Правда, все это мелочи, ерунда. Все. Не ерунда - влажный и тяжелый, такой знакомый воздух Каринтии и то, что до такой родной серой цитадели остались всего сутки пути.
Но тут размышления прервал резкий голос Рейвена:
- Что размечтался, маршал? Ты лучше подумай, где мы ночевать сегодня будем.
Потом добавил по-детски плачущим голосом:
- Сударь, неужели вы хотите сказать, что мы проведем еще одну ночь с этими ужасными пискучими тварями? Избавьте меня от этого, ради всех богов! - и расхохотался, после чего продолжил:
- И вообще, я хочу крышу над головой, мягкий матрас, холодное пиво, свежевыпеченный хлеб и крутобедрую крестьянку. Сенешаль, вы не знаете в окрестностях никакой крутобедрой крестьянки?
Естественно, Дэниел не удержался от смеха:
- Ладно, кончай трепаться. Сейчас с этой гривы съедем, там будет речушка коню по колено, а за ней - хутор. Будет тебе там и крыша и пиво.
- А крестьянка? - обиженно спросил Рейвен. - Неужели я не могу понравиться крестьянке? - И гордо расправил плечи, которые прикрывал когда-то дорогой, а ныне покрывшийся непонятными бурыми потеками плащ.
Ответа не последовало. Рейвен подождал и добавил, уже серьезно:
- Ночевать надо, иначе наши коняги лягут и не встанут. А без коней мы с тобой как без рук. Может, лучше не полезем на этот хутор? Дров здесь навалом, топорик у меня в сумке.
- А как же крестьянка? - улыбнулся Дэниел. - Да и вообще, не нравится мне это: мокнуть под открытым небом в трех шагах от дома.
Рейвен пожал плечами так, что на спине его недовольно звякнул кольчужный капюшон, и хлопнул пятками коня по бокам.
Когда они переправились через речушку и поднялись на следующий холм, Рейвен присвистнул:
- Похоже, с пивом придется обождать.
Хутор выглядел так, будто его брали штурмом. Ограда в нескольких местах была пробита и поломана, ветер покачивал распахнутые настежь двери.
- Интересно, кто это его так. Надо посмотреть.
Не успели они подъехать к ограде, как со стороны озера показался человек, деловито тащивший двух толстых домашних уток со свернутыми шеями. На грязном и изодранном его плаще, надетом поверх кожаного доспеха, был изображен громадный, во всю спину, черный орел, уже успевший полинять от непогоды.
- О! - радостно сказал Рейвен. - Мародер! - И, не дожидаясь Дэниела, поскакал навстречу незнакомцу.
Тот, однако, не обратился в трусливое бегство, бросив добычу, как и полагалось бы классическому мародеру. То-есть, уток он, конечно, бросил, но только для того, чтобы извлечь из ножен тяжелый тесак лучника. Рейвен расхохотался в голос и выхватил свой не сказать чему подобный клинок. Ну еще бы: чуть не четырехфутовое узкое лезвие, гарда закручена какими-то королевскими вензелями, да еще и сбалансирован он почти что в рукоятку. Впрочем, Дэниел не тронулся с места. Он прекрасно понимал, что то, что произойдет в ближайшем будущем, даже боем-то не называется и потому стал осматривать округу на предмет других любителей утятины.
Боя, естественно, не получилось. Противник Рейвена зашел с левого бока лошади, держа меч в верхней позиции, чтобы закрыться от рубящего удара. Он совершенно не ожидал, что конный рыцарь начнет бой уколом в неудобную сторону, да еще каким уколом! Со стороны могло показаться, что Рейвен сейчас свалится с лошади. Но Дэниел прекрасно помнил, что сам научился отражать такие мгновенные удары только к концу первого года знакомства. И наглый мародер рухнул в грязь с проткнутым насквозь горлом. Был он только ранен или умер на месте - неважно, главное, что он больше не представлял никакой опасности. Зато опасность представляли его дружки. Похоже было, что, услышав стук копыт, они попрятались за домами, но внезапная смерть приятеля заставила их опрометчиво покинуть убежище. Выхваченным мечом Дэниел отбил летящий в него нож, и при этом даже успел оценить, что нож этот, судя по полету, для метания был совершенно не предназначен. Впрочем, бросив следующий взгляд на эту толпу, Дэниел мгновенно спешился, прикрываясь боком коня и краем глаза заметил, как Рейвен повторил его маневр. Среди нападающих были двое, вооруженные охотничьими самострелами, эффективными на близкой дистанции не менее, чем арбалеты. Своевременный прыжок спас ему жизнь: стрела свистнула ровно над шлемом. Рейвену повезло значительно меньше: лошадь его рухнула на бок, дико заржав. Ловкий от природы, Рейвен сумел избежать судорожно дергавшихся копыт, но зато оказался один против всей шайки. Дэниел прыгнул обратно в седло и поспешил на помощь другу, желая полностью продемонстрировать превосходство конного воина над пешими, но не успел это сделать. Кто-то особо умный и, потому, видать, запоздавший, ткнул в морду гнедого горящим факелом. Конечно, эта шутка стоила ему разрубленного молниеносным ударом плеча, но цели своей он добился - согласно всем законам природы, маршал полетел со скульптурно вздыбившегося коня стрелой, и был очень рад относительно мягкому приземлению. Когда Дэниел поднялся, картина несколько изменилась. К счастью, сказалось отсутствие у шайки толкового командира. Вместо того, чтобы спокойно расстрелять Рейвена, или, взяв в кольцо, оглушить, они налетели на него толпой человек в семь или восемь, толкаясь и мешая друг другу, видимо, надеялись задавить массой. Один уже выбыл из боя - тактическая ошибка стоила ему проткнутой насквозь руки.
Трезво прикинув обстановку, Дэниел не стал ломиться в гущу схватки, а бросился на стоявшего у ограды стрелка, который пытался перезарядить свое оружие. Судя по всему, парень был, может быть, и неплохим охотником, но в воинском ремесле не соображал ничего. Вместо того, чтобы схватиться за короткий меч, он бестолково прикрылся самострелом. Дэниел еще раз оценил подарок Эро, когда меч с легкостью рассек не только деревянное ложе самострела, но и грудь его хозяина. Даже не интересуясь результатами удара, маршал вновь огляделся. Из кучи-малы вокруг Рейвена выбыл еще один неудачник. Этот лежал на земле и слабо дергался. Недостаток в происходящем был только тот, что Рейвена медленно но неуклонно теснили вниз по склону. Так же тревожило и отсутствие второго стрелка. Но тут внимание Дэниела отвлекло новое действующее лицо, попытавшееся внести хоть какой-то порядок в происходящую сумятицу. Из дома вывалился - именно вывалился, а не вышел - коренастый бородач с секирой в руке, носивший на дублете вирденского орла, и бросился к месту основных событий, крича: "Разойдись, болваны, окружай его!" Это полезное указание было приправлено теми выражениями, которыми десятники в изобилии потчуют солдат.
Вопль возымел мгновенное действие. Только что толкавшиеся, как на базаре, мародеры грамотно рассыпались по склону.
Дэниел не стал ждать дальнейшего развития событий и прыгнул к бородачу, коротко крикнув: "Хэй!" За добрых двадцать пять лет, проведенных с мечом в руке, он так и не научился бить противника в спину.
Маршал очень быстро понял, что его благородство может стоить приятелю жизни: короткий меч - очень неудобное оружие против секиры, особенно если противник искупает недостаток техники силой и скоростью. Осознав, что поединок может затянуться надолго, Дэниел решил применить рискованный прием - уклонившись от очередного замаха, он перехватил с шагом вперед древко секиры и рубанул противника по ребрам. На этот раз удар не возымел прежнего разрушающего действия: клинок вскользь прошел по подставленному наручу и бессильно уткнулся в дублет, в который были, похоже, вшиты стальные пластины. Дэниел же, крепко уцепившийся за оружие противника, получил чувствительный пинок сапогом под колено. При этом бородач разжал одну руку и перехватил запястье маршала, чтобы избежать второго, смертельного удара. Дэниел, падая, рванул древко на себя, и противник тоже не удержался на ногах. Через мгновение они оказались лежащими в обнимку на земле, а оружие разлетелось в разные стороны. Последующие несколько секунд отпечатались в памяти маршала очень слабо. Остались только шумное сопение и какое-то бестолковое барахтание. Одновременно Дэниелу как-то удавалось, удерживая руку бородача с зажатым в ней ножом, проклинать себя за сломанный еще в отеле Стэнор кинжал. Потом что-то хрустнуло, костоломные объятия разжались, и он обнаружил себя сидящим верхом на противнике и сжимающим его горло. Изо рта солдата толчками шла темная кровь и по бороде лилась прямо на перчатку. Дэниел вскочил, как ошпаренный, схватил валявшийся рядом меч и с удивлением обнаружил, что его помощь теперь не особо-то и нужна. Рейвен уже не дрался, он именно занимался фехтованием. Хотя странный его меч, называвшийся южным словом "спада", теперь был зажат в левой руке, он без труда удерживал на нужном расстоянии последнего противника, со страха судорожно размахивавшего тесаком, не давая ему войти в опасный клинч, но и не нанося смертельного удара. Дэниел, уловив смысл этого странного развлечения, в четыре длинных прыжка добрался до мародера и слегка хлопнул его мечом плашмя по голове. Тот не упал, а просто стек на землю.
- Окончен бал, - расстроенным голосом сказал Рейвен и, переложив оружие в правую руку, подошел к Дэниелу, повернувшись спиной к дому.
В следующий момент он толчком сбил Дэниела с ног и резко развернулся на месте. По кольчуге проскрежетала стрела, а сам стрелок, высунувшийся из-за сарая, выронил оружие и медленно опустился на землю. Метательный нож попал ему прямо в лицо.
Дэниел, поднимаясь с земли, злобно поинтересовался:
- Форсишь, засранец?
Рейвен невинно улыбнулся.
- Какой высокий стиль, сударь. Я за этим гаденышем уже минуты три наблюдал и вон тем падшим героем от него закрывался. Хорошо, что он в тебя не выстрелил, прицелиться, видать, не успел, руки сильно тряслись.
- Так какого же... ты стреле спину подставляешь?
- Риск - благородное дело, маршал. А ты что, хотел бы за ним полночи по лесу гоняться? Был бы у тебя в заднице целый букет перьев, да только не павлиньих.
Дэниел ничего не сказал. Да и что тут говорить: победителей не судят.
- Тебе большое спасибо. Тот, с секирой, мне бы жару устроил. А эти красавцы только с утками хорошие бойцы.
- Ага, пока я с ним одним разбирался, ты, никак, четверых уложить успел.
Рейвен мрачно хмыкнул.
- Трофеями считаетесь, сэр? Шли бы вы... коня своего ловить, а то мы и так вдвоем на нем поедем. А я наш трофей говорящий от дождичка спрячу и осмотрю тут все: вдруг какой умник в сарае засел? Да и самострел приберу заодно: ни к чему он покойнику.
- С рукой у тебя что? - озабоченно спросил Дэниел. Рейвен отмахнулся левой:
- Ерунда. Синяк от дубины. - Вложил оружие в ножны и, покрепче ухватив оглушенного за шкирку, поволок его к дому, приговаривая: - Бедненький ты мой, невезучий, все подохли, а ты к злому Ворону в лапы попал, вытрясет он из тебя, засранца недобитого, всю душу, ничего не оставит.
Прежде, чем отправиться на поиски коня, Дэниел оглядел склон, и почувствовал, как у него отвисает челюсть и волосы под шлемом встают дыбом: из семи лежащих на склоне людей трое не имели ни одной царапины и, судя по посиневшим лицам, умерли мучительной смертью от удушения. Да и четвертый, лицо которого мешал рассмотреть труп коня, загнулся явно не от колотой раны в руку. Несколько мгновений маршал стоял, абсолютно ничего не понимая, потом плюнул и отправился к озеру.
К счастью, гнедой мирно стоял, запутавшись брошенными поводьями в ветвях корявой ивы. Появившегося хозяина он приветствовал тихим ржанием.
Дэниел заботливо осмотрел животное. Везение продолжалось - конь отнюдь не ослеп, факел только подпалил ему гриву с правой стороны. Дэниел облегченно вздохнул, пожалел, что не знает никаких лошадиных богов, которых можно было бы поблагодарить, и, распутав повод, вскочил в седло. Когда он вернулся, все покойники были аккуратно сложены в одну кучу посреди двора, а Рейвен сидел на крыльце, рядом с прислоненным к бочке для дождевой воды связанным пленником. Возле него валялась кучка трофеев: горсть мелких монет, дешевое кольцо из поддельного золота и хороший кинжал в ножнах. Рейвен поднял его и протянул товарищу.
- Держи, пригодится.
Дэниел привязал коня, поймал брошенный кинжал и закрепил его на поясе.
- Что здесь?
- Тихо и пусто, одни мыши, - ответил Рейвен. - Хозяева отсюда как с пожара драпанули. А эти, видать, нашли брошенное жилье и пристроились на дневку. А потом дорвались до бочонка с пивом и заночевать решили. Самое приятное, что мы появились во-время, они еще не все сожрали и вылакали.
Дэниел помедлил, как бы лучше задать вопрос.
- Слушай, а ты что, персонального палача себе завел, или голыми руками их поодиночке давил?
Рейвен слегка помрачнел.
- Да в том-то и дело, что не руками. Если здесь поблизости хоть один орденский есть, я ему сейчас хорошо просигналил, как фонарем.
- В смысле? - озадаченно спросил Дэниел.
В ответ Рейвен прогнусил, как клерик, читающий ученый трактат:
- Любой маг, вполне искусством своим овладевший, способен на некотором расстоянии ощутить применение сил как подвластных ему, так и враждебных, и чем более глубоко знаком он с искусством, тем больше будет то расстояние.
Дэниел немало опешил. Он не то, чтобы не верил в магию, но считал, что она, равно как, впрочем, и любая религия, оказывает воздействие на человека только лишь через собственную его убежденность, потому что человек - существо от природы суеверное. Но что же такое сказал Рейвен, чтобы четверо здоровых мужиков задохнулись на месте? Нет, наверное, даже известие, что противники Рейвена убиты стрелами Митры, вызвало бы у него меньшее удивление. Но раньше, чем он успел задать хоть какой-то вопрос, пленник, очнувшись, замычал и задергался.
Рейвен радостно потер руки:
- Так, теперь начинается самое интересное! У нас ведь есть живые новости.
И с сожалением добавил:
- Конечно, если бы мы того, с секирой, взяли, он бы побольше рассказал.
Дэниел проглотил вертевшийся на языке ядовитый ответ и спросил:
- Может, водой его окатить, чтоб оклемался быстрее?
- Ни в коем случае, - заявил Рейвен. - Обойдемся без воды. Смотри.
Он стащил с левой руки перчатку, повернул на среднем пальце перстень и коротко приказал:
- Факел сюда!
Дэниел подобрал затоптанный уже факел, заново поджег его и вернулся к крыльцу.
- Встань у него за спиной и держи.
Дэниел замер в роли живого подсвечника и стал с немалым душевным волнением ждать, что последует дальше.
Тем временем Рейвен поймал в металлически поблескивающий камень отблеск факела и стал водить им туда-сюда перед мутными глазами пленника, повторяя какую-то ритмичную тарабарщину. Это действо, напоминавшее чтение заклинания, показалось Дэниелу очень долгим. Потом Рейвен внезапно замолчал и медленно потянул руку с кольцом на себя. Парень потянулся за ней, словно привязанный невидимой ниточкой. Рейвен удовлетворенно хмыкнул и вернул руку в прежнее положение, после чего спросил:
- Ты слышишь меня?
- Да, - каким-то загробным голосом ответил пленник. Дэниела пробрал легкий озноб. Рейвен продолжал:
- Ты будешь говорить мне правду и только правду. Ты слышал мой приказ?
Последние слова ударили, как хлыстом. Пленник вздрогнул и монотонно ответил:
- Я буду говорить правду.
- Как тебя зовут?
- Мар из Трех Лесин.
- Кому ты служишь?
- Господину Гельмунду, герцогу Каринтийскому, защитнику обиженных.
"Вот как" - подумал Дэниел. - "Гельмунд, значит, уже герцог."
- Как давно ты служишь?
- С прошлой осени.
В голове Дэниела пронеслось: "Гельмунд же осенью сидел в тюрьме!"
- Ты участвовал в войне?
- Да.
- Расскажи.
- Я Аррехт брал весной. То-есть, они сами ворота открыли.
- Кто был твоим командиром?
- Гел. Его этот, в сером, убил. Рейвен досадливо поморщился:
- Кто командовал взятием Аррехта?
- Сэр Эд. У него на щите две перевязи синие.
" "Эд де Барн," - мгновенно вспомнил Дэниел. - "Две синие перевязи на серебре и красная башенная корона в правом верхнем углу. Казне задолжал дорожный налог за два года и срочную десятину."
- Союзники в городе были? - продолжал Рейвен.
- Про них слыхали только. Говорили, конница их за Лейном ждет.
- Что делал сэр Эд, когда подошла армия принца?
- А он ее и не дожидался. Как узнал, сам с дружиной в замок уехал, а остальным приказал уходить кучками и ждать где подальше.
- Где вы ждали?
- Да за озером, на ландах.
- Куда сейчас направляетесь?
- Приказано под Кариссу идти, господину герцогу на подмогу.
Дэниел подскочил на месте, и не удержавшись, спросил сам:
- Какие силы у принца в Кариссе? - и тут же подумал: "Нашел кого спрашивать." Ответ поразил его:
- Так принц и не там вовсе. Он в каком-то замке помирает. И вся свита при нем. А в Кариссе маршал самозваный, этого, бывшего, любимчик. Говорят, герцог с ним без труда сладит. Он после штурма каждому, кто выживет, по горсти монет обещал в награду.
- Откуда ты знаешь?!
- Люди говорят.
Чуть остыв, Дэниел заметил, что речь парня стала менее монотонной и более осмысленной. Тут Рейвен показал маршалу кулак и снова спросил:
- Кто приказал идти к столице?
- Гел приказал.
- А ему кто?
- Господин Эд, наверное.
- Понятно, - Рейвен положил руки на колени и задумался. Потом встал и подошел к Дэниелу.
- Да брось ты этот светильник. Ничего он больше не знает. Итак многовато слухов набрался, повезло нам.
Дэниел растерянно спросил:
- И что ты теперь думаешь делать?
- А у нас выбор есть? Нужно ехать в Кариссу. Они наверняка все так тащатся, так что у нас есть время. Даже если осада уже началась, найдем способ прорваться.
- Думаешь, он будет дожидаться всего этого сброда? - Дэниел кивнул в сторону убитых.
Рейвен прищурился.
- А ты когда-нибудь видел штурм, где благородные господа сами лезли первыми на стену, а не шли по телам такого вот сброда? Гельмунда ты лучше меня знаешь.
Дэниел вспомнил давний несостоявшийся штурм и кивнул:
- Ну, что, тогда едем по очереди?
- Ага, один едет, второй за стремя держится. Тебе ехать первому.
- Это почему? - взвился Дэниел, считавший себя гораздо более выносливым.
- Потому, что это тебя башкой об землю приложили, а не меня, - отрезал Рейвен. А потом добавил: - Не волнуйся, я спешу первого же, кто мне попадется, или добуду любую клячу, хоть украду. Мы должны успеть как можно быстрее.
Дэниел шагнул к коновязи и вдруг обернулся, хлопнув себя по лбу:
- Погоди, а с ним чего делать?
Рейвен стукнул кулаком по ладони.
- Кончать.
- Слушай, - Дэниел слегка запнулся. За долгую службу ему отдавать приказы о казни приходилось весьма редко, а чтобы своей рукой убить безоружного пленника... - Может, его в подпол засунем и сверху закроем?
Рейвен злобно рассмеялся:
- Мы не на турнире, Дэн. И не в доброй сказке. Ты сам знаешь, что войска под барабанный бой, с развернутыми знаменами, в чистом поле встречаются только в романах. И только в романах пленники послушно исполняют волю победителей. И то благородные. Война есть война.
Дэниел напряженно думал.
- Слушай, если ты его мог колдовством допросить, может, ты ему все забыть прикажешь? Сможешь?
Глаза Рейвена сузились.
- Может, и смогу. Но проверять не буду. Иди седлай, я сам.
Дэниел отошел к коню и уткнулся лицом в гриву, стараясь ничего не слышать. Так плохо ему было только после первого самостоятельно убитого врага. В себя маршала привел странно резкий, надтреснутый голос Рейвена.
- А этот допрос вовсе не магия. Есть на юге такое искусство - расспрашивать человека во сне. Придумали его, чтобы безумцев лечить. Так что он, когда помер, даже не проснулся. - И добавил с какой-то тоской: - Почти из каждого лекарства можно приготовить яд. Вот и думай теперь, есть-таки магия, или нет.
Но Дэниел, вскакивая в седло, не думал о магии.
2.
Третий час после полуночи - самое гнусное время. За окнами хоть глаз коли, от горящей в комнате одинокой свечи тьма вокруг еще гуще. И глаза слипаются, как будто веки налились свинцом. А спать нельзя. В такое время, если что случится, важнее всего командир, способный отдать приказ и предотвратить панику. И копейщик, и лучник, увидев командира на стенах сразу после тревоги, поймут, что все идет как положено. А это значит, что бой уже наполовину выигран.
Да нет, не пойдет Гельмунд на ночной штурм. Побоится. Конница на стены не полезет, а пехота рановато собираться начала. Уже добрых трех сотен недосчитается самозваный герцог. Пришли, как к себе домой, и встали лагерем чуть не напротив ворот. Первыми, значит, осаду начали. Одни. А к ночи, как положено, напились: начальствующие - дешевым вином, наверное, а остальные - кислой местной брагой. Браге этой на базаре цена медяк за ковш, а голова с нее мутная и дурная. И до чего обнаглели, мерзавцы: даже рогатки вокруг стана поставить поленились, как будто в городе вовсе войск нет. А в полночь лязгнул подъемный мост и пошла потеха. Семь десятков конных пограничников все хмельное воинство изрубили, как крестьянин - капусту и ошметки кровавые в землю втоптали. Дворянчик, что привел его, даже знамя распускать не мог. Добыли только его гербовой щит. Правда, на герб-то и посмотреть стыдно: какой-то жалкий зеленый пояс на железе. Ни фигур, ни корон. Это вам не серебряные на лазури леопарды Валинов, такие же, как у королей островного Эвеленда. Только те поддерживают золотой скипетр, а эти - золотую же звезду, увенчанную графской короной. Правда, мои леопарды держат тонкий серпик растущей луны, но это уж так положено - младший.
А как брюзжал капитан Ральф, когда я приказал расставить часовых по всей городской стене, а не только у ворот и в цитадели. И понял мой замысел только тогда, когда изловили ночью неприметного человечка с письмом. От Гельмунда письмо, к городским синдикам и цеховым мастерам. Он, видать, клериком заделался: за две недели трижды пергамент портил. Да только все письма не по адресу попали. А если и дошло хоть одно, толку с того оказалось немного, потому что первое из них читали глашатаи вслух на торговой площади вчера утром, ровненько после ночного веселья. И под копыта коней брошен был давешний трофей - серенький щит рыцаря-торопыги.
Нет, не полезет Гельмунд на ночной штурм. Побоится. Один раз он уже обломал зубы о карисские стены. Приехал на коне и со свитой, а уехал на повозке и под стражей. Правда, тогда за этими стенами было воинов раза в два побольше. И возглавлял оборону Дэниел. Дэн Железная Рука. Маршал Дэн. А я - вовсе не Учитель, хотя и похитрее буду, да и циничнее намного. И Гельмунду уже не тридцать. Вот он и остерегается теперь, надеется, что Карисса сама откроет ворота. Зря надеется.
Ладно, пес с ним, с Гельмундом. Можно хоть предположить, что у него на уме. А вот что будут делать рыцари Ордена? Говорят, что они неживые. Говорят, что они Не-мертвые. Говорят, что под шлемами у них звериные морды. Или черепа. Говорят... Говорят... И наплывает из темноты что-то, похожее на закованного в латы человека с головой не то собаки, не то волка. Э, нет, так не пойдет. Только не спать!
Едва ли столичные красавицы узнали бы своего любимца. Ну и рожа смотрит из тазика с водой, и не поверишь, что отражение. Точеное лицо осунулось - ну точь-в-точь вурдалак, ночью увидишь - испугаешься. Голубые глаза стали еще красивее - оттенены не сходящими уже с неделю синяками. Светлые кудри свалялись, как войлок, причесывай, не причесывай - все едино. И шлем уже начал лысину протирать. А мне всего двадцать четыре. Нет, хорошо что это не настоящее зеркало. Поди-ка, расколи бронзовый лист. А так зачерпнул воды, побежала рябь - и рожа исчезла, как не было. Холодная, зараза! Но сон смывает хорошо.
Вот вернусь в столицу, первым делом пойду к цирюльнику. К самому лучшему. Потом на Суконную, к Рэду-портному, пьянице рыжему. Пусть за одну ночь сочинит платье по последней моде, да такое, чтобы все придворные щеголи рты поразевали. Втрое заплачу. А потом - в загул. Всех перепробую, от служанок кабацких до графских дочек. И обязательно навещу Линду. Плевать мне, что ей уже под тридцать и слывет старой девой. Если надо, опять полезу в окно, как тогда. И пускай Рудольф Де Брас, братец ее, за меч хватается. Теперь он мне не противник. И вышибут меня обратно в Кариссу, ровно по папенькиной просьбе - поближе к герцогу Таалю, родовому нашему врагу. Да куда уж ближе!
Только блажь все это. Дорога в столицу мне теперь закрыта. До победы, по крайней мере. А там уж как кости лягут. Это только поговорка такая, что победителей не судят. Судят, да еще как. Как маршала Дэна. Простодушный ты мой учитель, как мне тебя не хватает!
Интересно, а когда все это, собственно, началось? Когда кончились силы терпеть всю эту дурацкую карусель и созрел нарыв из злобы и обиды, готовый прорваться в любой момент? Не тогда ли, когда высокомерно отмахнулись от меня на военном совете, а старого Ральфа, который три десятка лет командует карисской гвардией и уже четырех королевских наместников здесь повидал, и вовсе в зал не пустили - неблагородный, мол? Или раньше, когда Его Высочество, сопляк рыжий, смотрел на меня, белый от злости, будто хотел отправить на конюшню пороть? Смотрел, а сказать ничего не мог - мешало брошенное к его ногам бело-черное, в шахматную клетку знамя Ральфа Ландваля, рыцаря винделандских кровей, нашедшего свой конец в мутном Лейне. Да, наверное, уже тогда. Хотелось плюнуть на все и просить отставки. Капитан Ральф удержал. Ральф и виконт Деррик. Жаль виконта. Погиб, прикрывая отступление. Просто остался на том берегу. Как на другом берегу реки, отделяющей этот мир от мира теней. А все по вине сопливого мальчишки и придворных блюдолизов.
И когда уехал умница Герберт... Эх, слишком осторожен стал знаменитый рыцарь, а ведь его слово тогда могло оказаться решающим... Неужели и я когда-нибудь стану таким же? Не знаю. Но Дэн же не стал! Ага, вот и сидит в своем поместье. И хорошо, что в поместье, а не в тюрьме вместо Гельмунда. Так, что-то я опять засыпаю. Воды и немедленно....
И прорвалось оно в тот день, когда новый командующий, сэр Андольф, придворный до мозга костей, объявил перед построенными во дворе цитадели войсками новый приказ. "Для охраны здоровья и благополучия Его Королевского Высочества..." Короче, бросить Кариссу на произвол судьбы, "оставив гарнизон численностью в три сотни человек под командованием благородного сэра Эдреда" и запереть все оставшееся войско в крошечном, но якобы неприступном замке Илвит, где и расквартировать-о его как следует негде, и разместить припасы на случай осады... Неприступный, как же... Да его и брать никто не будет. Обложат, как в мышеловке, и через две-три недели придется самим выходить сдаваться. Да и колодец в Илвите поганый, вода мутная. И раздались голоса: "Никуда не уйдем!", "Измена это!", "Эдред? Это который так от переправы драпал, что Их Высочество обогнал?" Капитан Ральф рявкнул на загомонивших солдат, вышел вперед и твердо сказал:
- Этот приказ я исполнять не буду.
А я и не заметил, как шагнул вслед за ним. Сэр Андольф побагровел.
- Вы арестованы! Отдайте оружие!
А Ральф так же спокойно ответил:
- Нет.
Тут новоявленный командующий понял, в каком положении находится. Половину своей армии Его Сопливое Высочество положил на переправе. Часть оставшихся стояла не в Кариссе, а в том самом трижды неладном Илвите. А здесь были люди Дэна: гвардия, пограничники, ополченцы. Те, кого в этот позорный поход не взяли. А королевских против них - впятеро меньше. А гул нарастал и уже ни я, ни Ральф его бы не остановили.
- А пусть катится в Илвит!
- Да хоть бы и на...
- Будем Кариссу держать!
- Пусть Ральф командует!
- С ума сошел? Рыцаря надо!
Это был натуральный бунт. Только бунт за королевство. И тут кто-то из гвардейцев, будь он трижды проклят, рявкнул басом:
- Сэра Лайонела в маршалы!
И все подхватили. По-моему, я попытался сесть на булыжник. Не успел. И взглянул на сэра Андольфа сверху, поднятый на руки солдатами.
Нет, пора идти обходить посты на городской стене. У любого, даже самого нерадивого, лучника весь сон испаряется, когда он понимает, что вместе с ним не спит его маршал, даже если этот маршал - обычный самозванец.
3.
Лайонел застегнул пояс с мечом, набросил на плечи плащ и решил удовлетвориться этим, сочтя кольчугу излишней роскошью. Он уже предвкушал, как ударит в лицо холодный и влажный ночной ветер, и сон исчезнет сам собой, но тут в дверь тихо поскреблись. Ругнувшись, Лайонел дернул ее на себя, и в комнату буквально упал наполовину непроснувшийся мальчишка-аж.
- Сударь, там сейчас дворянин какой-то из столицы приехал. Хочет вас видеть.
Сон исчез мгновенно. Лайонел пригладил спутанные волосы, неосознанно подражая этим жестом маршалу Дэниелу, и резко спросил:
- Где он?
- В караульной ожидает, у городских ворот.
- Грамоты какие-нибудь предъявил?
- Нет, сударь, у него золотой медальон, а на нем корона и роза.
Ох, час от часу не легче! Такие медальоны носят только принцы да особо доверенные лица, вроде барона Герберта. Это-то кто, интересно?
- Свита при нем велика?
Паж протер слипающиеся глаза.
- Да он, сударь, вроде как и без свиты, один охранник с ним, да и тот наемный, из бродячих, вроде.
- Проводить немедленно. Я его приму прямо здесь.
Оставшись один, Лайонел еще раз ополоснул лицо, причесался, потом критически оглядел себя. Да, хороши сапоги, как глину месил. Будить никого из пажей не хотелось, и Лайонел для приблизительной чистоты сам прошелся по ним щеткой. Потом сменил обычный плащ на парадную накидку, вышитую серебром и отороченную полинявшим уже мехом куницы, и счел приготовления законченными.
В голове царила полная каша. Ну ничего же себе событие - не пойми откуда взялся эмиссар короны, притом, похоже, проскакавший всю бурлящую Каринтию в сопровождении одного телохранителя. Да еще и с медальоном. А значит, с такими полномочиями, что вполне может не только сместить самозваного маршала, но и самого принца от командования отстранить. Только вот с чего его принесло в Кариссу, а не в Илвит? Или еще не знает о произошедшем расколе? Тогда нам повезло, первому рассказчику всегда доверия больше. Только рыпаться нельзя ни в коем случае: "Слушаюсь, ваша светлость", или кто он там? Ну, ладно, пускай будет "светлость". "Готов отдаться на справедливый королевский суд и понести любое наказание, только после победы. Потому что передовые отряды мятежного Гельмунда в количестве около тысячи конных, коими командует Эдмунд фон Вирден, гельмундов племянник, уже Лейн перешли. А за ними идет и сам мятежник вместе с Орденом."
Нет у этого Эдмунда тысячи конников, хорошо, если пять сотен есть. Имея надежный тыл, один Лайонел с пограничниками в два счета бы его обратно за реку вышиб, и мосты бы уцелевшие разрушил к той матери. Только вот нет надежного тыла. Красавица-Карисса в тылу, скрытая стенами, как устрица панцирем, и под тем каменным панцирем такая же мягкая и уязвимая.
В дверях снова появился сонный паж.
- Господин посол здесь, сударь.
Господин посол, не дожидаясь особых приглашений, отодвинул пажа и прошел в комнату. А за ним протиснулся и телохранитель в нордмарском шлеме и кольчуге и молча занял место в углу. Лайонел поднялся навстречу важному гостю, и они замерли, изучая друг друга.
Нет, чего-то Лайонел в происходящем не понимал. Ну не может придворный хлыщ пересечь полстраны без кучи воинов и слуг, в сопровождении одного только человека. Не выдержит. А боевой рыцарь, ветеран, никогда не нацепит на пояс по-дурацки длинный клинок, в котором легче легкого запутаться, и не будет он сразу, с дороги, бриться до блеска и завивать волосы.
Рейвен тоже окинул Лайонела взглядом. Красавчик, хоть портрет пиши... был. И явно бабник. Еще бы, с такой-то внешностью. Только потрепала красавчика невеселая военная жизнь, последний раз переспал он, судя по глазам, неделю назад с какой-нибудь кухонной девкой, да и то в перерыве между полуночной и рассветной стражами. Но умен. Вон какая дума на лице. Ладно, сейчас мы тебя заставим мозгами скрежетать.
Посланец изящным жестом перебросил Лайонелу золотой медальон на тонкой цепочке. Да, сомнений никаких, такое не подделаешь. С одной стороны корона и роза, с другой - корона и солнце. Чрезвычайный эмиссар, особо доверенный. Расположился, гад, в кресле, как хозяин.
- Рей, виконт Корвилль. А вы, если я не ошибаюсь, Лайонел, виконт Освик, третий сын графа Альреда, удельного властителя северного Приморья.
- Да, ваша светлость. - Пускай-таки будет "светлость". Сочтем, что золотой медальон делает из виконта полноценного графа. Ладно, теперь пора радовать посланца. - Если вы с поручением к Его Высочеству, то он ныне, в связи с болезнью, квартирует в замке Илвит. А я здесь готов принять вас, как старший по должности и высший по происхождению.
А посланец крутит пальцами темный локон:
- Я в курсе. И решил навестить сначала вас, маршал.
Ох! Вот это номер! Откуда знает?.. И что теперь делать? Вот тебе и хлыщ придворный. Погоди-ка, Корвилль... Нет, не помню. В мои времена при дворе это имя не произносили. Значит, либо новый выдвиженец, либо кто-то из старых, из опалы возвращенный. Интересно, сколько ему лет?
- Только не оправдывайтесь, виконт. Что слышно о Гельмунде?
- Идет сюда. Эдмунд, его племянник, позавчера занял мосты. Так что ждем со дня на день.
- А вы знаете, что сюда сползается шваль со всей Каринтии? Ополчение, так сказать.
Знаем, знаем. А вот ты-то откуда знаешь, змеев сын? Этого тебе в столице сказать не могли.
- Да, ваша светлость. Один, особо ретивый, уже дополз. Щит вы могли видеть на городской площади. А мятежным сбродом кишат все окрестности. Однако мастер Ральф, капитан гвардии, уже позаботился об охране обозов с продовольствием.
- Обозы - это ваше дело.., Маршал!
А высокомерия у посланца на троих хватит. Прямо ненаследный принц. Ладно, принц ты или не принц, а готовься получить хороший пеньковый фитиль.
- Клянусь Митрой, я безмерно рад вашему появлению. Могу ли я надеяться, что теперь оборону возглавит истинно достойный рыцарь, облеченный доверием Его Величества?
В твоем, собственно, лице. Ну что ж ты в этом лице не меняешься? И улыбка чуть не до ушей.
- Боюсь, виконт, что вы неправильно поняли мои замыслы. Я, несмотря на то самое высочайшее доверие, прибыл сюда, как частное лицо. У меня совсем другие задачи, и я вовсе не собираюсь отнимать у вас заслуженное положение.
Нижние боги! А он еще и издевается! Нет, не спроста появилась здесь эта столичная штучка, ох, неспроста! Но что ему на самом деле надо? Попробуем выяснить...
- Я осознаю шаткость своего положения, ваша светлость.
Улыбается. Так улыбается, как будто готовится сказать какую-то пакость.
- Что-то у вас эта "светлость", маршал, в зубах вязнет. Оставьте. Можете называть меня "ваше высочество". Или просто Рейвен.
Так. Медленно, в два приема, поднимаем с пола челюсть. Так, чтобы было незаметнее. Взгляд должен быть устремлен на переносицу. Да не себе, а собеседнику! Делаем вид, что ничего не произошло. Интересно, это потолок опускается, или просто небо перевернулось? Рейвен-маг, первый бастард королевства, сидит передо мной! И голову наклоняет, как настоящий ворон.
Дверь отворилась, и вошел капитан Ральф, как всегда подтянутый и удивительно аккуратный в штопаной форменной тунике.
- Сударь, я... - и остановился. Тоже, видать, в себя приходит. Только смотрит почему-то на застывшего в углу наемника. И кинулся вдруг к нему так, что чуть кресло с господином бастардом вместе не своротил.
- Дэн!!! - и они с наемником обнялись. Шлем с лязгом на пол свалился. А под ним... маршал Дэниел собственной персоной. Только стриженый, и весь дикой щетиной оброс.
Может, я это во сне вижу? Во сне часто то, чего сильно хочешь, существующим представляется. Надо себя ущипнуть. Ох, мать, перестарался! Значит, не во сне. Нет, это просто бедлам какой-то!
* * *
А когда первый шок от встречи прошел и мы все немного успокоились, по-солдатски лихо опустошив рейвеновскую фляжку, стало ясно, что поводов для радости особых-то и нет. Я слушал весьма художественный рассказ Рейвена, сжимая кулаки. Значит, "проданная война". Война, в которой одна из сторон заранее обречена на поражение. И этой стороной предназначено быть нам. Ну уж нет! Потом пришло время рассказывать нам с Ральфом. Теперь Дэн сжимал голову руками и стонал: "Идиоты! О Митра, какие идиоты!" Рейвен же прокомментировал все это одной ехидной фразой: "На дураках земля держится. С дураков, значит, и падает." Мы подсчитали силы. Получалось не так уж плохо: семь сотен дэновских пограничников, да к ним почти шесть - гвардии, притом, все - опытные воины, спину врагу не покажут. Способны драться и на конях, и пешими. А многие гвардейские офицеры еще помнят почти четырехлетней давности штурм. Двенадцать сотен городского ополчения, вооруженного за счет цехов - эти, конечно, уже похуже, но командиры у них подобраны толковые, да и сражаться они будут за собственный дом, не за что-нибудь. Да еще сотен пятнадцать довольно сбродных воинов, приведенных каринтийскими рыцарями. Эти, пожалуй, хуже всего. Полный набор: от замковых стражников чуть ли не до крестьян с вилами. Ну, с оружием мы им, конечно, помогли, кольчуг не раздавали, но без кожаного дублета и тесака или осадного ножа не остался никто. Да вот с дисциплиной у них плохо, даже самые опытные привыкли повиноваться только своим баронам, а как поведут себя под единым командованием - и вовсе неизвестно. Итого - четыре тысячи. В другое время с такой армией можно было бы и в поле выходить, но вот какая незадача: у Гельмунда столько же одной кавалерии, а вместе с отрядами мятежных баронов, наемниками и прочим разномастным сбродом - и все пятнадцать будет. Это - вовсе не считая Ордена. В общем, шансы есть. Но какие - кто его знает?
Пока говорили и считали, Дэн молчал. Не узнать маршала - стал какой-о тихий и смотрит, как больной. Зато этот самый Рейвен, неприятная, все-таки, личность, сразу узурпировал обязанности главнокомандующего, и стал вещать:
- Ваша основная задача - любой ценой держать Кариссу. Притом, держать не меньше месяца. А потом подойдет Герберт с армией, по крайней мере, осаду снимет.
Тут я не выдержал.
- А какая у вас задача, ваше высочество?
Он как-то криво улыбнулся и ответил:
- А моя задача - выяснить, что у нас понадобилось Ордену, и какими силами он владеет.
Ральф ему говорит:
- Да что нужно - и так понятно. Клянусь Камнем Саргола, воюют всегда за одно: за земли, за деньги, за власть. А сколько у них сил, разведчики на переправе подсчитают.
Рейвен рассмеялся, как будто капитан какую-нибудь глупость сказал, а потом вдруг замер. Посидел немного с открытым ртом, вскочил и начал материться. Ругался он такими словами, что я половины и не слышал. Даже на ярмарке.
- Камень Саргола! А я - слепой идиот! Что вы знаете о Камне, капитан?
Ральф почесал затылок:
- Есть такая сказка. Будто под цитаделью, в Сарголе, замурован какой-о волшебный камень. И пока он в Сарголе находится, город будет стоять, как гора. Вот и все, пожалуй. Правда, название у этого камня чудное: Воронов Глаз.
Он уже замолчал, а Рейвен подолжал ходить взад-вперед по комнате и бормотать что-то себе под нос. Потом повернулся к Дэну:
- Вороний глаз - это морион, черный двойник хрусталя, камень некромантов. Помнишь тот шар, в отеле Стэнор?
Дэн кивнул:
- Помню. Но ты мне объясни, при чем тут Саргол.
Рейвен только рукой махнул.
- Потом объясню.
И снова спрашивает Ральфа:
- А саргольская цитадель старше Кариссы?
Ральф задумался.
- Кто его знает... Вроде, почти в одно время строили... Хотя нет, Карисса точно моложе.
- Но обе строились еще раньше, чем Каринтия стала частью королевства?
- Раньше. В Кариссе еще Герман Завоеватель жил. Городской стены тогда не было, а цитадель стояла.
Рейвен довольно качнул головой и повернулся ко мне:
- Вы мне можете сейчас же выделить покои? Любого размера, но потише и обязательно с зеркалом.
Я задумался. Где же я ему среди ночи зеркало найду? Ладно, сейчас попробуем. Вышел, позвал Сэферта, моего оруженосца, и говорю:
- Протопи в угловой комнате камин и повесь туда зеркало.
Тот тоже растерялся.
- Где же я его найду?
- Где хочешь. И быстрее. Как сделаешь - доложи.
Потом хлопнул его по плечу, чтобы не обиделся. Хороший он парень, всего на три года меня младше, почти приятель. Да и угодил сюда не по своему желанию, а по вине моего батюшки. И добавил:
- Слушай, надо. Дело важное.
Справился Сэферт быстро. Не успели мы и четверть часа помолчать, как он уже доложил, что все готово. Рейвен тут же пожелал в эти самые покои отправиться, и отправился. Когда он ушел, я заметил, что нам с Ральфом стало как-то легче. Прямо, как раньше. Ральф снял свою маску старого служаки, даже ремень слегка распустил, и говорит спокойно:
- Не знаю уж, какой камень в Сарголе, а Карисса как кремень должна стоять. Так что, командуй, Дэниел.
Дэн как-то виновато улыбнулся.
- Ребята, вы еще не поняли. Командовать Лайонел будет.
Я вскочил.
- Сэр, но почему?
А он поднял на меня глаза и отвечает:
- Потому что маршал Дэниел умер. Убит в Эстере неизвестными грабителями. А перед тобой сейчас Дэн, Свободный воин. Советом и делом я вам помогу, но маршал теперь ты - тебе и командовать.
Ничего я не понял. Может, это все-таки дурной сон? А Ральф не стал выяснять, сон это, или нет. Он вместо этого положил на стол план города и окрестностей и посмотрел на меня.
- Тогда давай решать, как будем защищаться.
Усмехнулся грустно и добавил:
- Маршал.
И только теперь мне впервые стало по-настоящему страшно.
4.
А за следующие полтора суток произошло сразу несколько событий. Сначала я наконец-то нормально выспался. На рассвете Дэн заставил-таки меня лечь в постель, и только к началу следующего дня я оторвал голову от подушки. И на меня сразу же обрушилась новость: в тот вечер, когда Рейвен и Дэн уже подъезжали к Кариссе, Гельмунд перешел Лейн. Армия его насчитывала около десяти тысяч и шла налегке, почти без обоза, даже лучников посадили на коней. Меня поразило то, что разведчики видели только шесть знамен, считая гельмундовское. На одном из них корчилась ненавистная крылатая тварь, а все остальные, хорошо известные, принадлежали родственникам и свойственникам семейства Вирден. Вот уж никто не ожидал, что свободолюбивые заречные бароны оставят Гельмунда практически без поддержки. Правда, мрачный Ральф предположил, что за первым войском идет второе, более медлительное, и с ним прибудут осадные машины. Рейвен же только фыркнул и безапелляционно заявил, что пока это все, с чем нам придется иметь дело. Почему-то я ему поверил, только хотел бы уточнить, сколько продлится это "пока". Не знаю, что думал на эту тему Ральф, но соответствующие меры он предпринял. Все дома в радиусе доброй лиги от Кариссы были просто сожжены, а их жители перебрались в город. Вырубили даже стоявшие вдоль тракта дубы и отволокли стволы за главные ворота, баррикадировать улицы. Малые ворота, северные, начали закладывать изнутри камнем: пусть себе ломятся на здоровье. На башнях готовили жаровни для смоляных котлов и подъемники для камней. В общем, город был готов к бою.
К полудню явилась вторая разведка и подтвердила все старые сведения. Рисковые ребята умудрились пересчитать чуть ли не все значки и флажки на копьях. Правда, на обратном пути им здорово повезло: они чудом уклонились от стычки с передовым дозором, который вел один из орденских. К слову говоря, рыцарей этих оказалось всего ничего: двадцать шесть флажков в войске и этот дозорный, и шло с ними не больше полутора тысяч народу. Эргис, лейтенант разведчиков, кое-что слыхавший об Ордене, уверял, что две трети из них - просто вольнонаемная дружина. Рейвен склонен был с ним согласиться. Еще тысячи четыре шло под гельмундовским орлом, и командовали ими сам Гельмунд и двое его племянников, Эдмунд и Эдвин. Все остальное войско едва насчитывало тысячи три-четыре и являло из себя сборную солянку из мелких дворян со свитами и наемников. Там только двое предводителей имели право распускать знамя, но оба в героях и великих полководцах не числились, и в расчет их можно было попросту не брать. Это не могло не радовать. Значит, не десять тысяч, а чуть поменьше, да и организованы похуже, чем мы ожидали. Впрочем, Рейвен предупреждал в своей обычной истинно вороньей манере, чтобы мы не спешили радоваться.
Что касается Рейвена, то всего за сутки он умудрился заработать всеобщую неприязнь и, одновременно, непререкаемый авторитет. Офицеры зеленели от его ядовитых высказываний, солдаты, когда он проходил мимо, украдкой делали знак от дурного глаза, а ополченцы просто испуганно молчали. Но как только требовалось рассчитать углы для катапульт, опознать редкий нездешний герб или разобраться в запасах лекарственных трав, без толку сваленных в одной из башен, все почему-то знали, к кому надлежит обращаться. Сначала я подумал, что Рейвен обязан таким отношением своей скандальной славе, но уже к обеду убедился, что дело не в этом. Никто даже и не пытался поставить знак равенства между далеким и загадочным Рейвеном и господином Рэем, новым советником маршала. Когда же при мне кто-то из молодых офицеров сделал такое предположение, его просто подняли на смех. Тогда я понял, что остается только удивляться, а тратить время на удивление было некогда.
Весь день я бегал по городу и цитадели, как молодой жеребенок, проверяя наличие различных запасов в хранилищах, договариваясь с синдиками и беседуя с офицерами. Дэн следовал за мной безмолвной тенью, не снимая закрывающего лицо шлема. Что самое поразительное, его никто не узнавал. Впрочем, я и сам не узнал его сходу, хотя раньше был уверен, что ни с кем не смогу спутать: уж больно мой учитель выделялся и взглядом, и фигурой, и жестами. Я уже начал потихоньку подумывать, что хитрый Рейвен навел на себя и на него какую-нибудь заморочь, отводящую взгляд. До сих пор подозреваю, что был тогда очень недалек от истины.
Во время моих суматошных передвижений мне бросилась в глаза одна вещь - город собирался держаться до последнего. Весь. Вот уж чего не ожидал от наших мастеровых и даже купцов, так это патриотизма. Тогда мне, наверное, первый и последний раз удалось увидеть торговцев, которые бесплатно открывали закрома, кузнецов, с утра до ночи ковавших тесаки и наконечники копий и раздававших их соседям, кожевников, тачавших для всех желающих вместо броней сыромятные куртки... Я неоднократно задавал себе вопрос: был ли причиной такой готовности только страх перед мрачными трандальскими рыцарями, или, все-таки, нечто большее? И не мог найти ответа.
Собраться вместе нам удалось только ближе к полуночи. Новости, сообщенные Ральфом, радужными отнюдь не выглядели. Лигах в пятнадцати встала лагерем подошедшая с Аррехта толпа, слабо организованная, но многочисленная. Шли они под флажками Эда де Барна, хотя знамени самого рыцаря с ними пока не было. Со стороны болотистых ланд, с таальской границы, двигалось еще одно войско, раза в два меньше, ведомое сразу несколькими мелкими сеньорами. Эта, с позволения сказать, армия и вовсе изображала сборище улиток. При нынешней скорости им оставалось до Кариссы не менее трех переходов. Итого, пятнадцать тысяч осаждающих-таки набралось. Потом я узнал, что поутру в Илвит был послан гонец с письмом от моего имени. Оказывается, я смиренно обращался к милосердию принца, уведомлял, что, во искупление провинности, буду держать Кариссу сколько хватит сил, и, когда гроза минует, обещал вручить свой воображаемый маршальский жезл любому из сеньоров по его, принца, выбору. Разумеется, письмо писал Рейвен. Я уже собрался было проявить праведный гнев, но потом сообразил, что этим ходом мне по меньшей мере наполовину купили прощение. Проявлять гнев стало стыдно. Пока я думал, Ральф дополнил это известие еще одной радостной нотой: оказывается, гонец на обратном пути видел неподалеку от Кариссы флажок трандальского рыцаря. Судя по всему, того самого, от которого еле спаслись разведчики. Резвый, однако, попался, гад!
В городе опять поймали лазутчика с письмом. На этот раз чисто случайно. Его опознал в лицо кто-то из гвардейцев, ходивших в отряде Деррика за Лейн. Письмо предназначалось тихому торговцу, держателю мелочной лавки, и однозначно изобличало его, как давнего шпиона. Нынешнюю ночь и письмоносец и адресат встречали в крепостных подвалах.
Потом я кратко доложил "благородному собранию" о запасах крепости. Дэн, естественно, дважды заставил меня краснеть, обнаружив мои упущения, но тут же их дополнил. В общем, пока все шло по заранее подготовленному плану. Пока не заговорил Рейвен.
- Как вы думаете, сударь, - спросил он, изучая меня взглядом, - почему Гельмунд не тащит с собой стенобитные орудия и катапульты?
Над этим вопросом я и так уже бился целый день.
- Может, хочет изготовить на месте. Или надеется, что союзники притащат. Ему сейчас время терять нельзя.
Собственный ответ меня не убедил.
- Или, - в тон мне добавил Рейвен, - у него есть в запасе какой-о весьма необычный план, скорее, даже, не у него, а у его союзников. Это единственное разумное предположение, потому что в существование в городе массового заговора я просто не верю.
Это разумное предположение меня вовсе не вдохновило.
- А что вы имеете в виду под "необычным планом"? - спросил Рейвена Ральф. - Он что, птицей через стену перелетит или мечом ворота вышибет?
- Мечом - не знаю, а молотом их вышибить вполне можно. И стену насквозь пробить. Бывали, знаете ли, в Винделанде такие случаи.
При поминании Древнего королевства в комнате сразу повисла тревожная тишина.
- Вы хотите сказать... - Ральф прервал фразу. Рейвен понял его совершенно правильно и ответил, не дожидаясь продолжения:
- Я хочу сказать, что все полноправные рыцари Ордена либо обладают магической силой, либо являются магическими существами, и что я совершенно уверен в этом. А вы представляете, что могут сделать трижды девять магов?
От такого заявления у меня мороз пошел по коже.
- Вы думаете, что они всю Кариссу по камушку раскатать могут? - слегка недоверчиво спросил Ральф.
- Нет, что вы. Кариссу по камушку - это и я не смогу. А их хоть и двадцать семь, но магическая сила у них поменьше, чем у меня одного. Маги, знаете ли, это не монеты, их складывать и умножать нельзя. К тому же, вы наверняка видели, как один мастерски владеющий оружием рыцарь способен победить три десятка ополченцев.
Дэниел усмехнулся.
- Хорошее сравнение, Рей! И что же тебе для этого надо?
Рейвен совершенно не смутился.
- Лучше всего - уже помянутый здесь Камень Саргола. Но за отсутствием такового придется просто познакомиться поближе с одним из рыцарей.
Потом глянул в сторону удивленного Ральфа.
- Понимаете, капитан, заколдованный меч поможет против любого противника. Но вот чтобы победить врага мечом обычным, нужно видеть, каким оружием он сражается. Ведь вы сами применяете одни приемы против копья, а другие - против алебарды.
Тут я понял, что наш Ральф сумел заслужить уважение Рейвена: последний даже начал специально для капитана пояснять свои мысли. А Рейвен, тем временем, продолжал:
- Кстати, кандидат на знакомство ошивается где-то в окрестностях города, так что я искренне надеюсь, что к утру рыцарей станет уже двадцать шесть.
Дэниел вскочил.
- Ты что, ночью в одиночку попрешься его ловить?!
- Нет, - спокойно сказал Рейвен, глядя куда-то в сторону. - Я надеюсь, что один из вас станет моим спутником.
- Хорошо, - кивнул Дэниел. - Выезжаем прямо сейчас или все-таки поужинаем?
И тут я понял, кто на самом деле должен ехать. Ну не может командовать войсками человек, панически боящийся противника! Путь для меня был только один - победить этот страх вместе с его живой причиной, хотя бы одной из многих. Точнее, из двадцати семи. Но вот как объяснить это учителю?
- Дэн, зря ты это, - укоризненно сказал Ральф. - Я с господином Реем поеду. Без меня Карисса не развалится. Да и в войне ты побольше смыслишь.
Дэниел упрямо мотнул головой.
- А еще я могу погибнуть, и это будет тяжкой утратой. Не говори ерунды.
Вдруг я увидел выход, и металлически звенящим голосом сказал:
- Воин Дэн! Как признанный вами маршал Каринтии, я приказываю вам оставаться в крепости. Я сам буду сопровождать сэра Рейвена, чтобы собрать сведения, необходимые для успешной обороны. Вам же я поручаю занять мое место в случае... - тут у меня сорвался голос. - Ну, если не вернусь, в общем.
После этой тирады я уставился в пол. Потом поднял взгляд на Дэниела, ожидая услышать все, что угодно, но только не то, что услышал на самом деле.
- А ты здорово повзрослел.
Сказав это, Дэниел повернулся к Рейвену и с улыбкой спросил:
- Ну и как в таком случае быть с неотъемлемым правом Свободных воинов?
Рейвен фыркнул.
- Поменьше трепать языком. У Свободных воинов есть одна неотъемлемая обязанность - не отрекаться от сказанного. У рыцарей, по-моему, тоже. - Потом встал и, выходя, бросил мне: - Кольчуга, шлем, меч, кинжал. И чего-нибудь метательное, если владеешь. И чтобы без всяких рыцарских штучек, герой!
5.
Ночь выдалась, как по заказу: теплая и сырая, и вполне соответствующая ситуации. Летучие мыши проносились прямо перед лицом, в дальней роще тоскливо стонали неясыти, а из болотца за городом доносились жуткие вопли выпи. Вся эта ночная какофония временами прерывалась лязгом железа, негромким конским ржанием и стуком копыт. Мы пересекали болотистый лесок вдоль северной дороги, то и дело сворачивая в хлябь, что-бы не наткнуться на частые костры. Рейвен вел свои поиски руководсвуясь не столько донесениями наших разведчиков, сколько собственным шестым чувством. Впрочем, оно ему постоянно изменяло. Сначала мы выехали к стоянке какого-то подвыпившего барона, и только через добрых полчаса смогли отъехать от нее, не боясь быть замеченными. Я думаю, этот самый барон рехнулся бы, узнав, что журчал он в кустах на расстоянии вытянутой руки от человека с обнаженным палашом, и рисковал потерять не только главное свое достоинство, но и голову. Когда мы удалились на достаточное расстояние, Рейвен произнес с интонациями обиженного ребенка:
- Этот мерзавец чуть не обмочил мне сапоги.
Представьте себе, с каким трудом я удержался от смеха.
Потом нас занесло к покинутому хозяевами хутору, который заняли вирденские квартирьеры. Впрочем, последнее мы узнали только обползав на карачках все подзаборные канавы и измазавшись в весьма липкой грязи. Нет, данная история очень уж напоминала детскую игру в следопытов, а не великолепное рыцарское предприятие.
Так мы бестолково блуждали до полуночи, постепенно удаляясь все дальше и дальше от Кариссы. Я уже всерьез начал опасаться, что наша поездка ничем не кончится, и прикидывать безопасный путь для возвращения. Но настала полночь, и все резко изменилось. То-есть внешне все осталось, как раньше, но я вдруг понял, куда нам надлежит ехать. Это не было волшебным озарением, нет. У меня просто появилась уверенность, что искать надо в северо-западной стороне. И я совершенно не удивился, когда Рейвен свернул на тропу, ведущую именно туда, хотя и спросил для порядку:
- А если опять толпа идиотов?
Рейвен усмехнулся.
- Вороны всегда летят на запах смерти. Тут поблизости жилье какое-ибудь есть?
Я напряг память и прикинул, где мы сейчас находимся. Получалось, что все это время мы ехали параллельно дороге из Кариссы в Саргол. Ближние хутора мы уже миновали, деревня смолокуров оставалась по ту сторону тракта...
- Да нет, вроде. А, тут где-то рядом дом, который прежний наместник для егерей строил. От него к дороге тропа хорошая пробита.
Рейвен кивнул и безапелляционно заявил:
- Значит, он там и есть.
Убейте, не знаю, почему, но про себя я столь же уверенно с ним согласился. Нет, без магии в этой поездке точно не обходилось.
Как только легкий ночной ветер донес запах дыма, мы спешились, привязали коней около большой кучи валежника и начали подбираться к цели. Ох, и хреновое же это дело, я вам скажу - красться по лесу в кольчуге и с длинным мечом на поясе, цепляющимся за все ветки, особенно, если знаешь, что враги настороже и могут обратить внимание на малейший шум. Это вам не спокойненько ходить вокруг хутора, полного пьяных в дымину солдат. Но как бы там ни было, нам, похоже, удалось ничем не обратить на себя внимание. Когда мы выбрались к поляне, на которой стоял нужный дом, там царила тихая идиллия: из трубы вился дымок, дрожал за окном огонек свечи, в конюшне стучала копытом лошадь... Самым приятным было то, что псарню здесь, за отсутствием собак, использовали, как дровяной сарай. Взглянув на эту картину, я даже подумал: "А не ошиблись ли мы?" Да нет, не ошиблись. Из дома вышел человек в черном орденском плаще и направился к конюшне. Дверь за ним захлопнулась не сразу, поэтому можно было услышать, что в доме он, по крайней мере, не один. И только тут я понял, что совершенно не знаю, как следует действовать дальше.
Зато Рейвен, похоже, это знал. Выждав, пока оруженосец зайдет в конюшню, он бесшумной тенью скользнул вслед. Звук, последовавший за этим, можно было принять за падение мешка с овсом. Особенно, если быть сильно недогадливым. Я очень надеялся, что в доме его не услышали.
Нет, даже если бы я не верил в магию, то отчетливо почуял бы запах чего-то сверхъестественного. Вошел Рейвен в конюшню, а вышел почему-о из дровяного сарая. Я так и не понял: то ли они соединялись внутри, то ли Рейвен непринужденно ходил сквозь стены. При этом, когда он выходил из сарая, за дверью мелькнуло неведомо откуда взявшееся пламя. Именно пламя, а не тлеющий трут или маленький огонек.
Когда Рейвен занял позицию в кустах рядом со мной, я спросил, стараясь говорить самым тихим шепотом:
- Они не забеспокоятся, если тот не вернется?
Рейвен, похоже, опять улыбался.
- Поводов для беспокойства у них и так хватит. Я в сарае горшок земляного масла разлил. И поджег, конечно.
О-хо-хо! Земляное масло горит даже на воде, а сарай с сухими дровами за несколько мгновений может превратить в огромный костер, и конюшню вместе с ним. Я легко догадался, где Рейвен позаимствовал этот горшок: у нас в цитадели был небольшой запас для изготовления зажигательных стрел. Интересно, он прихватил его совершенно случайно, или заранее знал, какое развлечение нам предстоит?
А события развивались своим чередом. Сарай вдруг словно подпрыгнул на месте, и алые дрожащие языки полезли изо всех щелей. Дико заржали лошади. Обитатели дома, естественно, не остались безучастными, и мгновенно высыпали наружу. Притом, в доспехах, к счастью, оказался только сам рыцарь. Никогда не думал, что у трандальцев такая маленькая свита. Вместе с рыцарем их было всего семеро, считая убитого. Но зато действовали они согласованно и быстро. Двое кинулись ломать дверь конюшни, которую хитрый Рейвен, похоже, чем-то заложил изнутри, а трое с ведрами - к водосборной бочке. Рыцарь остался стоять посередь неогражденного двора, возвышаясь черной статуей на фоне разрастающегося пожара.
Похоже, он не снимал доспехов даже на отдыхе. Впрочем, доспех был весьма удобный - северная чешуйчатая бронь. Тяжелый нордмарский шлем рыцаря полностью закрывал лицо. Единственное, чего я не мог понять, как он успел так быстро надеть кольчужные перчатки и пришнуровать наручи, совершенно необходимые ему: фехтовать без защиты рук тяжелым, хотя и не очень длинным двуручным мечом невозможно. Уж слишком велик риск остаться без пальцев. А меч этот висел на перевязи у рыцаря, и наконечник ножен почти касался земли.
Дверь, естественно, с ходу не выламывалась: уж если Рейвен что-то делает, то делает на совесть. Да и гасить такой пожар ведрами - дело бесполезное. Я уже напрягся, с трудом представляя более удобный момент для нападения, но Рейвен удержал меня за руку. Он явно ожидал еще чего-то увидеть. И увидел.
Убедившись, что усилия "пожарников" бесполезны, рыцарь рявкнул на них, вычертил правой рукой в воздухе какой-то знак и сказал Слово. Всего одно короткое нордмарское слово. Огонь как будто присел. Тогда рыцарь вычертил второй знак и сказал второе слово. Веселый треск прекратился, и языки пламени начали опадать. После третьего слова, по знаку рыцаря, воины выплеснули три ведра воды в... огонь? Да нет, пожалуй, уже в угли, и повалил густой дым.
Тут Рейвен и начал действовать. Сначала те двое, которым удалось-таки сломать дверь, разом застыли. Между лопаток у каждого из них торчала рукоять метательного ножа. И раньше, чем они успели упасть, Рейвен уже бросился в атаку, рявкнув мне: "Он твой!"
Теперь думать было некогда, и я помчался сквозь кусты, оря что-то уж совсем неуместное, вроде: "Я вызываю вас на бой, сэр, падла..." Только и успел заметить, как рыцарь, повернувшись ко мне, выхватил меч из ножен и отбросил их, чтобы не мешали в бою.
Первая моя сумасшедшая атака, проведенная по всем правилам фехтовального искусства, естественно, захлебнулась. Почти сразу выяснилось, что ему достаточно вовремя отступать, держа меч перед собой. Удары мои до него просто не доходили, остановленные гардой или основанием клинка. Ближе же я просто не мог подойти, рискуя нарваться на короткий колющий удар. Конечно, его меч был больше предназначен рубить, чем колоть, но грудь бы он мне отбил наверняка.
Дальше бой развивался и вовсе смешно. Рейвен и три воина просто куда-о исчезли, и для меня остался только противник. Я прыгал вокруг него, колол, рубил, изворачивался, ускользал от тяжелого клинка, описывающего широкие дуги, один раз я даже рискнул использовать очень опасный прием: сделал вид, что оступился и падаю, а когда трандалец ударил маятником сверху вниз, перекатился, вскочил и изо всех сил рубанул его по рукам. Но наручи были будто заколдованные. Нормальному человеку я бы, по меньшей мере, отшиб руку, а этот продолжал вращать мечом, как ни в чем не бывало. Потом я вдруг почувствовал, что из меня вытекают силы. Не потому, что устал, а просто. Раньше никогда не случалось, чтобы за короткий бой я успевал так выдохнуться. Ноги стали тяжелыми и начали заплетаться, палаш непривычно тянул кисть вниз. Когда я нырнул под следующий удар рыцаря, то заметил, насколько замедлились мои движения: лезвие широкого меча скользнуло по кольчуге. К счастью, безопасно скользнуло. Пока.
Вдруг рыцарь резко обернулся и шарахнулся в сторону, опустив меч. Это Рейвен ткнул ему чуть не в забрало шлема... нет, не оружием, а, как мне тогда показалось, каким-то веником. Вот тут я понял, что у меня есть последний шанс, и я его использовал. Моим ударом мог бы гордиться Дэниел. Палаш тяжело чавкнул, разрывая горло противника, и застрял в ключице. Я рванул клинок на себя и рухнул, не удержавшись на ногах. Он, в общем, тоже. Кажется, я на секунду потерял сознание, а когда пришел в себя, то рыцарь лежал уже без шлема, а над ним склонился Рейвен. Я с трудом встал и подошел, чтобы посмотреть в лицо своему врагу.
Лучше бы я этого не делал. Враг мой оказался мужчиной лет сорока, могучим северянином благородного вида... только такого вида, как будто умер уже неделю назад и до нашей встречи хранился на леднике. Больше всего меня поразили его молочно-голубые глаза. Целиком голубые, без зрачков, прямо как у трехдневного котенка. Из смертельной раны кровь не хлестала потоком, а выворачивалась какими-то сгустками, как будто уже свернулась в жилах. При этом он еще и говорил. Слабо-слабо, правда, но говорил. К сожалению, я слишком плохо знаю нордмарский, и понял только последнюю фразу:...
- сказала, что меня сожгут в доме, но умру я от пучка травы.
Рейвен кивнул, и ответил тоже по-нордмарски, хотя и с сильным акцентом:
- Проклятья должны исполняться.
Рыцарь снова пошевелил губами и прошептал:
- Ухожу... Как тебя зовут, мой убийца?..
Обращался он к Рейвену! А Рейвен воспринял это как должное и ответил, прикрыв левый глаз:
- Некоторые зовут меня Гримнир.
Полумертвое лицо рыцаря перекосил ужас, голубизна полностью залила белки, он выдохнул, целиком прогнувшись, как в агонии:
- Отец!.. - и умер. Теперь уже окончательно.
Рейвен поднялся с колен и бросил на грудь мертвецу то, что я принял за веник. Это был пучок полыни, перехваченный осиновым лыком. Потом повернулся ко мне и сказал голосом ехидного старого пройдохи:
- Ладно, герой, воевавший со Смертью, пошли мародерствовать. Для поднятия боевого духа войскам нужны доказательства вашей блистательной победы.
¤ * *
Оказывается, пока мы сначала приключались по кустам, прячась от вышедших помочиться рыцарей, а потом совершали героические подвиги, Дэниел с Ральфом не ложились спать. И первым вопросом Дэниела, встретившего меня во дворе цитадели, было:
- Ну как? Получилось?
Я гордо похлопал по привешенному на луку седла щиту, черному с белой тварью, напоминающую змею с крыльями. Этот щит и прихваченный заодно плащ сослужили мне на обратном пути хорошую службу, когда у одной из развилок нас повстречал патруль с гельмундовскими значками. Эти вояки предпочли просто бочком проехать мимо, настолько боялись собственного союзника. А я тогда понял, что начинаю любить Рейвена за его неожиданные идеи.
Но раньше, чем я распустил перед Дэниелом павлиний хвост, Рейвен скомандовал:
- Приводи себя в порядок, и наверх. Поговорим в башне.
Мне оставалось только кивнуть.
Через четверть часа мы собрались на прежнем месте. Я про себя отметил, что моя комната теперь превратилась в место для военных советов. Что ж, пока это было не худшим ее применением.
Самое сложное началось, когда стало понятно, что от нас ждут связного и подробного рассказа. Из меня рассказчик вышел достаточно бестолковый, потому что половину происшедшего я просто не понимал, а местами не знал, что можно упоминать, а что не стоит. Например, беседу Рейвена с рыцарем я опустил, захочет - расскажет сам. И, кажется, правильно сделал. Во всяком случае, сам Рейвен был доволен. Когда я закончил, на Рейвена обратились все взгляды. А он играл посеребренным кинжалом с таким видом, будто зашел сюда случайно. Надо полагать, держал паузу, чтобы изреченное позже выглядело как можно эффектнее. Но капитан Ральф довольно бесцеремонно эту паузу прервал:
- Можете ли вы, сударь, теперь сказать, с чем мы имеем дело? И главное - что от этих рыцарей можно ожидать?
Рейвен потер переносицу.
- Можете быть уверены, Ральф, Кариссу по камушку они действительно не раскатают. А вот насчет всего остального... Ну, во-первых, по меньшей мере, часть из них является в некотором смысле магическими существами. Я могу предположить, что подобные изменения вызываются искусственно, при помощи какого-то ритуального посвящения. Можно даже понять механизм. Они, видимо, проходят сквозь опыт смерти.
Кажется, мы все трое посмотрели на Рейвена одинаково непонимающе.
- Это как? - спросил Дэниел.
- Даже не знаю, как проще объяснить... Смерти не боятся только дураки и безумцы. Но вот чтобы наложить на себя руки, мужества надо побольше, чем чтобы в одиночку против сотни ломануться.
Дэниел хотел было запротестовать, но потом подумал, и ничего не сказал. Рейвен же продолжал:
- Так вот, смерть является неотъемлемым атрибутом жизни, поэтому бороться с ней никто и не пробует. Всякие там эликсиры вечности - это чушь. Некромантические штучки тоже не возвращают мертвого к жизни, а дают только весьма мерзкое ее подобие, и то ненадолго. Из всего вышесказанного косвенно следует только один вывод: чтобы победить смерть, нужно идти ей навстречу.
Уж не знаю, какими путями блуждала рейвеновская логика, только мне этот вывод очевидным не показался. Но для того, чтобы оспаривать мысль, надо узнать ее до конца, и я стал слушать дальше.
- Как они конкретно это проделывают, я не знаю. Не думаю, что горло себе режут или вешаются. Но факт тот, что черпнувший, так сказать, из колодца смерти, внутренне изменяется. Естественно, пустив смерть в себя, нельзя остаться прежним. Притом, подозреваю, что они перестают стареть. Да и вообще, приобретают кучу необычных свойств. В частности, их становится очень сложно убить.
- То-есть, они, по сути, нежитью становятся, вроде вампиров всяких? - спросил Ральф.
- В том-то и дело, что нет. Как писал один неизвестный мудрец, каждый человек неосознанно носит в себе частицу собственной смерти. Так вот у них смерть является частью сознания, и именно из этой части исходит их магия.
Теперь не выдержал Дэниел:
- Слушай, Рей, не знаю, как других, а меня ты уже совсем запутал. Ты уж объясни мне, дураку, что они могут и чем их убивать.
Рейвен слегка задумался.
- Что они могут, я понятия не имею, наверняка, многое, если дать им время для ритуальной подготовки. А в бою... Ни взглядом, ни словом они не убивают. Зато с оружием их победить очень сложно. Требуется нанести сразу же несовместимую с жизнью рану, ну, там, копейный удар на полном скаку, голова с плеч, или что-то подобное. Серебра они, скорее всего, не боятся, всяческих священных реликвий тоже, к какому бы богу эти реликвии не относились.
- А чем они так страшны, как бойцы? - продолжал интересоваться Дэниел.
Вот тут я мог бы много чего объяснить, но Рейвен успел раньше.
- Ну, представь себе воина, примерно такого же умелого, как и ты, но только не испытывающего страха, не устающего и не обращающего внимания на мелкие раны.
Ральф сказал:
- Тогда получается, что эти двадцать семь рыцарей могут и без помощи остальных город взять. От них же разбегаться будут, как от чумы.
- Да, примерно так, - согласился Рейвен. - Только несколько поправок: во-первых, их теперь на одного меньше, что весьма критично, во-вторых, люди теперь будут знать, что они, в принципе, убиваются. В-третьих, существуют такие варианты, как дротик из баллисты, или котел кипящей смолы на голову. Если мне, например, внезапно вылить на голову котел кипятку, я тоже помру, каким бы магом я не был.
Возможно, Рейвен решил так пошутить, только шутке его почему-то никто не засмеялся. Тогда он подождал немного и выдал:
- Гельмунд, видимо, рассчитывает использовать их помощь, чтобы справиться с воротами. Подозреваю, что, если трандальцы соединят свою магическую мощь ритуалом, то смогут открыть войскам проход в город. Уж не знаю, через ворота или сквозь стену.
Услышав такое, я не удержался от совершенно дурацкого вопроса:
- И что же теперь делать? Неужели никакого выхода нет?
Рейвен посмотрел на меня.
- Выход есть даже из бутылки, хотя горлышко и узкое. Есть один способ уничтожить всех этих гадов разом, или, по крайней мере, всех измененных, то-есть, как раз наиболее могущественных и опасных.
По-моему, вздох облегчения вырвался у нас троих одновременно. И так же в один голос мы задали вопрос:
- Как?
Рейвен помрачнел.
- Как - это мое дело. Другой вопрос, что для этого нужно.
Ожидая продолжения, мы безмолвствовали.
- Для этого нужна девушка. Молодая девушка, с совершенно неженским желанием: отстоять город от врагов во что бы то ни стало.
Дэниел смущенно кашлянул:
- Ну почему же неженским? Каждая женщина мечтает защитить свой дом, семью, детей...
- Я сказал - девушка.
Воцарилась тишина. Потом Ральф спросил:
- А вы уверены, что ей ничего не будет угрожать?
Рейвен посмотрел на него.
- Вы говорите о своей дочери?
Видимо, в последнее время сама судьба предназначила мне постоянно удивляться. А я-то думал, что знаю о капитане все.
А капитан покраснел, смущенно оглядел нас и снова обратился к Рейвену:
- Так вы можете это гарантировать?
Рейвен тяжело вздохнул.
- В том-то и дело, что ничего я не могу гарантировать. Пойдемте лучше побеседуем отдельно. А вы, господа командующие, ложились бы спать. Завтра к обеду прибудет Гельмунд, и тогда-то вы как раз и понадобитесь.
И они оба встали. Но я, наверное, не смог бы не только заснуть, но и успокоиться, уж слишком мучил меня один вопрос:
- Скажите, - обратился я к Рейвену, - кто таки убил трандальца: я или вы?
Рейвен посмотрел на меня и ответил:
- Его убила судьба. А от судьбы никто не уходит - ни живые, ни мертвые, ни полумертвые.
Так я впервые узнал, что судьба бывает сильнее смерти.
6.
Штурмовать крепости надо вовремя. То-есть, либо сходу, либо после достаточно длительной осады. В первом случае союзником нападающего является внезапность. Подойди Гельмунд пораньше, например, в день приезда Дэниела с Рейвеном, у него было бы гораздо больше шансов на успех. Впрочем, он не торопился, явно ожидая, что его письма к горожанам возымели действие, и дело придется иметь только с цитаделью. И, наверное, очень удивился, когда парламентеров не только не пустили в крепость, но и в прямом смысле засыпали комьями грязи. Я, конечно, такого приказа не отдавал, вряд ли стоило дразнить бешеного волка. Но городским мальчишкам не указ был ни я, ни их собственные родители. К тому же, они сумели таким оригинальным образом передать настроение, царившее в городе.
По всем расчетам, Гельмунд должен был атаковать еще позавчера утром, но он медлил и тянул время, дожидаясь подхода остальных войск. Мы не возражали, потому что время работало на нас. Каждый прошедший день приближал королевскую армию к Кариссе, а Гельмунда к поражению.
Наши лесорубные работы оказались крайне полезны. То ли что-то у нападавших не заладилось с первоначальным планом, то ли мы этот план неверно поняли, потому что осадные машины им, все-таки, понадобились. Но за каждым потребных размеров бревном приходилось посылать целую экспедицию, и из-за этого воздвигавшееся посреди вражеского лагеря сооружение выглядело довольно хило. Ворота Кариссы, сделанные из мореного дуба, должны были выдержать не один десяток ударов этим тараном. Правда, на следующее утро приволокли пару катапульт, но они, похоже, были сняты с башен Аррехта и мало годились для наступательного боя. Мы в этом убедились уже к середине того же дня. Сначала посылаемые ими снаряды били куда-то в середину стены или вовсе не долетали. Через десяток выстрелов до нападавших наконец дошло, что эти длинношеие орудия надо переместить на новые позиции. В результате одна из катапульт оказалась на довольно удобном месте, в небольшой лощинке, полностью недосягаемая для нас, но только и пользы с нее почти не было. Камни ударяли либо в Стражницу, одну из башен цитадели, на которую опиралась также городская стена, либо перелетали-таки стену, грохаясь на пустынной площади. За прочность Стражницы мы не опасались. В свое время ее сложили из обтесанных и хорошо пригнанных друг к другу валунов, которые от времени чуть не срослись. Пододвинуть катапульту ближе, чтобы обстреливать саму цитадель, было нельзя, она сразу попадала под меткий огонь лучников на Стражнице, так что все причиненные ей разрушения свелись к проломанным крышам двух небогатых домов. Вторую катапульту поставили на возвышении и стали пристреливать. Первый же камень попал в ремесленные кварталы и мы, было, забеспокоились, зная наверняка, что зажигательные снаряды у осаждающих тоже имеются. Но тут выяснилось, что до этого удобного холма прекрасно долетают арбалетные стрелы. В результате, через час катапульту оттащили обратно за холм, а его верхушка украсилась добрыми двумя десятками трупов. Когда попробовали стрелять из-за холма, выяснилось, что камни опять долбят стену. Ральф предложил выпустить с башен пару-тройку каменных ядер в ответ, а заодно и проверить пристрелку. Но тут Рейвен решительно воспротивился. Он заявил, что пристрелки не потребуется, и уже сейчас можно назвать поражаемые различными катапультами площади, набросав, в качестве доказательства, чертеж прямо на столе. Сопровождавших рисование заумных рассуждений, изобиловавших цифрами, никто, конечно, не понял, а чертеж был на всякий случай скопирован Сэфертом чернилами на какую-то тряпку. Аккуратностью мой оруженосец не отличался сроду, и на месте башни Альсток на этом ценном документе значилась жирная клякса.
Ночью наш главный ослушник и лучший добытчик новостей Эргис, командир разведчиков, отколол очередную лихую штуку. Нацепив на плащ черно-елый значок покойного ландвальского рыцаря и намалевав на спине орла, он нагло заявился в один из вражеских лагерей и всю ночь шатался по кострам. Новостей он и вправду принес немало и большинство из них обнадеживало. Оказалось, например, что в войске уже сейчас вспыхивали мелкие раздоры. Большинство пришедших на помощь Гельмунду баронов не позаботились о съестных припасах для своих отрядов, надеясь на грабеж. Но в добрых десяти лигах вокруг грабить было уже нечего. Все съестное либо вывезли в Кариссу, либо оно досталось более расторопным гельмундовским фуражирам, а сам главный предводитель делиться запасами не торопился. До настоящего голода было еще далеко, но причина для недовольства появилась весомая. Еще в лагере поговаривали, что Гельмунд всерез озлился на союзников, которые привели меньше народу, чем обещали, и не доставили никакой осадной техники. Из-за этого его воинам приходилось ночью играть в землекопов, сооружая бруствер для прикрытия второй катапульты. Судя по его положению, обстреливать собирались воротную башню. Первую же катапульту, весь день простукивавшую стены Стражницы, готовились перетащить к южной стене города, самой низкой и хуже всего укрепленной. Там же готовили штурмовые лестницы.
Войско слегка изменило состав. Пять копий Ордена и с ними около двух тысяч воинов под знаменем Эдвина ушли на Илвит, зато подтянулись северяне, обитатели болотистых равнин в низовьях Лейна. Говорили, что северная конница плоха, но хороши лучники. Это следовало учесть особенно.
Разумеется, никто не знал точных планов. Однако все досужие языки отводили главную роль в штурме Ордену, несмотря на малочисленность его отрядов. При этом большинство боялось трандальцев до жути и выражало искреннюю надежду оказаться от них подальше.
Однако в целом сборное войско Гельмунда выглядело куда лучше, чем могло бы. Большую роль сыграло то, что практически ко всем командирам союзных отрядов приставили в качестве советников вирденских и саргольских гвардейцев для лучшей связи и контроля. При Эдмунде и вовсе состояли двое орденских, а при Эде де Барне - один. Но было очевидно, что если Гельмунд не поторопится со штурмом, то половина народу просто разбежится в поисках пропитания: мечтами о карисских запасах сыт не будешь.
К утру войска начали выдвигаться на позиции. Орлиное знамя реяло напротив главных ворот, окруженное целым лесом копий. Рядом с ним полоскался на ветру черный орденский штандарт. Впереди, у сооруженного за ночь бруствера, стояло несколько десятков прикрытых большими деревянными щитами повозок, предназначенных, видимо, для засыпания рва. Впрочем, никаких надежд на ров мы и не возлагали. Он давно уже превратился в сточную канаву, а как раз напротив ворот обмелел так, что можно было перейти в брод, не особо замочив сапоги. За повозками скрывался тоже прикрытый щитами таран. Вокруг рассыпались лучники вперемешку со щитоносцами. Расставлены они были весьма грамотно.
С южной стены города картина открывалась тоже впечатляющая. Здесь были уже готовы переносные мостики, фашины и лестницы. На тележные остовы поставили пару легких баллист. За ними покачивала лебединой шеей укрепленная за ночь катапульта. Рядом с ней поднималось знамя с таким же, как у Гельмунда, орлом, но помещенным в серебряный ромб на алом поле, знамя Эдмунда. Воины здесь собрались в основном пешие, много было наемных меченосцев. Среди них мелькали зеленые куртки северных лучников.
Именно за южную стену-то мы больше всего и беспокоились. Хотя главный удар явно должен был прийтись на ворота, здесь у нападающих шансов было не меньше. Правда, и народ подобрался толковый: Валдон, младший сын бедной рыцарской семьи из Тааля, поступивший на службу короны и державший от нее небольшой надел близ Марны, гвардейский лейтенант Ривальт, Эргис со своими легкими лучниками и старшина оружейного цеха мастер Олтон, один из руководителей городского ополчения. Однако задача перед ними стояла немалая. Нужно было любой ценой сдержать атаку, пока разворачиваются главные события, и в случае нашей неудачи отвести войска через полгорода к цитадели. Ральф долго порывался возглавить тамошнюю оборону и его еле убедили занять место на воротной башне. Этим он, впрочем, вполне удовлетворился. Я, подумав, избрал наблюдательным пунктом башню Альсток, донжон цитадели. С нее открывался наилучший обзор и особенно хорошо были видны северо-западная и западная стены, между которыми находились ворота. Альсток соединялся со Стражницей подъемным мостом на высоте третьего этажа, а от Стражницы до воротной башни вел прямой путь по стене.
План обороны был прост, как вареное яйцо. Мы удерживали город до тех пор, пока это было возможно, обращая особое внимание на ворота, и ждали осуществления рейвеновского замысла. Если он не оказывал желаемого действия, войска отступали с уличными боями в цитадель, стараясь нанести врагу наибольшие потери. Добровольцы готовились перекрыть главные улицы в течение нескольких минут, не дав развернуться вражеской коннице. За каждого нашего воина Гельмунд должен был заплатить двумя-ремя своими.
К полудню войска были уже готовы, но Гельмунд явно решил разыграть последнюю комедию. Под вой рогов к воротам выехали парламентеры с белым знаменем. Мне пришлось выйти на воротную башню, чтобы с ними переговорить. Там же уже присутствовали Рейвен и Ральф с какой-то невысокой девушкой. Девчонка показалось мне очень красивой, хотя лица я не запомнил. Но как же дико она смотрелась в легком платьице среди закованных в броню мужчин! Тут я заметил, что Рейвен тоже расстался со своей знаменитой кольчугой и не имеет при себе оружия. Как ни странно, меня это не удивило, видимо потому, что все мое внимание занимали подъезжающие.
Всего их было человек пятнадцать, но большинство явно присутствовало для мебели. Для себя я сразу отметил только двоих: Эда-Смутьяна, гордого, как король, и рослого рыцаря в черном, на плече которого извивалась белая орденская гадина. Последний был весьма похож на моего противника и повадкой, и снаряжением, только вместо меча его пояс украшала секира. Я даже слегка содрогнулся при мысли, что под вороненой маской шлема скрывается полубезжизненное лицо. Не знаю, почему, но я решил, что в этой парочке главный - он, и даже удивился, когда заговорил Эд.
Речь Эда явно была заучена наизусть и хорошо отрепетирована. Произносил он ее с выражением, как актер, старался на совесть. Впрочем, ничего нового в содержании я не уловил. Всем благородным рыцарям предлагалось принести присягу новому герцогу Каринтии и занять не последние места в рядах доблестного воинства. Лично мне обещали ни много ни мало, все северо-западные равнины до самого моря, вместе с таальским пограничьем. Потом последовало обращение к благоразумию горожан. В заключение, Эд помянул о страшной участи, ожидающей ослушников, и предложил на размышление три часа. Тут я задумался, стоит ли потянуть время. Конечно, при получении отрицательного ответа посередь дня, они могли отложить атаку на завтра, и тогда у нас получались сутки передышки. Но для нас эти сутки обернулись бы мучительным ожиданием неотвратимого, а для них - временем для подготовки. К тому же, за ночь до Кариссы могла добраться пара-тройка блудных баронов с несколькими сотнями, что едва ли нас порадовало бы. Значит, ответ был ясен. Я поправил голубой с серебром плащ и подошел к проему между зубцами. Сэферт начистил мне кольчугу и шлем до блеска, и это добавляло к моему облику воинственности и изящества. Во всяком случае, Эда мне удалось удивить. И пока удивление не прошло, я пустил в ход вульгарное хамство. То-есть просто объяснил, в каком направлении следует отправляться господину дипломату, а так же подверг сомнению законность его происхождения, различные достоинства и вообще право вести переговоры с потомком королевского рода от имени кого бы то ни было. В заключение этой блистательной речи я смилостивился и позволил господину послу передать герцогу Каринтийскому глубочайшие соболезнования по поводу будущей встречи со столь любимыми им, герцогом, арестантской каретой и королевским тюремщиком. Сказать, что Эда перекосило - значило бы не сказать ничего. Он приходил в себя в течение нескольких минут и потом враз охрипшим голосом осведомился:
- Это ваше последнее слово?
В ответ я издевательски помахал перчаткой.
Эду ничего не оставалось, кроме как развернуться и поехать обратно. И тут случилось неожиданное. Когда они немного отъехали от ворот, рыцарь жестом фокусника извлек из воздуха зазубренный дротик, по размеру годный в снаряды для арбаллисты, повернулся в седле и метнул его в меня. Дальше я увидел стремительно летящий навстречу каменный пол, потом лязгнул тетивой спускаемый арбалет.
Когда я поднялся, в ушах шумело и завывало, видимо, приложился головой об зубец. Дротик отсутствовал, как будто его и не было. Рядом со мной стоял Дэниел, держа в руках арбалет, а рыцарь, пропустив вперед остальных, удалялся чуть ли не парадным шагом, и торчащая в плече стрела вовсе ему не мешала. Я пытался сказать что-нибудь осмысленное, но смог только крепко выругаться. Так крепко, что стоявшие вокруг солдаты оглянулись с одобрением. Рейвен негромко, словно про себя, сказал:
- Красиво сделано, но подловато. Вот этот фокус я им еще припомню.
И очень недобро улыбнулся. А потом добавил так, что услышали только мы с Дэниелом:
- Кажется, мои худшие опасения начинают сбываться, - и снова продолжил вслух: - Я на Стражнице. До сигнала не беспокойте.
И ушел вместе с девчонкой, про которую я совершенно забыл.
Только сейчас я сообразил, что Дэниела не было все утро, и не мешало бы узнать, чем он занимался. Но времени на это не хватило. В поле затрубили рога, и весь людской муравейник разом зашевелился. Дэниел хлопнул меня по плечу:
- Отправляйтесь в Альсток, маршал, я останусь здесь.
Мне стоило большого труда уйти без поддержки Сэферта, и, уходя, я заметил на лице Дэниела новое выражение, с которым не сталкивался еще никогда. Это была неподдельная ненависть.
7.
Теперь от меня мало что зависело, особенно в начале боя. Войска уже заняли позиции, командиры знали свое дело и мне оставалось только наблюдать за ходом событий и пытаться вмешаться только тогда, когда они пойдут плохо или как-то вовсе неожиданно. Но неожиданностей пока не предвиделось. К воротам медленно поползли повозки, прикрытые щитами, за ними чуть в отдалении следовал таран. За ним клином двинулась пехота. В середине клина, среди небольшой группы всадников, реяло знамя Эда. Ударила башенная катапульта и один из щитов разлетелся в щепки. Все укрывавшиеся за ним разбежались, как тараканы из-под веника. Несколько убитых осталось лежать у осевшей телеги. Катапульта иэ-эа бруствера ответила ей, но неудачно: камень пролетел высоко над башней и упал где-то в городе.
Сверху вся эта картина была на удивление нереальной. Казалось, что ты смотришь на толпу сереньких муравьев, разыгрывающих потешное сражение. Это заставляло меня нервничать еще больше. Так хотелось оказаться среди происходящего, чтобы ощутить его страшную настоящесть!
А события развивались своим чередом. Наши катапульты с воротной башни и Стражницы проиэвели немалое опустошение в рядах нападавших. Когда расстояние сократилось, за дело взялись лучники и арбалетчики. Последние с одной стрелы сбивали даже тяжело вооруженного всадника. Стрелы нападавших, похоже, летели в основном впустую. Катапульта их продолжала пристреливаться и удачным попаданием частично своротила один из башенных зубцов. Уцелевшие повозки уже добрались до рва и сложеных в них фашин вполне хватило, чтобы обеспечить тарану свободный проход. Правда, из добрых трех сотен передовых воинов под прикрытие щитов тарана отбежало едва ли три десятка. Бой только начинался, а Гельмунд уже понес первые потери.
Таран неуклонно приближался к воротам. Тут я впервые заметил, что за ним едут и конные: девять всадников с черными флажками. Не к добру они, гады, там появились в таком количестве, и не просто так! Я всерьез забеспокоился.
Южную стену мне со своего наблюдательного пункта видно было много хуже. Мешал дурацкий купол городской ратуши. Но и там, похоже, ничего критического пока не происходило. Во всяком случае, бой наверх еще не перекинулся.
Пока я отвлекся от ворот, таран уже добрался до них, и раздался первый гулкий удар, неожиданно сильный для такого хлипкого, сделанного на скорую руку сооружения. И тут же сверху сверху пролился дождь кипящей смолы. Повалил черный дым. Когда он развеялся, оказалось, что таран цел и невредим, а на место погибшей обслуги встают новые воины. Из орденских никто не пострадал. Я начал подозревать, что пока они рядом, таран невозможно будет поджечь, даже если облить земляным маслом полностью. Удары, тем временем, зазвучали снова. Я послал одного из пажей к воротам, а другого - на южную стену и стал ждать подробных сообщений. Раньше, чем оба они вернулись, появился гонец, прибывший по собственному почину, и рассказал, что у южной стены первая атака захлебнулась. Более глубокий там ров удалось закидать фашинами только до половины, а меткая стрельба со стен окончательно смутила нападавших. Правда, и потеряли они всего порядка сотни человек, а у нас выбыло из строя десятка четыре. Северные лучники экономили стрелы, но били прицельно и очень точно. Отсылая гонца обратно, я приказал отправить раненых в цитадель и напомнил, что радоваться успеху рано: за первой атакой обязательно последует вторая, а потери и так непозволительно велики. Делалось это скорее для очистки совести, потому что для Валдона все было очевидно и без меня.
Вернувшийся от ворот паж принес новости не столь радужные. Конечно, Гельмунд потерял около четырехсот человек, но это еще ничего не значило. При штурме, особенно в начале боя, нападающие всегда отдают за одного убитого врага пять-шесть своих. Зато успехов он добился немалых. Под ударами легкого с виду тарана ворота уже дали первые трещины. Сама же проклятая конструкция упорно не желала гореть, а метко брошенные камни почему-то падали вокруг нее. Орденские тоже были неуязвимы, как заговоренные. Кроме того, лучники непрерывно стреляли по стенам, а вражеская катапульта осыпала верхушку башни градом щебня.
Я был практически уверен, что рыцари защищают и себя и таран магией, и не мог ничего придумать. Оставалось только надеяться, что загадочный рейвеновский план по их уничтожению подействует в ближайшее время. Но вот если не подействует, и рыцари останутся живы... Пока я ломал голову над их уничтожением, явился второй посланец. Естественно, южную стену атаковали второй раз. Притом, Эдмунд, в сопровождении двоих орденских рыцарей, гарцевал на белом коне посреди нападающих, повышая боевой дух, и стрелы его не брали. Вполне понятно, почему. Вот ведь бесовщина какая...
От ворот раздался грохот и радостные вопли. Похоже, люди Гельмунда достигли желаемого. Однако, даже от меня было видно, что произошла неприятная для них заминка: рама, на которой был подвешен таран, не проходила по высоте в коридор под башней, и потому внутренние ворота оказались недосягаемы. Обычно в таких случаях берутся за молоты и топоры, но здесь они едва ли помогли бы. Благодаря усилиям кузнечного цеха, внутренние ворота были укреплены и окованы железом.
Нападающие слегка растерялись, и наши не замедлили этим воспользоваться. Сверху обрушился целый град камней и стрел. Один из камней сбил трандальского рыцаря с лошади, другой переломал ноги коню его соседа. Однако, Эд оказался толковым полевым командиром. Рога мгновенно протрубили отход. Таран медленно покатился назад и замер на расстоянии чуть больше полета стрелы от башни. К нему сразу подтащили щиты, которых заготовлено было явно достаточное количество, и рядом закипела какая-то деятельность. Я понял, что Эд приказал расклепать цепи и внутренние ворота будут выбивать тараном с рук. В этом случае воинам придется крепко постараться, но успех останется только вопросом времени и потерь.
Стрельба с обоих сторон почти прекратилась, и я присел, воспользовавшись передышкой, чтобы дать отдохнуть глазам. Судя по солнцу, штурм продолжался уже около двух часов. Я понял, что, если события пойдут тем же путем, то к вечеру враги ворвутся в город.
¤ * *
Убедившись, что в его сторону никто не смотрит, Дэниел стащил шлем и обтер мокрое от пота лицо. Неизвестно, старость брала свое или слишком тяжелы оказались камни, но он ощущал немалую усталость. Передышка в бою случилась весьма вовремя. Как это ни смешно, но Дэниел впервые участвовал в защите осажденного замка в роли рядового солдата или, максимум, сержанта. Раньше ему случалось попадать в осаду только дважды, и оба раза он сам руководил обороной. И даже не представлял, что такой бой больше похож на тяжелую работу под летящими стрелами. Все предыдущие два часа как-то слились в один непрерывный поток. Он то крутил вместе с другими ручку подъемника, то устанавливал между зубцов камни, то кидал уголь в жаровню под котлом, в котором грелась смола. А воздух был просто полон звенящей и летающей смертью. То и дело башню осыпало великанскими пригоршнями мелких снарядов. Какой-то парень-рбалетчик, оставивший на секунду свое оружие, чтобы помочь Дэниелу скинуть очередной камень, пошутил:
- Здесь два щита надо, один спереди, другой сверху.
И вдруг осел, получив в шею стрелу. После этого Дэниел наблюдал нападающих уже в прицел арбалета. Дважды он пускал стрелы в нагло гарцевавшего рыцаря, но те отклонялись, будто сдутые каким-то волшебным ветром. А когда Дэниел присел перезарядить арбалет, парень, занявший его место, вдруг выронил оружие и полетел вниз со стены, как будто сдернутый невидимой веревкой. На Дэниела пахнуло холодом.
Сейчас маршал, да нет, пожалуй, уже не маршал, а просто Дэн Свободный воин, решил поберечь силы перед рукопашной. И внутренние ворота и стоящая за ними наспех выкованная железная решетка едва ли долго будут выдерживать удары заколдованного тарана. А когда все преграды падут, потребуется сдерживать толпу нападающих клинками, чтобы прикрыть отход. Добровольцы на это дело уже вызвались, и Дэниел знал, что, каковы бы ни были приказы юного маршала, он встанет рядом с ними. Черные рыцари были, конечно, неуязвимы для стрел, но железо их брало, и Дэниел хотел противопоставить свое умение силе. Почему-то он был уверен, что смерть каждого трандальского гостя будет большим шагом к победе, чем гибель сотни других воинов.
На равнине опять взвыли рога. На этот раз вслед за шедшими на приступ пехотинцами двинулась конница. Расчет Эда был вполне ясен: он собирался сразу же, как только будет расчищен штурмовой коридор, ворваться в город и отрезать отступающих от цитадели. Ральф тоже это понял и послал человека вниз с приказом готовить баррикады. Теперь, если не случилось бы какого нибудь чуда, всадники окажутся заперты на площади перед воротами, как в ловушке. Конечно, для такой толпы пеших разобрать завалы - дело недолгое, но за это время всадников легко можно было расстрелять с башни и из окон домов. Тут Дэниел сообразил, что снова рассуждает как маршал и взялся за арбалет.
После первого же удара тарана стало ясно, что ворота долго не выдержат. Дэниел забросил за спину колчан со стрелами и, отыскав взглядом Ральфа, крикнул ему:
- Я вниз!
Потом он набрал полные легкие воздуха, заорал, срывая голос:
- Добровольцы, за мной! - и побежал вниз по лестнице.
Когда внутренние ворота наконец упали, гельмундовских воинов, уже считавших себя победителями, ждал очень неприятный сюрприз. Конец прохода перекрывала неведомо откуда взявшаяся решетка, за которой выстроились арбалетчики. Выстрелили они одновременно, безо всякой команды, и крики убитых и раненых эхом отдались внутри каменного коридора. Брошенный таран с грохотом упал. Уцелевшие, вовсе не желая сдаваться, бросились к решетке, чтобы успеть ударами копий перебить арбалетчиков раньше, чем те перезарядят свое оружие. Повел их в сумасшедшую атаку уже знакомый Дэниелу трандалец с секирой, тот самый, который получил утром стрелу в плечо.
Между внутренними воротами и решеткой, пристроенной здесь совсем недавно, расстояние было слишком невелико, и это стоило жизни доброму десятку воинов. Остальные просто рассыпались по площади, натягивая арбалеты. Бояться было нечего: среди нападающих не было ни одного стрелка. Они тоже поняли этот очевидный факт и откатились назад мгновенно. Остался только орденский, зачем-то присевший перед решеткой на колени. Дэниел сначала не понял смысла этого действия, но потом увидел под решеткой какой-то дымящийся железный горшок. Трандалец, пристроивший его, удирал обратно в коридор с нерыцарской резвостью, и Дэниел понял, что сейчас произойдет. Он успел сообразить, что оттолкнуть горшок подальше в коридор нет ни возможности, ни смысла, и бросился за угол башни, закричав, чтобы предупредить остальных.
От взрыва, казалось, содрогнулась вся крепость. Впрочем, башня выдержала, а вот решетку вывернуло из пазов и отбросило, поломанную и искривленную, чуть ли не на середину площади. Вслед за этим из-за стены раздался хоровой вопль. "Сейчас полезут." - подумал Дэниел и, обнажив меч, приготовился к бою.
Уже после штурма он не мог толком ни вспомнить, ни описать эту жуткую и кровавую кашу. Проход был такой ширины, чтобы пропускать троих всадников в ряд, и это помогло сдержать первый суматошный натиск. За это время умница Ральф догадался спустить на подъемнике десяток щитов. Когда проход перекрыли щитники, стало полегче. Остальные, встав за ними, орудовали копьями или в упор посылали стрелы. Арбалетный болт на таком расстоянии прошивал двоих сразу, а иногда стрела с вощеным древком, пройдя насквозь тела двух жертв, находила себе третью. Внезапно нападающие откатились и Дэниел убедился, что выражение "гора трупов" не является поэтическим преувеличением. На выходе из воротного коридора вал из тел был ему уже выше колена. Тут раздался стук лошадиных копыт. Дэниел бросил трофейное копье, подхватил чей-то арбалет и колчан с оставшимися стрелами и побежал к дому, чтобы занять удобную позицию где-нибудь на первом этаже. Только в комнате брошенного хозяевами дома он понял, что за всю схватку не получил ни единой царапины, хотя из сотни добровольцев уцелело не более десятка.
А в воротах уже показались первые ряды тяжеловооруженных всадников с орлами на щитах. Сверкали кольчуги, солнце играло на наконечниках копий. Казалось, что остановить движение этой лавины невозможно. Казалось... Но как только первые десятка два рядов скрылись из поля зрения, движение вдруг застопорилось. Всадники начали бестолково рассыпаться по площади, тыкаясь в поисках проходов в узкие щели между домами. А сзади напирали все новые и новые. Это значило, что ополченцы успели завалить оставленные проходы в баррикадах в человеческий рост вышиной и, скрываясь за ними, встречали сейчас горделивое войско, готовые к бою. Дэниел встряхнул головой, как проснувшись, и вскинул арбалет.
За несколько мгновений площадь превратилась в настоящую бойню. Отчаянные гвардейцы прыгали со стены на крыши, чтобы вернее доставать противника. Рыцарей осыпали камнями, досками, кусками черепицы и любыми подручными предметами. Вырваться из ловушки было почти невозможно, потому что, когда въезжавшие в коридор понимали, что происходит, развернуться они уже не могли. Вдруг приток прекратился и началось повальное бегство. Всадники бросали копья и неслись обратно к коридору, как чумовые. Чья-то лошадь споткнулась о тяжелое таранное бревно и упала вместе со всадником, закупорив и без того частично перекрытый им проход. Ловушка захлопнулась. Когда уцелевшие поняли это, они начали бросать оружие, прося пощады. Но стрелы продолжали сыпаться. Дэниел удивился, что не испытывает к гибнущим никакой жалости и как-то отстраненно подумал, что Гельмунд рискует лишиться всего войска. Только здесь погибло не менее пяти сотен. Ну откуда мог знать высокомерный сэр Эд, что горожане не только позволят калечить собственные дома, но и сами будут перегораживать улицы, работая даже ночью при свете факелов? И как он мог догадаться, что эти же горожане, добровольцы, встанут у построенных завалов с оружием в руках? Ведь за последние тридцать лет такого не случалось нигде.
Выйдя из дома, Дэниел обозрел картину массовой бойни. Уцелевшие лошади уже разбежались по узким переулкам, многие волочили за собой мертвых хозяев. Но все равно на булыжнике площади было больше трупов, чем свободного места.
И тут Дэниел услышал ржание коней и понял, к чему относился слышавшийся справа грохот. На главной улице разбирали завал. Похоже, Лайонел решился на открытую вылазку. Дэниел прикинул, что, если поторопится, то успеет поймать себе лошадь и примкнуть к отряду.
¤ * *
Атаку у южной стены отбили со страшными потерями, и Валдон с остекленевшими глазами лежал сейчас в первом этаже башни. И не один он. Наверное, ударь они еще раз, отстоять Кариссу бы не удалось. Но войска Эдмунда начали перемещаться к воротам. Мне было плохо видно, что происходит. Драка шла уже в воротном коридоре под башней и мы, похоже, проигрывали. В поле начали перестраиваться конные отряды. От лагеря к городу двинулось знамя Гельмунда. Следовало немедля отдать приказ покидать стены и стягиваться к цитадели. Становилось очевидно, что мы не удержим город, и я хотел потерять как можно меньше народа. Но меня удерживало какое-то непонятное ожидание чуда, и это чудо произошло. Совершенно внезапно солнечный свет на долю секунды стал красным, как на закате. Да нет, скорее, таким, словно я смотрел на солнце через красное стекло. Потом наваждение исчезло. Я ошеломленно протер глаза и вдруг увидел, как над Стражницей взлетела алая птица размером с сокола и понеслась над полем, теряя капли крови. Долетев почти до воротной башни, она рассыпалась в воздухе алыми брызгами.
Тут я понял, что только что видел величайшее колдовство. Величайшее, даже если бы оно не возымело действия. Эта птица сама была живой кровью, и жизнь ей только что дали мужчина и женщина. Когда я поднял глаза и взглянул на происходящее, орденское знамя уже упало, и у ворот не было ни одного живого, или, скорее, полуживого рыцаря.
- Сэр, а что там грохнуло? Я уж подумал, что башню подорвали.
Я обернулся. Это был Сэферт.
- Что грохнуло? - непонимающе спросил я.
- Да вот только что грохнуло, аж стены задрожали. Вы что, не слышали?
Я действительно ничего не слышал.
- А ты сокола красного видел? - спросил я у Сэферта.
Теперь Сэферт посмотрел на меня расширенными глазами.
- Какого сокола?
- Ну вот сейчас над башней летал.
Сэферт удивленно помотал головой. Видимо, он решил, что у меня начались галлюцинации.
И тут случилось еще одно событие. Оно обошлось без всякой магии, хотя и не без помощи Рейвена. Катапульту на Стражнице развернули, и посланный ей здоровенный камень рухнул точно туда, где поднимался на древке черный на серебрянном поле орел. Прямо в середину скопления народа. И, судя по беспорядку, который воцарился в ближайших рядах, Гельмунд тоже был около своего знамени. Был! Одновременно передовой отряд конницы ворвался на площадь. Дальнейшее превзошло мои самые смелые ожидания. Только немногим удавалось прорваться сквозь проулки под сыплющимся отовсюду железным дождем. Похоже, даже неугомонные мальчишки взялись за луки и пращи. Я представил, как уцелевшие вырвутся из ловушки, объятые ужасом, какой эффект произведет внезапная смерть рыцарей и падение знамени... Нет, теперь настало время рисковать. Я рявкнул Сэферту:
- Конным команду к бою! Человека на главную улицу: пусть освободят проход в баррикадах. - И сам бросился вслед за ним вниз, во двор.
Это было сумасшедшее предприятие. Шесть сотен стоящих в резерве конников против по меньшей мере десяти тысяч, находящихся в поле. Но когда мы, в прямом смысле, по трупам вылетели из ворот, драться было уже не с кем. То-есть, почти не с кем. Паника сделала свое дело, и большая часть войск бежала, бросая оружие. Я никогда не видел, как с тонущего корабля разбегаются крысы, но, наверное, это было очень похоже.
К удивлению своему, я заметил, что кто-то пытается навести в этой панике подобие хоть какого-то порядка и сзывает к себе тех, кто еще не потерял голову от страха. И я, взмахнув флажком на копье, повернул к нему коня. Противником себе в копейной сшибке я выбирал, естественно, предводителя и, как только увидел его, понял, что рука моя просто не сможет нанести неверный удар. Ошибиться было невозможно: передо мной, на черном коне, гарцевал каким-то чудом уцелевший трандальский рыцарь. Правда, щит его был из четырех черных и белых полей, вроде ландвальской шахматной клетки, но в центральном щитке герба извивалась знакомая тварь.
А дальше мы столкнулись. Мощным ударом в щит меня чуть не выбросило из седла, но и мой удар достиг цели. Конец копья попал рыцарю прямо в шлем, и он подбитой птицей полетел с лошади. Потом мое копье сломалось, застряв в груди следующего противника. Я выхватил палаш и начал рубить открывающиеся спины. Организованного сопротивления не было уже никакого. Мы просто преследовали бегущих. Я осадил коня. Увлечься вылазкой означало слишком сильно рискнуть, пора было возвращаться. Но тут рядом со мной, как из ниоткуда, возник Дэниел, тоже верхом, и рявкнул:
- К Гельмунду! Захватим, если жив!
Я последовал за ним.
Самое необычное, что Гельмунд был еще жив. Камень, похоже, переломал ему все кости, а он, тем не менее, стонал и даже делал судорожные попытки подняться, но сломанные ноги ему, конечно, не повиновались. Спешившийся Дэниел взирал на это зрелище с удивлением. Потом наклонился и снял с поверженного шлем. Каким-то шестым чувством, видимо, тем самым, что проснулось в ночь сумасшедшей поездки, я вдруг понял, что сейчас увижу и не ошибся. Лицо Гельмунда было изжелта-бледным, волосы пробила седина, а в побледневших глазах плавали знакомые молочно-голубые блики.
Дэниел даже уронил шлем и изумленно вымолвил:
- И ты?..
В груди Гельмунда что-то заклокотало, и родились слова:
- Дэн... Если бы я знал, что ты... Они говорили, что все иначе... Это крестообразное... в Сарголе... Там можно... бессмертие... - остальные части его речи потонули в каком-то хриплом бульканье. Потом Гельмунд закрыл глаза.
Но я видел, что он по-прежнему жив, только потерял сознание. Дэниел, оказывается, тоже это видел, потому что он достал свой меч и нанес удар. Потом мы переглянулись. В глазах Дэниела стояли слезы, и единственное, что я мог сказать ему, было:
- А все-таки, мы победили!
Часть 3. 1.
Над Кариссой поднимался сумрачный рассвет. Красное встающее солнце парило в дымке, словно глаз древнего бога войны, обозревающего поле недавнего боя. По серым стенам цитадели плясали розовые блики, похожие на несходящие кровавые пятна, и следы от метательных снарядов казались открытыми ранами.
А крови вчера и впрямь было пролито немало, хватило бы на многих давно некормленных богов. По меркам феодальных войн сражение обернулось настоящим побоищем. Десятки рыцарей нашли свою смерть под градом стрел и щиты их, еще вчера блиставшие гордыми гербами среди гельмундовской рати, стали украшением помоста на городской площади. Пали Эд, сеньор Барна, которому новый герцог уже успел пожаловать титул барона Аррехтского, сэр Родвильд и сэр Брендон-из-Болот, владельцы земель близ таальской границы, скончался от раны, нанесенной стрелой, Эдмунд Вирденский - и это только из имеющих право распускать знамя. Более мелких дворян считали десятками, воинов - сотнями. По самым скромным подсчетам, всего у осаждающих погибло в бою около двух тысяч и еще столько же сдалось в плен. Правда, уцелел сводный отряд численностью тысячи в четыре, способный к сопротивлению, но командовавший им Эдвин, Эдмундовский брат, думал только о том, как бы побыстрее уйти обратно за реку. Ему теперь не за что стало воевать: Гельмунд, надежда каринтийских баронов, погиб, и едва ли кто-нибудь из уцелевших рискнул бы продолжить мятеж. Все войско просто растаяло, как снег под дождем.
Потери осажденных тоже были немалыми, но их как-то затеняла общая радость победы. Конечно, не для тех, кто потерял вчера брата или отца, сына или внука. Но их горе было как-то незаметно на фоне всеобщего ликования. Видимо, так бывало всегда. А пока одни оплакивали погибших, другие устанавливали на площади трофейные щиты и знамена, а третьи обыскивали трупы, в башне Альсток шел утренний совет.
Все четверо предводителей, собравшихся здесь, отделались только легкими ранами. У Лайонела гудело плечо, по которому пришелся не пробивший кольчугу удар, капитан Ральф временами поправлял на перевязи простреленную руку, Дэниел предпочитал вовсе не вставать, чтобы не показывать хромоты. Правда, вспомнить, где и когда его задело копейное жало, он так и не смог. Наиболее изможденным выглядел Рейвен, чьи темные волосы просто представляли контраст с белым лицом. Однако, несмотря на страшную усталость, речь его осталась четкой и язвительной. Лайонелу предоставилась возможность в этом убедиться, когда зашла речь о планах на будущее, и Рейвен заявил:
- А вам, сударь, теперь предстоит падать в ноги к принцу. Пренеприятнейшее, надо полагать, занятие: падать в ноги.
Лайонел встряхнулся и только что не зашипел, как рассерженная кошка.
- А стоит ли? Может, проще дождаться барона Герберта? У меня ведь сейчас все козыри на руках: Кариссу удержали, с орденскими справились, отпадения Ближней Каринтии не допустили. И претендент в герцоги богам душу отдал.
Тут Рейвен дал волю ехидству:
- Дорогой мой, а разве вы не знаете, что даже самая блестящая победа в наше время аргументом не является? И что бы там не думал Герберт, вся эта придворная шушера очень быстро убедит короля, что выиграли вы сражение совершенно случайно. И что не вы в поле жизнью рисковали и на своих плечах держали всю оборону, а Гельмунд, в тюрьме из ума выживши, кучу ошибок натворил и собственное войско под стрелы подставил, а орденские рыцари и вовсе даже мышей боятся. Это всем нашим блестящим военачальникам весьма легко удастся, если за ними будет поддержка принца, а у принца к вам теперь счет большой. Неуважение проявили - раз, назначенного им командующего сместили - два, о здоровье престолонаследника не заботились - три... И главное, что, если вы молодец, то принц, следовательно, идиот. А такого в природе не бывает.
Лайонел только развел руками.
- Но ведь есть же умные люди, которые поймут, как все было на самом деле. Всем известно, чем закончился поход принца за реку.
Рейвен его перебил:
- Значит, вину за этот поход свалят на кого-нибудь другого, например, на Деррика. Очень, знаете ли, удобно: мертвые не возражают. А барон Герберт промолчит, ему жена в два счета объяснит, как все на самом деле было, и будет потом почтенный муж жаловаться своему племяннику и избранным друзьям на королевскую несправедливость. Тихонько так жаловаться, и жалобы жареным мясом заедать, чтобы еще раз не выскочили.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги