Змеи, драконы и родственники

Глава, которую так и не сумели назвать

Каким образом их занесло в пустыню, когда еще пару дней назад пейзаж был холмистым, лесистым и радовал глаз изумрудной сочной травой, экипаж «Белого дракона» не только не знал, но и знать не хотел. С внутренним содроганием они думали только об одном: не дай бог, это Средняя Азия. Других пустынных районов в Советском Союзе они не изучали, да и об этом имели весьма поверхностное представление.

А пустыня была славная: с очень мелким песочком красновато-рыжего оттенка, из которого то там, то сям выпирали скальные породы вулканического происхождения. Они образовывали причудливые арки, острые пики и шпили и странные фигуры, напоминавшие абстрактную скульптуру.

А вот кактусы здесь были больше всего похожи на мексиканские, если, конечно, продолжать верить Британской энциклопедии — что очень затруднительно в том случае, когда ты уже не веришь и собственным глазам. Так вот, о кактусах… Они топорщились посреди ровного рыжего одеяла пустыни — большие, увесистые, словно огурцы-переростки. Некоторые были колючими, а иные — лысыми.

Очень часто в песке ярко выделялись выбеленные временем и солнцем кости животных и людей, а обломки предметов, явно созданных человеком, свидетельствовали о том, что некогда здесь процветала какая-то цивилизация.

Танк медленно полз по песку, огибая каменистые выступы, пики и арки, мимо взъерошенных кактусов. Надсадно ревел двигатель, разгоняя всех змей и ящериц в округе.

Внезапно гусеницы тяжелой машины начали тонуть, она замедлила свой ход и вскоре вообще остановилась.

Морунген еще не понял, в чем дело, но уже ощутил смутную тревогу:

— Клаус, что случилось?! Ты снова заснул? Почему мы остановились?

— Мы, кажется, все-таки увязли, герр майор, — неуверенно прозвучало в наушниках.

Дитрих забрюзжал, как старый папаша, узнавший о том, что его дочь выскочила замуж за лучшего стрелка в округе:

— Сколько раз мне повторять, Клаус, что в лексиконе танкиста нет слова «кажется»! Доложи ситуацию, как положено по уставу!

Глупо было бы надеяться, что его строгий голос окажет должное воздействие на поведение непослушной машины. Пока он читал мораль, танк засасывало. И потому механику-водителю Гассу было легко докладывать хорошо поставленным звонким голосом:

— Герр майор! Дальнейшее продвижение не представляется возможным! Мы основательно завязли в песке и с каждой минутой продолжаем уходить в него еще глубже! Очевидно, это и есть знаменитые зыбучие пески! В данный момент машина сидит на брюхе примерно… один момент, герр майор, я вылезу посмотреть, чтобы сообщить вам точно!

— Что же ты сразу мне не сказал! — быстро спросил Морунген. — Всему экипажу немедленно приступить к спасательным работам! Клаус, переключай двигатель на лебедку! Ганс и Генрих, снимайте буксирные тросы и цепляйтесь за что угодно, лишь бы подольше удержаться на поверхности! Вальтер, быстро выноси из танка оружие, одежду, воду, продукты! Я занимаюсь эвакуацией документов!

Мы не станем подробно описывать разыгравшуюся трагедию.

Скажем только, что если бы здесь рядом проплывал айсберг, то сходство с катастрофой «Титаника» было бы совершенно полным. Но поскольку ни одного завалящего айсберга под рукой не оказалось, то все выглядело несколько скромнее.

Спустя полчаса Генрих в отчаянии доложил напряженному и осунувшемуся Дитриху:

— Герр майор! Ничего не выходит! Здешние каменные породы очень мягкие! Колья не могут вынести вес тонущего танка, а более прочных скал, чем эти вулканические образования, поблизости нет. Вокруг одни сплошные кактусы. Что прикажете делать?

Морунген понял, что самое время произнести душещипательную речь, потому что другого такого случая может и не предоставиться.

— Ну что, мои друзья! Пришел час, когда нам всем придется попрощаться с нашим «Белым драконом»! Мы славно воевали с врагами под защитой его крепкой брони! Ускользали от опасности благодаря сильному двигателю! Подбирались к противнику через самые труднопроходимые места благодаря надежной ходовой части! Наносили меткие и сокрушительные удары благодаря мощной пушке! Теперь, в силу обстоятельств, мы должны расстаться с ним! Но это не расставание навсегда, это временная разлука, которую мы должны мужественно перенести! Я обещаю вам и «Белому дракону»: если мы выживем, то рано или поздно обязательно придем сюда, чтобы вызволить нашу машину и снова быть вместе! А сейчас мы остаемся экипажем танка «Белый дракон» и продолжаем бороться за его безопасность!

Воцарилось то, что в официальных отчетах называют минутой молчания. После паузы барон скомандовал:

— Переходим к запасному варианту «Надежда в могиле». Ганс, поверни башню назад и опусти ствол! Клаус, убери лебедку и заглуши двигатель. Генрих и Вальтер, раскройте брезент и плотно зачехлите танк. После того как закрепите брезент, освобождайте тросы.

— Ты не видел, куда делся мой фотоаппарат? — спросил Вальтер у Генриха Дица. — Весь танк перевернул — и нигде его нет.

Генрих честно задумался:

— Последний раз я его видел… где же я его видел? — Он осекся на полуслове и стал всматриваться в ночное черное небо. — Что это было? Ты видел?

— Где? — встревожился Вальтер, памятуя о том, что они остались в этой стране чудес без мощного танка. — Ты о чем?

— Да вот только что над нами пролетело, — растерянно сообщил Генрих. — Очень похоже на птицу, но ведь птицы сейчас спят?

— А! Это? — облегченно выдохнул Треттау. — Наверное, летучая мышь. Ты что, летучей мыши никогда не видел? О! Вон полетела. И еще одна. Они ночных насекомых ловят.

— Насекомых? — переспросил Генрих. — А откуда здесь, в пустыне, берутся летучие мыши? Где они обитают?

— Они, как какие-то птицы, могут строить свои гнезда в дуплах кактусов. Я это еще до войны читал в какой-то научно-популярной книженции, — просветил друга Вальтер.

Морунген вмешался в этот академический спор:

— Вальтер, Генрих прав: что-то здесь многовато этих мышей. Думаю, они не в кактусах живут. Берите-ка автоматы и, пока полностью не стемнело, отправляйтесь с Генрихом на разведку. Осмотрите все вокруг в радиусе ста метров и возвращайтесь. Здесь поблизости должны быть пещеры. Если их обнаружите, внутрь не суйтесь и смотрите под ноги. Сейчас могут повылазить на охоту змеи, скорпионы и прочие ночные твари.

Дитрих оказался прозорливым военачальником. Не прошло и десяти минут, как Вальтер и Генрих докладывали ему о том, что действительно обнаружили неподалеку пещеру.

— Господин майор, вы оказались правы, — подтвердил стрелок-радист. — Вон там есть вход, отверстие. Но только это скорее штольня, чем пещера. Нам с Генрихом не удалось рассмотреть как следует, однако мыши вылетают оттуда.

Морунген искренне удивился:

— Штольня, говоришь? Это уже интереснее. Вот будет сюрприз, если в ней обитают не только летучие мыши, а еще песчаные партизаны с ящиком гранат и пулеметом Дегтярева. Ладно. Завтра посмотрим, что это за штольня. Молодцы, что обнаружили ее, теперь идите отдыхайте. В лагере тишина, один на вахте, остальные спят. Огня не зажигать, громко не говорить, стрелять при любых признаках неприятеля. — И забормотал себе под нос: — Ну и холодина, хорошо, что зимнее обмундирование сохранилось.

Ганс, ты дежуришь первым, потом Клаус, потом Генрих, потом Вальтер, последним дежурю я. Каждый дежурит по часу. Все. Вопросы есть? Если нет, я уже сплю.

Ганс весело осведомился:

— Господин майор, а как отсчитывать время, если из всех часов идут только одни, да и те — в обратную сторону?

Морунген недовольно зевнул:

— Ганс, ты задаешь вопрос, недостойный немецкого офицера. Даже партизану известно, что один час — в любую сторону — остается часом. Вот попадем к ним в плен, они тебя научат…

Утром сонного барона растормошил Треттау:

— Герр майор! Герр майор! Просыпайтесь, уже утро. Солнце скоро поднимется. Надо отправляться в дорогу, пока не так жарко.

Морунген подскочил, словно ошпаренный:

— Что? Кто? Партизаны? Мы уже в плену? А, это ты, Вальтер. Доброе утро. Фу, ну и гадость мне снилась… Черт знает что… Ты представляешь — всю ночь никак не мог избавиться от какого-то пьяного усатого партизана, который то уговаривал есть его сало, то лез ко мне целоваться. Мало того! Он был моим полевым командиром, а когда я пожаловался на него в штаб дивизии, майор Ничифоринка сказал мне, что я русский шпион и что меня пора отправлять в гестапо, как полковника Вольфа, за безобразное поведение на фронте. Оказывается, уже месяц, как вышел приказ фюрера о том, что все командиры на передовой обязаны есть сало. Так как только это спасет от партизан немецкие войска, попавшие в окружение.

Вальтер ободряюще проговорил:

— Ну, мой командир, это еще не самое худшее из того, что может присниться или произойти на самом деле. Мы вот вчера секретный танк потеряли. За такое в гестапо не только сало заставят съесть… Тогда и усатые партизаны покажутся роднее, чем либер муттер.

Морунген сделал парадоксальный вывод:

— Если партизаны этой ночью только снились, значит, в пещере нас ждут одни мыши. Пора идти ее обследовать. Буди остальных.

А пока Вальтер расталкивает своих товарищей, пока они пакуют вещи и готовятся к экспедиции в обнаруженную вечером штольню, у нас есть время кое-что пояснить.

То, что немцам неизвестно их местонахождение, еще не означает, что эта информация покрыта мраком неизвестности и для остальных. Совершенно очевидно, что «Белый дракон», подгоняемый попутным ветром, добрался уже до Гунуха, где на поверхности обитают гунухские свирепые кочевники, а под землей — замечательные существа Хун-Чи.

И здесь есть смысл обратиться к дневнику майора фон Морунгена, который оставил нам подробное описание этого народца.

(СПРАВКА: Хун-Чи, или Чи-Хун-Чи — низкорослый народ, населяющий Гунухские подземные пещеры и лабиринты на территории от Красной пустыни до южных гор Хаунга. Хун-Чи — прирожденные рудокопы и угледобытчики, их талант отыскивать полезные ископаемые славится по всему Вольхоллу. Они добывают алмазы для Упперталя в обмен на соль и железные инструменты; уголь и олово для Буресьи — в обмен на продукты и вино; железо для Тимора — в обмен на звериные шкуры и древесину, из которой потом мастерят лодки для плавания по подземным озерам и рекам. При этом Хун-Чи не просто рудокопы, но и квалифицированные земледельцы. Они разводят в подземельях культуры деликатесных грибов лаофи, земляных орехов крака-тус, а также обожаемые королем Оттобальтом Уппертальским знаменитые пыр-зик-саны.

Хун-Чи похожи на маленьких прямоходящих хомячков и немного на кротов: их тела покрыты бархатистой черной шерсткой, личико безволосое, голова — с заостренными округлыми ушками, глазки — бусинки. Работающие в шахтах носят шлемы из скорлупы ореха крака-тус, которую выстилают изнутри тканью мягкого полипа лиз-бубы. Глаза у Хун-Чи хорошо видят в темноте. Рост не больше одного метра, сзади — короткий хвостик, руки — с маленькими, но острыми коготками.

Подземный народ создал целую страну с бесконечной сетью рукотворных лабиринтов. Здесь есть колодцы, подземные реки и озера. Питаются Хун-Чи орехами, грибами и личинками насекомых. Личинки светящегося жука руплы используют в качестве фонариков. Их носят в маленьких клеточках.

Хун-Чи часто нанимают на работу для возведения замков и дворцов, они профессионально сооружают подземелья, подземные склады, хранилища, запасные ходы, системы водоснабжения и канализации, определяют местонахождение воды и роют колодцы. На поверхность Хун-Чи выходят только по ночам. С ними никто никогда не воевал и их никто никогда не обманывал, отчего они совершенно безобидные и доверчивые. Язык Хун-Чи до сих пор не изучен, но у них есть живые телепатические кристаллы му-окфа, благодаря которым они общаются с любыми существами.)

Именно в штольню, сооруженную Хун-Чи, и собираются сейчас войти наши герои.

— Вот эта штольня, герр майор, — доложил Генрих.

Морунген крепко сжал в правой руке пистолет, а в левой — фонарь:

— Ганс, Клаус! Вы остаетесь здесь с вещами и оружием, будете охранять вход и прикрывать нас с тыла. В случае опасности отступайте внутрь штольни, используйте пулеметы. Гранаты не бросайте, иначе нас завалит.

Вальтер, Генрих, возьмите несколько подходящих досок из тех, что здесь разбросаны, и соорудите факелы. Горючее расходуйте бережно, нам, возможно, долго придется пробыть под землей.

Тут на глаза барону попалась вагонетка. Даже не вагонетка, а вагонеточка — крохотная, будто игрушечная.

— Ничего не понимаю, — изумился он, — что они здесь могли возить на этих лилипутских вагонетках? Золото, что ли? Непохоже — везде валяется один уголь. А сколько его увезешь при таких объемах? Тоже неясно.

— Может, герр майор, у них здесь дети работали, — предположил Вальтер. — Я когда-то читал в газете, что коммунисты добровольно сдают своих детей на лето в лагеря. Смотрите, какая маленькая кирка лежит — для взрослого она не подходит. Игрушка игрушкой.

— Дети, говоришь, — посочувствовал Морунген, взвешивая малюсенькую кирку в руке. — Собственных детей не жалеют.

Генрих вздохнул:

— Это они их так, наверное, к лагерям военнопленных готовили. Я точно знаю, что пленные русские солдаты в лагерях держатся лучше остальных. Иногда даже умудряются организовать подпольное движение.

— Да, ну и страна, — задумчиво произнес Морунген. — Одни открытия. Зачем мы сюда сунулись? В танке без проблем ста километров не проедешь, не говоря об остальном. Я — квалифицированный офицер-танкист — должен лазить с экипажем по каким-то катакомбам, как трущобная крыса.

Внезапно рядом с майором раздался треск автоматной очереди. Вальтер палил куда-то в темноту. Все попадали, откатываясь за каменные выступы и вагонеточку. Один из факелов неудачно упал в лужицу, которая натекла с сырого потолка, и, зашипев, погас. Второй сильно закоптил, и в подземелье стало еще темнее.

Морунген полежал немного в тишине. Со свода гулко падали капли воды. Никто не нападал на них, никто не отстреливался.

— Что случилось, Вальтер? — спросил барон. — Ты кого-то заметил?

— За нами кто-то следит, — ответил Треттау. — Я видел лицо, герр майор. Кажется, человеческое лицо выглядывало оттуда. — И он повел стволом автомата в сторону. — Из-за того камня, совсем рядом.

Морунген откровенно удивился:

— Что значит «кажется, человеческое»? Ты не уверен, видел ли ты человека или другое существо?

Прежде Вальтер бы смутился. Но странствия по России убедили его в том, что нормальному человеку, который не уверен в том, что он видит, здесь смущаться нечего. Это вполне обыденное явление, нисколько не зависящее от умственных способностей и душевного состояния очевидца.

— Да, герр майор, — честно доложил он. — Я абсолютно не уверен: было плохо видно, и мне показалось… мне показалось, что я видел не то человека, не то хомячка, не то пушистенькую обезьянку. Но вовсе не такую, как та, что напала на нас в танке. Правда, на обезьяне была какая-то каска. Толком я разглядеть не успел.

Генрих напряженно прислушался:

— О! Слышите? Шорох какой-то и топот.

Вальтер последовал его примеру и некоторое время спустя заключил:

— Да, похоже, их тут много, судя по шуму, который они издают.

Морунген подозрительно посмотрел на маленькую кирку и поставил пистолет на предохранитель.

— Может, эти… дети здесь с начала войны прячутся. Напуганные, успели совсем одичать. Вальтер, у тебя остался шоколад?

— Полплитки, господин майор! — откликнулся Треттау.

— А ну-ка проведем эксперимент. Брось им немного шоколада для установления контакта.

Генрих не слишком верил в историю о детях, прячущихся в штольне с самого начала войны. Во всяком случае, Вальтер неосторожно упомянул слово «обезьяна», а Генрих Диц хорошо помнил тот пуховый обезьяноподобный тюфячок, который чуть не откусил ему руку, не говоря о том, что пинался и лягался, как дикий жеребец. Словом, обезьяны теперь не вызывали у него ни малейшей симпатии. Да и русские хомячки не могли рассчитывать на радушный прием. И он кровожадно предложил:

— Полплитки может не хватить. Лучше бросить им гранату, а то разыграется у них аппетит после шоколада — и сожрут нас вместе с ботинками и ремнями.

Морунген не любил, когда его подчиненные начинали рассуждать с такими минорными интонациями:

— Отставить паникерские настроения! Лучшая граната для детей — это шоколад, печенье, конфеты. И нечего, Генрих, ерунду городить.

Вальтер осторожно разделил шоколад на квадратики, завернул один из них в кусочек серебристой шелестящей бумаги и, размахнувшись, бросил его в темноту. Там кто-то шустро протопотал маленькими ножками, затем послышался шелест бумаги, довольное урчание, сопение, чавканье и тихое повизгивание. Затем танкисты различили невнятное бормотание и обрывки непонятной речи.

Морунген подумал, что одна часть его плана осуществилась так, как было задумано.

— Бросай еще, — обратился он к Вальтеру. — А я попробую с ними поговорить.

Вальтер повторил манипуляции с кусочком шоколада, и на сей раз реакция на неожиданное подношение была точно такой же.

Морунген приставил сложенные ладони ко рту и закричал, стараясь четко выговаривать слова:

— Русс киндер! Мы ест не стреляйт! Мы ест прикодит и дафат чоколат, мьясо… — Он задумался, чем еще можно соблазнить русских детей, и неожиданно для самого себя закончил: — Та немнохо вотки, цигаретен…

Какое-то время сия пламенная тирада оставалась без ответа, но затем что-то пролетело по воздуху и шлепнулось возле Вальтера. Тот инстинктивно шарахнулся в сторону от предмета, но быстро обнаружил, что это не граната и не бутылка с зажигательной смесью, а всего лишь небольшой сверточек.

Осторожно развернув его, Вальтер пристально разглядывал предмет в свете факела, который держал у него над головой Генрих.

— Господин Морунген, — сказал он, — это, кажется, не стекло. Да нет, не может быть, конечно. Потому что если я прав и это действительно то, что я думаю…

— Да не тяни нервы! — взъярился доблестный командир.

— Поглядите сами.

Морунген долго вертел перед глазами довольно крупный кристалл и наконец возбужденно заявил:

— Если меня не подводят глаза, то это настоящий алмаз невероятной величины. Пусть даже он вдвое уменьшится при огранке, но и тогда его стоимость просто огромна. Это добрый знак. Думаю, они бросили нам камень в обмен на шоколад.

Факел в руках у Генриха затрещал и погас. Танкисты остались лежать в своих укрытиях в полной темноте.

Генрих не верил в детей, кидающихся алмазами.

— Ну вот, — грустно констатировал он. — А теперь нас точно съедят.

Морунген оставил сей вопль души без ответа. Он принял соломоново решение:

— Без моей команды никому огонь не открывать. Вальтер, бросай еще шоколад.

Вальтер повиновался, и снова немцы смогли сполна насладиться урчанием, пыхтением, похрюкиванием и прочими звуками, которые издавали эти неведомые существа в пещере.

Внезапно Генрих заговорил:

— О! Кажется, глаза привыкли к темноте — я уже намного лучше вижу.

— Господин майор, — спросил Вальтер, — шоколад закончился. Что теперь прикажете делать?

Морунген приподнял голову из-за каменного выступа и всмотрелся в глубь пещеры. Когда он заговорил, голос его звучал сдавленно:

— Майн Готт! Это, Генрих, не твои глаза привыкли, а совсем наоборот, если я хоть что-то понимаю в том, что вижу…

Он не договорил. В этот момент из-за спины Вальтера высунулась маленькая когтистая лапка и похлопала его по плечу. Нечто произнесло прямо ему в ухо:

— Ое, чиф нус саса? Зи шуса луф мо.

От неожиданности Вальтер отпрыгнул в сторону так, что ему черной завистью позавидовал бы и король балета Вацлав Нижинский. Во всяком случае, последний никогда не выполнял такие прыжки из положения лежа.

— О Господи, что это такое?! Партизаны?

Морунген смело поднялся на ноги и стал осматриваться.

— Вальтер, Генрих, вставайте! Это стоит увидеть.

Немцы осторожно выпрямились и в один голос произнесли:

— Вот это да!

— Кто это такие?! — воскликнул Генрих.

— Что они тут делают? — спросил Треттау.

Генрих с надеждой обернулся к командиру:

— Господин майор, это что — такая разновидность хомячков?

— Вот этого я как раз не знаю, — озадаченный Морунген сдвинул картуз далеко на затылок, сразу помолодев лет на пять. — Но думаю, что есть они нас не станут. Опустите автоматы!

Все видимое пространство штольни было заполнено пушистыми Хун-Чи. Каждый, явившийся лично познакомиться с немецкими танкистами, держал в лапках крохотную клеточку со светящейся личинкой, отчего под землей стало довольно светло.

Очевидно, радостный слух о бесплатной раздаче шоколада распространился по подземным лабиринтам со скоростью звука, и с каждой минутой в этот коридор прибывали все новые и новые существа. Они пыхтели и толкались, отстаивая друг у друга право находиться в первых рядах, поближе к прибывшим великанам.

Обе стороны рассматривали друг друга с нескрываемым любопытством. Наконец самый старый Хун-Чи, занимающий, очевидно, и самую руководящую должность, протиснулся поближе к Морунгену, крепко сжимая в ручке-лапке большой прозрачный фиолетовый кристалл, светящийся изнутри ровным светом.

Он принял пышную ораторскую позу и заговорил:

— Хун-Чи приветствуют тебя и твоих братьев, Пятнистый Великан! Не надо зажигать огонь и извергать пламя из трубки. Мы принесли много руплы, чтобы вам хорошо было нас видно. К сожалению, наш кристалл понимает не все ваши слова. Народ волнуется: хочет знать, что такое «русс киндер» и «та немнохо вотки, цигаретен», — старательно произнес он по слогам.

Морунген все еще не мог прийти в себя и глядел на пушистого человечка в маленькой каске вытаращенными глазами. Вопросы, которые были поставлены в первую очередь, окончательно сбили его с толку. Поэтому отвечал он неуверенно, сам себя понимая через слово:

— Я… ну, я… Я хотел сказать: нет ли среди вас маленьких детей, которые любят водку и сигареты? Водка и сигареты это… это такая забава. Забава для взрослых детей, а маленьким ее нельзя. Вот я и спросил, на всякий случай, нет ли среди вас маленьких непослушных детей.

Произнеся эту речь, Дитрих не стал оглядываться на своих подчиненных, потому что ему совершенно не хотелось видеть выражение их лиц. Для нас это является свидетельством недюжинного ума, догадливости и проницательности майора фон Морунгена. Ибо Диц и Треттау действительно смотрели на него с сожалением и ужасом, как на умалишенного.

Их командир — надо признать — в последнее время нередко выглядел глупо. Российские чудеса тому в немалой степени способствовали, однако настолько глупо он не вел себя никогда.

Хун-Чи с очень серьезным видом ответил:

— Среди нас есть дети, но непослушных нет. Непослушных мы отдаем на воспитание хухотлю. А ты случайно не тот, кто спрашивает всех, как проехать до хутора Белохатки?

Морунген от неожиданности плюхнулся на вагонетку:

— Я? Да, наверное, я тот самый.

Хун-Чи повел носиком, принюхиваясь к немцу:

— Кстати, это не ваш железный зверь недавно зарылся в нашу ореховую пам-плуку? Он пахнет, как вы, и очень похож на нашего Хухотля: тот тоже любит куда-нибудь зарываться.

Тут Дитрих полностью реабилитировал себя в глазах подчиненных, проявив чудеса сообразительности:

— О! Да! Это так… То есть я хотел сказать, что это не так. Это наш железный хухотль, то есть зверь. Но он не специально зарылся в вашу пам-плуку — он в нее скорее провалился. А мы его вот как раз и разыскиваем. Беспокоимся очень. Куда это он задевался?

Если барон волновался, что Хун-Чи не поймет ни слова, и старался объяснять все как можно доходчивее, то он был приятно удивлен тем, что его собеседник все воспринял как должное. Будто бы экспериментальные секретные танки то и дело зарывались в эту — как ее? — пам-плуку и добросовестные и честные Хун-Чи только и делали, что возвращали утерянное имущество законным владельцам.

— Все хухотли любят крака-тус — и ваш, наверное, тоже. Поэтому он и зарылся в нашу пам-плуку. Только зачем он на себя Фумп-Ку натянул? Он что, боится гриз-лушу?

Человечек на мгновение задумался, а затем удовлетворенно пробормотал, обращаясь скорее к себе, чем к взъерошенному Морунгену:

— Это хорошо. Мы ведь специально держим гриз-лушу, чтобы хухотли не ели крака-тус.

(СПРАВКА: хухотль — полумифическое разумное существо размером с некрупного слона, похожее на помесь черепахи с кротом. У него маленькие глазки, пушистая мордочка с длинным мохнатым хоботом и роговые пластины на спине.

Хун-Чи считают хухотлей своими прародителями и поэтому относятся к ним с уважением; и хотя хухотли живут обособленно и зачастую просто объедают Хун-Чи, последние никогда не обижают глупых животных, а мягко отваживают от своих плантаций. В этом им помогают метровые слизни гриз-луши. Гриз-луши — безобидные создания, но хухотли их очень боятся.

Благодаря Хун-Чи сказки про хухотлей очень популярны в Вольхолле. Но поскольку на поверхности никто и никогда не видел ни одного такого существа, то их считают мифическими.)

Морунген посчитал необходимым уточнить:

— Выходит, вы не партизаны?

Хун-Чи вытянул шею и обиженно произнес:

— Как это не пыр-зик-саны? Почему не пыр-зик-саны? Самые что ни на есть подлинные пыр-зик-саны! Может быть, единственные во всем Вольхолле. Их очень трудно выращивать, поэтому на них постоянно держатся очень высокие цены, но для тебя и твоих пятнистых братьев мы постараемся что-нибудь найти. — Хун-Чи призадумался и честно сообщил условия обмена: — Если у вас, конечно, еще осталось немного коричневой, липкой фус-ли, которую вы так щедро разбрасываете по коридорам. А мы уже прямо бежим за пыр-зик-санами.

(СПРАВКА: пыр-зик-саны — культура деликатесных сырных лишайников цвета морской волны с пышными мясистыми листьями.)

Морунген понял, что нужно торопиться, пока Хун-Чи не убежал.

— Стой! Стой! Ты меня не понял. Я имел в виду других пыр-зик-санов. То есть — партизанов.

Хун-Чи проявлял чудеса понимания, но и его возможностям был какой-то предел.

— Хорошо, хорошо. Будут тебе и другие пыр-зик-саны. У нас много разных пыр-зик-санов, хотя люди многие из них боятся есть. Мы их никому и не показываем, но тебе за твою щедрость…

Морунген ощутил смутное желание учинить что-нибудь этакое с непонятливым обладателем пыр-зик-санов. Кстати, что такое пыр-зик-саны, он как раз знал. Именно их подали за столом короля Оттобальта, когда немцы заказали себе сыр. На сыр они и были похожи по вкусу. Тут он понял, что слишком отвлекся на гастрономические воспоминания, и принялся выспрашивать у огорченного путаницей Хун-Чи:

— Да нет же! Я тебя спрашиваю не про те пыр-зик-саны, а про другие. Понимаешь?

Хун-Чи осенило. Он расцвел в улыбке и воскликнул:

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть другие пыр-зик-саны? Ты вырастил лишайники, которых нет у нас?

Дитрих обреченно согласился:

— Да, совсем другие. Но сейчас у меня их нет. Именно поэтому мой хухотль зарылся в вашу пам-плуку.

Глаза пушистого человечка округлились, и он уважительно понизил голос, обращаясь к Морунгену:

— Ты, наверное, очень богатый пятнистый великан, если разбрасываешь повсюду фус-ли и кормишь своего хухотля деликатесными пыр-зик-санами.

Майор понял, что нужно пользоваться возникшей путаницей, иначе они до скончания века будут разбираться в партизанах, пыр-зик-санах и фус-ли. Он прокашлялся и солидно молвил:

— Не настолько богат, как кажется. Однако если вы поможете пятнистым великанам добраться до их блудного хухотля, то мы в долгу не останемся.

— А ты не будешь его обижать? — подозрительно спросил Хун-Чи.

Морунген неподдельно возмутился:

— Ты это о чем? Провалиться мне на этом месте, если я когда-нибудь обидел своего хухотля. Раньше он никогда сам не зарывался в землю. Мой хухотль как ребенок — ничего сам толком сделать не может, без этих пятнистых великанов, — указал он на Вальтера и Генриха, — он как без рук. А здесь, в пустыне… — он растерянно пожал плечами, — сам не знаю, как это получилось. Видимо, у вас очень-очень вкусные орехи.

— Знаю-знаю, можешь не рассказывать, — сочувственно покачал головкой Хун-Чи. — Любой хухотль за крака-тус может проделать самые невероятные вещи.

— Так вы проведете нас к нашему зверю? — с надеждой спросил Морунген.

— А почему бы и нет? Особенно если у вас есть что-нибудь вкусное, — немного застенчиво напомнил человечек и выразительно облизнулся.

Морунген потер затылок:

— Вкусное, говоришь, да-да, конечно. Что же у нас есть вкусного? — и в поисках помощи оглянулся на своих подчиненных.

Вальтер успокоил любимого командира:

— У Ганса, я видел, оставалась коробка леденцов. Может, он согласится пожертвовать ею во имя Германии и нашего общего дела.

— Вальтер! — скомандовал майор. — Идите с Генрихом за вещами и забирайте остальных. Нам в любом случае надо здесь осмотреться, — в этот момент с потолка ему прямо на рукав шлепнулась изрядная порция мышиного помета, Морунген вздрогнул и задрал голову, — и во всех подробностях выяснить, что им известно про Белохатки. — Он резко поднялся с вагонетки и посоветовал: — Да! Возьмите, наверное, эту вагонетку. Рельсы идут до самого выхода. Будет лучше, если часть тяжелых вещей вы погрузите на нее.

Вальтер и Генрих подняли вагонеточку, поставили ее на рельсы и, взяв у Морунгена фонарь, удалились в темноту. Вскоре из глубины штольни донесся душераздирающий мерный скрип ржавых колес.

Барон повернулся к хихикающим Хун-Чи. Предводитель подземных человечков многозначительно улыбнулся и потыкал пальчиком, указывая на кляксу на рукаве пятнистого великана:

— Хорошая примета, хозяин хухотля. Счастливым будешь!

Морунген присмотрелся к произведению мышиного искусства. Оказалось, что вещество, прилипшее к его рукаву, больше всего похоже на моментально сохнущий клей. Отодрать его без воды не представлялось возможным. Он криво усмехнулся:

— Кто знает, кто знает… — Еще раз недоверчиво покосившись на потолок, барон предусмотрительно отступил под небольшой каменный карниз. — А как тут у вас обстоит с водой? Имеется таковая? Или за нее тоже придется щедро раздавать фус-ли?

Хун-Чи укоризненно поглядел на пятнистого великана:

— Воды бери сколько угодно. Нам ее не жалко. Ты не думай, что мы такие жадные, просто фус-ли у тебя очень вкусная, еще хочется. А вода скоро понадобится не только тебе, но и твоим младшим братьям.

И, заметив, что непонятливый житель поверхности никак не может сообразить, о чем речь, продемонстрировал Морунгену бутылочку с длинным носиком:

— Тот, кто не пользуется скрик-сой, когда катает по пещерам пис-комзу, никак не может обойтись без большого количества воды.

Барон взял протянутую бутылочку, принюхался. Масло какое-то — ничего особенного. А главное, совершенно невозможно понять, что на уме у этих шерстяных человечков. Хотя нужно признать, что они дружелюбны, доброжелательно настроены и вообще мало похожи на русских патриотов, собирающихся заманить немецких захватчиков в ловушку. Но все же, все же, напомнил себе Дитрих, надо держать ухо востро. А то будешь потом блуждать по подземельям всю оставшуюся жизнь. Как поляки, доверившиеся безобидному на вид старичку по фамилии Сусанин, блуждали в результате по каким-то болотам.

— Ладно, — махнул он рукой. — Ты говоришь загадками, а я не в настроении их отгадывать. Давайте лучше поговорим о том, откуда вам известно, что именно я ищу хутор Белохатки?

И он постарался придать своему взгляду побольше пронзительности. Приблизительно так смотрел один сотрудник отдела пропаганды, весьма ценимый начальством за это свое качество. Глазки, как буравчики, — воткнутся в собеседника и сверлят его, сверлят, сверлят. Не захочешь, а признаешься во всех грехах, даже в тех, которых не совершал.

— Тебе плохо? — участливо спросил человечек. — Глаза у тебя отчего-то из орбит выкатываются. Это, наверное, оттого, что ты не привык долго находиться под землей. Все жители поверхности не слишком уютно чувствуют себя в подземельях.

— Не плохо, — буркнул майор.

Нет, все-таки талант — это талант. И глупо думать, что всякий может овладеть профессиональными приемами.

Хун-Чи поглядел на Дитриха высокопрофессионально. Тому даже стало чуточку не по себе.

— А вопросы ты задаешь прямо как в гестапо.

Морунген проглотил слюну, но ему показалось, что он глотает камень.

— Откуда тебе известно, какие вопросы задают в гестапо? Нет! Стоп! Откуда тебе вообще известно про гестапо?

Хун-Чи отвечал как о само собой разумеющемся:

— А что тут удивительного? Это и нашему киндеру понятно: с тех пор как твой хухотль зарылся в нашу пам-плуку, ты только и думаешь о том, какие вопросы тебе будут задавать в гестапо.

— Что еще вашему киндеру понятно?

Хун-Чи будто прислушался к чему-то и продолжал успокоительным тоном:

— Да ты не волнуйся, мы тебя не выдадим маршалу Жукову. Мы на него не работаем. Мы вообще ни на кого не работаем, кроме самих себя.

Барон промокнул лицо и шею давно уже не белоснежным платком:

— Ну спасибо. Удружили. А то я уже бог знает что подумал. И все-таки как ты узнал?

Хун-Чи спокойно улыбнулся:

— Сразу видно, что ты не просто иностранец, а очень заморский иностранец. Каждый киндер на поверхности знает, что Чи-Хун-Чи говорят и понимают всех благодаря великой силе Му-Окфы. Поэтому их никто никогда не обманывает, даже во время очень большой торговли.

Морунген оторопело переспросил:

— Благодаря силе чего?..

Человечек нежно поглаживал мерцающий кристалл, будто ласкал пригревшегося кота:

— Не чего, а кого. Му-Окфы. А ты думал, что все понимаешь благодаря своим отменным познаниям в русском языке?

Дитрих сердито замотал головой:

— Только не пытайся меня убедить, что мы так свободно общаемся благодаря колдовству какой-нибудь местной фрау Бабы Яги!

Хун-Чи деликатно прервал ошеломленного немца:

— Никакой Бабы Яги — только ее не хватало. И я не говорил ничего подобного. Мы тут с тобой общаемся, как ты выразился, благодаря великой силе Му-Окфы. — И приподнял свой камень так, чтобы Морунгену было хорошо его видно.

Майор недоверчиво протянул руку и притронулся к теплому светящемуся кристаллу. Ему показалось на мгновение, что камень тихо урчит и вибрирует.

— Ты утверждаешь, что если убрать этот камень, то я тебя не услышу?

За его спиной дружно засмеялись маленькие Хун-Чи. А их предводитель уверенно заявил:

— Услышишь. Отчего ж не услышать. Только понять не сможешь.

Морунгена охватил тот самый азарт, который однажды привел к тому, что наследник фон Морунгенов просадил в карты сумму, приведшую его благородного родителя в предынфарктное состояние. С тех пор молодой барон в карты не играл. Во всяком случае, на деньги.

— А ну давай покажи мне этот фокус.

Хун-Чи не стал спорить, уверенный, что лучше один раз убедиться в чем-то лично, нежели сорок раз слушать мнения других. Он бережно упаковал кристалл в ларчик из скорлупы крака-туса. Когда крышка ларца захлопнулась, Дитриху показалось, что вокруг стало темнее и неуютнее. Он повертел головой, стараясь понять, что именно изменилось. Затем обратился к человечкам:

— О! Йа, йа! Дас ист русиш фантастиш!

Предводитель смешных человечков покачал головой, показывая полное непонимание, и проговорил:

— Нус фуфа, чиф плюпла? Дас ист нихт русиш фантастиш! Дас ист саса Му-Окфа луф мор бора, бора. Зи шуса луф мо?

Морунген молчал долго и многозначительно. Его молчание было правильно понято Хун-Чи. Пушистое создание добыло кристалл из коробочки и снова обхватило его руками.

— Я рад, что убедил тебя в силе великого Му-Окфы.

Не знаем, стоит ли упоминать о том, что в этот момент Дитрих совершенно несолидно подпрыгнул на месте от неожиданности. Ибо как раз в эту минуту думал о том, как прикажете воевать в стране, где враг может прочитать все твои мысли. Это какие же возможности у русских шпионов — им даже не надо заглядывать в секретные карты и документы! Нет, решительно необходимо быстрее добраться до Белохаток, затем до Берлина и там настаивать на личной встрече с высшим руководством. Его долг патриота и любящего сына фатерлянда — предупредить командование о том, что войну с Россией пора сворачивать. Пока немцы не разгромлены окончательно и бесповоротно на этом жутком Восточном фронте.

Барон осторожно переступил с ноги на ногу и вежливо обратился к руководящему Хун-Чи:

— Так ты… — тут он наконец осознал, что все это время его слушали все присутствующие, — то есть вы все знаете любые мысли того существа, которое говорит с вами?

— И не только тех, кто говорит. А и тех, кто думает.

Дитрих уточнил:

— Значит, я думаю про вопросы в гестапо и про Белохатки?

Хун-Чи невозмутимо поправил майора:

— Нет, скорее наоборот. Сначала — про дорогу в Белохатки, а теперь и про вопросы в гестапо. А дорога тебя ждет действительно длинная. И без железного хухотля тебе по ней путешествовать никак нельзя. Поэтому правильно думаешь, что в гестапо тебя спросят в первую очередь о том, как и зачем ты добрался домой живым без личного хухотля? Мы тебе поможем. Но сперва ты угостишь моих братьев фус-ли.

Вдалеке послышались пронзительные скрипы, от которых ломило зубы и чесалось под лопатками. Это приближалась многострадальная вагонетка, влекомая — вернее, толкаемая — членами танкового экипажа.

— Хорошо, — поморщившись от этих жутких звуков, согласился Дитрих. — Будет твоему народу фус-ли. Сейчас подвезут.

В свете личинок руп-лы было видно, как приближаются Вальтер, Генрих, Ганс и Клаус. Но, Господи! В каком они были виде!

Когда-то не то в Древнем Риме, не то в Греции — словом, в седой древности — было принято осыпать триумфаторов лепестками цветов. И когда торжествующие воины проезжали мимо толпы ликующих сограждан, то на них сыпался душистый бело-розовый ливень.

В каком-то смысле четверо танкистов напоминали этих самых триумфаторов. С той лишь разницей, что их осыпали не лепестками, а… гхм… несколько иной субстанцией, и не ликующие сограждане, а перепуганные и ошалевшие полчища летучих мышей, и не бело-розовым душистым ливнем, а чем-то грязно-бело-зеленым с весьма специфическим запахом.

Майор в ужасе уставился на товарищей по оружию:

— Что это такое? Вас что, по дороге накрыл ураганный огонь?

Танкисты смотрели на него грустными глазами и вообще вели себя так, словно жизнь их уже кончена: все равно ничего не исправишь, а поэтому что толку заботиться о бренном существовании?

Наконец Вальтер решил объяснить своему командиру суть происходящего:

— Господин майор, мы ничего не могли с этим поделать. Эти мыши — будь они неладны, — как оказалось, совершенно не выносят скрипа этой чертовой вагонетки. Поскольку вы приказали транспортировать на ней все вещи, то мы так и поступили. А они так переполошились, — вздохнул он, — что через полминуты было уже поздно что-либо предпринимать для своего спасения.

Вид у танкистов был жуткий, но ничто не могло поколебать майора фон Морунгена. На сегодня лимит его способностей к изумлению, испугу и подобным реакциям был исчерпан.

— Ну молодцы! Вот что значит — танкисты! Без танка совсем как дети. Если над головой нет ни одного миллиметра брони, даже летучие мыши могут вас разбомбить. Ладно, разгружайте продукты, потом — бегом мыться, не то быть вам счастливыми до самой Москвы. Да, и возьмите у Хун-Чи скрик-су и хорошенько смажьте колеса пискомзы…

Вальтер и Генрих с некоторым страхом воззрились на драгоценного командира. В таком трудном походе всякое может статься и в любой момент. К тому же — древний баронский род, голубая кровь, вырождение аристократии. Одним словом, кто его знает, вдруг с головой у Дитриха начнутся серьезные проблемы? Всем понятно, что на российских просторах помешательство — совершенно естественная реакция организма на происходящее.

— Ну, — вопросил весело командир, — что вы на меня смотрите, как Риббентроп на Молотова? Колеса у вашей вагонетки кто должен смазывать — хухотли?!