Глава V. Шхуна «Мадонна»

На следующий день после разговора Монбара с Филиппом изящная испанская шхуна обогнула мыс Какиба-Коа и направилась к горловине, ведущей в озеро Маракайбо, обменявшись сигналами со Сторожевым островом и ответив выстрелами из шести бронзовых пушек, находившихся на ней, на салют форта Барра на Голубином острове.

Опытному взгляду моряка невозможно было ошибиться в достоинствах этого судна; по парусам, по окраске и по форме легко можно было узнать испанское военное судно. С Голубиного острова легкая лодка с двумя гребцами направилась к шхуне, которая остановилась, поджидая ее. В лодке сидел лоцман. Он закричал, спрашивая, не нужны ли шхуне его услуги. После утвердительного ответа командира он поднялся на судно по сброшенному для него трапу; лодку шхуна взяла на буксир и продолжала путь.

Прежде чем продолжить наш рассказ, мы опишем в нескольких словах страну, где будут происходить самые важные сцены этой истории. Между мысом Грасиас и рекой Ориноко простирается изрезанная линия побережья, протянувшаяся на огромное расстояние. Первооткрывателями этих берегов были дон Алонсо Охеда, Васко Нуньес де Бальбоа, открывший Тихий океан, Хуан Ла Коса и Америго Веспуччи. Земли в глубь материка вдоль этого побережья были названы испанцами из-за своих неисчислимых богатств Золотой Кастилией.

Мы обратимся только к части этих земель, расположенных между Магдаленой и Ориноко, где находится Венесуэльский залив. Испанцы дали ему такое название, потому что берег здесь очень низкий, защищенный от наводнений песчаными дюнами, и оттого что первооткрыватели этих земель нашли местных жителей, обитающих в хижинах, которые построены на вершинах деревьев, и сообщавшихся между собой только с помощью лодок, подобно жителям Венеции. Залив этот начинается у мыса Сан-Роман под двенадцатым градусом северной широты и кончается у мыса Какиба-Коа между двенадцатым и тринадцатым градусом той же широты. Флибустьеры прозвали его Маракайбским заливом. У выхода из этого залива в открытое море находятся острова Аруба и Лос-Монхес. Венесуэльский залив вдается в сушу на расстояние до сорока лье. В глубине залива, в узкой горловине, расположены два островка, каждый приблизительно по одному лье в окружности. В горловине, между этими островками, протекает вода большого озера Маракайбо и впадает в Венесуэльский залив. Через это препятствие могут проходить только легкие суда. Первый из островков, упомянутых нами, носил название Исла-де-Вихия – Сторожевой остров; на втором, называемом Исла-де-Паломас – Голубиным островом, возвышался форт Барра с шестнадцатью орудиями крупного калибра. Миновав горловину, попадаешь в большое озеро, получающее воду из шестидесяти шести рек.

Весь восточный берег озера низок и почти постоянно затоплен; с этой-то стороны в восьмидесяти километрах от устья озера, на магнолиях, словно в гнездах, жили индейцы, о которых мы говорили.

Город Маракайбо, цель флибустьеров, возвышается амфитеатром на берегу озера. Нарядные дома, украшенные балконами и резьбой, выходили на небольшую пристань, в любое время заполненную торговыми судами. Сам город, с прямыми и широкими улицами, насчитывал пять тысяч жителей. В нем было четыре монастыря, несколько церквей и богатая больница. Гарнизон, один из важнейших в этой стране, состоял из восьмисот отборных солдат.

Немного дальше, по другую сторону озера, возвышался очаровательный городок Гибралтар, близ которого торговцы из Маракайбо и Мериды, города, находившегося в двадцати пяти лье южнее Гибралтара, по другую сторону гор, построили для себя дачи.

В Мериде, одном из самых прекрасных городов Нового Света, находилась резиденция правительства и генерал-губернатора.

Командир шхуны очень любезно принял лоцмана и тотчас передал ему управление судном. Ветер, до сих пор довольно сильный, спал при входе в горловину; но шхуна, несмотря на это, довольно легко обошла песчаную отмель, препятствующую входу в озеро.

– Какое прекрасное у вас судно! – заметил капитану лоцман. – Я его не знаю; вероятно, оно в первый раз в этих краях?

– Действительно, в первый раз, – ответил капитан, – впрочем, оно построено в Ла-Корунье, верфи которой, как вам известно, славятся по всему свету.

– Да-да. Что ни говори, – продолжал лоцман с горделивым убеждением, – испанский флот – лучший в мире, и нигде вы не найдете таких искусных строителей судов. Вы не заходили ни в какую гавань, прежде чем прибыли сюда?

– Я пробыл две недели на Эспаньоле.

– А-а! Ваш путь был благополучен?

– Вполне. Мы встретили только два подозрительных судна, но легко ушли от них.

– Да, ваша шхуна может спокойно выдержать погоню. Эти суда, вероятно, принадлежали сент-кристоферским флибустьерам… Вы знаете, что они опять взяли Черепаший остров?

– Я этого не знал; как же это случилось?

– Никто не понимает. Эти воплощенные демоны неизвестно каким образом проникли на остров и захватили в плен гарнизон, прежде чем испанцы поняли, с каким врагом имеют дело.

– Да-а, жаль.

– Очень жаль! Вице-король Новой Испании взбешен. Он поклялся заставить флибустьеров дорого поплатиться за это новое злодеяние; кажется, он даже начал приводить угрозу в исполнение, и из Веракруса вышел мощный флот[4].

– Что ж, дай бог, чтобы им удалось наказать этих демонов, как они того заслуживают.

– Теперь, капитан, если позволите, мы выйдем на открытое пространство, пройдем между островом Борика и твердой землей и войдем в гавань.

– В Маракайбо, должно быть, находится много судов?

– В это время года очень мало, только семь или восемь прибрежных судов. Но через месяц придут суда из Европы, и тогда гавань примет совершенно иной вид.

Все было исполнено, как говорил лоцман, и шхуна бросила якорь немного впереди торговых судов, на месте, предназначенном для стоянки военных кораблей.

Лоцману заплатили и отпустили его; шхуна подобрала паруса с быстротой и четкостью военного судна, после чего команда по приказанию боцмана стала спускать шлюпки на воду.

Командир прохаживался на штирборте, разговаривая с человеком уже пожилым, должно быть пассажиром, когда к вахтенному офицеру почтительно подошел юнга и доложил, что несколько человек в шлюпке отчалили от пристани и быстро приближаются к шхуне. Вахтенный тотчас доложил обо всем командиру. Тот остановился, некоторое время внимательно рассматривал шлюпку, потом наклонился к вахтенному офицеру, шепнул ему на ухо несколько слов и сделал знак пассажиру, с которым разговаривал, следовать за ним, после чего оба сошли в каюту.

В этой каюте два других человека курили сигары, попивая оранжад из бокалов богемского хрусталя.

– Ну что? – спросил по-французски один из них, как только командир показался на пороге.

– Ну, – ответил командир, весело потирая руки, – до сих пор все идет прекрасно. Лоцман убежден, что мы чистокровные испанцы. «Мадонна» делает чудеса; она обладает всеми признаками частной кастильской шхуны. Лоцман в восторге от нас; вероятно, в эту минуту он воспевает нам похвалы во всех городских кабаках.

– Надо признаться, Пьер Легран, – ответил первый собеседник, которым был не кто иной, как Филипп, – что ты много сделал для нашего успеха. Ты прекрасно играешь свою роль. Тебя просто нельзя не принять за настоящего сеньора.

– Экая хитрость! – смеясь, возразил Пьер Легран. – Ведь я из Байонны. Но будьте внимательны, братья, шлюпка приближается; в ней, верно, находятся городские власти. Теперь надо не ударить лицом в грязь и не сплоховать.

– Не беспокойся, – сказал Филипп, смеясь, – твой успех подстегнул нас; мы будем достойны тебя. Кому из офицеров ты поручил принять гостей?

– Баску.

– Хорошо; стало быть, все к лучшему. Он по крайней мере такой же кастилец, как и мы.

Это мнимое испанское судно действительно было шхуной Филиппа. Флибустьеры с отличающей их безумной отвагой без колебаний решились на это сумасбродное предприятие в убеждении, что если все пройдет успешно, что, впрочем, было весьма возможно, то они легче и скорее добьются сведений, необходимых для смелой экспедиции, замышляемой ими. Они решили также, если это предприятие им не удастся и они будут узнаны, скорее взорвать себя на воздух, чем сдаться испанцам. Впрочем, мы должны сказать, что все меры, диктуемые благоразумием, были приняты со всей тщательностью.

Испанская шхуна, которую Пьер Легран и Филипп захватили некоторое время тому назад и сделали флибустьерским судном, опять приняла вид испанского судна, даже взяла свое прежнее название «Мадонна», которое Филипп сменил было на название «Кокетка»; оснащение было сделано заново, команда надела костюм матросов кастильского флота. Словом, никогда еще столь сумасбродная экспедиция не была задумана и исполнена с таким блеском.

Демоны-флибустьеры, нимало не заботясь об опасностях, сгущавшихся над их головами, хохотали, как сумасшедшие, над шуткой, которую они играли со своими неумолимыми врагами. Подобная шалость была совершенно в их характере и привычках и невыразимо забавляла их. Каждый всеми силами старался хорошо разыграть роль, назначенную ему в этой трагикомедии, которая могла с минуты на минуту вследствие непредвиденной случайности окончиться резней и убийством. Но это соображение не входило в расчет флибустьеров: они хотели как следует позабавиться и изо всех сил старались добиться успеха.

Между тем шлюпка с опытными гребцами быстро приближалась к шхуне. Мигель Баск, узнавший по мундиру старшего офицера в шлюпке, поставил нескольких матросов возле трапа, и когда испанский офицер взошел на шхуну, ему были отданы все почести, соответствующие его званию.

Как только этот офицер, которым был не кто иной, как дон Фернандо д’Авила, бывший губернатор Тортуги, ступил на палубу шхуны, перед ним предстал Мигель Баск. Оба церемонно поклонились друг другу.

– С кем имею честь говорить, кабальеро? – вежливо осведомился Мигель.

– Сеньор офицер, – ответил дон Фернандо с такой же вежливостью, – я – дон Фернандо д’Авила, губернатор города Маракайбо.

– Добро пожаловать, сеньор губернатор, – сказал Мигель с почтительным поклоном.

– Сеньор, – продолжал губернатор, – я узнал шхуну Его Католического Величества «Мадонна», которая вошла в гавань Санто-Доминго в тот самый день, когда я покидал этот город, чтобы отправиться сюда по приказанию Его Католического Величества.

– Вы не ошиблись, кабальеро, эта шхуна действительно называется «Мадонна».

– Об этом мне сказал лоцман, который вел вас и у которого я осведомлялся. Я поспешил приехать, потому что, если не ошибаюсь, у вас на шхуне должен находиться сеньор дон Пачеко де л’Аталайя, и я первый хочу его приветствовать с прибытием в наш город.

– Мы действительно имеем честь считать в числе наших пассажиров графа де л’Аталайя, кабальеро; он сел на нашу шхуну в Санто-Доминго.

– Да, мне сообщили, что он должен был воспользоваться вашим судном, чтобы добраться сюда. Угодно вам, сеньор, представить меня его сиятельству?

– Вот наш капитан, сеньор, – сказал Мигель, кланяясь Пьеру Леграну, который в эту минуту показался на палубе. – Он будет иметь честь сам представить вас сеньору графу.

Дон Фернандо д’Авила подошел к Пьеру Леграну, обменялся с ним поклонами и обратился к нему с той же просьбой, что и к Мигелю.

– Господин губернатор, – ответил Пьер Легран, – его сиятельство только что хотел отправляться на берег; я не сомневаюсь, что он будет очень рад увидеться с вами здесь и преисполнится благодарности к вам за ту поспешность, с какой вы явились сюда. Не угодно ли вам следовать за мной?

Пройдя вперед, чтобы показывать дону Фернандо дорогу, Пьер Легран спустился в каюту. Она была пуста. Указав губернатору на стул, Пьер Легран позвонил. Явился юнга.

– Доложите его сиятельству графу де л’Аталайя, – сказал Пьер Легран, – что сеньор губернатор ждет его приказаний.

Юнга поклонился и вышел. Через минуту он явился опять и доложил:

– Сеньор дон Пачеко граф де л’Аталайя!

Вошел Монбар. Дон Фернандо поспешно встал и поклонился ему.

– Кажется, вы – капитан дон Фернандо д’Авила, – произнес Монбар, с достоинством отвечая на его поклон. – Я слышал о вас много очень лестного и рад познакомиться с вами, сеньор.

– Ваше сиятельство приводите меня в смущение, – ответил губернатор, снова кланяясь, – я не заслуживаю…

– Извините, – с живостью перебил Монбар, – вы честный слуга Его Католического Величества, и в этом отношении вы имеете право на мое уважение. Позвольте мне поблагодарить вас за поспешность, с какой вы захотели представиться мне. Впрочем, я сам собирался нанести вам визит.

– Я должен был сделать первый шаг, ваше сиятельство; я был обязан явиться за вашими приказаниямии имею честь сообщить вам, что приготовил для вашего сиятельства и вашей свиты лучшие комнаты в занимаемом мною дворце.

– А вот этого я не допущу, любезный губернатор. Будучи искренне благодарным вам за ваше вежливое предложение, я решительно отказываюсь. Я не хочу быть вам в тягость; кроме того, скажу вам между нами, для надлежащего выполнения данного мне поручения я должен пользоваться полной свободой… Вы меня понимаете, не так ли?

– Ваше сиятельство…

– Это решено, – перебил Монбар. – Возвращайтесь на берег и наймите, мне все равно где, дом – очень простой и очень скромный.

– Однако…

– Молчите, – перебил Монбар, слегка дотронувшись до его руки, – я имею веские причины, которые скоро вам объясню, чтобы действовать таким образом.

– Если вы, ваше сиятельство, требуете, я буду повиноваться.

– Благодарю; поверьте, любезный губернатор, что я чрезвычайно ценю вашу любезность.

– В таком случае я прощаюсь с вашим сиятельством, чтобы как можно скорее исполнить ваши желания.

– И как только найдете нужный мне дом, сразу же сообщите.

– Если вы, ваше сиятельство, мне позволите, я сам доставлю вас туда.

– С величайшим удовольствием.

Они обменялись еще несколькими фразами, после чего дон Фернандо уехал, очарованный благосклонным приемом, которым удостоил его граф де л’Аталайя.

Загрузка...