Много чего находил Хома. На лугу, в поле, в роще…
И однажды утром — снова нашёл. На лугу. В этот раз игрушку. Плюшевого медвежонка. Большого! Лишь вдвое меньше его, Хомы.
Унёс домой. И вспомнил вдруг, что в детстве у него игрушек не было. Ну, не было! И давай с ним играть. Лучше поздно, чем никогда.
Зажмуришь глаза и представишь себе: пришёл сюда медвежонок из Дальнего леса. Долго брёл, всю ночь. Во тьме пробирался. Сквозь чащу дремучую, через кусты колючие. Овраги глубокие, холмы высокие преодолел. И только для того, чтобы Хома его нашёл. К нему спешил. Хотел поскорее обрадовать!
Очень они подружились. И разговаривал Хома с ним. И делал вид, что кормит. И гулял с маленьким другом, за лапку водил. Вокруг норы. И спать рядом с собой укладывал. В норе.
Жизнь стала необычайно интересной! Есть о ком заботиться. Воспитывать. А то и наказывать за шалости.
Странно отнёсся Суслик к новому другу Хомы. Придёт, встанет в сторонке. И смотрит, как они играют.
А малыш вскоре непослушным стал. Капризным. Избаловался.
Но и у Хомы — свой норов! Не любил он строптивых. И поучать любил.
— Не балуй! А не то станешь упрямым, как Суслик, — выговаривал он сорванцу. — Слушай старших. Тебе добра желают. Что, опять за своё?.. Одно гулянье у тебя на уме! Я вижу, ты добрых слов не понимаешь!
Довелось теперь Суслику и увидеть, как Хома наказывал неслуха.
— А-та-та! — нашлёпывал он медвежонка.
Пыль из плюша — дымком вверх.
А затем и болтливая Сорока увидала, как Хома шлепков ему надавал. На прогулке.
— А-та-та! Снова озоруешь?
Слух об этом быстро разлетелся. Волк и Лиса, извечные его враги, тут же к Медведю — рысцой.
— Хома своего медвежонка лупцует!
— Лупцует? — возмутился Медведь. — И сильно?
— А-та-та! — хором зачастили они. — А-та-та!..
— Но хоть за дело?
— Придирается! Измывается! Чуть что — а-та-та!!!
— Да как он смеет? — взревел Медведь.
И понёсся вперевалку к Хоме.
А тот как раз с медвежонком гулял. По лугу, за опушкой.
Выкатился на него Медведь из рощи. Навис над ним и орёт:
— Я про тебя всё знаю! Как смеешь медвежонка так сильно наказывать?
А Хома спокойно стоит. Даже удрать не пытается. Хотя вслед за Медведем и Волк с Лисой, ухмыляясь, вышли.
— А тебя что, слабо наказывали в детстве? — храбро спросил Хома.
Тяжко вздохнул Медведь. Видать, вспомнил, как его драли. В детстве.
— Я у тебя мальца заберу! — засопел он.
На, — протянул ему медвежонка Хома. — Сам заботься о нём. Корми его, гуляй с ним, нос ему вытирай, лапы мой, спать укладывай, сказки рассказывай, ночью к нему вставай, по утрам буди, расчёсывай…
— Хватит! — перепугался Медведь, а затем пробурчал:
— Я сам нечёсаный хожу…
— И такой видный, важный! — с ходу подхватил Волк.
— Пригожий, модный, патлатый! — пропела Лиса.
— Когда мой малыш вымахнет, пусть патлатым шляется, — сурово возразил Хома. — А у себя в доме я этого не потерплю!
Медведь мрачно оглянулся на Волка с Лисой. И те притихли. Сразу на хвост сели.
— А он капризный? — отходчиво спросил Медведь Хому.
— Капризный, непослушный, неразумный, упрямый…
— Достаточно! — вновь оборвал Медведь. — Весь в меня. А два медведя в одной берлоге не уживутся. Сам его воспитывай! — гаркнул он.
Развернулся. И домой затопал. А за ним и Волк с Лисой потянулись. Молча. Знали вспыльчивый нрав топтыгина.
— Не будет слушаться, я тебе подкину, — крикнул вдогонку Хома.
— Не вздумай! — в страхе остановился Медведь. — Ты на него лучше пожалуйся, — вдруг посоветовал он.
— Кому? — удивился Хома.
— Мне.
— На кого?
— На него, конечно.
— А что ты сделаешь?
— Я тебе прикажу: а-та-та ему выдать! — рявкнул Медведь.
— Будь по-твоему, — усмехнулся Хома. — А Волку с Лисой прикажи: не лезть ко мне, когда я с ним гуляю.
— Слышали? — угрюмо сказал Медведь приотставшим Лисе и Волку.
— А если — он один, без него?.. — хитро справилась Лиса.
Медведь взглянул на Хому. За подсказкой.
— Пожалуйста, нападайте, — кивнул тот. — Но только запомните: медвежонок сиротой вдруг останется. Не забудьте тогда Медведю отдать.
— Не трогайте Хому! — враз прогудел Медведь.
И ему учтиво:
— Вырастет, ко мне приведи. — И спохватился: — Ох! Он же не вырастет.
— Если будешь мёд приносить, — улыбнулся Хома, — вырастет. Куда он денется!
— Да-да-да, — поспешно согласился топтыгин.
Так они вдвоём в детство впали. Ну Хома-то ладно. Но Медведь?! Несколько раз и впрямь мёду принес.
Месяц прошёл, пока он опомнился. И перестал мёдом баловать.
Встретил он как-то Хому, опять с медвежонком. На прогулке.
— Ты меня обманул! — раскричался. — Так мне голову заморочил! Я и забыл, что медвежонок — игрушечный!
— Ну и что? — сказал Хома. — А если б он был живой? Разве я бы оставил? Бросил?
— Правда, — задумчиво произнёс Медведь. — А Волк с Лисой мне талдычат: «Запрети ему с ним играть! Медвежонок всё-таки, а не хомячок. Не имеет, мол, Хома права!..» — он только лапой махнул. — Играй, никого не слушай. Я разрешаю!
И ушёл, почёсывая затылок.
Так-то. Играть — никогда не поздно. Особенно, если в детстве не наигрался. У Медведя оно тоже было несладкое, хотя он и мёд любит. Может понять. Не всякому это дано…
А Суслик, наверно, сразу понял. Ничего не сказал Хоме. Ни разу. Лучший друг!
Куда потом делся тот медвежонок — неизвестно. Возможно, Хома снова вырос.