Зло с небес

ГОРОДСКОЙ АЭРОПОРТ ЧИКО, КАЛИФОРНИЯ, АВГУСТ 1995 ГОДА, 21.08 ПО ТИХООКЕАНСКОМУ ПОЯСНОМУ ВРЕМЕНИ

– Шевелитесь, хватит зады просиживать! – Анри Казье достал из-за спины болтавшийся на ремне АК-47 и поднял его повыше, чтобы было видно всем, кто находится в ангаре. Он громко передернул затвор, и один из патронов подбросило в воздух. Крутящийся кусочек меди сверкнул в свете плафонов, и все, кто был в ангаре, резко повернули головы. Патрон упал на отшлифованный бетонный пол со звуком, не уступавшим громкостью выстрелу.

– Шевелитесь, не то ваши ничтожные жизни оборвутся прямо здесь и сейчас.

Казье не было нужды бряцать древним советским стрелковым оружием, чтобы настращать любого из этих рыжеволосых рабочих. Этот человек родился в Голландии, в англо-французской семье, жившей в Бельгии. В прошлом он был солдатом элитного первого экспедиционного корпуса бельгийской армии, так называемым “красным беретом”, а до того, в юности, только и делал, что попадал в передряги и выпутывался из них. В пятнадцать лет его поймали при попытке пронести наркотики в американские армейские казармы возле Антверпена, посадили на “губу”, а уж там солдаты американской армии насиловали мальчишку двое суток кряду, все время, пока устанавливалась его личность. Потом Анри сдали бельгийским властям, а те предложили ему выбирать между десятилетней воинской повинностью и таким же тюремным сроком. Так Анри попал в армию.

Он побывал с экспедиционными войсками в Африке и Азии, но опять не поладил с властями и угодил на два года в бельгийскую каторжную тюрьму, после чего был с позором изгнан из армии в 1987 году. Тогда он отправился в Германию, где занялся сперва торговлей наркотиками, а потом продажей оружия на черном рынке, наемничеством и, наконец, террористической деятельностью.

Его обритая наголо голова загорела до того, что приобрела цвет дубленой кожи – итог долгих лет, проведенных в бесчисленных джунглях, тренировочных лагерях в пустыне и на “бойнях” – в местах боевых операций. Ее покрывали несметные царапины, вмятины и пятна, приобретенные в течение жизни. Лицо отличалось эдакой грубой красотой: ясные живые зеленые глаза, чисто мужской нос со следами многочисленных переломов, выдающиеся скулы и тонкие твердые губы, крепко сжимающие сигарный окурок. Мешковатый летный комбинезон не мог скрыть развитых мышц. Мощные предплечья, мозолистые ладони, держащие АК-47 так, будто тот весил всего несколько унций. Казье можно было бы снимать для рекламы сигарет или одеколона, не будь этих шрамов и ссадин, которые в большинстве своем так и не были толком обработаны и зашиты и теперь портили это весьма фотогеничное лицо.

Бывший воин бельгийского спецназа стоял в напряженной позе, взгляд его перебегал с одного рабочего на другого: вдруг кто-то из них осмелится посмотреть в его сторону? Но внутренне Казье расслабился.

Почти всю свою сознательную жизнь он прослужил в пехоте. Это была его работа. Но последней любовью Казье стала авиация. В бельгийском спецназе почти всех обучали управлению самолетами или вертолетами, и Казье обнаружил в себе большую склонность к пилотированию. Уйдя из спецназа и попав в темный мир профессиональных вояк, наемников, он стал летчиком, умевшим к тому же стрелять из легкого оружия, знавшим толк во взрывчатке, владевшим тактикой десантирования и мудреным искусством человекоубийства во всем его многообразии. Словом, весьма ценным товаром. У Казье была лицензия пилота гражданской авиации, выданная американским федеральным управлением воздушного транспорта, и по мере надобности он ее продлевал. Это было частицей той его жизни, которая лежала на поверхности, но вообще-то Казье налетал тысячи часов на сотнях разных самолетов, совершая посадки во всех странах мира, причем такие, которые никогда не заносились ни в один бортовой журнал и не попадали в банк данных федерального управления воздушного транспорта.

Погрузка самолета почти закончилась, и меньше чем через полчаса он будет в воздухе. Рабочие только что подняли три ящика по хвостовому трапу чехословацкого двухмоторного турбовинтового транспортника LET L-600. Этот самолет был одной из тысяч старых крылатых машин, купленных на легальном рынке после крушения Советского Союза, когда любой желающий мог за бесценок приобрести подержанный русский военный транспортник, двигатели, запчасти и даже опытных пилотов для перегона самолетов. Эта тридцатилетняя престарелая птичка была куплена через греческого посредника всего за полмиллиона долларов, причем к ней прилагались запасной двигатель “мотор-лет”, всевозможные запчасти и даже пилот. Самолет был в хорошем состоянии, чего не скажешь о пилоте. Это был спившийся полковник румынских ВВС, и он пригнал зверюгу из Праги в США, но потом кое-кто услышал, как румын перемывает косточки своему работодателю Казье, сплетничая о нем с какой-то девицей, которую однажды вечером подцепил в баре. Такая глупость была смерти подобна. Несколько недель назад Анри Казье использовал старого болтуна и его новоиспеченную американскую подружку в качестве живых мишеней, когда пристреливал свою новую снайперскую винтовку, а потом похоронил обоих под тысячетонной толщей щебня у паромной переправы близ Окленда. Казье занимался торговлей оружием, и первым требованием, которое он выдвигал, нанимая работника, было строжайшее соблюдение тайны.

Анри Казье был первым и единственным пилотом LET L-600, его суперганго, механиком, наземной обслугой и офицером безопасности. Обязанности второго пилота Казье доверил молодому эфиопу по имени Тадделе Корхонен, который прошел курс подготовки на Кубе. Казье прозвал эфиопа Аистом, потому что тот был высок, худосочен и умел невероятно долго сидеть без движения. Однажды Казье даже видел, как Корхонен стоял на одной ноге, будто громадная черная болотная птица.

Убедившись, что шестеро грузчиков достаточно напуганы и вкалывают изо всех сил, Казье влез через передний люк в грузовой отсек L-600, чтобы осмотреть поклажу. Между бортом и тремя деревянными ящиками оставалось всего несколько дюймов пространства, чтобы только-только протиснуться. В команде не было толстяков. К тому же Казье приходилось смотреть под ноги, переступая через толстые брезентовые крепежные ремни, удерживавшие ящики на палубе.

В грузовом отсеке пахло оружейным маслом, шлифованной сталью, серой, порохом, страхом и смертью. И, разумеется, деньгами. Большими деньгами.

Первый ящик стоял возле грузового трапа, чуть ближе к носу, и заключал в себе большой приз; его содержимое стоило дороже самолета, на котором он путешествовал, и, возможно, дороже, чем люди, суетившиеся поблизости. Это были три “гроба” с пусковыми установками ракет “стингер”, запускаемых с плеча и самонаводящихся на источник теплового излучения. К ним прилагались девять похожих на гробы ящиков, в каждом – по две ракеты “стингер” в фибергласовых футлярах и четыре цилиндрические “жестянки” элементов питания. В трех других ящиках лежали две пусковые установки в сборе с прицелами и четырьмя батареями. Эти ракеты были похищены с базы национальной гвардии в Теннесси вскоре после окончания операции “Буря в пустыне” и возвращения личного состава. Потом ракеты прятали по разным тайникам, разбросанным по стране, а тем временем продавцы искали покупателей. Казье удавалось водить власти за нос, пока ракеты были припрятаны и не попали на рынок, но как только их извлекли на свет (а значит, пришлось нанимать грузчиков, водителей грузовиков, посредников, охранников и банкиров), американское бюро по борьбе с контрабандой спиртного, табака и огнестрельного оружия, армейский отдел специальных расследований и ФБР сели ему на пятки. Казье был уверен, что не обошлось без стукача и скоро он (или она) будет выявлен. А убить стукача – такое удовольствие, которое он не уступит никому.

Во втором деревянном ящике лежала всякая всячина: военное снаряжение, полевая форма и сапоги, армейские КП, или консервированные продукты, известные в обиходе под названием “какашки и письки”, медикаменты, палатки, электрические генераторы и пятифунтовые связки наличных денег. Как минимум две тысячи долларов в связке. Когда придет время подмазывать чиновников в Мексике, на Багамах, Бермудах или Гаити – в месте назначения груза, достаточно будет втихую сбросить одну связку, и полегчавший на пять фунтов самолет мигом поднимется в воздух. В каждой связке было столько денег, сколько гаитянский таможенник зарабатывал за десять лет честного труда, а Казье редко доводилось встречать людей, способных отказаться от взятки.

Третий ящик, стоявший ближе всех к передней переборке грузового отсека, был и вовсе набит мерзостью. Почти пятьсот фунтов боеприпасов, мощной взрывчатки, детонаторов, пластиковых мин, фугасок и бикфордова шнура. Большая часть этой дряни отличалась стабильностью и не представляла опасности при перевозке, за исключением материала, сложенного в самую середину ящика и окруженного пеностирольным каучуком, поглощающим энергию удара. Это были пятьсот фунтов тентанитрата пентаэритритола, или ТНПН – главной составляющей шнуров взрывателей и запалов больших фугасных бомб. Чтобы перевезти это вещество на самолете, кристаллы его залили водой, и получилась вязкая серая жижа. Потом ее поместили в ящики и обложили мокрой губкой для охлаждения и защиты от ударов. Вещество взрывалось при нагревании всего лишь до 350 градусов по Фаренгейту. ТНПН было самым чувствительным из всех первичных взрывчатых веществ, используемых в военном деле, почти таким же опасным, как нитроглицерин. Трения, возникающего при соприкосновении двух кристаллов, было достаточно, чтобы произошел взрыв.

Напичканный взрывчаткой ящик поместили в носовой части самолета, поближе к центру давления L-600, где аэродинамические воздействия были более равномерны. Лучше ему, по возможности, не елозить без нужды. Казье не был самым великим пилотом в мире, но за десять с лишним лет он не сорвал ни одной операции по перевозке оружия. Аист, его второй пилот, перед каждым полетом и уже в воздухе несколько раз проверял все крепежные скобы и ремни, но тем не менее, Казье трижды самолично убедился, что все стропы на стоявшем в середине ящике укреплены достаточно надежно.

Спустя несколько секунд подошел мускулистый грузчик и остановился под ближайшим к Казье люком.

– Весь груз поднят на борт, как вы и велели, – доложил он.

Казье пробрался к третьему ящику и осмотрел коробки со “стингерами”. Еще раньше он начертил на всех крышках едва видимые карандашные линии, которые, разумеется, не должны были бы совпасть, если бы кто-то открывал ящики. Ни в один из них не залезали. Казье несколько раз дернул ремни, сильно толкнул штабель ящиков и убедился, что они принайтовлены на совесть. Добравшись до второго ящика, Казье достал три стопки наличных.

– Хорошо поработали, господа, – сказал он. – Вы сделали свое дело. Эти деньги – не только за ваши труды, но и за ваше молчание. Позаботьтесь же о том, чтобы молчание и впредь было золотом.

Глаза грузчика радостно блеснули, когда он увидел связки денег, но мгновение спустя он удивленно заморгал: в руке Казье откуда ни возьмись появился выкидной стилет. Бельгиец взглянул на изумленную физиономию грузчика, и на его миловидном лице мелькнула улыбка. Потом он бросил пачки в подставленные ладони грузчика и провел острым как бритва лезвием по одной из стопок. Жадная хватка грузчика не помешала долларовым бумажкам волной хлынуть из надреза.

– Пересчитай, – небрежно бросил Казье, складывая нож, который тотчас исчез в потайном кармане.

– Нет нужды, сэр, – едва слышно выдохнул грузчик и повернулся, чтобы уйти. Казье поначалу немного смутился, потом пожал плечами и кивнул, как бы давая понять, что ценит этот сделанный экспромтом комплимент.

– Если мы вам понадобимся, сэр, зовите.

– Мне могут пригодиться такие парни, как ты, – сказал Казье, обращаясь к затылку грузчика. – Вступай в мою команду сейчас и будешь каждый раз зашибать столько же, если не больше.

Грузчики остановились и переглянулись. Никому из них явно не хотелось принимать это предложение, но они боялись сказать “нет” Анри Казье. Тем не менее, единственный в бригаде чернокожий обернулся и взглянул на бельгийца.

– Эй, парень, я согласен. Прямо с ходу. Остальные грузчики, все белые, почувствовали облегчение оттого, что единственный негр покидает их общество.

Чернокожий был здоровенным парнем с мускулистыми плечами и широкой мощной грудью, но у него было брюшко и расползшийся зад, как у водителя грузовика с большим стажем, оставившего спорт боксера или бывшего артиллериста-заряжающего, превратившегося в лежебоку. Глаза у него были ясные, не замутненные наркотиками или чрезмерными возлияниями, но рыхлый живот и грудная клетка говорили о том, что парень еженедельно вливает в себя по меньшей мере ящик пива.

– У тебя есть какой-нибудь паспорт? – спросил его Казье.

– Ну, капитан, – ответил грузчик зычным утробным басом. – Откуда?

– Он обойдется тебе в тысячу долларов. Деньга вперед, – сказал Казье. Он протянул руки к пачкам наличных, которые держал старшина грузчиков, и показал, чтобы тот бросил ему одну связку.

– Нет, так не пойдет, – сказал бригадир. – Мы их потом поделим.

Но Казье вскинул АК-47. Он не целился в людей, однако угроза была совершенно очевидна, и грузчик отсчитал тысячу долларов сотенными бумажками из той пачки, которую разрезал бельгиец. Он вручил деньги негру.

– Трудись в поте лица, и они вернутся к тебе сторицей, – сказал Казье, протягивая руку.

Негр криво улыбнулся ему, крепко сжимая деньги громадными ручищами.

– Ничего я тебе платить не буду, приятель, – заявил он. – У тебя вон целый поганый самолет есть, так что можешь просто пустить меня на борт, и дело с концом.

– Сунь этого черномазого в грузовой отсек вместе с багажом, – посоветовал один из грузчиков и заржал, но тотчас притих под суровым взглядом бельгийского наемника.

– В некоторых местах, куда мы будем летать, тебе понадобится паспорт, – сказал Казье, – а хороший документ стоит кучу денег. – Он пожал плечами. – Деловые издержки.

В груди негра бушевал такой гнев, что воздух в ангаре нагрелся еще на несколько градусов.

– Доверься мне, – ободряюще произнес Казье.

В конце концов парень сдался, вручил Казье деньги и запрыгнул на борт L-600. Остальные со всей возможной поспешностью зашагали к боковой двери ангара. Они были уверены, что этот чернокожий здоровяк очень скоро превратится в покойника. Не позже, чем он закроет за ними дверь.

– Кажется, они называли тебя Круллом? – спросил Казье оставшегося грузчика.

– Ага, – отвечал негр.

– Это настоящее имя?

Парень колебался всего секунду.

– Конечно, нет, капитан. Впрочем, готов спорить, что и ты не капитан вовсе.

Казье знал, что подлинное имя негра – Джефферсон Джонс, что его совсем недавно отпустили на поруки из флоридской тюрьмы, где он отсидел три года из семи за вооруженное ограбление, и что он состоял в гражданском браке и имел двоих детей. Его арестовывали сначала за торговлю наркотиками, потом – оружием, но больше ни разу не сажали. Мелкий жулик, любитель, доселе не выказывавший большой склонности к темным делишкам. Казье слышал, что он неплохой работник, умеет управляться с огнестрельным оружием, превосходит по уровню умственного развития заурядное пушечное мясо, вспыльчив, если его задеть, но в общем спокоен.

– Хороший ответ, друг мой, – сказал Казье. – Я видел ваше досье, мистер Крулл.

– Что видел? – переспросил негр, удивленно вытаращив свои и без того большие глаза.

– Ваше личное дело. Я знаю, что вы говорите правду. Ибо лгать мне смертельно опасно, вы уж поверьте.

– Что ж, ты у нас начальник, – рассудил Крулл. – И не вру я тебе.

– Очень хорошо.

Казье знал, что в бытность свою головорезом Джоне пускал в ход самое разнообразное оружие, и уже давно выбрал его себе в наемники из множества возможных кандидатур, о чем негр, конечно, не подозревал.

– Приступайте к работе, мистер Крулл. Открывайте ворота ангара, а когда мы выедем, опять закройте их, поднимитесь на борт и задрайте вот этот люк, – Казье показал ему, как захлопнуть и запереть дверцу, и Крулл отправился открывать ворота. Створки сдвигались вручную, и сделать это оказалось несложно. В ангар потек теплый ночной воздух Калифорнии. Пора в путь.

– Приготовься запускать движки! – крикнул Казье Аисту. – И пусть нам разрешат маневрирование. Скажи им, что мы стоим не здесь, а возле грузового терминала “Авгруп”. Поехали.

Он наклонился, в последний раз проверил ремни и двинулся к пилотской кабине.

БОРТ АМЕРИКАНСКОГО ШТУРМОВОГО ВЕРТОЛЕТА UH-60 ТОГДА ЖЕ

На экране появились помехи – вероятно, вертолет пролетал над линией электропередачи, – но как только эфир очистился, изображение снова стало четким и цветным.

– Я вас не расслышал, помощник шерифа Лассен, – произнес Джозеф Уимен, представитель федерального окружного суда восточной Калифорнии. – Повторите ваши последние слова.

– Ваша честь, я сказал, что, поскольку Анри Казье чрезвычайно опасен, мне необходимы как можно более широкие полномочия при его задержании, – произнес помощник шерифа Тимоти Лассен, глядя на девятидюймовый экран видеофона, вмонтированного в спинку сиденья перед ним.

Сорокавосьмилетний Лассен был вторым по важности лицом в конторе шерифа в Сакраменто. “Черный ястреб”, на борт которого транслировался кодированный микроволновый телесигнал из учреждения, летел на высоте тысячи футов в сторону муниципального аэропорта Чико. Худощавая фигура Лассена выглядела непривычно громоздкой в бронежилете Кевлара, выписанном по почте незадолго до вылета и надетом поверх черного облегающего летного комбинезона; этот жилет был частично скрыт под другим, черным, с зелеными буквами “Шериф США” на груди. Тяжелые истертые ботинки остались у Лассена со времен учебы в академии судопроизводства в Куантнко, штат Вирджиния, и с тех пор, как он окончил ее, ботинки служили ему, только когда он охотился на уток. Его голову украшали черная бейсболка, нахлобученная задом наперед, и маленький, хрупкий на вид микрофон с наушниками, приглушавшими пронзительный вой двух вертолетных винтов.

Судью Уимена подняли с постели только для того, чтобы он подписал ордер на арест и отдал соответствующие указания Лассену. По голосу судьи, даже искаженному микроволновой связью и частыми помехами в эфире, можно было верно судить о том, насколько он взволнован.

– Обширные полномочия – это сложно, – недовольно буркнул Уимен. – Учтите, вам придется действовать к западу от наших границ...

– Полагаю, ваша честь, мы будем почти над своей территорией...

Видеофон был рассчитан на двустороннюю связь, наподобие телефонной, однако система кодирования не всегда позволяла вступать в разговор, и замечание Лассена осталось без внимания.

– ...ордер разрешает вам задействовать военную авиацию, но пальба недопустима, шериф.

– Ваша честь... Прошу прощения, ваша честь, – Лассен сказал это дважды, чтобы собеседник наверняка услышал его. – Анри Казье стоит на первом месте в списке разыскиваемых лиц, на его задержание выдано пятьдесят семь ордеров, и все они уже устарели. Это всемирно известный террорист, крупнейший торговец оружием. Его преступления на юге Европы затмевают своей жестокостью все злодеяния итальянской мафии, а теперь он обосновался в Соединенных Штатах, где успел принять участие в нескольких нападениях на арсеналы. Недавно Казье обчистил склад планирующих бомб, принадлежащий ведомству технического обеспечения, а уж он-то знает, как их применять, поскольку обучался этому делу в спецназе бельгийских ВВС, где из него сделали еще и первоклассного пилота. У Казье есть свои шерифы, свое ФБР, АТО и полиция, все вооружены до зубов. Нам пришлось прибегнуть к помощи ВВС, чтобы получить хоть какую-нибудь возможность бороться с ним!

Покачав головой, судья Уимен проговорил прямо в объектив видеокамеры, установленной на его рабочем столе;

– Обрушить на него огневую мощь наших ударных соединений? Взять живым или мертвым? Как вы себе это представляете? Как какую-нибудь вендетту, что ли? Нет, шериф, я не подпишу ордер на задержание “живым или мертвым”.

– Ваша честь, в этом году Казье расправился с четырьмя офицерами федеральной службы безопасности, – сказал Лассен. – Он уничтожал свои жертвы не чем-нибудь, а пулями из М-16 или АК-47. Такая вот убойная сила. А один судья, как полагают, был убит прицельным выстрелом из сорокамиллиметрового гранатомета, предназначенного для пробивания отверстий в бетонных стенах бомбоубежищ и бункеров. Мы смогли опознать убитого только потому, что нашли фалангу его пальца, отброшенную почти на сто ярдов от места взрыва.

Теперь настала очередь судьи перебить собеседника. Лассен умолк, увидев шевелящиеся губы Уимена. Затем в наушниках послышался недовольный голос:

– ...необходимости напоминать мне об этом, шериф. Благодарю вас, я и сам достаточно хорошо знаком с действием гранатомета М-206. И мне не хуже вас известно, какую опасность представляет для нас Анри Казье. Однако ордер, выданный окружным судом, предусматривает лишь арестподозреваемого, там ни слова не говорится о его казни.

– Совершенно верно, ваша честь, мне предписано задержать Казье и передать его в руки правосудия. Но я не смогу выполнить эту задачу без потерь, если не получу мощной огневой поддержки. Казье – убийца, ваша честь. Нет никаких сомнений в том, что он будет убивать каждого представителя сил правопорядка, вставшего на его пути, сражаться, пока не израсходует весь боекомплект, припасенный для самообороны. Казье скорее пожертвует собой и своими подручными, чем сдастся в плен. Он будет драться, как волк, пойманный в капкан, с той лишь разницей, что не замедлит перекусить не свою, а чужуюногу, лишь бы выбраться на свободу. Чтобы взять его живым, мне потребуются чрезвычайные полномочия. В противном случае мои люди не пойдутна эту бойню.

– Шериф Лассен, не ставьте мне ультиматумов, – предостерегающим тоном произнес Уимен.

– Я всего лишь пытаюсь подчеркнуть, насколько опасен Анри Казье, – спохватился Лассен. – Мы связались с психологами из ФБР. Они говорят, что Казье стал жертвой насилия в тюрьме, куда попал еще подростком, и с тех пор непрестанно проявлял агрессивность во всех...

– Вот как, шериф Лассен? – Уимен усмехнулся. – Не думал, что Казье когда-либо попадал в тюрьму.

– Его поймали с поличным на базе американских крылатых ракет в Бельгии, когда он пытался продать гашиш солдатам караульной службы, – объяснил Лассен. – Гарнизонной тюрьме Казье предпочел выдачу бельгийским властям, но сначала его двое суток насиловали американские охранники. Как я слышал, они даже применяли полицейские дубинки – отнюдь не в целях, предусмотренных уставом. А ему было только пятнадцать лет. С тех пор он при первой возможности убивает всех военнослужащих, попадающихся ему на глаза. Полагаю, в моих людей он начнет стрелять, как только завидит их, ваша честь...

– Понимаю вашу обеспокоенность, шериф, – перебил Уимен, – но даже если она обоснована, я все равно желаю, чтобы его предали суду, а не пристрелили, как бешеную собаку. Не обременяйте себя правом распоряжаться жизнью и смертью подозреваемых, шериф, а если не можете справиться со своими обязанностями, то сложите их с себя. Вы получите ордер, на котором будет стоять моя подпись, так что будьте любезны выполнять мои распоряжения.

И, помолчав, добавил:

– Я отклоняю условие “живым или мертвым”. Вы привезете Казье и его людей живыми. В противном случае вам придется объяснить мне и генеральному прокурору Соединенных Штатов, почему это не удалось сделать, и, уверяю вас, ваша карьера и место жительства – дома или в камере федеральной тюрьмы – будут в значительной мере зависеть от вашего ответа. Вы можете использовать любой военный самолет или вертолет для доставки ваших агентов и для наблюдения за подозреваемыми, но учтите, ни один летательный аппарат не должен приближаться к ним менее чем на пятьсот метров, а бортовое вооружение не должно применяться до тех пор, пока вы сами не окажетесь под обстрелом. Ну как, шериф Лассен, вы согласны выполнять мои приказы?

У Лассена не было выбора. Уимен принадлежал к числу тех чиновников окружной администрации, с которыми полицейские предпочитали не спорить. Если он настаивал на соблюдении всех пунктов судебного постановления, то подчиненный, не нашедший способа следовать им, чаще всего оказывался уволенным. Разумеется, Лассен мог бы рискнуть карьерой ради того, чтобы навсегда избавить общество от Казье, но двадцать лет безупречной службы приучили его уважать правила игры. Постоянно таская оружие и значок на груди, человек делается довольно значительной фигурой в глазах других людей. Если тебе выпадает такая роль, то через какое-то время начинает казаться, будто правосудие – это то, что ты предпринимаешь для его отправления, особенно в отношении матерых головорезов, подобных Казье. Лассен не хотел порочить себя и власть, предоставленную ему конституцией. Равно как не желал бросать псу под хвост свою почти завершенную карьеру. Как-никак он состоял в помощниках шерифа с тысяча девятьсот семидесятого года, работал на ответственных должностях в Калифорнии и Орегоне. Восемь из этих нелегких лет (с восьмидесятого по восемьдесят восьмой) он тянул лямку в группе специального назначения (ГСН). С восемьдесят восьмого по девяностый был начальником этого подразделения, пока не утвердился на посту главы полицейского ведомства в Сакраменто.

– Да, ваша честь, – ответил Лассен.

– Ну, вот и хорошо. Поймите, шериф, я не меньше вас желал бы покончить с Казье. Но предписания судебного ордера должны исполняться до последней буквы, иначе администрация округа оставит не у дел нас обоих. -Уимен поднял правую руку, и в пассажирском салоне “Черного ястреба” Лассен сделал то же самое. – Признаете ли вы, – процитировал Уимен, – что в этих постановлениях содержится правда, только правда и ничего, кроме правды, и клянетесь ли исполнять их в полной мере, насколько позволяют ваши силы и возможности?

– Признаю и клянусь, ваша честь.

Уимен подписал три ордера и вручил их помощнику, который по очереди вложил документы в факс-машину, подсоединенную к той же линии связи. Через несколько секунд ордера вышли из печатающего устройства, установленного на борту штурмового вертолета “Черный ястреб”. Согласно решению прошлого состава верховного суда, постановления, переданные по факсу, считались имеющими ту же силу, что и оригиналы.

– Я останусь здесь на тот случай, сели понадоблюсь вам. Все это время я буду с вами, Лассен.

– Благодарю вас, ваша честь.

– Мой помощник говорит, что судья Сеймур подписал несколько ордеров для АТО<Бюро по делам, связанным с незаконным оборотом алкоголя, табака и оружия, сокращенно – АТО, контролировало спрос и предложение таких ходких товаров, как спиртное и нарезные стволы>, действительных на этот же срок, – сказал Уимен. – Поскольку меня не поставили в известность о его участии в этом деле, то можно предположить, что АТО будет действовать параллельно с вами, но без вашего ведома.

– Я не знал об участии АТО в этой операции, ваша честь, – сказал Лассен. – У нас есть сведения о том, что Казье приземлился всего несколько часов назад. Не могли бы вы сообщить мне какие-либо подробности, касающиеся этих ордеров? Задействован ли агент Фортуна?

– А, ваш старый знакомый? – Уимен усмехнулся, и в его голосе прозвучала издевка, заметная даже после обработки в дешифраторе кодированной связи. – Я вижу, вы надели бронежилет Кевлара. Полагаю, он вам пригодится, и не только для защиты от Казье.

– Лучше бы попытаться выйти на Фортуну по каналу секретной радиосвязи, – Лассен покачал головой. – Но, во всяком случае, еще раз спасибо за предоставленные сведения, ваша честь.

– У меня такое чувство, что стрельба начнется еще до того, как вы повстречаетесь с Казье, – пошутил Уимен, стараясь хотя бы отчасти разрядить напряжение в предвкушении операции. – Ну ладно, желаю удачи.

В приемнике послышался короткий гудок – Уимен отключил связь, затем последовал тонкий писк, означавший автоматическую проверку безопасности линии, и наконец канал освободился.

Лассен вставил карточку с адресным кодом в паз передатчика, снова услышал писк автоматической проверки эфира и замер в ожидании. Через несколько секунд в приемнике прозвучало:

– “Тигр Первый” на связи.

Даже прибегая к сверхбезопасному, застрахованному от подслушивания микроволновому диапазону, специальный агент Рассел В. Фортуна пользовался своим старым, полученным еще во Вьетнаме кодовым именем.

– Я “Чистильщик Первый”, на канале семьдесят-бис, – произнес Лассен.

В глубине души он недолюбливал всю эту показуху с паролями и отзывами, но знал, что Фортуна не ответит, пока не услышит его личного кода и уведомления о том, что используется канал шифрованной связи, тем более, если вызов поступил во время проведения тайной операции.

– Как поживаешь, Расс? Куда-нибудь направляешься? Прием.

Наступила недолгая пауза, в течение которой Лассен смог без труда вообразить, как Фортуна в своем полужестком бронекостюме, делавшем его похожим на имперского космического штурмовика из “Звездных войн”, ошалело встряхивает головой в стальном шлеме.

– Что за шутки, Лассен? – наконец взорвался Фортуна. – Еще немного, и ты сорвешь всю операцию! Доводилось ли тебе когда-нибудь слышать о коммуникационнойбезопасности?

– Мы на безопасной волне, Расс. Прибереги свои лекции для кого-нибудь другого. Мне нужно знать твой статус. Ты принимаешь участие в захвате цели номер один? Прием.

– Боже милостивый! Лассен, почему бы тебе не связаться с агентством печати и не сообщить этим кретинам, что мы вышли на дело?

Последовала еще одна короткая пауза, затем:

– Да, через десять минут мы будем на месте. Нам удалось засечь его махинацию в Чико, и сейчас мы мчимся туда на всех парах. Поскольку у нас нет времени согласовывать наши действия, я прошу тебя об одолжении. Предупреди начальство аэропорта и полицию, пусть оцепят летное поле. И не суйся туда, пока я не дам о себе знать, ясно? Прием.

– Расс, нам сообщили, что Казье располагает таким запасом тяжелого вооружения и взрывчатки, что сможет разнести половину аэропорта. Моему спецназу осталось до цели всего пятнадцать минут, а у нас есть несколько штурмовых вертолетов “Апачи” и “Черный ястреб” из калифорнийского отряда национальной гвардии. Мы прикроем тебя.

– Штурмовые вертолеты? Ты в своем уме? – повысил голос Фортуна. – Казье начнет стрелять, как только заслышит одну из этих штуковин! Интересно, какой дурак выдал тебе ордер, предусматривающий вертолетную атаку? Так ты оцепишь аэропорт или нет?

– Успокойся, Расс, об оцеплении я позабочусь, – сказал Лассен и включил сверхвысокочастотный передатчик, чтобы связаться с Келли Пелтиером, командиром федеральной группы специального назначения, которая занималась захватом и обезвреживанием наиболее опасных и хорошо вооруженных преступников. – Но ничего не делай, пока мы не подлетим поближе, и извести меня о своем плане атаки.

– У меня нет времени на такую чепуху, – отрезал Фортуна. – Если хочешь, можешь настроиться на нашу оперативную частоту, но, повторяю, не вздумай появляться над аэропортом! Мы можем принять твои летающие гробы за воздушное прикрытие Казье и по ошибке сбить один-два вертолета.

Специальный агент Фортуна возглавлял юго-восточное отделение АТО. Бывший морской пехотинец, знаток всех видов оружия и человек, прозванный за неиссякаемый запас энергии ходячей динамо-машиной (впрочем, такие люди довольно часто встречались в департаменте государственных сборов), он был большим знатоком тактических штурмовых операций, ведущихся силами небольших подразделений, во всяком случае считал себя таковым. Он всегда полагался на внезапность и натиск, зачастую и вправду ошеломлявшие противника, а главное, поражавшие окружных судей, которые предпочитали выдавать ордера именно ему, потому что его действия, как правило, приносили результат. Лассен недолюбливал такую тактику, видел в ней недостатки следственной работы. Сам он в ходе выполнения заданий многократно встречался со своими агентами, а потом окружал подозреваемого и ждал, пока тот допустит какую-нибудь ошибку. Его метод хотя и отнимал много времени и требовал привлечения всего личного состава, зато значительно снижал риск для подчиненных. Фортуна любил сколотить ударную команду, наскоро составить план штурма и атаковать в лоб, прокладывая дорогу шквальным огнем из стволов крупного и среднего калибра. Итогом таких действий обычно бывали ранения агентов и гибель подозреваемых, но пальба все-таки успевала кончиться до прибытия съемочных бригад с местного телевидения. Эта разница в стиле работы двух параллельных структур порой приводила к несогласованности при выполнении одного и того же задания.

– Ребята, Фортуна опять играет в Рэмбо, – произнес Лассен в микрофон внутренней связи вертолета, чтобы его могли слышать пилоты и остальной экипаж. – Пол, ты посадишь машину на краю летного поля, самом дальнем от места действия, высадишь команду и сразу переместишься на безопасное расстояние. -Затем он обратился к командиру ударной бригады ГСН. – Кел, свяжись по телефону с начальником диспетчерской службы Окленда и потребуй расчистить воздушное пространство в радиусе пяти миль от аэропорта. Если через девять минут он не предпримет самых решительных действий, просто выйди в эфир на частоте УКВ сто двадцать пять и пять или двести сорок три и передай всем бортам, что Чико не принимает из-за густого тумана. Господи, в какое дерьмо мы суемся!

– Тим, если я передам сообщение в сверхвысокочастотном диапазоне, его примут все телевизионные станции округа.

– Меня это не волнует, я забочусь о том, чтобы Фортуна не сбил нас или какой-нибудь гражданский самолет, который попробует совершить посадку, – сказал Лассен. – Действуй, Кел.

ГОРОДСКОЙ АЭРОПОРТ ЧИКО, КАЛИФОРНИЯ ТОГДА ЖЕ

– Чико, земля, я борт LET “Виктор-Майк-Ту-Джульетт”, готов к взлету, прошу разрешения диспетчерской службы аэропорта, – передал по рации Казье.

– Борт LET “Виктор-Майк-Ту-Джульетт”, я Чико, земля, выруливайте на левую взлетную полосу один-три по рулежному пути “альфа”, ветер один-восемь-ноль при скорости один-три, – последовал ответ из службы наземного слежения.

– Я LET “Ту-Джульетт”, вас понял, – радировал Казье.

Расс Фортуна, сидевший на переднем сиденье шестиместного пикапа, опустил руку с УКВ-рацией и повернулся к командиру оперативной группы.

– Вовремя и как раз в том месте, где ему положено находиться, – сказал он.

Пикап срезал угол и помчался к открытым воротам, сопровождаемый машинами с агентами АТО и полицейскими. Три агента АТО, сидевшие позади Расса, на вираже дружно громыхнули амуницией. Полужесткие бронежилеты Кевлара, в которые они были облачены, напоминали хоккейные доспехи с толстыми наплечными, шейными, нагрудными, наспинными и ножными щитками, способными защитить от плотного пулеметного огня и в то же время сохранить достаточную свободу движений. Цельнометаллические пуленепробиваемые шлемы были снабжены микрофонами, наушниками и опускающимися окулярами приборов ночного видения с литиевыми батареями, расположенными на затылке. Все трое имели при себе скорострельные гранатометы, на поясе у каждого висели сумки с запасными магазинами и черные нейлоновые кобуры с автоматическими пистолетами сорок пятого калибра. Наручников и дубинок у них сейчас не было – слишком трудное задание им предстояло выполнить. Если сегодняшние подозреваемые не присмиреют при виде их пистолетов и штурмовых винтовок, то их следовало успокоить выстрелом в голову. Их главным оружием были полуавтоматические карабины “Хеклер-энд-Кох МР5” с пламегасителями на стволах; кроме того, у водителя была снайперская винтовка пятидесятого калибра с тридцати кратным оптическим прицелом ночного видения, способная с первого выстрела вывести из строя двигатель любого самолета.

За воротами виднелся ряд небольших ангаров, тянувшийся справа от бетонной площадки. Навстречу выруливала ширококрылая “сессна” с горящими бортовыми огнями. Водитель пикапа включил мигалку, вынуждая пилота уступить дорогу ему и двум фургонам с затемненными окнами, следовавшим за ним. В их салонах сидели еще двенадцать агентов АТО в полном боевом снаряжении. Оба фургона свернули на летное поле, чтобы окружить Казье.

– Доложи обстановку.

Командир оперативной группы раскрыл справочник аэропорта и развернул карту.

– Наземные службы располагаются к юго-востоку от диспетчерской вышки, вплотную к взлетно-посадочной полосе тринадцать-левая, – ответил он. – Один большой ангар на востоке, другой на юго-востоке и еще один на севере. Вполне достаточно места для маневра. От северо-восточных ворот нам нужно проехать между вот этим ангаром и диспетчерской вышкой. Тогда мы подрежем его на рулежной дорожке.

– Но он может воспользоваться не большой взлетной полосой, а параллельной, не так ли? Значит, мы должны перекрыть обе взлетные полосы.

– Полоса тринадцать-правая имеет три тысячи футов длины, – возразил оперативник. – А для разбега L-600 требуется по меньшей мере пять тысяч, тем более Казье, у которого на борту топливо и груз. К тому же ему будет мешать сильный боковой ветер, это еще больше усложнит взлет. Думаю, нам нужно сосредоточиться на длинной полосе.

– Так или иначе, я хочу, чтобы третье подразделение обогнуло вышку с востока, проехало до конца рулежной дорожки и заняло исходную позицию на восточной стороне правой полосы один-три, вот на этом перекрестке. Тогда оно сможет перекрыть взлетный участок полосы тринадцать-правая, а если понадобится, то и длинную, левую.

– Тогда на Казье у нас останется всего два подразделения, – сказал оперативник. – Пространство аэропорта слишком удобно для маневра, если он захочет улизнуть, мы можем упустить его. Не положиться ли нам на федеральную службу с ее вертолетами?

– Нет, слишком поздно, – решительным тоном произнес Фортуна. – Если самолет Казье удастся остановить, то люди шерифа нам понадобятся, но я хочу занять позиции до того, как на линии огня появится кто-нибудь еще.

Командир оперативной группы взял трубку радиотелефона, чтобы отдать необходимые распоряжения.

Перекресток за наблюдательной вышкой оказался свободен – ни авиационной техники, ни машин наземной обслуги. Вокруг горели прожектора, освещавшие также ангар предполетного обслуживания. Из-за его угла только что начал выруливать самолет Казье. Фортуна включил радиопередатчик.

– Вижу самолет. Направляюсь к нему.

– Первый, я второй, – Прозвучало в динамике. – У меня в поле зрения появилось несколько подозрительных личностей, движущихся вдоль рулежной дорожки, от ангара на запад. Они несут какие-то свертки – не могу разглядеть, что в них. Оружия или раций не вижу. Я могу перехватить их, взяв с собой двоих людей из моей группы, а остальных направить на фланг цели и блокировать ее с запада.

– Действуйте, – произнес в микрофон Фортуна. Два агента АТО молча вылезли из фургона и заняли исходную позицию, укрывшись за шасси одного из припаркованных самолетов. Пятеро людей шли прямо на них, не замечая ни засады, ни машины, стоявшей в темноте чуть поодаль. Как только все пятеро подняли руки, – в прибор ночного видения водитель наметанным глазом разглядел, что в свертках они несли пачки денег, – фургон сорвался с места и помчался к маневрировавшему самолету Казье.

– А ну, бросайте свертки, – скомандовал один из агентов. – Живо!

Выскользнув из их разжатых рук, свертки упали на землю, и в тот же миг все вокруг озарила яркая вспышка, сопровождаемая грохотом мощного взрыва.

– Говорил же я им, пересчитайте деньги, – усмехнулся Казье, пряча передатчик в полетную сумку, стоявшую рядом с его креслом.

Сейчас они могли видеть даже очертания фургона, полыхавшего вдалеке, рядом с ангаром предполетного обслуживания. Крулл, примостившийся между сиденьями пилотов, чтобы посмотреть на взлет, с ужасом уставился в лобовое стекло.

– Мистер Крулл, вы не разочарованы тем, что вступили в мой экипаж?

– Нет... нет, командир, – смутился тот. Аист ухмыльнулся, обнажив остатки прокуренных зубов.

Казье сложил телескопический прибор ночного видения, в который наблюдал за действиями агентов АТО, и передал Круллу. Тот бережно его упаковал.

– Какое мне дело до тех белых ребят? Хрен с ними.

– Если вы будете хорошо работать и держать язык за зубами, мистер Крулл, – прибавляя скорость, сказал Казье, – то нам предстоит долгое и взаимовыгодное сотрудничество. Мне неважно, какого цвета у вас кожа. Но стоит вам встать у меня на пути или проболтаться кому-нибудь о моих действиях, и вас ждет приблизительно такая же участь. Это я обещаю.

– Заметано, командир.

– Самолет на рулежной дорожке “браво” рядом с вышкой, – прозвучало в динамике, – вас вызывает земля. Остановитесь, ждите дальнейших указаний. Это приказ из полицейского департамента. Как поняли? Прием.

– Аист, следи за подачей топлива! – крикнул Казье. Он протянул руку через всю кабину и щелкнул тумблерами зажигания, поставив их в рабочее положение, чтобы не дать двигателю заглохнуть во время взлета.

– Мистер Крулл, ваша задача – наблюдать вот за этим индикатором. Когда он покажет “шестьдесят”, нажмите эту кнопку, и заработает секундомер. Вы отсчитаете ровно двенадцать секунд, причем начиная с седьмой будете говорить: “готов, готов...”, а на двенадцатой скажете: “есть”. Вам все ясно?

– На кой черт, приятель?

– Мистер Крулл, я ведь говорил, держите язык за зубами и будьте начеку, тогда вы преуспеете в моей организации, – строго произнес Казье. – Вы поняли, что я вам сказал?

– Понятно, командир.

– Очень хорошо. Это тест на ускорение. Видите ли, мистер Крулл, мы воспользуемся не длинной взлетной полосой, а короткой, обозначенной на карте индексом “один-три правая”. Двенадцать секунд – это время, в которое нам нужно уложиться, чтобы увеличить скорость с шестидесяти узлов до ста двадцати. В противном случае мы потерпим аварию. По-моему, все достаточно просто.

– Если так, то нам лучше поторопиться, – сказал Крулл. – Не очень-то приятно плюхаться носом в землю, имея такую гору динамита за спиной.

– Совершенно верно. Кстати, будьте любезны, нажмите вон ту кнопочку, мистер Крулл.

Крулл потянулся к небольшой алюминиевой коробке, привинченной над приборной панелью, посмотрел на Казье – тот разглядывал циферблаты – и на Аиста, ухмылявшегося во весь рот. Затем надавил на кнопку...

...и как будто очутился в кольце вулканов, выбрасывающих огненную лаву в. черное небо над аэропортом, заволакивающих пеленой пламени строения возле наблюдательной вышки. Один за другим взлетали на воздух частные самолеты и машины различных аэродромных служб, припаркованные вдоль бетонной дорожки. Взрывы сопровождали L-600 на всем пути к взлетно-посадочной полосе, скрывая его с обеих сторон клубами огня и дыма.

– Дьявол, что все это?..

– Ах, какая жалость! – вздохнул Казье с сокрушенным видом. – Аэропорты Америки словно специально созданы для того, чтобы устанавливать в них взрывчатку. Нужно лишь сказать, что ты хочешь помыть лобовое стекло или нарисовать пару загогулин на земле, и любой пилот предоставит свой самолет в твое полное распоряжение. Но я разочарован: срабатывает только половина моих взрывателей. Полагаю, мне придется поговорить с нашими мексиканскими поставщиками. Они должны заплатить по рекламации.

Крулл чувствовал себя, как в каком-то адском кошмаре – вокруг них планомерно и неотвратимо разрушался огромный аэропорт, а Казье разглагольствовал о деловых проблемах, точно все эти взрывы были всего лишь мерцанием светлячков за окном его кабинета. Крулл видел, как одна из вспышек полыхнула под диспетчерской вышкой, но темнота и дым помешали ему разглядеть, рухнула ли на землю ее железобетонная конструкция.

– Как будто ставишь в ряд костяшки домино, а потом наблюдаешь, упадут ли они все до одной, если толкнуть крайнюю, да? – спросил Казье. – Хочешь или нет, все равно смотришь. Разрушение притягательно, мистер Крулл.

Шестьдесят секунд назад специальный агент Фортуна командовал тремя машинами с семнадцатью хорошо вооруженными агентами АТО – и вот два фургона уже исчезли в клубах пламени, а сам он вместе с экипажем оставшегося пикапа лежал на земле, укрывшись за его бронированным корпусом. Они оказались беспомощны перед этим огненным смерчем, несущимся по летному полю и сметающим все на своем пути. Легкую одномоторную “сессну” с плейбоевским кроликом, нарисованным на стабилизаторе, рвануло так, что вдребезги разлетелось ветровое стекло пикапа и лопнули оба передних баллона. Двоих агентов оглушило взрывом, один схватился за ухо, из которого сочилась кровь лопнувшей барабанной перепонки. Прочие остались невредимы – четверо из восемнадцати, составлявших оперативную группу. Таковы были последствия погрома, устроенного бельгийцем Казье.

– Второе подразделение, вызываю на связь! Второе подразделение, вызываю на связь! – прокричал Фортуна в микрофон портативной рации.

Никакого ответа.

– Второе подразделение...

Он даже не пытался связаться с агентами третьего подразделения, потому что видел,как их вышвырнуло из фургона, когда разом взорвались бомбы, оказавшиеся в руках грузчиков из ангара предполетного обслуживания.

– Проклятье, отзовитесь хоть кто-нибудь!..

– Расс, это я, Тим. Только что настроился на твою частоту. Как обстановка?

– Этот звереныш расставил ловушки по всему аэропорту, – мрачным голосом произнес Фортуна. – Никаких вестей от двух вспомогательных подразделений. – Разговаривая на открытой частоте, он не собирался трепаться о том, что оба фургона с агентами АТО взлетели на воздух. – Сейчас его самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу один-три-левая. А как дела у тебя?

– Мы в пяти минутах лета. Расс, – ответил Лассен. – Постараемся блокировать ВПП.

Три вертолета с агентами ГСН были недалеко от аэропорта, и пилоты видели пожары, полыхавшие на всем летном поле. Напоминавшие множество зажженных бенгальских огней, они затмевали все остальное – и посадочные огни, и прожектора на рулежных дорожках, и вращающийся маяк на диспетчерской вышке. Пилоты различали лишь очертания транспортного самолета, двигавшегося в узком пространстве между двумя океанами огня. Всего несколько десятков ярдов отделяли Казье от начала левой взлетной полосы один-три.

Связавшись с остальными двумя вертолетами, Лассен приказал:

– “Черный ястреб” – на середину полосы одии-три-левая. “Апачи” – зависнуть на юго-востоке для прикрытия. Мы полетим вперед и на всякий случай блокируем правую полосу. Мне нужно, чтобы...

Внезапно на земле что-то сверкнуло, и светящаяся полоса прочертила черное небо, устремляясь прямо на них. “Черный ястреб” Лассена резко отвернул влево на добрых два десятка градусов от прежнего курса, которым продолжал следовать второй “Черный ястреб” федерального спецназа. Полоса тотчас исчезла, и Лассен уже хотел спросить, что это было, как вдруг справа полыхнул яркий сноп пламени. Соседний вертолет озарило снизу и подбросило на несколько футов вверх.

– Мейдей! Мейдей! – радировал пилот второго “Черного ястреба”. – “Охотник-два” подбит. Горит левый двигатель, падает давление. Мы снижаемся!

– “Охотник-один”, я “Оса”, – передал пилот штурмового вертолета “Апачи”. – Вижу машину в том месте, откуда выпущена ракета. Рядом трое людей. Кажется, они готовят к выстрелу еще одну портативную пусковую установку. Прошу разрешения на атаку.

Лассен не колебался. Такой сценарий он мысленно прокручивал не раз начиная с того дня, когда в военно-воздушные силы калифорнийской национальной гвардии поступили вертолеты типа “Апачи”. Ордер, подписанный судьей Уимсном, особо подчеркивал, что он не мог применять бортовое вооружение, пока их группа не попадет под обстрел. Но именно это произошло несколько секунд назад.

– Разрешение дано, – немедленно радировал Лассен. – Действуйте согласно обстановке, “Оса”.

Он хотел узнать у пилота, где находится “Апачи”, но через секунду понял сам, когда невдалеке темноту разорвали вспышки огня, вырвавшегося из кассетных пусковых установок вертолета. “Апачи” выпустил две ракеты, и обе попали в одно и то же место на земле, откуда тотчас взметнулся яркий столб пламени. Мгновение спустя Лассен увидел искрящуюся точку, носившуюся по земле зигзагами и оставлявшую за собой светящийся след подобно какой-то обезумевшей комете. Неразорвавшийся “стингер” или “рэдай”, догадался он.

– Цель поражена, прямое попадание двумя ракетами, – доложил пилот “Апачи”.

– Хорошая стрельба, “Оса”, – радировал Лассен. – Займите позицию в конце взлетно-посадочной полосы один-три-левая, держите в поле зрения преследуемый самолет и попытайтесь блокировать его на рулежной дорожке.

– Вас понял.

Однако через несколько секунд пилот снова вышел на связь:

– “Охотник”, я “Оса”. Преследуемый самолет вырулил на взлетную полосу один-три-правая. Повторяю, один-три-правая. И, кажется, начинает разбег. Могу я открывать огонь?

Лассен опустил окуляры прибора ночного видения и оглядел аэропорт, лежавший всего в двух милях по курсу. В самом деле, Казье не стал выруливать на длинную взлетную полосу, а свернул на короткую и уже начал разбег. Блокировать полосу было поздно. Но Лассен все еще мог остановить его – “Апачи” имел на борту двадцатимиллиметровую пушку, способную в два счета раскрошить самолет Казье, плюс две кассетные установки НуРС (неуправляемых реактивных снарядов), одного залпа которых было бы достаточно, чтобы навсегда избавить землю от Анри Казье и его подручных. Одно слово – и на месте двухмоторного транспортника осталась бы дымящаяся дыра в бетонированном летном поле.

– “Охотник”, я “Оса”. Должен ли я открывать огонь? Прием.

За одну только эту ночь Анри Казье отправил на тот свет уйму агентов АТО, да еще убил или ранил десяток судебных исполнителей во втором вертолете, не считая тех несчастных обывателей, которые оказались в аэропорту, когда Казье решил разрушить его, чтобы прикрыть свое бегство. А сколько людей стали его жертвами в последние годы? И скольких человеческих жизней стоило оружие, которым он торговал по всему миру?

Анри Казье заслуживалсмерти.

Но, к несчастью, старший судебный исполнитель Тимоти Лассен не имел ни законного, ни морального права убивать его. Пожелает ли судья Уимен или любой другой федеральный судья призвать его, Лассена, к ответу за то, что он выпустит парочку НуРСов по самолету Казье? Едва ли, подумал Лассен...

– “Охотник”, цель набирает скорость! Какие будут указания? Следует ли открывать огонь? Прием.

...но как же совесть, верность присяге, ответственность перед законом, который я не могу нарушить?

– Отставить, “Оса”, -произнес он в микрофон. – Повторяю, отставить. Не выпускайте преследуемый самолет из виду. Висите у него на хвосте, сколько сможете, и докладывайте о его маневрах. Все, конец связи.

Вырулив к началу взлетной полосы один-три-правая и развернув самолет, Казье уперся ногами в педали тормоза. Аист сосредоточился на индикаторах работы двигателя, а Казье отжал ручку газа. Когда роторы турбин набрали обороты, транспортник задрожал всем корпусом. Они слышали громкие хлопки, доносившиеся из-под крыльев, а Крулл краем глаза видел тонкие языки пламени, изредка вырывавшиеся из левого сопла и озарявшие черный гудрон под фюзеляжем.

– Самолет на взлетной полосе один-три-правая! Немедленно заглушите двигатели!

Аист что-то гаркнул и ткнул пальцем в один из приборов, но Казье только покачал головой. Крулл видел, что несколько стрелок на циферблатах уже перешли за красную черту. Казье не обращал на них никакого внимания. Казалось, это будет продолжаться целую вечность, но наконец индикатор мощности показал девяносто процентов, и Казье отпустил тормоза. Взглянув на приборный щиток, Аист выругался. Двигатели все еще не набрали нужное число оборотов.

– Эй, командир, – сказал Крулл, – кажется, у нас сложности.

– Шестьдесят узлов... Давай! – закричал Казье, и Крулл нажал кнопку секундомера. – Не зевай, веди отсчет времени.

– Пять секунд! – крикнул Крулл. Указатель скорости воздушного потока почти не подавал признаков жизни.

– Семь секунд!.. – Только сейчас стрелка перевалила за девяносто узлов. – Готов... готов... есть!

Казье не прореагировал, он продолжал сжимать руками штурвал и упираться ногами в рулевые педали, стараясь удержать самолет на средней линии взлетной полосы.

– Командир, двенадцать секунд прошли! А мы набрали только сто десять узлов. Ты собираешься отменить взлет?

– Ни в коем случае, – сдавленным голосом произнес Казье.

Едва передние ограничительные огни скрылись под крыльями, он всем телом навалился на штурвал. Нос транспортника стал неуверенно подниматься. Глаза Аиста расширились от ужаса, уже были видны белые шевроны на границе летного поля, когда самолет оторвался от земли. Но в следующий миг Круллу показалось, что Казье решился на самоубийство, поскольку он отжал от себя штурвальную колонку, и нос транспортника опустился.

– Какого дьявола?! Что ты делаешь?

– Заткнись! Тебя не спросил! – гаркнул Казье. – Мы просто подпрыгнули на кочке, скорость отрыва еще не набрана!

Он не отрывал взгляда от счетчиков скорости воздушного потока и вертикального ускорения. Первый все еще колебался вокруг отметки “110” – для взлета им по-прежнему не хватало десяти узлов. Круллу оставалось лишь смотреть на стремительно надвигавшиеся черные кроны деревьев, росших за оградой аэропорта. Оранжевый флюгер, подсвеченный прожектором, находился почти на уровне глаз. Они все еще летели слишком низко.

– Поднимай закрылки! – заорал Крулл. – Мы врежемся в ограду!

Казье промолчал, и через несколько секунд индикатор скорости воздушного потока коснулся отметки “120”, а указатель вертикального ускорения медленно пополз вверх. Как только это произошло, Казье плавно потянул штурвал на себя. Все, кто был в кабине, сквозь рев моторов услышали приглушенный шорох деревьев, пригнутых ветром от двух турбин, и тотчас почувствовали, как их тела стали наливаться тяжестью. Внизу промелькнули крыши домов, теснившихся в долине между двумя пологими холмами.

– Господи!.. Дружище, мне казалось, что мы уже покойники, – выдохнул Крулл. – Либо ты сумасшедший, либо у тебя стальные нервы. Какого дьявола ты засорял мне мозги всей этой чушью о тесте на ускорение, если все равно не отказался от взлета?

– Мистер Крулл, на свете есть вещи похуже, чем гибель в авиационной катастрофе, – проговорил Казье, осторожно поднимая закрылки и продолжая следить за индикатором скорости воздушного потока. – Например, попасть в лапы военных или полиции. Я никогда не сдамся им. Прежде чем они меня схватят, им придется победить меня, а уж я постараюсь не отправиться на тот свет в одиночку. Если же они все-таки возьмут меня в плен, то я сделаю все возможное, чтобы бежать, потому что для меня нет ничего хуже тюрьмы. Однажды я уже был в тюрьме и не собираюсь туда возвращаться.

– Ну, в таком случае ты чертовски везучий сукин сын, – с довольной улыбкой произнес Крулл. – Эти ублюдки нас уже не догонят.

Аист с изумленным видом посмотрел на Крулла, а затем захохотал, да так громко, что заглушил рев двух авиационных турбин.

– Над чем смеется этот осел?

– Он смеется, потому что мы еще не спаслись, мистер Крулл, – сказал Казье. – Если я и впрямь нужен властям, то они не преминут использовать против меня ту карту, которая еще осталась у них в запасе.

ОПЕРАТИВНЫЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ ПОГРАНИЧНОЙ БАЗЫ ВВС ЮГО-ВОСТОЧНОГО ОБОРОНИТЕЛЬНОГО СЕКТОРА, РИВЕРСАЙД, КАЛИФОРНИЯ

В ночной смене только что закончились изнурительные трехчасовые учения, в ходе которых самолеты противника – десять штурмовиков Су-25 – пытались прорвать оборонительный экран США со стороны Мексики, чтобы нанести бомбовый удар по базе береговой охраны в Сан-Диего и таможне пограничной заставы в Риверсайде и облегчить торговцам наркотиками проникновение на американскую территорию. Мысль о такой возможности родилась после ряда нападений кубинских террористов, действительно имевших место несколько лет назад, когда поднаторевшие в политике наркокартели использовали тяжелые вооружения для защиты своих торговых путей от американских береговых охранников. Результатом тех событий стала дюжина новых сценариев построения воздушных преград, введенных в компьютерную систему юго-восточного оборонительного округа.

Подполковник Джон Беррел, исполнявший обязанности старшего офицера, занес в журнал последнее замечание о проведенных учениях. В целом он остался доволен своей вахтой. Его подчиненные были молоды и необстреляны, но работали слаженно. Разве что чересчур самонадеянные операторы из группы контроля за оружием допустили некоторую несогласованность действий, посчитав, что они достаточно хорошо знакомы с уставом, и ни разу не заглянув в него. Эти несколько оклеенных пластиком страничек в красном переплете, лежавших на каждом пульте, воплощали многолетний опыт несения боевого дежурства и застраховывали оператора от неприятностей во время проверок боеготовности личного состава.

Его команда справилась с наиболее важной частью работы: обнаружением, выслеживанием и опознанием противника.

Беррел нажал кнопку селектора.

– Внимание, объявляю отбой тревоги. Все станции справились с поставленной задачей. (Едва ли сейчас стоило разбирать допущенные промахи – впереди была долгая ночь, и он не хотел перегружать головы своих подчиненных.) Проверьте правильность оформления тренировочных тестов и переключайте программы в рабочий режим. Повторяю, переключайте программы в рабочий режим.

Несколько лет назад на европейских базах американских ВВС обыгрывали на компьютерах ситуацию, в которой два десятка советских бомбардировщиков вторгались в воздушное пространство Западной Германии. Учения прошли успешно, однако после их окончания оператор забыл отключить тренировочную программу. И вот когда полчаса спустя на радарах появилась “вторая волна” воображаемых русских “бэкфайров”, запаниковавшее командование выслало им навстречу несколько дюжин вполне реальных и очень дорогих в эксплуатации американских, западногерманских, бельгийских, норвежских и датских истребителей. Разумеется, битва “фантомов” с фантомами обернулась для НАТО ощутимой потерей престижа и денег.

Вот были золотые деньки, подумал Беррел. Вплоть до политических коллизий девяносто первого и девяносто второго годов оборона считалась важнейшей областью национальных интересов. Радары постоянно прощупывали горизонт; новобранцы вглядывались в зеленые циклограммы на мониторах, стараясь отличить дружественные объекты от вражеских; опытные пилоты сутками напролет просиживали в самолетах, готовые по первой команде стартовать с аэродрома и уничтожить противника. До крушения советского блока опасность войны была и в самом деле велика. Русские “бэкфайры”, фиксируемые американскими радарами на расстоянии в пятьсот миль от побережья, могли в любую минуту выпустить десяток крылатых ракет АС-12 с ядерными боеголовками, каждая из которых была способна смести с лица земли такой город, как Вашингтон со всеми его пригородами.

В тысяча девятьсот девяносто четвертом году Советского Союза уже не существовало; опасность вторжения краснозвездных армад осталась в прошлом. Русские продолжали бороздить небо на своих тяжелых бомбардировщиках, но теперь, слава богу, это были предпродажные перелеты, в результате которых благополучные западные страны получали добротные мишени для учебных бомбометаний в Неваде. В то же время силы военно-воздушной обороны США оказались урезанными до восемнадцати мест базирования на всем протяжении Соединенных Штатов, Аляски, Гавайев и Пуэрто-Рико. Причем только две базы несли боевое дежурство, то есть всего лишь тридцать шесть самолетов защищали сорок миллионов кубических миль воздушного пространства. Правда, многие страны, включая Россию, Китай, Иран и Северную Корею, все еще держали свои бомбардировщики и крылатые ракеты нацеленными на США, но не представляли для них реальной угрозы. Вот почему ВВС утратили свое былое оборонительное значение.

Америке все еще приходилось проводить учения на распознавание и перехват целей, но сейчас в роли нарушителей выступали террористы, бандиты, торговцы наркотиками и просто воздушные хулиганы. Чтобы доказать всему миру, что Америка не перестала заботиться о национальной обороне, нужно было демонстрировать постоянную готовность к патрулированию и охране границ. Остатки воздушных соединений базировались на юге и юго-востоке, чтобы истребители могли достичь любой точки Мексики и карибского региона, где пролегали основные пути перевозки контрабандных грузов и нелегальных передвижений.

Беррел уже заканчивал просмотр журнала проведенных учений, когда к его столу подошла представитель совместного командования сектором капитан ВМС Франчина Тельман. Подчиняясь штабу североамериканских ВВС, входившему в состав объединенного штаба национальной обороны, отдельные оборонительные сектора включали в себя все рода войск США и Канады. Тельман, кадровый офицер, двадцать лет следившая за линиями воздушных сообщений, была представителем военно-морских сил в юго-восточном оборонительном округе. Пятидесятидвухлетний ветеран ВМС, она не могла без веской причины появиться на командном пункте, где только что закончились сложные и ответственные учения. Дважды разведенной, ей до сих пор не везло в личной жизни, и соблюдение воинского этикета значило для нее так же много, как обеспечение образцовой работы сектора.

– Добрый вечер, Джон, – сев рядом с Беррелом, сказала она. – Как дела у “Рыбы-молот”-семь?

– Неплохо, Франчина. Придется проэкзаменовать Джорджа на знание устава – он не справился с несколькими тестами на координацию. А в остальном...

На столе Беррела зазвонил телефон, вспыхнула кнопка прямой связи командного пункта с оклендским центром контроля воздушных сообщений. Маршруты авиаперевозок, за которыми следил ЦКВС Окленда, считались самыми напряженными в мире и покрывали пространство от северной и центральной Калифорнии до Невады.

– Командный пункт ВВС юго-западного оборонительного округа, подполковник Беррел.

– Джон, это Майк Лихи, – произнес представитель оклендского центра. – Мне только что позвонил специальный агент Фортуна из АТО. Они преследуют одного контрабандиста, который недавно вылетел на самолете из аэропорта Чико, и сейчас им нужна помощь. Он держит курс к юго-западной границе, на запросы не отвечает. Его опознавательный код – семь-дедьта-четыре-ноль-четыре.

– Понял, Майк, – ответил Беррел. – Подождите, не кладите трубку.

Он повернулся к своему заместителю, начальнику технического персонала сержанту Томасу Бидуэллу. Подобные звонки не были редкостью, но обычно они исходили от федеральной службы безопасности, а не напрямую от представителя центра.

– Том, оклендский центр беспокоится из-за одного несанкционированного взлета с аэродрома Чико, опознавательный номер семь-дельта-четьгре-ноль-четыре. Засеките его, но никаких решений пока не принимайте, нам он не нужен. Это запрос из АТО.

– Слушаюсь, сэр, – отчеканил Бидуэлл. Он открыл журнал на нужной странице, вписал в соответствующую графу время запроса и передал сведения во все секции наблюдения и опознания. Поскольку цель с самого начала находилась в воздушном пространстве округа, а оперативный командный пункт обычно вел наблюдение за объектами, вторгавшимися извне, личному составу предстояло выделить новый самолет из сотен других, отраженных на множестве экранов радарного слежения. Повернувшись к телефону, Беррел произнес:

– Майк, ваш беглец никуда от меня не денется. Вы хотите, чтобы мыпосадили его или просто вели наблюдение?

– Ведите наблюдение, – сказал Лихи. – Я не знаю, что нужно департаменту государственных сборов. Хотя, полагаю, вы можете заранее поднять своих асов с постелей и предложить им прогуляться к самолетной стоянке.

– Майк, это какие-то учения?

– Боюсь, нет, подполковник, – ответил Лихи. – Пилот этого самолета – один из боссов мафии, занимающейся торговлей оружием. Мне сказали, что несколько минут назад в Чико он убил двенадцать агентов АТО. И у него на борту с десяток тонн взрывчатки.

Привстав с кресла, Беррел показал Франчине Тельман на второй телефон, пригласив ее послушать разговор, а левой рукой нажал кнопку звонка на столе. Дело принимало серьезный оборот. Техники, отдыхавшие после учений, поспешили к своим пультам.

– Какой тип самолета, Майк? – спросил Беррел.

– Чехословацкий L – 600, – пошелестев какими-то бумагами, ответил Лихи. – Двухмоторный турбовинтовой транспортник среднего класса. Полетный вес – тридцать тысяч фунтов, грузоподъемность с топливом – шесть тысяч.

– Какой у него тип взрывчатки?

– Лучше спросите, какого типа у него нет, – хмыкнул Лихи. – Боеприпасы, ракеты, пиротехнические средства. Вероятно, пару лет назад подозреваемый имел выход на арсеналы национальной гвардии. Вы когда-нибудь слышали об Анри Казье?

– Вот дьявол! – непроизвольно выругался Беррел. Лихи с таким же успехом мог бы спросить его о Карлосе Ильиче. Или об ИРА. Или об Абу Нидале.

– Вас понял, – сказал Беррел. – Не кладите трубку. Твою мать,подумал он, вот чего я не люблю.Ночной перехват над густонаселенной местностью, когда цель – самолет с отъявленными головорезами на борту. Беррел не хотел, чтобы его пилоты сбивали кого-то в мирном небе, но против Казье нужно было применять оружие.

Беррел повернулся к начальнику технического персонала, но Бидуэлл, слышавший разговор с оклендским центром, опередил его.

– Сэр, я предлагаю объявить боевую тревогу на аэродроме Фресно, – сказал он. – Держу пари, этот парень намылился в Мексику. Конечно, транспортник L-600 рассчитан на дальние перелеты, он может рвануть и в Канаду. Но я бы поставил на Мексику.

Сержант Бидуэлл редко ошибался, более того, Беррел не мог припомнить случая, когда бы его предсказания не сбылись. Бидуэлл предпочитал экономить силы и перехватывать цель с помощью самолетов, базировавшихся на минимальном удалении от ее трассы. Однако у Беррелла было чувство, что департамент государственных сборов и АТО сейчас не думают об экономии материальных ресурсов. Они хотели, чтобы каждый пилот ВВС был готов броситься вдогонку за ублюдком, который отправил на тот свет их агентов. Казье славился не только своими безумными выходками, но и находчивостью, и Беррел не хотел, чтобы юго-восточный сектор упустил шанс поймать его.

– Все равно, пусть также объявят боевую готовность в Кингсли и на границе, – сказал Беррел. – Сдается мне, сборщики налогов и АТО не захотят выпустить этого парня за пределы нашего радарного слежения. Неплохо бы и в северо-западном округе начать прогревать двигатели на тот случай, если им тоже придется участвовать в этом марафоне.

Снова зазвонил телефон прямой связи с оклендским центром.

– Старший офицер Беррел.

– У нас только что был разговор с департаментом государственных сборов, – сказал Лихи. – Они хотят, чтобы вы вышли на цель, вели скрытое наблюдение за ней и ждали дальнейших указаний. Похоже, в департаменте склонны перехватить ее и повести на вынужденную посадку. Сейчас их останавливает только то, что самолет находится над густонаселенной местностью. Как только он окажется близ какого-нибудь небольшого аэродрома или над морем, последует приказ применить силу.

– Майк, с вами говорит капитан Тельман, представитель командования округа. Пожалуйста, повторите, что вы сказали.

Лихи повторил свои слова.

– Майк, нужно попробовать отговорить департамент от таких действий, – сказала Тельман. – Вы же знаете, у нас нет отработанной методики, с помощью которой мы могли бы заставить этот самолет совершить вынужденную посадку.

– Вы не можете произвести пару выстрелов по его курсу и немного потеснить его в нужную сторону?

– Майк, вы слишком часто смотрите телевизор. У нас не разработано процедур для таких действий, и я не хочу, чтобы нечто подобное происходило над перенаселенной территорией с самолетом, начиненным взрывчаткой, за штурвалом которого такой террорист, как Казье. Слишком велика опасность катастрофы, это куда рискованнее, чем просто вести скрытое наблюдение за ним. Но даже если командование ВВС одобрит такие действия, явсе равно не думаю, что они к чему-нибудь приведут. Если цель не подчинится нашим сигналам и не изменит курс, мы будем вынуждены либо продолжать следовать за ней, либо открыть огонь на поражение. Далее. Наши методики не позволяют нам приближаться к объекту на длину луча прожектора вооруженного летательного аппарата, и мне бы не хотелось применять силу против самолета, до отказа нагруженного взрывчатыми веществами и пилотируемого таким психопатом, как Казье.

– Все ясно, капитан, – сказал Лихи. – Я всего лишь передал запрос агента АТО. Разумеется, он не знает ваших методик, а потому полагает, что вы выполните любую его просьбу, хотя бы потому, что он потерял людей. Хорошо, нам нужно будет посоветоваться с судебными инстанциями. Сами-то вы что рекомендуете предпринять?

– Я бы с радостью сбил этого подонка, – сказал Беррел, – но ведь вы желаете, чтобы мы вели скрытое преследование и узнали, куда он направляется, не так ли? Кстати, может быть, в АТО уже выяснили его маршрут?

– Не думаю, – ответил Лихи. – В аэропорту в качестве места назначения отмечена Аризона, но, насколько мне известно, там его никто не ждет.

– Если он попытается пересечь границу, мы сможем обсудить какие-нибудь героические деяния. Насколько я понимаю, нам всем хотелось бы избавить мир от этого ублюдка, – Беррел вздохнул. – Но если он останется над американской территорией, я буду рекомендовать скрытое преследование. Наши истребители без труда смогут догнать его, а при нашей бортовой электронике он даже не будет знать, что у него на хвосте висит F-16 “фолкен”. Пусть агенты АТО летят за нами на самолетах или вертолетах. Когда он совершит посадку, они повяжут его.

– Не вешайте трубку, подполковник, я посоветуюсь с департаментом государственных сборов, – сказал Лихи.

И через некоторое время произнес:

– АТО не видит ничего плохого в том, что по нему будет выпущена парочка ракет, но департамент настаивает на скрытом преследовании. Они пришлют запрос по официальным каналам, а мне ведено заранее заручиться вашим согласием.

– Можете рассчитывать на нас, Майк, мы сделаем все, что в наших силах. Подождите одну минуту.

Он повернулся к Тельман, которая слушала их разговор по параллельному телефону.

– Ну, что думаете, Франчина?

– В общем, я не против скрытого преследования, – ответила она. – Какой у него курс?

Беррел еще раз взглянул на экран радара.

– Прежний, на юго-восток. Скоро выйдет из зоны аэронавигации класса Б.

“Зоной аэронавигации класса Б”, известной также как “область предельного контроля”, называлась сеть авиалиний над аэропортом Сан-Франциско, по напряженности занимавшая пятое место в Соединенных Штатах. Цель, приближавшаяся к ее центру, была технически досягаема, но международный аэропорт Сан-Франциско принимал и отправлял в путь по одному самолету каждые шестьдесят секунд и любые действия перехватчиков повлекли бы за собой неразбериху во всем графике воздушных перевозок.

– Я согласна с сержантом Бидуэллом, но полагаю, что мы должны как можно скорее выйти на цель. Если она возьмет курс в сторону гор, мы упустим ее, – сказала Тельман. – Нужно поднять в воздух пару истребителей из Фресно, объявить полную боевую готовность в Кингсли и предупредить пограничников. Необходимо также задействовать самолеты с системой слежения АВАКС – на случай, если Казье все-таки попробует укрыться за горной цепью.

Самолеты ВВС с бортовой системой радарного слежения АВАКС Е-3 базировались в предгорьях неподалеку от городка Тинкер. Если бы чехословацкий транспортник пересек хребты Сьерра-Невада, прежде чем его обнаружили истребители, наземные радары потеряли бы цель из виду. Тогда за ней пришлось бы следить с воздуха, передавая информацию на командный пункт сектора.

– И, конечно, обо всем нужно доложить командованию, – добавила Тельман.

– Хорошо, – сказал Беррел.

Он открыл журнал, взял со стола карандаш, затем повернулся к сержанту Бидуэллу.

– Том, зарегистрируй эту цель как “специальная-девять”. И распорядись о скрытом сопровождении.

– Слушаюсь, сэр.

Бидуэлл открыл свой собственный журнал, заполнил несколько первых граф и включил селектор.

– Внимание, всему техническому персоналу. Цель с параметрами семь-делъта-четыре-ноль-четыре обозначена индексом “специальная-девять”. Повторяю, “специальная-девять”, скрытое наблюдение. Перехват с аэродрома Фресно. Операторы, доложите на свои станции Повторяю, доложите на свои станции.

– Командный пункт, на связи старший офицер отдела вооружений. Веду цель с параметрами семь-дельта-четыре-ноль-четыре. Прошу подтвердить параметры.

Отдел вооружений осуществлял общий контроль за всеми действиями перехватчиков, начиная со взлета и кончая посадкой.

– Подтверждаю, цель с параметрами семь-дельта-четыре-ноль-четыре. Отдел вооружений, отдаю приказ о перехвате.

– Есть, приказ о перехвате принят, – ответил старший офицер отдела вооружений.

Он сделал пометку в журнале боевых вылетов и повернулся к технику, сидевшему рядом с ним.

– Полная боевая готовность на базе Фресно, получите подтверждение. Поставьте в известность первую группу контроля за вооружениями.

– Есть, сэр.

Техник сверился с четырьмя индикаторами на пульте, чтобы убедиться в том, что требуемая группа свободна и может приступить к работе. Группе контроля за вооружениями (ГКВ), состоявшей из начальника и трех техников, предстояло в течение всей операции держать связь с пилотами перехватчиков. ГКВ-один была самой опытной среди молодого персонала этой смены. Убедившись в ее готовности исполнять задание, техник отдела вооружений включил селектор.

– ГКВ-один, параметры вашей цели – семь-дельта-четыре-ноль-четыре. Ее индекс “специальная-девять”. Осуществляйте скрытый перехват и преследование. Повторяю, “специалъная-девять”, скрытый перехват и преследование. Вылет по боевой тревоге из Фресно.

– ГКВ-один, приказ понял, – ответил начальник группы. – Внимание всем станциям. Говорит ГКВ-один. Приступаем к перехвату цели с параметрами семь-дельта-четыре-ноль-четыре. Фресно, поднять в воздух звено истребителей.

Техник группы вооружений открыл журнал на соответствующей странице, откашлялся, затем провел рукой вдоль ряда выключателей, защищенных прозрачными пластиковыми колпачками, и остановил руку возле помеченного надписью “ФРЕСНО”.

– Сэр, Фресно на связи. Объявляю вылет по боевой тревоге.

Проследив за его рукой, начальник группы убедился в том, что техник не ошибся кнопкой, затем кивнул, и техник-связист нажал ее. Мысленно он сказал: “Простите, ребята, что приходится поднимать вас с постели таким способом”. По своему опыту он знал, что их пробуждение будет не из приятных.

ГРУППА СРОЧНОГО ПЕРЕХВАТА, 94-Я ИСТРЕБИТЕЛЬНАЯ ЭСКАДРИЛЬЯ (КАЛИФОРНИЙСКИЙ ОТРЯД ВВС НАЦИОНАЛЬНОЙ ГВАРДИИ), ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ ЧАСТЬ ФРЕСНО, КАЛИФОРНИЯ

Военные моряки называли это состояние “прибрежной лихорадкой”, имея в виду возбуждение последней ночной вахты в море перед заходом в порт. Во времена стратегического военно-воздушного командования, когда тревожные группы в большинстве своем сменялись по четвергам, его именовали передовым сухостоем”, подразумевая вполне естественное желание вернуться домой и повидать жену или подружку после семи суток непрерывной вахты. Но, как бы оно ни называлось, чувство было все тем же – вам так хотелось поскорей сдать вахту и поспешить к домашнему очагу, что вы допоздна оставались на ногах, пожирали все, что попадалось вам на глаза, смотрели вес фильмы, какие оказывались под рукой, весь вечер играли в покер и, в общем, изматывали себя всеми доступными средствами.

Майор Линда Маккензи, один из двух пилотов F-16А, дежуривших в эту ночь в военно-воздушной части Фресно, оторвалась от покера лишь в половине одиннадцатого вечера. “Прибрежная лихорадка” во Фресно никогда не бывала слишком болезненной: вахта здесь продолжалась всего трое суток и тревожной группе разрешалось видеться с родственниками. Тем не менее, человеческая натура сказывалась во всем, отчасти проявляясь в бесконечных карточных играх, в которых принимали участие все экипажи тревожной группы. Проведя за столом больше пяти часов, Маккензи наконец достигла того состояния, когда потребность в отдыхе взяла верх над предвкушением встречи с семьей.

– Все, с меня хватит, – сказала она после очередной партии.

Командиры экипажей и солдаты караульной службы, сидевшие за столом, дружно застонали. Ответив им усталой, немного досадливой улыбкой, она сгребла в ладонь пригоршню монет и долларовых купюр, лежавших перед ней.

– Ну, Линда, еще один кон, – взмолился ведущий ее звена, подполковник Эл Винсенти, по прозвищу “Говорун”. Но даже он не смог сдержать зевка. Ветеран ВВС, Винсенти летал в сто девяносто четвертой эскадрилье “Черные грифоны” с тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Сейчас в его активе числилось больше семи тысяч часов полетного времени – и это только на тактических истребителях.

– Ребята, через тринадцать часов мне вести трехместный самолет в Сиэтл. Вам тоже не мешало бы выспаться.

Как и многие пилоты воздушной национальной гвардии, Маккензи работала на авиалиниях, точнее, в “Америкэн эрлайнз”, расположенной за Сан-Франциско. Учитывая занятость военных летчиков, гражданские компании предоставляли им достаточно времени для тренировочных полетов.

– И это говорит женщина, которая на прошлой неделе грозилась нас всех кастрировать, если мы не продолжим игру? – усмехнулся один из командиров группы. – Когда выигрываешь, это уже совсем другое дело, да, Линда?

– Угу. Ладно, шуты, расстаемся до утра.

Линда поменяла монеты на купюры, положила выигрыш в левый нагрудный карман и направилась в свою комнату.

Там она разделась, побросав обмундирование как попало, а не сложив его, чтобы при необходимости можно было быстро одеться. Последний учебный вылет по тревоге предстоял рано утром, значит, слишком мала вероятность побудки среди ночи, поэтому Линда решила рискнуть и принять душ. Во время водных процедур на дежурстве не до рассусоливаний – включить кран, наскоро ополоснуться, вытереться, – но она уже расслабилась и знала, что ей никто не помешает. Все омовение заняло не больше пяти минут. График был соблюден.

Линда услышала голоса в коридоре, затем скрип соседней двери. Она завернулась в полотенце и выглянула из комнаты как раз в тот момент, когда Эл Винсенти закрывал свою дверь.

– Эл? А ну-ка, подойди сюда.

Он шагнул к ней. В следующее мгновение она схватила его за лацкан летного комбинезона и потащила в свою комнату.

– Линда, какого черта...

Не дав ему договорить, она обняла его и поцеловала. Сначала он сопротивлялся, затем сдался. Это еще больше возбудило ее, она прижалась к нему всем телом, а через некоторое время начала ощупью расстегивать молнию на его комбинезоне.

– Линда, уже поздно.

– Эл, нас никто не услышит. Игра будет продолжаться еще не меньше часа, к тому же командиры группы любят спать перед телевизором.

– Линда, я не собираюсь оставаться с тобой, – сказал он.

Спереди комбинезон был уже расстегнут, и она приступила к боковым молниям. Он не помогал ей, но и не мешал.

– Линда...

– Тебе не придется ничего делать, – прошептала Маккензи. – В этом полете я буду играть ведущую роль.

Отступив назад, она сбросила с себя полотенце, взяла его руки и положила на свою грудь.

– Линда, это не самая лучшая мысль.

– Не буду спорить. – Маккензи улыбнулась. – Вот только скажу, что в одних твоих пальцах больше соблазнительности, чем у иных парней, годящихся тебе в сыновья, во всем теле.

– Включая твоего мужа Карла?

– Его-то я и имею в виду. – Маккензи засмеялась, проводя ладонями под его комбинезоном.

– Думаешь, если я сглупил прошлым летом, переспав с тобой в центре переподготовки “Орел”, то считаю это правильным поступком? Линда, больше ты не заманишь меня в свою постель.

Внезапно взревела система внутреннего оповещения:

– Дежурная группа, вылет по тревоге. Дежурная группа, вылет по тревоге. Всем экипажам занять места согласно боевому расписанию.

Ночную тишину взорвал оглушительный вой сирены. Через секунду Винсенти, застегнув все молнии, выскочил за дверь, а Маккензи, проклиная все на свете, спешно натягивала на себя сорочку и летный комбинезон.

По пути к самолету перед его мысленным взором еще некоторое время стояла Линда, разгоряченная, с мокрыми волосами и упругой грудью, но затем в голове замелькали параграфы боевого устава, процедуры вылетов по тревоге. На бегу Винсенти увидел своего механика, как раз появившегося из-за угла. Прибавив ходу; он первым достиг ангара.

На стене, справа от узкой входной двери, были две большие рукоятки.

– Внимание, открываю ворота! – крикнул Винсенти, рванув на себя оба рычага.

Два огромных противовеса, лишившись опоры, стали опускаться, а вместе с ними начали поворачиваться передние и задние створы ангара. Парашют висел на стойке возле рукояток. Винсенти быстро надел его, затянул грудные и ножные лямки – не туго, чтобы не мешали подниматься по трапу в кабину F-16. Теперь перчатки. Вжикнули молнии, щелкнули кнопки на раструбах, и он со всех ног бросился к своему истребителю.

В два прыжка преодолев шесть ступенек, Винсенти плюхнулся в кресло пилота. Все, теперь он занял свое место и был готов к бою.

Он застегнул шлем и включил стартер. Затем выжал педаль газа. Когда двигатели набрали пятнадцать процентов рабочей мощности, перевел их на холостой ход.

Через шестьдесят секунд механик помог ему закрепить пристяжные ремни, проверил замки парашюта и подсоединил шланг высотной маски к кислородному баллону. Гироскопическая система передала информацию на бортовые навигационные приборы. Автоматически подключилась система жизнеобеспечения. Крутанув рычаг управления, Винсенти проверил, хорошо ли работают контролирующие приборы. Его механик уже стоял за воротами ангара и был готов дать команду на взлет. Мимо пробежала майор Линда Маккензи, босиком, в белых носках и с ботинками в руке. На ходу застегнув последнюю молнию своего комбинезона, она показала Элу кулак с вытянутым вверх средним пальцем.

– Лучше покажи мне свои сиськи – сейчас, когда я захлопнул фонарь кабины, – хмыкнул Винсенти.

Пока Линда включала и разгоняла двигатели, он опробовал бортовую радиостанцию. В обоих ультракоротковолновых и одном коротковолновом диапазоне стояли экстренные частоты эскадрильи, но там никто не отвечал. Молчание в эфире означало, что перехватчикам предстояло скрытое преследование, им нужно было приблизиться к цели, не обнаружив себя.

Винсенти извлек из-под катапульты матерчатый футляр и проверил его содержимое. Это был набор окуляров ночного видения АМ/ОНВ-11, которые вставлялись в его летный шлем и позволяли ориентироваться в темноте, как днем. Для этого было достаточно нескольких огней на земле, света луны или даже звезды.

Он увидел, как механик Линды встал за воротами ангара и махнул рукой, а секундой позже мигнули бортовые огни се истребителя, поэтому он включил микрофон и произнес:

– “Фокстрот Ромео” на старте, проверка.

– Второй на старте, – дрожащим от напряжения голосом отозвалась Линда.

“Фокстрот Ромео” был позывным их звена на время этого трехдневного дежурства: в североамериканских ВВС перехватчики пользовались позывными, которые начинались на две определенные буквы и цифру, менявшиеся только по приказу командования.

– Земля, я “Фокстрот Ромео”, готов к вылету по тревоге.

– “Фокстрот Ромео”, я Фресно, земля, выруливайте на полосу три-два. Ветер слабый, высотомер три-ноль-ноль-шесть.

Красный сигнал над воротами сменился зеленым. Винсенти перевел бортовое оборудование из контрольного режима в навигационный, снял предохранитель с катапультирующего кресла, включил рулежные огни, снял колеса с тормозов и, получив окончательное разрешение на старт, вывел самолет из ангара, на прощание махнув рукой технику. По пути к концу взлетной полосы он радировал:

– “Фокстрот Ромео”. Маневр номер два, исполняйте.

– Два<При переговорах между ведущим и ведомым “Два” в американских ВВС означает приблизительно то же, что в наших – “Есть”>.

Он включил частоту диспетчерской вышки.

– “Фокстрот Ромео”, проверка.

– Два.

– Диспетчерская, борт “Фокстрот Ромео”, вылет по боевой тревоге.

– “Фокстрот Ромео”, я диспетчерская Фресно. Ветер слабый, полоса три-два свободна для взлета. Передаю службе заходов на посадку.

– Борт “Фокстрот Ромео”, разрешение на взлет получил. “Фокстрот Ромео”, маневр номер три, исполняйте.

– Два.

Винсенти включил следующий канал, проверил связь с Маккензи, затем передал:

– Служба заходов на посадку Фресно, я звено “Фокстрот Ромео”. Вылет по боевой тревоге.

– “Фокстрот Ромео”, я служба заходов на посадку. Даю взлет, потолок неограничен. Передаю оклендскому центру, эшелон десять тысяч.

– Борт “Фокстрот Ромео”, вас понял.

Не глядя на Маккензи, он быстро вырулил на взлетную полосу, еще раз для проверки крутанул рычаг управления, перевел дроссель в боевое положение, переключил дожигатель топлива на рабочий режим и выжал до отказа педаль газа. Самолет начал набирать скорость. На семидесяти узлах переднее колесо оторвалось от земли, на девяноста нос истребителя поднялся до взлетного угла атаки, на ста двадцати F-16 “сокол” взмыл в небо. Чтобы не потерять ускорение, Винсенти тотчас выровнял самолет и убрал шасси. Когда скорость достигла двухсот пятидесяти узлов, он стал набирать высоту. На двух тысячах футов он уменьшил нагрузку на дожигатель топлива и передал по рации:

– “Фокстрот Ромео”, маневр номер четыре, исполняйте.

– Два.

Он переключил частоту радиостанции. Истребитель уже летел на высоте десять тысяч футов.

– “Фокстрот Ромео”, проверка.

– Два.

– Оклендский центр, звено “Фокстрот Ромео”, вылет по боевой тревоге.

– “Фокстрот Ромео”, радарный контакт – семь миль, северо-восток от воздушного терминала Фресно, высота десять тысяч футов. Выстраивайтесь в паре с ведомым. Перехожу на тактическую контрольную частоту.

– “Фокстрот Ромео”, подстраивайтесь ко мне. Маневр номер пять, исполняйте.

– Два.

Настроившись на частоту базы ВВС быстрого реагирования “Сьерра-Петэ”, Винсенти вышел на связь с Маккензи, затем передал:

– “Сьерра-Петэ”, с вами звено “Фокстрот Ромео”, высота шестьдесят тысяч футов.

– “Фокстрот Ромео”, есть радарный контакт, прошу взлетные данные. Ложитесь на курс три-ноль-ноль, держите ориентировочную высоту два-четыре, два-пять.

– Вас понял, курс три-ноль-ноль, высота два-четыре, два-пять. “Фокстрот Ромео”, приступаю к маневрированию.

Винсенти снизился до двадцати тысяч четырехсот футов (обычно он выполнял полеты на тридцати тысячах и выше). Затем передал на землю сведения о работе двигателей, наличии кислорода, расходе топлива, давлении в кабине и боезапасе к двадцатимиллиметровой пушке – все то, что называлось “взлетными данными”. Навесные баки были уже пусты, горючее поступало из баков в крыльях, его оставалось на два часа полета.

– Два вышел в зеленый коридор, два и девять, – передав свои взлетные данные, сообщила Маккензи.

– Вас понял, я ведущий, снижаюсь до девятнадцати.

– Хорошо, звено “Фокстрот Ромео”, вы в зеленом коридоре, взлетные данные приняты, – ответил техник группы контроля за вооружениями базы ВВС “Сьерра-Петэ”. – Ваша цель в тридцати градусах от вас, слева по курсу, расстояние сто пятьдесять миль, высота шесть тысяч футов. Это чехословацкий транспортный самолет L-600, индекс “специальная-девять”. Следуйте вектором перехвата.

– “Фокстрот Ромео”, вас понял, – сказал Винсенти. Он остался доволен услышанным: индекс “специальная-девять” подразумевал скрытое сопровождение, поэтому с наземного пункта слежения задали вектор, позволявший приблизиться к цели не более чем на милю. Потом Винсенти должен был пользоваться прибором ночного видения. Если бы ему дали бортовой номер транспортника или другую опознавательную информацию, он смог бы подобраться к цели еще ближе, – в прошлом ему доводилось в кромешной темноте подлетать к преследуемому чуть ли не на десять метров и оставаться незамеченным с его борта, – но обычно от перехватчиков требовалось сопровождать объект в ста или ста пятидесяти метрах и ждать дальнейших указаний с земли.

– “Фокстрот Ромео” ведомый, индекс цели предусматривает процедуры “специальная-девять”.

– Два.

Теперь Маккензи следовало отстать от ведущего на пять миль, чтобы они не сливались на экранах наземных радаров, а затем надеть и опробовать прибор ночного видения. Выключив наружные огни и внутреннее освещение кабины, Винсенти достал из матерчатого чехла окуляры АМ/ОНВ-11 и ощупью вставил их в пазы шлема.

Прибор был установлен правильно, но Винсенти ничего не увидел – перед глазами стояла сплошная тьма. Он щелкнул выключателем и посмотрел вверх, где должна была появиться контрольная зеленая точка. Снова ничего. Батареи стояли на месте, и их меняли после каждого дежурства. Значит, неисправность в самом устройстве. От досады он с силой щелкнул по микрофону.

– Эй, два, как у вас дела с прибором ОНВ? – Все в порядке, – ответила Маккензи. – Вижу вас как на ладони.

– А мой не работает. Придется вам руководить перехватом.

– Ладно, Говорун.

В голосе Маккензи послышалось нескрываемое ликование. Не считая тренировочных полетов, в их звене Винсенти всегда был ведущим и, разумеется, руководил всеми перехватами.

– Меняемся местами – ты вниз, я наверх, – сказала Линда. – И я беру на себя радиопереговоры.

– Слушаюсь, “Фокстрот Ромео”. Передаю вам управление полетом.

Сбросив мощность на восемьдесят процентов, Винсенти снизился до двадцати четырех тысяч футов. Затем переключил радар, приготовившись пристроиться к Линде, когда она поравняется с ним.

– “Фокстрот Ромео”, ваша цель в тридцати градусах, расстояние девяносто миль, – передавал оператор с базы “Сьерра-Петэ”. – Поворачивайте направо, курс три-три-ноль. Держитесь ориентировочной высоты двадцать.

Приказ приняла Маккензи. Желая побыстрее выйти на перехват, она увеличила мощность двигателей почти до боевой. Чтобы не отстать от нее, Элу Винсенти пришлось на всю катушку включить дожигатель топлива.

– “Фокстрот Ромео”, ваша цель держит курс на юго-западную границу, высота девять тысяч пятьсот, скорость два-два-пять. Радируйте, когда вступите в зону радарного контакта.

Это был “установочный” и, вероятно, последний ультракоротковолновый вызов. Далее пилотам F-16 AN/APG-66 предстояло ориентироваться по показаниям своих радаров. Зафиксировав и опознав цель, бортовые компьютеры должны были автоматически выдавать всю навигационную и управляющую информацию на прозрачные экраны, работающие на жидких кристаллах и встроенные в летные шлемы.

Радар Линды засек несколько воздушных объектов, находившихся на высоте от пяти до двадцати тысяч футов, но в одиннадцать часов вечера встречи с летательными аппаратами уже не могли быть слишком частыми. Двумя минутами позже на экране появился самолет, параметры которого полностью соответствовали данным, полученным из службы наведения.

– “Сьерра-Петэ”, я “Фокстрот Ромео”. Есть радарный контакт с объектом, летящим на расстоянии тридцать девять миль, высота девять и пять, курс три-ноль-три.

– “Фокстрот Ромео”, это ваша цель.

– Есть. Я “Фокстрот Ромео”, прошу разрешения на процедуры “специалъная-девять”.

– “Фокстрот Ромео”, я “Сьерра-Петэ”, разрешение дано.

– Я “Фокстрот Ромео”, вас понял.

Голос Маккензи дрожал от возбуждения. Винсенти не смог сдержать улыбку. Разумеется, Линде не в первый раз приходилось руководить перехватом, пусть даже и ночным, но сегодняшний был для нее слишком важен. Он хорошо помнил свое первое подобное задание. Тогда ему достался заподозренный в шпионском полете китайский лайнер, который “сбился с курса” и пытался вторгнуться в пространство над военно-морской базой Аламеда, что близ Окленда.

Да, тот успех был одним из многих, составивших его нелегкую карьеру. В авиацию Винсенти пришел в конце шестидесятых, после получения степени бакалавра политических наук в государственном университете Западной Вирджинии. А в колледже он занимался футболом. Тогда он считался неплохим спортсменом. Но, в отличие от своих товарищей по команде, заведомо обеспеченных приличной синекурой вроде продажи автомобилей, был вынужден тянуть лямку, и все кончилось поступлением в школу подготовки офицеров, которая в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году направила его на летные курсы. Оттуда он прямиком попал во Вьетнам, где с шестьдесят девятого по семьдесят третий сделал сто тринадцать боевых вылетов на истребителях-бомбардировщиках F-100 “суперсаблж” и F-40 “фантом”, а также занимал командирские должности в различных тактических подразделениях.

Вернувшись из Вьетнама, Винсенти обучался в колледже командного состава ВВС, затем нес службу в войсковых частях в Алабаме и Аризоне, но после второго развода был вынужден демобилизоваться из действующей армии. В семьдесят восьмом он получил место в калифорнийском отряде национальной гвардии. Не считая времени, проведенного в Германии в восемьдесят шестом и восемьдесят седьмом годах, Винсенти с тех пор совершал полеты на F-106S, F-40 и F-16 с авиационного терминала Фресно.

Воспоминания о тех полетах вернули его в действительность. Сейчас Линде Маккензи не следовало поддаваться настроению и забывать процедуры предстоящей операции. Нажав желтым пластиковым маркером несколько кнопок цифрового декодера, прикрепленного к его левой ноге, Винсенти произнес в микрофон:

– “Сьерра-Петэ”, я “Фокстрот Ромео”, удостоверьте радиоконтакт паролем.

– “Сьерра-Петэ” контакт подтверждает. Пароль “Индия”, – прозвучало в наушниках.

Ответ был правильный. Согласно инструкции, перехватчик, находящийся в непосредственной близости от преследуемого самолета, должен был идентифицировать радиосигнал, пользуясь ежедневно заменяемой карточкой с его личным магнитным кодом. Итак, Линда Маккензи все-таки допустила ошибку, руководя сегодняшней операцией, уныло подумал Винсенти. Ну что ж, для того и существуют ведомые, чтобы в любой обстановке прикрывать ведущего.

Увы, Линда была невнимательна. Она забыла выключить один тумблер.

При обычном перехвате прожектор в сто пятьдесят тысяч ватт, расположенный на левой части фюзеляжа, был предназначен для того, чтобы освещать цель, но “специальная-девять” предусматривала скрытое сопровождение, а значит, этот прожектор следовало выключить. Между тем его яркий луч, вдвое более мощный, чем посадочные огни любого лайнера, пронизывал пространство перед истребителем Линды, приближавшимся к преследуемому транспортнику, а Винсенти, летевший справа на пять миль позади нее и не имевший возможности воспользоваться прибором ночного видения, не замечал его света.

Аист первым увидел его – яркий свет далеко справа, за стабилизатором L-600, почти скрытый обтекателем двигателя. Черный горизонт сливался с небом, и этот одинокий немигающий огонь был похож на луч лазера, нацеленный прямо в них. Он тронул Казье за руку и показал в сторону иллюминатора. Чтобы разглядеть его, бельгийцу пришлось привстать со своего кресла.

– Вижу, – сказал Казье.

В темноте трудно было определить расстояние, но, судя по яркости луча, самолет летел довольно далеко и намного выше их транспортника.

Однако прожектор принадлежал не пассажирскому самолету, Казье сразу это понял. Он двигался быстро, в точности повторяя их курс, но не пересекая его. Вне всякого сомнения, их преследовали.

– Плохи наши дела, Аист, – добавил Казье. – Эти ублюдки уже выследили нас. И, полагаю, послали вдогонку военную авиацию.

Аист ткнул пальцем в региональную карту Сан-Франциско и залопотал что-то невразумительное на смеси эфиопского, английского и испанского языков.

– Успокойся. Они ничего нам не сделают.

– Вот как? – Глаза Джефферсона Джонса, “Крулла”, уставившегося в иллюминатор, были так широко раскрыты, что в темноте отчетливо блестели белки. – Выходит, это военный самолет? Он нас собьет?

– Расслабься, Крулл, – небрежно бросил Казье. – Меня перехватывали десятки раз – американская таможенная служба, береговая охрана, агентство по борьбе с наркотиками и даже военные вертолеты, но никогда не стреляли. Не думаю, что в мирное время им дано право убивать людей без суда и следствия.

– Интересно, это было до или после того, как ты начал дюжинами мочить легавых и взрывать целые аэропорты? – спросил Крулл. – Что если на этот раз они позволят своим ребятам “ненароком” израсходовать парочку ракет?

Крулл махнул рукой в кромешную темноту за окном кабины, под которой простирались невидимые равнины восточной Калифорнии и горы Сьерра-Невада.

– Кстати, там не видать ни зги, командир. Самое подходящее место, чтобы укокошить горстку контрабандистов.

– Заткнись, твою мать. Понимал бы что-нибудь.

Чернокожий верзила пробудил его собственные опасения – сейчас, после стольких предупреждений, за которыми следовали все новые преступления, власти и впрямь могли прийти к решению убрать его. А кто справился бы с этой задачей лучше, чем военно-воздушные силы США? У него были враги во всем мире, в каждой стране, в каждом народе. Если кто-нибудь и пожалел бы о нем, так только кредиторы, вложившие деньги в его нынешнюю операцию.

Да, он вовсе не был уверен, что истребители не откроют огонь.

Казье задумался о маршруте полета. Его курс на восточные предгорья Сьерра-Невада давал возможность вскоре спрятаться от наземных радаров. На региональных штурманских картах рельеф местности обозначался через каждые тридцать миль, и ему надо было всего лишь прибавлять по пятьсот футов к каждой градуировочной линии – это дало бы возможность лететь в мертвой зоне радарного слежения, хотя и достаточно высоко над землей. Однако радары истребителей все равно засекли бы его там. Нужно было срочно найти какой-нибудь выход из создавшегося положения. Если перехватчикам прикажут открыть огонь, их цель будет видна, как на лад он и, а падение его самолета в любую точку на почти безлюдной границе Невады и Калифорнии не представляло практически никакой угрозы для местных жителей. Летчикам только и надо было, что улучить момент и нажать на гашетки.

– Они не будут стрелять по нам, – решил Казье. – Это Америка, а военным здесь запрещается заниматься правоохранительной деятельностью, за исключением наблюдения и сопровождения транспорта. Они не могут брать на себя задачи судей, присяжных и исполнителей приговора. По закону не могут.

– По-моему, ты прав, командир, – снова усевшись в углу кабины, сказал Джонс. – А если нет, я не желаю ничего знать об этом. Так или иначе, скоро все будет позади.

Когда цель снизилась и увеличила скорость, Винсенти насторожился, а после того как высота стала меньше предусмотренной регламентом безопасных полетов, он насторожился пуще прежнего. Когда же цель принялась резко взмывать вверх и пикировать, повторяя рельеф местности, ему стало ясно, что их обнаружили. Взгляд, брошенный через плечо на Маккензи, подтвердил эту догадку: ее опознавательный прожектор сиял вовсю. Итак, скрытое преследование было сорвано. Ну что ж, ставить ее в неловкое положение уже не имело смысла. Винсенти включил декодер.

– “Фокстрот Ромео”, проверка бортового оборудования.

– Два, при необходимости я вас вызову. Продолжайте наблюдение за целью.

– “Фокстрот Ромео” ведущий, рекомендую произвести проверку бортового оборудования. Мое в полном порядке.

– Два, ваше дело – следить за целью. Не нарушайте инструкцию.

Она не поняла намека. У него не оставалось выбора.

– Ведущий, я нахожусь слева от вас. Проверьте ваши чертовы выключатели!

Опознавательный прожектор погас в ту же секунду. Винсенти мог себе представить, какое отчаяние охватило Линду, когда она сообразила, почему изменилось поведение цели. Спустя еще несколько мгновений в наушниках послышался ее голос:

– “Сьерра-Петэ”, я “Фокстрот Ромео”. Кажется, на преследуемом самолете нас заметили. Сейчас он летит над самой землей. Прошу дальнейших указаний.

Оператор из группы контроля за вооружениями ответил банальным “Фокстрот Ромео”, действуйте по инструкции”, и пилоты двух истребителей были вынуждены продолжать преследование, оставшись наедине со своими мыслями и сомнениями.

– Как их, черт возьми, разглядели в такой темноте? – рявкнул в телефонную трубку Чарлз Лофстром, исполнительный директор и шеф тактических операций бюро алкоголя, табачных изделий и оружия. Через пятнадцать минут после того, как два F-16 поднялись в воздух, у представителей АТО, федеральной полиции, ВВС и ПВО состоялось телефонное совещание, на котором подполковник Беррел вкратце доложил о ходе операции.

– Я много раз занимался ночными перехватами. Должное соблюдение инструкций позволяет истребителю приблизиться к цели на несколько дюжин ярдов, ничем не обнаруживая себя.

– Неважно, как это произошло, мы поставлены перед фактом, – вступил в разговор глава полицейского управления восточнокалифорнийского административного округа Коллинз Бакстер. – Сложность в том, что Казье знает о преследовании. Нужно срочно принимать какое-то решение.

– Сбить этого подонка – и дело с концом, – с раздражением бросил Лофстром. – Ордер я могу взять на себя.

– Мы не можем сбить его, – сказала капитан Тельман. – Полагаю, Лофстром, вам это уже разъяснили.

– Я знаю вашу предусмотрительность, капитан, как знаю и то, что очень многие федеральные судьи с радостью выдадут мне ордер, предписывающий сделать все необходимое, чтобы не дать Казье уйти от преследования.

– Никакой федеральный судья не вправе вынуждать ВВС пойти на какие-либо действия, тем более на убийство. Если у вас появится такой ордер и вы потребуете от меня исполнения его предписаний, мне придется сообщить их моему начальству, которое в свою очередь обратится к своим вышестоящим инстанциям... Вы понимаете, к чему я клоню, Лофстром? Думаю, вам следует избрать иную тактику.

Осторожность Франчины Тельман взбесила Лофстрома, однако предложение избрать иную тактику показалось ему не такой уж плохой идеей.

– От вас никто не требует его уничтожения, – сказал он. – Призывая вас к решительным действиям, я подразумевал упреждающие меры. Выпустить пару ракет перед его носом, припугнуть – что-нибудь вроде этого.

– Агент Лофстром, я уже говорила вам, что наши пилоты не открывают огонь иначе, как на поражение, – с досадой покачав головой, сказала Тельман. – Мы не привыкли расходовать боекомплекты ради того, чтобы кого-то испугать.

– На флоте вы применяете такие меры – я имею в виду предупредительные выстрелы по курсу корабля-нарушителя.

– Да, когда твердо знаем, что на линии огня никого нет, и никто не пострадает от осколков, – объяснила Тельман. – В условиях гонки через всю северную Калифорнию при скорости триста миль в час и высоте десять тысяч футов у нас не может быть такой уверенности. Тем более ночью, вблизи густонаселенных районов. В такой обстановке мы не имеем права на риск.

– Это вы не имеете права на риск? А как насчет моих агентов? Или невинных жертв, которые все еще лежат в аэропорту? Господи, мы ведь не за Санта-Клаусом гоняемся! – взорвался Лофстром. – Да известно ли вам, что Анри Казье в течение последних трех лет убил едва ли не столько же людей, сколько ваш драгоценный флот потерял со времен Вьетнама?

– Известно, Лофстром, – спокойным тоном произнесла Тельман. – И все-таки я не поставлю своих подчиненных в такое положение, когда их действия будут угрожать кому бы то ни было. Силы правопорядка должны задерживать подозреваемых на земле, живыми. Мои перехватчики не станут выполнять за вас вашу работу.

– Тогда подозреваемый уйдет от преследования, – снова вспылил Лофстром, – а я не могу этого допустить. Капитан Тельман, сегодня вечером погибли шестеро моих лучших агентов, и я хочу, чтобы Казье понес наказание за их смерть. Ваши истребители могут это сделать – так пусть же они предпримут решительные действия!

– Послушайте, эти пререкания никуда нас не приведут, – проговорил в трубку радиотелефона Тимоти Лассен, находившийся на стоянке аэропорта Чико, куда приземлился его “Черный ястреб”. Автостоянка была единственным уцелевшим пятачком в аэропорту. – Пусть перехватчики продолжают преследование, где-нибудь ему все равно придется совершить посадку. Вряд ли у него хватит топлива, чтобы без дозаправки долететь до Мексики, но если все-таки хватит, то Интерпол и государственный департамент должны получить разрешение на его арест. Мы посылаем за ним вертолет, нужно также задействовать таможенные службы и кого-нибудь еще. Если он по пути сбросит оружие, то “Черный ястреб” или “Апачи” без труда обнаружат этот груз. При попытке приземлиться Казье тоже не сможет далеко уйти.

– У нас нет времени на такие мероприятия, – возразил Лофстром. – Мы не сможем достаточно быстро организовать масштабное слежение, а чтобы договориться о совместных действиях с мексиканским правительством, вообще потребуется несколько дней.

– Казье пробудет в воздухе еще как минимум два, а скорее все три часа, – сказал Лассен. – Я уже связался с отрядом калифорнийской национальной гвардии, и мне обещали выделить столько “Черных ястребов” и “Апачей”, сколько потребуется для успеха операции. Мы можем получить разрешение на действия за границей штата.

– Интересно, каким образом калифорнийские вертолеты собираются преследовать самолет, летящий из Невады в Аризону, а потом в Нью-Мексико? – спросил Лофстром. – Они смогут перехватить Казье лишь в первые несколько секунд после его приземления, а для этого им нужно не только всю дорогу висеть у него на хвосте, но и оттеснять от границы с Мексикой, делая как раз то, что сейчас в состоянии сделать пилоты ВВС. Если наши летчики заставят его отклониться от курса или совершить посадку, он будет в какой-то степени деморализован, и мы получим шанс окружить его. Если он попытается пробиться с боем, мы в соответствии с законом откроем огонь на поражение и положим конец всем нашим нелепым разногласиям.

Лофстром обратился к Франчине Тельман:

– Ну как, капитан? Смогут ваши прославленные асы заставить Казье свернуть или приземлиться? Вы говорите, они не имеют права произвести несколько выстрелов по его курсу, а я утверждаю обратное. Я также полагаю, что они в. силах оттеснить его и вынудить пойти на посадку...

– Агент Лофстром, у нас нет разработанных методик для таких действий, – перебила его Тельман.

Она ненадолго задумалась, сверилась с пультом управления полетом, а затем добавила:

– Хотя, учитывая нынешние координаты цели, я думаю, наши пилоты могут открыть огонь из пушек, не опасаясь за себя, а также за невредимость преследуемого объекта и кого-либо другого. Я готова доложить эти соображения штабу североамериканской воздушной обороны и штабу ВВС. Полагаю, ответ будет получен через несколько минут.

– Наконец-то в вас заговорил здравый смысл, мадам, – Лофстром с облегчением вздохнул. – Лассен, поднимайте ваши вертолеты и ведите ему наперерез. Если наш план сработает, он будет вынужден отклониться в сторону западной границы и еще до подлета к Мексике сжечь вес запасы топлива. Тогда мы возьмем его, не пересекая границ Калифорнии.

– Агент Лофстром, у подозреваемого на борту полным-полно взрывчатки, и мне не хочется думать, что вы собираетесь направить его в какой-нибудь из густонаселенных районов, – предостерегающим тоном произнес Лассен. – Я советую либо посадить его на какой-нибудь достаточно изолированный горный аэродром, либо сбить над горами. Если он долетит до Сакраменто, Стоктона или Сан-Хосе, мы будем бессильны что-либо предпринять.

– Согласна, – сказала капитан Тельман. – Лучше не выпускать его из малонаселенных районов. В этом случае у наших пилотов будут развязаны руки.

– Послушайте, я не прощу себе, если мы упустим этого подонка, – сказал Лофстром. – Нам нужно не просто продержать его какое-то время над горами, надеясь на то, что он где-нибудь сбросит груз или потерпит аварию, – тогда у него будет шанс улизнуть от нас. Чтобы найти его в сьерре, поисковой группе понадобится не меньше чем полдня. Мы не можем так рисковать. Казье прошел полный курс обучения выживанию в горах, он без труда пробудет там несколько недель или даже больше. Пусть истребители загонят его в ловушку, где мы сосредоточим наши вертолеты и воинские подразделения. Если ему удастся вырваться из окружения, государственные ведомства договорятся о совместных действиях в Мексике – наши соседи тоже не заинтересованы в том, чтобы Казье остался на свободе. Решительность – вот что сейчас главное. Если мы не будем тратить силы на бесполезные споры, то считайте, что этот ублюдок уже в наших руках.

Казье круто положил самолет на правое крыло, и Аист тотчас уставился в окно кабины, пытаясь разглядеть какие-нибудь признаки погони. Крулл всматривался в иллюминатор входного люка. Прошло несколько секунд. Вместо того чтобы вернуться на прежний курс, Казье неожиданно повернул вправо, надеясь застать преследователей врасплох. Однако тьма была кромешная, даже звезды заволокло мглой. Казье снова повел L-600 в сторону мексиканской границы, а затем опять начал маневрировать.

– Больше ничего не видно, – буркнул Аист. – Куда же черт возьми, запропастился проклятый прожектор?

– Вероятно, наши вояки поняли свою оплошность, – сказал Казье, – и, может быть, сейчас возвращаются на базу.

– Или висят у нас на хвосте, – заметил Крулл. – Что собираешься предпринять, командир?

– А мне не нужно ничего предпринимать, – ответил Казье. – Если они еще здесь, то либо откроют огонь и отправят нас на тот свет, либо оставят в покое. Но, как я полагаю, драться у них кишка тонка. Скорее они будут преследовать нас и попытаются захватить, когда мы приземлимся.

– Верно, ты что-то припас для них на месте посадки, командир? – спросил Крулл.

– Какой-нибудь сюрприз для них найдется, – сказал Казье. – А сейчас я хочу, чтобы вы оба...

Внезапно справа по борту, всего в нескольких футах от крыла темноту разорвала яркая красно-голубая вспышка, и сквозь рев двигателей донесся характерный, ни на что другое не похожий грохот скорострельной пушки крупного калибра. Следующий сноп пламени, вырвавшийся из той же точки, отразился на диске бешено вращающегося правого пропеллера. Затем кабину залил ослепительный белый свет мощного прожектора. Все трос мужчин на борту транспортника непроизвольно зажмурились. Прожектор замигал, делая по три короткие вспышки через равные, довольно длительные промежутки времени. Это был сигнал МОГА (Международной Организации Гражданской Авиации), принятый для предупреждения самолета о встрече с вооруженным перехватчиком.

– Внимание, на L-600, это военно-воздушные силы Соединенных Штатов Америки, – послышался женский голос из динамика бортовой радиостанции, настроенной на частоту калифорнийского отряда ВВС национальной гвардий. – Вас сопровождают два истребителя. От имени департамента государственных сборов и министерства юстиции США приказываю вам немедленно лечь на курс два-четыре-ноль и выпустить шасси. В случае неподчинения мы откроем огонь на поражение. Как поняли? Прием.

– Они все время висели у нас на хвосте – завопил Аист и инстинктивно попытался отвернуть транспортник от F-16, пронесшегося перед самым лобовым стеклом. – Что делать? Что же теперь делать?

– Возьми себя в руки, дурак! – прикрикнул Казье, отталкивая эфиопа от штурвала.

Быстрым движением он отключил бортовой радиомаяк, передававший рутинные сведения о самолете на наземные пункты слежения за воздушным сообщением. Уже не было смысла выдавать L-600 за обычный рейсовый транспортник.

– Мы не сдадимся властям! Никогда! Я не доставлю им такого удовольствия.

Вновь засверкали, загрохотали выстрелы – на этот раз у правого лобового стекла, и кабину транспортника вновь озарил ослепительно яркий луч прожектора. Глаза Казье только-только успели привыкнуть к темноте, поэтому сейчас он зажмурился не от неожиданности, а от режущей боли.

– Внимание, на L-600, это последнее предупреждение.

– Нет! – заорал Казье. – Нет, суки, мать вашу!..

– Немедленно выпустите шасси! – снова послышался женский крик в динамике радиостанции. – Больше предупреждений не будет!

– Гляди! – истошно закричал Корхонен. Луч прожектора скользнул немного в сторону и выхватил из темноты высокие горные склоны” поднимавшиеся совсем рядом, почти перед самым носом самолета – были различимы даже отдельные стволы деревьев. Казье понял, что его вынуждают опускаться все ниже, к этим вздымающимся отрогам и утесам. Бели так пойдет дальше, ему придется либо расходовать больше топлива на полет над неровной местностью, либо отвернуть вправо или влево. Каждая минута, потраченная на это незапланированное маневрирование, отдаляла его от цели.

– Ублюдки! – заорал Казье. – Если вам нужна моя жизнь, вы ее получите, но отправитесь в ад вместе со мной!

С этими словами он положил самолет на правое крыло, направив его прямо на F-16.

Истребитель без труда уклонился от столкновения – все его маневры были заранее просчитаны и учтены. Все ясно, подумал Казье, они решили поиграть в кошки-мышки. В таком случае этот крутой вираж будет стоить ему благополучной посадки в Мексике. Если Казье верно определил свои координаты, то слева должен был начинаться резкий подъем земной поверхности и поворот в ту сторону мог быть гибельным. Поэтому у него не было иного выбора – только взять правее и набирать высоту.

– Все равно не доберетесь до места назначения, господа, – произнес все тот же женский голос. – Путь к мексиканской границе перекрыт вертолетами федеральной полиции, а к ним только что присоединились еще несколько истребителей и самолетов с радарной системой слежения, поэтому бреющий полет вас не выручит. Самое лучшее, что вы можете предпринять, это следовать за мной и сдаться.

Корхонен и Джонс с тревогой посмотрели на Казье. Луч прожектора, направленный прямо на террориста, освещал каждый мускул его напряженного лица. Впервые за все время они видели на нем выражение такого крайнего отчаяния. Сейчас он был похож на зверя, загнанного в ловушку.

– Что будешь делать, командир? – спросил Джонс.

– Что делать? Думать, вот что! – Казье отмахнулся. – Раньше мне казалось, что они не осмелятся открыть огонь, но теперь я уже не уверен в этом. Горы – превосходное место для того, чтобы они “по ошибке” выпустили парочку ракет, не подвергая опасности гражданское население. Да, здесь нужно поломать голову.

Он на несколько секунд замер, его пальцы продолжали постукивать по обшарпанным рожкам штурвала, а затем положил L-600 на правое крыло, сбавил обороты обоих двигателей, включил все наружные огни и, к удивлению Аиста, нажал ручку выпуска шасси.

– Командир, что ты делаешь? – ахнул Аист, когда самолет немного встряхнуло.

– Выигрываю время, дружище, – сказал Казье. – Увидев выпущенные шасси, они не станут нажимать на гашетки, во всяком случае, я на это надеюсь. Нам нужно дотянуть до Сакраменто или Стоктона – до любого города, расположенного где-нибудь поблизости. Чем дольше мы будем оставаться над населенными районами, тем меньше вероятность, что они собьют нас.

– Держитесь курса три-ноль-ноль, на аэродром Мейтер, – передала летчица ВВС.

Аэродром Мейтер когда-то принадлежал североамериканским военно-воздушным силам, но затем был отвоеван административным округом Сакраменто и переоборудован в транзитный пункт для транспортных и крупных пассажирских самолетов. От старых времен ему достались двухмильная взлетно-посадочная полоса, а от новых – база боевых вертолетов национальной гвардии. Силы, располагавшиеся там, обладали достаточной огневой мощью, чтобы захватить Казье и обеспечить сохранность его груза.

– За вами в пределах одной мили следуют два истребителя. Не отклоняйтесь от указанного курса, пока не получите дальнейших распоряжений. Вы меня поняли? Прием.

Казье нажал на кнопку микрофона.

– Mais oui, мадемуазель. Вас понял. Хотя не знаю, зачем вы все это делаете. Очевидно, вы спутали меня с кем-то другим. Уверяю вас, я не совершил ничего противозаконного. Но все равно готов выполнять ваши указания. Не могли бы вы зажечь ваши опознавательные огни, мадемуазель? Я вас не вижу.

– Зато я держу вас в поле зрения, – ответила летчица. – Не занимайте эфир, пока вам не прикажут выйти на связь.

Именно на такой ответ он и надеялся.

– Мистер Крулл, рядом с креслом второго пилота в металлическом футляре лежит прибор ночного видения. Достаньте-ка его.

Снова включив микрофон, Казье произнес:

– Вероятно, вы вменяете мне в вину какой-то очень серьезный проступок, раз угрожаете сбить мой самолет. Полагаю, такое относительно небольшое преступление, как излишняя разговорчивость, не может усугубить полагающегося мне наказания. – Казье старался говорить раскованно, добродушно. – Судя по голосу, вы должны оказаться очень привлекательной особой, мадемуазель. Пожалуйста, скажите, как вас зовут. Прием.

Ответа не последовало – Казье его и не ждал. Он снова сбавил обороты двигателей, совсем немного, чтобы с истребителей не заметили уменьшившейся скорости транспортника. Затем, плавно набирая высоту, бросил через плечо:

– А не поглядеть ли нам, на какой минимальной скорости умеют летать эти прославленные F-16?

– Я готов, – объявил Крулл.

Он уже водрузил на голову прибор ночного видения – допотопный ОНВ-3, довольно громоздкую монокулярную модель с батареями, расположенными в отдельном ранце.

– Настрой его и внимательно смотри в правое окно, – приказал Казье. – Если увидишь истребитель, сообщи мне его приблизительный угол атаки.

– Угол чего?

– На сколько градусов его нос поднят над линией горизонта. И еще скажи, опущены ли его закрылки – это такие поворачивающиеся штуковины на переднем и заднем краях крыльев. Ну, давай.

Спустя несколько минут Крулл сообразил, как пользоваться прибором, и уставился на F-16, следовавший за ними по правому борту. К тому времени Казье снизил скорость L-600 до ста шестидесяти узлов и на десять градусов поднял закрылки. Транспортник уже подлетал к центральной части долины Сакраменто. Впереди виднелись огни мегаполисов, протянувшихся с севера на юг, от Модесто до Мэрисвилла, а на западе в поле зрения появился Сан-Франциско. Через несколько минут L-600 должен был войти в девяносто девятый воздушный коридор – узкое пространство между многочисленными городами с населением свыше двух миллионов человек. Казье почувствовал себя в безопасности: если бы истребители сейчас открыли огонь, то отправили бы на тот свет не меньше сотни мирных жителей.

– Мадемуазель, вы все еще не сказали, как вас зовут, а мне бы очень хотелось знать ваше имя, – произнес он в микрофон. – Пожалуйста, доставьте мне это небольшое удовольствие, ведь мы все равно никогда не встретимся.

– Не занимайте эфир, – прозвучал в динамике рассерженный женский голос.

Казье улыбнулся – летчица явно нервничала. Должно быть, ей нелегко было управлять истребителем, летевшим со скоростью сто шестьдесят узлов.

– Приятель, я ни черта не смог разобрать, – сказал Крулл, вернувшийся в кабину и устроившийся между креслами пилотов. – Только разглядел какие-то хреновины, ходящие туда-сюда у них на хвостах.

– Элероны горизонтальных стабилизаторов. – Плевать, как они называются. Мне показалось, что передняя часть крыльев немного отклонена вниз. Больше я ничего не увидел.

– А шасси? Колеса у них видны?

– Вот черт, совсем забыл. Да, шасси выпущены.

– Отлично.

Казье не очень хорошо знал тактико-технические данные истребителей F-16, но понимал, что они летели на предельно допустимой минимальной скорости. Через какое-то время перехватчики должны были либо перегнать тихоходный L-600 и оставить его без присмотра, либо перепоручить преследование кому-то еще. То и другое давало ему шанс вырваться на свободу.

– Ведущий, уходите вперед и набирайте скорость, – передал Винсенти по каналу кодированной связи.

Его истребитель летел, описывая круги, на тысячу футов выше Казье и Линды Маккензи. Как только он выпустил шасси, транспортник максимально замедлил ход и перестал быть таким безопасным объектом преследования, как прежде, – ему пришлось сделать несколько виражей, чтобы не свалиться в штопор. Теперь Линде предстояло последовать его примеру – и чем быстрее, тем лучше.

– Ведущий, они у меня в руках. Перехожу на радарное слежение.

Маккензи пропустила его слова мимо ушей. Когда она выпустила шасси, максимально увеличила полезную площадь предкрылков и закрылков, переключила бортовую контрольную систему на режbм “взлет – посадка” и уменьшила подачу топлива, индикаторы угла атаки стали то и дело зашкаливать, а в кабине зазвучали прерывистые гудки, предупреждающие об опасном снижении скорости, что заставило ее убрать одну руку с рычага управления и приглушить сигнал. В полете на низкой скорости не было бы ничего необычного, если бы ей предстояло приземление, но она не привыкла к таким действиям в условиях движения на высоте, ночью, в непосредственной близости от этого странного самолета, уже пытавшегося протаранить ее. Тем не менее, она не хотела прекращать преследование и доставлять Казье удовольствие, сначала обогнав транспортник, а затем пропав из его поля зрения.

– Ведущий, как слышите? – снова радировал Винсенти. – Уходите вперед, я прослежу за ними.

– Ничего, я справлюсь, Эл, – ответила Линда. Она все еще старалась удержать истребитель в хвосте транспортника, хотя уже поняла, что не справится с этой задачей. В подобных случаях, когда скорость преследуемого самолета оказывалась слишком мала, все методики перехвата предписывали совершать облеты вокруг цели. Но фигуры высшего пилотажа сейчас были очень опасны, поскольку при таком сложном маневрировании она не смогла бы наладить устойчивый радарный контакт, а Винсенти остался без прибора ночного видения.

И все-таки у нее не было выбора. Сигнал занижения скорости звучал уже в седьмой раз. Сейчас цель делала не больше ста пятидесяти миль в час, и Маккензи не могла удержать F-16 позади нее.

– Корректирую ход операции, – через несколько минут радировала она. – Два, берите на себя перехват, я выбываю. “Сьерра-Петэ”, говорит “Фокстрот-Ромео”, цель снизила скорость, переходим на радарное слежение.

– Два приступает к действиям, – ответил Винсенти. Маккензи плавно увеличила тягу двигателей, убрала шасси и положила истребитель на правое крыло, отвернув от тихоходного L-600.

– Не выдержал, не выдержал! – закричал Джонс. – Вот он, убирает шасси, отворачивает... и... улетает!

– Не улетает, а просто делает вираж, чтобы держать нас на виду и не свалиться в штопор, – сказал Казье. – Но главное – они дали нам передышку, а преимущество малой скорости позволит нам и дальше выигрывать время.

– Нам-то что от этого? – с озадаченным видом спросил Джонс. – Они все равно висят у нас на хвосте, и я совершенно уверен, что сейчас они вызывают подмогу. С выпущенными шасси мы никуда от них не денемся.

– Не каркайте, мистер Крулл, – огрызнулся Казье. – И вообще, заткнитесь, не мешайте мне думать.

Времени на раздумья у него было немного, поскольку вскоре на трассе девяносто девятого воздушного коридора засияли яркие огни Сакраменто. Вокруг города располагались четыре аэропорта – довольно больших, с множеством вспомогательных служб, контор и производственных помещений. Аэродром Мейтер, самый крупный из них, располагался восточнее. Уже виднелись его вращающийся маяк и посадочные огни – до них оставалось меньше тридцати миль, то есть примерно пятнадцать минут полета. Сейчас транспортник двигался на северо-запад, по направлению к скоростной автостраде номер пятьдесят, связывавшей Сакраменто и предгорья Сьерра-Невада. Долетев до этого шоссе, им предстояло повернуть на запад, к пятимильному предпосадочному пути аэродрома. Мерцающие огни огромного города представляли собой захватывающее зрелище, но Казье их не замечал. Мысленно он уже видел свой самолет окруженным федеральными агентами, слышал выстрелы, взрыв...

Выстрелы...

Взрыв...

Да, у него на борту было достаточно взрывчатки, чтобы разворотить еще один американский аэродром с прилегающими к нему окрестностями.

– Возьми штурвал, – бросил он Аисту, отстегивая плечевые и нагрудные ремни. – Делай все, что они прикажут, пока не услышишь меня.

– Мы приземляемся? – недоверчиво спросил Аист. – Идем на посадку?

– Нет, если только они не выведут из строя наши двигатели. Но даже тогда им придется сначала померяться со мной силами. Мистер Крулл, передайте прибор ночного видения Аисту и следуйте за мной.

Он встал с кресла и направился в грузовой отсек. Там было тесно – они с трудом протиснулись между громоздкими ящиками, штабелями, стоявшими на тележках, и холодной дюралевой обшивкой самолета. Особенно туго пришлось дородному Круллу. Он старался не касаться упаковок со взрывчаткой большой разрушительной силы, лежавших на штабелях сверху. Крулл не боялся передвигать эти ящики и коробки на земле во время погрузки, но сейчас, когда транспортник бросало из стороны в сторону, они казались ему хрупкими, как яичная скорлупа, в любую секунду готовая...

– Мистер Крулл, возьмите два футляра с гранатометами из этого ящика и подайте их мне, – прокричал Казье, стараясь голосом перекрыть рев двигателей.

Крулл в ужасе вытаращил глаза.

– Подать... что?

– Черт тебя подери, не тяни волынку! Ослабь крепления, открой ящик и дай мне два футляра с гранатометами.

За всю свою жизнь Крулл никогда не испытывал такого страха, как в те несколько минут, пока выполнял приказ Казье. Его глаза не видели ничего, кроме обернутой в пеноплен коробки с надписью PETN, стоявшей посередине штабеля. Каждый дюйм, на который он вытаскивал гранатометы из ящика, грозил обернуться внешне незначительным сдвигом этих коробок в застывшей белой пенистой массе. Мысленно он уже видел, как смещаются мельчайшие кристаллики взрывчатого вещества, как их трение через какую-то долю секунды приводит к возгоранию, как яркая вспышка пламени вырывается из их упаковки, как детонирует весь смертоносный груз самолета, в долю секунды уничтожая его, превращая в тысячи горящих разлетающихся осколков. Крулл удивлялся собственной силе – он одной рукой держал на весу тридцатифунтовый ящик с гранатометами, а другой умудрялся переставлять тяжелые ящики и коробки, заполняя брешь в штабеле, чтобы не дать опрокинуться упаковке в белом пеноплене, и в то же время балансируя на качающемся полу транспортника. Казье не помогал ему до тех пор, пока не взял у него первый футляр с гранатометом и не приступил к работе.

Поднеся террористу второй гранатомет, Крулл не поверил своим глазам – бельгиец развязал все крепления на тележке со “стингерами” и раскладывал гранаты между ящиками с ракетами, методично снимая их с предохранителей и поочередно продевая крепежные стропы в чеку каждой из них – взведенной, поставленной в боевое положение!

– Эй, что ты делаешь? – закричал Крулл.

– Готовлю небольшой боезапас, – Казье криво усмехнулся. – Нам предстоит атаковать силы правопорядка, поджидающие нас на аэродроме.

– Каким образом, черт возьми?

– Чтобы взорвать “стингеры”, нужны детонаторы, – невозмутимо объяснил Казье. – Для этого сгодятся гранаты, но у меня нет времени на изготовление контактных взрывателей. Поэтому, нам нужно сбросить их за борт вместе с этими ящиками. Падая с высоты сто двадцать восемь футов, они взорвутся как раз над самой землей. Полагаю, результат оправдает наши ожидания.

– Дружок, я вижу, ты совсем спятил.

Это замечание Казье пропустил мимо ушей. Надев наушники с микрофоном, он включил бортовое переговорное устройство.

– Аист, веди самолет на посадочную полосу, которую они тебе укажут. Скажешь мне, когда до нее останется чуть больше мили. А перед самым приземлением вильнешь в сторону машин, которые, без сомнения, будут припаркованы у ее края. Затем сразу жми на газ и набирай высоту. И дай мне знать, когда пролетишь ровно двести футов. Все понял? – Казье не ждал ответа, поскольку теперь все зависело от того, насколько точно Корхонен сумеет согласовать свои действия с волей командира. – После этого маневра ты полетишь на бреющем, над самой землей, и постараешься держать курс на запад. Запомни, когда они погонятся за нами, наше спасение будет в скорости и малой высоте.

Линда Маккензи еще никогда не испытывала такого упоительного чувства удовлетворения, как на подлете к аэродрому Мейтер. Еще бы, они только что участвовали в задержании самого опасного террориста в мире – и его перехватом руководила она.Небольшая оплошность, допущенная ею в начале полета, разумеется, будет забыта. Ведь, как теперь стало ясно, благодаря этой ошибке они добились даже лучшего результата, чем при скрытом преследовании, предусмотренном процедурой “специальная-девять”.

Федеральные агенты и полицейские, очевидно, уже приготовились к захвату подозреваемого. По обе стороны двухмильной взлетно-посадочной полосы аэродрома впритык выстроились машины с мигалками на крышах, а к ним стягиваются все новые и новые автомобили, стоянка перед командным корпусом бывшей военной базы, вероятно, забита до отказа. Все подъездные пути перекрыты усиленными нарядами военных. В радиусе пяти миль не осталось почти ни одного штатского. Когда-то все это пространство было охранной зоной войсковой части ВВС, и местные жители еще не успели обжиться в ней.

– Казье, вам отведена посадочная полоса два-два-левая, – передала Маккензи по рации. – Остановите самолет в ее конце и не пытайтесь никуда сворачивать.

– Вас понял, – ответил чей-то незнакомый голос. Говорил не Казье – скорее всего, второй пилот. А если Казье сбежал? Прекратив визуальное наблюдение, они могли не заметить парашютиста, выпрыгнувшего с борта L-600. Такой вариант не устраивал ни ВВС, ни полицию. Транспортник с оружием был желанным трофеем, но главной целью все-таки оставался Казье.

– Анри Казье, с вами говорит специальный агент фортуна из бюро по алкоголю, табаку и оружию при американском департаменте государственных сборов, – прозвучало на том же канале радиосвязи. – Как руководитель операции, я должен вам сообщить, что сейчас на вас нацелены ракеты “стингер” и бортовые пушки наших вертолетов. В случае попытки к бегству нам дано указание открыть огонь по вашему самолету.

Вы поняли меня, Казье?

– Расс? Это ты? Ca va bien, mon ami? – ответил грубый голос с французским акцентом. – Как дела у нашего знаменитого американского штурмовика?

Голос принадлежал Казье – значит, он был на борту. Все в порядке, подумала Маккензи, сегодня и впрямь выдался удачный вечерок.

– Вы напрасно веселитесь, Казье. Бьюсь об заклад, ваше настроение испортится, как только вы узнаете, сколько артиллеристов и гранатометчиков держат вас на прицеле, – проговорил Фортуна. – Идите на посадку и не вздумайте выкинуть какую-нибудь глупость. За вами следят повсюду – от берега до берега.

– Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь из твоих парней случайно нажал на гашетку, Расс, – сказал Казье. – Окажи любезность, попроси их опустить оружие. Я решил сдаться. Почему бы американскому правосудию не проявить ко мне некоторое снисхождение?

– Ничего, пусть мои ребята помогут вам привыкнуть к новой обстановке, – ответил Фортуна. – С этой минуты вы всю жизнь будете видеть направленные на вас стволы. А теперь выходите из эфира и делайте, что вам приказано. Учтите, аэродром оцеплен, и в случае чего мы воспользуемся свободой действий, которую нам предоставили для вашего задержания. Либо вы сдаетесь, либо мы отправляем вас на тот свет.

– Что ж, заранее радуюсь нашей встрече, mon ami, – Казье засмеялся.

До взлетно-посадочной полосы оставалось меньше двух миль, Маккензи решила сопровождать L-600 во время захода на посадку, держась слева и немного позади, чтобы при необходимости пустить в дело двадцатимиллиметровую пушку и ракеты. Получив сигнал с командного пункта, она могла одним залпом вывести из строя левый двигатель транспортника и таким образом заставить его приземлиться к югу от летного поля, не подвергая опасности население городка Ранчо-Кордова, находившегося на севере. Она не знала точного местоположения истребителя Винсенти, но полагала, что тот держит в поле зрения оба самолета, чтобы в случае чего немедленно прийти ей на выручку, взять на себя преследование или нажать на гашетки.

– Казье, вам пора заходить на посадку, – снова радировал Фортуна. – Снижайте скорость. Если мы услышим, что ваши двигатели прибавляют обороты, это будет сигналом открыть огонь.

– Я понял, Расс, – передал Казье.

Затем переключил микрофон на бортовую связь.

– Аист, сколько осталось?

– Одна миля, сэр.

Казье нажал кнопку электропривода, и грузовые створы в борту отсека начали открываться. Верхняя половина поднялась через несколько секунд; чтобы опустить нижнюю, снабженную гидравлическими поршня ми, потребовалось значительно больше времени.

– Встаньте-ка вон у той тележки, мистер Крулл, – Казье зловеще ухмыльнулся. – Вам предстоит важная задача – вовремя отцепить крайнюю стропу.

Не успел Крулл подойти к тележке, как двигатели взревели на полную мощность.

– Готовься! – крикнул Казье. Он снова переключил канал радиосвязи и заорал в микрофон:

– Рассел, дружок, закрой глаза и протяни руки, сейчас ты получишь большой сюрприз!

И, сорвав с головы микрофон с наушниками, схватился за рычаг выгрузки контейнеров.

В то же мгновение самолет резко накренился и пошел вверх. Корхонен действовал безукоризненно. Выглянув в грузовой люк, бельгиец увидел множество полицейских машин, скопившихся впереди, на пересечении главной взлетно-посадочной полосы и широкой рулежной дорожки аэродрома.

– Давай! – закричал Казье. – Отцепляй! Крулл потянул на себя защелку, но ничего не произошло – ее заклинило. Он напрягся, покраснев от натуги, но, зажатая между дном тележки и накренившимся полом грузового отсека, защелка все равно не поддавалась.

– Командир, ничего не получается! – сдавленным голосом прокричал Крулл.

Казье уже мчался на подмогу – в его руке сверкнул нож с выкидным лезвием. Пробежав по наклонной поверхности, он с ходу перепрыгнул через тележку и одним взмахом перерезал оставшуюся стропу. Тележку не пришлось даже подталкивать: прокатившись по роликам, вмонтированным в пол, она быстро набрала скорость, вылетела в отверстие грузового люка и исчезла из виду.

Маккензи уже собиралась вернуться на базу Фресно и принимать поздравления по поводу удачного завершения операции, как вдруг весь мир полетел вверх тормашками.

Когда до земли оставалось всего несколько футов, L-600 резко повернул вправо, прямо на полицейские автомобили и машины аэродромного обслуживания, выстроившиеся в линию на севере взлетно-посадочной полосы. Этот маневр застал ее врасплох – следуя за L-600 по нисходящей траектории, Линда смотрела то на приборную панель, то на южную сторону бетонной дорожки аэродрома. Она сразу дернула рычаг управления вправо, но истребитель тут же клюнул носом, завалившись на крыло, и ей пришлось увеличить подачу топлива до восьмидесяти процентов. Следующим шагом нужно было снова взять транспортник в прицел, однако при ее скорости и угле атаки это было невозможно. К счастью, L-600 начал набирать высоту и вскоре самостоятельно выполз на линию огня, очутившись прямо напротив ее ракетных установок.

– Земля, я “Фокстрот Ромео”, готов к атаке. Цель уходит – следует ли мне открывать огонь?

– Линда, это я, Эл, – раздался в наушниках встревоженный голос. – Отваливай влево!

Она слышала крик своего напарника, но не могла опустить глаза, чтобы переключить диапазоны: до L-600 оставалось не больше трехсот ярдов. Правда, у нее мелькнула мысль, что Винсенти не предупреждал, а приказывал убираться подобру-поздорову от опасного места. Тем не менее, она предпочла остаться у левого крыла транспортника.

– Цель у меня в прицеле, – произнесла она в микрофон. – Земля, жду ваших указаний. Следует ли мне атаковать? Земля, ответьте...

Краем глаза Маккензи уловила отблеск яркой вспышки, озарившей правое крыло истребителя, но та сверкнула где-то у самой земли, и Линда подумала, что это был отсвет полицейской мигалки или вспышки какого-нибудь фотографа.

Затем она увидела столб огня вокруг ее истребителя, услышала какой-то громоподобный треск и почувствовала, как что-то с чудовищной силой ударило в фюзеляж F-16.

Тринадцать гранат, уложенных между ящиками со “стингерами”, разорвались еще до того, как грузовая тележка достигла земли, что увеличило радиус разрушений. Цепная реакция, вызванная сработавшими запалами, была молниеносной – осколки гранат пробили топливные баки с содержащимся в них сжиженным газом, воспламенили топливные компоненты и взрывчатые вещества. Некоторые ракеты взорвались сразу, у других сначала пришли в действие двигатели, отчего раскаленные добела части оболочки посыпались на машины и ближние здания аэродрома. Когда остатки тележки рухнули на землю, на месте ее падения поднялся фонтан пламени, во все стороны разбрасывавший огненные брызги и неразорвавшиеся, боеголовки. Казалось, у ракет вдруг появились глаза или заработала система самонаведения – каждая попадала в какую-нибудь машину или строение.

– Ох, дьявол... – только и мог выдохнуть Джефферсон Джонс, вместе с Казье наблюдавший за происходящим внизу.

Сверху все это напоминало огромный фейерверк с множеством пиротехнических эффектов – мощные взрывы следовали друг за другом, чередуясь с более мелкими и оставляя после себя клубы багрового пламени, бушевавшего на половине летного поля.

– Вот это да!.. Волшебное зрелище, – пробормотал Казье. – Невероятно... абсолютно невероятно.

Когда L-600 взял курс на восток и стал набирать высоту, Крулл подошел к щитку с рубильником и начал закрывать створы грузового люка.

Казье потупился, облокотившись на вторую тележку. Затем поднял глаза на третий штабель ящиков – единственный, содержавший настоящуювзрывчатку.

– Двигай вторую тележку к грузовому трапу, – надевая наушники и устанавливая микрофон, приказал он Круллу. – И помоги мне придвинуть к ней третью. Эти ящики я приберегу для цели, которую будут помнить еще очень долго.

Он нажал кнопку бортовой связи.

– Аист, делай все, как я сказал. Скоро я сменю тебя за штурвалом.

Сигнал “АВАРИЙН. ОСТ. ДВИГ.” палевой верхней панели зажегся одновременно с лампочкой “ДАВЛЕНИЕ ГИДР./МАСЛО”, расположенной справа. Нижняя панель, казалось, была целиком освещена предупреждающими индикаторами “ЭЛЕКТР. СИСТ.”, “ТЕМП. ТОПЛ.”, “ПОСТ./ПЕР. ТОК” и прочими, горевшими как будто для того, чтобы во всей красе показать приборы, стрелки которых остановились далеко за красными отметками.

Так, пора катапультироваться, подумала Линда.

Ей еще не доводилось прыгать с парашютом из истребителя ни разу за те десять лет, что она летала на F-16. “Не мешкайте. Доверьтесь бортовому оборудованию”, – говорили инструкторы в центре подготовки основного летного состава ВВС, и сейчас Маккензи была готова последовать их совету. Она нащупала рукоятку катапульты и...

– Линда! Это я, Эл! Как слышишь? Мне показалось, что тебя задело, но сейчас я вижу – огня нет. Повторяю, огня нет. Как слышишь? Прием.

Маккензи удивилась, услышав в наушниках голос Винсенти. Она не предполагала, что какая-то часть оборудования еще работает. Она нажала педаль газа – никакого результата, недаром на приборной панели горят лампочки, показывающие количество оборотов ниже холостого хода. Она потянула на себя рычаг управления – ага, поддается с трудом, но все-таки действует. Автоматически включился аварийный блок питания. Нос истребителя задрался – F-16 пошел вверх. Значит, не все потеряно. Если больше ничего не случится, она сможет набрать высоту за счет скорости и подняться немного выше, прежде чем катапультироваться, однако для принятия решения у нее остается всего несколько секунд.

Маккензи опустила рукоять катапульты, положила обе руки на рычаг управления и внимательно оглядела контрольные лампочки на приборной панели. Двигатель заглох из-за попадания плотного воздушного потока в какую-то пробоину перед самой турбиной, поэтому она немедленно перевела рычаг газа на холостой ход, выждала несколько мучительнейших секунд, пока скорость воздушного потока не упала до допустимой для безопасной работы системы зажигания, а затем плавно надавила на педаль подачи топлива. Как раз в тот миг, когда она решила, что двигатель уже никогда не заведется, счетчик зарегистрировал увеличение оборотов с пятидесяти пяти до шестидесяти пяти процентов, а стрелка показателя температуры на лопастях турбины вышла из красной зоны. Линда быстро, но осторожно нажала педаль газа, и тяга стала расти. Скорость достигла ста семидесяти узлов. Она могла продолжать полет.

Линда довела подачу топлива до восьмидесяти процентов и принялась изучать другие неисправности. Несколько раз нажав на кнопку “АВАРИЙНЫЙ ПУСК”, она попыталась завести генераторы – никакого эффекта, кнопка все время возвращалась в исходное положение. Тогда она установила тумблер аварийного блока питания на положение “ВКЛ.” и осмотрела индикаторы потребления электроэнергии. Силы тока едва хватило для работы основного оборудования, и все-таки истребитель держался в воздухе. Рация действовала только на частоте связи с напарником, вот почему в наушниках все еще звучал голос Винсенти. Она включила микрофон.

– Эл, как меня слышишь?

– Слышу отлично, Линда, – сказал Винсенти. – Выходи из виража и опусти нос. Я над тобой, в пяти тысячах футов. Ты можешь управлять самолетом? Проверь двигатели.

– Я устранила неисправность в турбине, но у меня работает только аварийный блок питания, – сказала Маккензи.

Она выровняла угол тангажа – F-16 почти не слушался рулей.

– Кажется, у меня вышла из строя вся гидравлика, аварийного блока питания на нее не хватает, а он работает только за счет воздушного потока в турбине. – Она подумала, что из-за увеличивающейся нагрузки все бортовые электросистемы минут через пятнадцать окажутся и вовсе обесточенными. – Но давление в порядке, а с основным оборудованием я пока управляюсь. Черт возьми, что это было?

– Казье выбросил какой-то предмет из хвостового люка, – ответил Винсенти. – Бомбу или еще что – не разглядел. Видел только взрывы. Но сейчас важно не это. Тебе нужно продержаться, тогда у нас все будет в норме. Я пристроюсь у тебя с правого крыла, а потом мы вместе начнем набирать высоту. Как у тебя с топливом?

– Не знаю, индикатор не работает, – сказала Маккензи. – Но все время загорается лампочка перегрева. По-моему, я потеряла один подвесной бак.

– Вижу, нет бака под левым крылом. Но правый на месте, вот только здорово помят, – проговорил Винсенти, осветив прожектором самолет Линды. – Не думаю, что его можно будет сбросить, тебе придется приземляться с разбитым.

В течение нескольких минут Винсенти делал облеты ее истребителя, со всех сторон осматривая его. Тем временем они поднялись на десять тысяч футов, оставив внизу редкие ранчо и фермы южных пригородов Сакраменто.

– Линда, у тебя полным-полно пробоин на брюхе и на обеих плоскостях. Возможно, ты не сумеешь выпустить шасси. Что думаешь делать? Как он слушается рулей?

Маккензи поняла смысл этого вопроса: будет ли она катапультироваться или попытается посадить самолет?

– Я еще никогда не прыгала с истребителя, – сказала Маккензи. – Веди меня в Макклеллан.

База ВВС Макклеллан, находившаяся к северу от Сакраменто, располагала множеством взлетно-посадочных полос и оборудованием, предназначенным для приема поврежденных самолетов. Без посторонней помощи Маккензи не смогла бы посадить свой F-16.

От центра Сакраменто до военного аэродрома Макклеллан было не больше двадцати миль, но Линде Маккензи этот полет показался самым длинным в жизни. На подходе к северной взлетно-посадочной полосе базы скорость истребителя равнялась двумстам двадцати узлам, то есть намного превышала допустимую, а при ее уменьшении возникали трудности с управлением. Несколько раз двигатель отказывался подчиняться педалям газа.

– Готовься к аварийной посадке, Линда, – сказал Винсенти. – У нас двести с лишним узлов – слишком большая скорость.

– Эл, у меня только что отказал двигатель, – глухим голосом отозвалась Маккензи.

Винсенти понимал, насколько обманчиво ее спокойствие. На свете нет ничего хуже, чем неполадки с основным оборудованием. В таких случаях даже у самых хладнокровных пилотов в конце концов начинают сдавать нервы.

– Вот что, Линда, забудь об этом, – сказал Винсенти. – Будем садиться с выключенным двигателем. Переведи топливную систему в режим “СТАРТ 2” и перекрой магистральный трубопровод.

– “СТАРТ 2”не включается, Эл.

– Ладно, забудь об этом. Отключи стартер. Через минуту-другую мы еще раз попытаемся обезопасить двигатель. До аэродрома осталось шесть миль.

Они летели над Сакраменто, внизу мерцало море городских огней. База Макклеллан была прямо по курсу – отчетливо виднелись ее вращающийся маяк и прожектора на взлетно-посадочной полосе. Большая часть пути осталась позади, но испытания еще не кончились.

– Перекрой воздухозаборник и проверь температуру на выходе. Опусти нос на одиннадцать – семнадцать градусов ниже горизонта. Готовься к выпуску шасси.

– Я готова, Эл.

Ее истребитель стал снижаться по скользящей траектории. Винсенти находился справа и видел, с каким трудом Линда удерживала истребитель от падения. Узкие стрелообразные крылья F-16 не были приспособлены для планирования. Правда, при хорошей начальной скорости да еще с работающим блоком аварийного питания Линда все же могла рассчитывать на посадку с выведенным из строя двигателем. Электронный дисплей на ее шлеме действовал вполне исправно, нос истребителя был нацелен прямо на начало посадочной полосы. Ей предстояло всего лишь следить за величиной угла атаки и держать его в пределах минус одиннадцати – семнадцати градусов по отношению к горизонту. Тогда скольжение было бы сравнительно плавным.

– Пять миль, Линда. Когда будешь готова, выпускай шасси.

– Выпускаю.

Она нажала кнопку фиксации люков и попыталась сдвинуть вниз рукоятку выпуска – та не поддалась.

– Заклинило рукоять, – передала она и надавила на кнопку фиксации стоек шасси, после чего вновь попыталась опустить рукоятку. – Ничего не получается, Эл. У меня не загорелась ни одна контрольная лампочка.

– Вижу твое правое шасси и половину переднего, – сказал Винсенти. – Попробуй еще раз – может быть, разработается.

Маккензи подняла рукоять, выждала несколько секунд и опять опустила, предварительно нажав кнопку фиксации стоек.

– Попробовала, – выдохнула она в микрофон. – Индикаторы не загораются – ни зеленые, ни красные.

– Осталось четыре мили. Воспользуйся аварийной системой. И следи за скоростью, Линда, ты заваливаешься. Опусти немного нос.

– Слушаюсь.

Она сделала необходимые поправки. С третьей попытки левая стойка вышла из паза и приняла вертикальное положение.

– Ну как, все в порядке, Эл? Ты видишь шасси?

– Не вижу переднего, – ответил он. – Может быть, оно выйдет, когда скорость будет меньше ста девяноста. Увеличивай угол атаки до минус тринадцати градусов, но готовься сажать самолет на два колеса. Попробуй еще раз нажать кнопку “СТАРТ 2” и зафиксируй педаль подачи топлива в нейтральном положении. Планируешь хорошо, вполне можешь приземляться. Ты отлично справляешься со своей задачей, Линда. Вот только немного подними нос, сейчас он на одиннадцати градусах.

– При малой скорости он начинает рыскать, – сказала Маккензи. – Мне придется держать двести узлов до самого захода на посадку.

– Хорошо, но помни, что тормозной парашют едва ли раскроется, а гасить скорость реверсом ты не сможешь. Тебе придется пользоваться одним только аэродинамическим торможением на всей посадочной полосе. Девочка, я буду с тобой.

– Спасибо, Эл, – тихо произнесла Маккензи. Затем добавила:

– Эл, у нас все будет хорошо, правда? Я хочу сказать – вообще все.

Господи, подумал Винсенти, говорить о любви всего за несколько секунд до захода на посадку, при скорости двести двадцать узлов, в кромешной тьме, перед незнакомым аэродромом, а главное – на поврежденном истребителе! Только Линда Маккензи способна на такое.

Он не ответил – не было времени. Его F-16 летел всего в нескольких футах над правым краем посадочной полосы, когда самолет Маккензи, несшийся со скоростью двести двадцать узлов в час, коснулся бетонной дорожки.

А затем случилось худшее из всего, что могло произойти.

Переднее шасси так и не вышло из паза, но Маккензи держала нос истребителя задранным высоко в воздух – так, чтобы увеличить аэродинамическое сопротивление, максимально используя поверхность фюзеляжа. За хвостовым оперением тянулся искрящийся огненный шлейф, появившийся сразу же после соприкосновения истребителя с бетонной дорожкой. Внезапно Винсенти увидел яркую вспышку – загорелся поврежденный правый топливный бак, с самого начала волочившийся по посадочной полосе. Истребитель клюнул носом и завертелся волчком. Пламя охватило все правое крыло и воздухозаборник, и тут Маккензи катапультировалась. Прежде чем начать набор высоты, Винсенти успел краем глаза уловить два сверкнувших сопла ее катапульты.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит пункт слежения Макклеллан, сообщите ваши намерения.

Винсенти понял, что взлетно-посадочные полосы теперь будут закрыты и в Макклеллане, и в Мейтере – обоих крупных аэропортах Сакраменто, приспособленных для приема военных самолетов. В нескольких милях, правда, находился аэропорт Метро. Его могли направить туда, хотя командование ВВС не любило посылать боевые истребители на гражданские аэродромы, Кроме того, неподалеку были военные базы Бил и Трэвис, обе в пятидесяти милях, а топлива у него хватило бы даже для того, чтобы вернуться к терминалу Фресно. Однако он хотел повидать Линду, хотя бы ненадолго остаться со своим напарником. Тем более что начнется расследование катастрофы, и ему, ведущему их звена и очевидцу аварии, все равно придется выступать свидетелем.

Черт вас побери, со злостью подумал Винсенти, когда нужно, вас не докличешься. Он зафиксировал педаль газа в положении “ТЯГА КРЕЙС.” и нажал кнопку рации.

– Земля, я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, прошу разрешения отложить посадку. Сообщите координаты преследуемого самолета, который только что покинул пределы аэродрома Мейтер.

– Хорошо, “фокстрот Ромео”, ждите ответа. Ждать пришлось недолго.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, ваша контрольная группа приказывает вам как можно скорее призем-л1пъся на аэродроме Бил. Вы можете связаться со службой слежения за заходами на посадку диспетчерского пункта Сакраменто на частоте 109, 1.

Винсенти повернул истребитель на юго-восток, а не на север, как ему было указано, и начал прощупывать ночное небо радаром.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, как поняли? Вам приказано приземлиться в Биле. Прием.

Винсенти отвязался от этого оператора с его назойливыми указаниями, настроив рацию на частоту западного сектора службы слежения Сакраменто.

– Сакраменто, я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вылет по боевой тревоге, поднимаюсь на высоту шесть тысяч. Прошу дать координаты преследуемого самолета, который покинул пределы аэродрома Мейтер. Прием.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба заходов на посадку Сакраменто. В последний раз ваша цель замечена на западе, приблизительно в пятидесяти трех милях, высота неизвестна. Вы покидаете мою аэронавигационную зону, передаю вас службе слежения Трэвис, частота ноль-два-семь и пятнадцать сотых.

Точность координат цели оставляла желать лучшего, но работать было можно. Минуту спустя Винсенти засек низко летящий объект, двигавшийся на запад вдоль прибрежного взгорья между Сакраменто и Сан-Франциско и делавший двести узлов на высоте не больше нескольких сотен футов над землей.

Скорее всего, это и был Казье.

Он явно избегал зоны действия местных радаров, поэтому огибал пункт радарного слежения, находившийся близ базы Трэвис.

– Служба слежения Трэвис, я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, – скороговоркой передал Винсенти. – Прошу разрешения на перехват самолета, уходящего от преследования на бреющем полете в тридцати одной миле у меня по курсу. Прием.

Как ни крепки были нервы у Анри Казье, однако даже у него на лбу выступил пот, когда динамик бортовой радиостанции воспроизвел диалог военного пилота и оператора гражданского радарного пункта: “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба слежения Трэвис, ваша максимальная скорость два-пять-ноль. Держитесь в стороне от зоны аэронавигации Трэвис, класс Д, и ждите дальнейших указаний.

– Этот летчик преследует нас, – сказал Казье. – Странно, мне казалось, что они оба приземлятся после того, как эта сука напоролась на взрывную волну. – Он пожал плечами. – Оказывается, я ошибался.

– Но ему ведь приказали идти на посадку, – с озадаченным видом произнес Аист. – Ему приказали садиться! Почему он не подчиняется приказу?

– Возмездие, – просто объяснил Казье. – Можешь мне поверить, он жаждет отомстить за сбитый истребитель. Этот пилот, он и есть настоящий ведущий. Та была слишком неопытна. А этот... этот нас не упустит. Уж он-то постарается отправить нас на тот свет, я таких знаю.

– Хорошенькое дельце! – простонал Джонс. – Ты хочешь сказать, этот военный самолет подожжет нас вместе с нашим грузом? Дьявол, что же нам делать?

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба слежения Трэвис. Вам приказано не превышать скорости два-пять-ноль узлов, вы меня слышите? – опять прозвучал голос в динамике. – Немедленно сбавьте скорость... “Фокстрот Ромео”, покиньте мою зону аэронавигации и свяжитесь с зоной залива Сан-Франциско на частоте один-два-семь и ноль. “Фокстрот Ромео”, как поняли? Прием.

– Он не отвечает, – сказал Джонс. – Что, черт возьми, у него на уме?

Казье переключил радиостанцию на указанную частоту – она была общей для большинства крупных аэропортов, располагавшихся вокруг залива Сан-Франциско. Истребитель и там не давал о себе знать.

– Этот парень больше не подчиняется ни федеральным властям, ни своему командованию, – заключил Казье. – Он решил преследовать нас, пока кто-нибудь один... не выйдет из игры.

– Но, будь он проклят, что же все это значит? – взорвался Джонс.

– Это значит, дурак безмозглый, что он дезертировал. Иными словами, со своими двадцатимиллиметровыми пушками он разнесет эту посудину в щепки при первой же возможности, не дожидаясь санкции руководства, – спокойно произнес Казье. – За те две секунды, в течение которых его палец будет нажимать на гашетку, в нас полетит штук сто снарядов, длиной в два раза превышающих твой большой палец и весом примерно в фунт каждый. Он расправится с этим самолетом так же легко, как ребенок – с мыльным пузырем... Ну как, теперь понял?

Его глаза внимательно осматривали пространство за окном. На юге были Сан-Франциско, Окленд, база морской авиации Аламеда, Хейуорд и Сан-Хосе – все они входили в аэронавигационную зону залива Сан-Франциско, перегруженную даже ночью. В черном небе мерцали посадочные огни десятка, а то и дюжины самолетов. Их расходящиеся книзу цепочки были похожи на гигантские рождественские гирлянды – несколько спиралей и линий, каждая из которых заканчивалась на земле в каком-нибудь воздушном порту.

Через какое-то время Казье нарушил молчание:

– Вот куда нам надо лететь.

Он резко отклонил штурвал влево и подал вперед, направив нос самолета в самую гущу наземных огней.

– Дружище, что ты делаешь?

– Мы не сможем уйти от пилота, который сейчас преследует нас, – сказал Казье. – Значит, нам нужно заставить его отказаться от погони, если это еще возможно.

– Что ты задумал?

Но Крулл уже вес понял. Их самолет летел прямо к международному аэропорту Сан-Франциско – тому месту, куда стягивалось большинство светящихся точек, плывших в ночном небе.

Перед ними была аэронавигационная зона одного из самых загруженных воздушных портов Америки.

– Черт побери! Командир, ты и впрямь решил залететь в гущу всего этого?

– А почему бы и нет? Игра продолжается, ставки растут, – Казье усмехнулся. – Сейчас мы переходим к последнему этапу русской рулетки.

Покрутив ручку настройки радиостанции, он послушал голоса диспетчеров, передававших на самолеты координаты заходов на посадку в различные аэропорты – Окленд, Мартинес, Аламеду, Хейуорд и Сан-Франциско. L-600 уже приближался к северному побережью залива Сан-Пабло. Слева простирались огни города Валеджоу справа – лесистая граница округа Мэрин, обозначенная автомобильными фарами и фонарями сто первой скоростной магистрали. Через несколько минут транспортник, двигавшийся со скоростью три мили в минуту, должен был очутиться над заливом.

– “Кактус” девять-семь-три, коридор занят, опасность на пути вашего следования. Неопознанный объект, три мили к юго-западу, высота не определена, – передавал диспетчер какому-то другому самолету.

– Девять-семь-три, объекта не вижу, – ответил пилот “боинга-737” юго-восточной авиакомпании, недавно вылетевший из международного аэропорта Окленда.

Голос пилота казался усталым – вероятно, как и многие опытные летчики, он не совсем доверял диспетчерам. Наземные радары в этом районе нередко регистрируют различные воздушные помехи, вызванные пролетающими стаями птиц, туманом, дымом и просто повышенной влажностью. По ночам самолеты летают с зажженными бортовыми огнями, а если огней нет – значит, это не самолет. И, кроме всего прочего, кто же захочет столкнуться в воздухе с другим самолетом?

– Это он, – сказал Казье, показав за окно – вверх и немного вправо.

Определить тип самолета было трудно. В темноте виднелись только бортовые огни – посадочные, опознавательные, навигационные и предупредительные, позволявшие судить об его размерах и курсе. Этот турбовинтовой лайнер двигался намного быстрее тихоходного L-600, и все же транспортник еще мог догнать его, нужно было лишь верно рассчитать упреждающий угол. Казье снова потянул на себя штурвал и отвернул влево, направив L-600 наперерез пассажирскому воздушному судну.

– Борт девять-семь-три, говорит диспетчерская служба залива Сан-Пабло. Объект начал маневрировать. Сейчас он в двух милях, угол тридцать градусов.

– Я девять-семь-три, пытаюсь его обнаружить, пока безрезультатно.

– Он нас не видит, – пробормотал Казье. Подавшись вперед, он включил все посадочные огни.

– Ну, а теперь?

– Я девять-семь-три, вошел в визуальный контакт с объектом, о котором вы сообщили, – тотчас прозвучал в динамике голос гражданского пилота. – На какой высоте он летит?

– Ваш эшелон пока свободен, – сказал оператор службы слежения. – Вы пролетите прямо перед ним.

– Не торопитесь, ребята, – сказал Казье. Продолжая набирать высоту, он повернул влево, чтобы уменьшить угол упреждения.

– Ну, а теперь как?

– “Кактус” девять-семь-три, угроза столкновения! Немедленно отверните на тридцать градусов вправо! – закричал диспетчер.

Лайнер зажег несколько добавочных красных огней и изменил курс. Казье криво усмехнулся, представив себе, какие чувства сейчас испытывают его пассажиры – вытягивают шеи, расплескивают кофе, бросаются к иллюминаторам и таращат глаза на черное небо, а стюардессы выбиваются из сил, призывая их не нарушать центровку самолета.

– Этот ублюдок повернул прямо на меня! – истошно закричал пилот лайнера, сразу позабыв все инструкции по ведению радиопереговоров. – Повторяю, этот парень повернул прямо на меня. Служба слежения, мне нужны его бортовые координаты и полетные данные.

– “Кактус” девять-семь-три, ваш запрос принят, переходите на связь со службой слежения залива Сан-Пабло на частоте один-три-пять и четыре. Отбой. Внимание борту самолета с координатами три-ноль-ноль и двенадцать градусов, ориентация по Окленду, вы входите в зоны аэронавигации класса Б Сан-Франциско и класса В Окленда. Предупреждаю, у вас нет разрешения на пересечение, тридцатимильного контрольного барьера в режиме В. Немедленно покиньте зоны аэронавигации А и Б, свяжитесь со службой слежения залива Сан-Франциско на частоте один-два-семь и девять и сообщите ваши полетные данные”.

Анри Казье расхохотался.

– Великолепно, просто великолепно! – хмыкнул он чуть погодя.

– Твою мать, мы чуть не столкнулись! – выругался Крулл.

– Мистер Крулл, наш смертный приговор был подписан в ту самую секунду, когда я услышал по радио голос этого военного летчика, – совершенно серьезным тоном произнес Казье. – Он жаждет мести и ради нее готов пожертвовать своей карьерой. Следовательно, мы будем защищаться.

Затем на его лице вновь появилась широкая улыбка.

– Если нам и на этот раз повезет, мы отправимся к праотцам, прихватив с собой несколько американских подданных.

С этими словами он снова повернул L-600 к Сан-Франциско и начал снижение. Через некоторое время впереди замаячили огни международного аэропорта.

– “Фокстрот Ромео”, вижу вас на радаре, вы находитесь в десяти милях к юго-западу от базы Трэвис, – передал оператор пункта ПВО “Сьерра-Петэ”. Благодаря разветвленной сети ретрансляционных радарных станций военные диспетчеры из восточной Калифорнии имели возможность отслеживать и при необходимости вызывать на связь любой самолет ВВС, находившийся над территорией Соединенных Штатов. – Пилот, вам должны были сообщить приказ, обязывающий вас совершить посадку в Биле. Вы испытываете трудности с его выполнением?

– Никак нет, “Сьерра-Петэ”, – ответил Винсенти. – Кто сегодня командует сменой? Джон? Мэри?

– Эл, это я, Беррел, – вступил в разговор подполковник Джон Беррел, подключившийся к коммуникационному каналу группы контроля за вооружениями. – Сегодня моя очередь, но со мной в паре дежурит Браво (кодовым именем “Браво” служащие командного пункта называли представителя штаба юго-западного сектора ПВО, капитана военно-морских сил Франчину Тельман). Какого дьявола ты канителишься? Я приказал тебе садиться на дозаправку в Биле.

– Джон, мне необходимо получить разрешение на перехват Казье в районе залива, – сказал Винсенти.

– Что? “Фокстрот Ромео”, повторите, что вы сказали!

– Ты слышал, Джон, – невозмутимым тоном произнес Винсенти. – Казье направился в международный аэропорт Сан-Франциско. Метит, стервец, прямиком во взлетно-посадочную зону, один авиалайнер уже чуть не свалился в штопор, пытаясь избежать столкновения с ним. Я думаю, у него на борту осталось еще немало взрывчатки, от которой он вполне может избавиться над каким-нибудь приглянувшимся ему местом – над городом или аэропортом, не знаю. Джон, я могу остановить его примерно в тринадцати милях к северу от того и другого. Сейчас он летит над мостом, а через минуту окажется над заливом Сан-Франциско. Мне нужно иметь разрешение на атаку, пока он не пересек мост. Прием.

– Эл, я не вправе давать такие санкции, – Беррел замялся. – Понимаю, ты хочешь отомстить Казье, но...

Несколько мгновений в эфире не было слышно ни звука, затем женский голос произнес:

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, это Браво (говорила Франчина Тельман, Винсенти сразу узнал ее чеканную манеру). Я приказываю вам немедленно приземлиться на военно-воздушной базе Бил. Повторите приказ и приступайте к его исполнению. Прием.

– Франчина, если вам нужен Анри Казье, я могу перехватить его. Для этого достаточно дать мне устное разрешение.

– “Фокстрот Ромео”, свой приказ вы уже получили. Выполняйте его, или я привлеку вас к суду, едва вы ступите на землю. И советую вам прибегнуть к надлежащей процедуре ведения радиопереговоров.

– Франчина, – пропустив мимо ушей ее последнее требование, сказал Винсенти, – он пытался протаранить пассажирский лайнер, а сейчас намеревается врезаться в самую гущу самолетов, прибывающих в Сан-Франциско.

– Вижу, Винсенти. Уверяю вас, мы тоже следим за ним, – уже другим тоном, видимо, отказавшись от попыток наладить дисциплину радиосообщений, произнесла Тельман. – И еще мне известно, что федеральные аэронавигационные правила вы нарушаете так же грубо, как Казье. Между прочим, радарные центры Трэвиса, Сан-Франциско и Окленда сейчас в один голос вопят о кровавой мести пилоту, вторгшемуся в их воздушное пространство. Как, по-вашему, чью просьбу мы должны удовлетворить, их или вашу? Послушайте мудрого совета, Эл. Побыстрее убирайтесь из их владений и приземляйтесь в Биле. – Она немного помолчала, затем добавила: – Пожалуйста.

Винсенти сжал и разжал пальцы рук, лежавших на ручке управления. Вот он, решающий момент, подумалось ему. Он все еще находился вне зоны аэронавигации класса Б, окружавшей Сан-Франциско, и мог без труда подняться на восемь тысяч футов, чтобы покинуть запретное воздушное пространство. Попытайся Казье что-нибудь вытворить, Винсенти еще успел бы принять ответные меры. У него мелькнула мысль воспользоваться старым трюком военных летчиков – отключить рацию, подать сигнал о перебоях в работе радиооборудования, подождать и снова выйти на связь, если Казье благополучно минует опасную зону, поскольку будет держаться в верхнем эшелоне, ему будут вынуждены поверить. Однако при любом из этих вариантов Казье уйдет от наказания.

– Франчина, я не могу этого сделать, – сказал Винсенти.

– Не валяйте дурака, Винсенти, – разозлилась Тельман. – Я приказываю вам покинуть аэронавигационную зону класса Б. До сих пор ваша карьера считалась у нас одной из самых успешных, стоит ли губить ее ради Казье? Вы свое задание выполнили. Теперь прекращайте преследование и не суйте нос, куда не надо. Учтите, если новый инцидент в зоне Б произойдет по вашей вине, я не смогу спасти вас от Ливенуорта.

Кислородная маска лишь отчасти приглушила проклятия, которыми разразился Винсенти. Казье сейчас находился примерно в двадцати милях от него, только что перелетел северную оконечность острова Сокровищ. Еще несколько минут, и он минует мост через залив Сан-Франциско. И тогда, повернув направо, еще через минуту окажется над городом, а через три – над мостом Золотые Ворота; если же и после этого продолжит лететь по прямой, То на исходе четвертой минуты ворвется в пространство международного аэропорта. Видеть его перемещения – почти то же самое, что наблюдать за торнадо, несущимся в прериях, когда не знаешь, в какую сторону он помчится в следующий миг, и молишься о том, чтобы этот смертоносный вихрь повернул куда угодно, но только не к тебе.

– Послушайте, Эл, – еще раз попыталась сменить тон Тельман, – прошу вас, прекратите преследование.

– Будьте вы все прокляты, – пробормотал Винсенти. Он выжал на полную дожигателъ топлива и потянул на себя рычаг управления. Через шестьдесят секунд его истребитель поднялся на восемь тысяч пятьсот футов, оставив внизу аэронавигационную зону класса Б и перейдя на полет по полусферической траектории. Он уже пролетал над городом Ричмонд, лежавшем на пути в Окленд, когда Казье, к тому времени миновавший мост через залив, взял курс на Сан-Франциско. Винсенти тотчас переключил рацию на ультракоротковолновый диапазон.

– Земля, я “Фокстрот Ромео” ноль-первый F-16, боевой перехват, вызываю диспетчерскую службу залива на частоте один-два-семь и ноль. Нахожусь на высоте восемь тысяч пятьсот, десять миль к северу от радарного пункта Окленд. Прошу дать разрешение на полет класса Б и координаты на перехват самолета, летящего в западном направлении от моста через залив Сан-Франциско. Также прошу разрешения на увеличение скорости до четыре-ноль-ноль узлов. Прием.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба слежения залива Сан-Франциско, вашу просьбу удовлетворить не могу, – ответил оператор диспетчерского пункта. – У меня нет сообщения о том, что вы выполняете боевой перехват, для начала я должен связаться с людьми из вашего сектора воздушной обороны. Дайте позывные на частоте четыре-три-ноль-ноль, сохраняйте прежнюю скорость и высоту, не входя в зону аэронавигации Сан-Франциско. Отбой. Внимание борту три-семь-два, возьмите влево на один-пять-ноль и сбавьте скорость захода на посадку! Борт два-ноль-девять-девять, немедленно прибавляйте скорость – в ста пятидесяти градусах по вашему курсу появился неопознанный летательный аппарат, высота неизвестна...

В голосе оператора зазвучала болезненно-напряженная интонация. Винсенти знал, почему. Еще только услышав слово “отбой”, он ухе кричал в микрофон:

– Земля, моя цель – этот неопознанный самолет, я вижу его на радаре! Дайте мне разрешение на перехват, я уберу его из вашей зоны заходов на посадку. Прием.

– Черт возьми, я не могу работать, когда несколько бортов говорят одновременно! Внимание всем. Пожалуйста, заткнитесь и слушайте меня, – с раздражением произнес оператор. – “Фокстрот Ромео” ноль-первый, я же вам ясно сказал: не могу, держитесь прежнего курса и не входите в аэронавигационную зону класса Б. Дельта четырнадцать, отверните влево на два-ноль-ноль градусов и снижайтесь до пяти тысяч футов, для посадки вам отведена полоса один-девять левая. Борт восемь-два-два, занимайте высоту шесть тысяч...

Распоряжения оператора посыпались с пулеметной скоростью – пробиться в эфир стало невозможно. У Винсенти мелькнула мысль отжать рычаг управления и спикировать прямо на хвост Казье, однако сейчас это было бы слишком опасно: чем ближе Казье подлетал к международному аэропорту Сан-Франциско, тем больше самолетов окружало его со всех сторон и тем меньше возможностей для атаки оставалось у Винсенти.

Ну что ж, он, по крайней мере, выполнил часть своего приказа – прекратить преследование, – хотя все еще горел желанием свести счеты с Казье. Горючего на F-16 хватило бы еще на час полета, к тому же вокруг было достаточно много военных баз, пригодных для посадки истребителя. Лучше всего сейчас было бы подождать, продержаться еще какое-то время над зоной Б – “над схваткой”, невесело подумал Винсенти, – и посмотреть, что замыслил этот маньяк, сидевший за штурвалом чешского транспортника.

Не переключая диапазона рации – не хотел слушать воплей Франчины Тельман или кого-нибудь еще из юго-западного сектора воздушной обороны, – он продолжал следить за зеленой точкой, мерцающей на экране его радара. На высоте в несколько тысяч футов от цели он чувствовал, что болтаться над местом событий совершенно бессмысленно, однако не мог ничего предпринять – только наблюдать за трагедией, развертывавшейся внизу.

– Неопознанному летательному аппарату, находящемуся в воздухе над портом Сан-Франциско, – передал перепуганный оператор на аварийной частоте диапазона ультракоротких волн. – Говорит диспетчерская. Вы без предварительного уведомления пересекли оклендскую зону аэронавигации класса В и держите курс на зону класса Б, на вхождение в которую требуется соответствующее разрешение диспетчерского пункта. На пути вашего следования множество самолетов, стартующих из международного аэропорта.

Оператор попробовал сменить тактику. Сейчас он решил, что пилот, с которым ему пришлось иметь дело, попал в беду – возможно, за штурвалом оказалась жена летчика, лежащего с сердечным приступом в соседнем кресле, или какой-нибудь ребенок, из озорства угнавший самолет и направивший его в самый большой из находившихся в пределах видимости аэропортов. Какой смысл угрожать ему или ей? Лучше предложить какой-нибудь разумный выход, в то же время защитив воздушное пространство и законопослушные воздушные суда, уже находящиеся в нем.

– Вам необходимо выполнить поворот на сто восемьдесят градусов и покинуть зону аэропорта Сан-Франциско, потому что здесь очень много больших самолетов и вы можете потерпеть аварию, – почти заискивающим тоном произнес оператор, изо всех сил старавшийся совладать с тревогой и злостью, которые все больше охватывали его. – Если вы меня слышите, то поверните назад и летите в сторону залива или Сакраменто. Вам не обязательно отвечать мне, нужно лишь отвернуть от Сан-Франциско, чтобы мы успели убрать с вашего пути кое-какие самолеты, а потом помочь вам сориентироваться... Борт пять-восемь-один, вас понял, перевожу в верхний эшелон... Неопознанный летательный аппарат, находящийся над ограничительной линией аэропорта, вы должны немедленно повернуть назад... Борт американского самолета три-семь-два, опасность столкновения! Неопознанный летательный аппарат в шестидесяти градусах, высота неизвестна... Дельта четыре-двадцать-два, у нас нарушен график заходов на посадку, прошу перейти во второй эшелон и повторить заход...

Винсенти резким движением сорвал с лица кислородную маску. Линии авиасообщений над Сан-Франциско запутывались с каждой минутой – и все из-за одного безумца.

Он должен был что-то предпринять!

Винсенти снова надел маску и включил микрофон.

– Служба слежения Сан-Франциско, говорит “Фокстрот Ромео” ноль-первый, нахожусь над мостом через залив, восемь тысяч футов над землей. Сообщаю, что объект, нарушивший график движения, летит на высоте тысяча футов. Это транспортный самолет L-600, пилотируемый скрывающимся террористом. Настоятельно рекомендую отложить все ближайшие вылеты, закрыть посадку и разрешить мне расправиться с этим ублюдком. Прием.

В эфире наступила полная тишина, точно из аэронавигационной зоны Сан-Франциско вдруг выкачали воздух. Этот эффект произвело слово “террорист”, мгновенно подействовавшее на всех, кто слышал его.

Наконец спустя полминуты или даже больше оператор передал:

– Хорошо, “Фокстрот Ромео” ноль-первый. Говорит служба слежения Сан-Франциско, ждите ответа.

Обычно диспетчеры употребляли выражение “ждите ответа” вместо подразумевавшегося “не мешай мне, я занят”, но сейчас оно означало “погоди, я расчищу тебе путь”.

– Борт английского самолета двенадцать-ноль-че-тырнадцатъ, разрешение на взлет отменяется. Дельта пять-девять-восемь, оставайтесь на прежнем месте. Борт пять-восемь-один, ложитесь на обратный курс и свяжитесь со службой слежения залива. Дельта четырнадцать, развернитесь и ждите дальнейших указаний. Борт американского самолета два-ноль-девять-девять, разрешаю заходить на посадку, вам отведена запасная полоса один-девять правая. “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вижу вас на радаре, вы в одиннадцати милях к северу от порта Сан-Франциско, высота восемь тысяч пятьсот. Каковы ваши намерения?

– Я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, прошу дать разрешение на экстренное вхождение в аэронавигационную зону класса Б, скорость пять-ноль-ноль узлов, и предупредительные оперативные меры против самолета-нарушителя, – ответил Винсенти.

Запросом на “предупредительные оперативные меры” военные летчики обычно выражали намерение выстроиться в боевой порядок или произвести дозаправку в воздухе, однако Винсенти хотел получить право на этот режим полета, чтобы перехватить Казье.

– Хорошо, “Фокстрот Ромео”, – необычно решительным тоном произнес оператор. – Вам разрешено на максимально допустимой скорости войти в аэронавигационную зону класса Б, чтобы блокировать пространство в радиусе пяти морских миль вокруг международного аэропорта Сан-Франциско и принять предупредительные оперативные меры против самолета-нарушителя. Оставайтесь на этой частоте.

– Ясно, разрешение принял, – ответил Винсенти, уже давивший на рычаг управления и чувствовавший, как от резкого перепада давления у него закладывает уши.

Из пике он вышел уже к югу от моста через залив и со снижением высоты пошел в сторону международного аэропорта Сан-Франциско. На экране радара к тому времени осталось лишь несколько зеленых точек, и только один самолет находился в непосредственной близости от аэропорта. Это был Казье.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вижу нарушителя на радаре, приступаю к оперативным действиям, – передал Винсенти. – Предлагаю связаться с Оклендом, там тоже нужно отложить все ближайшие вылеты. Думаю, летать над Сан-Франциско сейчас будет небезопасно.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, что вы сказали?.. – тотчас прозвучало с диспетчерской вышки аэропорта. Однако ответа не последовало.

Сидевший за штурвалом L-600 Тадделе Корхонен до отказа выжал педаль газа. Под крылом промелькнули пирсы, доки и склады порта Сан-Франциско.

– Какого черта мы летим так низко над городом? – спросил Джефферсон Джонс, вместе с Казье убиравший со второго стеллажа пачки денег и упаковки кокаина. – Ты хочешь сбросить всю оставшуюся взрывчатку на Сан-Франциско?

– Конечно, нет, – ответил Казье. – Потеря “стингеров” не сулит ничего хорошего моим торговым операциям, и я должен поправить дела, сохранив хотя бы взрывчатку и боеприпасы. Кроме того, мы все еще летим. Пока мы в воздухе, у нас есть надежда.

Голоса, перебивавшие друг друга на канале диспетчерского пункта, внезапно сменились полной тишиной. Казье насторожился. Затем из динамика послышалось:

– Алло, “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба слежения Сан-Франциско, ждите ответа... Борт английского самолета двенадцать-ноль-четыре, разрешение на вылет отменяется. Дельта пять-девять-восемь, оставайтесь на прежнем месте. Борт пять-восемь-один, ложитесь на обратный курс и свяжитесь со службой слежения залива...

– Черт возьми, что он творит? – опешил Джонс. – Такое впечатление, будто отсюда выметают всех, кто попадется под руку.

– Именно это он и делает, – сказал Казье. – Но зачем?

– Внимание всем самолетам, опасность в зоне воздушного движения. Борт американского самолета два-ноль-девять-девять, разрешаю заходить на посадку, вам отведена запасная полоса один-девять правая. “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вижу вас на радаре, вы находитесь в десяти милях к северу от порта Сан-Франциско. Каковы ваши намерения?

– Я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, прошу дать разрешение на экстренное вхождение в аэронавигационную зону класса Б, скорость пять-ноль-ноль узлов, и предупредительные оперативные меры против самолета-нарушителя, – прозвучал ответ.

– “Фокстрот Ромео” ноль один... Опять этот проклятый истребитель! – вырвалось у Джонса. – Командир, он снова у нас на хвосте!

– Ему ни за что на свете не позволят спикировать сюда на скорости пятьсот узлов, – сказал Казье. – Это невозможно.

– Ладно, “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вам разрешено на максимально допустимой скорости войти в аэронавигационную зону класса Б, чтобы блокировать пространство в радиусе пяти морских миль вокруг аэропорта Сан-Франциско и принять предупредительные оперативные меры против самолета-нарушителя. Оставайтесь на этой частоте.

– О боже, ему дали карт-бланш! – Казье опешил. – Никакой оператор не вправе давать такие разрешения!

– И все-таки он получил их, – Джоне хмыкнул. – И теперь собирается стереть нас в порошок. Что будем делать, командир?

Казье стал оседать на пол. Сейчас он напоминал проколотый автомобильный баллон, из которого медленно выходит воздух.

Джоне впервые за все время увидел настоящий ужас, отразившийся на его лице. Казье смотрел в открытый грузовой люк L-600, как будто пытался разглядеть в темноте истребитель, выбирающий позицию для стрельбы.

– Дружище, мы можем сдаться в плен, – добавил Джонс. – Скажи ему, что мы сдаемся. По-моему, это лучше, чем умереть.

– Я никогда не сдамся! – выпалил Казье. – Слышишь, никогда!

Он подошел к панели бортовой связи и нажал кнопку микрофона.

– Аист, а ну-ка, живо лети в Сан-Франциско, к зданиям терминала.

L-600 тотчас накренился на левое крыло и начал снижаться. Казье переключил рацию на ультракоротковолновый диапазон.

– Внимание истребителю F-16, говорит Анри Казье. У меня на борту несколько тонн взрывчатки, и я готов сбросить ее на международный аэропорт Сан-Франциско, если вы не покинете этот район.

– Казье, ты отправишься на тот свет намного раньше, чем думаешь, – произнес мужской голос на той же частоте. – Я настигну тебя в двух минутах лета от аэропорта, а ракеты могу выпустить хоть сейчас – ты уже находишься в пределах их досягаемости (Винсенти блефовал, у него вообще не было ракет, а на расстояние прицельного огня он мог выйти не раньше чем через тридцать-сорок секунд). Бросай взрывчатку прямо сейчас, в залив, и уходи от берега. Потом повернешь на север, и я провожу тебя на базу морской авиации Аламеда.

Повернувшись к Джонсу, Казье крикнул:

– Готовь к сбрасыванию вторую тележку. Затем произнес в микрофон:

– А откуда мне знать, что вы меня не убьете после того, как я выполню все ваши приказы?

– Я не собираюсь давать тебе, сукин сын, никаких ручательств, кроме одного: если ты сейчас же не отвернешь от берега, то через три секунды будешь трупом. Какой вариант тебя больше устраивает?

– Хорошо, я сбрасываю взрывчатку. Только не выпускайте ракеты.

Он направился к Круллу. Общими усилиями они вытолкнули вторую тележку в грузовой люк, когда до мыса Фуллерс, начинавшегося к северу от аэропорта, оставалось несколько сотен ярдов. Затем Казье взял в руки микрофон и нажал кнопку бортовой связи.

– Аист, сбавь скорость и поверни на север... а потом снова возьми курс на международный аэропорт и газуй на всю катушку.

И еще раз переключил рацию на УКВ.

– Готово. Взрывчатка сброшена, теперь я поворачиваю на север. Ваша взяла! Я хочу выступить с официальным обращением ко всем, кто слышит меня на этой частоте. Я, Анри Казье, сдаюсь в плен военно-воздушным силам Соединенных Штатов Америки при условии, что по мне не будет открыт огонь. А чтобы не было так называемого “несчастного случая”, призываю вас быть моими свидетелями.

– Черт возьми, да ты совсем рехнулся! – заорал Джонс, пытаясь перекричать свист ветра и рев авиационных турбин. – Ты собираешься сбросить последнюю тележку на международный аэропорт? Господи, тогда-то уж он наверняка выпустит по нам ракету... Иисус, пресвятая богородица...

– Будь у него ракеты, он бы уже давно сбил нас, – резонно заметил Казье. – У него только пушки, как и у предыдущего истребителя. Скорее всего, этот пилот хочет подождать, пока мы вылетим на середину залива, чтобы потом открыть огонь. Поэтому, я надеюсь, он не успеет догнать нас, когда мы повернем и наберем скорость. Вот так, безнаказанно, мне еще никто не угрожал. – Он бросил микрофон, затем подошел к стойке с парашютами и надел один из них. – Мы сбросим взрывчатку на аэропорт Сан-Франциско, а чуть позже незаметно парашютируемся. Аист включит автопилот и прыгнет с нами.

– Ошибаешься, никто никуда прыгать не будет, – сказал Джонс.

Пока Казье застегивал лямки парашюта, Джоне быстро нагнулся, одной рукой приподнял штанину своей спецовки, а другой вынул небольшой автоматический пистолет из кобуры, прикрепленной к его лодыжке.

– Заложи руки за голову и поворачивайся ко мне спиной.

– Что такое? – изумленно уставившись на пистолет, спросил Казье.

– Полиция, Казье. – Свободной рукой Джонс достал из заднего кармана бумажник, раскрыл, чтобы показать пятиконечную звезду, закрыл и сунул за пояс. – Ты задержан, подонок. Поворачивайся, живо.

– Шериф Джонс, если вы начнете стрелять в этом отсеке, мы оба окажемся в аду.

– Да, но сначала я увижу твою смерть, – сказал Джонс. – Отойди в тот конец отсека и повернись лицом к борту. Ну, пошевеливайся.

Когда Казье, который медленно двинулся к левому борту транспортника, обошел третью тележку с грузом, Джонс шагнул к переговорному устройству и нажал кнопку.

– Аист, это Джонс. Поворот на Сан-Франциско отменяется, держи курс на середину залива. Именем закона ты арестован. Я федеральный шериф, и, если ты поведешь самолет к берегу...

Внезапно L-600 накренился – так резко, будто выполнял “бочку”. Услышав слово “шериф”, Корхонен бросил самолет на левое крыло, и Джонс на несколько секунд потерял равновесие. Этого времени бельгийцу оказалось достаточно. Казье мгновенно упал на колени, – вот почему первая пуля Джонса пролетела мимо, – выхватил из правого голенища сапога автоматический “вальтер”, увернулся от второго выстрела, отпрыгнул в сторону грузового люка, а затем несколько раз нажал на курок. Он целился в сердце Джонса, но попал в горло и голову. Переодетый шериф успел сделать еще три выстрела и замертво рухнул на пол.

– Пора кончать с этим проклятым занятием, – пытаясь подняться на ноги, пробормотал Казье. – Если дела так и дальше пойдут, то скоро власти начнут залезать ко мне в постель.

Одна пуля задела его левую ногу, разодрав кожу от колена до лодыжки. Превозмогая боль, он встал, проковылял вперед и сел рядом с Корхоненом. Затем сказал:

– Молодчина, Аист. Я знал, что на тебя можно рассчитывать. Таких, как ты, в моей организации всего несколько человек.

– Спасибо, сэр. – Аист осклабился, обнажив два ряда гнилых зубов. – У нас падает давление во втором двигателе. Должно быть, пуля попала в маслопровод. В воздухе продержимся не больше десяти минут. Какие будут приказания?

– Нам нужно кое с кем свести счеты. Потом мы уберемся отсюда, получим деньги и укроемся в Мексике, – сказал Казье и показал в сторону международного аэропорта Сан-Франциско. – Веди самолет к главному терминалу, Аист. Начнешь огибать его справа, но в последнее мгновение свернешь прямо к нему. Тележку я приготовлю заранее. После этого ты возьмешь курс на юг, вдоль берега, поднимешься на среднюю высоту, поставишь автопилот, и мы оба выпрыгнем с парашютами. Проберемся к центральной равнине и свяжемся с нашими мексиканскими агентами. Еще раз спасибо, Дружище.

Он хлопнул Корхонена по плечу и вернулся в грузовой отсек.

Однако там он наткнулся на непредвиденное препятствие. Тело Джонса лежало в хвостовой части отсека между оставшейся тележкой и грузовым люком. Как Казье ни старался, со своей раненой ногой он не мог сдвинуть с места трехсотфунтовую тушу убитого шерифа. Взрывчатка оказалась запертой в самолете.

Он пожал плечами, запихнул “вальтер” поглубже в голенище сапога, сунул за пазуху несколько пачек стодолларовых купюр, затянул лямки парашюта и взвесил на руке две оставшиеся гранаты.

– Ну, прощай, Аист, – ни к кому не обращаясь, сказал он. – Ты был хорошим пилотом.

Затем вынул из каждой гранаты предохранительную чеку, положил обе на штабель ящиков со взрывчаткой и выпрыгнул в грузовой люк, держа руку на кольце парашюта.

На последних трехстах футах, оставшихся до коммерческого терминала международного аэропорта Сан-Франциско” Тадделе Корхонен уже не смотрел на красные индикаторы работы двигателей. К чему жалеть эту допотопную посудину, думал он, если ее все равно придется бросить? Увидев внизу посадочные полосы девятнадцать-левая и девятнадцать-правая, он немного отвернул на север. На рулежных дорожках Х-образного бетонного поля стояло множество готовых к вылету самолетов, круглое здание главного терминала было окружено широкофюзеляжными аэробусами и машинами обслуживания. Когда купол терминала скрылся под носом транспортника, Аист дважды нажал кнопку бортовой связи, давая знать хозяину, что пора сбрасывать груз, а затем резко потянул штурвал на себя и круто пошел вверх...

Первый взрыв был не слишком громким. Корхонен, сосредоточившийся на наборе высоты, просто не обратил на него внимания.

Следующий взрыв оказался в сотни раз мощнее. Он и сейчас не успел ничего понять, лишь почувствовал жгучую боль в затылке, прежде чем его тело и остальное содержимое транспортного самолета L-600 было разорвано на части ударной волной от взрыва двух с лишним тонн сдетонировавшей взрывчатки.

Винсенти выругался. Проклятье, он ведь знал, что Казье выкинет что-нибудь подобное. Дерьмо! Та же самая уловка, на которую поддалась Маккензи: сделать вид, что сдается, а затем нанести удар и скрыться. Ну нет, он этого так не оставит. Винсенти решил во что бы то ни стало покончить с Казье. Он блефовал, когда сказал, что готов сбить транспортник ракетой, но ничуть не кривил душой, говоря о своем желании увидеть Казье мертвым. Это не было блефом.

К несчастью, ему не удалось вовремя начать атаку.

Когда Казье отвернул от международного аэропорта Сан-Франциско, Винсенти расслабился – был уверен в победе, – и вот, всего несколько секунд спустя, со всем своим огромным преимуществом в высоте, скорости, маневренности и вооружении, уже не мог угнаться за тихоходным гражданским транспортником, не рискуя при этом свалиться в штопор или на выходе из пике врезаться в постройки на берегу залива. У него не было выбора – только уменьшить тягу до минимальной и как можно больше увеличить радиус виража, вследствие чего L-600 ненадолго выпал из сектора радарного наблюдения. Тем временем Казье сообщил о том, что сбросил груз в залив, – Винсенти не поверил, что террорист такого пошиба может добровольно избавиться от всей своей взрывчатки, – а еще позже погасил бортовые огни и вновь взял курс на Сан-Франциско. Винсенти оказался в положении, не позволявшем ни атаковать, ни даже уследить за целью. Через несколько секунд он” правда, догнал транспортник, но Казье уже на полной скорости летел над аэропортом. В тот самый миг, когда Винсенти положил палец на гашетку и увидел на электронном табло шлема надпись “В ЗОНЕ ПРИЦЕЛЬНОЙ СТРЕЛЬБЫ”, нос транспортника начал подниматься, и...

И затем L-600 исчез в клубах ослепительно яркого пламени. Взрыв последовал сразу за вспышкой, сверкнувшей в открытом отверстии грузового люка. Винсенти машинально включил дожигатель топлива, до предела выжал педаль газа, дернул на себя рычаг управления и взмыл в черное небо, подальше от этой смертоносной кометы.

Когда его глаза вновь обрели способность видеть, он снизился и облетел вокруг аэропорта. Тот представлял собой ужасающее зрелище. Объятые пламенем останки . L-600 рухнули на центральный терминал, превратив в руины диспетчерскую вышку и все западное крыло здания, а оставшуюся часть залив морем огня. Всего через несколько секунд после их падения терминал горел так, будто пожар бушевал не меньше часа. Искореженные обломки транспортника разлетелись гигантским веером, искромсав и сметя в сторону южного терминала сотни машин и автобусов, стоявших у выходов на летное поле. Пламя с невероятной скоростью перекидывалось с одного уцелевшего самолета на другой. Винсенти насчитал двенадцать горящих авиалайнеров. Из дыма то и дело поднимались столбы огня – взрывались топливные баки, – почти достигавшие высоты, на которой Винсенти кружил над аэропортом...

И вдруг он увидел освещенного снизу отблесками пожара парашютиста, вынырнувшего из темноты приблизительно в полумиле от него.

Невообразимо! Кому-то удалось выпрыгнуть из транспортника всего за несколько секунд до взрыва!

Казье! Не раздумывая, Винсенти повернул истребитель к быстро снижающейся белой точке. Сейчас он смотрел только на нее. Вероятно, Казье услышал рев приближающегося реактивного самолета или разглядел его бортовые огни, потому что парашют заскользил по наклонной траектории – человек, паривший под его куполом, натянул две правые стропы – и стал опускаться еще быстрее.

Дальнейшие события произошли с молниеносной быстротой. С середины летного поля всего в нескольких сотнях футов перед носом F-16 внезапно взмыл в небо вертолет – то ли пожарный, то ли спасательный. Чтобы избежать столкновения, Винсенти резко отвернул влево и тотчас потерял парашютиста из виду. Когда он смог вернуться на прежний курс, Казье уже бежал по земле. У Винсенти мелькнула мысль расстрелять его из пушки, но в район аварии как раз начали прибывать пожарные вертолеты. Стрельба на бреющем полете сейчас грозила новыми катастрофами. Ему оставалось лишь снова набрать высоту, покинуть аэронавигационную зону класса Б международного аэропорта Сан-Франциско и взять курс на базу ВВС Бил, стараясь не думать о предстоящем разговоре с начальством.

Двое служащих со станции воздушной береговой охраны, находившейся к северу, за международным аэропортом Сан-Франциско, не могли поверить своим глазам, когда увидели взрыв над центральным терминалом. Это зрелище можно было сравнить разве что с кадрами видеосъемки, запечатлевшей какой-нибудь удачный бомбовый удар во время войны в Персидском заливе. Они слышали рев достаточно большого двухмоторного транспортного самолета, пронесшегося над их ангаром, вышли посмотреть, а затем увидели взрыв, от которого земля под ногами заходила ходуном.

Но даже последовавшие разрушения поразили их меньше, чем парашютист, камнем свалившийся с неба и едва не угодивший на ограду аэропорта.

– Боже... неужели он выпрыгнул из этого транспортника? – вырвалось у одного.

– Везучий парень, – заметил другой. – Вовремя выпрыгнуть из самолета, да еще пролететь в нескольких дюймах от ограды! По-моему, он повредил ногу.

Они подбежали к человеку, лежавшему на земле. Один служащий склонился над ним, другой бросился к парашюту, чтобы сложить его и не дать ветру потянуть парашютиста в сторону залива.

– Эй, Тод! – стараясь перекричать рев пламени и грохот взрывов, окликнул его первый моряк. – Сходи за рацией и...

Второй моряк, занятый парашютом, не расслышал его слов. В этот миг мимо пронеслись пожарные машины, спешившие к месту катастрофы.

– Что ты сказал, Уилл?

Ответа не последовало.

Он расстелил парашют на земле и обернулся.

– Что ты сказал?

Уилл лежал на траве в нескольких футах от ограды. Вся верхняя часть его головы была снесена пулей крупного калибра. Парашютист стоял на ногах, нацелив пистолет прямо в лицо второму служащему. Он увидел вспышку огня, услышал хлопок выстрела, а затем наступила темнота.

Казье отстегнул парашют, скатал его и отнес в ангар. Там стоял пикап, принадлежавший двум убитым служащим. Бросив парашют за заднее сиденье пикапа, он вернулся к их телам, вынул из нагрудных карманов удостоверения личности и переоделся в спецовку, снятую с одного из них. Затем сел за руль машины и включил зажигание.

Рассвет застал его уже на мексиканской границе. Еще через некоторое время он укрылся в одном из своих убежищ в Мексике. Вспоминая о транспортнике, врезавшемся в центральный терминал международного аэропорта Сан-Франциско, Казье криво усмехался. Он знал, что в скором будущем ему предстоит увидеть немало таких зрелищ. Только таким способом он мог свести личные счеты с АТО, с американскими ВВС и со всем правительством Соединенных Штатов. Американцы должны были за многое заплатить: за его незаслуженное тюремное заключение, за пытки, надругательства, годы скитаний, безденежья, за всю искалеченную юность. Казье понимал, что никогда не сможет формально обвинить и привлечь Соединенные Штаты к суду за эти преступления. На всем свете только он один мог вершить правосудие.

Обдумав новые планы возмездия и собрав достаточно денег, он решил вернуться в американское убежище, устроенное в Нью-Джерси, – “Гнездо Совы”, так он назвал его, – чтобы обсудить предстоящие операции с командным составом своей организации. Кроме того, ему важно было узнать, насколько осуществимы его мечты о наказании этой проклятой страны – Америки.

А ответ на этот вопрос следовало искать на востоке, в Ньюбурге, штат Нью-Йорк. Только один человек мог посоветовать ему, как быть, и Казье должен был побыстрее встретиться со своей советчицей.

Казье провел в своей ногалесской крепости ровно столько времени, сколько ушло на изменение наружности. Он без труда состарил себя лет на тридцать при помощи обыкновенной косметики и упражнений по изменению походки и движений, потом пустил в ход свой поддельный американский паспорт и сел на самолет, отправлявшийся из Ногалеса в Альбукерке. Охрана работала спустя рукава, никаких признаков погони не было, а заказать билет из Альбукерке в Чикаго и дальше оказалось совсем просто. Никто не стал приглядываться к согбенному старому доходяге с испитой физиономией, поднимавшемуся на борт самолета.