Знают ответ орхидеи

6

В тот же день в четыре часа пополудни я отправился на Пятьдесят Вторую Восточную улицу в дом э 171, где у меня при содействии Фрейера было назначено свидание с миссис Моллой. А после ланча мы втроем вернулись в кабинет и начали с того, на чем кончили. Фрейер позвонил в офис и попросил, чтобы прислали целиком дело, которое мы досконально переворошили. К шести вечера я вызвал Сола Пензера, Фреда Даркина, Орри Кэтера и Джонни Кимза. Эти четверо были нашей надежной опорой. Каждый обходился нам в 160 долларов в день, не считая мелких расходов. Продлись наша работенка месяц, тридцать раз но 160 равняется 4800, так что собственные расходы Вулфа вполне могут составить кругленькую сумму и «Распутина» ему придется забыть.

Сведениями, которые миссис Моллой сообщила Фрейеру относительно своего покойного мужа, не сумели воспользоваться должным образом, и это неудивительно, ибо ими занимался клерк в офисе Фрейера и какой-то доморощенный почасовик из сыскного агентства Хэрленда Айда. Разумеется, им оказалось под силу обнаружить кое-какие сведения вроде того, что у Моллоя был двухкомнатный офис на двадцатом этаже муравейника на Сорок Шестой улице неподалеку от Мэдисон-авеню и что табличка на его двери гласила: «МАЙКЛ М. МОЛЛОЙ. НЕДВИЖИМОСТЬ», что весь его штат состоял из секретарши и посыльного. Что рента была уплачена за январь включительно, и это было похвально, ибо первое января — выходной день, а третьего он уже имел дыру в виске, отчего испустил дух. Что, если он и оставил после себя завещание, оно не было обнаружено. Что он был хоккейным болельщиком, а также посещал матчи по борьбе. Что последние полгода он дважды или трижды в неделю водил обедать в ресторан свою секретаршу, Дилию Брандт. Этим расследования клерка и почасовика и ограничивались.

Миссис Моллой тоже была не слишком-то осведомлена о служебных делах мужа. Она сказала, что, когда работала его секретаршей, он главным образом устраивал дела вне офиса, так что ей о них почти ничего не известно. Он сам отсылал корреспонденцию, которая была не слишком обширной — она писала десять-двенадцать писем под его диктовку, из которых деловых было меньше половины. Основной ее обязанностью было отвечать на телефонные звонки, в его отсутствие записывать телефонограммы, он же большую часть дня отсутствовал. Судя по всему, Моллоя главным образом интересовали участки земли, а также домовладения в сельской местности, что касается Большого Нью-Йорка, он ни разу не участвовал и сделках по переоформлению недвижимости. Его вдова не знала, какой у него был доход и сколько он после себя оставил.

Что касается людей, у которых могли оказаться мотивы для убийства Моллоя, то она назвала фамилии четырех его недоброжелателей. Ими интересовались, но это практически ничего не дало. Один из них был зол на Моллоя за то, что тот отказался платить по заранее оговоренным условиям пари, ну и остальное в том же духе. Наш же субъект должен был не просто убить Моллоя, но еще и суметь подстроить таким образом, что за это убийство к ответственности привлекут Питера Хейза. Ловкий парень работал, весьма ловкий!

Если бы кто-то подсел в машину, в которой я ехал в сторону центра, и предложил поставить десять к одному, что мы начали не с того, с чего нужно было начинать, я бы никак на это предложение не отреагировал. Да, я люблю полагаться на удачу, но только не вслепую.

Номер 171 по Пятьдесят Второй Восточной улице оказался старым домом без лифтера, который, как и соседние дома, подвергся значительной реконструкции как снаружи, так и внутри. Они все были выкрашены в элегантный серый цвет, один с желтой отделкой, другой с синей, третий с зеленой. В вестибюле я нажал на самую верхнюю кнопку с надписью «МОЛЛОЙ», снял с рычага трубку, прижал ее к уху и тут же услышал вопрос: «Кто там?». Я назвал себя. Замок щелкнул, я толкнул дверь, вошел, сел в лифт и нажал на кнопку с цифрой пять. Выйдя из лифта, я огляделся по сторонам, приметив, с какой стороны лестница. В конце концов передо мной было место преступления, а я был детективом. И тут я услышал, как меня окликнули. Я обернулся — дама стояла на пороге своей двери.

Она была всего в восьми шагах от меня, но к тому моменту, когда я очутился с ней рядом, я уже знал то, на узнавание чего обычно уходят часы и даже дни, а именно: мне не хочется ни одной части ее тела в отдельности. И причина заключается в том, что мне оказалось достаточно одного-единственного взгляда, дабы понять следующее — разреши я себе захотеть какую-нибудь часть ее тела, будет трудно удержаться оттого, чтобы не захотеть ее всю, в данной же ситуации сие было бы чрезвычайно нежелательно. Прежде всего несправедливо по отношению к нашему П.Х., находящемуся в пиковой ситуации. Поэтому я решил, что наше общение будет проистекать на сугубо деловой основе, как внешняя сторона, так и внутренняя. Да, я улыбнулся ей, когда она посторонилась, чтобы пропустить меня в квартиру, но так улыбаются профессионалы.

Комната, в которую она провела меня после того, как я снял пальто и шляпу и оставил их на стуле в прихожей, оказалась большой, симпатично обставленной гостиной с тремя окнами.

Именно в нее, если помните, вошел Питер Хейз и обнаружил труп. Ковры и мебель здесь были наверняка подобраны ею. Не спрашивайте, откуда мне это известно — дело в том, что я видел ее на фоне этих ковров и мебели, и этого было вполне достаточно.

Она села на стул возле окна, я, подождав ее приглашения, занял соседний. Она сказала, что мистер Фрейер сообщил по телефону, что обратился за консультацией к Ниро Вулфу, который высказал желание послать своего помощника, мистера Гудвина, с нею побеседовать. Больше ей ничего не известно. При этом она не добавила: «И что вам от меня нужно?»

— Не знаю, с чего мне начать, ведь у нас с вами разные точки зрения по одному очень важному вопросу, — заговорил я. — Мистер Фрейер, мистер Вулф и я, мы все трое считаем, что Питер Хейз не убивал вашего мужа, в то время как вы думаете, что он его убил.

— Почему вы так говорите? — вскинулась она.

— Потому что не вижу никакого смысла ходить вокруг да около. Вы думаете так, а не иначе, поскольку вам не приходит ничего другого в голову. Вы вообще сейчас не в состоянии думать — вам нанесли удар и вы впали в оцепенение. Про нас же этого сказать нельзя. Наши мозги работают нормально, и мы стараемся использовать их с максимальной отдачей. Однако нам нужно знать наверняка: если мы докажем нашу правоту — я не могу сказать, что перспективы здесь слишком уж обнадеживающие — но если мы все-таки ее докажем, вы будете рады?

— О! — воскликнула она. И еще раз: — О! — на сей раз шепотом.

— Я воспринимаю это как «да», — заметил я. — Тогда забудьте про то, что у нас с вами разные точки зрения, так как точки зрения в любом случае в счет не идут. Мистер Фрейер провел сегодня пять часов с мистером Ниро Вулфом, и мистер Вулф будет стараться отыскать доказательства невиновности Питера Хейза. Он просмотрел отчеты ваших бесед с Фрейером. Увы, от них нет никакого проку. Поскольку вы целый год прослужили секретаршей у Моллоя и три года были его женой, мистер Вулф надеется, что вы должны были или, скажем так, могли видеть или слышать что-нибудь такое, что могло бы нам пригодиться. Если вы помните, мистер Вулф предполагает, что Моллой был убит не Питером Хейзом, а кем-то другим. Он предполагает, что в том случае, если убийство Моллоя было задумано заранее и явилось результатом каких-то его поступков, вы, общаясь с ним, непременно что-то почувствовали — по его высказываниям, по самому поведению.

Она замотала головой, но это было адресовано не мне, нет, не мне, а самой судьбе.

— Может, что-то и было, но я ничего не заметила, — уронила она.

— Разумеется. В противном случае вы бы сказали об этом Фрейеру. Но все равно мистер Вулф постарается это откопать. Он не смог попросить вас прийти к нему в офис, чтобы заняться выкапыванием собственноручно, так как каждый божий день от четырех до шести тешится со своими орхидеями, на шесть же у него назначена встреча с четырьмя нашими людьми, которым будут даны задания, связанные с убийством. Для начала он послал меня к вам. Приведу вам пример его деятельности подобного рода. Как-то он целых восемь часов расспрашивал одну молодую особу обо всем на свете и ни о чем конкретно. Он ее ни в чем не подозревал, а просто надеялся вытянуть из нее один пустячок, с которого можно было все начать. К концу восьмого часа он таки его вытянул: однажды ей на глаза попалась газета, с первой полосы которой было что-то вырезано. Имея для начала всего один этот факт, мистер Вулф сумел доказать, что некто совершил убийство.

Вот вам, пожалуйста. Итак, мы начнем с самого начала, с того времени, когда вы служили у Моллоя секретаршей. Я буду задавать вам вопросы до тех пор, пока у вас будут силы на них отвечать.

— Мне кажется… — у нее дрожали руки. Я поймал себя на том, что любуюсь ее руками, поэтому пришлось напомнить себе о решении, которое я уже принял. — Мне кажется, я хочу сказать… Я уже все сказала.

— Ну-ну, не надо так волноваться. Когда и где вы познакомились с Моллоем?

— Мы познакомились четыре года назад. То, что вам нужно… началось потом. То есть, если вам нужно знать то, о чем вы мне только что сказали, то это случилось недавно.

— Откуда вам это известно, миссис Моллой? — мне было трудно называть ее «миссис Моллой». Она вполне заслуживала того, чтобы я называл ее только по имени — Селма. — Как бы там ни было, у меня есть инструкции мистера Вулфа. Кстати, я кое-что упустил из виду. Я должен был сказать вам, что в этом деле все могло быть очень даже просто. Скажем, я решил убить Моллоя, подставив Питера Хейза. Угловая аптека здесь очень кстати. Узнав, что вы ушли на целый вечер и Моллой остался дома один, я звоню Питеру Хейзу в девять вечера из аптеки и говорю ему именно то, о чем вам рассказал в свое время Фрейер. Затем я перехожу через дорогу, вхожу в дом и, оказавшись в квартире Моллоя, стреляю в него, оставляю оружие вот здесь, на стуле — мне известно, что «биографию» пистолета проследить невозможно, — выхожу на улицу и, спрятавшись где-нибудь поблизости, слежу за входом в дом, пока к нему не подъезжает такси с Хейзом. Я вижу, как он входит в подъезд, иду в аптеку, откуда и сообщаю по телефону в полицию, что на верхнем этаже дома 171 по Восточной Пятьдесят Второй улице только что стреляли. Вот так. Все просто.

Она в задумчивости смотрела на меня, прищурившись, отчего уголки глаз чуть-чуть приподнялись.

— Вижу, — сказала она. — Хотя это и не так просто…

— Вы хотите сказать, не просто игра? Нет, — это было всерьез. Откиньтесь на спинку и немного расслабьтесь, Когда и где вы познакомились с Моллоем?

Она переплела пальцы. Ах, как она была напряжена — гитарная струна!

— Я хотела сменить работу. Я работала манекенщицей, но мне моя работа не нравилась. Я знаю стенографию. Агентство направило меня к нему, и он меня взял на работу.

— Вы слышали о нем до этого?

— Нет.

— Сколько он вам платил?

— Я начинала с шестидесяти долларов, через два месяца он повысил мое жалованье до семидесяти долларов в неделю.

— Когда он начал выказывать знаки личного внимания?

— Ну… можно сказать, сразу же. Через неделю он пригласил меня пообедать в ресторане. Я отказалась и мне понравилось, как он к этому отнесся. Он умел быть обходительным, когда хотел. Он всегда был со мной обходителен до тех пор, пока мы не поженились.

— Какие у вас были обязанности? Да, да, вы рассказывали об этом Фрейеру, но мне хотелось бы знать подробней.

— У меня в общем-то их было немного, то есть, я хочу сказать, что работы было мало. Утром я открывала офис — хозяин, как правило, появлялся около одиннадцати. Я писала для него письма — их было совсем немного, — отвечала на телефонные звонки, систематизировала бумаги, которых тоже было немного. Почту он приносил сам.

— Вы вели гроссбух?

— Не думаю, чтобы таковой вообще был. По крайней мере, я ничего подобного не видела.

— Вы подписывали его чеки?

— Сначала нет, но в дальнейшем он время от времени просил о такой услуге.

— Где он хранил чековую книжку?

— В ящике своего стола, который всегда держал запертым. В офисе не было сейфа.

— А вы выполняли какие-нибудь его личные поручения? Ну, к примеру, покупали ему билеты на соревнования по борьбе, запонки?

— Нет. Или очень редко.

— Он когда-нибудь был женат? До вас?

— Нет. По крайней мере, говорил, что не был.

— Вы ходили с ним на соревнования по борьбе?

— Иногда, но довольно редко. Я не люблю борьбу. Последние два года мы вообще почти никуда вместе не ходили.

— Давайте пока сосредоточим внимание на самом первом годе вашей службы у него. В офисе бывало много посетителей?

— Нет. Иной раз за целый день ни одного.

— Ну, а в среднем сколько человек в неделю?

— Я полагаю… — она задумалась, — человек восемь-девять. Может, двенадцать.

— Возьмем ту неделю, с которой началась ваша служба у Моллоя. Вы были там новым человеком, и вам многое бросалось в глаза. Сколько посетителей было в ту первую неделю и что за посетители?

Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Теперь они были другие, чем когда она их щурила. Но это, клянусь, всего лишь профессиональное наблюдение.

— Мистер Гудвин, подобное невозможно! — воскликнула она. — Прошло четыре года.

Я кивнул.

— Это всего лишь разминка. К тому времени, как мы с вами завершим нашу работу, вы припомните много такого, что, как вам казалось, невозможно вспомнить. Львиная доля воспоминаний, естественно, окажется ненужной, но будем надеяться, что хотя бы капелька из них пригодится. Посетители меня интересуют в первую очередь.

Мы разрабатывали эту тему почти два часа, и она старалась изо всех сил. Воспоминания ей были неприятны, подчас даже болезненны, особенно, что касалось второй половины года, того периода, когда она влюбилась в Моллоя или же думала, что влюбилась, и строила планы насчет замужества. Разумеется, она бы с удовольствием вычеркнула из памяти неприятные эпизоды из своей жизни и ни за что бы не стала вытаскивать их на Божий свет. Не могу сказать, что мне было так же неприятно, как и ей — все-таки я находился всего лишь при исполнении служебных обязанностей, однако и я не слишком веселился. Наконец она заявила, что больше не в силах продолжать, а я ей на это возразил, что мы еще по-настоящему и не начинали.

— Тогда до завтра, да? — сказала она. — Не знаю почему, но с вами куда сложнее разговаривать, чем с полицейскими и с окружным прокурором. Странно, ведь они враги, а вы — друг. Ведь вы друг, правда?

Это была ловушка, но я в нее не попался.

— Я хочу того же, чего хотите вы, — уточнил я.

— Знаю, но я просто не в состоянии продолжать. Так до завтра?

— Разумеется. До завтрашнего утра. У меня будут другие дела, поэтому вам придется иметь дело с мистером Вулфом. Сможете подъехать к нам в офис в одиннадцать утра?

— Думаю, что да. Только я бы предпочла беседовать с вами.

— Не такой уж он и страшный. Просто не обращайте внимания, если он начнет ворчать. Он наверняка откопает что-нибудь скорей, чем я, лишь бы только побыстрей от вас отделаться. Мистер Вулф ничего не понимает в женщинах, чего нельзя сказать обо мне. — Я вручил ей визитную карточку. — Вот адрес. Итак, завтра в одиннадцать?

Она сказала «да» и встала, чтобы проводить меня до двери, но я сказал ей, что друзей провожать не обязательно.