Зло не дремлет

Глава 1

Перед нами континент Хайласт – самая крупная часть суши в мире, именуемом Схарна. Омываемый четырьмя океанами, Хайласт давно стал общественным, политическим, военным, торговым и волшебным центром этой далекой планеты. Не то чтобы прочие материки сильно отставали от него в развитии: Хайласт утвердился в своем статусе «хребта мира» благодаря размерам и географическому положению.

Так же, как в местных масштабах это произошло с Арланией – самым крупным из государств Хайласта, занимающим северо-западную оконечность континента. Обширные плодородные земли, большое количество природных ресурсов, полноводные реки, кишащие дичью густые леса, трудолюбивое население – вот что сделало эту страну богатой и процветающей.

Не стоит, впрочем, думать, что жители прочих государств Хайласта – Хастарии, Тенлара, Лантарии, Ириона и Кадмеи – отличаются от арканцев в худшую сторону. Умения, а главное, желания работать, не занимать никому, но далеко не на всякой земле можно вырастить хороший урожай. Взять, например, Тенлар. Там, где согревает пески палящее солнце и рокочет, пуская клубы фиолетово-черного дыма, громадный вулкан Тильгалардрон, земледелие не слишком-то распространено. Основу тамошней кухни составляет мясо животных. Тенларцы в больших количествах разводят овец, верблюдов, лам и лошадей – последних, разумеется, не для еды. В настолько больших количествах, что излишки поголовья давно стали для Тенлара одним из главных предметов экспорта наряду с дорогими тканями, изделиями из золота, изысканными специями, редкими сортами табака и зернами произрастающего только на этих землях растения куафа, из которых приготовляется чудесный бодрящий напиток.

Хастария по большей части сама прекрасно справляется с обеспечением своих внутренних нужд: живущие здесь люди воспитаны в традициях железной дисциплины и презирают всякую роскошь. Хастарцы – непревзойденные мастера в изготовлении первоклассного оружия и непобедимые воины. Триста лет назад они всего за несколько недель захватили весь континент, но, как только это было сделано, вернулись на исходные позиции. Та война была для хастарцев не более чем бахвальством, демонстрацией своей несокрушимой мощи. По ее завершении тогдашний король Хастарии издал указ, запрещающий всем последующим поколениям своих земляков когда-либо на кого-то нападать.

Ирион, Кадмея и Лантария – цветущие оазисы с землей, столь же плодородной, как и в Арлании. Будь их территории хоть раза в два побольше, государства эти, несомненно, стали бы не менее могущественными. Но малые размеры не позволяют им играть существенных ролей на геополитической карте Хайласта.

А, стало быть, основные партии здесь распределены между Хастарией, Тенларом и, разумеется, Арланией, в которой почти каждый крупный город является мощной ячейкой сельского хозяйства, торговли, науки, магии и ратного дела. Среди этих городов особо выделяются столица Арлании – Эльнадор, окруженная сочным кольцом садов и полей Билана, а также южный центр Джейнард, большую часть населения которого составляют животноводы, охотники и искусные мастеровые.

Эльфы и гномы не имеют гражданства какой-либо из стран и свободно живут везде, где есть пригодные для них леса или горы. Такое положение дел никого не задевает: ведь младшие расы, в число которых входят также бороздящие просторы схарнийских морей и океанов орки, давно живут в почти абсолютном согласии друг с другом с тех самых пор, как были повержены прежние хозяева этого мира – люди-ящеры марры и грозные волкоголовые чудовища дзерги.

Не просто повержены, а изничтожены на корню. Марров выкосила эпидемия неизвестной болезни, дзерги же были чуть ранее сметены натиском освободительных армий младших рас. Однако зловещие следы былого присутствия на землях Схарны этих ужасных созданий сохранились во многих ее уголках. Даже теперь, спустя больше тысячи лет с того дня, как отправился в Бездну последний дзерг…

Есть такие места и в Арлании. Биланское Кладбище криков. Омываемая Серым морем южная оконечность – так называемые Дикие земли, где скалятся вслед проплывающим по небу облакам мертвые стены древних проклятых замков. И местность, издревле считающаяся самой гиблой на всей планете: Заболевшая Земля. Там по сей день стоят развалины Дзергвольда – города, бывшего некогда центром цивилизации дзергов.

И если в Диких землях кое-кто все же рискует порой поселиться, а в окрестностях Кладбища криков люди воздвигли множество поселений, то в бесплодную глушь, лежащую на границе Арлании и Хастарии, может отправиться на постоянное жительство разве только умалишенный. Эта земля не просто не пригодна для жизни – она смертельно опасна. Ядовитые гейзеры, рыскающие в ночи неведомые хищные твари и пронизавщая сам тамошний воздух тягостная энергия Мрака и Хаоса не позволят отважному чудаку продержаться в Заболевшей земле и дня.

И все же нашлись в Схарне люди, которым это страшное место надолго заменило родные стены… Таких, как они, часто называют черными магами, но данное определение ошибочно. Избрав однажды исключающий понятия добра и справедливости путь Мрака, эти волшебники потеряли право носить высокое и ответственное звание магов.

Обычные черные колдуны. Чернокнижники. Презрительное словцо для тех, кто разбирается в теме. По мнению большинства именитых седобородых волшебников, этот неприкаянный сброд не представляет сколько-нибудь серьезной угрозы…

Развалины древнего города Дзергвольда таили несметное множество грозных и страшных тайн.

Познать их все – значило провести всю жизнь среди выщербленных черных стен, ведущих в неведомые бездны провалов и хищно оскалившихся изваяний былых обитателей этих мест: статуи казались порой готовыми соскочить с постаментов и разорвать на части того, кто посмеет приблизиться. Значило до скончания дней своих читать загадочные знаки на стенах и слушать таинственные звуки, несущиеся из всех углов. Впрочем, обычной человеческой жизни, скорее всего, не хватило бы, чтобы досконально изучить все укромные уголки места, которое на картах всего мира обозначено как Черные руины…

И только те, кто осмелился селиться здесь, где смерть неспешно прогуливалась по дышащим древним злом переулкам, звали останки города дзергов Черным истоком.

Их было довольно много, изгоев-волшебников, которым однажды вдруг стал симпатичен Мрак. Покинув белый путь, они лишились возможности черпать Силу из окружающей среды. Чтобы творить чудеса – но чудеса недобрые, страшные, – эти люди должны были теперь причинять боль другим. Или животным, что было не так заметно. Впрочем, ни в том, ни в другом никто из них не видел ничего зазорного…

Взамен они получили свободу от множества догм и правил, издревле сковывавших всех, кто стремился к вседозволенности. Единственным, что продолжало стеснять их, было преследование со стороны тех, кто остался на стороне Света. Таковых было гораздо больше, и это соотношение не могло существенно измениться. Мрак не мог одержать победы численным превосходством своих адептов. Чтобы он, как в прежние времена, вновь затянул своими крыльями небо Схарны от края до края, требовалась та же древняя злая сила, что способствовала этому века назад…

Сила дзергов.

Здесь, где когда-то располагалась столица волкоголовых, этой силы было больше всего. Правда, она, как и сами дзерги, пребывала в законсервированном, полумертвом состоянии, ожидая часа освобождения. А чтобы он настал, были нужны жертвы – люди, эльфы, гномы или орки. Но здесь, вдали от обжитых земель, взять их было негде. Поэтому в стане обосновавшихся в Дзергвольде черных почти всегда царило глухое раздражение, делавшее и без того мрачных и злобных адептов гибельного искусства преисполненными ядовитой ненависти ко всему живому, включая, порой, и друг друга. Провал ячейки, действовавшей в Билане – а то в некотором роде была последняя надежда, – отодвинул исполнение заветной мечты каждого чернокнижника, как минимум, на годы. Минимум? Этих лет могло понадобиться очень много, чтобы поймать и доставить в Заболевшую землю сотни разумных живых существ, требовавшихся для жуткого ритуала воскрешения древних властителей половины мира.

Все кончено – многие именно так и думали. Некоторые колдуны даже сняли свои черные одежды и вернулись в родные города и деревни, в прежнюю жизнь. И даже те, кто остался, в большинстве своем полагали, что стремиться им больше не к чему.

Единственным, кто ни секунды не сомневался в успехе черного дела, был чародей по имени Лангмар.

Причины на то у него были.

Целых триста таких причин…

Раньше он был белым магом. Но никогда не находил в этом особой прелести, а в определенный момент перестал видеть в учении Света что-либо кроме удручающей пустоты. Хлопоты энтузиастов-товарищей и многомудрых наставников стали казаться ему бессмысленной возней лишенных разума насекомых, если не сказать – копошением червей в навозной куче. Подумать только: самые могущественные из живущих в Схарне людей – а представителей прочих рас Лангмар вовсе не считал достойными какого-либо внимания, кроме пинка под зад – расходуют Силу, разгоняя облака во время праздников и запуская волшебные огоньки на потеху детям городской голытьбы. А главной целью их деятельности является создание «универсальной магической системы», на изучение которой, если она будет все-таки составлена, магам будущего придется потратить не меньше половины жизни. Так они использовали свои умения, являвшиеся ключом к несокрушимой власти и полного ярких впечатлений вечного существования! С этим Лангмар смириться не мог.

Он часто делился своими переживаниями с другими волшебниками. Но в лучшем случае встречал непонимание, а в худшем – с ним просто переставали общаться. Это приводило Лангмара в настоящее бешенство, и дай он хоть раз волю своим эмоциям, кое-кому сильно не поздоровилось бы. Но маг терпел, понимая, что бунтовать против целого мира – чистой воды безумие. Вернувшись домой, падал на кровать и бился в беззвучных рыданиях. Те, кто отвергал его идеи и общество, представлялись Лангмару подобными стаду безмозглых овец, подыхающих от голода на полном сочной травы просторном пастбище. Только лишь потому, что главный баран сказал: есть эту траву ни в коем случае нельзя.

Прожить всю жизнь одиночкой-вольнодумцем? Так ничего в итоге и не добиться? Нет, такой расклад Лангмара не устраивал. Но и существовавшее положение дел предельно ему наскучило. А ведь путь, отличный от того, по которому шли сами и призывали идти Лангмара прочие волшебники, существовал…

Это, конечно, было не совсем то, к чему он стремился. Убийства ради убийств, пытки и вредоносные ритуалы никогда Лангмара не привлекали. Однако годы страшных душевных мук сделали его, в конце концов, невосприимчивым к чужой боли. И однажды волшебник по имени Лангмар засел за изучение запретных манускриптов, конфискованных у тех, кого жители Схарны считали своими самыми грозными врагами: у чернокнижников…

Он еще не закончил чтение даже первой книги, в которой описывались основы и суть черной магии, а уже знал, что пойдет по этому пути. Свернув на него, маг лишился бы многих возможностей, которые уже имел, но… в конечном итоге мог обрести неизмеримо больше. Пускай ценой страданий и смерти множества живых существ: это теперь было ему безразлично. Дочитав книгу до конца, Лангмар откинулся на спинку кресла с блаженной улыбкой на устах. Он чувствовал себя так, будто уже получил силу, которую обещал Мрак…

В тот самый миг в библиотеку вошел его ближайший друг Тайрис. Он остановился в дверях и удивленно посмотрел на товарища, сидевшего над стопкой проклятых книг:

– Что тебя так развеселило, Лангмар? – поинтересовался Тайрис.

Ему не понравилось выражение лица друга. Лангмар был в тот миг похож на одержимого преступными мыслями безумца.

– Да так… – Лангмар встал, взял со стола книги и начал расставлять их по полкам. – Смеюсь над глупостью чернокнижников. Это ж надо – приносить жертвы во имя власти над миром!

– Кажется, ты сам не раз заговаривал о такой власти, – усмехнулся Тайрис.

Лангмар повернулся к нему:

– Да, но то, о чем я говорил, не нуждается в этих мерзостных ритуалах. Магам Схарны достаточно просто объявить себя повелителями мира! Разве кто-то осмелится сказать хоть слово против? Подумать только, долгие века в Схарне существовал запрет на боевую магию! И сами волшебники следили за соблюдением этого запрета! Вот что по-настоящему смешно…

– Высшая власть? Но зачем? – Разговор перетек в прекрасно знакомое будущему ренегату русло.

– Давай оставим эту тему, Тайрис, – ледяным голосом произнес Лангмар. – Думаю, я больше ни с кем не стану обсуждать это.

– Как знаешь, – пожал Тайрис плечами. – Твои суждения представляют определенный интерес.

На мгновение у Лангмара возник соблазн рассказать другу о своих намерениях. Вдвоем они смогли бы сделать гораздо больше и куда быстрее добиться власти. Нужно лишь правильно расставить акценты. Так, чтобы Тайрис понял, что цель оправдывает любые средства…

Но нет. Главным условием победы должна стать максимальная осторожность. Никто не должен знать о том, что белый маг Лангмар твердо вознамерился стать черным. Никто, даже ближайший друг.

– Как бы там ни было, с этим покончено, – пожал плечами Лангмар. – Лучше быть немым, как рыба, чем разговаривать с пустотой.

– Ух ты! – восхитился Тайрис. – Сильно сказано.

Лангмар ничего не ответил.

Он продолжил свои изыскания в черной магии и через несколько месяцев, решив, что изучил ее досконально, собрал вещи и ушел в ночь, в прямом и в переносном смыслах канув во мрак. Для тех, кого он покинул, то был мрак забвения – о Лангмаре довольно быстро перестали вспоминать. Разве что Тайрис, знавший его со школьной скамьи, печально вздыхал иногда, приговаривая: «Эх, где же ты сейчас, дружище?» Все, кто знал Лангмара, сочли, что он решил порвать с волшебной наукой и вернуться к простой человеческой жизни. Так иногда бывало. Ну да, ведь в последнее время молодой маг сделался таким неразговорчивым. Взгляд его был рассеян, движения казались скованными… Несомненно, он сейчас удит рыбу где-нибудь на другом конце страны и улыбается, наслаждаясь жизнью, свободной от всех этих сложных формул и заклинаний…

На другом конце страны – это да. Но жизнь его была отныне связана с магией даже плотнее, чем в ту пору, когда Лангмар состоял в хранителях спокойствия. И, надо сказать, происходящее нравилось ему куда больше, чем прежние занятия. Теперь, в отличие от тех дней, проходивших в совершенно бесполезных, с точки зрения Лангмара, занятиях, он делал вещи, приносившие реальную практическую пользу. И чем дальше – тем больше. Венцом же его черного пути должно было стать могущество, сопоставимое с тем, которым обладал Ингардус.

Только, в отличие от легендарного мага древности, Лангмар намеревался использовать полученную силу не для освобождения мира, а для его порабощения… Ведь адептам белой магии, в которой сама такая мысль являлась страшнейшим табу, темные манускрипты давали на этот счет предельно четкие и ясные инструкции: «Проливай кровь слабых во имя торжества сильных», – таков был основной и непреложный закон Мрака, и маг-ренегат Лангмар узнал этот закон от самой первозданной стихии.

Кому же еще, как не самому Мраку, мог принадлежать этот тихий вкрадчивый голос, который так часто раздавался в сознании Лангмара прохладными летними вечерами на берегу волшебного пруда в роще Дома хранителей? Маг начал слышать его сразу, как принялся всерьез изучать черное искусство. До тех пор, покуда Лангмар не принял окончательного решения остаться в нем навсегда, голос ничего не предлагал и не советовал. Он только звал .

Лангмар не стал никого ни о чем спрашивать, прекрасно зная, какую реакцию это может вызвать у его товарищей или у Эрлангуса. «Возможно, – подумал он, – Мрак разговаривает со всеми, кто прикасается к черным книгам, и каждого пытается завлечь на свою сторону. Что ж, я не из трусливых. Буду изучать дальше».

Позже, спрашивая у других чернокнижников, говорил ли когда-нибудь с ними Мрак, Лангмар ни разу не получил положительного ответа. Постепенно он стал испытывать в этой связи нечто вроде гордости. Он ведь был единственным избранным, кто удостоился чести слышать голос стихии, а стало быть, ему сопутствовала поистине грандиозная удача.

Однако, вспомнив о таком понятии, как избранность, не следовало забывать и о том, что не только Мрак отмечал своим прикосновением верных служителей. Это было также вполне в манере Света. И пророчества, извещавшие о грядущих переменах, имелись в летописях обеих сторон.

Что касается Мрака, то тут речь шла лишь о воскрешении древней расы дзергов стараниями черных магов из числа людей. Сохранившиеся источники сообщали, что это пророчество сделал незадолго до своей гибели главный жрец Омдала – дзерг Тергон-Газид. Он также вскользь упомянул и о некоем «освободителе», который попытается помешать восстановлению власти Мрака. Ингардус, также неоднократно прорицавший будущее – многие из его предсказаний уже сбылись, – говоря об Освободителе, был более пунктуален. Он сообщил точное время и место появления героя на свет, и даже его имя. Крошечная деревушка Альфенрок на юге Арлании. Шестое мая 1137 года от Победы Света. Правда, свиток, где это было записано, существовал в единственном экземпляре и давно считался утерянным. Чем больше проходило времени, тем большее число разночтений появлялось в дальнейших разговорах об Освободителе. А когда скончались или исчезли из поля зрения летописцев последние живые участники Волшебных войн, и канул в небытие даже сам великий Ингардус – никто так и не узнал, что с ним сталось, – разговоры эти и вовсе утихли.

Так уж вышло, что документ, зафиксировавший то предсказание Ингардуса, совершенно случайно попался Лангмару в библиотеке Дома хранителей. Кусок пергамента, согнутый пополам и слипшийся, лежал в одной из редко используемых книг по черной магии. В ту пору, когда Лангмар обнаружил его, разум молодого волшебника уже находился во власти Мрака, и он не стал никому рассказывать о своей находке. А уж ему-то, равно как и его новому хозяину, она могла принести немалую выгоду. Но Лангмар не спешил мчаться в Альфенрок, чтобы устранить возможную помеху. В пророчестве Ингардуса было ясно сказано: рождение Освободителя не будет сопровождаться никакими знамениями, и даже сам герой узнает об уготованной ему судьбой роли уже в довольно зрелом возрасте. Более того, он мог никогда этого не узнать и даже погибнуть раньше, чем начнется новая война. Так что эта проблема вовсе не была первоочередной. Тем более – до означенной в пророчестве Ингардуса даты оставалось еще довольно много времени.

И Лангмар отправился в Заболевшую землю, к Черным руинам. Там, как он знал, гнездились его новообретенные «коллеги». Они давно изучили географию этих недобрых мест и могли спокойно передвигаться по бывшей столице дзергов, не рискуя отравиться ядовитыми испарениями или попасть в смертоносную ловушку.

Нельзя сказать, чтобы его встретили как-то уж очень тепло, но, вопреки ожиданиям Лангмара, он был принят в черное братство практически сразу, без каких-либо специальных обрядов. В то время в стане чернокнижников царили разброд и упадок. Эти люди ведь, по большому счету, и сами не знали, чем они занимаются. Ну да, нужно отыскать Венец Мрака, – а дальше-то что? Многие и вовсе предлагали отказаться от какой-то общей цели, разойтись по брошенным когда-то домам и сосредоточиться на применении черной магии для индивидуальных нужд. Лангмар сумел положить этому конец. Он объяснил утратившим уверенность в завтрашнем дне колдунам – что, как, а главное, зачем следует делать. Ему поверили: ведь его устами говорил Мрак… В тот день Лангмар был избран лидером всех чернокнижников континента Хайласт.

И началась долгая кропотливая работа по подготовке восстания. Первым делом нужно было завербовать как можно больше новых сторонников. «Забавно, – думал Лангмар, рассылая гонцов по городам и весям континента. – Это похоже на то, как начинались Волшебные войны. Только теперь все наоборот…»

Прошло восемнадцать лет, прежде чем Лангмар решил, что настало время начинать активные действия. За эти годы ячейки черного братства были сформированы в большинстве крупных городов Хайласта. Особое внимание уделялось тем областям, где сохранилось что-то связанное с древней расой волкоголовых: разрушенные храмы Омдала, магические лаборатории, развалины замков дзергов-правителей – все, что угодно, хранившее отпечаток их несокрушимой некогда мощи. Наиболее перспективным участком являлся арканский город под названием Билана. Там даже искать не пришлось бы: Кладбище криков и так было известно на всю страну.

Для биланской группы Лангмар изготовил специальные Кольца одержимости. О них он прочитал в одной старинной книге, которую обнаружил, исследуя заброшенные замки в Диких землях. Там жили в прежние времена Падшие лорды – влиятельные аристократы, увлекавшиеся экспериментами с черной магией. По слухам, к этим занятиям их подстрекал некий сильный маг, имени которого народная молва, впрочем, не сохранила. Осталось неизвестным и имя автора тома, из которого лидер черного братства узнал, как сделать магические кольца для будущих воскресителей дзергов. Эти предметы были призваны наладить связь между душами биланских колдунов и нескольких владык из числа покоившихся на Кладбище криков: возглавивший группу Хагнир, к примеру, был связан с духом Архун-Коллака. Такая связь должна была слегка облегчить чернокнижникам работу по воскрешению дзергов и помочь последним еще до выхода на поверхность освоиться в изменившемся мире, на который они смотрели глазами своих пособников-людей. Кольца также гарантировали сохранение секретности – наложенное на каждый перстень заклятие мгновенно лишало разума члена ячейки, вздумавшего рассказать об ее деятельности кому-нибудь постороннему.

Но прежде чем Хагнир и его товарищи достигли надлежащего уровня в черном магическом ремесле и начали активную деятельность, прошло еще довольно много времени.

За минувшие годы Лангмар несколько подзабыл об Освободителе. А тот, если верить преданию, должен был уже давно родиться и возмужать. Маг отправил в Альфенрок троих убийц, но они опоздали – юноша по имени Борланд исчез в неизвестном направлении всего за день до их прихода в деревню. Кто-то из местных сказал, что накануне в деревенском кабачке пировала компания сомнительного вида личностей, здорово смахивавших на разбойников, и Борланд все время крутился около них, расспрашивая о лесных приключениях. Да, еще из сарая кузнеца Джордана, у которого Борланд ходил в подмастерьях, кто-то стащил один из лучших мечей. Было очевидным, что потенциальный герой Схарны решил избрать для себя далеко не героическую стезю. «Что ж, возможно, это и к лучшему, – подумал, получив донесение, Лангмар. – Пусть сложит голову где-нибудь в лесу. Все меньше хлопот».

Но этого не случилось. Спустя несколько лет глава чернокнижников опять услышал о Борланде. Как оказалось, мальчишка уцелел. Он сменил род занятий, а заодно и место жительства. Борланд обитал теперь в хастарской столице – Хаддаре, будучи учеником прославленного фехтовальщика Рангвальда. Такая ситуация нравилась Лангмару гораздо меньше. Кто-кто, а Рангвальд мог даже совершенно случайно наставить паренька на истинный путь. Нужно было что-то предпринимать. На этот раз Лангмар решил действовать самостоятельно. Он в одиночку отправился в Хастарию, чтобы покончить с тем, кто мог однажды встать на его пути к абсолютной власти.

Факт присутствия в раскладе персоны такого уровня, как Рангвальд, сыграл колдуну на руку. Никому и в голову бы не пришло, что истинной целью охоты, которую затеял Лангмар, является вовсе не знаменитый мастер клинка – уж у него-то полным-полно было врагов и завистников, в число которых успел затесаться и сам колдун, – а его молодой ученик. Впрочем, как вскоре выяснилось, Лангмар мог и вовсе не опасаться чьего-то противодействия. В отличие от него, белые маги Схарны не были озабочены судьбой какого-то там будущего героя и, кажется, напрочь позабыли о том, что пророчества имеют обыкновение исполняться…

Как показалось тогда Лангмару, ему удалось уничтожить Борланда. Блуждающий по болотистой местности человек с рассеченным от уха до уха горлом вряд ли когда-либо сможет совершать подвиги. Но почему-то чернокнижника не покидало смутное беспокойство – будто бы что-то осталось незавершенным…

Предчувствие его не обмануло: Борланд выжил.

По иронии судьбы их с Лангмаром пути пересеклись как раз в тот момент, когда чернокнижник осуществлял очередной очень важный этап своего плана. Подчинив себе волю своего бывшего друга Тайриса, Лангмар напал на того, кто был когда-то его учителем. Он не испытывал ненависти к этим людям – просто так было угодно Мраку.

То был день, когда Борланд, которому древний маг предсказал путь Освободителя Схарны, сделал первый шаг в этом направлении [1].

Глазами умирающего Тайриса Лангмар смотрел на Борланда и читал его мысли. Нелегкое занятие даже для опытного мага, но терзавшая душу бывшего разбойника ярость была столь сильной, что чернокнижник явственно увидел перед собой череду событий, предшествовавшую их встрече на поляне у серого камня. Узнал имя главного врага Борланда: Тронг. В следующий миг жизненные силы окончательно покинули тело Тайриса. Лангмар мог бы, конечно, попытаться продолжать контролировать и мертвую плоть, чтобы убить Освободителя руками трупа, но это требовало больших энергетических затрат, а силы его были истощены сражением с Эрлангусом. Лангмар покинул тело бывшего друга и вернулся в собственное, ждавшее его в подземельях Дзергвольда. Размяв успевшие онеметь суставы, чернокнижник стал думать, как ему действовать дальше.

Было похоже, что оба пророчества близки к исполнению. Должно быть, Борланд узнал о своем предназначении и начал обретать силу. Как, в противном случае, мог он понять, что действиями чернобородого мага в фиолетовом плаще управляет его давний недруг Лангмар? Разве же не поэтому он вонзил кинжал в шею опутанного дурными чарами Тайриса?

Глава черного братства начал действовать незамедлительно. Он разыскал одноглазого громилу Тронга и поручил ему выследить и убить Борланда. Но перед этим с помощью магического орба отправил образ Освободителя членам черной ячейки, базировавшейся в Билане. Он не был уверен, что Борланд отправится именно туда, но это в любом случае было ближайшее к месту встречи с Освободителем место, где у Лангмара имелись надежные помощники. Достаточно сильные: как лихо Хагнир и компания разделались с прибывшим из Академии магом, что должен был навести порядок в Билане! Вспомнив о том волшебнике, Лангмар ухмыльнулся. Не повезло Я’Ли Адавилу, ничего тут больше не скажешь. Козел-оборотень – это ж надо!

Но тут же чернокнижник опять помрачнел: ведь финал биланской истории был совсем не весел. Нет больше Хагнира, как нет и самой биланской ячейки, от которой осталась только жалкая горстка трусливых и недалеких неофитов. Сильнейшие чернокнижники Биланы принесли себя в жертву, чтобы поднять из могилы волкоголового военачальника Архун-Коллака. Их можно назвать героями, но героизм их пропал втуне. Архун-Коллак повержен – и кем? Все тем же проклятым Борландом! Который, ко всему прочему, еще и пропал тролль знает куда, успев легко и непринужденно прикончить Тронга мощнейшим заклятием – «прикосновением вампира». Получалось, что Борланд всякий раз оказывался на шаг впереди Лангмара, и это было для колдуна почти непереносимо. «Не терзайся так, ведь проиграть мы не можем», – успокаивающе шептал Мрак, но реальные факты намекали совсем на другой исход…

«Я найду его, – сжав кулаки, подумал Лангмар. – Найду и сотру в порошок. Уже очень скоро».

То, что он намеревался сделать прямо сейчас, несомненно, должно было приблизить час смерти Освободителя.

Предводитель чернокнижников стоял на краю глубокого провала в центре места, бывшего некогда главной площадью Дзергвольда. Ничто не мешало и сейчас считать ее таковой, но, поскольку город уже больше тысячи лет лежал в руинах, никто и не думал именовать здешние улицы так, как они назывались в древние времена. Ведь и само название города – Дзергвольд – звучало так лишь на человеческом языке. О том же, как звали свою столицу сами волкоголовые, жители современной Схарны не имели ни малейшего представления.

Когда-то над Дзергвольдом возвышался гигантский купол, предназначением которого было не пропускать сюда солнечные лучи. Прежние хозяева этих мест не слишком-то жаловали небесное светило. Свет не причинял им физического вреда, как, например, вампирам ветви кадрис, а также всевозможным мелким демонам. Дзерги просто ненавидели его как противоположность Мраку и Хаосу, воплощением которых были они сами. Перед каждой серьезной битвой волкоголовые читали заклинания, на многие лиги вокруг затягивавшие небо тяжелыми черными тучами. Это порой оказывало деморализующее воздействие на войска повстанцев, помогая и без того превосходящим силам дзергов одержать победу еще быстрее.

А в городах волкоголовых, несмотря на наличие там привычных для человеческого глаза зданий, возвышавшихся над землей, большая часть помещений, особенно жилых, располагалась в катакомбах. Все же дзерги состояли в тесном родстве с волками, которые, как известно, живут не на поверхности, а в норах и пещерах. Так что под черной брусчаткой площади, на которой стоял сейчас Лангмар, скрывался многоуровневый подземный комплекс, уходивший вниз едва ли не на сто метров.

Далеко не все уровни были доступны для живших в Дзергвольде колдунов. Завалы мешали добраться до самого дна, да никто в здравом уме и не стал бы этого делать. Ведь там, под толщей камня и песка, была еще жива подвластная только дзергам злая сила Хаоса. Она не стала бы разбираться, кто белый, а кто черный: просто поглотила бы душу любого человека, рискнувшего туда спуститься.

Именно там, на дне ямы, что казалась зловещей даже чернокнижникам, находилась гробница того, кому мир был обязан существованием пророчества дзергов: Тергон-Газида – последнего из главных жрецов Омдала. Газид был одним из верховных правителей волкоголового племени. Фактически вторым после короля Харнгралла. Куда лучшим вариантом было бы как раз воскрешение последнего, но Харнгралл сложил голову в такой жуткой битве, что от него вряд ли что осталось. А если и осталось, то в поисках обрывков шкуры и обломков костей древнего повелителя пришлось бы истоптать добрую половину континента.

Гибель Харнгралла стала началом падения цивилизации дзергов. После нее лидером волкоголовых автоматически сделался Тергон-Газид. Он не отличался полководческими талантами и полностью положился на то единственное, чем владел в совершенстве: на черную магию. Тергон-Газид собрал лучших магов своего народа в главном святилище Омдала и объявил, что хочет провести ритуал, который обеспечил бы дзергам непосредственную поддержку их кровожадного божества. Иными словами, он собирался призвать Омдала в мир Схарны. Удайся ему это – и у младших рас не осталось бы никаких шансов на победу. Но в тот момент, когда Тергон-Газид уже занес нож над горлом первой из тысячи приготовленных жертв – то были пленные люди и эльфы, – в Дзергвольд явился Ингардус. Выбив заклинанием двери храма, он вызвал жреца на магическую дуэль. Тот был вынужден согласиться: дзерги, как бы невероятно это ни звучало, тоже соблюдали кодекс чести. Битва двух сильнейших магов Схарны продолжалась целые сутки и закончилась победой Ингардуса.

Да, дзерги были предельно злобными созданиями, но подлостью не отличались. Весь город наблюдал за поединком, где даже простая подножка, не говоря уже о серьезном ударе в спину человеческому магу, могла решить все в пользу волкоголового жреца. Ингардус, хоть и был экипирован могущественными артефактами собственного изготовления, не превзошел Газида по силе, а лишь стал равным ему. Как бы там ни было, а победил пророк Занзары честно, потому и сумел уйти из города живым.

Дзергвольд в ту пору оставался последним бастионом дзергов, и армии младших рас уже стояли на подступах. Кто другой в подобной ситуации, возможно, и капитулировал бы, но только не волкоголовые. Прекрасно осознавая полнейшую безвыходность положения, в котором они оказались, бывшие правители мира не сложили оружия и продолжали обороняться до тех пор, пока не полегли все до единого.

Спустя тысячу с лишним лет никто уже не помнил о том, что тогда, на исходе последней Волшебной войны, слово «дзерг» было синонимом не только «чудовища», но и «героя». Несмотря на ненависть к волкоголовым, вскормленную на протяжении жизней целых поколений, люди, эльфы, гномы и орки относились к дзергам с уважением. Так яростно защищали те свою последнюю твердыню, прекрасно зная, что она обречена.

Лангмар, которому было ведомо больше, чем прочим обитателям Схарны, это знал. Сам он, впрочем, не разделял ничьих чувств. Ни современников, ни прародителей. Ненавидеть древних владык колдуну было не за что. А уважение… Что ж, боевая отвага всегда того стоит, но, на собственный взгляд Лангмара, защитники Дзергвольда перешли ту грань, что отделяет отвагу от безрассудства. Хотя они вряд ли уцелели бы, даже сдавшись. В лучшем случае их ждал бы суд, в исходе которого можно было не сомневаться.

Враги адептов Мрака заблуждались, считая, что воскрешение дзергов является основной целью чернокнижников, и что они почитают волкоголовых как богов. Конечно, именно дзерги должны были стать основной движущей силой в новой войне за Схарну. Но вот что касается того, кто кому будет служить… Руководящая роль предназначалась совсем не волкоголовым. Согласно базовым правилам некромантии, воскрешенный всегда становится покорным слугой воскресившего.

Впрочем, ритуалы, применявшиеся для возвращения дзергов к жизни, были иными, чем при штамповке пустоголовых зомби. Массовые жертвоприношения имели целью полноценное возрождение древних, а не банальное оживление их мертвой плоти. И такие «подопечные» смогли бы, пожалуй, когда-нибудь взбунтоваться. Но Лангмар знал и умел достаточно, чтобы подавить любой бунт.

Воскресив Тергон-Газида, он мог уже не особенно беспокоиться насчет дальнейших действий. Жрец Омдала сам поднял бы из могил своих братьев по крови – всех, до кого смог бы дотянуться, да еще отыскал бы новых, о местах последнего пристанища которых чернокнижники ничего не знали.

Но возвращение Газида к жизни было не столь уж легкой задачей. В отличие от Биланы, где Хагнир и его товарищи в любой момент могли скрутить зазевавшегося прохожего, в развалинах Дзергвольда «материал» для жертвоприношений взять было неоткуда. Разве что начать резать глотки друг другу, – но этот вариант, само собой, не рассматривался. Ближайшие человеческие поселения располагались в Хастарии, и это означало, что о них можно даже не думать. Положение было почти безнадежным.

Почти.

Через несколько дней после провала группы Хагнира Лангмар решил провести ритуал как можно скорее – это стало бы своеобразной местью всем силам, что препятствовали ему раньше. Чародей долго размышлял над тем, что можно сделать. И нащупал в итоге путь, который, как ему казалось, мог привести к желаемому результату. Путем этим, правда, никто еще не ходил, но все ведь когда-то случается в первый раз…

Тролли. Несколько месяцев Лангмар посещал зачарованные дзергами болота и пещеры, ускоряя развитие воинственных уродцев. Составленное из них войско должно было стать первой из новых армий Мрака. Лангмар натравил небольшие отряды троллей на поселения эльфов и гномов, чтобы испытать своих новых солдат и, если повезет, завладеть кое-какими ценными артефактами. Возможная гибель этих подразделений не огорчила бы чародея. Узнав о том, что посланные в атаку отряды зеленомордых вырезаны подчистую, Лангмар и бровью не повел. Но то, что произошло днем позже, надолго испортило ему настроение. Каким-то непостижимым образом защитники Света узнали, где базируются все остальные тролли, и уничтожили их – меньше чем за десять минут! Лангмар до сих пор не мог взять в толк, как Эрталиону, Танарису и Кальдерику удалось обнаружить троллей, и уж тем более – проникнуть в убежище, чтобы взорвать пороховой склад.

В распоряжении Лангмара остались только три сотни троллей, которые несли стражу в окрестностях Черного истока. Лидер братства именно их планировал принести в жертву над могилой Тергон-Газида.

Простое убийство зеленомордых не привело бы к нужному результату. Жизненная энергия троллей для воскрешения была гораздо менее ценной, чем если бы закланию подверглись представители любой другой расы. Другое дело – если бы все триста болотников сами убили себя во имя дзерга, как это сделали Хагнир и его друзья в склепе Архун-Коллака. Но просить их об этом или отдавать соответствующий приказ – не имело смысла: тролли, хоть и не отличались особой сообразительностью, ни за что не согласились бы расстаться с жизнью иначе, кроме как в бою с силами Света. Оставалось прибегнуть к магии, наложив на болотников чары повиновения.

Это и собирался сделать сейчас Лангмар.

Тролли стояли сзади, все три сотни. Они не догадывались, зачем хозяин отозвал их с периметра и собрал в центре города. С полуразрушенных стен за происходящим внимательно наблюдали тридцать девять чернокнижников.

Нет… Тридцать восемь.

Лангмар скользнул взглядом по лицам собравшихся, пытаясь определить, кого нет.

«Ну, разумеется. Опять этот отщепенец…»

Отсутствовавший колдун большую часть времени держался в стороне от остальных. Это ни у кого не вызывало недовольства: индивидуализм среди адептов Мрака только приветствовался. Но сейчас, в такой ответственный миг…

– Где Каздан? – спросил Лангмар, обращаясь сразу ко всем.

Несколько человек ответили, но местонахождение Каздана так и осталось неизвестным. Как оказалось, он никому не попадался на глаза с самого утра. Его отсутствие, впрочем, никак не влияло на результат – действовать все равно предстояло одному лишь Лангмару. Не явившись сейчас на площадь, Каздан, можно сказать, обокрал сам себя: он пропустит волнующий и торжественный момент возвращения в мир Схарны одного из могущественнейших черных владык.

«Интересно, где он сейчас? Снова исследует какие-нибудь подземелья на окраине? Или отправился в одну из хастарских деревушек, чтобы найти женщину? Да какая, в принципе, разница? – ухмыльнувшись, подумал Лангмар. – Какое мне дело до любого из них? Мне – Лангмару, будущему повелителю Схарны?»

Чародей повернулся к троллям. Триста пар миндалевидных желтых глаз настороженно смотрели на него. В толпе зеленомордых чувствовалась некоторая напряженность. Похоже было, что они все же почуяли недоброе.

Лангмар улыбнулся. Не важно. Жалкие монстры все равно ничего не смогут ему противопоставить. Да они и не успеют ничего предпринять.

Лангмар поднял руки и начал произносить заклинание. По рядам троллей прокатилась легкая дрожь. Несколько болотников попятились.

Вокруг ладоней Лангмара возникли полупрозрачные серебристые светящиеся сферы. Тонкие струйки тумана поползли от них к морщинистым лицам троллей. Зеленокожие карлики недоуменно моргали, силясь понять, что же их ожидает. Вряд ли они смекнули, каковы намерения Лангмара, но происходящее все равно им не нравилось. Тролли, хоть и не ждали от хозяина подвоха, с подозрением относились к тому, чего не могли понять.

Туман окутал головы троллей и начал проникать под кожу. Это не причиняло болотникам боли, но было для них совершенно уж непостижимо.

– Что происходит? – подал наконец голос один из тролльих капитанов. – Мастер Лангмар, зачем вы это делаете?

– Это нужно, чтобы вы стали сильнее, – солгал Лангмар. Сейчас, пока он еще не дал троллям установки на самоубийство, не стоило давать им понять, что он на самом деле о них думает.

Когда в стоявшей перед ним толпе не осталось ни одного тролля, что не был бы охвачен гипнотическим свечением, Лангмар послал в каждую зеленую голову мысленный импульс и отошел в сторону, освобождая обреченным болотникам дорогу к провалу.

Тролли так ничего и не поняли. Усиленный чарами гипноз сделал их послушными марионетками в руках Лангмара. Зеленая толпа двинулась к провалу. Каждый тролль, на миг остановившись на краю, доставал из ножен кинжал и произносил слова посвящения своей жизни Тергон-Газиду. А вслед за этим – рассекал себе горло и валился вниз. Лангмар и остальные чернокнижники, затаив дыхание, наблюдали за тем, как тает троллье воинство…

Ритуал сработал. Всего через несколько минут после того, как последний тролль исчез в хищной пасти провала, со дна раздался грохот треснувшей надгробной плиты и разлетающихся в стороны осколков. А вслед за ним – низкий утробный рык.

– Началось! – воздев руки к небу, провозгласил Лангмар. – Братья мои, это началось!

Колдуны начали оживленно переговариваться, обсуждая случившееся и поздравляя друг друга. Это была их маленькая – впрочем, не такая уж маленькая – победа, которая значила особенно много после болезненного фиаско, постигшего черное братство в Билане. Лангмар в считанные мгновения обрел еще больший авторитет, чем ранее. То, для чего другим потребовались сначала годы подготовки, потом месяцы напряженнейшей работы, а в конечном итоге – самопожертвование, он осуществил всего за несколько минут.

Из провала вырвался яркий сноп фиолетового света. Внутри него парил в воздухе тот, кого здесь так долго ждали: верховный жрец древней расы дзергов Тергон-Газид.

Глава 2

Даже самый искусный из менестрелей Эльнадора – да что там: первейший поэт среди лесных эльфов – не смог бы сочинить песни, которая должным образом описала бы восторг, переполнявший душу биланского торговца Заффы.

Подумать только: еще каких-нибудь несколько дней назад он был изгнанником Академии, не имевшим ни малейшей надежды когда-либо вновь вернуться к занятиям в столице. Авантюра, в которую втянул его пришлый пройдоха Борланд, могла в случае удачного исхода помочь Заффе набрать очки и попробовать уговорить ректора Академии Дорнблатта сменить гнев на милость. Но… как раз для того, чтобы обеспечить такой исход, Заффе пришлось нарушить наложенный все тем же Дорнблаттом запрет и применить более мощное заклинание, чем ему было дозволено. Наказание не заставило долго ждать – Заффа был превращен ректором в каменную статую. Всего на сутки, к счастью, но когда этот срок истек, хозяин волшебной лавки понял: последний шанс пропал даром, а другого уже не будет. И даже золото, которое оставил в его доме успевший к тому времени испариться Борланд, не смогло развеять его печали. В конце концов, на бедность Заффа и раньше не мог пожаловаться. А вот его хрустальная мечта была теперь разбита вдребезги и не подлежала восстановлению даже в случае прямого вмешательства богини.

Каково же было удивление Заффы, когда через неделю с небольшим посреди ночи вдруг ожил и зазвенел стоявший на тумбочке у изголовья его кровати магический орб. Кто-то пожелал выйти с торговцем на связь. Как оказалось, то был Дорнблатт собственной персоной. Заффа сначала не на шутку перепугался, подумав, что архимаг измыслил для него еще какую-нибудь кару – на этот раз уж точно пострашнее, чем двадцать четыре часа стояния камнем. Он ожидал чего угодно, но только не того, что сказал Дорнблатт. А тот сначала извинился за позднее беспокойство – Заффа и не представлял даже, что мессир ректор на такое способен, – а после… О, те слова стали для Заффы настоящим целебным бальзамом: после Дорнблатт предложил ему вернуться в Академию, чтобы продолжить обучение с того момента, на котором оно было прервано.

«Ты полностью реабилитировал себя, Заффа, – сказал архимаг, – и можешь снова переступить порог Академии: здесь тебя, кстати, с нетерпением ждут. И вот еще что – прости меня, пожалуйста. Твой проступок был далеко не таким серьезным, чтобы выгонять тебя за это из Академии. Просто я тогда пребывал в дурном расположении духа. А потом… сам понимаешь, решения ректора Академии не подлежат пересмотру, тем более – им самим. Я просто не мог пустить тебя обратно, иначе потерял бы лицо. Теперь же у меня есть серьезный повод переиграть ту ситуацию. Так что пусть все это останется нашей с тобой маленькой тайной. Приезжай в Эльнадор, как только сможешь».

Волшебный шар померк, а Заффа, выпрыгнув из постели, исполнил брачную песню молодого енота и, несмотря на не самую подходящую для этого комплекцию, принялся ходить по комнате колесом. На шум прибежала его сестра Клара. В руке она сжимала кинжал: подумала, что в дом, прознав о свалившемся на Заффу богатстве, вломились грабители.

Герцог Фирен был единственным, кого Заффа навестил перед тем, как покинуть город. Правитель Биланы очень обрадовался, узнав, что душевным терзаниям одного из самых верных его помощников настал конец. Он даже устроил по этому поводу небольшой пир. Совсем небольшой – единственными его участниками были сам герцог и Заффа. Фирен пожелал будущему дипломированному волшебнику счастливого пути и предложил, когда обучение будет завершено, занять место придворного мага Биланы: в свете последних событий герцог решил на всякий случай сделать эту должность постоянной. Ну, разве ж можно было отказаться от такого предложения?

Заффа не стал медлить с возвращением в лоно Академии. Вернувшись от герцога, он сразу лег спать, а наутро погрузил на телегу необходимые вещи, запряг лошадку и, оставив лавку на попечение сестры, отправился в Эльнадор. Возможных нападений разбойников Заффа не опасался: теперь, когда запрет на использование заклятий высоких уровней был снят, он мог преподнести охочим до легкой наживы головорезам весьма неприятный сюрприз.

Мысль о разбойниках заставила его вспомнить о Борланде. Интересно, куда подался этот «рыцарь госпожи Удачи»? Он вроде бы собирался вернуться домой, но вот о том, где именно находится его дом, не сказал ни слова.

Заффу впечатлило то, с какой легкостью Борланд положил конец беспорядкам на Кладбище криков. Обретавшимся там чернокнижникам удалось поднять из могилы дзерга Архун-Коллака – сами они при этом навечно выбыли из игры, – но новая жизнь дзерга продлилась совсем недолго. С трудом верилось, что это мог сделать человек, освоивший боевые заклятия лишь несколькими часами ранее. Заффа даже жалел, что не видел произошедшего той ночью в склепе своими глазами. Он, хоть и находился в двух шагах от места событий, был каменным изваянием и не видел вообще ничего.

«Все-таки Борланд – неплохой малый, – думал Заффа, выезжая из Биланы. – Никто не мешал ему забрать все деньги, полученные от герцога. А он все же принес Кларе мою долю. Хотелось бы, конечно, перемолвиться с ним парой слов перед отъездом, но… его желание поскорее исчезнуть из города вполне понятно: невозможно все время обманывать своего работодателя, прикидываясь могучим магом. Особенно когда поблизости есть другие волшебники. Рано или поздно проколешься. Голову, конечно, Фирен с него за это не снял бы, но вот позора на всю Билану было б не избежать».

Тергон-Газид прервал действие заклятия левитации и спрыгнул на камни, оказавшись прямо перед Лангмаром. Дзерг смотрел на чернокнижника сверху вниз, но по взгляду его было ясно: Газид понимает, что в этом дуэте солирующая партия принадлежит не ему.

Стоявшие на стенах колдуны затихли. Молчал и Лангмар. Он, как и остальные, не знал наверняка, что может выкинуть Тергон-Газид.

– Тролли… – Жрец Омдала заговорил первым, причем на современном всеобщем языке: – Спасибо, конечно, но больно уж горьковатый осадок. Голова кружится.

«Откуда он знает современное наречие? – подумал Лангмар. – Язык значительно изменился с тех пор. Должно быть, Газид успел просканировать сознание кого-то из нас. Может быть, даже мое собственное. Да, те, кто недооценивает волкоголовых, совершают чудовищную ошибку».

– Это единственное, что было в наличии.

Лангмар не стал оправдываться, произнеся эту фразу абсолютно будничным тоном. Не стоило давать дзергу ни малейшей возможности почувствовать превосходство.

– Как бы там ни было, а мое пророчество исполнилось, – сказал волкоголовый. – Сколько же времени прошло?

– Больше тысячи лет, – ответил Лангмар. – Война…

– Проиграна, – закончил за него Тергон-Газид. – Если судить по тому, что я вижу вокруг себя, нашу цивилизацию постиг полный разгром.

– Да, это так, – сказал чародей. – Но я надеюсь, что, объединив наши возможности, мы сможем вернуть былое великолепие.

– Объединив? – ощерился дзерг. – С чего бы это я стал объединяться с тем, чьи предки на корню извели мой народ?

– Хотя бы ради того, чтобы пересмотреть результаты той войны, – усмехнулся Лангмар. – Такова, значит, благодарность дзергов? Не забывай, что это я – Лангмар – вернул тебя к жизни. И хотел бы сделать то же для остальных. Я имею право отдавать приказы. Но пока что – просто предлагаю .

– Вот спасибо, вот утешил, – осклабился жрец Омдала. – Что ж, раз выбора все равно нет, я помогу тебе. Не по приказу, а добровольно… Если это можно так назвать.

– Отлично. Когда начнем?

– Тебе решать, – пожал Тергон-Газид мускулистыми плечами. – Но кое-что я мог бы сделать для тебя уже сейчас.

– Интересно – и что же? – спросил Лангмар.

– Кто-то предал тебя, Лангмар, – сказал дзерг. – Я чувствую это.

Лангмар скользнул взглядом по лицам своих последователей. Те занервничали и начали перешептываться.

– А кто из них предатель, ты можешь сказать? – Лидер братства испытующе посмотрел на дзерга.

– Его сейчас здесь нет.

– Каздан… – Лангмару не понадобилось и секунды, чтобы догадаться.

– Мы можем настигнуть и покарать его прямо сейчас, – сказал Газид. – Хочешь?

– Конечно. Но… как?

– Не забывай, кого ты поднял из могилы, колдун! – Глаза древнего полыхнули огнем азарта. Расставив когтистые лапы, Тергон-Газид выкрикнул несколько слов на языке дзергов. Тотчас рядом с ним начал вращаться в воздухе кроваво-черный вихрь портала.

– Идем же, повелитель , – с сарказмом произнес волкоголовый жрец. – Мне не помешает небольшая разминка после всех этих лет, что я валялся дохлой собакой среди камней!

Когда до города оставалось проехать каких-нибудь три лиги, Заффа услышал в телеге позади себя легкий шум. Обернувшись, маг увидел, что на один из его сундуков присела крупная летучая мышь. На шее у зверя висел на шнурке небольшой матерчатый мешочек. Факт его наличия говорил о том, что мышка эта – совсем не простая. Так же, как и то, что нетопырь прекрасно чувствовал себя в светлое время суток.

– Но-но, смотри у меня, не балуй! – прикрикнул Заффа, вскинув правую руку и готовясь провести магическую атаку. – Я хоть развоплощать вас и не умею, бока намну так, что мало не покажется.

Мышь подмигнула. Заффа опустил руку.

– Ревенкрофт, – обреченно произнес он, останавливая лошадь. – Есть ли в Арлании хоть одно место, где нельзя было бы встретить тебя?

Из глотки нетопыря вырвалось что-то, напоминавшее хриплый хохот. Взмахнув крыльями, мышь обернулась облаком черного тумана, которое тут же стало принимать очертания человеческой фигуры. Через мгновение вампир Ревенкрофт из ветви нахейрос сидел на сундуке в своем человеческом обличии. И смеялся уже по-настоящему.

– Ну, здравствуй, Заффа, – сказал он, перестав хохотать.

– Какого тролля ты за мной увязался? – недовольно пробурчал бородач.

– Ну вот, и это называется – компаньон! – обиженно протянул вампир. – Неужели я не заслужил другого отношения?

– Ты же вампир! – воскликнул Заффа. – Как еще можно к тебе относиться? Ты ведь воспринимаешь меня только как свой потенциальный завтрак!

– Ну, что ты, вовсе нет. – Ревенкрофт скорчил унылую мину. – То, что я питаюсь кровью живых существ, вовсе не означает, что в моих глазах любой человек выглядит как аппетитный бифштекс.

– Не очень-то верится в это после того, что ты сказал на крыше храма несколько дней назад, – возразил Заффа.

– Да? А что я тогда сказал? Извини, действительно не помню – очень уж насыщенная неделька выдалась.

– Насыщенная? – усмехнулся Заффа. – В устах вампира это слово обретает пугающий оттенок. Ты тогда сказал Кедрику следующее: «Я выпью досуха и тебя, и твоего упитанного приятеля. Пожалуй, с него и начну, а ты пока постой в сторонке». Как думаешь, могу я после такого считать тебя своим товарищем? Даже если и хотел бы?

– Ах, это, – улыбнулся Ревенкрофт. – Ну, извини. Я тогда почти ничего не соображал. Всего через несколько часов после пробуждения… голодный, как тысяча троллей. Кстати, с удовольствием выпил бы всю кровь из того мага, что меня поднял. В общем, можешь считать, что этого не было.

– Сложновато будет считать так, – сказал Заффа. – Но, так и быть, поверю тебе на слово. В любом случае я теперь расконсервирован, и врасплох ты меня не застанешь… Поведай же мне, Ревенкрофт, что заставило тебя покинуть Билану?

– Это же проще простого, – ответил вампир. – Как думаешь, чем займется герцог Фирен теперь, когда Кладбище криков успокоилось? Сомневаюсь, что он забыл о другой угрозе спокойствию горожан. Угрозой же этой являюсь я. И мне совершенно не улыбается влачить жалкое существование вечной добычи, прячась от магов и рейнджеров по чердакам и подвалам. Другое дело – если я переберусь в Эльнадор. Большой город – большие возможности. И гораздо больше негодяев, от которых стоит почистить улицы. За это еще и спасибо скажут, но я не такой дурак, чтобы показываться на глаза властям.

– Ну ладно, с этим понятно. – Заффа достал из кармана платок и вытер взмокший лоб. – Но почему ты решил отправиться вместе со мной? Мог ведь и в одиночку долететь до столицы – разве не так?

– Так-то оно так, – согласился нахейрос. – Но ведь куда приятнее путешествовать в компании старого знакомого. Мы ведь не так давно стали одной командой. Так почему бы не продолжить и дальше сообща бороться со злом?

– Сообща бороться со злом? – Заффа возвел очи к небесам. – Богиня, будь свидетелем: эти слова я слышу от вампира!

– А что, вампир не может обладать чувством справедливости? – продолжал гнуть свою линию Ревенкрофт. – Все мы вольны выбирать, как нам относиться к происходящему вокруг. И если каждый человек может в теории стать моей пищей, это не означает, что я и на практике буду стараться схарчить вас как можно больше. Почему бы не делать это избирательно? Например, занявшись истреблением отбросов общества? Сделаться, так сказать, санитаром столичных улиц. Ведь репутация и деяния человека не влияют на вкус его крови.

– И что, ты полагаешь, власти в итоге простят тебе принадлежность к вампирскому племени? – хмыкнул Заффа. – Объявят амнистию, которая коснется лишь тебя одного? Или хочешь заслужить подобное для всех кровососов?

– Мы предпочитаем термин «приверженцы альтернативной системы питания», – поморщился Ревенкрофт. – Шутка. Амнистия, говоришь? Я не задумывался об этом, но… почему бы и нет? Остальных вампиров приплетать не стоит, это, пожалуй, было бы слишком жирно. А вот что касается старого Ревенкрофта… Возможно, если я уничтожу достаточно негодяев, меня даже примут при дворе и позволят занять государственную должность. И тут уж мне точно никак не обойтись без твоей помощи.

– Да, давай уточним насчет этого, а то ты как-то уж чересчур увлекся своими фантазиями, – сказал Заффа. – Очень интересно: чем же это я смогу тебе помочь? Неужели ты думаешь, что я буду патрулировать ночные улицы, выслеживая для твоего пропитания воров, убийц и насильников? Если так, то ты попал пальцем в небо. У меня своих забот невпроворот. А по ночам предпочитаю спать.

– Нет, я другое имел в виду, – покачал головой вампир. – Ты мог бы стать, так сказать, моим агентом. Открыть компанию «Сладкая месть» – что-нибудь в этом роде. И жители Эльнадора сами будут сообщать тебе о тех, кто непростительно долго задержался в этом мире. А уж за мной дело не станет. – Ревенкрофт мечтательно погладил себя по животу. – Вот так мы и будем сообща бороться со злом на улицах большого города – волшебник Заффа и я, человек-летучая мышь!

– Хм, а в этом что-то есть, – погладил Заффа бороду. – Но мне нужно время, чтобы обдумать твое предложение. Ты сможешь найти меня в общежитии Академии магии – первые несколько дней я проведу там. А сейчас будь любезен – оставь меня. Хотелось бы въехать в город без клыкастого пассажира.

– Расовая нетерпимость – один из самых неприятных пережитков прошлого, – изрек Ревенкрофт, перекинулся в нетопыря, взлетел и исчез в начавшей наполнять пространство между холмами сизой мгле.

Заффа, покачав головой, тронул поводья и продолжил свой путь навстречу многообещающей карьере.

Спустя некоторое время он стал свидетелем забавной картины. На лежавшем чуть в стороне от обочины тракта плоском валуне восседал какой-то человек. Перед ним на тряпице был разложен нехитрый набор продуктов – хлеб, кровяная колбаса, лук и несколько вареных яиц. Путник с аппетитом поглощал свой ужин, время от времени отхлебывая из обтянутой кожей фляги.

– Эй, уважаемый! – крикнул Заффа, останавливая повозку. – В Эльнадор направляешься? Садись – подвезу!

Реакция была довольно неожиданной:

– Езжай своей дорогой! – закричал мужчина, запустив в его сторону пригоршней яичной скорлупы. – Откуда мне знать – вдруг ты грабитель какой-нибудь?

Голос его был резким и неприятным. А по особенностям выговора Заффа распознал в любителе поужинать на природе своего земляка.

– Так ты из Биланы? – все еще дружелюбно спросил он. – Тем более дуй ко мне на телегу. Биланец биланцу глаза не выклюет.

– Ага! – саркастически выкрикнул путник. – Не выклюет, как же! Знаю я вас, землячки, чтоб вам пусто было! Так и норовите чужим добром поживиться! Не нуждаюсь я ни в чьей помощи! Избавь меня богиня от друзей, а от врагов я уж как-нибудь сам избавлюсь! Сказано тебе – отцепись от меня! Или тебя ножичком пощекотать? – В подтверждение своих слов скандалист выудил из сапога короткий и ржавый нож – то ли кухонный, то ли сапожный.

– Дурак ты! – рявкнул Заффа и тронул поводья. Хотел было наслать на нахала несварение желудка, но передумал – все-таки мелкая месть была совсем не в его натуре.

Скоро бывший лавочник уже въезжал через массивные ворота в арканскую столицу. Городская стража еще не спустилась со стен для вечерней проверки прибывающих, и ему не пришлось останавливаться ради этой процедуры. В полутемной арке Заффа использовал заклинание освещения, чтобы его лошадка невзначай не оступилась. И увидел приклеенное к каменной стене объявление, прочитав которое едва не упал с телеги…

«Нет уж, – смеясь, думал Заффа, продолжая свой путь. – Что угодно, только не это!»

Если Намор Долгонос и не был самым неудачливым бардом Арлании, то он уж точно входил в первую десятку таковых. Ему давно уж следовало, бросив попытки прославиться, заняться чем-нибудь другим, но… упорства, в отличие от таланта, Намору было не занимать. Количество песен, которые он накропал, желая добиться признания и славы, недавно перевалило за пять тысяч, и останавливаться Намор не собирался. Сочинения его делились на три категории: плохие, очень плохие и отвратительные. Порой настолько, что за исполнение некоторых из своих «шедевров» бард бывал бит.

Всякий же раз, когда из-под пера Намора выходило что-то действительно интересное, очень скоро выяснялось, что это уже было кем-то создано до него, и Долгонос, сам того не осознавая, повторял чужое произведение, изменив лишь несколько слов или аккордов. Правда, такое случалось не слишком часто – Намор не был способен создать хорошую песню, даже опираясь на готовые образцы.

Тем не менее, Долгонос не оставлял надежды когда-нибудь прогреметь на всю страну. Каждый вечер, будучи освистанным в очередной таверне – и, как правило, облит помоями, – он зажигал свечку, но чаще, конечно, лучину в углу конюшни: деньги на комнату у него появлялись не чаще раза в год, – слюнявил карандаш и принимался слагать очередную балладу. За долгие годы мытарств Намор сумел-таки заметить, что его творения никого не впечатляют, а потому старался оперировать понятиями, впечатляющими сами по себе. «Ветер», «гроза», «дракон», «великан», «битва» – эти и многие другие слова того же порядка повторялись в его «песнях» так часто, что те казались похожими друг на друга больше, чем один болотный тролль похож на всех остальных.

«Лучше поздно, чем никогда», – гласит народная мудрость. Долгонос постепенно понял, что ему не заработать денег и признания, выступая в тавернах и на улицах с собственным материалом. Так он по гроб жизни продолжал бы «зарабатывать» одни лишь тычки и оскорбления. Благо играть и петь Намор все-таки умел довольно сносно, и он составил себе программу из признанных жемчужин песенного творчества, с которой выступал теперь в питейных заведениях арканских городов. Под конец, когда как следует наподдавшей публике становилось уже все равно, под какую музыку продолжать пирушку, Долгонос на свой страх и риск все же исполнял несколько песен из личного репертуара – на это уже никто не обращал внимания.

Такая тактика полностью изменила его жизнь. В карманах наконец-то зазвенело, и Намор теперь мог больше не слушать по ночам фырканья лошадей, а главное – не вдыхать их ароматов.

А однажды – тот вечер Долгонос запомнил навсегда и считал лучшим в своей жизни – какой-то пьяный крестьянин, обмывавший в таверне удачную сделку по продаже десятка поросят, позвал Долгоноса к себе за стол и раз за разом просил его петь именно собственные песни. «Я уважаю только авторское искусство! – кричал выпивоха, ударяя по столу пудовым кулачищем. – Молодец! Пой еще!» А Намор и рад был стараться, ибо, как мы уже знаем, сочинить за свои двадцать восемь лет он успел более чем достаточно. Первый и пока что единственный поклонник его таланта вскоре упился сверх всякой меры и захрапел, а Намор, не замечая этого, продолжал бренчать и остановился, лишь когда хозяин объявил о закрытии.

Несколько месяцев назад Долгонос решил покончить со странствиями и осесть на одном месте. Местом этим стала придорожная таверна под названием «Приют пилигрима». Намор договорился с ее хозяином, что будет в обмен на комнату и питание регулярно развлекать гостей. «Приют» стоял на перекрестке нескольких дорог, две из которых были широкими торговыми трактами, так что недостатка в щедрых посетителях таверна не знала. Но захаживали сюда и всевозможные темные личности. К ним, правда, никто особо не присматривался. Платят – и слава богине.

Странный человек, что появился в таверне «Приют пилигрима» нынешним вечером, ни у кого не вызвал симпатии. Он, во-первых, был Тенларцем. К этим хитрым жителям Востока в Арлании относились настороженно, а Тенларец, явившийся сюда не по торговым делам, всегда вызывал подозрения. Во-вторых, гость был одет как черный колдун, что тоже не могло добавить ему уважения. А в-третьих – он пришел с единственной стороны, откуда человеческие шаги не доносились уже много лет: из Заболевшей земли! Кем же ему еще быть, кроме как злобным колдуном, что черпает силу в чужих страданиях?..

Таверна. Простая придорожная таверна, пускай и лоснящаяся ввиду своего выгодного географического расположения, но все же ничем особо не примечательная. Тем не менее, переступив ее порог, белый маг Каздан на мгновение подумал, что очутился в раю.

А как еще могло быть после десяти лет, проведенных им в Черных руинах – проклятом месте, пропитанном запахами смерти, страдания и тлена, среди потерявших ощущение реальности людей, сознанием которых навечно завладел Мрак? К тому же – ежесекундно рискуя жизнью. Ведь Каздан, несмотря на свою принадлежность к черному братству, вовсе не разделял его интересов и не был одним из чернокнижников.

Он был шпионом Совета магов континента Хайласт и действовал по прямому распоряжению ректора Академии магии архимага Дорнблатта.

Разведчики из Эльнадора и раньше проникали в последнюю цитадель Мрака. Информация о том, что происходило в Черных руинах, долгие годы тоненьким ручейком текла в столицу, но… ручеек этот то и дело обрывался. Лидер колдунов Лангмар рано или поздно вычислял очередного шпиона. А вычислив, он с ними особо не церемонился: несчастных использовали для пополнения энергетических резервов чернокнижников. Проще говоря, их подвергали чудовищным пыткам на протяжении целых недель, а иногда и месяцев – тут все зависело от индивидуальной стойкости конкретного человека.

Так происходило потому, что засланные Дорнблаттом агенты лишь притворялись чернокнижниками. Они в совершенстве изучили ритуалы черной магии, но не были готовы по-настоящему творить зло. На кошек и собак их еще хватало, но все они, как один, тушевались, когда речь заходила о причинении серьезного вреда разумным существам. Других доказательств Лангмару не требовалось: для настоящего чернокнижника не существует понятий добра и зла, а есть только цель и способы ее достижения.

Каздан был первым, кому Совет официально разрешил переступить грань, разделявшую белых и черных кудесников. Посовещавшись, волшебники решили, что зло, совершенное с целью предотвращения прихода в Схарну еще большего зла, не сделает его настоящим преступником. Скорее, даже героем – ведь это означало суровую внутреннюю битву с самим собой и шрамы на душе на всю оставшуюся жизнь.

Этот ход оказался наиболее полезным из всего, что когда-либо делал Совет. Каздану удалось без единого прокола продержаться в Черных руинах десять лет и стать одним из приближенных Лангмара. Лидер братства нередко даже советовался с ним. В такие моменты Каздан всегда предлагал наименее агрессивные пути решения возникших проблем, маскируя свои реальные мотивы соображениями безопасности. И Лангмар зачастую шел у него на поводу, соглашаясь, что положение черного братства далеко не столь идеально, чтобы предпринимать серьезные шаги, могущие привлечь к себе пристальное внимание жителей Арлании и вызвать ярость волшебников Совета.

Но сегодня Каздану пришлось спешно покинуть развалины Дзергвольда. Накануне Лангмар объявил о своем намерении незамедлительно воскресить Тергон-Газида. То, что сеанс некромантии должен был состояться уже на следующий день, ставило под удар миссию Каздана. Кто-кто, а могущественный дзерг мгновенно распознал бы чужака, едва только явившись в мир. Будь у Каздана времени побольше, он сообщил бы о происходящем в Эльнадор, чтобы присланные оттуда отряды боевых магов положили конец гнусной возне чернокнижников. Но времени не было совсем. И первоочередной задачей Каздана являлось сейчас спасение собственной жизни. У него не оставалось иного выхода, кроме как в срочном порядке уходить из разрушенного города. Применив заклинание скорости, Каздан быстрее птицы помчался прочь и уже к вечеру оказался рядом с таверной «Приют пилигрима», находившейся на расстоянии пятисот лиг от Заболевшей земли.

Утро дня, на которое Лангмар назначил церемонию воскрешения, было идеальным временем для его бегства. В свете предстоящего события на это просто никто не обратил бы внимания. Очень велик был соблазн покинуть Дзергвольд еще до рассвета. Однако неявка на утреннюю общую трапезу могла слишком много сказать остальным, и поэтому Каздан сбежал сразу после завтрака, которым, как и почти всегда, было жареное мясо летучих мышей. Жареные нетопыри на завтрак, обед и ужин, а также и в качестве промежуточных перекусов. Для иллюзии разнообразия – суп из летучих мышей да холодец из их же ушей. Почти одни только жареные нетопыри в течение десяти лет… То была единственная съедобная живность, в изобилии водившаяся в Дзергвольде и его окрестностях. Помимо мышей, тамошнюю фауну составляли разнообразные рептилии и насекомые, но все – безмерно ядовитые. Запас летучих тварей был практически неиссякаем, но, понятное дело, за долгие годы такой рацион предельно надоел всем, за исключением разве что тех, кому было совершенно безразлично, чем питаться. А отведать чего-то, кроме нетопырей, можно было только в двух случаях: когда люди Лангмара подвозили провиант из городов – это происходило довольно редко, и хватало запасов совсем ненадолго – или во время вылазки в одно из ближайших поселений. Учитывая, что таковые располагались в Хастарии, где и белых-то магов не особенно уважали, находиться там дольше нескольких часов было весьма опасно.

Мерзкие жареные нетопыри… Окинув взглядом шумный пиршественный зал, Каздан жадно втянул ноздрями воздух, пронизанный ароматами изысканных яств. От этого у него едва не закружилась голова. Маг улыбнулся, окончательно осознав, что о жестком, вонючем и обладавшем отвратительным вкусом мясе летучих мышей можно теперь забыть навсегда…

Несмотря на эйфорию, охватившую его по приходе сюда, Каздан не потерял бдительности. От его внимания не ускользнуло множество хмурых и неприветливых взглядов, которые то и дело бросали на него посетители. Над уставленными блюдами, тарелками, кубками и кружками столами пронесся неодобрительный шепот. Лохматый длинноносый парень, что потешал народ игрой на гитаре, сбился и дернул подряд несколько лишних струн.

Каздан прекрасно понимал, что его принимают за чернокнижника, но не спешил развенчивать это впечатление: ни к чему этим случайным людям знать, кто он такой на самом деле.

После недавних событий в Билане, слухи о которых быстрее ветра разлетелись по всей стране и успели проникнуть за ее пределы, народ перестал относиться к историям о чернокнижниках как к глупым байкам, пригодным лишь для того, чтобы пугать детей. Жители Арлании старались теперь пореже надевать черное: у страха глаза велики, – какой-нибудь паникер может и молотком по затылку треснуть. Это, конечно, была большая глупость – ведь сам по себе цвет ни в чем не виноват, но… на Каздане сейчас была не просто черная одежда, а самый настоящий ритуальный плащ чернокнижника! И это не осталось не замеченным никем.

Каздан включил магическое зрение, чтобы рассмотреть всех присутствующих разом и оценить степень возможной угрозы. Магов в таверне не было, что давало ему немалое преимущество в случае внезапно возникшей заварухи. А вот крепких бойцов здесь собралось немало, и этого факта, конечно, не стоило игнорировать. Вооруженные булавами и длинными мечами здоровенные телохранители купцов, несколько наемников в потрепанной пыльной одежде, да еще компания из шести рейнджеров, игравших в карты в дальнем углу. Эти, пожалуй, были опаснее прочих, поскольку могли первыми напасть на того, кого считали злым колдуном. Чего не сделал бы, к примеру, телохранитель без приказа своего патрона или одинокий наемник, ни от кого не получивший соответствующего задания.

Но пока никто не торопился бросать вызов «приспешнику зла», и Каздан спокойно прошествовал к свободному столику. Почти свободному: возле стенки дремал какой-то красноносый детина, судя по наряду – не странник, а обитатель одной из ближайших деревень. Служанка, поднесшая магу список блюд, как и все остальные, смотрела на гостя из Заболевшей земли настороженно. Она не заговорила с ним и даже не стала передавать меню из рук в руки, а просто положила рядом с Казданом на покрытую множеством мелких царапин столешницу. Маг усмехнулся, но промолчал. Он пришел сюда лишь для того, чтобы поесть и переночевать, а не с целью добиться чьего-то расположения. Проблемы если и возникнут, то на улице, а туда ведь можно и не выходить – до рассвета, когда здравомыслящие люди вновь становятся таковыми, не будучи одурманены алкоголем.

Каздан оставил окружающих за бортом своего внимания и приступил к изучению меню. «Интересно, есть ли здесь блюда моей родины?» – подумал он.

О, да! В заведении, стоявшем на пересечении торговых путей, могли не включить в меню эльфийские яства, но не учитывать вкусов жителей государства, с которым Арлания торговала больше всего, было бы попросту глупо. Блюда Тенларской кухни, ставшие, наряду с зажигательными танцами и дрессированными кобрами, одним из символов этой жаркой восточной страны, в «Приюте пилигрима» имелись. Причем не только основные, давно ставшие привычными и для населения крупных городов Арлании, но и экзотические – такие, как, например, змея, фаршированная маринованными скорпионами!

Восхищенный взгляд Каздана метался от одной строчки меню к другой, а желудок мага принялся аккомпанировать гитаре носатого барда. Шпион Совета даже не знал, что выбрать: здесь ведь было абсолютно все!

В конце концов Каздан остановился на похлебке из баранины и поджаренных на решетке кусочках мяса черной свиньи. За этим, конечно, последовала фаршированная змея. А на десерт – ломтики груши, вываренные в диком меду. Вино Каздан выбрал арланское – оно ему нравилось больше.

«Прощайте, жареные нетопыри!» – Когда на столе перед ним возник безмерно приятный взору набор тарелок и плошек, Каздан почувствовал себя так, будто с его плеч свалился вулкан Тильгалардрон. Маг был готов наброситься на еду с остервенением голодного пса, но все же удержал себя в рамках приличий. На него и так злобно косились со всех сторон: не стоило усугублять ситуацию.

Смакуя яства, чей вкус был им уже основательно подзабыт, Каздан продолжал думать о деле. Лангмар, вероятнее всего, уже завершил ритуал воскрешения, и скоро в развалинах Дзергвольда воплотится ужасный Тергон-Газид. А может, это уже произошло. По большому счету не важно – ведь он, Каздан, уже начал свой путь к вратам Эльнадора. Завтра он расскажет Дорнблатту о планах черного братства, а после вернется в Дзергвольд во главе отряда карателей.

Каздан обладал еще кое-какой информацией, пожалуй, не менее важной, чем весть о новой жизни Тергон-Газида. Несколько недель назад ему удалось тайком пробраться в личные покои Лангмара и прочесть документ, который тот хранил особенно бережно. Для этого шпиону пришлось изрядно повозиться, нейтрализуя, а потом восстанавливая три мощнейших охранных заклятия. Первое из них вызывало костяного голема-убийцу, второе испепелило бы Каздана на месте, а третье… оно недаром было последним и, разумеется, являлось самым опасным. В случае прокола это заклятие открывало портал, через который нарушителя затягивало в тонкий слой реальности – навстречу клыкам и когтям полных ненависти ко всему живому низших демонов…

Но риск того стоил: в шкатулке, что стояла на тумбочке рядом с кроватью Лангмара под охраной этих смертоносных чар, Каздан обнаружил не что иное, как текст пророчества Ингардуса. Оригинал – в то время как и копий-то никто никогда не видел. В существовании этого документа не то чтобы сомневались: в него просто не верили. Каздан в один миг узнал все о человеке, которому суждено было стать спасителем Схарны. Как оказалось, тот уже появился на свет – в небольшой арканской деревушке Альфенрок. А имя его являло собой анаграмму заклинания, которым Ингардус когда-то сразил Тергон-Газида.

О, как велико было искушение сунуть свиток в карман и в тот же день исчезнуть из Дзергвольда! Но в этом случае Лангмар сразу обо всем догадался бы, что, скорее всего, повлекло бы за собой перенос ставки чернокнижников в другое место – как минимум, еще одно потайное убежище у братства было, и о том, где оно находится, знал только сам главный колдун. Поэтому Каздан стер с пергамента следы своей ауры, положил его обратно в шкатулку, тщательно воссоздал защитные чары и на цыпочках вышел из комнаты. Он не сумел бы вернуть на место защиту Лангмара, не будь его душа поделена надвое между Светом и Мраком. Фактически Каздан все эти десять лет являлся сильнейшим магом Схарны: ведь ему единственному было дозволено пользоваться силами обеих стихий. Но удовольствия от этого тайного статуса волшебник не чувствовал. И уж конечно, он ни за что не стал бы по собственной воле, а не ради общего дела использовать доставшуюся ему мощь во вред обитателям мира, в котором жил.

«Какую пользу можно извлечь из знания о том, кто таков Освободитель? – подумал Каздан, покончив с похлебкой и жарким, взял нож и начал аккуратно разрезать на равные части бордовую трубочку фаршированной змеи. – Скоро мы разгромим гнездо чернокнижников, убьем Тергон-Газида, как бы он ни был силен, и тем самым предотвратим войну. Мир больше не будет нуждаться в услугах какого-то таинственного героя, который до сих пор ничем себя не проявил. Зачем тогда это все? Какой смысл скрыт в словах Ингардуса об Освободителе? Известно ведь, что ничего под солнцем и луной не случается просто так…»

Каздан налил себе вина и почти благоговейно застыл над серебряным блюдом с красноватыми ломтиками змеиного мяса. Рептилия, набитая насекомыми – на слух это звучит не слишком-то аппетитно, а кому-то и вовсе может показаться предельно мерзким, – но те, кому довелось хоть раз в жизни вкусить сей дар Тенлара, сразу меняли свое мнение на противоположное и, слыша любое упоминание о фаршированной змее, блаженно улыбались и причмокивали, надевая маску искушенного гурмана.

А уж для самих Тенларцев этот деликатес был практически священен. Говоря о вкусе фаршированной змеи, они часто сравнивали его с удачной местью. Разве в жизни есть что-то приятнее?

– Добрый вечер, господин хороший, – пробурчал, проснувшись, сосед-выпивоха. – Что это вы едите? А, знаю. Кажется, это блюдо называется Наказание предателя, верно?

– Верно, – сказал чей-то насмешливый голос за спиной у Каздана. – Предателей надо наказывать. Жаль, что их порой бывает очень трудно выявить.

Волшебник похолодел. Это был голос Лангмара!

Глава 3

Жареный окорок молодого поросенка и кувшин доброго вина – достойная награда за годы мытарств, лишений и неотступного дыхания смерти на затылке. При том условии, конечно, что свидание с мясом и вином происходит ежевечерне, в одном и том же донельзя уютном местечке под названием «Пьяный дрозд». Ведь если такое случается хотя бы раз в несколько месяцев – можешь смело объявлять миру, что ты никогда не едал свинины, а захмелеть тебе проще от речной воды.

Особенно приятно наслаждаться трапезой, зная, что и таверна, где ты находишься, и виноградник, являющийся родиной вина, и ферма, где вырастили аппетитную хрюшку, не далее как три дня назад перешли в твою безраздельную собственность и скоро начнут приносить неплохую прибыль. Богатство богатством, но если в сундук с золотом не сыпать новых монет, он довольно скоро опустеет…

Борланд вернулся на родину героем. Никто здесь уж и не чаял увидеть его живым, – разве только родители на это надеялись, но с каждым прошедшим годом надежда их становилась все призрачней. И вдруг Весельчак объявился с целым состоянием в котомке и с еще большим ворохом рассказов о своих приключениях. Плюс к этому: уходил Борланд обычным сельским пареньком, едва умеющим держать в руках краденый меч, а вернулся – будучи профессиональным фехтовальщиком хастарской школы, да вдобавок к этому самым настоящим магом! Таких чудесных преображений горная деревня Альфенрок не видела раньше никогда.

Это селение было названо так в честь самого высокого пика горного хребта, у подножия и на склонах которого стояли дома местных жителей. Скала же носила столь необычное имя в память о прежних хозяевах этих мест, которыми, каким бы странным это ни казалось, были эльфы. Много лет назад они ушли отсюда, переселившись в покинутые орками тенистые арканские леса. Людям, что несколько позже решили осесть в горах, эльфы оставили в наследство довольно много жилых и хозяйственных построек, а также развитую систему водоснабжения, с помощью которой воду из протекавших в низине рек можно было доставлять даже в районы, расположенные на значительной высоте. Многие жители Альфенрока и сегодня обитали в круглых, похожих на пчелиные ульи зеленых домиках, построенных эльфами.

Спектр дел, которыми занималось местное население, был не слишком широк. Все в основном сводилось к самообеспечению. Женщины хлопотали по хозяйству, а мужчины охотились на горных козлов или же отправлялись в близлежащие леса за дичью. В местных реках водилось множество видов рыбы, которая значительно разнообразила рацион селян. Жители низины занимались животноводством, разбивали сады и огороды, – те же, чьи дома стояли на склонах гор, выращивали виноград и держали пасеки.

Не так давно Борланд понял, что именно такой образ жизни – тот, от которого он и сбежал в свое время – привлекает его гораздо больше любых других вариантов. Приключения? Драки? Погони? Всего этого Весельчак хлебнул с избытком и понял, что в жизни, в отличие от книжных страниц или чьих-то кабацких россказней, это не так уж и интересно. Ну, что может быть интересного в том, чтобы каждый миг рисковать своей драгоценной жизнью, сходясь в противоборстве с мерзкими прихвостнями Мрака и кошмарными порождениями его глубин? Борланд не так уж сильно увяз во всем этом, но уже не раз стоял на самом краю гибели. Слишком, пожалуй, часто для своих двадцати четырех лет.

Поэтому, когда биланская история благополучно завершилась, Весельчак не стал задерживаться в городе, где с его новообретенным богатством развернуться можно было пошустрее, чем в Альфенроке. Даже не подумал он и о том, чтобы посетить прославленный Эльнадор. Он сразу отправился в родные края, предвкушая встречу с семьей и друзьями юности. Периодически предвкушение сменялось приступами нервозности: он ведь не знал, что ждет его впереди. Как встретят его родные? Что скажут люди? Как знать, может быть, слухи о том, чем промышлял Борланд немалую часть проведенного в странствиях времени, доползли и до Альфенрока?

Но, поразмыслив, Весельчак решил, что это вряд ли возможно. В конце концов, почти все, вместе с кем он разбойничал в лесах и на дорогах Арлании, были мертвы. Никто даже в тюрьму не попал. В живых остались только он сам и Тронг. Но уж этот будет молчать, как рыба: на его совести грехов в десятки раз больше, чем у Борланда.

Весельчак не думал, что когда-либо вновь встретит Тронга, но тот сам вдруг объявился в Билане, и намерения у него были далеко не дружелюбные. Одноглазый верзила явился не лясы поточить, а убить бывшего главаря. Не окажись поблизости лесного эльфа Индалинэ, которого Борланд несколькими днями ранее спас от смерти в лапах чернокнижников, Весельчак не сидел бы сейчас в таверне, наслаждаясь обществом окорока и вина. Единственным «утешением» для него стали бы пышные похороны да богато украшенная могила – ведь на тот момент он считался уважаемым магом, оказавшим городу неоценимую услугу.

То, что Тронг попытался убить его, нисколько не удивило Борланда. В конце концов, он являлся единственным свидетелем кошмарного злодеяния, которое совершил сам одноглазый, хоть его жертвами и стали такие же головорезы: они были подло заколоты во сне. Время удивляться настало, когда Тронг рассказал, кто поручил ему совершить это убийство. Заказчиком оказался не кто иной, как черный колдун Лангмар – с ним Борланда судьба уже сводила…

Добравшись до Альфенрока, Борланд на несколько дней забыл о своих недоброжелателях. Односельчане были очень рады его возвращению, а родители Весельчака – Зерон и Альфина – просто безмерно счастливы вновь увидеться с блудным сыном. Все опасения, терзавшие Борланда, растаяли, точно дым на ветру. Встретили его с распростертыми объятиями, а все члены семьи были живы и здоровы. И даже деревенский мудрец Сандор, который и сам уже не помнил собственного возраста, дожил до этого дня.

Радость радостью, но кое-что его тогда здорово насторожило. Родители рассказали Борланду, что уже на следующий день после его исчезновения деревню посетили странные люди в черных одеждах. Они разыскивали Весельчака…

Но бывший разбойник недолго размышлял над этой новостью. В конце концов, это случилось целых шесть лет назад. Кем бы ни были те трое незнакомцев, они вряд ли еще когда-нибудь здесь объявятся.

В день возвращения Борланд закатил поистине грандиозный пир, от последствий которого многие его участники отходили до сих пор. Это, конечно, было не столь масштабное мероприятие, какое Весельчак мог бы позволить себе в Билане. Но, с другой стороны, решил в конце концов Борланд, оно и к лучшему, что там обошлось без «отвальной». Какой смысл в том, чтобы кормить и поить множество людей, из коих знаешь по имени лишь троих-четверых, а близких среди них нет вообще никого? Здесь, по крайней мере, все свои – родственники, друзья, знакомые… Мой маленький личный мир, надежный нерушимый оплот…

Когда гуляния закончились, виновник торжества крепко задумался о дальнейших перспективах. Вернуться-то он вернулся, но, где бы ты ни находился, нужно найти себе дело по душе, иначе ведь с ума сойдешь от скуки. Как бы еще вновь на приключения не потянуло… Раздумья эти, впрочем, надолго не затянулись. Раз уж сельскохозяйственные заботы – единственное, чем можно заниматься в Альфенроке, то почему бы и ему не присоединиться к славной крестьянской братии, продолжив традиции предков? Но банальная возня на семейном подворье не устраивала Весельчака. Поскольку он теперь был самым богатым жителем Альфенрока, следовало вести себя в соответствии с этим статусом, да заодно и приумножать состояние. Поэтому Борланд, не откладывая дела в долгий ящик, купил ферму старика Орделла – здоровье уже не позволяло тому в одиночку уследить за большим хозяйством. Борланд нанял работников из молодых жителей низины, а управляющим сделал бывшего хозяина фермы. Также Весельчак приобрел небольшой виноградник: владевшая им семья собиралась переезжать в город, и лишние деньги на новом месте ей никак не помешали бы. Ну, а напоследок Борланд прикупил одно из двух деревенских увеселительных заведений – таверну «Пьяный дрозд», что стояла в горах, над обрывом. Такое расположение кабачка может показаться не слишком удачным ходом с точки зрения рентабельности, но, во-первых, многие селяне жили еще выше в горах, а во-вторых, в таверне, что находилась внизу, традиционно подавали только пиво, так что желающим промочить горло вином или крепкой настойкой волей-неволей приходилось подниматься по горной тропе. Вы, может быть, сочтете такое положение дел опасным для местных выпивох, но, поверьте, за долгие годы существования «Пьяного дрозда» на пути туда или обратно не пострадал еще ни один человек. В горные районы вела не какая-нибудь жалкая, узкая и неудобная тропка, а широкая лестница, вдоль которой тянулись высеченные из камня красивые перила. Первые ступеньки вырубили в скале еще эльфы. Люди с тех пор забрались повыше, так что лестница значительно разрослась. Если кто-то, перебрав, сверзился бы с обрыва, неосторожному посетителю «Дрозда» тоже ничего не грозило – ведь аккурат под каменной глыбой, на которой стоял кабак, протекала речка, достаточно глубокая, чтобы упавший не разбился о донные камни, но недостаточно, чтобы в ней можно было утонуть. Погибнуть в этих водах мог разве что паралитик, но ведь тот и не сумел бы взобраться в кабак!

Тем, кто оказывался в этих местах в первый раз, сложно было поверить, что перед ними – простой крестьянский поселок, а не один из районов большого богатого города. Слишком уж уютно и красиво выглядел Альфенрок. Разгадка таилась в том, что когда-то здесь жили эльфы – народ, привносящий частицу высокого искусства во все, к чему прикасались длани его детей. Эльфы оставили будущим жителям Альфенрока не только свои дома и земли, но и традицию заботиться об окружающем пространстве, делая его приятным для глаза и души. Первые поселенцы, увидев, какая красота им досталась, не могли допустить, чтобы она увяла и пришла в запустение. Привычка сохранять уже существующую красоту и создавать новую передалась и последующим поколениям.

«Надо же, – думал Борланд, когда бродил по улочкам и аллеям Альфенрока в один из первых вечеров после возвращения: – И от всего этого я хотел когда-то отказаться, – да было б хоть, ради чего! Богиня, я ведь даже не замечал, как все здесь прекрасно!»

Остановившись на речном берегу лицом к закату, Весельчак раскинул руки и закричал:

– Я люблю тебя, Альфенрок!

Словно в ответ ему с вершины горы, давшей имя поселку, раздался клекот орла.

А сейчас, на исходе второй недели жизни на родине, Борланд сидел на почетном месте в своей таверне и, что называется, наслаждался жизнью. Единственной слегка омрачавшей его существование была мысль о том, что злобный колдун Лангмар все еще жив и может однажды напомнить о себе каким-нибудь весьма неприятным образом. Разве же злобный колдун способен сделать что-то приятное?

«Что же ему от меня нужно? – Этот вопрос Борланд уже не раз успел задать самому себе и небесам, которые, конечно, оставались безмолвными. – Хотя это-то как раз яснее ясного. Колдун хочет меня убить. Вопрос заключается в том, почему он этого добивается. Неужели боится, что я могу поведать миру, кто стоит за гибелью Рангвальда? Чушь, этого не знают, наверное, только орки на своих островах. Неужели его мишенью с самого начала был именно я? Но почему, тролль побери, почему?»

Борланд отхлебнул вина. Чувство, охватившее его в этот миг, было сродни азарту. Разумеется, не тому азарту, что присущ преследующему добычу охотнику или фартовому игроку за карточным столом. То был азарт человека, силящегося разгадать хитроумную головоломку и чувствующего, что путь к решению где-то рядом. Хотя, разумеется, Борланду лишь казалось, что он нащупал верный ответ. И виной тому был малиновый жар, плескавшийся в его кубке.

– А, тролль с ним! – рявкнул Борланд, сделал еще глоток и сосредоточился на происходящем вокруг. Как же приятно было ему видеть поблизости одни лишь знакомые лица!

«Если какой-то колдун посмеет сюда сунуться, он и на пять шагов не успеет ко мне подойти, – подумал Весельчак. – Ребята разорвут его на части – стоит мне только щелкнуть пальцами. Тролль побери, опять этот колдун! Прочь из моей головы! Будь ты проклят!»

Заскрипев, отворилась входная дверь. Борланд вздрогнул и уставился на вошедшего. То был, разумеется, не черный колдун Лангмар, но и не один из тех, с кем Весельчак был знаком. Высокий, коротко стриженный человек, под глазами которого пролегли глубокие морщины, а в шевелюре поблескивали лучики седины. Если судить по наряду – ремесленник.

– Добрый вечер, – сказал незнакомец, обращаясь сразу ко всем. – Я ищу Борланда. Истребителя чудовищ.

Истребитель чудовищ… Именно так прозвали его местные после того, как Борланд, напившись, принялся рассказывать о своих приключениях в «дальних землях». Несмотря на то что он никогда не был дальше тысячи лиг от Альфенрока, а единственным чудовищем, к уничтожению которого Весельчак имел хоть какое-то отношение, был дзерг Архун-Коллак, в своих рассказах Борланд представал настоящим эпическим героем. В принципе, не так уж много он себе приписал: гигантского паука да здоровенного пещерного тролля. Но этого, вкупе с дзергом, оказалось достаточно, чтобы обрести репутацию прославленного борца с монстрами. И слава эта распространялась очень скоро – иначе откуда о нем прознал этот совершенно незнакомый мужик?

«Эх, говорила мне мать: главное – поменьше врать!» – подумал Борланд. Идти на попятную было поздно. – Что ж, надеюсь, причиной его визита сюда стала не ссора с драконом или демоном…» – Весельчак нацепил «дежурную улыбку героя», помахал вошедшему рукой и сказал:

– Я Борланд. Чем могу вам помочь?

– Ну что ж, Каздан… – Лангмар обошел стол и сел напротив. – Думаю, настало время побеседовать о наших делах. Ты не против?

– Простите, я что-то не пойму, – с трудом ворочая языком, промямлил сидевший рядом с Казданом деревенский пьяница. – Вы кто – чернокнижники? И вы спокойно обсуждаете свои дела в обычной таверне? Жуть как интересно! Кстати, на прошлой неделе я…

– Заткнись, мразь! – Лангмар шевельнул мизинцем, и мужик, уронив голову на стол, тут же захрапел. – Так что, Каздан, ты скажешь мне что-нибудь?

– Как ты попал сюда? – вместо ответа произнес белый маг.

– Через портал, – ухмыльнулся Лангмар. – Большой волшебный портал. А после – воспользовался заклинанием невидимости и подошел к тебе вплотную. Запросто, кстати, мог воткнуть кинжал в твою шею и уйти незамеченным.

– Большой портал? – Брови Каздана взметнулись вверх. – Но ты не мог. Без волшебных статуй…

– Я смог , – оборвал его черный. – Прекрасно обошелся без всяких статуй. Но не без посторонней помощи, конечно. Мне помог воскресший Владыка.

– Газид… – прошептал Каздан.

– Да, он самый. – Ухмылка Лангмара становилась все более наглой и злобной. – Ты думал, что все предусмотрел, да? Сбежал накануне воскрешения, чтобы Газид не почуял, как от тебя смердит предательством. Но ты не знал, насколько чувствителен его магический нюх. Запах твоей измены до сих пор витает в Дзергвольде. Если бы ты знал об этом, – постарался бы убраться подальше: тогда, быть может, мы и не сумели бы до тебя дотянуться.

– «Мы»? – Каздан огляделся по сторонам, пытаясь распознать в гомонящей толпе возможных союзников Лангмара. – Ты сказал – «мы»?

Увидел он совершенно другую картину. Атмосфера в заведении становилась все более напряженной. Воины поглаживали эфесы мечей и стискивали рукояти булав, скрипели зубами. Рейнджеры, прервав свою партию, достали кинжалы. Десятки недобрых взглядов скрестились в точке, где сидели Лангмар и Каздан. С присутствием одного чернокнижника посетители «Приюта» еще смирились, но вот прямо из воздуха возникает второй, и колдуны принимаются, никого не стесняясь, обсуждать свои гнусные планы! Такого лихие рубаки, чья горячность была к тому же многократно усилена немалым количеством хмеля, потерпеть не могли. Каздан подумал, что сможет, пожалуй, обернуть сложившуюся ситуацию в свою пользу.

– Ты блефуешь, Лангмар, – произнес он, глядя в глаза лидеру черного братства. – И твое присутствие здорово не нравится всем этим пьяным воякам.

– Они и тебя порубят в капусту, если что, – невозмутимо заметил Лангмар.

– Нет. Меня они не тронут. Я не тот, за кого себя выдавал, Лангмар. Я внедрился в черное братство по заданию архимага Дорнблатта. И я легко смогу доказать свою принадлежность к сторонникам Света. А вот тебе придется несладко.

Лангмар задумался:

– Несладко, говоришь? – сказал он после небольшой паузы. Протянул руку к блюдцу с десертом, взял пропитанный медом кусочек груши, отправил в рот и, посмаковав, проглотил. – Ну вот, мне уже сладко. А ты, стало быть, не просто предатель, а самый настоящий шпион. Что ж, это даже к лучшему. Думаю, мы вытянем из тебя немало полезных сведений. Что же до этого сброда за соседними столами… – Лангмар снова сделал паузу, после чего спросил в несколько раз громче: – Каздан, сколько младенцев ты украл для завтрашнего жертвоприношения?

Такого не стерпел уже никто. Со всех сторон послышались рев и свист. Бойцы, простолюдины и даже слабосильные торговцы повскакивали со своих мест и, потрясая оружием и табуретками, бросились к столику магов. Каждый стремился первым оказаться там, чтобы размазать по стенке мерзких прислужников зла.

– А теперь – смотри! – прошептал Лангмар. Вскинув руки, он выкрикнул заклинание, которого Каздан раньше никогда не слышал.

Из ладоней Лангмара вырвался и ударил в потолок пучок ярких малиновых лучей. На мгновение свет в таверне померк, а когда тьма рассеялась, Каздан увидел, что люди, на помощь которых он так надеялся, застыли, точно восковые фигуры в столичном музее. Каждый – на том месте и в той же позе, в которой его застало заклинание Лангмара. И это еще что: несколько стаканов, которые кто-то в сутолоке смахнул со стола, висели в воздухе, и вылетевшие из них винные брызги, которые сообразно законам физики должны были превратиться в разноцветные лужи на полу, неподвижно парили над столами, словно кусочки зачарованного льда.

– Это называется – остановка времени, – смакуя каждое слово, сказал Лангмар. – Говорить и двигаться в пределах этой таверны можем сейчас только я, ты и мой спутник. Все остальные ничего не видят и не слышат. Когда я отменю действие заклятия, они продолжат свое движение, но нас здесь уже не будет. Думаю, дело кончится массовой дракой. Надо же им будет куда-то выплеснуть свою «благородную ярость».

Каздан открыл было рот, но Лангмар жестом призвал его к молчанию:

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – промолвил черный. – Я, дескать, не мог сделать ничего подобного. Правильно. Еще час назад – не мог. Но теперь я почти всесилен. Время жалких метаний по тайным логовам подходит к концу. Скоро всем моим братьям станут доступны наивысшие уровни черной магии, для использования которых не нужно мучить кошек, хрюшек или людей. Честно скажу – мне это никогда не нравилось.

– Но ты это делал, – сказал Каздан, преследуя единственную цель: потянуть время.

«Потянуть время? Как это можно сделать, когда оно и так остановилось?»

– А разве у меня был выбор? – едва ли не негодующе произнес Лангмар. – Я ведь стремился к власти, понимаешь – к высшей власти! Будучи белым магом, для этого достаточно лишь объявить себя хозяином всего, что видишь вокруг. Но разве мне позволили бы сделать это? Нет. Именно такие, как ты, сотни пустоголовых идеалистов – Эрлангусов, Дорнблаттов и Казданов – преградили бы мне дорогу. Вот почему я стал черным, Каздан. И обрел, в конце концов, силу, которая превосходит вашу во много раз. Кстати, пора тебе наконец познакомиться с тем, кто стал для меня источником этой силы. Газид!

За спиной Лангмара, сбросив чары невидимости, возник громадный волкоголовый монстр. Злобный взгляд его красных глаз остановился на переносице Каздана.

– Вот ты какой – мой первый ужин в новой жизни, – насмешливо произнес дзерг на языке людей.

Каздан отчетливо понял, что жить ему осталось совсем недолго. Он мог бы, конечно, вступить с ними в бой, но Газид и Лангмар, чья сила многократно возросла, одолели бы его быстрее, чем выпрыгнувшая из пруда рыба ныряет обратно в воду.

«Вот, значит, зачем нужен тот парень из Альфенрока, – подумалось ему. – Да, ничто в мире не происходит просто так».

Умереть, не выполнив задания, означало подвести Дорнблатта и Совет. Этого Каздан не мог себе позволить. Сведения, которыми он владел, должны были достичь ушей Дорнблатта. Пытаться наладить с ним связь сейчас было бы напрасной тратой времени. Кто-то другой должен будет передать информацию. Один из тех людей, что находились вокруг, в таверне.

Каздан опять включил магическое зрение. Чтобы не выдать себя, он решил направить поток мыслей в сознание человека, находившегося у него за спиной. Таковым оказался носатый музыкант. Каздан спокойно стоял, глядя в глаза Тергон-Газида, и в то же самое время транслировал все, что знал о черном братстве, в голову барда. Перед этим он вкратце описал текущую ситуацию – чтобы парень не сошел с ума, обнаружив в своем мозгу чужие воспоминания.

– Что, ты даже не попытаешься защититься? – удивленно и даже несколько разочарованно произнес дзерг.

– Не думаю, что в этом есть какой-то смысл, – пожав плечами, ответил Каздан. – Разве в моих силах противостоять вам обоим?

– Здраво рассуждаешь, но, честно говоря, мне хотелось бы подразмяться, – сказал Газид. Протянув лапу поверх головы Лангмара, он схватил Каздана за шею и поднял его над столом.

Лицо мага покраснело от прихлынувшей к голове крови. Поток информации, соединявший его сознание с памятью стоявшего сзади барда, оборвался. Но Каздан уже передал тому почти все, что представляло какую-нибудь ценность. Теперь он мог спокойно умереть.

– Что ж, разминку я себе так и так устрою, – продолжал Газид. – Завтра же разорим какую-нибудь человеческую деревню. А сейчас мы трое вернемся в Дзаргакхар , – жрец Омдала произнес название города на языке своей расы, – где ты сначала поделишься с нами информацией о планах Совета магов, а после – станешь центральным блюдом моей вечерней трапезы. – Дзерг сглотнул голодную слюну.

– Раз уж я все равно должен буду умереть, – прохрипел маг, – к чему мне становиться еще и предателем? Пусть моя совесть останется чистой. Во имя Занзары и пророка ее Ингардуса!

– Ингардус сам был подлым предателем! – ощерившись, прорычал дзерг. – Ты разве не знал, что свою силу он обманом получил от нас?

– Я не верю тебе, – спокойно ответил Каздан. – Но даже если и так, этот путь – не для меня…

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Лангмар.

Каздан лишь улыбнулся в ответ и прошептал слова заклинания, которое не было ни атакующим, ни защитным.

Разоблаченные шпионы частенько раскусывают зашитую в ворот одежды ампулу с ядом. То, что сделал сейчас Каздан, являлось магическим эквивалентом такой ампулы. Глаза белого мага потухли – его душа в мгновение ока покинула тело, которое безвольно обвисло в лапе Тергон-Газида.

– Проклятье – он уничтожил себя! – воскликнул Лангмар.

– Ничтожный трус, – констатировал Тергон-Газид, перекинув через плечо мертвого Каздана. – Думаю, нам пора возвращаться.

Свободной лапой он очертил в воздухе круг, который тут же обернулся порталом Мрака.

Глава 4

«Итак, приключения продолжаются», – подумал Борланд, выезжая из Альфенрока. Подумал с некоторой долей неудовольствия. Но винить в произошедшем было некого, кроме самого себя. Никто ведь не тянул его за язык, заставляя рассказывать захватывающие истории о победах над кровожадными монстрами.

Не было ничего удивительного в том, что слухи о подвигах Борланда волнами разошлись по округе, достигнув в том числе и ушей кузнеца Хенгора, проживавшего в деревне Артолия. Хенгору же как раз нужна была помощь профессионального борца с чудовищами, ибо несколько членов его семьи ввязались в опасную историю, в которой был замешан оборотень. К кому же еще и обратиться, как не к воину-магу, что прошел сквозь огонь и воду, а главное – живет не так уж далеко от твоего дома?

Оборотень начал терроризировать Артолию около трех месяцев назад – Борланд тогда еще был разбойником. Сначала зверь нападал на пасущихся близ деревни коров и овец, и это не вызывало особой паники: ведь окрестные леса издревле кишели волками. Владельцев скота удивляло лишь то, с какой жестокостью были убиты животные – их не просто загрызали, а разрывали на части. Немногим позже от клыков монстра начали гибнуть люди. Это было куда более неприятно, однако виновниками происходящего вновь были объявлены волки: все, кого недосчиталась деревня, не вернулись из леса, куда отправлялись на охоту, по грибы или за дровами. Группы охотников принялись за уничтожение серых хищников, а деревня продолжала жить, как жила. Вплоть до того дня, пока один из пропавших жителей не приполз на порог родного дома, покрытый страшными ранами. Перед тем как испустить последний вздох, он успел рассказать оцепеневшим от ужаса домашним о том, что произошло с ним в лесу. Как оказалось, мясником Артолии был вовсе не взбесившийся волк, и даже не целая стая этих зверей, а оборотень – израненный бедолага застал его в момент трансформации. К несчастью, он умер, не успев сказать, является ли оборотнем кто-то из артолийцев.

Вот тут-то и закончилась для них спокойная жизнь. Ночи обернулись часами потного страха, где нормально выспаться могли разве что маленькие дети, которым была непонятна степень угрозы. И даже при свете дня артолийцы то и дело оглядывались, вздрагивая от каждого шороха. У оборотня ведь две личины, и никто не застрахован от гибели, даже когда тварь пребывает в человеческом облике – а ну как ей вздумается заготовить себе припасы? Отряды охотников продолжали патрулировать леса, но оборотень оставался неуловим.

Хенгор, что обратился за помощью к Борланду, скорее всего, не прискакал бы в Альфенрок, если бы катавасия с оборотнем не затронула его собственную семью. Хотя он и был первым, кто еще раньше предложил обратиться к прославленному соседу, деревенский староста Артолии отмел эту идею, сказав, что именитый герой наверняка заломит за свои услуги несусветную цену, заплатив которую деревня обнищает. Поэтому Хенгор и появился на пороге таверны Борланда лишь после того, как опасность нависла над его собственными детьми и племянником. Чтобы спасти родных, Хенгор был готов отдать Борланду все свои сбережения – пять тысяч золотых дзурканов – и даже на годы поступить к нему в услужение. И то, что Истребитель чудовищ сам снизил сумму награды в десять раз, здорово удивило Хенгора. Все, конечно, было бы иначе, не будь Весельчак первым богачом Альфенрока. А так – зачем разорять хорошего человека?

Хенгор собирался сам покончить с ужасом Артолии. С этой целью он выковал серебряный меч, но воспользоваться им не успел. Трое подростков – сын и дочь Хенгора, а также его племянник – решили поиграть в героев, умыкнули оружие и отправились в лес «убивать оборотня». Родителям они, разумеется, ничего не сказали. Хенгор узнал об этой затее от их друзей, да и то лишь после того, как хорошенько надрал одному из них уши.

Минуло уже четыре дня, а дети все не возвращались. Они, конечно, могли просто заблудиться, но в свете происходящего в этих лесах такой вариант был для семьи кузнеца пределом мечтаний.

«Да, никуда мне теперь не деться от “героя Борланда”, – думал Весельчак, внимательно слушая рассказ кузнеца. – Впрочем, разве же это плохо? Намного лучше, я думаю, чем иметь репутацию пройдохи и разбойника, которой я, если что, достоин гораздо больше».

Борланд откликнулся на просьбу Хенгора, несмотря на то что ему вовсе не улыбалось отрываться от своих дел и отправляться в незнакомые леса. И даже несмотря на то, что он не имел ни малейшего представления о том, как бороться с оборотнями. Как и в случае с биланским Кладбищем криков, Весельчак полностью понадеялся на «авось».

А что? Теперь ведь он был даже больше подготовлен к столкновению с чудовищем, чем тогда, в Билане. Да и противник ведь его ждал не столь уж грозный в сравнении с восставшим из гробницы дзергом. Могущественный артефакт, превращавший Борланда в мага, остался при нем. Боевых заклинаний он знал достаточно для серьезной схватки. Не факт, конечно, что они способны уничтожить перевертыша, но вот ослабить его и обратить в бегство наверняка смогут. А там уж пойдет в дело выкованный Хенгором серебряный клинок – после того как дети стащили первый, кузнец повторил свою работу.

Все же Борланд решил подстраховаться и обзавестись против оборотня дополнительным оружием. Собственных магических книг, из которых он мог бы почерпнуть новые заклятия, у Весельчака не было. Но такая литература вполне могла обнаружиться в домашней библиотеке старого Сандора. Поэтому на следующий день после беседы с артолийским кузнецом – Хенгора Весельчак пустил на постой в собственный дом – Борланд отправился в гости к старейшему жителю Альфенрока. И не зря: на уставленных разноцветными томами полках в комнате Сандора обнаружилось несколько потрепанных фолиантов по магии. И в одном из них содержались нужные Борланду волшебные слова. Заклинание то было сродни «летающему лезвию», только выстрел в данном случае производился серебряным острием. Как раз то, что требуется в борьбе против свирепого сверхъестественного хищника.

Откладывать поход в долгий ящик резонов не было. Весельчак оседлал лучшего коня, и уже через час четыре пары лошадиных копыт грохотали по длинной извилистой дороге, ведущей из Альфенрока в Артолию.

Магическая Академия Эльнадора была одним из самых известных, но в то же время – и одним из самых загадочных мест во всей Арлании.

Основал ее не кто иной, как знаменитый Ингардус. Это случилось вскоре после окончания последней Волшебной войны. Первыми преподавателями Академии стали закаленные в боях с дзергами и их союзниками боевые маги. Сам Ингардус, к всеобщему удивлению, не стал никого ничему учить и не занял в Академии вообще никакого ответственного поста, удовлетворившись декоративной должностью почетного председателя. К слову сказать, он числился таковым и по сей день.

Довольно долго Академия и сама многим жителям Схарны казалась такой же декоративной организацией, в существовании которой не было особой практической пользы. Ведь после того как бастионы Мрака пали под натиском освободительных армий, Совет магов Схарны, распавшийся с тех пор на несколько Советов, отвечавших за разные континенты, и очень давно не собиравшийся на общемировом уровне, вынес решение о запрете на использование боевой магии. Изучать разрушительные заклинания по-прежнему было можно, а вот применение их против разумных рас, входивших в освободительную четверку – людей, эльфов, гномов или орков, – каралось, как минимум, пожизненным заточением, а в особо тяжелых случаях – смертью: тут уж все зависело от степени причиненного вреда.

Надо сказать, в первые годы после введения запрета нарушения были весьма часты. Многие маги не могли смириться с таким положением дел, считая, что им фактически отрубили одну из рук. В локальных стычках, что возникали то тут, то там в процессе дележки освободившихся от дзергов и марров территорий, противоборствующие стороны редко ограничивались применением одних лишь мечей и луков. Огненные шары и волшебные молнии продолжали потрескивать на просторах Схарны, корпели над проклятыми книгами Падшие лорды в своих неприступных цитаделях, да и чернокнижники порой под шумок пошаливали. Но все же сторонников у запрета на боевую магию было больше. Темницы полнились преступившими запрет волшебниками, души самых злостных преступников отправлялись в небытие, и в конце концов всем стало ясно, что на неповиновении приказам Совета далеко не уедешь.

Так что к середине тысячелетия, отсчет которого велся от падения древних цивилизаций, жизнь в Схарне стала размеренной и спокойной. Никто и не заметил, как исчез из поля зрения человек, которому в деле победы Света принадлежала решающая роль. Ингардус перестал сначала появляться в Академии, потом – в королевском дворце, а еще несколько позже – где-либо еще. И, несмотря на то что имя его было навечно вписано в историю, да и о смерти великого мага известий не поступало, однажды вдруг обнаружилось, что последний человек и даже последний эльф, что видели Ингардуса живым, сами давно отправились на аудиенцию к богине. Собственно говоря, даже если пророк Занзары и скончался где-нибудь в лесной глуши или в горной обители, вдали от мира, по нему уже и скорбеть было некому.

Никто и не стал.

Магическая наука развивалась своим чередом. Запрет на применение боевых заклинаний был спустя несколько столетий отменен – больно уж легко хастарское воинство подчинило флагу своего короля соседние земли. Бескровная война, как ее называли летописи, положила начало новой эпохе в истории магии.

Магическим центром Арлании, континента Хайласт да и всей Схарны, пожалуй, как и в прежние времена, оставалась Академия в Эльнадоре. В других городах и государствах тоже имелись свои волшебные институты и школы, но арканская Академия, которую уже больше ста лет возглавлял архимаг Дорнблатт, была самым крупным, престижным и, конечно же, красивым учреждением такого рода. Даже в самые «неурожайные» годы число ее студентов не опускалось ниже трех сотен, но средним показателем для Академии была цифра в пятьсот-шестьсот выпускников за год.

Разумеется, при таком соотношении сил – ведь в Академии учили только белой магии – Совет магов континента мог особо не беспокоиться о мышиной возне горстки отщепенцев, что избрали некогда черный путь. Тем не менее, ректор Академии, бывший по совместительству и главой Совета, уделял этому вопросу некоторое внимание. Да и деятельность чернокнижников в последние годы перестала быть безобидной. Насколько было известно Дорнблатту, колдуны больше не ограничивались совершением злых поступков в корыстных целях, а старались распространять идеологию Мрака и, как это ни печально, находили последователей. Многочисленные черные ячейки возникали на территории Арлании как грибы после дождя. Одна из таких групп была недавно уничтожена в Билане. Ее разгромил какой-то хамоватый пришлый маг по имени Кедрик, о котором Дорнблатт раньше ничего не слышал. Архимаг был бы не прочь побеседовать с этим человеком, но тот, закончив свои дела в Билане, исчез без следа…

Несколько лет назад ректор Академии магии разменял свой тридцать шестой десяток. По человеческим меркам он был, разумеется, невероятно стар. Но маги на то и маги, чтобы облегчать свое существование при помощи Силы. Дорнблатт вовсе не являлся беспомощным дряхлым созданием, чья кожа не отличается от испещренной складками серой шкуры мерзкой рептилии. Преклонные годы не способны омрачить жизнь опытного мага: наполняющая его тело волшебная Сила сводит на нет все связанные с ними неприятности, будь то возрастные заболевания, импотенция, потеря памяти или физическая немощь. Пятидесятилетние волшебники частенько выглядят на восемнадцать. Дорнблатту же никак нельзя было дать на вид больше шестидесяти. А имея статус, которым он обладал – несмотря на существование многочисленных министров, придворного мага и прочих государственных чиновников, Дорнблатт являлся вторым лицом в стране после короля, – можно было позволить себе забыть о каких бы то ни было неприятностях, будь они связаны с возрастом или просто плохой погодой на улице.

Но скверные, недобрые события продолжали происходить в окружающем мире. Несколько недель назад, аккурат перед началом заварушки в Билане, Дорнблатт получил сразу два неприятных известия. Сначала – о том, что посланный во владения герцога Фирена выпускник Академии бесследно исчез. Я’Ли потом нашелся, но был уже не совсем человеком. А несколько позже ректору сообщили о трагической гибели его товарища по Совету магов – волшебника Эрлангуса. Когда-то Эрлангус был студентом Академии и постигал волшебную науку под началом Дорнблатта. Много позже пути их несколько разошлись. Эрлангус являлся, пожалуй, единственным из магов Схарны, кто относился к древним пророчествам с предельной серьезностью. Он был сторонником силового решения проблемы с черными колдунами, которую прочие волшебники и за проблему-то не считали. Неудивительно, что Эрлангусу и его не слишком многочисленным сторонникам было весьма нелегко воплотить свои идеи в жизнь. Тем не менее, они довольно многого добились. Основанный Эрлангусом Дом хранителей спокойствия Схарны сумел изгнать адептов Мрака, как минимум, с арканских земель.

Судьба, впрочем, в итоге оказалась к Эрлангусу не слишком-то благосклонна. Дорнблатт был поражен, когда бывший ученик сам явился к нему в виде бесплотной тени и рассказал об обстоятельствах своего ухода из жизни. Как оказалось, Эрлангус погиб от руки другого хранителя – своего же воспитанника по имени Тайрис. Нападение было внезапным, и Эрлангус не исключал, что действиями Тайриса управлял кто-то другой – возможно, даже демон. Так и оказалось. Демоны, правда, к случившемуся оказались непричастны, но Тайрис действительно атаковал наставника не по собственной воле. Его сознание подчинил себе предатель Лангмар, также принадлежавший когда-то к Дому хранителей.

Лангмар… Это имя Дорнблатт услышал далеко не впервые за последние тридцать лет.

Теперь, когда казавшиеся раньше бредовыми заявления Эрлангуса получили серьезное подтверждение, ректор Академии стал гораздо больше времени проводить за изучением древних манускриптов, в которых мог содержаться хоть какой-то намек на то, что могло помочь в борьбе с дзергами. В том, что возможность их возвращения – вовсе не страшная сказка, Дорнблатт уже убедился. Не так давно из Биланы прислали мумифицированную голову Архун-Коллака. После того как на нее вдоволь надивились король, придворные и городская знать, Дорнблатт забрал зловещий трофей в Академию для исследований.

Беда была в том, что тот, благодаря кому успешная борьба с древними стала возможной – все тот же Ингардус, – не оставил почти никаких записей, касавшихся особых заклинаний, направленных на уничтожение дзергов. А они ведь у него были! Ингардус пускал эти заклинания в ход под конец поединка, когда очередной волкоголовый враг был достаточно измотан с помощью привычных магических средств.

Вот, например, от заклятия, которым великий маг сразил в Дзергвольде Тергон-Газида, осталось только название – «Анбл-Дор». Судя по тому, что больше это заклинание нигде не упоминалось, пророк Занзары, скорее всего, составил его сам.

Немалую часть силы Ингардуса дали ему собственноручно изготовленные волшебные предметы. Кольца стихий, Пентакль Света и легендарный Венец Мрака. Одно из колец, управлявшее силой огня, принадлежало сейчас самому Дорнблатту. Пентаклем Света до известного момента владел Эрлангус. Позднее же этот ценнейший артефакт был подарен Кедрику – еще один повод пожалеть о том, что последний так и не предстал пред очи мессира ректора. Перстень воды хранился у одного из сильнейших магов далекой страны Ончанд. Оставшиеся два кольца и, разумеется, Венец Мрака – считались потерянными безвозвратно.

Впрочем, почему безвозвратно и почему – потерянными? Любой из этих предметов мог однажды всплыть в самом неожиданном месте: Дорнблатту вспомнилась пошленькая история о том, как один из прежних королей Арлании потерял по пьяной лавочке свою корону в уборной. И далеко не факт, что первым их обнаружит один из сторонников Света. В конце концов, никто из белых магов, кроме хранителей, никогда и не занимался такими поисками. Для чернокнижников же Венец являлся самой заветной целью: ведь с его помощью они могли сдвинуть в свою пользу чаши весов в вечном противоборстве…

Этот предмет, пожалуй, представлял наибольший интерес во всем арсенале Ингардуса. Истинное происхождение Венца было скрыто под завесой тайны – гораздо более плотной и мрачной, чем любой другой вопрос в истории Схарны. Что-то очень скверное было связано с Венцом Мрака, и в качестве источника этой скверны скупые на информацию древние свитки называли не черную магию, с помощью которой был создан сей артефакт, а… самого Ингардуса. Похоже было, что ради победы Света знаменитому магу пришлось пойти на более страшное преступление, чем простое использование черных заклятий.

О том же, что именно представлял собой Венец, оставалось только гадать. Но ректор Академии не собирался раскидывать карты или сжигать в камине набитую змеями свиную шкуру. Он хотел найти способ в корне пресечь грозящий Схарне новый конфликт, а не составить полную биографию Ингардуса.

Дорнблатт находился сейчас в своей личной библиотеке, где хранилось множество книг и документов, отсутствовавших в общих хранилищах Академии. Благодаря этим текстам он знал историю и теорию магии гораздо лучше, чем кто-либо другой. Но даже ему не была известна вся правда. В самом лучшем случае – лишь половина ее.

Только сейчас Дорнблатт начинал понимать, что ситуация получается чересчур уж запутанная. Вроде бы история Арлании была свободна от свойственных многим другим мирам губительных интриг, когда свергают не только правителей, но и богов, и каждые десять лет переписывают школьные учебники. И, тем не менее, выглядело все так, словно много лет назад кто-то принялся уничтожать или же очень надежно прятать важные свидетельства, которые пролили бы свет на загадки прошлого и помогли решить серьезные проблемы в настоящем и будущем. Нет, не могли, никак не могли самые ценные исторические архивы Схарны содержать столь скудные сведения, и уж тем более не должны были в ряде случаев противоречить друг другу.

«Похоже, тишина и покой, долгие годы царившие в нашем мире, были не более чем маскировкой для чьих-то недобрых планов, – нахмурив косматые брови, думал Дорнблатт. – А под этим покровом все это время бурлило, вызревая, что-то весьма нехорошее. Иначе откуда взялись многочисленные нестыковки, скрывающие истинную суть происходящего? Чернокнижники тут вряд ли причастны: им в Академию вход заказан. Страшно даже подумать, какие тайны могут храниться под толщей времен. Хорошо бы еще, они не омрачали сегодняшний день».

Закрыв книги, Дорнблатт хотел сначала поставить их на полку, но мгновением позже решил, что еще вернется к ним вечером, и аккуратно сложил тома на столе. Затем старый маг прошествовал через несколько комнат, составлявших его персональные покои, запер входную дверь – он мог, конечно, и не делать этого, но привычка сохранилась еще с похороненного под громадным временным пластом босоногого деревенского детства – и начал спускаться вниз по лестнице, направляясь туда, где ждал его другой маг, бывший на тот момент самым интересным собеседником, которого ректор Академии магии смог бы найти на всей Схарне…

Глава 5

Невысокий худощавый человек с потрепанной полупустой котомкой за плечами вошел в Эльнадор на самом закате дня. Был это не кто иной, как тот самый путник, что немногим ранее отказался прокатиться до города на телеге Заффы. Черты лица его были сухими и жесткими, а взгляд – острым и цепким, но в то же время – испуганным. Любому, кто смотрел в эти глаза, сразу становилось ясно, что их хозяин внимательно всматривается в окружающий мир не с целью чем-нибудь поживиться, а постоянно выискивая опасность, от которой стоило бы спрятаться или убежать.

Поживиться он, конечно, тоже был не прочь. Но, к сожалению, жизнь не научила этого невзрачного биланца по имени Велон Сарадип быть шустрым и вертким, как того требовали правила проживания в густонаселенном мире. Увертливым он был – это да, но лишь если дело казалось адресованных ему пинков и затрещин. Быть тем, кто сам отвешивает затрещины менее расторопным согражданам, тем, кто делает деньги из воздуха, а не штопает оставленные ножами воров прорехи в своих карманах… вот этого Велон как раз и не умел. Само собой, при таком раскладе особых успехов в жизни не добьешься. А существование в роли вечного неудачника сделало этого человека мелочным, мстительным и желчным. Велон не мог как следует постоять за себя в столкновении с уличными грабителями, но был вполне способен учинить подлость лучшему другу – всего лишь за шутку, которая, по мнению Сарадипа, унижала его достоинство. Хотя унижать особенно было нечего.

Несмотря на то что высшие силы, следи они за жизнью каждого человека, вряд ли сочли бы Велона достойным лучшей участи, чем та, которую он имел, сам биланец неистово к ней стремился. Он, разумеется, искренне полагал, что заслуживает всеобщего уважения и любви, а получить все это – лишь вопрос времени.

Как именно? О, Велон, по его собственным словам, являлся обладателем самых разнообразных талантов, каждый из которых сулил признание и финансовое благополучие. Например, выходя из театра после вечернего спектакля, он заявлял всем, кто находился поблизости, что игра исполнителя главной роли не стоит выеденного яйца в сравнении с тем, как мог бы представить эту роль на сцене великий Велон Сарадип. Когда же его спрашивали, почему он не пойдет работать в театр, Велон презрительно фыркал, отмахивался и говорил, что это не его уровень. Вот королевский театр в Эльнадоре – такой вариант еще стоит чего-то, а разменивать свой талант в провинции, где его все равно по-настоящему не оценят и не поймут, Сарадип не станет.

Из подобных пафосных заявлений состояла вся его жизнь. «Я быстро бегаю». «Я прекрасно готовлю». «Я замечательно стреляю из лука». «Я разбираюсь в породах охотничьих собак лучше, чем королевские егеря»… За свои двадцать семь лет Велон произнес в сотни раз больше подобных фраз, ни одна из которых никоим образом не соответствовала действительности. Величайшим счастьем этого человека было, должно быть, то, что никто ни разу не попросил его продемонстрировать хотя бы один из этих удивительных талантов.

Единственным, в чем Велон Сарадип достиг таких же высот, как в восхвалении собственной персоны – а в этом ему не было равных, как минимум, в пределах Биланы, – являлось искусство лести. И, поскольку в мире еще хватает людей, что в ней нуждаются или просто не научились пока отличать лесть от искренней дружеской похвалы, он некоторое время мог позволить себе считать, что имеет в городе немало друзей. Правда, удержать их рядом с собой Сарадип не смог.

Ложь была такой же неотъемлемой частью его натуры, как хвастовство. В принципе, и оно ведь, применительно к Велону, было замешано на лжи. Но если убедительно врать о своих достоинствах и заслугах у него получалось, то обмануть кого-то в корыстных целях – нет. Поскольку кроме близких людей обманывать было некого, практиковался Велон всегда именно на них. Его фирменной подлостью было украсть у приятеля какую-нибудь ценную – или даже не особо ценную, но представлявшую интерес для Велона – вещь, а когда похищенный предмет обнаруживался у него дома, беззастенчиво заявить, что бывший владелец сам ему его подарил, будучи в сильном подпитии. Иногда ему верили, но это касалось лишь тех, кто действительно был способен проявить под парами хмеля подобную душевную широту. Чаще Велон бывал бит или же просто терял очередного друга.

Люди, которые доверяли Велону, делились с ним своими секретами, пускали его к себе в дом, выделяя почетное место за столом, не сразу догадывались, что привечают человека с трухлявой душонкой, источенной злобой и завистью. Воровство у своих, распространение грязных сплетен, доносы – вот каковы были реальные «подвиги» Велона Сарадипа.

Будь Билана живущим по жестким теневым законам портовым городом, такой мерзавец просто получил бы однажды на темной улице удар стилетом в печень. Но нравы здесь были поспокойнее, и Велон в итоге просто остался в полном одиночестве.

Можно обманывать небольшую группу людей, или же всех, – но совсем недолго. Вечно обманывать всех не выйдет никак и ни у кого. Прошло несколько лет, и каждый, кто когда-либо имел дело с Велоном Сарадипом, понял, что время, проведенное с ним, было потрачено зря. Хорошо еще, если без особого ущерба для кошелька или репутации.

Велон, пусть и не сразу, понял все-таки, что вокруг него образовалась своеобразная «полоса отчуждения». Его кредит доверия в Билане был исчерпан на сто процентов, и даже если бы Сарадип захотел встать на путь исправления, никто не предоставил бы ему такого шанса.

Но Велон не собирался что-то менять в своей жизни. За исключением одного: поскольку уж для большинства жителей Биланы его имя стало синонимом слова «негодяй», следовало перебраться туда, где этого имени еще никто не слыхал. Вариантов существовало множество, но выбрал Велон, разумеется, Эльнадор. Ведь только столица Арлании могла соответствовать его пресловутому «высокому уровню».

Сейчас это была уже вторая попытка. Некоторое время назад Велон продал хранившиеся дома «подарки» бывших друзей и поехал в столицу. Каких-то грандиозных планов он не строил. Сарадип прекрасно знал, кто он таков есть, и с самого начала решил, что станет вором и грабителем. В одиночку он не смог бы сделать такой «карьеры», поскольку не умел ни драться, ни бесшумно передвигаться по ночным улицам. А на привычном для него блефе в этих делах далеко не уедешь. Велон намеревался прибиться к одной из многочисленных бандитских шаек, что собирали урожай чужих монет в районе Старого города.

Когда Сарадип, поговорив с народом в одной из расположенных на окраине Эльнадора закусочных, практически сразу выяснил, где трутся лихие ребята из Старого города, он подумал, что пора неудач закончилась. «Надо же: только прибыл в столицу – и в первые же часы добыл нужную информацию. Кто еще может так, кроме Велона Сарадипа из Биланы!»

Велон отправился к главарю самой крупной банды района Киссену – и с места в карьер заявил, что хочет стать бандитом. Обычно такие «просители» получают пинка под зад или упомянутый уже стилет в печенку, но Велону, как ему показалось, вновь повезло. «Что ты умеешь делать?» – спросил его Киссен. «Все!» – соврал биланец, нисколько не задумываясь о том, что на первом же серьезном «деле» его полная беспомощность вскроется, как нарыв на заднице у упавшего с горы пьяного гоблина.

До дела, впрочем, и не дошло. Да и не могло дойти. Опытный уголовник Киссен с первого взгляда понял, какого сорта человек перед ним. Не укрылось от его глаз и то, как пальцы Велона то и дело ощупывают потайные кармашки на брюках – туда биланец зашил коробочки с золотыми монетами. Сарадип не смог скрыть постоянного беспокойства за свои сбережения, за что и поплатился. Ведь демонстрировать их наличие в присутствии такого прожженного волка, как Киссен, никак не следовало…

Наутро после пирушки, что была устроена в честь «вступления в должность» новоиспеченного члена шайки, «крутой бандит» Велон проснулся на городской свалке – с больной головой, без денег и без одежды. Двое сидевших на мусорной куче чумазых бродяг с интересом поглядывали на его ягодицы. Должно быть, хотели отрезать их и съесть, или… Подумав о возможных тайных причинах такого внимания к своей заднице, Сарадип завопил как резаный, вскочил и без оглядки бросился наутек…

Трусость не позволила ему пойти обратно в Старый город и попытаться отомстить обидчикам. На окраине свалки Велон подобрал давным-давно выброшенные кем-то рваные и обгаженные штаны. В них и пришел на главную площадь, где принялся клянчить у прохожих деньги, чтобы хватило на обратную дорогу до дома.

То было его второе за два дня столкновение с жестокостью и неприветливостью столичных улиц. На слезные вопли Велона не обратил внимания ни один человек! Эльнадорцы невозмутимо шествовали по своим делам, даже не глядя на полупьяного оборванца, от которого несло нечистотами… А ближе к вечеру Велон был жестоко избит местными нищими, посчитавшими его своим конкурентом.

Долгих две недели – ему они показались длиннее вечности – Сарадип прожил на улице, питаясь объедками из мусорных корзин, ночуя в подворотнях и постоянно трясясь от страха. Потом ему, наконец, повезло по-настоящему – бард по имени Феликс снизошел до разговора с жалким бродягой и по акценту сразу распознал в нем биланца, каковым являлся и сам. Феликс купил Велону новую одежду, накормил его сытным обедом в таверне, а после предложил помочь ему в работе – собирать деньги у горожан, пожелавших послушать игру и песни Феликса. Велону хватило смекалки не рассказывать барду о том, каковы были настоящие обстоятельства его знакомства с парнями Киссена.

Так прошли еще две недели. Потом бард засобирался домой, и Велон, не представлявший, чем он будет заниматься в Эльнадоре без помощи добродушного земляка, решил вернуться тоже.

Долго усидеть в родном городе он не смог. Больно было все время помнить о том, что он потерпел сокрушительное фиаско и оказался в исходной точке. И Сарадип решился предпринять еще одну попытку завоевания этих оказавшихся столь к нему недобрыми улиц. На этот раз он намеревался действовать один. «Темный переулок, удавка на шею богатого господина – и вот он, увесистый кошелек, туго набитый золотыми дзурканами! Первый в длинной череде маленьких подарков самому себе».

Но небу, кажется, опять было угодно, чтобы судьба Велона Сарадипа сложилась иначе, нежели планировал он сам…

«Городскому палачу требуется помощник», – прочел Сарадип объявление, висевшее на стене в арке городских ворот. Чуть ниже кто-то приписал грязные оскорбления в адрес палача и того, кто вызовется ему помогать, но на них Велон не обратил внимания. Оторвав ту часть, где был указан адрес, он прижал обрывок бумаги к своей впалой груди.

– Вот она, удача Велона Сарадипа! – вслух произнес биланец. – Я только пришел, а передо мной уже маячит перспектива государственной службы! Что ж, я сделаю отличную карьеру, – стукнул Велон себя кулаком в грудь. – Не так уж далек тот день, когда меня начнут величать «сэр Велон Сарадип»!

– Сколько всего людей погибло? – Борланд, напустив на себя предельно важный вид, сидел напротив старосты деревни Артолия. Вопросы, которые задавал Весельчак, носили чисто формальный характер, поскольку ответы на них, во-первых, ничем не помогли бы ему в охоте на оборотня, а во-вторых – и так уже были известны Борланду от кузнеца Хенгора. Но побеседовать с местным лидером стоило – следовало укреплять свою репутацию серьезного охотника за чудовищами.

– Пятеро, – потирая рыжую бороду, сказал низкорослый плешивый мужичок по имени Тристер, внешний вид и манеры которого никак не выдавали в нем самого уважаемого человека в деревне. – Это если ребятишек не считать, но они-то, я надеюсь, живы еще… – Староста тяжело вздохнул, и Борланду стало ясно, что надежда эта весьма призрачна.

Тут Весельчака словно по носу кто щелкнул. Он решил не ограничиваться переливанием из пустого в порожнее, надеясь лишь на силу Пентакля и серебряного меча, а провести небольшое расследование, результаты которого могли облегчить поиски монстра. В самом деле: победить оборотня далеко не так сложно, как может показаться. Другое дело – отыскать его в дремучих лесах, населенных всевозможной живностью, а также эльфами, кобольдами, лепреконами, гоблинами и множеством других обитателей.

– Так-так, – задумчиво произнес Весельчак, барабаня кончиками пальцев по темной от времени поверхности стола. – А что-нибудь общее у этих людей было?

– В смысле? – не понял его собеседник. – Общая собственность, что ли?

– Да нет, – досадливо цокнул Борланд языком.

«И как такого остолопа старостой выбрали? – подумал он. – Только из-за возраста, что ли? Так и постарше же люди есть».

– Я имею в виду то, что могло их объединять, – пояснил Весельчак. – Например, общего врага. Или, наоборот, друга. А может, они вообще все из одной семьи были?

– Да нет, семьи разные, – почесал в затылке Тристер. – Но если так рассуждать, то общее было, да. Все они – родственники или друзья нашего Зорна. Он в Артолии самый богатый. Как все это началось – а первой зверюга как раз Зорнову жену загрызла, – он мрачнее тучи ходит.

«Еще бы», – подумал Борланд. Простое совпадение? Вряд ли. Стало быть, оборотень знал, на кого нападать. Ходили ведь в это время в лес и другие люди, а пострадали только те, кто был связан узами родства или дружбы с местным богачом. Не нужно было десять лет работать ментором в Лиге справедливости, чтоб догадаться: вернее всего, монстр учинил эту резню для того, чтобы сделать пыткой жизнь человека по имени Зорн.

– Интересно, интересно, – промолвил Борланд. – Скажите, уважаемый, а враги у вашего Зорна есть?

– Враги? – Тот вновь почесался. – Да вроде нет. Завистники разве только. Хотя…

На лице Борланда появилось выражение, какое бывает у охотника, напавшего на след стада оленей в голодный год. Глаза Весельчака азартно заблестели. Он наклонился ближе к Тристеру и шепотом произнес:

– Ну?..

История семьи Зорна, которую поведал Борланду артолийский староста, была довольно зловещей. Не будь у нее живых свидетелей, Весельчак уж точно подумал бы, что это – одна из древних мрачных легенд, целые сборники которых стоят на самых видных полках городских магазинов и библиотек. Однако, с другой стороны, легенды, в отличие от сказок, всегда имеют под собой вполне реальную подоплеку. Просто эта была не слишком стара, потому и не успела обрасти леденящими душу подробностями и разойтись по всей Арлании в составе очередной книжки из серии «Страшные тайны прошлого».

Десять лет назад два артолийца – братья-близнецы Зорн и Торн, ничем тогда не выделявшиеся среди прочих жителей деревни, – отправились на поиски сокровищ в Дикие земли. В принципе, не слишком примечательное событие: всегда и повсюду люди искали для себя лучшей доли. Но через полгода Зорн вернулся, ведя за собой словно сошедший со страниц волшебной сказки караван, груженный тюками с золотом и драгоценными камнями. И вот тогда пошли совсем другие разговоры. То обстоятельство, что из Диких земель, завладев несметными богатствами, возвратился лишь один из братьев, породило великое множество сплетен и домыслов. Несмотря на то что Зорн подробно рассказал о горькой участи своего брата – по его словам, Торн погиб в одной из смертоносных ловушек, которыми был полон древний заброшенный замок, где братья искали ценности, – кое-кому и месяцы спустя продолжало казаться, что далеко не все в этой истории на самом деле так просто.

Вернувшись, Зорн сразу женился на девушке, что была его невестой еще до похода. Вскоре у них родился первый ребенок. Несмотря на продолжавшиеся пересуды, жизнь в этой семье была близка к идиллии. Которую, впрочем, вскоре кое-что всерьез омрачило…

Глава 6

Молодой маг стоял у окна своей комнаты, глядя на озаряемый лучами медленно спускавшегося за горизонт дневного светила Королевский квартал. То было поистине великолепное, грандиозное, потрясающее зрелище, заслуживавшее, по меньшей мере, еще десятка эпитетов того же порядка. О том, чтобы увидеть нечто подобное где-либо на просторах родного мира, Андрей Королев мог только мечтать… Вид, открывавшийся из окна, был одним из немногих поводов пожалеть, что на Земле научно-технический прогресс одержал безоговорочную победу над прочими моделями развития общества.

Землянин, попавший в параллельную реальность. Избитый старый сюжет, послуживший основой для множества превосходных, хороших, неплохих, средненьких и откровенно дрянных книг, фильмов и компьютерных игр. Что было раньше, интересно: первое путешествие между мирами – или первая байка на эту тему?

Андрей усмехнулся. Он, хоть и не был одним из первых путешественников – уж с тех-то пор минуло просто невероятное количество лет, – наверняка знал, что прежде все же состоялся переход.

Действительность, в которой он пребывал уже почти десять лет, была до боли похожа на тот сказочный мир, который Андрей полюбил еще в детстве – задолго до того, как понял, что, во-первых, все это куда как более реально, чем принято считать, а во-вторых – он сам, Андрей Королев, имеет к этому самое непосредственное отношение…

Итак, вот она – воплощенная мечта почитателей жанра фэнтези во всех его проявлениях. Величественные средневековые города, окруженными полудикими лесами, где встретить остроухого длинноволосого эльфа – столь же обычное дело, как обнаружить под деревом гриб. Могучие горные кряжи: вершины их окружены пышными облаками, а на склонах и в недрах, не покладая рук, трудятся важные бородатые гномы. Звон оружия и цокот копыт на городских улицах. Пьяный галдеж в тавернах под музыку бардов, с одухотворенными лицами перебирающих струны своих причудливых инструментов. И маги, маги повсюду, и даже местный воздух, кажется, пронизан магическими флюидами. Ступив на землю Схарны, Андрей довольно скоро понял, что знает местную жизнь лучше, чем многие из коренных обитателей. Все потому, что она и в прежние годы окружала его со всех сторон – на страницах книг, в кадрах кинофильмов и на экране жидкокристаллического монитора…

Даже, пожалуй, чересчур все это было похоже на фантастический роман, написанный на досуге двадцатилетней девушкой, живущей в однокомнатной квартирке на улице Ленина в Ярославле или Воронеже. Если уж эльф – так непременно с острыми ушами, благородными чертами лица, меткий стрелок, прирожденный волшебник и любитель порассуждать о высоком. Что ни гном – то приземистый широкоплечий бородач, даже в самое мирное из всех времен предпочитающий ходить в кольчуге – хорошо, хоть не мифрильной! Маги, согласно классическому канону жанра, поделены на белых и черных, а заправляет магическими делами в Схарне столичная Академия, подконтрольная, естественно, белым. Местных орков Королев видел пока только на рисунках и гравюрах, но этого было достаточно, чтобы понять: выглядят они абсолютно так же, как отрицательные персонажи компьютерных стратегий и ролевых игр.

И даже название этого мира – Схарна – отзывалось маячком в голове давнего читателя фэнтези, будучи очень похоже на имя вселенной, созданной земным писателем Клайвом Стейплзом Льюисом [2]…

Впрочем, сама по себе жизнь в окружающем Андрея пространстве выглядела абсолютно естественной. С поправкой на то, разумеется, что по здешним тропкам разгуливало множество существ, рассказ о встрече с которыми в родных краях Королева считался неоспоримым свидетельством душевной болезни рассказчика.

Как и то, что является главным отличием параллельных миров от Земли: магия. А точнее – отношение населения Схарны к существованию оной. Это было особо приятным для человека, посвятившего немалую часть своей жизни изучению «нетрадиционных духовных практик». Управление погодой и вызов себе в помощь сверхъестественных чудовищ, огненные шары из ладоней и волшебные молнии из глаз… Все это было возможно и в мире, из которого пришел Королев. Но там, на Земле, маги не имели возможности во всеуслышание заявить о своих способностях. Гадание, ритуальная магия да «биоэнергетика» – вот и все, что осталось земным волшебникам, желающим считаться таковыми и при этом жить среди людей. Многим хватало и этого, но то ведь были не более чем далекие отблески – да что там: жалкие огрызки – тех сил, которыми они на самом деле владели…

Но, к сожалению, отношения большинства людей с магическим миром сложились на Земле не самым приятным для магов образом. И быть настоящим волшебником, использующим соответствующие способности в полную силу… Там это означало отрезать себя от значительной части общества.

Так что, очутившись в Схарне, Андрей получил некоторую отдушину. Здесь он мог спокойно запустить с обрыва в реку пресловутый «файрбол», не опасаясь, что к его персоне очень скоро проявят интерес какие-нибудь «органы контроля». Правда, слабым это было утешением, учитывая, во-первых, тот факт, что Схарна вовсе не была тем местом, куда Королев стремился попасть, а во-вторых – то, что он надолго застрял здесь, не имея возможности ни продолжить свое путешествие, ни вернуться обратно на Землю…

В том, что миров, где есть разумная жизнь, существует больше, чем один, два, десять, пятьдесят, сто и даже несколько тысяч, Андрей не сомневался никогда. Даже в детские свои годы, когда он еще не знал, что сам, повзрослев, станет магом. Откуда же еще могли прийти на книжные страницы все эти диковинные создания, непобедимые герои и мудрые седобородые маги? Ведь не с промозглых серых городских улиц, по которым уныло плетутся на работу одетые в помятые плащи люди с помятыми лицами и такими же мыслями? Нет. Так что, их и впрямь породило чье-то больное воображение? Нет! То был бесстрастный взгляд наблюдателя, зафиксировавший однажды удивительные события, а уж потом за дело принялся писательский талант, сделавший их доступными для миллионов читателей. Фольклор фольклором, сказки – сказками, а герои и злодеи, с которыми Андрей то и дело сталкивался, читая книги, были чересчур уж живыми, чтобы поверить в их «выдуманность».

Поняв однажды, что его любимая магия существует, и далеко не только в том виде, в каком представляют ее разложенные по книжным развалам брошюры доморощенных «профессоров волшебных наук», Андрей начал искать способ попасть в один из этих миров.

Все началось с астральных путешествий. Сначала были долгие странствия в астральном поле самой Земли, встречи с себе подобными, а также – с множеством мифических существ и персонажей. Потом Андрею удалось обнаружить дверь в Лабиринт Междумирья – громадную зловещую локацию, лежащую одновременно в тысячах пространственно-временных пластов. И уже оттуда, через два с половиной года после начала своих занятий, Королев сумел заглянуть в заветные далекие миры…

Это было безумно интересно, но Андрею все же хотелось большего. Он мечтал путешествовать по гномьим тропкам и зачарованным лесам не в виде астральной проекции, а в своем физическом теле. Желал совершить полноценный переход между мирами, исчезнуть однажды где-нибудь на берегу Финского залива и появиться там, где кружат в небесах грозные драконы. Но не где попало, конечно. Существовали ведь места, населенные одними лишь зубастыми злобными тварями – там ни один путешественник, будь он хоть трижды магом, не продержится и десяти минут. Из всех вселенных, которые он успел повидать, Андрею был наиболее интересен мир под названием Тернагон.

Но чтобы по-настоящему, что называется со всеми потрохами, переместиться туда, ему не хватало имевшихся знаний и опыта. Как и многие другие жители России, почувствовавшие однажды, что вместе с кровью по их венам струится Сила, Андрей в итоге оказался в одной из магических академий. На Земле ведь тоже полным-полно подобных заведений, только не в каждом научат тому, чему надо…

Мечта сбылась: Андрей узнал, как открывать порталы между измерениями. Оказалось, эта способность давно и широко использовалась волшебниками – для поиска новых знаний, бегства от врагов или банального обогащения. Еще бы: ведь в несметном множестве миров ждет своих будущих хозяев несметное множество сокровищ!

Андрей Королев не был настолько увлечен магией, чтоб собирать крупицы волшебного знания в дальних закоулках Вселенной. Не нажил себе врагов, столь могущественных, что скрыться от них можно только где-то в иной реальности. И, наконец, не стремился к жизни мультимиллионера, ключом к которой могли бы стать драгоценные чаши, украденные в пещере из-под носа у нерасторопного дракона. Поди еще отыщи такого! Он лишь хотел своими собственными ногами пройти по ковру из влажных дубовых листьев в одном из лесов Тернагона, коснуться рукой прохладных камней, сквозь трещины между которыми пробивалась колючая трава, и плеснуть себе в лицо пригоршню воды из реки с дивным названием Альдверон.

Почему именно этот мир был для Андрея столь притягателен? Королев и сам не сумел бы толком ответить на этот вопрос. Но Тернагон манил его куда сильнее, чем любая другая из нескольких десятков посещенных в астрале вселенных. Можно сказать, звал. И однажды Андрей Королев решил, что настало время откликнуться на этот зов…

А теперь, вот уже который год, он с помощью архимага Дорнблатта и некоторых других волшебников Схарны искал ответ на более важные вопросы. Что же пошло не так? Почему, совершив обряд перехода, он попал не в Тернагон, куда стремился, а сюда, в Схарну? И, разумеется, – что нужно сделать, чтобы покинуть этот красивый, гостеприимный, но не входивший в его планы и уже порядком поднадоевший край?

Когда Андрей понял, что ошибся дверью, он отправился на поиски какого-нибудь могущественного местного волшебника, который сумел бы помочь ему исправить ситуацию. Традиционное одеяние мага, привычное для многих миров, ни у кого не вызывало вопросов. В конце концов Королев оказался в Академии магии Эльнадора и познакомился с ее ректором Дорнблаттом, который вполне отвечал его представлениям о могущественных волшебниках…

Перед тем как начать свое путешествие, Андрей активировал «заклинание дружбы», позволявшее понимать речь местных жителей и говорить на их языке. Так что проблем с общением у него не возникало. Королеву попросту казалось, что окружающие говорят по-русски. И сам он продолжал говорить на родном языке, но при этом те, к кому он обращался, прекрасно все понимали… Разумеется, это касалось лишь общего языка, которым владело большинство жителей Схарны. Если в его присутствии начинали чирикать по-своему эльфы или же что-то гортанно выкрикивали гномы, Андрей не мог разобрать ни слова.

Прямо напротив окна, перед которым стоял сейчас Королев, на расстоянии метров в пятьдесят возвышался замок арканского короля Гаэрона Третьего. Безусловно, то было самое красивое сооружение Эльнадора, тягаться с которым мог лишь архитектурный комплекс, составлявший Академию. Да резиденции правителя волшебной страны и положено превосходить величием и роскошью все прочие дома в городе. Андрей улыбнулся: вот еще один своеобразный канон, только уже обыденной жизни.

Королев смотрел, как прохаживаются по мостикам вдоль зубчатых стен лучники из королевской гвардии. Закатные лучи золотили их шлемы, превращая обычный металл в драгоценный. В небе над шпилями башен, крича, носились крупные белые птицы.

Королевский квартал Эльнадора являл собою, по сути, отдельное поселение. Он стоял чуть на отшибе, на небольшой возвышенности, и был обнесен крепкими стенами. Попасть сюда, не имея уважительной причины, без приглашения или не будучи другом одной из проживавших в квартале влиятельных особ, для человека, живущего в другой части города, было весьма непросто.

Здесь, в административном и магическом центре арканской столицы, было когда-то посажено множество деревьев самых разнообразных пород. С высоты птичьего полета или со смотровой площадки одного из высоких зданий могло показаться, что Королевский квартал стоит посреди маленького леса. Да и просто бродя по местным улочкам, можно было не раз поймать себя на мысли, что ты находишься в лесной чаще – и вот-вот из-за разлапистых елей покажется эльфийский патруль. Тем более что тут действительно можно было встретить как эльфов – студентов Академии или же чьих-то гостей, – так и мелкую лесную живность: зайцев, белок, ежей.

Помимо королевского замка и Академии со студенческим общежитием, здесь располагались домовладения самых влиятельных дворянских семей Эльнадора, штаб Лиги справедливости, казармы, где был расквартирован королевский полк, а также личный театр монарха, свободно посещать который могли только жители квартала. Тут положение в обществе влияло лишь на расположение места относительно сцены. Тем же, кто жил за пределами стен привилегированного района, в большом городе, для посещения элитарного театра требовались либо благородное происхождение, либо большие деньги, либо же чья-то протекция.

Главным поставщиком пьес для этого очага культуры являлся не кто иной, как мессир Дорнблатт. Андрей читал его произведения и видел многие из созданных по ним постановок. Не Шекспир, конечно, и даже не Чехов, но все равно довольно неплохо. Королев припомнил нашумевшие постановки «модных» российских режиссеров по пьесам таких же «модных» драматургов. Да, если сравнивать с этими, то Дорнблатт, пожалуй, тянет и на местного Шекспира.

От мыслей об искусстве Андрея отвлек стук в дверь.

– А вот и он, должно быть: легок на помине, – пробормотал Королев, затворяя окно.

Ректор часто заходил к нему, и причиной тому был не только естественный интерес старого мага к коллеге из иномирья. Первоначальный-то интерес, по всей видимости, давно угас – ведь прошло достаточно времени, чтобы Андрей Королев сделался таким же неотъемлемым элементом интерьера Академии, как бьющий разноцветными струями фонтан перед ее главным входом или волшебные фонари, парящие в воздухе по периметру двора.

Просто Дорнблатту пришла однажды в голову идея использовать знания землянина в корыстных целях. Андрей в обилии предоставлял ему информацию о технических открытиях, сделанных когда-то на Земле. Разумеется, только в тех областях, в которых был сведущ сам, и только в том случае, если было возможно реализовать обсуждаемую технологию в местных условиях. Было бы глупостью пытаться собрать в Схарне мотоцикл или компьютер. Но ведь и земная наука пришла к этим вещам далеко не сразу. Существовала масса разнокалиберных изобретений, которые в Схарне покамест не появились. Собственно говоря, местная наука вообще развивалась гораздо медленнее и тяжелее, чем это происходило на родине Королева. Наибольших успехов добилась здесь астрономия: человек, осмелившийся утверждать, что Схарна является шаром, вращающимся вокруг светила, не отправился бы на костер или в заточение. Но был бы, скорее всего, подвергнут всенародному осмеянию, поскольку открытие это арканские звездочеты сделали много веков назад.

Потому, должно быть, схарнийская наука и отставала от земной, что местные маги не запирались в своих библиотеках и лабораториях, а принимали активное участие в общественной жизни. К чему, например, арканскому фермеру возиться, занимаясь селекцией скота, если достаточно заплатить волшебнику, чтобы тот пассами и заклинаниями увеличил плодовитость свиней, надои коров, яйценоскость кур? Главное – кормить их вовремя потом не забывай.

Тем не менее, мессиру Дорнблатту, несмотря на грандиозные высоты, которых он уже достиг, хотелось еще больше упрочить свое положение в местном обществе. Королев прекрасно понимал его расчет. Имя Дорнблатта хоть краем уха да слышал в Арлании каждый второй, но большинству людей само существование ректора Академии было полностью безразлично. Все переменится, когда в каждый дом войдут носящие его имя технические новшества, значительно облегчающие или разнообразящие повседневную жизнь.

В обмен на информацию об этих технологиях Дорнблатт когда-то пообещал Королеву помочь отыскать способ покинуть Схарну. Но с некоторых пор Андрей начал подозревать, что архимаг намеренно затягивает с этим, желая получить как можно больше сверхценных для него сведений. Напрямую спросить Дорнблатта об этом землянин пока не решался, опасаясь прогневить старого волшебника. Да и в конце концов – он сам неоднократно убеждался в этом – открыть портал между мирами, находясь в Схарне, действительно было невероятно сложно. Быть может – эту мысль Королев гнал от себя, как прокаженную безумную шлюху, – что и невозможно в принципе…

Итак, сейчас состоится очередной сеанс просветительской деятельности. Андрей к нему уже подготовился: на столе, стоявшем в центре его комнаты, были разложены инструкции и чертежи.

– Войдите.

Королев слегка шевельнул кистью правой руки, и дверь комнаты открылась, явив его взору стоящего на пороге Дорнблатта. В мире, где не было необходимости постоянно маскировать свою сущность, Королев никогда не отказывал себе в удовольствии лишний раз воспользоваться Силой.

– Добрый вечер, Андрей. – Дорнблатт вошел и закрыл за собой дверь. – Как ваше настроение?

– Вы прекрасно знаете, мессир ректор, что мне невероятно скучно, – невесело улыбнувшись, произнес Королев. – Сижу в четырех стенах – даже без особого желания выходить наружу.

– Но вы ведь не пленник здесь, – поспешил возразить Дорнблатт.

– Здесь, в Академии – нет. А вот на Схарне в целом я как раз узник и есть. Будь обстоятельства моего пребывания в вашем мире иными – скажем прямо, не затянись оно так надолго, – я бы с великой радостью изучил дальние уголки Схарны, вплоть до Орочьих островов. Но при мысли, что я могу здесь состариться и умереть – а я все чаще об этом думаю, – не радуют глаз работы гномьих ювелиров, не услаждают слуха эльфийские песни и не лезет в горло кусок жаркого, приготовленного лучшим поваром Тенлара.

– Рад бы был обнадежить вас, но пока, увы, не могу, – развел руками Дорнблатт. – Но, полагаю, в ближайшее время какие-нибудь подвижки наметятся. Возможно, мой друг Фернгол из Ончанда сможет докопаться до сути нашей с вами проблемы. Я уже отправил ему магическое послание.

– Ончанд? Это ведь, кажется, на другом континенте? – уточнил Андрей.

– Да, – кивнул архимаг.

– Долго же ваш друг будет сюда добираться… – На лице Королева проступила досада.

– Сущая малость в сравнении с тем временем, которое вы здесь уже провели, – заметил Дорнблатт.

– Да уж, – вздохнув, произнес Андрей. – Честно говоря, хотелось бы развеяться. Мессир, пообещайте мне, что если появится интересное дело, я непременно буду в нем участвовать! – неожиданно сказал Королев.

– Что ж, почему бы и нет? – Дорнблатт не стал возражать. – Вам действительно давно пора сменить обстановку. Вижу, вы приготовили для меня что-то новенькое? – спросил архимаг, с интересом посмотрев на подготовленные Андреем бумаги.

– О, да.

В голове землянина мгновенно созрел план маленькой мести. «Сейчас ты узнаешь, что такое скука, мессир ректор, – подумал он. – Это, конечно, чепуха по сравнению с тем, что приходится испытывать мне, но все-таки…»

– То, что я расскажу вам сегодня, мессир Дорнблатт, сможет произвести в Схарне настоящую революцию в области книгопечатания и обмена информацией, – сказал Андрей. – За все те годы, что я живу здесь, мне не довелось увидеть журналов или газет – одни лишь книги, да и те изготовлены весьма примитивным способом. В нашем же мире производство книг, а также выпуск периодических средств массовой информации достигли поистине грандиозных масштабов. Начало тому положило изобретение одного почтенного европейца по имени Иоганн Гуттенберг.

Благодаря предыдущим беседам Дорнблатт был уже в курсе земной географии.

Андрей сел за стол и принялся раскладывать чертежи. Дорнблатт уселся напротив и, достав из кармана, поставил на стол волшебный кристалл, записывавший слова собеседника. А сам сложил на коленях морщинистые длани с длинными ухоженными пальцами. Ни дать ни взять – прилежный студент на лекции.

Землянин внутренне усмехнулся…

– Изобретение Иоганна Гуттенберга, – начал Андрей, стараясь подражать лекторской манере самого Дорнблатта, с которой он был прекрасно знаком, – способствовало не только развитию и распространению культуры, образования и книги как основы знаний, необходимых человечеству для совершенствования общества, но положило начало завоеванию мира рекламой, преимущественно – печатной.

Поскольку «лекция» только началась, Дорнблатт слушал его с нескрываемым интересом.

– Поэтому жизнь Иоганна Гуттенберга и сам процесс создания его знаменитого печатного станка должны быть нами изучены, чтобы знать и понимать значение его открытия для цивилизации планеты Земля. Ну, и, разумеется, в ближайшем будущем – для мира Схарны, – вынес Андрей беспощадный вердикт, окончательно перевоплотившись в этакого доморощенного Мефистофеля.

Но архимаг, похоже, еще не понял, что ему предстоит сейчас пережить…

– Огромное значение изобретению книгопечатания придавали земные ученые самых разных эпох, – продолжал Королев. – Фридрих Энгельс, а его имя было когда-то чтимо во многих странах Земли так же, как у вас чтят Ингардуса – наравне с основными производственными факторами, такими как развитие тяжелой промышленности, революционные философские идеи и великие географические открытия, называл также блестящим изобретением печатный станок Гуттенберга.

Однако даже в широких кругах образованных людей редко встречается знакомство с фактами истории и технологии изготовления книг, хотя, казалось бы, этот предмет должен интересовать каждого человека – независимо от его специальности.

Напротив, широким распространением пользуются различные предрассудки, с необыкновенной живучестью удерживающиеся в массовой литературе. Один из них состоит в том, будто типографический процесс был изобретен на основе ксилографических, то есть гравированных на дереве книг. Другое, также весьма распространенное, но точно так же и ошибочное, мнение гласит, что в первых произведениях печати буквы были вырезаны из дерева.

На самом деле даже поверхностное изучение шрифта в древнейших памятниках книгопечатания обнаруживает, что все они изготовлены при помощи шрифтов, отлитых из металла. В технике отливки литер и состояли оригинальность и величие изобретения, приведшего к появлению печатной книге в том виде, в котором мы знаем ее сейчас.

Дорнблатт беспокойно заерзал на стуле.

– Это вы ее такой знаете, – сказал он. – А у нас в Схарне буквы для оттисков всегда изготавливались из дерева.

– Вот-вот, я и говорю – чрезвычайно примитивный способ, – улыбнулся Андрей и продолжил экскурс в историю земной типографической системы: – Вопрос о происхождении печатания книг, то есть о том – где, когда, кем и при каких обстоятельствах оно было изобретено, – принадлежит к числу наиболее сложных и спорных исторических вопросов планеты Земля. Он почти настолько же древний, как рассуждения о том, что появилось раньше – яйцо или курица. В историческом отношении книгопечатание имело обычную судьбу очень многих великих новых явлений, открытий и изобретений, а выводы исследователей крайне противоречивы.

Даже после того, как значительная часть существующих в общественном сознании неверных утверждений будет отнесено нами к области домыслов и легенд, останется огромная трудность – связать факты и памятники первоначальной печати с определенной исторической личностью конкретного изобретателя. Более или менее общепринятая в исторической и библиографической науке точка зрения признает таковым Иоганна Гуттенберга.

Дорнблатт легонько кашлянул. Видимо, на него уже начала наползать скука. «Эх, ненадолго же тебя хватило, – с удовольствием подумал Андрей. – Так это ведь, считай, самое начало!»

– Время изобретения книгопечатания относится к периоду между подвигами французской народной героини Жанны Д’Арк и взятием города Константинополя турецкими войсками, с последующим переименованием его в Истанбул, – монотонно бубнил Королев. Лицо архимага постепенно приобретало унылое выражение, какое, возможно, появится у сельского рыбака из Ростовской области, вздумай кто-нибудь завести с ним беседу о высшей математике. – Последний факт, кстати, оказывал немалое влияние на содержание книжной продукции. В социально-экономическом и культурном отношении весь XV век представляет особый интерес. С одной стороны, это была эпоха завершения борьбы между демократией и феодальной аристократией в средневековых городах, а с другой – время расцвета гуманизма и начала невиданного роста художественного творчества. Существует прекрасное определение этого периода: «осень Средневековья».

Осень в Эльнадоре… Для Заффы то было лучшее из времен. Не осень как таковая, а именно те годы, когда он проводил ее в этом городе. Четвертый сезон в Арлании вообще чудо как хорош. Основная масса дождей в этой стране выпадает летом, так что по осени, когда черты окружающего пейзажа обретают монументальность и основательность, эта картина не омрачается ни вечной слякотью, ни промозглым ветром, ни фиолетово-черной небесной хмарью.

Эльнадорская же осень была особенно приятна Заффе благодаря его личным воспоминаниям. Девять лет назад точно такой же красно-зелено-золотой шелестящий рай возвышался вокруг него, когда он впервые прошел сквозь ворота Королевского квартала, будучи студентом первого курса Академии магии.

Осень в Эльнадоре… Время сладкой эйфории, головокружения от успехов, юношеских грез и далеко не юношеских амбиций… Да, и первых ошибок тоже – они в итоге и привели его к изгнанию. Но ведь в конечном счете все вернулось на круги своя!

И это также случилось осенью.

Сейчас, двигаясь в направлении Королевского квартала по знакомой дороге, Заффа не мог отказать себе в удовольствии поностальгировать, припомнив былые денечки.

«Да, тролль побери, это ж тот самый проспект Тюльпанов, по которому мы с однокашниками частенько прогуливались, щеголяя новенькими студенческими мантиями! – думал Заффа, глядя на проплывающие мимо аккуратные здания. – Первые гулянки, первые свидания с девицами, первые драки с городской босотой и пьяными солдатами – все происходило на этой улице. В первые месяцы, живя на одну стипендию, мы ходили в “Кабанье логово” в самом начале проспекта. Потом многие из нас устроились на работу – кто при Академии, кто где-нибудь в Королевском квартале, но большинство, конечно, в других районах города. Чем больше денег зарабатывали друзья, тем дороже становились посещаемые заведения. И тем ближе подбиралась наша компания к воротам квартала во время вечерних пирушек. Но до того, чтобы предаваться чревоугодию и возлияниям в тамошних роскошных залах, на моей памяти не дошло. Эх, надо было и мне сразу работенку подыскать – тогда не пришлось бы…» – Заффа поежился, въехав на центральную площадь Эльнадора, носившую имя Ингардуса. Здесь, помимо статуй, аллей, стайки увеселительных домов и почтенного семейства фонтанов, располагался эшафот с массивной колодой плахи и рядом виселиц. И он, Заффа, толстый розовощекий лавочник из Биланы, не столь уж давно был в этом театре смерти ведущим актером.

А в Академии, куда ехал бывший биланский лавочник, продолжалась лекция по книгопечатанию. Шла она уже добрых сорок минут, но до появления станка Гуттенберга дело еще не дошло…

– Местом возникновения книгопечатания является область среднего течения реки Рейн – земля, что с незапамятных времен служила ареной военных столкновений, – вещал Андрей. – А основными местами деятельности Иоганна Гуттенберга были города Страсбург и Майнц.

Данная информация, разумеется, не несла в себе никакой практической пользы ни для Дорнблатта, ни для готовящегося к книжной революции мира Схарны. Но Королев решил, что называется, оторваться по полной и «загрузить» ректора Академии по самое «не могу».

– В культурном отношении существенным различием между двумя городами было то, – продолжал землянин, – что Майнц являлся центром одного из важнейших архиепископств, тогда как в Страсбурге церковное влияние чувствовалось слабее. Зато в нем успешно развивалось гуманистическое движение.

Дорнблатт старательно делал вид, что понимает каждое слово. Но было совершенно ясно, что немалая часть сказанного Андреем остается для него пустым сотрясением воздуха.

– Родители изобретателя книгопечатания принадлежали к майнцским патрицианским родам…

Андрей, к видимому облегчению слушателя, перешел наконец к биографическим данным. На самом деле архимаг рановато обрадовался: до основной части все равно было еще далеко.

– Отца Иоганна звали Фриле Генсфлейш, а мать – Эльза Вирих цум Гуттенберг. Последнее наименование принадлежало ее родовому дому в Майнце. У Фриле и Эльзы были два сына и дочь. Младший сын получил имя Иоганн Генсфлейш Гуттенберг. Семья Генсфлейш имела наследственную привилегию чеканки фамильной монеты – отсюда нам становится понятным знакомство младшего сына с ювелирным делом… Во время восстания цехов некоторые члены клана Генсфлейш и родственных им семейств были вынуждены покинуть Майнц. Постигла эта судьба и семью Иоганна.

– Простите, Андрей, – вставил Дорнблатт. – Это, конечно, очень интересно, но когда же мы перейдем к самому печатному станку?

– Обязательно перейдем, мессир, – закивал Королев. – Поверьте, сведения, которые я излагаю сейчас, невероятно важны для понимания сути типографического ремесла. Вы ведь хотите стать Иоганном Гуттенбергом этого мира.

– Хорошо, хорошо, продолжайте, – согласился архимаг. Но руки его уже не лежали спокойно на коленях, а изображали яростные фортепианные пассажи на полированной столешнице рядом с чертежами русского мага.

– Итак. О детских и юношеских годах Иоганна достоверно ничего не известно. Даже год его рождения точно не установлен. – После предыдущей фразы Андрея это заявление выглядело форменным издевательством, но Дорнблатт, кажется, вовсе пропустил его мимо ушей. – Что касается образования, то Гуттенберг владел знанием латыни, а стало быть, он учился в приходской, городской или монастырской школе. Точные биографические данные о жизни Гуттенберга появляются лишь в 1434 году. Достоверный документ свидетельствует, что в это время Гуттенберг проживал в Страсбурге и был золотых дел мастером.

– Как гном? – полюбопытствовал архимаг.

– Не совсем, – покачал головой Андрей. – Во времена Гуттенберга такие мастера занимались преимущественно чеканкой монет, а в наши дни основная работа ювелиров – изготовление украшений и часов. Отделывать золотом стены храма или театра на Земле бессмысленно: металл растащат еще до открытия.

– Кстати, а гномы-то есть у вас? – спросил Дорнблатт. Видимо, просто для того, чтобы сменить тему разговора и слегка передохнуть.

– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Я их, во всяком случае, не встречал. – Но, возможно, с ними общался Иоганн Гуттенберг! – Королев с удовольствием заметил, что при звуке этого имени Дорнблатт уже едва зубами не скрипит. – Да-да, скорее всего, так и было. Именно гномы Земли, о которых с тех пор, к сожалению, не было ни слуху ни духу, обучили Иоганна немалой части того, что он знал и умел. А уж в том, что этот достойный муж был настоящим профессионалом своего дела, сомнений нет никаких! Ведь сразу два страсбургских гражданина – Дритцен и Хейльман – пожелали поступить к нему в обучение, а также, вложив собственные средства, образовать вместе с ним товарищество.

Одновременно с ювелирными работами Гуттенберг производил еще какие-то опыты, о сути которых ничего не сообщал своим компаньонам. Для этих опытов потребовалось изготовление деревянного пресса, в больших количествах закупались свинец и многие другие материалы.

– Гуттенберг занимался магией? – оживился Дорнблатт.

– Говоря иносказательно, это можно назвать и так, – кивнул Андрей. – Но то была особая магия. Волшебство науки. Заготовки для опытов Гуттенберга хранились в доме его компаньона Дритцена. Незадолго до смерти последнего Гуттенберг послал в его дом своего слугу, дав ему поручение уничтожить некие «формы». Иоганн опасался, что в его тайны могут проникнуть посторонние люди. Когда Дритцен умер, Гуттенберг отправил в его дом еще одного человека – чтобы разобрать на составные части пресс. Но инструмент, как оказалось, пропал.

После смерти Дритцена между его наследниками и компаньонами разгорелся спор из-за денежных дел. Возникло судебное разбирательство в большом совете города Страсбурга. Протоколы его, обнаруженные несколько веков спустя, раскрыли некоторые подробности засекреченных опытов Гуттенберга. Наиболее любопытным является свидетельство одного золотых дел мастера по имени Ганс Дюнне. Тот утверждал, что благодаря Гуттенбергу он заработал в 1436 году около 100 гульденов. Заработал, по словам Дюнне, «посредством того, что относится к печатанию»…

– Андрей, – страдальческим голосом произнес Дорнблатт. – Вы расскажете, наконец, как это было сделано?

– О, я вижу, вы устали, мессир, – фальшиво удивился землянин. – Давайте, может, прервемся и выкурим по трубочке, а уж потом я все расскажу?

– С удовольствием, – облегченно выдохнул архимаг.

Воспоминания – светлые и не очень – уступили в сознании Заффы место предвкушению новых прекрасных лет в Академии. Впереди показались блестящие высокие ворота – вход в Королевский квартал.

– Тпру! – Заффа остановил коня чуть правее от ворот, слез с повозки, подошел к сверкающей позолотой решетке и позвонил в висевший рядом с ней на стене колокольчик.

Почти сразу же по другую сторону возник стражник – бритый наголо рыжеусый мужчина лет сорока. Короткий меч на поясе, легкий кожаный доспех. Ну да, зачем жителю Эльнадора носить тяжелую броню в мирное время, когда главной угрозой общественной безопасности являются ночные лиходеи из Старого города?

– Ты кто таков будешь, добрый человек? – вопросил страж ворот. – Что, харчи для гарнизона подвез? – Второй вопрос последовал, когда он увидел край груженной разнокалиберными сундуками и ящиками телеги. Да и комплекция визитера была вполне подходящей для человека, прикрепленного к непыльной должности в системе снабжения.

– Нет, – улыбнулся Заффа. – Я прибыл, чтобы возобновить свое обучение в Академии магии. По личному приглашению архимага Дорнблатта.

Стражник сменил тон на официальный:

– Имя ваше позвольте узнать, – сказал он.

– Заффа.

– Сейчас… – Усач исчез из пределов видимости.

Чуть погодя биланец увидел, как от поста охраны верхом на пони направляется в сторону башен Академии мальчишка-гонец.

Паренек вернулся минут через пятнадцать. Усатый страж тем временем решил со скуки поболтать с вновь прибывшим. Узнав, откуда приехал Заффа, он накинулся на толстяка с расспросами о появлении дзерга, весть о котором уже дошла до столицы.

– Мессир Дорнблатт подтвердил, что приглашал господина Заффу, – сказал паренек, не слезая с лошадки. Усач начал отпирать ворота, а гонец, обращаясь уже к самому Заффе, промолвил: – К сожалению, ректор не может принять вас прямо сейчас. Он просил, чтобы я проводил вас в студенческое общежитие. Место для вас уже подготовлено. Следуйте за мной.

– Первые произведения Гуттенберга представляли собой небольшие брошюры. Для создания более крупных работ он не имел капитала и должен был искать средства на стороне. В начале 1450 года Гуттенберг вступил в сообщество с богатым майнцским гражданином Иоганном Фустом, который одолжил ему значительные денежные средства. Мыслями первопечатника начала овладевать идея капитального издания. Предположено было издать полный текст Библии на латинском языке. По тем временам то был проект поистине грандиозный. Именно для этой работы Гуттенбергу пришлось занимать у Фуста огромные суммы денег. Существуют сведения, что для печатания Библии была даже оборудована отдельная мастерская.

Основная часть рассказа о печатном станке, в которой, собственно, и нуждался Дорнблатт, уже давно прозвучала. Но Андрей продолжал истязать слух старого мага ничего не значащей для дела информацией. Тот хмурился и ждал малейшей лазейки, чтобы сначала сменить тему разговора, а после – свернуть беседу вообще. И вот, наконец, такая лазейка у него появилась:

– Я вот, кстати, все никак не пойму, – заговорил Дорнблатт, успев воспользоваться микроскопической паузой, которую Андрей использовал, чтобы вдохнуть. – Зачем вам так уж необходима эта самая Библия и другие религиозные тексты? Неужели для того, чтобы объяснить и оправдать существование божества, нужно столько писанины, которая, как я понял с ваших же слов, представляет только исторический интерес?

– Да и тот местами довольно сомнителен, – усмехнулся Андрей, отложив конспект лекции. На эту тему он и сам не прочь был порассуждать. – Слишком уж часто их переписывали. Все дело в том, мессир, что наш мир, несмотря на все его технологические преимущества перед Схарной, кое в чем и отстает. Когда-то людям стало не хватать простого знания о том, что боги существуют. Возникла религиозная наука, что и породила все эти книги, а вслед за ними – тысячи других, каждая из которых по-своему толкует первоисточники. Из чистой энергии, дарующей силу и радость, религия превратилась в скучную официальную церемонию длиною в жизнь. Нудное и утомительное путешествие с «богом» на закорках из колыбели в могилу. Когда-то и на Земле все было иначе, но я не знаю, вернутся ли туда когда-нибудь прежние обычаи и порядки.

– Я даже представить себе не могу, как такое возможно. – Дорнблатт выглядел всерьез опечаленным за судьбу родины Королева: – У нас ведь все совсем по-другому. Как раз вот – чистое знание, не нуждающееся ни в объяснениях, ни в доказательствах. Богиня Занзара ведь и не требует ничего от верящих в нее людей. У нас принято благодарить ее в моменты большой удачи, но Занзара ни от кого не ждет вечной благодарности только за то, что она создала когда-то этот мир. У нас ведь нет даже никаких религиозных книг. Да и жрецы, что служат в храмах богини, не наделены какой-либо особой властью…

– К вопросу о книгах, – вкрадчиво произнес Андрей. – Мы ведь с вами еще не закончили. Давайте же вернемся к жизнеописанию славного печатника Иоганна Гуттенберга…

– Нет! – решительно воскликнул Дорнблатт и резко поднялся, едва не опрокинув при этом стул. – Клянусь правой рукой Ингардуса, я не в силах больше слушать о нем. Спасибо за сведения о станке, Андрей, но прошу: избавьте меня от дальнейших подробностей жизни его создателя.

– Что ж, как пожелаете, мессир. – Андрей старательно скрывал радость, возникшую от того, что он сумел-таки допечь ректора. – Я просто хотел дать как можно больше полезного материала.

– Понимаю. – Дорнблатт положил в карман свой кристалл-диктофон и начал собирать со стола нарисованные Королевым схемы, при этом даже не прикоснувшись к конспекту. – Но также понимаю и то, что далеко не все, услышанное мной, может оказаться полезным. Еще раз благодарю, Андрей. Доброй вам ночи. – Архимаг покинул комнату землянина.

– Доброй ночи, мессир Дорнблатт, – сказал вослед ему Королев.

«Да, она ведь уже давно наступила. И я тоже порядком вымотался». – Андрей встал, потянулся и направился к умывальнику.

Глава 7

Густые, высокие и разноцветные схарнийские леса живут особой, причудливой, на сто процентов… волшебной жизнью. Пожалуй, даже более волшебной, чем та, что кипит под сводами Эльнадорской Академии.

Не умея найти общего языка с гигантским существом по имени Лес, не изучив заранее его привычек и антипатий, лучше даже не соваться под пышные раскидистые кроны, что, шелестя, роняют на головы путников листья и древесную шелуху.

Борланд знал лес не так хорошо, как знают его, например, эльфы, но владел достаточным объемом информации, чтобы выживать здесь в течение недель, месяцев или даже лет. Немалую часть своей жизни он провел в лесах практически безвылазно – когда был разбойником. А когда жил в Хаддаре, многому научился у хастарских следопытов. Так что предстоящее путешествие, хоть конечной целью оного и являлось убить или же изловить оборотня, казалось Борланду не более чем увеселительной прогулкой.

А история с двумя братьями – она довольно неожиданно закончилась. Через полтора года после того, как разбогатевший Зорн сыграл свадьбу и зажил себе припеваючи, в Артолию явился какой-то нищий оборванец. Волосами и бородой зарос он так, что лишь глаза были видны. А на одном из глаз чужак повязку носил. В общем, будто и нет на нем лица: зверь, а не человек. Да только почему-то этот зверь не стал близ кабачка подаяния просить, а сразу в самый богатый деревенский дом постучался. Там его, согласно народному обычаю, приветили, накормили и одежку новую выдали – из Зорнова гардероба. Сразу никто внимания не обратил, что вровень по стати его сошлась.

А надо было. Переодевшись, гость попросился постричься и побриться. У Зорна на довольствии и брадобрей свой имелся, так что далеко ходить не пришлось. Вот мастер работу свою закончил, а незнакомец повязку свою с глаза снял – и все увидели: оба ока у него на месте, да и вообще в кресле не кто-то пришлый сидит, а хозяин дома собственной персоной. Ну, не он, конечно. Все же помнят, что брат у него был – Торн. Тот самый, что сгинувшим в Диких землях считался.

Зорн как увидел, что творится, побледнел весь. Сказал только: «Здравствуй, Торн». А тот, второй, расхохотался и произнес в ответ ровно то же самое. И попросил позвать деревенского старосту, судью да жреца из местного святилища. Идти за ними пришлось жене Зорна – сам он к тому времени уже на ногах не держался.

На состоявшемся тем же вечером собрании вернувшийся брат объявил, что Зорн-то на самом деле – он и есть, а тот, кто все это время прожил в деревне, выдавая себя за него, – не кто иной, как Торн. Никакой ловушки не было и в помине – это братец стукнул Зорна камнем по голове, вынес из развалин сокровища, сколько смог, а после замуровал дверь подвала, в котором они хранились. Пожалел родную душу, называется: не проткнул мечом сразу, а обрек на долгую мучительную смерть от голода под толщей земли! С какой целью это было сделано? Ведь вывезенного Торном богатства с лихвой хватило бы не только для того, чтобы обеспечить жизнь самих братьев, но и облагодетельствовать всех родственников, которых они смогли бы разыскать. Все очень просто: Торн был влюблен в невесту Зорна. Коварный план по устранению соперника он составил, еще когда они с братом выезжали на худых коняжках из Артолии.

Негодяй не учел одного – в подвале замка имелся тайный ход, который бывший владелец сокровищ оборудовал на случай, если его самого кто-то попытается навечно запереть в подземелье. Зорн довольно быстро обнаружил этот коридор и выбрался на поверхность. Но сразу возвращаться домой не стал – слишком велика была обида на брата-предателя…

Все это время Зорн скитался по Арлании, ведя жизнь простого бродяги. Вплоть до тех пор, пока до него не дошли слухи об артолийском богаче Зорне. Стерпеть такого было уже нельзя. Ведь Зорн думал, что брат всего лишь хочет избавиться от партнера в доле. А тот, оказывается, присвоил себе абсолютно все – включая даже имя и жену!

Но доказательств своего обвинения тот, кто назвал себя Зорном, предъявить, разумеется, не мог. Они ведь были близнецами, и даже та женщина, что до свадьбы встречалась с Зорном, а после, если верить вернувшемуся брату, жила с Торном, не могла различить их с виду. Не заставлять же ее, с целью определить истину, поочередно ложиться в постель с обоими!

Поэтому для того, чтобы определить, кто же из близнецов является настоящим Зорном, а кто – гнусным душегубом и обманщиком, было решено провести не слишком одобряемую в народе церемонию. А именно – вызвать дух покойной матери братьев. Будь женщина жива, она, быть может, и не различила бы их, но тени усопших, как известно, обладают особой силой.

На рассвете братья пришли на поляну перед святилищем Занзары. Там уже собрался весь сельский люд. Близнецам дали одинаковую одежду – теперь уже никто не смог бы разобраться, кто из них деревенский, а кто – пришелец. Согласно правилам церемонии, испытуемые обязаны были от начала до конца хранить молчание. Тот, на кого указал бы дух, получал право остаться в деревне, а второй должен был немедленно отправиться в изгнание. Без всяких возражений: в противном случае его ждала мучительная смерть.

Вызов производил местный священник. Каждый из братьев сцедил в ритуальную чашу несколько капель крови из указательного пальца. Жрец прочитал заклинание, и над алтарем возник человекообразный сгусток серого дыма с горящими глазами. Он поочередно подлетел к каждому из братьев. Задержавшись немного возле второго сына, дух вернулся к первому и глухо произнес:

– Это Зорн.

Сказав так, тень растворилась в воздухе. Обделенному ее милостью Торну не оставалось ничего, кроме как развернуться и молча двинуться в сторону леса.

Оставалось, впрочем, неизвестным, кто остался на поляне – тот, кто объявил себя Зорном, вернувшись из Диких земель, или же человек, что жил под этим именем в Артолии все последнее время?

Возникшая было напряженность длилась недолго. Как оказалось, самозванец был Торном! Хватило же у него наглости пытаться занять место брата. «Да, я ошибался, полагая, что мой брат погиб, – сказал тогда Зорн. – Но я все равно не смог бы спасти его, а лишь погубил бы себя, пытаясь сделать это. Своим поступком Торн лишил себя права вернуться в нашу семью. Он получил по заслугам».

Зорн доказал, что он – именно тот, кто привел в Артолию караван с сокровищами. Чтобы сделать это, он перечислил подробности местной жизни последних месяцев, которых никак не мог знать Торн, явившийся в деревню лишь днем ранее. Посудачив еще немного, селяне успокоились и разошлись по домам.

Не нужно было иметь ученой степени, чтобы понять: вернее всего, за страданиями семьи Зорна стоит его злодей-брат. Возможно, он подчинил себе или же подкупил кого-то из перевертышей. Впрочем, отыскать их довольно сложно, поэтому Борланд склонялся к мысли, что Торн, воспользовавшись черной магией высших ступеней, сам сделался оборотнем.

Выслушав рассказ Тристера, Весельчак отправился прямиком к дому Зорна. Найдись там какие-нибудь вещи, принадлежавшие раньше злобному братцу, Борланд смог бы на их основе создать простенький магический артефакт, позволяющий с легкостью отыскать негодяя – тот ведь наверняка обосновался где-то вблизи от деревни.

Ему повезло куда больше. Хмурый и осунувшийся Зорн вручил Борланду нож, на острие которого виднелись бурые пятнышки запекшейся крови. То был один из ножей, которыми братья резали свои пальцы, жертвуя жизненную влагу для ритуала вызова. Кровь на острие принадлежала Торну.

Использовав ее, Борланд сделал «кровавый компас» – подобный тому, с помощью которого они с Заффой выслеживали в Билане вампира Ревенкрофта. Не такой действенный, конечно: ведь крови объекта в нем содержалась самая малость. Но точное направление, в котором следовало двигаться, чтобы отыскать Торна, артефакт мог указать.

Вечерело. Два всадника с сосредоточенными выражениями на лицах остановились на опушке Артолийского леса.

– Дальше я пойду сам, – сказал Борланд, спрыгивая с коня. – Забирай лошадей и возвращайся в деревню.

– Ты уверен, что я не понадоблюсь? – спросил его спутник.

– Пойми меня правильно, Хенгор, – сказал Весельчак, повернувшись к артолийскому кузнецу. – Я не имею морального права рисковать чьей бы то ни было жизнью, кроме своей собственной. Артолия и так потеряла слишком многих.

Создатель серебряного клинка больше ничего не сказал. Только, подумав, кивнул. Потом взял под уздцы коня Борланда, развернул своего скакуна и направился по тропе в сторону деревни. Борланд подождал, пока кузнец скроется из виду, и вошел в лес.

Он не взял Хенгора с собой не потому, что действительно не нуждался в помощи. Как и во время заварушки в Билане, Весельчак не хотел, чтобы заказчик знал, что нанятый «боевой маг» не так уж силен в магическом деле. Правда, тогда, в городе герцога Фирена, Борланд мог рассуждать о магии только в теории. Но и того, чему он успел научиться за прошедшее время, явно недоставало для провозглашения своей персоны хоть сколько-нибудь могущественным волшебником.

Борланд усмехнулся. «Продолжаются не только приключения, – подумал он. – Продолжается и моя ложь».

Углубившись на лигу в лес, Борланд присел на корточки и принялся изучать покрывавшие землю следы. И сразу понял, что ухо лучше держать востро…

Сам по себе лес опасен разве только для тех, кто занимается его разорением. Тогда деревья могут взбунтоваться и отомстить – поменяв, например, свое расположение таким образом, что не в меру жестокий дровосек, заплутав, ухнет в чью-то ловчую яму. Или запугать до смерти: длинные змееподобные корни вдруг полезут со всех сторон да и затянут тебя по грудь в землю. Но это – для тех, кто неуважительно относится к лесу.

А вот разнообразное местное население по большей части нападает без разбору. И дикие звери – волки, медведи или свирепые секачи – цветочки в сравнении с другими сюрпризами, которые готовит для непрошеных гостей лесная чащоба.

Хотя сейчас, с наступлением осенней поры, даже простые волки тоже являли собой весьма ощутимую угрозу. Уже залегли в спячку суслики и сурки. Поднялась на деревья лесная дичь. Домашние гуси, куры, ягнята и жеребята надежно укрыты во дворах и хлевах под защитой крепких стен, плетней и заборов. Трудный период для почти всегда бодрствующего и голодного хищника. В такое время волк не побоится напасть и на вооруженного человека…

Конечно, днем Борланд увидел бы гораздо больше, но он ведь охотился на оборотня, а заниматься этим при солнечном свете – нелепица из нелепиц. Для таких дел гораздо лучше подходит лунный…

Волчьи следы были повсюду. Возможно, среди них присутствовали и отпечатки лап оборотня. Их довольно легко отличить: у обычного волка на передних лапах четыре когтистых пальца и большая подушечка без когтя, а задние – те и вовсе двупалые. Оборотень же перекидывается в зверя с пятью пальцами на каждой лапе. Правда, если и попадались нужные следы, обнаружить их среди прочих было не так уж просто.

Зато Весельчак сразу увидел, что здесь недавно прошло существо, представлявшее большую опасность, чем стая волков и оборотень, вместе взятые. Трехпалые когтистые лапы, глубоко пропечатавшиеся во влажной после дождя земле. Гроза лосей, кабанов и, разумеется, невезучих путников: лесной тролль…

Эти грозные создания каким-то образом избежали участи своих каменных и болотных собратьев, которых дзерги превратили в послушные «живые грибы», век от века прораставшие на болотах и под сводами пещер. Лесные тролли размножались обычным способом и ни в одном конфликте не занимали чьей-либо стороны, кроме своей. То были предельно агрессивные уродливые гиганты – высотой в два человеческих роста, с кожей серо-зеленого цвета, невероятно мощной мускулатурой и грубыми чертами лица, к которому куда больше подходило определение «рожа». Злобные глаза лесных троллей все время зыркали по сторонам в поисках очередной жертвы. Частенько эти дикие великаны сшибались в поединках между собой, – но своих они не убивали, в отличие от всех остальных, кто попадался им на пути и был по силам. Лесной живностью их рацион не ограничивался: тролли не брезговали и человечинкой. Попал бы на ужин к троллю и Борланд, если не шестое чувство, выработавшееся за годы лесной жизни и боевых тренировок в столице Хастарии…

Почувствовав за спиной легкий ветерок, возникший, когда подкравшийся тролль поднял в воздух свое оружие, Весельчак совершил молниеносный кувырок в сторону. Громадная дубина ударилась о землю в том месте, где он только что сидел, исследуя лесную летопись. Борланд вскочил на ноги, развернулся и отпрыгнул назад. Огромный тролль разочарованно рявкнул. Должно быть, тот самый, чьи следы Весельчак только что видел.

На тролле была грубая и потрепанная кожаная одежда. Штаны до колен и куртка без рукавов. Им такие шьют их жены. Борланд никогда не видел троллих, но догадывался, что это не самое приятное на свете зрелище.

Лесной гигант был не только злобен, но и хитер. Цепочка его следов уводила совсем в другую сторону. Должно быть, тролль почуял приближение человека и, прячась за деревьями, прокрался к Борланду за спину. Но сейчас это преимущество было потеряно. Впрочем, тролль наверняка рассчитывал выиграть схватку благодаря своей чудовищной силе.

Монстр не знал, что перед ним стоит «недомаг»…

Борланд был превосходным мечником, но фехтовать с теперешним противником было бы глупо – своей дубиной тот с легкостью вышибет меч из его руки.

А вот уворачиваться от ударов оружия тролля, осыпая врага магическими выстрелами, – такая тактика сошла бы в самый раз.

Тролль заревел и бросился в атаку. Борланд встретил его четырьмя «летающими лезвиями» подряд. Две полоски стали вонзились монстру в живот, две – в грудь. Тролль не обратил на это особого внимания: прочная куртка и собственная толстая шкура свели практически к нулю боль и возможные повреждения. Борланду предстояло немало побегать, чтобы вымотать такую махину. Как бы при этом самому не выдохнуться…

Началась игра в салочки, «водящим» в которой выступал тролль. Весельчак прыгал из стороны в сторону, носился вокруг чудовища, подпрыгивал, приседал – и при этом все время обстреливал грозного великана «летающими лезвиями». Через пятнадцать минут этого рискованного танца грудь, спина, шея и плечи тролля были усеяны торчащими из них стальными пиками, как кожа лягушки – бородавками.

Этого было достаточно, чтобы монстр начал чувствовать боль. А она, в свою очередь, взъярила его еще больше. Тролль отчасти перестал контролировать свои действия, и Борланду стало труднее уворачиваться от ударов. Ведь если в начале схватки он имел дело с четкими и выверенными атаками тролля, за которыми можно было проследить, то теперь перед ним бесновался живой ураган мощи и ярости. В конце концов Борланду пришлось задействовать «ледяной купол». Дубина отскочила от волшебного щита и влепила в лоб самому троллю. Весельчак решил, что настало время перейти к заклинаниям посерьезнее. И обрушил на уродливую голову чудовища поток кислоты.

Тролль мигом сообразил, что произошло. Закрыв глаза и отбросив дубину, он принялся лапами стряхивать с морды едкие капли – в противном случае монстр лишился бы зрения. Впрочем, сейчас он и так ничего не видел. Этим не замедлил воспользоваться Весельчак. Выхватив оба меча, он приблизился к чудовищу и двумя точными ловкими ударами отсек тому предплечья.

От рева, который испустил тролль, с деревьев вспорхнули ночные птицы. Монстр повалился на землю и начал кататься по ней, силясь приглушить боль. Опасности он больше не представлял, но Борланд все равно решил убить тролля: теперь это было уже простым актом милосердия.

Спрятав серебряный клинок, Весельчак шагнул к чудовищу и вонзил свой меч в его левый бок, чтобы проткнуть сердце. Тролль захрипел, из пасти его хлынул поток крови. Монстр засучил ногами и обрубками рук, но через мгновение затих – умер.

Борланд выдернул меч из неподвижной туши тролля, вытер клинок о траву и зашагал дальше, в глубь леса. С неба начали срываться крупные дождевые капли.

Сказать, что в ночь, когда погибла деревня Зейнон, ничто не предвещало беды – значило бы пойти против неба.

Еще вечером местные жители заметили, что над прилегающим к деревне лесом нависли то ли черные грозовые тучи, то ли просто клубы дыма или пепла. Но для туч они располагались чересчур уж низко, а появление дыма подразумевает наличие поблизости пламени или хотя бы запаха гари. Ни того, ни другого не было…

Происходящее не казалось зейнонцам чем-то уж очень ужасным, но все равно не давало спокойно размышлять о грядущем сытном ужине и спокойном сне. Один из местных жителей, свинопас Горвик, даже направился в лес, чтобы выяснить причину возникновения этих странных облаков.

Он не вернулся.

Чуть позже, когда почти все обитатели Зейнона разошлись по своим спальням – лишь трое местных повес затеяли гулянку на околице, – по всей деревне начали выть собаки. И вот тогда по спинам проживавших в Зейноне людей пробежали первые мурашки. Отчаяние и страх сквозили в этом вое. Очень быстро они перебрались и в людские души.

– Да что же это творится? – посетовал один из селян, распивавших вино на улице. – Собаки не дают спокойно посидеть с друзьями. – Подняв с земли камень, пропойца запустил его в ближайший двор, где надрывался чей-то пес. Получив удар в бок, собака взвизгнула, но тут же вновь завыла.

– Знаешь, а ведь того… – промолвил второй из троицы, вслушиваясь в зловещую симфонию звериного воя: – Что-то нехорошее творится. Не нравится мне это…

– Да ладно тебе! – отмахнулся первый. – Ерунда все. Собака лает – ветер носит.

Третий молчал, переводя мутный пьяный взгляд с одного собутыльника на другого.

– Это если лает, – тихо сказал второй. – А они – воют. Словно предчувствуют что-то.

– Палку вдоль хребта они предчувствуют! Давайте-ка еще выпьем! Целых три бутылки осталось!

– Да и Горвик вон не пришел из леса, – подал голос третий участник попойки.

– Пьянствует, наверное, под деревом сам с собой! – смеясь, сказал первый. – Или с гоблинами! А мы что – хуже гоблинов? – вопросил он, с шумом вынимая пробку из очередного сосуда. – Сейчас допьем, а потом двинем в лес и накостыляем по шее всем, кого там встретим! Горвику тоже достанется: нечего пить тайком от нас! Друзья мои, свинопас Горвик – подлая крыса!

Собачий вой нарастал, становясь все яростнее и обреченнее. Деревенские псы выли так, будто и впрямь чувствовали приближение страшной беды и готовы были сдохнуть на месте, лишь бы не встретиться с ней. Нескольким собакам удалось сорваться с цепей, и они сразу умчались прочь из деревни. Но побежали не в лес, а совсем в другую сторону – к реке…

Уснуть в такой обстановке было невозможно. Люди, зажигая свечи и лучины, стали выходить из своих домов – успокоить своих питомцев и посмотреть, что же их так испугало.

И они увидели это…

Из-за холма, что стоял близ дороги, соединявшей деревню и лес, вдруг вылетел какой-то темный круглый предмет. Переворачиваясь в воздухе, он пролетел над крышами домов и упал у ног пьяной троицы, плюхнувшись аккурат в корзину, где лежали бутылки и снедь. Увидев, что за сюрприз преподнесла им ночь, любители выпить заорали, как свиньи на бойне: хмель с них сняло как рукой.

В корзине лежала оторванная голова деревенского свинопаса Горвика.

Сердце того из пьяниц, что больше всех храбрился, не выдержало жуткого зрелища, и парень рухнул замертво.

Ему в ту ночь повезло гораздо больше других…

Незримые стражи, искусственные существа, имевшие волшебную природу, были много лет назад созданы покойным магом Эрлангусом и расставлены вдоль границ Арлании, чтобы предупреждать хранителей о вторжениях чернокнижников. Стражи не реагировали на неофитов и колдунов, достигших лишь начальных ступеней мастерства. Только появление очень сильного черного мага – такого, как Лангмар или кто-то из его ближайшего окружения – могло заставить их послать сигнал в штаб-квартиру Дома хранителей спокойствия.

Сегодня ночью как раз и случилось то, к чему стражи, чей пост находился близ деревеньки Зейнон, не могли остаться равнодушными: вторжение сразу нескольких десятков адептов Мрака, почти половина из которых достигла весьма высокого уровня. Плюс к этому, вместе с магами пришел дзерг. Стражи не приравнивали его к чернокнижникам, но от этого существа веяло Мраком и Силой на десятки метров вокруг. Поэтому крик, который испустили невидимые охранники, был в тысячи раз сильнее обычного.

Это было последнее, что они успели сделать перед тем, как лапы Тергон-Газида оборвали тонкие нити, по которым в тела стражей текла волшебная энергия, поддерживавшая в них жизнь. Став видимыми, создания Эрлангуса пошли трещинами, застонали и осыпались в траву кучками стеклянных осколков.

Благодаря стражам об опасности, нависшей над Зейноном, узнали в Доме хранителей. В это время почти все маги уже спали или готовились ко сну. Лишь Даргор, ставший главой Дома после смерти Эрлангуса, не собирался пока ложиться. Он сидел в библиотеке, читая дневник Учителя.

«Так просто это кончиться не может, – думал волшебник. – Черные потерпели поражение в Билане, но это вряд ли удержит их от дальнейших действий. Наше вмешательство, конечно, отбросило колдунов далеко назад. Но это совсем не значит, что мы не должны ждать новых козней с их стороны. Недаром ведь кто-то из них недавно посещал Арланию».

Тогда, в день, ставший последним для старого Эрлангуса, стражи известили хранителей о пересечении границы черным колдуном. У сильнейших магов Дома – Даргора и Лой – не было тогда времени, чтоб разобраться с пришельцем. Им предстоял путь в Билану, на поиски предполагаемого убийцы Учителя.

Да и не пришлось в те дни никому бросаться отлавливать чернокнижника. Тот пробыл в Арлании меньше одного дня и убрался восвояси, о чем хранителям опять-таки сообщили незримые стражи.

Взгляд Даргора переместился со страниц дневника на магический орб, что стоял рядом с волшебником на столе, сделанном из дерева и серебра.

«Надеюсь, нескоро ты вновь запылаешь черным», – подумал глава дома.

И тут же, будто судьба, прочитав мысли Даргора, сочла необходимым преподнести ему пакостный сюрприз, на поверхности шара проступили контуры черной пентаграммы. Маг выронил тетрадь и вскочил. В воздухе раздалось дребезжание, напоминавшее частый звон надтреснутого колокола. То был сигнал о нарушении границ. Серьезном нарушении границ…

Он длился всего несколько секунд, а потом внезапно оборвался. Это могло значить только одно: стражи, пославшие этот сигнал, уничтожены. И тот, кто сделал это, был носителем поистине грандиозной силы – ни один чернокнижник не смог бы такого…

– Демоны… – простонал Даргор. – Только этого еще не хватало.

К счастью, он успел зафиксировать местоположение прорыва. Деревня Зейнон. Люди… Люди, которые в любой момент могли погибнуть в когтях и пастях злобных пришельцев из тонкого слоя реальности.

В комнату вбежала хранительница Лой, которую сигнал поднял с постели. Взгляд Даргора скользнул по прикрытой лишь нижним бельем соблазнительной фигуре женщины. Но маг тут же отвел глаза, напомнив себе, что они с Лой – не более чем друзья и соратники по борьбе со злом.

– Что случилось? – тревожно глядя на Даргора, спросила волшебница. В дверь библиотеки сунулся еще какой-то маг, но, увидев Лой – второе лицо Дома – почти голой, стыдливо подался назад.

– Прорыв, – глухо промолвил Даргор. – Демоны.

– Демоны?! – У Лой, что называется, глаза полезли на лоб. – С чего ты взял? Где?

– Они уничтожили незримых стражей. Это случилось возле деревни Зейнон.

– Мы должны немедленно отправиться туда, – решительно заявила Лой.

– Не сможем, – покачал головой Даргор. – Слишком далеко. Чтобы попасть туда, нужен Большой портал, а у нас нет магических статуй.

– У эльфов есть! – воскликнула волшебница. – У эльфов Кандарского леса! Сейчас я свяжусь с Эрталионом. Пусть эльфы отправятся туда и прогонят демонов… – Потом, оглядев себя, Лой добавила: – Лучше ты свяжись.

Даргор шагнул к волшебному зеркалу.

Столпившись на главной улице, жители Зейнона с ужасом глядели на вершину холма, озарившуюся вдруг бордовым волшебным огнем. Мужчины похватали мечи и копья, и даже крестьянки, разогнав по домам любопытных мальцов, вооружились вилами и косами. Селяне были готовы оборонять свой дом от нагрянувшей со стороны леса неведомой опасности.

Но силы их были слишком – ничтожно – малы, чтобы противостоять злу, явившемуся из Заболевшей земли.

На вершине холма, в ярком огненном ореоле, возникли два силуэта: человек в длиннополом плаще с капюшоном – вне всяких сомнений, черный колдун, а рядом с ним…

– Богиня! – выкрикнула одна из женщин. – Что это?!

Но во всем Зейноне не нашлось ни одного человека, который хотя бы по книгам знал, как выглядели древние владыки Схарны – дзерги…

Запрокинув громадную волчью голову, стоявший на холме монстр испустил оглушительный рев. Колдун же принялся совершать пассы руками, и на кончиках его пальцев вспыхнуло недоброе оранжевое пламя. Из-за холма, с разных его сторон, показались две группы людей в таких же плащах с закрывающими лица капюшонами. Они хором, в такт, выкрикивали какие-то странные слова.

Обитатели Дзергвольда принесли в Зейнон смерть и разрушение…

– Бей гадов! – закричал местный кузнец и, размахивая мечом, побежал навстречу толпе колдунов. Но с вершины холма, сорвавшись с указательного пальца главного чернокнижника, ударил ему в грудь оранжевый луч. Храбрец заполыхал, как факел, и через миг осыпался на дорогу грудой дымящихся костей.

Не дожидаясь, пока прочие селяне разбегутся, чернокнижники принялись истреблять их, пуская в ход чудовищные заклятия. Тела людей разрывались на куски. Поднимались в воздух на высоту корабельной сосны и обрушивались наземь. Покрывались зловонными черными язвами, что заживо сжирали человека в мгновение ока. На жителей Зейнона набрасывались вызванные колдунами мерзкие низшие демоны и громадные обсидиановые големы. Тергон-Газид и Лангмар черными вихрями били с вершины холма в стены домов – деревянные и даже каменные строения разлетались, как хрустальные вазы под дубиной тролля. Те, кто еще был жив, с ужасом наблюдали, как погибают их дети.

Незадолго до того, как с деревней было покончено, Лангмар остановил время, чтобы насладиться картиной хаоса, которую создали здесь он сам, его люди и дзерг.

«Все было сделано правильно, – прошептал голос Мрака в сознании колдуна. – Ты на верном пути, Лангмар. Сегодня ты стал еще ближе к нашей с тобой цели».

Лангмар вернул времени его обычный ход. Последние магические снаряды, последние удары големов и потусторонних тварей достигли своих мишеней. Последний предсмертный крик взвился в ночь над Зейноном. В деревне не осталось ни одного живого человека. Ее самой больше не существовало.

– А теперь, Лангмар, – повернул голову дзерг к своему хозяину, – я хочу показать тебе часть истинной силы моего народа. Все, что ты видел и делал до этого, можно назвать детскими шалостями в сравнении с тем, что произойдет сейчас…

Дзерг и колдун спустились с холма, присоединившись к черным братьям, что стояли, оживленно переговариваясь и смеясь, среди изувеченных тел. Призванные создания, выполнив свою миссию, исчезали одно за другим.

– Тишина! – прорычал Газид.

Колдуны постепенно угомонились.

Жрец Омдала расставил лапы и начал читать заклинание на древнем языке дзергов.

Даже видавшие виды черные колдуны попятились, а кое-кто не сдержал испуганного возгласа, когда лежавшие на покрытой гарью и пропитанной кровью земле тела начали шевелиться. Мгновением позже они расслабились, подумав, что Тергон-Газид хочет просто поднять зейнонцев в виде зомби, чтобы сделать армию Мрака более многочисленной. «Ну, и что же в этом особенного? – пренебрежительно подумал Лангмар. – Так и я могу, и многие другие из нас».

Но замысел Газида, как оказалось, заключался совсем в другом. Два десятка мертвецов повисли в воздухе на высоте полутора метров. На одинаковом расстоянии друг от друга, образовав полукруг. Потом от них стали сами собой отрываться куски плоти. Вот это уж было по-настоящему гадкое зрелище. Кого-то из молодых колдунов – кажется, он раньше принадлежал к биланской ячейке Хагнира – даже стошнило.

Мертвое мясо, отделявшееся от тел убитых зейнонцев, собиралось в крупный ком в центре жуткой композиции. Когда он достиг размеров небольшого храмового купола, Газид перестал добавлять новые куски и принялся делать странные движения передними лапами – будто что-то вылепливая из глины. Мясная глыба начала видоизменяться. Это сказалось на самочувствии еще одного впечатлительного колдуна: он рухнул в обморок, упав лицом прямо в кучу чьих-то внутренностей.

Лангмар понял, что Тергон-Газид хочет изготовить из останков зейнонцев нечто вроде голема – только голема из плоти и крови. Через несколько минут его догадка подтвердилась: омерзительный сгусток стал принимать очертания громадного человеческого тела. Торс, голова, руки, ноги… Газид старательно воспроизводил человеческую анатомию. Лангмар цинично усмехнулся – кому ж еще, как не людоеду, знать ее на все сто?

Когда основная работа была выполнена, перед взорами чернокнижников предстал парящий в воздухе среди ободранных мертвецов трехметровый гигант с невероятной мускулатурой, но без гениталий. Газид стал вносить последние штрихи. Плюхнулись на лицо гомункула и вросли в плоть, став полноценной частью его облика, два человеческих глаза. Рот искусственного человека стремительно наполнялся зубами. Лоскуты чужой кожи обтягивали его мышцы и срастались друг с другом, не оставляя даже намека на швы.

Когда все было закончено, Газид отключил левитацию, поддерживающую в воздухе трупы зейнонцев, и те одновременно рухнули на землю. Свое же творение Тергон-Газид опускать не спешил…

Произнеся еще что-то на своем наречии, он выбросил вперед правую лапу. Яркий фиолетовый луч на миг соединил когтистый палец дзерга с грудью гомункула.

Мертвые глаза искусственного человека распахнулись…

Дзерг убрал чары, и гомункул, зависнув в воздухе еще на мгновение, спрыгнул на землю. Теперь он стоял на залитой кровью сельской дороге и ничего не выражающим взглядом смотрел на дзерга и столпившихся вокруг него людей.

– По праву, вверенному мне Мраком и Хаосом, нарекаю тебя Эль’Кхаргон! – провозгласил жрец Омдала.

– Эль’Кхаргон, – глухо повторил голем.

– Это – мой подарок тебе, Лангмар, – произнес Газид. – Имя ему – Эль’Кхаргон. У него есть собственный разум, вобравший в себя наши и человеческие знания нескольких веков, но всецело принадлежащий Мраку. При этом ты можешь в любой момент и на любом расстоянии взять это тело под свой контроль. Смотреть его глазами, говорить его губами и убивать его руками. Нравится?

– Весьма неплохо, – произнес Лангмар. – Я благодарен тебе, Газид. Но…ты, кажется, забыл снабдить его скелетом.

– Кости ему не нужны, – осклабился дзерг. – Твердость телу гомункула придает магия. Та самая «грозная магия дзергов», которую ваш Ингардус обманом похитил у моего народа.

– Что? О каком обмане ты говоришь?

Уже во второй раз Лангмар слышал от дзерга эти слова. В «Приюте пилигрима» он не обратил на них особого внимания, отвлеченный трусливым бегством Каздана на небеса.

– Не важно, – махнул Газид когтистой лапой. – Я не обязан объясняться перед тобой. И не хочу лишний раз говорить об этом кретине.

– Не я затеял этот разговор, – пожал плечами Лангмар. – Ну, что ж, ребята! – крикнул он, повернувшись к остальным колдунам. – Мы славно поработали сегодня. Соберите в деревне все съестное, что сумеете найти. Скоро мы устроим пир в честь начала новой эпохи Мрака!

Через полчаса, пошарив по развалинам, несколько человек вернулись с мешками, набитыми едой. Еще один прикатил большую бочку с элем. В число трофеев попала и чудом уцелевшая корзина местных гуляк. Тот, кто принес ее, не заметил лежавшей там человеческой головы. Ее увидел Газид. Достал, отправил в пасть и, чавкая, съел.

Закусив, жрец Омдала открыл портал, и черное воинство покинуло погибшую деревню. Первыми в воронку шагнули дзерг и Лангмар. За ними тяжелой поступью проследовал Эль’Кхаргон. Следом, стараясь держаться подальше от гигантского мертвеца, двигались прочие участники нападения на Зейнон.

Эльфийский портал раскрылся посреди деревни как раз в тот миг, когда в черную воронку входил последний колдун. Возглавлявший кандарское ополчение Эрталион Итрандил еще успел выстрелить из лука ему в спину – в контексте того, что эльф увидел вокруг, это вовсе не было подлостью. Но тут же портал Мрака захлопнулся, и стрела улетела в темноту.

Из портала за спиной Эрталиона один за другим появлялись эльфийские воины.

– Богиня! Что здесь случилось? – воскликнул, окинув взглядом разгромленную деревню, сын лесного владыки Индалинэ.

– Мы опоздали, – сокрушенно произнес кто-то из эльфов, – Демоны убили их всех.

– Это были не демоны, – возразил Эрталион.

– Нет? – Индалинэ подошел к отцу. – А кто же тогда?

– Черные колдуны, – промолвил старший Итрандил. – Целая банда. И… – взгляд владыки Кандара скользнул по изуродованным телам на дороге, – кто-то гораздо более могущественный. Ни одному чернокнижнику не достанет сил совершить такое .

– Значит, по крайней мере, один демон здесь побывал? – предположил кто-то из приближенных Эрталиона.

– Демоны не приходят без приглашения, – сказал эльфийский лидер. – Здесь была древняя Сила. Хаос и Мрак. Дзерг, – закончил Эрталион, повернувшись к собратьям.

– Дзерг?! – в один голос изумленно воскликнули эльфы.

Эрталион лишь сдержанно кивнул.

– Помнишь, сын, я сказал недавно, что на твою долю еще выпадут битвы? – спросил он, обращаясь к Индалинэ. – Так вот – мне кажется, война уже началась…

Глава 8

Заффа возился в своей новой комнате, распихивая по углам сундуки и коробки, расставляя на полках книги. Личных вещей он привез в столицу не так уж много. Книги, одежда, некоторые милые сердцу и глазу безделушки – вот и все. Большую часть поклажи, которую доставила в Эльнадор лошадь, жевавшая сейчас овес в конюшне Академии, составляли товары из оставшейся в Билане магической лавки. Он ведь не собирался ограничиваться одной лишь учебой и хотел со временем продолжить торговлю здесь, выведя дело на новый уровень.

Волшебник не знал, что с улицы за ним внимательно наблюдают два любопытных желтых глаза. Когда же он закончил разбираться с багажом и, вытирая платком взмокший лоб, присел на кровать, кто-то стал скрестись снаружи в стекло.

– А, этот, – с некоторой долей обреченности в голосе произнес Заффа. – Что ж, на беду свою я сам сказал ему, где меня можно найти.

Маг встал, подошел к окну и отворил его. В комнату впорхнула крупная летучая мышь. Заффа закрыл окно и плотно задернул занавески. Нетопырь обернулся седовласым юношей в черной одежде, который тотчас, не дожидаясь приглашения, уселся на хозяйскую кровать.

– Привет, – сказал Ревенкрофт и подмигнул. Чем дольше Заффа знал этого вампира, тем больше перед ним раскрывалась его шутовская натура.

– Сразу предупреждаю – чтоб никаких фокусов, – сердито бросил Заффа. – Иначе получишь огненный шар промеж глаз.

– Никаких фокусов, – смиренно поднял Ревенкрофт ладони. – Ты же мой друг. К тому же, я сегодня уже полакомился.

– Вот это «к тому же» говорит о тебе абсолютно все, – усмехнулся Заффа. – И кого ты прихарчил?

– Полетал немного над местными трущобами, – пожал плечами вампир. – Быстро присмотрел себе добычу. Какой-то хлыщ хотел изнасиловать маленькую девочку. Поплатился за то своей жизнью.

– Надо же. Любой другой вампир выбрал бы как раз девочку.

– Согласен, детки куда вкуснее, но… Я же решил, что буду искоренять несправедливость. Питаясь подонками, я и сам дольше проживу – кому придет в голову мстить за такое отребье? Не подельничкам же их: тем собственная шкура дороже любой дружбы.

Заффа почесал бороду:

– Неужели ты и впрямь решил встать на путь исправления? – спросил он, пристально глядя на вампира.

– Ну, исправлением я бы это называть не стал… – Теперь уже Ревенкрофт усмехнулся: – Я не могу перестать быть вампиром и перейти на парное молоко. Но проблем окружающему миру действительно хотелось бы доставлять поменьше.

– Понятно. Ну, а я-то чем заслужил удовольствие видеть здесь свою клыкастую персону?

– Ты что, уже забыл наш сегодняшний разговор? Насчет агентства по избавлению города от негодяев?

– Я-то не забыл, но неужели ты думаешь, что я готов обсуждать это сразу после утомительного переезда? Давай-ка лучше… – Открыв один из сундуков, Заффа достал оттуда пузатую бутыль и сверток со снедью: – Давай-ка выпьем за мое восстановление в Академии. Я слышал от Кедрика, что ваше племя может хлестать вино едва ли не в больших количествах, чем кровь.

– Что есть, то есть, – ухмыльнулся вампир. – Кровью мы утоляем голод, и это происходит не столь уж часто – даже не каждый день. А вино – это для души, его можно пить без меры. Кстати, мы еще и закусывать можем. Этого ты наверняка не знал.

– Да? – удивился Заффа. – А как же вы потом… так сказать, утилизируете отходы?

– Превратившись в летучую мышь, можно нагадить кому-нибудь за шиворот, – мило улыбаясь, сообщил Ревенкрофт. – Неужели ты думаешь, что вот это возвышенное, благородное существо, – указал на себя вампир, – может зайти в грязный вонючий деревянный домик с дыркой в полу, и там…

– Достаточно! – замахал руками Заффа. – Избавь меня от подробностей. Мы ведь собираемся сесть за стол.

– Верно, – сказал, поднимаясь, кровосос. – Извини.

Заффа поставил на стол бутылку, достал бокалы, нарезал хлеб, вяленое мясо, сыр. Ревенкрофт, пересев на стул, молча наблюдал за его действиями.

– Ну что ж… – Заффа закончил сервировку, сел напротив вампира и наполнил бокалы: – Если ты действительно друг мне, то раздели со мной мою радость. Долгие годы я жил под гнетом тяжелых воспоминаний, лелея одну-единственную мечту – вернуться сюда, в Академию. Хоть я родился и вырос в Билане, моим настоящим домом всегда были здешние стены. Как же я горевал, когда мне пришлось с ними расстаться! И вот я снова здесь. Значит, справедливость все-таки существует. За справедливость! – закончил Заффа свой прочувствованный монолог и поднял высоко руку с бокалом.

– Да, это мой любимый тост, – промолвил Ревенкрофт. – Поздравляю с исполнением мечты, Заффа!

Человек и вампир выпили и закусили. Заффа подумал, что он, несмотря на уйму прочитанных книг, довольно мало знает о вампирах. По этой причине, например, они с Борландом упустили Ревенкрофта в Билане – даже не думали, что тот способен перекинуться в нетопыря. Так почему бы и не расспросить мрачноватого собеседника, раз уж представилась такая возможность?

– Вампиры? – Ревенкрофт с задумчивым видом откинулся на спинку стула. – А что тут рассказывать? К сожалению, у нас не такая уж веселая история. Количество рабов в поселениях дзергов все время возрастало, и настал момент, когда сами волкоголовые уже не могли за всеми уследить. Древние решили создать бессмертных надсмотрщиков. За основу брали представителей самих младших рас. С помощью черных заклятий дзерги видоизменили их сущность, вложив в свои жертвы собственную кровожадность и ненависть. Так на свет появились вампиры. Из людей сделали золданов. Эти могут годами жить в человеческих городах, маскируя свою истинную сущность. Кадрисы, что охотятся лишь по ночам, были когда-то орками. А ветвь нахейрос, к которой принадлежу я, происходит от эльфов.

– Ничего себе! – удивленно хмыкнул Заффа. – Никогда бы не подумал.

– Да-да, все именно так, – заверил его Ревенкрофт. – Только с гномами у них вышла промашка. Получились не вампиры, а дуэргары – мерзкие злобные карлики с массой отвратительных качеств, из коих основная – каннибализм.

– Дуэргары? Никогда не слыхивал о таких.

– Неудивительно. Их истребили во время Волшебных войн. Дуэргары воевали на стороне дзергов.

– А вампиры? – поинтересовался Заффа, вновь наливая вина себе и Ревенкрофту.

– Не принимали участия ни в одной из войн, – с гордостью сказал его клыкастый собутыльник. – Большинство вампиров покинуло города дзергов. Но даже те, кто остался, перестали служить древним. Жили рядом с войной, но сами не воевали, питаясь кровью воинов обеих сторон.

– Сомнительный нейтралитет, – усмехнулся Заффа. – Ладно, давай еще выпьем.

– За что на этот раз?

– А просто так!

– Существует легенда, – продолжил вампир, прикончив вторую порцию вина, – что где-то на земле Схарны стоит город, населенный одними лишь моими собратьями. Я, честно говоря, не верю в это. Во-первых, вампир не сможет долго жить там, где нечего есть, а во-вторых, – Ревенкрофт невесело усмехнулся, – существуй такой город на самом деле, его давно разгромили бы прочие расы.

– Это точно, – согласился Заффа. – В миру вас не жалуют. Но вы ведь сами в этом виноваты.

– Не ожидал от тебя столь однобокого мышления, – разочарованно протянул Ревенкрофт. – В чем это мы виноваты? В том, что живем, сообразуясь с собственной природой? Так ведь даже это с течением времени изменилось. Первые вампиры были преисполнены жгучей ненависти к младшим расам, но последующим поколениям она не передалась. Я давно не видел других вампиров, но думаю, что современники чем-то похожи на меня и стараются выбирать для еды тех людей, что не слишком-то дороги своему обществу. Как мне кажется, меня стоило бы уважать за такую позицию. Заффа, ты меня уважаешь? – Только что вампир говорил серьезно, но последнюю фразу произнес шутливым тоном.

– Уважаю, – сказал маг, разливая по бокалам остатки вина. – Если ты действительно таков, каким хочешь казаться, то достоин уважения.

Чуть погодя, провожая «дорогого гостя» в окно, Заффа обратил внимание, что на шее у Ревенкрофта все еще висит туго набитый чем-то кожаный кошелек – биланец заметил его еще по дороге в Эльнадор, когда вампир присел на его повозку в своей звериной ипостаси.

– Вы разве нуждаетесь в деньгах? – поинтересовался маг, указывая на мешочек.

– Я храню в нем кое-какие занятные безделушки, оставшиеся после моих жертв, – сказал Ревенкрофт.

– Ценности? – Заффа приподнял бровь.

– Все-таки ты не слишком хорошего мнения обо мне, – досадливо поморщился Ревенкрофт. – Я вампир, а не дракон, и я не падок на золото. Говорю же – занятные безделушки. Вот это, например… – Вампир выудил из кошелька круглую деревянную коробочку, в которой наметанный глаз Заффы сразу распознал магический артефакт: – Взял у одного из своих последних «ужинов» в Билане.

– «Кровавый компас»? – удивленно воскликнул Заффа. – Ты убил охотника на вампиров?

– Охотиться-то он охотился, – усмехнулся Ревенкрофт. – Только не на меня, а на нашего бывшего рулевого Кедрика. Я собирался было вмешаться, но меня опередил какой-то эльф.

– Должно быть, то был Итрандил из Кандара, – кивнул Заффа. – Так, значит, этот «компас» отслеживает местоположение Кедрика?

– Скорее всего. Тот головорез напал как раз на Кедрика, а в стрелке – человеческая кровь. Чутье вампира обмануть нельзя, – с гордостью добавил Ревенкрофт.

– Слушай, – указал Заффа на артефакт, – а он тебе нужен?

– Разве что раскусить стрелку в качестве аперитива перед обильной трапезой, – рассмеялся вампир. – Не вижу причин, по которым я мог бы разыскивать Кедрика. Возьми, если хочешь. – Ревенкрофт протянул артефакт Заффе.

– Спасибо. – Маг положил коробочку на полку рядом с книгами. – Ну что ж, до встречи, дружище вампир.

– Бывай, – усмехнулся Ревенкрофт, обернулся нетопырем и выпорхнул в открытое окно.

«Полетел гадить на головы стражникам Королевского квартала», – подумал Заффа, провожая нетрезвым взглядом крылатую тень.

На следующее утро, умывшись и причесавшись, Заффа отправился прямиком в кабинет ректора Академии. Но разговора, который помог бы биланцу получить представление о своем ближайшем будущем, не получилось. Стоило Заффе и Дорнблатту обменяться словами приветствия и сесть за стол, как в дверь кабинета постучал секретарь архимага – полуэльф по имени Альтамир.

– Мессир Дорнблатт, вас желает видеть какой-то странный человек, – сообщил он. – Утверждает, что дело, с которым он явился, имеет государственную важность.

– Почему бы, в таком случае, ему не отправиться к королю? – улыбнулся ректор Академии. Было заметно, впрочем, что такое отношение весьма польстило старому волшебнику. – Что ж, пусть войдет, – сказал Дорнблатт секретарю. И, повернувшись к Заффе, добавил: – Можешь пока побыть здесь. По опыту знаю, что такие «важные дела» обычно не отнимают много времени.

Альтамир впустил в кабинет нежданного визитера. Для аудиенции у архимага тот действительно выглядел весьма нелепо. Растрепанные волосы, помятая одежда, стоптанные сапоги, потрескавшаяся гитара на тесемке через плечо – и совершенно безумный взгляд. К тому же от гостя ощутимо несло потом и выпивкой. А довершал эту потешную картину нос вошедшего – длинный и острый, как у деревянной детской куклы.

– Здравствуйте. – Близоруко щурясь, «государственно важный» гость топтался на пороге.

Полуэльф, кивнув патрону, удалился.

Дорнблатт недовольно нахмурил брови: «Если каждый грязный забулдыга будет бежать ко мне со своим пьяным бредом, – подумал он, – придется, наверное, принимать меры по снижению своей популярности». Но выказывать своего раздражения архимаг не стал.

– Кто вы, сударь? – вежливо спросил он, не торопясь, однако, предлагать пахучему «сударю» место за столом. – И что привело вас сюда?

– Меня зовут Намор, – шмыгнув своим гигантским носом, ответил странный пришелец. – Бард Намор Долгонос, вы, может быть, слышали?

– Не имел удовольствия, – внутренне усмехнувшись, сказал Дорнблатт.

«Не нужно слышать о тебе, чтобы понять, что ты – Долгонос», – подумал он при этом.

– Я прибыл сюда по поручению мага по имени Каздан, – сказал Намор.

При звуке этого имени Дорнблатт понял, что перед ним стоит не просто перебравший вина и эля молодчик, решивший порадовать ректора Академии вестью о вторжении красных драконов, которые если куда и вторглись, так это в его собственную хмельную голову.

– Присаживайтесь, – сказал маг, указывая Намору на стул напротив себя.

Тот, слегка пошатываясь, проследовал к столу и тяжело опустился на сиденье. Стало заметно, что он не только пьян, но еще и очень устал.

– Ну что ж, Намор, – произнес Дорнблатт, сцепив пальцы рук в замок и внимательно глядя на расхристанного собеседника: – Значит, вас прислал Каздан. А где же он сам?

– Не поймите меня превратно, – еще раз шмыгнув, сказал Намор – похоже, он еще и простудился в дороге, – но Каздан – точнее, то, что от него осталось – сейчас находится здесь. – С этими словами бард постучал указательным пальцем по своему взмокшему лбу.

– Что? – Архимаг выглядел слегка растерянным. – Но… как такое возможно? Я не советовал бы вам смеяться надо мной, юноша.

– Я не смеюсь, – помотал бард головой, то ли отрицая ернические намерения, то ли пытаясь таким образом сосредоточиться. – Сам толком не понимаю, что именно произошло. Три дня назад я, как обычно, развлекал народ в таверне «Приют пилигрима»…

Борланд продолжал свой путь в глубь леса, следуя за стрелкой «компаса». Она не спешила поворачивать в сторону – стало быть, оборотень Торн этой ночью решил никуда не ходить.

Внезапно Весельчак почувствовал запах дыма. «Пожар? Нет, откуда бы ему взяться в сыром вечернем лесу всего через полчаса после дождя?» – Борланд замер, весь обратившись в слух. И услышал доносившиеся из-за кустов можжевельника звуки, больше всего напоминавшие чей-то приглушенный разговор. Только вот велся он не на человеческом и даже не на эльфийском языке. Несколько собеседников что-то неразборчиво бубнили, временами срываясь на самое настоящее звериное рычание.

Борланд догадывался, кто это может быть. На всякий случай достав оружие и окружив себя «живой броней», Весельчак раздвинул острием меча заросли и вышел на поляну, где горел костер.

Вокруг огня сидели шестеро забавных созданий. Выглядели они так, как если бы некий чудаковатый волшебник снял головы у трехмесячных медвежат и пристроил их на невысокие мохнатые тела, комплекцией напоминавшие человеческие. То были багбиры – одна из многочисленных разновидностей обитавших в схарнийских лесах и долинах гоблинов.

Несмотря на наличие густой бурой шерсти, что покрывала их с головы до ног, багбиры, подобно людям, изготавливали себе одежду. То было не единственное, что роднило их с людьми: у каждого из шестерки висел на поясе короткий меч. Но, в отличие от троллей и некоторых других гоблинских племен, эти «мишки» не отличались агрессивностью и с людьми никогда особо не конфликтовали.

Багбиры жарили на нескольких вертелах птичьи тушки и каких-то мелких лесных зверушек. Когда из кустов показался Борланд, мохнатые жители леса вскочили на ноги и обнажили оружие – все шестеро.

– Без боя мы не сдадимся! – перейдя на всеобщее наречие, решительно заявил самый крупный из гоблинов, выставив перед собой меч.

Борланд заметил, что клинки багбиров отсвечивают серебром. «Неужели они тоже охотятся на Торна?»

– Да вы мне и не нужны, – улыбнулся Борланд.

Насколько он знал багбиров, те не стали бы первыми нападать на человека. Ненависти к людскому роду в них не было, а грабеж – не то дело, которое может заинтересовать «мишек».

– А что тебе нужно в лесу? – пыхтя, вопросил багбир. – Точно не собираешься на нас нападать?

– Не собираюсь, успокойтесь. – Борланд подал лесным жителям пример, убрав оружие в ножны. Тогда попрятали мечи и багбиры. – Я ищу оборотня.

– Оборотня? – встрепенулся главный багбир.– Ты хочешь избавить лес от этой твари?

– Ну да, – кивнул Весельчак. – А что, он и вам успел насолить? Кстати, меня зовут Борланд.

Багбиры поочередно назвали свои имена, но те были так похожи друг на друга, что Весельчак решил запомнить только имя их вожака – Гхорк.

– Еще как успел, – сказал Гхорк после того, как все «мишки» представились. – Вчера он напал на деревню багбиров и утащил одного из нас – Хнорка. Те, кого ты видишь перед собой, – лучшие воины среди багбиров этого леса. Мы тоже выслеживаем оборотня – хотим отомстить за нашего брата.

– Ого! – присвистнул Борланд. – Стало быть, мы преследуем одну и ту же цель. А почему вы уверены, что ваш брат погиб?

– Больно уж быстро он перестал кричать, – опустив глаза, промолвил Гхорк. – Садись к огню, Борланд, раздели с нами трапезу.

– А других криков вы в ближайшие дни не слышали? – спросил Весельчак, усевшись у костра рядом с Гхорком. – Человеческих криков, – уточнил он, вспомнив, где находится.

– Было такое, – кивнул один из багбиров. – Кричала девчонка – вон в той стороне, – махнул гоблин лапой в темноту. – Только я это еще дней этак с пять назад слышал.

– Ну да, все верно, – произнес Борланд. – Я как раз ее и должен спасти. И еще двоих детей из деревни.

– Не думаю, что они остались живы, если попались оборотню, – сокрушенно произнес Гхорк. – Это тролли могут держать людей или гоблинов в плену, в яме. Перевертыши не такие.

– В общем, так, ушастые, – сказал Борланд чуть погодя, под конец трапезы. – Живы те, кого мы ищем, или нет, а оборотень должен быть наказан. Так что давайте пойдем к этой цели одним путем. Тем более, – сделал Весельчак эффектную паузу, – что я знаю, где искать перевертыша. – С этими словами он извлек из кармана куртки волшебный компас, заряженный кровью Торна. – Тушите костер – и двинемся.

Багбиры не стали возражать против того, чтобы ненадолго поступить под его командование. И уже через пять минут возглавляемая Борландом вереница ночных охотников осторожно двигалась через начинавший свои ночные песни лес к предполагаемому месту лежки человекозверя.

Как оказалось, монстр гнездовал не столь уж далеко. Когда отряд Борланда углубился в лес еще лиги на полторы, багбиры, чье обоняние было куда чувствительнее, чем у человека, остановились, достали оружие и принялись сосредоточенно нюхать воздух. Потом Гхорк уверенно указал острием своего меча на заросли, расположенные чуть в стороне от протоптанной зверями и троллями тропы, по которой команда мстителей двигалась последние полчаса.

Первым пошел Борланд. Осторожно преодолев полосу ломких колючих кустов, он остановился перед поросшим травой холмом, в центре которого хищно зияла здоровенная черная дыра, близ которой валялось на земле несколько валунов и множество обглоданных костей. То, вне всяких сомнений, и был вход в логово оборотня.

Борланд, привстав на цыпочки, развернулся и жестом призвал багбиров сохранять полную тишину. Медведеобразные гоблины послушно остановились. Соваться в нору было слишком опасно, и Борланд решил применить магию. Не одно из заклятий – он все равно не знал такого, что смогло бы помочь в этой ситуации, – а примитивный артефакт, доставшийся ему в «наследство» от старого Эрлангуса. Весельчак обнаружил хрустальный глаз-разведчик на дне своей сумки, когда вернулся в Альфенрок. Борланд тогда пожалел, что не успел вернуть его хранителям, но потом подумал, что столь незначительной потери они, должно быть, и не заметят. Он был прав: волшебные глаза изготавливались в лабораториях Схарны в огромных количествах, и цена им была – пол-дзуркана в базарный день.

Чтобы активировать хрустальный шарик, нужно было некоторое время посмотреть сквозь него на окружающий мир. Борланд приставил артефакт к правому глазу. Когда его зрение стало единым целым с магическим полем глаза-разведчика, Весельчак убрал кусочек хрусталя от лица и пальцем указал направление, в котором тому следовало двигаться. Шпион поплыл ко входу в нору. Зажмурив левый глаз, Борланд мог теперь правым видеть то, что «видел» артефакт.

Хрустальный глаз залетел в нору. Тут же вокруг Борланда сомкнулась темнота. Внутри логова, разумеется, не было и не могло быть никаких источников света. «Мало здесь толку от этой игрушки», – с сожалением подумал Борланд. Он хотел уже применить эльфийское заклинание иллюминации и в окружении волшебных огоньков сам войти в земляную пещеру. Но тут прямо перед ним возникло перекошенное от ярости лицо Зорна. То есть, конечно, Торна, но внешней разницы не было никакой.

Борланд рефлекторно проткнул воздух перед собой серебряным мечом, забыв на мгновение о том, что смотрит на противника через хрустальный шарик и на самом деле их разделяет гораздо большее расстояние.

В следующий миг Торн ударом ладони отбросил волшебный глаз в сторону, и тот разбился о торчавший из стены камень.

Борланд призвал багбиров к готовности. Достав мечи, гоблины столпились вокруг него.

Из дыры в земле появился Торн. Он не торопился превращаться в волка: держал в руке серебряный меч – точно такой же, как у Борланда. «Значит, дети все-таки здесь, – подумал Весельчак. – Только вот живы ли они?»

– Доброй ночи, – произнес Борланд, прекрасно зная, что визави вовсе не желает ему того же. – Ты, должно быть, Торн?

– Лучше тебе уйти, – глухо сказал злодей. – И зверушек своих забери с собой.

– Зверушки?! – возмутился Гхорк. – Мы – багбиры, разумная раса, а не…

Тут Борланд хлопнул его по плечу, призывая замолчать.

– Я, в общем-то, не желаю тебе зла, – сказал Весельчак, обращаясь к Торну. – Верни детей, перестань терроризировать деревню – и можешь идти на все четыре стороны.

– Нет, он не может уйти просто так, – вновь запротестовал Гхорк. – Хнорк должен быть отмщен.

– Вернуть детей? Оставить в покое деревню? – произнес Торн, проигнорировав слова багбира. – Я не могу этого сделать.

– Ты убил их? – нахмурился Борланд.

Оборотень покачал головой в знак отрицания.

– Тогда в чем дело? – недоуменно произнес Весельчак.

«Что-то здесь не так», – успел подумать он. В следующий миг, молниеносным прыжком преодолев расстояние, отделявшее его от охотника, Торн ударил своим мечом по клинку Борланда, выбив оружие у того из руки. Рефлексы зверя, дремавшие в теле Торна, позволили ему сделать это так быстро, что Весельчак не успел среагировать.

Перевертыш занес руку для следующего удара, намереваясь рубануть Борланда по груди. Но он действительно недооценил багбиров, когда назвал их «зверушками»: Гхорк точным выпадом поразил Торна в локтевой сгиб правой руки. Пальцы перевертыша разжались, и он тоже остался безоружным. Багбиры, размахивая мечами, бросились в атаку.

Торн успел увернуться от пяти ударов сразу, отпрыгнул шагов на десять и начал перекидываться. Взвесив свои шансы против громадного разъяренного волка, багбиры попятились назад.

Борланд же даром времени не терял. Прекрасно зная, что против оборотня его собственный меч бесполезен, и видя, что серебряный улетел далеко в кусты, он спокойно стоял напротив Торна, готовясь произнести заклинание – то самое, которое вычитал в книге Сандора. И когда зверь рыча бросился на него, Борланд выбросил перед собой правую руку с выставленным вперед указательным пальцем и выкрикнул:

– Арген-Гном!

Случилось при этом не совсем то, на что он рассчитывал. Вернее уж сказать, совсем не то. Борланд ожидал, что палец его выстрелит оборотню прямо в лоб смертоносным серебряным снарядом. А вместо этого на тыльной стороне ладони Весельчака начали один за другим возникать и спрыгивать на траву маленькие человечки со светящейся серебристой кожей и в такого же цвета нарядах.

Тем не менее, оборотень все же был повержен. Два гномика сразу запрыгнули ему на морду и закрыли ладошками глаза. Зверь остановился и яростно затряс башкой, пытаясь их сбросить. В это время остальные гномы, числом около двух десятков, окружили оборотня и, ухватив его за лапы и шерсть на боках, с легкостью повалили на землю. Для столь небольшого размера их сила была невероятна. Оборотень забился в тщетных попытках вырваться, но очень скоро понял, что не сможет этого сделать, и заскулил, как побитая собака.

Багбиры восхищенно уставились на Борланда. Они-то не подозревали даже, что он способен на такое.

Впрочем, он и сам об этом не подозревал…

Весельчак довольно быстро смекнул, что произошло. Он всего-навсего неправильно произнес заклинание, которое на деле должно было звучать «Арген-Дорм». И вызвал таким образом «серебряных гномов», о существовании которых раньше даже не слышал. Но, поскольку уж они были серебряными и направлялись волей Борланда, оборотню повезло лишь чуток больше, чем если бы охотник на чудовищ все сделал правильно.

– Багбиры! – сказал Борланд. – Дайте мне серебряный клинок.

Двое «мишек» тотчас притащили ему меч, выпавший из руки Торна. Оружие практически ничем не отличалось от того, с которым Борланд явился в лес. Ну да, мастер ведь был один и тот же.

– Ну что ж, дружище Торн… – Борланд, поигрывая мечом, неторопливо приблизился к перевертышу: – Сейчас мы с тобой поиграем в очень интересную игру. А называется она – «Отруби собаке хвост»!

– Не убивай! – хрипло пролаял монстр, стремительно меняя очертания. Торн превращался обратно в человека. Природа его оборотничества, несомненно, была магической. Об этом свидетельствовал тот факт, что в момент первой трансформации одежда Торна превратилась в волчью шкуру. Сейчас же она, на глазах у Борланда, вновь становилась человеческим платьем.

– Не убивай, – повторил Торн, закончив превращение.

– Что ж, условия прежние, – сказал Борланд. – Если пленники живы, отпусти их, и я уйду. Хотя, конечно, с тобой еще хотят разобраться багбиры.

– Дети живы, – прохрипел Торн. – Они в пещере.

Борланд отправил Гхорка и его команду на поиски артолийских подростков, а сам продолжил разговор с оборотнем. Кое-что в происходящем казалось ему весьма странным. Следовало это прояснить.

– Ты прав, – ухмыльнулся Торн. – Убери отсюда своих медведей, и я все тебе расскажу.

Из норы показались багбиры. Среди них шли трое жавшихся друг к другу перепуганных детей. Два парня и девчонка.

– Эх вы, герои, – пожурил их Весельчак. – Ну неужели вы думали, что сможете его одолеть? Гхорк! Отведите детей в деревню Артолия. Найдите кузнеца Хенгора и скажите ему, что охотник за чудовищами Борланд разрешает отдать вам пятую часть награды.

– А как же перевертыш? – с сомнением произнес Гхорк. – Мы должны отомстить ему за брата.

– С этим я сам разберусь, – ответил Борланд и надавил на жалость: – Идите, ведь детки устали и очень голодны.

Будь на месте багбиров какие-нибудь другие гоблины, они бы палец о палец не ударили ради человеческих отпрысков. Но медведеголовые не только выглядели добродушными, а были такими на самом деле. Взяв детей за руки и что-то успокаивающе напевая, багбиры повели молодых артолийцев прочь от страшного логова.

Когда их шаги и пение стихли вдали, Борланд спрятал меч и пристально посмотрел на Торна:

– Ну и что же ты хочешь мне рассказать, друг леса? – спросил он, усмехнувшись.

– Я не тот, за кого ты меня принимаешь, – сказал оборотень. – Я знаю, кто отправил тебя сюда. Так вот, охотник: тебя подло обманули. Наша с братом история была совсем другой. Мое имя – Зорн!

– Зорн? – Борланд сощурился. – Значит, правда была на твоей стороне? Брат бросил тебя в Диких землях, а сам, назвавшись твоим именем, вернулся в Артолию?

– Нет, – замотал перевертыш головой. – Тот, кто пришел в деревню под видом нищего оборванца, был и остается Торном!

– Давай-ка с самого начала, – остановил его Борланд. – Кто из вас кого оставил умирать в подземелье?

– Этого вовсе не было, – тихо промолвил Зорн. – В подземных коридорах заброшенного замка было много глубоких трещин. Когда мы нашли сокровище и двинулись наверх за мешками, Торн попытался столкнуть меня в одну из них. Я успел увернуться, и брат сам полетел вниз. Мне не хотелось позорить его имя, поэтому, вернувшись в деревню, я рассказал людям именно ту историю, которую знаешь ты…

– Но дух вашей матери уличил в обмане как раз тебя! Ошибки быть не могло.

– То не был дух нашей матери! – воскликнул оборотень. – Во время ритуала вызова был совершен обман. Торн вступил со священником в сговор, пообещав ему часть моих денег. Он ведь пришел в деревню гораздо раньше, чем проявил себя. Тайком бродил ночью по улицам, заглядывая в окна и подслушивая разговоры. Так он узнал, чем живет деревня, чтобы потом подтвердить, что он – это я. Моя семья не стала исключением. Торн узнал все, даже подробности моих отношений с женой…

– Кстати, о жене. – Борланд сильно сомневался в правдивости услышанного: – Ты ведь недавно убил ее, не так ли? Странный поступок для человека, который любил эту женщину.

– Я не тот, что прежде, – произнес Зорн. – Звериная сущность во мне все чаще берет верх над человеческим разумом. Я пришел в деревню лишь для того, чтобы поговорить с Тайриной, попытаться донести до нее правду. Но она не стала слушать меня. Думала, что это предатель Торн пытается отыграться. В конце концов я не выдержал, и… – Оборотень замолчал.

– Значит, тебя подставили? Нелегко, должно быть, было смириться с этим?

– Я, как видишь, и не смирился, – невесело усмехнулся Зорн. – Возвращаться в деревню мне было нельзя. Но жажда мести оказалась сильнее здравого смысла. И я решил, что лучше стану зверем, но отомщу. Нашел учителя черной магии, чтобы…

– Погоди-ка, – вновь перебил его Борланд. – Где это ты сумел разыскать черного учителя?

– В Джейнарде. Колдун открыл мне тайны оборотничества. Это его и погубило…

– Ты и его прикончил?

– Да. Для того мага моя первая трансформация закончилась не слишком удачно. Я не смог вовремя взять под контроль животные инстинкты.

– Что было дальше?

– Это ты уже знаешь. Да, хочу сказать насчет ребятишек. Они попались мне совершенно случайно. Я был в тот момент в человеческом облике, и они приняли меня за того, кого считали Зорном. Я подыграл им – сказал, что тоже охочусь на оборотня, и привел сюда. Хотел обменять их в деревне на Торна, а не убить.

Теперь рассказанная оборотнем история выглядела вполне правдоподобной. Придумать такое по ходу дела, да еще под угрозой гибели, мало кому под силу.

– Что же мне с тобой делать? – задумчиво произнес Борланд.

– Убей меня, – неожиданно произнес Зорн.

– Что? – Весельчак присел на корточки рядом с ним. – Ты только что молил о пощаде, а теперь просишь лишить тебя жизни? В то время как твоя месть еще не исполнена? С чего бы это?

– Сейчас, рассказывая тебе свою историю, я понял, каким чудовищным злом я стал, – промолвил Зорн. – Мой брат перешел определенную границу, но я… я зашел еще дальше. Как и Торну, мне нет прощения и нет места в этом мире. Убей меня. Пусть время накажет моего брата.

– Странно слышать такое, – сказал, поднимаясь, Борланд. – Но убивать тебя я не стану. Я ведь тоже не тот, за кого ты меня принимаешь. Не истребитель чудовищ, а обычный человек, который частенько попадает в необычные обстоятельства, только и всего. Хотя, пожалуй, слишком часто. Что же до твоей судьбы, то… – Борланд почесал в затылке. – Решай ее сам, вот что. Можешь прийти в Артолию и попытаться убить своего гнусного братца, – но только его одного! А если у тебя уже не осталось сил, чтобы жить… В кустах лежит серебряный меч. И если у тебя хватило духу покаяться, то должно хватить и для того, чтобы покарать себя. Но если опять нападешь на меня – тогда уж придется мне с тобой покончить. Гномы, вы свободны! – закончил Борланд свой монолог.

Державшие Зорна маленькие человечки вмиг исчезли, оставив после себя лишь россыпь плававших в воздухе серебристых искр. Перевертыш медленно поднялся. В глазах его застыла смертная тоска.

– В общем, ты меня слышал, – сказал Борланд. – Решай, как тебе закончить свою жизнь. Достойно, выбрав один из путей, о которых я тебе сказал, или бесславно, что непременно случится, если ты опять набросишься на меня. Бывай. – Весельчак счел, что желать удачи оборотню-убийце было бы, пожалуй, не слишком большой заслугой перед небесами.

Борланд развернулся и, не пряча покамест оружия, зашагал к лесной тропе. Слух его ловил каждый звук, раздававшийся позади. Но Зорн не пытался ударить в спину. Вместо этого Борланд услышал сначала треск ломающихся кустов, а после – тихую молитву, которую завершили звук пронзающего плоть клинка, сдавленный стон и шум падения тела на траву…

– Спи спокойно, багбир Хнорк, – пробормотал себе под нос Весельчак. – Ты отмщен.