Змеесос

Миша Оно, кутаясь в меха, стоял на какой-то горе и видел замерзший океан перед собой. Александр Иванович пытался развести костер, чтобы поджарить немного окровавленной рыбы, лежащей на снегу.

– О, если бы у нас был кит! – сказал он, взмахнув рукой.

– Молись об этом, Саша, – сказал Миша, хлопая себя по ляжкам.

Он спустился с горы, подойдя к Александру Ивановичу.

– Тебе понятно назначение этой части мира? – спросил он. Александр Иванович ухмыльнулся и зажег охотничью спичку, которая могла очень долго гореть. Красными пальцами он сунул ее в щепки, собранные для костра, и оставил там, надеясь на большое пламя. Но резкий ветер дунул, словно злой северный дух, и ничего не получилось, и спичка погасла, и опять вокруг была только жестокая природа без вмешательства в нее человеческого огня.

– Я знаю все, – сказал Александр Иванович. – Это я придумал Север для нас, я всегда его любил, я хотел упасть на дно северной реки, уткнуться в край океана, вмерзнуть в простор этих мрачных мест, крикнуть некое жуткое слово, обращаясь к солнцу или к Богу, стать пушистым злым зверем, идущим вдаль, съесть кита…

– Это правильно, – согласился Оно. – Еще я хочу стать дочерью вождя, или куском строганины, мерцающей под острым ножом хозяйки, накрывающей на стол… Тут вообще все сияет, и я готов сесть на вельбот или пойти пешком умирать на полюс.

– Пойдем, – сказал Александр Иванович.

– Разведи костер и сделай рыбы, милый, а потом будет пурга, и нам предстоит конец, и никого нет рядом, и, может быть, ты – мой воображаемый друг, а я – жалкий путешественник, умирающий во льдах? – Миша Оно засмеялся и хлопнул себя по ляжкам: – Черт возьми, во всей этой и последующей истории это, наверное, единственная вещь, способная быть истиной. Скорее всего, она и есть истина, запомни момент, дружище.

– Конечно, ты прав! – закричал Александр Иванович, зажигая еще одну спичку.

Костер опять не вспыхнул, и рыба оставалась сырой, но счастье обуяло двух смелых путешественников, и рассвет превращался в закат, а тьма заполняла собой все – они стояли на берегу и растроганно молчали, ожидая гибельной ночи и невозможности тепла. Ветер пел в горах и снегах, ничего другого живого не существовало, и где-нибудь подо льдом, внутри океана, спали и плавали рыбы и креветки, и они тоже были счастливы и спокойны, и им снилась их суть.

Ветер дул сильнее и сильнее; это место было непригодно для жизни, а годилось только для смерти; ветер дул, и казалось, что сейчас этот ветер как будто сломает некую стену, прорвет перегородку, откроет дверь, и начнется что-то новое: все будет таким же, но с другой стороны. Так в кукольном театре можно сдернуть занавес и увидеть истинных хозяев драмы, способных совершать в этом микромире все, что угодно, просто-напросто дергая кукол за веревочки на радость остальным.

– Это должно получиться, – просипел Миша Оно, садясь на ледяной снег и закрывая лицо руками в мехах.

– Я верю, – медленно ответил Александр Иванович, не мигая смотря в черный океан.

Они ждали, тьма побеждала свет. Снег, образовав огромные белые тучи, остервенело летел вместе с ветром непонятно куда.

Было невыносимо стоять здесь и не видеть больше ничего, кроме предстоящей гибели. Это было счастье. Миша Оно наклонился и поцеловал заснеженную землю, отморозив себе губы.

– Ничего не выйдет, – сказал он. – Здесь слишком хорошо, отсюда нет выхода. Нам нужна реальность, которую и покинуть не жаль. А эта слишком аппетитна. Ты только посмотри, какое тут злое раздолье, прямо съесть хочется эту пургу, китов и сияния. Давай уйдем в более приторное, теплое место.

– Да, тундра хороша, сучка, – согласился Александр Иванович, переставая чувствовать свои конечности. – Здесь есть тайна, поэтому здесь больше не нужно совершать никаких иных действий. Я люблю эту реальность, она полноценна, как и всякая другая.

– Конечно, истинное наслаждение – замерзнуть здесь, отдав свое тело вечности, словно мамонт, застигнутый дикими холодами в самый разгар жизни, но у нас другая задача, и мы покидаем тебя, любовь моя!

Ветер печально дунул в лицо с такой силой, что у Миши Оно чуть не вылетели из орбит глазные яблоки, но организм выдержал этот удар. Александр Иванович стоял перед океаном, словно готовый вознестись в мрачные небеса. Наступал миг расставания. Друзья взялись за руки, горестно посмотрели друг на друга и улетели прочь отсюда, в южные светлые края, словно перелетные гуси, оставляющие родину на сезон, когда в ней холодно и плохо.

И вот они стояли среди зелени, солнца и черной почвы. Александр Иванович расправил свои загорелые плечи и глубоко вдохнул горячий свежий воздух. Солнце над его головой было ужасающе жарким, словно хотело сжечь то, что осмеливается существовать прямо под ним. Миша Оно приподнял подол своей набедренной повязки и сделал какое-то танцевальное па.

– Тоже прелесть! – сказал он, глядя на джунгли. – Давай теперь разводить костер здесь, демонстрируя то, что нам наплевать на окружающий нас мир, что главное – это мы, наша суть и наша идея.

– Кому мы будем показывать это? – спросил Александр Иванович.

– Богам, мой брат, – ответил Миша Оно загадочно. – Мы должны показать, насколько мы внутренне сильны; ничто не может изменить нас. Если мы хотим огня – будет огонь!

– Хорошо, – сказал Александр Иванович и пошел за хворостом.

В глубине джунглей раздавались страшные вопли диких зверей, терзающих слабые созданья. Мир был таким, каким его можно было представить. Вышел Александр Иванович, положил палки на почву и зажег.

– Да здравствует костер нашей дружбы! – сказал Миша Оно, прыгая через огонь.

Александр Иванович ел банан и умилялся радости Миши Оно, наслаждающегося теплым воздухом, светом и горящим огнем.

– Здесь не хуже, чем там, – сказал Миша абсолютно серьезно. – Можно сказать, что эта часть мира равна той, а можно сказать, что это одно и то же. Можно сказать, что они одинаковы и различаются только частностями, которыми можно пренебречь. Но я люблю их с равной силой; я не отдам предпочтение той или другой. В каждой из них есть что-то свое; есть некая личная, ни на что не похожая прелесть; есть какое-то уникальное своеобразие, окрашивающее данную реальность в ее исключительный и неповторимый тон. Я люблю эти отличия, я вообще люблю непохожесть, и поэтому я счастлив сейчас находиться здесь с тобой.

– Я согласен, – сказал Александр Иванович. – Я хотел бы сказать то же самое, но ты уже сказал это.

– Это хорошо, – прошептал Миша и тоже начал есть банан.

Где-то в джунглях слышались аппетитные чавкающие звуки трапезы хищника, поймавшего антилопу. В противоположной стороне ревел другой хищник, и этот рев гипнотизировал, и хотелось лечь в яму, словно для смерти или для укрытия от бомб, и не думать ни о чем, и ничего не хотеть – только дрожать, радуясь экзистенциальной наполненности момента и близости страха и гибели, а также восторженно ощущая свою истинную звериность в качестве сущности и свое желание быть царем зверей. Жара превращалась в духовное понятие; мозги под воздействием температуры производили ленивое и тупое, но в то же время очень чуткое и жестокое состояние; и было интересно жить среди живности и растений, будучи голым и открытым для солнца и вражеских стрел, и считать себя кем-то иным, имеющим другую задачу и происхождение и не принадлежащим к природе, к народу или к духам этих мест.

Тут неожиданно из джунглей выбежали воины диких племен, и внимание Миши Оно было немедленно привлечено внезапно возникшей угрозой его жизни. Александр Иванович сразу упал головой в песок, не в силах смотреть на острый кончик стрелы, направленный на него, и начал копать яму, словно это имело смысл.

– Кто вы? – спросил Миша на своем языке.

Туземцы ответили четырьмя длинными словами и подошли ближе. Они были очень красивы; их кожа сияла, словно деревянная поверхность рояля; их лица были раскрашены в белый и лиловый цвета, их зубы сверкали, как качественная бижутерия, а их глаза были истинно злы и бескомпромиссны и вызывали настоящее уважение к этому народу и его стране.

Один из милых дикарей подошел к Мише Оно, посмотрел ему прямо в лицо и неожиданно влепил ему звонкую сильную пощечину. Миша пошатнулся, но ничего не ответил. Тогда десять высоких негров бросились на Мишу с Александром Ивановичем, связали их и быстро увели с собой.

– Что это значит?! – плачуще спросил Александр Иванович.

– Молчите, готовимся к худшему, – ответил Оно.

– Объясни мне, Мишенька, что делать! – сказал Александр Иванович. – Я же воспитал тебя, водил гулять в сад, показывал корабли… Неужели это все? Помнишь ли ты свое детство, мою молодость, меня? Я учил тебя языкам, геометрии, основам мироздания… Неужели я сейчас умру – такой чистый, свежий, благополучный?..

– Заткнись, дерьмо, – сказал Миша, запоминая дорогу, по которой их вели. – Мне надоела твоя страсть к явленным вещам и особенно к собственной нынешней структуре. Нельзя зацикливаться на экзистенции: в этом случае мир предстанет некоей двумерной системой, эдакой неограниченной осью абсцисс и – никакого верха и низа. Грубо говоря, ты будешь всю дорогу рефлексировать и, возможно, онанировать на собственное детство, отрочество или старость и никогда не узнаешь, что существует еще и игрек, а то и зет к известным тебе плюсам и минусам. Вот сейчас ты, Шура, в минусе, но это прекрасно. Ты можешь подняться над этим, и тогда даже отрезание полового члена тебе не страшно. Желаю удачи.

– Вы тысячу раз правы, Миша! – воскликнул Александр Иванович, пытаясь хлопнуть в ладоши, но оковы этого не позволили. – Простите мне мою слабость, я заигрался в жизнь, а на самом деле это все – тьфу.

В это время какой-то злой туземец размахнулся и сильно ударил Александра Ивановича по морде.

– Ох, – сказал тот и понял, что ему выбили зуб.

– Не надо больше болтать, – раздраженно проговорил Миша Оно. – А то они прикончат нас прямо тут.

В это время другой туземец ударил Мишу по черепу, и Миша чуть было не откусил себе язык от неожиданности. Но все было прекрасно. Были чудесные жестокие черные туземцы, и была жуткая жара, и джунгли с колючками, и призраки зверей и их жертв. И непонятный, какой-то иной запах пронизывал атмосферу, и впереди была встреча с вождем.

– Чудесно! – крикнул Миша Оно и улыбнулся туземцу так, словно перед ним был северный шаман.

И они шли вперед и вперед, и джунгли преграждали им путь, и туземцы рубили заросли своими мечами и кричали победительные красивые слова. Через какое-то время они пришли на поляну, на которой стояли хижины и сидели задумчивые черные старцы, и пять разукрашенных богатых туземцев вышли встречать их.

Один из этих туземцев был очень красивым мужчиной и носил кольца в носу. Все остальные о чем-то долго говорили на своем языке.

– Нас будут жечь, – довольно сообщил Миша Оно.

– Откуда вы знаете?

– Обычно они жгут таких как мы, а потом едят съедобные части.

– Проклятье! – крикнул Александр Иванович, потупив взор.

– Это чудесно, – сказал Миша Оно.

Пятеро туземцев взяли их и повели с собой. Потом их втолкнули в большую соломенную хижину, и они увидели сидящего в центре по-турецки важного и степенного вождя; он был прелестного шоколадного цвета, глаза его горели умным огнем и пониманием всех тайн, и три наложницы, словно пушистые кошки, нежно шебуршились и ласкались у его мускулистых ног. Дверь закрылась, отрезав обратный путь. Все остальные туземцы остались вне этой хижины, оставив внутри только вождя, пленников и милых девушек. Вождь смотрел в никуда, словно в будущее, как будто его совсем не волновала реальная действительность.

– Добро пожаловать, – вдруг неожиданно сказал вождь на понятном языке. – Вы, наверное не ожидали услышать членораздельную речь, господа? Между тем я окончил университет в Ндудумбе и стажировался в Ндадамбе, поэтому могу составить вам компанию для бесед и для чашки чая. Меня даже зовут по-вашему – Андрей Уинстон-Смит… Очень люблю почитать в тиши томик Федорова… Извините, если мой сброд доставил вам излишние волнения; я постоянно борюсь с их бескультурьем и низостью; но ведь это дикари, их не переучишь, вы понимаете… Обезьяны, да и только. Впрочем, садитесь, господа, могу предложить вам чай и алкогольный напиток.

– Спасибо, мы не пьем! – гордо сказал Александр Иванович.

– А я вот не откажусь, – воскликнул Миша Оно, садясь на земляной пол. – И еще я хотел бы сигару…

– Не курю, – сказал вождь, погладив мочку уха одной из туземок. – Могу вам дать только наркотическую траву, но тогда вы будете не в состоянии поддерживать беседу ближайшие два дня.

– Спасибо, не употребляю! – надменно ответил Миша Оно.

– Дорогие девочки, налейте господину Оно алкогольного напитка, – вкрадчиво проговорил вождь, ущипнув одну из туземок за щеку. – Ему надо немного расслабиться перед нашими делами.

– Откуда вы знаете мою фамилию?! – гневно спросил Миша. – У меня нет татуировки или документов, на которых фамилия бы могла быть написана!..

– Это мое дело, – сказал вождь. – Пусть это умрет вместе со мной. Вы позволите?

– Нет! – крикнул Оно.

– А мне плевать, – надменно сказал вождь, взяв в руки стакан с напитком.

Миша Оно тоже взял стакан и быстро выпил его, не глядя на вождя. Вождь сделал маленький глоток и иронично посмотрел в лицо Оно.

– Итак, друзья, – сказал вождь. – Перехожу к делу. У меня есть к вам несколько вопросов, на которые я бы хотел услышать ответ. Если я его услышу – тогда все в кайф и мы будем трахать этих баб и вообще развлекаться, а если нет, то я вас повешу на рассвете.