Henry Kuttner. The Malignant Peezle, “Fantascience Digest”, Nov/Dec 1937
Я смахнул пылинку с пишущей машинки. А когда вновь сосредоточился, то премного удивился, заметив крошечную лысую макушку, приподнявшуюся над машинкой. На мгновение подумалось, что у меня глюки. Но нет. Я перестал печатать свою историю. «Вывернутая наизнанку галактика» должна была повествовать об отчаянной попытке профессора Пизла спасти Землю от нападения мародёров вакуумменов. Я сверлил взглядом лысую голову. Она поднялась выше, и из-за клавиш на меня уставилось крохотное белобородое личико.
– Привет, болван, – раздался писклявый голос. – Я – профессор Пизл.
Я всегда ожидал чего-либо подобного ночью, после десяти-то часов непрерывной машинописи. Вдруг моя пишущая машинка начала проваливаться куда-то в четвёртое измерение. Я откинулся на спинку стула, смежил веки и сделал несколько глубоких вдохов. Когда я открыл глаза, машинка стояла на своём обычном месте, а лысая голова раздулась и стала размером почти как мой «фиат». Она венчала тщедушное тельце, пристроившееся на краю стола. Маленький человечек возился с ящиком, пытаясь открыть его.
– Ну же, предложи мне выпить, – укоризненно сказал он.
Я в замешательстве отпер ящик и протянул коротышке плоскую коричневую бутылку. Он завозился с пробкой, выругался и совершенно неожиданно вымахал ростом под шесть футов[1]. Проделав это, он извлёк пробку и снова уменьшился до прежних размеров.
– Атомное сжатие – это очень удобный трюк, – произнёс он рассеянно. – Так эффект от выпивки дольше держится.
При той скорости, с которой он пил, плоская бутылка скоро должна была опустеть.
– А ты настоящий? – спросил я, отбирая у него спиртное.
– Да, – ответил он, не сводя глаз с бутылки. – Почему бы и нет? Ведь ты достаточно долго пишешь обо мне. И пишешь ты паршивенько. Я и сам мог бы лучше.
Такое заявление неприятно кольнуло моё самолюбие.
– Может быть, я и не Уэллс[2]! – досадливо огрызнулся я. – Вот только если бы не я, то тебя никогда бы не существовало.
– Существовал?! Ты называешь это существованием? – презрительно усмехнулся он. – Мне ужасно скучно. Ведь я ничего не делаю, лишь спасаю Землю, спасаю Землю, спасаю…
– А что же тут скучного?
Он опять вырос до шести футов, выхватил у меня из рук бутылку и жадно приник губами к горлышку.
– Много чего! Я не пил уже много лет, за исключением того случая, когда ты пролил свою выпивку на свежеотпечатанную страницу. Я даже сбежать не могу. Нет. Единственное, что остаётся учёному, – это спасать мир. И я способен сделать это со связанными руками.
– Но ты же вроде бы серьёзный пожилой учёный… – Я торопливо притормозил. – Не бери в голову. Хотя читатели должны считать именно так.
– Ненавижу всё это! – негодовал он. – Изнываю от тоски! Другим персонажам всегда весело. А я целыми днями копошусь в лаборатории, размышляя о свойствах каких-то окаменелых образцов, наблюдая за поведением подопытных кроликов, переставляя с полки на полку всевозможные стеклянные ёмкости. И нет… ничегошеньки. Ни одного «пряника». Ты просто криворукий… /далее последовала целая череда непечатных «комплиментов»./
– Герой никогда не брыкается, – возразил я.
– А почему он должен? Он получает главный приз. Я же делаю всю грязную работу, спасаю Землю и в итоге довольствуюсь исключительно своей собственной лабораторией. В большинстве твоих рассказов герой обретает любовь красавицы, а я получаю лишь пробирки. – Он уничижительно посмотрел на меня и тяжело вздохнул. – Низкопробный у тебя стиль.
– Ты на святое замахнулся! – мигом разгорячился я. – Что ты знаешь о моём стиле?! Хотел бы я, чтобы ты попробовал свои силы в моей работе. Я готов обменяться доспехами, дабы увидеть, как ты поведёшь себя в реальном бою, оруженосец!
Его лицо озарила злорадная улыбка.
– Этого-то я и ждал! – торжествовал он. – Ты сам предложил, о'кей. И да поможет тебе Господь, ибо я не буду. Начинаем обмен!
С этими словами он забарабанил по клавишам моей пишущей машинки. И тут произошло что-то удивительное. Я буквально растворился в воздухе, превратившись в туманное облачко, которое дымной струйкой втянулось внутрь машинки!
Меня всецело охватила эйфория. Когда же я пришёл в себя, то обнаружил, что нахожусь в истории «Вывернутая наизнанку галактика». И это поистине невероятно. Но там действительно был я – литературный персонаж. А за пишущей машинкой, деловито стуча по клавишам и время от времени прикладываясь к бутылке, восседал профессор Пизл.
Это было дьявольски умнО. В середине повествования Пизл таинственно исчез, но вместо него из четвёртого измерения явился незнакомец, закованный в броню. Это был я, а Пизл занял моё место.
Я отнюдь не великий герой. А ещё ко мне быстро пришло понимание, что я стал жертвой старого мошенника. Пробирки, приборы, приспособления – что мне вообще о них известно? Оставаясь внутри рассказа, я могу лишь бессильно наблюдать за тем, как Пизл истребляет запасы алкоголя, флиртует с соседкой и рассылает редакторам клеветнические пасквили на меня.
Но не потому я взываю о помощи и посылаю свой отчаянный сигнал SOS[3]. Я не могу выкарабкаться из сложившейся ситуации, ведь Пизл слишком умён. А хуже всего то, что вакууммены приближаются к Земле, и я не знаю, как их остановить. Пизл знал и всегда спасал нашу планету. Я же не учёный, поэтому могу только тупо сидеть и страдать, наблюдая, как вакууммены проходят сквозь расширяющийся портал. Земля обречена…
Или так и будет, если только кто-нибудь не сделает что-нибудь с этим самым Пизлом.
Перевод с английского: Б. Савицкий, 2021 г. Редактура: И. Самойленко