Знак с той стороны

Глава 3 Дела житейские. Противостояние

Ада Романовна отбросила одеяло, тяжело села, опустила ноги на коврик, с силой провела ладонями по лицу. Голова была тяжелой, в висках ломило. Чертово снотворное! На полу поблескивали осколки разбитого стакана. Она с минуту тупо их рассматривала, соображая, откуда они тут взялись. Тщательно обходя осколки, подошла к окну, отдернула гардину. За окном брезжило тусклое утро, мелкие ледяные зерна бились в стекло; едва видимые ветки деревьев раскачивались от шквальных порывов ветра. Конец ноября, хмурое небо и снег с дождем. Конец года как конец жизни. Хотя «погодники» обещали потепление и чуть ли не бабье лето. Промахнулись, похоже. Как всегда.

В дверь спальни негромко постучали.

– Входи! – крикнула Ада Романовна, запахивая халат.

Дверь открылась, и вошла полная женщина средних лет с озабоченным лицом. Это была Вика, домоправительница и доверенное лицо Ады Романовны, работавшая у нее около пятнадцати лет. На ней был дом, прислуга, кухня, гардероб хозяйки и даже некоторые секретарские обязанности: напоминание о визитах к врачу и портнихе, а также отчеты о климате в коллективе и сплетни. Каждое утро в восемь верная Вика стучалась в дверь Ады Романовны с докладом. Ада Романовна была богатой женщиной, ей принадлежал добрый десяток фастфуд-забегаловок «Форель», где подавалась рыба нескольких сортов с различными гарнирами, вроде картофеля фри, немецкого картофельного салата, пюре или риса с яйцом, а также гамбургеры для любителей бигмаков. Вкусно, нельзя сказать чтобы дешево, но вполне адекватно. И напитки: соки, чаи, кофе, в том числе совершенно замечательный кофе по-венски. Ада Романовна – женщина-воин, свою империю она создала на пустом месте, не имея ни экономического образования, ни какой-либо поддержки. В мужском мире она действовала мужскими методами: была нахраписта, безжалостна и прекрасно знала, чего хочет. Причем, решая вопросы, она не могла полагаться на внешность – не та у нее была внешность, никаких умильных улыбочек, игры глазками, многозначительных гримасок, а также постели. Все честно: что видите, то и есть. Таких называют в народе бой-баба. Крупная, некрасивая, с грубым, словно вытесанным из камня лицом, она с напористостью торпеды неслась вперед, действуя правдами и неправдами – а как же иначе? С волками жить – по-волчьи выть. Неприятный испытующий взгляд и молчание были ее, так сказать, фирменным знаком. Их выдерживал не всякий. Людей она подбирала по одной ей известным канонам и редко ошибалась. Работать с ней было трудно, но на честный суд оступившийся вполне мог рассчитывать. Главным требованием работодательницы было: никакого самоуправства, воровства, утечки информации и небрежности, полная преданность делу. Утечка информации? О какой информации речь, спросите вы. Да сколько угодно! Ну, скажем, рецепты приготовления салатов и рыбы, употребляемых специй, о поставщиках продуктов и планах покупки новых помещений или реорганизации сети. Короче, никакой болтовни, рот держать на замке, на войне как на войне. Возможно, Ада Романовна была излишне подозрительной, но, пройдя путь от посудомойки в вокзальном ресторане до успешного предпринимателя, она имела на это право. Кроме того, она не была болтливой и от подчиненных требовала того же.

– Доброе утро, Ада Романовна, – степенно произнесла Вика. – Как спалось?

– Спасибо, Вика, хорошо. Что у нас?

– Все нормально, Ада Романовна. В одиннадцать придут мастера менять проводку в подвале, там все время проблемы.

– Хорошо. Она встала?

– Еще не выходила, – поджала губы Вика.

Ада Романовна помрачнела. Наступила вязкая тишина.

– Я накрыла в гостиной, как вы сказали, – напомнила о себе Вика.

– Скажи ей, что мы завтракаем вместе, – распорядилась Ада Романовна. – Во сколько она вернулась вчера?

– Около трех ночи, – с гримаской неодобрения ответила Вика.

– А когда ушла?

– В восемь вечера принесли пакет, Света открыла, и она выскочила.

– Пакет?

– Андрей передал документы.

Ада Романовна ощутила приступ привычного бешенства, как было всегда при упоминании «невенчанной» невестки, глубоко вздохнула и задержала дыхание, чтобы восстановить духовное равновесие. Ей пришло в голову, что она сделала глупость… Тина! Дрянная, необразованная, ленивая девчонка! Девчонка… Если бы! Взрослая молодая женщина, и ничего тут уже не поделаешь, воспитывать поздно. Дурацкая идея, а ведь умные люди предупреждали. Но она привыкла поступать по-своему, ну и получила… Огребла по полной, как говорит Андрей. Стареет, видимо, хватка ослабла. Старая немощная волчица… Стала промахиваться. Как тот волк, Андрей повторяет, который промахнулся. Из детской книжки. Не о ней говорит, а вообще. Андрей не показывает вида, приходит посоветоваться, подсовывает идеи и решения… Глупый мальчик! Она прекрасно видит, как он старается удержать ее на плаву. Не дай бог, когда жалеют… Нет! Рано списывать со счетов железную леди! Хватка все еще есть, просто нужно решать головой и десять раз подумать, а не идти на поводу у дурацкой сентиментальности и чувства вины. Вот-вот, не нужно вмешивать чувства. Тина… Тут были одни чувства, а не голова. И решение соответствующее – дурацкое. И Вика намекала… Ну, Вика вроде мебели, говорит много, да не все по делу. Общего языка она с Тиной так и не нашла, и какой смысл продолжать… Одному Богу известно. Уж очень они разные, она – ломовая лошадь, Тина – типичный трутень, причем с амбициями. Фотомодель, прости господи. Пора кончать эту затею, но ни сил, ни желания что-то решать нет. Ада Романовна не узнавала себя, бизнес потерял для нее всякую привлекательность, и заправляет хозяйством теперь Андрей Богданов, которого она десять лет назад рассмотрела на скромной должности водителя рыбного фургона. И Коля его одобрял и помогал, как мог. Рассмотрела, приблизила, выпестовала и выучила; доверяла ему как самой себе. Иногда она думала, что Андрей ей ближе родного сына. Сын… Она привычно вздыхала. И теперь она только делает вид, что все еще в седле, а Андрей, добрая душа, подыгрывает…

Скрипнула дверь, и в щель протиснулась Люка – роскошная персидская кошка с длинной серой шерсткой и голубыми глазами. Она неторопливо подошла к кровати Ады Романовны и едва слышно мяукнула, широко разинув розовую пасть. Когда-то она была потешным котенком, смешно прыгала, пытаясь поймать «солнечный зайчик» – луч маленького фонарика, и Ада Романовна смеялась. Они все смеялись. Люку подарил ей покойный муж Коля…

Длинный парадный стол был накрыт на два прибора – в торце и с правой стороны. Там уже сидела молодая женщина. Ада Романовна тяжело опустилась в кресло и сказала:

– Доброе утро, Тина.

– Доброе утро, – отозвалась молодая женщина. То, что она не обратилась к Аде Романовне по имени, та расценила как дерзость.

– Как ты себя чувствуешь? Как спалось?

– Нормально, – Тина отвечала, не глядя на свекровь, уставясь в стол.

– Ты вчера ушла из дома, никто не знал куда. Мы беспокоились. Впредь, пожалуйста, сообщай, куда идешь. – Она говорила с трудом, почти чеканила слова, как было всегда при виде Тины.

– Я что, в тюрьме?

– Ты не в тюрьме, но в моем доме существуют определенные правила, которым нужно подчиняться. Дверь закрывается в девять вечера, после девяти никто без особой надобности не выходит. Мы это уже обсуждали. Где ты была?

– Встретилась с друзьями. Я никого не вижу, сижу взаперти! У меня есть друзья, они были друзьями Севы, понимаете? Близкие нам люди!

– Такие же бездельники и наркоманы! – не выдержала Ада Романовна, забыв, что пообещала себе сдерживаться.

– Вы не имеете права их судить! – Тина отбросила салфетку. – Вы их не знаете!

– После того, что произошло с моим сыном, имею право!

– Это был несчастный случай! Вы прекрасно знаете, что Всеволод…

– Когда человек не работает, не учится, дни и ночи проводит с… друзьями, такими же бездельниками и наркоманами, это всегда плохо кончается! – перебила ее Ада Романовна.

– Вы его сломали! – закричала Тина. – Он жаловался, что вы шагу не давали ему ступить, он задыхался! Вы пытались контролировать каждый его шаг, вы сдали его в психушку! Вы виноваты, что он умер!

– Я виновата? Ах ты, дрянь! – Ада Романовна даже привстала от возмущения. – Я виновата в том, что не была достаточно твердой и все ему позволяла! Я вкалываю как лошадь, я надеялась, что он будет помощником, я устала, наконец. Я хотела передать ему бизнес…

– Плевать он хотел на ваш бизнес!

– Да? А на деньги вам не плевать?

– Конечно, всегда деньги! Вы только о деньгах и можете! А мы живые люди… Сева мечтал уехать, мы оба хотели уехать!

– На какие шиши? Вы не привыкли работать, но привыкли жить на широкую ногу! За моей спиной! Вы, копейки за всю жизнь не заработавшие! Я не сдала его в психушку, как ты говоришь, я пыталась ему помочь!

– Да как же… Он мешал вам, позорил, вы просто убрали его с глаз долой. Засунули в психушку!

Ада Романовна раздула ноздри, сглотнула, на секунду закрыла глаза. Напрасно она начала разборки, ни до чего они не договорятся, они говорят на разных языках. Она упустила сына, и тут уж ничего не поделаешь. Господи, в чем ее можно винить? Просмотрела сына? Пропустила момент, когда из маленького ласкового мальчика он стал неприятным и грубым подростком? С приводами в детскую комнату? Со скандалами в школе? Она совала всем: учителям, ментам, потом адвокатам, судьям, все надеялась, наступит время, повзрослеет, поймет. Не наступило, не повзрослел, так и остался капризным и грубым… Наследный принц! Коля пытался воспитывать, добрый бесхарактерный Коля, которого сын ни в грош не ставил… Неужели чувствовал ее отношение? Она по-своему любила мужа, но, как бы это выразиться… не уважала за мягкость, неумение постоять за себя. Коля…

В желудке уже поднималась тяжелая тупая боль, предвестница приступа, – закончилось действие болеутоляющего. Ада Романовна невольно прижала руку к животу; наклонила голову, словно прислушивалась. Боль нарастала.

– Ада Романовна, что с вами? Вам плохо? – спросила невестка.

– Позови Вику!

Тина издевательски закричала: «Вика, тебя зовут!», прекрасно зная, что домоправительница подслушивает под дверью. Она не ошиблась – дверь распахнулась и вбежала Вика. Она захлопотала вокруг Ады Романовны: налила воды в стакан, достала из кармана пластиковую трубочку, вытряхнула на салфетку две таблетки. Ада Романовна с натугой глотнула, запила водой, откинулась на спинку кресла, пережидая острый приступ боли.

Тина меж тем налила себе кофе и намазывала тост вареньем. Вика метнула на нее осуждающий взгляд, молодая женщина ответила вызывающей улыбкой. Она с хрустом откусила от тоста, запила кофе, громко звякнула ложечкой.

– Иди, Вика, спасибо, – пробормотала Ада Романовна. Она глубоко вдыхала и выдыхала, так было легче переносить боль. Вика вышла и осторожно закрыла за собой дверь.

– Чего ты хочешь? – спросила Ада Романовна.

– Свободы.

– Ты свободна. Я повторяю, здесь не тюрьма. Хочешь – иди работай, хочешь – учись. Я всегда помогу.

– Ага, посудомойкой!

Дерзкий намек на прошлое Ады Романовны не остался ею незамеченным.

– А что ты еще умеешь?

– Я была фотомоделью! Я снималась! Да что вы в этом понимаете… Это не ваше торгашество, это… это искусство! Я уеду! Я решила, меня зовут…

– Никуда тебя не зовут, не ври, – перебила свекровь. – Посмотри на себя! Пойдешь по рукам… – Этого не следовало говорить, но было поздно.

– Да лучше по рукам, чем с вами!

– Да как ты смеешь! – Ада Романовна вскочила. – Убирайся! Я тебя не держу!

– Послушайте, давайте договоримся по-хорошему, – сбавила тон молодая женщина. – Зачем портить друг другу кровь, вы богатая женщина…

– Сколько ты хочешь? – Этого тоже не стоило говорить, она ничего не должна этой…

– Что значит деловой подход! – В голосе невестки прозвучала издевка. – Я подумаю, Ада Романовна. Я все взвешу, и мы обсудим.

Ада Романовна молчит, боль становится невыносимой. Она побледнела, на лбу выступили бисеринки пота. И тяжелое тоскливое чувство появилось, уже не в первый раз, что эта молодая волчица ей не по зубам. Она промахнулась, как волк из детской сказки, и продолжает промахиваться. Старая беззубая волчица…

Тина наливает себе вторую чашку кофе.