Знакомьтесь, Гюро: повести

Вы бывали когда-нибудь в большом городе?

Тут всюду дома и дороги, большие и маленькие, а автомобилей видимо-невидимо. Есть кое-где и деревья, которым позволили тут расти в память о том, что на месте, где теперь стоит город, когда-то был лес и живая земля. Но так было очень давно. До того как люди решили, что лучше жить не на земле, а в больших городах. После этих слов ты, может быть, уже подумал, что в городе все люди живут одинаково. Но это вовсе не так. Некоторые живут в небольших домах с садом, другие в многоэтажных. Некоторые живут в невысоких длинных домах с отдельным подъездом для каждой квартиры, а другие в маленьких, на одну семью. У некоторых вообще нет дома, и им каждый день приходится искать себе новое место, где бы переночевать, а некоторые живут в гостиницах и пансионатах.

Гюро жила в пансионате. Она провела в нём уже целую зиму, потому что они с мамой приехали из посёлка, который называется Гампетреф, и в городе у них не было своего жилья. Её маму звали Эрле. Сначала мама собиралась пойти к кому-нибудь в домработницы, чтобы им с Гюро было где жить. Но потом мама подумала, что умеет делать много чего ещё и могла бы заняться такой работой, которая ей больше нравилась. Эрле любила столярничать, красить стены в квартире, она любила водить трактор, быть на свежем воздухе и ухаживать за деревьями и кустами. И она решила, что неплохо бы ей устроиться дворником.

И тут всё совпало очень удачно. Дело в том, что Эрле и Гюро подружились в пансионате с Тюлинькой. Тюлинька давно приехала в город, тридцать лет она прожила в пансионате, а теперь получила маленькую квартирку в Тириллтопене на одиннадцатом этаже большого многоквартирного дома. И вот, когда она переехала, соседи узнали Гюро и её маму, а главное, их узнал дворник, который работал в этом корпусе, и он согласился, чтобы Эрле поучилась у него дворницкой работе.

Он работал дворником в корпусе «Ю», а в скором времени в корпусе «Ц» вдруг освободилось место дворника, и Эрле очень хотела получить эту работу. Что оказалось не так-то легко. Многие считали, раз она не мужчина, то не справится. И хотя некоторые члены правления знали, что Эрле всё умеет делать, другие всё равно говорили: «Чтобы у нас была дворником женщина? Да никогда в жизни!»

И Эрле не приняли на эту работу, по крайней мере, с первой попытки ничего не вышло. На место дворника взяли мужчину, и в этом не было ничего удивительного, потому что он раньше уже работал дворником в другом доме и наверняка хорошо знал, как устроена котельная и всё такое прочее.

Но и тут не обошлось без счастливой случайности: жене человека, которого брали на это место, не понравилась квартира в корпусе «Ц», которую давали дворнику. Хорошо, что эта тётя оказалась такой привередливой, потому что теперь эту работу предложили Эрле. Но пока она ещё не приступала к работе. Квартира дворника должна была освободиться через два дня, и только через два дня Эрле и Гюро могли туда переехать.

И вот как бывает странно! Гюро очень хотелось жить в Тириллтопене, ведь она к нему уже привыкла. Пока Эрле училась дворницкой работе, Гюро каждый день туда ездила. Она проводила время дома у Тюлиньки, а несколько раз даже гуляла одна перед корпусом «Ю». И перед самым отъездом из пансионата она вдруг поняла, что чувствует себя тут как дома.

Все стали дружелюбными, и никто уже не говорил, что не надо бы тут детей. Хозяйка стала запросто заходить к ним в комнату, чтобы угостить вкусненькими бутербродами, а толстая тётенька на кухне сказала, что Гюро, если хочет, может смотреть, как она готовит обед в огромных кастрюлях. А старик Андерсен, про которого Тюлинька говорила, что он не такой уж и старый, тот даже сказал, что ему будет грустно, когда они уедут, потому что приезд Гюро и Эрле внёс в здешнюю жизнь какое-то разнообразие. По утрам он прислушивается к лёгким шажкам Гюро, а когда они с мамой уходят, всегда провожает их, глядя вслед из окна, и потом ждёт, когда они вечером вернутся. Жаль, Гюро этого раньше не знала, а то бы она каждый день махала ему рукой!

Старик Андерсен даже подарил Гюро кораблик. Он сам вырезал его из дерева и сшил паруса, чтобы всё было по-настоящему. Он научил Гюро, как ставить паруса, и сказал, чтобы, когда поднимется сильный ветер, она оставляла только передний — он называл его фоком, — иначе кораблик перевернётся. Гюро сразу опробовала кораблик, потому что мама как раз на этот день была записана в очередь на ванную комнату. В пансионате была всего одна ванная, и, чтобы помыться, полагалось внести отдельную плату и заранее записаться в очередь.

Ванна была большая-пребольшая. Старинная, сказала мама. Не сразу и залезешь, до того высокие края. Но уж зато как сядешь в неё, то просто замечательно — точно ты окунулась в озеро, волны так и гуляют по воде, и кораблик знай себе качается вверх и вниз.

Гюро и маме дала поиграть с корабликом, когда та после неё залезла в ванну. А Гюро сидела рядом на стуле, укутанная с головы до ног в большое полотенце. Волосы у неё были все мокрые, и это было очень весело, потому что капли текли, как будто тоже были плывучие. Иногда они плыли у неё по щекам, а несколько раз доплывали до кончика носа и плюхались оттуда на полотенце.

— В Тириллтопене у нас тоже будет ванна, — сказала мама, — только не такая большущая, как здесь. Представляешь себе, Гюро, — мы будем принимать ванну когда вздумается! И не нужно будет никому заранее об этом сообщать.

— Мы можем сообщать друг дружке, — сказала Гюро.

Она сидела рядом и смотрела на ванну, ей очень понравилось, что она такая большая, даже жалко было с ней расставаться. Мама кончила мыться, оделась и помыла за собой ванну. А Гюро как была, так и прошла из ванной через весь длинный пансионатский коридор, закутанная в полотенце. На ногах у неё были тапочки, поэтому она шла не шагом, а пробежала весь путь бегом, потому что не поднимала топота, а полотенце развевалось у неё за спиной, словно парус. Гюро неслась как корабль в бурю под большим парусом и не перевернулась.

Потом она сидела на маленьком диванчике, который ночью играл, как будто он не диван, а кровать. Если б было можно, Гюро забрала его с собой, потому что они с диванчиком очень подружились. Её куколки, Вальдемар и Кристина, наверно, тоже будут сильно скучать по диванчику.

Наступило утро, и до переезда оставался всего один денёк, мама принялась укладывать вещи в чемоданы, а Гюро несколько раз перебрала свой рюкзачок, чтобы уж наверняка ничего не забыть. Вальдемар и Кристина были уложены вместе с фонариком, трактором и лошадкой, а кораблик Гюро решила нести в руке, потому что боялась, как бы в мешке нечаянно не поломалась мачта.

В комнату зашла хозяйка пансионата, но не для того, чтобы о чём-то предупредить, и вообще ни по какому делу. Она вошла и завела разговор о том о сём, а потом вдруг сказала:

— Знаете, мне и самой жаль, что вы от нас уезжаете. Но вы же понимаете, какое нелёгкое у меня положение, когда приходится говорить другим постояльцам, что у нас не разрешается жить с детьми.

Потом она стала говорить что-то там про ненастную погоду, а затем ушла.

— Можно подумать, что она полюбила нас только за то, что теперь мы уезжаем, — сказала Гюро.

— Не знаю, — сказала мама. — Мне кажется, так часто бывает с людьми. Иногда встречаешься с кем-то изо дня в день и, только когда узнаешь, что больше вы не увидитесь, вдруг понимаешь, что вы могли бы стать очень хорошими знакомыми и полюбить друг друга, и тогда тебе становится немножко грустно.

— Я люблю стенку там, в коридоре, и диван-кровать, и окошко, потому что из него так хорошо смотреть на улицу, и ванну люблю, и немножечко люблю твою большую кровать.

— Знаешь что? — спросила мама. — Давай-ка мы с тобой попробуем нарисовать эту комнату или ещё что-нибудь на память о пансионате, чтобы потом вспоминать, как мы жили в первые месяцы после того, как переехали в город.

— И ты тоже нарисуешь? — спросила Гюро.

— А как же! Хотя я и не больно мастерица рисовать. Только давай не будем говорить друг другу, кто что рисует, а потом посмотрим, у кого какая получилась картинка.

Гюро уже точно знала, что она нарисует на своей картинке. Она нарисует диван-кровать, а на нём Кристину и Вальдемара, и окно на улицу с людьми на тротуаре и машинами на мостовой, и старика Андерсена, как он сидит с длинной трубкой во рту, и маму на стремянке, когда она исправляет лампочку, чтобы та засветилась, и большую мамину кровать, когда они втроём, Гюро, Тюлинька и мама, играют в «Чёрного Петера», и стол, потому что на столе стоит папина фотография.

Мама нарисовала дверь. Рифленую такую дверь, а перед дверью стоят как будто Гюро и мама. За спиной у них рюкзаки, а у мамы в обеих руках по чемодану.

— Это — как мы будем выглядеть завтра, — сказала мама.

Рисунок у мамы не очень хорошо получился, и она была не особенно довольна.

Она только вздохнула:

— Хотела бы я рисовать как папа. Только куда уж мне до него! Помнишь, Гюро, его картины? Вот к какому делу у него лежала душа. Ему бы быть художником или играть на скрипке. Но он боялся, что на это не проживёшь. Он думал о нас с тобой, Гюро, и поэтому занялся торговлей вразъезд. Помнишь, он ездил с автолавкой, набитой всякой одеждой. Вот так мы и купили дом в Гампетрефе. Потому что прежний жилец тоже разъезжал с автолавкой, как папа, пока не переехал в Бесбю. Но папа был не тот человек, чтобы разъезжать на машине и вести торговлю, потому что с чужими людьми он всё больше отмалчивался.

— А вот дома — нет, — сказала Гюро. — Дома он не отмалчивался, а по субботам он часто приезжал и оставался с нами.

— Угу, — согласилась мама. — Все его картины хранятся у нас на складе. Их мы развесим по стенам в нашей квартире.

— Ну, посмотри же на мою картинку, — напомнила Гюро.

— По-моему, ты пошла в папу, — сказала мама. — Как же у тебя хорошо получается!

— А скрипку мы тоже повесим на стенке? — спросила Гюро. — Папа так хорошо играл! Когда я вырасту, я тоже так буду.

— Да, — кивнула мама. — Интересно будет, чем тебе захочется заниматься больше всего, когда ты вырастешь.

Тут в дверь постучали. Это снова пришла хозяйка. На этот раз было видно, что она заглянула не просто так.

— Я подумала, может быть, вы зашли бы ко мне сегодня в гости на чашечку кофе в моё частное помещение? — предложила она. — Лучше всего часов в пять. Я знаю, что вам завтра рано вставать, так что лучше, наверное, пораньше, чтобы не засиживаться допоздна.

— Большое спасибо! Мы с удовольствием, — сказала мама.

— Только ничего не говорите другим постояльцам, — сказала хозяйка, — всех сразу я не могу к себе позвать, а на ваши-то проводы все захотят прийти. Ну, значит, договорились!

Когда хозяйка закрыла за собой дверь, мама сказала:

— Ну вот, придётся мне распаковывать оба чемодана, потому что моё нарядное платье лежит в одном, а твоё — в другом. Ну ничего, не беда! Пожалуй, Гюро, мы тогда обойдёмся без обеда, а перекусим сейчас одними бутербродами. Раз кофе, то, наверное, будут и пирожные.

— Угу, — кивнула Гюро.

Ей было сейчас не до еды. Все мысли её были о том, чтобы посидеть на диванчике и посмотреть в окно. Ведь сегодня они здесь последний день. Мама и Гюро переоделись в нарядные платья. На Гюро было светло-голубое и к нему белые чулочки и чёрные туфельки, а мама оделась в красновато-коричневое платье. Только бы не встретить никого в коридоре, ведь тогда все поймут, куда они собрались, а они обещали никому ничего не говорить, это было очень неудобно. Они шли крадучись на цыпочках, к счастью, ни одна половица не скрипнула, и они, никем не замеченные, дошли до конторского помещения, а там рядом была нужная дверь.

— Вот тут написано «Частное помещение», — сказала мама. — Значит, нам точно туда.

Здесь никто из них ни разу ещё не бывал за всё время, что они прожили в пансионате.

— Заходите поскорей, не задерживайтесь на пороге, — послышался изнутри голос.

Мама открыла дверь, и, хотя голос велел скорей заходить и не задерживаться, мама и Гюро так и застыли на пороге, потому что увидели перед собой хозяйку, но она была та и не та, а какая-то непохожая на себя. Хозяйка, которую они знали, ходила в чёрном платье, и волосы у неё всегда были гладко причёсаны и туго стянуты на затылке, а тут перед ними оказалась женщина в пышном ярком платье в цветочек с распущенными по плечам волосами, а на голове у неё сидела птичка. Это был волнистый попугайчик.

— Скорей, скорей, чтобы Софус не вылетел! — сказала женщина.

Эрле поспешила затворить дверь, а Софус тотчас же уселся на дверную ручку, словно проверяя, плотно ли она закрыта.

Всюду, куда ни повернись, было полно всяких вещиц. На полках стояли стеклянные зверюшки и множество фарфоровых статуэток, стены были увешаны картинами, тарелочками и большими блюдами, а пианино было плотно заставлено фотографиями. В комнате было два накрытых столика — один побольше, другой совсем маленький. На обоих столах красовалось по кремовому торту. На большом столе — большой, на маленьком — маленький.

— Торты домашние, — сказала хозяйка, — я сама испекла. У меня тут есть кухонная ниша, и я очень люблю готовить, так что ем у себя дома. Прошу вас, садитесь! Гюро, тебе, я подумала, удобно будет с куклами за маленьким столиком.

Два стула уже были заняты старинным мишкой и клоуном. Гюро усадила на один стул Вальдемара, на другой Кристину, а на третий уселась сама. Теперь их было за столом пятеро, но из всех пятерых по-настоящему могла есть только Гюро, и раз уж хозяйка специально для неё испекла тортик, то Гюро решила, что надо постараться за всех, чтобы хозяйка видела, что гости довольны. Гюро принялась пить лимонад и закусывать тортом, она пила и ела, ела и пила, пока не почувствовала, что всё, больше уже некуда. Тут она услышала, как мама сказала:

— Торт просто замечательный, но больше я, кажется, не могу.

— Ну что вы! Скушайте ещё по кусочку, — принялась уговаривать хозяйка.

И мама, как видно, подумала то же, что и Гюро — что торт испекли в её честь, и, хотя больше, казалось, уже не могла ничего съесть, всё же взяла ещё кусочек.

Они ещё посидели, поговорили, и мама рассказала про Тириллтопен, а под конец сказала:

— Как только мы устроимся на новом месте, просим вас к себе в гости. Приходите, пожалуйста, нас навестить. А теперь нам пора прощаться. Спасибо вам за всё. Завтра нам рано вставать. Наш знакомый, который работает дворником в соседнем с нами корпусе, до начала рабочего дня заедет за нами на машине.

— Его зовут Бьёрн, — сказала Гюро. — И у него есть маленькая машина.

— Это хорошо, — сказала хозяйка. — Подождите минуточку, я пойду с вами. Мне надо заглянуть на кухню, как там дела с ужином для постояльцев.

С этими словами она скрылась в соседней комнатке, а затем вышла оттуда с приглаженными волосами и в чёрном платье, став снова такой, какой её привыкла видеть Гюро. Софуса посадили в клетку.

— Я скоро вернусь, — сказала ему хозяйка. — Но пока посиди лучше там, а то как бы ты без меня что-нибудь себе не повредил.

Очевидно, Софус ничего не имел против. Все втроём они вышли. Хозяйка направилась в большую пансионатскую кухню, а Гюро и Эрле побрели к себе по длинному коридору. Но, когда они проходили мимо комнаты номер пять, дверь в неё приоткрылась, и на пороге показался Андерсен.

— Подите сюда, — позвал он и помахал им рукой. — Зайдите ко мне! Я знаю, что завтра вам рано вставать, но время ещё не позднее, и я хотел пригласить вас на прощание на чашечку кофе. Я несколько раз ходил к вам под дверь и стучал, но вас не было дома.

— Мы ходили к хозяйке попрощаться, — сказала мама. — И мы очень сыты, — начала она объяснять, но, бросив взгляд в комнату Андерсена, увидела там накрытый стол, а посреди стола полное блюдо разных пирожных.

— Я купил всяких разных, — похвастался Андерсен, — и сам сварил на кухне кофе, потому что в таких заведениях, как это, никогда, знаете ли, не дождёшься свежесмолотого кофе. Пожалуйста, заходите и садитесь.

Эрле и Гюро переглянулись. Ни та ни другая не сказали ни слова, но Эрле поняла, что Гюро хотела сказать: «Ой, мама! Я так наелась, что еле волочу ноги, но ничего не поделаешь, надо соглашаться». А Гюро угадала, что ей сказала бы Эрле: «Ох, дочка! Я тоже совсем объелась, но было бы подло отказаться от приглашения, раз человек ходил в магазин, накупил столько вкусного и так красиво накрыл стол».

Поэтому мама с дочкой зашли в комнату и сели за стол. А пока Андерсен ходил на кухню за кофейником, мама шепнула:

— Ты не спеши, жуй помедленнее, тогда уж как-нибудь одолеешь.

Вернулся Андерсен с кофейником и бутылкой лимонада для Гюро. Они посидели за столом, поели под разговоры.

— Мне уже не терпится вас навестить, — сказал Андерсен. — Я знаю, где вы будете жить, мы с Тюлинькой там побывали и всё посмотрели, так что, если вы меня пригласите, я не заблужусь.

— Мы и сами ждём не дождёмся, — сказала мама. — И вас обязательно пригласим в гости, не сомневайтесь. А теперь нам всё-таки пора откланяться, у нас ещё много неоконченных дел, а завтра вставать в половине пятого.

— Могу себе представить, — сказал Андерсен. — Однако едоки из вас никудышные, как я вижу. Ну, ничего! Вечерком позову кого-нибудь из соседей, тогда, наверное, как-нибудь управимся с пирожными.

— Спасибо вам за доброе отношение, — сказала мама, и с этим они ушли.

Вернувшись к себе, Гюро схватилась за живот, и мама сказала:

— Знаешь что, Гюро, давай-ка мы с тобой пройдёмся бодрым шагом по улицам. Это единственное средство, когда ты переела, а заодно и попрощаемся с городом.

Они снова переоделись в обычное платье и припустили во всю прыть. Они промчались несколько кварталов, наталкиваясь на людей, которые также спешили, иногда обе переходили на шаг и рассматривали витрины. Под конец они заглянули в парк и пробежались бегом по дорожкам, после пробежки последствия объедаловки перестали чувствоваться, и тут им очень удачно встретился по дороге ларёк, где продавали сосиски, и Гюро вдруг почувствовала, что ей ужасно захотелось съесть сосиску.

— Возьмём-ка мы обе по сосиске, — сказала мама. — Мы же пропустили обед, поэтому ничего удивительного, что тебе после тортов и пирожных захотелось сосиски.

Они принялись за сосиски с картофельными лепешками, и Гюро вдруг ощутила, как её всю переполняет счастье: потому что они с мамой такие дружные и им так хорошо вместе!

И тут мама сказала:

— У нас с тобой всё получится и всё будет хорошо.

Войдя в дом, они тихо-тихо прошли по коридору, потому что немного боялись, что ещё кто-нибудь захочет позвать их в свою компанию. Однако этого не случилось. Они вернулись в свою комнату, и, хотя это был последний вечер, им ни чуточки не было грустно. Мама легла спать одновременно с Гюро. Она ещё почитала в кровати какую-то толстую книгу, которую ей одолжил Бьёрн. Там было написано про такие вещи, как отопительные форсунки и электрические щиты. Гюро распаковала сложенный рюкзачок, чтобы и лошадка, и трактор, и фонарик могли напоследок ещё раз поспать на диванчике рядом с ней и куклами Вальдемаром и Кристиной.

День переезда

Гюро привыкла рано вставать, но всё-таки не в пять утра, поэтому в тот день, когда предстояло уезжать из пансионата, она не сразу распрощалась со сном. Она немножко полежала в постели, то просыпаясь, то снова засыпая. Она увидела, как мама убирает со своей кровати постельные принадлежности. Мама сняла и аккуратно сложила пододеяльник. То же самое она проделала с простынёй и наволочкой.

— По крайней мере, никому не придётся за нами убирать, — приговаривала она.

Потом мама сходила на кухню и принесла кофейник, бутерброды и стакан молока.

— Гюро! — позвала мама. — Пора просыпаться. Позавтракать можешь в постели, а потом надо вставать. Бьёрн уже скоро приедет. Он сказал, что в такую рань не будет звонить в дверной звонок, так что нам надо собраться и встречать его внизу с чемоданами.

Гюро была не особенно голодна, но всё-таки немножко поела. Затем она, как мама, сняла пододеяльник, простыню и наволочку и аккуратно сложила стопкой. Потом мама помогла ей сложить кровать, и та снова из кровати превратилась в диванчик. С каким удовольствием Гюро забрала бы его с собой, но, к сожалению, этого нельзя было сделать.

— Ну вот, всё как будто бы и в порядке, — сказала мама.

— Я только схожу позвонить по телефону, — сказала Гюро, вспомнив слова Тюлиньки. — Тюлинька всегда так говорит, когда нужно выйти в уборную.

— Ну, беги! — сказала мама. — Когда вернёшься, мы сразу уходим.

Сегодня заходить в маленький коридорчик было не так интересно, как обычно, потому что так рано никто ещё не вставал, но всё же интересно, ведь сегодня она заходила сюда в последний раз. Гюро взглянула на рулон туалетной бумаги, который висел немножко криво, на щербинку в плиточном полу, которую видела столько раз, и на гладкие, почти белые стены. Наверное, на них хорошо рисовать карандашом и красками. Если бы папа был тут, он бы уж точно разрисовал их картинками.

Вот было бы здорово, если бы ей разрешили порисовать на стенках! Она бы нарисовала много-много зелёной травы, ещё, может быть, домик у дороги и ещё большие дома Тириллтопена, потом ещё лес и домик, который стоит в глубине леса. Гюро придумала всё это в голове и почувствовала, как будто и правда нарисовала картинки, они встали перед ней как живые, когда она зажмурилась, а когда открыла глаза, картины исчезли и остались одни белые стены.

Тут вдруг дверная ручка опустилась до упора, это Гюро взаправду увидела. Она так и встрепенулась — интересно же, кто там стоит. Но тут послышался мамин голос: «Гюро, ты тут?» Мама спрашивала еле слышным шёпотом, потому что было ещё очень рано.

— Да, — громко ответила Гюро.

— Ты что там, заснула? — спросила мама. — Давай выходи! Нам пора идти.

— Сейчас, — ответила Гюро. — Сейчас выйду.

Она поторопилась попрощаться со всем вокруг и вышла к маме.

— Я уже гадала, что с тобой стряслось, почему ты так надолго застряла, — сказала мама.

— Я просто задумалась, — объяснила Гюро.

— Я подумала, ты там заснула.

— Чуть-чуть. А так нет — не спала.

— Твой рюкзачок остался в комнате. А чемоданы я выставила в коридор. Быстренько беги и забери его! Я подумала, что ты захочешь попрощаться с комнатой.

В комнате было пусто и как-то странно. На столе не было папиной фотографии, а мамина кровать выглядела как будто она и не мамина, но диванчик, который на ночь становился кроватью, был таким, как всегда. Поэтому Гюро плюхнулась на него плашмя и сказала:

— Пока, диванчик-кроватка. Может быть, я ещё приеду за тобой.

Затем она взяла свой рюкзачок и шагнула было к двери, но тут вдруг её потянуло к окошку, чтобы в последний раз выглянуть на улицу и посмотреть на город, который ещё не проснулся. Оказалось, что некоторые люди и машины уже встали, так что на улице было кое-какое движение. Она и им хотела сказать «пока», но тут вдруг увидела необычную машинку. Это была машина Бьёрна. Гюро заторопилась и чуть не забыла попрощаться с комнатой. Потом она выскочила из комнаты и со всех ног помчалась к маме.

— Бьёрн уже здесь! — крикнула она на весь коридор. — Только что подъехал.

— Тсс… — шикнула на Гюро мама.

Это было последнее слово мамы в пансионате. Она сделала очень правильно, что выбрала именно его, потому что, пока они тут жили, она то и дело шикала, чтобы Гюро вела себя потише.

Гюро бегом спустилась по ступенькам, и следом за ней сошла мама. Мама не могла бежать, чемоданы были очень тяжёлые. В них лежало всё, с чем они приехали в город.

— Здравствуй, Гюро! — сказал Бьёрн. Он вышел из кабины и оглядел Гюро с головы до ног. — Тебе придётся сидеть сзади. Но сначала мы, пожалуй, поставим туда чемоданы.

У Бьёрна был маленький грузовичок. В кабине было достаточно места, чтобы в ней могли поместиться два взрослых человека, а сзади был кузов, но по бокам и сверху он был накрыт брезентовой крышей, как фургончик. Внутри было темновато, но не так, чтобы совсем темно, потому что в задней дверце у Бьёрна было сделано небольшое оконце.

Уложив чемоданы и мамин рюкзак, он достал маленькую подушечку и сказал:

— Прошу, барышня, вот вам сиденье.

Он повернулся к маме, ожидая, наверное, что Гюро сама залезет в фургончик. Но Гюро застыла в задумчивости: кажется, она ещё что-то забыла, что-то важное. И вдруг вспомнила: надо посмотреть, не машет ли из окна старичок Андерсен. Он же сам говорил, что всегда смотрит им вслед из окна, когда они уходят из дома! Но сейчас, видно, он ещё не вставал. Гюро обвела взглядом все окна наверху. И хозяйка спала, и женщина с кухни спала, и все жильцы ещё спали, и вдруг в одном окне как будто чуть шевельнулись занавески. Никак, одна половинка отодвинулась в сторону? Да, так и есть! Это был старичок Андерсен, он махал из окна. Гюро тоже замахала в ответ, побежала к маме и Бьёрну и сказала:

— Старичок Андерсен машет рукой. Помахайте ему тоже!

Мама запрокинула голову, улыбнулась и помахала, а Бьёрн приложил руку к козырьку, как делают на корабле матросы перед капитаном.

Мама села в кабинку, а Бьёрн отвёл Гюро к задней дверце и сказал:

— А ну-ка, посмотрим, сколько в тебе прибавилось веса за ночь?

Он поднял её высоко-высоко и помахал старичку Андерсену поднятой девочкой, а затем усадил её на чемоданы.

— Большое вам спасибо, что заехали за нами, — сказала мама. — Мы могли бы взять такси, но так гораздо спокойнее.

— Ещё чего не хватало! — сказал Бьёрн. — Плохо только, что из-за меня вам пришлось подыматься так рано, но тут уж ничего не поделаешь, нельзя же нам опаздывать к началу рабочего дня.

— Как ты там, Гюро? Надёжно сидишь? — спросил он, обернувшись назад.

— Ага, — ответила Гюро.

Хорошо, что Бьёрн её спросил — значит, её не бросили в одиночестве. Мама и Бьёрн снова заговорили между собой, а Гюро стала смотреть в оконце. Она сидела спиной к движению, и это было очень чудно — дорога убегала от неё назад. Чудно и немножечко страшно. Сзади мчались машины, словно хотели её нагнать. Один раз Бьёрн остановился на жёлтый свет, и они чуть было не наехали на фургончик. Один раз сзади оказался громадный трейлер. Гюро даже зажмурилась: а ну как если эта махина не сможет остановиться! Махина остановилась, чуть-чуть не доехав до фургончика, и давай рычать и пыхтеть прямо в нос Гюро. Вдруг ей стало немножко одиноко и бесприютно, как будто у неё вообще нет крыши над головой. Да нет же, вот она крыша в автомобиле, тут Гюро в домике! И Гюро принялась мечтать, как тогда в поезде, когда они с мамой ехали в большой город. Вот так бы ехать и ехать, далеко-далеко, много дней подряд, а она так и будет жить всё время на подушке в фургончике Бьёрна. Тут вроде бы достаточно места, чтобы полежать. При желании есть где прикорнуть, но особенно не разляжешься. Подумаешь, какая трудность! Вот вынет Бьёрн чемоданы и мамин рюкзак и положит на крышу. Тогда для Гюро будет достаточно места, а мама и Бьёрн прекрасно могут поспать сидя в кабине.

— Ну как ты? Не вывалилась ещё на дорогу? — спросил Бьёрн.

В маленькое зеркальце ему было хорошо видно, что Гюро улеглась на пол, и он знал, что никуда она не вывалилась. Он сказал это только для того, чтобы она знала — про неё не забыли.

— Не-а, — сказала Гюро. — Я только хотела кое-что проверить, как это получится.

— Прилечь и поспать в машине — это очень здорово, — сказал Бьёрн. — Мой сынишка часто так ложится, если мы едем ночью, и спит всю дорогу.

Правда! Гюро сразу вспомнила, что ей рассказывала мама. Бьёрн раньше был женат, потом случился какой-то, как он там называется, развод, а у Бьёрна есть сын. Мальчик часто приезжает к Бьёрну погостить. Когда он гостит, они уезжают в лесную хижину в Кюлпене и живут там вдвоём совсем одни. Здорово, наверное!.. «Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен», — проговорила Гюро тихонько. Услышав это слово, она всегда вспоминала мальчика из поезда, который так забавно его повторял. Потому что он глубоко втягивал язык, и получалось так смешно, как будто у него в горле что-то булькает.

— Сегодня приедет мебельный фургон и привезёт все наши вещи, — сказала мама. — Прямо не терпится снова на них посмотреть. Когда мы уезжали из Гампетрефа, они остались в старом амбаре и так и простояли там всё время.

— Дворник, который раньше занимал вашу квартиру, навёл после себя чистоту и порядок и оставил её как новенькую, — сказал Бьёрн. — Вчера вечером я заходил туда посмотреть. Можно прямо въезжать. Только вам трудно будет приступать к работе в тот же день, как переедете.

— Честно говоря, сейчас, как дошло до дела и уже надо приступать к работе, мне стало страшновато, — сказала мама. — Что, если я не справлюсь! И тут я невольно начинаю думать о том, что ведь многие были против и не хотели брать меня в дворники, потому что я женщина.

— Не переживайте так, — сказал Бьёрн. — Все волнуются, приступая к новой работе. Я не раз это испытал на себе. Вы же знаете, что умеете менять прокладку в кранах, знаете, как отключать воду, и мы вместе назубок выучили, как устроен электрощит, где там предохранители, а с отоплением пока всё спокойно. Сейчас самое удачное время года для начала работы. Отопление отключено, а горячая вода нагревается от форсунки, вот за ней надо следить. Если у вас возникнут вопросы, вы всегда можете спросить у меня, а с работой на дворе вы справляетесь, по-моему, даже лучше моего.

— И всё равно страшно, — вздохнула мама. — Хотя это, может, пройдёт, когда примусь за дело.

— Я буду тебе помогать, — сказала Гюро.

— Ты можешь быть маленьким дворником, — сказал Бьёрн, — наводить порядок, если кто-нибудь обижает маленьких детишек. Ты им скажешь, что надо жить мирно, что, если драться и задирать друг друга, всем будет только хуже.

— Да, — согласилась Гюро.

Она задумалась. Корпус «Ю» был ей уже довольно знаком, ведь там жила Тюлинька, а вот корпус «Ц» не так хорошо. Тут, наверное, есть ещё много детей, которых она не знает. Одну девочку она знает — это Нюсси. Но Нюсси уже большая, гораздо старше, чем Гюро, она вон уже и в школу ходит, и вообще.

Но Гюро подумала, что ей вовсе не обязательно с кем-то говорить. У неё есть Вальдемар и Кристина, она может играть с ними перед своим парадным, а если кто-то придёт, она может уйти к себе, её квартира рядом, или может пойти к Тюлиньке.

Дорога пошла вверх, и машина довольно долго по ней поднималась, а там уже начался Тириллтопен. Вот и станция метро, Гюро и мама уже много раз из неё выходили, но из окна машины всё вокруг выглядело как-то иначе.

Сначала пошли низкие длинные здания и кое-где деревянные домики, а за ними возвышались высокие корпуса. Вон корпус «Ю», где живёт Тюлинька, а вот и «Ц», и перед ним машина остановилась.

— Я помогу вам занести в дом чемоданы, — сказал Бьёрн, — а затем мне, к сожалению, надо бежать. Мне пора забирать мусор из мусоропровода. И вам, кстати, тоже, — сказал он маме. — В запасе у нас ещё четверть часа, так что можете не торопиться.

Он подхватил на руки Гюро и бережно поставил на землю, а затем взялся за чемоданы. Мама закинула на спину свой рюкзак и взяла за руку Гюро.

— Давай проводим друг дружку в новую квартиру, — сказала мама.

Сначала они попали в маленькую прихожую. Пол в ней был голый и стены тоже голые, но они были чистые, и пол тоже помыт.

— Вот это будет твоя комната, — сказала мама, открыв одну дверь.

Комната была пустая, в ней ничего не было. Она была не маленькая, места в ней было много.

— Может быть, ты тоже будешь в ней жить? — шёпотом спросила Гюро у мамы.

— Нет, я решила взять себе самую маленькую, — сказала мама. — Мне же только нужно место, где спать, а тебе нужна большая, ведь ты будешь там заниматься и принимать гостей и мало ли что ещё, а потом у нас ведь есть ещё общая гостиная.

В большой общей комнате было не совсем пусто, на полу в ней стоял телефон с проводом, а в стене для него была розетка.

— Смотри-ка, и телефон есть, — сказала мама. — Я даже не ожидала.

— Погодите, вы ещё не раз подумаете, что лучше бы его не было, — сказал Бьёрн. — Телефон — это, конечно, хорошо, но плохо, что он звонит иногда в самое неподходящее время.

Кроме телефона в гостиной было и ещё кое-что. В одном конце комнаты на полу стояла прислонённая к стенке небольшая картина, а в рамку была вставлена картонная карточка. Мама прочитала вслух: «Дворнику Эрле от Эви (Нюссиной мамы): Добро пожаловать!» Рядом с картиной на полу стояло ещё что-то, накрытое бумагой. Там оказались булочки и горячий кофейник.

— Какая же она добрая и внимательная! — сказала мама. — Приятно, когда тебя так тепло встречают. Вот привезут наши вещи, и тут станет совсем уютно.

— Ну, я побежал, — сказал Бьёрн. — Желаю вам обеим счастья, и скажите, если вам что-то понадобится. Сегодня я работаю на улице, я должен устроить на дворе морковную грядку. Ребятишки из того корпуса будут мне помогать. Надо будет нам и тут что-нибудь такое придумать, вон сколько здесь прекрасных деревьев и кустов!

— Пожалуй, я первым долгом окопаю деревья, — сказала мама. — А то земля вокруг уж больно позарастала. Наверное, этим я и займусь сегодня попозже. Спасибо, Бьёрн, за помощь!

— Пустяки. Не за что!

— Вот бы хорошо, если бы Бьёрн работал в нашем корпусе, — сказала Гюро. — Тогда вы бы вдвоём работали дворниками, и я бы тоже поиграла с морковной грядкой!

— Пошли, — сказала мама. — Через десять минут мне начинать работу. А сначала мы с тобой прогуляемся в садике. В такую рань кроме нас там никого, наверное, не будет, весь сад в нашем распоряжении. Бежим!

Они выбежали на лужайку, на которой росло столько деревьев и кустов. Сперва они бегали под деревьями туда и сюда, пока не запыхались, обеим стало жарко. Остановившись перед кустом смородины, мама прочитала надпись на жёлтой деревянной табличке:

— Тут написано: «Смородина Нюсси», а вот «Смородина Авроры», а тут «Яблоня Кнута», а там «Слива Кнута». У Кнута целых два дерева, а вот тут написано: «Чёрная смородина Нильса-Сократа», а тут «Яблоня Вальдемара, сорт “гравенштейн”», а тут «Чёрная смородина Кристины».

— Ишь, — сказала Гюро, — у Вальдемара и Кристины тут уже есть деревья, а у меня нету.

— Я поговорю об этом в правлении, — сказала мама. — По-моему, у каждого ребёнка из этого корпуса есть здесь своё деревце или куст.

— Мне бы лучше деревце.

— Не горюй. Думаю, с этим всё наладится. А теперь мне уж точно пора приниматься за мусоропровод. Заскочу только на минутку домой переодеться.

Гюро пошла с мамой. Она смотрела, как мама раскрыла большой чемодан. Сверху в нём лежал чистый мамин комбинезон и платочек, чтобы повязать голову. Под ними лежал папин портрет. Гюро его сразу заметила.

— Гюро, — сказала мама. — У меня к тебе просьба. Ты можешь побыть пока на улице? Нужно встретить мебельный фургон. Если захочешь, то можешь ждать и в квартире, только не забывай, пожалуйста, поглядывать в окно. Входную дверь я не буду запирать на замок, так чтоб ты могла выходить, когда захочешь. Только не отходи, пожалуйста, далеко от подъезда, ладно?

— Ну вот! — огорчилась Гюро.

Она собиралась пойти туда, куда пойдёт мама. Но вдруг фургон приедет без них, и грузчики не найдут ни маму, ни Гюро. Ничего не поделаешь, придётся посторожить! Но вышло так, что ей пришлось сторожить не только мебельный фургон, но этого Гюро ещё не знала. В квартире была одна штука, которая со вчерашнего вечера оставалась в полном одиночестве, и рядом не было ни души. Это был телефон.

Дзинь-дзинь-дзинь

— Тюлинька непременно зайдёт к тебе, когда встанет, — сказала мама, — а пока не скучай!

Мама ушла, а Гюро немножко посидела перед домом, но тут всё было такое чужое и незнакомое. Из подъезда понемногу стали выходить дети, но они только мимоходом поглядывали на Гюро, разговаривая между собой. Наконец вышла знакомая девочка, которую звали Нюсси.

— Привет, Гюро! Вы уже приехали? — спросила она. — Вы нашли мамины булочки и картину? Мама уже ушла, она ходит в дом престарелых, чтобы помогать там одной тётеньке.

— Нашли. Мы поедим булочек, когда мама уберёт мусор. Ты останешься тут?

— Нет. Мне надо идти, — сказала Нюсси. — Я иду в гости к учительнице на званый завтрак. Я никогда ещё не бывала на званом завтраке, но учительнице надо поспеть на поезд до двенадцати, вот она и позвала гостей пораньше. А потом я приду. Имей в виду, за домом есть песочница и детская площадка.

— Я должна сидеть тут и ждать, когда приедет мебельный фургон, — сказала Гюро.

— Ну, тогда понятно. А вон идёт Бритт-Карен. Подожди меня, Бритт-Карен, давай пойдём вместе!

Нюсси ушла, и всё вокруг стало ещё более чужим, чем раньше. «Пойду-ка я в дом, — подумала Гюро. — Когда приедет фургон, я увижу его, если буду поглядывать в окно».

Все звуки гулко отдавались в квартире, потому что она была пустая.

— Я тут живу, — сказала Гюро.

Собственный голос громко ударил ей в уши, и Гюро подумала: здесь лучше говорить шёпотом.

— Я тут живу, — прошептала она.

Но тут ей стало ужасно одиноко, прямо как там, на улице. К счастью, она вовремя вспомнила про Вальдемара и Кристину. Она вынула их из рюкзачка. Достала и лошадку, и трактор, и фонарик, подаренный папой. Папа… Гюро вспомнила про папину фотографию, которая осталась в мамином чемодане, она лежала сверху на вещах. Чемодан не заперт на ключ, потому что мама открывала его, доставая рабочий комбинезон. Гюро быстро открыла крышку и увидела папу. Пускай папа живёт в этой комнате. Вальдемар останется в большой комнате, которую мама хотела отдать Гюро, а сама Гюро будет жить в кухне, тогда все смогут ходить друг к другу как будто в гости. Папин портрет она поставит на полу посередине комнаты. Больше-то его некуда ставить. Она установила его рядом с телефоном. Вальдемару Гюро отвела место в платяном шкафу своей комнаты, потому что Вальдемару большие комнаты не особенно нравятся, а место в платяном шкафу ему как-то больше подходит по размеру. Кристине понравилось место на подоконнике в маминой маленькой комнатке, и Гюро не стала спорить.

— Смотри в окно и следи, когда приедет мебельный фургон! — велела Гюро Кристине.

Гюро и сама выглянула во двор, но фургона нигде не было видно.

— Наверное, фургоны с утра ещё сонные и им трудно вставать, — объяснила Гюро Кристине. — Я сейчас ненадолго схожу в кухню. Потом мы будем играть в гости в папиной комнате с телефоном. А пока я наведу в доме порядок.

Она отправилась в ту комнату, про которую вспомнила только сейчас. В ванную. Вот куда нужно поставить лошадку, чтобы она могла попить, когда захочет, а ещё трактор и фонарик, вместе им будет веселее.

— Тут у тебя ванна, и раковина, и душ, — сказала она лошадке.

Она попробовала немножко отвернуть кран над раковиной. Вода оттуда как хлынет! Она била так сильно, что Гюро испугалась, а потом вода пошла горячая. Гюро поскорее завернула кран. Тогда Гюро пошла в кухню. Там тоже не было вещей, кроме шкафа и большой кухонной тумбы. Тумба была подходящая. Хотя сверху над ней висел шкаф, на неё можно было взобраться и даже лечь. Дома в Гампетрефе тумба стояла так, что Гюро могла на ней сидеть, это было очень здорово, а тут можно только лежать, а не то стукнешься о шкаф головой.

— Я скоро вернусь, — крикнула она из кухни. — Вот только полежу на кухонной тумбе. То есть, я хотела сказать, у меня тут дела.

И в тот самый момент, как она произносила эти слова, раздался звонок.

Может быть, там кто-то пришёл и звонит в дверь? Неужели это грузчики с мебелью? Гюро слезла с тумбочки и подбежала к входной двери, но там никого не оказалось. А звонок продолжал звонить, и тут Гюро догадалась, что это телефон.

Может быть, ей звонит Тюлинька? Ведь она всю жизнь проработала телефонисткой. Должно быть, она уже узнала, что у Гюро в квартире есть телефон. Тюлинька всё знает о телефонах. Гюро побежала к телефону, присела на корточки и сказала:

— Алло, Тюлинька!

— Что ещё за Тюлинька! Кто там балуется с телефоном, — сказал в трубке незнакомый голос. — Мне срочно нужно поговорить с дворником. У меня в кране прохудилась прокладка, вода так и хлещет.

— Дворника нету, — сказала Гюро. — Она убирает в мусоропроводе.

— Сейчас же позови её! — сказал голос. — Пускай придёт в квартиру 410 к Ханнесенам. Очень прошу поскорее. Сейчас же сбегай за ней! Это срочно! А то здесь всё зальёт.

— Ой, — испугалась Гюро, положила трубку на пол и кинулась бежать. Она уже знала, где находится дверь к шахте мусоропровода, она была расположена в таком же месте, что и в корпусе «Ю», а там Гюро не раз бывала с мамой и Бьёрном. Но, когда она добежала до того помещения, где мама должна была собирать мусор, она увидела, что дверь в него заперта. Мама уже закончила там работу и ушла куда-то ещё.

— Эрле, Эрле! — стала звать Гюро. Так она приучилась звать маму, когда та была на дворницкой работе. Не «мама», а просто «Эрле». Гюро обежала все места, где росли кусты и деревья, потому что мама собиралась их окапывать. Но мамы не оказалось и там. Может быть, в котельной? Только бы и там не наткнуться на закрытую дверь! Гюро так бежала, что совсем запыхалась. Бегать она очень любила, но на этот раз ей это не принесло радости. Совсем не весело бегать, когда тебя гонит страх. Вот и котельная, и дверь в неё приоткрыта.

— Эрле! Мама! — крикнула Гюро.

Мама услышала и вышла на зов Гюро. Она только зашла в котельную, чтобы посмотреть на хранившиеся там инструменты и познакомиться с трактором.

— Что случилось? — спросила мама. — Приехал мебельный фургон?

— Прохудилась прокладка в кране, вода так и хлещет! — выпалила Гюро. — А у шахты мусоропровода тебя не было!

— Тише, тише, не волнуйся так! Отдышись и спокойно расскажи мне, что такое случилось. Ты что — вывернула кран?

— Да нет же! Это телефон! Я думала, это Тюлинька, а она говорит, не балуйся, и послала меня за тобой, у неё вода льётся и льётся, её скоро совсем зальёт, так что надо скорей!

— А кто зовёт-то? — спросила мама.

— Женщина из четыреста… а дальше я не помню, — сказала Гюро. — Но телефон лежит на полу. Может быть, она тебе сама скажет.

Мама только охнула, и они побежали домой. Мама увидела, что телефонная трубка не повешена, а лежит на полу. Она взяла её и сказала «Алло». Но там не отвечали.

— Что же мне делать? — сказала мама. — Знаю! Я отключу воду во всём доме. Это первое, что нужно сделать. Поможешь мне, Гюро?

— Пойти с тобой?

— Нет. Лучшая помощь для меня будет, если ты останешься здесь у телефона, и, если он позвонит, ты только скажи, что я пошла отключать воду. А потом попроси повторить, какой тебе сказали номер квартиры, и постарайся его запомнить. Мы должны справиться с этим вдвоём, Гюро. Ты же понимаешь, я сегодня первый день на работе, так что мне очень нужна твоя помощь.

— Да, — кивнула Гюро.

Она только шмыгнула носом и послушно уселась на пол между телефоном и папиным портретом. Мама ушла, и она осталась одна. «Только бы он не звонил! Только бы не звонил! — подумала Гюро. И тут же раздался звонок. На этот раз Гюро не стала говорить «Алло, Тюлинька». Она сказала:

— Мама пошла отключать воду. Какой был номер квартиры?

— Что это ты, деточка, такое говоришь, ты же знаешь, где я живу.

— Нет, я забыла, — сказала Гюро.

— Вот так-так! Неужели ты меня не узнала? Это же я, Тюлинька! И добро пожаловать тебе в Тириллтопен! Неужели ты так долго разговаривала по телефону? У тебя всё время было занято.

Пришлось Гюро рассказать всё по порядку. Узнав, что случилось, Тюлинька сказала:

— Понимаешь, я звоню не из дома. Я сейчас в парикмахерской. Одна женщина позвонила, что не успеет к назначенному времени, и мне предложили прийти вместо неё, но, как только освобожусь, я — сразу к тебе. А теперь клади скорее трубку на место.

— Хорошо, — сказала Гюро.

Только бы никто не позвонил, пока не пришла Тюлинька! «Не звони… не звони…» — уговаривала Гюро телефон, но телефон её не послушал. Он тут же затрезвонил, и Гюро сняла трубку.

— У нас совсем пропала вода в кране, — начал голос, которого Гюро раньше не слышала. — Это что — авария? Новый дворник пришёл на работу? Никогда ещё не было такого безобразия! Только я собралась варить кофе, а тут — здрасте вам — в кране ни капли воды!

— Эрле отключила воду, — сказала Гюро. — Она скоро придёт.

Гюро положила трубку, и — надо же! — снова трезвон. На этот раз в трубке раздался мужской голос:

— Что там — отключили воду? Я стал под душ, и вдруг вода кончилась.

— Она скоро пойдёт, — сказала Гюро.

Она уже не знала, что и сказать.

Хоть бы Тюлинька поскорее приходила, или Бьёрн, или мама.

И снова звонок:

— Здравствуйте! Это новый дворник? — заговорил новый голос, на этот раз не сердитый и не такой требовательный.

— Да, — ответила Гюро. — Я только помогаю Эрле. Её сейчас здесь нет. Она, наверное, скоро придёт.

— Ага, — сказал голос. — Может быть, попросишь её зайти ко мне и посмотреть, что там с моим окошком? Никак не закрывается. Стряслось что-то.

— Ой! Оно что — выпало?

— Нет, нет, раму заклинило. Да что я говорю с ребёнком! Просто передай: это квартира шестьсот тринадцать.

— Шестьсот тринадцать, шестьсот тринадцать, — повторила Гюро. На этот раз она запомнит.

Тут пришла мама.

— Привет, — сказала она. — Ну что?

Звонила эта женщина?

— Нет, — помотала головой Гюро. — Но звонило много людей, и все спрашивали, правда ли отключили воду. И ещё звонила тётя из шестьсот тринадцатой квартиры. У неё рама стряхнулась и выпала, теперь окно не закрывается. Но это не та тётя, которая звонила первая. А потом позвонила Тюлинька, она в парикмахерской и скоро придёт, как только освободится.

— Вот это хорошо, — сказала мама. — Ты точно уверена, что первая женщина назвала номер четыреста с чем-то?

— Да, — сказала Гюро, — а дальше я не запомнила.

— Значит, придётся обойти все квартиры на четвертом этаже, — сказала мама. — Я захватила с собой прокладки и инструменты. Не огорчайся Гюро. Ты просто молодец и очень хорошая помощница. Пожалуйста, не волнуйся. Скоро и Тюлинька придёт, вот увидишь! Хорошо, что вдобавок ко всему не приехал ещё и мебельный фургон.

— Я пойду на улицу, — сказала Гюро и объяснила: чтобы сторожить фургон.

В каком-то смысле она сказала правду, но главной причиной был телефон. Гюро не хотела больше оставаться наедине с ним. Ни за какие коврижки.

— И вам тоже не надо, — сказала она Вальдемару и Кристине. — Не будем мы сторожить телефон, лучше посторожим мебельный фургон.

Вальдемар и Кристина с ней согласились, потому что совсем невесело сидеть поодиночке по своим комнатам в новой квартире, где вообще нечем заняться.

— Мы посидим на травке, — сказала Гюро, — и будем смотреть во все глаза. Будем сторожить, когда покажется мебельный фургон и Тюлинька. Как вы думаете, кто появится раньше?

Вальдемар думал, что мебельный фургон, Кристина — что Тюлинька, а Гюро про себя назвала автомобиль с мебелью возивом, потому что он где-то возится и возится и никак не едет.

— Вон едет автомобиль, — сказала Гюро.

Но это был не мебельный фургон, а машина, которая возит продукты, и он был доверху набит ящиками. Из машины вышел человек, достал ящик с молочными пакетами и бутылками лимонада и разной другой едой и скрылся в парадном.

— Эта машина развозит не мебель, а еду, — сказала Гюро. — Хоть бы он поскорее уехал, а то помешает подъехать мебельному фургону.

Пока Гюро сидела во дворе, Эрле обходила квартиры четвертого этажа, звоня в каждую дверь. В первой квартире ей открыла женщина. Эрле сказала:

— Я новый дворник и хотела только спросить, не у вас ли сломался водопроводный кран и требуется заменить прокладки?

— Нет, — ответила женщина, — не у нас. Но вы входите. Один кран у меня вызывает сомнения. Это в ванной. Он почему-то сам открывается.

— Это я починю попозже, — сказала Эрле. — Сначала мне нужно туда, где чуть не залило квартиру.

— Хорошо, — сказала хозяйка квартиры. — Только уж не забудьте про меня.

— Не забуду, — пообещала Эрле.

Она позвонила в следующую дверь, и там ей открыла девочка.

— С добрым утром, — сказала Эрле. — Меня зовут Эрле, и я ваш новый дворник. Есть дома кто-нибудь из взрослых?

— Нет. Мама на работе, а у меня простуда и высокая температура. Сейчас лето, а я должна лежать в кровати.

— Вот бедняжка! — пожалела девочку Эрле. — Это и правда обидно. Но ничего! Мама скоро придёт, вот увидишь.

— Она придёт в шесть часов, — сказала девочка. — Хочешь посмотреть на моего мишку?

— Я бы с удовольствием, но мне надо идти, меня вызвали в одну квартиру. Я постараюсь заглянуть к тебе попозже. А теперь беги в кроватку.

— Как жаль, что ты не можешь зайти сейчас, — сказала девочка. — Одной так скучно. Мама сказала, чтобы я никому не открывала, если будут звонить, а я вот открыла.

— Когда я снова приду, я дам три коротких звонка, чтобы ты знала, что это я.

За следующей дверью, куда позвонила Эрле, никого не было дома, а ещё следующую дверь ей открыла женщина.

— Я уж думала, вы вообще не придёте, — сказала она. — Прежний дворник в таких случаях всегда приходил сразу.

— Меня не было дома, когда вы позвонили, — объяснила Эрле. — Но я уже перекрыла воду.

— Да, это вы сделали очень хорошо, — сказала хозяйка квартиры. — А то я бы совсем пропала. В ванной весь пол был залит водой, я даже перепугалась.

— Ваш звонок приняла моя дочурка. Она, кажется, вообще первый раз в жизни отвечала на телефонный звонок. Она молодец: сразу побежала за мной, разыскала, но вот номер квартиры забыла, запомнила только этаж, и мне пришлось сначала обойти несколько квартир.

— Понятно. Во всяком случае, я рада, что вы пришли. Как вы думаете, вы сумеете это поправить?

— Сумею. Я уже много раз это делала. Я уже работала с дворником корпуса «Ю» и как следует всему научилась.

Эрле разобрала кран, поменяла прокладку и снова поставила его на место. Она выполнила работу быстро и аккуратно, а женщина стояла рядом и смотрела.

— А вы действительно справились, — сказала она. — У вас всё очень ловко получилось. Я расскажу это всем остальным. Тут многие не верили, что вы достаточно разбираетесь в таких вещах.

— Подождём немного, пройдёт какое-то время, тогда и увидим, как у меня идут дела с хозяйством корпуса. А теперь я пошла включать воду. Многие, наверное, ждут не дождутся, когда я это сделаю.

— Привет, Гюро, — окликнула она во дворе дочку. — Всё сидишь тут и ждёшь, а мебельного фургона нет как нет?

— Фургон не едет, и Тюлинька никак не идёт, — сказала Гюро. — Но Кристина думает, что она придёт первая.

— Ладно, — сказала мама, — я бегу включать воду.

И она побежала дальше. Но тут Гюро услыхала ворчание мотора, ворчание было как от большого грузовика. Интересно, свернёт он к этому корпусу или к какому-нибудь из соседних? Окажется это фургон, которого ждёт Гюро, или какой-то другой?

Большой мебельный фургон и маленький мальчик

В тот же момент, как Гюро услышала ворчание мотора, произошло кое-что ещё: к дому подошли девочки, ходившие на званый завтрак к учительнице, — Нюсси и Бритт-Карен.

— Неужели ты всё ещё тут сидишь? — удивилась Нюсси, которая, наверное, думала, что Гюро так и просидела всё время, не сходя с места. Нюсси ведь не могла знать, что Гюро побывала почти настоящим дворником, дежурила на телефоне и принимала сообщения о прохудившихся прокладках в водопроводных кранах, из-за которых чуть не случилось наводнение!

— Что, твой фургон ещё не приехал? — спросила Нюсси.

— Вон он, — сказала Гюро.

Она смотрела во все глаза в ту сторону, откуда приближался автомобиль. Машина была такая большая, что это уж наверняка был мебельный фургон. Он повернул к корпусу «Ц» и остановился возле подъезда. Гюро бросилась к фургону, чтобы крикнуть водителю, что они к ней, но до кабины было так высоко, что и не докричишься.

Но водитель и сам вышел, а с ним вместе ещё двое мужчин. Они спрыгнули на землю и немного расправили спины, уставшие, наверно, от долгого сидения в машине.

Гюро подошла к ним и показала рукой:

— Мы живём тут, на первом этаже.

— Понятно, девочка, — сказал водитель. — Жаль, но раз ты на первом, то нам не к тебе. К тебе было бы куда легче.

— Как не ко мне! Вы же приехали из Гампетрефа?!

— Нет, мы не оттуда. Из Гампетрефа сюда рукой подать, а мы вон какую длинную дорогу отмахали.

И тут позади большого фургона началось какое-то движение. Гюро не сразу заметила, что там делается, и только сейчас разглядела. Она увидела там маленький голубой автомобильчик с красными крыльями, и тут Нюсси и Бритт-Карен словно забыли о Гюро. Обе сорвались с места и бегом кинулись к маленькому автомобильчику с криками:

— Приехали! Они приехали!

Из маленького голубого автомобильчика первым вышел мужчина, и Нюсси сразу повисла у него на шее. Он сказал:

— Как же приятно, что ты нас встречаешь, Нюсси!

Затем вылезла девочка и тоже воскликнула что-то, а затем Нюсси, и Бритт-Карен, и эта девочка встали и только молча таращились друг на друга, а затем вылез маленький мальчик с большущей куклой. Такой огромной и такой удивительной куклы Гюро не видала ещё никогда в жизни. Это была тряпичная кукла, только похожа она была не на девочку, а на взрослого дяденьку. У него были чёрные волосы, голубые глаза и красный, как свёкла, нос, на нём была странная курточка, голубая, отороченная красной каймой, а на ногах у него были жёлтые башмаки с чёрными помпонами и розовые носки. На голове сидела клетчатая кепка. Ростом он был, кажется, по пояс мальчику, который держал его в руках.

Последней из машины вылезла женщина с такой грудой одеял и свёртков, что её за ними почти не было видно.

— Пошли, Нильс. Сейчас мы домой, на девятый этаж.

— Почему вы сказали «Нильс»? — удивилась Нюсси. — Какой же он Нильс! Его ведь зовут Сократ.

— Теперь мы зовём его Нильс, — сказала девочка, такая же большая, как Нюсси. — Иногда мы говорим «Нильс-Сократ», но мама сказала, что через два года ему идти в школу и лучше, если там он будет просто Нильсом.

— Странно как-то, — сказала Нюсси. — Раньше мы всегда звали его Сократом. А тебя тоже теперь зовут по-другому?

— Нет, меня зовут так, как звали.

Гюро стало очень интересно — как же зовут эту девочку, и очень скоро она это узнала. Женщина сказала девочке:

— Аврора, возьми Нильса за руку, и пойдём все наверх.

Но это было не так-то легко сделать. Мальчик, которого звали Нильсом и Сократом, всё время куда-то бежал, уворачивался, когда его хотели поймать, и кричал:

— Там моя смаро-о-ода. Я хочу показать Чучеле мою смаро-о-оду!

С этим воплем мальчик со своим удивительным кукольным дружком скрылся среди кустов и деревьев, которые росли на лужайке перед корпусом «Ц».

— Пусть побегает, — сказал мужчина. — Он так ждал этого момента, чтобы показать Чучелу всё, что тут есть. А мы пока поднимемся наверх по первому заходу и подкрепимся вместе с грузчиками завтраком. Аврора, возьми, пожалуйста, корзинки с провизией, а ты, Нюсси, забери рюкзачок Сократа, то есть Нильса, а Бритт-Карен может взять этот мешочек. Хорошо, когда много помощников, — раз, два, и все дела переделаны!

Даже странно, до чего стало тихо, когда все ушли.

— А первым приехал мебельный фургон, — сказал Вальдемар.

— Да ведь не наш, — возразила Гюро.

И вдруг она обернулась в сторону кустов и деревьев. Откуда ни возьмись набежало много детей, больших и маленьких, все что-то выкрикивали, и тут Гюро увидела маленького мальчика, которого звали Нильс. Только что он был такой радостный и приветливый, водил своего кукольного приятеля от дерева к дереву, показывал ему каждый куст, а между тем дети обступали его, подходили всё ближе и ближе, и в конце концов окружили его с диковинной куклой тесным кольцом. И тут Гюро разобрала, что они выкрикивают, и голоса у них были недобрые:

— Гляньте-ка — мальчишка, а в куклы играет! Как там куклу-то звать? Это ж Чучело! А ну-ка, дай посмотреть!

Гюро увидела, как мальчик прижимает к себе куклу, а дети стараются вырвать её у него из рук. И тут в ней словно что-то всколыхнулось. Гюро вдруг стала твёрдой и решительной. Что говорил Бьёрн? Что она может стать маленьким дворником и следить, чтобы дети вели себя мирно друг с другом, а тут вон что делается!

Гюро бегом бросилась к мальчику, она бежала во весь опор. С Вальдемаром и Кристиной под мышкой она влетела в самую гущу столпившихся детей и крикнула:

— Не приставайте к мальчику! Он только что приехал.

— А ты кто такая? — спросил один из детей.

— Я — новый дворник и смотрю за порядком, — сказала Гюро.

Она подошла к маленькому мальчику, выдернула его из обступившего круга и недолго думая накинулась на обидчиков, которые не хотели его отпускать. Одного она сбила с ног.

— Пошли! — только бросила она мальчику, и он послушно побежал за ней.

Ростом он был не больше Гюро, да ещё ему приходилось нести Чучело, но он пустился бегом и не отставал от Гюро.

— Мы пойдём ко мне, — сказала Гюро.

На всём бегу они влетели в подъезд. К счастью, дверь в квартиру не была заперта, но, забежав домой, Гюро закрыла дверь на замок.

— Ну вот, мы от них спрятались. Тут они не достанут тебя. И меня тоже.

Но мальчик всё не мог успокоиться. Обегав все комнаты, он сказал:

— Давай спрячемся в платяной шкаф.

— Там уже жил Вальдемар, — сказала Гюро. — Так что и нам будет хорошо.

— Вальдема-а-ар, — повторил мальчик. — А Кристина-та тоже тута?

— Да, — сказала Гюро. — Ты разве знаешь, как их зовут?

— Как не знать! Вальдема-а-ар и Кристина — малышня.

— Ну да. Они гораздо меньше, чем Чучело, — согласилась Гюро.

— Я про настоящих Вальдема-а-ара и Кристину, — сказал мальчик.

— А тебя зовут Нильс.

— А тебя, что ли, никак?

— Тоже мне скажешь! Меня зовут Гюро. А мою маму зовут Эрле.

— Мою маму зовут Мари, — сказал Нильс, — а папу Эдвард. А твоего папу как звать?

— Эрлинг, но он уже умер.

— Умер? — испугался Нильс. — И ты даже не плачешь?

— Я много-много раз плакала. А теперь перестала. У меня есть его фотография. Хочешь, покажу?

Нильс кивнул.

Гюро сбегала в пустую гостиную, взяла папин портрет и вернулась с ним в шкаф.

— Теперь мы тут как будто все вместе: ты, я, Чучело, Вальдемар и Кристина, и папа, — сказала Гюро. — Вот мы и не плачем.

— Чё плакать-то, — подтвердил Нильс. — А чё у тебя кровати, что ли, нету?

— Её привезёт мебельный фургон, — сказала Гюро и только тут спохватилась, что и думать о нём забыла. Что, если он приедет, а она сидит в шкафу!

И тут раздался звонок в дверь. Это точно был не телефон, телефон звонил совсем по-другому.

— А мы не откроем, — сказал Нильс, весело посмотрев на Гюро.

— Я только послушаю, кто там пришёл.

— Гюро! — послышался голос из-за двери. — Это я, Нюсси. Сократ у тебя?

— He-а! Здесь только Нильс.

— Мама и папа очень беспокоятся, куда он пропал. Мы нигде не можем его найти. Впусти меня, Гюро!

— Впустить? — спросила Гюро у Нильса.

— А Аврора-та тоже пришла? — спросил Нильс.

— Аврора тоже пришла? — повторила под дверью Гюро.

— Пришла, — сказала Нюсси. — А вот подошла твоя мама, она с ключом.

Эрле открыла ключом дверь. Вид у неё был перепуганный.

— Что это ты вдруг заперлась с этим мальчиком? — спросила мама. — Ты забыла, что должна была сторожить фургон?

Гюро взглянула на маму. Лицо у неё было строгое, она же ещё ничего не знала.

Но тут Нильс всё объяснил:

— Гюро-та меня защитила, — сказал он. — Спрятала меня и Чучело.

— Пойдём, тебе давно пора домой, — сказала девочка, которую звали Аврора. — А то вон Чучело ещё даже не видел нашу квартиру.

— И правда, — согласился Нильс.

Он уже собрался было идти, но вдруг повернул назад.

— Пускай Гюро пойдёт с нами.

— Хорошо, но не сейчас, — сказала Эрле. — Нам пора поесть и нужно кое о чём поговорить. Но вы же теперь живёте в одном доме, так что приходи к нам, если хочешь, завтра. Надеюсь, что мы к тому времени всё наладим, а сегодня выдался уж очень хлопотный день.

— Лады-ы-ы, — согласился Нильс.

— Почему это Сократ говорит, как на севере, а ты нет, — спросила Нюсси Аврору.

— Я тоже так могу, — сказала Аврора. — Я могу и по-северному и по-здешнему, и нам даже нравится, что Сократ, то есть я хотела сказать Нильс, разговаривает по-тамошнему — это как частичка Фабельвика.

— А ты не хотела оттуда уезжать? — спросила Нюсси.

— Не скажу чтобы мне очень хотелось, — ответила Аврора. — У нас там было так хорошо! Но мне и здесь нравится, потому что здесь есть ты. Может быть, мы с тобой попадём в один класс.

— Угу, — кивнула Нюсси. — Ну, мы пошли.

— Пока, Гюро! — сказал Нильс и ушёл.

— Я не успела купить молока, — сказала мама, когда все ушли. — Мама Нюсси оставила тут кофе, но ты же его не можешь пить.

— Могу и води-и-ички попить, — сказала Гюро, — и потом есть же булочки.

— Что это? И ты вдруг заговорила по-северному? — улыбнулась мама.

— Я только попробовала поговорить, как Нильс.

— А теперь, может, ты мне расскажешь всё как было?

И Гюро всё ей рассказала. Когда Гюро кончила свой рассказ, мама сказала:

— Я-то тебя бранила! А ты, оказывается, весь день была просто молодчина.

Тут зазвонил телефон, но сейчас Гюро не испугалась, потому что ведь рядом была мама.

Гюро присела на корточки возле мамы. Голос в телефоне был такой громкий и сердитый, что Гюро слышала каждое слово, хотя не держала трубку возле уха.

— Научили бы вы, голубушка, свою девочку вести себя по-человечески, — говорила трубка. — Она ударила моего мальчика, он упал на траву, у него все штаны зелёные!

— Моя дочка побила мальчика? — в ужасе переспросила мама. — А сколько ему лет? Восемь? Послушайте, дорогая, моей Гюро ещё только пять, а ваш сын вместе с другими ребятами обижал маленького мальчугана из семьи, которая только сегодня въехала. Она всего лишь помогла ему убежать от ребят. И вообще она у меня спокойная девочка, так что не стала бы нападать без причины, но я конечно же скажу ей, что нельзя драться с большими мальчиками. Спасибо, что позвонили.

Эрле положила трубку и только покачала головой. Они немного поели и за едой ни о чём не разговаривали, потому что обе ужасно устали, а первый день принёс много неожиданностей. Но так бывает, и ничего тут не поделаешь: никогда нельзя знать заранее, как сложится день.

— Ой, — вскрикнула вдруг мама. — Я же совсем забыла про девочку.

— Какую девочку ты забыла?

— Есть тут одна девочка, она болеет и лежит одна-одинёшенька, — сказала мама. — А я обещала к ней заглянуть. Ты, наверное, устала сторожить мебельный фургон?

— Ничего, из окна я посторожу, — сказала Гюро. — Только, пожалуйста, забери с собой телефон, а то я боюсь по нему разговаривать.

— А ты просто не бери трубку, — сказала мама. — Мы подождём, пока ты привыкнешь. Я же не могу носить его с собой, когда ухожу на работу. Раз я дворник, то не могу весь день сидеть дома.

Тут зазвонил дверной звонок, это пришла Тюлинька. У Тюлиньки вся голова была украшена мелкими кудряшками. Гюро даже не сразу её узнала, а та сказала:

— Ничего, через несколько дней они перестанут так торчать. Сейчас я и сама себя не узнаю, но это пройдёт.

— Никак, собираешься выйти в свет? — спросила мама.

— Да нет! — сказала Тюлинька. — Я подумала, вот сделаю перманент, и на целый год буду с завивкой, а в субботу я приглашаю Андерсена и вас на обед. Можно я позвоню от вас по телефону? Который час, не знаете?

— Одиннадцать, — сказала мама. — Мне даже не верится, что ещё так рано. Мне показалось, что прошёл целый день. Хорошо бы, если бы ты могла побыть тут часок. Бедняжка Гюро занята важным делом, она весь день сторожит мебельный фургон. Когда он приедет, она будет свободна и может пойти с тобой куда угодно.

— Ну, конечно, — сказала Тюлинька. — Я даже рада спокойно посидеть на месте, у меня страшно устали ноги. Из Центра я всю дорогу бежала рысцой. Я там была в парикмахерской.

— Только у нас не на чем посидеть, — сказала Эрле.

— А я даже люблю сидеть на полу, — успокоила её Тюлинька.

— Ну уж нет! — сказала мама. — Я составлю вместе два чемодана, так что ты сможешь сесть на них. Ну, пока, не скучайте! Я буду заглядывать к вам, когда смогу.

— Теперь я могу сторожить машину, а ты отвечай на телефон, — обрадовалась Гюро.

Затем Гюро рассказала Тюлиньке всё, что случилось за день, начиная с того, как им из окна махал Андерсен, и кончая дамой, которая позвонила по телефону и говорила маме, чтобы она научила Гюро вести себя по-человечески. Тюлинька всё внимательно выслушала, то кивая, то качая головой.

— Как там звали мальчика, который только сегодня приехал? — спросила она под конец.

— Его звали Нильс, — сказала Гюро. — А раньше его звали Сократ, но теперь всегда зовут Нильсом. Ну, почти всегда.

— По-моему, вы подружитесь с этим малышом, — сказала Тюлинька. — Помнишь, я тебе говорила, что со временем ты встретишь девочку или мальчика, и они с тобой подружатся? Значит, тебе встретился мальчик. А теперь мне нужно позвонить Андерсену.

Сидя на чемоданах, она поставила телефон себе на колени. У Тюлиньки не было страха перед телефонами. Она набрала номер и спросила:

— Будьте добры, не могли бы вы позвать к телефону Андерсена!

Затем она сказала:

— Здравствуйте! Это говорит Тюлинька.

— Как хорошо! — сказал Андерсен.

— Хорошо? — спросила Тюлинька.

— Да. Я всё утро пытался до тебя дозвониться, но никто не брал трубку.

— Это я уходила по делам, — сказала Тюлинька.

Почему-то она не захотела сказать, что ходила в парикмахерскую. Наверное, боялась, что Андерсен тоже её не узнает.

— Тут дело такое, — сказал Андерсен. — Звонили из Гампетрефа. Автомобиль с вещами наших двух девушек попал в дорожную аварию. Нет, ничего страшного не случилось. Люди не пострадали, но машина находится в мастерской и будет готова только завтра утром. Так что мебель прибудет завтра только во второй половине дня.

— О! — воскликнула Тюлинька. — Хорошо, что мы это узнали. А то Гюро весь день просидела как привязанная, дожидаясь автомобиля, так что для неё это в своём роде облегчение. А я хотела спросить, можете ли вы прийти ко мне на обед в субботу в три часа. Ещё я позвала Эрле и Гюро.

— Большое спасибо! Приду с удовольствием, — сказал Андерсен. — Передайте им от меня привет.

— Значит, договорились. В субботу в три, и спасибо, что сообщили новость про машину.

— Какое у тебя красивое лицо, когда ты говоришь с Андерсеном! — сказала Гюро.

И Тюлинька покраснела до ушей, а кудряшки так и запрыгали вокруг её головы.

— Ну, Гюро! Ну, Гюро! — только и сказала она. — Теперь нам надо дождаться Эрле и рассказать ей, что мебельный фургон приедет только завтра.

— Придётся нам сегодня спать на полу, — сказала Гюро.

Тут позвонил телефон, Тюлинька сняла трубку:

— Квартира дворника. Я вас слушаю. Да я передам вашу заявку.

Она достала из сумочки маленький блокнотик и записала: «Квартира пятьсот четырнадцать».

— Да, конечно, я ей передам.

Потом они просто сидели и ждали. Наконец пришла Эрле. Узнав про мебельный фургон и про аварию, она вздохнула:

— Да. Да. Такой уж выдался особенный день. Всё к тому шло, чтобы нам сегодня остаться ещё и без вещей. Придётся ночевать на полу.

— Вы можете прийти на ночь ко мне, — предложила Тюлинька. — У меня же стоит двуспальный диван-кровать.

— Спасибо тебе, — сказала мама, — но мне не хочется уходить куда-то в первую же ночь после того, как меня взяли дворником. Не знаю только, как мне быть с тобой, Гюро?

— Я тоже должна оставаться здесь в первую ночь, потому что я хочу быть твоей помощницей.

— Мы что-нибудь придумаем.

Эрле сказала так не раздумывая, потому что ничего другого и нельзя было сказать.

Мебельный фургон из Гампетрефа и грузовик из города

Тюлинька не раз оставалась с Гюро в качестве дневной мамы и очень выручала этим Эрле и Гюро. Она оставалась с Гюро, когда Эрле ездила учиться дворницкому делу у Бьёрна, и не собиралась отказываться от этой обязанности после того, как они переехали. Но Тюлинька была дневной мамой не только для Гюро, но и кое для кого ещё, и этот кое-кто звался Индивидом. Индивид — это была собака, большущая, хотя пока ещё она была только щенком. Люди, у которых жил этот щенок, на целый день уходили на работу. Так что Индивиду очень повезло, что Тюлинька каждый день приходила за ним и выводила гулять.

Узнав, что машина с мебелью сегодня не приедет, Тюлинька спросила:

— Можно Гюро пойдёт со мной, когда я поведу гулять Индивида? Ой! Оказывается, уже первый час. Он совсем заждался меня!

— Конечно, можно, — сказала мама. — Может быть, вы купите мне чего-нибудь из еды и заодно ещё шурупов, а то я не могу отлучиться с работы. Меня просили зайти в несколько квартир, так что уже пора бежать. Купите чего-нибудь вкусненького, каких-нибудь бутербродов с огурчиками и помидорками, такого, для чего не нужна плита.

— За шурупами надо идти в торговый центр, — обрадовалась Тюлинька. — Индивиду будет интересно, он там ещё не был. А то мы каждый день всё в лес да в лес! Ну, пошли, Гюро!

Они отправились в корпус «Ю», сели в лифт и поднялись на одиннадцатый этаж. Они пришли очень вовремя, потому что за дверью кто-то уже повизгивал, и скулил, и даже подвывал.

— Бедный малыш! — сказала Тюлинька. — Устал ждать. Всего-то пять минут первого, но Индивид понимает часы, вот и жалуется, что я припозднилась.

Индивид встретил их очень приветливо. Он был не из тех собак, которые долго помнят обиды и потом дуются. Какое там! Он вилял хвостом, притащил любимую тряпку и радостно приветствовал Гюро и Тюлиньку.

Наконец он решил, что достаточно наприветствовался, и всем своим видом показывал, что готов идти на прогулку.

Поняв, что его не хотят вести в лес, он ужасно удивился. Он не только выражал удивление, но и выказывал неудовольствие. Он стал тянуть к лесу, а Тюлинька тянула в другую сторону. Силы у них были приблизительно равные, поэтому они не двигались с места.

— Пройди немножко вперёд, Гюро, по направлению к Центру, — сказала Тюлинька. — Чтобы он понял, куда мы идём.

Гюро пошла, на ходу она то и дело оборачивалась и звала за собой щенка: «Индивид! Индивид!» Но он продолжал упираться. Тогда Гюро легла на тротуаре и замерла. Индивид посмотрел-посмотрел, потом дёрнул поводок и ринулся к Гюро. Наверное, он подумал, что Гюро заболела или с ней что-то случилось. Он так рванул вперёд, что Тюлинька чуть было не упала, кое-как она всё же удержалась на ногах. Она помчалась за ним как хороший бегун, и вот наконец Индивид остановился рядом с Гюро, обнюхал её лицо, помахал хвостом, с нетерпением приглашая её встать и показать, что она жива и здорова. Кажется, это волновало не только Индивида, потому что подоспевшие прохожие обступили Гюро и всё спрашивали: «Ты не ушиблась? У тебя ничего не болит?»

— Ничегошеньки! — сказала Гюро. — Это я только так.

Тут щенку потребовалось непременно поздороваться со всеми вокруг. На это ушло немало времени. И вот наконец они могли двинуться дальше. Главное, что он больше не вспоминал про лес. Ему даже понравилось гулять по тротуару, где со всех сторон неслись интереснейшие запахи, щенок на каждый из них останавливался, и Тюлинька и Гюро тоже поневоле останавливались.

— Ну и хлопотно же быть твоей дневной мамой, — сказала Тюлинька. — Но ничего не поделаешь, Индивид, приходится принимать тебя таким, какой ты есть.

Потратив довольно много времени, они наконец пришли в Центр. Магазинов там была уйма. Тут был и обувной магазин, и скобяные товары, и аптека, и часовой магазин, и парфюмерия, и продовольственные товары, а ещё были почта, и банк, и парикмахерские — женская и мужская, и зубоврачебный кабинет, и всё, что только можно придумать.

Перед магазином стояло много детских колясок и много собак. Повсюду на привязи ждали оставленные собаки, и Индивид очень обрадовался, но вёл себя осторожно. Хотя он ещё и не вырос из щенячьего возраста, но уже понимал, что собаки бывают добрые и терпимые, но бывают и злые, к которым не стоит соваться с разговорами.

— Мы возьмём тебя с собой в магазин, — сказала Тюлинька. — Чтобы ты не грустил тут один, дожидаясь нас в одиночестве.

Они зашли в магазин, взяли тележку для покупок. Индивид, казалось, был в таком приподнятом настроении, как будто хочет скупить всё, что есть в магазине. Кроме того, он явно собрался познакомиться со всеми присутствующими и, уж конечно, обнюхать все удивительные вещи, которые были выставлены на полках.

Но тут подошёл человек в форменном халате и сказал строгим голосом:

— Сюда нельзя входить с собаками, потому что тут торгуют продуктами питания.

— Ой, простите, пожалуйста, — сказала Тюлинька. — Но у меня никогда раньше не было собак, и я не знала про это правило. Мы сейчас же уйдём.

Всё бы обошлось благополучно, если бы Индивид не заметил, что человек в форменном халате говорит строгим голосом. А в таких случаях он всегда чувствовал себя провинившимся и сразу начинал просить извинения. Он хотел лизнуть человеку руку, помахать перед ним хвостом, положить ему лапы на плечи и сказать: «Ты больше на меня не сердишься?»

Мгновенно проделав всё это, он хвостом нечаянно смахнул с полки несколько составленных одна на другую коробок, за ними обрушились и остальные. Тут Индивид испугался. Он перепугался так сильно, что дёрнул за поводок, а Тюлинька от неожиданности выпустила его из рук, и пёс отчаянно заметался среди полок.

К счастью, это увидел один покупатель, стоявший у прилавка. Как видно, он умел обращаться с собаками. Поэтому он поймал поводок, погладил Индивида и сказал:

— Тише, тише, не бойся, тут ничего страшного!

Он отвел Индивида к Тюлиньке, и та сказала:

— Большое-большое спасибо вам! Придётся нам выйти на улицу, Гюро!

Выйдя из магазина, они увидели поблизости скамейку. Тюлинька привязала к ней щенка и попросила Гюро:

— Если можешь, то посиди с ним, пожалуйста, тут, пока я одна схожу за покупками.

— Хорошо, — сказала Гюро.

Она гладила и гладила Индивида, а он улёгся и только шумно дышал, но вёл себя послушно и спокойно. Тут подошли две женщины и тоже сели на скамейку, где сидела Гюро. Должно быть, они только что побывали в магазине, так как были все увешаны пакетами, а сейчас решили немножко отдохнуть на скамейке. Женщины вели между собой беседу, и одна вдруг сказала:

— Ты её видела?

— Кого? — спросила другая.

— Да эту, которая у нас теперь работает дворником. Знаешь, что сказал мой муж? «Ни за что не стану её вызывать, когда в квартире что-нибудь испортится!» А ты же знаешь, он у меня не очень рукастый и раньше сразу звонил дворнику, когда надо было что-то починить. Но он считает, что теперь, с женщиной-дворником, в этом нет никакого смысла.

— Действительно, странные настали времена! — сказала другая женщина. — Интересно посмотреть, как она будет справляться.

— Она справится, — сказала Гюро. — У Эрле всё получится, она всё умеет.

Обе женщины испуганно взглянули на неё и поспешили удалиться.

— Не обращай внимания, Индивид, — сказала ему Гюро. — Они же просто ничего не понимают.

Щенок поднял голову и посмотрел на неё так, как будто он всё понимает. Он положил ей голову на колени, словно хотел утешить.

Наконец Тюлинька вернулась, и они пошли домой. На обратном пути Индивид шёл рядом, как паинька, словно показывая, что быть у него дневной мамой вовсе не так уж хлопотно.

— Сначала мы забежим к тебе, Гюро, — сказала Тюлинька, — и оставим там покупки, а потом ты, как всегда, пойдёшь ко мне.

— Хорошо, — сказала Гюро, потому что ей совсем не хотелось оставаться дома наедине с телефоном.

— Я немножко скучаю по нашей комнате в пансионате, — сказала она. — Особенно по моему диванчику. Хочешь посмотреть, что я вчера нарисовала?

— Конечно, хочу.

Она долго разглядывала рисунок, как будто о чём-то задумалась над ним, но долго думать ей не дали, потому что Индивиду страшно понравилась эта квартира, такую замечательную он видел впервые в жизни. Тут можно было носиться по комнатам и подбегать ко всем стенам, ни на что не натыкаясь по пути, только в комнате он уронил папин портрет, а потом так усердно нюхал телефон, что свалил на пол трубку.

— А теперь идём ко мне, — сказала Тюлинька. — Мне хочется немножко отдохнуть, а тут даже лечь не на что.

Гюро довольно долго побыла у Тюлиньки, но тут и у неё зазвонил телефон, на этот раз ей позвонила мама:

— Алло! — сказала мама. — Гюро может идти домой. Огромное спасибо тебе за покупки, Тюлинька. И спасибо, что помогла с Гюро. Просто отправь её домой, она уже знает дорогу.

— Хорошо, — ответила Тюлинька. — Мне как раз надо сегодня съездить в город по делу. А завтра я приду за ней пораньше, чтобы ей не оставаться одной с телефоном.

— Отлично, — сказала мама.

Придя домой, Гюро так и вытаращила глаза от удивления, потому что квартира уже была не пустая. На полу лежало два больших матраса и целая куча одеял и подушек, а в углу появился даже раскладной столик и три складные табуретки.

На одном матрасе, поджав под себя ноги, сидела мама, на другом сидел Нильс, которого раньше звали Сократом.

— Это опять мама Нюсси нас выручила, — сказала Эрле. — Узнав, что нам сегодня не привезут мебель, она прислала с детьми все эти вещи: Нюсси, и Бритт-Карен, и та девочка, которую зовут Аврора, всё притащили. Матрасы, правда, принёс папа Нюсси, потому что они тяжёлые. Но, когда они собрались уходить, один человек не захотел идти домой. Нильс остался у нас, и мы с ним очень славно провели время. От него я очень много узнала о Фабельвике, где они жили, когда были на севере.

Я узнала про Альфреда с набережной, и про женщину, которая работает помощницей судьи, и про Томаса и Юханну, и про вяленую треску, которая там называется Стокфиссо. Я правильно сказала, Нильс?

— Да, — подтвердил Нильс с довольным выражением.

— А ещё я узнала про Чучело, который сто лет проспал в комоде.

— А где он сейчас? — спросила Гюро.

— Он стоит на балконе и оттуда, с девятого этажа, озирает окрестности, — сказала мама. — Родители Нильса позвонили и сказали, что он может побыть у нас до шести часов. Я уйду, у меня там ещё остались дела, а рабочий день кончится в пять. А если кто-нибудь позвонит, ты, Гюро, скажи, что я буду после пяти.

Вдвоём с Нильсом Гюро не боялась телефона. Пускай себе там стоит, а если кто-то позвонит, она будет знать, что ответить. Она будет говорить так же вежливо, как Тюлинька: «Квартира дворника. Слушаю вас. Она будет в пять». Ей пришлось повторить эти слова три раза, потому что три раза позвонил телефон. А потом он молчал до маминого возвращения. Мама пришла такая усталая, что так и плюхнулась на матрас, и вид у неё был точно она сейчас заснёт. Гюро и Нильс стали играть тихонько и переговаривались только шёпотом, а то и вовсе молчали. В ванной они поиграли с корабликом, в комнате Гюро повозили по полу трактор, потом пошли на кухню с лошадкой, а с Вальдемаром и Кристиной вообще играли всё время, и всё было так, как будто они знакомы давным-давно. Иногда Нильс взглядывал на неё, улыбался ей от души и говорил: «Гюро! Гюрочка!»

В шесть за ним пришли Нюсси и Аврора, а когда он ушёл, проснулась мама, и Гюро сказала:

— Давай поиграем в «Чёрного Петера»!

— Хорошо, — сказала мама. — Сейчас поедим, а потом поиграем в «Чёрного Петера». Я захватила с собой пробку, так что нам будет чем мазать носы.

Зашёл Бьёрн — проведать, как они поживают. Он немножко удивился, увидев, что мама сидит на матрасе с чёрным носом.

Они рассказали ему всё, что случилось за этот день.

— Ничего не скажешь, трудноватый денёк для вас выдался. Авось завтра будет полегче! — ободрил их Бьёрн.

Так и случилось. Денёк выдался как на заказ: во-первых, светило солнце, а во-вторых, Тюлинька пришла пораньше, и Гюро не пришлось отвечать на звонки. Тюлинька сидела на складном стуле и играла, как будто она, как раньше, работает телефонисткой. И, не дожидаясь вечера, ещё в первую половину дня, приехал фургон и привёз все вещи Гюро и Эрле. Было так здорово снова их увидеть! Как будто встретить старых друзей. Но у комнаты Гюро вид был немного странный, потому что в ней стояла только детская кроватка с решеткой и всё.

— Ничего, — сказала мама. — Понемногу смастерим для тебя что-нибудь.

Но этот день, решивший стать хорошим и солнечным, на этом не успокоился, и, когда большой фургон уехал и все вещи были внесены в квартиру, Гюро выглянула в окно и увидела, что подъехала ещё одна машина. Это был маленький грузовичок. Он был красный, и в кузове стояла только одна вещь. Она была закрыта брезентом, так что нельзя было понять, что под ним спрятано. Из машины вышел водитель, большой и толстый дядечка с усами.

— Я к Гюро Люнгмю из квартиры дворника в корпусе «Ц». Это здесь?

— Здесь, — сказала Гюро. — Только её зовут не Гюро, а Эрле.

— Это ошибка, — сказал дядечка. — Здесь четко написано «Гюро». Я согласился завезти то, что нужно, потому что я живу в лесу и всё равно еду мимо. Есть тут кто-нибудь по имени Гюро?

— Есть. Это я. Но я только маленький дворник. А настоящий дворник Эрле.

— Так, так, — сказал дядечка. — Тогда всё вроде бы сходится.

Он залез в кузов и поднял вещь, закрытую брезентом. И тут Гюро увидела, что это было. Это был диванчик-кроватка.

— Тюлинька! — воскликнула Гюро. — Это мой диванчик!

Маленький диван-кровать был поставлен в её комнату, а Тюлинька расписалась, что он правильно доставлен на место, и поблагодарила:

— Большое вам спасибо!

Затем она взяла в руку письмо, а в письме было сказано: «Для Гюро от хозяйки пансионата, Андерсена из номера пятого и Тюлиньки из Тириллтопена».

— Ой! — сказала Гюро. — Вот уж обрадуются Вальдемар и Кристина!

И сама Гюро тоже радовалась, а диванчик стоял с таким видом, как будто всегда жил в этой комнате.

Спустя несколько дней к нему добавились красненькие саночки с надписью «Гюро». Сейчас, правда, Гюро не могла кататься на санках, но сидеть на них было так приятно, что Гюро не захотела, чтобы их на всё лето отнесли в помещение для спортивных принадлежностей. Она захотела оставить их у себя в комнате. Здесь же стоял и трёхколёсный велосипедик. Всю зиму он провёл на складе в Гампетрефе и, наверное, был теперь рад снова оказаться у Гюро. Спустя ещё несколько дней у Гюро появилась книжная полка. Полку сколотила мама. А ещё на стенах висели теперь картины, нарисованные папой. Висел там и рисунок Гюро, на котором она изобразила пансионат, и ещё одна замечательная вещь висела на стене — это была скрипка. Раньше на ней играл папа Гюро, и мама сказала, пускай эта скрипка теперь висит в её комнате, чтобы Гюро с ней познакомилась. Может быть, когда-нибудь Гюро и сама захочет научиться на ней играть.

Иногда Гюро снимала скрипку со стены, но у неё получались какие-то странные звуки, совсем непохожие на те, что струны издавали у папы, так что Гюро снова убирала её на место. Но ей нравилось смотреть на неё, и она была рада, что скрипка тут рядом. Хорошенький диванчик так и оставался теперь всё время диванчиком. Гюро спала в своей старой кроватке. Но если кто-нибудь придёт к ним с Эрле в гости с ночёвкой, то диванчик снова поиграет в старую игру и притворится кроватью.

Летняя мечта

Гюро ждала маму, сидя перед своим корпусом. Когда мама работала на улице, Гюро проводила время рядом с нею, но, когда мама шла к кому-нибудь из жильцов, у которых в квартире требовалось что-то чинить, Гюро оставалась ждать во дворе. Мама сказала, что неизвестно, понравится ли жильцам, если она придёт к ним вдвоём с Гюро.

Гюро была одета в одни только шортики, потому что сейчас было лето, но она не бегала по двору, хотя любила бегать так, чтобы волосы при этом развевались на ветру. Она не бегала, когда оставалась одна. Вот рано утром, это да! Тогда они бегали вместе с мамой. Они вставали в шесть часов, а Эрле нужно было начинать работу только через час. Этот час был самый лучший! Они нарочно вставали так рано, чтобы побыть вместе.

Сначала они умывались, одевались и накрывали стол к завтраку. Мама наливала воду, включала кофейник на единицу, и они выбегали на улицу. Они делали так с самого первого дня, как сюда переехали. В это время вся лужайка, со всеми деревьями и кустами, принадлежала им одним. Несколько раз они бегали до самого леса, а если чувствовали, что запыхались, то начинали спокойно прохаживаться и беседовать. Несколько раз они встречали Индивида, которого его родители в это время выводили на утреннюю прогулку. Конечно, они на самом деле не были его родителями, ведь Индивид был собакой, но Тюлинька называла их папочкой и мамочкой. У этих людей не было ребёнка, а им очень хотелось о ком-то заботиться и воспитывать, вот они и взяли в дом щенка.

Индивид каждый раз радовался встрече с Гюро и с восторгом бросался её приветствовать. Но ему мало было поприветствовать её один раз, и Гюро гладила его, приговаривая: «Попозже мы с тобой ещё погуляем, когда придёт Тюлинька». Щенок в ответ вилял ей хвостом, показывая, как он рад.

Домой Гюро и Эрле приходили, нагуляв хороший аппетит, они спокойно успевали позавтракать и даже помыть посуду. Но на этом всё кончалось, потому что маме пора было идти на работу. Если она шла подметать дорожки перед домом и убирать мусор, Гюро шла вместе с ней, и, когда мама подстригала газон, она тоже могла оставаться с мамой. Но в котельную мама не разрешала ей ходить.

Тогда Гюро садилась перед домом и ждала, не выйдет ли кто-нибудь знакомый. Жаль только, что приехали они с мамой в Тириллтопен в самое неудачное время — стояло лето, и все, кто мог, разъехались на каникулы. В доме осталось совсем немного детей. Гюро ещё не успела со всеми перезнакомиться, познакомилась только с маленьким мальчиком, которого звали Нильсом. Гюро очень ждала, когда он выйдет, но после первого дня он ни разу не показывался во дворе. Гюро видела его сестру, которую звали Авророй. Она дружила с Нюсси. И однажды Гюро услышала, как Аврора сказала:

— Как только он поправится, мы поедем к бабушке в Бесбю.

Тогда Гюро догадалась, что Нильс заболел. И вот однажды утром она увидела, как синенькую машинку с красными крыльями завели и она подкатила к подъезду, а потом она увидела, как Нильс, его родители и Аврора вышли с чемоданами и рюкзаками, сели в неё и уехали.

Очень многие поразъехались. Некоторые ужасно долго возились, перетаскивая вещи в машину. Некоторые сердились, как будто были недовольны, что едут на каникулы, но на самом деле они сердились, наверное, оттого, что волновались, поместятся ли все вещи, которые они взяли с собой, и спорили, как их лучше уложить. Другие вели себя так, словно для них это обычное дело, не сердились, а, нагрузив вещи на крышу машины, спокойно уезжали.

И тут Гюро заскучала по папе. Вот если бы папа был здесь, мама тоже поехала бы в отпуск! Они взяли бы с собой уйму всяких вещей, но они бы не суетились, а аккуратно сложили бы рюкзаки и выехали со двора.

Но папы уже нет. Он никогда больше не придёт, потому что умер. И тут Гюро стало так тоскливо, что она поскорей начала думать о чём-то другом. Вот если бы Бьёрн вдруг пришёл и сказал, что возьмёт их с собой на каникулы! Он же ездит с сыном в хижину в Кюлпене, значит, может, и скажет, что берёт с собой маму и Гюро. Они бы не стали долго копаться, но пускай бы Бьёрн подъехал на машине к корпусу «Ц», чтобы все в корпусе видели — Гюро уезжает на каникулы! Мама и Бьёрн привыкли вместе работать, потому что уже работали так до того, как мама стала дворником, они бы не спорили друг с дружкой, как лучше уложить вещи, потому что и так понятно — вещи надо сложить в кузов. Туда же сядет Гюро и, наверное, сын Бьёрна, если он тоже поедет. Гюро не могла решить, хочется ли ей, чтобы он тоже смог поехать. Она же его не знала. И Бьёрн тогда возьмёт на руки не её, а этого мальчика. Так что пускай уж лучше этот мальчик сидит у себя дома.

Однажды подумав так, Гюро стала думать об этом каждый день, когда сидела перед корпусом. Сначала она думала только до того места, как Бьёрн приезжает на машине, а мама выходит из дома с рюкзаками, и они уезжают. Думать каждый раз одно и то же неинтересно, и потому она решила думать, что будет дальше. Ну хотя бы о том, как они потом вернутся. Пускай будет так, как будто вокруг много людей и все это видят. Пускай как будто все дети, которые сейчас разъехались на лето, уже вернулись и все вышли на улицу, когда Гюро возвращается после каникул.

— Ты уезжала на каникулы, Гюро? — спросят дети.

— Да. Я была в Кюлпене, — скажет Гюро. Она не скажет «Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен» так, как будто это слово булькает в горле. Так она говорит, когда балуется, а при всех скажет «Кюлпен» как полагается, правильно. Но сейчас ей захотелось побаловаться.

Гюро взяла Вальдемара и Кристину и отправилась с трёхколёсным велосипедом за дом, чтобы ей никто не мешал думать, а то из корпуса мог кто-нибудь выйти и всё бы нарушил. Вообще-то Гюро побаивалась заходить за дом. Спокойнее всего ей было перед домом возле парадного, оттуда, если надо, всегда можно убежать домой. Мама дала ей ключ, чтобы она могла открыть дверь, когда захочет. Ключа никто не мог увидеть, потому что мама привязала его на ленточку, а ленточку пришила к карману шорт изнутри. Ключ лежал в кармане, там было его потайное место.

Но вот сейчас она решила пойти за дом, и, спрятавшись там, представить, как всё будет, когда она поедет на каникулы.

Вальдемар и Кристина тоже участвовали в приключении. Для Вальдемара и Кристины она сейчас была не Гюро, а Бьёрн, а Вальдемар и Кристина были мамой и Гюро.

— Здесь наш корпус, — сказала Гюро, ткнув пальцем на растущее за домом дерево. — А детская площадка — это как будто дорога. По дороге подъедет Бьёрн, а вы стоите и ждёте, чтобы ехать на машине в Кюлпен. Я сначала отойду с велосипедом, а потом подъеду, и тогда я буду уже Бьёрн. Не забудьте.

Она откатила велосипед подальше на детскую площадку, а затем развернула и сказала:

— Вот я отъезжаю от корпуса «Ю». Вы же помните, я живу там. Тррр. Вот корпус «Ц». Привет, Эрле и Гюро. Вы уже собрались?

— Скажи «да», Вальдемар! Ты сейчас — Эрле.

— Да, конечно, — сказал Вальдемар.

— Ты, Эрле, давай садись вперёд, а я уложу назад рюкзаки. А вот и Гюро! Ну-ка! Насколько тяжелее ты стала сегодня? Ого, ты, должно быть, много чего съела за то время, что мы не виделись. Вот, барышня, ты сядешь тут. Теперь хорошенько закроем дверцы — и поехали! Нам не к спеху, так что ехать будем осторожно. А ты, Гюро, можешь смотреть назад! Слышишь?

— Слышала, Кристина? Скажи «да», ты же сейчас я.

— Да, — сказала Кристина.

— Гюро, Гюро! — раздался громкий голос.

Это звала мама. Она вдруг вернулась в квартиру и в окно увидела Гюро.

— А я-то думала, куда ты подевалась. Ты же обычно играешь перед домом.

— Я уезжала на каникулы, — сказала Гюро.

Всё стало не так, как было у неё понарошку, поэтому она ничего больше не рассказала.

— Сейчас ты можешь побыть со мной, — сказала мама.

— Ты будешь работать на улице?

— Нет, я иду в одну квартиру на девятом этаже. И хозяева спрашивали, не можешь ли ты тоже прийти. Один маленький мальчик там очень хочет с тобой поиграть. Тот самый мальчик, который приехал сюда в один день с нами. Помнишь Нильса?

— Его нет дома. Он же уехал на каникулы.

— А сейчас вернулся. Он приехал вчера поздно вечером, вот ты и не видала. Две недели он гостил у бабушки в Бесбю, а теперь вернулся домой, он очень звал тебя. Его сестра уезжает завтра с Нюсси, а он остаётся дома один, так что он очень рад, что познакомился с тобой.

— Тогда я возьму с собой Вальдемара и Кристину, — решила Гюро. — У Нильса тоже есть кукла, очень большая, её зовут Чучело. Пускай они поиграют вместе.

— А я возьму с собой ящик с инструментами, — сказала мама. — Там, наверное, много мелкой починки. Они же ещё толком не устроились в квартире, потому что уехали отдыхать, не успев обжиться.

— Сначала Нильс болел, — сказала Гюро. — А когда он поправился, они уехали.

— И всё-то ты знаешь, — улыбнулась мама. — Наверное, потому, что сидишь всё время возле подъезда. По-моему, лучше бы ты шла на детскую площадку и побольше бы бегала. Сегодня я даже обрадовалась.

— Иногда я боюсь туда идти, — сказала Гюро, — а сегодня не побоялась.

Они сели в лифт и поднялись на девятый этаж. Гюро немного смущалась. Хотя они с Нильсом уже познакомились, но с тех пор давно не видались. Что, если она его теперь не узнает? А что, если Нильс расхотел с ней играть? Дверь открыл не Нильс, на пороге их встретила Аврора.

— Здравствуй, Гюро! Как хорошо, что ты пришла, — сказала она.

— А где Нильс? — спросила Гюро.

— Нильс куда-то ушёл, — сказала Аврора. — А дома остался только Сократ. Ты знаешь, что у него два имени, а мама решила, что ему лучше зваться Нильсом. Но Сократ не согласен. Он желает, чтобы его звали только Сократом. Ну вот, теперь он у нас Сократ.

— Ага, — кивнула Гюро. — А кем теперь будет Чучело? Его тоже зовут по-другому?

— Нет, Чучело как был, так и остался Чучелом. Иди сюда, Сократ! Гюро пришла.

Но Сократ не отзывался и на глаза не показывался.

— Меня, наверное, позвали, потому что надо что-то сделать, — напомнила о себе Эрле.

— Сейчас я позову папу, — сказала Аврора. — Он в ванной стирает. Завтра мы с Нюсси уезжаем, так что выстирать всё надо сегодня, а в прачечную папа не попал, потому что сегодня не его очередь.

— Надо же! — покачала головой Эрле.

— Одну минуточку, — послышалось из ванной. — Вот только повешу кое-какое бельишко на балконе.

Из ванной вышел папа с полным тазом мокрого белья. Увидев гостей, он, как был с тазом в руках, поклонился и сказал:

— Я знаю, что сушить бельё на балконе не положено, но сегодня так уж получилось. Аврора завтра уезжает, и к утру непременно нужно всё высушить. Я уж натянул верёвки пониже, чтобы никто не увидел.

— Я никогда не понимала, кому может помешать вид чистого белья, — сказала Эрле. — К тому же большинство жильцов поразъехалось, так что вешайте себе на здоровье.

— А те, кто остались, и сами стирают, — сказал папа. — В прачечной не было свободного места, и все верёвки увешаны бельём. А ну-ка, Сократ и Аврора, помогите мне, тогда дело пойдёт быстрее.

Аврора тотчас же пришла помогать, а Сократ всё ещё не показывался.

Гюро заглянула в ванную, но там мальчика не было. Она заглянула и в гостиную. И тоже никакого мальчика, зато там стоял удивительный диванчик, который на самом деле явно был садовой скамейкой, и стояло пианино, а на полу уйма картин.

— Ты подавай мне вещи по одной, а я буду вешать, — послышалось с балкона. — Тут только один носок. Куда бы это второй мог подеваться?

Гюро ещё раз заглянула в ванную и увидела там на полу насквозь мокрый красненький носочек.

— Вот он, — крикнула Гюро. — Вот второй носок.

— Ты просто молодец, — сказал папа. — Будем надеяться, что погода не испортится, чтобы всё успело высохнуть.

— Ну вот, мастер, я и пришёл, — сказал папа. — Нам надо развесить эти картины. Стена такая крепкая, что без инструментов тут не забьёшь ни одного гвоздя.

— Когда надо вешать большие картины, я пользуясь дрелью, — сказала Эрле. — Кстати, у меня есть с собой шурупы, так что могу прямо сейчас этим заняться. Скажите только, куда вы хотите повесить картины, и мы тут же всё сделаем.

— Как вы думаете, мастер, хорошо будет, если повесить вот эту большую над садовой скамейкой?

— Маму зовут Эрле, — подсказала Гюро. — Тогда вам не надо будет всё время называть её «мастер».

— Очень приятно, — сказал папа. — А меня, если хотите, зовут Эдвард. Правда, что квартиру к нашему приезду покрасили вы?

— Да, я люблю малярную работу, — сказала мама. — И столярничать тоже.

— Хотел бы я научиться столярничать, — сказал Эдвард. — Ведь часто бывает, что нужно бы смастерить полку или ещё что-нибудь в этом роде, но в школе я не очень-то успевал по труду, а с тех пор как-то не приходилось ничем таким заниматься.

— Я подумывала открыть осенью столярные курсы, — сказала Эрле. — У многих людей бывает желание сделать что-то своими руками.

— Замечательно, — сказал Эдвард. — Записываюсь прямо сейчас! Аврора! А где там Сократ? Он же так хотел, чтобы Гюро пришла, а когда она тут, взял и сбежал.

— Пойдём, Гюро, поищем, — сказала Аврора. — Посмотрим, нет ли его в спальне.

Они заглянули в спальню, но никакого мальчика там не было. Аврора легла плашмя на пол и заглянула под кровать, но и там никого не оказалось. Гюро посмотрела на платяной шкаф, вспомнив, как в первый день своего знакомства они с Нильсом, который теперь звался Сократом, прятались у неё в гардеробе, а первым придумал залезть туда Нильс.

Она показала пальцем на дверцу шкафа, и Аврора осторожно её приоткрыла. В шкафу стояла большая кукла, которую звали Чучело, но мальчика там не было. Странно, Чучело здесь, а Сократа нет!

— Посмотрим-ка в шкафу, который стоит в детской. Возьмём с собой Чучело и будем делать вид, что разговариваем с ним. Сократ, по-моему, застеснялся. Раньше за ним такого не водилось. Это началось, когда мы уехали из Фабельвика. Он там очень привык, а тут для него всё было новое, хотя маленьким он жил здесь, только уже почти ничего про это не помнит. Фабельвик он то и дело вспоминает, а иногда начинает говорить по-тамошнему. Теперь он побывал в Бесбю и познакомился там с местными детьми. Сократ очень легко подхватывает всё, что услышит, и сейчас он чаще всего говорит, как принято здесь у нас. А ты уедешь на каникулы, Гюро?

— Да, — серьёзно кивнула головой Гюро. — Я поеду в Кюлпен.

— Ну вот! Надеюсь, что это будет не прямо сейчас, а чуть погодя, — сказала Аврора.

— Погодя. Ещё не скоро.

— Хорошо, что ты будешь играть с Сократом, — сказала Аврора. — А то он привык, что я за ним смотрю, а тут вдруг возьму и уеду. Ты так хорошо за ним присмотрела в самый первый день.

— Ладно, — сказала Гюро.

Отчего же не присмотреть за Сократом, хотя они с ним и одного возраста! Ведь если он вдруг загрустит, как, например, сейчас, она может его утешить и придумать, как его снова развеселить.

— А теперь мы пошли в детскую, — сказала Аврора.

Но в эту секунду Аврору позвал папа, чтобы вместе с ней решить, куда какую картину повесить.

Гюро и Чучело остались в прихожей одни. Зайти в детскую или не заходить?

Она немного приоткрыла дверь и громко спросила:

— Ты не знаешь, Чучело, куда подевался Сократ?

Ничего не ответив, Чучело продолжал смотреть на неё немигающими глазами.

— А мы зайдём и посмотрим! — сказала Гюро.

В детской было пусто, а дверь платяного шкафа была закрыта, но не совсем плотно.

— Может быть, ты, Чучело, посмотришь, спрятался там Сократ или нет? — сказала Гюро. — А я только постою рядом.

Гюро просунула голову Чучела в шкаф, и как только голова оказалась внутри, из шкафа показались чьи-то обутые в тапочки ножки. Ножки быстро-быстро спрятались, убравшись под полку. Тогда Гюро вынула Чучело из шкафа и сказала:

— Ладно, мы с тобой тут подождём. Можешь пока поиграть с Вальдемаром и Кристиной.

— Чучело не играет в игрушки, — послышалось из шкафа. — Он уже взрослый и только думает, а ещё он любит осматриваться по сторонам. Пускай он идёт ко мне, а ты можешь поиграть в детской.

Гюро снова засунула Чучело в шкаф, а сама принялась играть. В комнате Сократа был большой грузовик, и Гюро усадила Вальдемара и Кристину в машину, легла на пол и стала их возить.

— Пускай это будет как будто мебельный фургон, — сказала она, — а вы едете в нём. Вам ехать далеко-далеко.

Тут Сократ высунул голову из шкафа. Он улыбнулся и долго разглядывал Гюро, а Гюро делала вид, что не замечает его, и только тарахтела, как мотор, приговаривая:

— Мы едем через большой лес, а в лесу стоит лось.

Тут Сократ весь вылез из шкафа, а с ним и Чучело.

— Давай играть, как будто мы переезжаем на новое место, — сказал Сократ. — Мы переезжаем в Фабельвик, — объяснил он, показав пальцем в сторону ванной.

Гюро развернула грузовик и направилась, куда он показывал.

Сократ с Чучелом тоже направились туда, а когда все прибыли в ванную, Сократ шёпотом сказал:

— Давай запрёмся изнутри, тогда будет как будто мы взаправду переехали, а Аврора-та с нами не поехала, она уехала с Нюсси. — Он повернул в замке ключ и сказал: — Ну вот, мы приехали в Фабельвик. Показать тебе ботик?

— Ботик? — спросила Гюро. — А что такое ботик?

— Никак, ты не знаешь, что такое ботик? Это такая лодка, я хожу на ней в море, когда хочу наловить рыбы. Чучело пускай будет Альфредом с набережной, а Кристина-та помощницей судьи, а ты, коли хочешь, будешь моей Стокфиссо. Стокфиссо — это сушёная рыбина, была у меня как-то одна.

— Угу, — согласилась Гюро. Уж лучше быть сушёной рыбиной, чем помощницей судьи, ведь Гюро даже толком не знала, что значит «помощница судьи».

— Ты живёшь в Африке, — сказал Сократ. — А приехала только на побывку.

С этими словами он отвернул кран и пустил воду.

— Ой, не надо! Это же нельзя… — хотела остановить его Гюро.

— Я только холодную, — сказал Сократ. — Холодную можно.

Вода лилась из крана со страшным шумом.

И вскоре в дверь постучали, но Гюро и Сократ не услышали стука. Они продолжали разговаривать шёпотом. Но при таком шуме Сократу приходилось шептать в самое ухо Гюро:

— Видишь над умывальником лампочку, — сказал он. — Это полуночное солнце. Сейчас ночь, а солнце всё равно светит, у нас в Фабельвике всегда так бывает.

— Всё, хватит воды, — сказала Гюро, потому что ванна уже наполнилась до половины.

— Это же Вест-фьорд, — не соглашался Сократ. — Вест-фьорд не такой маленький, а за ним открытое море. А в мойке пускай будет Фабельвикский фьорд, он не очень большой, а вон идёт корабль, он называется «Молодец». Он небольшой, потому что это катер и ходит только по фьорду и причаливает к пристани у Альфреда.

Сократ усадил Вальдемара на край умывальника и пустил по воде мыльницу, она изображала кораблик.

Затем пришёл черед ботика отправиться в плавание по фьорду.

Решив, что во фьорде набралось достаточно воды, Сократ выключил кран, и тут оба ясно услышали стук в дверь.

— Ты там, Сократ? — спрашивала Аврора.

Сократ замотал головой, и Гюро тоже замотала.

— Ты там, Гюро? — спросила Аврора.

Сократ поглядел на неё и снова помотал головой, помотала головой и Гюро, но оба ничего не ответили.

— А знаешь, Сократ, папа-то напёк булочек, они уже готовы, так что выходите к нам пробовать.

— Мы переехали в другое место, — ответил Сократ. — Мы с Гюро переехали в Фабельвик, мы далеко.

— Пошутили — и хватит, — сказала Аврора. — Сократ, сейчас же отопри дверь!

— Я ушёл в море на ботике. Так что не могу. А Стокфиссо уехала в Африку.

— Папа! — позвала Аврора. — Сократ не открывает. Он говорит, что уехал в Фабельвик.

— Вот оно что! Ну, передай ему от меня привет. — Подойдя к двери, папа сказал: — Пожалуйста, оставайся там, Сократ, если тебе так больше нравится. Живи себе в Фабельвике, зато нам с Авророй и Эрле достанется больше булочек. Могу, конечно, прислать вам в северные края несколько штук, чтобы вы тоже угостились. А так, если хотите оставаться в ванной… то есть я хотел сказать, в Фабельвике, то, пожалуйста, никто не возражает.

— Так и быть, — сказал Сократ, — я открою.

Он попробовал повернуть ключ, но тот не слушался.

— Может, надо было повернуть в другую сторону? — сказала Гюро.

Но ключ застрял и вообще не поворачивался.

— Караул! — воскликнул папа Эдвард. — Я совсем забыл. С ключом и раньше было что-то не так. Я только сейчас вспомнил. Эту дверь мы обычно не закрываем на ключ. Попробуй ещё раз, Сократ, осторожно.

Они услышали, как Сократ за дверью возится с ключом, но тот никак не поддавался.

Тут Эрле тоже подошла к двери.

— Послушай, Гюро, — сказала она. — Может быть, вы сумеете вытащить ключ из замка и ты просунешь его мне в щель под дверью. Видишь, там есть щёлка между порогом и дверью.

— Попробую, — сказала Гюро. — Но вообще-то я сушёная рыбина.

Эрле заметно всполошилась, но папа Сократа только рассмеялся:

— А зовут тебя, случайно, не Стокфиссо?

— Ага, — ответила Гюро. — Вот ключ. Я вытащила его, сейчас просуну вам.

Из-под двери показался ключ. Эрле облегчённо вздохнула и сказала:

— Отлично.

Подобрав ключ с полу, она воткнула его в замок со своей стороны, но ключ действительно оказался негодным и замок не работал. С наружной стороны тоже ничего нельзя было сделать.

Из ванной послышался плеск воды, и раздался голос Сократа:

— Эй, люди! Давайте выручайте нас скорее, а то на Вест-фьорде штормит!

— Послушай, Сократ, — сказал папа Эдвард. — Сделай, пожалуйста, так, чтобы вернулась хорошая погода, а то мы не расслышим друг друга.

— Тут такое дело, — начал Сократ. — Ничего наперёд не скажешь.

— Это он говорит, что разыгралась непогода, — шёпотом пояснил Эдвард.

— Придётся повозиться, — сказала Эрле. — Нужно вывинтить замок.

Очень кстати оказалось, что она пришла с инструментами, а Бьёрн уже научил её, что делать, если кто-то нечаянно заперся в ванной и у него заело замок.

Она принялась выкручивать маленькие винтики, которые удерживали замок, но они плохо поддавались, ведь их, наверное, давненько никто не трогал.

И тут вдруг Гюро испугалась. Что, если мама не сумеет вынуть замок? Вдруг им с Сократом суждено навсегда остаться в ванной? Она заколотила в дверь кулаками и заголосила:

— Мама! Выпусти меня!

Как только она подняла крик, закричал и Сократ:

— Папа! Я не хочу больше оставаться в Фабельвике! Я хочу в Тириллтопен, есть булочки! И Чучело тоже!

— Тише! Тише! — успокаивал их папа. — Осталось совсем немножко подождать. Мама у Гюро всё умеет. Правда же, хорошо, что она как раз пришла? Да, Сократ? У неё с собой целый ящик со всякими инструментами. Там и щипцы-кусачки, и молоток, и отвёртки, и чего только нет.

Тут первый винтик вывалился на пол, и железная накладка, за которой был спрятан замок, зашаталась. Но Гюро и Сократ не могли этого видеть.

— Ещё один винтик, и всё — дело в шляпе, — сказала Эрле.

Она сняла железную накладку, заглянула в замок и снова попыталась повернуть ключ. Затем она посветила в замочную скважину фонариком:

— Там что-то мешает, вот ключ и застревает, — сказала Эрле. — А ну-ка, посмотрим. Надо же! Там, кажется, заколка для волос. И как только она туда попала?

— Знаю, знаю! — сказала Аврора. — Однажды мы с Нюсси играли в ванной и понарошку там заперлись. Вместо ключа мы использовали заколку и заперли дверь, наверное, неправильно. Это случилось давно, ещё до того, как мы переехали в Фабельвик.

— Вот оно что выясняется! — сказал папа Эдвард.

Тут Эрле отперла дверь, и папа сказал:

— Добро пожаловать в Тириллтопен, путешественники!

Гюро очень удивилась. Она думала, что папа Сократа будет браниться, а ей попадёт от мамы, но родители только обрадовались, что вызволили детей из ванной. А папа Эдвард сделал совсем неожиданную вещь: он взял и выкинул ключ в мусорный мешок со словами:

— Никогда в жизни не буду держать в квартире такого ключа. Если б не Эрле, не знаю, что бы я делал. А теперь все за стол!

Они ели булочки и запивали молоком, и вдруг неожиданно в дверь позвонили. Эдвард пошёл открывать. На пороге стояла женщина.

— Дворник здесь? — спросила она. — Мне сказали, что она пошла к вам работать. Ах, вот она какая работа! — недовольно протянула посетительница, увидев сидящую за столом Эрле.

— Нет, не такая! — сказал Эдвард. — Если хотите знать, какую работу выполнила мастер Эрле за то недолгое время, что она была здесь, то пожалуйста: она развесила все наши картины, а ещё успела вызволить из ванной двух ребятишек, которые там заперлись и не могли выйти из-за того, что замок заклинило.

— Спасибо за угощение, — сказала Эрле. — Что у вас нужно сделать?

— Я забыла в квартире ключ и захлопнула дверь, теперь я не могу попасть домой. Говорят, что у дворника имеется запасной.

— Так и есть. Сейчас за ним сбегаю. Какой, вы сказали, номер вашей квартиры? Девятьсот девять? Пойдёшь со мной, Гюро?

— Пускай она ещё побудет у нас, пока мы с папой не поедем в город, — попросила Аврора. — Она даже булочку не успела доесть.

Эрле посмотрела на Гюро. Казалось, ей очень понравилось сидеть за столом и уплетать булочки в обществе Авроры и Сократа.

Поев, они уселись втроём на полу в спальне и покатали мячик. Потом им пришлось уступить место Эдварду, так как он пришёл мыть пол, но в остальное время спальня была предоставлена в их распоряжение, и вся троица наигралась к полному своему удовольствию, только Гюро и Сократ играли уже не в Фабельвике, а в Тириллтопене.

Дворник Сократ

Гюро сидела перед своим корпусом. Она так и проводила время: то покатается, то посидит, то опять покатается. Вальдемара и Кристину она на этот раз с собой не взяла. Они остались с Тюлинькой дежурить на телефоне.

Раньше Гюро приходила к Тюлиньке, и та за ней смотрела в качестве дневной мамы, теперь же стало наоборот: в десять утра Тюлинька сама приходила к Эрле и Гюро и, можно сказать, поселилась у них в квартире. Она сказала, что гораздо интереснее, если ты ходишь на работу, и в этом не было ничего удивительного, ведь Тюлинька привыкла всю жизнь работать телефонисткой, и ей было скучно всё время сидеть дома. К тому же и Индивид уехал на каникулы, так что сейчас ей не нужно было каждый день выводить его в двенадцать часов на прогулку.

Гюро рада была, что Тюлинька к ней приходит и в доме всегда кто-то есть. Гюро могла гулять, сколько захочет, но когда она приходила домой, там её встречала Тюлинька. В квартире у Эрле Тюлинька занималась не только тем, что отвечала на телефонные звонки. Она ещё много писала и вставляла в альбом фотографии. У неё накопилось много фотографий, которые она наснимала фотоаппаратом, подаренным по случаю переезда из пансионата в Тириллтопен, а теперь она о них писала. Тюлинька не просто подписывала фотографии, а про каждую писала несколько страниц, и тогда вокруг каждой фотографии складывалась история, и в этих историях рассказывалось про Гюро и Индивида, про Эрле и Бьёрна, про маму Нюсси и про всех людей, с которыми Тюлинька познакомилась в Тириллтопене.

Иногда она фотографировала и незнакомых людей и тогда сама сочиняла о них маленькие истории. Тюлинька была довольна, и, когда звонил телефон, она отвечала спокойно и уверенно: «Это квартира дворника. Я принимаю заявки». Для заявок у неё был маленький блокнотик, в него она записывала, из какой квартиры звонили и что там нужно сделать. Если дело оказывалось срочное, она звала из окна Гюро и посылала её за мамой. Таким образом, они все втроём работали дворником. Но сейчас Гюро не была занята и каталась на велосипеде. Вслух она ничего не говорила, но про себя вела долгий рассказ. Так она играла в свою любимую игру — в то, как за ними в один прекрасный день приедет Бьёрн и всех отвезёт в Кюлпен. Мама ничего не знала про эту игру, не знала и Тюлинька. Знали только Вальдемар и Кристина, но они никому про неё не рассказывали. Но вот вчера, когда Гюро была в гостях у Авроры и Сократа, случилось так, что Аврора спросила, поедет ли Гюро на каникулы, а Гюро, не успев подумать, проговорилась: «Я поеду на каникулы в Кюлпен». Она так сказала просто потому, что ей очень этого хотелось, и потому, что приятно же, когда ты можешь ответить человеку на заданный вопрос.

Сейчас Гюро играла. Подъехав к парадному, она слезла с велосипеда, повернулась к окошку, за которым жила семья дворника, и помахала рукой. Затем она направилась к входной двери и сделала рукой так, как будто подняла какую-то тяжесть. Наверное, это был рюкзак Эрле. Подняв его, она сказала:

— Садитесь, пожалуйста, в кабину!

Затем она нагнулась к маленькой девочке, и эта девочка была сама Гюро, но сейчас-то она была Бьёрном, поэтому она подняла девочку и подсадила её в заднюю дверцу машины. Закрыв дверцу, она снова села на велосипед и сказала:

— Ну, поехали!

Однажды начав играть в эту игру, она повторяла её несколько раз. А теперь стала играть в то, что было дальше. Отставив в сторону велосипед, она отправилась гулять по лужайке среди кустов и деревьев. Сейчас это было место, где стояла хижина Бьёрна. Погуляв немного, она вернулась к велосипеду: теперь они ехали обратно в Тириллтопен. Гюро очень хотелось, чтобы побольше народу видело, как она возвращается после каникул у Бьёрна.

Подъехав к подъезду, она увидела, что там происходит что-то интересное. Перед подъездом стоял автомобиль, а к автомобилю был прицеплен жилой фургончик, и тут из подъезда вышли Нюсси и её родители. Было даже непохоже, что они собрались ехать на каникулы, потому что в руках они ничего не несли, зато с вещами был Эдвард, папа Авроры и Сократа. Он нёс рюкзак и непромокаемую одежду с парой резиновых сапог, которые не поместились в рюкзаке. Поверх рюкзака лежал недосохший красненький носочек. Последними вышли Аврора и Сократ. Сократ крепко вцепился в руку Авроры и ни за что не хотел её отпускать.

— А где же ваш багаж? — спросил Эдвард.

— Мы всё сложили ещё вчера, — ответила мама Нюсси. — Всё там, в фургончике. Мы так привыкли собираться, что и не заметили, как собрались.

— Ну, Аврора, желаю тебе хорошего отдыха, — сказал Эдвард. — Будь умницей и береги себя.

— Хорошо, папа. А ты береги Сократа и передай привет маме. Ты же знаешь, я скоро вернусь.

Сократ не хотел её отпускать. Наверное, он был недоволен, что Аврора куда-то уезжает.

— Гляди, вон Гюро! — сказала Аврора. — Ты же рад, что можешь с ней поиграть.

Но Сократ не поддавался на уговоры и никак не отпускал её руку. Тогда Эдвард подкинул его высоко, и Гюро услышала, как он говорит:

— Погоди, мы с тобой тоже придумаем себе каникулы. Ты же знаешь, что маме нужно ходить на работу, а мы с тобой возьмём и съездим к дяде Бранде, и там ты будешь за старшего у его близнецов.

— Сегодня поедем? — спросил Сократ.

— Нет. Это через недельку, — сказал Эдвард. — Сначала мне нужно докончить то, что я пишу.

Между тем Аврора и Нюсси забрались в машину, папа Нюсси сел за руль, а её мама обернулась и вежливо попрощалась с Сократом и его папой и тут, увидев Гюро, сказала ей:

— Как славно, что ты тоже поедешь на каникулы! Аврора говорила, что ты едешь в Кюлпен. Кланяйся от меня маме!

— Хорошо, — сказала Гюро и отъехала в сторону.

Машина с прицепом тронулась, Сократ немножко помахал, Эдвард махал долго и усердно, и Гюро тогда развернулась и подъехала к ним.

— Здравствуй, Гюро! — сказал Эдвард. — Не зайдёшь к нам поиграть с Сократом? Он говорит, что не хочет гулять во дворе.

— Мне некогда, — сказала Гюро. — Мне надо идти помогать дневной маме делать дворницкую работу.

— Ну раз так, ничего не поделаешь. А можно мне зайти к тебе и оставить заявку. Мне опять требуется помощь твоей мамы.

— Конечно, можно. Тюлинька записывает заявки, чтобы ничего не забыть.

— Ну так пойдём к Тюлиньке, — сказал Эдвард.

И они все втроём пошли в квартиру.

— Алло, — сказала Тюлинька так, как всегда начинала разговор по телефону, хотя они не позвонили, а пришли сами.

— Это Сократ, — сказала Гюро. — Раньше его звали Нильс, а теперь он опять Сократ.

— Не так, — сказал Сократ. — Сначала меня звали Сократ, потом Нильс, но это недолго, а теперь я снова Сократ, потому что меня так зовут.

— Правильно, всё так и было, — подтвердила Гюро.

— Как я рада наконец повидаться с тобой, — сказала Тюлинька. — Мне даже кажется, что я давно тебя знаю, Эрле и Гюро часто вспоминают тебя.

— Пошли в мою комнату, — сказала Гюро. — Я покажу тебе свой диванчик и скрипку.

Тюлинька и Эдвард остались разговаривать в гостиной. Эдвард спросил:

— Не могла бы Эрле помочь мне с занавеской для душа? Я уже купил всё, что требуется, но не очень разбираюсь в том, как её можно повесить.

— Я запишу и передам ей.

— Я слышал, что вы работаете дневной мамой у Гюро, — сказал Эдвард.

— Да, это так удачно получилось, — сказала Тюлинька. — Зимой я ушла с работы на телеграфе, а ведь я так привыкла каждый день ходить на работу и совсем растерялась, как я буду жить дальше — целый день одна наедине со своими мыслями. И тут как раз у нас в пансионате появились Гюро и Эрле. Они помогли мне с переездом, когда я переселялась сюда, и я так рада, что Эрле поступила сюда в дворники и мне не пришлось с ними расставаться.

— Повезло Гюро! — сказал Эдвард. — Всюду столько детей, которые сидят одни. Я вот тоже не знаю, как мне осенью быть с Сократом. У меня начнётся работа в школе, я буду преподавать в старших классах. Жена тоже работает, и Аврора будет ходить в школу. Когда мы приехали, Сократ в первый день очень напугался. Здешние ребятишки, кажется, его обидели, так что мне нужно найти кого-то, кто бы за ним присматривал. В детском саду мест нет. Все заняты.

— Я с удовольствием стала бы дневной мамой и для Сократа, — сказала Тюлинька. — И для Гюро так было бы лучше. Разве годится, что она всё время проводит только с Эрле да со мной, ей бы с детьми поиграть. Кроме неё я ещё работаю дневной мамой для одной собаки, но этот пёс сейчас уехал на каникулы. Про лето я ещё не знаю, как дальше сложится, потому что пока не решила, поеду я куда-нибудь или нет.

— Гюро ведь уезжает отдыхать, — сказал Эдвард. — Может быть, и вы на это время куда-нибудь съездите, а мы с Сократом собираемся отправиться к моему другу, который живёт в деревне.

— Разве Гюро куда-то уезжает? — удивилась Тюлинька.

— Н-да. Как там, она говорила, называется это место? Кюлпен, кажется.

— Вот как! — воскликнула Тюлинька. — Наверное, она просто не успела мне рассказать. Но у нас действительно есть знакомый, у которого там имеется хижина, так что, вероятно, вы правы.

Взрослые разговаривали, а Гюро и Сократ играли в комнате Гюро. Сократу так понравился диванчик, что он стал играть, как будто диванчик — это ботик. Сократ, как видно, всё ещё в воображении то и дело возвращался в Фабельвик, а в Тириллтопене ему очень не хватало лодок. Поэтому и диванчик стал у него понарошку ботиком, и они с Гюро отправились в плавание. Но, поиграв в эту игру, Гюро решила, что теперь её черед выбирать, во что играть дальше.

— Всё, диванчик теперь не ботик, — объявила она. — Теперь он автомобиль Бьёрна.

Так она начала играть по-своему, и Сократ узнал про её игру.

— Давай как будто мы приехали за мной и ты скажешь: «Сколько весу в тебе сегодня прибавилось?» Потом ты нагнёшься и поднимешь меня высоко-высоко и посадишь сзади в машину, а сам сядешь за руль.

— Ладно, — сказал Сократ.

С первой попытки ему не удалось поднять Гюро, ведь они были оба одного роста, но потом, поднатужась, он всё-таки оторвал её от пола и посадил в угол дивана. Сам Сократ сел впереди и повёл машину.

— Теперь ты должен спросить, не вывалилась ли я по дороге.

— Ты не вывалилась, Гюро? — спросил Сократ.

— Нет, не вывалилась, я просто играла, — сказала Гюро.

— Трр-трр-трр, — сделал Сократ. — Мы едем. Мы едем в Фабельвик к помощнице судьи и Альфреду с набережной.

— Нет, — поправила его Гюро, — мы едем в Кюлпен. Знаешь, как сказал мальчик из поезда? Он вот так, по-особенному сказал: «Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен».

— Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен, — повторил Сократ и захохотал.

Он стал повторять эти слова ещё и ещё. И Гюро тоже громко их повторила. Оба очень хохотали, и тут вдруг в дверях появился Эдвард.

— Привет, дружная компания! — сказал он. — Тюлинька разрешила вам тут поиграть. Она говорит, что раз уж стала дневной мамой для Гюро, то может заодно с ней взять и тебя.

— Ой, — ответил Сократ. — Не мешай нам, пожалуйста! Мы с Гюро едем в Кюлпен. Кюлпен, Кюлпен!

— Ладно, ладно! — сказал папа Эдвард. — У Тюлиньки записан мой телефон, и, если я тебе понадоблюсь, она даст тебе поговорить. Пока, не скучай!

Сократ немного задумался:

— Не уходи! — попросил он. — Если ты пойдёшь, я с тобой.

Но Гюро сказала:

— Если хочешь, Сократ, то мы можем опять поиграть, как будто диванчик — это ботик.

— Хорошо, — согласился Сократ. — Тогда мы сперва съездим в Фабельвик, а потом в Кюлпен.

Эдвард попрощался с Тюлинькой, но, уходя, неожиданно заглянул в ванную и проверил, есть ли там ключ. Ключ торчал в замке. Папа Эдвард вынул его и отдал Тюлиньке.

— На всякий случай! — сказал Эдвард. — Вчера они закрылись у нас в ванной, и тогда стало не до смеха.

— Я спрячу ключ подальше, — сказала Тюлинька. — Для надежности.

Когда папа Сократа ушёл, она снова принялась писать. Время от времени звонил телефон, Тюлинька брала трубку и записывала, что передать Эрле. Но через некоторое время она насторожилась, потому что в комнате Гюро стало что-то уж больно тихо, до того тихо, что Тюлинька испугалась. Там же играли двое ребятишек, и вдруг оттуда ни звука.

Она на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Так и есть — не слышно ни звука!

— Гюро! — позвала Тюлинька. — Ты там?

Никто не ответил. Тогда она открыла дверь.

— Гюро, Сократ! — позвала она снова.

И опять никто не откликнулся. Но тут Тюлинька увидела обоих. Дети лежали рядышком на полу около свободной стены. Они лежали так тихо, что у Тюлиньки перехватило дыхание.

— Вы что, заснули или, может быть, заболели? — спросила она и осторожно потрогала пальцем девочку. Гюро не отозвалась. Тогда она потрогала Сократа и, наверное, попала ему пальцем по животу. Сократу стало щекотно, он не удержался и начал смеяться, а Гюро закричала:

— И меня пощекочи!

— Во что это вы играете, дети? — спросила Тюлинька.

— Мы играем, как будто мы сушёные рыбины, — сказала Гюро. — Мы уже давно лежим на полке. Ну, Сократ, теперь, чур, я говорю, во что играть. Мы будем жеребятами, поэтому нам надо на улицу!

Они выскочили за дверь и начали носиться среди кустов и деревьев, которые росли перед домом. Гюро бегала так быстро, что её волосы развевались сзади флажком, а Сократ скакал вприпрыжку, а потом вдруг встал на четвереньки и опустил голову в траву, как будто он её ест.

В двенадцать часов пришла Эрле перекусить, и тут влетели Гюро с Сократом. Они ужасно проголодались, пока были сушёными рыбами и жеребятами.

Потом Эрле взяла их с собой, потому что ей надо было поработать во дворе, и они стали играть в дворников и тоже убирали двор.

Оба взяли по пластиковому мешку и стали собирать мусор, а когда замечали, что кто-то бросает на землю какую-нибудь бумажку, то делали строгое лицо и сразу подбирали за неряхой.

— Вы что-то выронили, — сказал Сократ дяденьке, который бросил в траву пустую пачку от сигарет.

— Что я выронил? — спросил дяденька.

— Вот это, — сказал Сократ, показывая ему смятую пачку.

— Так она же пустая, — удивился дяденька.

— Но мы уж так и быть за вами уберём, ведь мы дворники.

У дяденьки на лице появилось странное выражение. Казалось, он уже готов рассердиться, но Сократ так добродушно на него посмотрел, что дяденька пожал плечами и пошёл своей дорогой.

— Может быть, в другой раз он больше так не сделает, — сказала Гюро.

Потом пришла мама Сократа и увела его обедать.

— Папа позвонил мне на работу и сказал, где тебя искать, — сказала мама. — И я тоже хочу познакомиться с твоими новыми друзьями.

— Их зовут Гюро, Эрле и Тюлинька, — с гордостью сообщил Сократ. Ведь он мог назвать все имена, а мама, бедняжка, ни одного.

— Мы тут собрались три девушки, и все помогаем друг другу, — сказала Тюлинька. — Но нам очень приятно, что рядом есть теперь ещё и мальчик. Придёшь завтра снова, Сократ?

— Да. Приду и буду дворником.

— Отлично, — сказала мама. — Только захвати с собой бутерброды и ещё, пожалуй, бутылочку молока.

— Да, — кивнул Сократ. — А ещё мешок для мусора. Пока, Гюро. — И затем добавил шёпотом: — Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен.

Гюро кивнула, сделав таинственное лицо.

Лилле-Бьёрн

Гюро и Сократу очень повезло, что Тюлинька взялась приглядывать за ними. С бутербродами и бутылочкой молока Сократ каждый день приходил в нижнюю квартиру, и они играли во дворе вдвоём с Гюро, а когда им хотелось побыть в доме, там их всегда встречала Тюлинька, и когда они завтракали, Тюлинька читала им что-нибудь вслух. Она обнаружила, где в Тириллтопене есть библиотека, и теперь ходила туда брать книжки. Когда наступало время обеда, Сократа забирали домой, а Гюро оставалась во дворе и каталась перед домом на велосипеде, немножко побыть одной было не страшно.

Как-то однажды, пока Гюро гуляла, Тюлинька, перед тем как уйти домой, задержалась, чтобы поболтать с Эрле.

— Ты давно не виделась с Бьёрном? — спросила Тюлинька.

— Довольно давно, кажется, — сказала Эрле. — Он так много помогал нам на первых порах и научил меня всему, чему надо, и я подумала, что нужно ему от нас отдохнуть.

— Ну да, ну да, — кивнула Тюлинька.

Возвращаясь к себе в корпус «Ю», она встретила Бьёрна. Он пропалывал морковную грядку, которую устроил на краю лужайки.

— Здравствуй, Бьёрн, — сказала Тюлинька.

— А, это вы! Я вас не сразу увидел, — сказал Бьёрн. — Ну, как там поживают Эрле и Гюро?

— Ничего, — сказала Тюлинька. — А что же вы их не навещаете?

— Не хочу быть навязчивым. Но как-нибудь на днях, думаю, загляну. Мне надо кое о чём спросить Эрле.

— Ну ладно. А мне надо бежать домой и приготовить себе что-нибудь на обед, — сказала Тюлинька.

А потом настала суббота, и этот день оказался не таким, как все прежние, потому что мама и папа Сократа взяли палатку и уехали втроём на два дня. Они сказали, что вернутся только вечером в воскресенье. К Тюлиньке приехал в гости Андерсен из пансионата, и она поэтому была занята. Мама сказала, что раз в неделю нужно давать Тюлиньке свободный день, и, понятно, таким днём стало воскресенье.

Немногие ещё оставшиеся в доме жильцы, казалось, тоже решили все разъехаться, но кто-то всё-таки был дома, потому что в некоторых квартирах балконные двери стояли открытые, и Гюро слышала оттуда голоса. Значит, корпус не весь опустел.

Дело было в первом часу. Мама только что приняла душ и сказала:

— Ну вот, на сегодня мой рабочий день закончен. Может быть, мы с тобой придумаем, чем бы нам таким интересным заняться. Сперва пообедаем, я немножечко отдохну, и тогда мы посмотрим, что это будет.

Только они сели обедать, как Гюро услышала, что к дому подъезжает автомобиль. Звук мотора отличался от всех остальных, и Гюро не могла удержаться, она подбежала и выглянула в окошко.

— Это Бьёрн, — сказала она. — Это Бьёрн на своей машине.

Гюро и Эрле вместе вышли из подъезда, в кабине сидел Бьёрн. Увидев их, он вылез из машины.

— Давно же мы не виделись! — сказала Эрле. — Как хорошо, что ты надумал заехать.

— Ну, не хотел вам мешать, — сказал Бьёрн. — А сегодня я вообще-то заехал, чтобы попросить тебя об одной услуге. Мы с сыном собираемся съездить в Кюлпен. Так вот я хотел спросить, не могла бы ты приглядеть без меня за морковной грядкой перед корпусом «Ю», а ещё нельзя ли мне оставить у себя на двери записку, чтобы жильцы в случае чего обращались к тебе? Может быть, это нахальство — обращаться с такими просьбами, но между нами уже был как-то разговор о том, что мы будем друг друга подменять. Пока меня не будет, ты присмотришь за моим корпусом, а в следующие выходные вы куда-нибудь съездите, а я подежурю за тебя.

— Разумеется, — сказала Эрле. — Так и сделаем.

Гюро стояла сзади автомобиля и не слышала, о чём говорят взрослые. Она же была так уверена, что Бьёрн приехал за ней, что они поедут в Кюлпен и сейчас Бьёрн посадит её в машину!

Она заглянула в заднюю дверцу и увидела там мальчика. Он был не такой уж и маленький. Совсем большой мальчик. По виду ему было лет восемь или девять. Мальчик выглянул в окошечко, которое было в задней дверце, и тут Гюро его узнала.

— Так это же… Это же… Мама, это же Лилле-Бьёрн! Лилле-Бьёрн, который жил у тётушки Заботы!

Мальчик тоже посмотрел на неё и, кажется, тоже узнал. Потому что он начал стучать в окошко, чтобы его выпустили.

Бьёрн подошёл к задней дверце и сказал:

— Чего тебе, Лилле-Бьёрн?

— Это Лилле-Бьёрн! — сказала Гюро маме.

— Гюро! — удивился мальчик. — Как ты выросла! Надо же!

Гюро тоже удивилась, что он так сказал, ведь это же, наоборот, он сам очень вырос.

— Ага, вы уже знакомы! — сказал Бьёрн. — Я так и подумал, когда услышал, что вы жили в Гампетрефе, только не стал говорить, потому что не мог знать наверняка.

— Вот чудак! — сказала Эрле. — Ведь это Лилле-Бьёрн, и с Гюро они знакомы.

— Это он научил меня играть в самолётики, — сказала Гюро. — Ну, прыгать самолётиком.

— Как жаль, что вы сегодня уезжаете, — сказала Эрле. — А то зашли бы к нам. Но если не сейчас, то, может быть, в другой раз.

— Я еду с папой в хижину, — сказал Лилле-Бьёрн.

— Верно, мы туда, — кивнул Бьёрн. — Но в другой раз мы непременно придём вас навестить, тем более раз вы уже знакомы. Вот ключ тебе от моей квартиры, Эрле, на всякий случай, там ты найдёшь список жильцов и их ключи. Так, значит, я повешу на двери записку, если ты не против.

— Конечно нет, — сказала Эрле. — Счастливого вам пути.

— Спасибо и до скорого!

Гюро замерла на месте. Она всё ещё ждала позади автомобиля. Может, Бьёрн вспомнит про неё, но он только сказал:

— Залезай, Лилле-Бьёрн. Пора ехать. В другой раз мы зайдём в гости к Гюро, пока ты здесь.

Лилле-Бьёрн уселся на место, и дверь за ним захлопнулась. Затем Бьёрн подошёл к кабине, сел на водительское сиденье и они уехали. А Гюро так и осталась стоять. Эрле тоже осталась и помахала вслед машине, а затем сказала:

— Пойдём домой, Гюро. Теперь на мне два корпуса, так что сегодня мне нельзя никуда уходить. Придётся нам посидеть дома. Тюлинька сходила в библиотеку, принесла нам хорошую книжку, вечерком я тебе почитаю.

— Я только покатаюсь на велосипеде, — сказала Гюро.

— Послушай, ты же ещё обед не доела, — напомнила мама.

— Да ладно, — сказала Гюро. — Я и так уж сыта.

Последние слова она произнесла так быстро, как только могла, вывела велосипед на дорожку, села и поехала прочь. Надо было как можно скорей отъехать подальше от мамы, потому что глаза у неё все наполнились слезами и она не хотела, чтобы мама это заметила. Мама же ничего не знала! Она не знала, как уверена была Гюро, что Бьёрн возьмёт её с собой, не знала, что она всё время, каждый день в это играла! А теперь в это уже нельзя играть. Теперь ей только и осталось просто кататься на велосипеде.

Но сегодня она не стала кататься перед домом.

Она завернула за дом, поставила там велосипед, нашла себе укромное местечко за кустиком и заплакала, и от этого ей стало немножко получше, потому что со слезами часть обиды ушла и тяжесть в груди стала легче.

Гюро плакала, пока не выплакала все слёзы.

Потом она пошла в песочницу. Там было много других детей. Сначала Гюро ничего не делала, а просто сидела в песочнице, пересыпала из горсти песок, шмыгала носом и вытирала лицо.

Руки у неё были в песке, поэтому он размазался по лицу, песок смешивался со слезами, и щёки у неё покрылись коричневыми полосками. Но, посидев так немножко, она сама не заметила, как начала что-то делать. Она построила из песка корпус «Ц», потом корпус «Ю». Теперь Эрле работает дворником на два корпуса, раз Бьёрн уехал. Значит, и Гюро тоже немножко дворник в корпусе «Ю». Сперва она на это сердилась и наводила красоту только перед корпусом «Ц». Двор вокруг него она украсила веточками, которые изображали деревья, и листочками, которые изображали кусты. Но двор перед корпусом «Ю» стал выглядеть рядом с ним так уныло, что она начала и там наводить красоту. А ведь перед корпусом «Ю» есть ещё и морковная грядка. Вдруг, пока Бьёрн уехал, кто-нибудь придёт и всё разорит! Тогда Бьёрн огорчится и подумает, что Эрле плохо за ней присматривала.

Наверное, надо пойти и проверить, как там дела. Гюро взяла с собой велосипед, потому что между обоими корпусами была удобная дорожка, по которой не ездили автомобили, и можно было спокойно доехать туда на велосипеде.

Перед корпусом «Ю» тоже было пусто и до странности тихо, но, когда Гюро подъехала к подъезду, из него вышло несколько человек — взрослые и с ними маленький мальчик и большая девочка. Девочка была совсем большая, почти взрослая, а мальчика она вела за руку, и тут одна из взрослых женщин сказала:

— Ну вот, всё в порядке, и вы можете не скучать! Очень удачно вышло, что у тебя, Грю, нашлась возможность посидеть с малышом. Дома для вас оставлено много всяких вкусностей. Ты только последи, чтобы Ларс вовремя лёг спать, а если будешь вечером кипятить чайник, то не забудь потом выключить конфорку.

— Да, конечно, — сказала девочка, которую звали Грю. — Ну что, Ларс, помашем ручкой?

У мальчика, которого звали Ларс, лицо было недовольное, но он помахал рукой, и взрослые уехали.

— Хочу гулять, — сказал Ларс.

— Давай посидим на травке, — сказала девочка и уселась, а потом легла и стала загорать.

Мальчик побежал по лужайке и сразу направился к морковной грядке.

Гюро на всякий случай побежала следом за ним, но мальчик, кажется, не собирался делать ничего плохого, он только подошёл посмотреть, а когда к нему приблизилась Гюро, он сказал:

— Это моя морковка тут растёт. Бьёрн сказал, что она ещё не выросла. Когда она ещё подрастёт, мы её выдернем, и я свою съем.

— Угу, — согласилась Гюро.

И тут громкий голос позвал:

— Ларс! Нам пора домой, там будет весело. Вон ещё двое идут.

Подошли мальчик и девочка, и Грю сказала:

— Видишь, у нас гости. Давай, пошли!

Ларс побежал к ним, Гюро проводила глазами большую девочку, которая увела всех троих в дом, и на дворе больше никого не осталось.

Следить стало не за чем, и Гюро не спеша поехала домой.

Мама немного удивилась, увидев дочку. Она заметила бурые полосы у неё на щеках, но не стала ни о чём расспрашивать, а только сказала:

— Сегодня суббота, Гюро, пошли мыться в ванне! Хочешь взять с собой кораблик?

— Да, — сказала Гюро.

— Я испекла торт, — сказала мама. — Так что будем праздновать.

Они поели торта, а потом мама целый час читала Гюро вслух, потом они слушали радио, а потом у Гюро стали слипаться глаза, и она без лишних разговоров пошла спать, а мама сказала, что ей ещё рано ложиться — вдруг кому-нибудь понадобится её помощь!

Поздно вечером позвонила Тюлинька:

— Я только хотела пожелать спокойной ночи. Сейчас проводила до метро Андерсена и потом возвращалась домой одна. По дороге я встретила довольно — как бы сказать — довольно шумную компанию молодежи, так что рада была, когда закрыла за собой дверь.

— Я же теперь и ваш дворник, — сказала Эрле. — Так что, если что, жалуйтесь мне.

— А что Бьёрн — уехал в Кюлпен?

— Да. Ты уже это знаешь, Тюлинька? — удивилась Эрле. — Он поехал с сынишкой, и оказалось, что мы с Гюро уже знаем этого мальчика, на этот раз мы не успели с ним поговорить, но ничего — как-нибудь в следующий раз!

— Гюро, наверное, очень огорчилась, — сказала Тюлинька.

— Да. А откуда ты знаешь? — спросила Эрле.

— Да так просто, догадываюсь, — ответила Тюлинька. — Малыши, бывает, напридумывают себе всякое разное. И мне кажется, Гюро мечтала о поездке, хотела, чтобы Бьёрн взял её в Кюлпен. Она же видит, как все куда-то едут, вот и придумала, как она тоже поедет путешествовать.

— Вот оно что! — сказала Эрле. — Теперь понятно, в чём дело. Но сейчас она спит и, по-моему, не переживает. Мы с ней читали книжку, которую ты нам принесла. Нам очень понравилось. Я буду читать ей вслух как можно чаще.

— Ну и хорошо. А теперь пора, наверное, прощаться и отправляться ко сну. Мы поговорим с тобой в понедельник, когда я к вам приду.

Эрле ещё повозилась по хозяйству и легла спать. Но не успела она заснуть, как в дверь позвонили. Она накинула халат и подошла к двери.

За дверью она увидела незнакомую женщину.

— У нашего дворника на двери висела записка, чтобы мы в случае чего обращались сюда, — сказала незнакомка. — Вот я и пришла. В нашем корпусе какие-то дети так расшумелись, что я пришла к вам просить, чтобы вы позвонили в полицию или, может быть, зашли бы сначала посмотреть, что там происходит.

— И где это происходит?

— Рядом со мной, в соседней квартире, на четвёртом этаже. Там собрались подростки, и сначала всё было тихо и мирно, но потом, как мне показалось, туда стали приходить всё новые и новые ребята, и сейчас у них там, знаете ли, такое пошло бурное веселье! Я несколько раз стучала в стенку, но в ответ они только кричали, а потом несколько человек пришли ко мне под дверь, так что я даже испугалась. Дождавшись, когда они уберутся с площадки, я тихонечко вышла, чтобы позвать дворника. А его не оказалось дома.

— Всё в порядке, — сказала Эрле. — Я только позвоню в одно место и сейчас же приду.

Эрле позвонила Тюлиньке. Тюлинька уже засыпала, но ответила своим всегдашним спокойным голосом. Ей не раз приходилось дежурить на телефоне ночью.

— Можно я принесу к тебе Гюро? Меня сегодня вызвали среди ночи улаживать какой-то непорядок в корпусе «Ю», и мне не хочется бросать её тут одну. Вдруг кто-нибудь позвонит, звонок разбудит её, и она испугается, что меня нет.

— Я постелю ей на диване-кровати, — сказала Тюлинька. — Он у меня двуспальный, так что ей будет на нём просторно.

— Если можешь, поставь, пожалуйста, кипятить самый большой кофейник, — попросила её Эрле, — и зажги конфорку на самую большую мощность. Я тогда захвачу с собой кофе.

Вряд ли Тюлинька очень обрадовалась такой просьбе, но она не возражала:

— Я сделаю всё, как ты сказала.

Мама завернула Гюро в одеяло, и Гюро даже не проснулась. Уж коли Гюро заснёт, то крепко спит до утра, тем более что сегодня у неё был невесёлый, полный событий день, так что теперь она хотела только спать и спать и ещё, может быть, посмотреть хороший сон.

С Гюро на руках мама пришла в корпус «Ю» и поднялась в лифте на одиннадцатый этаж, где жила Тюлинька. Женщина, приходившая жаловаться, шла за ней следом, она боялась одна возвращаться в свою квартиру.

К приходу Эрле Тюлинька уже разложила и застелила диван. Постель выглядела очень заманчиво. Даже жаль, что Гюро спала и не могла полюбоваться на такую красоту. Тюлинька приготовила постель на двоих. Она решила, что если Эрле потом вернётся, пускай тоже остаётся у неё спать. Эрле уложила сонную Гюро в постель, и Гюро не проснулась.

Мама пошла на кухню, насыпала в кофейник большую порцию молотого кофе и сказала:

— Ну вот, Тюлинька, я беру кофейник и иду в ту квартиру, где безобразничают подростки. И если что-то пойдёт там не так, то я уже не смогу тебе позвонить. В таком случае придётся тебе вызывать полицию. Давай договоримся так: если я не дам о себе знать через полчаса, ты им позвонишь. Это квартира номер четыреста пятьдесят.

— Хорошо, — сказала Тюлинька. — Может быть, лучше я пойду с тобой?

— Нет. Я должна быть уверена, что ты здесь, — сказала Эрле. — Заметь сейчас время по часам и жди, когда пройдёт тридцать минут. Может быть, я сама приду раньше. Думаю, я как-нибудь обойдусь без полиции. Это всего лишь вечеринка, которую устроили подростки.

— Так-то так, — сказала женщина, которая вызвала Эрле. — Но ещё неизвестно, какая там вечеринка! — Она спустилась вместе с мамой на четвёртый этаж и, услышав шум, сказала: — Дальше я уже боюсь идти. Пойду закроюсь у себя. Лучше, если эти подростки меня не увидят, а то они сразу поймут, что это я на них пожаловалась, и станут мне мстить.

— Хорошо, идите к себе, — сказала Эрле.

Подождав, пока женщина закроет за собой дверь, она позвонила в шумную квартиру.

Оттуда неслись громкие голоса и гремела музыка.

«Ну, чего тут бояться, — сказала себе Эрле, — авось уж как-нибудь управимся без полиции».

Русалочьи розы

Эрле ещё раз позвонила в дверь скандальной квартиры, наконец кто-то вышел на звонок и открыл дверь.

— Ещё кто-то пришёл, — послышался радостный крик. — Вот это да! Вечеринка что надо!

— Я дворник, — сказала Эрле. — На вас поступила жалоба, что вы очень уж расшумелись.

— Ты дворник, — сказал большой парень. — В первый раз в жизни вижу дворника женщину! Чего тебе, красавица?

— А ну-ка, послушайте хорошенько, что я скажу, — обратилась к ним Эрле. — Да приглушите немного музыку, а то вы ничего не поймёте. Меня попросили позвать полицию, но, честно говоря, мне бы не хотелось. Если это возможно, я бы лучше договорилась с вами по-хорошему. У меня с собой горячий чёрный кофе. Будьте добры, попейте все.

— Это же надо! Вы что, прямо с кофейником? — воскликнул кто-то.

— Эй, слышите, что говорит девушка! Вы тоже к нам на вечеринку?

— Кто живёт в этой квартире? — спросила Эрле.

— Из нас — никто, — сказала одна из девочек. — Вот Грю, она сидит тут за няню.

— Да, — подтвердила Грю. — Я пригласила только троих. Это не считая меня. А их пришло десять, и я никак их не выгоню.

— О’кей, — кивнула Эрле. — А теперь, если хотите по-хорошему, каждый выпивает по чашке кофе и все, кто пришёл незваный, расходятся по домам. Тебя, кажется, зовут Грю? — повернулась она к девочке.

— Да.

— Значит, тебя оставили смотреть за ребёнком. Где ребёнок?

— Он в кровати, в той комнате, — ответила Грю. — И кажется, он недоволен.

Эрле зашла в спальню, там сидел в кровати маленький мальчик. Он не спал и испуганно таращился на дверь.

— Не бойся, — сказала Эрле. — Я пришла тебе на помощь.

— Пьяные дядьки! — сказал мальчик, не сводя глаз с двери.

— Сейчас они уйдут, — сказала Эрле. — А тебя я возьму с собой и уложу рядом с моей дочуркой. Тебе будет хорошо и спокойно.

— Я забираю его, — сказала она девочке-няньке. — А вам даю пятнадцать минут, чтобы вы отсюда убрались.

— А мы тебя запрём в спальне, — сказал один из мальчишек, самый горластый из всех.

— Пожалуйста, запирайте, — сказала

Эрле. — Я договорилась с человеком, который следит по часам. И если я в самом скором времени с ней не свяжусь, она вызовет полицию. Надеюсь, что у вас хватит ума не доводить дело до этого. А теперь я пошла.

Она завернула малыша в одеяло и уже во второй раз за эту ночь понесла на руках ребёнка. Сначала она уносила так Гюро, а теперь мальчика. Малыш прижался к ней и сказал:

— Мама и папа ушли.

— Ничего, скоро вернутся, ты же знаешь, — сказала Эрле.

— Они вернутся только завтра вечером, — сказал мальчик.

— Не беда, — утешила его Эрле. — Всё будет хорошо.

Она поднялась на лифте к Тюлиньке. Та сидела перед часами и следила за стрелками:

— Осталось десять минут, — сказала она. — Я ещё не звонила.

— И не надо, — сказала Эрле. — Я только уложу у тебя мальчика. Успокой его, пожалуйста, а я снова пойду в ту квартиру. Думаю, всё уладится. Подождём ещё минут пятнадцать. Если я не позвоню, вызывай.

Заскочив в квартиру Бьёрна, она на всякий случай взяла там ключ от скандальной квартиры. Но, когда вернулась на четвёртый этаж, там уже было тихо. Все ребята разошлись по домам. Ушла даже няня. В квартире не было ни души. Однако было очень даже заметно, что тут побывали гости, так как всё было перевёрнуто вверх тормашками. Пол был весь испачкан, повсюду стояли брошенные рюмки, некоторые валялись разбитые. На столе стоял кофейник, который принесла Эрле, но теперь он был совершенно пустой.

«Ну вот и всё, — сказала себе Эрле. — Хорошо, что мне не пришлось вызывать полицию, в этом нет ничего приятного. А молодежь поступила так просто по недомыслию. Завтра с утра я зайду сюда и по возможности приберу беспорядок».

Проснувшись утром, Гюро сначала ничего не могла понять. Во-первых, она почему-то оказалась в квартире Тюлиньки, в большой двуспальной кровати, а рядом лежал маленький мальчик — тот самый, которого она вчера видела перед корпусом «Ю».

— Ларс! — сказала Гюро.

— Хорошо, что ты знаешь, как его зовут, — сказала Тюлинька. — Сейчас я вам дам завтрак в постель, а затем почитаю сказку.

— Не про пьяных дядек! — попросил Ларс.

— Ну что ты! Про больших толстых троллей, — весело пообещала Тюлинька.

Дети, сидя в постели, уплетали бутерброды, а Тюлинька читала им сказку.

Вскоре пришла Эрле.

— Подумать только! — сказала она. — Прихожу я сегодня утром в квартиру, чтобы убрать беспорядок, а там всё уже прибрано и вычищено, словно там вчера никого и не было. Должно быть, это та девочка, Грю, так хорошо навела порядок, а мне она оставила записку, где она извиняется за вчерашнее. Так что об этом можно забыть. Но, мне кажется, она ещё не доросла до того, чтобы доверять ей на субботний вечер ребёнка.

— Зато я доросла, — с гордостью сказала Тюлинька. — Хочешь завтракать?

— У меня уже слюнки текут. Я так устала и проголодалась.

Все уселись на диване, и получилось, как будто они выехали куда-то из города. По крайней мере, так показалось Гюро. Она словно бы отправилась в летнее путешествие — ведь она не сидела дома!

Потом они ходили гулять, а к вечеру Эрле и Гюро отвели Ларса домой. Там их уже дожидалась Грю. Эрле сказала:

— Хорошо, что ты уже здесь и будешь на месте к приходу родителей Ларса.

— Я так жутко боюсь! — сказала Грю.

— Главное, расскажи всё, как было, — посоветовала Эрле. — Всегда самое лучшее — сказать правду. Если хочешь, я могу с ними поговорить. Я же вижу, что с Ларсом вы друзья, значит, ты хорошо с ним обращаешься. А вчерашний случай — это же было ненарочно, и, по-моему, ты очень хорошо всё прибрала.

— Грю хорошая, — сказал Ларс, — а те — дураки.

— Ну, а теперь давай по домам, — сказала Эрле. — Заходи к нам в гости, Грю, если захочешь!

В воскресенье вечером вернулся Бьёрн, и Эрле разрешила Гюро лечь спать попозже. Тюлинька тоже пришла, и все вместе сели ужинать с Бьёрном и Лилле-Бьёрном. Потом Тюлинька, и Эрле, и Гюро рассказали Бьёрну, что тут было без него, а Гюро закончила свой рассказ такими словами:

— Хорошо, что я не уезжала с вами, а то я не встретила бы Ларса перед вашим корпусом и мы бы не знали, как его зовут.

Эрле рассказала всю историю, Тюлинька пересказала её ещё раз, и Бьёрн под конец сказал:

— Хорошо, что вы все тут живёте. Подумать только — сразу три дворника вместо одного!

— Понимаешь, мы — три подружки и помогаем друг другу, — сказала Тюлинька, — и, по-моему, это было очень интересно.

— Я рад, что вам не пришлось звонить в полицию, — сказал Бьёрн. — Для них это кончилось бы большими неприятностями. Я знаю Грю и некоторых из тех ребят. Вообще-то они неплохие, всё случилось только из-за того, что другие ребята прослышали о том, что Грю остаётся одна в квартире. Я с ними поговорю. Хорошо, что Тюлинька приютила малыша Ларса. Знаете, что я подумал? Я подумал, что неплохо бы вам, трём подружкам, которые помогают друг другу, съездить на каникулы. После того как вы переехали в Тириллтопен, на вас обрушилось сразу столько дел и забот. Вы можете отдохнуть в моей хижине. Лилле-Бьёрн уезжает на каникулы к маме на три недели, а я остаюсь на работе. Сейчас лето, дел немного, так что я управлюсь с работой на два корпуса. Поэтому давайте-ка я вас в субботу отвезу туда на недельку, а в следующее воскресенье заберу домой. Вот только не знаю, как вы втроём разместитесь в моей машине. Для взрослого человека багажное отделение не очень подходящее место.

— Я знаю, что мы сделаем, — сказала Тюлинька. — Кажется, Кюлпен — это станция, которая находится, не доезжая одной остановки до Беккефарет?

— Да, — подтвердил Бьёрн.

— Я поеду на поезде, — решила Тюлинька. — Андерсен как раз собирается в Беккефарет навестить старого друга, у которого там есть хижина. Вот я и поеду с ним за компанию, сойду в Кюлпене и там встречусь с вами.

— Мне казалось, что я слишком мало ещё проработала, чтобы уже просить об отпуске, — начала было Эрле, но, взглянув на Гюро, поспешила принять приглашение. — Жаль, что Лилле-Бьёрна с нами не будет, — добавила она.

— Это можно будет исправить как-нибудь осенью, — сказал Бьёрн.

— Не знаю, как вас и благодарить, — сказала Эрле. — По крайней мере, в субботу мы сами можем подойти к вашему дому с вещами, чтобы вам не ехать за нами.

— Нет! — воскликнула Гюро. — Пожалуйста, приезжайте за нами к подъезду, потому что, потому что…

Гюро не хотелось говорить, почему она об этом просит, но Бьёрн и так понял, что для неё это важно, и он сказал:

— Конечно, приеду.

Удивительно, какие разные могут быть два дня! Вчера, в субботу, Гюро была в плохом настроении, и ей и маме обеим пришлось нелегко, и вот после такой субботы, когда всё шло не так, воскресенье вдруг выдалось такое радостное и последовавшие за ним дни тоже. Эрле и Гюро познакомились с новыми людьми. Приходил поиграть маленький Ларс, и Сократ приходил, и два раза по вечерам приходила в гости большая девочка Грю. Она пришла поговорить и с Гюро разговаривала по-настоящему, как с большой девочкой, и с Эрле. Один раз она помыла у них посуду и сказала, что для неё это одно удовольствие.

Родители Ларса прислали им три корзинки земляники, так что ягод хватило поесть на сладкое и ещё осталось, так что они с мамой наварили варенья.

Дни бежали так быстро, и вот уже опять наступила суббота, но на этот раз Гюро не пришлось прятаться за домом, чтобы поплакать за кустиком. Мама и Гюро принялись укладывать вещи, а в корпусе «Ю» на одиннадцатом этаже укладывала чемодан Тюлинька. Она не привыкла ездить за город, и ей пришлось вызвать такси, чтобы её довезли до станции.

Когда Гюро уезжала, народу перед домом было немного, все разъехались, но несколько человек всё же вышли, там были дети, которых Гюро немножко уже знала, и Сократ, и его папа. Сократ с папой тоже уезжали. Когда подъехал Бьёрн, они как раз укладывали вещи в машину. И Грю тут была, и другие большие дети, с которыми она дружила, и все они увидели, как Бьёрн сказал, обращаясь к Эрле:

— Садитесь, пожалуйста, в кабину. А вот и Гюро! Рюкзаки на месте? А ну-ка посмотрим, сколько ты весишь перед поездкой на каникулы!

Он высоко поднял Гюро и сказал:

— А теперь помаши всем знакомым!

Гюро помахала, и Бьёрн подсадил её сзади в машину. Оттуда она могла смотреть в окошко на дверце и видела, как скачет и машет рукой Сократ.

И вот они тронулись и поехали из Тириллтопена. Бьёрн и мама в кабинке разговаривали, а Бьёрн вдруг спросил:

— Ну как ты там, Гюро? Не вывалилась из машины?

И тут Гюро сказала:

— Нет. Только кое-что я хочу сказать.

— И что же это?

— Всё так здорово! — сказала Гюро. — Вальдемар и Кристина тоже не вывалились, но они играют, что едут в Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен, — добавила она шёпотом.

— Молодец, — сказал Бьёрн.

Он вёл машину так ровно и осторожно, а Гюро смотрела в оконце на задней дверце. На этот раз она не боялась, что машины сзади догонят и наедут на неё, потому что если им надо ехать быстрее, чем Бьёрн, пожалуйста, обгоняйте, Бьёрна можно объехать.

А Тюлинька ехала в поезде с Андерсеном, и скоро они встретятся на станции в Кюлпене и вместе пойдут к хижине, которая стоит возле небольшого озера.

Хорошо, что рядом был Бьёрн, иначе Тюлиньке нелегко было бы дотащить тяжёлый чемодан, потому что дорожка, которая вела к хижине, поднималась в гору. Бьёрн нёс чемодан, закинув его себе на плечо.

Они всё шли и шли и несколько раз останавливались, чтобы отдохнуть. Они подымались всё выше и выше, и, куда ни глянь, всюду был лес. И так странно — рядом он был зелёный, а вдалеке казался синим, потому что там были горы. Наверное, от синего неба и воздуха лес там был такой синий.

— Так что хижина у меня небольшая, — сказал Бьёрн на ходу.

— Для нас вполне хватит, — сказала Эрле.

— И электричества там нет, — добавил Бьёрн. — И я варю еду на старинной дровяной плите.

— Надо же как здорово! — обрадовалась Тюлинька. — Я буду пилить дрова, это очень интересное занятие.

— Там две спаленки, — продолжил Бьёрн, — но койки расположены одна над другой, и кому-то одному придётся спать наверху.

— Я буду наверху, — сказала Гюро. — Это же очень весело залезать наверх.

— Спокойно можешь там спать, — сказал Бьёрн. — Я сделал у верхней полки бортик, чтобы никто не скатился во сне.

Наконец они пришли к хижине, она стояла прямо над маленьким озером с водяными лилиями и гляделась в него точно в зеркало. Бьёрн разжёг огонь в плите и зажарил яичницу с беконом, а потом они поели, сидя возле окошка и любуясь на блиставшее внизу озеро.

— У меня тут есть две удочки, — сказал Бьёрн. — Можете ими пользоваться, Эрле и Тюлинька. А мы с Гюро пока займёмся другим интересным делом.

Он взял Гюро за руку и спустился с ней к озеру. На озере стояла лодка, и Бьёрн сказал:

— А теперь, Гюро, мы с тобой покатаемся на лодке по озеру. Устраивайся на корме, сиди тихо и не шали, а я буду грести.

Гюро сидела тихо как мышка и смотрела, как Бьёрн гребёт. Он грёб так осторожно, что почти не плескал вёслами. В озере отражались деревья, а на берегу стояли с удочками Эрле и Тюлинька. Должно быть, они ничего не поймают, потому что они ничего не делали, а просто стояли и любовались озером.

— Видишь цветы на воде? — спросил Бьёрн. — Вообще они называются водяными лилиями, но некоторые люди называют их русалочьими розами. По-моему, это красиво. Обещаешь мне одну вещь, Гюро? Обещай, что ты никогда не будешь спускаться к озеру одна. Когда я вернусь в Тириллтопен, мне не хотелось бы всё время тревожиться, что вдруг ты упадёшь в воду и тебя больше не будет.

— Обещаю, — сказала Гюро.

— Ну тогда я буду совершенно спокоен. — Они долго катались на лодке, но потом Бьёрн повернул к берегу и сказал: — А теперь заберём-ка с собой обеих рыбачек, вернёмся с ними в хижину и затопим печку.

Гюро разрешили ещё посидеть со всеми, пока она не почувствовала, что устала, и сама с удовольствием пошла спать. Надев ночную сорочку, она вскарабкалась на верхнюю койку. И мама, и Тюлинька, и Бьёрн пришли пожелать ей спокойной ночи. Гюро легла и лежала тихо-тихо, повторяя про себя «Кюлпен, Кюлпен, Кюлпен», пока не заснула.

Поздно вечером Бьёрн уехал домой в Тириллтопен, и, когда они наутро проснулись, Тюлинька сказала:

— Самое замечательное в каникулах — это то, что ты можешь заняться совсем другими делами, чем обычно. Так что теперь я буду дворником и примусь пилить дрова.

— А я буду готовить еду, — сказала Эрле. — Обыкновенно на готовку у меня не остаётся времени.

— А я буду вашей дневной мамой, — заявила Гюро, — потому что раньше я никогда этого не делала.

И вот три подружки зажили душа в душу, для них было привычно работать вместе, а в эти каникулы они устроили всё так, что все работали понемножку и у всех было много свободного времени. Когда у Гюро было свободное время, она играла в игрушки Лилле-Бьёрна, потому что ей разрешили их брать, кроме того, она познакомилась со всеми деревьями вокруг хижины, но никогда не ходила к озеру одна, только вместе с мамой или Тюлинькой. Каждый вечер они спускались на берег.

— Какая прелесть — отражения деревьев в воде! — сказала Тюлинька. — И эти цветы. Как они называются?

— По-моему, водяные лилии, — сказала Эрле.

— Нет, — сказала Гюро. — Для Бьёрна они русалочьи розы.

Есть книги, которые каждому необходимо прочитать в детстве. Среди них — книги известной норвежской писательницы АННЕ-КАТРИНЕ ВЕСТЛИ (1920–2008).

На родине её имя известно каждому, а её популярность в Европе можно сравнить только с популярностью Астрид Линдгрен. Более чем за полвека литературного творчества Вестли написала 56 книг и получила почётное звание Бабушки всей Норвегии. Её книги переведены на многие языки и пользуются огромной популярностью во всём мире.

Вы наверняка помните истории про папу, маму, бабушку,

Восемь детей и грузовик. В этой книге вы познакомитесь с героями нового цикла Анне-Катрине Вестли: маленькой девочкой Гюро, её мамой Эрле, которая стала дворником, бывшей телефонисткой Тюлинькой, которая теперь стала дневной мамой для Гюро, Индивида (очень Весёлого щенка) и друга Гюро Сократа (его ещё зовут Нильсом), и многими другими.

В этот сборник входят две повести: «Гюро» и «Гюро и водяные лилии».