Змеиный зал

Глава седьмая

«Ай-ай-ай!» — прозвучало за спиной бодлеровских сирот, и, обернувшись, они увидели Стефано. В руке он держал черный чемодан с блестящим серебряным замком, и на лице его было написано квазиудивление. Слово «квази» так редко употребляется в значении «притворное», что даже Клаус не знал, что оно значит. Однако детям не надо было объяснять, что Стефано только притворяется удивленным.

— Какое страшное несчастье. Змеиный укус. Такое кого угодно очень огорчит.

— Вы… — начала Вайолет, но у нее перехватило горло, словно факт смерти Дяди Монти был ужасно невкусной едой. — Вы… — повторила она.

Стефано не обратил на нее никакого внимания.

— Обнаружив, что доктор Монтгомери мертв, они, конечно, заинтересуются, что стало с мерзкими детишками, которым он позволил куролесить в своем доме. А детей-то уже и след простыл. Кстати, пора отправляться. «Просперо» отплывает из Туманной Гавани ровно в пять, и я хочу быть первым пассажиром, который поднимется на борт. Тогда перед ленчем у меня останется время на бутылку вина.

— Как вы могли? — хриплым голосом прошептал Клаус, не в силах отвести глаз от бледного, бледного лица Дяди Монти. — Как могли вы это сделать? Как могли вы его убить?

— Ах, Клаус, ты меня удивляешь, — сказал Стефано, подходя к телу Дяди Монти. — Такому смышленому мальчику, как ты, следовало бы догадаться, что ваш старый пухленький дядя умер от змеиного укуса, его никто не убивал. Взгляни на эти следы от зубов. Взгляни на эти застывшие глаза.

— Прекратите! — закричала Вайолет. — Не смейте так говорить!

— Ты права, — сказал Стефано, — на болтовню у нас нет времени. Надо успеть на судно! Пойдемте!

— Никуда мы с вами не пойдем, — сказал Клаус. Его лицо заострилось, но скорее от усилий сосредоточиться на их затруднительном положении, чем от плохого самочувствия. — Мы останемся здесь до прибытия полиции.

— А каким, по-твоему, образом полиция узнает, что ей надо прибыть? — спросил Стефано.

— Я им позвоню, — ответил Клаус твердым, как он надеялся, голосом и направился к двери.

Глаза Стефано покраснели и расширились от ярости; он бросил чемодан (при этом блестящий серебряный замок гулко ударился о мраморный пол), сделал несколько шагов и преградил Клаусу путь.

— Мне так надоело, — зарычал он, — все время что-нибудь объяснять тебе. Тебя считают таким смышленым мальчиком, а ты, похоже, всегда забываешь об этом… — Он сунул руку в карман и вытащил зазубренный нож. — Это мой нож. Он очень острый, и ему очень хочется, почти так же, как и мне, сделать тебе больно. Если не будешь выполнять, что тебе говорят, он исполнит свое желание. Ясно? А теперь живо залезайте в этот проклятый джип.

Вы знаете, что ругаться — это очень, очень грубо и, как правило, вовсе не обязательно, но бодлеровские сироты были слишком напуганы и не поставили это Стефано на вид. Последний раз взглянув на бедного Дядю Монти, дети последовали за Стефано к двери Змеиного Зала, чтобы залезть в «проклятый джип». Добавляя оскорбление к насилию — здесь эта фраза означает «заставлять кого-то выполнять неприятную задачу, когда этот кто-то и без того расстроен», — Стефано заставил Вайолет вынести из дома его чемодан, но она была поглощена своими мыслями и не стала возражать. Вспоминая последний разговор с Дядей Монти, она со стыдом думала, что его и разговором-то нельзя назвать. Вы, конечно, припоминаете, что, возвращаясь после фильма «Зомби на снегу», дети были очень встревожены и не отвечали Дяде Монти ни слова, а когда джип подъехал к дому, бодлеровские сироты бросились наверх обговаривать ситуацию и даже не пожелали доброй ночи человеку, который сейчас лежал мертвый под простыней в Змеином Зале. Подходя к джипу, Вайолет старалась вспомнить, поблагодарили они его или нет за то, что он сводил их в кино, но весь прошлый вечер представлялся ей сплошным размытым пятном. Похоже, стоя в кассе за билетами, она, Клаус и Солнышко сказали: «Спасибо вам, Дядя Монти», но уверенности в этом у нее не было. Стефано распахнул дверцу джипа, ножом указал Клаусу и Солнышку на крохотное заднее сиденье, а сгибавшейся под тяжестью черного чемодана Вайолет на переднее, рядом с собой. Когда Стефано стал поворачивать ключ зажигания, у сирот на миг вспыхнула надежда, что мотор не заведется, но тщетно: Дядя Монти очень заботился о своем джипе, и мотор завелся сразу.

Пока Стефано вел машину вдоль кустов в виде змей, Вайолет, Клаус и Солнышко смотрели назад. При виде Змеиного Зала, который Дядя Монти так любовно наполнил своими экспонатами и в котором теперь сам был чем-то вроде экспоната, они не выдержали груза отчаяния и тихо заплакали. Странная это вещь — смерть того, кого любишь. Все мы знаем, что наше время в этом мире ограничено и что рано или поздно все мы кончим под какой-нибудь простыней, чтобы никогда не проснуться. И тем не менее, когда такое случается с теми, кого мы любим, для нас это всегда неожиданность. Так, поднимаешься в темноте в свою спальню и думаешь, что на лестнице одной ступенькой больше, чем есть. Оступаешься и со смутным, болезненным удивлением начинаешь переосмысливать свои представления о многих вещах. Бодлеровские сироты плакали не только о Дяде Монти, но и о своих родителях, переживая именно это смутное, болезненное ощущение падения, которое сопутствует любой невосполнимой утрате.

Что ждет их впереди? Стефано хладнокровно убил человека, который, как предполагалось, будет опекать Бодлеров, и вот они остались совсем одни. Что сделает с ними Стефано? Предполагалось, что они уедут в Перу, а он останется, и вот он отплывает с ними на «Просперо». А какие ужасы случатся в Перу? Станет ли их там кто-нибудь разыскивать? Приберет ли Стефано к рукам их состояние? И что случится с ними потом? От всех этих вопросов волосы начинают вставать дыбом, и уж если задуматься о таких вещах, они требуют всего вашего внимания, поэтому сироты настолько в них погрузились, что не сразу сообразили, что Стефано вот-вот столкнется с другим автомобилем.

В джип Дяди Монти врезалась черная машина, послышался скрежет металла и ззон стекла, и детей швырнуло на пол. Черный чемодан ударил Вайолет в плечо, затем стукнулся о ветровое стекло, которое сразу треснуло и стало похожим на паутину. Вскрикнув от удивления, Стефано принялся крутить руль в разные стороны, но машины накрепко сцепились одна с другой и съехали с дороги в кучу грязи. Не часто автомобильную катастрофу можно назвать подарком судьбы, но в данном случае было именно так. Кусты в виде змей еще не скрылись вдали, но поездка Бодлеров к Туманной Гавани закончилась.

— Дьявол и адские печи! — завопил Стефано.

Вайолет ощупала плечо — проверить, целы ли кости. Клаус и Солнышко осторожно поднялись с пола и посмотрели в треснувшее ветровое стекло. Казалось, во второй машине находился всего один человек, — впрочем, сказать наверняка было трудно, поскольку пострадала она явно больше, чем джип Дяди Монти. Весь перед превратился в гармошку, и колпак, который прикрывал середину колеса, шумно кружился на дорожном покрытии Паршивой Тропы, выделывая неровные круги, точно гигантская монета, которую кто-то обронил. Открывая искореженную дверцу и с трудом выбираясь из машины, одетый в серое водитель издавал резкие звуки, похожие на кашель. Оказавшись снаружи, он снова издал такой же звук, затем сунул руку в карман пиджака и вынул белый носовой платок.

— Это мистер По! — закричал Клаус. Это действительно был мистер По, и он, по своему обыкновению, откашливался. Дети были так рады его видеть, что заулыбались, забыв обо всех своих неприятностях.

— Мистер По! Мистер По! — крикнула Вайолет и протянула руку через чемодан Стефано, чтобы открыть дверцу машины.

Стефано тоже протянул руку и схватил ее за больное плечо, медленно вращая головой, отчего и Вайолет, и Клаус, и Солнышко видели его блестящие глаза.

— Это ничего не меняет! — прошипел он. — Вам немного повезло, но это в последний раз. Вы вернетесь в машину и вместе со мной поедете в Туманную Гавань. «Просперо» мы не упустим, обещаю вам.

— Еще посмотрим, — возразила Вайолет, открывая дверцу и проскальзывая под чемоданом.

Клаус открыл свою дверцу и с Солнышком на руках последовал за старшей сестрой:

— Мистер По! Мистер По!

— Вайолет? — спросил мистер По. — Вайолет Бодлер? Это ты?

— Да, мистер По, — сказала Вайолет. — Это мы все, и мы очень вам благодарны за то, что вы на нас наехали.

— Ну, я бы так не сказал, — заметил мистер По. — Здесь явно виноват другой водитель. Вы наехали на меня, а не я на вас.

— Как вы смеете! — заорал Стефано и тоже вышел из машины, морщась от висевшего в воздухе запаха хрена.

Он зашагал к тому месту, где стоял мистер По, но дети увидели, что на полпути ярость на его лице сменилась квазисмущением и огорчением.

— Извините, — сказал Стефано высоким, дрожащим голосом. — Это моя вина. Я так расстроен случившимся, что забыл о дорожных правилах. Надеюсь, вы не пострадали, мистер Фо?

— По, — поправил мистер По. — Меня зовут По. И я не пострадал. К счастью, похоже, никто не пострадал. Жаль, что не могу сказать того же про мою машину. Но кто вы такой и что вы делаете с бодлеровскими детьми?

— Я скажу вам, кто это такой, — сказал Клаус. — Это…

— Клаус, будь любезен… — пожурил его мистер По. Слово «пожурил» здесь означает «сделал замечание Клаусу, хотя у того были весьма веские причины, чтобы вмешаться». — Невежливо прерывать взрослых.

— Меня зовут Стефано, — сказал Стефано, пожимая мистеру По руку. — Я ассистент… то есть был ассистентом доктора Монтгомери.

— Что значит «был»? Что вы имеете в виду? — сурово спросил мистер По. — Он вас уволил?

— Нет. Доктор Монтгомери… ах… прошу прощения… — Стефано отвернулся и сделал вид, что утирает глаза и от огорчения не может слова вымолвить. Воспользовавшись тем, что мистер По не видит его лица, он подмигнул детям и затем продолжал: — Мне тяжело говорить вам это, мистер До, но произошло страшное несчастье. Доктор Монтгомери мертв.

— По, — сказал мистер По. — Мертв? Это ужасно. Что случилось?

— Я не знаю, — сказал Стефано. — На мой взгляд, змеиный укус, но я ничего не знаю про змей. Поэтому я и отправился в город за врачом. Дети были очень расстроены, и я не мог оставить их одних.

— Он везет нас вовсе не за врачом! — закричал Клаус. — Он везет нас в Перу!

— Вы понимаете, что я имею в виду? — спросил Стефано мистера По, гладя Клауса по голове. — Дети очень, очень расстроены. Доктор Монтгомери собирался сегодня отправиться с ними в Перу.

— Да, знаю, — сказал мистер По. — Поэтому я и поспешил сюда сегодня утром, чтобы наконец привезти их вещи. Клаус, я знаю, ты очень огорчен и взволнован этим происшествием, но прошу тебя, постарайся понять, что если доктор Монтгомери действительно мертв, то экспедиция отменяется.

— Но, мистер По… — сказал Клаус с возмущением.

— Клаус, пожалуйста, — остановил его мистер По. — Такие вопросы решают взрослые. Совершенно ясно, что надо вызвать врача.

— Почему бы вам не поехать к дому, — предложил Стефано, — а мы с детьми тем временем поищем врача.

— Хозе! — завопила Солнышко, что, пожалуй, означало нечто вроде: «Ни в коем случае!»

— Почему бы нам всем не пойти к дому, — сказал мистер По, — и не вызвать врача?

Стефано прищурился, и его лицо исказилось от злости. Но он тут же взял себя в руки и спокойно сказал:

— Конечно. Мне следовало сразу это сделать. Очевидно, у меня не такая светлая голова, как у вас. Живей, дети, садитесь в джип, а мистер По поедет за нами.

— Вместе с вами мы в эту машину не сядем, — твердо сказал Клаус.

— Пожалуйста, Клаус, — сказал мистер По. — Постарайся понять. Произошло серьезное несчастье. Дискуссии надо отложить. Но беда в том, что я не уверен, заведется ли моя машина. Она совсем разбита.

— Попробуйте зажигание, — посоветовал Стефано.

Мистер По кивнул и направился к своей машине. Он сел за руль и повернул ключ. Мотор издал неприятный жиденький звук, похожий на кашель мистера По, но не завелся.

— Боюсь, что мотор окончательно заглох, — крикнул мистер По.

— Скоро, — прошипел Стефано детям, — и с вами случится то же самое.

— Извините, — отозвался мистер По, — я вас не слышу.

Стефано улыбнулся:

— Я сказал, что это очень плохо. Тогда, может быть, я подвезу детей на машине, а вы пойдете за нами? Для всех просто места не хватит.

Мистер По нахмурился:

— Но со мной чемоданы. Я не хочу оставлять их без присмотра. Не лучше ли погрузить багаж в вашу машину, а мне и детям пройтись до дома пешком?

Стефано нахмурился:

— Тогда пусть один из них едет со мной, чтобы мне не заблудиться.

Мистер По улыбнулся:

— Но дом и отсюда виден. Так что не заблудитесь.

— Стефано не хочет, чтобы мы остались с вами одни, — наконец сказала Вайолет. Она ждала удобного момента, чтобы предъявить свои аргументы. — Он боится, что мы расскажем вам, кто он на самом деле и каковы его намерения.

— О чем она говорит? — спросил мистер По Стефано.

— Понятия не имею, мистер То, — ответил Стефано, качая головой и бросая на Вайолет яростные взгляды.

Вайолет набрала в легкие побольше воздуха.

— Этот человек не Стефано, — сказала она, указывая на него. — Это Граф Олаф, и он здесь затем, чтобы нас увезти.

— Кто я? — спросил Стефано. — Зачем я здесь?

Мистер По внимательно посмотрел на Стефано и покачал головой.

— Простите детей, — сказал он. — Они очень расстроены. Граф Олаф страшный человек, он пытался украсть их деньги, и малыши очень напуганы.

— Разве я похож на Графа Олафа? — спросил Стефано, сверкая глазами.

— Нет, нисколько, — ответил мистер По. — У Графа Олафа чисто выбритое лицо и одна длинная бровь. У вас борода и, не в обиду будь сказано, вообще нет бровей.

— Бровь он сбрил, — сказала Вайолет, — а бороду отрастил. Это видно любому.

— А еще у него татуировка! — крикнул Клаус. — Татуированный глаз на щиколотке! Посмотрите на его татуировку!

Мистер По взглянул на Стефано и с извиняющимся видом пожал плечами.

— Мне очень неловко просить вас об этом, — сказал он, — но дети так расстроены, что прежде, чем продолжить нашу беседу, мне бы хотелось их успокоить. Будьте любезны, покажите мне вашу щиколотку.

— С превеликим удовольствием, — сказал Стефано, улыбаясь детям всеми зубами. — Правую или левую?

Клаус закрыл глаза и на мгновенье задумался.

— Левую, — сказал он.

Стефано поставил левую ногу на бампер джипа Дяди Монти и, глядя на бодлеровских сирот блестящими-блестящими глазами, стал поднимать засаленную полосатую штанину. Вайолет, Клаус, Солнышко и мистер По впились глазами в щиколотку Стефано.

Штанина пошла вверх, как занавес перед началом спектакля. Но татуированный глаз не показывался. Бодлеровские сироты изумленно смотрели на гладкую кожу, такую же чистую и бледную, как лицо бедного Дяди Монти.