужденно обратилась в больницу, сказав врачам, что упала. Лид же закрылась в своей комнате, обнявшись с Рэббитом под одеялом, и вздрагивала от каждого шороха. Только за полночь, когда Белый Кролик разрешил сходить в туалет, она услышала на первом этаже храп отчима и успокоилась.

Про свой заработок девочка никому, кроме Кролика, не рассказывала: вместе с карманными деньгами, которые давала мать, она копила на велосипед.

Из-за вынужденной замкнутости Лид часто замечала то, на что не обращали внимания её сверстники. Вот и сейчас, глядя из окна автобуса на удивительную радужную улыбку в небе, она улыбнулась в ответ и попросила, чтобы у них с мамой и мистера Ливингстона всё было хорошо.

Джон Ливингстон в щёлку жалюзи проводил жёлтый автобус взглядом и открыл дверь. Молоко и газеты были на крыльце. Он поднял их, положил на прикрытые клетчатым пледом колени, развернул кресло, возвращаясь в дом. В который раз на душе до отчаяния горько и зло за свою беспомощность. Отдал родине всё, сражался за идеалы, а в итоге оказался никому не нужен. Родители давно не интересовались судьбой сына, приятели и подруги отвернулись, узнав о его беде. В неполные тридцать лет Джон ощутил себя одиноким стариком.

Лид Блэк, соседская девочка, даже не подозревала, насколько он благодарен ей за короткие визиты. Пройдя через огонь и ад, больше месяца отлежав в госпитале, получая вежливые письма чиновников с формальными благодарностями и сожалениями, Джон куда острее стал воспринимать искренность и несправедливость.

Потому сочувствие ребёнка стало для него неожиданным и единственным лучом света среди наступившего одиночества и отчаяния. Кэрол Блэк, симпатичная француженка, работающая официанткой, всегда здоровалась с ним, и Джон думал, что Лид очень похожа на мать. Мучаясь бессонницей, он подолгу сидел в темноте у окна, и хорошо изучил жизнь Блеков. Всей душой Джон жаждал помочь соседкам, но кто поверит словам, если он из дома выходит не часто, а девочка никогда не жаловалась на побои отчима, как и её мать. Оставалось только сжимать кулаки, коротко и яростно ударяя по коленям и сквозь зубы плача от собственного бессилия.

Сегодня даже небо насмехалось над ним перевёрнутой блёкло-радужной полосой.

Джон бросил газеты на стол, убрал молоко в холодильник и включил телевизор.

Его вышвырнуло на обочину и всё, что он мог — смотреть, как жизнь сверхскоростным экспрессом проносится мимо.

***

Солнечный луч прорезал жемчужно-белое облако, развеяв остатки радуги, и устремился к земле. Золотой искрой небесный посланец скользнул в тень пустынного переулка, к незагаженному пятачку асфальта, чтобы там принять надлежащий вид. Явившийся таким образом молодой и привлекательный мужчина потянулся, лениво смахнул с рукава неуместного в жару тёмного длинного плаща невидимые пылинки. На ногах — сапоги, под распахнутыми полами — чёрная рубаха, тёмно-синие джинсы и череп-пряжка широкого ремня. Можно принять другой облик, но такой соответствовал бунтарскому и самоуверенному духу страны.

Неспешно водрузив на белокурые волосы появившуюся из воздуха ковбойскую шляпу, загорелый пришелец почти ленивым движением вытянул из-за спины зонт, как герои в фильмах достают меч. Клинья зонта сияли полным многоцветьем: привычный человеческому глазу спектр гармонично дополняли чёрный и его собратья.

— Давно мы с тобой не работали, — мужчина ласково провёл ладонью по своему оружию, надвинул на глаза стетсон и шагнул в яркий полдень.

2.

Городской парк — подходящее место, чтобы настроиться и начать работу. Он шёл по аллее, слушая мелодию мира, пока какофония хип-хопа и резкий окрик с детской площадки не вмешались в звуки Гармонии.

— Эй, мистер, клёвый прикид! Вы случаем не "Убежище лунатиков" ищите? — Школьники-подростки, три девчонки и двое мальчишек, решили поразвлечься за его счёт. Бездушие, эгоизм, потребление. Ни любви, ни сострадания, ни даже желания стать лучше. Ничего человеческого, за что можно дать шанс. Личинки паразитов.

Что ж, значит, с них он и начнёт.

Взмах зонта и смех сменяется бульканьем. Пять трупов упали, заливая площадку кровью и возвращая заёмную жизнь. И то польза.

Он поднял голову, заглянул в небо, улыбнулся тёплому ласковому порыву ветра, тронувшему щёки. Она слышит, Она благодарит… Хорошо…

В глубине парка стояла школа, а за спиной какая-то женщина, захлёбываясь плачем, вызывала полицию.

***

Информационный эфир разрывался от шквала сообщений. Силовые службы сбились с ног, стараясь обезвредить преступника, последствия многочисленных аварий и ЧП уже никто не пытался ликвидировать — не хватало людей и средств.

Человек, чьё лицо и лёгкую улыбку удовлетворения знал и ненавидел весь мир, не скрывался и не прятался. Фотографии и видео с его участием заполонили информационное пространство.

За пару часов голубоглазый, обаятельный мужчина взбудоражил человечество сильней, чем медведь муравейник. Обладатель стетсона и шутовского зонта мог покорять миллионы женских сердец, но вселял в людей ужас глубже, чем преисподняя — в истово верующего. Его бы назвали посланником сатаны, но с чьей-то лёгкой руки приклеилось прозвище "Ковбой".

Очевидцы взахлёб повествовали про двуручный меч, вскрывающий людей как острейший кухонный нож тушку рыбы; про пару кольтов, из которых Ковбой стрелял на зависть всем снайперам; про автоматные очереди, косившие толпу и кордоны; и даже про ручной гранатомёт и ракетницу. Репортёры наперебой рассказывали о смертях и разрушениях, творимых пришельцем. Кадры взрывавшихся зданий, машин и полицейских вертолетов дополняли картину хаоса. Число жертв не поддавалось подсчёту. Раненых по всем сведениям не было, только убитые и очевидцы. Но власти ничего не могли сделать.

Джон зло отбросил пульт. Все каналы вещали об одном. Интернет опережал репортёров — люди писали, где видели Ковбоя. Если верить этим сведениям, преступник просто возникал из воздуха, сея смерть и разрушения в различных кварталах города, перемещаясь со скоростью мысли.

Но Ливингстон уже не верил в чудеса. Наверняка у этого типа толпа сообщников, одетых одинаково. Камеры едва успевали поймать в фокус высокую фигуру в длинном коричневом плаще и стетсоне, размахивающую разноцветным зонтом, как Ковбой словно растворялся в облаке строительной пыли. Школы, больницы, торговые центры, офисные здания… По предварительным данным почти треть города обратилась в руины, в буквальном смысле омытые кровью. Не зонтиком же, в самом деле, Ковбой устроил этот хаос! Очевидно же, что это хорошо спланированный терракт! Какие-то подонки решили переплюнуть девять-одиннадцать! А выдумки про то, что преступника не берут пули — жалкие отговорки властей!

Джон слышал взрывы, от которых едва не вылетали стекла, и видел, как оседают высотки в деловом центре города. Над улицей пролетали вертолёты федералов и полиции, чтобы затем расцветить новости очередными кадрами взрывов. Негодование кипело в крови, Джон хотел быть там, поймать этих мерзавцев, помочь пострадавшим людям…

Но ничего не мог сделать.

Эвакуация населения из города происходила в спешном и массовом порядке. Потоки беженцев заполонили улицы. Люди из окрестных домов собирали вещи и уезжали. Только машина Кэрол Блэк по-прежнему стояла в гараже. Джон не знал, где сейчас находятся Лид и её мать, но надеялся, что они живы.

К нему тоже постучали: старушка из дома напротив (её имени он не знал) предложила поехать с ней и её мужем, но Джон отказался. Не только потому, что не хотел быть обузой на шее у незнакомых стариков.

Он не привык сбегать от опасности.

Закрыв дверь за выполнившей свой гражданский долг старушкой, Джон достал ружье и, полный решимости, устроился у окна.

Кто бы не пришёл в его дом: сам Ковбой или его сообщники, им не поздоровится.

***

Он убивал.

Мужчин, женщин, детей. Всех, чья жизнь бесполезна, кто проживал её зря, всех, кто забыл, что такое быть человеком. У тех, кто оказывался в пределах видимости, "под рукой", радужный зонт легко взрезал плоть, других ждала иная смерть, куда более мучительная. Подготовительная работа оказалась кропотливей, чем он рассчитывал, но люди сами помогали ему, забившись в каменные муравейники. Он только выбирал нужные здания. Ждать, когда достойные шанса покинут ловушку — слишком долго, и он не трогал такие дома. Чуть позже не уйдёт никто из обречённых.

Пол и возраст, вероисповедание и цвет кожи, гражданство и национальность, гражданские или полицейские, силовики, солдаты — всё это не имело значения. Он руководствовался сутью.

Лишь избранные умирали мгновенно. Те, кто давно этого ждал; испившие свою чашу страданий до дна. Он не являл им милосердие, он отпускал души.

Данное обещание сдерживало от того, чтобы просто и быстро сравнять город с землёй. Не завися от местного пространства и времени, он не спешил, но затягивать выполнение работы тоже не собирался.

Когда человечество созрело, чтобы услышать, он перешёл к следующему этапу.

Появившийся в одной из крупнейших телестудий молодой мужчина в шёлковой чёрной рубашке и тёмно-синих джинсах, не привлёк внимания ни зрителей, ни гостей, ни суетящегося персонала. Через несколько секунд начинался прямой эфир, посвящённый Ковбою и его злодеяниям. В студии собрались политики и силовики, психологи и адвокаты. Рейтинг передачи обещал побить все рекорды.

Никем не замеченный, незнакомец устроился на внезапно появившемся свободном зрительском сиденье.

***

Джон одним глазом смотрел в окно, а другим — на экран.

В студии было жарко от разгоревшейся дискуссии. Ковбой исчез также внезапно, как и появился, но власти запретили горожанам возвращаться в дома, пока не будет отменено чрезвычайное положение.

Гости из кожи вон лезли, доказывая, что делали всё возможное, чтобы остановить безумца и помочь простым гражданам. Ведущий вытирал мокрый лоб и крутился как уж на сковородке, виражируя между яростными нападками зрителей и необходимостью политкорректной толерантности. Через четверть часа он с облегчением передал слово другим гостям.

— Налицо явное помешательство. — Мистер Д., успешный и популярный психоаналитик, чей вид, по мнению Джона, демонстрировал профессиональное умение разводить клиентов на деньги, жестом шулера вытащил из кармана стопку карточек. — Мы все знаем, что у Ковбоя есть зонт, где кроме основных цветов радуги присутствуют так называемые серые цвета: чёрный, серый, белый и коричневый. С помощью теста Люшера мы можем выяснить практически всё о личности этого человека и его отклонениях.

Сверяясь с крупным изображением зонта на студийном экране, психоаналитик разложил на столе карточки.

— Вот видите, первый цвет это…

— ЗАБАВНО.

Гулкое слово бухнуло в ушах и эхом отдалось в стенах студии, заставив людей перед экранами разом ощутить какой-то первобытный страх. Только потрескивание электричества нарушало внезапную тишину. Миг назад зрители были готовы собственноручно растерзать Ковбоя. Сейчас же, скованные ужасом, они, как заворожённые, не спускали глаз с того, кто неторопливо вышел в центр съёмочной площадки. Одежда дала ему прозвище, но не отражала суть.

— Какие не чистые цвета, — Ковбой покосился на стол, и карточки сами сложились в круг, образовав "зонтичную" радугу: от чёрного до чёрного. Обращался "кумир миллионов" только к мистеру Д., и каждое слово забивало гвоздь в крышку гроба резко побледневшего психоаналитика.

— Вы ищете отклонения у других, но не можете решить свои проблемы. Вы трус. Вы боитесь развода, боитесь людей, боитесь самого себя, боитесь жить. Ваше существование пусто и бессмысленно. Вы не нужны этому миру.

Карточный круг поднялся в воздух, закружился, набирая скорость и меняя цвет.

А потом снёс мистеру Д. голову.

Кровь плесканула вверх, орошая стол и окружающих тёмно-алым. Ковбой обернулся к камерам.

— Э… — еле выдавил из себя ведущий. Профессионализм оказался сильнее страха и потрясения.

— Эта планета жива, а я — её Хранитель. — Нежданный гость обращался к многомиллионной аудитории. На губах ни намёка на знакомую улыбку.

— И я говорю вам: Она устала от вас. Устала предупреждать, устала пытаться разбудить в вас Людей. Образ и подобие, которым вы так гордитесь, — это контролируемый хаос души и право выбора, и не больше. Вы привыкли к кажущейся безнаказанности, разучились жить и ценить жизнь, свою и чужую. Моральным нормам и любви вы предпочли безнравственность и эгоизм. Вместо творцов вы стали скотами, мусором и паразитами. Вы переполнили чашу терпения планеты. Она попросила меня помочь. У вас есть час, чтобы осознать и изменить себя. Этого достаточно. Потом я вернусь, чтобы завершить исцеление. Это касается всего человечества. Время пошло.

— Вы… — Ведущий умудрился овладеть собой и выкрикнул, выплёскивая накопившееся негодование людей: Вы не господь Бог, чтобы указывать нам, как жить! У вас нет права судить нас!

Ответный взгляд, безмятежный, глубокий и холодный, как горное озеро, резко контрастировал с появившейся тонкой ироничной улыбкой. В дверях студии столпилась охрана, яростно нажимая на спусковые крючки, но пистолеты давали осечку за осечкой.

— Я не собираюсь вас учить и судить. Это не моя забота и работа. Я пришёл исцелить планету, и я это сделаю.

— Вы не даёте нам даже шанса!

— Душе достаточно мига, чтобы прозреть. Без излишков цивилизации вам придётся искать иные пути развития. У вас есть возможность начать жить заново. В новом мире. Жить Людьми. Это ли не шанс? У динозавров такого не было.

Прощальный, пронзительный взгляд в камеру и Хранитель исчез.

В студии загремели выстрелы, а последовавшая за ними паника сопровождалась криками раненых и умирающих.

3.

Опасаясь встречи с отчимом, Лид решила проскользнуть через заднюю дверь. Во время эвакуации она спряталась, дожидаясь, когда уедет последний автобус. Мама наверняка будет ждать её дома, а не искать где-то за городом, да и Рэббиту очень страшно и одиноко. Телефон Кэрол Блэк не отвечал, из разговоров учителей Лид знала, что это из-за разрушений в городе. Хотя девочка ничего не понимала в происходящем, но волновалась за мать.

Однако той дома не было. Взволнованная и испуганная, Лид решила взять что-нибудь из холодильника и поесть в своей комнате, ожидая мать и утешая испуганного Кролика.

Но она не успела.

— А-а, явилась, — отчим, только что проснувшийся, злой, небритый и с покрасневшими глазами, возник в дверях кухни, отрезая путь отступления. — И где ты была, маленькая дрянь?

— В школе, — еле слышно пискнула Лид, настолько горло сковало неожиданным страхом. — Нас отпустили, потому что там…

— Врёшь, шлюха! — отчим шагнул к ней и больно схватил за плечо. — Ты отсасывала этому калеке, как твоя мамаша! И не смей мне лгать, тварь! Я знаю, ты каждое утро бегаешь к нему! Сколько он тебе платит?! Сотню? Две?

— Я… я не понимаю… — на глаза наворачивались слёзы, и единственной мыслью билось: придётся отдать все накопленные деньги.

— Не лги! — хлёсткий сильный удар по лицу оглушил девочку, и она едва не задохнулась от боли. — Ты такая же, как твоя мать!

Отчим потащил её в комнату, снова ухватив за плечо. Лид не сопротивлялась, зная, что иначе он разозлится ещё больше, и тогда побои будут куда болезненней.

Но в этот раз отчим швырнул её на диван и встал рядом, нервно дёргая ремень брюк.

Лид не могла кричать: страх сдавил горло надёжней руки отчима. К тому же крик никто не услышит. В свои семь лет она знала, что с детьми иногда случалось что-то ужасное. Ужасное настолько, что взрослые становились злыми, а мама даже плакала.

И теперь это вдруг произошло с ней. И стало очень страшно.

"Не надо!" — взмолилась душа девочки, только безмолвная мольба не была услышана. А вслух умолять бесполезно.

— Вы все одинаковые… Все до одной… — отчим ожесточённо сражался с застёжкой брюк. — Ну да ничего, я заставлю вас меня уважать… Ты узнаешь, что такое настоящий мужик, а не какой-то там…

Когда брюки вместе с трусами упали на пол, он схватил похолодевшую и зажмурившуюся от ужаса девочку за волосы и заставил встать перед собой на колени.

В плотно сомкнутые губы ткнулось что-то мягкое и вонючее, отчего Лид едва не вырвало.

— Соси! — потребовал отчим. — Давай, покажи, как ты ублажаешь этого дохляка! А потом я покажу тебе, что такое трахаться по-настоящему!

Девочка не успела даже вдохнуть, как вдруг хватка ослабла, на лицо брызнули горячие капли, а на пол глухо упало что-то тяжелое.

— Всё хорошо, — спокойно произнёс незнакомый мужской голос. — Не бойся.

Неизвестный спаситель накинул на Лид одеяло и поднял её на руки. Пахло от незнакомца тепло и приятно. И девочке стало очень спокойно.

— Он умер? — Лид не решалась открыть глаза, чтобы не увидеть страшное.

— Да. Сегодня многие умрут, — ответил её спаситель. — Очень многие.

— Почему? — Она осмелела и приоткрыла глаза.

— День такой. — Загорелый и белокурый мужчина в длинном плаще светло улыбнулся. — Я отнесу тебя в безопасное место.

— А разве туда можно? — Лид испуганно прижалась к плотной мягкой ткани плаща. — Там…

— Не бойся, — незнакомец посмотрел на неё с безмятежной улыбкой. — Там нет ничего страшного. Просто планета решила немного очиститься и полечиться.

— От чего? — девочке всё же стало немного не по себе. Болеть это всегда плохо. Наверно, поэтому в городе всё рушилось.

— От того, что причиняет ей боль. — Мужчина говорил с Лид как со взрослой. — Поэтому больное надо удалить, чтобы могло жить здоровое.

— А где моя мама?

— Скоро придёт. А теперь спи, — сказал её спаситель. — У вас всё будет хорошо. Как ты и просила.

Лид доверчиво обхватила незнакомца за шею и закрыла глаза, успев удивиться: как он узнал о её желании? Но в тёплом странном запахе удивление, как и страх, растворилось и исчезло. Лучше было только с мамой. Вот бы этот мистер согласился стать её папой! Мама ведь красивая, вдруг они понравятся друг другу…

Девочка погрузилась в сон.

В наступившей тишине звонок в дверь раздался неожиданно. Джон вздрогнул: к дому никто не подходил, он следил за дорожкой, выключив телевизор сразу после скандального эфира. Правда это или нет — через час всё станет ясно. Но как же досадно, что кресло не заставишь ехать тише, чем возможно!

Стиснув зубы, и держа ружье наготове, он открыл замок.

— День добрый, — Ковбой смотрел холодно и серьёзно. На руках он держал ребёнка, закутанного в одеяло. — Позволите?

Опешивший от неожиданности Джон инстинктивно нажал на спусковой крючок. А в следующий миг непонятная сила вышвырнула хозяина дома из кресла на пол.

— Вы могли попасть в ребёнка, — Хранитель, не оборачиваясь на разнесённый выстрелом косяк, пинком откинул с дороги ружье и кресло, перешагнул беспомощного Джона и прошёл в дом. — Не слишком хорошая благодарность за её сочувствие к вам.

— К-кто вы? — Джон перевернулся на живот, чтобы доползти до кресла. Сесть в эту штуку будет непросто. Но брать ружье и второй раз испытывать судьбу он не рискнул. — Что вы хотите на самом деле?

Ковбой обернулся.

— Вы слышали. Человечество привыкло к безнаказанности. Раньше люди верили в наказание после смерти, это было сдерживающим и одновременно побуждающим фактором для баланса духовного и материального. Сейчас человечество погрязло в собственных иллюзиях, люди решили, что там всё будет как здесь, поверили в некую вечную авансовую поблажку со стороны высших сил. А это не так. Пришло время платить по счетам. Кстати, это вам больше не понадобится, — кивок в сторону кресла, в один миг ставшего грудой искорёженного металла.

— Вы… — хозяин дома задохнулся от негодования, возмущения и злости на собственное бессилие. — Вы!..

— Вставайте, если считаете себя мужчиной, — усмехнулся Хранитель, устраивая свою ношу на диване. — Вы хотели помочь этой девочке и её матери, вот и помогайте.

В очередной раз за последние несколько минут Джон испытал шок. Врачи однозначно сказали: диагноз окончательный и он никогда не сможет ходить. А тут… Невозможно сразу поверить в чудо.

— Хотите сказать…

— Если вы не можете быть хозяином своего тела, как хотите стать хозяином своей судьбы? Согрейте ей молока, когда проснётся. Её мать эвакуирована со всеми, остальное зависит от вас.

Джон подтянулся на руках и сел. Ноги не слушались. Но Ковбой меньше всего походил на того, кто будет шутить такими вещами.

— Так это правда? Через час вы сотрёте людей с лица земли? Миллионы и миллиарды жизней вместе с излишками цивилизации? Что же останется?

— Увидите, — Хранитель выпрямился и усмехнулся. Очень по-человечески.

Но Джону такого ответа было мало.

— Почему вы помогаете нам? — он задал вопрос напрямую. — Зачем, если потом всё равно убьёте всех?

— Важна не форма, а суть. — Ковбой смотрел холодно и серьёзно. — Я обещал дать людям шанс, и я дал его. Хотите — пользуйтесь, хотите — нет, дело ваше. Прощайте.

Хранитель исчез.

Можно было бы посчитать его визит бредом воспалённого воображения или вывертом напряжённой психики, если бы не материальные доказательства.

Джон посмотрел на исковерканное кресло, перевёл взгляд на спящую Лид и сосредоточился на том, чтобы встать.

***

Час спустя по планете пронеслось нечто. Люди ощутили это как мощную радужную волну света и воздуха, проникающего насквозь, везде и всюду. Приборы не успели зафиксировать источник, и интересоваться им стало некому: за волной следовала смерть. И не было спасения ни на суше, ни на воде, ни под землёй, ни в воздухе.

Ещё через полчаса выжившие, не успев оплакать умерших и возрадоваться спасению, с не меньшим ужасом и изумлением наблюдали вторую волну. Всё, что составляло основу цивилизации и привычного мира, переставало существовать. Бетон и сталь, пластик и стекло таяли и испарялись, как снег под солнцем. Планета содрогалась, принимая в себя нефть и газ, камни и металлы. Тела умерших стремительно разлагались, асфальт трескался и крошился под напором трав и древесных побегов, оставляя людей в новом, неизведанном для них мире наедине с позабытой дикой природой.

На землю падали крупные капли дождя, а высоко над всей планетой сияла огромная радуга.

Х.

Лид вздрогнула и проснулась. Странный сон. Яркий, страшный, и в то же время — удивительный. Ей никогда такие не снились. Может, стоит рассказать о нём маме, когда она вернётся из больницы?

На тумбочке переливчато сигналил будильник: пора в школу. За окном — утро, солнечное и тёплое.

Быстро и тихо собравшись, чтобы не разбудить пьяного отчима, Лид торопливо отнесла молоко и газеты на крыльцо мистеру Ливингстону и едва успела на школьный автобус.

Она не ждала от нового дня никаких чудес.

— Смотрите, радуга! — Вдруг закричали впереди. — Ого, да она перевёрнутая!

Девочка выглянула в окно и почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а горло перехватило от внезапного страха.

Джон Ливингстон привычно проводил жёлтый автобус взглядом, недовольно покосился на необычное небесное явление, забрал с крыльца молоко и газеты, и включил телевизор.

Новый день ничем не отличался от предыдущего.

В городе N наступило чудесное утро, в какое никто и никогда не ждёт беды и конца света.

Небо радужно улыбалось Земле.

00.

— Я устала от них. Помоги мне…

— Хорошо. Он придёт.