Земную жизнь пройдя

Глава 1 И подойдем к печальным берегам[1]

К моему величайшему сожалению мне пришлось вернуться в Петербург. Новости об успешно завершенных мною следствиях быстро дошли до высших чинов. Было решено, что «столь талантливому сыщику негоже прозябать в диких краях», и мне велели отправиться в столицу с повышением в чине. Признаться, я не ожидал столь внезапной удачи по службе за мои скромные заслуги.

Как и следовало ожидать, «прозябать» пришлось именно в Петербурге, поскольку начальство собралось приберечь меня для «следствия дел государственной важности».

Вот уже на протяжении второй недели я занимаюсь тем, что перебираю свои старые записи.

– Неужто тебе совсем не в радость отдых? – удивленно спрашивает меня супруга, когда я пытаюсь пожаловаться ей на свое безделье. – Мы в Петербурге недавно, а ты уже скучаешь…

Ольга, как истинная ценительница светских развлечений, рада Петербургской суете. После летних разъездов по дачам и курортам общество возвращается в русло былых городских утех, в которых мне тоже приходится принимать участие, поскольку моя милая Ольга не может долго усидеть дома.

Впрочем, в Кисловодске моя дорогая супруга не была обделена светскими беседами, на Воды съезжаются многие знатные господа, составляя так называемое «водяное общество». Однако балы в крошечном зале ресторации у Нарзана не могут сравниться с вечерами в лучших домах Петербурга.

– Я рада, что мы вернулись! – повторяет супруга. – Особенно ради Аликс. Молоденькой барышне необходимо бывать на самых блестящих столичных балах.

– Надеюсь, Аликс оценит эту возможность, – засомневался я.

Александра всегда любила потанцевать, но в светской суете до сих пор испытывает беспокойство.

– Ох, если Аликс не начнут докучать привидения, она будет чувствовать себя превосходно! – заверила меня супруга.

В этих словах была доля истины.

Александра обладает удивительным талантом чувствовать души умерших. В едва уловимых видениях призраки пытаются сказать ей самое важное, что хотели бы донести до живых. Иногда наяву, иногда во сне. Эти видения могут показаться бессмысленными, а скептики назовут их плодами бурной фантазии. Однако я всегда серьезно отношусь к рассказам Алик. Если верно понять эти разрозненные картины, они помогают прийти к верному умозаключению. Именно благодаря подсказкам призраков, мне удалось раскрыть многие преступления в Кисловодске.

Мистический дар Аликс таит в себе иные грани… Многие из которых пока сокрыты даже от нее самой. Самый пугающий талант – предчувствие людской гибели. Взглянув на человека, которому на днях суждено умереть, Александра видит картину его смерти… Горько осознавать, что ничем не можешь помочь несчастному…

– Меня ждет весьма интересная беседа, – произнес я, перебирая бумаги, – Сергей Ростоцкий, брат одной из твоих многочисленных приятельниц, очень просил меня нанести ему визит…

Я вновь просмотрел его письмо, напряженный тон которого говорил, что автор желает побеседовать со мною отнюдь не на праздные темы.

Ольга поморщилась, взволновано поправляя темные локоны.

– Странно, – прошептала она, – недавно его сестра Климентина настойчиво уговаривала меня предоставить ей возможность побеседовать с Аликс. Нетрудно догадаться, что её привлекает мистический талант моей сестры… А теперь еще твоя встреча с Сержем… Любопытно, не так ли? О! Кажется, я тоже становлюсь сыщиком…

Моя прелестная женушка рассмеялась.

– Избави Бог от жены-сыщика, – произнес я, скорчив страдальческую гримасу, чтобы поддразнить Ольгу, которая обиженно надула губки, – но твои выводы не лишены основания, – спешно добавил я.

Шутки шутками, но из Ольги вполне получился бы неплохой сыщик. Не каждая светская особа обладает столь живым умом. Да, и не стоит забывать, что эта милая супруга когда-то брала уроки фехтования у одного из лучших учителей Европы. Не завидую убийце, который встанет у нее на пути.

– Сначала я сама подробнее разузнаю у Ростоцкой, что ей надо надобно, – решила Ольга. – А потом решу, стоит ли Аликс говорить с нею.

Снова Петербург… Удивительно, хоть я и привыкла к диким краям солнечного Кисловодска, оказывается, очень соскучилась по нашей дождливой унылой столице. Странно, у меня такое чувство, будто всё в городе переменилось… Но, вернее сказать, переменилась я сама…

Ольга очень рада возвращению. Она любит светские увеселения. Сестра всегда вызывала у меня восхищение своей смелостью и очарованием.

Сегодня я узнала, что со мною хочет побеседовать Клементина Ростоцкая, приятельница Ольги.

– Она ужасно настойчива, на грани истерии, – с нескрываемой досадой заметила сестра.

– Странно, – ответила я. – Чем я так заинтересовала эту барышню?

Нам не удалось найти с нею взаимопонимания, и когда Климентина приходила в гости, я обычно оставляла их с Ольгой. Нет, барышня Ростоцкая никогда не вызывала неприязни, но в её обществе я всегда чувствовала себя несколько напряженно. Возможно, виной всему ее высокомерное отношение к окружающим.

Она очень миловидна, одевается с безупречным вкусом, а её манеры славятся своим изяществом. Впрочем, Ростоцкая стала олицетворением того самого светского идеала, которому мне так и не удалось соответствовать. Впрочем, я с этим давно смирилась и не вижу причин горевать.

– Климентину заинтересовали твои таланты, – вздохнула Ольга, – она тебе все расскажет… если будет навязчива, советую прекратить разговор… Дело не в любопытстве, иначе бы я не позволила ей никаких бесед наедине с тобой. Её ситуация, действительно, ужасна!

Пришлось, скрывая уныние, плестись за сестрой в гостиную, дабы услышать рассказ Ростоцкой, которая не смогла скрыть радости, когда я опустилась в кресла рядом с нею.

– Надеюсь, вы простите мою бесцеремонность, – начала она в своей светской манере, которая заставляла меня вытягиваться по струнке, – мне бы хотелось побеседовать о некоторых ваших талантах…

Слова Ростоцкой не вызвали у меня волнения, за последнее время мне удалось привыкнуть к подобным расспросам и научиться отвечать на них с холодной учтивостью.

– Знаю, что вы способны видеть и чувствовать мёртвых, – натянуто произнесла Ростоцкая.

Её тон вызвал у меня искреннее беспокойство. Речь, действительно, шла не о праздном любопытстве.

– Да, я вас слушаю, – ответила я, улыбнувшись.

– Будучи уверена в вашем благородстве, что вы никогда не предадите огласке услышанное, открою вам тайну, – взволновано прошептала она.

Затем, помедлив, продолжила.

– Меня преследует призрак одной юной особы, которая утопилась в «Зимней канавке» на прошлой неделе… Возможно, вам удастся как-то убедить её оставить меня…

Я читала в газете об этом ужасном происшествии. Салонная певица со сладким сценическим именем Коко была найдена в холодных водах реки. Картина живо промелькнула перед моим взором, и я поморщилась.

Коко мне довелось увидеть лишь однажды. Она пела в именинах князя К*. Голосок приятен, мне понравилось. Хотя я не ценитель музыки, и моё суждение может оказаться неверным. Коко вызвала у меня симпатию благодаря веселому нраву. Помню, она хохотала столь искренне и заразительно, что могла рассмешить любого скучающего зануду.

– Призраки не являются живым без причины, – ответила я, – возможно, эта молодая особа желает вам что-то сказать… Не нужно бояться, попытайтесь понять её знаки…

Ростоцкая вздрогнула.

– Нет-нет, она просто навязчиво преследует меня… Мне постоянно снятся кошмары, будто я тону в потоках ледяной воды… Я даже чувствую холод… А её холодные руки тянут меня на дно!

В голосе собеседницы прозвучало отчаяние.

– Может, у вас есть предположения, почему самоубийца выбрала именно вас? – поинтересовалась я, размышляя.

Климентия вздохнула.

– У Бобровского, моего жениха, до нашего знакомства был роман с Коко. Влюбившись меня с первого взгляда, он отверг певичку. Бедняжка не теряла надежды, что былой любовник вернет ей свою благосклонность…

Далее продолжать не имело смысла.

– Вы полагаете, что призрак ревнует вас! – фраза прозвучала несколько дерзко, но взволнованную Ростоцкую не задела моя прямота.

– Я чувствую, она дает мне понять, чтобы я не выходила замуж на Бобровского, – закончила собеседница мою мысль. – Прошу вас, попытайтесь отвадить от меня привидение!

– Простите, но я не уверена, что призрак захочет меня слушаться, – спешно заметила я, – призраки вообще не всегда желают говорить со мной… Также желаю уточнить, что не беседую с ними наяву как сейчас с вами… Их слова для меня – сны, видения, неуловимые знаки…

– Да-да, я вас понимаю, но прошу вас хотя бы попытаться… У меня нет другой надежды!

Действительно, светская безупречная красавица была доведена до отчаяния.

– Разумеется, я попытаюсь помочь вам, – добродушно ответила я.

– Благодарю, – Ростоцкая по-приятельски взяла меня за руку, – вы подарили мне надежду…

С этими словами барышня покинула меня.

В гостиную вошла Ольга.

– Она рассказала тебе? – поинтересовалась сестра.

– Да, – кивнула я, – но ты же понимаешь, что я не знаю, как помочь…

– Не думай об этом, – прервала Ольга мои слова, – полагаю, ты ничего не обещала ей… Хватит покойников!

Моя сестрица, как обычно, беспокоилась за мое душевное состояние.

– А ведь все так странно, – задумалась я, – зачем молодой красивой молодой особе, окруженной поклонниками, топиться в зимней канавке? Неужто безответная любовь к Бобровскому оказалась столь сильна?

– Верно, глупость какая-то! – кивнула Ольга, – Дабы похоронить бедняжку по-христиански, её родственникам удалось убедить священника, что она по неосторожности свалилась в воду…

– Неосторожность? – недоумевала я.

– О Боже! – воскликнула сестра, – ты рассуждаешь как Константин! Ему всюду мерещатся убийцы! Кстати, он вчера встречался с Сержем, братом Климентины, который тоже вбил себе в голову, что певичку кто-то столкнул с моста…

Поймав мой настороженный взор, Ольга вздохнула.

– Я прекрасно понимаю, что смерть Коко вызывает множество вопросов, но мне бы не хотелось, чтобы мой супруг опять вмешивался в очередное опасное предприятие.

– Это его служба, – пожала я плечами, – не думаю, что ты бы любила Константина, если бы он проводил все дни в гостиной, кутаясь в халат у огонька.

– Да, верно, – хитро улыбнулась Ольга, – именно за смелость я приметила его среди других. Славные были времена, впрочем, с тех пор почти ничего не изменилось между нами.

Она с улыбкой прикрыла, уносясь в воспоминания.

Я встретился с Сергеем Ростоцким у него на квартире. Мои предположения относительно обстановки жилища этого человека полностью оправдались. Вещи вокруг были весьма добротные, но вычурная роскошь отсутствовала.

Хозяин квартиры слыл человеком серьёзным и педантичным, но никто бы не осмелился назвать его скучным. Ростоцкий мог легко завязать непринужденный разговор, учитывая вкусы своих собеседников. Внешности он был неброской, но это не мешало ему слыть одним из самых завидных женихов Петербурга.

Ростоцкий всерьез увлекался медициной и по праву гордился собранной им библиотекой. Он даже учился в Швейцарии на медика. Многие в свете считали его увлечения чересчур эксцентричными, но при этом прониклись к Ростоцкому уважением.

После краткого разговора о новых приобретениях библиотеки, Ростоцкий перешел к делу, ради которого я был приглашен.

– Вы, наверняка, слышали о несчастье, приключившемся с мадемуазель Коко, – взволновано произнес он. – Неужто вы верите в самоубийство?

Вопрос прозвучал резко и поставил меня в тупик.

– Простите, но сейчас я не могу ничего утверждать, – ответил я, – об этой трагедии мне известно лишь из газет.

Ростоцкий, извинившись, кивнул.

– Буду вам крайне признателен, если вы возьметесь за следствие, – произнес он, – не беспокойтесь, я напишу «куда следует» пару писем, и это «несчастье» вы будете расследовать как убийство…

Я задумался. Ситуация, действительно, вызывала много вопросов.

– У Коко было много врагов, – произнес Ростоцкий.

– Позвольте, – прервал я его речь, – для начала дела вам следует рассказать мне все… Мне известно, что вы ненавидите Боровского, с которым помолвлена ваша сестра…

– Я не пытаюсь скрывать свою ненависть. Хотя многие объясняют мою неприязнь ревностью брата, привыкшему к сестринской любви… Поверьте, я был бы счастлив, если бы Климентина вышла замуж за человека честного и благородного…

– А в чем причина вашей уверенности в бесчестности Бобровского?

Ростоцкий отвел взор. Я желал услышать правду. Догадка была проста. Не тайна, что Бобровский пользовался взаимностью Коко. Значит, Ростоцкий был отвергнут, и по понятным причинам возненавидел соперника. Сергей должен сам рассказать мне. Я не могу иметь дело с человеком, который нечестен со мною.

– Он обманывал мою сестру, продолжая любовную связь с Коко, – ответил Ростоцкий, – я собирался рассказать все отцу, который расторг бы помолвку, не потерпев позора… Для отца стало бы величайшим оскорблением узнать, что его дочь променяли на салонную певицу. Увы, Климентина искренне верит, что Боровский прекратил встречи с Коко сразу же после знакомства с нею. Наивность!

– Это все, что вы хотите сказать? – спросил я твердо.

Чувствовалось – собеседник недоговаривает самое важное.

– Могу добавить, что питал к Коко очень нежные чувства, – ответил он смущенно отведя взор.

Теперь фрагменты сложились в ясную картину.

– Какой ненависти в вас больше? – спросил я, – отвергнутого влюбленного или оскорбленного брата?

– Не знаю, – честно ответил Ростоцкий, – Но к дьяволу мою ненависть к Бобровскому. Надеюсь, что сестра одумается! Меня более беспокоит убийца Коко, злодей на свободе…

– Позвольте нескромный вопрос? А вы были готовы жениться на Коко?

– Не раздумывая, – твердо ответил собеседник, – Я уже предлагал барышне стать моей женою, но Коко сказала, что не любит меня…

Он тяжело вздохнул, сжав кулаки.

– Вас не пугал гнев отца? Он мог лишить вас наследства и содержания.

– Отец упрям, но я еще упрямей! – усмехнулся Серж. – Содержание? Я всегда смогу заработать себе на жизнь. А потеря светской роскоши, к которой я равнодушен, меня не пугает.

– Вы настаиваете на том, чтобы я взялся за следствие, – вернулся я к главной теме беседы, – не преувеличиваете ли вы свои возможности? Полагаю, вам известно, что мне вверены только дела государственной важности.

– Вскорости вы узнаете о многих тонкостях этого дела, – горячо заверил меня собеседник, – поверьте, дело запутано…

Вернувшись домой, я встретил в гостиной Ростоцкого-старшего. Подтянутый благообразный господин, которому прекрасно удается стариться с достоинством, произвел бы на меня приятное впечатление, если бы не его всем известная заносчивость.

Гость выразил мне свое расположение ленивой улыбкой.

– Ваша милая супруга позволила мне скоротать время за приятной беседой, – произнес он добродушно.

– Чем обязан вашему визиту? – учтиво поинтересовался я.

– Хотелось бы разузнать – неужто, мой сын печется о бедняжке Коко? – насторожено спросил Ростоцкий.

– У меня нет причины скрывать намерений вашего сына найти убийцу несчастной девушки, – ответил я.

– Упрямец! – Ростоцкий сжал кулаки. – Он унаследовал мой несносный характер. Но именно поэтому я и горжусь своим сыном! Он ни разу не посрамил мое имя! Что до его увлечений медициной, в наши дни хватает куда более пагубных увлечений среди молодежи!

Он махнул рукою.

– Иногда этот несносный характер сына пугает меня. Я опасаюсь возможной ссоры с ним. Этот упрямец способен уйти, хлопнув дверью, и даже угроза потерять наследство не испугает гордеца. Эх, а ведь это мой боевой нрав! Я никогда не отступал от собственных правил, и не отступлю никогда, чего бы он себе там не придумал!

Ростоцкий довольно улыбнулся.

– У меня нет причины чинить вам препятствия в следствии. Желание отыскать злодея – идея благородная. Ростоцкие всегда славились своими стремлениями к истине! Также полагаю, ваше общество, Вербин, благотворно повлияет на моего сына.

Столь неожиданное доверие вызвало у меня удивление.

Глава 2 Пусть мертвое воскреснет песнопенье

Рано утром я отправилась к Зимней канавке. Не задумываясь, решила пройтись пешком, хотя правила светского города не позволяют подобных вольностей. От нашего дома на Малой Морской идти недалеко. Я вновь загрустила об утренних прогулках, которые совершала верхом по окрестностям Кисловодска. Еще не рассвело, и я была уверена, что в столь ранний час никто из знакомых не отправится бродить по городу. А если и отправится, то не сумеет узнать меня в утренних сумерках.

На улице было прохладно, заморосил дождь, и я зябко закуталась в плащ.

Погрузившись в размышления, не заметила, как дошла до мостика Зимней канавки. Я медленно подошла к парапету, пытаясь уловить незримое присутствие призрака. Однако душа Коко не желала говорить со мной. Облокотившись на парапет, я начала всматриваться в холодные темные воды.

Вдруг я почувствовала, как кто-то резко толкнул меня. От неожиданности я не смогла удержать равновесие и оказалась в воде. Ледяной холод охватил мое тело, я безуспешно барахталась, но воды реки опускали меня на дно. Я захлебывалась и задыхалась…

– Вам дурно? – вдруг прозвучал взволнованный голос.

Вздрогнув, я вернулась в реальность, с трудом осознавая, что погибшая заставила меня почувствовать последние мгновения своей жизни. Бывало, призраки подобным образом делились со мной своими предсмертными страданиями.

– Если смотреть на воды, кружится голова, – ответила я, повернувшись к прохожему, проявившему беспокойство.

– Не следует поддаваться этому опасному увлечению, – ответил он.

Моим собеседником оказался Серж Ростоцкий, ему не составило труда догадаться, зачем я отправилась в это ранее промозглое утро к Зимней канавке. О моих мистических талантах знал каждый.

– Она погибла в этот час, – произнес он печально.

– Да, бедняжку столкнули в воду, – добавила я, находясь под впечатлением своего видения. – Я это почувствовала…

Ростоцкий поверил моим словам. Он достал из-под плаща алую розу и бросил ее на воду реки. Течение неспешно подхватило цветок.

Я ожидала, что скорбящий влюбленный начнет осыпать меня вопросами о моей возможной беседе с призраком, но он молчал, задумчиво наблюдая за удалявшейся розой.

Меня охватила внезапная дрожь, не знаю причины – пережитое видение или северный ветер с Невы? Казалось, будто меня, действительно, вытащили из ледяной воды.

Начинался рассвет.

– Мне пора, – произнесла я спешно, зябко поморщившись, – рада встречи с вами.

– Тут неподалеку моя коляска, я провожу вас, – ответил он.

В его глазах я прочла укор – неразумно было отправляться одной пешком.

– Благодарю, очень кстати, – дрожа от промозглого ветра, пробормотала я.

Мысль, что я скоро буду дома, где меня ждет горячий кофе, согревала душу.

– Вы увлечены медициной? – спросила я, дабы поддержать беседу, когда мы сели в коляску.

– Да, очень, – ответил Ростоцкий, – сейчас меня заинтересовали медицинские учения древних египтян… Не могу понять своей уверенности, но готов держать пари, что даже лучшие медики Европы – дикари по сравнению с египетскими лекарями.

Мне вспомнились рассказы кисловодского приятеля доктора Майера. Находясь под впечатлением книги французского ученого, он с восхищением пересказывал нам истории об умениях древних.

– И нам известно еще не все, – задумался Серж, – но даже если бы мы знали, то ничего бы не поняли… Увы, придется прискорбно признать, что мы, действительно, дикари…

Он достал часы, к которым была прикреплена цепочка с амулетом в виде египетского креста Анх, украшенного бирюзовым камнем в виде жука.

– Достался по наследству, – произнес Ростоцкий с улыбкой, – поначалу я думал, что дед купил его у ловкого коллекционера. Однако отец разубедил меня, указав на старый парадный портрет нашего предка петровской эпохи. На шее пра-пра-прадеда красовался именно этот амулет…

– Возможно, вашим предком был древнеегипетский странник. Завели его пути-дороги в дальние края, – предположила я.

– Я уверен в этом, – серьезно ответил Сергей, – этот путник был сыном лекаря. Возможно, именно поэтому меня так тянет к медицине.

– Разрешите взглянуть на амулет? – полюбопытствовала я.

Знаю, моя просьба была бестактна, но внезапное желание прикоснуться к древности победило чувство этикета.

Ростоцкий, весьма польщенный моим интересом, протянул мне фамильную реликвию.

Положив крест-Анх на ладонь, я всматривалась в бирюзового жука.

Перед моим взором вдруг поплыли широкие воды реки, обрамленные берегами в сочной зелени. В лодке, неспешно проплывавшей по глади реки, я увидела высокого человека, кутавшегося в льняной плащ. Черты лица путника отличались поразительным сходством с моим собеседником. Видение исчезло, но я все равно продолжала ощущать незримое присутствие духа предка.

– Он рядом с вами, ваш древний прадед, – произнесла я, возвращая амулет, – он будет направлять вас и охранять…

Только произнеся эти слова, я забеспокоилась, что Ростоцкий может принять меня за сумасшедшую, но он, напротив, улыбнулся мне.

– Вы подтвердили мои мысли и чувства, благодарю! – столь оживленный тон не был характерен для хладнокровного Ростоцкого. – Я часто ощущаю незримое присутствие египетского деда. Именно ему я обязан внезапному порыву взяться за медицину… Он был лекарем, уважаемым человеком… Ничем не могу объяснить свою уверенность и знания… Из всех потомков сквозь века предок избрал именно меня…

Серж унял свои чувства. Его лицо вернуло былое спокойствие. Мы приехали к моему дому.

– Приглашаю на утренний кофе, – предложила я, – думаю, Константин захочет переговорить с вами… Он уже получил распоряжение заняться следствием…

– Благодарю за приглашение, – кивнул Серж, – буду рад присоединиться к вашему завтраку.

После утреннего кофе я пригласил Ростоцкого в свой кабинет, дабы поговорить о следствии.

– Дело обещает оказаться сложным, – произнес я задумчиво, – и его итоги могут быть неутешительны для вас…

– Прошу пояснить? – недоумевал Сергей.

– Буду честен. Ваша возлюбленная, которую вы боготворили, может оказаться не столь безупречной особой… Я говорю не только о моральном облике, но и о делах, которые она могла совершить, исполняя поручения Третьего Отделения[2]…

Новость, что салонная певица оказалась одной из поверенных Бенкендорфа[3] вызвала у меня удивление. Ловко она скрывалась. Теперь в воспоминаниях ее милое личико (однажды я видел ее выступление) не кажется наивным, оно напоминает искусную маску. Вспоминаю томный взгляд, устремленный к зрителям – внимательный и пронзительный.

– Да, согласен с вами, – ответил Ростоцкий.

– И вы под подозрением, мой друг. Следствие смерти Коко было бы неизбежно, и, разыгрывая безутешного влюбленного, жаждущего покарать убийцу, вы обратились ко мне. Прекрасная уловка снять подозрение…

– Понимаю, ожидал подобного расклада. Быть одним из подозреваемых – не позор для меня. Готов держать пари, что вскорости мы узнаем имя настоящего злодея или злодейки!

Собеседник не терял присущего ему хладнокровия.

– Злодейки? Да… возможно, ваша сестра…

Сергей вздрогнул.

– Но Климентина не смогла бы столкнуть Коко в воду… она ниже ее ростом, – натянуто произнес он.

– Можно обратиться к наемному убийце… Простите, но пока у меня нет основания исключать вашу сестру из подозреваемых, при все моем уважении к ней.

Ростоцкий с раздражением сжал кулаки, но не сумел ничего возразить.

– Вскоре вы поймете, что моя сестра невиновна, – наконец, произнес он, уняв свой пыл. Былое хладнокровие вернулось к молодому человеку.

– Весьма надеюсь…

Мои слова прозвучали искренне.

Первым делом я решил побеседовать с подозреваемыми, которые имели личные мотивы поквитаться с мадемуазель. Визит, суливший самый неприятный разговор, я собрался совершить сразу.

Госпожа Великова. Пометил я в блокноте. В свете ходят слухи о ее бурных проявлениях ревности. Какие-то злые языки шепнули, что ее уважаемый супруг заинтересовался салонной певицей, и эти «интересы» уже успели приступить все границы дозволенного.

Великова всегда славилась своим пылким нравом, и даже светские правила не могли заставить ее прилюдно сдерживать чувства. Она демонстративно отказывалась посещать вечера, если на них была приглашена Коко. А мужу устроила шумную ссору, после которой съехала из его дома в съемные апартаменты.

Господин Великов заявил, что не имеет к Коко никакого отношения. И подтверждая свою правоту, не стал уговаривать строптивую жену вернуться, а попросту отлучился в Москву, сославшись на неотложные дела.

«Подождать, пока у супруги дурь пройдет», – сказал он одному из своих приятелей.

Со стороны эта ссора ничем не отличалась от предыдущих. Великова в порыве чувств переколотив очередной сервиз, всегда съезжала на квартиру. А ее супруг уезжал в Москву. Потом, спустя некоторое время, он возвращался. Великов навещал жену дабы узнать, достаточно ли она отдохнула, и не готова ли вернуться к семейному очагу? Затем следовало их не менее бурное примирение.

Свет с интересом наблюдал за развитием очередной яркой семейной сцены. Многие надеялись, что супруги, как обычно, вскорости помирятся и вернутся к былому жизненному укладу.

Однако на сей раз дела обстояли сложнее. Возможно, чтобы отомстить мужу, Великова нарочно приглашает к себе в гости самых отъявленных ловеласов Петербурга. Внешности она весьма привлекательной и, полагаю, подобные поступки заставляют ее супруга сильно беспокоиться. Наверняка доброжелатели шлют ему пачки писем с красочным описанием досуга его благоверной.

Войдя в просторный холл, я застал хозяйку, вернувшуюся с прогулки. На руках она держала маленькую флегматичную болонку.

Я извинился за непрошеный визит. Великова очаровательно улыбнулась мне.

– Ах, Вербин, оставьте, вы далеко не самый неприятный гость в этом доме, – произнесла она, отдавая собачку слуге. – Хотя догадываюсь о причине вашего визита… Пройдемте в гостиную…

Я послушно последовал за красавицей-хозяйкой.

– Не буду ханжей, – произнесла она, опускаясь в кресла, – туда этой нахалке и дорога! Не знаю, кто ее утопил, но этого следовало ожидать…

Великова строптиво надула губки.

– Благодарю за честность, – ответил я, присаживаясь в кресла напротив.

– Да, она прилюдно кокетничала с моим мужем, какой позор! – дама не скрывала раздражения. – Я люблю супруга до безумия, и ранее он не позволял себе подобных поступков… Да, у нас были ссоры, но сейчас я настроена более чем решительно… Чем его привлекла эта куртизанка? Он оскорбил меня!

Красавица поморщилась.

– Знаете, а я бы смогла совершить преступление ради любви, – самодовольно улыбнулась она, – какое наслаждение смотреть, как эта бесстыдница погибает в холодных водах!

– Простите, мне бы хотелось переговорить с вашим мужем?

Я сделал вид, что не знаю о его отъезде.

– Он в Москве… Но, уверена, мой благоверный супруг, – иронично произнесла собеседница, – будет все отрицать… Если уж мне клялся в своем безразличии к этой куртизанке, вам он скажет, что даже не припомнит ее имени… Но поверьте мне, любящая жена всегда почувствует неладное… Правда, Вербин, и не завидую вам и вашей любовнице, если вы задумаете обмануть Ольгу… Вашу супругу, точно, не проведешь.

Она рассмеялась своей шутке.

– Простите, а вам известно, что мадемуазель Коко была связана с тайной канцелярией? – я перевел разговор на интересующую меня тему.

– Мне безразлично, с чем она была связана, – презрительно хмыкнула дама, – единственное, что меня беспокоит – ее связь с моим мужем…

Великова прикрыла глаза и тяжко вздохнула, будто пытаясь унять боль в груди.

– Мне очень тяжело, поверьте, – произнесла она, закрыв глаза руками, – будто все рухнуло…

Надменность и уверенность оставили красавицу. Она не могла больше сдерживать свое внутреннее настроение.

– Не стоит отчаиваться заранее, – заметил я, – возможно, виною всему сплетни…

– Как бы мне хотелось в это верить, – дама печально улыбнулась.

– Возможно, некоторые «доброжелатели» желают вас рассорить с супругом, – предположил я, – поэтому раздувают сплетни.

Личико Великовой вдруг озарила мелькнувшая догадка.

– А ведь вы правы, Вербин! У нас столько завистников! – воскликнула она, затем, уняв свои чувства, дама гордо произнесла. – Однако супруг сам дал мне повод для ревности…

На сей раз господину Великову придется долго вымаливать прощение.

Сегодня вечером мы отправились на очередной бал. К сожалению, в этом доме обычно собирается далеко не самое интересное общество. Нам пришлось присутствовать, поскольку Ольга не желает обидеть хозяев.

Устав от публики, я выскользнула из зала в гостиную, где должны были принести мороженое. Пожалуй, самое приятное для меня событие за весь вечер.

Устроившись в кресле, я принялась за лакомство. Пока никто из гостей не желал угоститься сладостями, мне выпала редкая возможность насладиться одиночеством.

Однако мое уединение было нарушено графом Н*.

– Полагаю, этот вечер утомил вас, – произнес он, не скрывая иронии, – Единственное заманчивое в этом доме – мороженое…

Улыбнувшись мне, он опустился в кресло, стоявшее рядом.

Признаться, я весьма симпатизировала графу. Его честность и прямота вызывали уважение, и внешне он был очень приятен.

– Музыканты играли прескверно, – он будто бы читал мои мысли, – очень жаль, что наш с вами танец пришелся на эту какофонию…

Мне вдруг стало смешно.

– Ладно, не будем злословить, поедая мороженое хозяев, – попыталась я призвать собеседника к порядку.

– Не беда, я уже высказал хозяину свое мнение. Поэтому смею надеяться, следующий бал будет не столь удручающим. Он обещал учесть мои советы.

Положение графа в обществе позволяло ему делать замечания. Многие считали его чрезмерно резким, но ценили прямоту. Он никогда не говорил за спиною то, что не мог бы сказать в лицо.

– Разрешите взять у вас обещание? – вдруг произнес граф, его карие глаза лукаво заблестели.

– Да, конечно, – растерявшись, произнесла я.

– На следующем балу, когда мы встретимся, вы подарите мне два вальса.

Весьма неожиданная просьба, которая обрадовала меня.

– Обещаю, – растеряно улыбнулась я.

– Надеюсь, мое общество не кажется вам скучным? – вдруг искренне забеспокоился граф.

– Отнюдь, впервые за весь вечер я не скучаю, – честно призналась я.

– Рад вас развлечь…

Мы провели время в непринужденной болтовне. Графа заинтересовали мои приключения в Кисловодске. Затем он поведал мне о своей жизни.

Гости, вошедшие отведать мороженое, не отвлекали нас, разделившись на компании по общим интересам для беседы. Ни я, ни граф в эти компании не вписывались.

Наш разговор прервала Ольга. Я удивилась, что уже настало время ехать домой. Забавно, как быстро летят минуты за добрым разговором.

Когда мы возвращались домой, я боялась расспросов сестры о нашем разговоре с графом Н*. Однако Ольга не обмолвилась ни словом. Она обсуждала с Константином его встречу с Великовой.

Глава 3 Вот мы идем вдоль каменного края

На аудиенцию Бенкендорфа я прибыл минута в минуту. Когда открывалась дверь его кабинета, невольно пришлось услышать льстивые слова предыдущего визитёра. Огромного труда стоило скрыть гримасу отвращения. Невольно вспомнилась школа. Верно, искусство подлизы начинает проявляться в детстве со школьной скамьи, а потом пригождается на службе.

– Какое вульгарное раболепство, полагаю, вы слышали, – сказал мне Бенкендорф, когда я вошел в кабинет, – не хмурьтесь, Вербин. Ваши дела ценят, и вам не обязательно рассыпать кислые комплименты.

Я сдержанно поблагодарил Александра Христофоровича за оценку моих заслуг.

– Как вы понимаете, вам передано дело государственной важности. Вы весьма кстати заинтересовались загадочной смертью певицы Катерины Хмуровой, со сценическим именем Коко… И похвально, что вы стразу же приступили к делу…

– Прошу заметить, этим делом меня заинтересовал Сергей Ростоцкий, сам я далек от светских сплетен…

Моя фраза нарушила этикет. Большая часть моей службы прошла на Кавказе в походах, и я оказался далек от столичных формальных обращений к начальству. В тех диких краях не уделяют внимания подобной мишуре. Там ценят только дело. Слащавый этикет при встрече с горцем не поможет.

В Петербурге я нередко слышал шепот за спиной о моих ужасных манерах. Подобное мнение никогда не задевало, только вызывало отвращение – никто из утонченных эстетов так и не осмелился высказать свое замечание мне в лицо. Возможно, в таком случае я бы задумался о своем поведении в обществе и даже попросил бы совета.

Бенкендорф, казалось, не заметил моей оплошности.

– Да, мне известно, – безразлично кивнул он, – как вы заметили, вас ждет не совсем обычное следствие… Вы именно тот, кто нам нужен…

Слова начальника тайной канцелярии показались мне странными. Здравая оценка моих талантов не позволяла думать, что я единственный сыщик Петербурга, способный распутать это дело.

Собеседник уловил мое удивление и пояснил.

– Вы сталкивались с необычными явлениями, Вербин… А дело это мистическое, таинственное… В нем замешено одно из магических обществ… Увы, столь модный материализм заставляет закрывать глаза на многие детали, кажущиеся невозможными… Мне нужен человек с четкой логикой сыщика, но при этом сведущий в мистических делах…

Александр Христофорович пристально смотрел на меня.

– Надеюсь оправдать ваши ожидания, – кратко ответил я, так и не сумев вспомнить правила этикета, – но, позвольте заметить, в материалах дела, которые уже были переданы мне, нет ни слова о мистических обществах…

Вновь я ощутил себя дикарем, не умеющим вести беседу с начальством должным образом. Но у меня было оправдание – без названных сведений я не сумею найти верный путь к решению загадки.

Бенкендорф, явно ожидавший подобного вопроса, хитро улыбнулся.

Он протянул мне кожаную папку, лежавшую перед ним на столе.

– Недостающие сведения здесь, – кратко ответил он, – мне остается только пожелать вам удачи…

Полученные бумаги, как и предполагалось, вызвали больше вопросов.

Первым вопросом оказалась другая таинственная смерть любителя мистических увлечений – некого господина Норова, ставшего создателем одного из тайных обществ Петербурга с противоречивым названием «Тёмное сияние». Он неожиданно скончался в своем поместье близ Москвы. Никаких признаков насильственной смерти не обнаружено.

Сведения о Норове оказались весьма туманны. О его предках и юности ничего не известно. Он будто возникает ниоткуда одновременно с «Тёмным сиянием». Поговаривали, что он подписал контракт с Дьяволом, и умер от того, что пришел день расплаты.

Вторым пунктом – личность певицы Коко, которая состояла именно в этом обществе и даже «дослужилась» до высокого сана. Оказалось, барышня действовала по указаниям самого Бенкендорфа, который не мог обделить своим вниманием подобное общество, хоть оно и казалось далеким от политики и никаких вольнодумных взглядов не пропагандировало.

Оставалось только похвалить талант Коко, ловко ей удалось сыграть наивную певичку и облапошить высший свет. Однако не думаю, что служба в мистическом обществе была актерской игрою, если ей удалось заполучить высокий сан.

Мне стало любопытно. Действительно, ли адепты ордена сумели приблизиться к магическим тайнам, или это всего лишь очередное увлечение скучающих аристократов? Подобных обществ в Петербурге не счесть, большинство созданы шарлатанами и мошенниками. Наверняка, внимание Бенкендорфа указывает на серьезность вышеназванного общества. С жуликами обычно обходятся проще.

Я задумался о личности Норова. У него не осталось наследников, женат он не был, а о его связях с женщинами также ничего не известно. Возникнув из ниоткуда, он снова исчез в никуда.

Единственным, кто мог рассказать о Норове, оставался его преемник Герасимов. Эта фамилия тоже не говорила мне ни о чем. Сведений о родственниках и прошлом этого человека к делу приложены не были. Еще одна личность из пустоты.

Рассчитывать на его откровенность было бы глупо. Тайные общества не будут беседовать с непосвященными.

Однако у меня была надежда, что адептов интересует причина смерти основателя, если конечно не они от него избавились. Поэтому я немедля собрался написать Герасимову, однако мистик опередил меня… Среди утренней почты я нашел его письмо, запечатанное в темно-синий конверт с причудливой печатью:

Подпись письма – магистр Герасимов. Меня порадовало, что они не выдумывают себе экзотические имена как в большинстве мистических обществ.

В кабинет вошла Ольга, готовая к очередному светскому визиту. Завидев в моих руках странный конверт, она поморщилась.

– Опять колдуны, – вздохнула супруга обреченно.

– Никуда от них не спрятаться, – весело ответил я.

– Лишь бы до Аликс не добрались, – проворчала она, – зря я подалась на уговоры Ростоцкой, она замучает мою сестру пересказами ночных кошмаров…

– Если Аликс не беспокоится, и нам волноваться не стоит, – решил я, – она не сможет резко прекратить общение с миром, который чувствует и понимает…

– Ладно, – согласилась супруга, – радует, что барышню стали больше занимать поклонники, чем покойники…

Я пожал плечами. Надеюсь, Александра достаточно разумна, чтобы отличить фальшь от искренних чувств. Не хотелось бы видеть ее слезы. Хотя говорят, сначала должно пережить разочарование, чтобы потом больше ценить счастье. Тьфу, кажется, впадаю в романтическую философию.

Квартира магистра Герасимова была обставлена без магического пафоса. Обстановка поражала простотой и практичностью. Кругом идеальный порядок, все расставлено четко и удобно. Сам хозяин тоже производил впечатление собранного человека с логичным и четким складом ума. Он принял меня в гостиной.

– Да, не люблю я псевдо-мистические предметы, – будто на мои мысли ответил хозяин квартиры, – мне не нужно играть для публики и доказывать свое мастерство… Нашему обществу наплевать, кто и что о нас думает!

– Похвальное отношение, – ответил я, присаживаясь в кресло.

– Полагаю, вам показалась подозрительной внезапная смерть магистра Норова, – перешел он к делу, – согласен… Впрочем, как и «самоубийство» милашки Коко… Она была умна…

– Вижу, вам известны все намерения тайной канцелярии, – заметил я.

– Совершенно верно, но не беспокойтесь, у нас нет шпионов. Мы способны видеть и чувствовать при помощи своих способностей. Наши таланты не похожи на дар вашей родственницы… Встреч с мертвецами стараемся избегать…Кстати, мы совсем не заинтересованы в Александре Каховской, уверяю вас.

– Не могу понять причины, по которой вы упомянули имя моей родственницы? – спросил я.

– Чувствую, вас и вашу супругу беспокоит, что другие любят чрезмерно докучать мадемуазель своими расспросами о призраках…

Признаться, я не спешил доверять талантам собеседника и его общества. Можно легко догадаться о намерениях тайной канцелярии без всякой мистики. Мое опасение за Аликс тоже более чем объяснимо – в этом случае нужно иметь особого таланта.

– Можете мне не верить… Это не важно, – вернулся Герасимов к основной теме, – Перейдем к делу. Как вам известно, магистр Норов умер от остановки сердца один в своем поместье, куда отправился отдохнуть от шума города. Единственный человек, находившийся с ним в доме – его слуга, который преспокойно проспал всю ночь и наутро нашел господина мертвым.

– Буду признателен, если вы поделитесь со мной вашими предположениями, – ответил я.

Собеседник развел руками.

– Не могу знать, кому помешал наш магистр.

– Есть ли у вашего общества противники?

– Нет, мы не ведем вражды с другими мистическими обществами, а обычный человек не в силах совершить такое…

Он говорил четко и уверенно.

– Вы уверены? А медленно действующие яды? Как долго пробыл магистр в своем поместье?

– Меньше суток, – задумался собеседник, – значит, вы думаете, что он перед отъездом виделся с отравителем?

Герасимов смотрел на меня с уважением.

– Это одна из версий, – пояснил я, – другая версия предложена вами – убийство на расстоянии при помощи мистических умений… Обе версии имеют право на существование.

– Признаться, меня радует ваше серьезное отношение к мистике…

Оживление собеседника было искренним.

– Я сталкивался с неведомыми явлениями довольно часто и не могу относиться иначе… Третий вариант, кто-то проник в дом, когда все спали и сделал магистру смертельный укол… Слуга спал в соседней комнате, не так ли?

– Тут я с вами не соглашусь, магистр смог бы почувствовать неладное…

– А смог бы магистр почувствовать намерения отравителя, с которым встретился перед отъездом? – поинтересовался я.

– Не знаю, – честно ответил Герасимов, – обычно мы чувствуем враждебные намерения… Но нас можно обмануть и ввести в заблуждение, как обычных людей. Мы не боги!

– Четвертый вариант, – продолжил я, – мистическая ошибка магистра… Он «ушел» и не сумел вернутся…

Мне вспомнились рассказы об опытах некоторых магов, когда душа покидает тело и странствует в иных мирах – иногда опыты бывают неудачны.

– Нет, как я уже говорил, мы избегаем общения с загробным миром!

Впервые за беседу собеседник утратил спокойствие. Их общество явно боится мертвецов, эти люди понимают, насколько опасен тот мир.

– Да, я не забыл ваших слов, но магистр мог осмелиться на опыт…

Герасимов задумался и ответил:

– Не смею судить о помыслах моего предшественника…

– Вам известно, с кем мог встретиться Норов перед отъездом? Возможно, с кем-то из адептов ордена.

– Спешу заметить, что вам не стоит подозревать членов ордена. При вступлении в наши ряды новобранец дает клятву, согласно которой он умрет, если причинит вред кому-то из братьев и сестер. Возмездие наступает в течение трех дней. Однажды я был свидетелем такого возмездия…

Объяснение звучало убедительно, однако, я не спешил исключать возможность предательства.

Собеседник ощутил мое недоверие, но возражать не стал.

– К сожалению, я не могу подсказать, с кем близко общался магистр, он был скрытен, – продолжил Герасимов, – доверенных лиц не выделял среди остальных и строго соблюдал субординацию…

– Позвольте вопрос личного характера…

– Об отношениях личного характера никому не известно…

– Значит, никто, кроме самого магистра, не сможет ответить на мои вопросы? – мрачно пошутил я.

– Совершенно верно, – серьезно ответил Герасимов, – но эту беседу вам следует осуществить без нашей помощи… Причину я уже называл…

Явный намек на Аликс.

– Да, – подтвердил собеседник, – совершенно верно… Если магистру угодно, он сам подаст знак через вашу родственницу. Если Норов не желает, чтобы обстоятельства его смерти были раскрыты, он промолчит…

Неужели снова придется привлекать Александру?

Герасимов уловил мое волнение, и поспешил успокоить:

– Магистр не станет пугать барышню. Уверен, мадемуазель сталкивалась с призраками, которые подавали куда более ужасающие знаки…

– Например, ваша милашка Коко, – заметил я. – Она заставила Александру почувствовать момент гибели утопленника…

– Простите, как вам известно, мы не особо знакомы с миром мертвых, поэтому назвать точные причины я вам не смогу. Могу лишь заметить, что Коко не была жестокой, значит, подобный знак был вызван необходимостью… Моих скудных знаний о призраках достаточно, чтобы напомнить вам, что им трудно объясняться с живыми, и они хватаются за любую возможность…

– Надеюсь, магистр сумеет найти более мягкий способ…

– Осмелюсь напомнить, магистр, может не пожелать вести беседы…

Собеседник хоть и понимал мое беспокойство за родственницу, но мое недоверие к призраку магистра вызвало у него некоторую обиду.

– Ладно, не буду гадать. Можно узнать немного о целях вашего общества?

Магистр не стал возражать и, собравшись с мыслями, чтобы наиболее ясно изложить мне род их занятий, начал короткий рассказ.

– Основная цель нашего общества – познание мира. Вернее сказать, познание неведомых сил, оказывающих влияние на наш мир.

Его четкий поставленный голос звучал твердо.

– Познание или воздействие? – попросил я уточнить.

– Разумеется, воздействие тоже, – спокойно ответил мой собеседник. – Вам, наверняка, знакомы такие простонародные понятия как сглаз и порча… Наше общество занято изучением этого явления… Да, именно изучением, мы подходим к задаче не только с мистической, но и научной точки зрения.

– Можно узнать, практикуете ли вы подобные воздействия на окружающих?

– Нет, адепты ордена поклялись не совершать столь низких деяний, и нарушивший клятву станет жертвой своих дел, – Герасимов воспринимал мои вопросы хладнокровно.

– Значит, вас интересует только само явление?

– Да, и возможности его предотвращения или лечение, которое в простонародье именуется снятием порчи… Если вы не материалист, то вы поймете важность наших трудов. При правильном противодействии мы можем спасти жизнь. Порча на смерть существует… Не буду вдаваться в подробности этого воздействия, но оно, действительно, поражает человека, и он начинает либо медленно угасать, либо внезапно гибнет при абсурдных обстоятельствах…

– Но не все подвержены воздействию, – возразил я.

– Да, разумеется… Позвольте не объяснять мне почему, слишком много времени займет… Замечу, это одно из сотни явлений, которым мы заинтересовались. Мир многогранен и заманчив.

На данный момент этот вопрос меня не занимал.

– Не стану настаивать на перечисление всех ваших интересов, – ответил я. – В начале беседы вы упомянули, что ваши адепты также умеют чувствовать намерения других…