Знак зеро

5

Вообще-то зрительная память у меня отменная, и я постоянно её тренирую. Поэтому, хотя я пробыл в приёмной Хеллера совсем недолго, я хорошо запомнил всех, кто там находился. И тем не менее миссис Альберт Тиллотсон я узнал с трудом. Она потеряла по крайней мере фунтов пять веса, а на её лице стало раза в два больше морщин. Контраст между ярко накрашенным ртом и высохшей кожей делал её похожей на мумию.

– Я хотела бы поговорить с вами конфиденциально, – заявила она инспектору Кремеру.

Она была из таких. Её муж являлся президентом какого-то банка или фирмы, и я бы сильно удивился, если бы она не потребовала для себя привилегий.

Кремеру понадобилось добрых пять минут, чтобы вбить ей в голову, что она ничуть не лучше других. Это повергло её в шок. Теперь она не знала, как себя вести.

И она выбрала путь беспросветной лжи.

– Сегодня после полудня ко мне приходил полицейский, – начала она. – Он сообщил, что Лео Хеллер убит, и спросил, с какой целью я посещала утром его офис. Естественно, мне не хотелось оказаться замешанной в какой-либо истории, поэтому я сперва заявила ему, что к Хеллеру не ходила. Однако он убедил меня не отпираться, и я призналась, что действительно была на приеме у Хеллера по весьма личному делу, о котором не хотела бы распространяться. Скажите, – она кивнула на стенографиста, – этот человек записывает все, что я сейчас говорю?

– Да. У него такая работа.

– Мне это не нравится. Так вот, полицейский продолжал настаивать, чтобы я ему рассказала о цели своего визита к Хеллеру, но я отказалась. Когда же он объявил, что будет вынужден сопроводить меня в офис окружного прокурора и даже, возможно, арестовать, я ответила, что согласна рассказать обо всем. Меня и моего мужа очень беспокоит наш сын и его учеба. Я решила проконсультироваться у Хеллера, в какой колледж его лучше определить. Короче, я ответила на все вопросы полицейского, и тот наконец ушёл. Надеюсь, вам об этом уже известно?

Кремер кивнул.

– Да.

– После ухода полицейского меня охватило беспокойство, и я зашла посоветоваться к приятельнице. Проблема заключалась в том, что я сообщила Хеллеру о своём сыне много интимных подробностей. Поскольку Хеллер был убит, полиция наверняка собиралась просмотреть все его бумаги, а я не хотела, чтобы эти весьма личные подробности стали кому-либо известны. Хотя Хеллер утверждал, что все свои записи он специально зашифровывает и их никто не может прочитать, я всё-таки не была в этом полностью уверена. Мы с приятельницей довольно долго обсуждали данную тему, после чего я решила отправиться в офис Хеллера и попытаться забрать бумаги. Я надеялась, что дежурный позволит мне это сделать. Ведь они касались только моей семьи и никак не были связаны с убийством.

– Что ж, понятно, – произнес Кремер.

– Полицейский сделал вид, будто все понимает и сочувствует мне, но затем вдруг арестовал меня якобы за попытку его подкупить. Когда же я решительно отвергла его обвинения и попыталась уйти, он удержал меня силой, отчего у меня на теле даже остались следы! Пришлось смириться, и вот я здесь. Надеюсь, вы понимаете, что у меня достаточно оснований для недовольства, и я, конечно же, буду жаловаться!

Кремер пристально посмотрел на неё.

– Вы пытались дать ему взятку?

– Нет, не пыталась.

– Но вы предлагали ему деньги?

– Нет!

Пэрли Стеббинс издал низкий утробный звук, похожий на урчание или, может быть, хрюканье, намекая тем самым, что хотел бы выйти, но Кремер не обратил на него внимания. Он лишь глубоко вздохнул.

– Позвольте попробовать мне? – подал голос Вульф.

– Спасибо, не надо, – кисло ответил Кремер. Он не сводил глаз с миссис Тиллотсон. – Вы делаете ошибку, мадам, – продолжал он. – Вся эта ложь ни к чему хорошему не приведёт, а только ухудшит ваше положение. Попробуйте для разнообразия говорить правду.

Она выпрямилась и расправила плечи, чем, впрочем, не произвела желаемого эффекта. День для неё выдался трудным, и она была изрядно утомлена.

– Вы назвали меня лгуньей! – напустилась она на Кремера. – Да ещё при свидетелях! – Она повернулась к стенографисту. – Я требую, чтобы все это было занесено в протокол!

– Не беспокойтесь, он запишет, – заверил её Кремер. – Послушайте, миссис Тиллотсон, вы сами признались, что лгали относительно своего визита к Хеллеру до тех пор, пока не убедились, что это бесполезно. Ведь привратник мог под присягой подтвердить факт вашего прихода к Хеллеру. Теперь что касается вашей попытки дать взятку полицейскому. Это уголовное преступление. Если дежурный настоит на обвинении и вас будут судить, я, конечно, не берусь предсказывать, кому больше поверят присяжные, вам или ему, но я прекрасно знаю, кому бы поверил я.

– Позовите его сюда, – потребовала она. – Я хочу посмотреть ему в глаза.

– Думаю, он тоже хотел бы взглянуть вам в глаза, но это излишне. Я привык доверять своему чутью, а оно подсказывает мне, что вы лжете. И ещё вы, конечно же, лжете, зачем так стремились получить доступ к бумагам Хеллера. Хеллер изобрел свой специальный шифр, и потребовалась бы целая бригада дешифровщиков, чтобы прочесть его записи. Вы это знали, и я не верю, что вы рискнули бы подкупить полицейского только ради того, чтобы изъять записи, касающиеся вас и вашей семьи. Впрочем, я допускаю, что среди записей Хеллера имеются и те, которые вас интересуют. Завтра утром мы посадим людей разбирать его документы, они их внимательно просмотрят страницу за страницей, и если действительно обнаружат что-либо похожее, дадут мне знать. А пока, до выяснения обстоятельств, я задержу вас за попытку подкупа должностного лица. Если вы хотите позвонить адвокату, можете сделать один звонок в присутствии полицейского.

Голова Кремера повернулась как на шарнире.

– Стеббинс, проводите её к лейтенанту Роуклиффу и введите его в курс дела.

Пэрли поднялся. Миссис Тиллотсон сжалась, на глазах становясь все менее и менее дородной.

– Подождите минуту, – попросила она.

– Две минуты, мадам. Но не пытайтесь снова состряпать какое-нибудь вранье. У вас это плохо получается.

– Ваш человек неправильно меня понял. Я и не собиралась давать ему взятку.

– Я же сказал, вы имеете право позвонить адво…

– Мне не нужен адвокат, – уверенно возразила она. – Поскольку бумаги Хеллера скоро расшифруют, истина неизбежно откроется. Лучше уж я расскажу вам сама. Речь идёт о нескольких письмах. Они в конвертах, адресованных мне, но без подписи отправителя. Это анонимки. Я хотела, чтобы Хеллер вычислил их автора.

– Письма касаются вашего сына?

– Нет, меня лично. Мне угрожали. Что-то вроде шантажа.

– Сколько их всего было?

– Шесть.

– И чем же вам угрожали?

– Это не были угрозы в полном смысле слова. Письма содержали разного рода сентенции. В одном говорилось: «Тому, кто не может платить, остается только молиться». В другом: «Лишь умирая, ты оплачиваешь все долги», а в последнем: «Банкет окончен – наступает час расплаты». Остальные послания были пространнее, но в том же духе.

– А почему вы расценили их как прелюдию к шантажу?

– А разве вы подумали бы иначе? «Тому, кто не может платить, остается молиться». Как вам такое нравится?

– И вы хотели, чтобы Хеллер идентифицировал их отправителя. Сколько раз вы с ним виделись?

– Два.

– Разумеется, вы предоставили ему исчерпывающую информацию. Мы займемся письмами утром, а сейчас расскажите, что вы сообщили Хеллеру. Изложите как можно подробнее все, что вы говорили ему, и что он вам отвечал.

Тут я позволил себе почти в открытую улыбнуться и взглянул на Вульфа, желая узнать, должным ли образом он оценил то мастерство, с каким Кремер использовал его методу, но Вульф сидел с каменным выражением лица.

Я затруднялся сказать, насколько откровенна была миссис Тиллотсон, и как много она утаивала. Например, существовало ли в её прошлом нечто такое, за что её можно было заставить сейчас платить или даже назначать час расплаты; знала ли она сама, о чем идёт речь; скрыла ли это от Хеллера или рассказала ему, но не хотела посвящать в дело нас.

И началась волынка. Миссис Тиллотсон с трудом, постоянно запинаясь, вспоминала подробности своих бесед с Хеллером и те факты, которые сообщала ему для его расчетов. Кремер то гнал её вперёд, то возвращал назад, пока в конце концов не запутал настолько, что потребовалась бы дюжина знахарей-математиков, чтобы поставить все с головы на ноги.

Наконец вмешался Вульф. Он взглянул на стенные часы, а затем, развернувшись в кресле и переместив тело весом в одну седьмую тонны чуть влево, объявил:

– Уже за полночь. Слава богу, у вас тут целая армия детективов, и есть кому все это рассортировать. Если ваш лейтенант Роуклифф ещё здесь, то пусть он займется миссис Тиллотсон, а мы отведаем немного сыра. Я проголодался.

Кремер и сам был рад прерваться, и потому возражений, не имел. Пэрли Стеббинс увёл миссис Тиллотсон. Стенографист тоже вышел по своим делам. Я же отправился на кухню пожать мужественную руку Фрица. Весь вечер он разрывался на части, непрерывно, поднос за подносом штампуя бутерброды для всей этой оравы из Отдела по расследованию убийств, засевшей у нас в доме.

Возвратившись в кабинет с провизией, я застал такую картину: Кремер уже почти оседлал письменный стол, что-то возбужденно доказывая Вульфу, а сам Вульф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Я пустил по кругу поднос с изготовленным Фрицем il pesto и крекерами, а также пивом для Вульфа и стенографиста, кофе для Кремера и Стеббинса и молоком для меня.

Минут через пять Кремер поинтересовался:

– А что за штуковину мы едим?

– Это итальянский деликатес. Называется il pesto, – ответил Вульф.

– Из чего его делают?

– О, сюда входят сыр «канестрато», анчоусы, свиная печень, чёрный орех, шнитт-лук, сладкий базилик, чеснок и оливковое масло.

– Боже!

Не прошло и трёх минут, как Кремер обратился ко мне с видом человека, делающего одолжение:

– Гудвин, передайте-ка мне ещё этой самой штуковины.

Когда я стал собирать пустые тарелки, он принялся опять наседать на Вульфа. Вульф не утруждал себя сопротивлением. Он дождался, когда Кремер умолк, чтобы перевести дух, и пробормотал:

– Уже почти час ночи, а у нас ещё целых три свидетеля.

Кремер послал Пэрли за следующей жертвой. На сей раз в дверях появился высокий худой мужчина – тот самый, что утром нахально разглядывал нас с Сьюзен в вестибюле дома на 37-й улице, когда мы сидели на диване у камина. Я уже читал его предварительные показания и знал, что его зовут Джек Эннис, что он холост, живет в районе Куинс и что он непризнанный изобретатель. По его коричневому костюму по-прежнему рыдал утюг.

Когда Кремер сообщил ему, что вопросы Вульфа следует рассматривать как часть официального дознания по делу об убийстве Лео Хеллера, Эннис встрепенулся и с интересом уставился на великого сыщика.

– Я читал о вас, – обратился он к Вульфу, – Вы ведь сами тоже когда-то начинали с нуля. Сколько вам лет?

Вульф посмотрел ему в глаза.

– Об этом как-нибудь в другой раз, мистер Эннис. Сегодня даете показания вы, а не я. Если не ошибаюсь, вам тридцать восемь лет?

Эннис улыбнулся широким ртом с тонкими бескровными губами. Его улыбка была не слишком привлекательной.

– Прощу прощения. Вы, наверное, восприняли мой вопрос как проявление нахальства. Я не хотел вас обидеть. Просто я знаю, что сейчас вы докарабкались в своём бизнесе до самой вершины, и мне любопытно, как долго это у вас заняло. Я тоже обязательно залезу наверх. Вот только что-то у меня это медленно получается. Отсюда мой интерес к вашему опыту. Сколько вам было, когда ваше имя впервые появилось в газетах?

– Два дня. Это было сообщение о моем рождении. Насколько я понимаю, ваш визит к Лео Хеллеру был связан именно с вашим намерением взметнуться к вершинам изобретательского олимпа?

– Да, верно, – Эннис вновь улыбнулся. – Послушайте, тут творится какая-то чепуха. Уже семь часов кряду от меня не отстают фараоны. И чего они добились? Какой смысл продолжать комедию? Зачем, скажите, мне было убивать Хеллера?

– Нам бы тоже хотелось это знать.

– Вот и прекрасно. Но наведите сперва обо мне справки. У меня заявлено шесть изобретений, хотя ни одно из них пока не продано. Последнее, правда, ещё сыровато. Я сам, чёрт возьми, знаю, что сыровато! Но если его чуток доработать, получится настоящее чудо. Беда заключалась в том, что я не представлял, как именно доработать. И тут я прочёл об этом Хеллере, и меня осенило: что если я дам ему всю информацию, напичкаю данными, какие потребуются для его формул, и получу ответы на свои вопросы? В общем, я пошёл к нему. Я провел с ним три долгие беседы. Наконец он сказал, что располагает всеми необходимыми для расчетов сведениями, и заявил, что, похоже, нащупал решение. Он назначил мне встречу на сегодняшнее утро, и вот что из этого вышло.

Эннис многозначительно замолк.

– Боже, как я на него надеялся! Ведь сколько сил, сколько времени было потрачено, не говоря уже о деньгах! И вот я пошёл, поднялся наверх в его кабинет, застрелил, а затем нырнул в приёмную, сел и стал ждать. – Он улыбнулся. – Послушайте, все вы, конечно, разумные, здравомыслящие люди, но ведь и я не псих.

– Никогда не стоит высказывать категоричных суждений, мистер Эннис, – невнятно пробормотал Вульф. – Вот вы тут с пеной у рта утверждали, что версия, будто вы убили Хеллера, – чистейший абсурд. Но, допустим, на основании ваших данных Хеллер получил формулу, позволяющую путем незначительной доработки создать как раз то самое чудо, о котором вы вели речь, и соглашался передать её вам лишь на откровенно грабительских условиях? Разве это не могло стать вполне серьезным мотивом для убийства?

– Конечно, могло, – согласился Эннис. – Тогда я бы его обязательно убил. – Он наклонился вперёд и заговорил доверительным тоном: – Понимаете, я стремлюсь наверх. Тут, – он постучал себя по лбу, – у меня есть все, что для этого требуется, и никому и ничему меня не остановить. Если бы Хеллер поступил так, как вы предположили, не отрицаю: я мог бы его убить. Но он этого не сделал. – Эннис стремительно повернулся к Кремеру. – Пользуясь случаем, я хочу повторить вам то, что уже говорил полицейским, которые меня допрашивали. Я хочу просмотреть бумаги Хеллера, хочу найти формулу, над которой он работал по моему заказу! Может, я найду её, а может, нет, но я непременно хочу попробовать, и не через год, а сейчас, немедленно!

– Мы уже разбираем его архив, – сухо произнес Кремер, – и, если найдем что-либо, имеющее отношение к вам, можете не сомневаться, обязательно известим вас.

– Но формула нужна мне сейчас! Знаете, сколько я работал над этим изобретением? Четыре года! Она нужна мне, понимаете, нужна! – Внезапно он сник.

– Не расстраивайся, приятель, – подбодрил его Кремер. – Мы возьмем тебя на просмотр, и если найдешь там что-то своё, то сможешь забрать.

– Но все же у меня остались ещё один или два вопроса, – сказал Вульф. – Почему, войдя утром в вестибюль, вы остановились и стали разглядывать мистера Гудвина и мисс Матуро?

Эннис вздернул подбородок.

– Кто так утверждает?

– Я. У меня есть точные сведения. Арчи?

– Да, – подтвердил я, – он открыто и нахально нас разглядывал.

– Что ж, не стану спорить. – Эннис кивнул на меня. – Он сильнее, и раз он так утверждает, значит, наверное, я действительно их разглядывал.

– Зачем? На то была какая-то особая причина?

– Все зависит от того, что считать особой причиной. Просто сперва я принял девушку за свою знакомую, но, присмотревшись, понял, что ошибся. Слишком уж молодая.

– Прекрасно. Теперь я хотел бы вернуться к версии, которую вы отвергли, – версии о том, что Хеллер решил не открывать вам результатов своих расчетов и утаить от вас формулу. Я хочу, чтобы вы описали нам своё изобретение так, как описали ему. В особенности меня интересует тот дефект, который вы надеялись устранить при его участии.

Я не стану передавать, что тут началось, да я и не смог бы, даже если бы очень захотел, ибо понимал не более десятой доли того, что он говорил. Я лишь смог ухватить, что изобретение Энниса представляло собой приспособление, заменяющее генератор рентгеновских лучей. Ну а дальше я помню только дикую мешанину из каких-то незнакомых слов вроде «солитон», «гиперболические волны», «метод стационарных фаз» и т.п. Думаю, Вульф с Кремером понимали не больше. Если владение языком, на котором говорят марсиане в научно-фантастических романах, является признаком изобретателя, то Эннис, несомненно, был им. Он вскакивал и жестикулировал, что-то показывал, хватал со стола Вульфа бумагу и карандаш, рисовал и объяснял, и, казалось, его уже не остановить. Но в конце концов это удалось с помощью сержанта Стеббинса, который выволок его из комнаты за рукав. Эннис то и дело оборачивался и восклицал:

– Не забудьте, мне нужна эта формула!