Золотая подкова (сборник)

ХЛЕБНЫЙ ЖЕНИХ

Обычно в начале декабря — или чуть позже — в наш город приходит зима. Она приходит вскоре после долгого ненастья, когда на беспросветно-сером небе хмуро громоздятся облака, когда на городские улицы неизвестно откуда вползают туманы, а сверху долго и нудно сыплется водяная пыль.

Но вот однажды ударит мороз, сбросив с деревьев пеструю листву. После мокрого ненастья и первого крутого заморозка наступят дни удивительной прозрачности и нежной ослепительной синевы.

В это время где-нибудь на тихой улице, на солнце-греве, вдоль глухого забора или сквозной садовой решетки, проглянет робкая щетинка заячьего ячменя. Эта скромная травка — первая вестница нашей весны.

Потом — в январе или феврале — густыми травами оденутся предгорные холмы, к которым придвинулся своими домами наш город. Упругие ветви клёнов и тополей уже усыпаны живыми бугорками почек. Кажется, еще немного, еще день-другой и серые тополя развесят пучки бордовых сережек — в каждом пучке по четыре сережки. К этому же времени расцветут клёны. Хотя они и без листьев, но вид у них уже праздничный, нарядный: теплый ветерок раскачивает на ветвях тысячи золотисто-красных кисточек-подвесок.

И все-таки настоящая весна приходит позже. В апреле. Изумительны в эту пору вечера: как будто ярче и крупнее звезды. И каждая из них сверкает и переливается так, словно смотрит на землю сквозь чистые, радостные слезы. Откуда-то доносится приятный аромат распустившихся роз, цветущих катальп и акаций. Дома, горы, деревья — всё притихло, всё нежится в теплой благоуханной ласковости апрельского вечера.

Весна!.. Какие тут могут быть занятия, учебники, если ты влюблён и тебе чуть больше двадцати!..

…Упорно глядя в раскрытую книгу, Олег водил глазами по одним и тем же строчкам, но ничего запомнить не мог: наука никак не лезла в голову. Тогда он поднял глаза и рассеянно обвёл взглядом верхнюю часть стен небольшой читальни, где на одном уровне висели старые выцветшие портреты корифеев медицинской науки: Павлова, Пирогова. Мечникова, Бурденко, Пастера и многих других. Все они были уже людьми пожилыми и своим невеселым видом навевали лить скуку да усиливали желание, как можно скорее вырваться на свежий воздух, в душистую прохладу городских улиц.

Рядом с Олегом, за одним столиком сидела его однокурсница Ада Загорская. Следует заметить, что природа не поскупилась, чтобы щедро её наделить девичьей красотой, а также гордым независимым характером. Олег Ланцев влюблен в неё давно, чуть ли ни с первого курса мединститута. Но что нравилось ему больше в ней: её расцветшая в полную силу красота или гордый нрав, он вряд ли бы ответил сразу. Видимо, нравилось и то, и другое.

Осторожно скосив глаза в сторону Ады, он увидел, что она поглощена чтением конспекта по акушерству (а, может, делала вид, что поглощена). И еще он увидел пленительный профиль, каждая черта которого вызывала в нем целую бурю скрытого восторга. Чистая, без единого пятнышка, щека алела свежим румянцем. Нос слегка был привздернут и придавал лицу неунывающий вид. Часть низкого лба и правый глаз были притенены тёмными вьющимися волосами, падавшими на спину ниже плеч.

Олег повернулся налево и чуть заметно наклонился к разрумянившейся щеке Ады. Сам не ожидая того, он вдруг почувствовал тяжелые толчки сердца и неодолимое желание обнять и поцеловать её. Изо всех сил сдерживая себя, Олег воровато поглядел по сторонам — не следит ли кто за ним? Но никто из сидевших в зале студентов за ним не следил, и поцеловать Аду, пожалуй, можно было бы. Однако, он не решился, так как не был уверен, что она благосклонно отнесется к его «вольности». Их отношения еще не были настолько близкими и простыми, чтобы целоваться прилюдно, где вздумается.

Усмирив свой пыл, Олег тихо прошептал!

— Уйдем?

— Уйдем, — ответила она и начала собирать со стола книги, тетради и складывать в портфель, в котором лежали стетоскоп и белый больничный халат.

Легким ветром промчались они по вестибюлю института. Потом, открыв входную дверь, сбежали по крутым ступенькам высокого крыльца в медленно пошла по тротуару притихшей улицы.

— Ах, Олег, Олег! Ведь это же преступление! — прижимаясь к плечу своего спутника, с тревогой сказала Ада.

— О чем ты? — с усмешкой спросил Олег. — Уж не наше ли бегство из читальни ты имеешь в виду?

— Ну, конечно! Ведь вполне часа два или три можно было бы позаниматься…

— Брось, милая, не ной. Все выучим, все успеем, — уверял Олег.

Ада не возражала. Она все еще не могла отделаться от досады, что так рано ушла из читальни.

«Он-то, пожалуй, успеет, — думала Ада, глядя в даль просторной, слегка понижающейся к востоку улицы, ярко озаренной двумя рядами высоких светильников. — У него всё получается быстро. А вот она-то вряд ли успеет. Ведь знала об этом и все-таки согласилась на эту прогулку».

Олег тоже молчал, хотя понимал, конечно, что тревога Ады вполне оправдана. Подготовиться к экзаменам в медицинском институте не так-то просто. А тем более к выпускным.

Для прохождения врачебной практики Аде в Олегу в одной из городских больниц были выделены две палаты. Под руководством опытных врачей будущие терапевты произвели здесь полное обследование больных, определили каждому диагноз, составили обоснованный план лечения.

Рано утром, придя в больницу, они сразу же приступали к делу: измеряли температуру, прослушивали и расспрашивали больных о самочувствии, перебрасывались шутками с теми, кто уже выздоравливал, и старались поднять настроение у тех, кто впадал в уныние.

А в половине девятого начиналась так называемая пятиминутка, то есть совещание врачей, на котором присутствие практикантов было обязательным.

Только в три часа они уходили из больницы. А в шесть вечера уже спешили в читальню. Кроме этого они активно участвовали во всех научных конференциях, проводимых в институте, выступали на семинарах со своими рефератами. Словом, крутились, как белка в колесе, и каждая минута у них была на счету.

Но сегодня Олег не мог отказать себе в удовольствии хоть немного погулять по весеннему городу, чтобы дать разрядку после упорных занятий. Конечно, без Ады он не пошел бы… Какое там гуляние одному?

В этот вечер они много ходили по городу, наслаждаясь мягкой, чудесной погодой, блеском звезд, четко проступавшей на фоне небосклона темно-синей громадины Копетдага. Сперва они долго бродили по проспекту Свободы, затем зашли в небольшой сквер, посередине которого взлетали струи фонтана. Подсвеченный со всех сторон шаровидными светильниками, фонтан напоминал высокий, с раскидистым верхом, искрометный сноп.

Сквер казался безлюдным. Но это было не так: на длинных скамейках, под сенью плакучих ив, сливаясь с темнотой, сидели влюбленные пары.

Тишина. Только шум сверкающего фонтана.

Выбрав укромный уголок, Олег и Ада сели на скамейку. Они долго молчали. Они вообще в этот вечер, говорили немного.

— Ах, какая погода! Чудо!.. — после долгой пауза сказал Олег и потянул носом настоявшийся к ночи ароматный воздух.

— Она настолько хороша, — шепотом отозвалась Ада, — что буквально ни о чем не хочется думать…

— Ну, вот… А ты сердилась, что пошла со мной. По такой погоде только стихи читать!..

— Если помнишь, почитай что-нибудь.

— Помню, конечно. Хочешь — из Блока?

И Олег вполголоса, так, чтобы их слышала только Ада, прочел знаменитые строки:

— Прекрасно. Олег!.. — с жаром прошептала Ада. — Знаешь, эти стихи я ведь тоже помню, и когда думаю о них, то представляю Блока молодым рыцарем в русском шлеме, с круглым, как солнце, щитом, и в серебряной кольчуге.

Олег улыбнулся.

— Чему ты смеешься? Может, я что не так…

— Нет, нет. Всё так. И я таким же его представляю. Поэт был убежден, чтобы жить честно, надо быть настоящим бойцом, сильным и благородным. Ведь жизнь — это борьба. Вот отсюда и романтический образ рыцаря.

В это время, откуда ни возьмись, мимо прошли двое: он и она. Олег отстранился от Ады и замолчал. Потом, повернувшись к ней, взял её руки в свои.

— Ну, что же ты молчишь? — тихо, но настойчиво спросила Ада. — Я хочу тебя слушать.

— А знаешь, что по этому же поводу сказал Пушкин? — с некоторой таинственностью произнес Олег.

— По какому?

— Ясно, по поводу весны.

— О, по этому поводу Пушкин говорил многое… Что ты имеешь в виду?

— Да вот… Хотя бы это:

— Ах, вот ты о чем!.. Но сегодня, по-моему, это не подходит.

— Почему?

— Потому, что весной мне совершенно не грустно, а как раз наоборот!

— И мне тоже, моя золотая, милая Ада! — не узнавая себя, с чувством сказал Олег и поцеловал девушке каждую ладонь, каждый палец на руках, а потом: потянулся к её лицу, чтобы поцеловать губы.

Но Ада, закрыв лицо руками, быстро отодвинулась от Олега и все его попытки прорвать «оборону» девушки, кончились безуспешно.

Олег опустил голову и, глубоко вздохнув, сказал:

— Нет, ты не любишь меня!..

Он долго молчал. И весь его вид — опущенная голова, сдвинутые к переносице брови и печальное лицо — были воплощенная грусть. Сдержанная в своих чувствах Ада была недовольна собой и корила себя за то, что не умеет быть такой, какой бы ей хотелось: откровенно-ласковой, веселой и даже немного дурашливой. Именно вот сейчас бы ей хотелось быть такой, когда так роскошно светит луна и хмельное дыхание весны переполняет каждую клетку её тела.

Аде вдруг стало жаль Олега и она решила вести себя чуточку смелее, раскованней.

— Ну, что ты хмуришься? — сказала она ласково и протянула к нему руки. — Сядь, пожалуйста, ближе. Да не бойся. Не укушу…

Олег выполнил ее просьбу и сразу повеселел. К атому времени луна уже высоко стояла над Копетдагом. На его склонах, залитых лунным сиянием, резко чернели глубокие извилины. Росшая рядом со скамейкой молодая ива своими густыми, пышно распустившимися ветвями все время заслоняла лупу, оставляя Аду и Олега в таинственном полумраке. Держась за руки, они молча вглядывались друг другу в глаза, словно хотели разгадать какие-то тайны, скрытые в их глубине или прочесть что-то неожиданно новое во взоре любимого человека.

Несмотря на полумрак, лицо Ады было видно отчетливо, и цвет его казался ровным, матовым. Олей видел, как оно менялось и было то приветливым, то лукавым, то нежным, то улыбчивым. Так же как и днем, живым неотразимым блеском сверкали ее глаза.

Красив в этот вечер был и Олег. Лицо у него было открытое, слегка скуластое, с твердым подбородком, придававшим ему выражение дерзкого вызова или юного упрямства. Именно оно, это откровенное аыражение вызова, и нравилось больше всего Аде в облике Олега. Нравились ей и синева его глаз, и мягкие, как шелк, откинутые назад русые волнистые волосы.

— Олег, сегодня ты такой милый, что я просто поражена! — призналась Ада и поворошила его теплые легкие волосы. Не ожидавший такого пылкого признания, Олег смущенно улыбнулся, и на его левой щеке обозначилась очень симпатичная мужская продолговатая ямочка. Ада очень любила, когда Олег был весел, и почти всегда ждала его приятной необыкновенной улыбки.

— Скажи, я нравлюсь тебе?

— Очень! — с неожиданным жаром прошептала Ада и шекой прижалась к щеке Олега.

— Это неправда.

— Нет, это правда — в волнении произнесла Ада. — Это правда. Я люблю тебя.

Ада отстранилась от Олега, посмотрела на него долгим влюбленным взглядом и медленно приблизила свои губы к его губам.

Они поцеловались. Впервые за долгое время их дружбы. Поцеловались горячо, страстно. Такой поцелуй можно сравнить разве что с радостной ослепительной вспышкой, забыть которую невозможно.

Но вот жар поцелуев погас.

Утомленные, они пришли, наконец, в себя и сели, чуть-чуть отдалившись друг от друга. Поправив волосы, одежду, Ада сказала:

— Давай, Олег, поболтаем еще. Расскажи мне еще что-нибудь. Ведь ты так много знаешь…

Много знаешь… Нет, это не было ни лестью, ни чрезмерной похвалой в адрес Олега. Он и в самом деле обладал самыми неожиданными и разнообразными знаниями. Втайне он надеялся, что девушка, которая полюбит его, то, прежде всего, не за красоту, а за его знания. Красота что? Пока молод, она есть, постарел — исчезла. Знания же, они — на всю жизнь. И цена на них всегда одинаковая. Поэтому Олег старался, как можно больше читать. Ада, наблюдая однажды за тем, сколько Олег выписал в библиотеке книг, не удержалась и спросила:

— Ну, зачем так много?

Более наивного вопроса Олег не ожидал. Улыбнувшись, он ответил:

— Во-первых, мой друг, — лишних знаний не бывает. А во-вторых, я не теряю надежды, что по окончании института мы все-таки поженимся с тобой. Если это произойдет, то не исключено, что нам придется прожить под одной крышей лет пятьдесят, а может, а больше. Нет ничего страшнее скучного супруга. Вот тут-то мои знания и пригодятся! Я буду рассказывать тебе о самом волнующем и смешном. И ты никогда не будешь скучать. Словом, будем жить так же легко и просто, как о том поется в популярной песенке о чудном острове «Чунга-чанга».

Они спели до половины эту песенку и им ужасно стало весело.

— Ну и как? — спросил Олег, — есть у меня хоть маленькая надежда, что однажды ты станешь моей?

— Думаю, что мама не будет против, — скромно, но без особой уверенности ответила Ада. — Впрочем как знать?

Время шло. Дружеские отношения Ады и Олега, их любовь крепли с каждым днем. Они крепли от каждой встречи, свидания, каждой улыбки, нежного взгляда, рукопожатия, и Олег уже не сомневался, что его женитьба на Аде Загорской не за горами.

…Олег потер в задумчивости лоб, перебрал в памяти все самое любопытное, о чем мог бы поведать девушке, чтобы восхитить её и, таким образом, еще больше укрепить свой авторитет эрудита и рассказчика.

— А не поговорить ли нам о «высоких» материях? — сказал Олег после затянувшейся паузы. — Скажем, о космосе. Беда только в том, что тема эта тебе хорошо известна, и я боюсь, ты будешь зевать от скуки.

— Ладно уж… Не набивай себе цену. Рассказывай, — с теплой дружеской ноткой в голосе попросила Ада.

— Я часто думаю, — начал Олег, как бы размышляя вслух, — вот если бы каким-нибудь чудом воскресить человека, умершего лет двести назад, и сказать ему, что люди уже слетали на Луну, что мы, имеем фотографии Венеры и других планет и живем по году в космическом пространстве, — как ты думаешь, поверил бы он в эти чудеса? Думаю, что нет.

— Но ведь то, что сделано по изучению и освоению космоса, — все более воодушевляясь, говорил Олег, — это лишь первые шаги, начало. И та скорость, с которой уходят в небо космические корабли, — это «черепашья» скорость. Многим учёным уже сейчас ясно, что для полётов к другим мирам — загадочным и более далёким, чем наша Галактика, где, возможно, затерялась такая же планета, как Земля, — нужны другие корабли и другие более высокие скорости. Говорят, что со скоростью света может летать фотонная ракета. Где-то я читал, что ученые уже работают над её созданием. Вот бы на такой ракете полетать!..

— Ну, как? Ты еще не уснула? — прервав свой рассказ, спросил Олег и пристально посмотрел на Аду.

— Нет, нет. Мне все интересно!.. — бодро ответила она и положила голову на плечо Олега.

— Я спрашиваю, согласна ли ты полететь со мной в космос со скоростью света?

— Согласна, — чуть, слышно ответила Ада. — С тобой хоть на кран Вселенной!

— Хорошо. Теперь представь себе, что на том краю Вселенной мы отыскали небольшую планету еще более прекрасную, чем наша. Великолепный климат, чистый прозрачный воздух. Горы и долины. Море, цветов. Живописнее водопады, а, главное, почва, обладающая неслыханным плодородием. Мы строим с тобой хижину, то бишь — роскошный дворец! И рядом с ним я разбиваю огромный сад. Что может быть чудеснее цветущего сада! Я занимаюсь им и лечу аборигенов…

— А я? Чем я буду заниматься? — поднимая голову, спросила Ада.

— Ты?.. Найдется дело и для тебя. Ты будешь наслаждаться природой, готовить вкусные обеды и воспитывать наших малышей.

— Я согласна, — улыбнулась Ада. — А теперь пора по домам.

Они поднялись со скамейки, и, не торопясь, пошли по тихому, уснувшему городу.

Аглая Петровна, мать Ады, давно собиралась поговорить с дочерью по душам. Да всё как-то не было подходящего момента: не начнешь же разговор просто так… с бухты-барахты, когда хочешь высказать своё жизненное кредо и наставить другого на путь истинный.

Был воскресный день. Ада сидела дома и готовилась к экзаменам. Убрав со стола чайную посуду, Аглая Петровна села напротив дочери с каким-то вязанием.

— Ты что-то грустна, моя милая, — вкрадчиво проговорила мать. — Уж не больна ли? А, может, влюблена? Да ты отложи свою тетрадку, да хоть раз поговори с матерью. Я ведь тебе не чужая. Ну, скажи, моя ягодка, что с тобой?

Ада послушно отложила в сторону конспект и с любопытством посмотрела на мать: «Интересно, что ей от меня надо?..»

— Скажи мне, дочка, ты с кем-нибудь дружишь? Или, как говорили в старину: гуляешь? — спросила Аглая Петровна я посмотрела на Аду поверх очков, прекратив вязанье.

Ада решила быть откровенной:

— Гуляю.

— Он любит тебя?

— Да. Любит.

— Кто же он такой?

— Студент. Мой однокурсник.

— И каков он из себя? — продолжала допытываться мать.

— Красивый, умный парень.

Аглая Петровна опустила глаза, что-то соображая, в спицы её снова замелькали.

— Красивый, говоришь, умный?.. Всё это хорошо, мой дружок, — медленно, но с явным неодобрением произнесла она. — А вот будешь ли ты счастлива с ним, с этим красивым да умным? Ведь с лица, как говорится, воду не пить. Это каждому известно. А теперь давай-ка заглянем в твоё будущее, — говорила Аглая Петровна тоном, не терпящим возражения: — Вот вы закончили институт. Поженились. Зарплата у вас не ахти какая. А вам хочется хорошо, по моде, одеться, вкусно покушать, поехать на курорт и «Жигуленка» иметь — уйма денег потребуется! А у вас их нет и негде взять. На богатое наследство тебе рассчитывать не приходится. Что тогда? И начнутся тогда споры да ссоры — житья не будет. Хотя и говорят, что с милым и в шалаше рай — не верь этому. Глупости всё это! Нет, доченька, тебе нужен, как говаривала еще моя покойная бабушка, мать отца моего, хлебный жених, состоятельный, с положением. Пусть немного старше будет, но чтобы хлебным был.

Слушая долгую речь матери, Ада вспомнила её рассказы о своей молодости. Замуж Аглая Петровна вышла за молодого юриста будучи начинающим врачом. Трудностей в ту пору было у них немало. Жили скромно. Но была у них молодость, была любовь. Они-то и помогли молодым супругам преодолеть все трудности и все лишения. Со временем пришел в семью в достаток.

Ада напомнила матери её рассказ о своей молодости.

— Да! Что было, то было, — подтвердила Аглая Петровна. — В начале мы действительно жили неважно. Но я не хочу, милая, чтобы ты повторяла мои ошибки. Я хочу, чтобы ты была счастлива сразу, как только выйдешь замуж. Вот о чем я забочусь.

— Но разве счастье только в одном богатстве? Будет любовь — будет счастье. Не будет любви и богатство ни к чему, — стояла на своём Ада.

— Ну, как же ты, дурочка, не поймешь, что и я толкую о том же самом. Только я хочу, чтобы любовь и богатство ты приобрела сразу после свадьбы, чтобы ожидание богатства, не растягивалось на годы. А для этого нужен хлебный жених. Понимаешь? Хле-е-бный!

Дочь и мать помолчали.

Потом Аглая Петровна сказала:

— Пока, конечно, ты можешь дружить со своим студентом, но только не позволяй ему смотреть на себя, как на вещь, как на какую-то собственность. Подвернется солидный человек, со студентом можно расстаться. По-хорошему, конечно. Мирно. Тихо. Полюбила, мол, другого. Разве ты не имеешь права полюбить другого, того, кто больше нравится тебе?

Услышав эти слова, Ада побледнела. Вот уж чего она никак не ожидала от матери, так это откровенного призыва к вероломству.

— Но ведь мы же любим друг друга, — проговорила Ада сквозь слезы. — И я, ты знаешь это, не способна на обман или измену.

— Успокойся. Ничего страшного нет в моих словах, — почти невозмутимо сказала Аглая Петровна. — Я забочусь лишь о твоем будущем, милая!

Примерно через неделю после того бурного разговора Аглаи Петровны с дочерью в мединиституте состоялся молодежный вечер. Актовый зал был торжественно озарен тремя хрустальными люстрами. Вдоль стен и вокруг беломраморных колонн собрались любители танцев. В их числе были Олег и Ада.

Ада была одета просто, но со вкусом. Ей очень красили розоватое, перехваченное в талии узким поиском, платье и белые изящные туфельки на высоком каблучке. Тёмные пышные волосы, причесанные сегодня как-то особенно эффектно, придавали её лицу и всей её внешности исключительную свежесть, красоту и обаяние.

Но самым главным её украшением было, конечно, маленькое бриллиантовое колье, доставшееся её матери по наследству от какой-то родственницы.

Аду и Олега окружили однокурсники, откровенно восторгавшиеся её прической, дорогим колье и единодушно решившие, что на сегодняшнем вечере она милее и краше всех.

А в это время на противоположной стороне зала, прислонившись к колонне, стоял высокий мужчина лет тридцати с небольшим. На нем был великолепный костюм табачного цвета, который так славно гармонировал с его густой кудрявой шевелюрой, усами и пушистыми ресницами, которые тоже казались табачного цвета.

Незнакомый мужчина стоял в одиночестве. Сложив руки на груди, он упорно и немного исподлобья глядел на Аду, словно хотел во что бы то ни стало обратить на себя её внимание. Это не прошло незамеченным для тех, кто находился рядом с Олегом и Адой. Девушки довольно громко начали шушукаться между собой, улыбаться, указывая глазами на мужчину.

— Девы! А вы гляньте-ка вон на того, — сказала одна из них. — Какой аполлонистый! Ну, прямо загляденье!..

А её подружка добавила:

— И всё пялится, бесстыжий, на нашу Аду… Интересно, откуда это занесло такого?

Ада только раз взглянула на незнакомца и тут же отвернулась, смущенная его настойчивым взглядом.

Ребята молчали, делая вид, как будто ничего особенного не произошло. Да и какое им дело до чужого человека! Только один из них шепнул Олегу на ухо:

— Ты знаешь вон того типа, что стоит у колонны?

— Нет. А что?

— Да что-то все время в нашу сторону смотрит?

— Знаешь, старик, будь начеку. Как бы этот верзила не уволок твою Пенелопу.

— Спасибо за совет, — холодно ответил Олег. — Но ты лучше присматривай за своей.

В это время оркестр заиграл вальс. Взвихренные музыкой, закружились пары. Вальс Олег танцевал плохо и попросил Аду станцевать его с другим партнером.

Ждать его не пришлось. Совершенно неожиданно перед Адой и Олегом возник тот самый незнакомец, который только что стоял в отдалении рядом с колонной. Поклонившись изысканно вежливо, он пригласил Аду на танец. С минуту, а может, больше Олег следил за ними, удивляясь той легкости, с какой они вальсировали среди других по гладкому паркету. За этой же парой с изумлением и нескрываемым восторгом следили и другие. И у многих, наверное, в этот миг промелькнула мысль о том, что Ада и её партнер словно созданы друг для друга.

Незнакомец, кружа свою партнёршу, о чем-то весело ей говорил и раза два издалека взглянул на погрустневшего Олега. В словах незнакомца слышались легкий акцент и волевая властная нотка. И эта нотка к низкий тёплый голос были не совсем обычными и нравились Аде. Голос его хотелось слушать.

— Скажите, это ваш парень с таким выдающимся подбородком? — спросил он Аду и посмотрел в сторону Олега.

— Да. Это мой однокурсник. Я дружу с ним.

— Ничего. Парень симпатичный, — одобрил он. — Но вы рядом с ним… как бы это сказать… как принц и нищий. Вы для него слишком роскошны.

Эта лесть тоже была приятна, но Ада возразила:

— Вы зря так о нем. Олег отличный парень и… любит меня.

Во время второго вальса незнакомец узнал, как зовут партнершу и попросил у неё номер домашнего телефона. Вначале Ада не хотела его давать, но потом все же уступила настоятельной просьбе незнакомого кавалера.

— Вы знаете, — сказал он ей меланхолически, — человек я одинокий и когда мне будет особенно груст-во, то я позвоню вам, чтобы хоть немного облегчить душу.

Вальс близился к концу и незнакомец сказал:

— Теперь позвольте представиться! Оскар Степанович. А работаю я главным инженером строительного треста.

Танец кончился, и Оскар Степанович исчез куда-то так же неожиданно, как и появился.

Танго Ада танцевала с Олегом. Но ему казалось, что танцует он ужасно плохо, что Ада недовольна нм, его злым надутым лицом. Как бы там ни было, а вечер был испорчен. Домой возвращались молча.

Когда дошли до дома Ады, она сказала:

— Ты вёл себя как самый последний ревнивец. Я весь вечер терпела и не показывала вида, что злюсь. Но теперь скажу: твоя ревность меня возмущает. Если ты и в дальнейшем будешь так же ревновать, то нам лучше расстаться.

Она повернулась и, не подав руки, скрылась в подъезде.

Вскоре об их размолвке узнал весь институт. Еще недавно их видели вместе, как самую неразлучную пару. Теперь они всюду были врозь и вели себя, как чужие: не здоровались, не разговаривали, избегали встреч.

Олег тяжело переживал этот разлад. Осунулся. Стал задумчивым, хмурым. Несмотря на то, что а этом разрыве больше была виновата Ада, он первым хотел пойти на примирение, так как был уверен, что когда ссорятся двое, нельзя считать виноватым только одного из них.

Однажды, встретив девушку в коридоре института, он остановился и сказал:

— Постой, Ада. Выслушай меня Что всё это значит? Где наша дружба?

Лицо девушки вспыхнуло кумачом, стало злым, нехорошим.

— Ты смотришь на меня, как на вещь! — гневно бросила она, глядя куда-то в сторону. — Разве я не имею права танцевать с кем хочу? Легко представить мою жизнь, если бы я вышла замуж за такого ревнивца, как ты. Это был бы ужас! Сплошной кошмар…

Ала выпалила всё это торопливо, я не успел Олег рта раскрыть, она почти бегом пустилась по коридору, сердито стуча каблучками.

Олег понял: она порывала с ним навсегда.

Зато теперь чуть ли не каждый вечер Ала встречалась с Оскаром Степановичем. Несколько раз она даже побывала у него в гостях. Увиденное там ошеломило её. Она была поражена богатством двух уютных комнат отдельной квартиры. Они сверкали дорогой посудой, полированной поверхностью внушительных гарнитуров, хрусталем люстр. Звук шагов гасили мягкие ковры. Они были всюду: на иолу, на стенах, на диванах. Всюду были дорогие оригинальные безделушки, цветные литографии, со вкусом подобранные эстампы. Здесь не хватало только доброй и приветливой хозяйки. И вот в голове Ады как-то непроизвольно — раз или два — уже мелькнула мысль, что она охотно взяла бы на себя роль этой хозяйки. Тем более, что главный инженер с каждым днем ей нравился всё больше. Его ухаживания были не навязчивы, но приятны. Каким-то образом он мог предугадать любое её желание, малейшую прихоть, и все эти желания сбывались, как по волшебству. К тому же Оскар Степанович был искуснейшим кулинаром. Вряд ли бы кто еще мог приготовить такой же вкусный, вызывающий острый аппетит, шашлык или люля-кебаб. Обычно готовил он их на свежем воздухе, где-нибудь в степи, на живописном берегу Восточного озера или приятно гремевшей по ущелью звонкой речки Фирюзинки.

После приятной загородной прогулки Ада и Оскар Степанович возвращались в дом главного инженера и только тогда начиналось у них настоящее пиршество: за рулём Оскар Степанович спиртного не употреблял. Он быстро накрывал стол, включал проигрыватель. Ада как настоящая хозяйка орудовала на кухне. Когда всё было готово, садились на стол.

Когда в своей любви Оскар Степанович стал более требовательным, Ада намекнула, что она не против его желаний, что она она всё согласна», но вначале надо бы узаконить их отношения, то есть пойти в ЗАГС и официально зарегистрировать брак. В ответ на это Оскар Степанович как-то сразу остыл и впал в длительную задумчивость.

— Нет, нет, — сказал он после долгого молчания, — я не возражаю против ЗАГСа и против регистрация брака: пожалуйста, хоть сию минуту. Но я считаю, что в наших отношениях главное — любовь. Не будет любви, ни один ЗАГС нас не удержит вместе. Но мы любим друг друга… Может, ты сомневаешься о прочности и серьезности моих чувств?

Нет, Ада в этом не сомневалась.

— А знаешь, что, Оскар, — слегка осмелев и из твердо выговаривая слова, сказала Ада. — А вдруг мы с тобой поссоримся и разойдемся? А у нас будет ребенок… Тогда как?

— А вдруг, а вдруг!.. — мягко иронизировал Оскар Степанович. — Пусть ссоры тебя не страшат. После ссор люди не всегда расходятся. Часто после этого их союз становится еще более прочным. Такова жизнь!

В конце концов было решено: с ЗАГСом пока не спешить. Надо сперва институт закончить, диплом получить, а потом уже и свадьбу справить.

О своем разрыве с Олегом Ада сообщила матери на следующий же день. Выслушав эту весть со сдержанной радостью, Аглая Петровна решительно заявила?

— Ну, и правильно сделала! Этот Олег, доченька, тебе не пара. Я тебе и раньше об этом говорила. Что толку-то в нем? Неоперившийся птенец. Да и к тому же, как ты говоришь, невыносимый ревнивец. Наплакалась бы ты с ним. Благодари бога, что вовремя избавилась от него.

С гордостью окинув взглядом дочь, Аглая Петровна добавила:

— Ты — роза в полном цвету! Мечта для любого мужчины, и верю я: еще такого женишка подцепишь!.. Только малость, может, подождать придется.

Но, как уже нам известно, ждать жениха Аде не пришлось. Спустя, примерно, неделю после разрыва о Олегом, Ада поведала матери и о том, что она встречается с главным инженером треста, что она уже несколько раз бывала на его холостяцкой квартире.

— Живет, как король! Разве только птичьего молока не хватает, — закончила она свой рассказ об Оскаре Степановиче.

— Главный инженер, говоришь, и холост? Это правда? — и в потухших глазах Аглаи Петровны вдруг загорелись хищные огоньки. — А каков он из себя, этот твой новый поклонник? Надеюсь, не какой-нибудь замухрышка?

— Ну, что ты, мама! — порозовев от смущения, произнесла Ада. — Оскар Степанович — мужчина что надо… Молодой, рослый, красивый.

— А ты приведи его, доченька, к нам. Я только гляну на него и сразу скажу, чего он стоит.

Готовясь к визиту Оскара Степановича, Аглая Петровна выкрасила волосы в черный цвет. В прошлом жгучая брюнетка с добрым милым личиком, она в теперь хотела выглядеть еще не старой, привлекательной женщиной. Но химия мало помогла. Волосы получились какого-то темно-лилового цвета, от чего на бледном лице Аглаи Петровны еще заметнее стали многочисленные морщины.

Оскар Степанович явился к Загорским в точно назначенное время. На его звонок в прихожую навстречу гостю дружно выбежали мать и дочь. В светлом спортивном костюме, в новой сорочке и изысканном галстуке Оскар Степанович был ослепительно красив.

— Прошу вас, прошу, проходите, пожалуйста, не стесняйтесь, — заволновалась Аглая Петровна, ласково приглашая гостя. — Моя дочь мне столько говорила о вас!.. Так что… будьте, как дома.

Оскар Степанович и не думал стесняться. Польщенный радушным приёмом хозяйки, он только прищуривал свои густые ресницы, словно кот, ослепленный лучами солнца, Потом вошел в гостиную и сел на кушетку, покрытую текинским ковром. Затем быстро, оценивающим взглядом окинул скромную обстановку гостиной: круглый стол под тяжелой темно-вишневой скатертью с золотой бахромой, старенькое трюмо, плюшевый диван и тяжелые кожаные кресла вокруг стола.

«Да, небогато живут», — отметил про себя Оскар Степанович в задумался о чем-то своем.

В это время мать и дочь находились на кухне.

— Ах, какой он милый! Какой представительный! Прямо чудо! — прошептала на ухо дочери Аглая Петровна. — Вот он, настоящий твой жених, доченька, не упускай его, — кивнула она на дверь, которая вела в гостиную.

Надо сказать, что в тот день Аглая Петровна проявила неслыханную расточительность, выложив на стол всё, чем располагали её кухня и холодильник. Тут были и золотисто-розовый балык, кетовая икра, жареные цыплята, соки, торт, много фруктов, свежей зелени. Поведение Аглаи Петровны напоминало поведение отчаянного игрока, поставившего на карту ради единственного выигрыша все, чем он располагал. Короче говоря, хозяйка делала всё, чтобы угодить тому гостю, завоевать его симпатию и дружбу. Не спуская с него приветливого взгляда, она подвигала к нему то одно блюдо, то другое.

— А теперь вот это покушайте. Ну, пожалуйста! Я вас очень прошу, — говорила она певучим голоском.

И гость, уступая настоятельным просьбам хозяйки, с удовольствием поедал поданное блюдо, хвалил его и мило улыбался.

К концу угощения, когда Аглая Петровна подала кофе, вниманием женщин завладел Оскар Степанович. С поэтическим восторгом он говорил о широких перспективах применения железобетона в строительстве жилых, культурно-бытовых и производственных зданий.

— А ведь еще не так давно, — говорил Оскар Степанович, — кое-кто, понимаете, скептически относился к бетону как к материалу будущего. И зря, вам скажу. Посмотрите, какие дома-красавцы мы строим из него сейчас. Глаз не отведешь!.. А разве не бетон позволил перейти нам на индустриальные методы строительства, собирать дома из крупных блоков и, таким образом, намного повысить темпы строительных работ? Надо ли объяснять, как это важно, когда многие все еще нуждаются в жилье?

Внимательно выслушав гостя, Аглая Петровна покачала головой и сказала:

— Как хотите, Оскар Степанович, а я с вами кое в чем не согласна. Нет, не в том, что бетон плохой или хороший материал. Нет. Тут мы с вами единомышленники. Не согласна я с вами в другом. Конечно, нужда в хорошем жилье есть еще, и надо торопиться. Но что тут получается? Во всех городах — больших и малых — подымаются белые, как гуси, дома и, как гуси, похожи друг на друга. Дома-этажерки, дома-близнецы. Это плохо. И не только в эстетическом отношении. Это неудобно, в бытовом. Не далее, как прошлым летом, поехала я в Москву и решила навестить свою старую приятельницу — живет она в каком-то новом районе, на окраине столицы. Приехала я туда и ахнула: кругом высокие дома — целый массив одинаковых зданий! Три часа, наверно, я искала ее, раза три звонила по телефону-автомату, сверяя свой маршрут. Но и телефон мало помог. Если бы подруга не вышла мне навстречу, видно, так бы мы и не встретились с нею. Вот теперь и скажите, уважаемый главный инженер, неужели нельзя разнообразить проекты, чтобы дома были своеликими, не похожими друг на друга? Неужели так и будут подыматься в небо эти огромные белые этажерки?

— Да… как вам сказать? — неуверенно протянул Оскар Степанович. — Над этим, по-моему, должны думать наши зодчии, это их хлеб. Мне кажется, им не хватает либо времени, либо фантазии, чтобы проекты жилых домов были и оригинальными, и разными.

— Ну, ладно. Давайте оставим этот скучный разговор об однообразии застройки, — сказала Аглая Петровна. — Поговорим лучше о качестве строительных работ. За примером не надо ходить далеко. Для наглядности возьмем наш город. И тут, я еще раз прошу прощения, дорогой Оскар Степанович, — я немного, ну, так совсем легонько, вас покритикую. Я хорошо знаю, что за качество построенных в городе домов, наряду с другими специалистами, отвечаете и вы. Ну, и как вы строите? Не будь в обиду сказано: без любви и вдохновения, как-нибудь и абы как. Лишь бы скорее сдать объект. А недоделки строителей, брак в работе приходится потом устранять жильцам. Сколько отравленных радостей, негодования, гнева и нареканий в адрес строителей!..

Чем больше говорила хозяйка, тем больше краснел и мрачнел гость. И когда Аглая Петровна закончила, наконец, свою длинную речь, Оскар Степанович, опустив глаза, глухо пробурчал:

— Да, Аглая Петровна, критик вы жестокий а не очень справедливый. Нельзя же всех под одну гребенку. Честное слово, нельзя! Много у нас строителей добросовестных, честных, крепко влюбленных в свою профессию. Немало объектов мы принимаем с высокой оценкой, объектов, построенных с большой любовью и настоящим мастерством.

— Но многие дома все еще строятся плохо, — стояла на своем Аглая Петровна. — И это очень прискорбно. Потому что руководители строек не требовательны к халтурщикам и бракоделам.

— Спорить не стану, — мягко улыбнувшись, сказал Оскар Степанович. — Встречается порой и такое. Но это не должно нас огорчать: ничто не вечно под луной, И брак в работе — тоже.

— Значит, вся надежда на будущее? — Аглая Петровна метнула лукавый взгляд на гостя. — Ну, что ж… Будем надеяться на будущее.

Наступило молчание. Аглая Петровна посмотрела на дочь, которая до сих пор не проронила ни слова.

— А теперь, дети, давайте потолкуем о вашем будущем, — снова заговорила Аглая Петровна. — Оскар Степанович, Ада уже говорила мне, что вы просили её руки и получили на это согласие. Что ж… В принципе, как мать, я не возражаю… Мне бы только хотелось знать, дорогой Оскар Степанович, какие гарантии даете вы, что моя единственная дочь, бесценное мое сокровище, моё солнышко, будет счастлива с вами?

Тут Аглая Петровна не выдержала и под действием собственных жалостливых слов даже немного прослезилась.

— Ну, мама!.. Ну, перестань, пожалуйста! Как тебе не стыдно, — вдруг зардевшись от стыда за слезы матери, почти негодующе закричала Ада.

— Ладно. Перестану, моя ягодка, перестану, — Аглая Петровна вынула откуда-то маленький розовый платок и насухо вытерла глаза. Немного погодя, она выжидательно посмотрела на жениха. Оскар Степанович пошевелился, словно желая поудобнее устроиться в кресле, кашлянул в кулак и негромко сказал:

— Ну, какие я могу дать гарантии! Прежде всего — это моя зарплата, со всеми её надбавками, в размере пятисот рублей. Есть у меня новенький «Жигуленок» и прекрасная квартира. Если же когда-нибудь нам не хватит денег, помогут мои родственники. Одно мое слово, один намёк, и они раскошелятся ради нас и нашей счастливой жизни.

На том же семейном приеме, который Аглая Петровна устроила в честь будущего зятя, были согласованы и сроки предстоящей свадьбы. Было решено, что она состоится ровно через неделю после сдачи Адой последнего государственного экзамена.

Прешла педеля. В назначенное время гости собрались на свадьбу в доме невесты. Их было немного, человек двадцать. Это были однокурсники и однокурсницы Ады и несколько знакомых Аглаи Петровны.

И вот пора бы начаться свадебному пиру, веселью, а оно всё не начиналось, так как не явился жених. Разумеется, все обескуражены и теряются в догадках: почему нет его на свадьбе? Забыл? Этого не могло! быть. Свадьба бывает раз в жизни. Может, несчастье какое? Вот это, пожалуй, ближе к истине…

Больше всех переживали и волновались невеста и ее мать. Расстроенные и униженные, они то и дело поглядывали на дверь, прислушивались, не позвонит ли кто в прихожей.

Наконец, когда прошло часа два или три напряженного ожидания, в прихожей раздался звонок. Мать и дочь бросились открывать дверь.

Да. Это был он, Оскар Степанович. Его явно покачивало. Глаза мутные. На лице бессмысленная улыбка пьяного человека.

— Боже мой! Да вы пьяны! — всплеснула руками Аглая Петровна. — И в такой день!..

— А в какой — такой день? — осведомился жених невяжущим лыка языком.

— Да вы что, голубчик, смеетесь над нами? Или и в самом деле забыли, что сегодня день вашей свадьбы? — прошипела Аглая Петровна.

— Позвольте, но я… женат, — заявил Оскар Степанович. — И… и второй раз жениться не желаю…

Услыхав такое заявление, Аглая Петровна побледнела так, что в её лице не осталось ни кровинки. Но она взяла себя в руки и с помощью дочери втащила пьяного жениха на кухню. Вцепившись в лацканы его пиджака, Аглая Петровна встряхнула его и ударила головой об стенку, приговаривая:

— Ты что же, сукин сын, нас опозорить решил? А? Я в партком пойду, начальнику пожалуюсь, что ты дочь мою обесчестил. Марш сейчас же к гостям и скажи, что ты пошутил!

В результате столь «конкретного» разговора Оскар Степанович заметно отрезвел и послушно пошел в гостиную. Усаживаясь рядом с Адой, он виновато улыбнулся и сказал:

— Прошу извинить меня за опоздание. Вы понимаете, как это получилось? Иду я сюда и встречаю старинного друга. Хорошего друга. Я даже не заметил, как мы очутились с ним в какой-то харчевне. Я говорю ему: спешу на свадьбу, что — это моя свадьба — слышать ничего не хочет! Еще раз прошу извинения! Короче говоря, сейчас мы всё поправим.

В общем, свадьба прошла хорошо, если не считать досадного опоздания жениха. Играла музыка. Гости много танцевали, ели и веселились.

С той поры минуло лет шесть. И ни разу за это время даже мельком Олег Иванович Ланцев не видел Аду Загорскую. Он был уверен, что, выйдя замуж, она; куда-то уехала. А куда? Не знал. Несмотря на то, что она грубо его оттолкнула, Олегу и тогда хотелось на нее взглянуть… хотя бы издалека. Память о ней всё еще жила в его сердце. Горькая память о прошлой любви.

Однажды шел он по тротуару вдоль парка. В голове роились мысли о предстоящей лекции по биохимии в медицинском институте, где он работал по окончании учебы. День был зимний, холодный. Но Олег обратил внимание на то, что вдоль арыка и под деревьями уже пробился заячий ячмень — первый вестник весны.

И вдруг из-за угла парка неожиданно появилась Ада. Увидев Олега, она вздрогнула и, не доходя до него нескольких шагов, остановилась. Он тоже остановился. Он увидел, как лицо ее зарделось от смущения, как на нем отразились то радость, то робость, то любопытство. Олегу показалось, что Ада стала еще краше, чем прежде. Ярче, горячей стали её глаза. Чуть пополневшее лицо утратило резкие черты, и все, что было на ней — белая песцовая шапочка, легкая, в мелкую пестрянку шубка из искусственного меха, и модные сапожки — все ей так шло, всё подчеркивало её яркую красоту.

Первым из оцепенения вышел Олег.

— Здравствуй! — сказал он весело. — Я рад тебя видеть.

— Здравствуй! — опустив глаза, глухо ответила Ада и протянула руку Олегу. — Я думала, что после того, что произошло между нами, ты не только здороваться, смотреть не станешь на меня.

После этих слов губы Ады мелко задрожали, начали слегка кривиться, в глазах блеснули слезы. Ей, видимо, хотелось покаяться, чтобы облегчить душу, но мешало волнение.

— Я такая гадкая, такая плохая… — говорила она сквозь слезы, отвернув лицо и вытирая щеки то одной, то другой рукой. — Я хорошо понимаю, какую боль я тебе причинила… Тут, наверно, и время бессильно. Может, я и не поступила бы так… нехорошо, если бы не мама…

Всё верно. Обида на Аду все еще жила в душе Олега. И порою саднила, как едкая боль. Но вот он встретил её — и странная вещь — обида, чувство оскорбленного самолюбия куда-то разом исчезли, словно Ада никогда ни в чем не была перед ним виновата. Более того, выслушав ее речь, полную горького раскаянья, он готов был пожалеть и утешить её.

— Ну, что уж там… прошлое-то ворошить, — сказал он дружелюбно. — Что было, то прошло. Расскажи-ка лучше, как ты живешь?

— Как я живу? Живом вдвоем с дочкой…

— А муж?

Ада подняла на Олега глаза, потом медленно отвела их в сторону и негромко, но сердито проговорила:

— Он оказался подлецом. Выдал себя за главного инженера треста, месяца через три после нашей свадьба он бросил меня и уехал к своей жене. Когда мама узнала, что муж, как вор, сбежал от меня, захватив с собою ценные вещи, с ней случился инфаркт.

После этой фразы они долго молчали. За это время Ада успокоилась и, улыбнувшись, сказала:

— А ты знаешь, Олег?.. Я ведь часто тебя вспоминала. Я вспоминала ту весну, ту апрельскую ночь, когда мы сидели в тени огромной ветлы и целовались. Над горами светила луна, а где-то совсем недалеко громко пели соловьи. Я знаю, что тот вечер уже не повторится… А ты? Помнишь ли ты его?

— Ну, как же! Конечно, помню!

— И еще я помню, — продолжала Ада, — как хорошо ты мечтал о полете на далекую планету, лечить аборигенов и разводить сады.

Желая Аду отвлечь от грустных мыслей, Олег спросил:

— Работаешь?

— Да. Участковым врачом.

Ада вскинула на Олега сияющие глаза и весело сказала:

— Но что это мы все обо мне, да обо мне? Теперь ты расскажи о себе. Женился?

— Нет. Работаю на кафедре биохимии мединститута.

— Наверное, уже кандидат?

— Пока нет. Но через пару недель постараюсь им стать. Так что, если хочешь узнать кое-что новое о функциях митохондрий, приходи на мою защиту в мединститут. Это будет в среду в шесть часов вечера.

Сделав паузу, Олег добавил:

— А там, может быть, и на банкет останешься…

Радостно улыбаясь, Ада рванулась к Олегу и обняла его. Потом привстала на носки, обхватила его лицо руками и долго глядела в его печальные глаза.

— Ты все еще любишь меня? — прошептала она. — Ты простишь меня?

Олег молчал, не зная, что ответить. Когда Ада опустила руки и медленно пошла вдоль парковой решетки он закричал ей вдогонку:

— Так… ждать тебя?..

Ада оглянулась, нежно посмотрела на Олега и кивнула головой.