Уже первые часы своего пребывания в Киеве немцы отметили диким разбоем.
Бесноватый «фюрер», идеолог топора и плахи, звериного национализма и расовой ненависти, приказал своим диким ордам уничтожать русских, украинцев, белорусов, евреев. И немецкие солдаты и офицеры убивали беззащитных советских людей. Убивали днём и ночью, убивали в домах и на Лукьяновском кладбище, на площадях у подножья памятников и на улицах, в садах и парках. Расстреливали из автоматов стариков, женщин и детей. Убивали тех, у кого были найдены членские билеты МОПР или членские книжки Осоавиахима, убивали советских активистов и стахановцев, убивали всех, кто попадался под руку.
Там, где ненавистный враг ступал своим кованым сапогом, лилась кровь невинного люда, вздымалось в небо зарево пожаров.
28 сентября 1941 г. немецкая фельдкомендатура расклеила по городу приказ, в котором говорилось, что всем евреям Киева и его окрестностей надлежит «ровно в 8 часов утра 29 сентября прибыть на ул. Мельника, взяв с собой ценные вещи, тёплую одежду н бельё. Кто не явится, будет расстрелян». По городу распространился слух, что еврейское население будут куда-то переселять.
В назначенный час вся улица Артёма до улицы Мельника была заполнена людьми. Гитлеровцы повели собравшихся на Лукьяновское кладбище, к Бабьему Яру. Туда шли мужчины и женщины с грудными детьми на руках, больные и беременные, старики и дети. Среди них были рабочие и служащие, учёные и артисты. Шли с Подола и Печерска, с Бессарабки и Святошина.
Когда обречённых пригнали на кладбище, у них отобрали все ценные вещи и одежду. Затем людей ставили рядами так, чтобы одним выстрелом убивать несколько человек, и расстреливали из автоматов. Ставили вторую, третью очереди. Падали убитые и раненые. Гитлеровские бандиты добивали лопатами раненых и брошенных живыми грудных детей, а затем засыпали их землёй. После этой дикой расправы долго ещё шевелилась земля, из-под насыпи долго ещё слышались глухие стоны.
Сторож Лукьяновского кладбища Сергей Иванович Луценко, который был очевидцем этой трагедии, рассказывает: «Когда обречённых пригнали на товарную станцию, когда они заполнили всю Лукьяновку, улицы Дегтярёвскую, Лагерную и Мельника и близлежащие три кладбища, несчастным приказали сложить вместе все свои вещи. Потом немцы выстраивали людей в колонны по 100 человек и вели в Бабий Яр. Из сторожки на кладбище было хорошо видно, как возле обрыва останавливали колонны, как людей раздевали догола и складывали вместе их одежду, как из автоматов и пулемётов расстреливали поставленных на краю оврага, как хватали детей за ножки, поднимали их и бросали живьём в Яр.
Расстреливали с утра до вечера. Ночью немцы ложились спать, а обречённых на расстрел загоняли в пустые гаражи. Утром снова начинали расправу. Так продолжалось 5 дней. Пригоняли людей, а вывозили в больших крытых машинах только их вещи. Каждые пять минут отходила новая машина. Трупы сбрасывали в Яр, а вечером динамитом взрывали его склоны, чтобы засыпать землёй и мёртвых и недобитых».
Два года подряд в Бабьем Яру не умолкали выстрелы. Тут расстреляли моряков, потом железнодорожников, рабочих заводов «Большевик», «Ленинская кузница», «Транссигнал». Расстреливали эсэсовцы, гестаповцы, полицейские.
Расстрелы и пытки не прекращались. На улицах лежали трупы замученных, качались на виселицах посиневшие тела женщин и детей. Убийствам часто предшествовали садистские пытки. В полицейских камерах фашисты до полусмерти били и истязали свои жертвы, выжигали раскалённым железом глаза и клеймили тело, выводили зимой совершенно раздетых людей на мороз и поливали их ледяной водой, живьём бросали в проруби Днепра.
В феврале 1942 г. гестаповцы пригнали к Днепру группу мужчин, женщин и детей. Их заставили вырубить возле Дарницкого моста прорубь и приказали прыгать в неё. Но после команды «прыгать!» люди стояли неподвижно. Раздалась очередь из автомата, и на лёд упали окровавленные тела. Кое-кто прыгнул в воду. Один из смертников, резко обернувшись и разодрав на себе в отчаянии рубашку, воскликнул:
— Нате! Стреляйте, гады! За всё получите возмездие!
И упал, подкошенный автоматной очередью. Второй крикнул:
— Товарищи! За родину!
Но пуля не дала ему договорить.
Даже больные не могли избежать зверской расправы. Их немцы отравляли, умерщвляли в «душегубках». Так, 14 октября 1941 г. в психиатрическую больницу ворвался отряд эсэсовцев. Фашистские людоеды загнали в один из домов 300 больных, продержали их там без пищи и воды несколько дней, а потом расстреляли в овраге Кирилловской рощи. Такие расправы повторялись неоднократно. В больницу прибывали «душегубки». В них загоняли по 60–70 человек психически больных, а через несколько минут оттуда выбрасывали трупы.
Об одном из таких «визитов» рассказал в своём выступлении на общегородском митинге киевлян 27 ноября 1943 г. профессор Психоневрологического института А. Р. Киричинский. «Тяжело даже представить себе, — говорил он, — до каких пределов жестокости и цинизма может дойти немецкий варвар! Так, в психиатрическую больницу однажды прибыла специальная комиссия, которая отобрала более 500 больных. Несчастных совсем раздели и группами грузили в закрытую машину. Двери этой машины герметически закрывались, и начинал работать мотор. Через пятнадцать минут все было кончено. Машина подходила к яме, её открывали и оттуда вытаскивали скорченные трупы. Немцы делали это пунктуально, с двухчасовым перерывом на обед в течение двух дней».
Гитлеровцы казнили людей за мельчайшую «провинность»: за нарушение светомаскировки — расстрел; за сочувствие Красной Армии — расстрел; за хождение по улицам позже указанного немцами времени — расстрел; за саботаж — расстрел. Саботажниками немцы считали и тех, кто не зарегистрировался на «бирже труда» и не выехал «добровольно» на немецкую каторгу.
В фашистской газете «Українське слово» 29 сентября 1941 г. был напечатан такой приказ:
«Жителям (всем лицам) запрещено выходить на улицу от 20 до 5 часов по немецкому времени.
Нарушители этого приказа могут быть расстреляны.
Комендант города Киева».
Вслед за этим на улицах появились трупы киевлян, к одежде которых были приколоты записки с лаконическим текстом: «Нарушил приказ, шёл в 20 часов 10 минут». «Убит в 21 час 01 минуты».
Не успевала ещё высохнуть на улицах кровь убитых, как немцы искали уже новые жертвы. 25 октября появился приказ, в котором говорилось:
«Всех голубей в городе и пригородной полосе надо немедленно уничтожить. Кто после 26 октябри будет ещё держать голубей, тот будет расстрелян, как саботажник».
25 октября оккупанты объявили этот приказ, а 26 октября, когда в пригородную полосу ещё не дошли газеты, людей хватали и расстреливали за невыполнение приказа.
Стены домов пестрели объявлениями, в которых сообщалось о расстреле сотен киевлян.
«В качестве репрессий за акт саботажа сегодня расстреляно 100 жителей Киева. Пусть это послужит предостережением. Каждый житель Киева является ответственным за акт саботажа».
«Участившиеся в Киеве случаи поджогов и саботажа заставляют меня прибегнуть к строжайшим мерам. Поэтому сегодня расстреляны 300 жителей Киева. За каждый новый случай поджога или саботажа будет расстреляно значительно большее количество жителей Киева».
А наряду с этим «Українське слово» печатало бесчисленные объявления, полные угроз. В номере от 30 октября 1941 г. было напечатано:
«Лиц, которые со злым умыслом или по неосторожности будут портить или уничтожать проволоку, кабельные провода или приборы для передачи сообщений или снимать кабель или проволоку, повисшую в воздухе или лежащую на земле, — будут считать виновными в саботаже и НАКАЗЫВАТЬ СМЕРТЬЮ. Такое же наказание ждёт каждого, кто будет подстрекать преступника или помогать ему каким-либо способом до или после такого поступка. Всякая попытка будет наказываться.
Если нельзя установить виновного, то за результаты будет отвечать та местность, в чьём районе управления будут обнаружены повреждения сети связи».
Однажды ночью были перерезаны телефонные провода, ведущие к городской немецкой комендатуре. Наутро фашисты хватали первых встречных и на месте расстреливали их как «участников ночного злодеяния». Итоги этой кровавой расправы гитлеровцы подвели в специальном приказе, где говорилось, что за «диверсионный акт, выразившийся в перерезании телефонных проводов, расстреляно 300 человек».
Киевлянка В. П. Баленко рассказывает:
«В октябре 1943 г. во дворе дома № 72 по Красноармейской улице началась перестрелка, в результате которой был ранен немец. Тогда гитлеровцы начали стрелять по окнам жителей, ловили первых попавшихся киевлян и забирали неизвестно куда. На следующий день нашли убитого немца на Владимирском базаре. Кто его убил — неизвестно, возможно и сами немцы, ибо они часто после пьянки дрались между собой, но за убитого немца забрали много людей, которые жили в этом районе, и отправили на Львовскую, 24. О последующей судьбе несчастных никто ничего не знает».