Зимняя рябина

Глава III

– Ну, давайте помянем рабу божью новопреставленную Софью… Царствие небесное, земля пухом, хорошая женщина была… Сегодня девятый день, как ушла…

Баба Шура с трудом поднялась со стула, и все последовали ее примеру, и Аня встала вместе со всеми из-за стола, выпила стопку водки. Почти автоматически выпила. Потому что так надо. Она в последние дни все делала автоматически, никак не могла привыкнуть, что мамы больше нет. Сегодня девятый день, все знакомые собрались на поминки, и она хлопотала с утра по хозяйству, чтобы накрыть на стол, но усталости будто не чувствовала.

Народу собралось много – едва-едва за столом уместились. Все подружки мамины пришли, которые еще на своих ногах передвигаются, во главе с бабой Шурой, которая взяла застолье в свои руки и первое поминальное слово сказала. И прослезилась, и все бабушки вслед за ней чуть всплакнули. Потом, утерев слезы и помолчав, баба Шура проговорила с почти веселым укором:

– А холодец ты, Анюта, так и не научилась делать, как твоя мамка умела, однако! Чеснока положила мало и мясцо крупно порезала. Учти на будущее, слышь?

– Учту, баба Шура, учту… – покладисто согласилась Аня, кивнув.

– Да зачем ей этому учиться, она и без этого всех научит! Не зря учительницей в школе работает, баб Шур! – заступилась за подругу Евка, накладывая себе в тарелку кружочки копченой колбасы. – Она ж не делает вам замечания по поводу того, что вы Толстого от Достоевского не отличаете!

– А кто они такие, чтоб я их отличала, а? – сердито спросила баба Шура, слегка обидевшись.

– Ну вот… И не знаете… А ваша подружка покойная все знала и даже почитывала их на досуге, между прочим!

– Ну, так ей положено было, куда деваться-то… – не сдавала баба Шура своих позиций. – Коли дочка на учительницу выучилась, ничего не поделаешь, приходилось почитывать. Ноги у Сони не ходили, а глаза до самой старости хорошо глядели.

– А ваша дочка Нина на бухгалтера выучилась, и что? Вы теперь дебет с кредитом свести сможете, что ли?

– Ну, ты меня всякими умными словами-то не пугай, Дунюшка… Сама выберу, чего мне надо знать, а чего не надо!

– Меня вообще-то Евой зовут…

– Ладно, что ж. Евой так Евой. Давайте-ка еще нашу Соню помянем, царствие ей небесное…

Все выпили молча, и даже тетя Люба, смирно сидящая рядом с Евкой, тоже сделала попытку потянуть рюмку ко рту, но Евка быстро пресекла ее намерение, сунув ей в ладонь вместо рюмки кусок пирога. Тетя Люба отвернулась, обиженно скривив губы скобкой. Даже пирог есть не стала.

– Да пусть капельку выпьет за помин души, чего ты! – заступилась за тетю Любу одна из бабушек. – Чего ей будет с одной капельки-то!

– А я знаю, что будет… – сердито ответила Евка, махнув рукой. – Такой спектакль вам тут будет, что Альцгеймер с Паркинсоном и рядом не стояли!

– А это еще кто такие, интересно мне знать? – тихо удивилась бабушка, заступившаяся за тетю Любу.

– Да лучше вам и не знать… – вздохнула Евка. – Не будите лихо, пока оно тихо… А как разбудите, так они и придут…

В этот момент все и услышали, как в дверь кто-то постучал. Ева глянула на Аню, спросила удивленно:

– Кто это может быть? Вроде все уж пришли, кого звали…

– Так на поминки же не зовут, на поминки люди сами приходят! – тут же вставила свое слово бойкая баба Шура. – Значит, кто-то еще вспомнил про твою мамку, Анечка! Открывай! Нельзя долго человека у закрытой двери держать, не полагается!

– Да там не закрыто…

– Ну так и что? Видишь, кто-то скромный пришел, на крыльце топчется, а в хату зайти не смеет! Иди, иди…

Аня встала из-за стола, быстро прошла в прихожую, оттуда шагнула в холодные сенцы. Открыла дверь…

На крыльце стоял совсем незнакомый мужчина. Да, точно, она никогда раньше его не видела. А сердце дрогнуло почему-то, будто заволновалось сильно. И голос тоже дрогнул, когда спросила тихо:

– Вам кого? Может, адресом ошиблись?

– Это Рассветная, восемнадцать? – деловито спросил мужчина, глянув ей в глаза. – Здесь Софья Григорьевна Снегирева проживает?

– Да, здесь… То есть проживала здесь раньше, да…

– Она что, переехала куда-то?

– Нет. Она умерла недавно. Сегодня девятый день уже, как ее нет.

– Да что вы? – искренне огорчился мужчина. – Ах как жаль… Выходит, я не успел… Зря приехал, выходит.

– А вы кто, собственно, будете?

– Да я… Это долго рассказывать, в общем… Ладно, что ж, пойду я тогда… Опоздал…

Он повернулся, чтобы уйти, но Аня остановила его торопливо:

– Постойте, куда же вы… Заходите, если пришли. Мы тут как раз маму поминаем… Заходите же, ну! А то мне стоять на крыльце холодно!

Она повернулась, чтобы уйти в дом, и даже не увидела, как озадачилось лицо мужчины после ее упоминания о маме. И как он спросил тихо, себе под нос, так тихо, что Аня и не расслышала:

– Как – маму? Почему маму? Отец же говорил, что не было у них детей…

– Дверь за собой закройте, пожалуйста! – попросила она, чуть повернув голову. – И раздевайтесь вот тут, в прихожей, потом в комнату проходите…

– Кто там пришел? – встретила ее громким шепотом баба Люба. – По голосу слышно, что мужчина пришел, да?

Она только плечами пожала, соображая, как бы втиснуть за стол нового гостя.

– Да мы подвинемся вот тут, на диванчике… – выручила ее Евка, вжимая тетю Любу в самый угол. – Уместимся как-нибудь, не переживай…

Все замолчали, когда незнакомец вошел в комнату. Только тетя Люба пропела кокетливо-радостно:

– Ой какой мужчина пришел… Какой красивый… Это ко мне, наверное…

– К тебе, к тебе! К кому ж еще-то! – осторожно огладила ее по плечу Евка, неловко взглянув на незнакомца. И показала место на диване рядом с собой:

– Садитесь сюда, пожалуйста! Места маловато, конечно… Но в тесноте, да не в обиде!

– Спасибо, я умещусь… – вежливо улыбнулся мужчина, присаживаясь на край диванчика.

Аня принесла из кухни чистую тарелку, поставила перед ним, налила в рюмку водки.

– Давайте мою маму помянем… – предложила тихо. – Вы ведь сказали, что ее ищете, Снегиреву Софью Григорьевну? Вы ее раньше знали, да?

– Нет, я не знал… Это отец мой знал. Она его первой женой была…

За столом повисло долгое молчание, все сидели с напряженными лицами, пытаясь осознать произнесенные гостем слова.

– Ахти, мил человек! Так ты от Паши Снегирева пожаловал, что ли? – только и выдохнула баба Шура, забыв вместе со всеми приложиться к рюмке. – Вот это новости, стало быть… Вот это да… А мы тут ее поминаем, как видишь…

Сердце у Ани снова забилось в непонятной тревоге, как давеча на холодном крыльце. Хотя – из-за чего же в непонятной? Вполне тревога понятная – родственничек у нее объявился… Как не тревожиться такому обстоятельству, да еще в такой день?

– Значит, он ваш отец… – осторожно произнесла Евка, с жадностью разглядывая гостя. – Ну, вы хоть представьтесь тогда, как вас зовут, а то мы и не знаем…

– Иваном меня зовут. Отец перед смертью очень просил меня съездить к Софье Григорьевне, вот я и приехал.

– Перед смертью? – снова ахнула баба Шура, всплеснув сухими ладошками. – Тоже помер Паша-то?

– Да… Два дня назад тоже на девять дней стол накрывали.

– Надо же… Прямо как в сказке – умерли в один день… Ну, или почти в один день… – с придыханием произнесла баба Шура, закатив глаза к потолку.

– Да в какой сказке, баба Шура, о чем вы! – перебила ее Евка, махнув рукой. – В сказке вон как красиво прописано – мол, жили всю жизнь счастливо и умерли в один день… А тут у нас другая история получается, правда, Ань? Потому что не жили всю жизнь счастливо, а в раздельности жили…

– Ну да, ну да! – покладисто закивала баба Шура. – Как Паша Снегирев уехал тогда в командировку, так и сгинул навсегда! Соня одна всю жизнь жила, без мужа… Сватались к ней, и не один раз, уж я-то знаю! А она ни за кого не пошла, потому что Пашу своего больше жизни любила. Так-то вот… А ты говоришь, не как в сказке… Да такая любовь только в сказках и бывает, если на то пошло!

– Она-то любила, да… А вот муж ее не любил, выходит… Если обратно не вернулся… – упорно гнула свою линию Евка.

– Да ты-то откуда знаешь? Сидишь тут, о чужой жизни рассуждаешь! Молодая еще, чтобы со старухами спорить, слышь? Если я говорю, что любовь промеж них большая была, значит, так оно на самом деле и есть! А почему не вернулся – это уж не нам судить. Любил, да разлюбил, может…

– Он любил ее! Очень любил! – вдруг довольно громко произнес Иван, поднимая глаза и обводя всех присутствующих за столом долгим и слегка смущенным взглядом. – Он так и просил ей передать, что любил… И что никогда не забывал…

– А отчего ж тогда не вернулся-то? – подавшись вперед, спросила баба Шура.

– Он… Он не мог, понимаете? Он нас пожалел… Его на постой к нашей матери определили, нас четверо у нее было, мал мала меньше. Мама больная была, работать почти не могла, мы пропадали совсем… Я самый младший был, это я его не отпустил тогда. Уцепился за колени и не отпустил. И у него не хватило духу мои ручонки от себя оторвать. Выходит, я в этом виноват, что он не вернулся…

– Так вы, значит, Павлу не родной сын?

– Нет. Я приемный. И все мы приемные – брат Николай, сестры Лиза и Настя. Он нас вырастил как своих. И всегда говорил, что у него других детей нет…

– Говорил, потому что не знал! – перебила его тихо Аня. – Мама ему просто не сказала ничего, понимаете? А на самом деле… Когда он в ту командировку уезжал, она беременная была. Просто ничего ему не сказала… Думала, когда вернется, тогда и обрадует новостью. А оно вон как получилось, видите…