Знахарь. Трилогия (СИ)

Пролог

Павел Ильич.

Тоненькие ниточки магических линий были на Земле большой редкостью. Когда ты переполнен энергией, тебя мало волнует наличие такого мизерного источника, но когда запас минимален, ты готов годами жить в далекой глуши, чтобы чуть-чуть, на доли процента, пополнить свой запас. Всё лето и даже часть весны и осени проводил я в пещере в меловых горах. Из главной пещеры, в которой находилась тоненькая ниточка магической силы, уходили в стороны несколько темных лазов, а потому пещеру облюбовали любители-спелеологи. Мой жуткий, от ожогов, вид добавлял романтики их походам. Истории, которые они рассказывали обо мне у костра, в моё отсутствие, всегда удивляли выдумкой и разнообразием. Слушать их на ночь было страшно, и необычайно интересно. Дым от костра уходил наружу в специальный дымоход, и в пещере было чем дышать. Я второй год являлся главным экспонатом, достопримечательностью этих мест. Мальчишки из ближнего села понимали это интуитивно и таскали мне еду. То вареную курицу, то пирожки, а иной раз и полтарашку молока. Навести морок, чтобы чужие люди не нашли вход в пещеру, много силы не надо. Мальчишкам я глаза не отводил, и они приводили в пещеру туристов за деньги. В основном приходили любители-спелеологи, или байдарочники, сплавлявшиеся по реке, пещера была отмечена у них на карте. Место для ночлега на берегу было очень удобное.

— Ладно, разложу подарки, пока Хозяин возвращается, — один из мальчишек с серьезным видом развернул чистое вафельное полотенце, и начал раскладывать запасы еды. В воздухе тут же запахло свежими пирогами, моими любимыми, с капустой. Пришлось вылезти из уютной пещеры, служившей мне спальней, где я лежал на громадном мешке, набитым пижмой и полынью, служившим мне матрасом. Он давал и аромат, и тепло, и мягкость. Туристы были впервые, и испугались моего вида, как все нормальные люди.

— Это вы еще историй не успели наслушаться от мальчишек. Тогда точно разрыв сердца был бы, — успокоил я их. Деревенские мальчишки обрадовались похвале, заулыбались.

— Вы извините нас. Нехорошо получилось, — старший из туристов начал оправдываться. Второй и третий лазы были короткие, заканчивались уютными пещерами, а четвертый лаз уходил глубоко вниз, неоднократно раздваивался, менял направление, как будто хотел запутать.

— Вы в короткую прогулку собрались, или готовы весь вечер по пещере блуждать? — я попытался уточнить планы туристов. Мнения разделились. Двое туристов, лет двадцати, посчитали, что путешествие уже состоялось. Женщина, со стервозным выражением лица, с интонациями менеджера среднего звена, захотела короткой прогулки, но с осмотром всех красивых мест. Двое мужчин и девушка захотели приключений с адреналином.

— Мне обещали светящийся сталактит, — требовательно посмотрела на меня женщина-менеджер.

— Парни! Бросайте жребий, кому ближняя дорога, а кому дальняя, — обратился я к деревенским мальчишкам. Вести туристов в четвертую пещеру выпало младшему мальчику, но он не унывал.

— Я их по «трубе» пару раз протащу, они сразу запросятся обратно, — шепнул он мне. Женщина-менеджер вернулась раздраженная, светящийся сталактит не «захотел» даже чуточку загореться изнутри. По рассказанной мальчишками легенде, сталактит определяет, таким образом, доброту каждого нового человека. Мальчишка укоризненно смотрел на меня, теперь чаевых ему не видать.

— Софья Георгиевна, неужели Вы верите в эти сказки, — чересчур уважительно обратился к ней один из юношей. Он явно хотел подчеркнуть, что она уже неровня ему по возрасту.

— А вот ты, Валек, и сходи, проверь. Здесь недалеко, всего десять минут, — не осталась в долгу обозленная женщина.

— Я с тобой, — подхватился второй юноша. И они нырнули в проход, не дожидаясь проводника. Развлекать «даму» пустопорожними разговорами меня не тянуло, и мы минут двадцать играли с ней в гляделки. О появление молодых людей мы услышали задолго, по радостным воплям, смеху и шуткам, неприличным комментариям и насмешкам над степенью доброты Софьи Георгиевны, которые сразу смолкли в главной пещере.

— Сталактит засветился, но, по-моему, это местная шутка. Ничего это не значит, — Валентин произнес это так, что всем сразу стало ясно, уж он-то верит в легенду на все сто процентов.

— Полыхнуло круто, — подтвердил его приятель. Мальчишка-проводник осуждающе смотрел на меня. «Взрослый человек, как Вам не стыдно», — качал он головой. Из четвертого хода послышались крики о помощи. Спуск вниз был слишком крутой, мужчина, фактически один, вытаскивал труп своего друга. Ни девушка, ни мальчишка не могли ему серьезно помочь.

— Он был жив. Федя еще дышал. Я почти успел. У вас есть аптечка? Рано или поздно рискованные спуски по «трубе» должны были чем-то таким закончиться. У Феди была сломана шея. Чудом было то, что он не умер сразу. Мы положили труп на стол, а я всё никак не мог решиться. Секунды уходили, я уже знал, что буду лечить его, но было мучительно больно, дикая случайность отодвигала еще на два года мечту об исцелении самого себя. Сожаление о нелепой случайности покинуло меня. Мне нужна была абсолютная концентрация на целую, длинную минуту, а я уже забыл, как это всё делается.

Я сидел не берегу и плакал.

— Радуешься, что Федор остался жив? В первый раз вижу такого искренне счастливого человека, так переживающего за чужака, незнакомца, — Софья неловко толклась рядом, мешая мне выплеснуть моё горе наружу.

Каждый год со мной приключалась аналогичная смерти Фёдора история. Пещера получила имя святого Павла, и потянулись люди, потерявшие последнюю надежду, но стремящиеся обрести её в убогом страшиле Павле. Приходили они редко, потому что помочь я мог лишь одному из них за целый год. Как только хватало силы я помогал, но когда наступит этот момент не знал никто, ни я, ни они.

Прошло еще целых десять лет. В этом году я совсем не хотел уезжать из пещеры. В самые лютые морозы в «спальне» было достаточно тепло, и я копил магию, выпивал крохи силы, прекрасно зная, что с настоящей магией покончено.

На Новый Год мне приснился сон. И в этом сне я сплю и вижу сон, что я — это не я, а старуха Мать из храма Жизни. Старуха жалеет, что не рассказала мне, Святому Магу, о возможности путешествовать во времени: возможности присниться во сне самому себе. В этом сне я просыпаюсь, но продолжаю спать, и чувствую фальшь в её словах. Интонации старухи насквозь лживые, но сам способ путешествия правдивый, во всяком случае, на первый взгляд. Когда я окончательно просыпаюсь, я понимаю, что смущало меня во сне. Все мои сны всегда цветные, а сон внутри сна — серый. Возможно, я на самом деле видел серый сон старухи. Что меня больше всего смущает, это своевременность получения мною сведений. Заклинание можно осуществить только раз в жизни, в строго определенный момент, и этот момент наступает сегодня утром. Важным условием заклинания была полная потеря магических способностей. В существующей ситуации это было для меня не столь уж важно, если я серьезно изменю свою жизнь, то я фактически умру. Что есть такое важное в прошлой жизни? Что мне надо спасти в прошлом ценой собственной жизни? Вероника! Кто-то толкает меня к быстрому решению, пытаясь получить взамен … Что? До момента Вещего сна оставалось полчаса. Нужно было успокоиться, чтобы заснуть, и сосредоточиться, чтобы определить тот момент в прошлом, когда я открыт для вторжения в свой сон. Я заснул и увидел свой старый сон, сразу, без какой-либо настройки. Я, более молодой, на юге, раздраженный присутствием Вероники. Смогу ли поверить даже самому себе, что через месяц буду крушить всё подряд, убивать людей, за смерть Вероники?

— Вторая бутылка красного была лишняя. Во сне ко мне пришла шизофрения? — глупо пошутил я, тот, что молодой.

— У меня всего пара минут. Молчи и запоминай.

— У тебя за спиной серая тень. Ты знаешь об этом?

— Ерунда. Это старуха — глава храма Жизни.

— Точно? На вид старик.

— Старик?

— Точно! И искорки неприятные такие, фиолетовые.

— Меня используют втемную! Это сволочной маг Алтаря Смерти!

— Время уходит.

— В нашем доме засада, Веронику убьют. Не успел я закончить, как меня начало выбрасывать из сна.

— Не уходи, — попросил молодой я.

— Обними меня. Крепче. В столице замок Дюк. Там Алтарь Смерти. Алёна — Святая Магиня, — на мгновение мы составили единое целое.

Раздался хлопок. Я проснулся, но не увидел свод пещеры. Моё сознание понеслось по длинному туннелю навстречу свету, или тьме. Я не знал, я мог только надеяться.

За день до Нового Года. Храм Жизни.

— Мы собрались здесь, чтобы умереть, — напыщенно произнесла старуха Мать.

— Вопрос решен. Я привел с собой всех оставшихся в живых Магов Смерти. Все знают, что им предстоит. Все готовы к смерти, — сказал Черный маг.

— Увы. В рядах ордена Святого Источника такого единства нет. Многие не решаются пойти против воли Святого Мага.

— Страшатся смерти на Алтаре Жизни? Дураки! Мы повернем время вспять. Они все умрут здесь, так, или иначе! Но будут жить в другом, счастливом, Магическом мире, — с пафосом заявила Мать.

— Они не верят, что Святой Маг повернет историю вспять. Они утверждают: чтобы он не делал, все пути приведут к уничтожению Магии.

— Он обычный, никчемный человечек. Я узнала о нем всё. Он будет доволен своим крошечным счастьем со своей женщиной. Мы все работали на эту цель десять, бесконечно долгих, лет. Мы всё рассчитали. У нас нет права на ошибку.

— У нас нет другого шанса обрести смысл жизни! Тысячи тех, кто называл себя магами, умрет сегодня, чтобы завтра мы могли исправить главную ошибку нашей жизни, приведшую наш мир к катастрофе.

Алтарь Жизни в первый раз за всё время своего существования превратился в Алтарь Смерти. Целые сутки белоснежный камень орошался потоками алой крови, которая, стекая на пол храма, становилась черной. Трое руководителей кровавой оргии, взявшись за руки, слились в потоке темно-фиолетового, почти черного света, устремив своё сознание в мир Земли. Их тела были уже давно мертвы, но не падали, держались, окаменев, превратившись в памятник самим себе. Их души были на Земле. Они жаждали выполнить возложенную на них миссию, не дать свершиться катастрофе, разрушившей цель и смысл существования их самих, и многих тысяч других: магов и монахов, отшельников и простых верующих, иерархов ордена и рядовых послушников.

Маленький курортный городок. Павел Ильич.

Рано утром пришла хозяйка квартиры и начала вымогать дополнительную плату за Веронику. Мне было не до неё.

— На Вас лица нет! Присядьте на секунду. Что-то Вы побледнели, — я посадил хозяйку в кресло и чуточку парализовал, оставив ей возможность двигать глазами, — я сейчас Вам чай приготовлю. Чайник давно уже закипел, а я не мог понять, что мне делать. Из ночного разговора во сне я догадался, что судьба свяжет меня с Вероникой, но утром я понял, что страстно люблю её. Я чувствовал, что стал другим, слишком многое изменилось во мне ночью. Мне нужно было всё обдумать.

Глава 1. Разбитое сердце

Павел Ильич.

Хозяйка ушла, твердо решив выгнать меня с квартиры, как только придумает повод. К полудню Вероника проснулась и вспомнила, как её зовут. Я не захотел дожидаться естественного хода выздоровления, и надумал воспользоваться услугами Харда. Его заклинание исцеления всегда давало отличный эффект. Хотел «пригласить» его посетить Землю, но немного задумался, зная его нелюбовь к неожиданным «вызовам». Неожиданно, знание перемещения себя самого между мирами всплыло в голове, как будто оно всегда было там. Я очутился в Роззе, радуясь, что теперь нет необходимости возвращаться в свой старый дом, где меня ожидает засада, а Веронику смерть. Хард совсем не удивился моему появлению.

— Давно бы так! Ленив ты, друг мой, ленив. В нашей спецшколе тебя бы пороли розгами каждый день! Прекрасно знаешь, нужно целый день заниматься магией, а не на пляже загорать!

— Ну и кто разменял седьмой десяток, я или ты? Ворчишь и ворчишь!

— Я любя! По дружески, — обнял меня Хард.

— У тебя не будет для меня свободной минутки? Хочу Веронику подлечить.

— Пошли! Его заклинание я наполнил магией так, что Вероника ощутимо замерзла, несмотря на жару. Я «прислушался» к мыслям и чувствам девушки, она ощущала необыкновенный эмоциональный и физический подъем, но ничего нового не вспомнила. Зато энергия била через край. Вероника сразу стала звонить знакомым. И это помогло, она натолкнулась на бывшего бой-френда, тот обругал Веронику, и она всё вспомнила. Ссора с ним и послужила причиной её отъезда в Крым. Свой разрыв с любимым Вероника одобрила.

— Давно пора было кончать с этой скотиной. Слюнтяй! Маменькин сынок! Инфантильный тип!

— Масло масленое, — позволил я маленькое замечание.

— Та небольшая услуга, которую ты мне оказал, не позволяет тебе … раздевать меня глазами, похотливый, озабоченный самец! — неожиданно закончила фразу Вероника.

— Было бы что раздевать, — скептически оглядел я откровенный наряд Вероники.

— Хам! — оставила за собой последнее слово Вероника. Её квартира оказалось в двух шагах от моей. Мы расстались, и я не мог придумать повода для встречи.

Вероника.

Московская подружка Вероники Натали сочла бы откровенные взгляды мужчины выражением симпатии, комплиментом. Арабо-турецкие вояжи Натали преследовали именно такой отдых — оглушительный секс.

— Как ты с ними общаешься? Они по-русски ни слова не знают, ты по-английски ни в зуб ногой, — интересовалась Вероника каждый раз, при возвращении Натальи в Москву.

— «Натаса холосая» — уже достаточно, — смеялась подружка. Вероника уехала на отдых, чтобы забыть бой-френда, свою московскую любовь, откровенно говоря, завести «курортный роман». Но «мужской» взгляд случайного незнакомца оскорбил её. Её!? Почти москвичку. Веронику давно уже ничем нельзя было смутить и удивить. Так ей казалось. Вероника снимала однокомнатную квартиру на втором этаже, поэтому не рассчитывала, что в середине дня в ванной будет горячая и холодная вода, и была приятно удивлена. Водные процедуры позволили немного успокоиться. «Удар по голове перевернул всё с ног на голову. Каламбур.» Вероника, на самом деле, чувствовала себя необычно. Жажда деятельности, энергия переполняла Веронику, ей хотелось пробежать кросс, чего она не делала со школы. «Нужно вернуться и переспать с этим незнакомцем. Оттянуться на полную катушку», — решилась Вероника. Она начала прихорашиваться, затем вспомнила взгляд мужчины и решила не терять зря время. Через пару минут Вероника уже звонила в дверь.

* * * Веронику преследовало ощущение, что Павел знает её тело до тончайших деталей. Это пугало её. Она не любила загадок и незапланированных приключений. В остальном курортный роман её устраивал. Чувствовала Вероника себя превосходно, от этого в сексе все удавалось чудесно, она испытывала бурю эмоций. Рекомендацию врача — минимизировать физические нагрузки, из-за травмы головы, Вероника выполняла только в части утренней зарядки. Вообще, весь дневной режим полетел к чертям: ни овсянки на завтрак, ни утреннего бега трусцой, ни ограничений на алкоголь вечером в ресторане. Вчера Вероника выпила три вечерних дозы — целый литр вина, не спала всю ночь, а утром чувствовала себя великолепно. Мало того, она плюнула на диету, объедалась всевозможными вредными вкусностями … и не толстела. Напротив, лишние складочки и отвислости улетучились в момент. Отдых подходил к концу, нужно было возвращаться в Москву. Приятный партнёр Паша, с преданным по-собачьи взглядом, на поверку оказался пустышкой. Ловким, гибким, неутомимым, стремительным, самоуверенным … самцом. Тридцатилетний мальчик продал свой дом в деревне, и проматывал последние копейки на юге. Это было не смешно, только последний дурак рассказал бы такую правду. Павел был, именно, такой дурак.

Вчера Павел познакомил Веронику со своими друзьями: двое иностранцев и русский сорокалетний офицер-отставник. Странная компания для сельского жителя. Алексей, мелкий лавочник, мнящий себя главой торговой империи, пытался, как положено на отдыхе, пустить пыль в глаза. Смешной мальчишка Кляйн стеснялся и краснел по каждому поводу и без повода. Хард, явно, крупный мафиози, с пренебрежением и даже отвращением реагировал на откровенные наряды дам. Он даже Павлу сказал что-то нелицеприятное по поводу Вероники. Уж Вероника то всегда понимала интонации, взгляды и мимику мужчин.

Сборы не заняли много времени. Вероника собиралась уехать, не попрощавшись, но Павел застал её с упакованными чемоданами. Не удивился. На прощание подарил кулон, грубую подделку под старину.

— Носи его под одеждой. Я понимаю, он некрасив, но этот амулет спасает владельца в автомобильной аварии. Я проверил на себе. Вероника поверила. Павел всегда говорил правду, деревенский лох.

В Москве дела Вероники сразу пошли в гору. Необыкновенная работоспособность женщины пришлась её хозяину по нраву. Внешне Вероника еще долго оставалась свежей, чуть ли ни целый год после краткого отпуска. Хозяин даже пригласил её во время корпоратива в отдельный кабинет и остался доволен. Следующий отпуск Вероника провела с Натальей в Турции. Отпуск не оправдал ожиданий Вероники, и, после возвращения, характер у неё сделался до крайности стервозным. На её нынешней должности, заместителя директора, это стало несомненным достоинством, но партнеров для секса ей стало находить всё сложнее.

Вероника два года носила грубую поделку, подаренную Павлом, хотя давно забыла, и как его звали, и как он выглядел. Эти два года она ни разу ничем не болела.

Павел Ильич.

Черная меланхолия не давала мне нормально общаться со своими друзьями, хотя по поводу моего возвращения закатили пир.

— Лёша! А где Елена, подружка Володи? — я вспомнил, что Алёна — Святая Магиня.

— У сына сейчас новая любовь, завтра я вас познакомлю, — ушел в сторону Алексей.

— Лену нужно вернуть домой, к её маме. Никто её там не тронет, а здесь ей нечего делать, — разъяснил ситуацию Володя.

Пьянствовали у Алексея, домой я попал только под утро. Дом стоял пустой и мрачный. Я проспал только час, беспокойно, снился кошмар в цвете и со стереозвуком. Проснувшись, я откупорил бутылочку красного. Неудача с Вероникой обескуражила меня, подавила своей глупой развязкой. Череда пьяных дней не собиралась кончаться. Лёха пытался пару раз вмешаться, но каждый раз разговор заканчивался матерным скандалом. Через неделю заладили дожди, и Кляйн попросил отправить его с женой домой телепортом, чтобы не тащиться по грязи. Я опять вспомнил про Алёну.

— И чего я один на всех ишачу? Алёна тоже магиня, — выдал я новость Кляйну.

— Да!? Я сразу заметил, что она необычная! Что-то в этом есть!

Я отправил Кляйна домой, а сам небритый и помятый, благоухая густым перегаром, попёрся к Алёне. Неестественная белизна кожи, светло-русые волосы и голубые глаза никак не соответствовали раскосым глазам и азиатским чертам лица девушки. «Наблядовалась, китаёза! А теперь выбросили тебя за ненадобностью», — мелкая, мстительная, неприятная себе самому мысль пришла мне в голову. «Такой же неудачник, как и я. Разбитое сердце, сломанная жизнь, никому не нужен. Также как я пытается заглушить свою боль вином, но не может понять, что это бесполезно», — еле слышный ручеек Алёниных мыслей пробился ко мне.

— Алёна, я знаю, что ты Святая Магиня! — не здороваясь, выложил я новость.

— Я подозревала, что это так! Со мной происходят непонятные чудеса. На меня покушаются, но убить не могут, — загорелась Алёна.

— Остановись! — мне не хотелось слушать бабскую трескотню, — Если ты желаешь, то я напою тебя из Святого Источника. Могу даже искупать, — предложил я. И подумал, что у Алёны не «все дома». Покушения?! Кому она нужна?

— Я готова! Хоть сейчас, — воодушевилась Алёна.

— Я телепортирую тебя в бассейн. Ты замерзнешь, там температура чуть выше нуля, поэтому приготовь теплую одежду, чтобы переодеться, — начал занудствовать я.

— Может мне в парилку, на потолок, на часик забраться, — засмеялась Алёна.

— Если Алексей затопит баню, это будет лучший выход.

— Если я — магиня, то все хвори отступят мгновенно. Так?

— Так, — кивнул головой я, и телепортировал Алёну в Святой источник. Я подождал не минуту, как собирался, а целых пять.

— Ну, ты гад! — стуча зубами, закричала Алёна. Мгновенно сбросила мокрое платье на пол и залезла в кровать под одеяло.

— Хватит радоваться своей глупой шутке! В сундуке, сверху, большое полотенце, достань, мне нужно высушить волосы, — её глаза метали молнии.

— У тебя чудесная фигура, — соврал я, пытаясь немного исправить своё незавидное положение. И подал Алёне полотенце. Камин запылал ярким магическим огнем, а кружка горячего кофе с молоком и десяток булочек с маком дополнили мои извинения.

— Павел Ильич, Вы не могли бы покинуть мой дом и продолжить свою … пьянку, — не приняла моих извинений Алёна. Как ни странно, вернувшись домой, я на самом деле продолжил пьянствовать. С каждым днем делать это было приятнее, а Вероника казалась мне всё желаннее. Я допился до того, что решил выкрасть её из Москвы и превратить в свою рабыню. Эта мысль мне так понравилась, что я радостно засмеялся, и тут же сам удивился, раздавшимся рыданиям. Такие глупости происходили со мной только один раз, когда меня забрили в армию, а первая моя любовь была слишком ветрена, чтобы дождаться меня. Но в армии был сержант, который душил все переживания молодых хорошими пинками огромных кирзовых сапог. Каждый раз я отделывался одним пинком, слава богу, дедовщины в армии тогда еще не было.

Через неделю после купания Алёны в Источнике прибежал Алёксей с известием, что она при смерти. Пришлось совершить магический подвиг, чтобы прийти в себя.

— Какого черта ты задумал окунать Алёну в Источник? — пилил меня по дороге Лёша.

— Я твердо был уверен, что она Святая Магиня, — бормотал я, крайне удивленный происшедшим. Зачем мне было врать самому себе? Хотя моя история любви с Вероникой, явно, повернулась по другому, чем у моего второго «я». Может быть, и здесь имеются свои подводные камни?

Хард уже был на месте.

— Ужасно выглядишь! У тебя хоть немного магической силы есть?

— Краше только в гроб кладут, — поддержал Харда Лёха, неодобрительно посмотрев на меня.

— Магии хватит, плети свое исцеляющее заклинание, — небрежно проговорил я.

— Совсем девчонку загубил, алкаш старый, — выругалась Катя. Сначала все гнобили Алёну, а сейчас перековались в жалельщиков.

— В тепло её надо. Укутать. Горячего вина дать, — насчет последнего я поторопился.

Алёна приходила в себя неделю. Семь дней мне помогал её лечить Хард, затем я остался один. Так, внезапно, завершился мой самый длинный запой. Я долго размышлял над своей ошибкой. Во сне второй «я» передал мне не так много магических умений, скорее я стал технически совершеннее, изощреннее. Зато моё отношение к друзьям претерпело заметное изменение. В отношениях с Вероникой это привело к фиаско. Теперь я знал, нельзя торопить события, станет только хуже.

Глава 2. Длинная прогулка в начале зимы

Павел Ильич.

Стоило пару недель не пить, и организм пришел в норму без всякой магической подпитки. И черная, пречерная тоска уступила место равнодушию. Для всего нужно время, для того, чтобы забыть, для того, чтобы вспомнить. Настало время для моего путешествия в столицу империи. Это было гораздо лучше, чем ловить на себе жалеющие взгляды друзей, их жен, девчонки Рушель и даже изгоя Алёны.

— В моей особой страже есть паренек, живший пару лет в столице. Тебе нужен помощник, ты до сих пор постоянно попадаешь впросак. И возьми пару охранников, чтобы не рисковать ночью, — Хард оторвался от своих постоянных забот. Дела в графстве обстояли неважно, война сказывалась и на торговле, и на безопасности. Бандитов с каждым днем становилось только больше. Нищие беженцы не все превращались в попрошаек, те, кто имели гордость шли в разбойники.

— Я отправлюсь на дилижансе. Ночевать буду в гостинице. Лишняя компания только привлечет внимание.

— Беретту возьми. Пятнадцать патронов не шутка! Парочку гранат. На случай блокировки твоей магии, — Лёша выложил подарки на стол. Затем чуть помялся и достал куртку из дефендера.

— От стилета не спасет и артерии на ногах открыты. Ложное чувство безопасности только мешает реально оценивать ситуацию, — я решительно отказался от куртки, остальное забрал.

— Боже мой! Ты стал относиться к оружию, как моя жена. Без любования, почтения, осматривания-ощупывания, сборки-разборки-пристрелки. Я тебя не узнаю!

— Катя носит с собой оружие? — удивился я.

— Это самый нелюбимый аксессуар её одежды. Защиту ты обеспечил ей, а активную оборону — нет.

— Ну, извини. Сейчас бы взялся. Моральные запреты — фьють, улетели в никуда.

— Я всегда говорил — водка вымывает из организма все яды! Перебарщивать только не надо, — сразу исправился Лёша.

Уже во дворе подошла попрощаться Алёна.

— Останься, — она поглядела на меня незаслуженно нежным взглядом. Повода я ей такого не давал.

— Дядя Паша, — добавила она, разрушив милую картину.

— Береги себя. Помни, что тебе совсем не столько лет, на сколько ты выглядишь, — «укусила» на прощанье Катя. Никак не может простить, что выглядит она теперь на один возраст с Лёхой. То, что она стала моложе на десять лет не так важно, муж стал моложе на двадцать пять. Володя, Николай, Соня и Айз, невеста Володи, облапили меня со всех сторон. Володя ощутимо постучал кулаком по спине. Амулет даже не пикнул, явно моя недоработка. Когда молодежь выпустила меня из своих объятий, Алёна снова подошла попрощаться. Обняла и поцеловала меня, посматривая искоса на реакцию Володи. Неужели тот, старый я, воспользовался желанием женщины отомстить и стал спать с Алёной? Я знал, чувствовал, что был близок с Еленой. Неужели такой ценой? Прибежала Рушель. Защебетала, все вздохнули с облегчением.

Дилижанс прибыл на первую свою стоянку. У хозяина гостиницы вытянулось лицо в ответ на мои требования к номеру, его брови поползли вверх. Я чертыхнулся. Одет я был скромно, для более высокого статуса поездка в одиночестве подозрительна. Хозяин, молча, принял серебро, еще раз задумчиво оценил меня, но ничего не сказал. Кивнул служанке, та повела меня в комнату. Долго крутила задом, застилая постель.

— Магическая защита от клопов есть?

— Да, господин, — недовольно пробурчала служанка. Тут же улыбнувшись и раскланявшись, в ответ на медную монетку. Я оглядел комнату, первую ночь провести можно. Спустившись в зал, выбрал место в углу. Мне не нужно внимание, не нужны конфликты. А публика была пьяна и весела. Заказав себе ужин, я оглядел внимательно зал, сразу отводя взгляд при встрече с чужим — животные и разбойники свирепеют от прямого взгляда. Вскоре принесли ужин — кусок тушеного мяса, вино и хлеб. Еда простая и безопасная. Целый день не ел, но почему-то всё казалось безвкусным. Моя вилка и нож неохотно работали, позволяя мне неторопливо наблюдать за людьми в зале. У дверей сидела троица кучеров. С улицы дуло, двери периодически хлопали, место было непрестижное. У стены под окном сидела дворянская семья. Их не было в нашем дилижансе, возможно, они заранее подъехали из поместья, или ехали с пересадкой. Мужчина, девушка и парень. Отец с детьми, возможно, дядя, или старший родственник. Обедневшие дворяне, без охраны. Не то, что мой сосед по дилижансу, с парой охранников.

Через стол от меня сидела четвёрка бандитов, или солдат-дезертиров, что одно и то же. Я послушал обрывки мыслей, их целью был не я, не дворяне, и уж, конечно, не мой сосед по дилижансу. Неприятная компания нацелилась на скромного парня через стол от меня. Самый невзрачный, щуплый бандит подошел к нему и попросил монетку. Парень, после раздумий, полез в карман. Через пару минут к пареньку подошел следующий бандит, уже громила, видимо, бандиты почуяли поживу. Паренек заспорил, голос его стал напоминать девчачий. Мой сосед по дилижансу осадил своих охранников, чтобы не вмешивались. Дворянин остановил сына, пытающегося подняться. И те, и другие легко справились бы с бандитами. Двое профи, против четверых любителей не успели бы даже устать. Подготовка дворян наверняка даже выше, чем у охранников. Хозяина и его вышибалу не было видно. Паренек достал зубочистку, которую назвал кинжалом, чем только рассмешил бандита, который стал наклоняться к сидящему парню. Я на секунду парализовал громилу. Тот стал заваливаться вперед, и сам напоролся на тонкий стилет. Парнишка пришел в себя, выдернул кинжал, увидел хлынувшую кровь, и заверещал. Мне стало ясно, что это переодетая девушка. Трое бандитов хотели броситься на помощь своему приятелю, но на этот раз и дворяне, и охранники обнажили оружие. На шум прибежал хозяин, как черт из табакерки, выскочил из кухни вышибала.

— Зачем же насмерть? Ты слишком скор на расправу, парень! — высказал недовольство хозяин. А «парень», потеряв от вида трупа сознание, валялся на полу. Дворянин заставил сложить оружие трех оставшихся бандитов. Дочь дворянина, совсем еще молоденькая девушка, слишком пышная для своих лет, вылезла из-за стола и направилась к лестнице. Я в это время встал, собираясь помочь лежащему в обмороке «пареньку». В проходе мы столкнулись, вернее, габаритная девица не соизволила заметить препятствие на голову выше себя. Невольный возглас дворянки переключил внимание зала на меня. Её отец направился в мою сторону, что позволило сбежать двум разбойникам. «Хороший был собеседник», — подумал обо мне мой сосед по дилижансу. «Из-за такой ерунды меня будут убивать», — удивился я.

— Что положено сказать благородной даме? — деликатно намекнул мне её отец. Чем беднее дворянин, тем больше он печется о своем достоинстве. Обычно. Но этот дворянин делал мне поблажку, был готов простить оскорбление дочери.

Осколок старинного дворянства уверенно смотрел на меня, плебея, не видя у меня оружия, не считая опасным. Публика в зале разочарованно наблюдала.

— Я из Пограничья. Могу ошибиться. Готов повторить любой, предложенный мне, вариант извинений.

— Хозяин! — дворянин был раздражен моим ответом.

— Да, господин, — хозяин гостиницы мгновенно очутился рядом.

— Пусть твой вышибала отведет его во двор, и пару раз проучит кнутом, чтобы не задавал глупых вопросов. Вышибала уже стоял рядом со мной. «Я вас всех сейчас, как тараканов, или клопов … Я уже не святой, я просто Маг. Здесь не Земля, топтать себя не позволю …» — бормотал я «про себя», пока вышибала тащил меня по проходу. Моя шляпа слетела с головы и валялась на полу. Публика вывалилась во двор, вышибала бросил меня на грязный снег. Магического огня во дворе не было, и служанка принесла дополнительно пару факелов. Все бескровные варианты развития событий заканчивались моей поркой, а кровавые исключали дальнейшую поездку на дилижансе. Было стыдно, обидно и глупо ложиться под кнут, и я поступил так, как поступал в далеком детстве — ударил вышибалу по сопатке, добавив для надежности сильный удар в живот и небольшой паралич, на минутку. Когда я повернулся к дворянину, тот уже обнажил меч. Его сын стоял рядом, радостный, в предвкушении хоть маленькой, но драки. Он бросил на отца умоляющий взгляд, но тот не позволил ему броситься вперед, дисциплину я оценил. Я сделал вид, что наступил вышибале на горло.

— По твоей вине умирает человек, — бросил я вызов дворянину.

Тот стал еще осторожнее, прервал движение вперед и остановил хозяина гостиницы с дубинкой в руке. Пару секунд никто не двигался, затем дворянин достал из-за пояса магический пистолет. Чем-то я его насторожил. Что-то в моем поведении предвещало для него опасность.

— Отпусти слугу, или умрешь, — негромко сказал он. Но в наступившей тишине слышно было хорошо.

— Умрешь ты! — я сделал вид, что достаю оружие.

Он выстрелил, одновременно с моим падением на землю. «Две-три короны долой», — оценил я стоимость выстрела. Заряд промчался, казалось, опалив мне спину, и снес ворота конюшни. «Да тут целых пять корон», — сделал я поправку на мощность. Отец и сын синхронно, в момент выстрела, бросились в атаку, и одновременно упали, споткнувшись о лежащую в снегу оглоблю. Кто же мог её бросить в снег? Так удачно получилось, что я успел ударить и одного, и другого ногой по пальцам руки, и обезоружить, таким образом, дворян. Надеюсь, что никто не смог догадаться о магии. Сзади мне почудилось движение, я начал оборачиваться, и получил в правый бок удар стилетом. «Паренек» ударил так медленно и неуверенно, что защита амулета не опознала опасность. Откуда она взялась, худосочная доходяга, ни в одном варианте будущего её не было. Я продолжал поворачиваться, по инерции, а стилет проворачивался в ране. Было так больно, что я выключил нервные окончания рядом с кинжалом. Кровь брызнула «пареньку» в лицо и тот повторно потерял сознание. «Рана неопасная», — уговаривал я себя. Дворянин уже стоял в двух метрах от меня с огромным кинжалом в руке. Когда он только успел!? Я подбросил вверх магическую световую гранату и упал лицом в грязную кашу снега и конского навоза. Отобрав у дворян мечи и кинжалы, я пнул и того, и другого по ребрам. «Надо возвращаться, брать отряд и изображать из себя знатную особу», — подумал я, подходя к двери. Хозяин стоял понуро, за его спиной пряталась дочь дворянина.

«Не трусь!» — хотел успокоить я её, но она выскочила из засады, и свалила меня с крыльца. Высота была небольшая, четыре ступеньки, но девчонка навалилась сверху, и мои ребра затрещали. «Сука старая», — обругал я лежащую сверху девушку, хотя она повела себя молодцом, и была совсем молода.

— Гномы, — завизжала женщина у ворот.

Отряд гномов-бандитов привели люди-бандиты. Восемь гномов и два человека — это была сила, даже сама по себе, а сейчас люди во дворе были деморализованы взрывом гранаты. Нужно было уравнивать шансы, я с трудом сдвинул толстушку, встал и бросил в сторону всадников вторую, последнюю на сегодня, гранату. Ни люди, ни гномы не ожидали такого сюрприза, лошадям он тоже не понравился. Очнулся вышибала. Он увидел гномов, и начал свирепствовать! То ли он не любил бандитов, то ли сильно любил добычу, лезть к нему в голову не хотелось. Кто-то пытался отобрать у меня меч из левой руки. Остальное оружие дворян я выронил, а этот меч держал.

— Отдай, это чужое, — толстушка пыталась сломать мне пальцы. У неё это неплохо получалось.

— Как твоё имя, несчастье ты моё?

— Глюк, — опешила девица, и поспешила исправить ошибку, — незнакомые люди должны быть представлены друг другу третьим лицом.

— Я Паша. Меч отдам, если меня не будешь резать.

— Тебя? Ты на ногах еле стоишь, весь бок в крови, — без капли жалости, презрительно усмехнулась девица.

— Надеюсь, твой отец сочтет эту рану достаточной платой за мою «грубость»? — я подпустил в голос немного иронии.

— Опять грубишь? Завтра посмотрю на твоё самочувствие, может быть тебе и не помешает пара плетей, — Глюк всё-таки отняла у меня меч, и стояла довольная собой. Острие меча было направлено в мою сторону.

Про меня, как бы, забыли. Утром Глюк не стала проверять мою пригодность для наказания кнутом, отъезжали рано. Но в дилижансе она бросила на меня злобный взгляд, не выспалась, наверно. Её отец сел напротив меня и моя беседа с соседом была испорчена. Не было той непосредственности, доверительности, я был слишком напряжен. Мой богатый попутчик был незнатен, рядовой дворянин. Имя у него было соответствующее — Ричи. Вальяжный, уверенный в себе, очень образованный, он не гнушался беседы со мной, как с ровней, без господской снисходительности.

— Прости меня за любопытство, еще вчера хотел спросить. У тебя необычный, бронзовый цвет кожи, так бывает после плаванья в жаркие страны? — ни вчера, ни сегодня Ричи не позволял себе личных вопросов.

— Да. Этим летом был на море. Решил отдохнуть: позагорать, поплавать, выпить красного вина, наесться до отвала настоящих персиков, что еще надо усталому от жизни мужчине. Разве что, завести курортный роман … — горько добавил я.

— Вижу, что затронул болезненные воспоминания, — сочувствующе сказал Ричи. Пауза затянулась.

— У меня, как у всякого дворянина, бывающего наездами в столице, имеется там любовница. Вот она-то создает мне массу проблем. Так что, я тебя хорошо понимаю, — ободряюще покачал головой Ричи.

— Да. Это была столичная штучка.

— Что ты хотел от особы, готовой два месяца путешествовать, ради того, чтобы увидеть море? В столицу едешь к ней?

— Нет-нет. Конечно, нет. Прошлого не вернуть! Да и перегорело всё. Оставим эту тему. Ты в столицу надолго?

— Недели на две.

— Не задерживайся там. Дружеский совет, — сказал я, тут же пожалев. Дилижанс сделал небольшую остановку. Мы вышли размять ноги.

— Не хочу оставаться в долгу. У меня для тебя тоже есть дружеский совет. Если бы в гостинице, ещё в зале, ты поставил на место вышибалу, то конфликт не имел бы продолжения. Этот «дворянчик» слишком осторожен. Уверен, что у тебя в запасе есть и другие сюрпризы, кроме магических гранат, — продолжил разговор Ричи.

— Сейчас я не жду от него подвоха.

— Сын и дочь могут быть лишены его горького жизненного опыта. И перестань презрительно смотреть на его дочь. Она толстушка, простушка и невоспитанна, но ты — будь снисходительнее.

— Кстати. Глюк фланирует в десяти метрах сзади нас. Ждет, когда я останусь один, чтобы продолжить издевательства. Трудно ей, второй день нет слуг, не над кем покуражиться.

— У тебя глаза на затылке, — засмеялся Ричи. Обернувшись, он заметил Глюк. Толстушка не выдержала и догнала нас.

— Ричи! Хотел показать тебе очень редкий амулет, — я достал обычный сотовый телефон, — его уничтожение лишает женщину возможности разговаривать. Жалко терять сотню корон, но …, — я выразительно посмотрел в сторону Глюк. Толстушка слушала меня, раскрыв рот от ужаса, затем развернулась, и быстро бросилась назад.

— Обманывать доверчивых девочек нехорошо, — засмеялся Ричи, — хотя должен признать, что выглядит твой «амулет» солидно!

— Ты заметил, что паренек, убивший громилу-бандита в гостинице, подружился с семьёй этих господ? — сменил я тему.

— У отца теперь хлопот невпроворот. Подружка сына сбежала из дома. Дешевая история с переодеваниями не делает никому из них чести.

— Эта подружка проткнула мне бок грязным стилетом. Наверняка, этот бандит чем-то болел. Занесла заразу, — я серьезно беспокоился.

— Ты думаешь, что так можно заразиться? — удивился Ричи.

— Это научный факт. Я же знахарь, знаю, о чем говорю.

Две недели дорога не приносила никаких сюрпризов. Ричи рассказывал мне о порядках в столице, сам расспрашивал меня о работе знахаря и о Пограничье. Погода баловала нас. Мы обогнули по широкой дуге зону боевых действий и считали себя в полной безопасности. Дорога уходила в ложбину, спуск был слишком крутой, дорога отлично накатана и полозья дилижанса легко скользили по снегу. Кучер попросил всех выйти и пройти опасный участок пешком. Никто из пассажиров не возражал. Тропинка вдоль дороги подтверждала, что так делают здесь многие путешественники. Когда мы спустились вниз, и нас стало не видно с дороги, к нам подъехал дорожный патруль. Они были, как всегда пьяны, но в этот раз ещё чем-то озлоблены. Эмоции их были настолько сильны, что мне приходилось прилагать усилия, чтобы закрыться от них.

— Ричи, будь осторожен, они крайне опасны, — предупредил я командира боевого отряда, из целых трех человек.

— Мне они тоже не понравились. Я позову Брокена с сыном, присоединиться ко мне. А ты побудь рядом с девушками, не дай им ввязаться в драку, — обычно уверенный в себе Ричи, на этот раз был сильно озабочен. Командир дорожного патруля сразу повел себя слишком грубо.

— Всем лечь, руки за голову! Привычный к такому обращению народ, немного ворча, повалился в снег. Две маленькие группы остались стоять. Солдат в патруле было пятеро, и формально, силы были равны. Но Ричи не мог атаковать без серьёзного повода.

— Мы дворяне, — обозначил свой статус Ричи.

— Оружие бросить на снег, — не стал обострять ситуацию командир патруля. И вовсе он не был пьяным, этот наглый сержант. За пару часов до нас, патруль захватил партию наркотиков, и патрульные выкурили по одному косячку. Это открытие обеспокоило меня ещё больше. Я сделал пару шагов вперед, закрывая собой девушек. Один из солдат перевел на меня прицел своего арбалета.

— Неповиновение. Имею право стрелять, — нагнетал давление сержант. Брокен начал расстегивать ремень. Тянул время, как бы подчиняясь приказу. Его сын последовал примеру отца, но слишком быстро. Я начал просматривать варианты будущего и ужаснулся. При повиновении нас всех убивали. Сержант, не дождавшись разоружения Брокена, начинал лапать Глюк. Броккен бросался её защищать и перекрывал мне сектор атаки. Солдат сшибал меня лошадью, наехав сзади, и я терял сознание. Приходил я в сознание только перед смертью, и успевал убить весь патруль. Этот вариант мне не понравился. Две его модификации, когда солдаты получали возможность стрелять, предполагали смерть Брокена с сыном. Мальчишка носил слишком легкую кольчугу, Брокена сержант убивал магической стрелой. Второй вариант, когда я давал возможность солдатам обезоружить Брокена, также не приводил к мирному результату. Сержант начинал насиловать Глюк, та слишком сильно сопротивлялась. В порыве гнева он убивал её, затем солдаты убирали свидетелей. Третий вариант был минимален по воздействию. Я вспомнил, как мучил своего будущего друга Харда поносом. Цивилизованные методы сейчас не подходили, и я начал наполнять кишечник сержанта водой. Под воздействием наркотика он не обращал на это внимания почти минуту. Сержант уже потянулся ощупать сомнительные прелести Глюк, когда его организм взбунтовался. Просмотр этого варианта будущего показал мне, что влиять на солдат нет необходимости, поэтому я ограничился сержантом. Тот не успел снять сложную сбрую и загадил себе штаны, это его сильно отвлекло от исполнения первоначального плана. Мы получили по зуботычине, заплатили отступное, ни у кого из нас не было «регистрации», солдаты даже поленились «обыскивать» женщин. После чего мы спокойно поехали дальше.

Обычная проверка на дороге. Броккен был удивлен усиленными мерами безопасности патруля. Глюк уверяла всех, что сержант собирался наброситься на неё, и вызвала массу насмешек. Ричи, как бы шутя, расспрашивал меня: где можно приобрести такой удобный амулет для нейтрализации настырных сержантов. Через пару дней разговоры стихли, свежие впечатления от новых патрулей стерли из памяти этот эпизод. Только я не забыл, что во втором варианте развития стычки с патрулем Ричи пытался показать сержанту свой жетон. Пришлось позаимствовать жетон, временно, и потом покопаться у Ричи в мозгах. Оказалось, мой добрый собеседник — внештатный сотрудник имперской стражи.

Глава 3. Болото

Ричи.

Редкий дворянин мог поступиться своей честью, чтобы служить в Тайной Страже. Ричи пошел туда по стопам отца. И Ричи, и его отец не афишировали свою работу. Поместье у Ричи было небольшое. Вариантов выживания было немного. Большинство сельских малопоместных дворян служили в армии. Она приносила дворянам больше риска, чем денег, особенно сейчас, во время войны с гномами. Глупые условности дворянской чести мешали Ричи получать все преимущества от своей работы. Вот и сейчас, находясь в дороге, Ричи был вынужден подвергаться обычным унижениям, платить мзду, хотя мог избежать всего этого, демонстрируя свой жетон. Работа в патруле становилась всё выгоднее. Солдаты, ничем не рискуя, сколачивали себе приличные состояния, сержанты покупали поместья и грамоты на дворянство. Хотя полной безопасности не было и для патрульных. Нередко дворяне, с окраины империи, вступали в смертельную схватку за свою честь. Их, потом, в рапортах изображали бандитами. Путешественники из Пограничья были особенно опасны. Взять, например, приятного собеседника, соседа по дилижансу Пашу. Он вооружен самыми убойными амулетами, двигается легко, как хищник, или, скорее, как профессиональный убийца. Пограничники всегда старались не привлекать к себе внимания, Паша вел себя излишне скромно. Но Ричи это не обманывало, Брокена тоже. Жаль было посылать такого приятного и скромного молодого человека в застенки Стражи, но служебные обязанности Ричи не оставляли ему альтернативы. Даже для пограничника Паша был слишком хитер и скрытен, а для рожденного в империи, необычен. Оставалось только выполнить арест безопасно для самого себя, Ричи был неуверен, что его охранники справятся с Пашей.

Брокен.

Ранняя смерть жены приучила Брокена к особой, редкой для дворян, заботе о детях. По молодости и глупости Брокен не посчитал для себя необходимым жениться вторично, и теперь пожинал плоды своей непрактичности. Выросшие дети отбились от рук. Само то, что детей было всего двое, заставляло Брокена чрезмерно осторожничать. У брата пятеро сыновей и три дочери. Стоило старшей дочери повести себя недостойно, её сразу отправили в монастырь. Четверо из пяти сыновей геройски сражаются с гномами, и отец не дрожит от страха, что его фамильная ветвь прервется. Сын и дочь Брокена чувствовали свою исключительность, и пользовались поблажками со стороны отца. Сын завел интрижку с дочерью дворянина, род которого исчисляется всего тремя поколениями предков-дворян. Дочь затеяла конфликт с пограничником, который был опасен сам по себе, а тут еще его дорожная дружба с Ричи, слухи, о неблаговидных занятиях которого, ходили давно.

Приятное, увеселительное путешествие давно превратилось для Брокена в сплошную головную боль.

Глюк.

Дорожные приключения показались Глюк глупыми и унизительными, сама дорога тряской, а гостиничные удобства годными только для мужчин. Захватывающие воображение истории дам из соседних замков казались теперь сплошной выдумкой. Глюк опасалась, что прелести столицы окажутся такими сказками, как и дорожные приключения. От скуки она начала придумывать свою легенду о встрече сказочного принца по дороге в столицу. О толпах гномов в сверкающих, черных доспехах, о троллях, демонах и могучих магах, сраженных принцем. На роль гномов Глюк назначила шайку бандитов, напавшую в самом начале пути на гостиницу, дорожным патрулям она отвела роль троллей и демонов. Не хватало мага и принца.

Либерта.

То, что она совершила величайшую глупость, Либерта поняла в первый же день поездки. Гнусные разбойники, убийство одного из них, нападение на пограничника, и … небрежные слова благодарности от любимого, холодная отповедь его отца и презрительное игнорирование со стороны Глюк. Горячка первого дня поездки не позволила ей принять правильное решение. Нужно было вернуться домой, но инерция толкала вперед. Никому сейчас не нужна высокая любовь, подавай титулы и деньги. Нет, деньги и титулы, это правильней. Каждую ночь Либерта обливала подушку слезами, а надменная Глюк презрительно кривила рот в темноте комнаты, а, возможно, спала, безразличная к чувствам Либерты.

Павел Ильич.

До столицы оставался один перегон, и Ричи отправил одного охранника в ночь, предупредить своё начальство о приезде. Нанял ему лошадь, лишил человека сна, всё ради того, чтобы в полдень меня встретила группа захвата во главе с боевым магом. Какая сволочь мой приятель Ричи! Поганец. Гнилая душонка. Мерзавец. Карьерист. Шкурник. И, наконец, выжига, потому что очень надеется Ричи на немалый куш, за такого мутного пограничника, как я.

Моё чувство будущего дало сбой. Когда мы подъезжали к засаде, я честно предупредил Брокена об опасности.

— Через двадцать метров засада. Просмотр ближайшего будущего показывал безопасный вариант, без жертв среди пассажиров. И вдруг, вместо того, чтобы упасть на пол и приказать сыну и дочери сделать также, он открывает дверь дилижанса. Я, в растерянности, потерял секунду, и всё пошло наперекосяк. В основном варианте будущего я должен был застать засаду врасплох. От моего удара всех должно было парализовать. Четверо из пяти стражников рефлекторно стреляли из арбалета, пятый — из магического ружья. Стрелы летели мимо, а вот ружейный выстрел должен был поранить Брокена. Три раза я просматривал будущее и трижды, после предупреждения, Брокен избегал ранения. Что заставило Брокена выскочить из дилижанса, уже никогда не узнать. Выстрел стражника из арбалета магической стрелой не оставил ему ни единого шанса. Зачем стражник стрелял — это тоже установить теперь невозможно. Я, вместо парализующего удара, воспользовался файерболом. Земля оплавилась, но маг успел установить защиту, для себя одного. У меня не было времени нанести второй удар, маг набросил на меня силовой кокон, и я сделался недвижим. Недолго думая, я переместил мага на Землю, в прохладное Черное море, моё любимое место купания — за буйками. Силовой кокон был соединен с магом, и он утащил меня за собой в море. Увешанный железками маг сразу ушел под воду. Рассчитывать на то, что маг утонет, было глупо. Я хорошо помнил, что более слабый маг Хард мог не дышать семь минут.

Бюттель.

Задание на захват пограничника выдали дежурной группе за два часа до начала операции. Пока донесение Ричи ходило по инстанциям, пока каждый начальник перестраховывался и искал свою выгоду, потратили большую часть времени. Уровень опасности пограничника повышался от инстанции к инстанции, и размер премиальных от его захвата вырос до небес. Дежурный маг Бюттель получил в оружейной комнате самый мощный амулет силы, расписался в двух десятках журналов, подписал, не читая, план захвата, и только-только успел вывести группу захвата на окраину столицы, в безлюдное место дороги.

«Если амулет детонирует, то окраинам города достанется нехило», — подумал маг, высматривая дилижанс. Бюттель знал бюрократический механизм работы своего ведомства и не ожидал сюрпризов от пограничника. «Писатели, сочинители, бумагомараки. Одни отписки, а работы никакой. На одного оперативника пять клерков, и нас хотят превратить в наполовину клерков. Пока мы составим все бумаги, преступник давно сделает задуманное и скроется», — бухтел про себя Бюттель. Его брат работал врачом. Из канцелярии градоначальника недавно пришел приказ вести журнал посещения больных. Бюттель долго смеялся над братом. Оно и правда, если врачи начнут писать столько бумаг, сколько в Тайной Страже, то лечить станет некогда.

— Вот тогда ты начнешь писать так коряво, что только врачи смогут прочитать написанное, — смеялся Бюттель.

— А я считал, что это ваша тайнопись, — удивился брат, — меня пару раз приглашали консультировать сложные случаи внезапной смерти, я ни единого слова не смог прочитать в ваших писульках. Братья еще целый час смеялись, правда до этого они выпили две бутылки эльфийского темного.

Дилижанс появился буквально через пять минут, группа захвата едва успела приготовить оружие. Метров за двадцать до засады дверь дилижанса открылась, и оттуда выскочил мужчина. Один из стражников выстрелил из арбалета, он действовал без команды, рефлекторно. Магически усиленная стрела разворотила грудь, и мужчина умер мгновенно. Это был, явно, посторонний, потому что удар чудовищной силы снес пригорок, земля горела и плавилась. Именно в этот момент Бюттель почувствовал глубокую благодарность «перестраховщикам», выдавшим ему амулет такой силы. Стандартная фитюлька давно бы сгорела от невероятно мощного удара. Бюттель плюнул на расход магии и бросил всю энергию амулета в заклинание силового жгута. Дилижанс потерял всю правую стенку, а молодой, худощавый, бедно одетый мужчина спокойно выдержал давление ужасной силы, и … Бюттель оказался в холодной морской воде. Клубы пара поднялись вверх, магическое железо потянуло Бюттеля на дно. От неожиданности маг нахлебался соленой воды, ужас близкой смерти охватил Бюттеля, три-четыре минуты, на большее его не хватит. Через секунду, неподалеку, раздался громкий всплеск, силовой жгут ослаб, это вражеского мага затянуло в воду вслед за Бюттелем. Злорадство охватило имперского мага, он добавил к мощности амулета свой небольшой запас магии и изо всех сил сжал магический силовой кокон. Видимо, это подействовало, Бюттеля выбросило обратно на дорогу, он покатился по пылающей огнем земле, снова оказавшись в клубах пара. На этот раз чуть дольше, чем в первый раз, на целую пару секунд, пограничник задержался в море. И снова силовой жгут, натянувшись до предела, притащил вражеского мага вслед за Бюттелем. Силовой жгут протащил пограничника по другой стороне дороги, перерезав четверку лошадей и дилижанс пополам.

Пограничник встал на ноги, и, недолго думая, снова отправил Бюттеля в море. На этот раз энергии амулета не хватило, и пограничник остался на дороге. Глубина моря была небольшая, Бюттель сбросил доспехи и всплыл. В сотне метрах, на берегу, виднелись здания, и гуляющие по набережной люди. Последние с интересом посматривали в сторону моря, появление Бюттеля сопровождалось спецэффектами. Без оружия, без магической энергии, в холодной воде, маг почувствовал страх. Никто не торопился к одинокой лодке, чтобы спасать утопающего и Бюттель сам поплыл к берегу.

Павел Ильич.

Невдалеке от меня лежал труп Брокена, чуть дальше стонал его сын. Когда мальчишка успел выскочить из дилижанса, я не помнил. Ноги и правая рука у него были сломаны, было такое впечатление, что его зацепило ударной волной от моей магической атаки на стражников. Я отправил его в Роззе, рассчитывая скоро вернуться туда. Трупы лошадей и остатки дилижанса образовали завал на дороге. Оттуда были слышны стоны и крики, значит, кто-то выжил. Я осторожно попытался освободить пассажиров, первым показался Ричи, бодрый и здоровый. Он поднял магический пистолет и выстрелил в меня, я рефлекторно ударил огнем в ответ. Нервы у меня, видимо, уже начали сдавать, я вложил в удар слишком много силы, амулет у Ричи рассыпался мгновенно, и через пару секунд только облако пепла и пара, да сапоги остались от моего дорожного приятеля. Файербол, запущенный Ричи, был очень странный, он летел медленно и состоял из множества разноцветных огоньков. Казалось, можно легко убежать от такого огненного шара, да он и не казался опасным, скорее красивым, созданным рукой художника. Моя защита тоже не восприняла его, как опасность. Я только успел закрыть глаза рукой. Одежда, обувь и перчатки были прожжены насквозь. Я упал лицом в снег и потерял сознание от острой, мгновенной боли.

Глюк.

Худенькая Либерта лежала сверху, на Глюк, заслоняя её от опасности. Так выглядело бы со стороны, и Глюк спихнула дрожащую подружку брата в сторону. Они выползли из-под обломков, огляделись, страшная картина вызвала у них тошноту. Глюк переместилась на снежную сторону дороги и долго терла лицо снегом.

— Там Кюн лежит, весь обгорел, но живой, — сквозь слезы проговорила Либерта и потащила Глюк за руку назад по дороге. На брата Глюк не могла смотреть без ужаса. Черный кусок обгоревшего мяса издавал булькающие звуки. От одежды ничего не осталось, только шляпа лежала чуть в стороне, и дымящиеся подошвы сапог открыли единственное живое место — ступни ног. Со стороны дилижанса, приволакивая ногу, подошел охранник господина Ричи.

— Кто это? — с дрожью в голосе спросил он.

— Мой брат, — Глюк с надеждой посмотрела на охранника, — у тебя есть исцеляющий амулет?

— Да. Но он очень дорого стоит, — охранник подумал, что гуманнее было бы прирезать юношу, но девчонка его не поймет.

— Я заплачу, — Глюк сняла фамильное ожерелье. Охранник хмыкнул.

— Пятьдесят корон, — подумав, заявил он.

— Я заплачу, — повторила Глюк, — у отца есть с собой полсотни.

— Брокен мертв, — почему-то шепотом сообщила Либерта.

— Либерта, ты не могла бы сама принести деньги. Справа на поясе небольшой, шитый серебром, кошелек, — слезы высохли, но Глюк была готова снова разрыдаться.

Либерта принесла кошелек. Глюк пересчитала деньги. Полсотни корон отдала охраннику, а сама грустно посмотрела на пару оставшихся монет. Охранник достал амулет. По телу Кюна пробежала волна синего света, он резко и глубоко вздохнул и потерял сознание. Минут через двадцать со стороны столицы показался конный отряд стражников. Грохот взрывов и яркие вспышки магической схватки привлекли их внимание.

— Сержант, у меня брат пострадал, лежит без сознания. Помогите отвезти его в город, — обратилась Глюк к командиру отряда.

— Нам некогда. Дождись попутного транспорта. Наверняка скоро целая вереница подъедет. Забздели купчишки, услышав взрывы! И не зыкрай на меня глазами, а то и тебя, и твоего мальчишку, — сержант кивнул в сторону Либерты, одетой по-мужски, — задержу, как свидетелей. А эта «головешка» останется подыхать на обочине. У Глюк не было сил плакать. Она хотела броситься на сержанта, выцарапать ему глаза, но его презрительная, брезгливая усмешка и явная готовность ударить её, остановила. Сержант забавлялся, уверенный в своей безнаказанности. Здесь, в столице, мелкопоместное дворянство, явно, не уважалось. Глюк почувствовала себя простолюдинкой на обочине, в грязи, когда она сама, смеха ради, часто пришпоривала своего коня, чтобы обрызгать с головы до ног, случайно встреченную замарашку. Сержант обошелся с ней именно так. Спустя мгновение Глюк увидела поднимающийся из низины обоз и бросилась ему навстречу.

Танте, родная тетя Глюк, сестра покойной матери, встретила её сердечно, искренне соболезнуя Глюк, она сама горевала о гибели своего зятя. У Брокена она всегда замечала только достоинства, виделись они редко, а пока была жива сестра, та никогда не жаловалась на мужа. Из-за хлопот с больным Кюном похороны Брокена скомкали, хотя дальней и ближней родни в столице оказалось много, не все они почтили его похороны своим присутствием. Врачи в столице были не такая редкость, как в провинции, Танте пригласила за свои деньги самого дорогого и сильного в этой области мага. Врач осмотрел Кюна, но лечить не взялся.

— Ему осталось жить не дни, а часы. Чудо, что после такого ожога он до сих пор жив. И ушел, но деньги за визит взял. Кюн не знал о вердикте врача и не желал умирать. Не приходил в сознание, не пил, не ел, не умирал.

Старушка-травница готовила отвары, протирала Кюну кожу, вернее, сплошной ожог.

Через три дня за Либертой приехал отец. Они собрались уезжать в тот же день. Кюн, как будто почувствовал, очнулся, открыл глаза, увидел Либерту.

— Кто ты? — еле слышно прошептал он.

— Либерта! — удивилась она.

— А я? Кто я?

— Ты Кюн! Глюк оттеснила Либерту от брата.

— Братик, любимый, дорогой, — разрыдалась она от радости.

Кюн смотрел на сестру, не узнавая. Глаза его затуманились, тело его задрожало, и он снова потерял сознание.

Начиная с этого дня, Кюн каждый день приходил в сознание, выпивал немного вина или молока, старуха-травница никак не могла для себя решить, что ему полезнее, и снова впадал в обморок-сон. Прошла неделя. Кюн исхудал, но на месте ожогов выросла новая, розовая, нежная кожа, совсем не такая, как бывает при ожогах.

— Твои отвары сотворили чудо, — восхитилась успехами травницы Танте.

— Отвары, конечно, помогают … — не отказалась от похвалы старушка. Но произнесла она это с сомнением.

— Брату нужен врач. Он никого не узнает, ничего не помнит. Тётя, ты можешь пригласить другого врача, не того зазнайку, — Глюк посмотрела на Танте с надеждой.

— Я поищу, девочка моя. Всё будет хорошо. Кюн выжил, а память вернется. Только не станет ли твой брат страдать, невеста бросила его.

Глава 4. Школа фехтования

Хард.

Появление в Роззе раненого дворянина Хард воспринял нормально, опять Паша спрятал, нужного ему для допроса, человека. Кюна даже немного подлечили, наложили гипс, но поместили в подземную тюрьму. Прошло два дня, и Хард забеспокоился. Он допросил Кюна, выяснил место схватки и направил в столицу пятерку лучших стражников. Они были снабжены запасами денег и укомплектованы лучшим оружием из обоих миров и амулетами. Хард написал пару писем к своим старым знакомым в имперской страже.

Володя хотел отправиться в столицу в составе сформированной группы, но Хард не захотел вешать на плечи своих спецов такую обузу.

Глюк.

Выздоровление брата проходило невероятно быстро, но душевное здоровье к Кюну не возвращалось. Глюк видела, что он ничего не помнит из прошлого, только то, что успел узнать за последнюю неделю. Врач сказал, что иногда помогает сильное душевное потрясение, и Глюк решилась. Она достала медальон с портретом брата, который вернула Либерта уезжая.

— Твоя невеста попросила вернуть тебе.

— Что это?

— Вы обменялись своими портретами, чтобы хранить на груди образ любимого человека.

— То есть, та худышка-замухрышка бросила меня?

— Я понимаю, что тебе больно, но не надо так грубо. Этим ты не сможешь изгнать из своего сердца любовь к Либерте, — Глюк обняла брата. По правде, ей до сих пор было страшно смотреть на его бесформенное, гладкое, безволосое лицо.

— Хороший портрет, — весело произнес Кюн, — я был красив … Но Глюк услышала в его словах то, чего там не было, горечь от разлуки с любимой, издевку над собой, обезображенным пламенем. И заплакала, неожиданно для Кюна.

— Она была твоей подругой? Ты любила её? — заинтересовался брат.

— Нет. Позавчерашняя простолюдинка! Как она могла мне нравиться? Как я могла с ней дружить? — возмутилась Глюк. Слезы мгновенно высохли.

— Тогда всё в порядке? — деликатно спросил Кюн.

— Ну и кто кого утешает?! — обрадовалась его сестра.

На следующий день Глюк заметила, что Кюн постоянно вглядывается в свой портрет.

— Что ты хочешь там высмотреть?

— Ничего. Но мне кажется, что, если я буду внимательно смотреть на портрет, то стану прежним, таким, каким был до ожога. Глюк подумала, что Кюн потихоньку сходит с ума. Она убежала к тете и разревелась. Смарт, муж тети Танте, сделал свой вывод.

— Парень уже физически здоров, а нюни распустил, как кисейная барышня. Пора восстанавливать боевые навыки, да и похудел мальчишка чересчур, мышцы нужно нарастить. Сегодня же займусь с Кюном фехтованием, — Смарт решительно встал и двинулся в комнату больного.

— Дядя, дядя …, — напрасно попыталась остановить его Глюк.

Кюн.

Смарт решительно, не постучав, вошел в комнату к Кюну.

— Что-то ты, племянник, залежался. Пора. Давно пора нам с тобой заняться делом, — слишком оживленно и жизнерадостно заявил Смарт.

— Я не против, дядя. Боюсь только, что от меня будет мало толку.

— Посмотрим.

Учебный бой на саблях продолжался недолго. Двигался Кюн сковано, технически он потерял все навыки.

— Хорошо, — заявил Смарт в конце.

— Что тут хорошего? — не понял Кюн, — я совсем не умею фехтовать.

— Именно это и хорошо! Летом, когда я был у вас в поместье, твоя техника боя меня разочаровала. Отцовская школа давно устарела, а переучивать всегда сложнее, чем учить.

— А не поздно начинать учиться?

— Собираешься осуществить мечту отца, купить место судьи, жениться … Должен тебя разочаровать, цены на судейские места сильно выросли. Денег, которые твой отец хотел получить под залог поместья, теперь не хватит.

— А ты что предлагаешь?

— Военная служба. Офицерские патенты, напротив, снизились в цене. Купишь себе должность капитана, но без военной подготовки здесь не обойтись. Надо научиться фехтовать, армия — это дуэли. По прибытии в полк сослуживцы сразу проверят твое мастерство, окажешься слабаком — не примут в свою среду.

— Они годами непрерывно тренируются, а я начну с нуля. Мне их не догнать.

— Настоящих мастеров немного. Тех, о ком ты говоришь. Они стоят особняком, в армию служить из них никто не пошел. Там нет возможности ежедневно заниматься, спарринг-партнеры не те, война не оставляет свободного времени и не создает условий. Это как призовая лошадь, она заболеет там на третий день, через неделю сдохнет.

— Интересно … Ты сравнил мастера клинка со скаковой лошадью! — засмеялся Кюн.

Смарт определил Кюна в фехтовальную школу. Он посчитал, что в самом начале нужно заложить основы. Школа располагалась недалеко, рано утром учитель задавал Кюну урок, проверял, правильно ли тот понял задание, Кюн возвращался домой и целый день отрабатывал упражнения. Иногда, возвращался и переспрашивал учителя, почему у него не получается упражнение. Кюн старался не встречаться с другими учениками, чтобы не пугать детей своим видом. Заниматься одному Кюну помогала прекрасная зрительная память и отличная координация движений. Учитель фехтования сравнивал Кюна с молодым хищником, легким, подвижным, быстрым, резким. Из-за прогулок по городу юноша начал носить легкую шелковую маску. Скоро она стала привычной даже для дома.

Прошел месяц и Кюн обнаружил легкий пушок на голове. Волосы были совсем белые, седые, но сестра обрадовалась и таким.

— Сними маску. Я хочу посмотреть на твоё лицо, — с надеждой попросила Глюк. Кюн снял, Глюк счастливо улыбнулась и захлопала в ладоши.

— У тебя тонюсенькие брови и ресницы выросли, белые, правда. Ничего, волосы выкрасим орехом. Еще немного и ты станешь прежним красавцем. Либерта локти будет кусать, — неосторожно напомнила брату о невесте Глюк.

— Здесь, в столице, много девушек приличнее и родовитей, чем эта недостойная девица, — вмешалась Танте.

— Пора проверить — не забыл ли ты, племянник, танцы. Через две недели закончится траур, будешь сопровождать сестру на званые вечера, — с облегчением сказал Смарт. Танте возложила эту обязанность на мужа, и тот рад был бы спихнуть её на Кюна. Как выяснила Глюк тут же, танцы её брат все позабыл. Две следующие недели Кюн не имел ни секунды отдыха, он разрывался между двумя школами. Фехтование чередовалось танцами, отработка стандартных фигур — не менее стандартными связками.

Горечи от потери отца Кюн не ощущал, и водоворот столичной жизни затянул его, он ощутил прелесть вечеров и приёмов, на которых тетя и дядя вращались в своем кругу, а он и Глюк среди молодёжи. Родни у Кюна было много, к тому же он и Глюк получали приглашения от родственников Смарта, занят был почти каждый вечер. Свою сестру-толстушку Кюн не считал красивой девушкой, но он с удивлением отметил нешуточный интерес к ней со стороны молодых людей. Манеры у многих были, на его взгляд, далекими от совершенства, но Кюн списывал всё на своё провинциальное воспитание. Какое? Он об этом ничего не помнил. Старательно всматриваясь в кривляния молодых людей он не находил в них ни красоты, ни чувства, ни ума. Кюн попытался пару раз изобразить то одного, то другого спесивого кавалера Глюк, та хохотала до слез. Во втором случае самолюбивый ухажер Глюк вызвал Кюна на дуэль. Отказаться было нельзя без урона для чести, так оценил ситуацию дядя.

— Хорошо, что выбор оружия за мной. В фехтовальной школе я как раз завершил начальный курс по сабле, а шпагу я даже не держал в руках. По-моему, у меня неплохие шансы на победу, — сообщил дяде Кюн.

— Я рад, что ты так уверен в себе, хотя шансов очень мало. В любом случае схватка пойдет до первой крови, не допусти, чтобы его единственный удар стал смертельным.

— Можешь убить его, Кюн, он мне совсем не симпатичен, — заявила Глюк, с детства влюбленная в старшего брата.

— Пожалею. За что его убивать, твоего ухажера тупорылого? — засмеялся Кюн.

— Ну, ты и слов нахватался в столице! Твой круг общения нужно контролировать, — забеспокоилась тетя.

— Дорогая, ему предстоит смертельный поединок, а ты тревожишься о его воспитании, — запротестовал Смарт.

— Мои сыновья никогда так не выражаются!

— Когда наши сыновья вернутся из армии в очередной отпуск, мы с тобой еще не то услышим.

Дядя с тетей продолжили свои обычные пререкания, а Глюк немного обеспокоилась.

У себя дома, в провинции, брат считался сильным фехтовальщиком. Друзья наперебой расхваливали его скорость, ловкость, выносливость и силу удара. Но после болезни всё могло измениться.

Дяде надоел бессмысленный, заведомо проигранный спор, с тетей и он засобирался на встречу для обсуждения условий дуэли.

— Может быть, хотя бы кольчуги оставим для защиты? — попробовал он в последний раз надавить на Кюна.

— Нет. Я за два месяца привык двигаться без нагрузки, мне она будет мешать, — воспротивился Кюн. Подумал и добавил, — а противник, напротив, привык к доспехам. Практически все дуэли проходят именно так.

— Ты прав. В твоем положении надо использовать каждый, даже самый мелкий, шанс на победу, — похвалил Кюна дядя.

Условия дуэли насторожили противника Кюна. Кюн, без пяти минут барон, не понимал заносчивости второго сына баронета, даже не наследника титула. Разводить обсуждения вокруг выбранной Кюном сабли, вместо традиционной, обоюдоострой шпаги, именуемой дуэлью. Дядя пошел на уступку и согласился с использованием кинжала с широкой чашкой, который использовали как щит. Схватка началась яростно. Противник ловко пользовался кинжалом, когда ему нужно было парировать рубящие удары, а Кюн не владел этим искусством, и при первых же выпадах чуть не был ранен в левую руку. После этого Кюн успокоился, мало того, он стал легко угадывать все выпады противника. Сын баронета, гордый и храбрый, с детства изучивший искусство фехтования, может быть, одержал бы победу. Но Кюн был слишком ловок, невероятно удачлив, он легко избегал и отражал удары соперника, и двигался быстрее. Кюн увидел, что через мгновение его противник раскроется, он удачно отбил кинжалом удар, сам же молниеносно уколол саблей в бедро. Рана, которую Кюн нанес сыну баронета, была не смертельна, но крови он потерял много. Ему туго перетянули ногу, во время перевязки он потерял сознание. Кюн тщательно вытер саблю и вложил ее в ножны. Смарт бросился его обнимать.

Хард.

В Роззе вернулся, посланный на поиски Паши, отряд. Все усилия закончились ничем, ни самостоятельные поиски, ни встречи со знакомыми Харда не принесли результата.

— Всё говорит о том, что, либо Паша погиб, либо находится на Земле, лишенный силы, — констатировал Алексей.

— Что будем делать с хромым дворянчиком, последним подарком Паши?

— Подержи его в подвале, не объест он тебя. За полгода Паша, даже на Земле может накопить достаточно энергии, чтобы сообщить о себе, послать записку, например, — предложил Хард.

— Решено. Полгода ждем.

Кюн.

Через два дня после дуэли Смарт предложил Кюну нанести визит вежливости раненому противнику.

— Вы должны завершить формальности. «Дуэль подвела черту недоразумению, стороны не имеют друг на друга обиды, пожмете руки в знак примирения», — явно процитировал Смарт какой-то регламент.

— Я тоже поеду, навещу страдальца. Его из-за меня чуть не убили, — неожиданно заявила Глюк.

Болд.

Отцовское баронетство давало слишком мало средств для достойного содержания в столице Болда. Тем более, что он был вторым сыном, не наследником. Потратиться на хорошего лекаря-мага Болд не решился, и молча страдал от сильной, непрекращающейся боли в ноге. Двое суток без сна довели его до крайней степени раздражения. Семнадцать дуэлей меньше чем за год, и всего две царапины. Обычно, по неписанным правилам светской жизни, сражались в легких кольчугах. Обоюдоострая, легкая дуэлья с трудом пробивала кольчугу, риск был невелик, а внимание дам, напротив, огромно. Злость от поражения не позволяла Болду сразу правильно оценить поединок, только спустя сутки он понял, что Кюн мог легко убить или покалечить его, если бы продолжил движение сабли. Слуга принес записку от Смарта. Наличие в списке посетителей Глюк, приятно удивило. Болд тут же написал ответ, радостно соглашаясь, предвкушая встречу с очаровательной сестрой Кюна. Боль, как будто, отступила, Болд даже попытался присесть на кровати, но тут же со стоном упал навзничь.

Глюк выглядела обворожительно, румяные, после мороза щеки, тающий снег на тонких бровях, озорные глаза, легкая плывущая походка. Болд почувствовал, что влюблен. Банальные фразы о здоровье и примирении, и в комнате повисла неловкая пауза.

— Не будем утомлять раненого, — поторопил всех Смарт.

— Напротив, вы развлекли меня. Мне так одиноко, — с надеждой посмотрел на девушку Болд.

— Как твоя нога? Через неделю у Кюна церемония в парламенте назначена, мой брат официально станет бароном. Ты сможешь прийти, — наивно спросила Глюк.

— Хотел бы, но не смогу. Рана дергает, надо было сразу звать лучшего мага.

— Дергает, это плохо, — глубокомысленно произнес Кюн, — и я вижу, тебя знобит. Не хотелось бы, чтобы наше легкое недоразумение закончилось твоей смертью.

— Глюк, оставь нас ненадолго, я посмотрю рану. У меня большой опыт после двадцати лет службы в армии, — попросил Смарт. Он внимательно осмотрел ногу Болда.

— Лекарь-маг плохо обработал рану, она воспалилась, — сказал Смарт.

— Дорого мне обойдется эта ссора с тобой, барон! — засмеялся Болд.

— Пока не барон, — заскромничал Кюн, — эти маги халтурят, а деньги берут огромные. Я без сознания лежал, ничего не помню, тетя мне рассказала потом, «пришел, посмотрел, развел руками, но деньги за осмотр взял».

— Был бы я магом! — мечтательно сказал Болд.

— Я тоже не отказался бы от малой толики силы, можно было бы много денег сберечь, — подтвердил Кюн.

— Первый раз вижу молодого барона, открыто сетующего на нехватку денег. Обычно это привилегия стариков, — улыбнулся Болд. В дверь постучала Глюк.

— Мне можно вернуться, и немного развлечь раненого? Расставались молодые люди тепло, по-дружески, без церемоний, приглашая друг друга заходить в гости.

Оставшись один, Болд почувствовал себя лучше. «Она настоящая магиня, её улыбка лечит лучше всяких заклинаний», — подумал он, и впервые за двое суток уснул.

Кюн.

— Тетя, какое жуткое недоразумение, что брату пришлось драться на дуэли с Болдом! Такой милый молодой человек, деликатный, воспитанный!

— Если Кюн всем твоим кавалерам нанесет по такой ране, то у тебя появится идеальное светское окружение, — остановил восторги Глюк дядя.

— А как он умен и начитан! У него целая полка книг! — продолжала Глюк.

— Целых восемь! — в притворном восторге закатил глаза к потолку Кюн.

— Ты и трех не прочел, — обиделась Глюк.

— Я умею читать? — удивился Кюн, — Надо попробовать. Тетя, дай, пожалуйста, мне твою книгу, попробовать. Я видел три дня назад, ты читала после обеда.

— Может, не стоит?! — попытался остановить его Смарт. Читать Кюну понравилось. Книга была дамская, буквы с завитками, читать было непросто, но интересно.

— Как ты быстро читаешь! Молодец! — похвалила тетя.

— Но-но! Поменьше болтайте об этом. Одно дело книги на полке, совсем другое — реальное увлечение чтением, — дядя был обеспокоен.

— Что тут плохого? — не мог поверить я.

— Тебе известен хоть один достойный дворянин, читающий книги?

— Нет, — подумав, ответил я.

— Хочешь, чтобы тебя заметили, добейся успехов в благородных занятиях. Затем можешь носить сапоги с длинными носами, побрить голову, заказать седло из красной кожи, или … бравировать чтением книг, — дядя был категоричен. Он сурово посмотрел на меня и добавил, меняя тему, — Но я доволен, что ты подружился с Болдом. Достойный молодой человек.

— Тетя, он пригласил нас завтра в гости, — смущенно объявила сестра.

— Только вместе с братом.

— Тогда вечером. Я договорился с мастером заняться шпагой, — разочаровал сестру Кюн.

— Увиливаешь от танцев, — обвинила брата Глюк.

— Без танцев у тебя нет ни единого шанса завоевать ту высокую рыжую девицу, с которой ты переглядывался на последнем вечере, — добавила Глюк.

— Уговорила. Займусь я танцами с завтрашнего дня. Но тогда у меня совсем не останется времени на визит к Болду.

Глава 5. Имперские танцы

Кюн.

К началу лета отношения Глюк с Болдом успешно двигались к помолвке. Болд потерял интерес к поединкам, и пальма первенства завзятого дуэлянта перешла от него к Кюну. Причиной большого количества вызовов было на редкость мягкое, корректное, джентльменское поведение Кюна во время поединка. Многим важна была не победа, а участие. Поединок с Кюном походил на игру, тренировочный бой, без озлобления, без ругани и оскорблений. Вызвавший Кюна на дуэль мог быть уверен, что поединок будет до первой крови, и Кюн никогда не воспользуется случайным падением, позволит поднять выбитую из рук дуэлью, не будет бить в открытое лицо. Кюн мог себе позволить такие игры по одной простой причине, он не только был быстрее любого соперника, он «знал» каждый следующий выпад, каждую атаку. Но такие правила Кюн распространял на «приличные» вызовы, за оскорбительный взгляд, неуместную шутку и неуважение дамы. Поэтому сегодняшний вызов от наглого дворянина, с красным от чрезмерного потребления вина, лицом, которое, иначе, как рожей нельзя было назвать, попал в иную категорию. Кюн поражался сам себе, насколько он всегда спокойно реагирует на оскорбления. Брань этого дворянина тоже не вызвала у Кюна ни ярости, ни негодования, но, как барон, терпеть это он не мог. Кюн ответил максимально резко, зная, что сразу же последует вызов. Двое приятелей дворянина продолжили оскорблять «слишком молодого барона, засидевшегося в тылу», из чего Кюн понял, что трое армейских друзей проводят отпуск в столице. Он вызвал их на дуэль сам. Радость первого, при выборе Кюном сабли, и выбор в качестве оружия, сабли, двумя другими, подтвердил его догадку.

— Три дуэли в один день, это уже слишком, — оценил Болд свою работу секунданта, — и условия жесткие. Первый вымотает тебя обороной, второй или третий разделают под орех. Дуэль назначили на следующий день, офицеры решили сражаться трезвыми и отдохнувшими. Вечером дядя резко осудил поступок Кюна.

— Я впервые вижу у тебя такие условия дуэли. Должен предупредить тебя, офицеры привыкли убивать, а не фехтовать. Формально, дуэли запрещены. Если убьют тебя, то твои противники спрячутся в армии, война всё спишет. Если убьешь ты, начнется неприятное разбирательство. Последствия могут быть самыми жесткими — могут послать рядовым на фронт. Могут обязать выплатить семьям убитых годовое содержание, твой бюджет таких трат не потянет.

— Есть много способов не убивать. Например, ослепить, отрубить пальцы, ранить в ногу наконец, кольчужные штаны разрешены только до колен, — кровожадно разродился Болд серией советов.

— Это настолько усложнит задачу, что шансы Кюна станут мизерны, — не согласился Смарт.

— Всех убивать не надо. Достаточно запугать двух оставшихся быстрой смертью первого, — сказал Бонд.

— Если мне будет позволено вмешаться в мужской разговор …, — начала Глюк, но тетя строго посмотрела на нее. Осуждающе.

— Разбаловали тебя сверх меры, племянница, не при Болде, будет сказано. Продолжи, раз начала, — разрешил Смарт.

— Нужно взять тупую саблю, тренировочную, ту, с которой Кюн отрабатывает выносливость. Она гораздо тяжелее и прочнее обычной сабли, а Кюн летает с ней по площадке, как молния. Он изобьёт своих соперников, над ними будут потешаться!

— Устами младенца глаголет истина. Согласен с Глюк полностью, так я им только кости поломаю, а кольчуга их не защитит, — Кюн с благодарностью поцеловал сестру.

— Вечно ты меня за ребенка считаешь, так теперь еще младенцем обозвал, — обиделась Глюк.

Дуэли всегда проводили на песчаном корте для игры в мяч. Удобное, тихое место в центре города, крупный песок отлично утрамбован, не скользит в дождь и прекрасно впитывает кровь. Изначально дуэлянтов прельщало большое количество расходящихся улиц, прекрасное свойство на случай поспешного бегства, сейчас считалось дурным тоном покидать место поединка. Солнце только взошло, утренняя прохлада делала поединок приятным. Кюн с секундантом немного опоздали, четверо офицеров пришли раньше. Когда Кюн подал свою саблю секундантам для проверки, его противник насторожился. Кюн отчетливо ощутил его тревогу. Секундант чуть не уронил от неожиданности саблю.

— Это тренировочная сабля, — возмущенно сказал он.

— Я не хочу поранить доблестных военных. Надеюсь, использование такой сабли правилами не запрещено? — постарался сказать Кюн без насмешки. Его противник был слишком опытным, чтобы считать такой ход Кюна глупостью, но он не мог догадаться, что худенький Кюн сможет достаточно долго продержаться с таким оружием, и насколько оно окажется эффективным. Поединок начался мощной атакой Кюна, противник попытался отбивать удары, но это у него плохо получалось, выщерблины покрыли острие его клинка, а кисть одеревенела от мощных ударов. Дважды противник Кюна пытался парировать удары кинжалом, в результате хорошенько получил саблей по плечу. Совершенно не ждавший такого поворота боя он вскрикнул от боли, левая рука повисла, и он выронил кинжал. Кюн понимал, что внезапностью он добился огромного преимущества, но сейчас противник может решиться на отчаянный ход, он остался только с одной саблей и ему придется изменить манеру боя. Противник стал крайне острожен, он старался не блокировать удары, а отводить их. Это было временно, уйдя в глухую оборону, он бы гарантированно проиграл, и Кюн хорошо это понимал. Удары Кюна были стремительны и невероятно сильны, он не давал противнику времени на раздумья, его удары сыпались со всех сторон, а противник с трудом отбивался,

понимая, что проигрывает. Кюн внимательно «вслушивался» в соперника, ждал, когда тот решится на атаку. Наконец, улучив момент, противник чудом увернулся от удара и ударил в открытую шею Кюна. Тот давно ждал этого, парировал саблю кинжалом, а сам подло ударил своей саблей по больному плечу противника. На секунду глаза фронтовика вспыхнули яростью, рот раскрылся в немом крике боли, а потом он потерял сознание и завалился на бок. Кюн внимательно присмотрелся, два сломанных ребра, левая ключица сломана, непонятно, как он до сих пор держался? Напряжение боя прошло, Кюн расслабился, это позволяло ему, в последнее время, за четверть часа полностью отдохнуть, хотя раньше к физической нагрузке не добавлялось такое сильное нервное истощение. Кюна шатало, пот стекал струйками по лицу и спине, несмотря на прохладу раннего утра. Следующий противник, в нетерпении, шагнул к нему и обнажил свою саблю. Его глаза сверкали, он с яростью смотрел на Кюна. Навстречу ему выскочил Болд.

— Четверть часа перерыв. Регламент.

— Ты убьешь его чуть позже. Сейчас не будем давать мальчишкам повода обвинить нас в нарушении правил, — сделал примиряющий жест третий дуэлянт второму. В армейской среде умели ценить честь и не давали никому возможности позлословить.

— Позаботьтесь о вашем друге, — посоветовал Болд. Кюн упал на песок, холодный и влажный. Он пытался гнать от себя неприятные мысли. Во-первых, офицер оказался намного выносливей столичных дворян-дуэлянтов.

Во-вторых, ни один из его нынешних знакомых не стал бы продолжать бой избитый, с двумя сломанными ребрами и ключицей. В-третьих, повод для дуэли был глуп и мелок, пьяные офицеры со своими грубыми шутками выбивались из рафинированного столичного общества музыкальных салонов с танцами, песенками, эпиграммами и дружескими шаржами. Вопрос в другом, имеет ли он, Кюн, право калечить их и убивать?

Друзья-фронтовики успели отнести своего травмированного сослуживца в ближайшую гостиницу и вернулись. Очередной противник предъявил секундантам армейскую, боевую саблю, мало уступающую сабле Кюна по весу, но по-настоящему острую.

— Я меняю оружие. Имею право сменить саблю, она совсем затупилась в схватке. Правила это позволяют сделать, — Кюн решил потянуть время.

— Она у тебя с самого начала была тупая, — опешил офицер.

— Я имею право? — напирал Кюн.

— Зачем тебе это? — еле слышно, на ухо, спросил Болд.

— Я не хочу драться. Ищу повод прекратить дуэль, — также тихо прошептал Кюн, чем сильно озадачил друга.

— Хочешь вывернуться, трусливый щенок. Не получится. Можешь сменить саблю. Я согласен, — офицер презрительно посмотрел на Кюна, а тому стало обидно, что он — «щенок». Кюна как будто подменили, он еле дождался команды секундантов. Противник достался Кюну высокий и жилистый. Длинные руки вдобавок к длинной сабле — не подступишься. Кюн привык, что он выше всех, что такие проблемы у его противников, а тут он сам попал под ветряную мельницу непрерывных мощных ударов. Офицер был старше Кюна лет на десять и гораздо массивнее, свой старый, до болезни, вес Кюн так и не набрал. Бой шел уже минут десять, оба тяжело дышали, оба получили по парочке легких ранений, но запястье левой руки Кюна одеревенело, еще пара тяжелых ударов и он не сможет удержать кинжал. И тут, наконец, Кюн «увидел», что через мгновение офицер, чуть помедлит закрыться, сабля Кюна пробьёт кольчугу на левом плече, … и он вложил в удар всю свою силу. Кюн отскочил, теперь, когда противник истекает кровью, важно было выгадать время. Удача окрылила, придала свежие силы Кюну, он легко уходил от ударов, двигаясь по всей площадке.

— Остановись, трус, прими бой! — взревел офицер.

— Признай поражение, иначе следующим ударом я снесу тебе твою глупую башку, — Кюн говорил спокойно, даже не задыхаясь. Он чувствовал себя бодрым и свежим. Его противник остановился, не в силах преследовать Кюна, а тот кружил, заставляя его поворачиваться лицом, делая ложные выпады, угрожая, выжидая, когда интуиция покажет ему очередную ошибку соперника. И такой момент наступил, Кюн завершил свою комбинацию уходом за спину противнику, успевая ударить в бок, на уровне талии. Офицер побледнел, и как-то сдулся, стал ниже ростом, потерял выправку, движения стали напоминать больную старуху.

— Прекратить дуэль, — уверенный голос, не оставлял сомнений в праве отдавать такие команды. «Всего двое», — потерял всякую скромность Кюн. Его противник демонстративно бросил саблю и кинжал на песок. Кюн собрался достойно ответить неожиданным визитерам, придумывая формально корректную, оскорбительную фразу.

— Посмотри на цепь со знаком, — остановил его Болд.

— Что я должен увидеть, — на всякий случай заинтересовался Кюн.

— Это маги, хранители алтаря, — уточнил его друг.

— Господа, прошу простить моего друга. У него полная потеря памяти, последствие сильного ранения, — обратился Болд к магам.

— Брось оружие, мальчик, — снисходительно сказал младший из магов. Из его руки выплыло дрожащее облачко огня и потянулось к Кюну.

— Ах ты тварь! — выкрикнул Кюн, молниеносно бросая в мага саблю. Сабля сделала полтора оборота и ударила мага тяжелой рукояткой в лоб. Маг повалился на песок без звука, красиво, даже элегантно. Это напомнило Кюну что-то смутно знакомое, он брезгливо посмотрел на лежащее тело мага. Старший из магов неспеша аплодировал Кюну.

— Что ты будешь бросать в меня? Кинжал? — ехидно спросил он.

— Не люблю, когда атакуют огнём!

— Ну-ну. А мне показалось ты на «мальчика» обиделся. Руку разожми! Кинжал сам упал на песок, Кюн не хотел его отпускать.

— Два шага вперед! Ноги самостоятельно сделали два шага. Офицер смотрел на мага с отвращением и страхом, на двигающуюся марионетку Кюна — с жалостью. Кюну стало нестерпимо больно в груди, слезы потекли по щекам двумя ручейками, прокладывая в пыли узенькие дорожки. «Чтоб ты сдох!» — страстно захотел смерти старика Кюн. Маг внимательно разглядывал юношу. Кюн отчетливо понял, если упасть лицом вперед, то его голова покинет зону действия заклинания прежде, чем маг отреагирует. Кюн сделал невероятное усилие, и у него удалось, он падал лицом в песок. Не долетев десяток сантиметров до земли, Кюн почувствовал свободу, он владел своим телом. Не теряя ни секунды, он выхватил стилет и бросил в мага, уже лежа на песке с разбитым в кровь лицом. Над ним пронесся ураган огня, кольчуга нагрелась, но старик-маг был мертв, Кюн был уверен в этом, даже не подняв головы.

Соперника Кюна задело совсем немного, остальные остались в стороне от огненной волны. Третий офицер подошел к лежащему без сознания молодому магу и отрубил ему голову саблей Кюна.

— Его нельзя было оставить в живых, он нас всех видел, а «беседы» с магами, в лучшем случае, превращают человека в идиота. Как-то не хочется.

— До реки пять минут хода, заверни в плащ своего, а я понесу старика, — Кюн завернул в свой длинный шелковый плащ тело мага, взвалил на плечо и рысью побежал по аллее к набережной. Болд догнал его через пару секунд.

— Я помогу!

— Вернись. Отведи раненого офицера в гостиницу. Я не устал, — Кюн на секунду остановился, и его догнали два офицера, секундант нес голову мага, третьему сопернику Кюна досталось тело. Они измазались в крови мага.

— Достаточно было ударить в висок, — укоризненно сказал Кюн.

— В реку всё равно лучше бросать без головы, чтобы не сразу опознали, — начал оправдываться офицер.

— Раздевать будем? Мне это не нравиться!

— Когда маги нас поймают и начнут пытать, вот тогда тебе всё понравится. И всё же, раздевали трупы фронтовики. Секундант даже осмотрел кожу магов в поисках тату. Везение вещь хорошая, но оно рано или поздно заканчивается, тишину раннего утра нарушил весёлый женский смех. К берегу спускались две молоденькие простолюдинки, а Кюн в это время таскал своей шляпой воду из реки, пытаясь смыть кровь с гранитных ступеней, офицеры тщательно мыли окровавленные руки, всё было так очевидно, что даже красавицы-блондинки сразу перестали смеяться. Самая решительная, молча, бросилась бежать, вторая — пронзительно завизжала. Кюн, стоявший ближе всех, бросился за беглянкой, по дороге успев ударить горластую в солнечное сплетение. Он догнал девушку буквально через двадцать шагов, от удара в спину она покатилась на землю, пропахав носом по траве, замерла, изображая обморок. Шляпка отлетела в сторону, юбка, зацепившись за ветку куста, порвалась. Кюн поднял шляпку, схватил девушку за шкирку и поднял над землей одной рукой. Воротник перехватил ей горло, и притворщица сразу пришла в себя, изобразила полное смирение и готовность к повиновению. Кюн чуть опустил руку, ноги девушки коснулись земли, небольшое ускорение от колена барона направило её в нужную сторону. Кюн отозвал чужого секунданта, как самого старшего из офицеров, в сторону.

— Что будем делать с девчонками?

— Простолюдинки. Кому они интересны? Их убийство не преступление. Брезгуешь — так я сам всё сделаю.

— А если вы заберете их с собой … служанками? — замялся Кюн.

— Как такой слюнтяй мог напасть на магов? — удивился офицер, — Хорошо, та, что с расцарапанным носом совсем неплоха, характер чувствуется, вторую тоже пристроим. Но хлопот в дороге с ними будет много. Ты, со своим секундантом, куда собрался бежать? В столице оставаться — смертельный риск. Даже больше, чем смертельный, те ужасы, что рассказывают про магов — хранителей алтаря, приукрашивают действительность.

— Я барон, член имперского собрания!

— За тобой нет реальной силы. Я правильно понимаю? Кюн обреченно кивнул.

— Решайся. Патент на офицерское звание наш полковник продаст тебе на месте. Полковник своих офицеров не выдает! Никому! Никогда!

— Он будет покрывать убийство? — Кюн был неприятно удивлён.

— Мы вчетвером доложим о происшедшем. Если полковник сочтет это преступлением, то назначит наказание.

— Отрубит голову?

— Не сам. В полку есть палач. Если мы останемся живы, то представим ему тебя и твоего друга.

— Согласен. Со своим другом я поговорю.

Через неделю шестеро дворян без всяких приключений добрались до расположения полка. Ну не считать же неприятностью попытку одной из двух новых служанок удрать, спрятавшись на сеновале. Хозяин служанки лично отстегал её кнутом, да так, что ему пришлось на следующий день разориться на три короны, чтобы подлечить ей спину. В дороге дворяне сдружились, небольшие обиды офицеров, потративших почти все отпускные деньги на лечение, полученных на дуэли, травм, Кюн компенсировал большим количеством вина, выпитого компанией за его счет на каждой стоянке. Через неделю офицеры казались Кюну образцом галантности и воспитанности. Ему стоило поучиться их образцовым манерам, от которых были в восторге все встреченные в дороге дамы. Предупредительные и деликатные, они не делали скидок на утомительную дорогу, вели себя по отношению к дамам идеально. Только развращенные столичным богатством подобранные у реки служанки портили нервы офицерам. Глупые, неуместные идеи, что простолюдины могут поступать по своему усмотрению и не исполнять желания знати, офицерам приходилось выбивать кнутом. Кюна, спасшего служанкам их никчемную жизнь, девушки ненавидили.

Глава 6. Дикая охота на гномов

Сильвестр.

Пятый сын барона из далекой провинции на северо-востоке империи никогда не мог рассчитывать на помощь отца, он с молодых лет привык к опасной, тяжелой, военной жизни. Деньги на патент офицера зарабатывал сам, своей кровью и потом. Два года солдатом, пять лет сержантом и целых семь лет офицером, кто-то скажет «неудачник» — ни поместья, ни денег, друзья говорили «везунчик» — сам ни разу серьёзно не был ранен, и его отряд нес самые малые потери. Но на этот раз Сильвестр понял, что его хваленая удача покинула хозяина, история с убийством магов дурно пахла с самого начала, после разговора с полковником смрад пошел, хоть нос зажимай. Ни наказывать, ни прикрывать своих офицеров полковник не стал. Он решил убить одним выстрелом двух зайцев. Начальство вторую неделю настаивало на рейде в далекий тыл противника для того, чтобы нарушить снабжение гномов, потрепать небольшие вражеские гарнизоны, захватить обозы с налогами, сжечь мосты. Желающих рисковать своей шкурой за красивые слова не было. Полковник согласился продать Кюну и Болду патенты и предложил Сильвестру объединить их шесть отрядов в одно большое подразделение под командой штабного майора. После двухмесячного рейда, сводный отряд должен был вернуться в полк, а шестерым офицерам было разрешено, не возвращаясь в полк, убыть в отпуск, оставив свои отряды под командой сержантов. Вопрос со служанками полковник решил сам. Он, как бы случайно, встретился с одной из них, долго и доброжелательно выслушивал жалобы на незаконные действия своих офицеров, посетовал на мягкость штрафов за своеволие господ офицеров и, наконец, внял мольбам, избавил служанок от «каторги». Поместье полковника было не так далеко, и он нанял служанок для одной из своих дочерей. Сборы в рейд заняли целую неделю. Сильвестр начал беспокоиться, маги могли нагрянуть в любой момент. Остальные офицеры были слишком заняты подготовкой, ни у кого в полку не было такого порядка в отряде, как у Сильвестра. Неожиданно въедливый и дотошный характер продемонстрировал Кюн. Сильвестр поглядывал с интересом на офицеров-новичков, в основном контролировал, чтобы сержанты не воспользовались неопытностью молодежи, а тут хоть сам учись. Свежий, незамыленный взгляд, умение быстро поставить на место своего и, главное, чужого сержанта. Капитан-интендант из штаба долго жаловался на Кюна. «Неприятный у твоего протеже взгляд, будто смотрит и мысли читает. Ведьму ты, мой старый друг, привез!» Сильвестр, конечно, возражал. «Барон-ведьма — это нонсенс!» Но сам вспомнил о небывальщине, убил-таки молодой, неопытный барон старого, матерого мага.

Молодого мага, случайно, неожиданно, при огромной удаче, может оглушить, и то не каждый. А вот старого, да когда на тебя наброшена «узда повиновения», из положения «мордой в землю» попасть стилетом в глаз, совсем не целясь, тут поверишь в барона-ведьму, в оборотня, в любые другие страшилки капитана.

Кюн.

Покупка офицерского патента потребовала большую часть наличных денег Кюна. У Болда денег на патент не хватало, пришлось молодому барону выгребать остатки своих. Но даже с добавкой Кюна Болду пришлось идти на поклон к банкирам. Сильвестр сильно отговаривал нового сослуживца от такого шага, ссылаясь на свой горький опыт.

— Я, еще служа сержантом, польстился на их уговоры. Мол, сразу стану офицером, оклад вдвое выше, прямая выгода. Действительно, я на полгода раньше стал офицером. Только всю прибавку в окладе за эти полгода отдал банку. Специальные платежи, хитрые проценты, штрафы за то, что заплатил раньше срока, пеня за просрочку, комиссия, обслуживание — я узнал столько новых слов!

— Это ты явно преувеличиваешь! — удивился Болд.

— А я как-то сразу поверил Сильвестру. Думаю, что банкиры обошлись с ним мягко, боялись его злить, — возразил Кюн Болду.

— Да. С купцами, например, банкиры не церемонятся. Разоряют частенько. К ним в кабалу только в самом крайнем случае люди идут. Наживаются на людском горе, — зло сказал Сильвестр, потом добавил, — и дураках.

— Я поговорил с полковником. Он выступил третьей стороной в договоре с банком. Полковой казначей проверил условия, банк будет напрямую получать все мои деньги в полку. За четыре месяца казначей расплатится за меня с банком, — Болд был доволен условиями.

— Банк больше, чем вдвое увеличит сумму займа, всего за четыре месяца! Неплохо, — хмыкнул Кюн.

— У меня не было другого варианта, согласись!

— Я вас обрадую, по условиям рейда вся добыча остаётся в отряде. Те из нас, кто останутся в живых, разбогатеют. Гномы в это время собирают дань, есть возможность неплохо поживиться, — Сильвестр попытался произнести новость радостно, но все почувствовали фальшь в его словах.

Арбалетный болт прошил ногу насквозь, по пути разворотил мышцы и вырвал небольшой кусок мяса. У Сильвестра это был единственный раненый в его отряде, зато какой — старый и опытный сержант. Меркурио потерял практически весь свой отряд, спасся только тот, кого отрядили сторожить лошадей. Из отряда Кюна в живых осталось двое солдат, у Раме и Блонда полегли все. У Копера в живых осталось трое, все были ранены. Майор отвлек гномов своей безумной атакой от вылазки Раме и Копера. И хотя маг гномов положил две трети отряда во главе с майором одним ударом, Копер успел дотянуться до мага саблей. Голова гнома катилась по дороге, как мяч для игры. Раме лежал без движения. Кюн и Болд, поджигавшие мост, успели спрыгнуть в реку, и не получили ни единой царапины.

Офицеры, воевавшие на самых опасных местах, выжили, а солдаты во главе с майором — погибли. Лишь отряд Сильвестра, по традиции не имел потерь убитыми, хотя сержант вряд ли сможет выжить.

Солдаты обыскивали трупы гномов, офицеры готовили вьючных лошадей, перегружали серебряные слитки. Надо было спешить. Теперь, когда от отряда осталась всего лишь пятая часть, людей могло спасти только быстрое бегство. Кюна заинтересовал амулет мага, по традиции трофеи с тела мага ни солдаты, ни офицеры не трогали — боялись. Кюн, много чего забывший из прошлой жизни, спокойно мародерничал, удивляясь брошенным ценностям. Дворяне сгрудились около трупа гнома, в богатых доспехах. Кюн не понимал причины задержки, он подошел, раздражаясь.

— Что случилось?

— Гномский «граф». Убит в спину, — сообщил Сильвестр.

— В горячке боя мы не заметили дворянский герб. С кем не бывает? Если бы майор выехал, как положено, с вымпелом, гномский маг нас всех бы пожег, — удивился Кюн.

— Ты что говоришь-то?! Мы дворяне или быдло?! Одно дело простых гномов из засады перебить, и совсем другое дворян. Там, чуть дальше, еще два гнома-дворяна — убитые лежат. Мы свою честь замарали! — закричал Сильвестр.

— Поэтому в рейд никто идти не хотел, — грустно признался Меркурио.

— Скрыть такой позор не удастся, да я и не буду, — Копер поддержал Сильвестра.

Болд и Меркурио кивнули головой в знак согласия.

— Давайте не терять время даром. Я со своими двумя солдатами останусь, скрою следы боя, тем более дождь начинает накрапывать. А вы уходите в горы, у пещеры мы вас догоним, если нет, значит — не ждите, — Кюн торопился закончить неприятное обсуждение.

— После такого налета нам лучше будет пару недель отсидеться в горах, а потом завершить рейд, — согласился Меркурио. Сильвестр кивнул головой.

Кюн дождался отъезда отряда и приказал своим солдатам таскать трупы гномов на середину моста и сбрасывать их в реку. Стремительное течение реки подхватывало даже одоспешенных гномов. Вода была мутная, Кюн не видел, как далеко уносило тела. Дворян Кюн приказал раздеть, он надеялся, что трупы не сразу найдут, а найдя, не опознают. Дождь лил, как из ведра, Кюн продрог, солдаты ворчали, но гроза была людям на руку, на дороге не было видно ни одного обоза. Телеги Кюн оставил в ближайшем лесу, там же он отпустил стреноженных лошадей, больше двух заводных лошадей на человека солдатам было не нужно. Кюн не стал догонять Сильвестра, большой приз серебра не манил его, у «графа» гномов оказался мешочек с изумрудами, а своим солдатам он отдал доспехи дворян. Кюн решил вернуться в столицу, бумага на отпуск, подписанная полковником, лежала у него в кармане. К вечеру следующего дня трое лошадей пали, но маленький отряд преодолел около сотни километров.

Сильвестр.

Шли быстро, дорога позволяла. Раненых положили в повозки на шкуры и покрывала. Сержант заснул, в грозу, в горах шансов выжить у него не было, но Сильвестр надеялся на чудо.

— Дальше только узкая крутая тропинка. Раненых надо оставить в пещере, иначе им не выжить, самим уходить, — предложил Болд на рассвете.

— Дай мне Раме и Копера, я утоплю в озере серебро, с таким грузом нам не оторваться от погони, — предложил Меркурио.

— Хорошо. У вас на это час времени. Никто не должен знать место! — согласился Сильвестр.

— Небольшую часть серебра возьмем с собой. Дальше есть мелкое озеро, если утопить там серебро, так, чтобы это заметили, то гномы сделают остановку на поиски или оставят часть отряда, — схитрил Болд.

— Согласен. У кого остался амулет исцеления? Я намерен захватить сержанта с собой, — попросил Сильвестр.

— Это несправедливо. Копер своих тогда не оставит, и нам всем наступит …

— Я отдам им свой амулет. Если гномы войдут в пещеру они обрушат вход. Через неделю нам в любом случае нужно вернуться с магом-лекарем, — пробовал уговорить свою совесть Сильвестр, а заодно и Меркурио с Болдом.

— Сейчас я позову Копера, — уже уходя, сообщил Болд.

Кюн.

Вернулся из разведки солдат.

— Нас, вроде как, вчера засекли. Вокруг бродят поисковые группы гномов.

— Двигались мы быстро. Это не погоня.

— Разъезды гномов я заметил трижды, и две группы следопытов.

— На ночевку останавливаться не будем, — велел продолжать путь Кюн. Он хотел как можно быстрее пройти опасный район. В случае нападения скрыться в редком лесу было затруднительно. На много километров вокруг лесостепь, свежие лошади гномов имели очевидное преимущество.

— Загоним лошадей, — посмел сказать свое мнение молодой солдат.

— Да. Так и сделаем. Осталось пройти сотню километров, за две ночи вполне реально. Тем более, что скоро начнется лес, лошадей придется бросить, — Кюн, как всегда, был безжалостен и к животным, и к людям. Казалось, что сам он не знает усталости.

До утра сделали всего две остановки — накормить и напоить лошадей, солдаты ели и пили верхом. Беспрерывный марш позволил проскочить сорок километров. К утру стали на дневку. Лес становился гуще. В паре километрах, за полем, виднелся хутор. Кюн послал молодого солдата в разведку. Кюн задремал и не заметил возвращения солдата. Он не услышал, как его солдаты долго шептались, собрали вещи и, крадучись, сбежали прочь. К тому моменту, когда Кюн проснулся, солдаты ушли на десяток километров в лес. Кюн давно измотал их и физически, и морально. Хозяин хутора сообщил солдату, что в этих местах гномы не появляются, добыча была слишком велика, поэтому солдаты решили дезертировать. Проснувшись в одиночестве, Кюн не стал торопиться, осторожно, краем поля пробрался на хутор. Пятерка собак заливалась лаем — гномы хутор не навещали, сделал вывод Кюн.

Сильвестр.

Такого поганого настроения у Сильвестра не было давно. Он даже не помнил, когда ему было так мерзко. Отряд уходил от погони горами, гномы без устали преследовали, гнали людей, как волки гонят оленей. Но мучило Сильвестра не это. Он никак не мог простить себе жестокой ошибки в бою на переправе. Военный успех был оглушительный, люди захватили целый обоз серебра, добычу целого рудника. Убили могучего мага. Но если гномам станет известно, что в человеческом отряде присутствовали дворяне, вся война изменит свой благородный ход. До сих пор только пограничники позволяли себе подобные нападения. Гномы также применяли в войне с ними подлые методы. Но дворянство границы самозваное, император не признал ни одного из баронов пограничья. Это не дворяне, а главари бандитских шаек. Сильвестру оставалось немного достойных вариантов: смерть в бою или монастырь. Его товарищи переживали позор не так сильно. Хотя, возможно, Сильвестру только так казалось.

— Мой друг детства пошел служить в имперскую стражу. У них такие засады, как наша на переправе, обычное дело, — в тон мыслям Сильвестра сказал Меркурио, ехавший рядом.

— А ты его до сих пор считаешь дворянином?

— Устарели. Давно уже устарели наши понятия о чести.

— В армии — нет! Ни у людей, ни у гномов! Это так? Так! Сам знаешь!

— Нет. Не так. Иначе нам не пришлось бы прятаться от магов в проклятом рейде.

— Маги нужны императору. Война, его можно понять.

— А нас понять нельзя? У нас не было выхода. Умирать в полку страшной, мучительной, магической смертью, или умирать в рейде. Никто из нас не успел заметить дворян-гномов. Что тут сделаешь?

— Я видел. Не с самого начала, но еще до начала атаки. А ты видел?

— Тебе это так важно?

— Значит видел. Остальные?

— Болд и Кюн слишком неопытны, они в бою ничего вокруг не замечают. Остальные …

— Кюн посчитал засаду нормой. Новое поколение дворян …, — горько усмехнулся Сильвестр.

— Барону полгода назад мозги отшибло, — попытался обелить его Меркурио. За разговором друзья прозевали вражескую засаду.

Кюн.

Долго путешествовать одному не пришлось, Кюн через пару часов набрел на стоянку своих солдат. Правда, до него на солдат натолкнулись гномы-разведчики. Легко захватив солдат в плен, они занимались своим любимым делом, пытками. Уж очень им хотелось узнать, где солдаты добыли доспехи с графским гербом. Старший из солдат уже умер, молодой продолжал мучиться. Гномов было пятеро, Кюн не знал, что ему делать, он не рассчитывал с ними справиться. Подойти так близко, он смог только по причине сильного интереса разведчиков к процессу допроса. Смотреть, как умирает его бывший солдат, Кюн не мог. Он решился, достал небольшой арбалет, зарядил свою единственную магическую стрелу, короткую и маломощную. Кюну захотелось убить всех гномов одной стрелой, вырвать им сердце, разбить их злорадные рожи … Он выстрелил в старшего, как ему казалось, гнома. Все гномы одновременно схватились за грудь правой рукой и повалились на землю. «Неслабенькая магическая стрела мне досталась», — восхищенно подумал Кюн. Солдат прожил еще полчаса. Просил пить и постоянно вспоминал мать. Кюн даже выспросил её адрес, чтобы, при возможности, навестить, благо память у Кюна была абсолютная. Пришлось возвращаться обратно, нужны были рабочие руки, Кюн хотел по-человечески похоронить солдат.

Расчетливые крестьяне забрали себе одежду гномов, оружие у разведчиков было слишком хорошее, чтобы Кюн отдал его им. Свою работу крестьяне сделали добросовестно и совсем не роптали, когда Кюн забрал старшего сына и четверку лошадей, чтобы доехать до ближайшего города и отвезти трофеи. Ехали молча, крестьянин боялся молодого барона, сумевшего убить пятерку гномов-разведчиков, Кюн размышлял над странной смертью гномов. Он начал сомневаться в том, что причиной смерти была магическая стрела. Странные мечты посещали его голову. «Может, я стал магом, когда оказался в центре схватки, зимой. В меня вошла сила погибших магов. Или амулет мага-гнома позволяет колдовать. Или у меня всегда были способности, а из-за близкой смерти, они проснулись.» Когда дорога вышла из леса, Кюн заметил вдалеке небольшой разъезд гномов. Крестьянские лошади устали, но гномы тоже с трудом смогли пустить своих коней вскачь. «Вот он нежданный случай проверить свои возможности», — подумал Кюн, прицеливаясь из разряженного магического пистолета. До гномов было слишком далеко, но курок щелкнул, и ближний гном свалился под конские ноги и был растоптан.

— Следующий, — произнес Кюн, нервно смеясь, и снова, прицелившись, нажал на курок. Гном взмахнул руками и завалился на спину. Через минуту лошадь гнома остановилась, но Кюн этого не видел, он продолжал охоту. Один из гномов дважды стрелял в Кюна из магического пистолета, но было слишком далеко. От дюжины гномов осталось трое, когда они, наконец, решились бежать. Кюн развернулся и начал преследование. Гномам нужно было уходить пешком в лес, на дороге у них не было шансов. Они не сообразили, через пару минут всё было кончено. В гнома, владельца магического пистолета, Кюн стрелял трижды, первые два раза неудачно. Испуганный крестьянский сын долго не мог прийти в себя.

В городке Кюн долго не мог продать свои трофеи, пока ему не насоветовали обратиться к интенданту, жившему в гостинице. Тот дал меньше половины настоящей цены, но сделка была завершена в один день.

— Интересно, сколько стоит патент интенданта? — задал Кюн нескромный вопрос.

— Столько же, сколько обычный офицерский патент. Но … тебе не продадут, — усмехнулся интендант. И поспешил исправиться, — Свободных должностей интендантов в армии никогда не бывает.

Спустя две недели Кюн добрался до столицы.

Сильвестр.

Засада гномов была неготова к яростной, безумной атаке офицеров. У Сильвестра появился вкус к жизни. Его друзья также воспрянули духом, впятером они в лоб атаковали два десятка гномов, и буквально вырезали их за пару минут. Солдаты из отряда Сильвестра рассыпались по флангам и успешно сражались, тесня гномов. Бой распался на отдельные стычки, единоборства. Командир гномов не предусмотрел возможности отхода, рассчитывая на троекратный перевес. И теперь, проиграв, гномам некуда было бежать, они начали сдаваться, но люди безжалостно убивали их.

Сильвестр и Болд не получили ни единой царапины, но Меркурио, Раме и Копер были тяжело ранены. Из пятнадцати солдат уцелело четверо, пятеро были легко ранены. До маленькой человеческой крепости в горах оставалось десять километров. Сильвестр не надеялся их пройти.

— Час на отдых и перевязку ран, — отдал он команду.

— Еще один патруль или засада гномов, и нам конец, — еле слышно сказал Болд.

— Вечером будем в крепости. Там сильный маг-лекарь, он всех поставит на ноги. Соберем маленький отряд и быстрый марш обратно, до пещеры.

— У тебя всё всегда получается. Ты в самых трудных ситуациях не падаешь духом, — Болд восхищенно смотрел на Сильвестра. Сильвестр нашел в себе силы твердо посмотреть в глаза молодого друга.

Глава 7. Темная эльфа

Кюн.

Кюн сразу направился к дяде, ему надоело останавливаться в гостиницах маленьких городков. Тихо и уютно, ванна с горячей водой, молоденькие служанки готовые потереть спинку, помассировать плечи и согреть постель. Согреть постель жарким летом? Потные женщины и теплое вино, пыль дороги и грязь провинциальных городов, скука и в пути, и на отдыхе. Кюн пару дней попробовал ехать в компании попутчиков, молодых дворян, возвращающихся в столицу, но их бесконечное, детское веселье его раздражало. Дверь и окна были забиты досками, дядины соседи смотрели на Кюна со страхом, беседовать с ним не стали, лишь близкая подруга тёти шепотом предупредила Кюна, что его родных забрали служители магического ордена хранителей алтаря.

— Искали тебя, не нашли, забрали твоих родственников. Сначала увезли твою сестру, а потом пришла очередь Танте и Смарта, их теперь не спасти, думаю. От магов не возвращаются. И ещё, император лишил тебя дворянства, ты теперь преступник. Имперская стража объявила тебя в розыскной лист.

— А сыновья дяди? Они не приезжали в отпуск?

— Я написала им письмо. Надеюсь на чудо и их благоразумие. Дворянство им оставлено …

На квартиру Болда Кюн не поехал. Чувство опасности стучало набатом в голове Кюна. Слежку он увидел случайно, это получилось само собой. Шел за Кюном невзрачный человечек, затем их стало двое, потом четверо. Они отставали, менялись, а потом Кюн стал их убивать. Внешне это выглядело естественно, человеку стало плохо, перехватило дыхание. Присел на ступеньку дома, на скамейку, прислонился к стене, и умер. Тихо, без крика, незаметно. Может, выпил человек, разморило его на солнце. Кюн зашел в первую попавшуюся гостиницу, оставил свою лошадь, заплатив за неделю, купил полдюжины бутылок легкого вина, немного хлеба с сыром, и стал пробираться к замку герцога Дюк, где угнездился магический орден хранителей алтаря. Замок стоял в излучине реки, на высоком крутом берегу. От городских кварталов его отделяла широкая улица, господствующее положение где, имели не привратные башни замка, а заброшенная колокольня, на другой стороне улицы. Кюн с трудом открыл запертую на огромный замок дверь. Сначала он пытался нащупать стилетом защелку, но потом поступил проще, вытащил из двери петлю вместе с замком. Дверь рассохлась, иначе у Кюна бы ничего не вышло. На лестнице Кюну казалось, что в него при каждом шаге бьют молнии, но на последнем пролете это чувство пропало.

«Нервы разгулялись. Голова раскалывается, чудится всякая дрянь», — подумал он, миновав три десятка убойных магических ловушек на непрошенных гостей. Кюн осторожно пробрался на самый верх колокольни. Колокол давно сняли, возможно, это была обычная смотровая башня. С неё прекрасно просматривались не только выходы из замка, но и часть территории внутри его стен. В центре настила была большая дыра. Кюн подумал пару минут, прикинул расстояние до каменного пола на первом этаже и пошел покупать веревку, приговаривая: «Сапоги нужно одеть на толстой подошве, а не то пятки отшибешь.»

Кюн не испытывал ни жалости, ни гнева. В душе его была пустота и безразличие, но сам он умирать не хотел. Это удивляло его. Кюн отстраненно осуждал это своё желание жить. Способ убийства обитателей замка Дюк он продумал ещё во время поиска удобного для засады места. «Я теперь простолюдин. Имею право на подлые убийства», — злорадствовал он. Оказалось, что Кюн прекрасно знал анатомию человека. В организме есть много органов, разрушение которых вначале незаметно, но неизлечимо. Возможности магов-лекарей Кюн хорошо знал. Эти знания удивили и обрадовали Кюна.

Трое суток сидения на башне довело счет потенциальных трупов до четырех сотен, и хождения из замка в город и обратно прекратились. Умирать служители культа и сами маги начали всего сутки назад, Кюн собрался уходить из башни и начал халтурить. Он разрушал кровеносные сосуды, вызывая инсульты, внутренние кровотечения и слишком быструю смерть. Закупоривал мочеточники, разрушал почки и поджелудочную железу, делал дыры в кишечнике и желчном пузыре. Особенно тщательно Кюн обрабатывал магов, здесь он не ограничивался одной болезнью, старался сделать смерть мучительной и страшной. Кюн упустил момент, когда можно было свободно покинуть башню, отряды стражников уже начали прочесывание прилегающих домов, а к башне направлялась шестерка магов. Трех ближних Кюн уложил за минуту, в голове каждого мозги превратились в кашу. Защита четвертого полыхнула нестерпимым светом, ярче полуденного солнца и в её огне маг сгорел заживо. Двое оставшихся пропали из поля зрения Кюна, стали невидимы. Башня задрожала от магического удара, но устояла. «Умели раньше строить», — радостно подумал Кюн, обдирая толстые перчатки о веревку и соскальзывая вниз. Заранее намеченная дорога для отхода была уже перекрыта отрядом стражи, запасной вариант перекрывал маг-невидимка. Во всяком случае, именно там видел его Кюн последний раз. «Не повезло вам, ребята», — подумал Кюн, убивая всех шестерых стражников. Это получилось у него легко, все чувства обострились, энергия бурлила, казалось, что не было трёх дней и ночей напряжения. Кюн подбежал к стене, огораживающей дворик дома, за секунду взлетел наверх, прыгая вниз, посмотрел назад, где должны были находиться маги-невидимки. В горячем воздухе он увидел два воздушных вихря. Доли секунды хватило Кюну, чтобы попытаться вырвать сердце у ближнего мага. Попытка была неудачной, воздушный вихрь полыхнул огнем и мгновенно потух. Маг остановил свой бег, на секунду стал виден. Но Кюн давно уже был на другой стороне двора и штурмовал противоположную стену. Через квартал Кюн рассыпал мешочек дорогого гномского перца. Еще раз перелез через забор, оглушил пару собак, и вышел на улицу, попасть куда, обходя дома, было долго и непросто. «Хороша планировка! Специально строили так. Обычный средневековый город», — мелькнула в голове у Кюна чужая мысль.

Кюн успел забрать свою лошадь и выехать из города. Буквально через минуту ворота закрыли. По всем дорогам поскакали патрули во главе с пятерками магов.

Формирование таких мощных отрядов отняло время, что позволило Кюну оторваться от погони. Ближайшие ворота вели на запад, поневоле Кюн скакал в сторону эльфийских королевств.

Глюк.

Предположения соседки Танте о быстрой смерти родных Кюна оказались неверными. Глюк была жива и невредима, её наивность, глупость и самомнение заставили следователя ордена сразу потерять к ней интерес. Танте и Смарт были арестованы на всякий случай. А вот, привезенный из родового замка Кюн, ошеломил следователя своей стойкостью. Тот отрицал свою жизнь в столице, настаивая на чудесном перемещении в приграничный город Роззе. Пытки не давали результата. На последней стадии барон сознался во всем, но поверить ему мог только дурак. Следователь попросил мага покопаться в памяти Кюна, его первоначальные показания подтвердились, но было поздно — Кюн полностью потерял разум, и начал медленно умирать. Вот тогда следователь снова вернулся к допросам Глюк. Её жизнь в столице, все сведения о столичном «брате» записывались и анализировались. Скоро возникла невероятно простая, но невозможная с точки зрения научной магии теория: под личиной Кюна в столице проживал Святой маг.

Невозможна такая теория была по двум причинам. Во-первых, о живом Святом маге не было никому известно. Во-вторых, столичного Кюна видели многие маги, он несколько раз посещал банк для получения своих денег, он проходил присягу, официально став бароном, при этом никаких признаков иллюзии никто не заметил. Увы! Но только Святой маг мог убить члена совета ордена, убить легко, как котенка. Маг-охранник также имел высокий статус. Следователь отдал приказ следить за домом Смарта. Как оказалось, очень вовремя, буквально через два дня столичный «Кюн» появился. Узнали об этом не сразу. Когда топтуны не вернулись домой, никто не обеспокоился, работа такая. Начальство также проявило небрежность, докладывать о результатах слежки каждый день их никто не обязывал. Только на третий день были допрошены соседи, но к тому времени эпидемия незаразных болезней охватила персонал ордена. Следователь в эти три дня тоже уходил ночевать в город, и теперь лежал на смертном одре.

Глюк повезло, многие связи ордена были разрушены страшной атакой Кюна, людей и магов не хватало. Осторожные срочно нашли себе неотложные дела за пределами замка, трусливые бежали, презрев последствия, расчетливые начали плести интриги, колеблющиеся дезертировали к врагам, к тому же в погоню были отравлены лучшие силы ордена. Глюк не беспокоили неделю.

Володя.

Купеческий караван тестя стал для Володи лучшим прикрытием. Отец и Хард на этот раз напрасно отговаривали Володю от поездки в столицу империи. Пантано встретил Володю неприветливо. Проверки, патрули, заставы, жесткий полицейский контроль напомнил Володе Москву. Стражники быстро выделяли приезжих из толпы и доили, доили, доили. Пограничники — это в Пантано стало клеймом. Скоро Володе стало известно о теракте в замке Дюк. У него появилась надежда.

«Только Павел Ильич способен на такую масштабную атаку. Странно, что так много убитых? Жестоко, подряд, без всякого отбора. Но маги могли довести добрейшего дядю Пашу до такой жестокости своими безрассудными действиями. Вот найду дядю Пашу, он мне всё расскажет», — Володя надеялся на удачу, и сделал правильные выводы случайно, интуитивно. Короткий анализ показал, что стража уже разобралась, в какую сторону бежал Святой маг. Володя забрал обоих спецов, приданных ему Хардом, и отправился по следам дяди Паши. Азарт и нетерпение переполняли его.

На первом же перегоне Володе самому, а не многоопытному помощнику тестя,

пришлось беседовать с сержантом стражи. Володя торопился, был излишне возбужден, слишком полагался на огромную мощь амулетов дяди Паши, и не знал, как положено вести себя пограничникам в империи. В результате, на третьей минуте разговора, сержант достал оружие. Это был магический пистолет, способный убить почти любого мага. Обычно, все собеседники сержанта теряли весь свой гонор, и сразу повиновались приказам. Володя уже хотел сдать назад. «Сейчас местный гаишник начнет придираться. Руки на круп лошади! Покажи клеймо! Почему зимняя сбруя? Подковы разного профиля. Грива нерасчесана. Покажи дорожные сумки», — грустно приготовился он к неизбежной дойке.

Володя усмехнулся своим аналогиям с недавней российской действительностью, эта улыбка довела сержанта до решительных действий. «Погранцы всегда в чем-то замазаны. А если мы даже ничего криминального не найдем, то у нас есть что им подложить», — решил сержант и нажал на курок. Защитный амулет сработал достойно, отраженный удар сжег, стоящих рядом с Володей, сержанта и его напарника. Трое, оставшихся в живых, стражников на мгновение растерялись, затем обнажили оружие, но Володины охранники уже достали ружья и выстрелили дуплетом крупной картечью.

Летучие отряды ордена нашли достойную добычу. Многим было понятно, что манера убийств непохожа на действия столичного «Кюна», что на месте схватки следы трех человек, а не одного. Но преследовать Святого мага было страшно, а новый противник выглядел не столь опасным. По следам Володи ринулись десятки маленьких отрядов. Через неделю половина из них имела удовольствие выследить и догнать пограничников. Их защиту не смог пробить никто, они же убивали много и безжалостно. Но способы убийств были далеки от магии.

Кюн.

Чуть отъехав от столицы, Кюн почувствовал себя в безопасности, ни слежки, ни погони. Его смущал такой быстрый конец преследования, немного по другому представлял он себе действия стражи и магов ордена. Но не доверять своим чувствам он тоже не мог. Прекратив бегство, Кюн задержался в провинциальной гостинице, которую он так не любил. Обедал он в одиночестве. Ранним утром и поздним вечером путешественники заполняли зал, но днем гостиница пустела. Неожиданно в дверях возникло чудо: солнечные лучи подсвечивали тонкое летнее платье из невесомого шелка, элегантная шляпа с драгоценными перьями диковинных птиц полыхала разноцветными огнями, белоснежная улыбка богини сводила с ума в одно мгновение. Кюну показалось, что женщина улыбается именно ему. А кому же еще? Он один обедает в зале. Но богиня проплыла мимо, а толстяк трактирщик бросился навстречу приезжей, лепеча вздор. Кю покраснел, побледнел, вспотел и покрылся гусиной кожей. Он то открывал рот, как бы собираясь что-то сказать, то захлопывал его, сопя и вздыхая.

«Она играет. Ей необходима помощь, а получить её она может только от меня», — снова, несвойственные Кюну, мысли выплыли из глубины сознания. Робость и отупение прошли, у Кюна появилась уверенность в себе, некая снисходительность к наивной игре незнакомки. Казалось это не опытная, зрелая женщина, на десяток лет старше Кюна, собралась манипулировать восторженным мальчиком, а опытный, видавший виды, мужчина улыбается при виде давно ему знакомых женских уловок.

«Как же она должна быть хороша в постели!» — без грамма пошлости подумал Кюн. И стал ждать следующего хода прекрасной брюнетки. Прекрасная фея из детской сказки нахмурилась, но и это вышло у неё обворожительно, на пару секунд задумалась. «Почему, интересно, щенок не бежит к хозяйке, виляя хвостом?» — промелькнула её простая мысль в голове у Кюна. «Как она непосредственна!» — восхитился Кюн. «Сейчас поманит». Сказочная фея поманила Кюна пальчиком. Он, не рассуждая, встал и, со счастливой улыбкой идиота, чуть ли не бегом, засеменил к столу незнакомки. «Здорово у неё это получается», — остановившись у стола, подумал Кюн.

— Графиня Де Ля Феер, — представилась она.

— Барон … нет-нет, я служу у барона …, то есть служил, — запутался Кюн. Графиня ободряюще улыбнулась.

— Меня зовут Паша, — придумал себе имя Кюн.

— Паша, — смаковала незнакомое имя графиня, — мне нравится. Пойдешь ко мне служить охранником. Графиня не спрашивала, дозволяла.

— Хотелось бы узнать условия, — огорошил её новоявленный Паша. От такой наглости графиня чуть было не открыла рот для отповеди, но вовремя сдержалась и начала нагло врать. «Как её допекло! То, что ехать в столицу, это неплохо. Никто не ожидает такой наглости, а графиня послужит хорошим прикрытием, среди слуг меня искать не будут. О! Какие бесстыжие планы на мой счет! Она думает, что выглядит в моих глазах на двадцать? Неужели двадцать восемь — это для женщины старость?» Кюн не удивлялся, что легко читает мысли графини, его уникальное чувство опасности, на его взгляд, было более важным. А возможность физического воздействия на расстоянии прямой видимости, не только на обычного человека, но и на хорошо защищенного мага, казалось Кюну верхом магического мастерства.

— Госпожа! Мне положена форма, одежда ваших цветов с гербом?

— Конечно. Но здесь, в маленьком городке, могут возникнуть сложности с пошивом, — сделала попытку увильнуть графиня.

— Без формы я не согласен, — по-детски обиделся Кюн. «Капризный, изнеженный красавчик».

— Пошли во двор, я проверю твою боевую подготовку, — удивила графиня.

В дверях, она обернулась и ударила кинжалом в бедро. Если бы Кюн не пасся в её голове, то удар он мог пропустить. «Чувство опасности молчало, значит, она только обозначала удар.»

— Неплохая реакция, и очень грамотный блок. А вот дальнейший захват с ощупыванием хозяйки был излишним. «Совсем не лишним».

— Ты дворянин?

— Нет, — на секунду замялся Кюн. Графиня это заметила, и внутренне, поморщилась.

— Как имя твоего барона?

— Роззе, — Кюн вспомнил название пограничного баронства.

— Сколько лет служил?

— Первый год — учеником, и четыре года, как стал взрослым, солдатом. Последние полгода сержант. Мне уже восемнадцать с половиной лет.

«Он всё ещё считает месяцы. Мальчишка! Хочет стать старше. Скоро это пройдет», — подумала она, но её мысль не обидела Кюна.

— Далеко служил?

— В пограничье. «Вот он легендарный погранец. Ничего особенного. Шарлота рассказывала про огромный рост и первобытную силу. Высокий худенький мальчик, каких много. Но присмотреться к нему волей-неволей я обязана».

— Сейчас сходим к портному, подберем тебе одежду. Не рассчитывай на чудо, утром мы уезжаем в столицу империи, поэтому выбирать будем из готового платья. Портной вензель вышьет на куртке — этого будет достаточно.

Буквально на следующий день Кюн смог проверить свою теорию о прекрасной маскировке дворянина в слугу. Графиня и Кюн весь день ехали в дилижансе, а лошади шли, привязанные, сзади. Вечером пассажиров начал проверять дозор ордена, в составе которого было пятеро магов. На Кюна не обратили никакого внимания. Собственно проверка была формальной, Кюн узнал, что «Святой маг» ушел на юг, и этот отряд утром присоединится к коллегам по охоте. Пока шла проверка, Кюн умерщвлял магов, а потом и простых людей. Делал он это с большой выдумкой, так, чтобы через сутки отряд перестал быть опасен, а умирать его члены начали дней через десять. Но до такой смерти никто не дожил, через два дня дозор натолкнулся на Володю и был вырезан полностью. Целый час, до самой остановки в придорожной гостинице, Кюн пребывал в радостной эйфории. Графиня не понимала причины, но захотела воспользоваться хорошим настроением молодого человека. Заказала номер на двоих.

Глава 8. Медовый месяц со жгучим перцем

Кюн.

Последняя ночь в дороге не удалась. В гостинице не было достойных графини номеров. Скандал, ругань, угрозы — виноват оказался Кюн. Постель сразу же стала мала для двоих, и хозяйка повелела охраннику спать на полу. Кюн долго не мог уснуть, ворочался, ругая твердые доски, понимая, что причина бессонницы — сегодняшняя холодность графини. За три дня она привязала Кюня к себе надежно. Кюн ворочался, и у него начались странные ощущения, ему казалось, будто в дорожной сумке, лежащей под головой в качестве подушки, есть живое существо. «Мышка?» — подумал Кюн, но не смог её найти.

Осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, Кюн переворошил всю сумку и нащупал там теплую вещицу. Вынул, в темноте засветился амулет гномского мага. Раньше амулет никогда не светился и был холодным. Провинциальный маг, которому Кюн показывал амулет, отказался заряжать его и не смог определить ни назначения, ни способа применения, оправдавшись своим незнанием гномского магического искусства. Всю ночь Кюн всматривался в рисунок магического плетения, постепенно понимая назначение каждого элемента узора.

Анна.

Графиня обнаженной стояла у зеркала. Яркие, до странности яркие, голубые глаза с черными бровями и черными ресницами, иссиня черные волосы, высокий рост, хорошо сложена. На плече у нее был еле виден цветок лилии, небольшой, рыжеватого оттенка. Графиня чуть повернулась, лилия на мгновение вспыхнула синим, затем красным и, наконец, белым светом. Большая кровать была пуста, Паша по утрам вставал затемно и тренировался во дворе дома до седьмого пота. Спать ему удавалось по три-четыре часа, но он был всегда бодр, а последние два дня искренне доволен. Анна связывала это с утренними прогулками Паши по близкому парку, после тренировки. Навестить другую женщину за получасовую прогулку он явно не мог успеть, но лучился довольством, будто кот, укравший сметану. Копаться в маленьких тайнах своего охранника Анна не желала, через три недели ему предстояло умереть, во имя короля эльфов. Паша этого не знал, и Анна не хотела насторожить юношу излишним любопытством. В постели Паша был неутомим, но абсолютно необразован, по эльфийским меркам. Скучный дикарь, считающий себя диким жеребцом. Учеба Анны приносила свои плоды, и через три недели ей будет жаль прощаться с ним, но долг для графини был превыше всего.

Кюн.

Первые два дня пребывания в столице Кюн не мог вырваться от графини, она не отпускала его ни на миг. Бесконечные пустые визиты и встречи, магазины и лавки, прогулки и развлечения. Графиня прятала свои настоящие контакты в громадной куче «мусора». Помогла постель. Кюн выматывал свою хозяйку до изнеможения. Заснув далеко за полночь, она стала просыпаться ближе к полудню, и Кюн успевал «прогуляться в парк». Его маршрут пролегал мимо замка Дюк, дюжина стражников и магов ордена попадала в поле зрения Кюна, после чего, каждому из них, оставалось жить не больше трех-четырех дней.

Сегодня Кюну попался «крепкий орешек». Обычный прием не прошел, а, усилив своё воздействие на мага злостью до предела, Кюн добился только яркой вспышки магической защиты. Полдюжины «случайных прохожих» сразу начали озираться в поисках врага и умерли мгновенно, у Кюна пропала причина скрывать свое присутствие. Воздушный кулак отбросил Кюна метров на тридцать.

Анна.

Паша вернулся с прогулки в синяках, ссадинах, в разорванной одежде. Грязный, но довольный больше, чем обычно. «Вместо сметаны Кот стащил огромный кусок мяса. Был нещадно бит, но это того стоило», — подумала Анна. Бэтти, служанка графини, после возвращения её в город, была загружена работой выше головы. Это Анна могла поспать до полудня, но теплая ванна должна быть готова в любой момент. Бетти, симпатичная блондинка, не понимала многих вещей, особенно того, как безродный охранник смог заставить хозяйку мыться каждый день. Понятно, что грязнуле-погранцу нужно мыться часто, но благородной даме? Хорошо, что Паша пользовался холодной водой, иначе Бетти умерла бы от усталости. Паша вошел в дом и бросил Бетти свою одежду. «Штопка, стирка. На целый день работы. Ведет себя по-хозяйски, оборванец. Но денег у него много. Бетти утром покопалась в его вещах и ужаснулась, не иначе Паша ограбил кого. А самой Бетти он вчера бросил мелкую медную монету. Жаден и спесив», — Бетти еще не решила, стоит ли рассказывать хозяйке о находках в сумке Паши. Хозяйка могла подумать, что у Бетти есть привычка рыться в чужих вещах. Анна смотрела на фортели своего охранника сквозь пальцы, удивляясь сама себе, списывая свои поблажки, а часто и прямое потакание, на жалость — последние дни доживает милый Паша. «Не мешало бы ему немного сбавить гонор. Паше, видимо, кажется, что и я, и Бетти служанки, а господин — он», — мыслила Анна правильно, но стоило охраннику только посмотреть на неё, заготовленные слова пропадали из головы, и она успевала либо поддакивать, либо кивать головой в знак согласия. Молодой и искренний, Паша полыхал эмоциями. Стоило ему только дотронуться до Анны, она сразу чувствовала его нежность и обожание. В постели его страсть передавалась ей, и многоопытная женщина не могла не признать, что дикая, животная любовь мужчин из человеческого пограничья полностью соответствовала легендарным рассказам её подруг. Бетти, наивная и влюбчивая, почему-то, гораздо реальнее оценивала охранника. Возможно, Паше не хватало времени и сил для соблазнения служанки.

Кюн.

Кюн был счастлив — он убил мага, который был гораздо сильнее, искуснее, старше, который был лучше вооружен, и имел поддержку из замка Дюк. Кюн рисковал, в случае поражения его ждала мучительная смерть, но именно такого рискованного хода не ожидал противник. Когда от первого удара Кюн прокатился по мостовой тридцать метров и замер, пытаясь понять: жив или уже умер, маг уверился в своем успехе. Затем Кюн уполз в переулок, и маг не стал осторожничать, не послал, выжившего в схватке, стражника добить Кюна. Стражник стоял далеко, и маг поторопился, прошел полсотни метров, любопытствуя, кто настолько обнаглел, чтобы среди бела дня нападать на магов. Мало того, из ближних ворот уже выдвинулась боевая тройка магов, и спешка была совершенно напрасна. Кюн встал, чтобы оглядеться. Тупик. За углом обостренный опасностью слух уловил легкие, почти неслышные шаги мага. Кюн перестал дышать и бросил в дальнюю стену высокого кирпичного забора один из двух своих кинжалов, тот зазвенел, упав на брусчатку. Кюн надежно ухватил второй кинжал, и ударил, еще невидимого им, мага, целясь в открытое лицо, на уровне глаз. Попал выше, в центр лба. От страха маг показался ему выше и крупнее. Кюн помнил, как легко удалось убить мечом мага гномов, но на всякий случай вложил в удар всю силу. Кинжал пробил обе кости, и только гарда остановила его. Щуплый, худенький маг упал на бок и медленно, нехотя умирал. Черты его лица менялись, маг старел на глазах. А кинжал выдавливало из головы. «Неужели выживет?» Близкие шаги людей за углом дома оторвали внимание Кюна от захватившего его процесса, «их там слишком много», — решил он. Маленький балкон, в трех метрах над мостовой, был труднодостижим, это прельстило Кюна, враги не догадаются. Кюн ловко забрался на балкон, буквально за пару секунд. Он присел, укрыв голову за кустиками декоративных цветов. Враги разделились, двое склонились над останками мага, еще двое, стражник и маг, побежали к дальней стене, где лежал второй кинжал Кюна. Все трое магов смотрелись молодо и небогато, Кюн решил, что сможет с ними справиться. Дождавшись, когда маг подберет его кинжал у дальней стены, он разорвал ему сердце. Кинжал зазвенел, выпав из рук мага на мостовую.

— Проклятый амулет! Не трогай второй кинжал, — закричал, невидимый Кюну, маг внизу, под балконом. Его напарник не успел остановить движение руки, коснулся насквозь ржавого кинжала, лежащего у головы убитого. Маг дернулся, как от удара молнии, Кюн разорвал ему шейный сегмент спинного мозга. Третьим был убит стражник. Маг под балконом был невидим, он стоял не двигаясь, возможно заподозрил неладное. Каждая секунда ожидания играла на руку противнику, и Кюн осторожно высунул голову за ограждение балкона, маг стоял, задрав голову вверх, их глаза встретились. Ящик с цветами ударил Кюна в лицо, чуть не сломав ему шею, обратный удар взорвал магу голову. Кюн спрыгнул, больно ударившись пятками о камни мостовой, старый маг, со шрамом во лбу, тихо шевелил губами, невидимый обычным глазом дымок потянулся к Кюну. Недолго думая, юноша отпрыгнул в сторону, уходя с трассы непонятного дыма, сделал два огромных шага и ударил старика ногой по голове. Ярость погасла в светящихся желтым светом глазах мага. Добежав до конца тупика, Кюн подпрыгнул, ухватился за острые зубчики стены, и свалился на той стороне, попав в лапы двух сторожевых псов.

Бетти посмотрела на порванную и грязную одежду с таким презрением, чтобы охранник понял — её нужно выбросить, а не стирать и штопать.

— За работу, лентяйка, — бросил Кюн, уходя промывать раны, ссадины и укусы. Он был счастлив, восторг и эйфория от удачной охоты, казалось, сами собой заживляли его раны. Графиня снисходительно посматривала из окна на охранника, плещущегося у колодца. Кюн читал её нежные мысли, ему было хорошо еще и от них.

Глюк.

На семь дней следователь пропал, на восьмой Глюк перевели из подвала в нормальную комнату с решетками, накормили настоящим обедом, приставили усиленную охрану, а на десерт она получила добрейшего старичка, нового следователя ордена. Он попросил её считать его другом, был предупредителен и мил. Глюк вообразила себя спасенной, начала мечтать о скором освобождении. Этому способствовала, состоявшаяся через пару дней, встреча с тетей и дядей. Смарта отпускали под домашний арест. Тот был хмур, понимал, что это ловушка для Кюна, но вслух не говорил, не хотел расстраивать племянницу, жена это понимала сама.

Кюн.

Обычно, графиня называла место, Кюн же определял маршрут поездки. Сегодня удалось проехать мимо дома тети, и Кюн заметил, что доски с окон и дверей сняли.

В доме живут. Кто? Было неясно. То, что это ловушка, очевидно. На предрассветный визит для новичков Кюн попадаться не стал, лучшее время, считал он, сразу после утренней пересменки. Легко вычислить состав и зачистить его, в запасе останется много времени, хватит на всё.

Ночью Кюн превзошел себя по всем статьям. Графиня начала догадываться, что молодой охранник не так прост, как она считала ранее, но не могла отказать себе в удовольствии, в результате заснула перед рассветом, и Кюн обеспечил себе свободу до полудня.

Кюн с каждым месяцем становился всё тоньше в кости и легче. Из-за этого, да в сочетании с его звериной грацией, многим он казался моложе своих восемнадцати лет. Одежда слуги делала его незаметным, а отсутствие оружия на виду превращало в человека, недостойного внимания стражи. Кюн, занятый поеданием пирожков, не имел свободных рук, чего не мог бы позволить себе «опасный преступник». Смена стражников проводилась в восемь часов, маскировались они профессионально, но Кюн чувствовал их, как собака чует добычу. Кюн уже привык, что его охватывает радостное возбуждение, предвкушение удовольствия от предстоящего убийства. Он гордился собой, дворянская кровь дает себя знать или это благоприобретенное свойство, бывший барон не знал. Искусство убивать Кюн отточил до совершенства. Он мог повредить в человеке кровеносный сосуд так, что тот не замечал внутреннего кровотечения и умирал, теряя сознание, в считанные минуты. Ни один из охранников не успел привести в действие свои амулеты малого, среднего или большого исцеления, ни один из трех магов не смог сплести исцеляющее заклинание. То самое, особое, только для имперских магов, служащих в имперской страже. Да и спасли бы их амулеты и заклинания — это большой вопрос, крови они потеряли слишком много. Кюн обошел потерявших сознание стражников, собрал деньги и амулеты исцеления, другие брать не решался.

«Пока они живы, значит — я не мародерничаю», — посмеялся бывший барон, набивая поясную сумку.

Смарт встретил Кюна безрадостно.

— На улице слишком многолюдно стало, по твою душу пасутся переодетые стражники, — не здороваясь, заявил он.

— Уже свою душу отдали богам, и гадать не надо каким.

— Их там не меньше дюжины.

— Было …

— Сестра твоя и тетя, обе живы до сих пор. Мне бежать некуда. Танте не заложница, за неё не боюсь, мы оба уже мертвы. Сыновья — заложники. Стоит мне сбежать — с ними поступят так же, как с тобой, лишат дворянства, объявят преступниками, — путано объяснил своё бездействие Смарт.

— Хорошие новости. Мы еще повоюем, дядя. Я их буду убивать по сотне в неделю, посмотрю, кому раньше надоест.

— Найдут они тебя быстро, против системы бороться невозможно.

— Трудно, тяжело, но реально. Система состоит из людей, и имеет свой предел прочности. Для пары тысяч членов ордена этот придел уже близок, после четвертой сотни наступит страх, после пятой — ужас.

— Что передать храмовикам? Сегодня мне придется держать ответ.

— Простой обмен. Их жизни на свободу сестры и тети. Какая удача, что они до сих пор живы и здоровы, — Кюн засмеялся и обнял дядю.

— Ты сильно изменился. Необычно видеть тебя таким восторженным, не вяжется всё это с убийствами как-то. Ты, случайно, не влюблен? Точно! Влюблен! — обрадовался Смарт.

— Это делает меня уязвимым, но я рад, что встретил ЕЁ!

— Кто она?

— Эльфийка. Графиня старше меня на десять лет, поэтому не воспринимает меня серьёзно. Она очень знатна. Помнишь, ты рассказывал мне легенду о знатных южанках, имеющих родинку между бровей?

— Это не легенда, это правда.

— Знатные эльфы имеют на плече родинку в виде лилии.

— У твоей любимой лилия на плече? — лицо Смарта перекосил ужас.

— Что-то не так?

— Ты знаешь, что эльфы в любви ведут себя, как животные? Свободные связи до брака, свободные связи после. У них даже есть понятие «друг семьи». Это мерзко и отвратительно.

— Дядя, ты такой консерватор. Сам со служанками, будучи холостым, не развлекался совсем?

— Со служанками! Твоя добрачная связь с Либертой, молча осуждалась всеми, и предполагала близкую свадьбу. Вы были помолвлены. Либерта, разорвав договор, поставила себя в очень неприятное положение, её статус упал до земли. У эльфов всё иначе. Графиня открыто живет с тобой. Так?

— Она считает меня простым погранцом.

— Не важно. Ты можешь представить себе тетю Танте, открыто живущую с охранником?

— Понятно.

— Теперь о лилии. Распутных женщин у них клеймят. Чтобы этого «добиться» ей было необходимо совершить невообразимое, с нашей точки зрения. Совратить множество мальчиков, вступить в связь с монахами или священниками, открыто продавать своё тело, заняться любовью с двумя мужчинами сразу.

— Или тремя, — горько засмеялся Кюн. Его смех походил на рыдания, — прости, дядя. Мне нужно побыть одному. Кюн вышел из дома весь в слезах. Он рыдал, как девчонка, не видя ничего вокруг. Поджидавший его маг, из совета ордена, усмехнулся и отдал команду двум тройкам боевых магов на уничтожение объекта. Через секунду два силовых жгута стали разрывать Кюна на две части, отдельно туловище, отдельно голова. Кюн даже обрадовался засаде, было на кого выместить чудовищную злость, кипевшую внутри, в сердце, в душе, где точно — он не знал. Шестерку магов разорвало на куски, а их командир полыхнул нестерпимым светом, расплавив землю и мостовую вокруг себя на десяток метров. Стена огня докатилась до Кюна. Оба дерева во дворе запылали вместе с листвой и плодами, шипя и воняя. Огонь вокруг мага пропал, стало видно, что он невредим, даже шляпа аккуратно сидела на голове. Маг поднял руку, видимо, направляя заклинание в сторону Кюня, и полетел в небо, сшибая в начале своего пути деревья и крыши домов. Через секунду звуковым ударом, метрах в трехстах, сорвало крышу дома. Кюн на долю секунды оглох, открытое окно ударило о раму, и стекла посыпались в комнату. Секунд двадцать Кюн еще следил за полетом мага, или его останков. Тот упал в лесу, за городом. Смарт стоял рядом, ожидая, пока племянник закончит свои дела.

— Сбросил злость?

— Немного легче стало, — опустошенно ответил Кюн.

— Что собираешься делать? Задушишь «сучку»?

— Не надо, дядя. Я понимаю, что она не сучка, у неё своя, другая мораль. Но она украла мою любовь.

— Может, не следовало мне говорить? Ты был счастлив с ней.

— Через пару недель это бы закончилось. Графина замышляет какую-то каверзу, хочет меня подставить под удар, — меланхолично проинформировал дядю Кюн.

— Пока ты любил её, тебе это было безразлично. Судя по горю, охватившему тебя, любовь никуда не ушла?

— Да. Люблю её и сейчас. От этого горько и страшно. Вижу — для чего я ей нужен, теперь знаю — кто она такая, но готов мучить себя дальше, — Кюн помолчал и добавил, — мне лучше уехать. Я не был готов узнать, что люблю её, это казалось мне интрижкой. Она меня приворожила? Кюн смотрел на дядю умоляюще.

— В каком-то смысле, да. Все женщины ведьмы, колдуньи, волшебницы, нимфы, ангелы … Уйди в недельный запой. Чудесное средство от всех бед.

— Дядя!?

— Поверь моему опыту!

— У тебя тоже была катастрофа в жизни?

— Две. И оба раза пьянка помогала. Но тебе нужно уехать из столицы, иначе враги возьмут тебя «тепленьким».

Анна.

Из очередного утреннего променажа Паша вернулся слишком рано. Начал молча и громко собирать вещи. Анна проснулась и, раздраженная, появилась в дверях его комнаты, в одной ночной рубашке. Лицо у Паши было серым и скучным, на Анну он старался не смотреть. Бетти не было видно, спряталась, мерзавка, от греха подальше.

— Долго ты будешь демонстрировать мне своё плохое настроение? — жестко проговорила графиня. Паша перестал собирать вещи, обернулся, лицо его стало ужасным, почернело и постарело, тело потеряло грацию, лишь глаза пылали, Анне стало страшно. Охранник развязал мешочек с деньгами, высыпал на стол золотые монетки, одна покатилась и упала на пол. Паша посмотрел на золотые короны, прикинул количество.

— По две монеты за ночь получилось. Тебе довольно оплаты, эльфийская шлюха? Мало? — Паша достал еще мешочек с золотом и бросил на стол. Анна оторопела от его злобы. Погранец оставил неупакованные вещи, взял сумку, оружие, отодвинул в сторону графиню и стремительно вышел. В окне мелькнула служанка с большой корзиной, побежавшая «закупать продукты». Анна просидела весь день у стола с золотом, молча, не двигаясь, без крошки хлеба и глотка воды. Вспоминала. Как молодой красавец священник соблазнил её, формально совершеннолетнюю эльфийку, Анне только-только исполнилось двенадцать. Как через два года, после её замужества с графом Де Ля Феер, священник начал вымогать деньги, а после её отказа встретился с графом, и любимый муж клеймил Анну и выгнал из дома. Первые два года выживания в мужском, жестоком мире лучше было не вспоминать. Как легко мужчины верят самому плохому! Как они жестоки! Анна забыла, что собиралась подставить Пашу, обрекала его на пытки и смерть, но помнила неделю любви, которую дарила ему бескорыстно. Она искренне верила в свою честь и своё благородство. Вечером графиня пересчитала золото. Бывший охранник заплатил ей за любовь больше, чем она получила от своего начальства за смертельно опасную работу. Графиня задумалась, денег должно было хватить на оплату давней мечты, убийства мерзавца-мужа. «А мальчишка любит меня до сих пор. Старался сделать больно, в ответ на свою боль. Не пожалел столько золота», — Анна посмотрела на ситуацию с другой стороны и улыбнулась. Разместить заказ на ликвидацию графа Де Ля Феер Анна не успела, поздним вечером усиленный отряд магов арестовал её вместе со служанкой и препроводил в замок Дюк. Связь Кюна с высокопоставленной шпионкой эльфов придавала расследованию новый аспект. Картина запутывалась. В эту ночь «добрейший старичок» не пошел ночевать, следил за пытками. Бетти мало что знала, но Анне требовался пример для осознания серьёзности её положения, поэтому девушку пытали по самой страшной программе. Лекарь дважды запускал сердце Бетти, в третий раз не смог и принял пяток плетей для осознания своей лени. К тому времени, как Бетти умерла, графиня успела выстроить четкий план своего поведения на допросе. Бедный «старикашка»! Анна навидалась в своей долгой богатой жизни столько ужасов, что вопли и стоны Бетти пропускала мимо ушей. Графиня была больше занята анализом вопросов и реакцией следователя на ответы служанки.

Глава 9. Две дюжины бутылок

Володя.

За неделю военных действий Володя со своими охранниками уничтожил столько магов и стражников, что у человеческой империи должен был пошатнуться военный паритет с гномами. Амулеты дяди Паши имели чудовищную мощь, ни один маг не мог пробить их защиту. Собственно, хороших магов в погоню не посылали, возможно, они сами могли решать: ехать им на охоту за сомнительным отрядом, или нет. На восьмой день храмовики успокоились, а стражники нашли себе дела совсем далеко, от греха. Небольшой отряд сменил одежду, лошадей, сделал крюк по лесу и вышел на старое место, где потерял следы дяди Паши. Под ногами путались десятки сомнительных субъектов. Володя проверял их на предмет поисков ими дяди Паши, часто угадывал. Он приказывал охранникам ликвидировать всех, виновных, невиновных, случайных. Володя смотрел на этот мир, как на компьютерную игру, а на людей, как на её персонажей. За пару дней дорога очистилась от лишних людишек, а Володя узнал, где искать дядю Пашу. «Ну и хитрован, Павел Ильич! Мало того, что внешность изменил, еще и в слуги подался! Хотя по описанию эльфийка — неземная красавица. Дядя Паша мог пуститься в авантюру ради секса», — Володя мысленно зааплодировал старому любителю женщин.

Кюн.

В гостинице не было, достойного, изысканного вкуса Кюна, вина, слуга бегал, высунув язык, по всему городку, но добыл. Рецепт дяди оказался чудесным, уже на третий день, образ графини потускнел, она перестала тревожить Кюна во сне, а симпатичные стройные незнакомки в зале не напоминали её. Кюн не дергался, одеревенев, перестал, задумчиво смотреть на пустую стену, во сне не выкрикивал «Анна», внешне стал напоминать нормального грязнулю-алкоголика, даже пахло от него перегаром. Запас вина был выпит досрочно, дядино задание выполнено. Похлебав горячего куриного супчика, Кюн ощутил движение мыслей в голове.

— Я мыслю, следовательно, я … — он не смог закончить фразу, но остался доволен собой.

— Пора возвращаться в «болото», в Пантано, в столицу. Уснули там без меня в замке Дюк, успокоились, расслабились. Зря. Рано. За вами должооок! Сестра и тетя. Их нужно с почетом вернуть в свет. Выплатить мне компенсацию за мою нищету и нынешнее простолюдинство, за отсидку родственников в застенках замка, за службу охранником у шлюхи …, — Кюн разрыдался. Он заказал еще пяток бутылок и продолжил терапию.

Володя.

В предместьях столицы Володю ждал огромный отряд магов. На виду оставались только три боевых тройки, но шевеление по краям дороги настораживало. Толстяк с золотой цепью, украшенной амулетами-рубинами, бесстрашно вышел на середину дороги. «Новогодняя елка не испытывает страха», — усмехнулся Володя и вынул свой длинный стилет, — «проняло, ишь как вспотел!» Володя подошел вплотную, толстяк отступил.

— Господин барон, я уполномочен сделать предложение о прекращении ведения, ведения … прекратить несанкционированные …, — толстяк немного запутался.

— Я понял! — остановил его Владимир. «Приняли за дядю Пашу. Странно.» Толстяк быстро успокоился, стал важным и значительным.

— Давно не получаете сведений с юга? — доброжелательно поинтересовался Володя.

— Вы уничтожаете наших людей!

— Описание барона имеете?

— Высокий, худощавый …. Ты не барон, он моложе. Глаза, нос, — толстяк с облегчение вздохнул, задрал морду вверх, — сложите оружие! Все трое арестованы!

— Незачем так орать, — спокойно произнес Володя, шагнул вперед и ударил стилетом в шею врага. Молния скользнула по руке, стилет испарился, шипя, а толстяк мгновенно почернел, превратился в столб пара с сажей, метров ста высотой. Володю ощутимо тряхнуло, кожу на перчатке сожгло, ладонь почернела, правая рука онемела до плеча. «Мой амулет уже не держит удара», — обреченно подумал он, и зашагал назад, под защиту охранников. Володю никто не атаковал, отряду дали отступить без боя. Никакого движения ни слева, ни справа заметно не было.

— Уходим на восток, — скомандовал Володя на первом же перекрестке. Онемение прошло, и правая рука горела нестерпимым огнем. Володя стискивал зубы, чтобы не стонать, последние три таблетки анальгина не помогли нисколько. Температура подскочила, он весь был мокрым, как мышь. «Потею — это хорошо», — пришла Володе глупая мысль, и он потерял сознание.

Кюн.

Возвращаться в столицу не хотелось, там была Анна. Кюн боялся встречи с ней.

Ждать две недели, пока она завершит свои сомнительные дела, было нельзя, в замке Дюк монахи мучили сестру и тетю. Лишь поэтому Кюн начал собираться, заказал горячего бульона, распорядился насчет ванны, приказал служанке почистить вещи. Зал был переполнен. Кюн любил сидеть за столом в одиночестве, но сегодня это было невозможно.

— Что происходит? — остановил Кюн слугу.

— Понаехали тут! Сволочи! Храмовики! — свистящим шепотом сообщил мальчишка.

— Спрашивали про меня? — насторожился Кюн.

— Нет. Они тут по делу. Барона Кюна стерегут. Он лежит без памяти на втором этаже, крайняя комната по левой стороне. Так они его даже такого боятся. У него два охранника вот с такими амулетами, — показал кулак мальчишка.

— Сколько магов и сколько стражников?

— Магов целая дюжина. Стражников вдвое больше, — деловым тоном отрапортовал мальчишка.

— Заработать хочешь?

— Сколько?

— Получишь серебряную монету. Пошли к перилам. Ты мне их сверху будешь показывать. Не трусь.

Через полчаса Кюн осторожно стучал в дверь номера злосчастного «барона». По виду «баронский» охранник выглядел на целого сержанта.

— Могу я увидеть барона?

— Здесь нет никакого барона, — раздраженно ответил охранник.

— Хорошо. Твоего господина. По-гра-нец! — Кюн начал раздражаться.

— Сказал никого не пускать.

— У вас и у меня — одни и те же враги. Те, что сидят внизу, в зале, уже практически мертвы. Есть возможность скрыться.

— Зайди в комнату. Не маячь в дверях, — охранник не проявил радости. Охранники сразу взяли Кюна в оборот, пришлось дать себя обыскать.

— Благородный, — констатировал старший из охранников, глядя на красное, после обыска, лицо Кюна.

— Откуда столько амулетов исцеления? Три десятка средних, два больших, — разложил на столе добычу Кюна второй охранник.

— Внизу взял. Там три дюжины наших врагов скоропостижно скончались. У них у всех, одновременно, открылись внутренние кровотечения. Еще полдюжины пришлось убить в дверях, им приказали ждать во дворе, а они приказ нарушили, любопытство их обуяло.

— Благородный, а мародер, — позволил себе шпильку старший охранник, но страх и уважение сквозили в голосе.

— Когда я собирал трофеи, они были живы. Без сознания, правда. А шестерых последних не трогал, можешь сам обыскать, слуги боятся к ним подходить.

— Деньги брать не стал. Побрезговал, — продолжил гнуть своё старший охранник.

— Занес к себе в комнату.

— Успел повоевать с гномами? Растерял на поле брани столичные манеры?

— За что ты нас, дворян, так не любишь? Сержант.

— Ближе к делу. У тебя есть план? — не стал отвечать «сержант».

— Да. Я убрал только тех, что в гостинице. Твой напарник остаётся лечить «барона», а ты нанимаешь пару местных слуг, переодеваешь в ваши тряпки, светишься всем своей наглой рожей, и демонстрируешь отъезд. Та часть стражников, что пасется на улице делится на две части, первая преследует ваш отряд, вторая пытается выяснить обстановку в гостинице. Я легко вычисляю всех, или почти всех. После этого вы удираете домой. В Пограничье?

— Присоединиться не желаешь?

— У меня неотложные дела.

— Помощь нужна?

— У вас раненый. Амулеты помогут, но он еще месяц будет похож на скелет, покрытый кожей. Водить под ручку, кормить с ложечки, возить в дилижансе. «Баароон»!

— Будешь в Пограничье, загляни в Роззе, прямиком к местному графу.

— Это граф? — поперхнулся Кюн, взглянув другими глазами на лежащего без памяти изнеженного белоручку.

— Нет. Сын его хорошего друга.

Преследовали отряд «сержанта» пограничника всего трое, но самый невзрачный и худенький маг поверг Кюна в ужас. От близкого соседства чудовищной силы волосы вставали дыбом, и у Кюна проснулось истинное зрение. Он увидел облако магической силы вокруг старика, густое, плотное, пылающее нестерпимым фиолетовым огнем. Маг ощупал каждого из преследуемых когтистой магической лапой, и жизнь утекала из физической оболочки формально еще живых людей. Для того чтобы сломать защиту амулета пограничника магу потребовалось мгновение, еще две минуты он пил силу, заключенную в амулете, смаковал, не чувствуя слежки Кюна, растягивал удовольствие. «Смотри, не лопни», — Кюн боялся мага, и как бы подбадривал себя. Ждать было бессмысленно, маг мог убить «сержанта», и Кюн атаковал. Он подключился к работающему каналу перекачки энергии из амулета «сержанта» к магу, и влил туда весь свой резерв. Маг мгновенно разорвал канал, но было поздно. Что-то сломалось в ауре мага, его защита начала уплотняться, а внутреннее магическое давление резко подскочило. Маг повернулся в сторону Кюна, тот успел упасть на землю и закрыть голову руками. Яма, глубиной десять и диаметром тридцать метров, имела двадцатиметровый вал, чудом не засыпавший Кюна. Противоположный от него склон горел красным пламенем, в воздухе висело грибовидное облако. Ни одного из трех магов не было видно. Было так тихо, что Кюн понял — он оглох. Доковыляв до останков отряда «сержанта», Кюн обнаружил живого пограничника, маг не успел высосать всю силу амулета и тот спас жизнь хозяина. Пограничник лежал без сознания. Нести его Кюн не мог, бросить в лесу — тоже. Через час Кюну повезло, трое крестьян с телегой пришли из ближайшей деревни мародерничать на месте боя. Не слыша их вопли, Кюн погрузил сержанта на телегу и повез в город.

Столица встретила Кюна проливным дождем. «Сволочи-храмовики, гадят мне потихоньку», — по привычке Кюн свалил на своих врагов очередную свою неприятность. Слезая с коня во дворе гостиницы, он зазевался, попал ногой в свежую коровью лепешку, и настроение у него стало совсем поганое. Никто не спешил навстречу принять коня и отнести вещи в комнату.

— С чаевыми можете распрощаться, — пробурчал Кюн и грохнул кулаком в дверь, «не заметив колокольчик».

— Кого принесла нелегкая, — выглянул хозяин.

— Место в конюшне для коня, почистить, покормить овсом. Мне лучшую комнату. Горячую ванну. Вещи вычистить, выстирать, высушить. Вино и обед в номер.

— Находишь замок Дюк. Привозишь от магов жетон, а уже потом … «место в конюшне с горячей ванной».

— Такой жетон подойдет? — Кюн достал серебряную корону.

— Жетоны желтые, — поправил его хозяин, — и то на одну ночь. Стражники уже проходили с проверкой, до утра их не будет.

Окна тётиного дома снова были заколочены досками. «Решили, надавить на меня, господа маги? Перешли в жесткую фазу? С обороной я прощаюсь — начинаю воевать!» Плохое настроение Кюна превратились в отвратительное, но ему показалось, что в доме кто-то есть. Кюн присмотрелся, заколоченная дверь была чуть-чуть приоткрыта. «Засаду устроили, суки! Глупо. Вокруг пусто …» Вокруг было слишком пусто. Район как будто вымер. Кюн постучался к соседке, бестолку.

«Алкоголизм делает из человека дурака. Спирт убивает нервные клетки.» С такими глупыми мыслями Кюн приоткрыл дверь.

— Проходи. Давно жду, обсудить надо пару вопросов, — внешне спокойно и властно раздалось из комнаты. В любимом дядином кресле сидел розовощекий властный маг неопределенного возраста. «Подтяжку лица сделал». Пришла в голову Кюна очередная глупая мысль. На иностранном языке. «Советы у дяди опасные. Всего неделя пьянки — и крыша поехала». Кюн опять думал не на имперском.

— Добрый день, — улыбнулся Кюн так, что его визави отпрянул.

— Для кого как.

— Хозяйское кресло освободи. Пересядь на диванчик.

«Розовощекий» напрягся, хотел что-то сказать, но … пересел на диван. Кюн сел в «своё» кресло. Молчали минут пять.

— Обсудить надо пару вопросов, — повторил маг. Кюн не ответил.

— Мы готовы выпустить всех четверых, без всяких последствий на свободу, а тебя пропустить до границы.

— Кто четвертый?

— Твоя любовница, шпионка эльфов.

— Второй вопрос?

— Условия твоей работы на орден за границей.

— Уже проще. Остался только первый вопрос.

— Жаль. Очень жаль. Запасы снятых с трупов стражников и магов денег и драгоценностей не вечны, через год иссякнут. На что жить собираешься?

— С трупов я ничего не брал. А деньги у меня уже кончились. Ничего, проживу, наймусь в эльфийский иностранный легион.

— Не стану настаивать. Если первая часть предложения не вызывает возражений, составим договор на крови.

— Я привык доверять слову благородного человека.

— А я привык доверять магическому ритуалу, будучи простолюдином.

— Достиг огромной власти, а до сих пор комплекс неполноценности из-за плебейской крови? — попытался разозлить мага Кюн. Напрасно.

— «Комплекс неполноценности»? Ты не учился в университете, не имел домашних учителей-профессоров. Странно.

— Ритуал проводить не будим. Я недостаточно знаю магию.

— Тогда соглашения не будет.

— Тебе жить надоело? Герцогу Дюку жить надоело? Он не любит своего сына? Император считает, что это наша с тобой война, и его она не коснется?

— Ты смеешь угрожать императору?!

— Если в полдень четверо заложников будут всё еще в замке Дюк — я пощупаю императорский замок на прочность. Кюн встал и пошел к выходу. У двери он оглянулся.

— Если ты сможешь их уговорить, вернись сюда с моими родственниками, сегодня я смогу тебя спасти, завтра будет поздно.

Третий.

Маг остался в доме. Через полчаса подъехала карета.

— Во дворец, — буркнул маг. Карета резво покатилась по мостовой.

— Следовало начать атаку! Такого удобного момента больше не будет, — продолжил старый спор, сидевший напротив темнокожий человек в форме гвардейского полковника.

— Три дня назад Кюн убил члена совета магов — Четвертого. Ты видел котлован? На нем самом ни царапины, а от Четвертого и от двух магов охраны не осталось ничего!

— Ты испугался смерти!

— Кюн уже убил меня. Отложенная смерть! Я даже не заметил, как он это сделал!

— Он блефует!

— Мы получили уже четыре сотни таких смертей, — устало откликнулся маг.

— Прости, дружище!

— Хоронишь?

— Самому, в бою, умирать проще, чем смотреть на подлое убийство старого друга. Благородная сволочь! Он кичится родословной! Но его честь и совесть не для нас, только для своих, для внутреннего употребления, а для нас — подлость.

— Не забывай, ты давно дворянин, — усмехнулся маг.

— Кюн может повернуть своё заклинание назад? Есть шансы? Именно поэтому мы едем прямиком к императору?

— Да! Догадливый ты мой!

Золотые люстры, золотая парча штор, позолоченные перила лестниц — всё это раздражало мага. Он считал эту роскошь безвкусицей, но держал своё мнение при себе. Император принял их быстро, через пару часов, заставлять посетителей ждать меньше — было неприлично.

— Будь здоров, Третий. Рассказывай, — обратился он к магу.

— Я хотел бы пожелать моему несравненному, мудрейшему …

— Достаточно. У тебя пять минут. Только суть вопроса.

— Барон Кюн не согласился на ритуал. Он считает, что слова дворянина достаточно. Я не решился отдать приказ о нападении.

— Вот как! Барон? Приказ о нападении? То есть после пятисот убитых магов и стражников, ты считаешь его благородным? А в свою силу Третьего, и в силу полусотни боевых магов ты не веришь, раз говоришь о нападении, а не уничтожении Кюна? Три дня назад я выслушивал единодушные уверения совета магов о том, что за три месяца молодой маг может овладеть только одним заклинанием. Вчера я узнаю о смерти Четвертого мага. Это как-то сочетается?

— Я уверен, что Кюн неопытный маг, но сильный. Его уровень в семь-восемь раз выше любого мага, члена совета. Заклинание, которым он овладел, необычно.

— Как ты определил его силу?

— По размеру вырытой взрывом ямы в битве Кюна с Четвертым.

— Это верно только в том случае, если бывший барон израсходовал весь свой запас. Сегодня он был полон сил, или относительно пуст?

— Это трудно определить. Опытные маги умеют маскироваться.

— Он — неопытный.

— Я не ощутил ничего. Передо мной сидел обычный человек. Это насторожило меня еще сильней, чем до встречи.

— Выходит, что Кюн владеет тремя заклинаниями. Во-первых, идеальная маскировка. Во-вторых, уникальное заклинание атаки. В-третьих, универсальное заклинание защиты. Были еще сведения о магических пистолетах?

— Стражники спутали Кюна с тремя пограничниками. Пистолетов у него нет. Защита Кюна основана на гномском амулете, другая школа магии, поэтому так трудно её преодолеть. Фактически Кюн владеет двумя заклинаниями. А если его маскировка врожденная, если это свойство имеет естественную природу, то у Кюна всего одно заклинание.

— Неопытный маг-самоучка.

— Или одиннадцатый Святой Маг.

— Именно поэтому совет требовал ритуала! — засмеялся император, — Если бы не война с гномами, я мог бы пойти на новые потери среди магов, но без их поддержки мы проигрываем войну.

— Кюн обещал ждать решения до полудня.

— Поражение моей страны ему безразлично. Отвечайте ему согласием. Заключим мир с гномами — рассмотрим его судьбу еще раз. Император внимательно посмотрел на Третьего. Тот держал каменное лицо. «Ни подобострастности, ни страха. Бесчувственные простолюдины. Свежая кровь имперской аристократии? Скорее близкая смерть традиций.» Император испытывал сомнения в своем решении допустить простолюдинов к должностям, ранее занимаемых только аристократами. «Они эффективны, тут не поспоришь, но стоило сотню лет назад прекратить уничтожение простолюдинов-магов и сейчас в совете ордена их почти половина. Среди магов уже считается неприличным хвалиться предками. Они стоят друг за друга горой. Ирония судьбы — месть магов-простолюдинов дворянину оказалась магическим противостоянием».

— Полковник. Поезжайте в замок Дюк и привезите сюда трех его заключенных.

— Эльфийскую шпионку оставить магам?

— Третий. Она призналась в шпионаже?

— Нет.

— Тогда её отпустить на свободу. Такая стерва отличный «подарок» Кюну. За месяц-другой от барона останется комок нервов.

— Передать подателю сего, полковнику Маргалито, четверых заключенных, проходящих по делу барона Кюна, — прочитал начальник тюрьмы.

— Ладно, гвардейский полковник, но ты, Третий, знаешь наши порядки. Нужно дождаться Первого, доложить. Герцог никогда не противоречит императору, но … порядок есть порядок, всё-таки заключенные высшей категории, — обратился он к магу.

— Будешь дальше прикрывать свою задницу, мне придется тебя убить, — будничным тоном произнес Третий. Начальник тюрьмы даже не сразу понял смысла фразы. Потом … наложил свою визу.

— Дежурный! Барона Кюна, его сестру, господина Смарта и госпожу Танте, с вещами!

— Барона Кюна?! — хором спросили маг и полковник.

— Простите, оговорился, — залебезил начальник тюрьмы, — конечно, Кюн лишен титула. Через десять минут все заключенные были приведены. Глюк и Танте обнимались с Кюном, а Смарт выглядел растерянным.

— Когда ты успел так поправиться? — спросил племянника Смарт, понимая уже, что это другой Кюн.

— Я держу этот вес уже год. Чуть прибавил жирка, когда срастались ноги, но уже давно набрал форму. Даже в тюрьме тренируюсь.

— Полковник, распишитесь в получении, — снова обрел уверенность начальник тюрьмы.

— Как давно барон Кюн в тюрьме? — задал прямой вопрос Третий.

— Больше месяца. Старый следователь работал с ним активно, новый не вызывал ни разу.

— В деле нет протоколов допроса Кюна, — обвиняюще произнес маг.

— На меня ты это не повесишь. Все вопросы к покойнику.

— Приведите сюда эльфу, её я могу забрать своей властью, и быстрее, до полудня осталось меньше часа. Как бы тот не начал убивать!

В карете они продолжили разговор.

— Оба считают себя Кюном?

— Да. Совершенно искренне, правду и ложь я определяю уверенно, — задумчиво ответил маг.

— Кто-то из двоих имеет фальшивую память?

— Если маг фальшивый, то история про амнезию — правда. Если искусственная память вложена в толстяка Кюна, то это ловкая комбинация наших противников. В любом случае сейчас нам выгодно представить Кюну-магу, толстяка-Кюна в качестве его двойника, подготовленного орденом.

Глава 10. Эльфа

Кюн.

Маг опоздал на целый час. Кюн наблюдал в магический бинокль, издалека, за высадкой своих родственников из кареты. Кроме сестры, тёти и дяди с магом прибыло ещё трое: темнокожий гвардеец, пожилая темноволосая женщина и смутно знакомый юноша. «Женщину и юношу я где-то видел», — отметил Кюн, — «Память потихоньку возвращается, сначала фразы на иностранном языке, теперь узнаю старых знакомых».

Кюн вышел на улицу и привлек внимание мага, затем махнул рукой, приглашая подойти. Тот правильно понял его жест и приблизился в одиночку.

— Я выполнил условия сделки.

— Не сомневайся, и я сдержу своё слово, — успокоил Третьего Кюн.

— Вместо тебя в столице останется «другой» барон Кюн. У него полное сходство с тобой и твоя память, то есть он считает себя бароном Кюном.

— Он совсем не похож на меня. Толстяк! А где Анна?

— Графиня! — позвал Третий женщину. Когда она подошла, Кюн узнал эльфу, это неприятно удивило его.

— Что они с тобой сделали?

— Не надо меня обнимать. Не целуй меня, я грязная и противная? — говорила эльфа об одном, но Кюн понял второй смысл.

— Ты мне покажешь тех, кто издевался над Анной. Я этого так не оставлю! — Кюн посмотрел на мага своим ужасным взглядом, и у того сердце ушло в пятки.

— Никаких пыток не было. Графиня! Подтверди, пожалуйста, мои слова, — Третий был искренен.

— Паша, это правда. Холодные, грязные, сырые подвалы, — эльфа чуть не плакала. Немного подумала и попросила, — Они отобрали мои вещи. Пусть вернут.

— Я не успел отдать, они в карете. И её деньги тоже, ничего не пропало. Полковник проводит вас до границы. Выезжаете немедленно …. Если только возможно … выполнить обещание, — замялся Третий.

— Что? Конкретно?

— Моя отложенная смерть. Ты обещал.

— Уже. Можешь не беспокоиться, маг, я всегда держу слово, — взгляд Кюна смягчился, — Я хотел бы попрощаться с семьей.

— Они встретились с другим «Кюном». Ты всё разрушишь.

На первой же ночевке в маленьком городке эльфа три часа приводила себя в прежнюю форму, но до самой границы черты помятости, усталости и страха то и дело проявлялись в ней. Полковник презрительно морщился, глядя на графиню, а Кюн страдал от собственной жалости к ней. На границе они распрощались с полковником и его каретой, и задержались, ожидая дилижанса. Образовалось двое суток безделья. В первом откровенном разговоре Анна рассказала Кюну об истории возникновения лилии на своем плече. Горькая истина разбередила сердце бывшего барона, хотя умом он понимал, что графиня умалчивает о своей последующей жизни недаром. Барон и графиня взглянули на свои отношения с новых позиций. Ни она, ни он не могли не признать, что любят, ревнуют, боятся новой близости, не хотят потерять друг друга.

Анна.

Утром, почти в полдень, Анна посмотрелась в зеркало: свежа, молода и полна сил. Тонкая белая кожа, казалось, просвечивает на солнце, волосы блестят — пышные и густые, глаза яркие, синие, а не серо-голубые. Дразнящий запах юного девичьего тела, который ночью так будоражил Кюна. «Как я раньше не догадывалась?! Его магическое влияние всегда было так очевидно и огромно, что только слепая «курица» могла не заметить этого. Понятно, что он делает всё непреднамеренно. Но это даже не веревочка, это железная цепь. Страшно и неприятно быть привязанной такой, желанной любой женщине, мужской способностью. Это хуже его передачи чувств. Обмен страстью, любя, вызывает бурю эмоций, но знать, что можешь стать моложе и прекраснее — от этого не сможет отказаться никто», — графиня еще раз осмотрела себя в зеркало, и мысленно махнула рукой на будущие проблемы. Во дворе барон с невероятной скоростью крутил свои комбинации с оружием ближнего боя. Зачем маг тратит свое драгоценное время на глупые мальчишеские забавы, а не занимается совершенствованием своего мастерства — графиня не понимала.

Кюн.

В окне мелькнула обнаженная фигура эльфы. Кюн свернул тренировку, зашел в комнату к Анне поздороваться, оставил оружие, и, захватив полотенце, побежал купаться на озеро. Пока эльфа приготовится к позднему завтраку, у него было полчаса в запасе. Эльфы пограничной стражи с подозрением следили за экзотическими привычками человеческого «охранника» графини, но не вмешивались. Время завтрака переместилось на еще более позднее время — слуги замешкались с горячей ванной для Анны. Магическое «лечение» отнимало много тепла у организма, и эльфа немного замерзла.

— Имперцы подставили тебя, — взяла быка за рога Анна за столом.

— Поясни, — Кюн всегда ел неторопливо.

— Для всех эльфов ты мой охранник. Я не выполнила работу, побывала в подвалах ордена и вернулась домой с деньгами. Прежде чем меня наказать, моё начальство постарается убить тебя. Результат понятен.

— Дальше, — Кюну нравилось вино, он смаковал его, мало прислушиваясь к очевидным выводам «опытной» эльфы.

— Можно представить возвращение с тобой, как мой успех. Я привожу великого мага!

— Никаких военных действий на стороне официальных властей я вести не буду.

— Устроишь бойню в моей столице, наподобие той, что произошла в Пантано? Эльфы сейчас не воюют, поэтому государство сможет бороться с тобой до твоей смерти.

— Зачем мы лезем к мерзавцам в пасть? Давай сделаем крюк вдоль границы, в человеческом Пограничье нас никто не тронет. Даже не найдет, — Кюн копался среди сыров с плесенью, ни один его не устраивал, — и это хваленые эльфийские сыры?!

— Здесь я — графиня! Это у тебя нет выбора, ты везде только «охранник». Кем я буду в Пограничье? Эльфийская подстилка?

— Хорошо. Поехали в твою столицу. Меня никто не знает, не опасается. Эльфы не люди, мне их будет легко убивать. Ты покажешь мне всех, кто сможет тебе навредить, я их заранее убью.

— Ты сошел с ума! И первый министр, и король знают о моей работе.

— Короля убью первого. Первого министра вторым. Так даже лучше, паника помогает работе, — Кюн говорил серьёзным голосом. От ужаса Анна онемела.

— Передо мной в Пантано стоял выбор: или сдаться, что значило умереть самому, страшной смертью, но только одному; или убить пятьсот человек, часто невиновных, обычных стражников, чиновников и магов, а самому остаться в живых. Я принял аморальное решение — остаться в живых. Основываясь на своем нынешнем опыте, я понимаю, что достаточно было убить два десятка людей: высших магов и семью императора.

— Империя бы рухнула. По твоей дурости погибли бы сотни тысяч, — не выдержала Анна.

— Но я, лично, убил бы только два десятка. В твоем случае совсем просто, ты умная эльфа и сможешь указать мне тех немногих, чья смерть позволит тебе остаться графиней. Эльфа начала перебирать варианты в голове.

— Убивать короля необходимо при любом раскладе, — извиняющимся голосом сообщила она.

— Может, всё-таки, поедем в Пограничье? — умоляющим, жалобным голоском проблеял Кюн.

— Гад! Негодяй! Заставил поверить! Издеваешься надо мной?

— Это не издевательство. Я предлагаю тебе реальный выбор.

— Как можно быть таким бездушным и жестоким в твоем возрасте? Пятилетний военный опыт — сказка, ты жил у отца в самых вольготных условиях! Это твой врожденный садизм?

— Мой небогатый опыт общения с прекрасными эльфийками не дает мне объективно судить, но …

— Тебе уже мой тон не нравится?! Мой характер?! Моё прошлое? — Анна метала глазами молнии и была … прекрасна.

— В дороге я подрастерял форму. Я пойду, еще побегаю часа три, а ты выбери вариант. Потом вместе обсудим его исполнение, с минимальными потерями для эльфов, — Кюн встал, недоев, и вышел на свежий воздух, прихватив пирожок.

— Что он о себе вообразил?! — тихо прошипела эльфа, но Кюн, во дворе, услышал.

Бегать не хотелось, и Кюн подошел к двум молодым эльфийкам «узнать, когда приедет дилижанс». Милая беседа с хихиканьем и «смущенными» улыбками быстро прервалась. Лица девушек поскучнели. Кюн обернулся, в распахнутом окне красовалась Анна.

Черные волосы, не уложенные в прическу, огромным ореолом занимали половину окна. Её взгляд был страшен, пронзителен, глаза горели ярким огнем. Кюн поторопился отключить истинное зрение. Мир вокруг потускнел, но на эльфу стало возможно смотреть без ужаса.

— Моя хозяйка — графиня, я служу у неё охранником, — пояснил девушкам Кюн, — послала меня в лавку за иголками, как обычного слугу. Не поможете мне с покупкой, никогда не имел дело с иголками.

— Графиня собирается шить? — удивилась блондинка Ванесса.

— Не знаю, возможно, меня шпынять, — неудачно пошутил Кюн, и сменил тему, — У людей «Ванесса» — это лесная фея с крыльями бабочки.

«Фея» ободряюще улыбнулась, и девушки согласились сопроводить «милого юношу» в лавку. Прогулка затянулась на три часа. В лавку они так и не попали, зато наелись пирожных на открытой террасе, посмотрели выступление уличного музыканта. Кюн был не в восторге от эльфийской музыки, а тексты песен посчитал похабными. Возможно, Кюн плохо знал язык, или не прочувствовал эльфийскую культуру, но девушки плакали, сопереживая трагической, страстной любви, а музыка завела их так, что они раскачивались в такт, и слегка притопывали под столом туфельками. Лёгкий, шипучий, веселящий напиток объединил молодежь, здесь их вкусы совпали. Незаметно все трое захмелели, и только высокая цена в сочетании с тощим кошельком Кюна спасла всех от заслуженного домашнего нагоняя. Как позже выяснилось, не всех. Никакие объяснения, уверения в любви, покаяние и клятвы не помогли.

— Пошел вон, человечек, — бесстрашно выгнала Кюна прекрасная эльфа.

Без лошади, без денег, без надежды Кюн брел по восточной дороге, грязной, не мощеной, унылой. Ночевать пришлось в лесу, благо на опушке стояла копна сена.

Ранним солнечным утром Кюн жарил на углях, обмазанную глиной уточку. Дюжина уток пролетала на рассвете над проснувшимся Кюном, он не утерпел и убил одну. Кюн знал, что охотиться и жечь костры в чужом лесу — преступление, но на себя закон не примеривал, не думал о плохом. Ему повезло, сытый и довольный, отдохнувший и выспавшийся, он весело шел по обочине дороги. Разрыв с эльфой вскрыл нарыв в душе Кюна, он вспоминал вчерашнюю любовь, как давно прошедшую болезнь, от которой выздоровел, но фантомная боль осталась. Кюн шел, мечтая встретить разбойников, чтобы разжиться деньгами без конфликта с совестью. А еще лучше было бы освободить молодую, прекрасную эльфу, захваченную бандитами в роскошной карете. Вернуть ей изумруды и рубины, мешки с золотом, и парочку живых доверенных слуг. Эльфа окажется принцессой, которую отец отправил с таинственной посольской миссией. Глупо. Не годится. Сбежавшей от старого, некрасивого, нелюбимого жениха. Совсем неправдоподобно. Дорога была такая глухая, что даже навстречу никто не попадался. Пообедал Кюн запасенной утром ножкой уточки и пожалел, что не сбил тогда три птицы, поленился. Голод подогрел сообразительность юноши, он спустился к недалекому ручью и приступил к ловле рыбы. Его необычное, магическое зрение позволяло легко обнаруживать притаившихся в траве щук. Кюн прошелся по холодной воде метров сто, наловил пяток небольших рыбин, насадил на сломанную ветку дерева, и замерз. На заливном лугу лежало много сухих веток, Кюн легко набрал их для костра с запасом, и пока готовил рыбу, задумался о таком положении. Чтобы лесник не собирал ветки, а крестьяне не воровали их на топку, такого быть не могло. Такое впечатление, что местность обезэльфила. Много дичи, рыбы, пустынная неухоженная дорога. Кюн вспомнил стог сена в самом начале пути, и успокоился. «Появятся деньги, куплю себе лошадь», — решил Кюн. В лицо ему с порывом ветра ударили первые капли дождя, — «или буду ездить в дилижансе». Буквально за несколько секунд он забежал под густое, развесистое дерево. «Развесистая … клюква», — всплыло в голове Кюна устойчивое словосочетание. Память возвращалась к нему фрагментами, внезапно, редко. «Если будет гроза, молния ударит в одиноко стоящее дерево.» Гроза прошла в стороне, но дождь превратил дорогу в одну большую лужу.

Анна.

Весь вечер, после ухода Кюна, у Анны проболела голова, и на следующий день она не поехала в столицу, пропустила дилижанс. «Умереть в подвалах столицы под пытками я всегда успею», — решила графиня. «Вернется, будет валяться в ногах, вымаливая прощение. Хоть целый день!» — рисовала себе картины возвращения Кюна Анна, — «Пусть не рассчитывает, щенок, на мою жалость и снисходительность!» Внизу слишком молодая и слишком белокурая эльфа, с которой так оживленно беседовал днем ранее Кюн, садилась в карету. «На восток направляются», — подслушала Анна разговор кучера со слугой. «По той же дороге, что и Кюн ушел, собралась ехать. Сучка, крашенная», — сделала справедливый вывод Анна. (Молодая эльфа на самом деле магически осветляла волосы.) Анна проплакала весь остаток дня. Кюн не возвращался, возможно, что-то случилось в дороге. Напали разбойники, стражники, маги, местный барон, и помешали Кюну вернуться. Анна позабыла, какой Кюн воин, и не хотела помнить, какой он маг. Утром следующего дня графиня начала искать себе карету для путешествия на восток, в поисках Кюна, но пришлось ограничиться покупкой лошадей и наймом охраны.

Кюн.

В небе ярко сияло солнце, чисто вымытое, радостное. Хмурые тучи унесло ветром. Пахло сладким клевером, мятой и чабрецом. Цветы на заливном лугу выпрямились и казались Кюну по пояс. Синие колокольчики, желтые лютики, голубые васильки, и, чуть дальше, к ручью, море желтых одуванчиков вперемешку с густым клевером. Запахи, после дождя, стояли одуревающие. Ветер стих, парило, незаметно воздух заполонили шмели и пчелы. Красота! В ожидании, когда просохнет земля, Кюн придремал. Разбудил его громкий мелодичный крик животного. «Как поет!» — восхитился Кюн, но крик сорвался с тональности и перерос в рёв боли. Не доехав до Кюна каких-то двух сотен метров, на дороге стояла карета, раннее запряженная четверкой лошадей. Двух лошадей ел тролль, две другие бились на земле, запутавшись в сбруе, полумертвые от ужаса. Кучер и охранник тыкали добродушного, неповоротливого тролля пиками, шкуру пробить не могли, но тролль плакал от боли. Наконец охранник осмелился подойти ближе и всадил пику троллю ниже пояса. Огромный тролль взревел и, ухватив пику лапой, вырвал её у охранника. «Мои утренние мечты сбываются», — подумал Кюн. Ему было жалко тролля, Кюн видел его ауру, в ней не было ни злобы, ни агрессии, только желание утолить голод. Атакующих его эльфов, он считал разумными и не хотел ни убивать, ни есть.

Из кареты выскочила белокурая «фея», и запустила в тролля страшным файерболом, отгоняя его от охранника. «Какой амулет зря разрядила», — посокрушался Кюн. Всем была известна малая чувствительность троллей к магии.

Площадная брань кучера на всех известных языках явно обижала тролля, видимо он знал эту часть эльфийской культуры. Кучеру было жалко лошадей, пожалуй, он не так сильно убивался, если бы тролль принялся за пассажиров. Кюн подошел и встал в стороне. Трое эльфов уже перестали нападать на тролля, он вырвал у них всё оружие, а амулеты эльфа жалела, жадничала.

— Эй, охранник! Кюн! — позвала Ванесса.

— И тебе не болеть, о прекрасная и добрейшая «фея»!

— Раз ты ушел от графини — поработай немного на меня! Ты мне понравился. Чавканье тролля и крики двух, пока ещё живых лошадей, мешали беседе.

— Поговорим в карете, — предложил Кюн.

— Осторожнее, смотри, чтобы моя тетя не приняла тебя за тролля.

— Тогда за каретой, — засмеялся Кюн.

— Чему ты так веселишься, — с обидой произнесла Ванесса.

— Глупая ситуация. Но вам не до смеха. Извини, — Кюн поклонился, — Тролль заберет остальных лошадей, никто не сможет ему помешать.

— Я не могу пройти пешком полтора перегона, — начала давить на жалость «принцесса».

— Давай наймем тролля за еду. Коней он так и так съест, пусть хотя бы немного поработает, — цинично предложил Кюн.

— Человечек, — презрительно процедила Ванесса, — благородный эльф с радостью убил бы тролля.

— Прощай, несравненная «фея».

— У меня нечаянно вырвалось. Кюн! Кююн! Ты мне сразу понравился!

— Не стоит так унижаться перед «человечком», — засмеялся Кюн.

Ванесса со зла опустошила в тролля еще один амулет. Тот заворчал, оторвался от еды и перевернул карету. Изнутри послышались крики, охранник помог вылезти толстой эльфийке, со слишком большим декольте. После этого тролль погнал эльфов назад по дороге. Они уже скрылись за поворотом, а крики были всё ещё слышны. Тролль подбадривал эльфов ревом, в котором легко угадывались недавние выражения кучера. У тролля была хорошая память. Кюн с трудом поставил карету на колеса. «Какой здоровый, тролль», — оценил он его кондиции. Кюн, недолго думая, обрезал постромки мертвых лошадей, с трудом успокоил живых, для чего пришлось прибегать к магии, помог лошадям вывезти карету с места «боя» и неторопливо зашагал рядом с каретой на восток. Он отошел метров триста и обернулся на крики тролля, тот ругался неприличными словами, понимая, что это ругательства, не вникая в сам смысл. Тролль не отважился бросить добычу, останки двух лошадей. Кюн доброжелательно помахал в ответ рукой на прощание. Поздним вечером Кюн остановился в здании брошенной почтовой станции. Всё пришлось делать самому, кормить и поить лошадей, готовить ужин себе, уснул Кюн заполночь.

Анна.

Выехав из городка, графиня чуть ли не сразу встретила «крашенную суку», та возвращалась обратно достаточно грязная, жалкая и злая.

— Что случилось, милочка? — и тон голоса, и выражение лица Анны было настолько искренним, что никто бы никогда не поверил ей, разве что, глупые мужчины.

— На дороге тролль, а твой охранник трус, гордец и вымогатель. Не могу поверить, что эльфа и графиня наняла себе в охранники такую дешевку, безродного человечка, — грубо, неумело, по-детски уколола Анну Ванесса. Графиня снисходительно улыбнулась.

— Поскакали, — бросила она своему небольшому отряду.

Тролль сидел посреди дороги и старался испугать своим ревом эльфов и лошадей. Надеялся, что чья-то лошадь понесет. Вечером Анна встретилась с Кюном. Не бросились друг другу в объятия, не обнялись, не поцеловались, не сказали слов любви. Гордая эльфа, сжигающая себе душу жаждой старой мести. Бестолковый мальчишка, не имеющий цели в жизни, переживший первую любовь, и, как все дети, переболев, не ставший ни мудрее, ни крепче.

— Решилась поехать со мной, в Пограничье?

— Нет. Огромная луна заглянула в пустое окно без рамы.

— Попрощаться хочу, — Анна потянула Кюна к кровати, застеленной её бархатным плащом.

Утром Анна смотрелась в маленькое зеркало и думала, что ездила сюда не за молодостью.

— До конца лета я пробуду здесь. Место глухое, благодаря троллю. Если твои мерзавцы-хозяева будут особенно допекать, пришли весточку, — Кюн пробовал вино из запасов Ванессы, как своё собственное.

— Для тебя все министры и короли — мерзавцы? — скривилась графиня.

— Герцоги и графы — тоже, — улыбнулся Кюн, — но не графини.

— Тебя заинтересовала эта девочка, Ванесса?

— Её редкое имя напоминает мне моё забытое прошлое.

— Я оставлю тебе немного денег? Можно?

— В столице тебе понадобится каждый луидор. Собирайся, я провожу вас мимо тролля.

— Что ты будешь делать здесь, в глуши?

— Пока, думать. Красивое место, здесь должны приходить в голову хорошие, добрые мысли. Возможно, обоснуюсь здесь, построю башню-замок, найму тролля в охрану. Он согласится за одну еду, — улыбнулся Кюн.

— Появится новый пограничный барон Паша.

— Достойная работа — собирать мзду с купцов, грабить стражников и магов, а самих продавать в рабство.

— Маги не могут быть рабами.

— По законам моего баронства смогут, — развеселился Кюн.

— Какой ты еще мальчишка!

— Я — старик! Я радуюсь, когда ты меня называешь мальчишкой. Месяц войны с магами превратил меня в старика.

— Болтун, — поцеловала его Анна.

— Философ.

— Долой философию! Собирайся, мне пора ехать, перегон длинный, — эльфа почти не грустила.

Глава 11. Барон

Паша.

На третий день обустройства брошенной почтовой станции в гости пожаловали поочередно: злые родственники доброго тролля и Ванесса. Тролли рассчитывали позавтракать двумя упитанными лошадьми и жилистым человечком. Ванесса со своей тетей упорно стремились на восток, и заехали переночевать. Барон Паша еще не приступил к строительству замка, но имя себе уже присвоил. Семейство злых и голодных троллей насчитывало всего пять особей. Их невосприимчивость к магии была явно преувеличена. Собственно, знания магии у Паши были небольшие. Он мог смотреть магическим зрением, чувствовал эмоции животных, людей, гномов и эльфов, мог, при контакте, передать свои эмоции. У него получалось, иногда, прочитать мысли человека или эльфа. Паша мог направить сгусток своей магической энергии в амулет или заклинание, чтобы напитать его. Но главным оружием Паши была возможность физического воздействия внутри человека или животного. Часто ни магическая защита, ни сам маг не замечали атаки. Павлу достаточно было перекрыть пару-тройку кровеносных сосудов, чтобы важный орган внутри умер, а с ним и человек. Все эти амулеты и заклинания исцеления лишь форсировали защитные системы организма, и помочь в таком случае не могли. По-существу, Паша разобрался только в одном заклинании, защитного гномского амулета, остальное он делал «напрямую», не плетя заклинаний, не понимая, как это у него получается. В магии Паша был малограмотен, фактически неуч. Мало того, он не стремился исследовать новые возможности, предпочитая совершенствовать боевые навыки, благо организм Паши находился в оптимальных кондициях.

Троллям не повезло — им попался ненормальный маг. Убивать их Паша не стал, он лишил троллей подвижности. Стоило Паше ущемить лишь один нерв в организме тролля, как тот превращался в калеку. «Быстро и эффективно, это тебе не файерболы бросать», — вспомнил он про юную блондинку Ванессу. Паша провозился до полудня, изготовляя ошейники и привязывая троллей. Начал с детей, оставив родителей на потом. Научить троллей уму-разуму было просто, никто из них не хотел валяться на земле, корчась от боли при каждой попытке пошевелиться. Убедившись, что тролли не в силах освободиться, Паша поехал на переговоры с их добродушным родственником. «Рановато сажать шестерку троллей на довольствие. Думал обойтись одним, но ничего делать, не убивать же их», — сокрушался Паша. Разыскивать старого знакомого не пришлось, тот гонял по заливному лугу всадника. Двое других пытались отвлечь тролля выстрелами из лука, но он не велся на их уловки, легко отмахиваясь от стрел лапой. На большом отдалении слуга трех господ, держал под уздцы пару вьючных лошадей. Один из эльфов поскакал навстречу Паше, предупредить его. Конечно, Паша видел всё сам, но благородный жест его растрогал.

— Еще четверть часа и лошадь падет, — сделал свою ставку Паша, после приветствия.

— Дорогая, страшно дорогая лошадь. Мой приятель копил на нее два года, — расстроился эльф.

— Отдайте троллю вьючную лошадь, не надо жадничать.

— Теперь не успеть. Надо было сразу.

— Соскочить успеет? А не то лошадь, падая, может сломать ему ногу.

— Он опытный всадник, — успокоил Пашу эльф, — сейчас соскакивать опасно. Тролль может напасть.

— Я этого тролля знаю, он разумных не ест, — проявил осведомленность Паша. Тролль загнал всадника в ручей. Противоположный берег был слишком крут для уставшей лошади, а вязкий грунт не давал скакать по ручью. Тролль остановился, давая возможность всаднику слезть и ретироваться. Паша подъехал ближе.

— Эй, тролль, эльфы предлагают двух лошадей, взамен этой. Эльф, наконец, слез с лошади и забрался на высокий берег. Тролль схватил лапой, хрипящую от страха, лошадь за уздечку.

— Жаден и умен сверх меры, — засмеялся Паша, обращаясь к подъехавшему эльфу.

— Ты зря обещал троллю пару вьючных лошадей. Это мои лошади, ему хватит одной, — хмуро сообщил эльф.

— Одна у тролля уже есть, к тому же вьючная лошадь меньше боевой, — растерялся Паша. Он плюнул, выругался и поехал обратно. Сзади послышался негодующий вой тролля, Паша обернулся посмотреть. Тролль вспорол когтистой лапой горло лошади, и, не задерживаясь ни секунды, бросился на недавнего собеседника Паши. Эльф успел развернуть коня, но расстояние стало совсем небольшим, хладнокровный Паша подъехал минуту назад слишком близко к троллю, а эльф последовал его примеру, да так и остался. Паша остановил лошадь, с интересом наблюдая очередную драму. Третий эльф забрал у ручья своего товарища и ускакал к вьючным лошадям. Тролль умело загонял очередную одинокую добычу. «Он всех лошадей у эльфов таким образом перережет», — подумал Паша. У третьего эльфа мозги сработали аналогично, он отдал свою лошадь слуге и приказал уезжать. «Посмотрю, насколько эльфы хороши в пешем строю», — подумал Паша. Но бой не состоялся. Тролль оттеснил всадника к густому орешнику, дал возможность спешиться, и забрал коня, не стал убивать. «Консервы», — усмехнулся Паша. Эльфы постояли, напрасно ожидая нападения тролля на человека, не дождались, и ушли. Тролль видел уверенность Паши в своих силах, запас еды для него был достаточен, и он не решился атаковать.

— Седла и дорожные сумки мог бы разрешить забрать. Рыцари бедные, им каждая монетка кровью и потом достается. Тролль недовольно заворчал, видимо, не понял сложную фразу. Паша парализовал последнюю добычу тролля, чтобы конь не сбежал.

— Пошли со мной. Я сниму седло, — сформулировал Паша, как можно проще свою мысль. Падение лошади на землю троллю не понравилось. Он проревел угрозу. Лошадь под Пашей шарахнулась в сторону, чуть не сбросив всадника.

— Полежи, охолонись, — зло сказал Паша, укладывая тролля на землю. Через полчаса Паша вернулся с сумками эльфа, с седлом и даже уздечкой.

— Иди, пообедай, — отпустил Паша тролля. Тот целую минуту простоял, отряхиваясь, не веря, что может двигаться.

По дороге на восток Паша ехал в компании с троллем.

— В лесу пяток больших семей кабанов, стадо оленей, семейство туров, два десятка медведей, в озере полно рыбы, а ты повадился резать лошадей. Неужели это самая легкая добыча? Тролль проворчал «да» в знак согласия.

— Рано или поздно пригонят мужиков, нароют ям, и загонят тебя, как безмозглого вепря. Глупая это идея всех подряд лошадей резать. Они еще долго болтали о безопасном питании, пока не доехали до почтовой станции.

Ванесса пожаловала в гости поздним вечером.

Ванесса.

Встреча с понурыми эльфами, лишенными лошадей, их известия о бесчинствах тролля и нерыцарском поведении человечка, не остановили Ванессу в стремлении ехать этой дорогой. Два другие пути в поместье предполагали лишних две недели путешествия, а Ванесса спешила. «Тролль наелся, охрана у меня хорошая. В крайнем случае, откупимся от тролля вьючной лошадью», — подумала расчетливая эльфа.

— Тётя, я не понимаю, как выживают эти твердолобые мужчины? Вино и драки лишили их последних мозгов.

— Милочка, ты об этих достойных рыцарях, или обо всей сильной половине? Чему ты удивляешься? Еще в древности родилась мудрая мысль: «В здоровом теле здоровый дух — большая редкость». И, заметь, это признание сделал мужчина!

— Ха-ха-ха! Мужчины, обычно, опускают вторую часть.

— А те, кто разорились, не говорят вторую часть пословицы: «Бедность — не порок». Дамы еще долго злословили, веселясь, радуясь прекрасной поездке в чудесную погоду. Во второй половине дня задул восточный ветер, неожиданно, он принес мелкий холодный дождь. Встречный ветер задувал дамам под широкополые шляпы, бил в лицо каплями дождя, заставлял слезиться глаза. Мелкие льдинки града больно били по коже. Сразу стало холодно, нужно было остановиться и достать теплые плащи, но всем казалось, что ветер разгонит тучи, и дождь быстро закончится. Когда дамы все же закутались в плащи, мех не грел, намокнув от верхней одежды. Исключение составила меховая подбойка капюшона — дамы сняли шляпы и волосы остались сухими.

Здание почтовой станции с густым дымом из трубы путешественницы заметили издалека. Как мало нужно для счастья — надежда на теплый ночлег!

Паша.

В единственной комнате, где был наведен порядок, окна выходили на крытую террасу. Дождь не доставал до окна, но Паша разжег огонь в камине, ветер был очень холодный. В конюшнях прохудилась крыша, и лошади жались в сухой угол, даже шестерка троллей за стеной жалобно скулила, жалуясь на холод.

— А осень настанет? Тогда как? — из дверей спросил Паша.

— В пещере тепло, — заскулил старший тролль. Паша оставил приведенного им тролля непривязанным, и он занял доминирующее положение.

— Завтра поможешь мне с ремонтом, — решил Паша, — пойдем, возьмешь на кухне кабанью голову на ужин.

Солнце склонилось к закату, ветер разогнал тучи и стих, но теплее не стало. Во двор заехали путешественники, на огонек, и Паша вышел их встречать, привлеченный высоким, почти волчьим, предупредительным воем тролля. Тролль стоял в дверях своей конюшни, не выходя во двор, ожидая Пашу, и не желая нарушать его приказ.

— Молодец! — похвалил его хозяин, погладил по шершавой холке, и отдал свою порцию ужина: переднюю кабанью ногу.

— «Фея» решила навестить трусливого «человечка»? — Паша показал, что узнал гостей в сумерках.

— Это твой тролль?! Ты «валял дурака», когда он нападал на мою карету! — разъярилась Ванесса.

— Тролля я нанял на работу сегодня, всего три часа назад, — начал оправдываться Паша, затем передумал, — Мой дом сильно разрушен, я не готов к приему гостей. Прошу меня извинить, и покинуть двор.

— Да как ты смеешь! Охрана! — Ванесса остервенела от холода и усталости. Её надежда на теплую постель рухнула.

— Тролль! — скомандовал Паша. Все замерли.

— Душечка, человечек, способный за три часа приручить тролля, совсем не дурак, и очень опасен, — прошептала тетя на ушко Ванессе. Паша все слышал, но не подал вида.

— Господин, лошади устали и замерзли, позволь укрыть их в конюшне. А мы могли бы переночевать в сторожке, — попросил начальник охраны. Ванесса сожгла его взглядом, но старый эльф обладал проверенной годами броней против сверкающих огнем дамских глаз.

— Господин Кюн, мы понимаем твою щепетильность и деликатность, а также стыд от беспорядка в доме. Но уверяю, ни я, ни моя племянница никогда не скажем ни слова осуждения в адрес твоего жилища.

— Кюн! Ты мне сразу понравился, — неслышно прошептала стандартное заклинание Ванесса.

— Можете звать меня барон Паша. Или Паша, на эльфийский лад. Лошадей можете поставить в конюшню, охрана спит в сторожке, дамы расположатся в бывшей кладовке, это самая чистая комната, потому что без окна. Ближайший час все могут провести у меня. Согреться и обсохнуть у камина, выпить горячего, — смилостивился Паша.

— Горячего красного терпкого эльфийского вина, — заказала блондинка Ванесса.

— Так уж и быть, сгружайте, подогрею. И закуску несите, мне угощать вас нечем, — насмешливо ответил Паша. Кислую рожицу Ванессы он предпочел не заметить. «Неужели моя старая знакомая Ванесса, та, кого напоминает эта блондинка, хоть чем-то похожа на нее? Не может быть! Хотя …. Либерта оказалась расчетливой сукой. Графиня превратила мою жизнь в ад. Блондинка Ванесса взбалмошна и постоянно самоутверждается за счёт мужчин. Все они, совершенно очевидно, психологически ущербны. Почему «настоящая» Ванесса должна быть другая? Если это свойство моего характера, обращать внимание на таких женщин?»

— Тетя, ты видела, он сдался на первой минуте! Эх! Было бы у меня время, он бы на поводке ходил и делал стойку, — возбужденная победой, шептала Ванесса тете на ухо.

Утром начальник охраны увидел карету и двух лошадей Ванессы в конюшне. Он не стал говорить хозяйке о своей находке, пошел к Паше на задний двор, прервал его тренировку.

— Господин барон! Карету и лошадей придется отдать, иначе на следующей станции хозяйка заявит о твоём тролле-разбойнике и о тебе, его хозяине.

— Сам в это веришь?

— Не хочешь по-благородному подарить хозяйке карету? Зову её и всё ей рассказываю.

— Не боишься?

— Твои танцы, человечек, могут напугать только детей!

— Уговорил. Отдам ей карету и лошадей, но ты останешься работать на меня. Год, бесплатно, — сказал Паша, и начальник охраны упал на траву, немой и недвижимый. Минуту охранник пролежал, стараясь не дышать, даже при вздохе всё тело корчилось от боли.

— Согласен отработать? — Паша освободил охранника.

— Есть варианты?

— Много. Подумай сам, кто вы и кто я!

— Кто ты?

— Повелитель животных! Эльфы, гномы, тролли, маги тоже животные, разумные, но животные.

— Зачем Повелителю такой раб, как я?

— Будешь ухаживать за троллями и лошадьми, кормить, чистить. Пойдем со мной, предупредишь Ванессу о своем уходе.

Ванесса уехала счастливая, в комфорте. Уход со службы начальника охраны она связала со страхом наказания, за его вчерашний самовольный разговор с Пашей.

Слуга из охранника получился отменный, Паша сразу отметил его заботу о лошадях и людях, редкое качество для начальника. Через неделю Паша съездил на запад, в ближний городок, и на восток, до ближайшей почтовой станции, на перекрестке дорог. Предупредил там эльфов, что дорога безопасна. После чего продолжил ремонт дома, в ожидании торгового обоза. Но первыми приехал отряд эльфов для борьбы с троллями. Вояки были посланы еще год назад, а теперь узнали, что дорога освободилась, и хотели добыть доказательства о выполнении ими задания. Дома были только Паша со старшим троллем, и сержант сразу же решил забрать в качестве трофея шкуру тролля. Пашу спрашивать никто не стал, два десятка эльфов окружили конюшню и начали стрелять в тролля из арбалетов болтами, заговоренных магами для убийства таких же магов, дорогая, но бесполезная для охоты на тролля, вещь. Тролль взревел так, что оглушил эльфов и напугал их же коней. Паша обиделся на сержанта. Барон понимал, что власть всегда права, а неповиновение ей — преступление, но чуждое благородному человеку чувство справедливости толкало его, иногда, на нарушение закона. К тому же два десятка хороших боевых коней, два десятка вьючных лошадей, оружие, снаряжение, деньги, бесплатная рабочая сила, должны были пригодиться этой зимой. Эльфы падали на землю с интервалом в секунду. Паша собрал оружие, раздел эльфов, и только после этого дал им возможность двигаться.

— Тролль отведет вас на место вашей работы. Жить будете неподалеку, в пещере. Хорошо будете себя вести, добросовестно работать, получите одежду и пищу.

Охранять вас будут тролли, нюх у них волчий. И запомните, здесь я — барон, закон и власть. Тролль показал эльфам дорогу, и погнал их в лес.

— Сержант. Вам работать год, сбереги своих, — сказал Паша, проходившему мимо командиру эльфов. Сержант зыркнул в ответ по бандитски, зло. Эльф проходил рядом, и Паша понял, в побег тот поднимет своих уже сегодня.

— Тролль! Я разрешаю не ловить беглецов, — крикнул Паша, — их можно съедать на месте. Сержанта проняло. Его наглость резко сменилась животным страхом. «Что за натура? Либо наглый кабан, либо трусливая мышь», — удивился Паша.

Ни обозы, ни отдельные путешественники так и не появлялись, и Паше пришлось проводить и провозить их самому. После успешных и безопасных поездок ручеек обозов усилился, и Паша стал получать деньги за ночевку на его постоялом дворе. Вьючных лошадей он постепенно распродал, а боевые имели клеймо, и продать их можно было только за границей. Вместо спокойного места для созерцания и самосовершенствования, Паша получил бойкое место с непрерывными хлопотами и заботами. Башня-замок строилась сама по себе, Паша должен был только снабжать эльфов и троллей инструментом и едой. Но на постоялом дворе Паша уже не успевал справляться, хотя нанял в городке конюха, повара и полового. Самое удивительное было то, что барону нравилось работать.

В начале осени начались дожди. Мелкий нудный дождь шел целый день, не переставая. Ручей вышел из берегов и превратился в полноводную реку. Дорога проходила теперь вдоль этой широкой реки, а постоялый двор оказался на самом берегу. Со второго этажа дома было хорошо видно, как грязная вода несет ветки, а из-за поворота показались длинные плоты. «Как на Унже», — подумал Паша, — «в Мантурово, на той стороне песчаный пригорок, три огромные сосны, а, чуть дальше, лес. А в песке есть немного золота, но добывать невыгодно.» Паша помотал головой. Стоило ему отвлечься, и кусочки воспоминаний вылезли из глубин памяти. Здорово и страшно.

«А пригорок на ручье на самом деле песчаный, вода течет со старых, разрушенных гор, и здесь, на самом деле, может быть золото. Только зачем мне золото, деньги, богатство, власть? Зачем? Что самое дорогое и самое важное в жизни? Близкие люди. Глюк, Танте, Смарт, друзья-офицеры, Анна, все они далеко. Я не могу к ним вернуться — я умер. Я живу в чужой стране, но мертв. Гордая эльфа правильно сделала, что не захотела ехать со мной. Это означало потерять знакомых, подруг, родственников — исчезнуть, умереть для всех. Можно и здесь создать эрзац-жизнь. Подружиться с белокурой стервой Ванессой, ездить в городок на пьянки в местное общество, устраивать себе романы на одну ночь с путешествующими эльфами, заняться благородной охотой … на стражников, разбойников и соседних баронов. Баронов можно убивать легально, на дуэлях. Можно стать богатым, завести себе личный театр. Но это всё будет имитация жизни. Чем я буду отличаться от кучки старых эльфов в пивной города, которые меня так достали в последний визит? Тоже буду рассказывать о своей службе в армии, тоже буду заливаться пивом до ушей, и буду всех спрашивать: ты меня уважаешь.»

— Эй! Хозяин?! — наглый, пьяный эльф со значком сержанта, презрительно смотрел на Пашу. «Всего пятеро военных, а гонору хватит на сотню. За старшего у них молодой эльф в плаще, расшитым серебром», — подумал Паша спускаясь к гостям.

— Шесть отдельных комнат, конюшня для шестерых лошадей стоит одну серебряную монету, или одну корону. Ужин и овес для лошадей отдельно.

— Пошли, юноша, в дом. Разговор у нас к тебе есть, — сержант презрительно осмотрел Пашу. Тот хотел усадить гостей в зале, но сержант воспротивился.

— Веди в свою комнату. Солдаты остались в зале, на второй этаж поднялись эльф в дорогом плаще и сержант. Уселись в кресла в мокрой одежде, не спрашивая разрешения хозяина.

— Это сборщик налогов местного барона, на чьей земле мы сейчас находимся, — представил своего спутника сержант.

— С тебя два луидора — налог за этот год. Еще десять луидоров — неуплата за три года плюс пеня, — скучным голосом процедил чиновник.

— Хорошо. Бумаги есть?

— Да. Расписка в получении с тебя налогов уже готова, жетон сборщика налогов можешь посмотреть из моих рук. Доволен?

— Нет. Хочу посмотреть документы на владение этой землей, на право сбора этого налога, на размеры налога. Засмеялись оба, и сержант, и фискал. Сержант встал и ударил Пашу кулаком, внешняя сторона перчатки была обшита металлическими пластинками с шипами. Паша нырнул под удар и осторожно, без излишнего шума, положил тело сержанта на пол.

— Никуда не уходи, — пошутил Паша, глядя на застывшего в кресле мытаря, — и мой тебе совет, старайся реже дышать. Он закрыл дверь, спустил в зал, взял две корзины с вином и увел четверку солдат пьянствовать на второй этаж.

Чтобы у настоящих гостей в зале не зародилось дурных мыслей, Паша переоделся в стражника и поочередно вывел во двор сержанта, фискала и одного из солдат.

Лестница на второй этаж начиналась у выхода, а разглядеть лицо Паши за «пьяными» стражниками было сложно.

Допрашивал Паша мытаря в пещере. Присутствие тролля мгновенно развязало язык молодого фискала. Но фактически тот ничего не знал, никогда никаких документов не видел, законны ли требования барона — не задумывался. «Придется навестить соседа», — решил Паша, — «немного развлекусь. Грустные мысли из головы выброшу.»

Паша по очереди стал допрашивать всех шестерых пленников. Численность охраны в замке барона, как зовут, сколько служат, кто и какие обязанности выполняет, какие привычки у стражников, кто любит выпить в кабаке вне замка, у кого подружка в деревне. Через двое суток Паша, с его великолепной памятью, чувствовал себя ветераном в замке соседа. Согласно устных описаний замка, Паша нарисовал пару планов, сержант и фискал поправили его рисунки, но в целом картина оказалась верна.

Глава 12. Интрижка

Прекрасная эльфа Анна.

Три вечерних визита к старым добрым знакомым сняли неприятные вопросы к Анне, возникшие после её провала. Жизнь в столице вошла в привычное русло, только сердце эльфы было занято несносным человеческим мальчишкой, всё вокруг стало блекло, пресно и неинтересно. Секс не давал эмоционального подъема, вино не веселило, а только отдавало головной болью утром, шумные праздники угнетали, а коварные многоходовые интриги казались пустой и неинтересной игрой. Её знакомые, с лицемерными улыбками и еще более лживыми речами, наскучили. Но она сама постаралась убить в человеческом юноше любовь, чтобы уничтожить для себя путь назад. Старая опытная эльфа не хотела попадаться на этот крючок еще раз, ничего, кроме боли любовь не приносит. В этом она была уверена, когда начала собирать вещи в поездку. Пелена дождя закрывала соседние дома, делая их очертания нереальными, волшебными, так и её любимый на расстоянии утрачивал конкретные черты, превращаясь в выдумку, в мечту, в неосуществимое, тайное, подспудное желание счастья, которого не может быть в этом жестоком мире.

Паша.

Боевой эльфийский конь, дорогой гномский доспех, богатый набор побрякушек, и Паша превратился в дворянина. Манеры, язык и одежда сделали из него эльфа, недостаточно изысканного, некуртуазного, гарнизонного вояку-эльфа. Сорок километров на восток он проехал за полдня, несмотря на то, что дождь прекратился всего два дня назад, и дорога еще не окончательно просохла. Замок барона Паша нашел легко, приняли его там дружелюбно. Никто не ожидает неприятностей от одинокого воина. Захватить замок, вырезать целых пять рыцарей с оруженосцами и дюжину опытных охранников, одному не по силам.

Барон был стар и болен, принять Пашу не смог, даже не вышел к обеду, зато его внучка, белокурая молоденькая эльфа, оказалась давней Пашиной знакомой.

— Милый Кюн! Как я рада тебя видеть! Мне доложили, что приехал одинокий рыцарь в покрытых патиной, старинных, гномских доспехах. Я надеялась услышать новости столицы, или послушать баллады одинокого романтика …, — ехидно начала поддевать Пашу Ванесса.

— … а вместо эльфа-романтика получила человека-прагматика, — поддержал её Паша, — Я уже просил тебя называть меня «барон Паша».

— Или в память о графине — «Паша», — продолжила свои шпильки Ванесса. Паша промолчал, недовольный собой. Сердце отозвалось глухой болью, а он считал, что уехав, графиня забрала с собой остатки страстей и его сердечные терзания.

— Титул барона тебе, как и имя, дала графиня? — обрадовалась смятению Паши эльфа.

— И доспехи подарила, — нашел в себе силы подавить мальчишескую злость Паша, и засмеялся.

— Это наследство далекого предка? — с надеждой спросила эльфа.

— Нет. Но согласно генеалогическому древу первый барон появился в моей семье семьсот лет назад, — не выдержал Паша, выдав настойчивой эльфе порцию информации о себе.

— Вот как?! — обрадовалась Ванесса. Порылась в памяти, — соратников Великого Ольги было не так много! Она произнесла имя первого императора на современный манер.

— Нет. Это было при его сыне, Славе Ольговиче.

— Ха! Таких семей меньше дюжины. Свой прежний баронский статус сохранили три или четыре рода. Осталось определиться с именем. Кого из них зовут Кюн? Сам скажешь, или мне послать за тяжеленным томом генеалогического древа империи? Паша удивленно посмотрел на блондинку.

— Ты же видишь, я к тебе с открытым сердцем, всё вслух, ничего не скрываю, никаких хитростей на потом. Кю-юн, ты мне сразу понравился! Не будь букой, сделай мне приятное, скажи, что я тебе нравлюсь.

— Это правда. Ты мне понравилась с первой встречи!

Володя.

Правая рука высохла, стала вдвое тоньше левой, но сохранила подвижность благодаря действию множества амулетов, пожертвованных бароном Кюном. Само лечение превратило Володю в худого, жилистого старика лет сорока, выпило молодость, но не дало умереть. Мать успокаивала сына как могла.

— Дядя Паша любит тебя, как родного. Ты его нашел, убедился, что он жив. Рано или поздно Паша вернется, и тогда всё придет в норму, станешь еще моложе и здоровее, чем был.

— Нужно снова ехать в столицу. Я не могу, — поднял свою руку Володя, — Коля не хочет.

— Попробую поговорить с твоим отцом. Алексей, последнее время, слишком увлекся торговлей, ему будет полезно потратить пару месяцев на пользу семьи.

— И для пользы своего старинного друга. Когда ты поговоришь с отцом?

— Твой отец, последнее время, меня мало слушает. Местные обычаи постепенно оказывают на него всё больше влияния. Скоро меня отошлют на кухню и запретят открывать рот без команды «голос».

— Не надо так преувеличивать. Мой тесть всегда советуется с женой, ты это знаешь. И отец спрашивает твоё мнение, оказывает уважение.

— Но руководствуется только своим!

— Он ведет бизнес, по-другому нельзя. У тебя же есть своё дело!

— Шить платья — это бизнес? Это тяжелая работа! Нитки, пуговицы, фурнитура, ткани с Земли давно закончились!

— А не попробовать ли нам кандидатуру Алёны. Она изображала любовь к дяде Паше, при его отъезде, пусть едет, спасает любимого.

— Леночка до сих пор тебе небезразлична?!

— Мама! У меня есть семья!

— Вариант с Алёной очень неплох, но она гномиха. Ничего, будет носить вуалетку, а кожа у неё белая, волосы светлые, такие даже с помощью магии не получишь.

Паша.

Молоденькая эльфа оказалась по-своему умна, немного наивна, приятно неопытна и неожиданно непосредственна. От дворянки и эльфы Паша ожидал изощренности, представляя на месте Ванессы юную Анну. «Так ошибаться и быть приятно удивленным — здорово. Надо доверять своей интуиции, меня недаром манило к белокожей эльфе», — романтично думал Паша. И тут же всплыло второе «я» — внутренний голос. «Шляпу всё лето не снимала. Да я ещё при первой встрече заметил, что она носит замшевые перчатки. А подружка — ажурные.» «Какой же я был циник и зануда! Как могла в меня влюбиться романтичная Либерта? Надо будет, при случае, навестить её, побеседовать обо мне, о том, старом. Интересно, какой я был?» — глядя на прекрасный парк с экзотическими деревьями, думал Паша. День стоял чудесный, осень раскрасила часть деревьев золотыми, красными, бордовыми красками; вино было изумительно, настроение философски созерцательно; Паша даже не пошел на утреннюю пробежку и тренировку. Витое летнее кресло из заморской лозы чуть заскрипело, эльфа шевельнулась в постели, не открывая глаз. «Сладкая любовная история. Нежная, пьянящая, радостная. Даже капризы Ванессы легки и приятны, она, как бы, подыгрывает мне. Неужели это продолжается уже целую неделю? Сказка! Волшебный праздник!» «Обычный курортный роман», — проворчал в голове гадкий голосок.

Ванесса.

Эльфа жила всю неделю, как во сне. Появление необычного человека ввергло её в водоворот магической любви, полной безумной радости и счастья. Краем уха она слышала истории о пограничниках, но никогда не верила им. Престарелым эльфам, разменявшим четверть века, больше не о чем было поговорить, как о своих фантазиях и выдуманных приключениях. Безумные ночи наполняли Ванессу необычной энергией. Наутро мир был раскрашен яркими красками, буйство запахов превосходило аромат весны, завтрак казался необычайно вкусным, а настроение требовало дарить радость всем. И, на самом деле, при появлении Ванессы, дедушка выздоравливал и вставал с постели, старый злой пес повизгивал и ласкался, как щенок, а тетя заговорчески улыбалась. Одна мысль мучила эльфу — почему графиня рассталась с человеком. Ванесса проснулась, как обычно, ближе к полудню. Паша слегка раскачивался в кресле, вместо того, чтобы изображать танец с саблями. День начался необычно, но Ванесса даже не догадывалась, какие сюрпризы её ожидали дальше. Перед завтраком Паша ушел прогуляться и к Ванессе напросился на прием управляющий замка.

За завтраком Паша заметил смену настроения любимой.

— Зайчонок, что-то случилось?

— Управляющий замка посылал две недели назад в западную часть баронства сборщика налогов. Тот должен был вернуться неделю назад, но не вернулся.

— Хочешь, чтобы я его поискал?

— Нет. Управляющий описал мне маршрут его поездки. Конечный пункт сбора налогов — твоя гостиница.

— Со стороны управляющего очень рискованно посылать всего пять воинов к человеку, держащему тролля охранником.

— Он не знал подробностей, не посоветовался со мной, когда отправлял отряд. Ты скормил их троллю?

— Нет, но, оказалось, что, ни сержант, ни фискал не умеют себя вести с благородным господином. Я назначил им наказание — год работ в моей каменоломне, хорошо помогает.

— Управляющий тебя подозревает и хочет допросить. Он уже получил разрешение барона, после завтрака два рыцаря и дюжина воинов будут ждать тебя у дверей зала.

— Как грустно кончается наш роман! Увы! Ты не задумывалась: зачем я приехал в замок?

— Нет. Но, надеюсь, ты мне сейчас расскажешь.

— Я решил, что барон несет ответственность за сержанта и фискала. После допроса пленных выяснилось, что охрана в замке слабая, и я поехал забрать население замка к себе в каменоломню, на работы.

— Приехал в замок, увидел рыцарей и струсил?

— Нет, — засмеялся Паша, — был пленен твоей красотой, добротой и умом. Эта неделя самая счастливая в моей жизни. Поверь мне, я с большой неохотой начну сейчас разорять замок твоего деда. Управляющий уже привел рыцарей, ничего изменить нельзя. А разорение замка испортит наши отношения.

— Я не верю твоей похвальбе, человечек!

— Поверь мне, Ванесса, я немного знаю женщин — испортит. Останься здесь, малый обеденный зал — самое безопасное место. Паша вышел за дверь, послышался грохот падения металла.

Паша.

Счастье кончается быстро. Находится мелкая причина и всё рушится, как карточный домик. Настырный торопыга управляющий, мог бы погодить еще неделю, не портить счастье другим и не рушить жизнь себе, своей семье и всем обитателям замка. Паша затратил двадцать секунд, чтобы положить «засаду» в коридоре. Не деликатничал — эльфы крепкие, бывалые, к падениям лицом об пол должны быть готовы. Следующая задача: закрыть ворота замка и привратную дверь, вернее заварить. Заодно Паша уложил стражу. Слуги начали прятаться, быстрее всех учуя неприятности. Поиски их Паша оставил на потом. Первый выстрел из арбалета, хороший выстрел, меткий, стрела дорогая, на мага, ударил Паше в спину. Стрелка пришлось убить, целясь, он свесился из бойницы и, упав, сломал шею. Долгое хождение по знакомым и незнакомым лабиринтам лестниц, комнат, кладовок и погребов, высматривание магическим зрением спрятавшихся эльфов, и, наконец, завершая путь, возвращение в малый обеденный зал, было неинтересно, обыденно.

— Так и знал, что это тебя расстроит, — огорчился Паша. Ванесса с ужасом смотрела на Пашу из дальнего угла огромной комнаты.

— Тебя я оставлю ухаживать за дедушкой. Двое стражников и несколько слуг показались мне недовольными строгим управляющим, их я найму на работу. Остальные помогут мне строить мой замок. Не так много работы, не пугайся, для начала только башня.

— Тётя тоже будет ломать камень? — удивилась эльфа. Она верила любым ужасам.

— Женщины будут стряпать. Эльфу охватил нервический смех, она представила тётю в роли стряпухи.

Ванесса провожала обоз, не весь обоз, только тётю. Высокий худенький человечек и сейчас выглядел веселым добродушным юношей, по-детски открытым, совсем неопасным. Именно это провоцировало эльфов, мнящих себя опытными, опасными,

хитрыми, на глупые поступки, которые они никогда бы себе не позволили, имея Паша другую внешность. Множество слуг переметнулось к победителю. Каждый из отобранных Пашей рекомендовал своих приятелей или приятельниц, а те, обретя подвижность, настолько искренне пытались понравиться новому хозяину, что Паша не «слышал» ни единой подлой мысли.

— Зайчонок! Ты позволишь тебя называть так?

— Если нет, то я превращусь в стряпуху?

— Фи! К чему обиды? Твой дедушка посчитал себя хозяином на моей земле, я посчитал себя хозяином не его земле. У кого сила, тот и прав.

— У короля есть маги! Твои жалкие фокусы на них не подействуют!

— Интересно будет посмотреть на твоего короля в моей каменоломне, — жизнерадостно засмеялся Паша. Вчера эльфе нравилось, как он смеётся. Его открытое лицо, наивный взгляд, детская непосредственность, его выдумки и шалости, его неопытность и беззащитность. Всё это было маской, ложью, игрой. «У дедушки в серванте есть яд. Он запасся им для последнего дня, чтобы уйти достойно. Попробовать пригласить человечка выпить вина напоследок?» — подумала эльфа.

— Пойдем, любовь моя, угостишь меня вином. Напоследок, — предложил Паша с грустью в голосе. Лицо его поскучнело. Эльфа вздрогнула, испугавшись своих мыслей. Промолчала и ушла.

«В лице Ванессы проявляются необычные черты. Один из её предков был гномом», — отметил Паша и задумался. Эта мысль беспокоила его всю дорогу. Даже размещая пленников в пещере и одавая распоряжения, он не мог отвязаться от этой мысли. «Нужно вернуться, поговорить с Ванессой. Эта её особенность не даст мне заснуть», — Паша, непоседа, решил ехать в ночь, сквозь моросящий дождь и пронизывающий осенний ветер. В замке в нескольких окнах горел огонь и из трубы кухни шел дым. «Гости приехали. Быстро.» Паша застучал в калитку, ждать пришлось долго.

— Кого там носит ночью? — раздался недовольный старческий голос.

— Хозяин приехал, открывай, — страшным голосом прорычал Паша. Ему открыли.

— Внучка барона где?

— Хозяину плохо совсем, она не спит, дежурит у постели. Паша бегом взлетел по лестнице, остановился у двери, тихонько проскользнул вовнутрь.

— Ты!? — еле слышно произнесла эльфа.

— Не мог заснуть, не увидев тебя. Торжество победителя рассвело на лице Ванессы. «Самый ужасный, могущественный, злобный маг повержен ею, хрупкой, беззащитной женщиной», — переполнила эльфу радость. Паша вгляделся в лицо эльфы.

— Алёна? — неуверенно спросил он. И вспомнил, наконец, себя.

— Девочка, прощай, я уезжаю. Мы расстаёмся навсегда. Прощай! — череда настроений прокатилась по живому лицу Паши. Паша обнял эльфу, и она почувствовала и его радость обретения себя, и благодарность к ней, давшей ему этот ключ, и невероятной силы воодушевление.

Павел Ильич.

Паша ехал по дороге «домой» в самое неприятное время, под утро. Не было никакого смысла в этом возвращении, никто из наемных эльфов, или семейства троллей не стал ему дорог, ни с кем он не сдружился. Но в Паше проснулось, несвойственное раньше Кюну, чувство порядочности по отношению к тем, кто доверился ему. Погода стояла сырая, небо заволокло тучами, и было не столь холодно. Но пробирало серьезно, к концу дороги Паша начал магически греться.

Его отъезд всех расстроил. Сразу и безоговорочно решились ехать только добродушный тролль и конюх, последний, скорее всего, надумал ехать из-за двух десятков боевых коней, к которым сильно привязался летом. Затем слуги старого барона, посовещались, и направили Паше двух молодых конюхов, они определили их в «козлы отпущения», чтобы, вернувшись к барону, всё валить на них. Не забыли они, таким образом, и интересы Павла Ильича, конюхи ему были нужны.

«Ванесса Мэй»

Хард позаботился об Алёне, дал ей в сопровождение лучшего сотника, Бестию, с пятеркой отличных бойцов. Свита, вооруженная так дорого, выглядела, и действительно была, грозной. Она делала из Алёны влиятельную госпожу.

Осенний день короток, дорога неудобна, что превратило путь в столицу в долгое, утомительное путешествие. Бестия, бывший главарь вольного отряда, был груб и неинтересен тонкой, чувствительной натуре Алёны. Романтический характер расставания с Павлом Ильичом вселил в девушку обоснованные надежды на развитие отношений. Она полгода создавала себе, во многом выдуманный, идеализированный образ влюбленного в неё «дяди Паши». Лишь однажды, в трех перегонах от Роззе, «недалеко от войны», Алена встретила достойного внимания и беседы мужчину. Офицер и джентльмен, высокий, мужественный, чем-то озабоченный, задумчивый и печальный. Он представился, и Алена улыбнулась.

— Сильвестр?! Твоё родовое имя Сталлоне?

— Нет?! — удивился офицер, — такой род в империи мне не знаком. Мелкопоместные, неродовитые дворяне? Улыбка Алены помогла установить доверительные отношения, которые неожиданно для обоих завершились постелью. Случайные связи офицера со служанками, долгие месяцы воздержания Алены вознесли их дорожный роман на небывалую высоту. Алена носила вуалетку, и Сильвестр не замечал её раскосых глаз, её примеси гномской крови, а сама она закрывала глаза на особенности чуждой культуры имперского дворянина. Три дорожных перегона им было по пути. Три вечера счастья, три дня пустых разговоров в дороге: взглядами, жестами, обрывками, недоговоренных фраз, улыбками. Три ужина, три обеда, три завтрака вместе. Всю последнюю ночь они не спали. И Сильвестру и Алене казалось, что между ними установилась такая крепкая сердечная связь, что не только сами сердца бьются в унисон, не нужно слов, они понимают друг-друга без них, предугадывая желанья, которые не успели возникнуть. Такого ни она, ни он никогда, ни к кому не чувствовали. Сильвестр начал задумываться о том, чтобы сделать Алене предложение, закрыв глаза на её, безусловно, распутное поведение в дороге. «Сначала нужно выяснить — кто она», — решил для себя дворянин. Утро выдалось солнечным. Обнаженная Алена встала, подошла к окну, Сильвестр уже начал одеваться.

— Гномиха?! — с отвращением и ужасом произнес офицер, обманутый в своих лучших чувствах. Сияющее счастьем лицо, одухотворенное, благородное, красивое превратилось в серую маску. Слезы горя брызнули из глаз. То румянец, то бледность превратили маску, заменившую лицо, в ужасный лик. Белки глаз покрылись сеткой, лопнувших кровеносных сосудов, из носа тонкой струйкой побежала кровь. Казалось, мир рухнул, принцесса обернулась парией.

Алена с презрением посмотрела на жуткий спектакль, ничего не сказала, оделась, собрала вещи и вышла вон. «Жертва предрассудков», — стучало у нее в голове, не переставая, целых два дня. Заснуть помогала только хорошая выпивка вечерами. А Сильвестр повернул на юг, он решил не соваться в столицу.

Павел Ильич.

Свой небольшой отряд Павел вел в Пантано, он решил прояснить для себя ситуацию с орденом магов. Его баронский опыт, его дворянские понятия о чести, нравственности и порядочности слились со старым опытом и старыми нравственными установками. Теперь, стеганув плеткой, мешающего его проезду старика или ребенка, Павел испытывал стыд. Служанки в гостиницах потеряли для него остатки привлекательности. Зато стражникам на дороге стало доставаться вдвойне, их спасало, что Павел старался не убивать людей напрасно. Будучи Кюном, Павел ежедневно тренировался с мечом, теперь он забросил свои занятия, и погрузился в раздумья о своем предназначении.

Недалеко от столицы, в знакомом ему городке, там, где Кюн встретил Анну, Павел повстречал Сильвестра.

— Сильвестр, дружище, рад тебя видеть живым и на свободе! Тебя не узнать!

— Кюн? Вот кого действительно трудно узнать, — товарищи обнялись, — ты похудел, загорел, повзрослел. Нет, не постарел, взгляд у тебя изменился. Хотя он у тебя всегда тяжелый был.

— Умеешь ты сделать человеку «комплемент», — притворно обиделся Павел, — и не зови меня больше Кюн. Я достиг соглашения с магами, тот эпизод в столице забыт, но зовут меня теперь Паша. Чем закончился тот злополучный рейд по тылам гномов?

— Все живы-здоровы. И даже богаты, груз серебра мы достали из озера. Летом всех неожиданно отправили в отставку.

— Отчего тогда на твоем лице «траур»?

— Пойдем, сядем, выпьем, потом и расскажу, — потащил Сильвестр Пашу за стол. Паша долго слушал мужские сопли о коварной гномихе, которая разбила сердце офицера.

— Я так и не понял, она тебя бросила? «Поматросила и бросила»? — удивился Паша.

— Я тебе битый час, имперским языком, объясняю: она — гномиха.

— Я был знаком, аш, с целыми двумя гномихами. Одна — зазнайка и стерва, происхождение обязывало, принцесса она. Вторая — очень достойная, умная, красивая, образованная и добрая. Я еду к ней в гости, с надеждой.

— Ты никогда не говорил, что влюблен в гномиху, удивился Сильвестр.

— Мы долго не виделись. Вдруг она влюбилась в другого. Замуж вышла …

— … нарожала ребятишек, — улыбнулся Сильвестр.

— У тебя есть конкретные планы? А то поехали со мной в Пограничье! У меня там друг. Граф, самозваный, но граф.

— А как в Пограничье относятся к гномам?

— Так же, как везде, ненавидят и презирают. Хочешь увезти свою красавицу туда?

— Сначала её нужно найти. Потом разрешить недоразумение, возникшее между нами.

— Недоразумение? Ты еще скажи, что она сама виновата, мол, обманула тебя, — презрительно ухмыльнулся Паша.

— Я был прав, ты изменился, стал жестоким.

— Я стал честным, правдивым. Попробуешь ей сказать про «недоразумение» и пошлет она тебя … сразу и далеко.

— «Кто старое помянет, тому глаз вон».

— «А кто позабудет, тому оба».

— Хорошо! Найду свою гномиху, упаду ей в ноги, — осознал свой проступок Сильвестр. Они выпили еще по бутылочке вина, и решили ехать в столицу вместе.

Эпилог

Сильвестр.

В столицу друзья въехали только вдвоем, Паша оставил своих эльфов на постоялом дворе, Сильвестр путешествовал в одиночку. Для Сильвестра Паша изложил историю, придуманную Третьим, о своем двойнике, и тот согласился навестить Глюк, Танте и Смарта. Он рассчитывал встретить там Болда, но неожиданно наткнулся на Алёну.

— Я верю тебе, — прервала она поток пылких извинений и признаний Сильвестра, — но у нашей любви нет будущего. Для этого нужно, чтобы партнеры были равны, или думали, что они равны. К тому же ты не тот человек, которому наплевать на общественное мнение.

— Таких людей нет, даже императору небезразлично, что думают окружающие его люди.

— Такой человек есть. Он уже доказал это. Но он маг, а я нет.

— У вас тоже будет неравенство, — обрадовался Сильвестр, — но я люблю тебя сильнее, чем он. Я нашел тебя, и никому теперь не отдам.

— Во-первых, для него любой чудо-воин, или грозный маг, не страшнее букашки. Во-вторых, он считает меня великой магиней. Мои таланты пока спят, но их можно разбудить.

— Я сам видел, как обычный человек убил двух магов. Одного — высших степеней посвящения, одного — боевого. Для удачливого и смелого человека всё возможно!

— Как звали этого смельчака? Сильвестр?

— Нет …, Кюн, — раскрыл он чужой секрет.

— Этот толстяк? — кивнула Алена в сторону дома, и засмеялась.

— Это его двойник, — прошептал Сильвестр.

— Всё равно смешно.

— Двойник совсем не похож!

— Странный двойник, — Алёна продолжала смеяться.

— Поехали, я познакомлю тебя с настоящим Кюном. Только так его теперь звать нельзя, он теперь Паша.

— Странное имя у твоего друга, — мгновенно перестала смеяться Алёна, и позвала Бестию, — поехали!

— Только насмешничать над ним не надо, — попросил Сильвестр, — он еще очень молод, обидится.

— Ты про нас ему всё разболтал?!

— Сказал, что люблю гномиху, то есть тебя …

— Ладно. Забудь, — остановила она его, — Если это Павел, он всё узнает сразу.

Если порядочность ему позволит копаться у меня в голове? К тому же Бестия своего старого подчиненного знахаря Павла, почему-то, не любит, и, конечно, пощекочет ему самолюбие.

— Госпожа! Я не самоубийца! — успокоил Алёну Бестия. Ехать было недалеко, за ближайшим поворотом их ожидал Паша.

Павел Ильич.

Сильвестр появился в компании Алёны и старого знакомого Павла — Бестии. «Вот она какая, страстная любовь Сильвестра!» — догадался Павел. Погрустнел, задумался, сравнил своё отношение к Алёне с мучительной страстью своего армейского друга. Свои романы с эльфийками Анной и Ванессой в образе Кюна он помнил слишком хорошо. Ему было с чем сравнивать нежную «любовью» Павла Ильича к Алёне. «Гормоны тут оказались не столь важны. Внешне я молодой, а в душе — старик», — реально оценил своё чувство к Алёне Павел Ильич. Ни Бестия, ни Алёна не узнали Павла, и уже поехали мимо, но Сильвестр остановил их.

— Можно тебя на пару слов, — отозвал Павел Сильвестра после официального представления, — о нашей беседе никому не говори ни слова.

— О какой беседе?

— О том, что у меня тоже есть подружка-гномиха.

— Хорошо, — подозрительно уставился на Павла приятель. Алёна, видя, что Павел «не узнает» ни её, ни Бестию, засомневалась в своих выводах.

— Паша! Такое редкое имя! — попробовала она подойти с другой стороны.

— Это не совсем имя, любовное прозвище, так назвала меня одна знакомая эльфа. Правильно говорить Паша, а не Паша. «Или Володя ошибся, или Павел Ильич потерял память», — подумала Алёна.

— Не знаю, возможно, это секрет, но мой бывший жених Владимир говорил о тебе, как о «жестоком» убийце магов. Это его ты спас, помнишь мужчину с обугленной рукой?

— Скорее он спас меня! А я уже вернул ему долг. Рука зажила?

— Высохла. Да и сам он превратился в старика.

— Поэтому вы расстались, — уколол её Павел.

— Мы расстались два года назад, он сейчас женат и у него есть ребенок, — поспешила оправдаться Алёна, увидев вытянутое лицо Сильвестра.

— Я тоже обгорел этой зимой, и невеста бросила меня …

— Что не помешало прекрасной эльфе …

— Не будем об этом. Что привело тебя в столицу, гномиха?

— Я ищу своего друга. Он уехал сюда зимой, хотел с корнем вырвать, полностью уничтожить прибежище черных магов в замке Дюк. Услышав о твоих подвигах, я подумала, что этот человек — ты.

— Мною двигала только месть. Никаких других разногласий с магами у меня нет.

— Убить пятьсот человек, с целью мести? Это неимоверно жестоко!

— Ты не одобряешь. Гораздо лучше убить многие тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч — ради идеи! Например, той, ради которой сейчас идет война. Люди считают гномов животными, во всяком случае «низкими» людьми, гномы относятся к людям аналогично, — яростно возразил Павел.

— Алёна, ты зря набросилась на моего друга. Дворян, среди этих пяти сотен убитых, было совсем немного. Возможно никого. В совете ордена большинство захватили простолюдины, дворяне неохотно идут в услужение к плебеям. Кроме герцога и его вассалов, пожалуй, никого в замке нет, — защитил друга Сильвестр.

— Да. Сильвестр, я видел, кого убиваю, жалкие плебеи, не стоило их даже считать, — с сарказмом продолжил Павел. Он внимательно посмотрел на изменившееся лицо Алёны.

— Хотел бы добавить для тебя лично, Алёна! Мой друг Сильвестр самый заботливый офицер в армии, у него практически нет потерь, а солдат редко наказывают без причины, — добавил Павел.

— Позвольте мне вмешаться, господа! Предлагаю заехать в гостиницу, прохожие прислушиваются, — прервал обсуждение Бестия.

— Ты прав, — согласился Павел.

Поехали в гостиницу к Алёне, та решила собирать вещи и утром выезжать обратно в Пограничье. Сильвестр решил ехать в ней, и она не возражала.

— Эльфа лучше гномихи? — спросила Алёна Пашу, когда они на секунду остались одни. Тот промолчал.

— Приезжай. Хотя бы ради Володи, — ей показалось, что она чувствует эмоции Павла Ильича.

— Приеду. Но сначала я хочу разобраться с артефактом, со структурой заклинания, с орденом. Если не найду решения, приеду и мы снова попробуем сотворить из тебя Святую Магиню.

— И зачем ты валял дурака целых два часа? — обняла его Алёна.

— Я полюбил графиню эльфу, ты влюбилась в имперского офицера. Оставим всё так, как есть, — высвободился из объятий Павел.

— Какой же ты ребенок, «дядя Паша»! Павел Ильич уехал не прощаясь. Он хотел уже сегодня встретиться с Третьим.