Глава II После конца

Сидя в доме злых сестёр, Белоснежка и Цирцея читали сборник сказок. Они были заперты здесь с тех пор, как этот дом отвёз их на место своего создания, место, известное как Начало.

Очень многое из того, что окружало Белоснежку и Цирцею в доме злых сестёр, выглядело загадочно. Секреты таились в стенах дома и на его книжных полках, он весь насквозь был пропитан тайной. Одной из них было само появление дома на свет, точнее, место его создания. Построив этот дом, сёстры снабдили его аварийной защитной системой, которая в случае, если бы что-нибудь случилось с ними, должна была перенести дом вместе со всеми его обитателями в это самое Начало. Сёстры хотели быть уверенными, что если они вдруг попадут в беду вдали от дома, их секреты окажутся в безопасности.

Именно это и произошло. Когда злые сёстры были заброшены в страну снов, Цирцея и Белоснежка находились в их доме, и он немедленно понёс их на место своего рождения, которое находилось вне границ привычного мира.

Собственно говоря, Начало находилось на небе, усыпанном мерцающими звёздами и медленно вращающимися созвездиями. Белоснежка и Цирцея оставались запертыми в доме и понятия не имели, как из него сбежать. А главное – куда. Чтобы чем-то себя занять, они читали сборники волшебных сказок и дневники сестёр. Надеялись найти в этих дневниках какие-нибудь ключи, которые подскажут, как им вернуться домой. Они очень волновались за всех, кто оставался в королевстве Морнингстар после той их битвы с Малефисентой. Но вскоре от этих тревожных мыслей их отвлекла сказка о Готель, на которую они набрели в сборнике сказок. Они просто поверить не могли, узнав, какое активное и глубокое участие принимали в этой истории злые сёстры.

Цирцея настолько рассердилась из-за этого на своих матерей, что отняла у них все магические силы.

А сразу же вслед за этим дом освободил их из Начала. Причём безо всяких объяснений освободил, молча.

Неожиданно получив свободу, а вместе с ней и возможность отправиться куда их душа пожелает, Цирцея и Белоснежка решили прежде всего убедиться в том, что все, о ком они прочитали в сказке о Готель, остались целыми, невредимыми и на своих местах.

Для начала они навестили Рапунцель и своими собственными глазами увидели счастливое окончание её истории. Оттуда они перенеслись проверить миссис Тиддлботтом, славную пожилую женщину, которая заботилась о Рапунцель, когда та была совсем маленькой, а теперь присматривала за телами Хейзел и Примроуз (это, как мы помним, сёстры Готель). Убедившись, что в сказке о Готель всё в порядке, Цирцея и Белоснежка успокоились и перелетели в королевство Морнингстар, посмотреть, как обстоят дела у Няни, Тьюлип и Оберона после битвы с Малефисентой.

Нужно заметить, что хотя мысли Белоснежки и Цирцеи занимали события, о которых они прочитали в сказке о Готель, сердца их всегда оставались в Морнингстаре. Во время своего путешествия Белоснежка и Цирцея вновь перечитали окончание истории Малефисенты, и это совпало с началом их собственного приключения.

* * *

Няня стояла среди развалин замка Морнингстар. Фея-Крёстная отослала добрых фей помогать принцу Филиппу сражаться с драконом, а сама осталась в Морнингстаре, чтобы восстанавливать замок вместе со своей сестрой после ужасных разрушений и помогать всем раненым в битве с Малефисентой.

– Спасибо тебе за помощь, сестра, – с чувством сказала Няня.

– Это мне только в радость, моя дорогая, – ответила Фея-Крёстная, целуя свою сестру в щёку. – В своё время мы с тобой и не с такими разрушениями справлялись, правда? И я очень, очень рада, что никто в замке серьёзно не пострадал.

Няня огляделась вокруг, пытаясь найти Тьюлип.

– Ты высматриваешь принцессу Тьюлип? – догадалась Фея-Крёстная. – Она с Попинджеем. Они вместе делают всё возможное, чтобы помочь армии Оберона. Он многих друзей потерял в своей битве с Малефисентой.

Няня была убита горем. Всё, всё вокруг было превращено в руины, и Фея-Крёстная видела боль, отражавшуюся на лице её сестры.

– Не переживай так сильно, моя дорогая. Ты действительно сделала для Малефисенты всё, что было в твоих силах. Мне очень жаль, что я не помогла тебе. Вот если бы я смогла…

– Давай сейчас не будем об этом, – обняла свою сестру Няня. – Я знаю, что ты… что ты…

И она заплакала так сильно, как ещё никогда в жизни не плакала. Она так много потеряла. Малефисенту потеряла и не знала, как ей теперь найти Цирцею, которую унёс в неведомую даль волшебный дом.

– У тебя есть я. И я всегда у тебя буду, – напомнила ей сестра. – Поговори с Фланци. Возможно, она больше, чем кто-либо, знает обо всём, что связано с загадочным домом злых сестёр. Впрочем, я уверена, что ещё раньше Цирцея и Снежка сами найдут способ целыми и невредимыми вернуться назад.

– Наверное, ты права, сестра. Пойду-ка я лучше помогу Тьюлип с Повелителями Леса. Возможно, смогу вылечить их с помощью моей магии, – сказала Няня, хотя по-прежнему выглядела при этом очень озабоченной.

Фее-Крёстной этот план понравился.

– Хорошо. А я останусь здесь и займусь восстановлением замка…

Договорить до конца свою мысль ей помешала огромная роскошная стрекоза, прилетевшая с посланием из Страны эльфов и фей.

– Что там? – спросила Фея-Крёстная, развёртывая свиток и начиная читать его. – А, это от Мерривезер. Пишет, что Аврора проснулась. Принц Филипп разрушил заклятие.

Она с тревогой посмотрела на свою сестру, зная, что от хороших новостей тоже порой не выдерживает сердце.

– Нет, я счастлива за принцессу и за двор короля Стефана, – перехватив её взгляд, покачала головой Няня. – Уверена, что хорошие вести принесут каждому жителю королевства любовь и свет, и я очень-очень рада, что принцесса будет счастлива. Она заслуживает этого.

– И Малефисента тоже в каком-то смысле счастлива, – обняла свою сестру Фея-Крёстная. – Ведь она живёт в своей дочери, в Авроре.

Няня подумала, что её сестра права. Эта мысль утешила Няню. Лишь на время утешила, конечно, только до тех пор, пока ей на смену не пришли другие мысли. Но в этот момент Няня была действительно рада тому, что принцесса нашла, наконец, свою истинную любовь в принце. А ещё ей было приятно сознавать, что Малефисента в определённом смысле действительно живёт и продолжит жить в Авроре.

Даже если изо всех историй и сборников волшебных сказок этот момент исключить, ничего не изменится. Так будет, и это единственное, что имеет значение.

* * *

– Снежка, погоди, остановись, не читай дальше, – сказала Цирцея. – У меня сердце разрывается. К тому же мы почти на месте. – Она выглянула в окошко стремительно летевшего по воздуху домика своих матерей. – Смотри, уже Морнингстар показался.

Снежка отложила сборник волшебных сказок и взволнованно воскликнула, подняв взгляд на Цирцею:

– О, неужели? Вот уж Няня обрадуется, когда тебя увидит!

Цирцея опустила домик своих матерей на вершину чёрной голой скалы, торчавшей над тем, что когда-то было владениями морской ведьмы Урсулы. Из круглого окна кухни им открылся вид на замок Морнингстар. Ужасающий вид. Хотя Маяк богов война между Малефисентой и Повелителями Леса не затронула, сам замок лежал в руинах. Видимые со скалы зубчатые крепостные стены с бойницами превратились в лежащие у подножия замка груды щебня, напоминавшие разбитые надгробия гигантов. Две башни были полностью разрушены, включая ту, где были комнаты Тьюлип. При виде этого бедствия у Цирцеи защемило сердце.

– Ну что же, – негромко сказала она, оценивая масштаб повреждений и одновременно заваривая чай для своей кузины. – По крайней мере чего-то подобного мы и ожидали. А Няня и Тьюлип целы и невредимы, правильно?

Сидевшая в маленьком, уютном, обитом красным бархатом креслице Белоснежка тронула рукой лежавшую у неё на коленях пачку писем и ответила, глядя в большое круглое окно:

– В письмах Няни и сборнике волшебных сказок говорится, что с Тьюлип всё в порядке и что она вместе с Феей-Крёстной занимается восстановлением замка.

Цирцея оторвала взгляд от подноса с чаем и пирожными и улыбнулась своей кузине:

– Спасибо за то, что ты сумела перелопатить все эти письма и книги. Послушай, а ты точно уверена, что тебе не лучше было бы в своём замке, чем здесь?

– Уже пытаешься избавиться от меня, да? – подмигнула Снежка своей кузине.

Цирцея поставила поднос на маленький столик и метнулась к Снежке.

– Нет, конечно же! Я так счастлива, что ты здесь! Просто боюсь, что тебе ужасно скучно будет сидеть одной в доме, пока я в замке. Понимаю-понимаю, это, быть может, кажется излишней предосторожностью, но Няня действительно считает, что здесь ты будешь в гораздо бо΄льшей безопасности, чем в замке, где в солярии по-прежнему лежат тела моих матерей.

– Понимаю, – улыбнулась Снежка. – Но у меня есть сборник волшебных сказок и все эти письма, так что я найду чем заняться. И между прочим, я не очень-то готова к тому, чтобы вернуться к моей прежней жизни. Пока что не готова, во всяком случае. – она рассмеялась, вороша лежащие у неё на коленях письма. – Бедная маленькая сова. Няня, наверное, совсем загоняла её со своими письмами, пока не могла сама до нас добраться. Если прикинуть на глаз, то пока мы с тобой были в том странном и красивом месте, она по нескольку писем каждый день присылала.

– Начало. То место называется Начало, – напомнила ей Цирцея. – Но я столько всего ещё не знаю ни про моих матерей, ни про этот дом. Гадаю, например, переключилась ли защитная система после того, как я отобрала у матерей их силу, и если да, то каким образом.

– Собственно говоря, я здесь именно для того, чтобы помочь тебе во всём разобраться, – улыбнулась Цирцее Белоснежка. – У тебя пока что не было времени даже на то, чтобы толком понять всё, что случилось с Готель, не говоря уж о Малефисенте. В том, что говорили твои матери, многое мне кажется очень любопытным, и я хочу внимательнее покопаться в этом. А ещё я понимаю, что тебе хотелось бы разобраться со всеми этими книгами, но не можешь же ты разорваться, чтобы быть в двух местах сразу, верно? Во всяком случае, так мне кажется. – Тут Снежка лукаво взглянула на Цирцею и продолжила: – Так что, пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Мне это только в радость, честно.

Цирцея налила своей кузине чаю, посмотрела на то, как она пробует его, а затем сказала:

– А ты знаешь, что эта чашка привыкла к тому, чтобы быть твоей? Я об этом в дневнике Люсинды вычитала.

– Точно! – улыбнулась Снежка, внимательно разглядывая чашку. – И мне кажется… Послушай, мне кажется, что твои сёстры… прости, матери… когда-то давно стащили её у моих родителей.

– Это тебе правильно кажется, – кивнула Цирцея. – Но я до сих пор понять не могу, что они делали с чашками, которые у всех крали? Как ты думаешь, они их просто на память брали, из озорства, или… проделывали с этими чашками какие-то более зловещие штуки?

– По-моему, я что-то читала про чашки в истории Малефисенты. Если хочешь, я…

Не дав Снежке договорить, Цирцея выхватила у неё чашку и швырнула её в сторону. Чашка ударилась о стену и разлетелась на мелкие куски.

– Цирцея! – опешила Снежка. – Цирцея, успокойся, прошу тебя!

Цирцея схватила Снежку за руки и крепко стиснула их.

– О, боже! Прости меня, Снежка. Сама не знаю, что это на меня нашло. По-моему, я на своих матерей сердита гораздо сильнее, чем мне казалось.

– Понимаю, всё понимаю, моя дорогая Цирцея. А теперь иди к Няне. Она так сильно волновалась за тебя, не заставляй её ждать. А со мной здесь всё будет в порядке, обещаю. Посижу в тишине, спокойно сказки почитаю.

– Ты права. Прости. Думаю, что повидаться с Няней пойдёт мне на пользу, – сказала Цирцея, легко притронувшись ладонью к щеке Снежки. – Снежка, дорогая, нужно было мне отправить тебя домой после того, как мы проверили, всё ли в порядке у миссис Тиддлботтом. Не слишком ли многого я от тебя прошу? И не будет ли беспокоиться твой муж?

– Нет, Цирцея, – поцеловала её в щёку Белоснежка. – Мой дорогой, милый муж всё понимает. Он всегда чувствовал себя несколько неуютно от того, насколько я близка со своей мамой, так что теперь, думаю, будет только рад тому, что я смогла стать самостоятельной без неё.

Цирцея была рада услышать это.

– Послушай, Снежка, я собираюсь заколдовать этот дом на то время, пока буду в замке. Сделаю так, что сюда никто не сможет войти, – сказала она. – Гарантирую, что ты здесь будешь в полной безопасности. А если я тебе вдруг зачем-то понадоблюсь, ты моментально сможешь связаться со мной через ручное зеркальце. – Цирцея ненадолго замолчала, озабоченно нахмурила брови. – А ты точно думаешь, что тебе хорошо здесь будет одной? Может быть, я всё же попробую убедить Няню, что тебе лучше находиться вместе со мной в замке?

– Нет, – покачала головой Снежка. – Я всё понимаю. Правда, Няня считает, что здесь мне будет безопаснее. Хорошо, я согласна. И не волнуйся за меня, Цирцея, не надо.

Цирцея вновь улыбнулась своей кузине и подумала о том, до чего же светлая, прекрасная душа у Белоснежки. Ну кто ещё, скажите, согласился бы, рискуя жизнью, пуститься вместе с ней, Цирцеей, в опасное путешествие? Отправиться в дальние края, чтобы проверить, как дела у сестёр ужасной ведьмы, которая похищала детей, или повидать милую одураченную пожилую женщину, помешавшуюся на том, чтобы печь именинные торты? Хотя Снежка была намного старше Цирцеи, она порой казалась ей просто маленькой девочкой. Была в Снежке какая-то вечная юность, которую Цирцея находила очаровательной. А доброта, с какой Снежка относилась к ней? Разве заслуживала Цирцея такого доброго отношения к себе после всего, что много лет назад творили со Снежкой её матери? Да, Снежка доказала, и не раз, что она удивительная, прекрасная женщина с добрым, умеющим прощать сердцем. Женщина, которая смогла простить даже собственную мать, пытавшуюся убить её.

– Знаешь, Снежка, я очень люблю тебя. Очень-очень, – сказала Цирцея.

– Я тоже люблю тебя, Цирцея.

После этого кузины долго обнимались. Цирцее ужасно не хотелось покидать Снежку, и на прощание она сказала:

– Если найдешь в сборнике сказок что-то важное, дашь мне знать?

Снежка посмотрела на книгу, которую держала в своей руке, и ответила:

– Ну конечно, дам знать. А теперь иди и передай Няне привет от меня, ладно?

Цирцея ещё раз поцеловала Снежку, заколдовала дом так, чтобы никто без неё не мог проникнуть в него, и отправилась в замок.

* * *

Цирцея ушла, но чувствовала, что сердцем по-прежнему остаётся со Снежкой. Она оглянулась, чтобы увидеть дом своих матерей, силуэт которого виднелся на скале, нависавшей над разбивающимися о прибрежные камни волнами. Выкрашенный зелёной краской, с криво нахлобученной, словно ведьмовской колпак, крышей и чёрными ставнями, этот дом выглядел самым последним на свете местом, где могла бы жить Белоснежка. Цирцея рассмеялась, подумав об этом, а затем ушла в свои мысли, любуясь одновременно красотой пейзажа. Она очень соскучилась по Морнингстару с его великолепным маяком и сверкающим морем. А затем сердце Цирцеи учащённо забилось, когда она издалека увидела стоящих перед воротами замка Няню, а рядом с ней её сестру, Фею-Крёстную. Цирцее показалось, что они сейчас ведут между собой какой-то очень серьёзный разговор, и ускорила шаги, но тут её остановил и заставил вздрогнуть от испуга голос, который она никак не ожидала здесь услышать.

«Приве-ет, Цирцея».

Цирцея завертела головой, пытаясь понять, откуда он прозвучал, этот голос. А в следующую секунду её ног коснулось что-то мягкое и тёплое.

Это была Фланци, кошка-телепат злых сестёр, трёхцветная красавица с рыжими, чёрными и белыми пятнами.

– Фланци! – восхищённо выдохнула Цирцея, хотя кошка, кажется, была не очень рада видеть её и просто смотрела, прищурив глаза, снизу вверх на Цирцею, переступая с одной белоснежной лапки на другую.

Насколько могла вспомнить Цирцея, Фланци всегда была рядом. В детстве эта кошка вообще, можно сказать, была Цирцее ещё одной сестрой. Причём самой уравновешенной и рассудительной сестрой в доме. И мудрой. И очень-очень загадочной. Впрочем, у Фланци оказалось ещё множество качеств, о которых Цирцея и не подозревала, пока не прочитала дневники своих матерей. Она всегда считала, что у них с Фланци есть взаимопонимание, хотя по сегодняшнему дню, по этой встрече такого, пожалуй, не скажешь.

«Ты меня сильно разочаровала, малышка, – прозвучал в голове Цирцеи голос кошки. – Но сейчас не время обсуждать моё разбитое сердце. Я должна вернуться к твоим матерям. Они заждались тебя. Мы все уже заждались».

Фланци неодобрительно посмотрела на Цирцею, и та ответила:

– Я знаю, Фланци, я знаю. Прости. Я оказалась запертой в Начале.

«Значит, дом отнёс тебя на место своего рождения, и ты отобрала у своих матерей их магическую силу, чтобы выбраться оттуда?» – поморгав своими янтарными глазами, спросила Фланци.

Цирцея, честно говоря, не поняла, что имеет в виду кошка.

– Конечно же я не делала этого, Фланци! Откуда мне было знать, что Начало отпустит нас, если только я заберу магическую силу у матерей?

«Выходит, наша утончённая, идеальная Цирцея украла силу своих матерей из благородных намерений. Ясненько. Однако тебе ещё есть чему учиться. Имей в виду, что как только ты присвоила магические силы своих матерей, разрушились и потеряли силу и все, когда-либо наложенные ими заклятия. Включая аварийную защитную систему, между прочим. Именно поэтому вы смогли вернуться и посетить многие королевства. Мы с тобой о многом должны поговорить, Цирцея. Тебе многому нужно научиться, и далеко не всё из этого можно найти в дневниках матерей и сборнике волшебных сказок, который читает сейчас Белоснежка. Если бы только твои матери узнали о том, что она сидит в их доме, трогает их вещи… ты хоть представляешь, как они разгневались бы, Цирцея?»

Но Цирцее было уже всё равно, что подумают её матери.

«Прелестно, Цирцея, преле-естно», – иронично протянула Фланци.

Цирцее всегда казалось, что они с Фланци совершенно одинаково относятся к Люсинде, Руби и Марте. Да, разумеется, кошка любила их, однако Цирцея могла припомнить много случаев, когда злые сёстры настолько доставали Фланци своими выкрутасами и дешёвой театральщиной, что она на несколько дней убегала куда-нибудь, чтобы оказаться подальше от них. Однако сейчас Фланци выглядела гораздо преданнее сёстрам, чем когда-либо прежде.

«Ты не права. Я всегда была предана твоим матерям, Цирцея. Всегда. Причём ещё задолго до твоего появления на свет. Не забывай об этом. Я видела, через что они прошли, чтобы вернуть тебя. Видела, как они постепенно превращались в то, чем они стали сейчас – а всё из-за любви к своей ненаглядной Цирцее, между прочим. Ты считаешь, что они разрушали всё на своём пути? Считаешь их мерзкими тварями, убийцами? Так ведь то же самое я могу сказать и о тебе самой. Это ты сделала их такими, Цирцея. Твоя жизнь всему тому причина. Если в них не осталось ничего хорошего, так это потому, что всё лучшее, что было в них, они отдали тебе. Помни, Цирцея, ты – это они. Когда ты делаешь им больно, ты причиняешь зло самой себе».

Цирцея не знала, что сказать на это. Слова Фланци глубоко ранили её, от них грозило разорваться сердце. Оно у Цирцеи стало похожим на одно из зеркал её матерей – каждая новая боль становилась новой трещинкой на поверхности зеркала, и оставалось лишь гадать, сколько ещё должно появиться таких трещинок, чтобы зеркало-сердце раскололось и разлетелось на мелкие куски. И как скоро эти острые осколки разорвут все внутренности Цирцеи, как это однажды описывала Гримхильда в сборнике волшебных сказок.

– Тебе известно, почему они ненавидят Белоснежку? – спросила Цирцея.

Фланци вновь переступила с лапки на лапку и выразительно, как это она умела, посмотрела на неё.

«Похоже, Фланци удивлена тем, что я сама до сих пор этого не поняла», – подумала Цирцея.

«На самом деле это никак не было связано с Гримхильдой, во всяком случае до того момента, когда она заставила твоих матерей убраться прочь с праздника Солнцестояния, унизив их таким образом перед всем двором. Вот тогда их ненависть переключилась с Белоснежки на Гримхильду. А эту маленькую дрянь они и раньше всегда ненавидели».

– Не смей её так называть!

Фланци была готова к этой вспышке гнева. Что уж там, для неё даже сердце Цирцеи открытой книгой было.

«Ты понятия не имеешь, почему твои матери так хотели избавиться от Белоснежки! И почему они до сих пор желают её смерти. Скажи, чем ты, собственно говоря, занималась, пока сидела в Начале? Почему не прочитала дневники своих матерей? Нет, ты ровным счётом ничего не знаешь о женщинах, которых приговорила к заточению!»

– Пойдёшь со мной в замок, Фланци?

Кошка не ответила, и её молчание кольнуло сердце Цирцеи.

– А где тела моих матерей? Ты что, настолько сердита на меня, что оставила их без присмотра и защиты в солярии? Решила таким способом осудить меня?

Фланци продолжала молчать.

– Ну и ладно. Только не думай, что наш разговор окончен.

«А я думаю, что окончен. Если хочешь узнать, почему твои матери ненавидят Белоснежку, скажи этой фифочке, чтобы порылась в их дневниках. Думаю, она найдёт всё, что нужно, на тех страницах, которые посвящены Гримхильде. Полагаю, у тебя в кармане есть зеркальце, чтобы связаться со своей королевской поганкой?»

– Есть.

«Ясненько. Выходит, когда нужно, ты попользоваться отобранной у своих матерей магией не брезгуешь. Думаешь, что помогаешь Белоснежке, держа её взаперти в их доме? Оставив её там в одиночестве, с одним только зеркальцем для связи? Пытаешься спасти ей жизнь или пытаешься оградить её от жизни?»

Прежде чем Цирцея успела ответить, Фланци убежала вперёд, оставив Цирцею стоять в одиночестве и тоске. Она всегда думала, что может положиться на Фланци, однако в их отношениях с кошкой что-то изменилось. Резко и неприятно изменилось, надо сказать.

Цирцее остро не хватало Белоснежки. В домике матерей Цирцеи они неразлучно находились с того момента, когда он подхватил и понёс их в Начало. Казалось, что это путешествие длилось целую вечность, хотя на самом деле заняло всего лишь несколько дней. Наверное, причиной тому для Цирцеи стало ощущение того, как безумно далека она от Морнингстара, и от Тьюлип, и Няни. Что вынуждена сидеть в четырёх стенах и только читать, вместо того чтобы помогать им во время кризиса, вызванного действиями её матерей. Именно тогда Цирцея осознала, как сильно нужна ей Няня, как крепко она полагается на неё. Как сильно любит её. Она ужасно чувствовала себя от того, что оставила Няню наедине со всеми проблемами, не могла без сердечной боли думать о том, что Няня могла обидеться на неё. Теперь, когда Цирцея увидела вдалеке Няню, она отчаянно, безумно захотела немедленно оказаться рядом с ней.

И оказалась. Прежде чем Цирцея успела что-то понять, она волшебным образом уже перенеслась в объятия Няни.

– Ах, девочка моя дорогая! – со слезами радости на глазах воскликнула Няня. – Прости, что я задела твои чувства, когда подумала, что будет лучше, если твои матери останутся в стране снов. Но ты же знаешь, что я только хотела защитить тебя!

Обхватив лицо Цирцеи своими ладонями, Няня горячо расцеловала её.

– И ты меня прости! Мне очень жаль, что я бросила тебя одну, Няня. Теперь я многое понимаю гораздо лучше, чем раньше. Знаю то, что нужно сделать с моими матерями. И то, что только ты одна беспокоилась обо мне, тоже знаю. Мне так неловко за то, что я таким образом улетела отсюда, оставив тебя в одиночку распутываться с Малефисентой. Скажи, ты сможешь простить меня? Хоть когда-нибудь?

– Девочка моя дорогая, мне не за что тебя прощать, – ответила Няня, глядя в печальные глаза Цирцеи. – Ты же не сама сбежала, это дом тебя унёс. Ты этого не выбирала. Гораздо важнее другое: откуда такие поразительные сдвиги в твоих способностях?

– Ты хочешь сказать, что это я сама телепортировалась? – спросила Цирцея, заметив, каким озабоченным вдруг сделалось лицо Няни. – А я подумала, что это ты перенесла меня через поле.

– Нет, дорогая, это ты сама сделала, – покачала головой Няня. – И мне не кажется, что это действительно была телепортация.

Сбитая с толку Цирцея заморгала глазами, но в голове у неё вертелись только мысли о том, как она счастлива, что видит свою любимую Няню, оставшуюся прежней, ничуть не изменившейся. Несмотря на последствия смерти тёмной феи и почти полное разрушение замка Морнингстар, глаза её оставались полными жизни и с любовью смотрели на Цирцею.

– Ах, дорогая моя, как же я рада, что ты здесь. Очень хочу услышать о твоих с Белоснежкой приключениях и о том, что ты выяснила, когда читала историю Готель, – сказала Няня, но прежде чем Цирцея успела что-либо ответить, их отвлёк раздавшийся в отдалении пронзительный крик Феи-Крёстной:

– Сестра! Сестра! Нам нужно идти! Нам нужно идти!

Затем появилась и неуверенной походкой пошла к ним сама Фея-Крёстная. Она казалась совершенно сбитой с толку, потому что, сделав несколько шажков в одну сторону, она неожиданно поворачивалась, чтобы идти в противоположном направлении. Вперёд – назад. Снова и снова.

– Что это с ней? – спросила Цирцея и вместе с Няней сама бросилась к Фее-Крёстной, которую била крупная дрожь. В руке Фея-Крёстная держала смятое письмо, которое, судя по всему, только что прочитала.

– Сестра! Что с тобой, сестра? – спросила Няня.

Фея-Крёстная подняла голову. В глазах у неё застыл ужас.

– Оберон пишет, что, судя по всему, злые сёстры пытаются привлечь Малефисенту с другой стороны завесы, чтобы она сражалась на их стороне.

У Цирцеи похолодело под сердцем.

– И они способны сделать это? У них достаточно сил, чтобы возвращать к жизни умерших? И они могут это сделать?

– Не знаю, девочка моя, не знаю, – нахмурилась Няня. – Наверное, могут.

Кажется, только сейчас Фея-Крёстная впервые заметила Цирцею и воскликнула:

– Ах, Цирцея, солнышко! Как я рада, что с тобой всё в порядке! Бедненькая ты моя! Сколько всего тебе пришлось пройти!

Затем Цирцея очутилась в объятиях Феи-Крёстной, неожиданно таких же горячих и искренних, как объятия Няни. Купаясь в лучах её любви, Цирцея внезапно поймала себя на мысли о том, что Люсинда, Руби и Марта тоже любили её. Пылко, отчаянно любили, до безумия, можно сказать. Но как же отличалась их любовь от чистой любви, которой её окружали Няня и её сестра. От любви, к которой не примешивается жертвенность и неутолимая жажда охранять, оберегать, защищать любой ценой объект своей любви.

«А достойна ли я такой чистой, истинной любви?» – подумала Цирцея.

– Пойдём, дорогая моя. Пойдём присядем, – сказала Няня и повела Цирцею через оранжерею в разбитый за нею сад. Сама оранжерея была самым настоящим архитектурным чудом, созданным из стеклянных панелей, накрытых гигантским куполом потолка. Большие французские двери раздвинулись, и за ними открылся пышный сад с цветущими розами, глициниями, жимолостью и жасмином. От сильного сладкого аромата цветов у Цирцеи даже закружилась голова.

Пройдя немного дальше по саду, они втроём удобно устроились под большой яблоней, ветви которой были усыпаны изящными маленькими розовыми и голубыми цветочками.

– Что-то не припомню яблонь с такими цветками, – удивлённо заметила Цирцея. – Разве они не белыми должны быть?

– Это три добрые феи постарались, – хохотнула Няня, закатывая глаза. – Они вернулись, чтобы помогать после свадьбы Авроры.

– О, так они всё ещё здесь? – спросила Цирцея и прищурилась, пытаясь взглядом найти в саду фей.

Она просто не представляла, каково это, когда вокруг тебя столько фей. Для неё даже в компании с Феей-Крёстной достаточно странно было находиться. Смерть Малефисенты всё ещё была слишком свежа в памяти, Цирцея ещё не успела свыкнуться с тем, что произошло, и её отношение к феям оставалось, скажем так, неоднозначным. Ведь не отнесись феи так жестоко к Малефисенте, она, возможно, не разгромила бы Страну эльфов и фей и никогда не стала бы помогать злым сёстрам. Никогда не стала бы создавать Аврору и не погибла бы из-за этого. А матери самой Цирцеи – да-да, её назойливые, сующие свой нос, куда их не просят, матери?… Если бы они не обвели Готель вокруг пальца, не использовали её в своих целях, тогда она, возможно, правила бы теперь Мёртвым лесом вместе со своими сёстрами. Да, многое, очень многое могло сейчас быть совершенно иначе.

Загрузка...