Глава IV СКВОЗЬ ВОРОТА МЕЧТЫ

После того, как я провел три с половиной года в Керале, меня перевели обратно в Тамил Наду. Я стал работать под руководством очень строгого главного бухгалтера филиала Салем, М-ра Венката Субрахманиана.

Моими коллегами в то время стали два моих хороших приятеля-ровесника: Вайдьянатх, серьезный, в очках и немного стеснительный парень, и Шанкара Субрахманиа, веселый и огромный.

Первые шесть месяцев я жил один, в маленькой комнате, снятой внаем. После этого я снял жилье вместе с Шанкаром, вплоть до весны 1974 г.

Я вернулся в Тамил Наду не просто с навыками офисной работы. Хотя в Керале мой юношеский интерес к противоположному полу продолжал цвести, но уже по-другому. Из тантры левой руки и тантры правой руки я научился весьма изощренному способу взаимодействия с женским принципом. Несколько случаев близких отношений с девушками, которые были у меня в Керале, были экспериментами с энергией Шакти, с помощью которой сексуальные побуждения направляются не на физическое удовлетворение, а на повышение, усиление возможностей ума. Я хорошо понял благодаря моему учителю вамамарги, что физический сексуальный акт портит возможность по-настоящему получить от женщины то, что она может дать мужчине. Итак, по крайней мере, внешне, я оставался хорошим мальчиком-брахманом. Но в действительности мое вожделение достигло уже таких космических масштабов, что попробовать удовлетворить его чисто физически – просто было недостаточно. Я вернулся также с существенно укрепленной верой в индуизм. Трижды я принимал участие в ежегодном паломничестве последователей Аяппы, каждый раз видя мистическое сияние над горой. В один год я глубоко погрузился в оккультный тантризм. Все это доказало мне, что существует нечто большее, чем просто мир механических сил. Теперь моя вера выросла настолько, что я мог посвятить себя основному течению индуизма, который я раньше высмеивал.

В Салеме я стал ревностным преданным Картикеи, популярного божества тамильцев. Картикея отвечает как на мистические, так и на материальные просьбы обычного человека. Во время Тхаипушан, ежегодного фестиваля, проводимого ранней весной, сотни тысяч паломников стекаются к его храмам в Тамил Наду, Цейлоне, Малайзии, Сингапуре, Маврикии (места, куда проложили дорожку жители южной Индии). Многие из них одержимы либо этим богом, либо сворой привидений, которые ему служат. Находясь в трансе Картикейи, некоторые даже протыкают стрелами свой язык или щеки. Они не чувствуют боль, и эти раны не кровоточат. Они пророчествуют (делают предсказания) и творят второстепенные чудеса, «становясь» богом на время. Интересная параллель с христианством – южноиндийцы верят, что Картикея – сын Бога (Шивы), рожденный от чудесного зачатия. Его зовут Кумара, божественный ребенок. Другое его имя – Махасена, военоначальник богов и враг демонов. Его оружием является Шакти Вел «копье силы», которое я видел однажды в детском видении.

Хотя он легко дает тем, кто ему поклоняется, материальные удовольствия (бхога), его скрытой целью является постепенное развитие в своих почитателях тьяги (отречения). Он продемонстрировал это в своих собственных деяниях. Однажды он преисполнился вожделением к прекрасной женщине с райских планет, и полубоги пожаловались его матери, Парвати. Чтобы преподать ему урок, она открыла ему, что каждая женщина во вселенной является одной из ее форм. Осознав, что он вожделел к собственной матери, он устыдился, и с этого момента принял обет хранить брахмачарью (целибат).

Но я просто хотел жить как в основном нормальный, но преданный верующий-индуист. Я не верил, что скрытый план Картикеи может побудить меня подойти к краю пропасти настолько, чтобы я разом оставил всю мою материалистическую жизнь.

Поскольку Коимбатор был всего в нескольких часах пути поездом от Салема, я часто ездил домой на уик-енды. В окрестностях Коимбатора есть большой храм Картикеи в направлении холма Нилгири. Однажды в воскресенье по просьбе матери я отправился туда вместе с невестой моего брата, ее отцом и двумя сестрами. Идея была в том, чтобы произвести на них хорошее впечатление о нашей семье.

Мы прошли полпути по длинным каменным ступеням, которые вели паломников от подножия холма к входу в храм, и остановились отдохнуть около алтаря Ганеши.

И вдруг я встрял в мягкое течение приятной беседы с потрясающим заявлением. Повернувшись к невесте моего брата, я сказал: «Вы знаете, перед тем, как родился я, у моей мамы была дочь, которая умерла в младенчестве. Вы – это она, рожденная снова. Добро пожаловать назад в семью».

Она моргнула, покраснела и беспомощно посмотрела на отца. Он покачал головой. «Зачем ты говоришь такие вещи?» – спросил он, мигая так, будто ему было больно даже смотреть на меня.

«Потому что я — тот, кого вы пришли увидеть». Когда я ответил ему, мне стало ясно, что это отвечал не я.

Все четверо обменялись неловкими взглядами.

Ничего не соображая, я (который уже был не я) в карман за словами не лез: «Я – тот, у кого шесть ликов – Шанмукха, сам Картиккея!»

«Каннан» — выпалила сеста будущей невесты, «у тебя что, голова набита мусором? У тебя будут большие проблемы, если ты порочишь бога своим единственным лицом, потому что из этого лица исходят одни глупости».

Я закрыл глаза и три раза хлопнул в ладоши, оставаясь сидеть, в то время как девушки шептались друг с другом. Через несколько минут на сцене появился петух, объявляя о своем прибытии громким криком. Петух является спутником Картикеи.

Слегка улыбаясь, я открыл глаза. Крякнув, отец поднялся. «Давайте пойдем», — пробормотал он дочерям. Я встал и присоединился к ним. «Сейчас в храме находится женщина, которая очень предана мне». Я мило болтал, пока мы шли из тени алтаря на солнечные ступеньки. «Она одета в зеленое сари и скоро спустится по ступеням». Группа женщин вышла из храма и стала спускаться, как раз в то время, когда мы достигли вершины. Одна была в ярком зеленом сари. «Совпадение!» — зашипели девушки, их глаза заблестели угрожающим осуждением в мой адрес. Их отец чопорно шел вперед, сохраняя важный вид.

Внутри храма священнослужители омывали мурти различными жидкостями. Когда они стали лить молоко на форму Картикеи, я почувствовал, как оно течет по моей коже. Я закатал рукав моей рубашки до локтя и попросил отца посмотреть на мое предплечье. Он нахмурился, затем остолбенел, когда его взгляд упал на белые капли, конденсировавшиеся на моей коже. Его три дочери завизжали и ухватились друг за дружку. Люди столпились вокруг нас, возбужденно болтая. В конце-концов, священники, которые не хотели нарушить церемонию этими беспокойствами, выпроводили меня вон.

Хотя я не расстроил свадьбу моего брата, этот случай был первой примечательной трещиной в моем общении с обыденным миром.

Позже я получил мантра-сиддху Картикеи, способность телепортировать его священный пепел (получаемый в качестве благословения от храмовых священнослужителей) из закрытой емкости в запертом шкафу в мою руку. Я получил эту способность при помощи ежедневного повторения особой мантры определенное количество раз в течение определенного количества дней. Но поскольку я не продолжал эту садхану (практику), позже эта способность постепенно ушла.

Несколько месяцев спустя другой сверхъестественный персонаж начал серьезно портить мне жизнь. Однажды вечером после того, как я только что погасил свет в моем арендованном доме в Салеме и лег спать, я услышал стук в дверь. Я встал, включил свет, открыл задвижку и широко открыл дверь. В коридоре никого не было. Я выглянул на лестничную клетку и осмотрел первый этаж, который был ниже. Пусто. Я закрыл дверь, выключил свет и лег обратно в постель.

Через несколько секунд – опять стук.

Я осмотрел все ещё раз. Никого.

Когда это случилось в третий раз, я подошел к окну и посмотрел на дорожку. Я заметил одинокую фигуру, стоящую в тени ночи. Он был абсолютно голый, тело покрыто пеплом, с длинной бородой и спутанными волосами. «Приходи в Чендамангалам» — вышло из его рта. Я слышал это в моей голове. Затем он повернулся и исчез в темноте.

Это был тот садху, из моего сна, из озера, что приснилось мне несколько лет назад.

Я был ошеломлен. Если я и сейчас вижу это во сне, я должен снова заснуть и забыть об этом. Тем не менее, я зажег свет, плеснул водой в лицо и посмотрел в зеркало – все это время я бодрствовал! Я просидел половину ночи, мысли вертелись в голове. Что это за садху? И где на земле – если это вообще на земле – этот Чендамангалам?

На следующий день в наш офис заглянул один из наших агентов по продажам, чтобы обработать полученный заказ на тракторные покрышки. Он подошел к моему столу с оплаченным счетом, и я занес его в книгу наличности, записав подробности с его бланка. Когда я увидел адрес покупателя, я остолбенел: Чендамангалам!

Врядли мне удалось скрыть мое возбуждение. Я спросил его об этой местности. Он рассказал мне, что это сельская местность, не более 2 часов пути на рейсовом автобусе от Салема. Я дал клятву съездить туда как можно быстрее.

Когда я вернулся домой с работы, в почтовом ящике было письмо от мамы. Я прочитал его, пока шел вверх по лестнице и входил в комнату. Муж ее сестры, служащий Канара Банка, перевелся на работу в филиале возле Салема. Мама просила меня «как можно скорей съездить к нему, адрес ниже». Я так и сел, когда увидел, второй раз за этот день, название города, который сказал тот таинственный садху.

В выходные я поехал на автобусе в Чендамангалам. Добрался как раз к ужину. Обменявшись с родственниками нежными словами, я через некоторое время вышел один в их садик позади дома, просто осмотреться вокруг. Двор примыкал к высокой стене из белого кирпича, с зелеными деревянными воротами. Я открыл защелку и растворил ворота, чтобы посмотреть на окрестности. На горизонте я увидел холм, а на вершине храм. Тот самый холм и тот самый храм, из моего детского сна о затопляющем озере.

Не говоря никому ни слова, я вышел из ворот и шел почти час, пока не пришел к подножию холма. Взойдя на лестницу храма, я пришел к алтарю, увенчанному большим остроконечным куполом. Заглянув туда, я увидел мурти с тремя ликами и шестью руками, в милостивой позе, на массивном постаменте из черного камня. Я узнал в его руках символы Брахмы, Вишну и Шивы: сосуд для воды и рукопись, раковину и лотос, трезубец и нить четок рудракша.

Вышел пуджари и дал мне цветочные лепестки, предложенные стопам мурти. Я спросил у него, что это за божество. Он улыбнулся, обрадованный моим интересом. «Это Даттатрея».

Даттатрея явился в древние времена как сын мудреца Атри и его супруги Анасуйи. Этот трансцендентный ребенок, Даттатрея был олицетворенной милостью Брахмы, Вишну и Шивы, тримурти (три формы) Величайшего, который создает, поддерживает и разрушает вселенную.

Пуджари показал мне пещеру под фундаментом храма. Примерно пять футов диаметром и двадцать футов в длину, она была входом в самадхи (мавзолей) йога, чья мраморная статуя, украшенная пеплом, сидела в позе лотоса в дальнем конце пещеры. Я узнал в нем того же садху, которого я видел на дорожке несколько ночей назад.

Также там было несколько картин в рамах: некоторые изображали йогов, некоторый других святых людей, а одна была головоломкой о коте на дереве, которую нарисовал йог, чтобы развлечь приходящих в храм детей. Я вспомнил головоломку в храме из моего детского сна, эта выглядела точно так же.

От священника я узнал, что этот йог – Шри Свайампракаш Брахмендра Авадхута Свами, который умер в 1948 году. Я спросил, возможно ли все же увидеть его сейчас. Священнослужитель кивнул, живо выражая согласие: «Да, с тех пор как Свамиджи покинул свою физическую форму, он являл себя многим людям. Он был сиддха-йогом. Смерть не может ограничить его могущество».

Он сказал мне, что Брахмендра Авадхута осознал Брахман, то есть абсолютное изначальное сознание вне мирских названий, формы, качеств или желаний. В Индии широко распространена концепция, что безличный Брахман является наивысшим проявлением Бога. Ади Шанкара, очень влиятельный ведантист, живший примерно 1400 лет назад, обосновал эту философию, извистную миллионом индийцев как Адвайтавада, «учение о единстве».

Как семейный человек, Брахмендра Авадхута жил и работал в Коимбаторе, но позже оставил все и ушел в Гималаи. Он принял обет саннясы (формальное отречение от мирской жизни) от гуру из строгой линии «авадхута». Среди практики авадхутов есть дигхамбара-врата (обет носить на себе только небо). В течение многих лет Брахмендра Авадхута медитировал в одиночестве в горах, пока не ему не пришла свыше идея прийти к холму Латагири, возле Чендамангалам, и построить там храм Даттатреи. Он взял своих четырех учеников, и каждый основал собственный ашрам в этой области. Когда я нашел храм, о его поддержании заботилась семья, происходящая от старшего брата Брахмендры Авадхуты.

Их дом был у подножия холма. Я представился и в разговоре спросил, было ли раньше здесь какое-нибудь озеро?

Пожилая женщина, племянница йога, заговорила впервые за эту встречу: «Откуда ты знаешь про озеро?» Я замялся, не зная что сказать. Я стеснялся открыть свой сон. Она открыла ящик стола в античном кабинете и достала какие-то бумаги. Это был пожелтевший эскиз храма и холма, сделанный во время жизни Брахмендры Авадхуты. С одной стороны у подножия холма там было изображено озеро. Сейчас же в этом месте только заросли небольших деревьев.

Указывая на озеро дрожащим шишковатым пальцем, она объяснила: «Когда Свамиджи оставил этот мир, озеро высохло».

Я стал приезжать в Чендамангалам при любой возможности. Я увлекся Даттатреей и Брахмендрой Авадхутой. Мой ум погрузился в парапсихологическую воронку, которая, похоже, исходила от самадхи. Видения и озарения протекали сквозь «мистическую трубу», и иногда этот поток на часы уносил меня от знакомых берегов обычных рассуждений. Если я говорил с другими, находясь в этом состоянии, я мог внезапно открыть секрет из чьего-нибудь прошлого или точно предсказать будущее. Некоторые из местных жителей говорили, что я ясновидящий, другие – что сумасшедший.

Именно в это время я начал изучать философию Адвайты, чтобы лучше оценить уровень осознания, достигнутый Брахмендрой Авадхутой. Я познакомился с его учениками и научился у них всему, чему только было возможно. В ближайшем городе я нашел библиотеку миссии Шивананды Йога, полную книг Адвайтистов, которые я брал целыми охапками.

В декабре 1973 моя жизнь снова приняла загадочный оборот. В праздник я отправился на туристическом автобусе в Махабалипурам, древний портовый город. Махабалипурам расположен примерно в восьмидесяти километрах от Мадраса. В настоящее время он представляет из себя – небольшой сонный курортный городок для отпускников среднего класса и туристов-иностранцев. Но обилие старинных храмов и каменных пещер в этой области показывает, что во времена царей Паллава, примерно полторы тысячи лет назад, здесь был очаг высокой культуры. В сопровождении гида, мы вместе с группой из нашего автобуса осматривали достопримечательности в приятное послеобеденное время.

На обратном пути к автобусу мы ненадолго остановились в Махишамардини Мандапам, укрытии для паломников (мандапа). Эта мандапа была высечена из цельной скалы в одной стороне холма. На сером камне одной из стен был виден потертый барельеф, фигура Вишну, сражающегося с демонами Мадху и Кайтабхой; на противоположной стене была вырезана Деви с восемнадцатью руками, убивающая демона Махишу.

Пока я стоял перед мандапой, меня переполнило чувство «дежа вю». Наш гид вскоре развеял это ощущение своими комментариями, но мой ум уже перешел в другое измерение. Группа уже потянулась к автобусу, и на минуту я остался один. Единственным звуком был соленый ветер, иногда дующий с океана.

Хотя я был здесь физически первый раз, я смутно помнил, что некоторое время назад я видел сон, в котором я говорил с девочкой примерно лет семи, в месте, очень похожем на это. Я сел в мандапе и попытался вспомнить это. Но эта картина не прояснялась в голове.

Стало темнеть. Теперь уж точно мой автобус ушел, а вместе с ним уехал и мой спальный мешок. Но меня это не особо волновало. Пошел дождь, быстро превратив рыжевато-коричневый песок снаружи в вязкую глину. Пожилой лысеющий человек, одетый в белое, спустился вниз по каменистому склону холма и укрылся в мандапе, вскоре пришли ещё две женщины. Когда погас последний луч солнца, дождь утих.

Женщины собрались уходить и пожилой человек тоже, вместе с ними. Напоследок он обернулся и спросил: «Вы не идете? Дождь кончился». «Я жду друга» — ответил я уклончиво. «Понимаю», ответил он, «но если Вы хотите отсюда уехать сегодня, то лучше ждите на автобусной остановке. Скоро будет последний автобус на Мадрас». Они ушли.

Небо прояснилось, кружащийся покров призраков иссякших дождевых туч уступил путь луне и звездам и непроницаемо-черной ночи над ними. Таинственная и задумчивая ночь тихо струилась из глубокого пространства и шептала секреты жизни древнему каменному пантеону Махабалипурам. Слоны трубили об их появлении, апсары танцевали, развлекая их, боги и мудрецы давали им благословения. Но ночь безучастно смотрела на все это. Она уже повидала гораздо более странные вещи, чем праздник статуй.

Внезапно я почувствовал, что я не один. Мышцы напряглись, ноздри тревожно дрогнули, и я почувствовал, что сейчас увижу нечто!

Что-то двигалось от задней стороны большого валуна, находящегося снаружи. Я услышал нежный звон ножных колокольчиков, когда маленькая темная фигура вошла в мандапу и подошла ко мне. Это была маленькая девочка.

Я пристально посмотрел в её сердце сквозь залитую лунным светом мглу и ясно вспомнил сон. Это была та самая маленькая девочка, примерно лет семи и очень симпатичная. На ней была шелковая длинная юбка и блузка в тон, и ароматный цветок приколот к волосам. Запястья украшены браслетами. Золотая цепочка на шее.

Стеснительно улыбаясь, она села как раз под барельефом Деви. «Дядя, ты не уходишь?» У неё был нежный и мелодичный голос.

«Нет, я ждал здесь, надеясь встретить тебя».

«Ты ждал меня?» Она засмеялась. «Хочешь пахты?». Она вскочила и побежала из мандапы обратно к задней стороне скалы. Я пошел за ней, она бежала вниз по дорожке к ближайшему домику, в котором светилось окно. Когда я догнал её, она позвала возле двери, и появилась женщина. «Пожалуйста, дай дяде пахты» — вежливо попросила малышка.

Я стоял за дверью с ребенком, пока женщина сходила за металлическим кувшином и стаканом. Когда она вернулась, протягивая мне полный стакан, я спросил её про девочку. «Её отец состоит здесь на правительственной службе» — сказала она мне. «Он нанял меня присматривать за ней. Она очень необычный ребенок. Она может предсказывать будущее».

Пахта была необыкновенно вкусной. Я протянул стакан за второй порцией, и, налив, женщина продолжала, «Некоторые люди в нашем городе даже думают, что она богиня».

Допив, я склонился и пожал руку ребенка. «Благодарю тебя, маленькая принцесса. Я думаю, мне пора идти, но я очень рад был познакомиться с тобой». Она моргнула. «Я пойду с тобой до остановки».

Я покачал головой. «Нет, зачем? Автобус уже ушел». Она хихикнула и дразнясь, ответила: «Какой еще автобус! Ты поедешь отсюда на машине!»

«Вот так она всегда говорит», любовно проговорила няня, потрепав ребенка по щеке. Мы вместе отправились на автобусную остановку, расположенную неподалеко.

Внезапно по пути она остановилась и дернула наши руки. «Нам надо идти назад в Махишамардани Мандапам», настаивала она снова и снова. Няня извинилась за её поведение. «Она постоянно делает такие вещи, и некоторым людям нравится это, и они подыгрывают, другие раздражаются. Надеюсь, вас это не беспокоит?»

«Нет, ни капли». Я улыбнулся и позволил ей вести меня за палец. Мы повернулись и прошли назад к домику и немного вверх к мандапе. Пока няня ждала снаружи, я сел в темноте помещения, а девочка стояла передо мной.

К моему величайшему удивлению, она стала говорить о моем опыте с тантрой в Керале, используя термины, известные только тем, кто посвящен в вамамаргу. Затем она сказала мне, что я зря терял время, барахтаясь в мистицизме и философии Адвайты. «Если ты хочешь стать полезным в жизни», решительно сказала она, «то ты должен начать поклоняться Бале, оставив все то, что ты делаешь сейчас».

Бала это Деви в форме непорочной девочки. Поклонение Бале одно из чистейших видов пуджи в ритуалах шакт. Будучи ребенком, она не принимает нечистых подношений и не дает каких-то разрушительных способностей, которые обычно хотят обрести тантрики.

«Но у меня работа», ответил я почти печально. «Это больше не нужно?» Мой ум вышел из равновесия. Говорила ли сама Деви через этого ребенка?

«Ты не потеряешь это», сказала она тем же решительным голосом. «Ты должен стать полезным для всех, для каждого живого существа. Но чтобы достичь этого уровня, ты должен освободиться от вожделения, которое скрывается в твоем сердце. Конечная цель поклонения Деви – относиться к богине и ко всем женщинам чисто. Деви – наша мать, и все женщины её представляют. Пока ты хотя бы в мыслях думаешь о женщине как объекте твоего вожделения, ты грешишь, подобно человеку, вожделеющему к собственной матери. Но если ты будешь должным образом почитать женский принцип как мать, то ты обретешь силу. И станешь полезным».

Я просто лишился дара речи. Как я должен реагировать на такие мудрые слова, исходящие из уст ребенка? Но она внезапно потянула меня за руку и возбужденно закричала: «Дядя, пойдем на остановку. Твоя машина пришла».

Мы снова вернулись на автобусную остановку, откуда пришли. Там стояла машина Амбассадор, взятый напрокат, с водителем позади колеса и двумя иностранными туристами на заднем сиденье. Мотор работал. Девочка заглянула в окно водителя и обменялась с ним несколькими фразами. Он повернулся к туристам и спросил их, не возражают ли они, если я доеду с ними до Мадраса. Я предложил тройную цену, и они кивнули в знак согласия. Затем девочка подошла к дверце переднего сиденья для пассажира и открыла её. «Садись».

Я сделал, как мне сказали. Прежде чем я спросил её имя, автомобиль тронулся. Вытянув голову в окно, я в последний раз посмотрел на неё и её няню. Они стояли на едва освещенной улице, унося меня в ночь нескончаемых снов…

В наступающем 1974 году мой ум пребывал в замешательстве. Меня полностью сбили с толку чтение сотен эзотерических книг, от астрологии до Заратустры и дразнящие контакты с мистическими и божественными существами. Так много путей к такому количеству целей – какому же из них я должен посвятить себя? Какой из них ведет к Истине?

Я до сих пор абсолютно уверен, что мои встречи с Брахмендрой Сарасвати, Картиккеей и той маленькой девочкой – не были снами или галлюцинациями. Но все они, подобно Брахме в ведической традиции, будто держали передо мной зеркало. А я, подобно Вирочане, принимал отражение за сущность. Проблема была в самой природе моего желания познания. Говорится, что существуют два вида любопытства: любопытство к тому, что полезно и любопытство к тому, что другие не знают. Мое было как раз второго типа. Я хотел не столько узнать, сколько быть признанным за знание того, что неизвестно другим.

В Салеме я стал поклоняться Бале в форме маленькой девочки, как мне посоветовали в Махабалипурам. Я сдерживал свои мысли о женщинах. Но я считал невозможным сосредоточиться только на дисциплине шакт.

Я не сомневался, что поклонение Деви, держащей 12 видов оружия (оружие олицетворяет 12 видов благочестивых деяний, рекомендованных Ведами для обуздания пороков), очищает базовые животные инстинкты. Я понял это еще несколько лет назад, в Керале. Но я задавался вопросом, какова же конечная цель этого. Деви-дхама (место Деви) – материальная вселенная. В ней 14 уровней миров, по которым трансмигрирует душа, ограниченная видами своих тел. Имя богини – Дурга (дур – трудно, га – движение), потому что она заключает эти души в тюрьму материи.

Философия шакт называется Самбхава-даршана. Ее целью является тождество с Божественной Матерью, которая есть источник (сришти) материального существования. Она поддерживает все (стхити). И во время космического разрушения (пралая) все погружается в нее. В Самбхава-даршане нет ничего выше этого повторяющегося цикла творения и разрушения, то есть не говорится об освобождении от материи. Медитация шакт – постоянно думать о себе как о женщине, потому что с их точки зрения, Бог – это изначальная женщина (адьяшакти).

У Дурги два сына, Ганеша и Карттиккея. Им обоим поручено быть лидерами шива-ганов (последователей Шивы). Картиккея известен как Шрештхараджа, господин бхутов (привидений). Ганеша представляет материальный успех, а Картиккея – материальную красоту. Поклонение Ганеше или Картиккее постепенно сделает человека достойным войти на Кайлас, наивысшее место материального творения, обитель Шивы. Но даже там человек не освобождается от цикла рождения и смерти. Известно, что один из великий святых Шиваизма, Сундарамурти Найанар, родился в Южной Индии, упав с Кайласа из-за вожделения к одной из женщин-служанок Шивы.

Шива, повелитель сиддха-йоги, в своей медитации всегда сосредоточен на Трансцендентном. Те, кто достаточно аскетичен и решителен для того, чтобы следовать его примеру, по его милости могут попасть с Кайласа на Садашивалоку, его вечную сферу за пределами Девидхамы, вечно освещенную сиянием духовного неба.

Это был путь, принятый Брахмендрой Авадхутой. И несомненно, это находило отклик в таких людях, как я. Я не был готов медитировать обнаженным в холодных Гималаях годы подряд. Но многие книги Адвайтистов, которые я прочитал, утверждали, что постигнуть Брахман не так сложно, это просто вопрос направления ума. Человек должен считать проявленный мир майей, иллюзией, не более вещественной, чем сон. А за майей скрыт безличный Абсолют, единственная реальность. Главная тема философии Адвайти заключена в выражении Тат Твам Аси — «ты есть то (Брахман)». Если я – Брахман, то мир – всего лишь моя галлюцинация. При помощи правильного распознавания (вивека), я буду способен свести на нет мир и достигнуть высшего блаженства (ананда).

Доктрина Адвайтистов основана на постулате, что все, что мы видим, в действительности является не имеющим формы Брахманом. Эта теория имела успех среди любителей словесных баталий.

К примеру, Адвайтисты говорят, что материальный мир – это отражение Брахмана, подобно отражению луны в воде. Кто-то может возразить, что в этом случае Брахман должен иметь форму, однако ответ заключается в том, что нельзя путать форму и саму субстанцию. Когда мы видим отражение чего-либо, мы видим отражение формы, а не самой субстанции. Таким образом, мы выяснили, что форма отлична от субстанции. И поскольку форма может отражаться, то она по своей природе иллюзорна. Вдобавок, Брахман не является даже субстанцией, Он невыразим. По этой причине к нему неприменимы законы симметрии или уравнений.

Шанкара говорит о трех уровнях постижения: пратибхашика, полная иллюзия, вьявахарика, условная или полезная иллюзия, и парамартхика, трансцендентность. В полной иллюзии человек принимает отражение за реальность. В условной иллюзии, продолжая все еще видеть так, человек знает, что это отражение, и действует таким образом, чтобы преодолеть это. В конечном счете это означает, что человек становится санньяси в линии Шанкары, и строго следует правилам монашеской жизни, предписанной им. На уровне парамартхики человек ощущает собственную тождественность. Субстанция, дающая форму иллюзии, полностью искоренена. Только тогда иллюзия исчезает. Не существует слов, чтобы описать опыт трансцендентного, потому что слова тоже являются формами субстанции ложного отождествления.

Поскольку инструменты для пробуждения к трансцендентому сами по себе являются иллюзорными, в Адвайтизме невозможно убедительно объяснить процесс преодоления иллюзии. Великий ученый-адвайтист Джаятиртха Муни сравнивал это с кошмарным сном. Сильно испугавшись, человек просыпается, и страшный сон (иллюзия вьявахарики) исчезает.

Достигнув уровня вьявахарики, адвайтист поклоняется различным формам Бога (таким как Деви, Ганеша, Сурья, Шива или Вишну), однако он в конце концов должен увидеть, что поклонение, поклоняющийся и тот, кому поклоняются, растворяются в безличном единстве. Иногда говорится, что это происходит «по милости майи».

Этих адвайтистов называют также маявади. Поскольку с их точки зрения совершенство в конечном итоге зависит от милости майи, в настоящее время в мире очень много маявади, которые не хотят следовать методу Шанкары. Если жизнь – всего лишь иллюзия, тогда разница между жизнью монаха и распущенной жизнью также иллюзорна, и не имеет смысла ограничивать себя. Его комментарий на Веданта-сутру, важное санскритское писание, состоит из сухих теоретических рассуждений, и последователям традиционно предписывается ежедневно читать его. Но в настоящее время ведантизм маявади сводится к повторению заезженных лозунгов, таких как «все это всего лишь порождение ума», «все едино», и заключительный вираж: «Я – Бог». Оценив скользкость некоторых аргументов, я счел адвайтизм в конечном счете разочаровывающим. Если моя индивидуальность уже неотлична от Брахмана, тогда почему же процесс осознания этой предположительно универсальной истины ограничено всего-навсего несколькими редкими душами? Если я един с этими душами, осознавшими Брахман, почему же ни я, ни любой другой не осознают Брахман так же, как эти мудрецы? Я прибавил к этому еще и свободное питание, которое, на мой взгляд, было недопустимо.

Когда однажды я выразил свое разочарование философией адвайты одному ученику Брахмендры Авадхуты, он отослал меня к садху, который был последователем учения Санкхьйи.

Есть две разновидности Санкьйи: теистическая и атеистическая. Теистическая традиция Санкхьйи берет начало из Пуран, и была впервые поведана мудрецом Капилой, инкарнацией Вишну. Атеистический вариант был изложен в древнем трактате, называемом Санкхья-карика, написанном Ишваракришной. Он ссылается на другого автора, которого также зовут Капилой, как автора, хотя никаких трудов от этого Капилы не сохранилось. Садху, с которым я познакомился, принадлежал к атеистической школе.

Слово санкхья означает «счет». Философия Санкхьи подсчитывает элементы реальности и классифицирует их в соответствии с двумя основными принципами: пуруша (дух) и пракрити (материя). Поскольку это определяет две противоположных, но совместимых факторов творения, Санкхья свободна от непонятного солипсизма, который так досаждает в доктрине Адвайты.

Пракрити дает форму миру, а пуруша дает сознание, и оба они реальны. В категорию пуруша относятся также бесчисленные души, называемые дживы, которые вечно отличаются одна от другой. Под влиянием пракрити, они попадают под влияние трех качеств (гун): благости (саттвы), страсти (раджаса) и невежества (тамаса). Из-за этого они обретают физические формы, состоящие из грубых и тонких материальных элементов. И души вынуждены страдать в водовороте рождения, старости, болезней и смерти. Но по своей природе дживы всегда чисты.

Способом освобождения в Санкхье считается непривязанность. Когда душа перестает отождествлять себя с внешней оболочкой ложного эго, интеллекта, ума, чувств и объектов чувств, она освобождается от страданий. А путь к непривязанности – самоанализ при помощи йоги.

Моего учителя Санкхьи пригласили в ашрам Адвайтистов для участия в дискуссиях с некоторыми из их ученых. Я сопровождал его, и был поражен, когда он победил 15 санньяси-маявади в споре. Все увиденное убедило меня, что философия Адвайтистов имеет серьезные недостатки.

Дальнейшее изучение Санкхьи привело меня к книгам, в которых содержалась теистическая концепция. И здесь опять я обнаружил два ответвления: Вишиштадвайта и Двайта, впервые представленная Рамануджей, а позже – Мадхвой. Обе системы являются вайшнавской Ведантой, где Санкхья играет вспомогательную роль.

В Вишиштадвайте («небезусловный монизм»), дживы и пракрити обладают качествами (вишешанам) Вишну, наивысшей истины. Рамануджа сравнивает их с телом, а Вишну – с душой, или Брахманом. Поэтому Вишну – единственный Пуруша.

Дживы относятся к высшей духовной энергии (парашакти), своими качествами они подобны Вишну. Но их возможности очень малы, как мельчайшей частички солнечного света. Вишну, их источник – верховное Существо (Вибху), подобно тому, как Солнце – величайший источник света на небе.

Материя подобна облаку. Хотя облако также порождено солнцем, оно (облако) ниже по положению, чем солнечный свет, поэтому материю называют низшей энергией (апарашакти). Материя является причиной майи, и подобно тому как облако не пропускает часть солнечного света, майа вводит в заблуждение некоторые души. Но по сравнении с солнцем, майа незначительна.

Как души, так и майа полностью зависят от Вишну, и поэтому неотделимы от Него. Он является трансцендентным Господом, вечным, полным знания и блаженства, и к тому же личностью. В философии условного монизма, тат твам аси («ты являешься таким же») означает «ты, индивидуальная душа, обладаешь такими же качествами, как и Вишну». Но это ни в коем случае не означает «ты – Бог».

Мадхва был непримиримым оппонентом монизма, поэтому он смело назвал свою систему Двайта, или Дуализмом. Его основной мишенью был адвайтизм Шанкары, но также он сделал исключения для определенных положений философии вишиштадвайты.

Термин «адвайта» был принят Шанкарой и до какой-то степени Рамануджей, в значении «неотличен». Мадхва был строго буквален: адвайта означает «недвойственный», в свете утверждения Упанишад — эка брахма двития насти , «Брахман един, нет другого». Философия двайты, таким образом, утверждает, что Бог является непревзойденным и отстраненным. У него нет соперников, и он не имеет никаких обязанностей. Поэтому майа не может ввести Его в заблуждение, в отличие от теорий, в которые верят Майавади. Ни души, ни майа не являются частями Его тела, поскольку это бы означало, что Он зависит от них.

Другими словами, адвайта в действительности означает «уникальный». Господь, являясь уникальным, должен отличаться от того, что находится ниже Его по положению. Но это подразумевает полную отделенность душ и материи от Бога. Например, утверждение «голубой лотос» не является неверным, хотя мы осознаем, что цветок и цвет не являются одним и тем же. Таким образом, учение Мадхавы о двайте отличается от фундаментального дуализма или атеистической Санкхьи. Оно утверждает, что Бог является единственным источником всего. Двайта объясняет понятие «различие» в значениях Повелитель и Великий, другими словами двайта отделяет Бога, потому что Бог отделен (от остального).

Два вопроса я считал самыми важными: «Кто такой Бог?» и «Как мне достичь Бога?». Рамануджа и Мадхва давали одинаковые ответы: Шри Вишну – Бог и Его достигают с помощью бхакти (чистой преданности души). Далее оба философа сходятся на том, что освобождение невозможно обрести только при помощи силы знания дживы или непривязанности, и, несомненно, материя не способна дать освобождение. Освобождение дарует Божественная Милость, и оно не ограничено только теми, кто совершает усилия для его получения. И освобождение не является всего лишь прекращением страданий. Это состояние позитивного духовного блаженства, обретаемого через общение с Вишну, полностью счастливым.

Я считал, что учение вайшнавов бесспорно является чистейшей из всех философий, которые я изучил. Но у меня были сомнения. Главным образом, факт, что я находил другие учения и доктрины более доступными. Без каких-то особых усилий я был способен освоить Шактизм, Шайву, Адвайти и атеистическую Санкхью до такой степени, что меня считали знающим. Но когда бы я ни читал вайшнавские тексты, я чувствовал себя как посторонний. Это просто не соответствовало моему складу ума.

Другое сомнение брало начало в тех моих посещениях вайшнавских храмов. Я не заметил ни в священнослужителях, ни в верующих ничего особого, что отличало бы их от общей массы благочестивых индусов, соблюдающих обряды. Я прочитал биографии Рамануджи и Мадхвы, и я верил, что они были идеальными святыми учителями. Если бы я когда-либо встретил вайшнавов, подобных им, мне было бы гораздо легче принять эту прекрасную философию. Но все, что я видел, говорило мне лишь о том, что вайшнавы – это просто еще одна разновидность ортодоксальных индусов, живущих обычной жизнью.

Сампрадаи (то есть школы) Рамануджи и Мадхвы поддерживали индуистскую традицию Брахманизма по рождению. Несомненно, вайшнавы признают, что мужчина, женщина или ребенок любой касты или даже без касты могу быть благословлены Божественной Милостью. Но только Брахманы являются от рождения особыми слугами Вишну в этом мире. Только они чисты по природе и потому могут совершать храмовые ритуалы. Это попахивало снобизмом, и это мне не нравилось.

И похоже, Самому Вишну это также не нравилось. Рассказывают, что Ранганатха, мурти Вишну в храме Рангакшетра в Тричуре, однажды закрылся в своем святилище от самого главного священнослужителя, потому что он оскорбил Тируппана Альвара, святого вайшнава из касты париев. Божество отказывалось открыть дверь, пока священник не принес Тируппана в храм на собственных плечах.

Другой знаменитой святой вайшнави была Андаль, юная девушка, которая смело вошла в святилище, чтобы стать женой Ранганатхи. Как сословие, женщины считаются ритуально нечистыми, и им не позволяется входить на алтарь к мурти. Но Вишну не столько интересует ритуальная чистота, сколько чистая преданность. Андаль чудесным образом вошла в божество Ранганатха, и сейчас ей поклоняются как экспансии Лакшми, олицетворению духовной энергии Вишну в женском облике.

Я решил временно оставить все эти доктрины и продолжать мой поиск непосредственного опыта трансцендентного, при помощи которого я смогу интуитивно понять, какая философия является истинной, если такая вообще существует. Но чтобы произвести впечатление на других, я притворялся, что следую этим учениям. Если я встречал Шакту, я мог говорить с ним как Адвайтист. А с Адвайтистом я доказывал Санкхью. Подобно мусульманину, который стал язычником, колеблясь между двумя мечетями, я полностью разочаровался во всех них.

Мое чтение наконец привело меня в библиотеку Шивананда йоги, что принесло мне дружбу с директором, спокойным, рассудительным и учтивым молодым человеком, на несколько лет старше меня. Он не одобрял мой эклектизм и говорил, что ради прогресса на каком-либо пути я должен сначала принять предписанную садхану.

«Одним только чтением ты просто хватаешся за хвост угря просвещения. Он легко может ускользнуть от тебя», говорил он мне своим мягким, неторопливым голосом. «Лучше ты утвердись в чем-то одном и совершенствуй это. Я могу научить тебя ежедневной йогическим упражнениям, которые помогут тебе сконцентрировать ум на внутреннем свете. Ты станешь умиротворенным, а где есть мир, там Бог». Я попробовал, но мой ум был слишком беспокоен, чтобы продолжать заниматься этим.

Когда я снова встретил его и признался, что неспособен следовать этой программе, он на минуту закрыл глаза в глубокомысленном молчании. Затем он открыл глаза, но его взгляд был опущен, когда он говорил.

«Примитивное животное ловит смертельный враг, поскольку действия животного предсказуемы. Но человек слишком умный попадает в ловушку из-за своей неустойчивости». Он помолчал, затем посмотрел на меня и заговорил опять. «Знаешь, кто смертельный враг человека?»

Он процитировал Бхагавад-гиту: «Это лишь вожделение, о Арджуна, которое рождается от соприкосновения с гуной страсти и затем превращается в гнев, всепожирающий, греховный враг этого мира».

Его предостережение походило на пророчество. Но я был слишком поглощен своими психологическими открытиями, которые постоянно валились в мой ум через мистический канал, и я не воспринял его слова серьезно. Прорицания, дежа вю, бесплотные голоса, видения и нематериальные существа – все это стало ежедневными событиями. Мне до сих пор не приходило в голову, что мой контроль за моей собственной жизнью быстро сходил на нет.

Загрузка...