Зеркальце

В детский сад

Солнце ещё только встало и едва выглянуло из-за высоких домов, а мама с Любко, Евичкой и Мишко уже идут в детский сад. Идут по белой уличке, по каменной дорожке.

А вот и Руженка с Аничкой.

— Вы куда?

— В детский сад.

— Пойдёмте вместе, будет нас больше!

Пошли. Мишко с Евичкой, Любко с мамой, Руженка с Аничкой.

Идут, идут по белой уличке, по каменной дорожке. Вот и знакомая зелёная калитка.

Топ-топ… — топают ножки Руженки с Аничкой.

Туп-туп… — притопывает Мишко с Евичкой.

Тук-тук… — постукивают мамины и Любковы каблучки.

Вот дети и пришли.

Чмок! — Это мама поцеловала Мишко в щёчку.

Чмок! — А это — Евичку в лобик. А ещё поцеловала Любко в подбородок.

Чмок! Чмок! Чмок!.. — Это Мишко, Евичка и Любко поцеловали маму.

— Дети, ведите себя хорошо!

И мама одна пошла дальше по белой уличке, по каменной дорожке.

А дети, ну совсем как цыплята, сбились в кучку за зелёной калиткой.

Вошли дети в дом. Какая большая передняя.

Около стен — скамейки, над скамейками — вешалки, а на вешалках нарисованы картинки.

Много детей в детском саду, и много вешалок в передней. Нарисованы на вешалках и барабан, и кошка, и груша, и белочка.

Вот свитеры и пальто уже висят на вешалках, а дети сидят рядком на скамейке и переобуваются. Всем весело: и Руженке с Аничкой, и Мишко с Евичкой. Одному Любко скучно.

Скучает он без мамы.

Положил Любко свитер на скамейку, а свитер упал под скамейку. Любко и не заметил, как свитер упал, потому что у него слёзы совсем глаза затуманили.

Сидит он на лавочке и снимает ботинки. Снял один ботинок, а слёзы капают прямо в ботинок. Снял другой — слёзы кап-кап — капают в другой ботинок. А когда взял в руки туфельку и хотел её надеть, слёзы и на туфельку капнули.

Тут подошла к Любко тётя Штефкова и спросила:

— Скажи, Любко, когда наплачешь полные ботиночки, где мы возьмём другие?

Любко испугался и о слезах забыл. Последняя слезинка так и повисла у него на кончике носа.

— Зачем другие? — спросил он.

— А если эти размокнут?..

Задумался Любко.

А тётя Штефкова достала носовой платок и вытерла Любко сначала один глаз, потом другой. Вытерла ему и нос. А волосы (они были у него такие непослушные!) рукой пригладила.

— Что же, — сказала она, — повесим ботинки на верёвочку сушить? Или так и пойдёшь домой в мокрых?

Потом взяла один ботинок, перевернула его, как будто из кружки воду вылила. Взяла другой, тоже перевернула.

— А из них ничего и не льётся! — удивлённо воскликнула тётя Штефкова. — А я думала, они полные! — И она так засмеялась, что у неё даже в боку закололо.

Засмеялся и Любко. Уж очень ему стало смешно, как это тётя Штефкова хотела его ботинки на верёвочку вешать.

А он совсем и не плакал. Так… Чуть-чуть…