Часть первая Острое дело – история!

Успех – это способность шагать от одной неудачи к другой, не теряя энтузиазма.

У. Черчилль


Глава первая Вербовка

Москва. 21 января 2022 года


Лифт поднимался медленно и практически бесшумно. Я знал эту дорогу, как свои пять пальцев. Лифтом до третьего этажа. Темная бронированная дверь (в этом здании все двери бронированные). Небольшой тамбур, переход, и еще один лифт, такой же тихий с еще более плавным ходом. Но этот лифт ведет вниз – на пятнадцать этажей, одиннадцать из которых – под землей. Перед тем, как забраться в шахту лифта успел взглянуть на небо через окно: небо было свинцово-серым, местами собирались черные грозовые облака с кровавыми подпалинами. Солнце уходило за горизонт, создавая иллюзию плаща с алым подбоем, привет тебе, Понтий Пилат! Но все это было ТАМ, за стеклом, ТАМ, куда я иду, все должно быть по-другому.

Меня зовут Андрей Толоконников. Мне 36 лет. И я все еще жив. Жив, несмотря ни на что. Есть такой «уморительный» диагноз: ДЦП[2]. Так получилось, что я от него не умер, родители не отдали меня в детский дом, не отказались от меня, как часто бывает, а наоборот, приложили все силы, чтобы дать мне возможность существовать в этом жестоком мире, мире, не приспособленном для таких инвалидов, как я. К сожалению, несколько мучительных операций так и не дали мне возможность ходить, а передвигаться я мог только при помощи коляски, ага, инвалидного кресла на колесиках. Вот только мое – с моторчиком. Чуть лучше получилось с руками. Одной рукой (левой) я владею очень даже неплохо. Намного лучше стала речь, я только до сих пор затягивал некоторые буквы и чуть задерживал окончание предложений. И с мозгами у меня было все в порядке. А зачем? Мне кажется, что лучше быть дебилом, не сознающим себя, с его простым и плоским восприятием мира. В этом плане мне крупно не повезло. Не люблю рассказывать о себе, как о заключенном, но именно так я себя и ощущал. Да, научился пользоваться компьютером, используя свои полторы руки, а за свои тридцать с небольшим сознательных лет я сумел расширить возможности своей памяти, до фотографической. Это очень помогало в написании статей – не надо было искать долго справочный материал. Страницу текста я запоминал через 20 секунд читки «по диагонали», после чего мог ее воспроизвести с точностью до одного знака. Как все это умещалось в мою голову, понятия не имею.

Год назад родителей не стало. Они шли ко мне в больницу по пешеходному переходу на зеленый свет светофора. Я наблюдал из окна, как ослепительно белый Лексус, мчащийся по городу с бешенной скоростью, сбивает их и уносится прочь. Мама скончалась на месте, отец еще два дня пролежал в реанимации. Меня выписали из больницы через 10 дней. Следователь рассказал, что машина была угнана ночью, накануне ДТП, и кто был за ее рулем – неизвестно. Родители – детдомовцы, ставшие на ноги благодаря тому, что родились в СССР. Но у меня никого больше не было. Мне светила опека органов государственной власти. Для меня это означало одно – быстрое угасание. Моя квартира еще была как-то приспособлена для существования инвалида, а вот дом инвалидов, в который меня определят? Кому достанется с таким трудом приватизированная родителями квартира – понятия не имею… Так что, как говорится, «дорогая близкая – казенный дом» не смешно? Абсолютно. Сегодня, третьего сентября, за мной должны были приехать. И они приехали. Абсолютно неразговорчивые два молодых человека, способные шкафы тягать, впрочем, мне показалось, что это не их главная задача. Мою тушку загрузили в микроавтобус, после получасовой дороги она (тушка) и оказалась здесь, в Центре. В центре всего, точнее, в центре Времён.

Я никогда не был поклонником вихрев времен[3] и прочей попаданческой литературы, а тут пришлось столкнуться воочию… И убедиться, что «небывалое бывает»[4].

А началось все с этого полного господина с бородкой клинышком, седой гривой волос, которых было слишком много для Котовского[5] и слишком мало для Эйнштейна[6]. Он носил старомодные очки в массивной оправе, из-за толстых стекол его глаза казались маленькими щелочками, а широкоскулое лицо совершенно не вязалось с массивным мясистым носом багрового цвета с весьма неприятными бугорками, говорящими о какой-то болезни.

– Андрей Вячеславович, мы рады приветствовать вас, в нашем центре. – От господина разило искусственным радушием и фальшивым дружелюбием.

– Мы, Николааай… Вторые[7]??? – неудачно пошутил я, на что встречавший меня господин разразился искренним заливистым смехом.

– Ну вот, что ни слово, то в точку! Ну, молодой человек, я теперь хочу объяснить, почему вы здесь, а не в доме инвалидов. Думаю, ВАМ это будет интересно. – Веселый господин интонацией выделил слово «вам». «Мы – вы, нам – вам, интересные игры тут играются», решил я про себя.

– А где это МЫ наахоодимся? – играть, так играть.

– Не все сразу, молодой человек, не все сразу. – Моей попытки поиграть этот господин, вроде, как и не заметил, он продолжал, как ни в чем не бывало:

– Мы хотим предложить вам работу. Не удивляйтесь. Это ваш второй шанс…

– Я буду здооров и смогу хоодить, когда надо встаавать с креслаааа? – на этот раз я был предельно ироничен.

– В какой-то мере, в какой-то мере… Это как вам повезет.

– Не пооонял! – я действительно такой юмор не понимаю, от слова «совсем».

– Вам предстоит выполнить задание. Наша цена – это ваша возможность жить полноценной жизнью. От вас только выполнение задания, и ничего более.

– Страаанноое предлоожение для дэцэпешникааа. А что зааа задааание?

Перехватить инициативу в беседе так и не удалось.

– Понимаете, если я расскажу вам, что за задание, то и о центре придется рассказать, а это возможно только тогда, когда вы согласитесь и подпишите соответствующие бумажки, вы ведь владеете левой рукой? – я в ответ кивнул.

– Вот и ладненько. Вот и хорошо. Еще раз повторяю: на одной чаше весов ваше жалкое существование в доме инвалидов, пять, десять, пятьдесят лет до смерти в инвалидном кресле, знаете, некоторые инвалиды очень долго живут. На другой чаше весов – пять, десять, даже пятьдесят лет НОРМАЛЬНОЙ жизни. После выполнения задания у вас будут новые документы, совершенно новая жизнь. – И он, этот самый встречающий господин, так и не назвавший своего имени, не врал. А как он жестикулировал! Он искусно владел приемами невербального давления на собеседника, вот, говорит о чашах весов, изображая руками этакую Фемиду с бородой и брюшком, и получается у него это не комично, отнюдь. Почувствовав, что я стал колебаться с ответом, он решительно бросился меня добивать.

– А один бонус вы получите еще до того, как начнете выполнять ваше задание.

– ? – я был очень даже удивлен, хотя и соглашаться не спешил, посмотрим, что он положит в те самые три короба[8].

– Посмотрите на эти фото. Это тот самый человек, который сбил ваших родителей, Миша Восточный, местный криминальный авторитет. В тот день у него украли машину, хотя заявление принес в полицию уже ПОСЛЕ совершенного убийства. Знаете, на периферии многое завязано в очень противоречивый узел. Так вот, МЫ его накажем. Еще до того, когда вы начнете выполнять задание. На подготовительном этапе.

Я не стал спрашивать о сути подготовительного этапа, у меня совершенно непроизвольно сорвался вопрос:

– Вы наастолько мооогущественны?

– Настолько. Нет, это будет непросто. Тут не пальчиком взмахнуть или на курок пистолета нажать… Но это для нас вполне по плечу.

– Я буду рааботать нааааа госудааарствооо?

– МЫ частная контора, но работаем под присмотром серьезных государственных структур. Если вы согласны, кивните, скоро вы сможете говорить без проблем. Прекрасно. Я рад, что вы согласны. Смотрите сюда. Старайтесь не моргать. Замечательно. Пальчик! Изумительно! Поздравляем вас с зачислением в группу «Острие» проекта «Вектор». Сейчас вы познакомитесь со своим помощником и бытовым куратором. Он и расскажет вам нужные подробности.

Глава вторая Темпорально-историческая

Объект 2. 14-е февраля 2022 года


В конце шестидесятых годов возник проект, во главе которого стоял мало кому известный физик Погорельцев Сергей Митрофанович. Кто-то считал его гением, кто-то сумасшедшим. А он был просто смелым экспериментатором и изобретательным пройдохой, не признававшим ни препятствий, ни авторитетов. Таких не любят. Таких уничтожают конкуренты. Таким не дают защитить диссертации, просто потому, что не понимают, что там написано. В шестидесятых Погорельцев разрабатывал некоторые аспекты теории поля. Однажды выводы из расчетов вывели его на ту дорогу, по которой пару тысяч лет назад некий Архимед гонял голым по общественным местам. Как я говорил, физик Погорельцев был тем еще пройдохой, имел обширные знакомства с нужными людьми в самых нужных областях. Он нашел того человечка, который мог шепнуть пару слов Самому. Над этим самым как раз сгущались тучи, но шепнуть пару слов ему успели. Сам попросил ему голову не морочить и объяснить все простыми человеческими словами, узнал, что дело идет о создании нового оружия, основанного на новейших достижениях советской физики, уточнил, что на исследования надо совсем чуть-чуть денег… и согласился. Утверждающе свою волю кивнул головой, мол, ты предложил, ты и занимайся. Инициатива наказуема. Так появился проект «Вектор». Погорельцеву повезло. В бардаке перехода власти от одного лица к другому, когда на горизонте Истории нарисовался Ильич Второй[9], человек, отвечавший за проект и рекомендовавший его Самому остался не только у власти, но и у денег. Без его деятельного участия не было бы никакого государственного переворота, да и существование проекта «Вектор» было бы невозможно. Скромный инструктор ЦК КПСС с очень большими возможностями сумел так засекретить и даже потерять материалы по проекту, что на поверхности осталась маленькая лаборатория теоретической физики практически без финансирования, которая разрабатывала общую теорию поля с передовых советских научных воззрений. В бардаке 90-х, когда финансисты партии стрелялись и выбрасывались из окон, Куратор уцелел. Некролог? Умный человек сумеет инсценировать свою смерть. Приятно посмотреть на свои похороны со стороны. Куратору свои похороны не понравились. Кроме немногочисленной родни провести его в последний путь не пришел никто из сослуживцев и знакомых. Но в его руках были тонкие ручейки финансовых потоков, о которых никто не знал. И что-то обламывалось лаборатории Погорельцева. Прорыв случился в 2002 году. Нет, не 20-го февраля, в 20 часов 02 минуты, не буду врать. Но к новому, 2003 году теоретическая база Прорыва была готова. И тогда возник ВОПРОС: «А что с этим делать?»!

Когда под давлением Запада СССР отказалась от революционного развития научно-технического прогресса[10], оказалось, что безумная идея доктора Погорельцева стала единственным незамороженным и никому не известным проектом, открывавшим серьезные перспективы. Но открытие перспектив – это вопрос финансирования. И сам Куратор решится на это не мог, даже он, имея в руках финансовые потоки чуть более бюджета маленького государства типа Молдовы[11], понимал, что в одиночку Проект не вытянуть.

Так появился Триумвират. Бывший инструктор ЦК КПСС, бывший сотрудник КГБ на пенсии (хотя и утверждают, что в этой Конторе «бывших» не бывает) и армейский генерал, который все еще отвечал за разработку некоторых типов вооружений. Их главная задача, которая вытягивала силы и средства, была в отстранении от власти клики зажравшихся олигархов, тесно связанных с семьей Первого российского президента. Но на Проект они рискнули открыть финансирование. В 2014-м скончался Сергей Митрофанович Погорельцев. Научным руководителем Проекта стал никому вообще неизвестный ученик Погорельцева, фактически, первый профессиональный ученый-темпорист, Степан Матвеевич Мухин. Так что никакого «эффекта бабочки» в темпористики не существовало, а вот «эффект Мухина» был надежно записан, обоснован и закреплен соответствующими экспериментами. В 2018-м лаборатория дала первые положительные результаты. Тогда же произошло два важнейших события: Проект получил одобрение Самого, а также начался набор в подразделение «Остриё». В конце того же 2018 года произошли первые переброски человеческого сознания. Результаты оказались настолько обнадеживающими, что сейчас заканчивался набор второго подразделения.

Чем нас пичкали во время обучения. История. Темпористика (наука о времени). Миротворение (теория возникновения и создания параллельных реальностей). История и личность. История как процесс. История как векторная статистика. Применение математических методов к историческому процессу. Почему нельзя верить математическим выкладкам в историческом процессе. Обучение владению вооружением различных эпох, основы тактики, стратегии, логистики, основы прикладной химии и медицины. Механика. Энергетика. Металлургия. На все про все – ровно один год. Потом был скучный и тяжелый экзамен, по результатам которого в Проекте осталось нас пятеро. Четверо мужчин и одна женщина.

Аааа… спросите вы, как могли инвалида на коляске, да еще и с ДЦП обучить владению оружием, да еще и приемам рукопашного боя? Гипносуггестивный тренажер. Вот только после виртуальных тренировок я возвращался в комнату выжатый как лимон, и, если бы не Артем – мой постоянный ангел-хранитель, кто знает, не спал бы я половину ночей в своем инвалидном кресле. Приятного мало, можете мне поверить. Артем, фамилию которого я так и не узнал, прекрасно владел расслабляющим массажем, который и исправлял, в какой-то мере, положение.

Обычно график обучения – две лекции утром, перерыв на еду и прочие удовольствия, работа с психологом. Мозгоеды у нас были замечательные! После двухчасовой промывки мозгов снова еда и обильное питье. Не знаю почему, но наши психи устраивали подопечным форсированный диурез как составную часть своей работы, а после их издевательств следовали еще две тренировки на тренажерах. Один раз в неделю практические зачеты по прослушанной программе, решение задач и стандартных практических ситуаций. Задачи были и просто на знание математики, и на логику, и на умение находить решение по справочникам. Интенсивность обучения зашкаливала.

У нас было пол выходного дня в неделю! Только не думайте, что ночью мы отдыхали! А по два часа обучения иностранным языкам в фазу глубоко сна не хотите? А первая половина того самого выходного дня посвящалась практике с носителями языка (английского, немецкого, французского, китайского или японского). Причем носители были убеждены, что занимаются благотворительностью с инвалидами, которых поддерживает солидный фонд какого-то безумного мецената.

Единственное, что я не мог понять – это как оно все умещалось в моей бедной головушке! Но ведь умещалось! Такие дела!

* * *

Они расположились правильно. Три человека, на которых я обязан обратить внимание. Четвертый – это моя цель. Двое перекрывают цель. Не полностью, но каждый из них не даст мне добраться до начальника – высокого громилы с характерным шрамом на морде. Я искал его три тренировки. Наконец-то нашел, и был уверен, что загнал в угол. Но угол оказался медвежьим. Точнее, это была запланированная засада. Меня ждали. Вот он… контрольный экзамен по боям в закрытом помещении с занесением выстрелом в голову. Я ненавидел эти тренировки, воспринимал их как издевательство. И категорически не понимал, зачем они мне нужны, ведь будет новое тело, а там у меня будут возможности… Но никто на мое нытье внимания не обращал. И каждая тренировка сопровождалась болью. Битиё определяет сознание! Я проверил верность этого энгельсовского тезиса на себе неоднократно. Меня били, прессовали, месили, колошматили. Огрызался, бил в ответ, уходил от ударов, от боли, и получал еще более болезненные удары, тычки, толчки, меня протыкали всем, чем можно и чем нельзя, резали и прижигали самым варварским способом. Но любая железяка в моей руке должна стать смертельным приговором. Любой карандаш, зажатый в кулаке, смертелен своим острием, а камешек, завалявшийся на обочине дороге, должен нести смерть на самые немыслимые расстояния. Главное – правильно направить, бросить, нанести удар. Но сейчас не тот случай. Против меня зубры, мало уступающие в подготовке, они даже не поддались на «коронку»: дверь – бросок вправо-перекат влево… огонь! Макарка выбит ловким ударом, а тот, кто сумел прервать мой полет сейчас оттесняет меня от двери – лишает возможности к бегству. Шанс? Да нет у меня шансов! Придется делать то, что я терпеть не могу! Нормальный человек может на мгновение-второе включить режим «берсеркер». Пролезть сквозь узенькую щель, поднять здоровенную бетонную плиту, в пару тонн весом, сдвинуть танк с места одной рукой, забросить камень дальше любого мирового рекорда в метании молота… может! Такие случаи описаны в литературе, изучены и хорошо известны: адреналиновая буря, которая вызывается близостью неизбежной смерти. Выброс адреналина – массовый расход энергии из самого ближнего хранилища (это глюкоза в крови), вот и результат. В бою, при соответствующей накачке психологической и подготовке физической, воин может продержаться в режиме берсеркера две-три минуты. Опять впрыск адреналина – бешенный расход глюкозы – но ее мало в крови, она не может поддержать такой режим более чем на несколько секунд. И организм тянет энергии из второго резерва – печень, где распадается гликоген, позволяющий держать режим берсеркера более-менее долго (по меркам организма, естественно). Суть подготовки в том, чтобы научиться очень быстро пользоваться этим самым печеночным депо энергии. Рассказывать долго. Реализация – почти мгновенная! Организм взрывается силой и скоростью. Я пропускаю добивающий удар от атакующего десантника (я по легенде пытаюсь достать Отто Скорцени[12], которого охраняют его любимые диверсанты – десантники), чуть корректируя положение тела так, чтобы использовать энергию его движения и оказаться у ног левого блокирующего телохранителя, подсечка! Ага! А они такие же, почти такие же шустрые, как я! Он не валится кулем, как должен был бы сделать, нет, успевает отреагировать, перекатится в сторону, гася силу и энергию моего удара, но его позицию уже страхует левый бодигард. Так дело не пойдет. Обмен молниеносными ударами на короткой дистанции с нулевым результатом. Отто с недовольным видом достает свой парабеллум. Тридцать три секунды! Это просто непозволительно долго! Один против троих! Если бы их было двое! Я бы справился, но ствол этой пушки ползет непозволительно быстро вверх… Черт! Почему Отто пользуется этой допотопной машинкой? Электростимуляция мышц… это параллельно тому, как я тренируюсь, сволочная технология, из-за которой я ПОТОМ, после тренировки буду расплачиваться криками и болью! И тут меня захватывает такая ярость от того, что придется проходить этот ужас еще и еще раз, пока не пройду, от нестерпимой боли, которая пронзает каждую мышцу, каждую клетку моего бедного организма, которому и так боли доставалось по самое нехочу! НЕ ХОЧУ!!! Я ору это, переходя в какой-то совершенно нереальный режим, который нахер мне не нужен, но который почему-то из меня выбивали, самым злостным образом. Красная пелена заволакивает сознание на какую-то секунду, максимум, на две… Успеваю заметить небольшую комнату подземного бункера с металлической дверью, три изломанные фигуры у стола и четвертая, у которой страшное месиво вместо головы… кажется, я воспользовался парабеллумом как кастетом… Сознание отключается!

Разряд! – Еще разряд! – Давай! – Сейчас пойдет! – Разряд!

Какого дьявола меня вытаскивают из этой убаюкивающей черноты, в которой так спокойно и нет боли! Не хочу!!!

Но меня никто не спрашивает. Еще удар! И мое бедное сознание вытаскивают на свет Божий, чтобы подвергнуть еще большим пыткам, которые они называют тренировками! Но куда мне еще больше?

Глава третья Инструктаж

– Аааа что будет с моим телом?

– А вас это интересует? – командир подразделения «Остриё» смотрел на меня немного иронично. Впрочем, этим вопросом я выбил его из обычного холодного равновесия.

– Проаостите, у вааас в роду евреев нет? – Наглеть так наглеть.

– Есть, по отцовской линии дед выкрест… Вы это по тому, что я отвечаю вопросом на вопрос? Так это моя личная старая привычка. Очень старая. Вы боитесь смерти?

– И дааа, и нет. Я раааассмааатриваю смерть как избааавление оот опооостылевшего телаааа. Но оноо мне, кааак ни страааанно, доорогооо.

Полковник со стандартной такой фамилией Полковников и не менее стандартным именем-отчеством, Полковник Полковникович, шучу! Николай Степанович, был невысокого роста, полноват, но форма при этом смотрелась на нем, как влитая. Двигался он мягко, плавно, говорил тихо, но каждое его слово звучало четко, медной россыпью по стальному листу. Он умел быть доходчив и словом, и делом. Нам показывали видеозапись девяносто восьмого, когда здания лаборатории присмотрел какой-то подмосковный крутяк, и пригнал сюда бригаду рейдеров. Тогда еще майор Полковников разогнал группу братков в одиночку, а потом так же в одиночку провел воспитательную работу с главным идеологом наезда. И все – без единого летального исхода! Но инвалидов в стране прибавилось, это точно.

– То есть, вы получите возможность двигаться, жить как человек, а все-таки вас будет интересовать ваше бренное тело, агент Т-2! Отвечать!

– Тааак тоочно, меня этооо интересует… чистоо из вредности и любоопытства.

Я и не собирался тушеваться перед страшным боевым полковником, потому что был уверен, физически он инвалида не обидит. Морально? А это уже совершенно другой вопрос.

– Смотрите.

Командир повернул ко мне монитор. Это выглядело как иллюстрация какого-то фантастического фильма. В довольно просторном зале располагались несколько десятков камер, более похожих на гибернационные камеры какого-то космического крейсера, но вот камера приблизилась: в трех из них находились тела. Обычные человеческие тела, а не уродцы с куполообразными черепами.

– Это не фантастика. Это первая тройка. Мы можем продлевать такое существование достаточно долго. Медики говорят, что предел вашего тела двадцать пять – тридцать лет.

– Спааасибо! А моожно еще один воопрос, прежде, чем мы перейдем… Ооони выпоолнили ваааше задааание?

– Да. Они проложили дорогу вам. И еще, мы всегда выполняем свои обещания.

Почти неслышный клик мышкой. На экране камера с зарешеченным окном и такой же зарешеченной дверью, в камере тот самый тип, что сбил родителей. Я не мог перепутать. То самое фото, что мне показывали тут при вербовке, только теперь это фото двигалось и было чем-то очень недовольно, например, тем, что находилось в камере. Точно, он, перепутать не мог, перепроверил все по Сети в короткие часы досуга. Ролики из ТВ, материалы местных изданий. Интернет-блогер Шарикоff, который покопался в этом деле. Интервью со следователем, опровергавшим причастность этого господина к резонансному ДТП. Это был он: бандит и депутат местного разлива в одном флаконе. Багровая морда лица, вздутые вены на шее, ор и крик в трубку мобильного телефона:

– Почему? Я тебя спрашиваю, почему? Я табличку деления знаю наизусть. И тебе, и прокурору отламывал… Б… дь, почему я тут? Я тебя… [вырезано цензурой] … твою… [вырезано цензурой] … на… [вырезано цензурой] … Делай что хочешь, но… чтобы я немедленно был на свободе. Залог, б…дь, какой хочешь, да… [вырезано цензурой] … сутки тебе даю… Что значит, невозможно? Ты что… [вырезано цензурой] …? Ты, б…дь, понимаешь, что я один тонуть не собираюсь? Вы все со мной пойдете, прицепчиком!

– Сам понимаешь, после таких заявлений долго не живут. – Монитор погас. – А теперь поговорим о сути твоего задания.

– Яяааа весь во внимааании. – сосредоточился.

– Наши расчёты показывают, что в узловом моменте 22–06–41 есть один щуп, который позволит его отодвинуть. Сдвиг этого узлового момента хотя бы на десять-одиннадцать месяцев позволит отпочковаться новой реальности, в которой вы уже будете жить. Здесь есть небольшой список лиц, в которых вы можете оказаться, тут уж такое дело… сами знаете про ограничения метода.

– Дааа… все хоотят в Наааполеоооны, нооо не у всех пооолучается.

– Вы сейчас получите все документы, касающиеся Советско-Финляндской войны 1939–1940 года. Именно она та самая веточка, на которую можно и нужно попытаться воздействовать. Победа должна быть безоговорочной. Это охладит пыл некоторых скоропалительных особ. Учтите все-таки, быстрая победа в Финской – только половина дела. Промежуточная цель. Главная цель – отодвинуть начало Великой Отечественной войны. Поэтому вас ознакомят с комплексом решений, которые могут ускорить прогресс СССР и спасти положение в начале войны. Ознакомьтесь. Внесите свои предложения. Обговорим. Поможем с материалами. Дерзайте!

– И еще… Вы должны знать, что существует еще одно ограничение по методу: послать в корневую реальность можно только одного хроноагента. Пока что это только гипотеза, установленная экспериментальным путём, и теоретического обоснования не имеет. Так что помощи вам ждать не откуда. Но на всякий случай… пароль про «славянский шкаф» не забыли?

– Баанальщина.

– Так ничего сложного придумывать не надо. Сложные ходы дают наибольший процент ошибок. Помните, как в американской армии и флоте решили вопрос шифровки сообщений? Никакой особенной шифровки, кроме использования архаичного языка и их носителей из резерваций. Всё гениальное – просто…

– Паачему, если яаа гений, как говооорит нааааш физик, мне ещё нее стааааало таааак легкооо?

– А вот на этот вопрос я отвечать полномочий не имею.

Переход (интерлюдия)

Я лежал в этом чертовом стеклянном гробу, который они называли просто «Капсулой». На самом деле вся эта стеклянная хренотень была одним огромным датчиком, который настраивался на моё ментальное поле и считывал мой мозг, слой за слоем, подчищая не только память, но и то, что делает человека уникальной личностью: он считывал привычные пути мышления. Мне сложно объяснить всё с точки зрения физиологии, но наша мысль материальна, она вызывается движением определенных групп нейронов, а вот запись таких стандартных импульсов создает уже более-менее адекватный слепок мозга. Лично меня это самое их более-менее не устраивало. Не хотелось бы очнутся с уровнем мышления педофила или убийцы-маньяка, но мне заявили, то отклонения если и возможны, то не более пары сотых процента и только по не сильно значимым функциям, типа привычка потирать левое ухо может смениться привычкой подергивать правое. И не более того. И все-таки мандраж был, боязнь была. Не то чтобы я не верил Полковникову, но до конца я не верил вообще никому! Те, кому я мог доверять, были слишком далеко. И я их уже никогда не увижу. Даже в ТОМ времени, куда меня отправят. Н-Е-У-В-И-Ж-У. Этот парадокс объясним, но мне не удается воспроизвести это объяснение менее чем на страницах сорока-пятидесяти. Поэтому опустим и примем как аксиому: еще одно ограничение Метода.

Надо отдать должное сотрудникам Центра – залы они держали в стиле необходимого минимализма. Чистые белые стены, на которых видно малейшее пятнышко, требования к этому помещению особые. Гермозона и всё такое прочее. Мозг должен быть совершенно расслабленным. Поэтому и капсула выглядит стеклянной, и всё вокруг белым-бело.

Я с детства ненавижу больницы, врачей и всё, что с этим связано. Но это была не больничная белизна. И не белизна морга – в морге не может быть так чисто. И здесь не было запахов, звуков, ничего. Посреди небольшого круглого белоснежного зала постамент из прозрачного стекла, причём весь, совершенно весь.

Мне говорили, что в сон меня будет вгонять газ – без звука, без запаха, без ничего, вроде и нет никакого газа. Но всё-таки я спинным мозгом ощутил, что атмосфера внутри камеры изменилась, что происходит нечто важное.

И тут я почувствовал, что выскальзываю из камеры. Теперь я был в высоте, под потолком этого свода. Мне хотелось куда-то вырваться, но пространство, бесконечное пространство оказалось внезапно ограниченным вот этим залом, в котором и металось нечто прозрачное: душа, которой был я…

Я рванул вниз, но и там проскользнуть не удалось…

И тут пришло осознание того, что я умер. Но мозг еще жил, но я уже умер! Меня обманули? Получается, что да. К удивлению, я не испытывал по этому поводу никаких эмоций. Ну умер, так умер, может быть, это только матрица так реагирует, а на самом деле, я не знал и не понимал, что происходит на самом деле… Мне было, наверное, интересно. А там, за стеклом что-то происходило. И это что-то меня заинтересовало. Или моё эфирное тело? Или я весь теперь одно только эфирное тело?

Я свободен!

Хотя нет!

Какая эта свобода, если я не могу никуда улететь?

А почему я не могу?

Эфирные тела вроде бы все могут?

А я не могу!

И что это за тысячи иголок вонзаются в черепную коробку? Ну почему же так грубо?

Я неожиданно расстроился. Мне должно было быть больно, но мне уже не было больно, потому что я уже был тут… И всё-таки, мне стало почему-то страшно, я начал метаться по залу, не зная еще почему, но всё мое (уже эфирное) естество вопило:

БЕГИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! БЕГИ!!!!!!!!!!!!!! БЕГИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

А толку?

Толку не было. И тут я почувствовал БОЛЬ!!! Она была страшной и невыносимой! От моего тела какая-то неведомая сила стала отковыривать по маленькому кусочку. Тело не хотело. Тело сопротивлялось. Эфирное тело стонало и болело, и таяло на глазах.

И тут я заметил то ОТВЕРСТИЕ, куда меня затягивало. Оно было черным, как бывают черные дыры, то есть абсолютно черным и именно туда падали и там растворялись части моего бедного эфирного тельца, исхудавшего и стаявшего почти на нет…

Вспышка нетерпимой боли, круженье в абсолютной черноте, стремительный полет к черту на кулички, наверное, потому что лететь в чёрное пространство – это лететь в никуда. Оставалось только осознание, что я куда-то лечу, и тут снова мое эфирное тело распалось мозаикой нестерпимой боли! Но я так не договаривался! Я так не хочу…

Резкий удар света по глазам. Кажется, я потерял сознание. Только кто я?

* * *

– Получилось?

– Так точно, товарищ полковник.

– Реципиент?

– Вот… В объекте. Полное замещение личности. Успех 100 %.

– Это радует. – Полковников задумался, постукивая по краю стола костяшками пальцев.

– Скажите, товарищ полковник, это было обязательно НЕ говорить реципиенту, в кого он будет подселён?

– Видишь ли, лейтенант, если я буду рассказывать всё, как есть, как ты думаешь, сколько я получу добровольцев?

– Несколько меньше нуля, товарищ полковник.

– Верно думаешь, Сережа, очень верно.

– Какая может быть погрешность в его привременьи?

– Не более двух-трёх суток от заданной точки.

– Надо постараться снизить этот показатель. В его ситуации каждые сутки важны. Эх, надо было его забросить чуть раньше!

– А что это изменило бы? Если сможет выкрутиться, выкрутится.

– Как-как ты сказал? Интересная мысль…

– Скажи, Сергей, сколько на твоей памяти было неудачных запусков?

– Два, товарищ полковник! Оба раза по причине схлопывания ноль-пространственной точки перехода.

– Причины известны?

– Нет. Но признаки усиления вероятности схлопывания известны и отслеживаются!

– Вот видишь! А для меня удачный запуск всё еще редкость. И пока еще ни одному хроноагенту не удавалось отпочковать новую реальность.

– Николай Степанович, а зачем нам нужно это? Отпочкованная реальность?

– Потому что, Сергей, мы должны понять, сможем или нет произвести пробой из этой реальности в ТУ, если она отпочкуется.

– А это нам зачем?

– А вот это Серёжа, имеет ответ, который тебе знать не полагается…

– Соображения высшей государственной важности?

– Еще более высокие! Лейтенант! Хватит мудохать мозг начальства глупыми вопросами, займитесь лучше делом.

– Так точно, товарищ полковник! Занимаюсь. Только у меня столько допусков и секреток, что секреткой меньше, секреткой больше…

– Ну, вообще-то ты к этим делам допуск имеешь. Всё равно будешь работать и на Модуле-2.

– Это что за хрень? Ой! Простите, товарищ полковник, вырвалось!

– Вот то-то и оно, вырвалось, вырваться может только хрен из трусов, а слово – оно тебе не хрен, оно вырваться не должно! А если проще – у нас мощность какая, знаешь? Вот, а теперь помножь на сто! Мы с половину Московской области можем обесточить, если внезапно ее врубим. А нужен Модуль-2 чтобы попробовать связь между отпочкованными реальностями установить. Понимаешь, в междоузлиях время идет пластами, оно вариативно. Оно от узла до узла без вариантов.

– Теория веника?

– Ну, она, хотя ее так никто не называет. Официально – теория связанных струн. Веником это вы ее, молодежь, прозвали.

– Так ведь похоже!

– Похоже. Когда удастся отпочковать веточку в междоузлии, мы и получим линию, в которой ТЕОРЕТИЧЕСКИ время будет течь по-другому. А мы, мы должны в этом убедиться.

– Так Модуль – 2 это сканер новой реальности?

– Именно. Чтобы туда проникнуть, у нас на планете таких энергий нет, и не будет! Но подсмотреть, даже не в замочную скважинку, а в микроскопическую такую дырочку… это да, это мы попытаемся.

– Так что займись делом, лейтенант…

– Так все же штатно произошло. ОН там. В объекте. Совмещение произошло без накладок. Папа, я всё-таки не понимаю… – задумавшись, лейтенант непроизвольно нарушил субординацию, которую до сих пор выдерживал без проблем.

– Тут я тебе не «папа», а товарищ полковник. – вздохнул.

– Извините, товарищ полковник, разрешите еще один вопрос, последний? – извинение выглядело искренним, а последнее слово прозвучало как-то умоляюще. Полковников усмехнулся.

– Давай, засырай отцу мозг…

– Почему мы их отправляем в «тёмную»? Можно ведь и лучше подготовить и объект дать изучить. И вообще, мы им дали только общие знания по эпохе, а по персонажу, его моторике, привычках, ведь при наложении это стирается…

– Ты еще спроси, почему его не в Сталина или в Ворошилова не перекинули.

– Спрашиваю…

– Сам знаешь, теоретически в Сталина или Ворошилова возможно, правда, пришлось бы в первом случае искать грузина, чтобы донор и реципиент говорили на одном языке. Но… успешность такого подселения сколько?

– У меня значилось 6 десятых процента.

– А тебе не говорил Моисей Аркадьевич, что неудачная попытка подселения может вызвать осложнения со здоровьем реципиента?

– Нет.

– Значит и не надо тебе это знать было. Да… Теперь скажи, «окно возможности» сколько держится?

– 232 часа.

– Вот! Так что на подготовку к конкретному времени переброса у нас не больше недели.

– Ну да, не подумал…

– Сынок, думать вредно для здоровья, но у тебя работа такая, для здоровья особенно вредная!

– Да, понял теперь…

– Теперь о реципиенте. Да, риск есть, моторика и прочее, а тут еще особенность тренировок нашего контингента, да… не сообщаем потому что, скажи, что происходит с донором при подселении?

– Шок, который длится от 12 до 24 часов.

– А процент успешного выхода из шока не напомнишь?

– Три процента.

– Ты еще три десятых забыл.

– Так точно.

– Стоимость заброса знаешь? Вот и считай! Эту методику твой Аркадьевич предложил. Чтобы повысить шансы на успех, донор должен попасть в такой реципиент, чтобы опасность для его жизни перекрыла и нивелировала шок перемещения. Шок шоком вышибают.

– Извините, товарищ полковник.

– Вот! Пойми, в таких обстоятельствах риск провала велик, но им приходится пренебрегать.

Или сознательно провал предполагать, – это Полковников подумал уже про себя.

Загрузка...