Змеиное Солнце

Глава 1 Вести с севера

Киран глядел на пустующий трон. Со времени смерти Ардвана никто еще не заходил в священный чертог. Блюститель престола и сам сейчас вошел сюда будто украдкой — как в детстве, когда лазил в кладовую за сушеными вишнями. Его шаги гулко отдавались под сводами пустого зала. Сейчас тот не был залит светом, как обычно. И сам престол выглядел огромным надгробием — прекрасным, однако неживым, пугающе холодным. Иначе и быть не могло. Земное воплощение бога Исвархи было насильственно вырвано из мира, бесчестно убито во тьме рукой ночного татя. Неудивительно, что все вокруг рушится и идет наперекосяк.

Спинка трона — золотой диск с двенадцатью лучами — на фоне выложенной горной синью стены казалась восходящим солнцем. Облаченный в золотые одежды государь на троне, озаренный светом небесного двойника, в великом таинстве становился частью этого дарящего жизнь великолепия. Киран завистливо поглядел на пустое сиденье. Ему вдруг по-мальчишески захотелось взбежать по ступеням и усесться, пока никто не видит…

Он занес было ногу над первой ступенью, когда услышал приближающиеся шаги.

Маханвир Жезлоносцев Полудня приоткрыл дверь:

— Ясноликий Тендар, Хранитель Покоя!

— Пусть войдет.

Кирану вновь захотелось подняться, усесться на престол и принимать доклад, восседая там. Он вздохнул и остался стоять у подножия высоких ступеней, сложив руки на груди.

— Господин, срочные новости с севера… Опять…

Киран неподвижно глядел на Хранителя Покоя, стараясь не сорваться, не заорать на том простецком, грубом языке, на котором он объяснял когда-то вендской страже, как следует приветствовать высокородного повелителя. От подобных речей шарахались кони, а со стен падали изразцы. Но Тендару подобные речи были не внове. Он служил Кирану еще в краю болотных вендов, сначала палатным отроком, затем гонцом, потом личным телохранителем и, наконец, начальником стражи.

Недавнее пленение в Дваре едва не свело на нет его прежние успехи. После того как Тендар передал своему повелителю наглые слова мятежника Ширама, тот молча сшиб свое доверенное лицо ударом кулака на пол и топтал ногами, покуда не утомился. Затем кинул в темницу. Тендар уже простился было с жизнью, когда Киран вновь повелел притащить его во дворец. В саду Возвышенных Раздумий, злобно глядя на него, Киран процедил:

«Не знаю, зачем сохранил тебе жизнь. Наверно, это моя ошибка, но я это уже сделал. Хорошо — я готов признать, что накхи опасные враги. В Дваре вас было мало, они напали внезапно. Мне рассказали, что вы сопротивлялись до последней возможности, пока тебя не схватили. Поэтому я поверю тебе еще раз — в последний раз! И если снова не оправдаешь доверие — ох, берегись…»

Киран замолчал, борясь с нахлынувшим чувством отвращения к себе. Ему очень не хотелось говорить то, что он собирался произнести. Но преданных людей было так мало, что даже эта паршивая овца не портила стада. А в преданности Тендара он не сомневался.

«Так вот, — он помедлил, глядя в низкое небо, затянутое первыми настоящими осенними тучами, — я назначаю тебя Хранителем Покоя. И моли Исварху, чтобы я не ошибся еще раз!»

«Мой повелитель, — хрипло отозвался ошеломленный Тендар, ожидавший всего что угодно, но только не этого. — У тебя не будет повода усомниться во мне!»

И вот теперь бывший начальник охраны, а ныне всесильный вельможа стоял перед ступенями трона, понимая, что говорить надо, и в то же время желая, чтобы вмешательство Исвархи избавило его от этой участи.

— Говори же! — прикрикнул Киран, садясь на мраморные ступени, ведущие к трону. — Что там за новости? Да еще «опять»?

Хранитель Покоя склонил голову:

— Господин, снова вести о царевиче Аюре.

— Откуда на этот раз? — спросил Киран и, не удержавшись, ядовито добавил: — Если не ошибаюсь, это уже пятый царевич за последнюю луну.

— Шестой, — тяжело вздохнул Хранитель Покоя. — На этот раз вести пришли из окрестностей Яргары, что в бьярских пределах…

— Ну конечно! — Киран ударил кулаком по мрамору, будто хотел разбить его. — Ряженый, разумеется?

— Да, ясноликий.

— Кто бы сомневался!

Блюститель престола вскочил и принялся быстро ходить вдоль ступеней, слово что-то жгло его изнутри. Воистину Исварха видит все! Ни в чем ему нет удачи! После смерти государя Киран толком не мог спать — стоило ему остаться в опочивальне и закрыть глаза, как его охватывало ощущение черной бездны, обволакивающей со всех сторон, готовой поглотить… «Но это же не я! — шептал блюститель престола, обращаясь к небесному Владыке. — Разве ты не сам отвернулся от него? Разве Ардван своими неправедными деяниями не утратил хварну и право на престол? Разве не обратил ты затем взор на более достойного — на меня?»

Но Киран все же был честен перед собой. Он осознавал, что не чувствует на себе божественного взгляда. Если Господь Солнце и глядел сейчас милостивым оком на кого-то из потомков Солнечной династии, то уж точно не на него.

Больше всего ему сейчас хотелось с размаху пнуть ногой подножие священного трона и велеть Тендару убираться прочь, но он лишь прошипел:

— Не стоило мне иметь дела с этим проклятым чародеем, Светочем Исвархи, и его гнусными богохульниками! Он один виноват в том, что по всему северу Аюра теперь величают воплощением какого-то дикарского божества! Зарни… что-то такое нелепое, на шестиногом лосе…

— Зарни Зьен — сын бьярского бога солнца, — почтительно пояснил Тендар и тут же прикусил язык.

— У нас один бог солнца — господь Исварха! — рявкнул Киран. — Не смей поминать бьярскую нечисть в священном чертоге! Шестиногий лось! — Он фыркнул. — Это было бы смешно, когда бы не сулило нам столько бед. Я отлично понимаю, что задумал подлый Светоч! Когда я волей-неволей по уши заляпаюсь кровью, обороняя престол от врагов, тут волшебным образом и появится царевич — законный наследник, праведный чудотворец! И позаботится отделить мою голову от тела… Ну что ты молчишь? Ты ведь еще что-то хотел сказать, не так ли?

Киран свирепо поглядел на понурившегося Хранителя Покоя.

— Отряд бьярской лесной стражи пропал, — выдавил Тендар. — Быть может, мятежники перебили его. Но вернее всего, лесовики перешли на сторону врага.

— Того не легче! — Киран резко остановился. — Проклятье, каждый раз мне приходится посылать войска против очередного самозванца! И каждый раз мерзавец — или мерзавцы, я пока не понял — преспокойно исчезает в одном месте, чтобы объявиться в другом. Если бы лже-Аюры собирали войско, чтобы идти на столицу, мы бы уже давно разбили его и выяснили, кто это пытается нас дурачить… А так — люди измотаны, мы теряем коней… И толку-то? Сегодня ты говоришь, что мы потеряли отряд. Эти твари не выпустили в нашу сторону пока ни одной стрелы, а у нас уже потери, и немалые! Как же я ненавижу их всех — и Аюра, и все его семейство, а особенно проклятого Светоча!

— Может быть, ясноликий, тебе стоит самому отправиться на север и возглавить поиски? — осторожно предложил Хранитель Покоя.

— Дурак! Стоит мне выехать за ворота столицы, как Тулум, этот двуличный, коварный старикашка, тут же захватит власть. Как ни крути, верховный жрец — младший брат Ардвана.

Тендар удивленно взглянул на него:

— Но святейший, кажется, никогда не претендовал…

Киран безнадежно махнул рукой. В последние месяцы ему часто вспоминалось бьярское присловье «поймать волка за уши». Именно так блюститель престола себя и ощущал. Пока держишь волка — ты в безопасности, но стоит ослабить хватку…

— Что, если не посылать против самозванцев войско, — вновь заговорил Тендар, — а тайно собрать отряд ловчих?

Лицо Кирана дернулось, как от пощечины.

— Я не просил твоих советов! Делай, что тебе поручено, и все! Если я отзову войска, Светоч тут же поймет, что измотал меня. Или что я потерял интерес к его проделкам. И вот тогда мятежники нанесут удар! Или ты впрямь полагаешь, что пропавший у нас из-под носа Аюр наслаждается ловлей рыбы в Белазоре и катанием под парусом по Змееву морю?

Тендар благоразумно промолчал.

— Ну что там еще у тебя?! Я же вижу!

— Господин… Мне доподлинно известно — Аюра в Белазоре нет. Нет его и в Северном храме.

— Это я знаю не хуже тебя, — отрезал Киран.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Наконец Тендар тихо произнес:

— Все наши соглядатаи из Белазоры как один доносят: Аюр приказал морю остановиться и оно это сделало.

Киран побагровел:

— Я приказал бороться с этим нелепым слухом, а не распространять его!

— Мы прилагаем все старания, но…

Оправдания Хранителя Покоя были оборваны увесистой оплеухой.

— Молчи! Не желаю слышать! Мы кричим на всех площадях, что Исварха отвернулся от Ардвана и его потомства. А Светоч распускает слухи, что Аюр то побеждает огромного змея, то останавливает волны… Я с детства знаю наследника — упрямый, изнеженный мальчишка, и ничего больше!

— Да, ясноликий, — склонил голову Тендар.

— Полный бред!

— Безусловно, ясноликий.

Киран, тяжело дыша, отвернулся. Кое-как успокоившись, спросил:

— Как я понимаю, о настоящем Аюре вестей по-прежнему нет?

— Только то, что он где-то в лесах…

Блюститель престола расхохотался.

— Собирай свой отряд, — оборвав смех, приказал он. — Не скупись. Мне нужны самые лучшие ловчие — обученные, незаметные, отлично знающие все дороги, крепости и торжища Бьярмы, — чтобы смогли найти Аюра «в лесах». Настоящего, а не ряженого. Тому, кто доставит мне головы Светоча и Аюра, я отмерю золота по их весу.

— Будет исполнено, ясноликий!

Киран отвернулся от бывшего главы телохранителей, отчаянно сожалея, что рядом нет Янди и ее саконов. От лазутчицы давно не было вестей — весь отряд, сопровождавший царевну Аюну, так и пропал бесследно в вендских лесах. Само по себе исчезновение младшей дочери Ардвана изрядно поломало его замыслы, но за Янди он отдал бы куда больше золота, чем весили головы его врагов. Она бы отыскала мальчишку даже в ледяном аду!

— Клянусь, я отберу лучших следопытов Аратты!

— Ступай. И позови сюда жреца Агаоха.

Предстоятеля одного из главных храмов Нижнего города Тендар нашел быстро. Впрочем, и искать его не пришлось — тот дожидался своего череда, бродя по увитой виноградом галерее неподалеку от сада Возвышенных Раздумий. Увидев Хранителя Покоя, жрец постарался придать лицу выражение горделивое и возвышенное. Однако от взгляда молодого придворного не укрылась опасливая настороженность, сквозившая во всей пухлой фигуре жреца.

Тендар знал о нем совсем немного. В прежние времена начальнику охраны государева зятя не было ни малейшего дела до храмов Нижнего города. Там собирались лишь ремесленники да торговцы небольшого достатка. Этот Агаох тоже явно был из простолюдинов — светлая кожа, плоский нос, слегка раскосые голубые глаза… Тендар постарался скрыть брезгливое пренебрежение. Неужели во всей столице не нашлось ни единого жреца, достойного, пусть даже временно, занять место святейшего Тулума, кроме бьярского полукровки?

Агаох поднял руки в благословляющем жесте. Хранитель Покоя неохотно склонил голову, убеждая себя, что благодати Исвархи все равно, через чьи длани снисходить на смертных — хоть бы и через немытые лапы этого выскочки.

— Ясноликий Киран ждет тебя, — бросил он, поднимая голову.

— В добром ли настроении наш повелитель? — осведомился жрец.

— Примерно как медведь, если зимой растормошить его в берлоге, — не без злорадства сообщил Хранитель Покоя.

Агаох потупил взгляд и свел кончики пальцев, должно быть умоляя Владыку небес позаботиться о шкуре своего служителя.

— Давай не задерживайся! Или ты думаешь, что от твоего топтания тут его настроение улучшится?

Тендар отодвинул жреца плечом и направился к лестнице. Ему была понятна злость Кирана. Сейчас тот все больше походил на застрявшего в болоте лося, который силился рывком преодолеть трясину, утопая в ней все глубже и глубже.

Киран поглядел на вошедшего жреца. Тот выглядел довольно молодо и, хотя был известен ревностным служением, вряд ли мог рассчитывать, что когда-либо как равный среди равных вступит под своды главного храма. Вероятно, именно поэтому после объявления Кирана хранителем престола Агаох одним из первых поспешил к нему с поздравлениями — и тут же был назначен замещающим Тулума на время болезни оного. Увидев Агаоха, Киран махнул рукой, останавливая хлынувший было поток славословий:

— Оставь приветствия. Просто отвечай на мои вопросы.

— Я готов нести слова истины…

— Просто отвечай, — недовольно остановил его вельможа. — Ты объявил народу, что на время недуга Тулума все обряды будут совершаться в главном храме Нижнего города?

— Да. Врата моего храма открыты и днем и ночью. Я собрал там всех жрецов, которые, как и я, желают служить хранителю престола…

— Ты служишь Исвархе, а я лишь направляю тебя, — с досадой перебил Киран. — Много ли жрецов ты собрал?

— Увы, нет. Почти все жрецы столицы и окрестностей ждут слова святейшего Тулума. Они не желают верить в его недуг.

— Не желают? — протянул Киран, скрещивая руки на груди. — А должны бы желать. Пока они тянут время, Исварха остается без жертв и может разгневаться на народ Аратты! А сколько неупокоенных искр теперь станет бродить по земле в поисках тела!

— Поверь, солнцеликий…

— Ясноликий, — терпеливо поправил Киран. — Я покуда не государь.

— Поверь, ясноликий, я делаю что могу, — начал оправдываться жрец. — Но люди не желают идти в мой храм. Даже литейщики, лудильщики и изготовители оберегов с нашего конца, которые приходили в храм много лет, начали его сторониться!

— А святейший Тулум в это время сидит взаперти как ни в чем не бывало… — пробормотал Киран, глядя поверх головы Агаоха. — Слушай меня. Сегодня же ты пойдешь в главный храм Верхнего города. Уговори Тулума открыть ворота и допустить жителей столицы к священному неугасимому огню. Пообещай полную безопасность для него и его людей. Скажи, что если Тулуму померещилась какая-либо вражда между нами, то это лишь злой морок, наводимый служителями злокозненных еретиков из Северного храма. Скажи, что я жажду объединить с ним силы для борьбы с отступниками, которые хотят разжигания внутренних распрей и гибели Аратты. Засвидетельствуй святейшему мое безграничное почтение и преклонение пред его мудростью и безмерным опытом… Скажи, я желаю, чтобы он возглавил совет избранных, дабы править страной, покуда не будет спасен из рук отступников наследник Аюр.

— А если он откажет? — с сомнением отозвался Агаох.

— Если откажет — тогда мне придется объявить, что смерть брата и похищение племянника и племянницы подточили его здоровье до такой степени, что разум Тулума помутился и созерцание лика Исвархи более недоступно ему. И как бы сердце мое ни противилось, я соберу по всей Аратте жрецов, чтобы избрать нового главу храма.

— Но такого прежде не случалось! — изумленно воскликнул Агаох. — Глава храма всегда был из царского рода и назначался самим государем!

— Также никогда не случалось, — презрительно скривив губы, ответил Киран, — чтобы полукровка выступал на переговорах от лица Солнечного Престола. Но сегодня именно такой день. — Киран чуть подумал и небрежно добавил: — Еще можешь сказать верховному жрецу, что мои сведущие люди сочли неуместными и слишком дорогими дальнейшие работы по строительству так называемого Великого Рва. Тем паче что храмовая казна больше не вкладывает свою долю в его рытье.

Агаох послушно кивал, запоминая. Но видно было, что он счел угрозу прекращения рытья водоотводного канала для спасения далекой Бьярмы от потопа мелкой и незначительной новостью по сравнению с изменением порядка назначения главы храма. По его вспыхнувшим глазам было прекрасно видно, какие высоты в этот миг ему открылись… Киран усмехнулся и продолжил:

— Если выполнишь успешно порученное тебе, обещаю — займешь место по правую руку от святейшего Тулума. Если вернешься ни с чем — больше не войдешь в эти стены. Останешься один в своем пустом храме дожидаться, пока Тулум рано или поздно выкинет тебя оттуда. Ты все уяснил?

— Да, солнцеликий!

— О Исварха, дай мне терпения! Ступай и выполни, что я велел, как можно скорее.

Глава 2 Хаста и змеи

В первый день пути на север Марга не проронила почти ни слова. Столичный тракт был немноголюден. Редкие купцы почтительно останавливали повозки, заметив пять накхини в черной воинской одежде. Да, четыре из них были совсем девчонками, еще не заслужившими права заплетать косу. Но как гласила известная поговорка, «даже в маленькой змее достаточно яда». Впрочем, накхским воительницам не было дела до торговцев. Они проезжали мимо, едва удостоив их взглядом.

Но не Хаста. Каждый раз, завидев издали возы, он шарахался в сторону, слезал с коня и прятался в высокой траве. Лишь затем, выждав, когда чужаки скроются из виду, снова выбирался на дорогу.

В конце концов Марга не выдержала.

— Что ты мечешься как заяц? — раздраженно спросила она. — Брат велел мне приглядывать за тобой, а значит, пока я жива, я защищу тебя от любого врага. В случае чего они мне помогут. — Она кивнула на своих воспитанниц.

Хаста покосился на девиц, едва достигших брачного возраста. Тонколицые и большеглазые маленькие накхини могли бы казаться привлекательными, когда б не одинаково хищное выражение их лиц.

— Мне это крайне лестно знать, — хмыкнул рыжий жрец. — Но пока что мне ничто не угрожает… — Он замялся, но все же уточнил: — Без вас. А вот с вами…

Марга будто ждала от него чего-то подобного. Она придержала коня и молча уставилась на собеседника недобрым взглядом, явно подбирая слова.

— Послушай меня, жрец, — наконец процедила она. — Я не знаю, чем ты обворожил моего брата, но он саар рода Афайя и саарсан всех накхов. Я — его сестра и выполню его приказ. Однако не вздумай учить меня! Я еду по дороге и смотрю, не приближается ли враг. Если мне станет известно, что Киран двинул войска на Двару, я немедленно сообщу об этом брату, и он приготовится к бою. Для моих девочек это будет правильное деяние и, несомненно, достойное. Что касается царевича Аюра… — Марга поморщилась. — Мне прежде доводилось видеть его в столице. Раскрашенный мальчишка в златотканых одеяниях, которому впору играть в саду, а не править державой! Если брат спросит меня, я отвечу, что поднимать вместе Змеиное Солнце и лик Исвархи было ненужной глупостью. Но Ширам приказал тебе найти царевича — так ищи его. А я не дам тебя убить. Вот и все!

Марга отвернулась, всем видом показывая, что ей больше не о чем разговаривать с этим рыжим выскочкой.

— Теперь ты послушай… — Хаста попытался говорить спокойно и взвешенно. — Я видел в твоих землях, как змея перед охотой прячется среди камней или на ветке, становясь почти невидимой. Почему же вы не смените боевой наряд накхов на что-то менее заметное?

— Если ты еще раз откроешь рот и попробуешь рассказывать мне, что делать и чего не делать, я вобью туда кляп и буду вынимать его только на время еды! — пообещала Марга. — Не сочти это за угрозу.

— А за что мне это следует счесть?

— За предсказание судьбы!

Воительница усмехнулась, довольная своей шуткой.

Хасте тоже захотелось предсказать судьбу пяти накхини — короткую и не особо содержательную. Но он предпочел промолчать и отъехать немного назад, чтобы не застить взор этой достойной сестре своего брата. А заодно обдумать пришедшую ему на ум любопытную идею…

«Если б только не они! С такими друзьями никаких врагов не нужно», — размышлял он, глядя на увешанных оружием накхини, горделиво едущих впереди. И сама по себе задача, стоявшая перед ним, была не из легких, а уж с этакой подмогой…

Вечером они проехали мимо укрепленной заставы, над которой был поднят высокий шест с золотым солнцем на верхушке, блистающим в лучах заката. Рядом, на другом шесте, развевалась змеиная шкура. Эта застава была последней на их пути, докуда простиралась власть Ширама. У следующей накхов вполне могли встретить стрелами. Но Маргу это как будто не беспокоило.

Когда начало смеркаться, вдали замелькали огоньки, и вскоре показалась острая крыша дорожной вежи с неизменным постоялым двором.

Хаста догнал сестру Ширама и заговорил, не обращая внимания на ее хмурый взгляд.

— Давай-ка я пройду вперед, — предложил он. — Если внутри все спокойно, выйду во двор и начну петь гимн Исвархе Закатному. Пусть одна из твоих девочек притаится у ограды. Я все сказал. Теперь можешь засовывать кляп.

Накхини оглядела его, словно прикидывая, как это лучше проделать, и бросила:

— А если там засада?

— Тебе лучше знать, как действовать.

На лице Марги едва ли не впервые с момента их знакомства появилось подобие улыбки.

— Чему-то мой брат тебя все же научил.

Хозяин постоялого двора, радостно улыбаясь, вышел навстречу новому гостю. Увидев перед собой жреца, он несколько утратил радушие. Жрецы зачастую не торопились платить за ужин, заменяя блестящие кругляши благословениями. Но, осветив факелом лицо гостя и узнав его, хозяин вновь заулыбался:

— Достопочтенный Хаста! Давно ты не проходил этой дорогой! Откуда в столь позднее время?

— Из дальних пределов Аратты, — уклончиво ответил тот.

— А нынче вновь в столицу?

Ученик Тулума кивнул.

— Там сейчас столько всего происходит! Мы как узнали, что саарсан объявил себя царем Накхарана и захватил Двару, решили: ну началось — сейчас накхи пойдут всех резать! А на поверку по иному выходит. Купцы как ездили, так и ездят. Ширам сидит в Дваре и называет себя блюстителем престола царевича Аюра. На днях жрец из тамошнего храма Солнца приезжал, собрал люд и зачитывал всем послание — дескать, податей в столицу не платить, в войско не идти, указов не слушать… А в столице — ясноликий Киран, и тоже блюститель престола царевича Аюра, и что ни день наказы шлет. Голова кругом!

— А чего ж царевич сам не на престоле? — простодушно спросил Хаста. — Не захворал ли?

— Говорят, его в Ратхане видели. Мне один из постояльцев рассказывал.

— Ишь ты! Что же он делал в этакой глухомани? — удивился жрец. — Я вроде как слышал, он у накхов?

— Да и я это слышал, — подтвердил хозяин постоялого двора. — Но тот человек — почтенный торговец, без правды болтать не будет. При всех постояльцах Исвархой клялся, что собственными глазами видел царевича. И жрецы при нем из этих северных, луковых. А он прежде в столице царевича видал, стало быть, обознаться не мог…

Хозяин постоялого двора осекся и засуетился:

— Да ты проходи в дом, достопочтенный Хаста, что ж на пороге-то стоять?

— Непременно войду. — Жрец наклонил голову. — Однако лик Исвархи вот-вот скроется. Следует пропеть прощальный гимн нашему доброму светилу.

Войдя внутрь, Хаста с удовлетворением отметил, что гостей всего ничего: трое купцов, сидевших возле очага за столом, уставленным множеством полупустых мисок и кувшинов. Торговцы ужинали, пили вино и неспешно беседовали между собой. Подальше от огня, в полутьме, за длинными столами сидели слуги купцов и гости попроще.

Когда хозяин постоялого двора подвел к господскому столу Хасту, торговцы удивленно переглянулись и недовольно уставились на него, будто ожидая, что странствующий жрец примется сейчас выпрашивать пожертвования. Хаста с достоинством приветствовал их и сел напротив. Вскоре хозяин принес ему кувшин пива и теплые пироги. Раздраженный непрошеным соседством купец открыл было рот — но тут дверь распахнулась и на пороге живым воплощением дурной вести появилась Марга.

Она обвела цепким взглядом присутствующих и направилась прямо к господскому столу. Четыре ее юные подруги следовали за ней, стараясь повторять за наставницей каждое движение.

— Убирайтесь! — подойдя к купцам, властно бросила накхини.

Купец, собиравшийся высказаться насчет Хасты, вскочил и стукнул ладонью по столу:

— С каких это пор накхи распоряжаются в Аратте?

Хаста заметил, что в дальнем конце комнаты из-за стола неторопливо поднялись два крепких парня с длинными ножами на поясах. «Ну, сейчас начнется!» — с досадой подумал он. Но в этот миг другой торговец, постарше и, видать, поопытнее, положил руку на плечо своему приятелю, заставляя того сесть на место:

— Мы уже уходим! Уходим уже!

На лице Марги отразилось разочарование.

«И вот что с этим делать?» — размышлял Хаста, понимая, что больше всего его спутница сейчас желает хорошей схватки, о которой потом будет не стыдно вспомнить, которую потом восславят в воинских песнях. Однако здесь не с кем было сражаться. Ни купцы, ни слуги не горели желанием хвататься за оружие, а хозяин постоялого двора лишь заученно улыбался. Так что первый день набега для Марги и ее воспитанниц явно не задался.

— Не стоило… — начал Хаста, когда купцы удалились.

— Пьешь свое пиво, вот и пей! — огрызнулась сестра Ширама, едва удостоив жреца взглядом.

«Исварха Всесветлый, дай мне слова, чтобы вразумить эту женщину! — отодвинувшись, взмолился Хаста. — Даже если мы каким-то чудом живыми доберемся до Аюра, накхини скрутят его, как пойманную косулю, и притащат к Шираму на шесте… Вот же незадача!»

Накхини в гнетущем молчании поедали содержимое принесенных хозяином плошек. Они заканчивали трапезу, когда дверь постоялого двора распахнулась и внутрь ворвалась семерка стражников. Предводитель был из худородных арьев, все остальные — местные жители.

— Эге, да тут и впрямь накхи! — оглядываясь, протянул предводитель. — А ну-ка, сложите оружие!

Хаста увидел, как на лицах накхини расцвели радостные улыбки. Марга подалась вперед навстречу немолодому и потрепанному жизнью арию так, будто он был ее возлюбленным. Тот и сам, вероятно не особо веря в силу своих слов, хмурился и надувался, стараясь выглядеть угрожающе.

— Именем государя, я приказываю…

Накхини уже стояла напротив него:

— Я, Марга, дочь Гауранга, именем государя, приказываю вам сдаться!

«Ну, теперь точно началось», — подумал Хаста, вскочил из-за стола и попытался вклиниться между «представителями государя».

— Постойте! Не нужно…

Острый локоть Марги ударил его под ребра так, что Хаста сложился пополам. Еще мгновение — и сестра Ширама двумя пальцами, как бичом, хлестнула по глазам стоявшего перед ней ария. Тот завопил, пряча лицо в ладонях, и пропустил удар ногой. Вопль превратился в хрип, тело рухнуло, едва не придавив Хасту. Тот мигом откатился под стол, — пожалуй, это было лучшее, что он мог сейчас предпринять.

Такое положение не позволяло полюбоваться творившимся на постоялом дворе бесчинством. Но даже оттуда было заметно, насколько все плохо. Одно Хаста заметил — мягкие узкие башмачки девушек перемещались куда более точно и красиво, чем стоптанные сапоги их противников. Пожалуй, это могло напоминать танец, когда б не выкрики и звон оружия.

Вот одна из девчонок ловко подцепила голень противника, ткнула под колено, и увесистый бородач рухнул на пол совсем рядом с Хастой. Жрец успел заметить ошеломленное выражение на его лице, но последовал жестокий пинок, и глаза бедолаги закатились.

Вот другая, ловко ускользнув от удара коротким копьем, перехватила древко, опрокинулась на спину, выставив ногу, и хозяин оружия, перелетев через нее, с грохотом и звоном обрушился на стол, сшибая посуду. Накхини тут же вскочила, очевидно собираясь пригвоздить противника к столешнице, но другой стражник с воинственным криком бросился на помощь товарищу. Девчонка быстро повернулась на пятке. Древко копья врезалось ее противнику в переносицу. Впрочем, о том, что стражнику попали именно туда, Хаста узнал потом — когда несчастный с воем упал на колени с разбитым лицом, а затем, получив удар по спине, распластался, заливая пол кровью.

А танец продолжался. Хаста услышал чей-то предсмертный хрип и через миг увидел еще одного стражника, сползающего по опорному столбу, державшему кровлю. Из его груди торчала рукоять его собственного меча.

Победа накхини была встречена радостными криками подруг. Те и сами развлекались вовсю. Как отметил Хаста, они даже не притронулись к собственному оружию.

Очень скоро все было кончено. Еле живые стражники лежали без движения, кто оглушенный, кто — просто опасаясь продолжения. Лишь один, приколотый к опорному столбу своим же клинком, был явно и несомненно мертв.

— Ловко ты его, Вирья, — услышал Хаста одобрительные слова Марги. — Ну что ж, хорошее начало! Родители будут гордиться тобой! Можешь отрезать его бороду.

— А что с этими будем делать? — спросила еще одна девица.

— Главаря стоило бы отправить к моему братцу, а этих… А что с ними делать? Перережем глотки.

— Парни крепкие, саконы бы за таких не поскупились, — рачительно заметила другая.

— А как их сейчас обратно-то потащим?

— Я вот что думаю… — задумчиво произнесла еще одна юная накхини. — Может, спалить этот постоялый двор? Ведь дальше ехать, а нас тут видели…

«О Исварха Всеблагий! — подумал Хаста, чувствуя, как волосы его становятся дыбом. — За что ты наказал меня такими помощницами?»

— Именем государя, приказываю вам остановится! — закричал он, выбираясь из-под стола.

В тот же миг железная рука Марги схватила его, выволокла наружу и куда-то потащила.

— Идем! — прошипела она тоном, не сулившим приятной беседы.

Она толкнула дверь плечом. Подглядывавший на крыльце слуга-конюх собрался было броситься наутек, но Марга на миг отпустила ненавистного жреца, поймала слугу за спутанные космы и с силой приложила о столб, поддерживающий навес над крыльцом. Конюх упал наземь и остался лежать.

Накхини повернулась к Хасте, едва сдерживая клокочущую злобу:

— Ты меня благодарить должен, жрец!

— Можно узнать почему?

— Я спасла тебя, когда ты, как последний недоумок, влез между воинами в начале схватки!

Хаста потер ребра, все еще отзывавшиеся тупой болью. Пожалуй, без таких спасений в его жизни воцарилась бы благословенная скука.

А Марга продолжала его отчитывать:

— Брат велел мне приглядывать за тобой — я приглядываю. Ни один из тех стражников тебя и пальцем не тронул. Вдолби себе в рыжую голову — я уже десять лет вожу отряды. И никогда у меня еще не было такого нелепого задания! Мы захватили нескольких человек стражи — наверняка это не все, кто есть поблизости. Но сейчас они не ожидают нападения. Мы могли бы убить их всех, и мои девочки вернулись бы домой со славой. Мы бы захватили Шираму, быть может, целую крепость! И в этом был бы толк… А из-за тебя, из-за нелепых поисков, сейчас вообще непонятно, что делать…

Сестра Ширама сжала пальцы в кулак и подняла руку, точно собираясь ударить, но остановилась. Рыжий жрец был удивительно спокоен. Совсем не так должен смотреть человек, которого сейчас будут бить.

— Ты закончила? — В его голосе больше не слышалось обычных увещеваний. — Что тебе делать? Я скажу. Отрезать бороду стражнику, хватать ария и убираться вон. А когда доедешь до Ширама — сообщить, что я прогнал тебя. Ибо ты бесполезная свихнувшаяся тварь!

— Да ты…

— Убьешь? Эка невидаль! Один такой же упившийся кровью ублюдок намеревался отрубить мне голову. Тогда я под этот стол мог ходить пешком. И с тех пор мы со смертью здороваемся при встрече. Так что молчи и слушай. Отправляйся к Шираму — мне ты не нужна. От тебя один вред. Проваливай!

Опешившая накхини глядела на жреца с изумлением, с каким прежде никогда и ни на кого не смотрела. Разговаривать так с дочерью Гауранга! C воительницей, чье имя произносили с почтением первейшие храбрецы Накхарана… Такое не укладывалось в уме!

— Я должна быть с тобой, потому что такова воля саарсана, — зло выговорила она наконец. — Лишь поэтому ты еще жив. И не тебе мне приказывать.

— А тебе не я приказываю. Тебе приказывает саарсан. Говорят, накхи способны незаметно подкрасться и дернуть за хвост горного льва, когда тот терзает добычу. Но здесь, когда нам нужно красться через всю страну, выполняя волю твоего брата, ты устраиваешь побоище. Мечтаешь о захвате каких-то хижин, упрятанных за заостренными бревнами. Возвращайся за реку. Не хочу больше видеть ни тебя, ни твоих полоумных подруг.

Хаста сделал шаг по ступеньке вниз с крыльца. Но цепкая рука тут же поймала его за плечо.

— Стой, куда собрался?

— Что за нелепый вопрос? Исполнять волю саарсана! Кто-то же должен этим заняться.

Он попытался стряхнуть ее пальцы, но, пожалуй, стряхнуть голову с плеч было бы проще.

— Мы пойдем вместе. Таков приказ! Не тебе и не мне обсуждать его. И даже если нам суждена гибель…

— Саарсану не нужна наша гибель, — холодно перебил ее Хаста. — Пойми, наконец! Мы должны дойти и исполнить его волю. Так мы не дойдем.

Накхини поглядела на собеседника, явно сожалея, что не может сейчас размозжить ему голову. Наконец она с трудом выдавила:

— Ладно. Что ты задумал?

— Вас пятеро — это слишком много. Отправь двух девчонок за реку. Пусть возьмут с собой всех коней, включая наших. Пусть заберут ария и доставят его Шираму, — может, расскажет что-нибудь полезное. Вы уйдете с постоялого двора все вместе. Это будет выглядеть так, будто отряд накхов учинил набег и вернулся с добычей восвояси.

— А ты?

— Освобожу стражников и пойду с ними на заставу, с которой они приехали.

— Где тебя потом искать?

— Завтра поутру я снова отправлюсь в путь на север по этой дороге.

— Хорошо, — недовольно проговорила Марга. — Но учти: если утром ты не выйдешь из крепости, я сама приду туда.

Глава 3 Бродячий звездочет

Хаста брел по дороге, ведя в поводу груженого мула. «Куда они запропастились?» — ворчал он, оглядывая желтеющую степь. Вот уж не поймешь, что хуже — ждать, когда змеи приползут, или идти одному.

Сведения, полученные в сторожевой крепостице, были скудными, но заставляли задуматься. С недавних пор Киран отрядил особое войско аж в тысячу бойцов, чтобы там, на севере, в бьярских землях, изловить гнусного самозванца, выдающего себя за Аюра. Они перекрыли все дороги, проверяют всякого путника, а уж купеческие возы перетряхивают так, точно ищут не царевича, а золотую иголку.

Конечно, в лесах и степях не поставишь засаду на каждой тропе. Однако можно быть уверенным — столичный тракт будут проверять особенно придирчиво. Мало ли кто из столицы или других земель Аратты захочет прийти на помощь неуловимому престолонаследнику?

Хаста подумал о Марге и скривился. С этими только попадись на глаза… «Конечно, об их подвигах будут слагать песни. Но распевать их будут у нас на тризне!»

— Эй! И долго ты так в одиночестве шагать думаешь? — послышался за спиной насмешливый голос накхини.

Жрец мысленно выругал себя за невнимательность. Где ухитрилась притаиться сестра Ширама? Но, припомнив поговорку насчет хвоста горного льва, вздохнул и повернулся.

Марга стояла прямо у него за спиной, в своем неизменном накхском наряде, одинаковом у мужчин и женщин, с рукоятями коротких мечей, видневшимися из-за спины, и боевым кинжалом на поясе. «Хорошо хоть лунную косу дома оставила», — выдавливая улыбку, подумал Хаста. За его спиной вновь послышался голос:

— Впереди никого! — И одна из подопечных Марги появилась на дороге.

Сестра Ширама кивнула, оставаясь неподвижной. Вскоре из окрестных ковылей раздался шорох, и вторая девица, появившись на дороге, так же негромко сообщила:

— Погони нет.

Марга вновь кивнула и спросила у Хасты, указывая на груженого мула:

— Вижу, ты с добычей. Продал наших пленников?

— Вот еще! Я помог им прийти в себя, промыл и перевязал их раны и сопроводил в крепость, откуда они прибыли.

— Сколько там воинов? — сразу подобралась накхини.

— Не о том думаешь, — укоризненно сказал Хаста.

— А о чем я должна думать?

— Послушай, мы ловко вывернулись из ловушки, в которую сами себя загнали. Но впереди нас ждет западня — не чета той. А значит, и жрец Хаста, и накхини должны исчезнуть.

— Это еще зачем? Ты только что видел, мы останемся незамеченными, даже если ты будешь в шаге от нас.

Хаста устало поморщился. Спорить с воительницей было все равно что засевать море камнями и ждать всходов.

— Так нужно. Это приказ, — добавил он для убедительности.

— Уж не твой ли? — зловеще спросила Марга.

Но Хасте уже надоело ее бояться.

— Если бы я отдавал приказы, вы бы сидели дома… Здесь, в тюках на спине мула, вы найдете женское платье для тебя и одежду для пары отроков. Это для них.

Жрец указал на юных накхини, которым на вид не было и шестнадцати. Те слушали его, и у них глаза лезли на лоб от удивления — как этот чужеземный жрец смеет столь дерзко разговаривать с их наставницей и почему она это терпит?

— Мне? Платье? — фыркнула Марга. — Может, еще косу расплести, подобно Шираму?

— Непременно. А еще там есть краска, которая превратит ваши черные волосы в рыжие — почти как у меня.

— Жрец, да ты рехнулся!

— С этого места жрец Хаста исчезает, — терпеливо принялся объяснять он. — Слишком многие на постоялых дворах и в храмах знают меня в лицо. Дальше отсюда поедет звездочет — предсказатель из далекой земли… гмм… из земли сурьев.

— Решил притвориться степняком? — с презрением проговорила Марга. — Ты хоть раз видел их? Они белокожи, рыжеволосы, сплошь покрыты веснушками, никогда не расстаются со своими конями, воняют дымом и навозом…

— Ты много знаешь о сурьях?

— Да уж побольше тебя. Земли моего рода граничат с Солнечным Раскатом.

— Прекрасно, — ответил жрец. — Значит, ты меня просветишь. Полная достоверность не так важна — сурьи ездят в наши земли, пожалуй, реже, чем саконы, — но хоть от грубых ошибок убережемся.

— Я не хочу притворяться степнячкой! Они отвратительны. У них мерзкие рыжие волосы и кривые ноги. Знаешь, что они говорят про накхов? «Трус прячется в башне, смелый человек живет в кочевой веже!»

Хаста усмехнулся и подумал, что сурьи уже ему нравятся, а вслух произнес:

— Итак, решено. Теперь мы семья — гадатель-звездочет из Десятиградия, его жена и двое сыновей.

— Эй, эй! С чего ты решил, будто я стану твоей женой?

— Звезды мне предсказали! — съязвил выведенный из себя Хаста, но тут же добавил спокойнее: — Нам нужно будет пройти через заставы, которые запирают все дороги на север. И уж точно никто не заподозрит жреца Исвархи в странствующем звездочете. Надо будет где-нибудь подобрать подходящую для гаданий кость…

— Наряжайся кем хочешь, но мы…

— Помнится, Ширам как-то поучал царевича: если хочешь спрятаться среди деревьев, сам стань деревом. Или это поучение годится только для арьев?

Марга нахмурилась. Должно быть, стрела попала в цель.

— Быть может, ты и прокрадешься мимо заставы, но я этого сделать не смогу, — примиряюще добавил Хаста. — Либо мы действуем вместе, либо каждый сам по себе.

Сестра Ширама сжала губы, подошла к мулу и начала отвязывать тюк.

— Э, да тут ношеная одежда. Ты кого-то ограбил?

— Не имеет значения, — отмахнулся Хаста. — Вы только поглядите, какую красоту я вам раздобыл…

Море высохших трав поглотила ночная темнота, глубокое небо усыпали колючие осенние звезды. В теплую пору степь была полна жизни, шорохов, странных звуков и мелькающих теней. Сейчас же тишину нарушали только свист ветра и треск костра.

Семейство «звездочета» расположилось на ночлег под склоном небольшого холма, который заодно прикрывал костер, делая его невидимым с дороги. Одна из девиц — подручных Марги, — устроившись на вершине холма, сторожила дорогу, а вторая шушукалась по-накхски со своей наставницей возле костра. Хаста, обрядившись в дикарский наряд кочевого сурьи, наполовину придуманный им самим, дремал неподалеку. Точнее, делал вид, что дремлет. Если бы накхини знали, как быстро он осваивает новые языки, они не были бы столь беспечны.

Девчонок, избранных сестрой Ширама в попутчицы, звали Яндха и Вирья. Хасте они поначалу казались совершенно одинаковыми, но когда он узнал их чуть ближе, то понял, что между девицами нет ничего общего. Изящная, надменная, зеленоглазая Яндха была племянницей Марги. Это был ее первый боевой поход, и она грезила о подвигах. Подражая своей наставнице, Яндха не упускала случая выказать свое презрение чужеземцу и простолюдину, вдобавок даже не воину — то есть двуногому существу, которое ни при каких обстоятельствах не могло зваться мужчиной.

Вирья, смуглая, черноглазая, с пышными темными волосами, показалась Хасте куда проще и веселее гордячки Яндхи. Она тоже мечтала о подвигах, но у нее была цель, о которой она тут же рассказала жрецу. Она влюбилась в некоего юнца из рода Афайя, и ей надо было заслужить право выйти за него замуж. Вирья уже ходила в набег — там-то она и встретилась с женихом. «Но славы я не добыла — меня никуда не пускали!» — с досадой жаловалась она.

Теперь Хаста лежал, завернувшись в плащ, и слушал, как Марга у костра шепотом рассказывает младшей родственнице об одном из самых известных деяний своего отца Гауранга. О том, как великий воин тайно провел отряд далеко вглубь земли вендов, захватил священный холм совета и убил там разом всех главных вендских вождей, которые злоумышляли против Накхарана…

— Я слыхала, воинам открыла ворота лазутчица — одна из жен саара, — почтительно произнесла Яндха. — Не твоя ли то была славная мать, госпожа?

Марга покачала головой:

— Нет. То была одна из младших жен. Говорят, вскоре она умерла от раны. Ее первый подвиг оказался и последним… А моя мать была из рода Зериг — Песчаной Змеи. Она правила башней, запирающей перевалы восхода на границе с землями сурьев. И не просто башней, а целым городом в предгорьях Накхарана. Я привыкла смотреть с городских врат, как солнце восходит над степями Солнечного Раската…

— Часто ли ты видела вашего с саарсаном великого отца? — затаив дыхание, спросила Яндха.

Марга призадумалась.

— Нет, не часто. Три-четыре раза в год он приезжал проведать семью и лично убедиться, что Врата Восхода содержатся в полном порядке. Весь город с замиранием сердца ждал его приезда. А больше всех я.

— О, я понимаю! — с завистью проговорила Яндха. — Что за бесценная награда Матери Найи — родиться дочерью такого воина!

Марга почему-то грустно усмехнулась:

— Все на свете я отдала бы в детстве, чтобы быть не дочерью, а сыном… Я выросла на песнях, воспевающих его доблесть…

Хаста едва удержался, чтоб не вмешаться в беседу. Он тоже мог бы кое-что порассказать о подвигах Ратханского Душегуба в охваченной голодными бунтами Бьярме. Перед ним яркой вспышкой промелькнули видения, которые он много лет желал бы, но не мог позабыть. Кровь, ручьями растекавшаяся по булыжникам, горы обезглавленных тел… Хаста зябко обхватил себя руками и подумал, что лучше уж помолчать: прежде чем он успеет всесторонне описать дочери Гауранга деяния «великого воина», одним обезглавленным телом станет больше.

— …Уже в твои годы я была в бою лучше многих мужчин, но отец почти не глядел на меня, — продолжала Марга. — Ему было дело только до наследника, до Ширама… Вот как ты смотришь сейчас на меня, я смотрела на старшего братца.

— Верно, Ширам был обласкан отцом?

— Да какое там! Его колотили с утра до ночи, закаляя тело и дух. Но я все равно поменялась бы с ним в любой миг.

— А правда… — Девчонка смешалась. — Прости, если спрашиваю запретное… Правда ли, что Гауранг и его сын прокляты?

— Что? — нахмурилась Марга.

— Люди шепчутся, и я не могу закрыть уши…

— Девица из рода Афайя не станет повторять подобных сплетен!

— Прости, я виновата!

Марга некоторое время сердито сопела, потом тихо произнесла:

— Я расскажу, в чем дело. Один раз. И больше ни слова об этом!

— Клянусь предками…

— Ну слушай. Говорят, после того как священный холм вендов обагрился кровью вождей, жрецы их бога-медведя, владыки царства мертвых, собрались там вместе и навели страшные чары на моего отца, чтобы его род прервался навеки. Правда это или нет, но после того набега у Гауранга рождались только дочери.

— О!

— Вот почему отец так носился с Ширамом. Он не отдал сына, как полагается, на воспитание многоопытным старцам, а везде возил его с собой, будто опасался оставить хоть на миг…

Хаста задумчиво прикрыл глаза. Он представил себе Ширама, всегда такого хладнокровного и будто чуждого людских слабостей, и почувствовал к нему сострадание. «Что бы я выбрал: с младых лет болтаться по дорогам, воруя и выпрашивая милостыню, или постоянно находиться при этом палаче и быть свидетелем его расправ? Исварха свидетель — я бы предпочел сдохнуть от голода в канаве! Бедный Ширам! Я-то думал, это со мной жизнь обошлась жестоко…»

— Все сходится, — прошептала Яндха, — ведь у саарсана тоже нет сыновей! Проклятие поразило весь род…

Из-за холма долетел протяжный крик ночной птицы.

Марга вскинула голову:

— По дороге кто-то едет!

Молча вскочив, обе накхини исчезли в высокой траве. Хаста поспешно выпутался из плаща и направился к дороге.

Хаста сидел, подогнув под себя ноги, в середине нарисованного им прямо на дороге хитроумного круга. Круг был разделен на доли, и в каждой горело по пахучей свече. Взгляд звездочета был устремлен в небо. Со стороны могло показаться, что этот странно одетый человек в ушастой остроконечной шапке просто сошел с ума. Купец, сидевший на облучке своего возка, именно так и подумал.

— Что ты тут творишь, чужеземец? — с опаской спросил он, натягивая поводья. — Уж не призываешь ли злых дивов?

Незнакомец произнес в ответ длинную фразу на причудливом языке, а после добавил, непривычно выговаривая слова:

— Я наблюдаю движение звезд!

— Наблюдай его в стороне от дороги, а то мне не проехать дальше!

— Вот этого тебе делать как раз не стоит! — вскинул голову звездочет. — Взгляни на небосклон! Разве ты не видишь, как часто нынче падающие звезды пересекают Небесную Дорогу?

Торговец мельком взглянул на усеянное звездами небо и пожал плечами:

— Даже если так, что с того?

Хаста укоризненно поглядел на собеседника и покачал головой:

— Зачем ты говоришь так, будто не знаешь, что это предзнаменование нехорошо для странствующих?

— Послушай, чего ты хочешь? Денег? — Купец запустил руку в суму, нащупывая мелкий бронзовый кругляш.

— Мне не нужны деньги. Я желал лишь помочь тебе, — грустно сказал Хаста, отходя на обочину. Две тени, возившиеся у заднего колеса возка, растаяли во тьме. — Я лишь хотел предупредить тебя о близкой неприятности.

— Если я опоздаю на постоялый двор к ужину, это будет весьма неприятно, — хохотнул купец.

— О нет, друг мой, ты не будешь сегодня ужинать.

— Скажешь тоже!

Купец хлестнул коней, повозка покатила дальше.

— Далеко не уедет, — провожая его взглядом, сообщила Вирья, показывая Хасте вытащенную чеку, удерживавшую колесо на оси.

И точно — едва повозка скрылась из виду, впереди послышался тяжелый удар и недовольное конское ржание.

— Ну вот. Звезды, они зря говорить не будут. Пошли, окажем ему помощь и утешение. Бедняге еще везти нас в столицу.

С помощью бродячего звездочета и его сыновей повозку удалось починить довольно быстро. Торговец лишь головой качал, глядя, как отроки ловко управляются с грузом и вместе с отцом подхватывают короб повозки и поднимают его, давая возможность приладить на место колесо.

— Помощники растут, — одобрительно сказал купец. — Давайте со мной, не в степи же вам ночевать! На постоялом дворе меня знают, ворота откроют. Так-то сейчас от престолоблюстителя Кирана приказ нынче прибыл — чужаков не пускать, обо всех незнакомцах страже докладывать…

Из-под войлочного головного убора жены звездочета блеснули колючие зеленые глаза.

— Ты знал? — тихо спросила Марга, когда возок тронулся и «семейство звездочета» зашагало вслед за ним.

— Да. В крепости услышал.

— А мне почему не сказал?

Хаста пожал плечами:

— Что бы ты сделала? Убивала всех на постоялых дворах? В чем они провинились?

— Нелепый вопрос. Они могут нам помешать.

— Исварха одинаково любит всех своих детей. Для всех он восходит, всем дарует пищу и насыщает силой. Разве он благословит никчемную резню? Разве его радует, когда один человек, лишь потому, что ему так хочется, гасит искру божественного огня в другом?

— Исва-арха! — насмешливо протянула Марга. — Конечно, ну как же иначе. — Она немного помолчала, затем вновь зашептала: — Кстати, ответь мне, почему ты удумал называться звездочетом, если ничего в этом не смыслишь?

— Я хорошо знаю звездное небо и движение светил, — удивился Хаста. — Святейший Тулум учил нас…

— Ха! Святейший Тулум даже не знает, что небо — это пристанище Великого Змея!

— Первородный Змей таится в земных недрах, — возразил Хаста. — Но уж никак не в небе.

— Я слышала эти бредни от ваших жрецов. Они полагают, что Река всех рек течет под землей и мир, где живут мертвые, раскинулся на ее подземных берегах. На деле же Река всех рек — вон она! — Марга указала в небо на яркие звезды Небесной Дороги. — Когда земля была еще пылающим камнем, — заговорила она, — Великий Змей решил поселить на ней свой народ. И он велел Реке всех рек выйти из небесных берегов. На землю хлынули потоки воды, остужая ее и даря жизнь. Потоки обратились в реки, озера, моря… И вот когда земля стала пригодна для жизни, он сотворил из себя Мать Найю, от которой пошли двенадцать великих родов накхов. А уж затем, чтобы облегчить людям жизнь, Предвечный Змей исторг из себя светило, искры которого живут в каждом из нас.

Хаста недоверчиво хмыкнул:

— Так ты утверждаешь, будто Исварха — порождение Змея?

— Это же ясно всем, у кого есть глаза. Как только Исварха, притомившись, идет спать, на землю вновь возвращается тьма. Значит, тьма была раньше.

Рыжий жрец слушал ее с недоверчивым недоумением. В храмовой школе о вероучении накхов рассказывали совсем иное. Но больше его удивило странное превращение: сейчас Марга была безмятежно спокойна, не рвалась никого убивать и не пыталась показывать жрецу, насколько она его презирает. Сейчас она была вполне добродушна. Хаста даже отметил, насколько она красива, когда рассказывает эту нелепую историю о Змее-прародителе…

И вдруг его обожгло, будто ударом кнута.

«Как же я раньше не догадался! Ширам говорил, что желает выдать за меня одну из сестер. Он мог послать со мной на поиски кого угодно, но выбрал Маргу. И вот мы идем вместе, и общее дело может нас сблизить… И бесится она как раз потому, что почитает меня для себя негодным мужем. Но да будет Исварха мне защитой — и я не желаю подобной жены! Да и никакой другой тоже!»

И вновь Хаста припомнил свою бедную Айху. Как там она сейчас? Он давно уже должен был вернуться к ней во исполнение клятвы. Интересно, что было бы здесь, если бы тогда на Ползучих горах он остался с ней? Ширам, конечно, погиб бы во время Битвы у излучины, и он, Хаста, не шагал бы в столицу рядом с его злобной сестрой.

— Так полагают у вас, — сказал он довольно прохладно. — А вот мохначи считают, что огромная мать-мамонтиха уносит с неба солнце и греется им всю долгую темную зиму. Стоит ли считать такие рассказы истиной?

— Ты что, сравниваешь накхов с мохначами? — снова зашипела Марга. — По-твоему, и мой рассказ нелепость? Узнай же, что после смерти каждого накха его душа разделяется на изначальную, данную Отцом-Змеем, и вечную искру Исвархи. Первая живет в змее, вторая возносится в небеса. Душа воина обитает на берегах Реки всех рек, отдыхая там от битв и ожидая времени, чтобы снова родиться. И когда это время настает, с неба падает звезда. Что толку изучать их движение? О чем они расскажут, кроме как о былой доблести?

Хаста смутно припомнил одну из песней Ясна-Веды, о золотых кораблях, которые во времена богов плавали по звездной реке. Они приходили из неведомой дали, отыскивая место, где будут обитать души избранных. Неужели эти сказания как-то связаны между собой?

— Давным-давно, — начал он неожиданно для самого себя, — в незапамятные времена одна безумная звезда сорвалась с неба и отправилась в долгий полет через темные бездны. Арьи тоже считают, что звезды — это души всех, кто был и будет рожден в мире… Но вот одна из них нарушила заведенный Исвархой порядок. Почему она это сделала? Чего искала?

Хаста с многозначительным видом умолк, как это делали лицедеи.

— Может, это была душа великого воина, жаждущего мести? — тут же предположила Вирья.

— Помолчи, я слушаю, — недовольно оборвала ее Яндха.

— Конечно то был воин! — тут же подхватил Хаста. В сказании все было куда суше и не совсем так, но его понесло. — Кто бы еще пылал так ярко, кто бы обладал столь могучей волей и столь разрушительной страстью! Но причиной была не месть… Слушайте дальше! Звездочеты древности проведали о блуждающей звезде и исчислили ее путь. Тут их обуял ужас, потому что стало ясно, что скоро она упадет на землю. Летописи говорят, что звезды порой падают и от этого происходят неисчислимые бедствия. Бушуют пожары, моря вздымают волны до неба, а в земле остаются ямы размером с целый город…

Хаста покосился на юных накхини — они слушали затаив дыхание, и даже их наставница подозрительно притихла.

— Ужас и отчаяние овладели миром. Лишь страшная звезда, приближаясь, с каждым днем все ярче разгоралась на небе… Но вот однажды к мудрецам пришла девушка. И сказала: «Звезда стремится сюда из-за меня! Это душа моего возлюбленного. Нас разлучили враги, предательски убив жениха прямо перед свадьбой. И вот он решил вернуться, хоть бы ради этого потребовалось уничтожить целый мир. Я узнаю его — он всегда был таков…»

— И что случилось дальше? — спросила Марга.

Хаста едва не расхохотался. С трудом согнав с губ улыбку, он продолжал:

— «Постройте крылатый корабль, — сказала девушка мудрецам и чародеям. — Я полечу на нем навстречу звезде, чтобы сгореть в ее пламени, если уж мне запретили разделить пламя его погребального костра…»

— Уверена, то были накхи, — решительно заявила Яндха.

Глаза девиц сверкали в темноте. Хаста забавлялся от души: «Ну дела! Свирепые накхини любят сказки!»

— Корабль был построен, и невеста отправилась на нем в плаванье по Небесной реке. Назад она не вернулась. Но и звезда не упала на землю.

— Встретились они? — нетерпеливо спросила Вирья.

— Кто знает? Может, девушка сгорела в пламени звезды и тем утолила ярость погубленного жениха. А может, он принял ее в объятия и успокоился… Я думаю, они и ныне где-то странствуют — бесстрашная дева на золотой ладье и воин-звезда…

Хаста возвел глаза к ночному небу, и накхини посмотрели туда же, будто ожидая увидеть прямо над собой проплывающий по небу крылатый корабль.

— Наши писания утверждают, что…

Хаста осекся. В Ясна-Веде говорилось, что так сошли в мир дети блуждающей звезды — прародители арьев. Стоит ли рассказывать об этом накхини?

— Эй, кончайте шептаться! — разрешил его сомнения голос с облучка. — Впереди уже постоялый двор! Я скажу, что вы моя родня, тогда к вам с расспросами не полезут. Но уж и вы помалкивайте. Оно ни мне, ни вам не нужно, чтобы стражи из вас души вынимали. Сейчас темно, глядеть никто не станет. На сеновале отоспитесь, а чуть свет тронемся дальше.

Глава 4 Старый друг

Длинный хвост из повозок, вытянувшийся на въезде в столицу, был заметен издалека. Стража в воротах Нижнего города не торопилась. Хмурые вояки, ошалевшие с утра от непрерывной ругани, допрашивали путников и тщательно досматривали каждый возок — искали лазутчиков.

— Надо что-то придумать, — глядя на Маргу, которая при свете дня даже в пестрой одежде сурьев ничуть не напоминала степнячку, пробормотал рыжий жрец. — Пожалуй, лучше, пока не поздно, скрыться. К ночи я как-нибудь один проберусь. А вы притаитесь за стенами и ждите моего возвращения…

Младшая сестра Ширама смерила Хасту взглядом, точно проверяя, не шутит ли он.

— Нет, — наконец мотнула головой она. — Мы пойдем вместе. Я не должна оставлять тебя без охраны.

— Если ты схватишься за оружие, вас сразу убьют, и меня заодно. Толку-то мне от подобной охраны? Только дело загубим.

— Нет, — снова повторила Марга. — Мы пройдем все вместе. Не переживай.

Она подозвала «сыновей», что-то прошептала им. Те кивнули и как ни в чем не бывало двинулись вперед, мимо длинной вереницы груженых повозок, прямо к воротам.

— Надеюсь, ты все продумала, — буркнул Хаста, провожая их взглядом и прикидывая в уме, что делать, если замысел накхини сорвется. Она даже не удосужилась поставить его в известность о своей задумке!

Время тянулось так же медленно, как возы к воротам. Их хозяева ворчливо огрызались на стражников. Те в ответ орали во весь голос. Прошло уже полдня, когда наконец над головой нависла городская стена.

— Может, расскажешь все-таки, что задумала? — не выдержав, тихо спросил Хаста.

— Покажу. Очень скоро. Будь готов действовать.

Огромный воз, груженный бычьими тушами, стоявший немного впереди, со скрипом вполз под арку ворот.

— Вот, сейчас…

Марга легко коснулась плеча Хасты.

Тому померещилось какое-то движение под возом. Вдруг обе оси с треском переломились, и громадина опрокинулась, загораживая ворота. В следующий миг Хаста заметил одного из ряженых «сыновей» — в руках у него был глиняный горшочек. Поравнявшись с ближайшей упряжкой, «сын» коротким движением метнул его, целя под хвост одному из волов. Тот взревел и ринулся вперед. В воздухе запахло паленым.

Стража, обступившая было опрокинутый воз, бросилась врассыпную, чтобы не угодить под копыта взбешенного животного.

— Теперь пора. — Марга потянула Хасту за собой. — Идем. Им сейчас не до нас.

Хаста без лишних слов повиновался. Убегать и прятаться ему было не внове. А стражникам и впрямь было чем заняться, тем более они не знали, за что раньше хвататься — то ли оттаскивать попадавшие с воза туши, то ли унимать ревущего и бьющего копытами вола, то ли отгонять бросившийся на помощь торговый люд, быстро сообразивший, что иначе им придется ночевать под закрытыми воротами.

— Сюда, сюда жердь подсовывай! — принялся громко распоряжаться Хаста, проходя мимо опрокинутого воза. — Давай поднимай! И ты сюда!

Он еще немного покричал, поглядывая, нет ли рядом стражников, пока рука Марги не дернула его за шиворот.

— Хватит! Идем!

Они повернули за угол, и рыжий жрец увидел лежащего у стены дозорного, над которым склонились юные накхини.

— Вы опять за свое? — вспыхнул Хаста.

— Не бойся, жрец, он просто без сознания, — ухмыляясь, ответила Яндха. — Шел, споткнулся, ударился головой о стену…

— Все это не имеет значения, — оборвала ее Марга. — Куда дальше?

— В главный храм Нижнего города, — сказал Хаста. — Его предстоятель — мой старый знакомец. Он нас укроет и договорится о тайной встрече со святейшим Тулумом.

— Почему ты думаешь, что он это сделает?

— Поверь, у меня есть для него убедительные доводы. Только в храм я пойду один. Вы там будете слишком на виду.

Марга исподлобья посмотрела на жреца. Хаста уже приготовился долго и утомительно доказывать ей свою правоту, но она вдруг кивнула:

— Хорошо. Так и сделаем. Но будь настороже. Если что-то тебя обеспокоит, пой благодарственный гимн Исвархе.

— Откуда ты узнаешь, что пою я? Это храм, там могут петь десятки жрецов…

— Не сомневайся, — оскалилась она, — твое кукареканье я ни с чем не спутаю.

Храмовый привратник опешил, узнав в позднем посетителе приближенного святейшего Тулума.

— В храме ли Агаох? — бочком протискиваясь в приоткрытую калитку, скороговоркой спросил Хаста.

— Да… Он, правда, не ждал… — Привратник осекся и закивал. — Я сейчас… Доложу ему.

Предстоятель Агаох появился в разрисованном золотыми полосами и кругами зале так скоро, как ему позволяло дородное чрево и осознание собственной важности. От вечно голодного скуластого мальчишки-бьяра, которого когда-то знал Хаста, в нем осталось весьма мало. Но при виде рыжего жреца он просиял и раскинул руки ему навстречу, точно сразу позабыв о своем высоком сане.

— Хаста, глазам не верю! Ты ли это!

— Я, праведный Агаох, конечно же я!

— Но откуда ты? На торжище рассказывали, будто накхи уволокли тебя в свое змеиное гнездо и скормили главному ползучему гаду.

— Эй, ты что, намекаешь, что я змеиное дерьмо?

— Хаста, как ты можешь произносить такое под сводами храма?!

— Поверь, в другом месте я бы сказал значительно больше… Но оставим пустые речи. Агаох, дружище, как я рад видеть тебя в добром здравии! Расскажи, что происходит в городе?

Предстоятель храма скривился и недовольно махнул рукой.

— А что тут происходит? Тулум заперся в главном храме и не желает ни слышать, ни видеть престолоблюстителя Кирана. Тот давно бы занял трон, но святейший не дает ему благословения… А тут еще бесконечные самозванцы — то там, то сям! Накхи точат на нас зубы и, как рассказывают, уже захватили Двару и прилегающие земли. В болотном краю тоже неспокойно… Словом, Исварха сильно прогневался на нас, несчастных! — благочестиво добавил он. — Я провожу дни и ночи, моля открыть путь к спасению державы. Ибо все нынче так шатко, так непрочно… — Агаох окинул Хасту цепким взглядом узких светлых глаз. — И тут появляешься ты в странных лохмотьях — точь-в-точь бродячий звездочет! И улыбаешься во всю пасть, будто опять кого-то облапошил на торгу…

— О нет, дотуда я пока не дошел. Поспешил увидеться со старым другом.

Предстоятель рассмеялся и, положив пухлую руку на плечо рыжему жрецу, повлек его в свои покои.

— Ладно, старый друг, проходи. Исварха нынче спит, да и ты, как я погляжу, еще не спал и не ел. Сейчас мы это исправим! А пока готовят пищу, я жду от тебя обстоятельного рассказа о твоих похождениях.

— Спасибо за радушие, — кивнул Хаста. — Но я пока воздержусь от рассказа. Я здесь не только для того, чтобы поесть и отдохнуть… — Он поднял руку, и на его пальце блеснул золотой перстень со знаком солнца. — Времени мало. Мне нужно как можно скорее встретиться с Тулумом. Ты можешь это устроить?

Добродушная улыбка сползла с лица Агаоха.

— Будет непросто, — сказал он, не отрывая взгляда от святыни.

— Если бы это было просто, я бы не стал тревожить тебя по пустякам. Но ты же у нас в храмовой школе был самым сообразительным. Ты наверняка что-нибудь придумаешь.

— Я сделаю что смогу, — задумчиво, точно вдруг позабыв о Хасте, проговорил Агаох. — В столице еще есть верные люди. — Он указал на лестницу, ведущую наверх. — Отдыхай и угощайся, тебе принесут все, что надо. Я покуда уйду. Нужно переговорить кое с кем… Вдобавок прикажу принести тебе медовых яблок. Сладких и хрустящих, как ты любишь.

— Все помнишь, — с улыбкой произнес Хаста. — С детства, как вижу такие яблоки, руки чешутся стащить!

— Здесь тебе ничего не нужно будет таскать. Ешь сколько пожелаешь. А правда, что и святейший Тулум любит их?

Хаста кивнул, с удивлением чувствуя, что доносящийся откуда-то легкий аромат сухих душистых трав, которыми был устелен каменный пол, кружит ему голову. Знакомые запахи, встреча с Агаохом — все напоминало о детстве, проведенном в храме. Чудилось, будто он наконец вернулся домой после долгой отлучки. Святое Солнце, как давно он в последний раз толком ел и спал в постели!

Агаоха не было долго — рыжий жрец успел уже отужинать и даже немного вздремнуть. Наконец предстоятель храма литейщиков вернулся. Тряхнув дремлющего Хасту за плечо, он прошептал:

— Идем. Нас ждут.

Как всегда в позднее время, улицы Нижнего города были пустынны. После того как пронзительные звуки труб призывали к тушению огней, мало кому дозволялось свободно ходить по городу. Хаста то и дело оглядывался, силясь понять, куда девались накхини. «Должно быть, крадутся по пятам», — подумал он, но на душе у него все равно стало тревожно.

Агаох расценил беспокойство друга по-своему:

— Тебе нечего бояться. У меня хватает высокопоставленных друзей. Мне выписано дозволение ходить по делам храма днем и ночью…

Когда они подошли к воротам Верхнего города, туда, где поднималась в небо красная скала, увенчанная златоглавым храмом, Агаох замедлил шаг.

— Здесь надо будет немного подождать, — тихо сказал он.

Хаста кивнул и поднял голову, стараясь разглядеть белые стены Верхнего города. Казалось бы, не так давно он слетел с огромной высоты вместе с сотней накхов, разъяренных, что тот вол, которому нынче сунули углей под хвост. Сколько всего изменилось с той поры! Что готовит его возвращение под своды храма?

— Вон, вон они! — радостно зашептал Агаох.

Хаста перевел взгляд туда, куда смотрел его приятель, и напрягся: вдоль стены двигались копейщики городской стражи.

— Не беспокойся, это верные люди, — пояснил жрец. — Я позвал их, дабы они сопроводили нас в Верхний город. Так нам будет куда спокойнее… Да и там, наверху, меньше вопросов…

Городские стражники с копьями и щитами, в черненой кольчатой броне, напоминающей снаряжение Жезлоносцев Полуночи, молча обступили Хасту с трех сторон, отчего тревога, вместо того чтобы утихнуть, только усилилась.

— Все, теперь идем. Но ты помалкивай! Разговаривать с охраной в воротах буду я сам. Тендар, новый Хранитель Покоя, отвечает за каждого, кого впускают в Верхний город…

Они двинулись вперед к «коридору смерти» — узкому крытому проходу, единственному пути в Верхний город. Дородный Агаох выступал в нескольких шагах впереди, подняв руку для благословения. Хаста видел, как один из стражников, охранявших ворота, о чем-то спросил его. Тот коротко ответил, привратник приказал открыть калитку, и пятеро ночных путников начали медленный подъем в гору.

Сегодня отрубленных голов на пиках не было. Повсюду горели факелы, освещая идущих, чтобы в случае чего арьям-лучникам, следившим из узких бойниц, было легче целиться. В этот раз Хаста куда острее чувствовал направленные на него взгляды невидимых стрелков. Быть может, ему лишь казалось, но он ничего не мог с собой поделать. От чувства близости гибели хотелось припустить со всех ног, шарахаясь зайцем из стороны в сторону. Однако, стиснув зубы, он шагал с достоинством, как подобало жрецу.

Наконец подъем закончился, и калитка в верхних воротах открылась перед ними. Спустя мгновение Хаста услышал, как двигаются железные засовы, вновь запирая ее, и этот звук показался ему на удивление зловещим.

Когда они шли мимо обугленных развалин накхской твердыни, Хасте показалось, что Агаох старается держаться от нее подальше.

— Уж не боишься ли ты призраков? — поддел его приятель.

Пухлого жреца передернуло.

— Люди рассказывают, среди этих каменьев завелось множество змей. Они полны ненависти к жителям столицы. Мне бы не хотелось помереть от укуса одной из них… Но может, все же расскажешь, как тебе удалось вырваться из логова Предвечного Змея?

Хаста открыл было рот, чтобы ответить, и вдруг непрошеная мысль уколола его, точно неосторожная игла в руках швеи. Никто никогда в столице не называл накхскую крепость логовом Предвечного Змея. Так порой — убедившись, что поблизости нет накхов, — именовали Накхаран.

«Откуда он знает, что я был в Накхаране? Кто вообще об этом здесь может знать? Никто! Хотя… Совсем недавно Агаох сообщил, что Тендар стал Хранителем Покоя. А ведь он видел меня в Дваре рядом с Ширамом… Так что же, получается, Тендар из тех „немногих верных“, кого упоминал Агаох? Да быть того не может!»

Мысли Хасты замелькали, носясь по кругу, будто охотничий пес, выискивающий след.

«Что-то еще… Там, в храме, я услышал, отметил, но не придал значения… Ну конечно — самозванцы!»

Рассказывая о новостях в столице, Агаох без малейших сомнений заявил, что на севере появляется не царевич Аюр, а множество самозванцев. Даже если это так — откуда ему об этом знать? Только от тех, кто желает поймать сына Ардвана! Кто готов будет объявить его самозванцем, даже если сам усопший государь восстанет из пепла и признает Аюра законным наследником.

«Похоже, я здорово влип…»

Хаста затравленно оглянулся.

«Где эти девчонки, когда они в кои-то веки и впрямь нужны?!»

— Дружище Хаста! — На перекрестке Агаох показал рукой направо. — Сейчас мы пойдем не к храму, а во дворец.

— Зачем? — делая вид, что он ни о чем не догадывается, спросил рыжий жрец. — Ты же сам говорил, что Тулум заперся в храме?

— Так и есть. Но пока я спрячу тебя у одного верного человека. А утром пойду к блюстителю престола и попрошу его дать мне возможность устроить шествие к храму, чтобы умолять верховного жреца открыть дом Исвархи для народа, исстрадавшегося без священного огня… И вот тогда ты сможешь войти в храм среди прочих жрецов.

— Отлично задумано, — похвалил Хаста. — Но знаешь что? У меня тут поблизости тоже есть одно местечко… Старая приятельница. Я, пожалуй, навещу ее. А когда ты пойдешь мимо со своим шествием, незаметно присоединюсь…

Хаста старался выглядеть безмятежно спокойным. Агаох резко остановился, будто Хаста стукнул его по спине:

— Приятельница? В такой-то час?!

— Очень хороший час. Может, даже лучший! Ее докучливый муж наверняка уже храпит в своей постели. А ей, уж конечно, не спится. Не обессудь, я здесь тебя покину, но завтра…

— Ну нет. Ты пойдешь с нами!

— Уж ты поверь — никто из вас не может мне дать того, что дает она. Так что не проси и не настаивай…

Хаста сделал шажок к ближайшей ограде, прикидывая, как перемахнуть через нее в один прием.

— Ты никуда не пойдешь! — прошипел Агаох. И, обернувшись, рявкнул: — Хватайте его!

Хаста рванулся было к каменной изгороди, но древко копья тут же подсекло его ноги так, что он с размаху шмякнулся носом о присмотренный булыжник, выступавший из кладки. Второе древко с силой ударило его по хребту. Хаста охнул, выгнулся и сполз на мостовую. Что творилось дальше, он едва успевал осознавать. Через несколько мгновений он вновь стоял на подгибающихся ногах, но упасть не мог — одно копье было продето сквозь его рукава, еще два привязаны вдоль спины.

— Вот так-то лучше! — услышал он рядом возбужденный голос Агаоха. — Так намного лучше!

Жрец храма литейщиков вцепился в правую руку Хасты и начал разжимать ему пальцы.

— Отдай! Какое право ты имеешь носить солнечный перстень?! — задыхаясь от ненависти, бормотал он. — Ты ничтожество, мелкий воришка! Даже здесь, в святом месте, ты обносил храмовые сады! Святейший Тулум когда-то привез десять мальчишек — нас десятерых — со всей страны. Я всегда был лучшим из учеников, а ты — бездельником и кривлякой! Ты просто-напросто потешал Тулума своими выходками. За это он и оставил тебя при себе. А я поднимался год за годом, пока не стал предстоятелем храма в Нижнем городе… И я утешал себя: «Агаох, ты многого сумел добиться! Ты рожден простолюдином, но на тебя смотрят с почтением, как на ария!» И тут являешься ты, лентяй и потешник, и трясешь у меня перед носом священным перстнем. А ну снимай! Разожми пальцы, или я велю отрубить их!

Агаоху наконец удалось стащить с руки Хасты перстень Тулума, и он тут же надел его себе на указательный палец.

— Вот так правильнее, Солнцем клянусь! А с тобой у ясноликого Кирана будет особый разговор. Ходят слухи, ты помогал саарсану взойти на престол? Киран пожелает задать тебе много вопросов. А он умеет добиваться искренних ответов, поверь… Эй, вы, что стоите? Волоките его за мной!

Глава 5 Выиграть войну

Стражники дружно схватили древки копий снизу и подняли их так, что Хаста перегнулся пополам, чуть не ткнувшись носом в землю. Он упал бы, если бы копья не удерживали его в столь неудобном положении. Затем кто-то за спиной толкнул его, и жрец вынужденно зашагал, сопровождаемый глумливым смехом предстоятеля храма литейщиков. Хаста увидел, как открывается одна из боковых дверей дворца и слуга, поклонившись Агаоху, ведет их по сводчатому проходу во внутренний двор. Он старался получше рассмотреть стены, ворота с опускной решеткой, мощенный камнем двор — вдруг как-то удастся вывернуться? Надо ведь будет отыскать путь назад. Куда же подевались проклятые накхини?!

Пройдя через двор, пленник очутился около небольшой двери, возле которой дежурили двое жезлоносцев. Один из них остановил стражников, приказав им вытащить копья, а сам ухватил Хасту и поволок вверх по лестнице.

Агаох с достоинством поднимался следом. Ему показалось странным, что не слышно лязганья тяжелого засова, как всегда, когда он приходил сюда по велению Кирана. Но в конце концов, это было не его дело.

Жезлоносец втолкнул Хасту в небольшой зал. Тот оглянулся, спеша получше рассмотреть место, куда попал: узкие окна-бойницы, стол, загроможденный трубками свитков, очиненные перья… За столом, положив руки на подлокотники, восседал молодой, богато одетый мужчина. Хаста не сразу узнал его — свет факелов придавал худому лицу жесткое и зловещее выражение. Однако жрец понял, кто перед ним. Любимец придворных красоток, щедрый на угощение и подарки, ясноликий Киран. Сейчас его лицо не было раскрашено по придворному обычаю. Оно казалось осунувшимся и нездоровым, — впрочем, может, то была лишь игра зыбкого света.

— Так вот ты какой, жрец Хаста, — протянул блюститель престола, не сводя с пленника изучающего взгляда. — Интересно, что такого нашел в тебе святейший Тулум? С виду ты похож на жулика с торжища, которого наконец поймали на горячем…

— Люди с разбитыми лицами вообще похожи друг на друга, — шмыгнув носом, заметил Хаста. — Возможно, в таком положении кто-то и нас с тобой не различил бы.

— Дерзкий, — ухмыльнулся Киран, вытащил из связки одно из гусиных перьев и пригладил его пальцами. — Знаешь, твоя дерзость сейчас меня повеселила, и я даже готов посмеяться твоим словам. Но тебя сюда привели не для этого. Либо ты расскажешь все, что я захочу узнать, либо я передам тебя в руки людей, которые совсем не понимают шуток. Порой мне кажется, что им просто нравится причинять людям боль… А это плохо — мне нужно, чтобы люди говорили, а не орали…Так что ты предпочтешь?

— Выбор скудный, — пожал плечами Хаста. — Но я ума не приложу, ясноликий, что ты хочешь от меня услышать. Выполняя приказ святейшего Тулума, я пришел в башню накхов, чтобы говорить о перемирии. Когда накхи уходили из города, прихватили меня с собой. Возможно, думали, их это защитит? Потом случилась жуткая битва. Мне удалось спастись. И теперь я вернулся, чтобы снова, как и прежде, служить моему учителю…

— Похоже, ты все же желаешь познакомиться с людьми, не понимающими шуток, — вздохнул Киран. — Я знаю, что ты был в Накхаране, когда мерзавец Ширам возлагал на себя змеиный венец. Мне рассказывали, будто ты даже благословил его именем Исвархи. Подумать только — благословить порождение Предвечного Змея священным именем Господа Солнца! — Блюститель престола закатил глаза в притворном ужасе. — А потом тебя видели в Дваре. Ты вновь стоял одесную Ширама, и накхи говорили с тобой уважительно. Небывалое дело! Накхи вообще никого из людей не считают равными себе. Прежде они были вынуждены признавать власть арьев, однако нынче ты им помог вернуться к прежней дикости. Как видишь, я очень много знаю. А потому, сделай одолжение, не утомляй меня ложью. Уже ночь, я бы не хотел провести ее, разбираясь в твоих выдумках. Говори правду, и мы поладим. Ты же знаешь, я не люблю пустого кровопролития… Итак — зачем ты пришел в столицу?

— Но я уже сказал — вернулся к учителю. Я исполнил его поручение как мог…

— Что это было за поручение?

— Я должен был склонить Ширама не поднимать оружие против государя. И я это сделал… но все оказалось ни к чему. Да, я стоял рядом с Ширамом, когда на его голову возлагали древний венец, но никто не спрашивал меня, хочу ли я там находиться… Я и впрямь был в Дваре, хотя не с войском Ширама. Я пришел туда один, чтобы искать помощи у тамошних жрецов. Хвала Исвархе, мне удалось упросить саарсана не причинять им зла! Потом я отправился в столицу, и добрые люди кормили меня по пути. Но ведь тебя не интересует, в какой день я ел брюкву, а в какой репу? Я лишь возвращался в свой дом…

— Ложь! — с непонятной радостью вскрикнул вдруг Агаох, воздевая украшенную золотым перстнем пятерню. — Гнусная ложь! На руке у Хасты был вот этот самый знак!

— Ты говоришь так, будто я знаю все ваши знаки, — скривился Киран.

— Это знак великой власти! Носящий солнечный перстень говорит устами верховного жреца, — объяснил Агаох. — В любом храме ему бы повиновались и оказывали высочайшие почести. Но я не слышал, чтобы кто-то в наших землях воспользовался такой властью, — а в мой храм приходят отовсюду…

— Я просто очень скромный, — ввернул Хаста.

— Вот оно что! — пробормотал Киран, пропуская мимо ушей слова рыжего жреца. — Дай сюда кольцо!

Он протянул ладонь через стол.

— Но это жреческое кольцо, — воспротивился Агаох.

— Вот я и вручу его тому жрецу, которого решу в свое время поставить во главе храма.

— Но ведь я же…

— Давай кольцо!

Предстоятель храма литейщиков сморщился и, едва не плача, начал стаскивать перстень с толстого пальца.

— Да… Такой маленький кусочек золота — и такая сила! — Киран повернулся к Хасте. — Расскажи мне, простодушный скромник, — это ведь при помощи священного перстня ты помог Шираму отворить врата Двары и взять город без боя?

— Можно подумать, прежде накхи никогда не брали крепостей, — возразил Хаста. — И для того чтобы открыть ворота, им нужна моя помощь! Скажу лишь одно — в тот день Исварха явно был на их стороне!

Киран вздохнул и протянул кольцо Агаоху:

— Ладно, покуда носи.

— О ясноликий! — Просияв, жрец попытался облобызать руку правителя, но Киран отвернулся от него и вновь обратился к Хасте:

— Мы с тобой друг друга явно не понимаем. Ты не веришь мне, я не верю тебе… — Он кивнул жезлоносцу, стоявшему наготове за спиной Хасты. — Ступай, приведи сюда родителей правды. Пусть они помогут этому несчастному забыть, что такое ложь.

Жезлоносец склонил голову, направился к двери, потянул засов — и тут же рухнул на спину, отброшенный слитным ударом трех копий. В следующее мгновение в комнату ворвались недавние городские стражники — только уже без шлемов, мешавших видеть в темноте переходов. Впрочем, их вернее было бы назвать стражницами. Агаох застыл на месте, раскрыв рот. Киран шарахнулся к столу, но Марга одним прыжком оказалась рядом с ним, коротко ударила его кулаком под ребра, и блюститель престола, выпучив глаза, рухнул на колени.

— Обоих раздеть до исподнего, — принялась распоряжаться сестра Ширама. — Этого, — она ткнула пальцем в Агаоха, — избить так, чтобы узнать было невозможно…

— Может, лучше сразу прикончить? — деловито предложила Вирья, извлекая онемевшего жреца из просторных златотканых риз.

— Нет, так нельзя! — вмешался Хаста, едва обретя дар речи. — Он жрец, на нем благодать Исвархи! Если его убить, на нас падет проклятие! Объясни им, Марга!

Та скривилась, будто Хаста случайно наступил ей на ногу, и процедила:

— Если помрет, значит Исварха оставил его. Когда закончите, переодеваем Кирана жрецом, забираем с собой и уходим…

— Смилуйтесь! — раздался крик Агаоха, тут же перешедший в вопль боли.

Хаста молча смотрел на юных девиц, ловко управляющихся с длинными, туго набитыми кожаными кошелями из воловьей кожи, которые в умелых руках становились страшным орудием расправы. Он ясно понимал, что Марга использовала его как наживку на большую рыбу. И, невзирая на все их задушевные разговоры в пути, если бы понадобилось, не просто разбила бы ему нос о каменную стену, а переломала все кости, не меняясь в лице.

— Погодите! — крикнул он, быстро подошел к скорчившемуся на полу Агаоху и стащил солнечный перстень с его пальца. «Бывало ли прежде, чтобы это кольцо трижды за день меняло владельца?» — невольно усмехнувшись, подумал он. Агаох с трудом приоткрыл глаза, узнал Хасту и прохрипел:

— А все-таки ты принимаешь его от меня!

Одна из накхини что есть силы пнула его ногой в лицо, и Агаох замолк.

— Хаста, выслушай меня! — раздался рядом отчаянный голос Кирана.

— По дороге выслушаем, — перебила Марга. — А у брата ты и вовсе защебечешь певчим дроздом, сидя в клетке над пропастью! Переодевайся быстрее, если хочешь жить!

— Да, я хочу жить!

Киран, отползая на четвереньках, пятился от грозной воительницы.

— Но если вы желаете найти Аюра, выслушайте сейчас! Вы же за этим явились, да? Иначе будет поздно!

— Если будет поздно, — возразила Марга, — ты не только запоешь дроздом, но и полетишь как коршун. Только цыпленка внизу не окажется — вместо него будут камни и быстрая река…

— Постой, Марга, дай ему сказать, — вмешался Хаста. — Говори, Киран!

Киран, охая от боли, с трудом встал и оперся о заваленный свитками стол.

— Погляди, все это — сообщения об Аюре. А здесь… — блюститель престола развернул один из свитков, — я зарисовал все места, где появлялись самозванцы. Все перемещения, подробные сведения о каждом случае появления «наследника». Смотри, вот самое интересное…

Он ткнул пальцем в землеописание. Хаста склонился чуть ниже, пытаясь разглядеть, о чем идет речь. В тот же миг Киран схватил его за волосы на затылке и с силой приложил лбом о столешницу. В мгновение, когда сознание оставляло жреца, он успел заметить, как Киран падает в свое высокое кресло. Сквозь уже помутившееся сознание ему послышался какой-то грохот и лязг цепей, кресло качнулось… Удара об пол он уже не почувствовал.

Очнулся Хаста оттого, что его лупили по щекам.

«Как же мне не нравится воевать, — горько подумал жрец, пытаясь разлепить веки, склеившиеся от засохшей крови, — я еще и в бой не вступил, а меня колотят все, кому не лень…»

— Хватит! — взмолился он, пытаясь закрыться рукой от оплеух.

— Ты пришел в себя? Отлично. На, тащи!

Марга протянула ему сооруженный из плаща мешок.

— Что там?

— Свитки — все, что было на столе.

— А где Киран?

Глаза накхини сузились, в них вспыхнула лютая злоба.

— Это тебя надо спросить! Если бы ты не полез, как последний недоумок, беседовать с ним, мы все спокойно ушли бы через ворота! Пятеро вошли — пятеро вышли. Мы могли нынче выиграть войну! Но по твоей милости этот кусок дерьма Киран сбежал, и теперь дворцовая стража наверняка ищет нас по всем кладовым и подвалам…

— А мы где?

Хаста приподнял ноющую голову, оглянулся и невольно вцепился в мешок со свитками, будто тот мог его защитить. Над головой, усеянное тусклыми звездами, простиралось бескрайнее черное небо. Острый клинок луны висел над Хастой, словно намереваясь обрубить нить его жизни.

— Мы на крыше, — презрительно бросила Марга. — Сейчас будем спускаться. Мои девочки уже устали тебя перетаскивать, будто куль овса. Сам идти сможешь?

Рыжий жрец, шатаясь, встал. После удара о стол его сильно мутило. Налетающий порывами ветер, казалось, готов был в любой миг сбить его с ног и сбросить в темноту.

— Пожалуй, смогу, — пробормотал он, стараясь не смотреть вниз.

— Вот и хорошо.

Марга указала в сторону края крыши, где юные накхини деловито разбирали черепицу. Яндха сняла широкий пояс и стала вытаскивать из него тонкую веревку, свитую из конского волоса. Вирья между тем с размаху вонзила в проделанную дыру одно из копий. Затем второе. «Должно быть, там стропила», — догадался Хаста. Тем временем Яндха разложила веревку кольцами на крыше, а ее подруга обвязала конец веревки вокруг копий.

— Что вы задумали? — настороженно спросил Хаста.

— Спускаться, — резко ответила Марга. — Или может, жрецов Исвархи обучают парить в небе, подобно дневному светилу?

— Увы, нет.

— Тогда помолчи. За этот вечер мне уже надоело спасать тебе жизнь.

— Вот это да! — Хаста даже присвистнул от удивления. — Так, выходит, ты все это время спасала мне жизнь?

— А разве нет? Когда ты пошел в храм, я оставила девочек наблюдать, не пожелает ли кто-нибудь подать оттуда условный знак. Очень скоро твой приятель выскочил из ворот как ошпаренный и помчался с докладом в Верхний город. Пробыл он там недолго, но после его возвращения к храму направился отряд стражников.

— Вам повезло, что их было всего трое. А если бы их оказалось больше?

— Их и было больше.

— Гм… Ну хорошо. Но зачем было разбивать мне нос о стену? Зачем ломать мне спину копьями?

— Ты шустрый малый, но ничего не понимаешь в воинском искусстве, — снисходительно улыбнулась Марга. — Если бы я не разбила тебе нос, ты бы снова попытался сбежать. Да и мы бы выглядели не так убедительно… Что касается копий — а как еще мы бы пронесли их во дворец мимо стражи? Они нам там весьма пригодились. Если бы не очередная твоя глупость, мы бы уже возвращались с победой и великой славой. Но ты позволил Кирану перехитрить себя. А потому не докучай мне больше бестолковыми вопросами. Нам нужно поскорее отсюда убираться. В Верхнем городе нас переловят, как птиц сетями.

— Э нет! — спохватился Хаста. — Мы не будем уходить из Верхнего города. Я должен попасть в храм, к святейшему Тулуму!

— Ты окончательно спятил! Когда б не приказ брата, я бросила бы тебя здесь на крыше. Но я должна сберечь тебя. А потому сиди и жди.

Она отошла к краю крыши. Вирья протянула ей копье с привязанным шнуром. Марга прицелилась, размахнулась, и копье быстрой тенью унеслось в темноту. Издалека вскоре донесся глухой стук, с которым острие вошло в почти невидимое дерево.

Сестра Ширама довольно кивнула, повернулась к Хасте и вытащила из рукава накхскую удавку-хаташ.

— Иди сюда и обними меня покрепче!

Хаста уставился на нее с подозрением:

— Надеюсь, ты не собираешься со мной попрощаться?

— Собираюсь, но не сейчас. Иди ко мне. Да прихвати мешок со свитками. — Она перекинула хаташ через веревку. — Зажми мешок между нами. И помни: если ты отпустишь меня, то пожалеешь, что жрецов Исвархи не учат парить в небе!

Хаста послушно обнял Маргу. Ему показалось, что он обхватил бронзовую статую, — таким твердым было ее тело. Но эта бронза была живой и теплой.

— Прижмись крепко и закрой глаза, — услышал он властный голос у себя над ухом.

Хаста лишь успел подумать, что впервые красивая девушка приказывает ему подобное, как крыша ушла из-под его ступней. Он стиснул зубы и обвил Маргу не только руками, но и ногами. Несколько мгновений стремительного скольжения сквозь тьму показались ему бесконечно долгими. Затем земля больно ударила его, и они оба упали в траву. Хаста продолжал лежать на спине, обнимая накхини; сердце его колотилось, руки вовсе не желали разжиматься.

— Да отпусти ты! — возмутилась она.

— Я не могу. У меня свело все тело.

— А, понятно.

Марга коротко ткнула жреца указательным пальцем под ребра, так что его спина выгнулась и руки сами собой разжались.

— У-у, как больно!

— Зато помогло.

Сестра Ширама встала, проверила, крепко ли сидит копье в древесном стволе, надежен ли узел, затем, сложив руки перед ртом, крикнула совой.

Очень скоро обе юные накхини тоже были на земле.

— Ты хорошо знаешь Верхний город? — спросила Марга жреца.

— Конечно. Я прожил здесь много лет.

— Тогда, может, скажешь, куда мы попали?

— Пожалуй. Это сад при дворце хранителя казны.

Марга задумчиво огляделась.

— Стоит поджечь дворец. Пока все будут его тушить, мы сможем спокойно уйти.

— Не надо ничего поджигать! — воскликнул Хаста. — А уходить тем более! Мы должны пробраться к святейшему Тулуму!

Бронзовые цепи звякнули в последний раз, своим весом высвобождая стопор, каменная плита над головой Кирана вернулась на свое место. Блюститель престола отпустил подлокотники и перевел дыхание. Сердце его трепыхалось, как рыба, попавшая в замет. Но дикий страх, владевший им еще мгновение назад, вдруг исчез. Киран расхохотался, сам не зная чему. Он смеялся, дергая цепи, удерживавшие резное кресло.

Подобных устройств во дворце было немало. Умельцы старины установили кресло еще в ту пору, когда в допросную приводили лютых разбойников, а с такими упырями зевать не следовало. Самому Кирану об этом приспособлении когда-то рассказал Артанак — поведал в шутку, добавив, что и сам не знает, действует ли хитроумное устройство или за древностью лет давно истлело и развалилось. Хвала Исвархе, чудесное кресло сработало! Ни скрытые в ножках цепи, ни стопоры, ни упрятанные в подлокониках рычаги не подвели.

Киран спрыгнул на каменный пол. Смех оставил его так же внезапно, как и напал. Это же надо было такому случиться! Накхи достали его даже здесь, во дворце, посреди столицы, в его тайных покоях! Ни стража, ни соглядатаи не смогли распознать и остановить их. Только что он был близок к смерти как никогда. Даже в бою рядом всегда были телохранители, готовые закрыть собой господина. А тут он оказался один на один с убийцами — и не оплошал. Сумел вырваться из пасти голодного змея!

Ему припомнились разбитые в кровь лица Хасты и Агаоха. Хаста, запрещающий накхини убивать жреца: «На нем благодать Исвархи…» Киран снова хмыкнул. Как же, благодать! Ряженые честолюбцы, только и знающие, что петь гимны и собирать пожертвования! Никого из них Господь Солнце не защитил в час беды.

«Он выбрал меня и спас меня».

Эта мысль так поразила Кирана, что он застыл на месте и принялся размышлять над ней, все больше проникаясь открывающейся ему истиной.

«Не это ли знак свыше, которого я ждал так долго?! По сути, мой родич Тулум и Светоч Исвархи из Северного храма — чем они лучше меня? Почему говорят с народом Аратты от имени Господа? Разве в их жилах больше крови Солнечной династии, чем в моих? Нет! Конечно, они прочли много старых книг — написанных такими же ложными мудрецами, как они сами. Они — лучина, горящая от чужого огня! Все их познания и умения — жалкий отблеск живого света истины! Они упиваются собственным могуществом и дурачат простолюдинов, зачастую при помощи нехитрых приспособ вроде этого кресла, — мне ли не знать…»

Киран вспомнил, как некогда Светоч, по обыкновению ехидно ухмыляясь, в двух словах объяснил ему великое чудо разноцветного сияния, возникающего над главным храмом Исвархи на каждый солнцеворот.

«Все они лжецы. Они дерутся между собой за власть, как псы за кусок мяса, — думал блюститель престола. — Исварха потому и отвернулся от нас, что ему противно смотреть на лгущих от его имени… А сейчас, вызволив меня из самой пасти Предвечного Змея, Исварха ясно дал понять, на ком его благодать!»

Он сделал шаг в темноте. Что-то зашуршало сверху, и на полу вдруг сама собой возникла цепочка зыбких отблесков света — точно от солнечных лучей, чудом пробившихся сквозь каменную толщу потолка.

— Небесный свет ведет меня, — прошептал Киран.

«А теперь нужно искоренить ядовитую язву, терзающую плоть моей державы. Обоих — и Тулума, и Светоча! Отныне все будет по-иному!»

— Пробраться в храм? — Марга устало поглядела на жреца. — Даже не знаю, когда с тобой больше хлопот: когда мы таскаем тебя на спине, но ты хотя бы молчишь или когда ты ходишь своими ногами, но вечно препираешься и все портишь!

— Меньше хлопот, если вы будете меня слушать. Киран уже наверняка добрался до начальника стражи, и все улицы, не говоря о воротах, перекрыты. Если вы ослушаетесь стражу или просто промедлите, вас вмиг утыкают стрелами, как ежей, не спрашивая имени. Но здесь, через сады, мы можем быстро добраться до храма.

— Что это нам даст? Мы окажемся там взаперти, как и твой Тулум.

— Если бы Тулум в самом деле пожелал оказаться вне стен храма, ему бы ничто не помешало. Из столицы есть и другие выходы, кроме ворот.

Марга внимательно поглядела на рыжего жреца:

— Я поняла тебя. Может, так и лучше. — Она обернулась к воспитанницам, которые уже сдернули веревку с воткнутых в крышу копий и теперь наматывали ее вокруг талии Яндхи. — Пойдем через сады. Будьте начеку. — Она выдернула копье из древесного ствола. — Поменьше следов. Пусть думают, что мы улетели.

Марга чуть отодвинула нависающую над каменным забором ветвь тутовника, вгляделась в костер, горящий неподалеку от храмовой стены, и поманила к себе одну из воспитанниц:

— Похоже, они наконец заснули. Сходи проверь. Если спят — не трогай.

— Может, надежней прикончить? — невинно спросила Яндха, кинув взгляд на Хасту.

Марга нахмурилась и сказала:

— Нет. Если они останутся живы, то будут клясться головой, что никого не было. А трупы с перерезанным горлом будут орать, что мы тут прошли. Так? — Она вопросительно взглянула на Хасту.

— Разумно, — кивнул жрец, немало удивленный тем, что она вообще к нему обратилась.

— Оставь метательные ножи Вирье, — продолжала Марга. — Мы будем сооружать лестницу…

— Не нужно лестницы, — сказал Хаста.

— Для жреца ты неплохо лазаешь через заборы, — хмыкнула Марга. — Однако этот все же высоковат.

— Нам помогут туда подняться.

— Ты снова бредишь! Видно, Киран слишком сильно ударил тебя по голове. Я наблюдала не только за воинами у костра. На стене никого нет.

— И все же нам помогут.

— В последний раз я прислушаюсь к твоим словам!

Сестра Ширама указала на Яндху, которая перескочила через садовую ограду и со щитом и с копьем направлялась в сторону храмовой стены к отдыхающим стражникам, — точь-в-точь их собрат, подошедший разжиться пивом.

— Сейчас она даст нам знак, и ты пойдешь туда. Как ты будешь убеждать эти камни помочь тебе — не мое дело. Если у тебя получится, мы последуем за тобой. Если нет — там и оставайся, потому что мы заберем свитки и будем возвращаться в Накхаран.

— Пустая угроза. Ты не сделаешь этого.

— Еще как сделаю! И когда я расскажу саарсану, что по твоей милости сбежал Киран, он не станет меня наказывать. А это, — она ткнула в увязанные в плащ свитки, — поможет ему утешиться.

— Что ж, я тебя понял. Кстати, если не увидимся — спасибо, что спасли.

— Все же идешь?

— Конечно.

Марга покачала головой и вздохнула:

— Пусть тебе повезет.

Стараясь унять дрожь в коленях, Хаста перелез через забор, быстро подошел к костру, вытащил из него горящую ветку. Пройдя мимо удивленной Яндхи, он приблизился к стене и поднял обе руки, освещая перстень на пальце. Тот вспыхнул во тьме как золотой огонек.

«Увидят, должны увидеть! Если я правильно запомнил место…»

Он ощущал спиной холодный требовательный взгляд Марги и неожиданно для себя осознал, насколько ему хочется, чтобы те, кто сидел сейчас в одной из башенок со зрительными трубами, поспешили. И эта высокомерная гордячка, с виноватым видом разведя руками, наконец признала бы его правоту.

— Исварха мой защитник! — шептал он. — Пусть они там не медлят!

Веревочная лестница с тихим стуком упала со стены и повисла, покачиваясь, между зубцами.

Глава 6 Горшок с молниями

Храмовый лекарь утер кровь с лица Хасты, одним резким движением вправил ему нос и принялся пахучим бальзамом смазывать ссадины и шишку на лбу.

— Трет его, трет, — скривив губы, ворчала Марга. — Это, по-твоему, раны? У нас мальчишки из-за такого от игры не оторвутся. Лопух приложил, и довольно…

Лекарь молчал, сжав губы, — такое пренебрежение высоким искусством врачевания донельзя раздражало его, однако спорить с накхини представлялось ему совершенно неразумным.

Жрец в расшитом золотой нитью алом одеянии, говорящем о его высоком сане, зашел в лекарские покои, поприветствовал Хасту, вежливо склонил голову перед Маргой и ее воспитанницами и объявил:

— Святейший Тулум ждет тебя, брат. Он велел тебе взять принесенные из дворца свитки…

— Эй, эй! — возмутилась Марга, выпрямляясь.

— Вам же, — повернулся к ней жрец, — будут предоставлены еда, теплая вода для купания и мягкие постели для отдыха.

— Заткнись и слушай. Это я захватила свитки. Они мои.

Жрец пожал плечами:

— Я исполняю приказ святейшего. Он не давал мне никаких иных распоряжений насчет наших гостей, кроме уже сказанного.

— Только притронься к мешку, — зловеще улыбнувшись, проговорила Марга, — и я предскажу тебе будущее до конца твоего дня.

Жрец в алом и золотом растерянно взглянул на Хасту. Тот кивнул, подтверждая, что предсказание будет кратким и правдивым.

— Высокородная госпожа, я не желаю обидеть тебя и не покушаюсь на твою боевую добычу. Но для всех нас важно узнать, что содержится в записях мятежника Кирана.

— Что ж, тогда я иду с вами.

— Женщины в храме Исвархи не занимаются делами мира и войны, — возразил жрец. — Если госпожа пожелает, я велю проводить вас туда, где на рассвете наши девы поют гимны, встречая светило.

— Гимны на рассвете будут звучать над тобой, если не прекратишь нести чушь, — пообещала Марга. — Только ты их не услышишь, потому что я отрежу тебе уши и запихну в пасть так глубоко…

— Погоди, погоди, — вмешался Хаста. — Твой брат некогда сказал мне, что накхи никогда не угрожают.

— Я и не угрожаю — просто рассказываю, чем намерена заняться в ближайшее время, если этот раскормленный фазан не прекратит меня оскорблять. Я — сестра саарсана накхов! Я правила родом Афайя, пока Ширам сидел в столице или носился сломя голову по всей стране, выполняя указы Ардвана. О чем кудахчет эта безмозглая птица?!

Высокопоставленный жрец поперхнулся от столь вопиющего непочтения и, пробормотав: «Я все изложу святейшему Тулуму!», вновь скрылся за дверью.

— Восхитительно, — усмехнулся Хаста, когда алое одеяние исчезло за дверью. — Твоя речь была весьма убедительна. По-моему, ты совершенно очаровала моего собрата.

— Еще бы! У меня большой опыт разговоров с мужчинами, разодетыми не столь пышно, но стоящими куда больше, — гордо расправила плечи сестра Ширама. — Всякий в Накхаране скажет тебе об этом!

— Да я уж и сам могу рассказать любому в Накхаране о твоем искусстве вести переговоры. Но все же уважь мою просьбу — не старайся изумить святейшего Тулума силой образов и красотой оборотов. Иначе он заслушается тебя и мы потеряем время.

— Ты полагаешь? — немного огорченно спросила Марга. — Что ж, если он не будет выставлять себя недоумком, я готова отнестись к нему с почтением.

— Благодарю и на этом, — смиренно ответил Хаста.

Бронзовые псы с негромким гудением повернули головы и уставились на идущих слепыми глазами. Марга застыла и дернула Хасту в сторону.

— Это западня, — тихо произнесла она.

— Нет, не совсем.

— У этих тварей в пасти трубки.

— Не волнуйся, можно идти спокойно.

— Да?

Она обхватила Хасту сзади, прижалась к нему всем телом и толкнула вперед:

— Тогда идем!

— Ты мне не доверяешь?

— Тебе доверяю. А тому, кто заставляет бронзовых псов поворачивать головы в мою сторону, — нет. Если вдруг что, у меня будет время спастись и спасти тебя. Ступай вперед!

Они сделали несколько шагов, прошли мимо бронзовых зверей, и только тогда Марга отпустила спутника.

— Какие ловушки нас ожидают дальше?

— Какие еще ловушки! Ты в храме!

— Что с того? Итак?

— Ах да — заходя в личные покои святейшего Тулума, склони голову.

— Вот видишь! Если что-нибудь вспомнишь, скажи мне заранее.

Хаста громко вздохнул и толкнул дверь.

— Входите скорей! — послышался изнутри звучный приветливый голос верховного жреца.

Хаста невольно расплылся в улыбке. Марга быстро огляделась, прижалась к стене, выставляя перед собой мешок со свитками в качестве щита. Немного помедлив, она перешагнула порог и, склонившись, поприветствовала главу храма.

— Душевно рад вас видеть!

Тулум поднялся с места и, выйдя из-за стола, направился к гостям.

— Почтеннейшая Марга! Я немало слышал о тебе от своих людей. И рад, что небо послало мне возможность лицезреть воочию грозную накхскую воительницу. Надеюсь, мой друг Хаста старался развлекать тебя в дороге.

— Уж точно скучать он не давал, — хмыкнула Марга, выпрямляясь.

Тулум с улыбкой поглядел на своего воспитанника:

— Не сказал бы, что ты хорошо выглядишь.

— Ну что ты, учитель! С головой на плечах я выгляжу значительно лучше, чем без нее!

Тулум вновь улыбнулся и указал на стол, за которым совсем недавно работал:

— Я предлагаю посмотреть, что за добыча вам досталась. Почтеннейшая гостья не против?

— Вообще-то, я хотела сперва показать эти записи Шираму… — начала Марга.

— Показать их Шираму — очень верное решение, — согласился Тулум, расчищая место на столе. — И оно наверняка принесет немалую пользу нашему общему делу. Однако, я думаю, оно принесет еще больше пользы, если я дополню то, что там написано, своими знаниями и сведениями, полученными от моих людей.

— Пожалуй, так и есть, — согласилась накхини, ставя мешок на стол.

Она распустила узел, и Тулум с Хастой в предвкушении уставились на гору свитков, заполнившую столешницу.

— Так, что тут у нас? — с охотничьим жаром проговорил верховный жрец, разворачивая ближайшее послание и быстро проглядывая его. — Донесение из Белазоры о появлении Аюра. Вероятно, одно из первых. Во всяком случае, тут нет упоминаний о том, что царевич появлялся в иных местах.

— Здесь еще одно сообщение об Аюре, — сказал Хаста, уставившись в очередной свиток. — Наместник Яргары просит прислать ему отряд, который проверял бы истинность слухов о появлениях Аюра, ибо они множатся, и если наместник будет посылать своих воинов, то их не останется для защиты города…

— А вот донесение уже от предводителя того самого отряда, некоего Каргая, — подхватил Тулум. — О том, что в местах, где появляется Аюр, остаются его указы. Каргай прислал их. Ну-ка глянь, они на бересте.

Хаста принялся разыскивать тугие берестяные свитки в горе посланий.

— Да, есть!

Рыжий жрец скользнул взглядом по процарапанным строчкам и заметно побледнел:

— Учитель, тебе лучше увидеть это!

Он протянул бересту. Святейший Тулум прочитал написанное, отложил в сторону и прикрыл глаза.

— Что-то произошло? — настороженно поинтересовалась Марга.

— На, читай сама.

Он протянул бересту сестре Ширама. Та неловко взяла ее, покрутила и отложила в сторону.

— Ах, прости, тут слишком мало света, — поспешно произнес Хаста. — Я расскажу тебе. Если, конечно, учитель позволит…

— Я сам расскажу, — перебил его главный жрец, пробегая взглядом новые сообщения. — Да уж, очень интересные дела творятся на севере… Здесь пишут, что совсем недавно в Белазору пришла большая волна. Город смыло вчистую. Часть жителей спаслась бегством. Иные укрылись в Северном храме, и спасением их руководил Аюр. Пишут, что он остановил море… хотя поверить в это невозможно. А еще прежде, как написано в другом свитке, он своими руками убил громадное морское чудовище… — Он мельком глянул на Маргу. — Люди называют его воплощением Зарни Зьена — так в местных племенах именуют дитя Солнца. Берестяной свиток, который ты держала в руках, сообщает, что Аюр отменил в Бьярме все подати и налоги, кроме тех, что собирает Северный храм. Он упразднил все прежние власти, конечно же кроме своей. Он же будет вершить суд…

Марга пожала плечами:

— Аюр объявил себя царем Бьярмы?

— Нет. Он, похоже, сам не знает, что творит, — если, конечно, указы принадлежат ему. Должно быть, он хочет сделать как лучше. Хочет, чтобы его любили и почитали как истинного сына бога. Но если эта вера в Зарни Зьена, который отменяет подати и разрешает не повиноваться властям, распространится по Аратте, скоро от страны не останется и воспоминания. А с этими грамотами она, несомненно, распространится. Пожелает ли твой брат, почтеннейшая Марга, признать, что ни купцы, ни поселяне больше не платят в казну? Пожелает ли принять, что он не имеет больше права собирать войска и вести их в бой именем государя?

— Нет, такого быть не может, — нахмурилась воительница.

— Я думаю, ты права. Прибавь сюда еще, что очень скоро с севера в наши земли хлынут толпы обезумевших бьяров, а за ними по пятам придут воды Змеева моря. Возможно, Аюр в самом деле убил какое-то морское чудовище… Возможно, он храбро вел себя во время наводнения…Но так не правят! Похоже, царевич позабыл, что является не только повелителем Бьярмы, но и государем всей Аратты… Впрочем, быть может, он не знает, что твой доблестный брат сражается, не жалея себя, дабы возвратить ему отнятый трон?

— Тогда ему надо сказать об этом, — резко ответила Марга. — И если придется, увезти его из Бьярмы, хоть бы и силой! Что за безумные указы? У него плохие советники? Значит, он или чересчур доверчив, или глуп.

— Аюр еще совсем молод…

— У нас говорят: если пьяный идет к пропасти, не стоит указывать ему дорогу. Лучше всего найти поскорее мальчишку и… — Она поглядела на Тулума, осеклась и закончила речь явно иначе, чем собиралась: — Найти его и доставить в Накхаран. И пусть брат решает, что делать дальше.

— Вероятно, и здесь ты права, — кивнул Тулум, вновь прикрывая глаза. — Если позволишь, мы поможем тебе в этом. Но прежде нам придется изучить все то, что ты добыла.

— Изучайте, — махнула рукой накхини и устало зевнула.

— Если пожелаешь, можешь отдохнуть здесь на скамье. — Тулум указал на застеленную пестрой шкурой узкую лежанку у стены. — Полагаю, сон в мягкой постели позволит тебе лучше отдохнуть, — добавил он. — Как только ты будешь готова продолжить путь…

— Я прилягу здесь, — оборвала его Марга. — Если найдется еще что-нибудь полезное для дела, будите без сожаления.

Хасту разбудил заунывный вой бронзовых труб. Он и прежде легко отличал на слух клич дворцовых трубачей от жреческих горнов и рогов стражи.

— Чего это им неймется? — сонно пробормотал Хаста, с трудом отрывая голову от стола.

Под утро он так и заснул, уткнувшись носом в свитки. Теперь он мог легко представить себе описание всех бьярских земель и живущих там племен, перечислить дороги и речные пути, храмы Исвархи и дикарские святые места бьяров, крепости и имена начальников стоящих там отрядов — вот только к тому, где на самом деле скрывался Аюр, они не приблизились ни на шаг…

Марга уже была на ногах и силилась рассмотреть происходящее снаружи в узкое оконце:

— Что там происходит?

Хаста огляделся — Тулума рядом не было.

— Отвратительные окна, — процедила Марга. — Для бойниц слишком большие, а так в них ничего не разглядишь, только небо.

— Они для этого и сделаны. Святейший Тулум исчисляет ход звезд, следя, как они перемещаются по небосклону. В каждом окне светила появляются точно в свое время.

— А то, что происходит на земле, его совсем не интересует?

Хаста еще раз огляделся:

— Идем. Кое-что тебе покажу.

Он схватил ее за руку и повлек к тяжелому кожаному пологу, каким обычно отделяли опочивальню от зала.

— Куда ты меня тянешь? — возмутилась Марга — впрочем, без своей обычной резкости.

— Сейчас сама все увидишь.

За пологом ложа не оказалось. Вместо него там выстроился целый хоровод устрашающих статуй — рогатых чудовищ с ушами-лопухами. Во лбу каждого из страшилищ красовался единственный закрытый глаз.

— Что это? — оторопело спросила накхини.

— Напоминание о том, что всякий дерзающий знать заглядывает в глаза чудовищ.

Хаста что-то прикинул в уме, посчитал, подошел к одному из дивов, схватил его за торчащие рога и с силой налег. Веко, прикрывавшее единственный глаз дива, поднялось, и уши повернулись внутрь. В комнате послышались отдаленные голоса.

— Стражники по ту стороны стены, — объяснил Хаста. — Погляди в глаз дива.

Марга приникла к диковинному устройству и увидела всадника перед строем ждущих приказа стражников.

— Я знаю этого воина! — не удержавшись, воскликнула она. — Ширам захватил его в Дваре, а потом зачем-то отпустил…

— Это Тендар, новый Хранитель Покоя.

— Он довольно храбро сражался там, когда пытался прорваться из горящей башни, — отметила Марга. — Дед говорил, что, если убивать храбрецов, останутся жить одни трусы. И в таком мире жизнь потеряет смысл. Но этого я бы все же убила.

— Тебе может представиться такая возможность. А пока давай послушаем, что он говорит.

— «Повелитель Киран объявляет, что ты забыл свой долг перед небом, осквернил благодать Исвархи, погряз в злокозненной ворожбе и навсегда утратил право говорить от имени Господа Солнца. Повелитель Киран требует открыть ворота. Тем, кто выйдет безропотно, будет сохранена жизнь. Повелитель Киран, коего нынче Хранитель и Податель всякого блага сохранил от накхских козней и озарил прозрением истины, по справедливости рассудит каждого и воздаст всякому по его делам. Те, кто неповинен в измене, смогут вернуться к прежнему служению. Прочим же казнь будет заменена выселением в окраинные земли Аратты…»

Хаста удивленно поглядел на Маргу:

— Это что же, Киран, удирая от вас, так ударился, что у него задница с головой поменялись местами? Он объявляет себя и правителем, и верховным жрецом?

— Похоже на то.

— Вот уж не ожидал! По какому праву?

— Может, завтрашней ночью попытаемся еще раз пробраться к нему?

— Погоди, вон Тулум на стене — послушаем, что скажет…

— Здравствуй, Тендар! — раздался мягкий голос верховного жреца. — Я слышал, ты стал Хранителем Покоя?

— Так и есть!

— Скажи, быть может, я что-то пропустил? Быть может, Киран ввел должность Хранителя Покоя дворца или своей опочивальни? Мне тут не докладывают.

— Что за глупые вопросы? Я — Хранитель Покоя Аратты!

Лицо Тендара стало высокомерным, а вернее сказать, надутым, но святейший Тулум не обратил на это внимания.

— Итак, Киран объявил, что нынче он возглавляет и царство, и храм. Что сам господь Исварха начертал ему этот путь. Но где же знак тому?

Тулум обернулся, будто надеясь прямо сейчас увидеть какое-нибудь небесное предзнаменование.

— Знак тому — его чудесное спасение от убийц-накхов. Которые прячутся у тебя!

— Накхи не прячутся у меня, — спокойно ответил верховный жрец. — Если мой родственник Киран желает в этом убедиться — я впущу его в храм. Но его одного. Ибо я доверяю ему не менее, чем он мне… Что до его требования открыть ворота, должно быть, Киран забыл, — голос Тулума вдруг стал громким и зазвенел, как бронзовый гонг, — что в отсутствие наследника, царевича Аюра, именно я, родной брат покойного государя, являюсь наместником царства. Если для Кирана мое преданное служение Исвархе не имеет ценности, я покорюсь, сложу с себя жреческий сан — и в тот же миг объявлю себя блюстителем престола. В таком случае я потребую от тебя, Хранитель Покоя, привести ко мне связанного, забитого в колодки изменника и мятежника Кирана! И да свершится над ним праведный суд!

Стража попятилась. Даже конь под Тендаром сдал назад.

— Если ты не сделаешь этого, то будешь сопричастен к мятежу. Выбор за вами. Ступайте!

Тулум повернулся спиной к опешившей страже и начал спускаться во двор.

— Стой! — в спину ему заорал Тендар. — Мне приказано, если ты посмеешь отказаться, войти в храм силой!

Тулум даже не повернулся, лишь бросил через плечо:

— Входи! Дзагай, — он обратился к предводителю храмовой стражи, — ты слышал?

— Да, святейший. Обрушить на мятежников Гнев Исвархи?

— Похоже, сейчас будет драка, — проговорила Марга, нащупывая метательные ножи на поясе. — Надо привести моих девочек…

— Подожди. Не драка… Сейчас будет представление.

Хаста указал на воинов дворцовой стражи, которые расступались в стороны, открывая взгляду нечто очень странное. Больше всего оно походило на большой глиняный горшок в рост ребенка, увенчанный страшной мертвой головой с оскаленными зубами. Горшок был сверху донизу расписан разящими молниями и загадочными надписями, а сверху запечатан черной смолой. По сторонам мертвой головы блестели светлые металлические рога.

Марга что-то быстро прошептала и коснулась запястья левой руки. Хаста давно приметил там знак переплетенных змей — такой же был у ее брата.

— Ваш храм переполнен колдовством! — пробормотала она. — Чую, то, что скрывается в горшке, похуже тех бронзовых псов!

— Это не колдовство, а Гнев Исвархи, — повторил Хаста. — Но здесь его опасаться нечего.

— Хорошо, что я здесь, а не там…

Судя по побледневшему лицу Тендара, он явно разделял ее мнение. Но удрать ему не позволяли гордость и полученный приказ.

— Яви им свой гнев, господь Исварха! — торжественно произнес Тулум и медленно погрузил свой посох в зловещий сосуд.

Раздался треск, что-то холодно и ярко вспыхнуло. Между рогами изваяния полыхнула и заискрилась извилистая молния.

Марга с проклятием шарахнулась от одноглазого дива. Хаста, не успевший зажмуриться, на миг ослеп. Когда зрение вернулось к нему, он обнаружил, что под стеной никого не осталось, кроме храмовой стражи и жрецов, — Тендар и его воинство ударились в бегство.

Хаста захихикал. Рукотворные храмовые чудеса с детства увлекали и завораживали его.

— Святейший Тулум возвращается.

Он обернулся к Марге, выглядевшей порядком ошеломленной случившимся. Возможно, впервые в жизни она преисполнилась глубокого почтения к жрецам Исвархи.

Придя в себя, накхини тут же принялась ходить от одного чудовища к другому, раскрывая каждому из них глаз. Пристально глядя в ошлифованные пластины каменного льда, она восхищенно цокала языком.

— Так вот почему не было стражи на стенах! А молнии, порождаемые тем рогатым дивом, — как далеко они могут лететь?

— Представления не имею. Прежде с помощью этой штуковины Тулум покрывал золотом серебряные чаши.

Марга искоса поглядела на него, явно не веря, затем кивнула:

— Не хочешь говорить? Понимаю тебя. Это тайное оружие. Но, — она перебила сама себя, — ты утверждал, что здесь есть выход из города.

— Есть. Полагаю, скоро мы пройдем по нему. Впрочем, не думаю, что ты его увидишь.

Когда святейший Тулум вернулся в свои покои, лицо его было сумрачно.

— Наверняка ты все слышал, — бросил он Хасте, поприветствовав накхини и ее спутника.

— Я счел разумным воспользоваться хороводом дивов, — кивнул рыжий жрец.

— Вот и отлично. Тогда я не буду тратить время на пересказы. Сегодня мы смогли напугать мятежников. Но если Киран все же решится на такое безумие, как осквернить нападением храм Солнца, то надолго наших сил не хватит. А значит, царевича нужно отыскать как можно быстрее, чтобы в Аратту вернулись мир и закон. — Верховный жрец склонил голову и обратился к Марге: — Я очень надеюсь на мудрость твоего брата. И то, что он выбрал именно тебя для столь трудного и опасного дела, заставляет меня думать, что я надеюсь не зря. Хаста! — Тулум по-отечески положил ему руки на плечи и притянул к себе ученика. — Я верю, что вместе вы сможете спасти Аратту. — Он коснулся щекой щеки воспитанника и чуть слышно прошептал: — И не дай Марге прикончить Аюра, когда вы его найдете.

Глава 7 Застывшая волна

Капли часто и дробно стучали по ставням. Для Аюра этот звук отдавался в голове грохотом прибоя. Он лежал, закрыв глаза, и сквозь опущенные веки, будто наяву, видел стоящую выше крепостных стен серую волну в клочьях пены. Она рвалась вперед, словно бешеный зверь, но не двигалась с места. Сколько бы ни пытался сын Ардвана отогнать ужасный морок, волна стояла перед его глазами. Клочья срывались с нависшего гребня, и молодой повелитель чувствовал, как зреет в чреве водяного вала неутолимая жажда смерти. Царевич явно различал в глубине мутной толщи очертания невероятно огромного змея с распахнутой пастью. Ужас сковывал тело Аюра. Он хотел отвести от волны взгляд, хотя бы моргнуть, но не мог сделать даже этого.

— Он так и не пришел в себя? — раздался над головой царевича полный тревоги голос Невида.

— Нет, — отозвался другой голос. — Он дышит… И порой, кажется, слышит нас. Однако глаз пока не открывал.

— Мы не можем потерять и его! — воскликнул Невид. — Сперва старший брат, теперь младший… О Исварха, зачем я потащил его с собой в город! Аюр был не готов… Последний носитель священной крови в этом поколении! Если он умрет — все кончено… Примени все свое искусство!

— В этом можешь не сомневаться, святейший. Однако мои знания — ничто по сравнению с волей Исвархи.

— Не может быть, чтобы Исварха вот так отобрал у нас последнюю надежду! Если бы только Аюр не вздумал тащить сына стражника… Кстати, как он там?

— Я наложил ему лубки на ногу. Мальчик уже начал вставать. Конечно, ходить еще не может, но прыгает, опираясь на клюку…

— Гляди! Похоже, у него дернулись ресницы!

— Да. Они время от времени шевелятся.

Аюр попытался рассмотреть, кто отвечает Светочу. Голос был незнакомый. Но перед глазами стояла лишь морская пучина. Даже веки отказывались подниматься. Он прежде и не знал, что они так тяжелы.

— Мне кажется, — продолжал говорить незнакомец, — что юный государь просто не хочет открывать глаза. Он жив, но жизненная сила оставила его. Душой он все еще там, у нижних ворот. Он продолжает удерживать волну.

— Подумай, что может вернуть его к нам! — потребовал Невид. — Аюр лежит уже пятый день. Этак он заморит себя голодом! А ведь благодаря ему спаслись сотни жителей Белазоры. Он явил силу, равной которой не видали уже много поколений. Если Исварха даровал ему столь великую мощь, Аюр просто не смеет оставлять этот мир! Он еще не исполнил того, что ему предначертано…

— Аюр! Отзовись! Во имя Исвархи, услышь меня!

Сухие горячие руки крепко сжимали его виски. Веки Аюра вроде бы стали легче. Он поднял их и увидел перед собой золотистые глаза Светоча в сетке морщин.

— Слава Солнцу, ты очнулся!

Невид вскочил, воздел руки, его лицо засияло. Но слабый голос царевича будто приморозил его к полу:

— Как умер мой брат?

— К чему сейчас об этом?! Я прикажу принести тебе теплого питья. — Старый жрец склонился над больным. — Ты сейчас слишком слаб, чтобы говорить о…

— Я хочу знать, как умер мой брат, — повторил Аюр, сам поражаясь, до чего тихо прозвучал его голос.

Царевич слышал то, что говорил, будто издалека. Будто он лишь думал, что сказать, а язык шевелился где-то совсем не здесь.

Невид поморщился.

— Твой брат умер из-за того, что испугался, — наконец сухо ответил он.

— Амар не был трусом. Я помню его. Со своей Великой Охоты он привез шкуру и череп саблезубца.

— Твой брат испугался не опасности. Он не боялся ни зверей, ни людей и вообще был куда лучше приготовлен к тому, чтобы править Араттой, чем ты… Но он испугался силы, которой завладел. И она сожгла его.

— Кольцо лучника, которое сейчас на мне?

— Да. Чтобы натянуть Лук Исвархи, стреляющий сквозь миры, нужно обладать нечеловеческой силой. Но тебе нечего бояться. Ты уже доказал…

Аюр снова в изнеможении закрыл глаза.

— Нет, послушай меня! — возвысил голос Невид. — Постой! Вернись! Ты можешь справиться!

Царевич уже не слушал его. Он вспоминал брата. В прежние годы во дворце ему говорили, что Амар погиб во время наводнения. Когда среди ночного празднества с песнями и огнями улицы города вдруг начала заливать молчаливая черная вода, старший брат, одетый в тяжелые златотканые одеяния, в чеканных браслетах на запястьях, с венцом на голове, не смог выплыть. Получается, все это было ложью? Ведь не мог же он утонуть там и сгореть здесь!

«Мне казалось, я все уже понимаю, — думал Аюр. — И мои познания о мире велики — вполне достаточны, чтобы взойти на отцовский престол! Но теперь мне кажется: все, что я знал, — лишь раскрашенная занавесь скомороха, над которой, кривляясь, дергаются куклы в царском платье и блестящих доспехах…»

— Все напрасно, — услышал он как будто издалека полный горечи, усталый голос Невида. — Я могу еще раз вытащить царевича, но стоит мне отпустить его, как он снова проваливается в оцепенение…

— Не беда, — бодро отозвался лекарь. — Если он смог прийти в себя с твоей помощью, то рано или поздно вернется и сам.

— Рано или поздно? У нас нет времени!

— Спешка тут не поможет, святейший. Ты только навредишь ему. Пусть выбирается потихоньку, а мы поможем окрепнуть…

— Надо открыть ставни, — услышал он над головой распоряжения Невида. — Вели держать наготове легкую пищу и питье. Если царевич очнется, надо сразу накормить его…

— Ставни, быть может, оставим закрытыми? — отозвался лекарь. — За окнами ветрено и дождь. Сырость может окончательно подорвать силы…

— Открой ненадолго! Воздух здесь уже почти вязкий. Немного ветра не помешает. Затем поднимись ко мне — я хочу посоветоваться.

— Как будет угодно святейшему.

Аюр услышал, как под напором ветра грохнули деревянные ставни. Послышался лязг, — должно быть, лекарь убирал запоры и вставлял крюк в петлю. Под своды ворвался холодный морской ветер, несущий капли дождевой воды. Аюру и впрямь почему-то стало лучше. Но глаз он так и не открыл. Зачем? Им овладело странное безразличие ко всему, будто он тихо лежал где-то на дне морском, готовый так пролежать века, будто пустая ракушка. К чему суетиться? Зима сменяет лето, море пожирает землю, человек рождается и умирает… Все катится своим чередом.

Он услышал, как хлопнула дверь, удаляются шаги.

«Если я поднимусь, если ко мне вернутся силы, Невид снова примется лепить из меня нечто, как он думает, нужное ему и миру. Не хочется быть глиной в его руках. Не хочется лезть в печь для обжига…»

Ему опять припомнилась обугленная рука брата.

«Не справился с наполнившей его силой… А я справился? Светоч говорит, что да… Но и Амару он наверняка твердил то же самое…»

За дверью послышался странный неровный стук и шлепанье по полу. Затем дверь приоткрылась — Аюр почувствовал это, когда резко потянуло сквозняком. Вскоре он услышал негромкое сопение. Затем мальчишеский голос неуверенно произнес:

— А ты и вправду наш царь? Ответь, ты ведь не спишь! Я же вижу.

Аюр чуть приоткрыл один глаз и поглядел из-под ресниц. Рядом с ним, опираясь на костыль, стоял тот самый беловолосый скуластый мальчишка, спасенный в Белазоре.

— Меня зовут Метта, — весело сообщил он. — Я сын Туоли. Отец говорил, ты наш государь? Неужто правда? О! Меня спас сын Исвархи!

Мальчик неловко поклонился, потом снова выпрямился, опираясь на костыль, глядя на Аюра и раздумывая.

— Ты в «мельницу» играешь? Я тут нашел поле и костяшки, а поиграть не с кем…

В «мельницу» Аюр прежде играл. Незамысловатую игру знали, пожалуй, все в Аратте. На расчерченном поле нужно было по очереди выставлять черные и белые костяные башенки так, чтобы выстроить прямую линию от одного края поля до другого и не дать того же сделать противнику. Как во всякой игре, здесь были свои хитрости, но в целом ничего сложного.

— Давай поиграем! Ты не против? Ну я пошел за доской…

Метта, расценив молчание царевича как согласие, запрыгал к двери.

Едва он приоткрыл ее, как раздался строгий голос:

— Придержи-ка дверь, малый! А теперь кыш отсюда! И не заходи — государь будет трапезничать.

Аюр вновь закрыл глаза, погружаясь в видения прошлого. Ему припомнилась далекая крепостица в землях ингри. И юный жезлоносец, казненный за его, Аюра, провинность. Сыну Ардвана навсегда запомнился взгляд, полный ужаса и мольбы… Как его звали — Арун? Он так надеялся, что царевич прикажет и ему не надо будет убивать себя! Этот взгляд снился Аюру много раз, мучительный, всегда один и тот же…

— Трапеза! — бодро объявил вошедший, должно быть младший жрец. — Государь желает, чтобы я помог ему сесть?

Аюр не пошевелился и не ответил. Его мысли были далеко. Он думал о том несчастном. Можно ли искупить смерть одного человека спасением жизни другого? Хотелось бы сказать «да». Однако по всему выходило, что нет…

Вошедший помедлил и спросил совсем иначе, без прежней почтительности:

— Ну что, есть-то будем? Или молодой государь решил еще поспать?

Ресницы Аюра не шевельнулись.

— Может, оно и к лучшему…

Кто-то с силой выдернул подголовник из-под затылка сына Ардвана. А в следующий миг мягкая тяжесть навалилась на его лицо, не давая дышать. Будто стена воды, нависавшая над ним все эти дни, наконец обрушилась на него…

Со стороны двери послышался пронзительный вопль Метты. Затем детский крик: «Получай!», глухой удар, грохот падающего тела, отборная ругань…

Подголовник отлетел в сторону. Убийца взвыл и куда-то исчез. Аюр, выпучив глаза и хватая воздух ртом, вскинулся на локтях. Сын Туоли лежал на полу, пытаясь дотянуться своим костылем до незнакомого царевичу жреца. Тот пнул мальчишку и бросился к выходу.

Но не тут-то было — в дверях появился сам Туоли. Обе его руки были заключены в лубки. Но едва жрец попытался проскользнуть мимо него, бывший стражник с размаху ударил его ногой в живот. Убийца отлетел и растянулся на полу недалеко от сына рассвирепевшего бьяра.

— Держи его, батюшка! — завопил Метта, вновь замахиваясь костылем.

Сгибаясь от боли, душегуб вскочил на ноги, опять шарахнулся к двери, но Туоли заступил ему дорогу. А за его спиной уже слышался топот множества ног и лязганье оружия храмовой стражи.

Ряженый жрец тоже это услышал. Он затравленно оглянулся, скрипнул зубами, метнулся через всю келейку, протиснулся в окно и с криком выбросился в море.

Светоч Исвархи раздвинул топтавшихся на пороге стражников, молча вошел и обвел взглядом собравшихся. Туоли выглядывал в окно, пытаясь рассмотреть море и скалы внизу. Его сын, шмыгая носом от волнения, пытался встать с пола. Аюр лежал на постели, широко открыв глаза. Но казалось, он никого не видел. «Я приношу людям только зло, — страдая, думал он. — Все, кто меня окружает, гибнут или становятся калеками. Отец… Несчастная Охота Силы… Потоп в Белазоре… Я как ядовитый цветок, аромат которого привлекает и губит. Зачем мне жить? Я не смогу быть царем. Я недостоин. От меня только беды…»

— Что здесь произошло? — прервал молчание Невид.

— Сын пытался остановить злодея, который желал убить нашего государя, — доложил Туоли. — Я подоспел на помощь.

— Чего ж ты сам не задержал его? — нахмурился верховный жрец.

Тот молча поднял руки в лубках.

— Что с того? Ты должен был сбить его на пол и сесть сверху! Зубами в него вгрызться! Взять живым!

— Я виноват, праведный Светоч, — потупился искалеченный стражник. — Я не успел…

В келейку, запыхавшись, вбежал храмовый лекарь. Это спасло Туоли от надвигавшейся грозы. Невид тут же обернулся к нему:

— Ты посылал сюда кого-то из своих подручных?

— Да, юного Ряпушку. Принести юному государю еды, как мы и говорили…

— Ряпушку, говоришь?

Невид прищурился, вспоминая.

— Это же дурачок с кухни? Кудлатый такой, пучеглазый…

— Он и вправду невеликого ума был, — подтвердил лекарь. — Но парнишка добрый и услужливый. Его всегда посылали отнести-принести… Что же это на него нашло? Может, чары кто навел?

— Осмелюсь вмешаться, — проговорил Туоли. — Я не знаю в лицо всех жрецов, но того парня время от времени встречал в городе, на торжище. Он туда часто ходил с корзиной. Да вот только мне вовсе не казалось, что он слаб умом. Когда я видел его последний раз, он разговаривал с приезжим торговцем. И мне почудилось, что молодой жрец дает торгашу распоряжения…

Невид поглядел на лекаря:

— Ты понимаешь, что это значит?

— Конечно, — тяжко вздыхая, отозвался тот. — Стало быть, лазутничал тут, прикидываясь кухонным недоумком…

Невид до хруста сжал пальцы:

— Он ловко нас провел!

— Но теперь Ряпушка мертв, — сказал лекарь.

— Или нет, — возразил Светоч, принимаясь ходить по келейке. — Скала под окном отвесная. Если он удачлив и хорошо плавает — мог и спастись… Но в любом случае этот соглядатай за стеной — а что здесь? Можем ли мы быть уверены, что парень был сам по себе? По своей ли воле пытался добить Аюра или получил приказ? Неужто измена гнездится у нас под боком? Ясно одно — царевичу оставаться здесь опасно. Он должен уехать.

— Если Аюр покинет храм, — задумчиво начал лекарь, — об этом сразу станет известно и наши враги поспешат за ним следом. Наместник Киран все отдаст, лишь бы заполучить Аюра живым или мертвым! А вот если бы молодой государь просто исчез…

Невид поглядел на Туоли:

— Я, пожалуй, знаю, как это можно устроить…

Глава 8 Ведьма Линта

Запряженная одвуконь крытая повозка ждала искалеченного Туоли и его сына за мостками на берегу. В разбитой волнами Белазоре добыть повозку было непросто. Однако храм не поскупился, щедро одарив воина, не единожды спасшего жизнь молодому государю. Стражники с нашитыми на одежду солнечными стрелами — знаками храма — переносили в возок запасы снеди, бочонки с пивом, тюки старых храмовых одеяний и целый сундук, набитый всяким добром для устройства на новом месте. Добра было так много, что сундук пришлось тащить вчетвером.

Напоследок глава храмовой стражи от себя лично выдал Туоли превосходный лук с пластинами из выгнутого турьего рога, с набором тетив в берестяном коробке, пучком стрельных древков и наконечниками на все случаи: хочешь — куницу бей, хочешь — лося.

— Куда уж мне, увечному, — отнекивался Туоли.

— Не тебе, так сыну, — спокойно отвечал старый воин, складывая в возок воинское снаряжение.

Были там и доспех из вощеной кожи, и обтянутый кожей щит, и изогнутый, будто крыло, бронзовый меч, и два копья — охотничье и боевое.

— Сынишка поправится, учи его как следует, — напутствовал Туоли начальник стражи. — Подрастет, сюда вернется. Что ему в лесной глухомани делать? К тому времени город отстроится. Такие невиданно большие волны, как последняя, все ж нечасто приходят…

— И то верно, — согласился Туоли, глядя на Метту, сидящего на козлах с поводьями в руках. — На сына вся надежда.

— Так, может, спросить у праведного Светоча подмоги? Хоть пару всадников, проводить до места…

— Уж спрашивал, — поморщился Туоли. — Говорит, люди ему здесь нужны. Сам знаешь, злодей пытался убить государя Аюра. После того дня Светоч вовсе покоя лишился.

— Это уж точно! На каждом углу охрана, к солнцеликому, кроме лекаря, вообще никого не пускают. Сверху донизу храм переворошили — убийц ищут… — Начальник стражи махнул рукой. — Ну да что там! Спасибо тебе и сынку, ко времени на месте оказались… В добрый путь!

Он помог Туоли забраться в возок и поднял раскрытую ладонь в солнечном приветствии.

Едва повозка въехала на уже расчищенную от ила и песка плотину, Туоли заглянул в возок, уперся ногой в крышку сундука и сдвинул ее.

— Надеюсь, мой государь не успел заскучать?

Ответа не последовало. Лежащий в ларе сын Ардвана глядел на серый полог из оленьих шкур, укрывавший возок, словно не услышав вопроса.

— Ну ничего, — пробормотал стражник. — Потерпи чуток. У Линты тебе полегчает…

Туоли кинул взгляд на приземистую башню стражи, что высилась среди развалин разоренного морем города. Крыша с нее была снесена, но все же башня устояла под ударом большой волны. Кроме этой башни, не уцелело почти ничего. И главное, если в прежние разы, дойдя до торжища, а то и затопив его, вода уходила, то нынче даже крыши лабазов едва торчали над водой. Кое-где из-под жирного ила и бурых водорослей торчали обломки стен. Молчаливые горожане там и сям пытались докопаться до погребенных жилищ — своих или брошенных, а значит, ничейных. Безучастными взглядами они провожали скрипучий возок беженцев. Изредка сторонились, освобождая дорогу. Лишь иногда кто-нибудь мерил взглядом широкие плечи Туоли, прикидывая, не отберет ли тот последнее. Но, увидев затянутые в лубки руки, успокаивался — не отберет.

Затопленные улицы остались позади, но до самых сопок бывший стражник не увидел ни одного целого дома. Волна захлестнула берег так высоко, как никогда прежде.

— Уезжаешь, государев человек? — заметив стражника, спросил один из горожан — с лопатой в руках и берестяным коробом за спиной.

— Как видишь.

— А куда?

— К родне.

— Оно хорошо, когда родня есть, — закивал горожанин. — А то зима скоро. Поутру на воде ледок стоял. Как дальше быть, неведомо — ничего же не осталось! Если праведный Светоч не испросит у Исвархи особую милость и если молодой государь чуда не явит — мало кто до весны доживет… — Горожанин уныло махнул рукой и оперся на лопату. — В море выйти не на чем. Да и как — берег няшистый, сплошная топь. И охотой всем не прокормиться… А тебе да сопутствует Исварха!

Он замолчал. Возок проехал мимо. Житель Белазоры глядел ему вслед отупевшим от безысходности взглядом, что-то шепча себе под нос.

— Слышишь, государь? Люди ждут от тебя чуда. Не время разлеживаться! — проговорил Туоли, когда развалины города наконец остались позади и возок выехал на лесную дорогу меж холмов.

Аюр молчал, глядя на серый полог. «Я жив, — думал он. — Как странно! За последнее время я столько раз мог умереть, но все еще жив. Что это — особая милость Исвархи? Но почему тогда он допустил смерть отца? Или может быть, мне все это чудится? Может, я умер тогда на мостках? Ведь дни идут, а мне ничего не хочется, и даже нет сил открыть глаза. Моя душа настолько срослась с телом, что ее донимает боль того, чего уже нет? Чего от меня хотят, зачем я им?»

Он закрывал глаза и чувствовал, как огромная волна подхватывает и несет его — ничтожную соринку; как рушится на крыши Белазоры и швыряет его, как и сотни таких же соринок, в кипящий водоворот…

А Туоли все бубнил над ухом:

— Вставай, светлый государь, сейчас в чащобы поедем. Не ровен час, нападет кто. Лук, стрелы есть — а стрелять некому. Метта пока тетиву не натянет, на тебя вся надежда!

Аюр вздохнул. Ему вдруг припомнился бой на Лосиных Рогах.

«Неужели там тоже был я?»

Того царевича больше не было… А кто остался?

Тракт был густо засыпан желтыми березовыми листьями. Под колесами потрескивал ледок в лужах, хрустели обломанные недавним ветром сучья. Кое-где у дороги лежали древесные стволы, — вероятно, те, кто ехал по ней ранее, расчистили заваленный бурей путь.

— По лесу-то как ехать, батюшка? — спросил Метта.

— Держи пока прямо. Увидишь останец, на кабанью голову похожий, дальше примечай — там дуб такой разлапистый будет. За дубом ельник, но ты туда не смотри, сразу за ним и поворачивай. Там поначалу узко будет, но это только сперва. Дальше дорожка выровняется.

— А там куда?

— Там сиди, по сторонам гляди. Вожжи можешь отпустить. Кони сами дорогу знают, не заплутают.

— Аюр, давай играть! Смотри, очень просто. Надо ходить прямо. Это только кажется, что поле большое. На самом деле ставишь костяшку, потом еще. Если туда хода нет — не страшно. Поворачиваешь и снова идешь прямо, но в другую сторону. Шаг… шаг… Глядь, уже и прошел все поле!

Ну давай. Что ты все время спишь?

— Батюшка, как же так? Ведь государь может встать, если пожелает. Когда ты его в лес по нужде отводил, он ведь сам худо-бедно шагал, хоть и на тебя опирался. Почему же дни напролет все лежит и не разговаривает со мной? Может, я его чем обидел?

— Не трогай его, Метта. Он в Белазоре такое совершил, что ни единому смертному не под силу. Я думаю, он потому и лежит, что его сущность человеческая подобного перенести не смогла…

— Так что же он, никогда не встанет?

— Может, и не встанет. Если это тело ему уже отслужило, когда-нибудь он родится заново и вернется к бьярам…

— Но ведь он же сын бога! Зарни Зьен! Он нужен всем здесь и сейчас!

— Ох, Метта! На это вся надежда.

Царевич, лежа в повозке, равнодушно глядел, как приближаются поросшие вековым сосновым лесом хребты. Полог был убран, и лесистые кручи нависли с обеих сторон. Царевичу вдруг с тревогой подумалось, что в таких местах удобно устраивать засады на врага — ударить, зажать в низине… Он пошевелился, хотел сказать об этом Туоли, но вместо этого вновь в изнеможении закрыл глаза. Кому здесь нападать? Да хоть бы и напали — какая разница…

Туоли сидел рядом с сыном на козлах, негромко рассказывая ему о здешних лесах. О камнях, что оживают в ночь полной луны и бредут неведомо куда. О медведях, что знают человечью речь. Одно радует — живут они далеко за горами. А тутошние медведи им почти как медвежата. Рассказывал он и о Замаровой пади, где жила нынче ведьма по имени Линта…

— Изгородь там из комлей сложена, — неспешно говорил покалеченный стражник. — Корнями наружу растопырилась — поглядеть страшно! Сказывают, тот Замара был чародей. Силища в нем такая жила, что он столетнее дерево с корнем выворачивал да надвое ломал, и при этом даже руками не трогал… Из стволов избищу себе сложил, а корягами ограду вывел. В прежние времена приедешь к нему, а там что ни корень — то череп на нем висит!

— Вражий? — затаил дыхание Метта.

— Человечьих не было, врать не буду, — усмехнулся Туоли. — Меня отец когда туда впервые взял, я как раз твоих лет был.

— Так ты и великана Замару живьем видал?

— Нет, не видал. Мы за тыном ждали. А уж потом, как Замара сгинул, бабка Линта на займище поселилась.

— А она откуда взялась?

— О том лишь праведный Светоч ведает. Бабка черепа поубирала и за ограду стала гостей пускать. Да только ты к ней с добрым словом, а что она говорит, того иной раз и вовсе не поймешь. Талдычит что-то — вроде и по-нашему, и толку? Но дело свое лекарское знает.

Метта насупился, о чем-то размышляя.

— Там, выходит, чародейское жилище? А как же светлый храм…

— Они не против Исвархи, — подумав, сказал Туоли. — Бабка и вовсе подле Светоча ужом вьется…

— Чудно, — с сомнением протянул малец.

— Зато в зельях, травах да кореньях лучше старухи Линты никто не сведущ… Еще она слово тайное знает — среди самых густых туч может солнце призвать. А может и скрыть его. Сам видел. Но только — тсс! Ее о том не спрашивай. Если разобидится, решит, что ты ее тайны выведываешь, плюнет на дорогу — и все. Куда ни иди, пути не будет. Так что, как бы бабка ни чудила, какие бы слова ни говорила, будь вежлив, улыбайся да кланяйся… Вон там… — Туоли поднял руку, указывая в распадок между хребтинами, — уже и изба виднеется.

Метта привстал на козлах и прищурился, вглядываясь в вечерние сумерки:

— Вижу, дымок над лесом вьется!

— Стало быть, дома бабка. Видно, травы сушит.

Как и обещал Туоли, ограда была сложена из вывороченных в сторону леса корней. Они торчали рогами диковинных зверей — не то чтобы угрожающе, но совсем не гостеприимно. Однако ворота стояли распахнутые настежь.

— Вот и гости пожаловали! — раздался из-за корявой изгороди скрипучий старушечий голосок. Он звучал довольно приветливо.

Хозяйка Замаровой пади показалась на дороге и уставилась на приехавших.

— Тебя, вояка, я помню. — Она вгляделась в лицо Туоли. — Рядом явно твой сынишка. А там, в возке, кто? Никак мертвяк? Чего сюда-то тащить?

— Не мертвяк там, госпожа Линта, — махнул рукой бьяр и скривился от боли. — Светоч Исвархи велел покуда тебе им заняться. А вскоре он и сам сюда пожалует.

Аюр увидел лицо старухи, которое нависло над ним, закрывая серое небо.

— Батюшка Светоч, значит, болезного послал, — с улыбкой повторила она, разглядывая юношу. — И сам прибудет, вот радость-то! Как вас издали приметила, так и его не пропущу…

— А как ты нас приметила, бабушка? — не удержался от вопроса Метта.

Хозяйка хрипло рассмеялась, будто раскаркалась, и в тот же миг на плечо ей спорхнул иссиня-черный ворон.

— У меня глаза тут далеко глядят, все видят!

Лесная карга была простоволоса, как настоящая ведьма, и совершенно седа. Аюр, глядя на нее, подумал, что таких женщин не встретишь в столице, где даже бедные горожанки стараются красить волосы если не в золотистый, так хоть в луково-рыжий цвет. При ходьбе старуха сильно волочила ногу и потому опиралась на длинный сучковатый посох, увенчанный козьими рогами. Однако взгляд у бабки был цепкий и быстрый, и голову она несла высоко.

— Ну давайте, ведите своего покойничка в избу… Эй, парнишка, — прикрикнула она на Аюра, — бока еще не отлежал? Поднимайся!

— Он арий, старая, — тихо произнес бывший стражник. — Язык бы придержала.

— Да по мне, хоть накх, — огрызнулась старуха. — В моем доме пусть меня слушает. Эй, ты, ноги есть — ходи ногами! А если нет, ползи туда…

Она повернулась и ткнула в сторону сложенной из толстых бревен избы.

В прежние времена Аюр бы, несомненно, возмутился непочтительными словами, брошенными дерзкой простолюдинкой. Но теперь он с помощью Туоли и Метты молча выбрался из возка и, пошатываясь от слабости, побрел через двор к низкому входу.

— Гляди-ка, впрямь арий, — слышал он совсем рядом бормотание старухи. — Ладен, строен, волос золотой, глаз… — Старуха осеклась и вдруг взвизгнула: — Ну-ка глянь на меня! Гляди, немочь!

Аюр повернул голову и в недоумении поднял взгляд на лесную бабку. Ту будто подменили. В ее лице больше не было насмешливости. Сейчас он видел в нем злобу и страх. Длинные сухие пальцы ведьмы впились в сучковатый посох, будто она изо всех сил удерживала себя, чтобы не перетянуть гостя дубиной поперек спины.

— Коль сам прислал, то дело знает, — забормотала она. — Он все разумеет, сквозь землю на десять локтей видит, чужие думы слышит… Нешто сам пришел? Откуда бы ему тут быть? Нет, не он это… Умолкни, дура старая! А ты не ругайся, лучше глаза себе промой…

Аюр растерянно глянул на Туоли. Тот был невозмутим, будто так и надо. В этот миг рядом оказался Метта:

— Бабулечка, цветочек лесной, скажи, где тут водицы испить?

Сведенное злобой лицо седой карги внезапно изменилось и разгладилось, будто оттаяло.

— Вон там, за баней меж берез, уступок видишь? Это родник бьет… Попей, воробышек. Ковшик возьми под навесом. И мне принеси — что-то в горле пересохло… — Она холодно взглянула на Туоли, минуя взглядом Аюра. — А ты веди гостя в избу. Если сам батюшка Светоч его прислал, так пуще комарья ему тут ничего не угрожает.

Глава 9 Золотой ящер

Дверь в избу была низкой — Аюру чуть выше пояса.

— Что встал? — фыркнула на него старуха. — На дворе ночевать думаешь?

Она с неожиданной силой ткнула юношу в спину так, что тот едва не ударился лбом о бревно над дверью.

— Поклонись соседушке, небось от тебя не убудет!

Царевич не понял, о чем говорит лесная бабка. Но похоже, она уже давно выжила из ума и не особо тяготилась этим. Он наклонился и влез в избу.

— Сразу-то не вставай! — послышалось снаружи. — Голова, может, у тебя и крепкая, да полати покрепче будут…

Аюр огляделся, моргая и пытаясь привыкнуть к сумраку. В светце, едва разгоняя темноту, тлела лучина, роняя в глиняную миску с водой пепел и рдеющие угольки. Слева от двери кучей закопченных камней высилась печь. Такие Аюр уже видал у ингри. Топили ее совсем недавно, и все в избе было пропитано уютным теплом. Напротив входа и справа от него вдоль стен тянулись широкие лавки, под ними громоздились плетеные короба. По стенам висела домашняя утварь и пучки сильно пахнущих трав.

— Проходи, чего встал, — ворчала старуха. — Садись к столу, потчевать буду…

Стол занимал большую часть избы. Потемневшая столешница была сплошь расчерчена какими-то знаками. Аюр удивленно моргнул, увидев знакомые буквы.

— Отвернись! — тут же раздался сзади новый окрик. — Нечего тут высматривать! Помоги-ка лучше колченогому мальцу в избу влезть… Да о полати голову не расшиби!

Аюр послушно повернулся и тут же треснулся лбом о деревянный настил прямо над дверью.

— Раззява безглуздая! С тобой говорить — что воду коптить.

Царевич потер лоб и наклонился помочь Метте.

— И вот еще что… — продолжала старуха. — Я приметила, у Туоли в возке лук со стрелами имеется. Ты бы завтра на заре сходил, последних уток настрелял, пока все не улетели. Я-то и брусникой наемся, и грибками, а вас, трех мужиков, чем кормить?

Аюр молча уселся на лавку. Ему не хотелось ни отвечать наглой старой карге, ни обсуждать охоту. В теплой, пропахшей сухими травами и дымком избе его снова начало клонить в сон. Впрочем, он проспал большую часть дороги и не всегда мог с ходу различить явь и морок.

Будто позабыв о нем, хозяйка хлопотала у стола. Он уже был накрыт самотканой скатертью. Аюру вдруг показалось, что причудливые цветочные узоры, бегущие по кромке, напоминают те, что когда-то в прежней жизни вышивали его сестры. Он вспомнил отца, Лазурный дворец, сад Возвышенных Раздумий… На душе стало больно и тошно. Он прислонился спиной к стене и крепко закрыл глаза.

— Что, не по нраву тебе здесь? — по-своему истолковав его движение, прошипела старуха. — А мне на то тьфу! Лишь бы ожил. А ты у меня оживешь. Потому как батюшка Светоч того желает.

Аюр ее уже не слушал — он впал в мрачное забытье. Будто через стену он слышал обрывки недобрых слов и посулов. Затем повеяло вареными грибами и чем-то еще, и вдруг, как по указу, злая речь сменилась воркованием:

— Потчуйтесь, гости дорогие, да славьте Исварху.

Царевич неохотно открыл глаза и увидел большую миску, наполненную чем-то мелко нарубленными, белесым, перемешанным с темными комками грибов. Туоли с сыном уже сидели за накрытым столом и с нетерпением ждали, когда юный государь первым приступит к трапезе.

— Это что? — тихо спросил Аюр, поглядев на Метту.

— Осиновая заболонь с сыроегами, — радостно сообщил мальчишка. — Ты отведай, вкусно! Я тут глянул под березами — вокруг сыроег видимо-невидимо. За боровым грибом, поди, дальше в лес идти надо. Как нога окрепнет, я прямиком туда пойду. А то вместе пошли! Знаешь, какие боровые грибы вкусные? Здоровенные — во! — Метта широко развел ладони. — Под ними иной раз зайчата от дождя хоронятся!

Осознав, что раньше его никто не начнет есть, Аюр через силу заставил себя попробовать варево.

— Ну как? — улыбаясь, спросил Метта.

Аюр лишь пожал плечами. Он вовсе не ощутил вкуса съеденного. Но спать захотелось еще больше.

— Что это ты носом клюешь? — тут же отозвалась хозяйка. — Ты, чай, не птица, и тебе тут не зерно рассыпано…

— Благодарю за трапезу, почтенная хозяйка, — выдавил царевич.

Старуха замерла с открытым ртом, так и не закончив говорить. Затем, смягчившись, бросила:

— Лезь на полати, заморыш. Там тебе самое теплышко, в самый раз отогреться. Ты ж не оттого сердцем застыл, что хвор, а оттого хвор, что сердцем застыл…

Куда-то взбираться Аюру совсем не хотелось. Он бы сейчас прилег тут же на лавке да и заснул, уткнувшись носом в бревенчатую стену. Но тогда бы взбираться наверх пришлось бы Метте с перебитой ногой или Туоли, которого сын кормил из рук. Ну или колченогой бабке. Аюр с надеждой глянул на старуху, но, судя по ее недвусмысленному взгляду, даже заговаривать с ней об этом не имело смысла.

Он тяжело вздохнул, встал, опираясь на стол, и направился к кривой лесенке о пяти ступеньках, ведущей на забросанный шкурами настил. Прежде ему легче было взобраться на гору!

На полатях было душновато, но тепло и мягко. Аюра окутал тонкий убаюкивающий аромат сушеной мяты. Юный государь вытянулся, уронил голову на шкуры и заснул так быстро, что даже не успел помянуть в уме Исварху, испросив его защиты в ночи.

Однако стоило сознанию провалиться в непроглядную тьму, как в нем снова, уже в который раз с того ужасного дня, издалека очень явственно начала двигаться волна, увенчанная пенной каймой. Аюр чувствовал, как вдруг усилившийся резкий холодный ветер несет стаи крошечных ледяных брызг. Они забиваются в рот, нос, глаза, мешают дышать, видеть. Серая переливающаяся стена воды надвигается, заслоняя тусклое солнце. Он чувствует движение там, внутри полупрозрачной громады, точно чье-то невозможно огромное тело извивается в водяной толще. Аюр видит лишь смутные очертания чудовища. Оно все ближе; кажется, вот-вот его голова покажется из воды. Громадная оскаленная пасть… Наверняка у него оскаленная пасть, как же иначе?

Царевичу кажется, что он воочию уже видит красные, налитые кровью глаза мстящего змея. Сорвавшаяся с клыков пена падает ему на грудь, с шипением растекается по коже, давит, печет… И в этот миг змей наконец вырывается из морской бездны.

Аюр резко выдохнул, открыл глаза, приподнял голову и вдруг застыл, покрываясь холодным потом. Грудь давило неспроста — на ней расположилось нечто увесистое и явно живое. Он скосил глаза, стараясь не потревожить незваного гостя. Усилиями Ширама за время путешествия в земли ингри царевич научился, как сказал саарсан, «для ария неплохо» видеть в темноте. Он разглядел — и обмер от ужаса. На его груди, свернувшись кольцом, лежала змея.

Аюр затаил дыхание, чтобы не спугнуть тварь. «Наверняка бабка подкинула, — думал он, стараясь унять накативший животный страх. — Сейчас только начни дергаться — гадина сразу ужалит. Потом старуха будет разводить перед Светочем руками, мол, не уберегла, спали, а тварь возьми да приползи…»

Нет — не могла она просто так сюда заползти!

Он прислушался. Старая карга не спала. Снизу он слышал ее неразборчивое бормотание. К слуховому оконцу под крышей тянулась струйка легкого сладковатого дыма. «Ворожит», — сообразил сын Ардвана, вслушиваясь в однообразные припевки. Когда же разобрал, что она поет, так удивился, что даже на миг забыл про змею. Колченогая подруга Светоча дребезжащим голоском негромко пела на самом что ни на есть чистейшем столичном наречии:

Но сейчас Аюр лишь понял, что звать ее никакого смысла нет. Помощи не дождешься. Что же такое удумал Невид, зачем отправил его сюда, к этой ведьме?! Как справиться с проклятой змеей? Будь Аюр здоров, он бы просто скинул ее. Но сейчас ему казалось, что победить огромного водяного змея в Белазоре было легче!

Царевичу вдруг вспомнились рассказы Ширама о том, как накхи разговаривают со своими домашними змеями. Вдруг те и вправду мудры и в них вселяются души воинов?

Может, если он попытается заговорить со змеей, она поймет его? Ведь получается же у накхов!

Аюр постарался вообразить почтительную просьбу не трогать его и уползти восвояси, но не сумел и попросту тихонько зашипел:

— Уходи! Уходи!

Тяжесть на его груди шевельнулась. Змея приподняла голову и тихонько зашипела, уставившись на Аюра неподвижным взглядом. По лбу царевича поползли капли пота. Изо рта гадины выскользнул раздвоенный язык, коснулся его подбородка. Аюр огромным усилием удержался, чтобы с воплем не сорваться с места.

Нет, так ничего не выйдет!

Царевич представил себе, как Ширам смотрит на него, жалкого и перепуганного. «Я победил морское чудовище! — мысленно закричал он саарсану. — Да, это был тот же самый я!»

Аюр очень медленно поднял руки. Одну начал отводить назад, чуть покачивая растопыренными пальцами, чтобы привлечь внимание змеи. Другую завел сзади за ее голову.

— Сыграй мне еще, Зарни Зьен, — распевала внизу бабка, — ту песню, что слышит лишь ночь…

Аюр с силой ухватил змею у основания головы, рывком скинул вниз и упал на спину, тяжело дыша, чувствуя себя так, будто море наконец выкинуло его на берег. Берег был твердый. Волна с шипением уходила.

Пение внизу оборвалось гневным возгласом. Аюр перекатился на бок и уставился вниз.

На изрисованной столешнице, в глиняной жаровне краснели уголья. На них лежал плоский камень, усеянный тлеющими зернами. От них и тянулся в продушину тот сладковатый дымок. Рядом с противнем на столе извивалась змея. Старуха, вскочившая на ноги, злобно щурясь, смотрела на царевича. В руках у нее была высокая войлочная шапка.

— Ты что это, лиходей, вытворяешь?

— Я вытворяю?! — воскликнул возмущенный ее наглостью Аюр. — Это же ты убить меня захотела!

— Я?! Да что ты мелешь?

— А кто мне в постель гадюку подложил?

Старуха вдруг рассмеялась:

— Это не гадюка, а уж. Он тут везде ползает, мышей ловит. Ты молодой, кровь горячая, вот он и пришел к тебе погреться, как изба выстывать начала… А ты, я вижу, выспался наконец. Ишь как запрыгал!

— По тебе бы змея поползала, ты бы еще не так запрыгала, — проворчал Аюр, глядя, как старуха гладит извивающегося ужа, пришептывая что-то утешающее.

— Порой мне того очень хотелось, — вздохнула о чем-то своем бабка. — Чтоб приползла, ужалила, яда не пожалев… А этот-то безобидный.

Смущенный услышанным, Аюр вгляделся в старуху. Прежде он смотрел на нее безразлично, как сквозь туман, теперь же его зрение будто обострилось.

А бабка-то не бьярка! Здешний люд скуластый, круглолицый, а у этой лицо узкое, старушечий крючковатый нос когда-то, верно, был тонким и изящным. В сплошной седине, словно солнце в снегу, вспыхивали золотые нити. Да нет, быть того не может…

— Ты что, из арьев? — спросил Аюр, слезая с полатей на пол. Ноги его, коснувшись пола, чуть не подкосились, но он устоял.

— Ишь, подметил, — ухмыльнулась бабка.

— Что ж ты тогда славишь бьярских богов?

— А кто тебе сказал, что я их славлю?

— Я слышал, ты призывала Зарни Зьена. Бьяры так называют меня.

— Зарни? — Старуха рассмеялась, тыча пальцем в грудь Аюра. — Ты ничуть не похож на него. Он был высокий, синеглазый — редко встречаются такие красивые сурьи. Он играл на читре и гуслях так, что цветы, заслышав звон струн, расцветали, а коровы давали молоко, поднимавшее больных с ложа смерти…

— О ком ты говоришь, не пойму, — в замешательстве ответил Аюр.

— Если ты и впрямь сын государя — а что сказать, ты похож на молодого Ардвана так, словно отец подарил тебе собственное лицо, — неужели забыл его музыку?

— Да чью музыку?

— Зарни, царского гусляра. И впрямь не помнишь его?

— Ты что-то путаешь. При дворе никогда не было гусляров, — покачал головой Аюр.

— Твоя мать обожала его игру. Зарни приходил к ней каждый день, а она улыбалась и сияла от радости… Впрочем, — взгляд старухи вдруг затуманился, как тогда во дворе, когда она в первый раз увидела царевича, — ты и не мог его помнить. Его призвали еще до твоего рождения, ибо Аниран долго не могла зачать, а игра Зарни излечивала от сотни хворей. Ардван был милостив к целителю. Он и сам приходил его слушать, даже дозволял приходить в тайный сад….

Она вдруг осеклась и замолчала.

— Что было дальше? — нетерпеливо спросил Аюр. — Говори!

Взор седовласой ворожеи помутился, она съежилась и забормотала скороговоркой:

— Нет, не бей меня! Не бей, умоляю! Я сказала все, что знала! Меня там не было, меня отсылали, я ничего не видела, не слушала сплетен, мне нечего сказать…

— О чем ты?

— Не бей, умоляю! — По иссохшим морщинистым щекам старухи потекли слезы. — Я ни в чем не виновата! Зачем эти клещи?!

Аюр растерянно глядел на нее, не понимая, что делать, но чувствуя: еще немного — и бабка совсем потеряет рассудок.

— Змея-то твоя где? — не придумав ничего лучше, ляпнул он.

Как ни странно, старуха замолчала. Слезы текли по ее щекам, но в глаза медленно возвращался разум.

— Сказано, это уж, — сварливо проговорила она. — Так уполз… А ты чего не спишь? Лезь на полати, нечего тут скакать среди ночи!

Аюр забрался наверх, размышляя о диковинной старухе и ее сумбурных речах. Кто она такая, как очутилась в бьярской глуши? Неужто и впрямь прежде жила при дворе, знала отца и мать? Но что же там произошло? И кто этот синеглазый гусляр, о котором он никогда не слышал?

Раздумывая над мучившими его вопросами, Аюр незаметно для себя впал в сонное забытье. Ему казалось, он почти что-то понял, но мысли снова путались, порождая неясные смутные образы. Чудилось, будто поблизости впрямь звучат струны и приятный голос напевает нечто тягучее, обволакивающее…

И вдруг словно чья-то рука в клочья разорвала серый занавес. Аюр очутился в полном света и движения пространстве, дрожавшем от почти невыносимого грохота. Перед ним низвергались десятки водопадов, рушились скалы, и сквозь проломы рвались новые потоки, растворяясь в облаках водяной пыли. Аюру казалось, что грохот забивается к нему в уши, а низкий рев падающей воды отдается в костях. Он обратил взгляд вниз и увидел в разрыве водяных облаков зеленые равнины…

Что это? Конец мира?

«Ты видишь гибель Аратты, — раздался у него в голове насмешливый голос. — А я — рождение нового моря. Мне нравится и то и другое».

Аюр обернулся, но никого не увидел. Кто это сказал?

Тем временем в облаках внизу начало разгораться золотое сияние. В следующий миг перед царевичем возник удивительный воин в чешуйчатых золотых доспехах. Его лицо было полностью закрыто большеглазой золотой маской, которая ничем не напоминала человеческое лицо.

«Золотой ящер? — изумился Аюр. — И никакой это не доспех, а чешуя!»

Воин стоял на ладье с высоким носом, которая плыла по небу, будто плоскодонка по озеру. В руках у него был огромный лук, который Аюр сразу же признал, хотя никогда не видел. Вот он, Лук Исвархи!

«Ты должен исчезнуть», — раздался голос, легко перекрывший гром водопадов.

Воин поднял лук, полыхнувший как молния, и выпустил стрелу. Ослепительная вспышка…

Аюр зажмурился. Однако ничего не произошло. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой золотую личину. В прорезях вспыхнули золотые глаза. Их зрачки сияли ярче смоляных факелов, и все же от них пробирал мороз. Лук Исвархи уже убран в налуч.

Выходит, стреляли не в него?

Не отводя леденящего кровь взгляда, золотой ящер протянул руку навстречу Аюру.

Тот закричал, шарахнулся, едва не свалившись с полатей…

— Тише, избу разнесешь! — раздался снизу старухин крик. — Вот прислали живчика на мою голову!

В волоковое окно уже сочился утренний свет.

— Что стряслось? — вскинулся Туоли, вертя головой в поисках неприятеля.

С дальней лавки вскочил Метта, мигом сообразил, в чем дело, и выпалил:

— Аюр очнулся!

— Все целы, все здоровы, — недовольно буркнула бабка. — А ты что заорал, болезный? Приснилось что?

Аюр молча шарил взглядом по темным углам избы.

— Этот, с луком… — еле выговорил он. — Я знаю его голос! Я его уже слышал!

— Знакомого, что ль, во сне увидел? А чего так напугался?

— Он летел по небу и сиял…

— Так тебе какой-то бог явился, — кивнула бабка. — Здесь, в Замаровой пади, такое частенько бывает. На новом месте, как говорят, приснятся добрые вести!

Аюр содрогнулся. Тоже мне, «добрые вести»! Брр!

— Не признал, который бог-то? — с любопытством спросила старая Линта. — Ну-ка, сколько у него было голов?

— Одна…

— На чем летел — на шестиногом лосе, белом лебеде или черном ящере?

— Нет, на ладье…

— Гм… тогда не знаю. Видно, не из бьярских…

— Он сперва стрелял, да, видно, не в меня. А мне потом руку протянул, — не слушая ее, скороговоркой произнес Аюр.

— Ну, раз протянул — стало быть, признал. Верно, и тебе доведется руку ему протянуть.