Зеркало из прошлого

1

– «…Муций начал последнюю песнь – этот самый звук внезапно окреп, затрепетал звонко и сильно; страстная мелодия полилась из-под широко проводимого смычка, полилась, красиво изгибаясь, как та змея, что покрывала своей кожей скрипичный верх; и таким огнем, такой торжествующей радостью сияла и горела эта мелодия, что и Фабию, и Валерии стало жутко на сердце и слезы выступили на глаза…»

Высокий голос Анны звенел медью сопрано, передавая тембром внутреннюю магию слов, будто она находилась там и слушала дивную, волнующую душу мелодию. Ее глаза сверкали, словно алмаз на смычке Муция, личико приобрело нежный персиковый цвет и от этого стало еще прекрасней.

Арсений слушал как завороженный, жадно впитывая по ходу повествования эмоционально изменяющиеся восхитительные интонации голоса девушки. Необычную повесть Ивана Сергеевича Тургенева «Песнь торжествующей любви» он читал раньше и не нашел в ней ничего особенного. Сейчас, покоренный экспрессией голоса Анны, он как будто знакомился с этой повестью впервые. Выражение лица девушки постоянно менялось в зависимости от охватывавших ее чувств – от меланхолично-романтичного до безудержно страстного. Анна, юная и прекрасная, как богиня Венера, читала книгу с тревожным волнением в голосе, очень эмоционально переживая события повести. Порой Арсению казалось, что девушка в книгу не заглядывает, а произносимые ею чужие слова рождаются в ней самой.

История друзей Муция и Фабия, влюбленных в Валерию, теперь для Арсения звучала по-новому. Как было договорено между друзьями, Муций уехал, чтобы полностью излечиться от любви к Валерии, но через несколько лет вернулся. Радостная встреча друзей и удивительные сны Валерии о любовных встречах с Муцием. Небеспочвенные подозрения Фабия, проследившего за находившейся в сомнамбулическом состоянии Валерией, ушедшей ночью навстречу Муцию. Ревность, обида и злость захлестнули Фабия, и он убил друга. Сожаление о содеянном и необычное поведение странного слуги Муция – малайца – заставили его тайно приблизиться и подсмотреть, что же происходит в павильоне, который он предоставил для проживания своим гостям.

– «…Вокруг каждой чашки свернулась, изредка сверкая золотыми глазками, небольшая змейка медного цвета, а прямо перед Муцием, в двух шагах от него, возвышалась длинная фигура малайца, облаченного в парчовую пеструю хламиду, подпоясанную хвостом тигра, с высокой шляпой в виде рогатой тиары на голове. Но он не был неподвижен; он только благоговейно кланялся и словно молился, то опять выпрямлялся во весь рост, становился даже на цыпочки, то мерно и широко разводил руками, то настойчиво двигал ими в направлении Муция и, казалось, грозил или повелевал, хмурил брови и топал ногою. Все эти движения, видимо, стоили ему большого труда, причиняли даже страдания: он дышал тяжело, пот лил с его лица. Вдруг он замер на месте и, набрав в грудь воздуха, наморщивши лоб, напряг и потянул к себе свои сжатые руки, точно он вожжи в них держал… и, к неописанному ужасу Фабия, голова Муция медленно отделилась от спинки кресла и потянулась вслед за руками малайца… Малаец отпустил их – и Муциева голова опять тяжело откинулась назад; малаец повторил свои движения – и послушная голова повторила их за ними. Темная жидкость в чашках закипела; самые чашки зазвенели тонким звоном, и медные змейки волнообразно зашевелились вокруг каждой из них. Тогда малаец ступил шаг вперед и, высоко подняв брови и расширив до огромности глаза, качнул головою на Муция… и веки мертвеца затрепетали, неровно расклеились, и из-под них показались тусклые, как свинец, зеницы. Гордым торжеством и радостью, радостью почти злобной, просияло лицо малайца; он широко раскрыл свои губы, и из самой глубины его гортани с усилием вырвался протяжный вой… Губы Муция раскрылись тоже, и слабый стон задрожал на них в ответ тому нечеловеческому звуку…»

Чтицу, как и ее слушателей – троих молодых людей, расположившихся рядом с ней в плетенных из лозы креслах, охватил леденящий страх соприкосновения с непознанным, теми темными силами, которые подвластны колдунам, ведьмам, магам, желающим с их помощью нанести вред телу и душе христианина. Эффект жуткого содержания повести усиливало выбранное для чтения место – подземелье. Сюда дневной свет проникал лишь через открытую наверху дверь, в проеме которой виднелось сумрачное небо, затянутое темными дождевыми тучами, нагнетающими тоску и меланхолию, да слышались неистовые завывания ветра.

На самом деле это было не подземелье, а всего лишь искусственный грот, сотворенный по причуде хозяев этого сказочного имения. Над ним находилась многогранная, застекленная со всех сторон, словно выкупанная в молоке, беседка, вознесшаяся на вершине зеленого холма. Из нее открывался чудный вид на Майорский пруд и окрестности. Несколько десятилетий тому назад эту беседку облюбовал гостивший здесь композитор Михаил Иванович Глинка. В бытность знаменитого гостя в поместье в гроте располагался винный погребок, содержимое которого, местное вино, и обслуживавшая посетителей веселая крепостная девица весьма способствовали творческому вдохновению. Тогда и родилась музыка к опере «Руслан и Людмила».

Ныне, лишенный стеллажей с винными бутылями, грот напоминал мрачный каземат-застенок, соответствуя антуражу мистического и мрачного рассказа. Из-за тусклого света, проникающего через дверь наверху узкого спуска с каменными ступеньками, и трех горящих стеариновых свечей в канделябре освещение было мерцающим, и причудливые блики падали на неестественно бледные лица собравшихся тут людей – четверых молодых мужчин и девушки.

Анна заканчивала читать повесть; ее голос стал спокойным, безмятежным.

– «В один прекрасный осенний день Фабий оканчивал изображение святой Цецилии; Валерия сидела перед органом, и пальцы ее бродили по клавишам… Внезапно, помимо ее воли, под ее руками зазвучала та песнь торжествующей любви, которую некогда играл Муций,  – и в тот же миг, в первый раз после ее брака, она почувствовала внутри себя трепет новой, зарождающейся жизни… Валерия вздрогнула и остановилась…»

Анна напряглась. Теперь в ее голосе улавливались отчаяние и страх перед неизбежностью:

– Что это значит? Неужели же…

Когда стих голос Анны, в беседке воцарилась тишина.

– Прекрасно! Браво, Аня! – первым нарушил молчание худощавый, длинноволосый по моде людей творческих, красавец-художник Александр Акулов, широко и восторженно улыбаясь.

Поднявшись во весь свой немаленький рост, он захлопал в ладоши. Его примеру последовали остальные. Двадцатилетний изящный Арсений Бессмертный, в английском костюме в полоску, восхищенно смотрел на девушку, размашисто хлопая, будто вызывая ее на бис, а полный, с глубокими залысинами на шарообразной голове музыкант и композитор Платон Войтенко, в потертом темном сюртуке, криво завязанном полосатом галстуке, стучал ладошками, будто деревяшками. Только длинный, словно фитиль, поэт Артем Лисицын, с вытянутым некрасивым лицом, блуждающей презрительной улыбкой и космами темных волос, то и дело роняющими перхоть на синюю блузу, лишь обозначил аплодисменты, сделав несколько вялых движений. Художник Акулов, начинающий литератор Бессмертный, музыкант Войтенко, поэт Лисицын были гостями графа Василия Васильевича Тарновского – хозяина имения Качановка[1].

– Господа, прекратите! – обидчиво воскликнула Анна.  – Я читала вам не из желания продемонстрировать искусство декламации, а чтобы узнать ваше мнение – что хотел сказать автор столь неоднозначной концовкой повести? И каким, по вашему разумению, должно быть продолжение сей драматической истории?

– Лучше об этом спросить у самого автора,  – с ехидцей произнес Артем и тут же хлопнул себя ладонью по лбу – мол, только что вспомнил.  – Виноват – запамятовал, ведь Иван Сергеевич уже давно почил навеки на кладбище в пригороде Парижа.

– Артем, порой вы несносны! – раздраженно заметила Анна.  – Это не делает вам чести!

– Береги честь смолоду! – тут же подхватил Артем. В упор глядя на девушку, он заметил, как обидчиво дрогнули ее губы.  – Великодушно простите, Анна! Да, я не такой, но другим мне не быть! – с вызовом произнес он и повернулся к своим товарищам: – Что скажете вы – мои умные друзья по творческому цеху?

– Не паясничай! – зло отозвался Александр и нежно посмотрел на Анну.  – Неоднозначность окончания повести придает ей дополнительную прелесть, и не следует углубляться – это как вино: приятный вкус, послевкусие и… вы о нем забыли. Содержание – мистика, магия, колдовство, о них лучше не знать и с ними не сталкиваться.

Артем вдруг резко выбросил руку в сторону Александра, выставив указательный палец, словно целился в того из пистолета, и продекламировал:

– Даже за любовь душу не стоит отдавать! – Анна недовольно притопнула ножкой.  – Скажите лучше вы, Платоша!

Двадцатидевятилетний Платон сжал узкие губки на круглом лице с россыпью веснушек на щеках, нахмурил светлые, почти сливающиеся с кожей брови. Он был старше всех здесь присутствующих, но в силу своего скромного положения предпочитал в основном отмалчиваться, а свою точку зрения высказывал, лишь когда непосредственно к нему обращались.

– Задали вы задачку, Анна Дмитриевна! Смею отметить – необычный сюжет для Ивана Сергеевича! Ведь он больше писал о возвышенной любви и охоте, а тут жуткая мистика. Муций стараниями слуги-колдуна становится живым мертвецом, яко упырь,  – допустим и такое.  – Платон задумался.  – Но как мертвец может быть живым? Даже если он передвигается, издает звуки, он все равно не живой, а мертвый! Выходит, и чувств у него не должно быть, как у живого, и любить Валерию он не сможет. Сыгранная им музыка впечатлила Валерию, вот она ее и запомнила. К вашему сведению, Анна Дмитриевна, я ведь тоже запоминаю мелодию с первого раза и могу ее сразу наиграть.  – И он добавил вкрадчиво: – Если желаете, проведем испытание.

– Невелика заслуга повторять уже известное, ты же не попка-дурак.  – Александр смерил презрительным взглядом Платона.  – Ты занимаешься сочинительством музыки – вот и сочини свою песнь торжествующей любви!

– Прекрасная идея! – загорелась Анна и с мольбой заглянула в глаза Платона: – Ведь вы сможете, Платоша?

Тот задумался, затем встал и, ничего не сказав, стал подниматься по ступенькам к выходу из грота. Всем было ясно, что он принял вызов и прислушивается к чему-то зарождавшемуся внутри него. Анна и остальные молодые люди последовали за ним.

Снаружи дул неистовый холодный ветер, мгновенно растрепавший редкие волосы Платона, его лицо раскраснелось. Не оглядываясь, спешным шагом, словно боясь не успеть, Платон поднялся к застекленной беседке, в сером свете ненастной погоды утратившей присущий ей молочный цвет. Сжавшись под порывами ветра, рукой придерживая шляпу на голове, Арсений, следуя за уверенно двигающимся Александром, невольно глянул вниз – по обычно спокойному, с темно-синими водами Майорскому пруду ходили волны непривычного свинцового цвета.

Внутри беседки было тепло и уютно. Платон присел к белому роялю, стоявшему посредине, и, задумавшись, застыл. Вошедшие вслед за ним молодые люди шумно рассаживались на ажурных белых стульях. Аня села ближе всех к Платону и внимательно наблюдала за ним. Наконец Платон уверенным жестом поднял крышку, и длинные тонкие пальцы пианиста, совсем не сочетающиеся с его неказистой внешностью, легко пробежались по клавишам.

– Песнь сочинить не обещаю, а вот передать свое впечатление от повести, воплотив его в музыку, пожалуй, смогу. Извольте!

Мелодия, которую он играл, была печальной, уводящей мысли вдаль, и необычно трогательной. Она находила в душе каждого нечто сокровенное, потаенное – и несбыточное. Закончив играть, Платон остался сидеть с закрытыми глазами.

– Браво! – воскликнула Анна с повлажневшими глазами и захлопала в ладоши.  – Превосходно! Неужели вы это только что сочинили?

Все, за исключением Артема, восторженно захлопали. Презрительно улыбаясь, Артем резко поднялся:

– Где тут торжество любви? Нытье и жалобы! – Артем раскатисто захохотал.  – Скорее, это песнь отвергнутой любви!

– Зачем вы так, Артем? – осуждающе произнесла Анна.  – Эта музыка великолепна! К сожалению, как правило, amour[3]всегда прекрасна и несчастна. Платоша, вы не могли бы еще раз это сыграть?

Платон, продолжавший сидеть с отрешенным видом, с закрытыми глазами, резко их открыл, словно проснулся, и растерянно огляделся по сторонам, не понимая, где он и зачем тут оказался.

– Платоша, сыграйте нам еще раз то, что вы играли,  – повторила просьбу Анна.

Взгляд Платона стал осмысленным, глаза прояснились, и его пальцы быстро забегали по клавишам рояля, однако мелодия, которую он то наигрывал, то резко обрывал, была совершенно другой.

Он остановился, растерянно и печально посмотрел на Анну:

– Похоже, я не смогу – забыл мелодию! Не знаю, что со мной произошло…

Артем саркастически рассмеялся:

– Наш музыкальный гений оказался не гением!

Анна бросила на него осуждающий взгляд и попросила Арсения:

– Помогите мне.

Арсений, следуя ее указаниям, придвинул стул к роялю, и она на него присела.

– Не переживайте, Платоша. Давайте вместе попробуем вспомнить. Я буду напевать вам мелодию, а вы играйте.

Анна стала тихонько выводить мелодию нежным голоском. Платон оживился и мгновенно подбирал музыку. Общими усилиями им удалось в какой-то мере восстановить музыкальную пьесу, однако в ней было утрачено что-то, придававшее ей очарование, вызывавшее желание слушать и слушать.

Девятнадцатилетняя Анна Ступачевская была из родовитой, но обедневшей дворянской семьи, ныне проживающей в селе Власовка, в старинном доме. Некогда Ступачевские имели здесь свои земли, а в селе Ступаковка находилось их родовое имение. При Петре I казачий сотник Остап Ступачевский вслед за гетманом Мазепой перешел на сторону шведского короля Карла ХII, за что был лишен прав на землю, и ему грозила смертная казнь. Перед тем как бежать с семьей на чужбину, Остап собственноручно сжег родовой замок и прилегающие строения. Но уже его внук и последующие продолжатели рода служили российским императорам, отдавая предпочтение воинской службе. По прихоти судьбы и благодаря доброму отношению фельдмаршала Румянцева-Задунайского к своему боевому офицеру праправнук Остапа стал первым управляющим имением Качановка и построил на дарованном ему клочке земли в селе Власовка, бывшей собственности Ступачевских, большой дом. С тех пор прошло более ста лет, старшие сыновья наследовали этот дом и проживали там вместе с семьями, а к владельцам Качановки и к самому имению уже никакого отношения не имели. За это время добротный дом, сложенный из дубовых бревен и снаружи оштукатуренный, с двумя флигелями, мало чем отличающийся от домов помещиков средней руки, порядком обветшал.

У Анны была сестра Лиза, младше ее на шесть лет. Их отец, Дмитрий Петрович, служил в Борзне, главном городе уезда, где жил в казенной квартире и приезжал домой только в выходные и праздничные дни. Пользуясь этим и тем, что их маменька была постоянно чем-то занята, Анна почти каждый день приходила пешком в качановский парк, невзирая на то, что до него было более километра. Эти походы она совершала втайне от родных, о них знала только сестренка Лиза, так как Дмитрий Петрович, несмотря на добрососедские отношения с Василием Васильевичем Тарновским, считал, что у того собирается не совсем приличное для благонравной и воспитанной девушки общество. Мечтой Дмитрия Петровича было выдать Анну замуж за богача. Но где в глухой провинции такого сыскать?

Поняв, что большего успеха в музыке не добиться и что оставшиеся не у дел кавалеры заметно заскучали, Анна закрыла крышку рояля:

– На сегодня хватит. Платоша, не мучьте себя! У вас чудесно получилось, и вы непременно как-нибудь вспомните и сыграете эту мелодию.

– Вы не боитесь, Анна,  – ехидно скривил губы Артем,  – что Платоша и в самом деле сочинил магическую любовную песнь? Задурманит вам голову, вы влюбитесь в него, и что на это скажет ваш папенька? Это же нонсенс!

– По-вашему, Валерия полюбила Муция, сама не ведая того? Колдовская «Песнь» ее приворожила? – воскликнула Анна.  – Разве это возможно – любить не по своей воле?

– Это невозможно! – быстро ответил Арсений.  – Когда любишь, то ощущаешь это всем своим естеством! Знаешь, кого и за что любишь!

– И почему! – едко добавил Артем.

– Разве можно полюбить за что-то определенное? – поразился Платон.

– Ямочки на щечках, изгиб стана, блеск глаз и трепет лани,  – иронизируя, подхватил Артем.

– За что вы могли бы полюбить меня? – Анна лукаво улыбнулась, глядя на Арсения.

Тот вспыхнул, опустил взгляд и вдруг набрался смелости, посмотрел девушке в глаза и произнес:

– Кто вам сказал, что я вас не люблю?

На этот раз смутилась Анна, но быстро взяла себя в руки и сказала:

– Арсений, мы не услышали вашего мнения относительно повести!

Анна смотрела в упор на Арсения, тот не выдержал, отвел глаза.

– Повесть весьма проникновенная, о любви и дружбе. О том, что любовь сильнее всего на свете – даже смерти!

– Как бы вы продолжили повесть?

– Затрудняюсь сразу ответить. В самом деле, живой мертвец…

– При чем здесь это? – с досадой произнесла Анна.  – Почему Валерия вдруг вспомнила волшебную песнь?

– В повести все сказано,  – вмешался Александр.  – Надо быть более внимательными.  – Он взял книгу у Анны и прочитал: – «…она почувствовала внутри себя трепет новой, зарождающейся жизни…» Выходит, Валерия оказалась в интересном положении! Под сердцем носила плод любви колдуна Муция, напоминавший ей о нем. Теперь Муций все время будет рядом с ней в образе ее ребенка.

– Это ужасно! – выдохнула Анна.  – Муций полюбил ее, но ведь она его – нет! Воспользовался подло колдовскими приемами, чтобы ее, одурманенную, завлечь в свои объятия. Все это произошло не по ее желанию и против ее воли!

– Красивая и жуткая история.  – Арсений был поражен тем, что Анна так переживает из-за трагической участи выдуманной автором героини. Ведь это выдумка, фантазия, и надо отдать должное автору – так ярко и реалистично он все это описал.

Арсению Бессмертному шел двадцать первый год, происходил он из состоятельной семьи текстильных фабрикантов, недавно переехавшей из Нежина в Киев. Он был самым младшим, имел двух братьев и сестру. С раннего детства Арсений проявлял склонность к творчеству – занимался стихосложением, писательством, рисованием и музыкой. Его отец, Дмитрий Егорович, зная увлечения младшего сына, не стал перечить, когда тот захотел поступить на историко-филологический факультет Киевского университета Святого Владимира, сделав ставку на старшего сына как на продолжателя семейного текстильного дела. К тому же Дмитрий Егорович знал о превратностях судьбы и ее резких поворотах. Ведь он сам в свое время окончил историко-филологический факультет университета, мечтал о научной карьере, но женитьба и скоропостижная смерть тестя, владельца небольшой текстильной фабрики, заставили его круто поменять жизненные планы, о чем теперь он не сожалел. Благодаря своей энергии, тяге к новым знаниям, он преуспел в текстильном деле и значительно расширил его – владел уже тремя современными фабриками и поставлял их продукцию как в пределах территории Российской империи, так и за границу.

Мечтой Арсения было добиться славы на литературном поприще – он писал стихотворения, поэмы, баллады, небольшие рассказы, ему удавалось их публиковать в малоизвестных газетках, но хоть до какого-то признания было очень далеко. Литературные критики его не замечали, и это угнетало Арсения. Можно было с помощью денег отца купить восторженные рецензии, но Арсений считал это ниже своего достоинства, он реально оценивал свои труды и понимал, что еще ничего стоящего не написал. «Сколько ни лей меда, полынь все равно будет горчить». Единственное, о чем Арсений решился попросить отца,  – представить его своему бывшему однокурснику, известному меценату, любителю муз, в чьем поместье на протяжении уже многих десятилетий собирался цвет творческой интеллигенции,  – Василию Васильевичу Тарновскому – младшему. В огромном имении Качановка со сказочной красоты парком в свое время гостил Николай Гоголь и будто бы даже читал там главы из «Тараса Бульбы»; композитор Михаил Глинка сочинил в Качановке музыку к волшебной опере «Руслан и Людмила», а Тарас Шевченко подарил тогдашнему хозяину поместья, Григорию Тарновскому, знаменитую картину «Катерина», в дальнейшем положившей начало музею произведений и предметов обихода народного кобзаря. И даже один из самых знаменитых художников того времени, Илья Репин, специально приезжал в поместье, чтобы ознакомиться с коллекцией старинного казачьего оружия и одежды, а позднее использовал это при написании своей картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» и ряда других полотен. Многие известные писатели, художники, музыканты считали за честь побывать в этом поместье, воспользоваться гостеприимством и хлебосольством радушного хозяина, любящего общение с творческими, талантливыми людьми. Это было даже своего рода визитной карточкой, возможностью привлечь к своей особе внимание – посредственностям путь туда был заказан.

Имение Тарновских Арсению чрезвычайно понравилось. Белое здание дворца окружал огромный ухоженный парк, на аллеях было установлено множество мраморных скульптур. С южной стороны дворца имелся спуск к большому пруду с двумя искусственными островами посередине, Дружбы и Любви, соединенными арочным мостиком, к пристани с лодками. Собиравшееся здесь общество было чрезвычайно интересным и разнообразным – художники, артисты, писатели, поэты, музыканты, меценаты. Многие в имении проживали месяцами, а то и дольше, даже почивали и после смерти, как похороненный здесь близкий друг Шевченко художник Григорий Честаховский. Да и Тарас Григорьевич, стараниями Василия Тарновского-старшего, едва не нашел тут свое вечное пристанище – это предложение мецената серьезно обговаривали друзья великого Кобзаря. И когда оно не было принято, Тарновский выделил крупную сумму на похороны и памятник Т. Г. Шевченко.

Здесь Арсений сблизился с художником Александром Акуловым и музыкантом Платоном Войтенко, постоянно бросавшими друг в друга ядовитые стрелы слов. Первое время Арсений недоумевал: что их сближает при взаимной нетерпимости друг к другу? Потом узнал – Анна!

Знакомство Арсения с Анной вышло неожиданным и курьезным. Вскоре после прибытия в имение Арсений забрел в здешние «Романтические руины» и поразился при виде мощных кирпичных стен невероятной толщины, как в настоящих крепостях, глубоких казематов с бойницами для орудий. В одном из подземных помещений он даже обнаружил вмурованные в стену кольца с обрывками цепей – возможно, здесь когда-то разыгралась трагедия.

В Арсении проснулся интерес историка. Отвечая на его вопросы, Александр сообщил, что на этом месте находился древний польский замок, разрушенный во время казацкого восстания.

– Как утверждает местная легенда,  – рассказывал Александр,  – здесь стоял замок-крепость воинственного шляхтича пана Войтека Рагузицкого, вассала князя Вишневецкого. Пан Войтек был храбрецом, незаменимым в бою, за что его очень ценил князь. Однако и в мирное время шляхтич буйствовал, держал при себе ватагу отчаянных голов, таких же, как и он сам, совершал набеги на близлежащие села, грабя дома и воруя женщин. Князь прощал ему такие «шалости», зная, что этот искусный воин в бою не подведет, а время было бурное, и войны следовали одна за другой. Но вот однажды Войтек украл невесту казака из Запорожской Сечи. И так случилось, что в этот момент казак приехал, чтобы повести под венец любимую. Узнав о злодеянии шляхтича, казак собрал своих побратимов и штурмом взял замок, убил изверга и перебил всю его шайку, однако девушку спасти не смог – Войтек, предчувствуя свою гибель, зарезал ее. Казак разрушил замок и вернулся в Сечь. Князь, узнав о воровстве чужой невесты и ее гибели, замок не стал восстанавливать, оставил лежать в руинах.

На следующее утро Арсений отправился к таинственным руинам, чтобы составить план раскопок, а затем испросить на это разрешение у хозяина имения – добрейшего Василия Васильевича. К своему удивлению, он обнаружил прогуливающуюся возле руин юную светловолосую девушку весьма приятной наружности. У нее был чуть вздернутый изящный носик, озорные голубые глазки, пухленькие губки и чистая свежая кожа, говорившая об отменном здоровье девушки. От неожиданности Арсений оробел, не знал, как себя вести с незнакомкой, а та, напротив, нимало не смущаясь, представилась первой:

– Я – Анна Ступачевская. Живу с родителями и сестрой по соседству, в селе Власовка. Василий Васильевич разрешил нам в любое время гулять по его чудесному парку. Вас я уже видела, правда, только издали. Вы гость или родственник Василия Васильевича?

Арсений представился. Вскоре они по-дружески беседовали, ощутив взаимную приязнь друг к другу. Когда Арсений рассказал Анне, что он задумал, та весело рассмеялась, заставив молодого человека смутиться. Он не мог понять, что смешного в его затее.

Анна пояснила свое веселье:

– Никакого замка здесь не было. Эти искусственные руины создали по задумке первого хозяина имения, фельдмаршала Румянцева-Задунайского, при обустройстве здесь парка. Так что в результате раскопок можно будет найти разве что инструменты рабочих, сотворивших это чудо.

Девушка очень понравилась Арсению, и он обрадовался, когда Анна пообещала провести его по парку – показать павильон, где сочинял музыку композитор Глинка. Арсений там уже побывал, но умолчал об этом – общение с Анной пробудило в нем неведомые до сего момента чувства. Душа его пела, внутри все кипело радостью, он ощущал необыкновенную легкость. Арсений был зачарован ее голосом, горделивой осанкой, природной грациозностью и плавностью движений, все это запечатлелось в его сознании с фотографической точностью. Прощаясь, они договорились встретиться на следующий день.

Встретив Александра, неторопливо прогуливающегося и беседующего с поэтом Артемом Лисицыным, Арсений сообщил, что «Руины» вовсе не остатки старинных сооружений – их создали, когда разбивали здесь парк. Александр молча выслушал его и невозмутимо произнес:

– Я это знаю. Думал, тебе будет интересно поковыряться в земле – может, что и нашел бы.

Лишь значительно позже Арсений узнал, что в легенду о злом Войтеке Кальницком свято верят местные жители, а на категорические возражения Василия Васильевича Тарновского заявляют: «Дыма без огня не бывает!» Возможно, археологические поиски на том месте не были лишены смысла хотя бы потому, что могли бы опровергнуть легенду или подтвердить ее правоту, но к тому времени Арсений влюбился в Анну и думал лишь об одном: как проводить с ней побольше времени. Благо Василий Васильевич по просьбе Арсения представил его отцу Анны – Дмитрию Петровичу Ступачевскому, человеку гонористому и своевольному, однако же отнесшегося к молодому человеку из богатой семьи фабрикантов весьма благосклонно. После этого Арсений имел возможность бывать у Анны дома, не в пример своим приятелям. Единственным недостатком Арсения в глазах Дмитрия Петровича было его недворянское происхождение, которое, правда, с лихвой компенсировалось состоятельностью семьи.

– Никак вы готовы сделать мне предложение? – со смехом произнесла Анна, глядя прямо в глаза Арсению.  – Или эти слова только для того, чтобы вскружить голову бедной провинциальной девушке?

– Я готов! – выпалил Арсений и покраснел.

– Так приезжайте завтра – как раз и батюшка будет.

– Непременно приеду! – У Арсения от счастья закружилась голова. «Анна сама предложила мне поговорить с ее отцом!»

– Не бойтесь. Не так страшен сами знаете кто, как его малюют. А мне пора. Приятно было провести с вами время. Хорошо, что и погода наладилась!

Ветер утих, сквозь тучи выглянуло несмелое солнце, посылая на землю пока слабые лучи. Окружающая природа сразу приобрела более приятный вид, капли дождя на листьях деревьев в лучах солнца засверкали, словно драгоценности. Девушка подхватилась, легко и быстро вышла из беседки. Молодые люди, выйдя вслед за ней, начали спускаться, а она уже сбежала по крутому склону холма. Лишь в самом низу обернувшись, Анна сняла шляпку с лентой и помахала ею. Затем она быстрым шагом пошла по узкой тропинке, вьющейся вдоль пруда. Когда приятели оказались внизу, девушка уже скрылась за деревьями.

– Уж слишком ты ловок и быстр, Арсений! – с затаенной угрозой в голосе произнес Александр.  – Гляди не споткнись!

– Я люблю Анну и не скрываю этого! – с вызовом в голосе произнес Арсений.  – Разве любить позорно?

Высоченный Александр грозно навис над щупловатым Арсением, но тот храбрился и не отступил. Платон, вклинившись между ними, попытался развести их в стороны, говоря при этом:

– Что вы, господа, задумали? Уж не петушиный ли бой?

Александр рассмеялся и отступил.

– В самом деле, что нам делить? Не будем же мы договариваться, подобно Муцию и Фабию! Ведь желание Ани более весомо, чем наши!

Александр Акулов происходил из генеральской семьи. Самый младший в добропорядочной многодетной семье, он стал «белой вороной» во время учебы в университете и принял активное участие в студенческих стачках. За это Александр был исключен из университета и отправлен на три года в ссылку под надзор полиции. Отец прекратил с ним всякие отношения и исключил из своего завещания. В ссылке Александр пристрастился к рисованию, и у него стало неплохо получаться. После окончания срока ссылки по рекомендации друзей он стал гостем радушного хозяина Качановки Василия Тарновского. Здесь он написал несколько акварелей, которые собирался захватить с собой в Петербург, куда намеревался вернуться осенью, и не мыслил для себя иной будущности, кроме как стать знаменитым художником.

Некоторое время тому назад Александр уговорил поэта Артема Лисицына, вхожего в дом Ступачевских на правах родственника, хотя и очень дальнего, представить его отцу Анны. На первых порах Дмитрий Петрович очень благосклонно относился к ухаживаниям генеральского сына за своей дочерью, пока не навел о нем справки. Оказалось, что за душой у него ничего нет, что он политически неблагонадежен, а его отец-генерал с ним не знается, одним словом, юноша – отщепенец, нигилист!

Александру было отказано от дома, и он больше не мог бывать у Ступачевских, Анне запретили с ним общаться. Иная история вышла с Платоном Войтенко.

Платон родился в семье военного музыканта, трубача, служившего в полковом оркестре. Сын пошел по стопам отца, однако, перешагнув возраст совершеннолетия, стал строить более амбициозные планы на будущее – положение простого музыканта в полковом оркестре его не устраивало. Платон обладал абсолютным слухом, научился играть на всех музыкальных инструментах, особое предпочтение отдавал скрипке. Он даже пытался сочинять музыку. Однажды, ничего не сообщив родителям, он уехал в Петербург со скромными сбережениями, надеясь поступить в консерваторию. Однако обучение там было платным, а жизнь в столице оказалась очень дорогой. Несколько лет он путешествовал, перепробовал себя во многих профессиях в надежде заработать денег на учебу, однако безуспешно. А время шло, и оно работало не на Платона…

Вернувшись в Петербург, он обзавелся знакомствами с известными музыкантами и преподавателями, зарекомендовал себя талантливым и перспективным молодым человеком. Платон стал давать частные уроки музыки и, в свою очередь, брал уроки у преподавателей консерватории, мечтая научиться сочинять музыку для симфонического оркестра. По протекции людей, знающих Василия Тарновского, он на лето уехал в имение Качановка, мечтая, что там на него снизойдет вдохновение, как на его кумира, знаменитого композитора Глинку, и он создаст гениальную музыкальную композицию. Каждое утро, встав задолго до восхода солнца, Платон шел в беседку и там работал до полудня – однако пока не достиг желаемого.

Прослышав о непростом характере отца Анны, Платон и не пытался стать вхожим в дом Ступачевских, понимая бесполезность этой затеи. Несмотря на добрососедские отношения с Василием Тарновским, отец Анны с предубеждением относился к людям искусства, собиравшимся в Качановке.

Однако случай коренным образом изменил ситуацию. Уездный предводитель дворянства навестил Качановку, и в его честь Василий Васильевич Тарновский устроил музыкальный вечер, на который пригласил помещиков-дворян из близлежащих имений. На званый вечер прибыл и родовитый дворянин Ступачевский с супругой, Зинаидой Ивановной. На вечере демонстрировали свое мастерство несколько музыкантов, однако виртуозная игра Платона на фортепиано, а затем на скрипке поразила присутствующих. Вот тогда к нему обратилась Зинаида Ивановна с просьбой давать уроки музыки ее младшей дочери Лизоньке. С тех пор Платон стал бывать в доме Ступачевских, и не только давал уроки, но и засиживался за чаем. Иногда они с Анной играли в четыре руки на рояле, или он ей аккомпанировал, когда она пела.

Не успели приятели отойти и на сотню шагов от беседки, как Александр заявил, что хочет побыть один, и покинул приятелей. Платон, Артем и Арсений направились к дворцу. Какое-то время они молчали, погруженные в свои мысли.

– Ты завтра пойдешь в гости к Анне? – прервал молчание Артем.

Вопрос совпал с мыслями Арсения – приглашала его Анна шутливым тоном, но смотрела на него так, что он не сомневался в ее серьезности. Он был влюблен в Анну, Аннушку, как мысленно он ее называл. Арсений не сомневался, что, когда попросит у ее родителей руки их дочери, они возражать не будут. Другое дело сама Аннушка, у которой желания и настроение менялись, как погода весной. До сих пор ему казалось, что она более благосклонна к Александру. О своих чувствах до этого дня он даже не намекал из боязни получить вежливый отказ или, и того хуже, быть высмеянным.

Арсений сравнивал свои шансы и соперника – Александра, без сомнения, тоже увлеченного Анной. Александр – красавец, атлетически сложен, весьма умен, его харизма притягивает к нему людей. То, что он не понравился ее родителям, еще ничего не значит. Ведь, несмотря на категорический запрет отца, она по-прежнему проводит время в его обществе.

«Как расценить ее приглашение к себе домой? Она испытывает чувства ко мне?»

– Обязательно пойду!

– Будешь просить руки нашей дорогой Аннушки? – насмешливо допытывался Артем.  – Не получив согласия своих родителей? Милейший Дмитрий Петрович выставит тебя вон, как перед этим нашего Сашку! Может, Аннушка решила так позабавиться?

У Арсения дрогнуло сердце, и чувство радости мгновенно слетело, словно листва с березы в осенний ветреный день. «Аннушка может быть так жестока?!»

– Ты советуешь мне не идти?

– Дело твое,  – пожал плечами Артем.  – Я лишь высказал свои соображения.

– Я обязательно пойду! С разговором с ее отцом, ты прав, не стоит спешить.  – Арсений был серьезен.  – С тобой Анна обо мне не говорила?

– С чего бы ей со мной откровенничать? – ехидно ухмыльнулся Артем.

Учился он в Киевском университете Святого Владимира, на медицинском факультете, увлекался стихосложением и, в отличие от своих приятелей, не имел грандиозных творческих планов, а собирался стать врачом-патологоанатомом. Его забавляла реакция приятелей, когда он пытался рассказать им, как надо проводить аутопсию. В имении Качановка он оказался благодаря дружеским отношениям своего отца с Василием Васильевичем.

Артем приходился Зинаиде Ивановне Ступачевской троюродным племянником. Столь далекое родство тем не менее делало Артема желанным гостем в семействе Ступачевских, опять же, это было связано с его отцом – Сидором Всеволодовичем, известным в Борзне врачом и богачом. Вначале Дмитрий Петрович даже имел какие-то виды на Артема по причине очень дальнего родства. Однако более чем прохладное отношение дочери к молодому человеку поставило на этих планах крест. Анне не нравилось, когда Артем называл ее кузиной, не иначе, чтобы вывести девушку из себя.

– Дай Бог, чтобы у вас все сладилось! – включился в разговор Платон.  – Место и люди тут чудесные, но и бесовщины в этих краях хватает.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Арсений.

– Теряют рассудок люди – то ли воздух тут такой, то ли бесы в них вселяются.

– Не слышал я здесь ничего подобного.

– Дед нынешнего владельца, Григорий Степанович, при живой жене влюбился в свою племянницу, Юленьку, был ради нее готов на все. Из-за сильных огорчений его жена и умерла.

– Что ты такое говоришь? А я вот слышал, что любовь у него к жене Анне Дмитриевне была большая, что не смог он пережить ее смерти и сам на следующий день скончался.

– Люди говорят иное,  – возразил Платон.  – Умерла Анна Дмитриевна от горя, наблюдая за тем, как супруг волочится за дочерью брата! Своими похождениями он жену до смерти довел, и тогда его совесть замучила. В тот же день он переписал свое завещание, оставив все состояние теперь уже не любовнице Юленьке, а ее брату Василию. Бездетными Григорий Степанович с Анной Дмитриевной были. И не сам он умер, помогли ему – отравлен был за то, что завещание переделал!

Услышав о таких страстях, Арсений перекрестился:

– Мало ли что люди говорят!

– Художник известный тут гостил, Павлуша Федотов[4],  – слыхал, наверное?

– Как же – знаком с его картинами. «Сватовство майора», «Игроки», «Анкор, еще анкор».

– В женихах он у Юленьки ходил, а потом узнал о ее амурах с Григорием Степановичем и умом тронулся, в психушке свою жизнь закончил. В картине «Сватовство майора» в образе невесты он Юленьку изобразил, а майор имеет сходство с Григорием Тарновским. Он и поэму написал, чтобы было понятно все изображенное на картине.

– Всякое бывает в жизни, но бесовщина при чем здесь?

– Как – при чем? – удивился Платон.  – Это все происки бесов! Они любят подобные райские места, здесь люди расслаблены и не ожидают ничего дурного. Вот тут бесы и овладевают человеком, проникнув внутрь с питьем, едой или иным способом.  – И с осуждением Платон произнес: – Вот я видел, что ты не крестишь еду перед употреблением, а это лучшая защита от бесов!

Арсений смотрел на Платона и словно видел его впервые. Горячность, с какой тот говорил о бесовской всепроникновенности, его забавляла.

Платон понизил голос:

– Я думаю, что бесы овладели Александром, из-за этого он очень изменился, и, боюсь, не миновать ему беды. Я ему уже предлагал пойти в церковь исповедаться, а он меня на смех поднял. Церковь не посещает, часто куда-то уходит, уединяется, перестал рисовать, а раньше каждый день этим занимался.

Арсений мысленно согласился с тем, что с недавних пор резко изменилось поведение Александра. Но это не значит, что тот одержим бесом!

– Любой творческий процесс требует вдохновения и желания,  – мягко возразил Арсений.  – Возможно, в одиночестве, собравшись с мыслями, Александр ищет сюжеты для своих новых картин.

– Дай Боже, но я все же тревожусь за Александра.

2

Село Власовка находилось на противоположной стороне пруда, носившего довольно странное название – Майорский, напротив дворца Тарновских. В село можно было попасть, обойдя водоем как с правой, так и с левой стороны, перейдя через дамбу или воспользовавшись одной из лодок, стоявших у пристани. Переплыть пруд на лодке было удобнее, но Арсений выбрал путь, которым приходила в парк Анна,  – через дамбу, разделявшую Майорский и Большой пруды.

Выйдя из дворца, Арсений прошел мимо насыпанного кургана над могилой медведицы, улыбнувшись – «Бывают же причуды!», миновал продолговатое здание псарни, спустился вниз, к арочному мостику, находившемуся рядом с дамбой. Настроение у него было прекрасное, и все же на душе было тревожно из-за предстоящего разговора с Аней. Что его ожидает при встрече с ней? Она решила подшутить над ним, как считает Лисицын, или питает к нему такие же чувства, как и он к ней?

О вчерашней непогоде ничто не напоминало, солнце сияло на небе, припекая землю жаркими лучами. Выйдя из освежающей прохлады парка, ступив на открытую со всех сторон земляную дамбу, Арсений ощутил «прелесть» знойного полудня. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, воздух был неподвижным, тяжелым, жарким. Не дойдя и до середины дамбы, Арсений почувствовал, как по спине обильно катится пот, а в висках стучат молоточки. Модный английский костюм, который он надел, явно не соответствовал погоде. Он ускорил шаг. Пройдя дамбу и обогнув сторожку, он вышел на тропинку, идущую вдоль пруда. Тени от одиночных деревьев не могли защитить от разгулявшегося солнца. Арсений сожалел, что надел этот костюм и не воспользовался лодкой – на воде жара не так сильно ощущается. Благо идти осталось совсем немного – усадьба Ступачевских находилась на краю села.

Нынешний глава семейства Ступачевских, Дмитрий Петрович, гордился своим старинным дворянским родом, известным еще со времен Гетманщины. Тогда они владели селом Ступаковка и близлежащими хуторами. За прошедшие века благосостояние рода существенно снизилось.

Усадьба Ступачевских имела неприглядный вид. Дом был большой, деревянный, с давно не крашенным фасадом и обвалившейся местами штукатуркой. К нему примыкали два флигелька на одно окно. Чтобы попасть в дом, надо было пройти между двумя потемневшими от времени деревянными колоннами, потом через открытую веранду, протянувшуюся на всю длину фасада и ограниченную с обеих сторон выступающими флигелями. Дом требовал серьезного ремонта. Левый флигель с заколоченным досками окном был нежилой. Поместье ограждал деревянный забор из штакетника, почерневшего от времени. Вид «барской» усадьбы говорил, что лучшие ее времена миновали и наступило время жесточайшей экономии из-за нехватки средств.

Двор перед домом был обширный, с цветочной клумбой и несколькими фруктовыми деревьями. Сторожевые функции выполнял древний облезлый пес Полкан, лежавший с безучастным видом на земле перед будкой. Длинная цепь, привязывающая его к этому месту, казалась излишней – Арсений за время своих посещений ни разу не видел, чтобы пес отходил от будки дальше чем на пару шагов. И в этот раз, увидев входящего через калитку гостя, пес издал загадочный звук, который можно было принять скорее за повизгивание, чем за сигнальный лай.

– Молчать, Полкан! В будку! – послышался звонкий мальчишеский голос, и, повернувшись на него, Арсений увидел светловолосого, вихрастого, веснушчатого мальчишку лет двенадцати, набиравшего воду из колодца. Во время прежних посещений усадьбы Ступачевских Арсений его уже встречал – мальчишка был сыном прислуги и помогал по хозяйству.

Не увидев коляску возле дома, обычно стоявшую здесь, когда Ступачевский приезжал домой, Арсений сделал вывод: «Дмитрий Петрович еще не приехал», и это его ободрило. Не обращая внимания на пса, он быстрым шагом прошел к дому, поднялся на веранду, подошел к двери. Дернув за шнур звонка, уходящий через отверстие внутрь, Арсений едва услышал звук. Ему открыла прислуга – женщина средних лет, одетая по-деревенски, поверх ее наряда был повязан бело-серый полотняный фартук. Звали ее Фрося. Она поздоровалась с Арсением, отступила в сторону, приглашая войти.

– Барышня вас ожидают-с. Заранее приказали приготовить обед и на вас. Проходите в гостиную – барыня там, чудят-с с картами.

Большая комната служила гостиной и одновременно праздничной столовой. Здесь стояла добротная, очень старая дубовая мебель. За стеклами буфета виднелся сервиз из тончайшего китайского фарфора. Входя в комнату, Арсений увидел свое отражение во весь рост в трюмо в раме черного цвета и невольно рукой пригладил волосы. Зинаида Ивановна, матушка Анны, сидела за длинным столом, покрытым бордовой бархатной скатертью. Это была изящная красивая женщина, выглядевшая значительно моложе своих сорока с небольшим лет, она вполне могла сойти за старшую сестру своих дочерей.

Арсений поздоровался и поцеловал протянутую ему дамой ручку.

– Я рада вас видеть, господин Бессмертный! Анюта предупредила о вашем визите. К сожалению, Дмитрия Петровича не будет. Он уведомил нас об этом письмом, задерживают служебные дела. Располагайтесь, где вам будет удобно, Анюта сейчас к вам выйдет.

Арсений обратил внимание на карты, разложенные на столе:

– Раскладываете пасьянс?

– Вы почти угадали,  – улыбаясь, кивнула Зинаида Ивановна.  – Хочу узнать будущее, чтобы его обмануть.

– Разве можно обмануть Судьбу? – искренне удивился Арсений.

– Судьба – это когда предначертанное уже исполнилось. А до того все может иначе повернуться. Помните, в «Пиковой даме» Пушкина Германн, узнав секрет трех карт, ставит все свое состояние на последнюю карту и проигрывает? Представьте себе, что Германн, узнав, что игра окажется роковой, не станет ее продолжать. Выигранных денег ему с избытком хватит на оставшуюся жизнь. Судьба самого Александра Пушкина тому пример. Из тридцати вызовов на дуэль он был инициатором двадцать раз. В основном дуэли заканчивались примирением сторон, но в пяти он выходил к барьеру. Знал бы Александр Сергеевич о смертельном исходе последнего поединка, наверняка избежал бы его.

– Кто знает! Это ведь был вопрос чести,  – не согласился Арсений.  – Смерть Пушкина была случайностью – пуля, раздробив кость, ушла вверх, в брюшную полость. Поэтому ранение оказалось смертельным.

– Этой случайности не было бы, если бы Пушкин стрелялся в другой день.  – Зинаида Ивановна мило улыбнулась.  – Я составила гороскоп Пушкина – он показал роковые дни, в их числе было и 27 января[5] 1837 года. Следующая роковая дата у него была бы только через семь лет.

Арсений не знал, что на это сказать,  – Зинаида Ивановна говорила вполне серьезно. Так что он лишь неопределенно пожал плечами и спросил:

– Так это у вас гадание?

– И пасьянс, и гадание. Дмитрий Петрович в это не верит, но когда я ему даю советы, основанные на моих пасьянсах, он прислушивается.

В гостиную вошла Анна с младшей сестрой Лизонькой – худенькой неприметной девочкой лет тринадцати, выглядевшей крайне блекло на фоне более яркой сестры. Хотя она была еще только «нераспустившимся бутоном», но уже сейчас было ясно, что и «цветок» будет весьма скромный, не бросающийся в глаза. Поздоровавшись, Лизонька сразу прошла к маменьке, предоставив сестре возможность поговорить с кавалером.

– Здравствуйте! Я очень рада, что вы не испугались и пришли.  – Анна мило улыбнулась.

– Почему я должен был бояться? – удивился Арсений.

Зинаида Ивановна также поинтересовалась:

– Правда, Аня, почему господин Бессмертный должен бояться нас навещать?

– Это совсем не то, что вы, маменька, подумали. Мы обсуждали литературное произведение, и у нас мнения разошлись,  – пояснила Анна, и говорила она так искренне, что Арсений даже усомнился в том, что вчера правильно истолковал ее слова.

– Идемте, Арсений, в наш сад,  – предложила Анна.

Выйдя из дома, они устроились рядышком на скамеечке в дощатой беседке, стоявшей посреди небольшого фруктового сада. Арсений чувствовал себя неловко, не знал, с чего начать. Не придумал ничего лучшего, как заговорить о погоде:

– Сегодня солнечно и жарко, не то что вчера. Косари уже в поле – погода им благоприятствует.

– Лето – самая прекрасная пора! А вот Артем почему-то любит осень. Дожди, грязь, холод… Скажите, что в ней хорошего?

– Осенняя пора – очей очарованье! – процитировал Арсений Пушкина.

– Даже золотую осень я люблю лишь на картинах.  – Анна лукаво посмотрела на Арсения.  – Я рада вас видеть. Вы что-то хотели мне сказать при встрече?

Арсения бросило в жар – он понял: сейчас или никогда!

– Je t’aime![6] – едва слышно произнес он.

– Я во французском не очень сильна,  – игриво произнесла девушка, и по выражению ее лица было ясно, что она все прекрасно поняла.

Арсений встал и опустился на одно колено:

– Анна, я вас люблю! Будьте моей женой!

Анна громко рассмеялась, но, увидев, что Арсений покраснел от обиды, быстро сказала:

– Простите, Арсений, мой смех ни в коем случае не относится к вам – я смеюсь над собой. Пожалуйста, сядьте рядышком, и мы с вами обо всем поговорим.

Арсений встал, но садиться не спешил.

– Все же попрошу вас пояснить ваш смех! – срывающимся голосом произнес он.

– В своих мечтах сцену признания мне в любви я представляла несколько иначе, надеялась, что она будет более романтичной… А получилось, будто я вас сама позвала и вынудила сделать признание. Если бы я вас не пригласила, сколько времени вам понадобилось бы, чтобы вы отважились на это?

Арсений почувствовал, как кровь снова приливает к лицу, начинают гореть уши. Ведь Анна права – неизвестно, сколько еще ему потребовалось бы времени, чтобы набраться храбрости. Он робко присел рядом с девушкой и осмелился взять ее руку в свою. Она не противилась, и это придало ему уверенности.

– Я полюбил вас с первого мгновения, как только увидел.  – Арсений наклонился и поцеловал ей руку.  – Я люблю вас! Может, мне потребовалось бы еще какое-то время, чтобы решиться сказать вам об этом, но, думаю, вы все это давно видели в моих глазах.  – Арсений сделал паузу и смело посмотрел в глаза девушки.  – Вы ведь не просто так пригласили меня прийти?

– Сама не знаю, что на меня нашло после прочтения рассказа.  – В голосе девушки прозвучала грусть, и Арсений заволновался: «Это была шалость, каприз? Захотелось увидеть меня у своих ног и посмеяться?»

– Qu’est-ce que je signifie pour vous?[7] Могу ли я надеяться на ответное чувство?

– Вы знаете, как любовь трактуется в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона»?

Арсений отрицательно помотал головой.

– «Любовь – это влечение одушевленного существа к другому для соединения с ним и взаимного восполнения жизни». Вы понимаете? Это «влечение и восполнение жизни».

– Смею заметить, несколько сухо сказано о чувствах.  – Арсений пока не находил подходящих слов, чтобы дать свою формулировку.

– О-о! В словаре все скрупулезно разобрано, в том числе и чувства. Полюбопытствуйте при случае. «Влечение» – очень емкое слово, оно включает и чувства. Более прозаическая, но не менее важна другая составляющая – «восполнение жизни». Вы не находите?

– Затрудняюсь ответить… Может, мне и в самом деле стоит вначале обратиться к этому словарю?

– Я хочу любить и быть любимой! – воскликнула Анна и добавила тише: – Вы мне очень нравитесь, но я пока боюсь пускать в свое сердце более сильные чувства к вам, так как могу с ними не совладать. Я хочу так много от жизни! Мечтаю путешествовать, жить за границей – в Париже, Вене, Берлине, Лондоне! Хочу стать известной, возможно, популярной писательницей, как Марко Вовчок[8]! Вы знаете, что Мария Вилинская в Качановке познакомилась со своим первым издателем – Пантелеймоном Кулишом[9]?

– Я читал рассказы Марко Вовчок – весьма занятные, но ее биографию не знаю.

– Так вот, я не желаю находиться в клетке, словно канарейка, как происходит сейчас со мной,  – заявила Анна и с жаром продолжила: – Почему я должна тайком ходить на прогулки в парк? Жить в изоляции, не бывать в том обществе, в каком хочу? У Тарновского собираются близкие мне по духу люди – художники, поэты, музыканты, писатели. Но я должна вместе с батюшкой и матушкой наносить визиты знакомым скучным помещикам, у которых есть великовозрастные холостые сыновья, и вынуждена чувствовать себя подобно лошади на ярмарке под пристальными взглядами их матушек, выступающих в роли покупательниц. Мои родители желают устроить мою дальнейшую жизнь – я им за это благодарна, но мои чувства их не волнуют! Бедность – это ужасно, о каких чувствах тут может идти речь?

– Мой отец очень богат, и вы не будете ни в чем нуждаться! – горячо и сбивчиво заговорил Арсений.  – Я для вас ничего не пожалею – горы сверну! Мы будем с вами много путешествовать – поедем, куда вы захотите. Вы будете заниматься тем, чего ваша душа пожелает! И я буду вам надежной опорой и помощником.

– Не знаю, как ваши родители отнесутся ко мне,  – примут ли меня? Захотят ли, чтобы вы, еще не закончив учебу в университете, женились на мне?

– Они любят меня и во всем пойдут мне навстречу. Они очень хорошие – полюбят вас, как свою дочь, вот увидите!

– Тогда поезжайте к ним, получите их благословение и готовьте сватов! – быстро произнесла Анна.  – Мои родители тоже не будут возражать – они весьма лестного мнения о вас!

– Вы выйдете за меня замуж? – воскликнул ошалевший от счастья Арсений.

– Да, мой милый! Поезжайте к своим родителям и возвращайтесь с добрыми вестями.

– Вы любите меня?

– Люблю вас, как же иначе? Зачем бы я звала вас к себе и вела этот разговор?

Счастливый Арсений, наклонившись, облобызал руку Анны, а она другой рукой гладила его по голове, приговаривая:

– Мой любимый…

Арсений решительно произнес:

– Завтра же отправлюсь к родителям и на следующей неделе непременно вернусь. С добрыми вестями!

– Пойдемте в дом. Я хочу вам сыграть романс, недавно мною выученный,  – «Я жду тебя, когда зефир игривый…». Чудные слова, не верится, что эти стихи, положенные на музыку, написаны более восьмидесяти лет тому назад.

После обеда у Ступачевских Арсений возвращался в отменном настроении, всю дорогу напевая, причем отчаянно фальшивя, запомнившийся ему куплет из романса:

Арсений пребывал в восторженном, эйфорическом состоянии, ему хотелось с кем-нибудь поделиться своей радостью, но пока это их тайна, и по отношению к Анне это было бы нечестно.

«О небеса! Какое счастье снизошло на меня – Анна и я будем вместе!» Вот только мысли о поездке к родителям, о том, как они воспримут известие о его скоропалительной женитьбе, слегка беспокоили его. Все было не так просто, как он уверял Анну.

«Матушка поплачет и согласится, а вот отца надо будет убедить, и это будет нелегко».

Арсений прокручивал в голове предстоящий разговор с отцом, предполагая, какие тот будет выдвигать доводы против его женитьбы. Дворянское происхождение Анны будет скорее минусом, чем плюсом, так как отец не уважал дворян, кичащихся заслугами предков, но мало на что-либо способных. Его отец считал, что будущее за людьми, занятыми современным производством, наукой, приносящими конкретную пользу государству.

Ведя мысленный спор с отцом, Арсений перешел дамбу и направился в противоположную от дворца сторону. Он хотел, чтобы никто ему не помешал поразмышлять наедине с самим собой. Арсений сошел с тропинки и стал искать укромное местечко. Парк здесь напоминал настоящий лес – огромные кроны деревьев заслоняли небо, пышные кустарники порой были непроходимы.

Через десяток шагов он оказался на небольшой поляне, посредине которой виднелись останки некогда могучего дуба – после попадания молнии от него остался лишь мощный обугленный остов, вздымающийся неровными, острыми, словно копья, краями, на высоту в полтора человеческих роста. Пройдя мимо дуба, Арсений облюбовал противоположный край поляны и прилег в тени орешника, прямо на сочную высокую траву с одурманивающим запахом. И сразу все мысли покинули его, он любовался облаками, проплывающими в нежно-голубом небе, принимающими форму то парусников, то сказочных замков. Время будто остановилось для него, не хотелось ни о чем думать, а лишь наслаждаться этими чудесными мгновениями, ощущать радость жизни.

Внезапно Арсений скорее ощутил, чем услышал, что здесь находится еще кто-то. Приподнявшись на локтях, он выглянул из-за высокой травы и увидел мальчишку из усадьбы Ступачевских. Подойдя к дубу, тот воровато огляделся, подпрыгнул и ловко, по-обезьяньи ухватившись за обломок ветки, подтянулся, сел на ветку, затем протянул руку к стволу дерева и через мгновение спрыгнул на землю. Что-то насвистывая, он вернулся на тропинку и пошел прочь. Заинтересовавшись, Арсений подошел к дубу и увидел дупло, расположенное довольно высоко.

«Мальчишка прячет там свои нехитрые богатства? Почему так далеко от дома? Или это какая-то игра?»

Арсению в детстве запрещали лазать по деревьям, однако, как известно, запретный плод сладок. Вот и сейчас, сгорая от любопытства, он, как это сделал мальчишка, забрался на ветку и с замиранием сердца сунул руку в дупло. Там обнаружился вчетверо сложенный листок бумаги, перевязанный ниткой. Арсению пришла на память повесть Пушкина «Дубровский», там дупло дуба служило почтовым ящиком. Размотав нитку, Арсений прочитал записку.

От прочитанного, особенно при виде подписи, у него тревожно забилось сердце, хотя он пытался себя успокоить: «Все это не более чем совпадение. При чем тут Анна? Да и кому она могла написать эту записку?» Хорошее настроение улетучилось. Арсений направился к дому, продолжая лихорадочно размышлять: кто написал записку и кому она предназначалась? Он шел, погруженный в мрачные мысли, терзаемый подозрениями, уже ничего и никого не замечая. Вдруг в его сознание прорвался знакомый голос:

– Эгей, Арсений! Что ты такой угрюмый, голову повесил? Неужели гарбуза получил, или Ступачевские не рады были тебя видеть?

Слова Александра прозвучали насмешливо, взгляд у него был настороженный и даже, пожалуй, враждебный. Арсений вспомнил, как болезненно Александр отреагировал на то, что Анна пригласила не его. И мелькнула догадка: «Уж не Александру ли предназначалась записка? Может, с Анной связано то, что он стал часто уединяться, куда-то исчезал?»

– Все было чудесно,  – медленно, растягивая слова, ответил Арсений, подумав: «Не исключено, что я ошибаюсь».  – Собираюсь завтра отправиться домой, хочу повидать родных.

– Что так неожиданно? Что-то важное случилось? – Злобный взгляд Александра будто просверливал Арсения.

– Давно хотел съездить, просто никому не говорил об этом.  – Арсений старался держаться естественно, как обычно.

– Ты ведь сегодня собирался просить руки Анны у ее батюшки,  – не унимался Александр.

– Дмитрия Петровича задержали дела служебные, так что его дома не было.

– А если бы был?

– Тебе какое дело? – не выдержал Арсений.

– Любопытствую! – Александр резко развернулся и пошел по тропинке в ту сторону, откуда пришел Арсений.

«Он! Точно он!» – решил Арсений. Выждав какое-то время, он пошел за ним, держась на расстоянии. Александр шел быстро, не оглядываясь, и когда он свернул с тропинки в том месте, где находилась поляна с обгоревшим дубом, Арсений уже больше не сомневался. Он почувствовал боль в сердце, необычную слабость, не стал больше следить за приятелем и повернул обратно к дому.

Арсений стал себя убеждать, что найденная им записка написана не Анной. Александр втайне закрутил роман с некой девицей, которая прибегает к услугам мальчишки из Власовки, и это не Анна! Но чем больше он размышлял над этим, тем яснее понимал, что просто боится правды. Ведь аромат духов, исходящий от листка бумаги, и стиль письма говорили, что это не простая деревенская девица. В небольшом селе Власовка не было подходящих на эту роль девиц. Чтобы окончательно отбросить подозрения или убедиться в том, что они небеспочвенны, Арсений решил тайно проследить за Александром. Робкая надежда, что это лишь досадное совпадение, продолжала жить в его истерзанной душе.

Сославшись на недомогание, Арсений отказался участвовать в застолье и отправился в свою комнату, однако Василий Васильевич приказал слуге отнести ему туда поесть, а затем и сам явился, чтобы поинтересоваться, почему Арсению нездоровится.

Болезненный из-за горестных размышлений вид Арсения испугал Тарновского, и он даже хотел послать экипаж в Ичню за лекарем. Арсению едва удалось уговорить хозяина имения не делать этого. Задолго до указанного в записке времени Арсений стал дежурить у центрального входа во дворец, боясь пропустить Александра и не желая насторожить его своим пристальным к нему вниманием.

При желании Александр мог тайно покинуть дворец Тарновских. Ведь тут даже имелся подземный ход, прорытый в бытность хозяином имения чудаковатого Григория Тарновского, который, по преданиям, пользовался им, чтобы посещать своих крепостных наложниц или изумлять гостей своим неожиданным появлением в разных местах. Однако, рассуждал Арсений, Александр не знает, что о его тайне известно, и воспользуется главным выходом. Так и вышло.

Как и в прошлый раз, Александр шел быстро, не оглядываясь, но Арсений соблюдал предельную осторожность, стараясь не выдать себя. Вскоре Арсению стало понятно, куда направлялся Александр для тайной встречи с возлюбленной – к романтическим «Руинам»!

Многоярусная мрачная громада «Руин» с толстыми кирпичными стенами, с бойницами для обстрела противника возвышалась на холме над Большим прудом, образовавшимся вместе с Майорским прудом в результате запруды речки Смош. В «Руинах» имелось множество помещений, ходов, и Арсений понял: чтобы не потерять Александра из виду, надо держаться к нему поближе. Но как при этом не выдать своего присутствия?

Александр не пошел к воротам, а нырнул в пролом в стене. Арсений, выждав какое-то время, последовал за ним, однако того нигде не было видно. Рядом находилась дверь, ведущая в подземелье, и тропинка, поднимающаяся на холм, к верхним ярусам крепостного сооружения. Поколебавшись, Арсений двинулся по тропинке, старательно прислушиваясь и держась настороже. Вдруг на самом верху мелькнула фигура человека и скрылась в дверном проеме.

Арсений застыл в нерешительности, не зная, как поступить. Не исключено, что и тот человек заметил его. Кроме Александра вряд ли кто-нибудь еще мог находиться в «Руинах», но как бы Арсений объяснил ему свое появление здесь? Впрочем, что тут удивительного? Захотелось ему отправиться к «Руинам», и вот случайно он наткнулся на Александра. Если рядом с ним окажется Анна, ему все будет ясно и без ее объяснений по поводу того, что она здесь делает.

Арсений стал решительно подниматься по тропе – ему непременно надо было узнать, с кем встречается здесь Александр. Пройдя через арочный дверной проем верхнего яруса, Арсений стал двигаться осторожно – акустика здесь была такой, что любой звук усиливался. Вдали послышались невнятные голоса. Войдя в следующее помещение, Арсений остолбенел, увидев Артема Лисицына!

Тот, заметив Арсения, нимало не удивился, лишь знаком показал, чтобы он молчал и не шумел. Здесь уже хорошо были слышны доносящиеся откуда-то голоса – разговаривали мужчина и женщина. И теплившаяся надежда на чудо растворилась, отозвавшись болью в груди Арсения,  – он узнал мягкий, мелодичный голос Анны и напряженный Александра.

– Ты выходишь замуж только из-за того, что у его отца полно денег? – Голос Александра дрожал от негодования.

У Арсения сжалось сердце – речь шла о нем и сделанном им Анне предложении.

– Это лучше, чем стать женой богатого вдовца Никифорова, который положил на меня глаз и вертится юлой возле моего отца, суля всякие блага. Арсений молод, недурен собой, а любовь к нему придет со временем. Или что-то похожее на нее.

– А как же твои слова о любви ко мне? Неужели ты все забыла?!

– Я люблю тебя, но у нас нет будущего. Твой отец оставил тебя без средств – мой отец не согласится на наш брак.

– Мы с тобой убежим! Уедем далеко! Обвенчаемся тайно – я это организую. Тебе скоро исполнится двадцать один.

– Что я видела в жизни, кроме дома и парка? Наша семья бедна, и у меня не было возможности учиться! А я в себе чувствую необыкновенные силы, мечтаю стать известной писательницей, как Мария Вилинская! Если бы она не покинула дом, в котором выросла, то не стала бы знаменитой Марко Вовчок!

– Не такая уж она и знаменитая,  – едко заметил Александр.  – Эта женщина больше известна скандальными историями. Вереница ухажеров, один даже покончил с собой из-за неразделенной любви. А скандал с переводами книг, которые она выдала за свои?[11]

– Недавно почивший вечным сном наш сосед, известный поэт и писатель Пантелеймон Кулиш, вспоминал о ней с восхищением. Отец, когда навещал его, брал меня с собой, и я слышала их разговоры.

– Выходит, чтобы мы были с тобой вместе, я должен быть богатым? Ты любишь меня или деньги?

– Тебя, мой любимый! – горячо произнесла Анна.  – Но я ненавижу бедность! Все в твоих руках – помирись со своим отцом! Он вновь назначит тебе денежное пособие и включит в завещание. Когда у тебя все наладится, мой отец иными глазами посмотрит на тебя. Сделай это ради нашей любви, и я буду твоя!

– Мой отец – солдафон! – со злостью произнес Александр.  – Мне придется пройти через унижения! Придется лгать, изворачиваться, ломать себя, и я буду уже не я! Ты это мне предлагаешь?

– Ради нашей любви, ради того, чтобы мы были вместе!

– Я не могу этого сделать! Осенью поеду в Петербург, в Академию художеств, со своими работами, и тогда…

– Извини, Алекс, я не смогу долго ждать, пока ты станешь знаменитым и богатым. Молодость, да и жизнь, проходят очень быстро.

– Теперь я понял, для чего ты нам читала повесть Тургенева! – горько рассмеялся Александр.  – Фабий – Арсений, Муций – я! Матушка, сделавшая выбор жениха за Валерию – презренное богатство! Мой удел – молча удалиться, разбогатеть и только тогда появиться в твоей жизни в образе тайного любовника. Не так ли?

– Все не так.  – Голос у Анны был спокойный.  – Если бы я тебя не любила, то не вызвала бы для разговора. Я тебе подсказываю, как сделать так, чтобы мы были вместе.

– Ты мне сказала,  – в голосе Александра звучали гневные нотки,  – что в скором времени у тебя помолвка, а там и до свадьбы недалеко!

– Если я тебе дорога, то у тебя есть время все изменить. Обещаю тебе, до осени помолвки не будет. Но ты должен не позднее чем через месяц дать мне знать, что ты помирился с отцом. Извини, теперь я должна покинуть тебя – вечером приедет отец, не хочу, чтобы он хватился меня и начал разыскивать.

– Я завтра уеду в имение родителей. Вот только прошу тебя о свидании этой ночью.  – Александр сделал паузу.  – Ведь мы очень долго не будем видеться.

– Хорошо, жди меня в полночь в павильоне Глинки.

– Я буду ждать тебя недалеко от твоего дома.

– Не надо, мне нечего и некого тут бояться – сегодня первая ночь полнолуния, будет достаточно светло, так что не заблужусь. Волков тут нет, да и о лихих людях не слышно. Прощай!

– До встречи, любимая! Я буду тебя ждать!

Арсений от услышанного растерялся и не знал, что делать. Броситься к ним, потребовать от Анны объяснений: «Я все слышал, зачем же вы играли моими чувствами? На что вам нужна была моя любовь?»

Было слышно, что любовники разошлись, но Арсений ничего не мог с собой поделать – продолжал стоять столбом. «Вызвать Александра на дуэль? За что? За то, что Анна любит его, однако же согласилась выйти за меня замуж?»

– Зачем, Аня, вы так со мной поступили? – негромко с горечью произнес он и очнулся от ехидного голоса Лисицына:

– Как тебе наша очаровательная муза? Закрутила голову Сашке, да и ты попал в ее сети – благо сейчас все слышал своими ушами. Готов биться об заклад, если бы я тебе рассказал об их разговоре, ты бы мне не поверил. Что ж, спектакль закончился, пал занавес, и зрителям пора покинуть зал!

Арсений безропотно дал Лисицыну вывести себя из мрачного помещения, где его сердце было так жестоко ранено. «Аня совсем не такая, какой я ее себе представлял? Ей нужен не я, а деньги моего отца?» Арсений понимал, насколько низок этот поступок девушки, но ни за что на свете не смог бы от нее отказаться. Пусть даже Аня не любит его, но она должна ему принадлежать! Никому он ее не уступит!

– Батюшки мои, да на тебе лица нет – бледный, словно известью вымазали! – воскликнул Лисицын, глянув на Арсения на свету.  – Да, резать по живому – это очень больно!

– Я убью его! – воскликнул Арсений.

– И охота тебе попасть на каторгу? – отозвался Лисицын.  – Ты хоть представляешь себе, каково это – долбить в каменоломнях с кандалами на ногах этак лет двадцать?!

– Это будет честная дуэль!

– Дуэль или не дуэль, оставшийся в живых отправится этапом на каторгу.

– Что же ты мне посоветуешь? Ведь я и после услышанного продолжаю любить Анну!

– Ждать и только ждать, друг ты мой любезный. Сашка слишком гонористый, как и его отец, и примирения между ними быть не может. Через месячишко Анна поймет, что у Сашки ничего путного не вышло, и если ты не изменишь своего намерения, то зашлешь к ней сватов.

– Сейчас что мне делать? Как вести себя с Анной, Александром?

– Как и до этого. Не дай бог, Аня узнает, что мы слышали их разговор, тогда точно тебе не видать ее как своих ушей. Аню я хорошо знаю! Или вот что сделай: прогуляйся ночью, словно тебя бессонница мучает, и как бы случайно встреть Аню на полдороге, когда она будет идти к месту их свидания.

– Превосходная мысль – я так и сделаю! – обрадовался Арсений.  – Аня, повстречав меня, уже не пойдет на свидание с Александром, а утром пришлет ему записку с объяснениями. Я эту записку изыму из их тайного почтового ящика – дупла дуба. Александр, конечно же, сильно разозлится и уедет в Петербург.

«И Анна будет моей! Я все сделаю, чтобы она полюбила меня!»

Вернувшись во дворец Тарновских, Арсений страшился, что при встрече с Александром за ужином не выдержит и выдаст себя. Однако его страхи были напрасными – Александр на ужин не явился. Чтобы вернуть себе душевное равновесие, Арсений по совету Лисицына приналег на водочку, чего раньше не делал. Он позволял себе за обедом для аппетита выпить бокальчик вина из местного винограда да за ужином стопку вишневой настойки, чтобы крепче спать. К удивлению Арсения, он пил водку как воду, не чувствуя ее крепости, не ощущая дурмана. Однако выпитое вскоре сказалось – он стал излишне болтлив и необычайно смешлив. После ужина он решился выкурить сигару и пропустил несколько стопок сливянки.

Только когда Арсений не смог встать из-за стола, он понял, что выпил лишнего. Дальше стало еще хуже, он перестал воспринимать происходящее, словно забыл человеческий язык, и непонимающе глядел на выговаривающего ему Василия Васильевича. Платон и Артем довели Арсения, едва волочившего ноги, до его комнаты, где тот рухнул на кровать, не раздеваясь. Лакей сумел только снять с него штиблеты и удалился, сокрушенно покачивая головой. Артем запер дверь на ключ снаружи.

– Так будет вернее! – сказал он и спрятал ключ в карман.

Арсения разбудили утром лучи жаркого надоедливого солнца, проникавшие в комнату через широко открытое окно, и мучившая его жажда. Он был в брюках и нижней рубашке, босые ноги оказались почему-то грязными. Ужасно болела голова, во рту пересохло, перед глазами все плыло. Поднявшись с кровати, пошатываясь, он подошел к столу и дрожащей рукой налил из стеклянного графина полстакана воды, частично ее расплескав, и тут же жадно выпил. Жажду он утолил, лишь наполовину опорожнив графин. Но после выпитой воды он снова ощутил опьянение, голова закружилась, и он вернулся в постель, где опять забылся тяжелым сном.

3

Арсению приснилось, что он на море, волны становятся все больше и круче, раскачивают шлюпку, весел нет, и его охватывает страх неминуемой гибели. В этот момент он проснулся оттого, что его трясли за плечо. Прямо перед собой он увидел круглое испуганное лицо Платона. Смутные отрывочные воспоминания о предыдущем вечере всплыли в его памяти.

– Дружище, вчера я сильно перебрал! – услышал он свой хриплый, словно чужой голос. Слова будто выдавливались из него, в голове стлался туман.  – Василий Васильевич наверняка недоволен мною, и мне будет стыдно показаться ему на глаза.

– Тут такое!..  – слезливо произнес Платон.

Только теперь Арсений обратил внимание на то, что Платон чрезвычайно взволнован и бледен.

У Арсения заныло под ложечкой, как в детстве, когда он, напроказничав, ожидал наказания от отца.

– Говори, что еще я натворил?

– Ужасное несчастье! – собравшись с силами, выдохнул Платон.

– Не томи, говори, что случилось! – Арсений дернулся, а внутри у него теперь все заледенело от дурного предчувствия.

– Анну убили!

– Что-о?! Ты спятил! – Арсений со злобой уставился на приятеля: как он осмелился такое сказать? Разве может Аня, здоровая, веселая, жизнерадостная, вдруг оказаться мертвой?

– Ее нашли ранним утром в парке… Уже послали за полицией.

У Арсения сжалось сердце, ему стало не хватать воздуха, и весь оставшийся после вчерашнего хмель мгновенно испарился.

«Ани больше нет?! Этого не может быть! Скоро все выяснится! Аня жива!» Арсения всего трясло.

Видя, в каком он состоянии, Платон налил ему из графина воды. Арсений стал жадно пить, словно опять страдал от жажды. В голове была сумятица – он отказывался верить в услышанное, хотя рассудок ему нашептывал, что не стал бы приятель говорить такое, не имея на то оснований.

– Для всех нас это ужасное горе! – Платон жалостливо на него посмотрел.

– Я должен видеть ее! – Арсений вскочил и стал лихорадочно одеваться.  – Где она?

– Тело Ани увезли в дом ее родителей.

В висках у Арсения застучало. «Не Аню, а ее тело?!» Глаза застлала багровая пелена, приятель, стоявший перед ним, превратился в дрожащий силуэт.

– Почему Аня ночью оказалась в парке? – вслух размышлял Платон.

В голове Арсения словно выстрелило: «У Ани была назначена встреча с Александром! Его надо допросить! Он – убийца?» Как бы ни был Арсений зол на Александра, в это он не верил.

– Я знаю! Мне надо немедленно сообщить полиции! – Арсений наклонился, чтобы надеть штиблеты, и тут обратил внимание на то, что подошвы черные, будто он босиком ходил по земле. Но сейчас ему было не до того, чтобы думать о такой мелочи. Он стал приводить себя в порядок, в памяти возникали отдельные фрагменты вчерашнего вечера.

– Бедная Аня! А я набрался вчера, как свинья, и не помню, как попал в свою комнату!

– Вчера вечером мы с Лисицыным привели тебя сюда. Ты порывался куда-то бежать, чему-то хотел помешать. Лисицын закрыл тебя в комнате на ключ, чтобы ты по пьяни никуда не сбежал. Ты же знаешь, что у пьяного на уме, известно только черту. Утром Лисицын отдал мне ключ и попросил отпереть комнату.

Арсений схватился за голову и по-бабьи заголосил:

– Это я виноват в смерти Анечки! Если бы не напился, я бы не допустил, чтобы они встретились, и Аня была бы жива!

– О чем ты говоришь?!

– О ночном свидании упыря Сашки с моей Анечкой!

Платон испуганно перекрестился:

– Разве такое возможно? Может, ты что-то путаешь, не пришел еще в себя после вчерашнего?

– Все я отлично помню, и свидетель у меня имеется – Лисицын! Он тоже об этом знал, но посоветовал мне молчать.  – Арсений горестно вздохнул.  – А тут видишь, как все повернулось! Идем, расскажу все, что мне известно, полиции!

Обычно во дворце царили тишина и спокойствие, однако сейчас здесь было, как в потревоженном улье. От непривычно взволнованного лакея Ерофея, обслуживающего их за трапезой, приятели узнали, что во дворец приехал становой пристав из Ични вместе с урядником. Они уже побывали на месте совершения убийства, оставили десятских[12] охранять его до прибытия судебного следователя, чтобы любопытные не затоптали следы.

Сейчас полицейские находились в кабинете у Василия Васильевича. Узнав об этом, Арсений немедленно направился туда, желая рассказать полицейским все, что ему было известно. Платон его сопровождал.

У дверей кабинета нес караул высокий, темноволосый, с закрученными усами урядник. Он был в холщовом кителе с плечевым бордовым жгутом и темно-серых штанах с напуском, на поясе у него висела драгунская шашка. Урядник настороженно смотрел на подошедших, многозначительно положив руку на эфес шашки.

– У меня чрезвычайно важное сообщение для господина пристава! Это имеет отношение к убийству!

Урядник отступил в сторону.

Постучав, Арсений решительно открыл двери и вошел внутрь.

Огромный кабинет-музей хозяина дворца поражал обилием развешанного по стенам до самого потолка разнообразного старинного казацкого оружия и соответствующей атрибутики. Здесь также имелась галерея портретов славных казацких гетманов и героических полковников.

За столом, напротив Тарновского, сидел грузный мужчина с большими залысинами, в плотном темно-зеленом мундире со стоячим воротничком, несмотря на жару. Перед ним стояли стопка и графин с ликером. Хмурый Василий Васильевич недовольно взглянул на вошедшего, собираясь сказать что-то резкое из-за непрошеного вторжения.

– Мне известно, с кем Анна Ступачевская должна была встретиться ночью! – опередил его Арсений и, краснея, поскольку считал, что подслушивать – занятие недостойное, рассказал об услышанном вчера разговоре.  – Я был там с Лисицыным – он может все это подтвердить!

Послали за Артемом Лисицыным, тот тоже не стал ничего утаивать. Задав молодым людям несколько вопросов, пристав поднялся, держа в руке фуражку в белом чехле, с лакированным козырьком.

– Скоро здесь будет следователь – расскажите все ему,  – велел пристав Арсению и Артему. Затем он обратился к Василию Васильевичу: – Надобно этого господина художника, Александра Акулова, незамедлительно сыскать и задержать до приезда следователя.  – Сделав длинную паузу, пристав добавил: – Да и мы не лыком шиты, сумеем порасспросить господина художника, не причастен ли он к душегубству.

Василий Васильевич позвонил в колокольчик и приказал лакею помочь полицейским в розыске господина Акулова. Арсения и Лисицына пристав попросил быть понятыми.

– За завтраком господина художника не было,  – сообщил лакей и провел всех к комнате, отведенной Акулову.

Дверь оказалась не заперта. Внутри обстановка была такая же, как и в комнате Арсения, вот только одежда висела на стуле и валялась на полу, вместо того чтобы находиться в платяном шкафу. На кровати, несмотря на то что день был в разгаре, спал художник. Вид безмятежно спящего Александра вызвал у Арсения вспышку гнева, он едва сдержался, чтобы не броситься на него. Пристав стал решительно трясти художника за плечо и громогласно потребовал:

– Вставайте, сударь!

Александр открыл глаза, воспаленные, с красными белками из-за бессонной ночи, и недоуменно посмотрел на пристава, стоявшего возле его кровати.

– Что вам тут нужно? – раздраженно спросил он, продолжая лежать.

– Для начала оденьтесь, вопросы буду задавать я, а не вы! – строго сказал пристав.

– Может, вы выйдете и дадите мне привести себя в порядок?

– Одевайтесь, чай вы не барышня!

Александр пожал плечами, не стал больше спорить, встал и быстро оделся. Он сел к столу, за которым устроился пристав. Рослый урядник, Арсений и Артем стояли у двери.

– Что вам угодно? – холодно поинтересовался художник, сохраняя спокойствие.

– Где вы были этой ночью?

– Вам какое до этого дело?

– Отвечайте на вопрос! Судя по тому, что вы до этого времени находились в постели, этой ночью вы не спали. Где вы были и чем занимались?

– Гулял, не спалось. Бессонница. Недавно пришел и лег спать.

– Когда в последний раз вы видели Анну Ступачевскую?

Спокойствие мгновенно покинуло художника, тревога исказила его лицо, и он взволнованно спросил:

– Что с Анной?

– Вы не знаете? Анна Ступачевская мертва!

– Мертва?! – в отчаянии воскликнул художник.  – Что с ней случилось?

– Ее убили! Извольте ответить на мой вопрос – когда вы с ней виделись?

– Позавчера днем.  – Художник нервно, дрожащей рукой пригладил волосы, отыскал глазами Арсения.  – Господин Бессмертный может это подтвердить.

Арсений молчал, готовя мысленно обвинительную речь, но пристав не дал ему высказаться.

– У нас есть свидетельства, что вы виделись вчера днем с Анной Ступачевской и просили ее ночью встретиться с вами. Извольте отвечать – вы виделись со Ступачевской ночью?

Александр побелел, видно было, что он с трудом справляется с волнением. Наконец он обреченно махнул рукой:

– Раз уж вам это известно… Я ночью ждал Аню в павильоне. Ее все не было, и в два часа ночи я пошел ей навстречу и дошел до самого ее дома. Там было тихо, окна не светились. Я снова вернулся в павильон, прождал до рассвета и лишь тогда вернулся сюда. Я не мог заснуть, волновался за Аню и предполагал, что у нее дома возникли какие-то препятствия, помешавшие ей встретиться со мной. У меня даже в мыслях не было, что с ней могло случиться что-то плохое… – Художник горестно опустил голову.  – Не надо было мне слушаться Аню, если бы я встретил ее возле их дома, она была бы жива! Я виновен в ее гибели!

– Господин Акулов, вы задержаны! В вашей комнате будет произведен обыск.

Александр справился с волнением и тоном, не лишенным высокомерия, произнес:

– Делайте, что вам будет угодно,  – помешать я вам все равно не могу. Вот только подозревать меня в убийстве Ани глупо. Я ее любил! Вина моя в том, что не встретил Аню у их дома!

Урядник занялся обыском, грузный пристав по-прежнему сидел за столом, наблюдая за действиями подчиненного. Александр подошел к окну и, скрестив руки на груди, с презрительным спокойствием смотрел, как ищейки роются в его вещах. И пяти минут не прошло, как урядник обнаружил под платяным шкафом женскую голубую шаль. Арсений едва сдержался, чтобы не броситься на художника: эту шаль он неоднократно видел на Анне!

– Откуда это у вас? – грозно спросил пристав.

– Не знаю.  – Растерявшийся Александр смотрел на шаль с изумлением.

– Кому эта вещица принадлежит?

– Возможно, Ане Ступачевской,  – недоуменно произнес художник.

Пристав даже подскочил на стуле от такого ответа и воскликнул:

– Господа понятые, вы слышали? – И тут же повернулся к художнику: – Вы арестованы по подозрению в совершении убийства!

– После смерти Ани мне самому не мил белый свет, но я Аню не убивал! Я ее любил!

– От любви до ненависти не так далеко. Вначале любим-голубим, а потом р-раз – и все! – торжествующе произнес пристав.

– Вы с ума сошли, если меня подозреваете в убийстве! – взвился Александр.

– А это что такое? Не доказательство?! – Пристав указал на шаль, которую урядник положил на стол, и, вытащив револьвер, направил его на художника.  – Не исключено, что это орудие убийства,  – Ступачевская была задушена!

Арсений с ужасом посмотрел на шаль, затем перевел взгляд на гнусного убийцу. Его переполняла ненависть к художнику, бывшему товарищу, он сожалел, что с собой у него нет револьвера. Не задумываясь, он пустил бы его в ход, собственной рукой расправился бы с подлым убийцей, отнявшей жизнь у его любимой!

Открылась дверь, и в комнату вошли двое господ в серых костюмах и котелках.

– Следователь Бирюков Вениамин Сергеевич,  – представился тот, который был ниже ростом и, судя по седине на висках, постарше. – А это мой помощник, письмоводитель Сингаевский Ефим Егорович.

– Становой пристав, поручик Лубковский Николай Иванович! – горделиво назвал себя пристав.  – Быстро вы доехали, однако еще быстрее мы раскрыли это преступление. Перед вами убийца,  – он указал на художника.  – В его комнате в присутствии понятых нашли шаль Анны Ступачевской. Возможно, она является орудием убийства. Ля финити комеди!

– Убийство – это не комедия, а трагедия, и счастливого конца быть не может. Вы задержали всего лишь подозреваемого, а окончательный вердикт вынесет суд на основании результатов следствия,  – сухо произнес Бирюков.  – Ну, так что вы имеете мне сообщить? Излагайте по порядку! На месте преступления я уже был – ваши помощники натоптали там, как стадо коров! Почему тело убиенной передали ее родителям без вскрытия местным врачом?

Пристав пояснил с недовольной миной:

– На этом настаивал родитель, господин Ступачевский, очень уважаемый человек, да вы его должны знать – он служит в уездной управе.

– Кого я знаю или не знаю, к делу не относится! Вы обязаны были действовать в соответствии с имеющимися инструкциями, а вместо этого занимаетесь бог знает чем! Я вынужден буду доложить обо всем уездному исправнику!

Пристав побагровел, выслушивая щуплого следователя, нависая над ним скалой, но сдержался, не позволил себе гневных реплик. Вместо этого он весьма толково рассказал все, что ему было известно о случившемся.

Ранним утром крестьянин Федор Гарбузенко, проживающий в селе Власовка и работающий во дворце Тарновских помощником на кухне, спешил в усадьбу. Перейдя дамбу, он услышал злобную грызню собак – в последнее время в округе их развелось несметное количество. Схватив увесистую палку, Гарбузенко пошел на шум, чтобы разогнать свору. Когда он подошел к арочному мостику, парковой достопримечательности, его взору открылось ужасное зрелище: под мостиком собаки дрались из-за добычи – тела лежащей на траве полураздетой юной девушки. Несколько раз огрев палкой собак по спинам, ему удалось их разогнать. Сначала Федор подумал, что девушка жива и лишь от страха перед напавшими на нее собаками потеряла сознание. Собаки успели нанести ей повреждения – руки и ноги девушки были в крови, но раны были неопасные. Его смутило состояние одежды девушки – задранный подол сарафана неприлично открывал обнаженную срамную часть тела. Из-под разорванного вверху сарафана была видна ее грудь. Только прикоснувшись к девушке, Федор понял, что она мертва, и уже давно,  – он ощутил ледяной холод тела. Всмотревшись в ее лицо, он узнал дочь господина Ступачевского из Власовки. Федор заколебался, размышляя: вернуться в село и сообщить о случившейся трагедии родителям девушки или поведать об этом господину Тарновскому? В конце концов он продолжил свой путь и рассказал об увиденном господину Тарновскому, который предпринял все, что было в его силах,  – послал людей охранять место, где находилось тело несчастной Анны Ступачевской, которую он знал с малых лет, отправил с нарочным сообщение приставу, и тот незамедлительно прибыл в усадьбу вместе с помощниками.

Узнав о страшной смерти дочери, убитый горем Дмитрий Ступачевский примчался на место трагедии и забрал тело Анны. Только господин Тарновский смог убедить его согласиться на осмотр тела дочери местным лекарем, с условием, что это будет сделано в его доме. Хотя прежде всего в глаза бросались раны, нанесенные зубами собак, врач определил, что причиной смерти девушки стало удушение с помощью матерчатого жгута, и найденная в комнате Акулова шаль вполне могла стать орудием убийства. Перед смертью над нею, возможно, было совершено насилие, поэтому и одежда ее была разорвана.

Арсению было страшно и больно слушать эти подробности смерти любимой. Нелюдь надругался над Анной, а потом убил ее!

Выслушав пристава, следователь приказал:

– Уведите подозреваемого! Полагаю, здесь найдется комната с надежными запорами, чтобы он не смог сбежать. С ним побеседую позже.

После того как урядник вывел художника Акулова из комнаты, пристав рассказал о сделанном Арсением Бессмертным заявлении. Следователь захотел сам услышать от Арсения и Лисицына в подробностях, о чем говорили Акулов и Ступачевская, задал им несколько вопросов.

– Господа, меня весьма удивляет то, что вы оказались свидетелями тайной встречи. Каким образом, господин Лисицын, вы там оказались?

– Прогуливался рядом с тем местом, увидел спешащую куда-то Анну и пошел за ней.

– Выходит, вы за ней следили? Для чего?

– У меня и в мыслях не было за ней следить – случайно так получилось. Она была от меня довольно далеко, я не мог ее окликнуть, а когда приблизился, то понял, что она вряд ли обрадуется встрече со мной,  – она то и дело оглядывалась. Меня разобрало любопытство – с кем у нее тайное свидание? С господином Бессмертным я также встретился совершенно случайно.

– Если Ступачевская все время оглядывалась, почему же она вас не заметила? Выходит, вы принимали меры для этого?

– Вначале мне помогало большое расстояние между нами, а затем я старался не попадаться ей на глаза.

– Эту ночь где вы провели?

– В своей комнате. Спал как убитый.

– Свидетелей этому нет?

– Не женат, поэтому нет.

Следователь переключил свое внимание на Арсения:

– А вы, господин Бессмертный, как там оказались?

Арсений рассказал о мальчишке из поместья Ступачевских, о дубе, служившем тайным почтовым ящиком, о неожиданной встрече с художником и своих догадках и пояснил:

– В тот день я сделал предложение Анне, и она дала мне надежду на положительный ответ.

– Наверное, для вас было страшным ударом узнать, что Ступачевская тайно встречается с Акуловым и у них любовный роман?

– Мне было это крайне неприятно.

– И вы ничего не предприняли для того, чтобы помешать их тайному ночному свиданию? Никуда не выходили ночью?

– Я хотел это сделать, но в тот вечер переусердствовал со спиртным. Меня отвели в комнату и закрыли на ключ. Все, кто присутствовал на ужине, могут подтвердить это. Утром меня разбудил господин Войтенко, и от него я узнал об этом чудовищном преступлении.

Следователь обратился к приставу:

– Скажите, господин пристав, вы давно живете и работаете в этой местности? Раньше случалось нечто подобное?

– Я родом из этих мест и сейчас живу здесь, на моей памяти ничего подобного не происходило. Как узнал об убийстве, сразу подумал, что это дело рук пришлых. Так и оказалось – подозреваемый в убийстве, господин Акулов, художник из Петербурга, гость господина Тарновского. Акулов уже имел приводы в полицию по политическим мотивам.

– Слишком складно получается,  – недоверчиво произнес следователь.  – Господа, вы пока свободны, и к вам просьба: пока идет следствие, не покидать поместье. Позже вам надо будет подойти к моему помощнику и подписать протокол допроса, уж не сочтите за труд!

Письмоводитель, который все это время писал, как заведенный, поднял голову и кивнул им.

После допроса следователя Арсений и Артем отправились к месту, где было найдено тело Анны.

Арсений удивлялся себе: Анны больше нет, а он спокоен, не бьется головой об стенку, не рвет на себе волосы. Очевидно, он пребывал в оцепенении и до сих пор не осознавал, что произошло непоправимое. «Да что это со мной?»

Место убийства Ани было оцеплено, туда никого не допускали, но множество народу окружило его живой стеной. Арсению и Артему оставалось лишь наблюдать за происходящим, стоя в стороне. Они поделились друг с другом тем, что им казалось странным. Было непонятно, почему Анна оказалась под арочным мостиком, ведь дорога, по которой она шла, проходила более чем в пятидесяти метрах от него?

Выходит, злодей напал на нее и затащил сюда силой? Или она доверилась ему и пошла по своей воле? Александру она, несомненно, доверяла, да и шаль Ани у него нашли. Что им руководило – стремление удовлетворить животную похоть? Гнев из-за того, что она дала надежду Арсению? А может, они поссорились и он разозлился на Анну?

Побродив еще часок, продолжая беседовать, Арсений и Артем отправились в обратный путь. Приказав лакею принести водки в комнату Лисицына, где им никто не мог помешать, они напились там почти до бесчувственного состояния и на ужин в столовую не вышли.

В голове Арсения мелькали фантасмагорические картинки, то возникая, то исчезая, внезапно становясь вполне реалистичными. Ему представлялось, что он бредет глухой ночью через лес, ступая по земле босыми ногами. Вдруг в голове явственно прозвучало: «Анна мертва! Ее больше нет!» – и он очнулся.

За окном было темно, он не мог понять, это поздний вечер, ночь или раннее утро? Взглянув в окно, он увидел заглядывающий в комнату полный диск луны со зловещей, как ему показалось, ухмылкой. Ему вспомнились строчки стихотворения Константина Бальмонта:

Аня не была «холодна и бледна» – она была яркая, полная энергии, и если ее сравнивать c небесным светилом, то только с солнцем – утренним, ласковым. Смерть к ней нагрянула при свете луны, светила печали. Ему вспомнились слова Анны: «Первая ночь полнолуния, будет светло, так что не заблужусь. Волков тут нет, да и о лихих людях не слышно», и его проняла дрожь. «Относительно лихих людей Аня ошиблась…» Глянул на карманные часы-луковицу – было десять часов. «Выходит, только вечер».

Арсений оделся и, покинув комнату, вышел через боковую дверь флигеля наружу. Дневная жара отступила, но на открытом пространстве из-за безветрия было чудовищно душно. Стояла полная тишина. Не было слышно даже привычного стрекота сверчков. Он вышел на центральную аллею, ведущую к дворцовой церкви – Георгиевской. Тут, под сенью огромных дубов, было легче дышать. Вдруг он услышал цокот копыт. «Кого это ночью несет нелегкая?» – подумал он.

Из-за домика управляющего внезапно вынырнула черная карета, запряженная четверкой лошадей, она выехала на аллею и двигалась прямо на него. Столь неожиданное появление зловещего черного экипажа испугало его, он ощутил странную слабость в ногах. Ему вспомнилась легенда о черниговском полковнике-упыре Дунине-Борковском, разъезжающем ночами в призрачном черном экипаже, управляемом чертями.

Карета приближалась, и хотя ее ход не был стремительным, Арсений, объятый ужасом, совсем лишился сил, остолбенел посреди аллеи, беспомощно наблюдая за тем, как на него надвигается смерть.

«Это черти из преисподней приехали по мою душу!» – мелькнула мысль. Черный экипаж неотвратимо приближался. Арсений стал про себя читать молитву, прощаясь с жизнью.

Метрах в двух от него лошади, фыркнув, встали. Послышался бас невидимого кучера:

– Тпру-у! Что это вы, господин хороший, надумали? Не объехать вас, стоите посредине, словно столб!

Арсений облегченно вздохнул, удивившись, что так испугался непонятно почему.

– Не заблудились ли вы? – спросил он. – За аллеей лишь церковь, а дальше – поле.

– В церковь нам и надобно. Покойницу везем, завтра будут ее отпевать, всю ночь Псалтырь будут читать.

Сердце у Арсения сжалось. «Это катафалк и в нем – Аня!» Ближайшая к Власовке церковь находилась в Парафиевке, однако отец Анны, видно, решил, что более торжественно дочь отпоют в церкви усадьбы, и без затруднения получил на то разрешение Василия Тарновского.

– Во сколько завтра отпевание?

– В полдень начнется… Прощайте, господин! – Кучер щелкнул кнутом, и экипаж тронулся.

Арсений отправился за ним следом. Подходя к освещенной церкви, Арсений увидел, как из катафалка выгрузили гроб без крышки, при этом мелькнуло что-то белое. «Саван!» – догадался Арсений. Пока дошел до церкви, катафалк двинулся в обратный путь, видимо, на ночевку в здешние конюшни, обдув Арсения ветерком, когда проезжал мимо. Арсений поднялся по ступенькам и подошел к двери церкви. Ему хотелось увидеть Аню, и в то же время он боялся смотреть на нее мертвую. Тронул дверь – она оказалась запертой. Изнутри глухо донесся голос – читали Псалтырь, затем послышались звонкие голоса женщин-певчих. Арсений перекрестился и пошел обратно к дворцу.

4

Арсений шел по узенькой улочке, застроенной двух-и трехэтажными домами, едва освещенной редкими газовыми фонарями. Он внимательно всматривался в темные вывески магазинов, расположенных на первых этажах. Названия ему не удавалось прочитать, но он и без того знал, что это не то, что он ищет. Но вот он остановился, и внезапно пробившийся свет луны сквозь затянутое тучами небо осветил вывеску – «Зеркальная мануфактура». Войдя внутрь, он очутился в громадном зале, где вдоль стен стояло несметное количество зеркал, в которых он увидел себя во множественном числе. Ему странно было видеть свои отражения, окружавшие его со всех сторон, копировавшие каждое его движение. Арсений оглянулся в поисках приказчика, но его нигде не было.

Вдруг невидимая сила потянула Арсения к ближайшему зеркалу и, несмотря на его сопротивление, затянула внутрь, в Зазеркалье!

Он оказался в длинной мрачной пещере. Арсений оглянулся и увидел зеркальный зал, где только что находился, от которого его отделяла невидимая преграда. Все попытки вернуться назад оказались бесполезными! Он понял, что надо идти только вперед – там должен быть выход. С удивлением он отметил, что идет босиком и ступни его ног вымазаны землей.

Впереди мелькнула и скрылась женская фигура.

– Аня! Подожди! – крикнул Арсений.  – Остановись, я хочу поговорить с тобой!

Он снова увидел Аню и пошел за ней. Из мрачной пещеры она перешла в ярко освещенную комнату со стеклянным полом. Подойдя к этому помещению, Арсений замешкался и остановился, не решаясь ступить на этот пол грязными ногами.

– Аня, подожди! Я хочу остаться с тобой!

– Я не люблю тебя! – услышал он в ответ и проснулся.

«Удивительный сон!» – подумал Арсений. Он вспомнил, что прошлым утром его ноги оказались вымазанными в земле, будто он ходил босиком. Ужасное известие о смерти Анны потрясло его, и все иное отошло на задний план, и только теперь удивительный сон заставил его вспомнить об этом и задуматься!

Похоже, в ту ночь он, словно лунатик, выбрался из комнаты через окно – ведь дверь была закрыта. Арсений осмотрел подоконник в поисках следов, но тот был девственно чист. Но разве могло быть иначе? Ведь горничная каждое утро убирает в комнате, и грязные следы она, конечно же, смыла дочиста. Но не летал же он, в самом-то деле!

Арсений, мучаясь сомнениями, вышел из дворца и направился к северному флигелю, под окна своей комнаты. Там он заметил четкие отпечатки босых ног, смятую траву газона. Судя по направлению следов, он шел к главной аллее. Отчетливо были видны и следы, оставленные им при возвращении. Ему вспомнилась недавно прочитанная книга под названием «Лунный камень»[13], где персонаж романа, Фрэнклин, под воздействием принятого им опиума и навязчивых мыслей о том, что бесценный алмаз могут похитить, в состоянии сомнамбулы сам забирает драгоценный камень из тайника и потом об этом не помнит. Может, и он под воздействием большой дозы алкоголя, шокированный подслушанным разговором Александра и Анны, покинул свою комнату ночью? Какие навязчивые мысли владели им и что он сделал?

Арсений вспомнил о своем плане помешать встрече влюбленных и похолодел. Ведь у него были намерения перехватить Анну по пути к беседке, и разве есть для этого лучшее место, чем перед плотиной? И Платон рассказал, что, когда вместе с приятелем укладывал Арсения спать, он намеревался куда-то бежать! Он напряг память, но всплывали лишь обрывочные воспоминания о темном лесе, деревьях, и больше – ничего.

Арсения бросило в холодный пот, его начало трясти. Ведь это могло означать… Он даже боялся об этом подумать!

– Нет, нет! Я не мог быть тем ужасным убийцей! Написанное в романах – это всего лишь выдумки авторов и не имеет ничего общего с реальностью! – пробормотал он.

Оставшееся до похорон время Арсений провел, пытаясь отогнать ужасные мысли, терзая себя подозрениями.

К Георгиевской церкви Арсений пришел задолго до полудня, но там уже было людно. Прослышав о происшедшем ужасном событии, сюда прибыли жители даже отдаленных деревень. Это жестокое убийство у всех породило страх: а что, если таинственный убийца не остановится на одной жертве? И кто он? Арест художника Акулова не унял этих страхов, ведь убийцей мог быть и не он.

У входа в церковь стоял вчерашний черный катафалк с неподвижно застывшим на козлах, подобно статуе, огромным чернобородым кучером в черной ливрее и цилиндре.

Внутри церкви Арсений сразу отыскал взглядом гроб, установленный на специальной подставке, ногами к алтарю. Возле него в траурных одеждах стояла вся семья Ступачевских. Дмитрий Петрович, обычно энергичный и громогласный, сейчас имел бледный, изможденный вид, он заметно постарел и как будто усох. Произошла метаморфоза и с Зинаидой Ивановной – ее красота поблекла, она не отнимала платка от глаз, из которых беспрерывно текли слезы. К ней прижималась глубоко опечаленная Лизонька, и только сейчас Арсений заметил, как сестры похожи.

Арсений подошел к ним, поцеловал руку Зинаиде Ивановне, произнес обычные слова соболезнования. Он хотел еще сказать, как ему была дорога Аня, но незнакомый грузный господин бесцеремонно отодвинул его плечом, чтобы выразить свои соболезнования. Арсений отошел и встал рядом с бледным Платоном. Вскоре к ним присоединился возбужденный Артем Лисицын.

– Позапрошлой ночью хотел я поучаствовать в бальзамировании тела Аннушки, я ведь медик – так не дали, сволочи! Секрет, говорят! Я что, не знаю, как это делается?

Арсения от его слов стало подташнивать, а Платон больно наступил на ногу словоохотливому медику, прервав его откровения.

Церковь была слишком мала, чтобы вместить всех пришедших проститься с покойной, поэтому внутрь были допущены только помещики и дворяне из соседних сел и Ични, домочадцы и гости Тарновского.

Дальнейшее Арсений воспринимал, словно во сне. Удушала духота из-за множества людей и тяжелого запаха стеариновых свечей. Арсений не сводил взгляда с гроба, даже когда священник в белых одеяниях стал читать начальные молитвы.

Анна лежала в гробу, украшенном множеством цветов, в белоснежном подвенечном платье, с бумажным венчиком на челе с изображением Иисуса Христа, Богоматери и Иоанна Предтечи. У нее было безмятежное выражение лица человека, отрешившегося от всего мирского.

Неожиданно Анна открыла глаза, весело улыбнулась ему. Арсений задрожал от ужаса, отпрянул назад, наступив на ногу Платону, стоявшему позади него, и тот ойкнул от боли. Когда Арсений снова посмотрел на Анну, у нее уже опять были закрыты глаза. Арсений огляделся – увидел ли кто-нибудь еще то, что видел он? Его окружали лишь скорбные лица, и ни тени удивления на них он не заметил.

– Что с тобой? – послышался встревоженный шепот Платона.

– Ты видел? – также шепотом ответил Арсений.

– Что?

– Аня открыла глаза и улыбнулась.

– Не сходи с ума – Аня мертва!

– Но я видел, как она открыла глаза!

– Молчи, еще услышит кто-нибудь… По поверьям убиенный открывает глаза, когда рядом с ним оказывается убийца.

Эти слова огненным прутом обожгли сердце Арсения, он стал задыхаться и зашатался, чувствуя, что теряет сознание. Платон едва успел его поддержать. Наконец Арсений пришел в себя.

– Не пялься на гроб – смотри на алтарь, как положено. На тебя уже обращают внимание,  – поучал шепотом приятеля Платон, но Арсений его не слышал, в голове у него было пусто, а в груди жгло, болело. Звонкие жалобные голоса певчих, песнопения, проникновенный голос священника Никодима брали за душу, и внезапно Арсений ощутил солоноватый привкус на губах – он плакал!

Священник время от времени делал обход гроба, покачивая дымящимся кадилом с ладаном. Этот запах пробуждал воспоминания детства, поскольку напоминал аромат пудры, которой пользовалась маменька. Время летело незаметно, и священник перешел к заключительной прощальной молитве.

Под пение «Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему, благодаряще Бога…» находящиеся в церкви стали по очереди прощаться с Анной. Лисицын, идущий впереди Арсения, наклонился, готовясь поцеловать венчик на лбу Ани, и вдруг его губы искривились в ехидной улыбке. Это длилось мгновение, и Арсений так и не понял, на самом деле он видел это или ему снова показалось. Да и подошел его черед проститься с Аней.

Подойдя к гробу, Арсений увидел, что спокойная красота Ани создана искусными мастерами похоронного дела, вызванными из Борзны. Кое-где грим от жары потек, и там виднелась серая ноздреватая кожа, совсем не похожая на Анину при жизни. Сквозь румяна проступала синева, а две зеленые мухи назойливо кружили над лицом покойной, норовя присесть на не целованные им губы любимой. Арсений взмахнул рукой, отгоняя их.

Последними прощались с Аней члены семейства Ступачевских. Обойдя гроб и попросив у нее прощения, они прикладывались к иконке на груди усопшей и венчику на лбу.

Арсения била дрожь, когда из церкви стали выносить гроб. Его мозг сверлила одна нестерпимая мысль – что Аню он больше никогда не увидит!

За катафалком последовала кавалькада всевозможных экипажей. Вместе с Арсением в коляске ехали Артем и Платон, их экипаж оказался в середине процессии. Несколько километров в объезд до села Ступаковка показались Арсению бесконечными, с ним пытались заговорить его приятели, но он молчал, словно не слышал их. Он не воспринимал ничего, кроме того, что Ани больше нет!

Арсений очнулся только на кладбище, когда священник перекрестил покрытое саваном тело Анны и посыпал его землей со словами:

– Господня земля и исполнение ее, вселенная и все живущие на ней…[14]

Затем священник прочитал разрешительную молитву, освобождая Анну от обременявших ее грехов и отпуская в загробную жизнь примиренной с Богом и ближними.

После этого гроб закрыли крышкой, прибили ее гвоздями – удары острой болью отдавались в сердце Арсения. Когда гроб опустили на дно ямы, ему стало казаться, что Ани в нем нет – она жива и чудесным образом избежала участи быть погребенной. По крышке гроба забарабанили комья земли, и вскоре над могилой вырос холмик, который венчал деревянный крест с именем покойной.

Поминальный обед Ступачевские организовали в своем доме, накрыв столы прямо во дворе. Выбираясь из коляски, Арсений не представлял себе, как сможет находиться здесь, где все напоминало ему об Анне, и постарался ускользнуть от приятелей. В Качановку он отправился пешком.

Ему предстояло идти по той же дороге, по которой шла последний раз в своей жизни Анна. Арсений внимательно смотрел по сторонам в надежде найти возможную зацепку, должную подсказать, что произошло той ночью и кто настоящий убийца. Что преступление совершил Александр, Арсений не очень верил с самого начала, несмотря на то, что найденная в его комнате шаль прямо указывала на него. Теперь возникшие подозрения относительно самого себя не давали ему покоя, хотя он гнал их прочь. «Не мог я такое сотворить с Аней! Не мог!»

Поэтому сейчас он пытался понять, что в ту ночь произошло с Аней, как действовал неизвестный убийца.

«На Аню напали, когда она уже перешла дамбу, и затащили под арочный мостик. Недалеко находится будка сторожа, и тот вполне мог услышать крики Ани. А может, услышал и решил не вмешиваться? Ведь до будки сторожа от арочного мостика и ста метров не будет, а тихой ночью любой звук далеко разносится. Неужели полицейские об этом не подумали?»

Сторожа он нашел недалеко от будки. Спустившись к Большому пруду, тот удил рыбу возле камышей. Это был неказистый мужичок неприметной внешности, не считая того, что был кривой на один глаз. Арсений слышал, что выбили ему глаз в пьяной драке. Он со сторожем много раз встречался, когда переходил дамбу. Здороваясь, тот обязательно снимал шапку, мял ее в руках и надевал, лишь когда Арсений удалялся на десяток шагов.

Сторож ничего не видел вокруг.

Его внимание было приковано к самодельному поплавку, сделанному из винной пробки и гусиного пера; поплавок то и дело скрывался под водой, на крючок попалась рыба. Сторож умело ее выуживал.

– Много наловил? – спросил Арсений, стоя за спиной.

Его неожиданное появление испугало сторожа. Удочка из орешника дернулась, дав леске слабину, и огромный карась, наглотавшийся воздуха и покорно приближавшийся к берегу, окунулся с головой в воду и, резко рванувшись, сошел с крючка. Однако сторож трясся не из-за того, что упустил рыбину, а потому, что его застали за этим занятием.

– Ей-богу, только закинул удочку! Знал, что все господа уехали на похороны, вот бес и попутал,  – заблеял сторож, испуганно глядя на Арсения.

– Ночью, когда убили барышню, что ты делал? Барышня кричала, когда на нее напали,  – не мог ты не слышать ее криков!

– Не спал я, был тут, на месте, я уже об этом господину следователю говорил. Криков не слышал – видимо, злодей напал на барышню сзади и придушил ее, чтобы она и не пикнула,  – и сторож показал на своей шее, каким образом это сделал убийца.

– Уж не ты ли совершил это злодеяние, раз знаешь, как душить надо? – Арсений грозно подступил к мужичку.

Тот еще больше затрясся от страха, выронил удочку.

– Никак вы собственное расследование проводите, господин Бессмертный? – донесся сверху, с дамбы, язвительный голос. Оглянувшись, Арсений увидел письмоводителя.  – Что, не доверяете нам?

– Вот подумал: уж не сторож ли этот злодей? Ничего, говорит, не слышал, а знает, как душить.

– Да кто не знает, как курицу, перед тем как голову ей свернуть, за шею взять, чтобы не дергалась? А чем человек от птицы отличается? – заговорил приободрившийся с появлением помощника следователя сторож.

– Допрашивали мы вчера Ефима – вины его в этом нет. След убийца оставил, босиком он был, и ступни его значительно больше, чем у сторожа. Для нас задачка – зачем бы ему без обуви на преступление идти?

– Может, не убийцы это след?

– Возможно. Поднимайтесь – американский суд Линча у нас не приветствуется.

Арсений поднялся на дамбу, подошел к письмоводителю. Тот сразу поинтересовался, искоса взглянув, хитро при этом прищурившись:

– Что вы тут делаете? Почему не на похоронах?

– Похоронили уже Анну, а на поминальный обед я решил не оставаться.

– Почему же?

– Желание у меня такое! – резко ответил Арсений. Письмоводитель-крючкотворец его раздражал. По статусу ему положено вести протоколы допросов и прочие документы составлять, так что он совал нос не в свое дело.  – Хочу побыть в одиночестве. Не возражаете?

– Упаси господи! Идите, переживайте, сколько вам будет угодно, не смею задерживать!

– Честь имею! – бросил на прощанье Арсений.

Когда он отошел на пару шагов, письмоводитель его окликнул:

– Господин Бессмертный!

Арсений недовольно оглянулся.

– Может, искали вы чего? Обронили что-нибудь? – Письмоводитель улыбался, а его взгляд словно просвечивал Арсения.

– Ничего я не терял!

– Это я так, к слову пришлось. Идите с Богом!

Разговор с письмоводителем не понравился Арсению. «Скользкий тип! Он подозревает меня? Да как он смеет!»

Арсений, придя во дворец, приказал попавшемуся на глаза лакею Проше принести водки и закуски. Тот вернулся с графином водки и солеными огурцами на тарелке.

– Похоже, у меня стало правилом напиваться каждый день,  – грустно произнес Арсений и налил полстакана водки. Вечер только начинался.

Арсений проснулся от того, что ему трудно было дышать; казалось, окружающая темнота давит, словно он находится в гробу. Он задыхался, хотя окно было открыто настежь – небывалая дневная жара, отсутствие ветра способствовали духоте ночи.

«Господи, как же Аня там?» – ужаснула мысль, и сердце Арсения мучительно сжалось.

Недавние события промелькнули подобно картинке калейдоскопа, только картинки эти были страшные. Умиротворенное красивое лицо Ани, словно спящей, с бумажным венчиком на лбу, в окружении множества цветов, на жутком деревянном ложе, ставшем ее последним пристанищем. На освобожденный от цветов гроб пала оббитая черным шелком крышка, скрыв навсегда облик любимой. Ужасный звук заколачиваемых в крышку гроба гвоздей, прямоугольная яма, на дне ее гроб, в нем – Аня!

– Она там, а я – здесь! – в отчаянии воскликнул Арсений, вскочил с кровати и, бросившись к платяному шкафу, вытащил оттуда саквояж.

На дне саквояжа он нащупал револьвер «Смит-Вессон», подаренный ему отцом, и достал его. Зачем он привез сюда револьвер, Арсений и сам не знал, но теперь он мог пригодиться. Он поднял тяжелый длинноствольный револьвер, взвел курок и приставил револьвер к виску.

«Убью себя, а негодяй, убивший Аню, будет жить на белом свете? Любимая останется неотомщенной?» Его рука дрогнула, дуло револьвера опустилось, целясь в пол. И тут его ошеломила мысль: «Аня – чистая, безгрешная, ей уготованы райские чертоги, а я, оборвав нить своей жизни, лишу себя возможности встретиться с ней в потустороннем мире, если он существует! Ведь я наверняка окажусь в аду. Похоронят без отпевания, за оградой кладбища, как собаку».

Мысли Арсения пошли по иному пути. «Анечки больше нет, а на земле будет жить негодяй, который сотворил с ней это! Было бы справедливо найти его и наказать своею рукою! Но где его искать? Как получить подсказку, если убийца известен только Анечке, а она уже ничего не скажет?» Тут ему вспомнились статьи известного писателя Конан Дойла о спиритизме, возможности общения с духами.

«Почему не скажет? – загорелся он идеей.  – Ведь известны случаи, когда с помощью медиума на спиритических сеансах духи умерших называли имя убийцы!»

Арсений ощутил прилив сил и желание незамедлительно действовать. Однако время давно перевалило за полночь, за окном царила густая темень, и ему все же придется дождаться утра. Он прикинул, что даже с помощью Василия Васильевича сможет добраться до Киева не меньше чем за два дня. А еще придется потратить какое-то время на поиски настоящего медиума, не шарлатана.

Арсений приуныл: на все это потребуется много времени, и неизвестно, удастся ли вызвать дух Анечки и узнать имя ее убийцы. Если бы это было так просто, в штате полиции обязательно состояли бы медиумы. Зашевелились смутные воспоминания детства, не даваясь, ускользая. Перед ним на стене висело зеркало, и в нем он увидел себя с перекошенным лицом, расширенными зрачками и со взведенным револьвером в руке. И он вспомнил!

Тогда Арсений учился в младшем классе гимназии. Он услышал разговор старшей сестры и ее подруги, намеревавшихся в рождественскую ночь устроить гадание на зеркалах, и ненароком проговорился об этом родителям. Те запретили сестре покидать дом, заявив, что с помощью подобных гаданий можно не о суженом узнать, а вызвать беса. Нельзя искушать судьбу, а суженого они увидят в свое время, и не в зеркале. Сестра очень обиделась на Арсения, и он из-за этого сильно переживал. Маменька его успокоила, сказала, что он правильно поступил, тем самым помог сестре избежать беды. Еще она сказала, что с зеркалом надо обращаться очень осторожно, так как оно имеет страшную скрытую силу. Он тогда поинтересовался, зачем завешивают материей зеркала, когда в доме покойник.

– Существует поверье, что зеркало в течение сорока дней после смерти человека является дверью в загробный мир. И закрывающая зеркало материя служит преградой для духа покойника, способного проникнуть туда через эту дверь.

Арсения озарила новая идея: «Если это так, то есть возможность увидеть Аню, пусть в виде призрака, фантома, но это будет ОНА! И она назовет имя своего убийцы!»

Арсений гнал от себя мысли, что после смерти Аня принадлежит уже не человеческому роду, а потустороннему миру, о котором ничего не известно. И даже если ему удастся вызвать фантом Ани, это может быть лишь безмолвное светящееся облачко.

– Ну и пусть! – упрямствовал Арсений.  – Все равно я должен попытаться с ней увидеться!

Размышляя над этим, он неожиданно для себя заснул.

5

За завтраком Арсений узнал, что Василий Тарновский ранним утром уехал по делам в Чернигов и вернется не раньше чем через два дня. Так что поездка в Киев для поисков медиума откладывалась. Его захватила идея вызвать дух Ани с помощью зеркала, но он не знал, как это делается.

Остановив рыжеволосого лакея Прошку, он поинтересовался:

– Скажи, любезный, есть ли где в ближнем селе колдунья, ведьма, ведунья – словом, занимающаяся магией или колдовством?

– Что вы, пан, у нас тут отродясь никого такого не было! – категорически заявил Проша.

Арсений достал из кармана серебряный рубль и повертел в руке.

– Жаль… – вздохнув, произнес он.

Проша воровато огляделся и зашептал:

– Есть одна ведьма – в Боярщине[15]. Зовут ее баба Фекла. Там ее каждый знает.

– Далеко это село?

– Если пешком, прямиком через поля, версты три будет, если по дороге, в обход, то все семь.

Расспросив подробно, как туда добраться, Арсений пошел в конюшню, расстался еще с одним рублем и попросил оседлать гнедую кобылу, по словам конюха, очень смирную. Ездить верхом Арсений не любил, но это было лучше, чем идти пешком. Поехал он короткой дорогой, но и она показалась ему очень долгой.

Он ехал то через лес, то вдоль необозримых желтых полей, где уже косили пшеницу. За косарями шли женщины, связывая колосья в снопы.

Село Боярщина оказалось совсем небольшим, было похоже скорее на хутор. Его разделял на две части ручей, из-за жары совсем узкий. Встреченная ватага мальчишек провела его до крытой соломой хатки, которая стояла на самом краю села. Хозяйка, баба Фекла, сморщенная старушенция, но еще очень энергичная, завела его в хату, усадила на лавку, сама села напротив.

– Что паныча привело ко мне, простой селянке? – спросила она без привычного подобострастия крестьян при общении с господами.

– Хочу вызвать дух любимой, три дня тому назад упокоившейся.

– Паныч ошибся, духами я не повелеваю. Знахарка я, травами лечу.

– Мне очень нужно! – резко и требовательно произнес Арсений.  – Заплачу, сколько скажешь! Не будет мне покоя, пока не найду убийцу!

Старуха внимательно на него посмотрела и сказала:

– Уж не о той ли ты печешься, которую убили в парке панского поместья?

– О ней самой. Я хочу узнать у нее имя убийцы!

– Дух умершей отличен от той, какую ты знал в ее телесной оболочке. Он вечен, а тело тленно! Почему ты думаешь, что ее дух тебе поможет?

– Я уповаю на это, иначе мне не жить! Я слышал, что с помощью зеркала можно вызвать дух, пока душа не покинула землю.

– Зазеркалье опасно для живых, ведь оно – врата в потусторонний мир!

– Я не боюсь этого! Вот, возьми деньги! – Арсений достал из кармана портмоне, вытащил оттуда все ассигнации и положил перед старухой.

– Не нужны мне твои деньги! – Ведьма отодвинула их от себя.  – Есть-пить у меня имеется, чтобы поддерживать жизнь до того часа, когда предстану перед Всевышним и буду держать ответ за свои грехи… А большего мне и не надобно!

– Возьми все, что пожелаешь! Хочешь, душу отдам?

– Не черт я, чтобы твоей душой интересоваться. Не понимаешь, паныч, какой опасности ты подвергаешься! Если душа покойника на протяжении сорока дней, пока мытарствует и мечется, отразится в зеркале, лишенном покрова, то навсегда останется в нашем мире. Ну а если живой человек посмотрит в зеркало в тот момент, тогда душа умершего заберет его с собой и этот человек в скором времени умрет. А хуже всего, если после смерти человека зеркало помутнело или на нем появлялись какие-то знаки, тогда необходимо незамедлительно уничтожить зеркало, потому что дух покойника сможет покинуть лабиринты Зазеркалья и принести вред людям!

– Я на все согласен! Помоги мне, старуха! – Арсений с надеждой смотрел на ведьму.

Она несколько минут размышляла, уставившись на стол, словно надеялась увидеть там знаки для принятия решения. Пауза затянулась. Наконец Арсений нетерпеливо кашлянул. Ведьма перевела тяжелый взгляд на него, и ему стало не по себе.

– Накличешь на себя беду, паныч!

– Будь что будет! Откажешь – я все равно найду того, кто мне поможет! Но ведь убийца тем временем может скрыться! Помоги мне!

– Я тебя предупредила, паныч… В полночь тебе надо оказаться в доме покойной, перед зеркалом зажечь свечу, которую я тебе дам, и ждать. Не знаю, как себя поведет Зазеркалье,  – может, и не дух покойной тебе покажется, а нечто иное.

– Давай свечу! – нетерпеливо произнес Арсений.

Ведьма подошла к сундуку, долго там рылась, наконец достала черную свечу.

– Вот незадача – не та свеча! Эта для вызова темных сил предназначена. Приходи через семь дней – приготовлю тебе другую свечу,  – сказала ведьма.

– Не могу так долго ждать! – Арсений выхватил свечу из ее рук.  – Неужели не поможет?

– Может помочь,  – пожала ведьма плечами,  – а может навредить. Мир мертвых не подвластен нашему разумению.

– Не буду я ждать! – Арсений крепко держал в руке черную свечу.  – Что я должен дальше делать?

– Между свечой и зеркалом поставишь посудину с водой, чтобы та в нем отразилась,  – этим покажешь путь духу. Свечу зажжешь и скажешь: «Из мрака мира мертвых, дух – назови ее имя,  – приди ко мне, всю правду мне поведай, тайн не таи». Смотри упорно в зеркало, думай о той, дух которой вызываешь, и гони от себя страх – иначе придет не тот, кого кличешь. Возьми с собой нож, положи его острием к зеркалу – он задержит злых духов из Зазеркалья – не забудь об этом!

– Спасибо! Возьми деньги.  – Арсений снова придвинул к ней смятые ассигнации.

– Забери их, иначе у тебя ничего не получится! Иди с Богом!

Обратный путь показался Арсению вдвое короче, так как его мысли были заняты предстоящим ночным походом. Надо было все продумать, ведь он должен тайно проникнуть в дом Ступачевских, не нарушив их сна. Иначе его замысел обречен на неудачу – другой возможности может и не быть.

Отведя лошадь в конюшню, Арсений поспешил во дворец. Неожиданно он наткнулся на письмоводителя, прогуливающегося перед входом. Желания общаться с ним у Арсения не было, но тот приятельски махнул рукой, подзывая юношу к себе.

Смущенно улыбаясь, Арсений поздоровался с ним. Обменявшись ничего не значащими фразами о погоде – день был облачный и ветреный, письмоводитель ухмыльнулся и сказал:

– Увидев вас, был удивлен-с! Думал, ваша прогулка на лошади значительно дольше продлится! Далеко ездили?

– Конная прогулка без конкретной цели.  – Арсений с удивлением посмотрел на письмоводителя и подумал: «Выходит, он мною интересовался, раз знает, что я брал лошадь в конюшне! Чем же вызвано столь пристальное внимание к моей особе?»

– Вы тут живете уже больше двух месяцев, а на лошади выехали впервые. Что вас вынудило к этому? – Улыбаясь, письмоводитель буравил его взглядом.

– Возникло у меня желание – этого недостаточно? – резко произнес Арсений.  – Как продвигается следствие? По-прежнему считаете убийцей Александра Акулова?

– Господин Акулов является подозреваемым, а виновен он или нет, определит суд на основе результатов следствия. Но, если хотите знать мое мнение, сомневаюсь я в его виновности.

– С Александром Акуловым я был в приятельских отношениях, и мне неприятно думать, что он может быть этим ужасным убийцей… Господин следователь разделяет ваши сомнения в виновности Акулова?

– Он считает господина Акулова главным подозреваемым, однако это лишь пока.

– Что это значит? – Арсений насторожился, внутри у него все сжалось от плохого предчувствия.

– Появились новые обстоятельства, но это тайна следствия.

– В вашей практике уже были подобные преступления?

– Имеете в виду убийства? К великому сожалению, не одно.

– Всегда преступника находили?

– Господин следователь имеет большой опыт в таких расследованиях. Ему достаточно лишь нащупать след, пусть самый незначительный, и он обязательно выйдет на злодея.

– А ведь бывают весьма запутанные преступления?

– Сколько угодно, и господин следователь их успешно распутывал. Скажу откровенно: это преступление не является чем-то из ряда вон выходящим, да и не такое уж оно запутанное. Бывали случаи и посложнее. Мы постоянно изучаем опыт расследований наших зарубежных коллег и стараемся от них не отставать, перенимаем новшества. Бывает, узнаёшь о преступлениях воистину фантастических и удивляешься – не тому, что их смогли раскрыть, а отношению общества к этим преступлениям.

– Другой мир, другой быт, наверное, и преступники другие.  – Арсений недоуменно пожал плечами.

– Смею с этим не согласиться. Внешне люди разные, а мотивы преступлений – одни и те же. Желание обогатиться, ревность, зависть, месть. Такие преступления готовятся заранее. Но совершаются преступления и под влиянием эмоций, алкоголя, дурмана и даже не по воле самого человека.

Страх холодком скользнул по спине Арсения. «Похоже, письмоводитель неспроста затеял этот разговор».

– Разве такое возможно? – слабым голосом поинтересовался Арсений.

– Извольте! Взять хотя бы случай, произошедший в Бостоне полсотни лет тому назад. Некий Альберт Тирелл, влюбившись в Марию Бикфорд, девицу, скажем так, не совсем благопристойного поведения, ради нее бросил семью и стал жить с ней. Однако жизнь любовников не была безмятежной – сия ветреная девица давала ему много поводов для ревности, и между ними то и дело возникали ссоры и скандалы. И вот однажды эту девицу обнаружили с перерезанным горлом в горящей квартире, и подозрение пало на этого господина, который, ко всему прочему, скрылся. Его через несколько месяцев разыскали. На суде он рассказал, что в то утро он проснулся у себя дома в окровавленной одежде, а затем узнал из газет, что произошло убийство. Он сразу догадался, как все было, хотя утверждал, что ничего не помнит. Понимая, что ему грозит виселица, он совершил поджог и пустился в бега. Страхи господина Тирелла оказались напрасными, адвокату удалось доказать его невиновность благодаря имеющейся у того удивительной болезни – сомнамбулизму. Хотя, с другой стороны, разве можно безнаказанно резать,  – письмоводитель пристально посмотрел на Арсения,  – или душить человека, даже если и страдаешь таким заболеванием? Наши суды не столь гуманны, как за границей, и преступника-лунатика, какой бы адвокат его ни защищал, ожидает виселица либо каторга.

Письмоводитель, глядя Арсению в глаза, произнес холодно и с презрением:

– Я не имею доказательств вашей вины, но уверен, что именно вы настоящий убийца Анны Ступачевской!

– С чего вы взяли?! – возмутился Арсений.  – Да как вы смеете!

– Любое преступление, если только его не совершает сумасшедший, имеет мотив. Вы сами рассказали, что Ступачевская в разговоре с Акуловым призналась, что любит его, как и он ее. Она дала ему месяц для налаживания добрых отношений с отцом, пообещав пока не отвечать вам. Скажите, какой тогда мог быть мотив у Акулова? Никакого! Это показывает и его дальнейшее поведение. Если бы он убил Ступачевскую, то постарался бы скрыть следы, не держал бы у себя в комнате орудие убийства. Акулов же словно специально делает все, чтобы его заподозрили. Взять хотя бы тот факт, что он валяется в постели почти до полудня. Это он после убийства никак не может выспаться? Не нервы, а канаты!

Теперь обратимся к другим фактам – во-первых, примятый газон под вашим окном. Я расспросил горничную, которая убирает в вашей комнате, и она рассказала, что в то утро подоконник вашего окна был в грязи. Все это доказывает, что вы ночью выходили в сад, и у вас нет алиби. А если учесть, что вы были оскорблены поведением Анны, которой накануне сделали предложение,  – это мне тоже известно, – то вполне могли в порыве разыгравшихся эмоций ее задушить.

– Что за чушь вы несете! Я любил Анну! Вы вправе меня арестовать, но я невиновен!

– Для того чтобы вас арестовать, нам не потребуется ваше разрешение.

– Как вы можете даже предполагать такое? – Арсений схватился за голову и повторил: – Я любил Анну!

– Оскорбленное самолюбие и неудовлетворенная страсть оказали вам плохую услугу.

– Возможно, ночью я выходил в парк через окно – я ничего не помню, но я знаю точно, что не убивал Анну!

– Допускаю, что вы действовали неосознанно,  – для этого я вам и рассказал про убийство в состоянии сомнамбулизма. Я опросил также лакея, который прислуживал вам позавчера за ужином, других слуг, и их слова убедили меня в том, что вы не прикидывались пьяным, а были таковым. Однако здесь не Америка, и если будет доказана ваша вина, вас ждет в лучшем случае каторга.

– Если будет доказана моя вина? Выходит, и вы не до конца в этом уверены, есть сомнения?

– Не сомневаюсь лишь в том, что, когда дело дойдет до суда, золото ваших родителей значительно облегчит вашу участь, но позор на вашу семью все равно ляжет.

– Я арестован?

– Предположим, я вам верю, вы действительно совершили убийство в состоянии сомнамбулизма.

– Не убивал я Аню!

– Не кричите так сильно – это не в ваших интересах. Это расследование провел лично я, и следователь ничего не знает. А узнает он или нет, зависит от нашей с вами договоренности.

– О чем вы?!

– Я засиделся на своей должности – оклад малюсенький и никакой перспективы. К тому же имею некоторые финансовые затруднения. Вы меня поняли?

– Вы хотите, чтобы я вам заплатил за молчание?

– Совершенно верно. Пять тысяч рублей – сумма небольшая, если учесть, что она вас спасает от виселицы или каторги, а вашу семью – от позора. Думаю, услуги адвоката обойдутся значительно дороже.

– У меня нет таких денег.

– У вас нет, у вашего отца есть.

– Что я ему скажу?

– Придумайте что-нибудь – это в ваших интересах.

– А если я не найду денег?

– Это будет весьма прискорбно для вас. Следователю станет известно, что вы тайно ночью покидали комнату, и вы с художником Акуловым поменяетесь местами. Он вернется в свою комнату, а вы отправитесь в камеру до суда. При этом я ничего не выиграю, но и не потеряю. Даю вам трое суток на поиск денег.

– Выходит, Акулов не виноват?

– Подумайте лучше о себе и где достать деньги. Если вы посчитаете нужным сообщить кому-нибудь о нашем разговоре, я буду категорически все отрицать. И потом, я человек маленький, мне терять, собственно, нечего. Для сравнения: вы упадете в пропасть, а я ушибу колено, но мне к этому не привыкать. Не думаю, что меня уволят,  – следователь, уважаемый Вениамин Сергеевич, высокого мнения о моих аналитических способностях. Вот только благодаря им он заслужил почет и уважение, продвижение в чинах, а я – ничего. Доступно я все изложил? – Письмоводитель приподнял шляпу, давая понять, что разговор окончен.  – Честь имею! – Он развернулся и быстрым шагом направился по аллее вглубь парка.

Арсений был ошеломлен и растерян. Он – возможный убийца Ани? Девушки, которую любил и желал видеть своей женой? Промелькнула мысль: «Крючкотворец письмоводитель все так складно изложил, что я уже готов в это поверить. Но ведь это невозможно!» А внутренний голос ему нашептывал: «С другими же это происходило, почему с тобой не могло быть?» Ему вспомнилось, как в детстве ночами он часто разговаривал, а их семейный врач, Николай Михайлович, пояснил обеспокоенным родителям:

– Пусть говорит, со временем это пройдет, лишь бы ночами не ходил.

«Так значит, врач уже тогда предполагал, что у меня есть предрасположенность к лунатизму?»

Жизнь, еще недавно казавшаяся прекрасной, сулившая много интересного, неизведанного, вдруг в одно мгновение рухнула под откос, в полный мрак, откуда нет возврата. Он не только потерял любимую, но, возможно, сам и убил ее, и его ожидает в скором времени каторга, а то и виселица. Впрочем, разве сможет он жить после такого? Собственными руками убить любимую!

Арсений с ужасом посмотрел на свои руки, словно это были гадюки, затаившиеся перед смертельным броском. Он закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь вызвать видения той ночи. Память отказывалась ему помочь, но он заставил себя представить, как поднимается ночью с кровати, открывает окно, спрыгивает на газон. Идет в ночи, ведомый темной силой, таящейся в нем в ожидании своего часа. И вот этот час настал!

Он выходит на тропинку, ведущую к дамбе. Темнота ночи его не пугает – ведь он сам часть того темного, мрачного, имеющего власть над ночами. Недаром с давних времен не рекомендуется выходить из дома в темное время, особенно в полнолуние, когда властвует морок ночи, способный помутить рассудок и отдать человека во власть бесов. Дойдя до дамбы, он затаивается, имея, несомненно, дурные намерения, и ждет, когда появится она.

Вот и Аня – и он выходит ей навстречу. Что он ей говорил? Убеждал, просил не ходить на свидание с Александром? Или сразу набросился на нее и поволок под арочный мостик?

Аня кричит, пытается вырваться, сопротивляется – он с силой сжимает ей шею, ощущая, как ее тело теряет силу, становится безвольным, как тряпичная кукла, и ему ничто не мешает закончить свое черное дело…

Арсений стряхнул с себя добровольно накликанное наваждение.

«Нет, этого не могло быть! Я мог вылезти через окно, но чтобы такое сотворить с Аней – это невозможно! Убийца не я! Даже в состоянии сомнамбулы у меня руки не поднялись бы задушить любимую! Скорее я удавился бы сам!»

Арсению стало немного легче на душе, хотя горечь утраты любимой давила, не ослабевая, с того момента, как он узнал о ее смерти. Также требовалось решить, что делать с выставленным письмоводителем ультиматумом. Пойти к Василию Васильевичу, рассказать все как есть, попросить его помощи? Если следователь убедится в его вине, а для этого есть все основания, то не избежать ареста, позора для семьи. Он представил себе, как его родители воспримут то, что он подозревается в убийстве. Картина была неутешительная. Конечно, отец не бросит его, наймет самых лучших адвокатов, и они смогут доказать, что он не виноват, – ведь прямых улик, подтверждающих, что он убил, у письмоводителя не имеется!

– О чем я думаю? – Арсений с силой сжал виски.  – Как избежать наказания? Аню убили, и убийца ходит где-то рядом!

«А вдруг это все же я?» Мысль его ужаснула, и он ничего не смог ей противопоставить. «Я выходил той ночью и не помню, куда шел и что делал. Со слов письмоводителя, убийца-лунатик, которого он привел в пример, тоже ничего не помнил, единственное, что безоговорочно доказывало его вину,  – окровавленная рубашка. Даже если меня не обвинят в совершении преступления, как мне дальше жить, не будучи уверенным в том, что не являюсь убийцей?»

Единственным выходом для него было найти убийцу. «Письмоводитель прав, Александр невиновен, не мог бы он спокойно спать после убийства. Ведь он в ту ночь не был лунатиком, находился в полном сознании, помнил все свои действия. Тогда кто? Как это узнать? Неужели я?! Нет, этого не может быть!»

6

Шантаж и ультиматум письмоводителя озадачили Арсения. Он пытался убедить себя в своей невиновности, но доля сомнения в этом оставалась. И он принял решение: если это подтвердится, то в тот же миг он вынесет себе приговор – смерть! Никакой помощи адвоката и денег отца ему не потребуется, если будет уверен в своей вине. Если же нет, то приложит все силы, чтобы отыскать настоящего преступника. В этом случае он обратится к отцу и выложит ему все начистоту. Арсений надеялся на мудрость отца, хотя понимал, как сложно будет доказать ему свою невиновность, ссылаясь на общение с духом покойной. Но это был, по его мнению, единственный для него выход.

Арсений решил не откладывая, этой же ночью совершить ритуал вызова духа Ани, чтобы окончательно убедиться в своей невиновности. О другом возможном варианте исхода общения с духом он старался не думать.