Золото Бургундии

11. Наши дни. Москва. Кровавая пластина.

Алексей безмятежно спал. Сегодня был выходной день и он решил отоспаться после столь тяжёлой недели.

Его разбудил телефонный звонок. Он подумал, что может быть ошиблись номером и продолжал лежать в постели. Через несколько секунд звонок затих. Точно ошиблись номером, — решил он и перевернулся на другой бок. К его удивлению телефон зазвонил снова.

— Кто это может быть, — пытался сообразить Алексей, но мысли не лезли в голову. Вытянув руку из-под одеяла, он снял трубку телефона.

— Слушаю, — специально сонным сердитым голосом сказал Алексей чтобы сразу поставить звонившего ему человека в неловкое положение.

— Доброе утро, — произнёс усталый мужской голос и сразу добавил, — майор Карпенко, из МУРа. Мне нужен Ставров Алексей Алексеевич. Ставров понял, что его собеседник разгадал его "коварный "замысел с голосом и прокашлявшись ответил: «Я Вас слушаю, товарищ майор».

— Извините, что побеспокоил Вас в выходной день, — майор был не лишён учтивости. Но дело не терпит отлогательств. Пропуск Вас будет ожидать у дежурного. Поверьте, я не стал бы просто так портить Вам выходной. Вас устроит через час? Мой кабинет на 3 этаже — 308. Я все объясню Вам при встрече.

— Да, хорошо, я буду через час, — произнёс Алексей и вдруг спохватился. — А какой адрес?

Его собеседник не успел ответить, как Ставров рассмеялся.

— Простите, я сказал что либо смешное, — в голосе майора прорезались командные нотки.

— Нет это Вы меня должны извинить, — сказал Алексей. — Вся страна знает адрес МУРа — Петровка,38 по многочисленным сериалам про сыщиков. Я как то сразу не сообразил, хотел спросить адрес.

— Я жду Вас, — теперь засмеялся майор Карпенко и положил трубку. Прослушав ещё секунд 10 гудки отбоя в трубке и пытаясь сообразить за чем его вызывают в МУР, он положил трубку и вытянул ноги из под одеяла, не решаясь его скинуть с себя полностью. Затем, видимо когда замёрзли ноги, решился и сбросив одеяло, встал с кровати. С хрустом потянувшись, Алексей надел шлёпанцы и зашаркал в ванную. Он залез в ванную и включил душ. Упругие струи воды стали медленно прогонять сонливость, и чтобы ускорить процесс, Ставров, стал чередовать холодную воду с горячей. Эксперимент удался и и через десять минут, выходя из ванны и благоухая одеколоном, Алексей был готов к визиту к вызвавшему его майору Карпенко.

— Интересно зачем я понадобился МУРу? — размышлял Ставров, приготавливая кофе. — Почему не спросил? Делать нечего, не будешь же звонить на Петровку и спрашивать, за чем он понадобился правоохранительным органам.Но все же, интересно, за чем.

На Петровку,38, он приехал за пять минут до назначенного срока, осмотрел монолит здания и вздохнув, прошёл внутрь.

Подойдя к дежурному, он поинтересовался о пропуске, который должен был для него оставить сыщик. Узнав, что никакого пропуска на фамилию Ставров нет, Алексейрастерялся и стал оглядываться по сторонам, словно ища поддержки, и заметил, что к нему направляется выше среднего роста мужчина, лет тридцати, который подходя к нему улыбался.

— Здравствуйте, я — майор Карпенко Николай Иванович, — одновременно поздоровался и представился подошедший мужчина. — Надеюсь, я подошёл вовремя, Вам не пришлось долго ждать? — поинтересовался майор, протягивая руку Ставрову.

— Здравствуйте, а я — Ставров Алексей Алексеевич, — представился Ставров и пожал протянутую ладонь Николая.

Они стали подниматься по лестнице на третий этаж здания в кабинет майора, продолжая беседу.

— А Вы, Алексей Алексеевич, смотрю, любитель сериалов, — задал вопрос Карпенко и усмехнулся.

— Не то чтобы всех, — ответил Ставров, — я, например, на дух не переношу все эти мексиканские сериалы про донну Розу и сеньора Педро, которыми в отличие от меня просто засматривается моя мама со своими подружками. Упаси бог, пропустить хоть одну серию. Они вместе плачут над неразделённой любовью Марии и Фернандо, ужасаются подлым поступкам Луиса или сеньора Гомеса, просто тихий ужас.Но я их не осуждаю, наверное это связано с возрастом. Я больше люблю сериалы про ментов. Ой, извините, — спохватился Алексей, покраснев. — Я хотел сказать про сыщиков.Вы наверное знаете эти сериалы: «Менты», «Улицы разбитых фонарей», по мотивам повестей Кивинова.

— Ясно, ясно, — закивал майор, подозрительно посмотрев на Ставрова. — Ну вот мы и пришли. Проходите, — открыв дверь и пропуская Алексея в кабинет сообщил Карпенко.

Они прошли в небольшой кабинет, в котором стояло три письменных стола, за одним из которых сидел молодой парень лет двадцати с небольшим, и что то сосредоточенно писал. Обернувшись и посмотрев на вошедших, он стал втавать со стула.

— Продолжай, лейтенант, — усадил обратно за стул своего подчинённого Карпенко.

— Проходите, Алексей Алексеевич, садитесь, — предложил стул Ставрову майор.

— Сесть я всегда успею, — протянул было Алексей и замолк, удивляясь сам своей нелепой фразе.

— Мда, — протянул майор, внимательным взглядом окинув Ставрова. — Ну, ну.

Лейтенант оторвался от отчёта и недоуменно воззрился на Алексея. Повисла неловкая пауза. Первым прервал затянувшуюся паузу Ставров.

— Прошу меня извинить, знаете как увидел здание МУРа, какие то воспоминания…

— Случайно не из личной жизни, — едко поинтересовался майор, прервав разлогольствования Алексея.

— Нет нет, что вы, — совсем смутился Алексей и замолчал.

Лейтенант за соседним столом сосредоточенно его рассматривал, погрызывая кончик дешёвой шариковой ручки.

— Все, оставим лирику на потом, — подвёл итог майор Карпенко. — займёмся делами.

— Пожайлуста, товарищь майор, хотя я и не понимаю, зачем я вам понадобился.

— Скажите, пожайлуста, Алексей Алексеевич, как давно Вы знакомы с Александром Владимировечем Смычковым?, —задал вопрос майор.

— С детских лет, мы учились в одной школе, — удивлённо ответил Алексей, — а собственно в чем дело?

— Вот это мы и пытаемся выяснить, — сообщил майор и добавил, — если Вы не возражаете, мы запишем нашу беседу на магнитофон.

— Не возражаю, — несколько раздражённо Ставров ответил майору, — объясните в чем дело.

— Дело в том, Алексей Алексеевич, что Ваш одноклассник Александр Владимирович Смычков сегодня ночью был убит в своей квартире.

— Как убит? — не поверил услышанному Алексей.

— Ножевое ранение в область живота, — сообщил подробность Карпенко.

— Этого не может быть, мы вчера с ним виделись, договорились встретиться сегодня.

Он заметил как майор переглянулся с лейтенантом.

— Вы меня подозреваете? — чудовищная догадка мелькнула в голове у Алексея.

— Мы Вас не подозреваем, — несколько успокоил Ставрова майор, — но очевидно, Вы, последний, кто видел Смычкова живым и поэтому мы вызвали Вас в качестве свидетеля.

Пожалуйста, расскажите о Вашей вчерашней встрече со Смычковым.

— Можно попросить воды, пересохло в горле, — попросил Алексей.

— Павел, возьми бутылку минералки на подоконнике, за шторой, — распорядился майор.

— Николай Иванович, — виновато протянул лейтенант, — её там нет, я вчера ещё её выпил. Думал сегодня поставить на место.

— Думал, — зло процедил сквозь зубы Карпенко, — возьми графин и набери воды, — рявкнул майор. Выпив стакан «желкоповской» и немного успокоившись, Алексей начал рассказывать.

Я зашёл к Шуре вчера около 12 часов дня, — начал Ставров, но был перебит майором: ''Простите, Вы не работаете, вчера была пятница — рабочий день".

— Я работаю в школе учителем истории, а вчера я был на больничном. Можете справиться о моей болезни в районной поликлиннике, — парировал Алексей выпад Карпенко.

— Не обижайтесь, убит человек, а наша задача во всем разобраться.

— Я понимаю, постараюсь всецело помочь Вашему расследованию. Мне продолжать?

— Пожайлуста, продолжайте, постарайтесь ничего не упустить, — попросил майор.

— Когда я зашёл к Шуре, он был немножко навеселе, во всяком случае мне так показалось. Он предложил мне выпить, но я отказался. А зашёл я к нему по поводу пластины, которую он мне дал несколько дней до этого, попросив узнать, имеет ли она какую-либо ценность.

— Простите, Алексей Алексеевич, что это за пластина? — спросил майор.

— Это стальная пластина XV века, произведена во Франции, точнее сказать в Бургундии. На ней изображён план или карта какой-то местности, точнее сказать не могу, не знаю.

— Алексей Алексеевич, откуда Вам все это известно, насколько я понимаю, Вы — школьный учитель, а не эксперт.

— Я в этом кое-что понимаю. Я был учеником профессора Горского, написал диссертацию по истории средневековья, а лишь потом волею судьбы стал школьным учителем, — объяснил Алексей майору часть своей биографии, — кроме этого я отнёс пластину на консультацию к профессору Горскому, который выяснил примерное время изготовления пластины и состав металла.

— Простите, Алексей Алексеевич, что опять Вас перебиваю, но расскажите все с самого начала, как вы договорились встретиться о Смычковым, — попросил Карпенко.

— Я не договаривался с ним конкретно на время, за несколько дней до этого он сам ко мне зашёл, буквально на полчаса, поинтересовался не узнал ли я что-нибудь о пластине. Тогда я и сказал ему, зайду через дня 3. Мы попили чай и он ушёл. Позавчера и вчера утром я постоянно ему звонил, но телефон был все время занят. Шура мне ещё объяснил, когда я пришёл к нему, что телефон видимо отключили за неуплату. Я тогда утром собрался пойти в универсам купить продукты, а дом Шуры находится в одном квартале от него, вот я и решил зайти наудачу, а вдруг он дома. Он был дома, мы поговорили недолго, где то минут сорок и я ушёл, пообещав зайти завтра, когда он сможет нормально соображать.

— А что, он ничего не соображал, вы не ссорились, — поинтересовался майор.

— Я же говорил уже Вам что он был навеселе, — раздражённо сказал Алексей, — и к тому же он хотел выпить, а я ему не давал. Я хотел выяснить у него — где он взял эту пластину. Вы понимаете, эта пластина — ценная вещь, хоть она стальная, а не золотая, — съязвил Ставров.

— Пожайлуста, продолжайте, — На лице майора не отразилось ровным счётом никаких эмоций. Он чертовски устал и очень хотел спать. Ночное дежурство сильно измотало его. Сначала стрельба в ресторане, затем убийство Смычкова, которое повисло на его бригаде как камень на шее. Теперь ещё вот этот умник, разыгрывающий из себя великого учёного и интиллигента. Не пьёт он видите ли. На шару пьют и язвенники и трезвенники, — пришла вдруг на ум фраза из кинофильма. Когда же наконец я уйду в отпуск, — размышлял майор, — Ленка обижается, что не уделяю ей внимание, а ведь сегодня обещал что сходим куда-нибудь, развлечёмся. А я вот здесь развлекаюсь. А если так будет и дальше продолжаться, то пошлёт она меня красивого на…хрен, найдёт себе другого женишка и привет, как говориться Чемберлену. Ладно дослушаем этого соловья, потом ей позвоню, а там как говорил Тристан в «Собаке на сене» — пусть все течёт само собой, а там посмотрим, что случиться…

— Что Вы там говорили про золото, — задумчиво протянул Карпенко.

— Про какое золото? — Алексей недоуменно воззрился на старшего оперуполномоченного. — Я говорил, что пластина сделана из закалённого металла из которого выковывались в то время мечи и кинжалы, а не из золота.

— Ну да, ну да, я Вас видимо неправильно понял, — произнёс майор. Извините. А пластина находится у Вас?

— Нет, она у профессора Горского, он хотел показать её специалисту по герольдике и оставил её у себя ещё на несколько дней. Мы должны с ним встретиться в понедельник, когда профессор получит больше информации о пластине.

— Вообщем давайте, Алексей Алексеевич, договоримся таким образом, в понедельник, когда Вы заберёте пластину у профессора, я жду Вас у нас…

12. Тридцатилетняя война.

Почти тридцать лет Европа была охвачена пожаром войны, начавшейся в 1618 году. Начало положила Дефенестрация в Праге, когда богемские протестанты, составляющие большинство населения Чехии, захватили королевский дворец и выбросили двух министров в окно. Воспитанный иезуитами Фердинанд, король Богемии, внук императора Фердинанда I, насаждал католицизм в Чехии, ненавидя протестантизм. Богемцы объявили его низложенным и объявили королём курфюрста Рейн-Пфальца, Фредерика V.

Под командованием графа Генриха Маттиаса фон Торна, протестантские войска одержали ряд побед над имперскими войсками и восстание быстро распространилось на другие земли, подвласные Габсбургам.

Фердинанд II, воспользовавшись разладом в лагере протестантов, возникшим отказом от борьбы со стороны последователей Лютера и отошедших от кальвиниста курфюрста Нижнего Пфальца Фредерика V, быстро перешёл в наступление. 8 ноября 1620 года, войска Католической Лиги под командованием Иоганна, графа фон Тилли, нанесли решающее поражение богемцам у Белой Горы, возле Праги.Фредерик был низложен и сослан. В Чехии наступило время террора против протестантов. Курфюрст продолжил борьбу в своих владениях, сумев победить армию Тилли при Вейслахе, но затем был разгромлен.К концу 1624 года Пфальц был отдан в управление Максимилиану I, герцогу Бавариии, вернувшему курфюршество в лоно Римско-католической церкви.

Граф фон Тилли разбил протестантское войско князей при Вимпфене в 1622 году, пленил лютеранского князя кристиана Брауншвейгского, получив в награду от императора титул Графа Священной Римской Империи.

Немецкая земля обильно поливалась кровью католиков, протестантов, лютеран. Вмешательство испанского короля Филиппа III, оккупировавшего своим войсками часть Рейн-Пфальца, в поддержку Фердинанада, подняла возмущение князей-протестантов.

Германские владетельные князья-протестанты не сложили оружия. Их возглавил курфюрст Саксонии.Король Дании и Норвегии Кристиан IV, решил воспользоваться создавшейся обстановкой в германских землях, и прекратить влияние Габсбургов на герцогство Гольштейн, считавшееся германской землёй и соседствовавшее с герцогством Шлезвиг, принадлежащим Дании. Амбициозный король, поддерживаемый Лютеранскими и Кальвинистскими князьями Германии, собрал большую армию и весной 1625 года вторгся в Саксонию. Альберт фон Валленштейн, герцог Фридландский, собрал сильную армию, состоящую из наёмников и предложил свои услуги Фердинанду II, который имел в своём распоряжении силы Католической Лиги, под командованием Тилли. Император принял на службу армию Валленштейна. Наёмники, алчные до золота и грабежей, не знали пощады в битве и сумели одержать победу над Протестанской армией, руководимой графом Эрнэстом Мансфельдом, при Дессау, близ Лейпцига, в апреле 1626 года. Мансфельд вышел из войны.

Имперский граф Иоганн фон Тилии понял, что приобрёл в лице Валленштейна опасного соперника в поисках воинской славы. 27 август 1626 года. Тилли дал сражение датскому королю под Лютером— Баренбергом, уничтожив большую часть армии Кристиана. Объединённые имперские армии взяли контроль на северными германскими землями. Преследуемый Валленштейном, датский король был вынужден покинуть Германию и отступить в пределы своего королевства. Наградой Валленштейну стало Мекленбургское герцогство.

Альбрехт хотел объединить Германию под скипетром императора, но его план провалился, после неудачной осады Штральзунда в 1628 году. 6 марта 1629 года, император Фердинанд издал Эдикт о Возвращении. Этим документом, он вернул Римско-Католической церкви все имущество, захваченное протестантами с 1552 года. 22 мая 1629 года датский король признал Любекский мир, лишивший его многочисленных небольших земельных владений в Германии.

Франция, руководимая Первым министром кардиналом Ришелье, Англия были встревожены усилением имперского влияния в Германии, но занятые своими внутренними проблемами, не смогли вступить в войну с императором. Хитрый и расчётливый политик Ришелье предложил шведскому королю Густаву II Адольфу вступить в войну, обещая поддержку. Кроме этого северо-германские князья-протестанты обратились к нему за помощью против усиливающегося давления на них со стороны императора. Рьяный лютеранин, претендующий на гегемонию Швеции на Балтике, вступил в войну. Летом 1630 года хорошо обученная и вооружённая шведская армия высадилась на берегу Померании. Несмотря на просьбы о помощи, герцог Померании, курфюрсты Бранденбурга и Саксонии колебались, о принятии участия в рискованном предприятии короля Густава. Валленштейн был заменён графом фон Тилли, который, пока шведский король терял время в переговорах с князьями, осадил Магдебург, который поднял восстанин против Священной Римской Империи. Имперские войска захватили город и устроили резню протестантов.Большая часть города была разрушена пожаром, ценности разграблены.

В течение лета шведская армия встречалась в битвах с Тилли тра раза, постоянно одерживая над ним верх. В последней битве при Бретенфелде, 17 сентября 1631 года, шведская армия Густава II Адольфа, поддерживаемая саксонской армией разбила имперскую армию фон Тилли. Саксонская армия не выдержала удара имперских войск и побежала, бросая оружие, обнажив левый фланг армии короля, что едва не стоило ему сражения. Но перегруппировав свои части, Густав, выстоял и заставил бежать войска Тилли, оставив на поле битвы шесть тысяч человек, убитыми и взятыми в плен. Весной следующего года военная компания продолжилась и 14 апреля фельдмаршал фон Тилли был смертельно ранен в сражении при Лехе, где его войска снова потерпели поражение. Шведская армия вступила в столицу Баварии Мюнхен. На военную сцену вновь поднялся Валленштейн, назначенный императором командующим его войсками. Валленштейн быстро навербовал новую армию наёмников и вступил в Саксонию, в конце 1632 года. 16 ноября произошло решающее сражение между шведской армией и войсками Валленштейна при Лютцене, стоившее жизни королю Густаву II Адольфу, но выигранное шведами. Герцог Саксен-Веймарский, вступивший в командование армией, после смерти короля, захватил Баварию. В 1633 году Валленштейн нанёс ряд ударов по укреплениям шведов в Силезии.

25 февраля 1634 года, Альбрехт Венцель фон Валленштейн, герцог Мекленбургский и Фридландский сидел на походном кресле в своём шатре и обдумывал сложившуюся не в его пользу ситуацию.

— Среди наёмников растёт недовольство. Да, я хочу мира, а не войны. Почему протестантские князья не отвечают на мои предложения? Неужели герцог Брауншвейгский и курфюрст Саксонии не понимают того, что я им предложил? Я предложил им мир и свободу вероисповедания, чего уж больше, они что, не понимают, что только я могу противостоять императору, став во главе союза.

Бедный чешский дворянин, родившийся 24-го сентября 1583 года в Гершманице — небольшом поместье в северной Богемии, через 46 лет стал генераллисимусом. Он поменял протестанскую веру предков на католическую, по примеру многих других родовитых чехов. Предприняв длительное путешествие по Италии, Франции и Германии, Альбрехт по возвращении поступает в императорскую армию.

— Как давно это было, — вспоминал свою молодость и карьеру полководец. — А женитьба? Она не принесла мне счастья, — снова окунулся в волну воспоминаний генералиссимус.

В 1609 году капитан Валленштейн жениться на наследнице большого имения в Моравии. Через пять лет Альбрехт получает в наследство сразу два состояния, после смерти жены и дяди. В войне 1617-го года между Венецией и герцогом Штиртии Фердинандом, который через два года станет императором, капитан Валленштейн за свой счёт сформировал конный отряд и вступил в ряды войск герцога. Этот поступок и личная храбрость Альбрехта были по достоинству оценены и он был назначен по окончании похода командиром полка земской милиции в Моравии. Удачная вторичная женитьба приносит Валленштейну графский титул, звание полковника и начальство над моравской милицией.

Во время чешского восстания против австрийского и католического ига, вспыхнувшего в 1648-м году, Валленштейн решительно выступает против повстанцев, формирует полк кирасир и спасает государственную казну. Оказываясь все время на виду, он пожинает плоды своих деяний, получив звание генерал-майора и назначение моравским губернатором. Это назначение открыло прямой путь к личному обогащению.

Начались звёздные годы Валленштейна. Начало 1621 г. он посвятил придворным интригам и завязыванию таких хитросплетений, которые дали ему возможность подступиться к конфискации имений провинившихся дворян. Действует он как опытнейший ростовщик и спекулянт, покупая, закладывая, перепродавая, снова покупая и обогащаясь, обогащаясь, обогащаясь… Сделки следуют одна за другой, и к своим 40 годам Альбрехт Валленштейн становится одним из богатейших людей в землях, находящихся под австрийской короной.

К тому же он успевает успешно воевать с врагами Вены и за военные заслуги в 1623 г. его возводят в звание имперского князя и герцога Фридландского. Именно в это время Валленштейн отстраивает для себя на конфискованных землях роскошный дворец в Праге (Вальдштейнский).

В 1625 г., когда Тридцатилетняя война распространилась по всей Европе, у императора совершенно истощились средства для борьбы с протестантами, он не мог выставить на войну большую и сильную армию. В это время, как нельзя кстати, рядом оказывается Валленштейн, уже давно не считающий деньги и располагающий 30-миллионным состоянием. Он готов собрать 50-тысячную армию за свой счёт (с последующей оплатой услуги), но при условии, что сам станет ею командовать и содержать её будет с помощью контрибуций с неприятельских земель. Император соглашается, и за несколько месяцев Валленштейн ставит под ружьё 50, а потом и 100 тысяч солдат. Он щедро платит, и наёмники толпами бегут под его знамёна. В Европе в это смутное время полководцы, по собственной инициативе набирающие наёмные воинские формирования и сдающие их напрокат воюющим монархам с выгодой для себя, отнюдь не редкость. Но никто из них не может составить конкуренцию Валленштейну.

Имперская армия под его водительством громит всех врагов. Валленштейн одерживает одну победу за другой, захватывает Мекленбург, Померанию, Шлезвиг, Голштинию, наносит решающий удар датчанам, чем принуждает датского короля заключить мир в 1629 г. Император осыпает прославившегося полководца возможными милостями, ему передаются мекленбургские владения, которые он завоевал, присваивается звание генералиссимуса морей.

Валленштейн находится на вершине славы, однако и враги его не дремлют. Личные ли качества его (а он был исключительно суров, жесток и высокомерен), чешское ли происхождение, навлекли на него ненависть имперских князей, возмущённых к тому же насилием его войск на захваченных территориях. С их подачи в 1630 г. император сместил Валленштейна с поста главнокомандующего.

— Я стал частным лицом, — усмехнулся воспоминаниям Валленштейн, — разве это мыслимо? Я и без армии! Нет!

Частным лицом в Праге герцог прожил недолго. Вступивший в войну шведский король Густав Адольф повёл дело настолько успешно, что Католическая лига и империя затрещали по швам. Фердинанд был вынужден вновь обратиться за помощью к Валленштейну. Тот не спешил с ответом и согласился возглавить армию только после длительных уговоров. Причём согласие своё обставил такими условиями, которые давали ему почти неограниченные полномочия в армии и на территориях, ею занимаемых.

Выторговав для себя всё, Валленштейн набрал новые полки, очистил Чехию от вторгшихся туда саксонских войск и перенёс войну на территорию Германии. На этот раз он осторожничал и несколько месяцев уклонялся от решительного сражения со шведами. Битва состоялась только поздней осенью 16 ноября 1632 г. под Лютценом.

Сражение было особенно ожесточённым и продолжалось целый день. Инициатива несколько раз переходила из рук в руки, и в конце концов более организованные и эффективно действовавшие шведы победили. Из 18,5 тысяч человек шведы потеряли 3 тысячи, имперцы — из 18 тысяч 6.

В бою отличились оба военачальника. Король Густав Адольф бросился на помощь своим отступающим войскам и оказался с немногочисленной свитой под самыми дулами имперских мушкетёров. Тяжёлая пуля раздробила ему руку, но он не стал сразу отступать назад, чтобы не тревожить подчинённых. Потом он был ещё ранен в спину, а после того как сопровождавшая его охрана, отбившись палашами, ускакала, потеряв короля, был добит неприятельскими солдатами.

Альбрехт Валленштейн чувствовал себя перед битвой настолько плохо, что его должны были посадить на коня солдаты. Он терпел адские боли, но руководство армией никому доверять не захотел. Он тоже был на волосок от гибели — в ходе сражения получил рану в бедро, а несколько пуль пролетели мимо буквально в каких-то сантиметрах от него. Шведы застрелили под ним его любимого коня, чучело которого потом три столетия стояло в пражском дворце.

Убедившись в сложности задачи вытеснить шведов из Германии, командующий отступил с войсками в Богемию. Он хотел достичь своей цели путём постепенного отторжения от шведов их союзников; с этой целью в последующих стычках, решительно действуя против шведов, он щадил их протестантских единомышленников. Это только дало дополнительные козыри в руки недоброжелателей, которые сумели убедить императора в двуличии Валленштейна.

Лагерь наёмников распологался близ Эгера. Месяц назад, император Фердинанд, отстранил его от командования имперской армии, проведав про его попытки заключить соглашение с протестантскими князьями.

В палатку вошёл полковник барон Фридрих фон Ротгер, командир отряда баварцев, прервав воспоминания своего начальника.

—Генерал, мои люди хотят знать, что нас ждёт дальше, — сказал полковник, подойдя на расстояние нескольких метров к генералу.

— В чем дело, полковник? — повысив голос спросил Валленштейн, тяжёлым взглядом посмотрев на офицера, нервно сжимавшего эфес шпаги.

— Генерал, Вы не подчинились приказу императора и продолжаете командовать войсками.

— Не мне с Вами, полковник, обсуждать мои действия, — вскипел пятидесятилетний богемский генерал. Император ошибся, меня оговорили в его глазах, но скоро справедливость восторжествует.

— Мои солдаты бездействуют, они требуют выплаты денег, — снова начал фон Ротгер.

— Скоро у них будет работёнка, — усмехнулся Валленштейн, — я поведу их на новые подвиги и они прославятся и озолотяться. Идите, фон Ротгер, и не мешайте мне думать.

Полковник мрачно посмотрел на генерала и молча вышел из шатра.

Стемнело. В палатке полковника фон Ротгера за столом сидело пятеро офицеров, включая самого полковника: полковник Венцель фон Хохмайер, командир швабских стрелков, полковник Вальтер Бутлер — начальник охраны в замке, капитан роты наёмников из Тюрингии Пауль Радниц, драгунский капитан Вальтер Деверу, лейтенант полка фон Ротгера, Руперт фон Геллер.

— Надо устранить Валленштайна, — говорил полковник фон Хохмайер, — наёмники ему ещё верят. Но он нас заведёт в тупик.

— Он искал союза с протестантами, — вторил Бутлер, — а мы служим под его началом и император нам этого может не простить, а ещё хуже, обвинить в измене.

— Сегодня ночью мы должны сделать свой выбор, — сказал фон Ротгер, обведя офицеров взглядом. — Надеюсь все понимают, что надо делать. Молчание офицеров было их согласием.

Около полуночи, генераллиссимус проснулся от какого-то шума, снаружи его палатки. Он услышал какие-то хрипы и шум, напоминающий падение тела. В палатку ворвались полковники фон Ротгер и Бутлер с капитаном Деверу. В руке они держали окровавленные кинжалы. Двое других офицеров охраняли палатку снаружи.

— Они расправились с моей стражей, — понял генерал и с ненавистью посмотрел на офицеров.

— Вы арестованы генерал, — крикнул фон Хохмайер и офицеры стали подходить к ложу Валленштайна. Валленштайн понял, что они хотят его убить, он захотел закричать и позвать на помощь, но слова застряли в глотке и он смог издать только хриплый рык, схожий с предсмертным животным криком.

— Умри, предатель, — закричали офицеры и кинулись с кинжалами на генерала, нанося ему удары…Последний удар алебардой в грудь Валленштейна нанёс капитан Деверу…

А война продолжалась. Имперские войска нанесли сокрушительное поражение герцогу Бернарду при Нордлингене, 6 сентября 1634 года. Опасаясь катастрофы, лидеры Протестантской коалиции прекратили борьбу и пошли на соглашение с императором, заключив в 1635 году Пражский мир, давший некоторые уступки саксонским лютеранам.

Германия изнемогла от войны, терзающей её земли, превратив многие города и деревни в развалины и казалось, что мир пришёл на многострадальную немецкую землю.

Но мир был непрочным. Франция, разрешив свои внутренние проблемы, не могла смириться с гегемонией Габсбургов в западной Европе, и в мае 1635 года объявила войну Испании. Франция объединилась со Швецией и протестантскими князьями. Шведский генерал Иохан Банер разбил 4 октября 1636 года объединённые силы Саксонцев и Австрийцев в сражении при Витштоке, существенно ухудшив позиции Габсбургов в Германии. Испанское вторжение на французскую территорию было приостановлено. Затем последовали поражения имперских войск под Рейнфельдом от герцога Бернарда и потеря многих крепостей. Между 1642 годом и 1645, шведский генерал Леннарт Торстенсон одержал ряд побед, вступив на территорию Дании, которая вступила в союз с императором и опустошил большие области западной Германии и Австрии, разбив имперскую армию Священной Римской Империи 2 ноября 1642 года под командованием Октавио Пикколомини, герцога Амальфи и Леопольда Вильгельма, эрцгерцога Австрии.

На западе французские армии под командованием маршалов Тюренна и принца Кондэ теснили испанцев. Полк, под командованием графа Людовика де Понтарлье, входил в армию принца Конде. Графу недавно исполнилась тридцать лет и он жаждал воинских подвигов и славы. 18 мая 1643 года французская и испанская армии встретились при Рокруа. После смерти в 1637 году императора Фердинанда II, его сын стал импрератором Священной Римской Империи под именем Фердинанд III. Испанской армии была нанесено серъезное поражение.

В августе 1644 года объединённые армии Тюренна и Конде встретились с Баварской армией Максимилиана I при Фрейбурге, на земле маркграфов Баденских.

Ни граф Людовик де Понтарлье, ни барон барон Фридрих фон Ротгер не ожидали, что судьба сведёт их этом сражении. Им не довелось схватиться в смертельном поединке, этим двум обладателям стальных пластин, скрывающих тайну бургундского золота. Баварская армия потерпела сокрушительный разгром и бежала с поля боя, в числе первых беглецов был и полковник Фридрих фон Ротгер, успевший избежать позорной участи плена. Людовик знал от своего отца о второй пластине, которая осталась у графа Кампобассо, и который узнал о его смерти в Баварии, на руках у сестры — Клементины фон Ротгер. Когда центральная Бавария была оккупирована. Граф де Понтарлье попытался отыскать след баронов фон Ротгер и был крайне удивлён, что не встретился с Фридрихом в битве при Фрейбурге. Многочисленные пленнные рассказывали о командире полка фон Ротгере. Мир,заключённый 14 марта 1647 года в Ульме помешал дальнейшим поискам графа. Людовик узнал, что следы барона необходимо искать в столице Баварии — Мюнхене.

Император Фердинанд III отклонил капитуляцию, предложенную ему французскими военачальниками. Бесцельные сражения происходили в Германии, Люксембурге, Нидерландах, Италии и Испании вплоть до 1647 года. В конце 1647 года Максимилиан I Баварский возобновил военные действия на стороне императора. Людовик понял, что его час настал, когда он сможет найти проклятого барона и соединить пластины.

В мае 1648 года Баварцы и Австрийцы потерпели очередное поражение и опять барону удалось ускользнуть. Шведские войска осадили Прагу, а объединённые французские и шведские части — Мюнхен. 20 августа испанцы потерпели крупное поражение от французской армии под Ленцом, возле Лилля. Император согласился на условия победителей. Граф Людовик ожидал взятия Мюнхена, чтобы найти барона фон Ротгера, не зная, что барона нет в Мюнхене и он находится на службе у императора, обласкавшего убийцу генерала Валленштейна.

Им удалось встретиться 24 октября 1648 года в Оснабрюке, в Вестфалии, при заключении мира, завершившего эту долгую кровопролитную войну, длившуюся 30 лет. Они стояли напротив друг друга в двадцати метрах, за спинами парламентариев, подписывающих мирный договор. Оба состояли в свитах в качестве офицеров охраны. Оба смотрели друг на друга с ненавистью, оба знали тайну стальных пластин и если бы была хоть малейщшая возможность, то кинулись друг на друга и растерзали один другого. Но война закончилась, уступив миру и спокойствию на германской земле. Когда обе стороны, пролившие реки крови и опустошив плодородные земли, расходились после подписания мира, одни — французы и шведы, ликующие, другие — австрийцы, испанцы и баварцы, хранящие угрюмое молчание, Людовик де Понтарлье и Фридрих фон Ротгер ещё раз взглянули друг на друга, перед тем, как их разделила вечность…

13. Старший оперуполномоченный МУРа майор Карпенко.

Отпустив Ставрова, он дал распоряжение лейтенанту Васильеву в понедельник к 12 часам забрать анализы из лаборатории судебной медицины. Выйдя из здания управления, он подошёл к своей машине, именуемой в народе — «копейкой». Жигули не хотели заводиться, с трудом подавив вспышку гнева, майор попытался вновь запустить двигатель.

— Черт возьми, я же собирался позвонить Ленке, — мелькнула запоздалая мысль, — ладно, сейчас заеду в магазин купить что-нибудь пожрать, а потом заеду к ней. Опять её мама будит зудить, что возвышенная натура Леночки не для такого мужлана как я.

Подъехав к магазину, он положил голову на руль и попытался собраться с мыслями. Внезапно он поймал себя на мысли, что мыслей нет. Он попытался вновь собраться с с мыслями, но его усталый и воспалённый мозг отказывался подчиниться, и Николай провалился в глубокий сон, лишённый сновидений.

Николай проснулся от какого-то шума, и повернув голову влево он увидел усатое лицо, украшенное милицейской фуражкой. Суровый старшина стучал по дверному стеклу своей полосатой палкой. Бдительный старшина, заступив на пост полчаса назад, обратил внимание на припаркованную машину, одиноко стоящую под знаком «Остановка запрещена» и выждав десять минут он подошёл к машине, предварительно сравнивая номера. Каково было его удивление, когда он увидел спящего на переднем сидении человека. Вместо принятого первого решения — вызвать эвакуатор, миллиционер решил немедленно выяснить в чем дело. Он не знал, что Карпенко, уснув за рулём, затем повалился боком на сидение и поэтому со стороны машина казалось пустой.

— Вот так номер, — подумал старшина. — Пьяный, это точно. Ему в голову не пришла мысль о том, что человеку могло стать плохо за рулём, например, от сердечного приступа и поэтому он был вынужден припарковать машину у ближайшего тротуара, несмотря на запрещающий парковку знак. Жизнь есть жизнь, и в ней могут случиться разные непредвиденные обстоятельства, но сотрудник ГИБДД пошёл по прямолинейному пути и даже обрадовался, увидев лежащего на переднем сидении человека — сейчас он ему покажет.

Николай помотал головой, прогоняя сон и силясь сообразить, что с ним произошло, затем рывком поднялся с сидения и посмотрел через стекло на заглядывющее в машину лицо. Миллиционер вновь требовательно постучал регулировочным жезлом по стеклу.

— Не показалось, — с огорчением отметил Карпенко. — Надо открыть, а то он своей палкой вышибет мне стекло. Вздохнув, Николай открыл окно.

— Старшина Волков, — представился миллиционер и потребовал предъявить документы.

Карпенко сейчас меньше всего хотелось спорить со старшиной, он достал из внутреннего кармана куртки водительские права и техпаспорт на машину и протянул их старшине.

Старшина, с густыми козацкими усами, долго рассматривал водительские права, посматривая на Николая, видимо, сверяясь с фотографией. Затем отошёл от двери и пошёл сверить номера машины с номером в техпаспорте. Гаишник не спешил, видимо ожидая, что хозяин сам выйдет из машины и понимая свою вину сделает миллиционеру соответствующее предложение. На удивление старшины, водитель попался какой-то неумный, не желая выходить из машины. Это обстоятельство разозлило миллиционера и он решил прибегнуть к другой тактике, тактике напора. Машина была старая и не престижная, номера обычные, не ведомственные, которые дают право их владельцам пренебрежительно относится к правилам дорожного движения и безнаказанно их нарушать.

Старшина подошёл к открытому переднему окну и ещё раз внимательно посмотрел на водителя. Волков проработал в ГАИ не один десяток лет и был опытным психологом. Что-то ему не понравилось во взгляде водителя, может его взгляд, слегка ироничный и в то же время какой-то тяжёлый. И старшина решил, что не стоит брать нахрапом и обращаться к водителю строго, но по уставу.

— Почему Вы припарковали машину в неположенном месте, да ещё и спите за рулём?

Вы случаем не употребили спиртное? — продолжал задавать вопросы Волков, вертя в руках документы Карпенко. — Может дыхнём?

— Я остановился у магазина чтобы купить продукты, задумался и уснул, — произнёс Карпенко, — у меня был трудный день и я чертовски устал. Спиртное сегодня не пил, было не до этого.

Он мог достать своё удостоверение и предъявить его старшине, и на этом все вопросы бы сразу закончились. Многие из его коллег именно так бы и поступили. Но он был не прав, а старшина просто выполнял свою работу.

— Что значит не до этого, а до какого? — начал развивать мысль старшина, — Вы здесь не хамите, я при исполнении. Сейчас мы проедем на экспертизу, и там все разберёмся.

Карпенко совсем не хамил старшине, но хитрый гаишник специально ввернул такую фразу, чтобы иметь лишний козырь, когда дойдёт дело штрафа, который можно будет заменить купюрой, не составляя протокола.

— Будем составлять протокол, — решительно произнёс Волков.

— Не выйдет у тебя, старшина, ничего не выйдет, чтобы и овцы были целы и волки сыты. Фамилия у тебя подходящая, но ничего не выйдет, — начинал мысленно злорадствовать майор МУРа.

— Послушайте, старшина, Вы умеете более грамотно изъясняться? — спросил Карпенко, чувствуя как начинает закипать, — Вам объясняют русским языком, что я не пил, и еду с работы, я уже которую неделю не могу выспаться нормально, вот поэтому и уснул. Кроме того мой сон никому не мешает и не причиняет вреда. Сейчас я заведу машину и мы расстанемся, только и всего. Кстати, спасибо, что разбудили, старшина, а то я очень спешу.

— Что за работа такая, — удивлённо поинтересовался старшина, — что нельзя выспаться. Он не ожидал такого поворота событий. — Как это расстанемся? Что Вы себе позволяете! — начал кипятиться сбитый с толку старшина.

— Работа как работа, вот моё удостоверение, — протянул раскрытое удостоверение сотрудника МУРа Николай. Старшина Волков внимательно прочитал содержание документа, сверив фотографию с оригиналом, затем козырнув, обратился к майору.

— Что же Вы сразу не сказали, товарищ майор, — в голосе старшины проскальзывали обидные нотки. Я действовал строго по инструкции, как говориться по закону.

— Извини, старшина, просто вымотался как собака, сам не ожидал, что усну. Ну ладно, поеду я.

— Езжайте, товарищ майор, все понимаю — работа у Вас не сахар, только не усните за рулём, — с уважением в голосе сказал старшина Волков — работники уголовного розыска по праву пользовались уважением своих коллег за их нелёгкий и опасный труд.

— Спасибо старшина, да я уже и выспался…

Посмотрев на часы, Карпенко похолодел. Он спал где-то около двух часов, — Надо быстро ехать к Ленке, извиняться, просить его простить.

Дверь Николаю окрыла мама Лены — Надежда Федоровна.

— Здравствуйте, Надежда Федоровна, — поздоровался Карпенко, — я к Лене.

— Здравствуйте, Николай, а Леночки нет дома, её пригласил в театр Андрей Юрьевич.

— Но как же так, мы ведь с ней договаривались провести сегодняшний вечер вместе, — расстроился Николай.

— Послушайте моего совета, Николай, я давно хотела с Вами поговорить по поводу Ваших отношений с Леночкой. Проходите на кухню.

— Ну вот началось, — зло подумал Коля, проходя на кухню. Сейчас будет прочитана очередная лекция о высокой морали и нравственности.

— Николай, я как каждая мать, желаю счастья своей дочери. Она у меня одна. Вы же знаете какая Леночка тонкая натура, очень ранимая. А ваша профессия, пугает меня. Когда Вы были в командировке, Леночка очень переживала. Но так же не может дальше продолжаться, поймите меня правильно. То Вы исчезаете на недели, потом появляетесь и так постоянно. За Леночкой ухаживает очень приятный молодой человек — Андрей Юрьевич. Я вижу, как он к ней трепетно относится, он — истинный джентельмен.

— Вы хотите сказать, что я плохо отношусь к Лене? — спросил Николай. — И причём здесь какой-то джентельмен.

— Вот видите, Николай, Вы ничего не хотите понимать. У них любовь, — несколько театрально произнесла Надежда Федоровна.

— А как же я, — растерялся Карпенко, — Лена говорила что меня любит.

— Она была очарована Вашим ореолом сыщика, — парировала вопрос Ленына мама. Впрочем, она и сама Вам об этом скажет. У них очень серьёзные отношения, а Вы все время мешаете.

— Ладно, будьте здоровы, Надежда Федоровна, я сам выясню все у Лены.

Николай встал с кресла и буркнув Надежде Федоровне: «До свидания», направился к входной двери, намереваясь как можно быстрее покинуть квартиру и избавиться от мамаши. Лены, которую, говоря откровенно, он не переваривал.

— Подождите, Николай, — догнала Карпенко Надежда Федоровна. — Я прошу Вас, умоляю, если Вам дорога Леночка, то не мешайте её счастью.

Спускаясь по лестнице, он обратил внимание на последние слова его возможно будущей тёщи.

— Оказывается я мешаю Леночкиному счастью, тогда как раньше думал, что именно я и есть её счастье. Вот так номер. Но заседание продолжается, господа присяжные заседатели, — вспомнились бессмертные Ильф и Петров. Выйдя из парадной, он сел на лавочку, достал сигарету и закурил. Почему все так несправедливо, — размышлял Карпенко. А может это не настоящее чувство и мы просто друг друга обманывали.

Он не смотрел на часы, продолжая размышлять о жизни, потеряв счёт времени. До его слуха донёсся звенящий голосок Лены и вторящий ей смешливый мужской тенорок. Не доходя до парадной метров двадцать, они заметили Николая и разом смолкли. Коля встал со скамейки и подошёл к парочке.

— Добрый вечер, — поздоровался Николай и добавил, — Лена, я хотел бы с тобой поговорить.

— Простите, а в чем собственно дело, — попытался вмешаться спутник Лены.

— Подожди, Андрей, — сказала Лена, высвобождая свою руку из-под локтя Андрея.

Они отошли на несколько шагов от Андрея, которого Николай успел хорошо рассмотреть.

— Какой-то он плюгавенький. В очках, косит под интеллигента. Дать бы ему разок от всей души, чтоб полетел вверх тормашками.

— Лена, что случилось, я люблю тебя, — взволнованно произнёс Коля. — Объяснись.

— Николай, не надо. Все кончено. Прости меня, но я люблю другого.

— Послушай себя, что ты говоришь, ещё недавно ты заверяла меня, что не можешь жить без меня, и вот так просто ты говоришь мне, что я тебе не нужен.

— Коля, прекрати. Я боролась с собой, но я устала от тебя, все время жить в страхе, у нас нет будущего. Тебя интересуют только твои дурацкие погони, преступники и больше ничего. Я тебя не интересую совсем, хорошо, что я это во время поняла.

— Лена, милая, ты не права. Причём здесь преступники и погони. Это моя работа, я — сотрудник МУРа, это моя жизнь.

— Это твоя жизнь, а где же моя жизнь, позволь тебя спросить. Я устала тебя постоянно ждать. Ты обещаешь одно, делаешь другое, а думаешь третье. Вспомни, когда мы с тобой были в последний раз в кино или театре, я уже успела забыть, когда это было. Когда мы гуляем, ты думаешь не обо мне, а о своей работе. А жилищный вопрос, наконец. Ты обещал, что тебе выделят нормальную квартиру, а получил однокомнатную конуру. А я не хочу всю жизнь прозябать.

— Вот с этого и надо было начинать, — разозлился Николай, терпевший до упоминания его новой квартиры все упрёки Лены, полагая, что часть из них он заслуживает, и что Лена во многом права. — Значит материальные блага мы ставим превыше чувств, так?

— Материальные блага занимают очень важное место в семейных отношениях. Я не собираюсь жить в шалаше и быть декабристкой.

— Все ясно. Любовь по боку, подавай материальные блага. Если муж не принесёт домой денег, то ты ему попросту говоря, не дашь.

Лена открыла рот, изумлённая словами Николая.

— Что вы себе позволяете, — взвизгнул подошедший очкарик. — Это хамство. Немедленно извинитесь.

— Пардон, извините, — расшаркался Николай. — Желаю здравствовать и больше материальных благ.

Майор Николай Карпенко круто развернулся, и быстро зашагал в сторону от Лены и подошедшего к ней Андрея.

Придя домой, и скинув верхнюю одежду прямо на пол в коридоре, он прошёл на кухню и направился к холодильнику. Достав початую бутылку «Столичной», он отхлебнул прямо из горлышка. Настроение было, хуже некуда. Ему было досадно за свой срыв, переросший в откровенное хамство. Николай знал себя, он никогда не был хамом, но Лена вывела его из равновесия.

— А может с ней так и надо было. Нет, ты не прав, Карпенко. Но извиняться поздно и его извинения никому не нужны, — Николай мысленно представил, как очкарик рассказывает о его реплике Надежде Федоровне и та всплескивая руками, говорит: «Я же тебе все время говорила, доченька, что этот грубый и неотёсанный мужлан тебе не пара».

— Ну вот и все, — промелькнула мысль, — остановилась жизнь твоя, волна стирает след копыта, той лошади, чей всадник — я, — пришли на память строки из стихотворения. — Ладно, вытереть сопли и подобрать слюни, — скомандовал Николай сам себе. Спать, спать, спать. Будет день — будет пища…

Майор Николай Иванович Карпенко по праву считался одним из лучших старших оперов Управления, несмотря на относительно молодые годы. Ему недавно исполнилось тридцать три года, а он уже три года руководил группой оперов.

Не поступив с первого раза на Юридический, он отправился в армию, где попал во внутренние войска специального назначения.

Их батальон бросали в разные горячие точки, но Николаю запомнился один особенный случай. На Колыме взбунтовалась колония усиленного режима. В срочном порядке, в расположение колонии была переброшена на вертолётах их рота, под командованием капитана Вольского. Сотня спецназовцев оцепила колонию. Командир роты узнал от седовласого подполковника — начальника колонии, о том, что группа зеков захватила заложников, доктора и медсестру из санблока и трех сержантов-охранников. Попытки зеков выбраться из колонии были блокированы охраной, которая открыла огонь на поражение, убив около десятка заключённых. Ответные действия не заставили себя ждать: через десять минут тело одного из сержантов-заложников рухнуло со второго этажа на бетон плаца. Вольский матерно выругался.

— Петров, — окликнул он старшего лейтенанта, — готовь группу захвата, отбери человек пятнадцать, самых лучших.

— Товарищ подполковник, каким оружием располагают зеки? — обратился капитан к начальнику колонии. — Чем были вооружены сержанты.

— Это была дежурная смена, двое с автоматами и старший с пистолетом.

— Ясно, Значит так, Петров, — быстро говорил Вольский, — выдвигаешь группу к соседнему бараку, и ждёшь сигнала к штурму.

— Вы, подполковник, берите мегафон и начинайте с ними торги. Посмотрим какие требования они выдвинут.

В числе пятнадцати лучших оказался и сержант Николай Карпенко.

— Внимание! Говорит подполковник Артюхин, — пробасил в мегафон начальник колонии. Предлагаю немедленно сложить оружие и выйти из здания с поднятыми руками. В противном случае будет отдана команда на штурм. На размышление даю пять минут.

— Не пугай, сука! — раздался выкрик из здания. Лучше убери своих псов подальше и дай нам уйти, если хочешь чтобы твои служаки остались невредимыми.

— Кто это говорит? — задал вопрос Артюхину капитан Вольский.

— Авторитет, вор в законе, кличка Резвый. Вот сволочь.

— Дайте мне мегафон, — попросил Вольский, — попробую с ним поговорить.

— Послушайте, Резвый, с Вами говорит капитан Вольский — командир спецназа, — что Вы хотите, какие Ваши требования.

— Немедленно вертолёт на плац, убрать всех солдат за забор, — прокричал авторитет, — быстро, иначе я их всех кончу. Мне терять нечего, начальник.

— Не спеши, не трогай заложников. Сейчас я свяжусь с начальством по-поводу вертолёта.

— Не трави баланду, если через час здесь не будет вертолёта, пеняй на себя, — прокричал в окно Резвый. — А сейчас убери всех своих бойцов на хрен отсюда.

— Внимание! Всем отойти за забор, — дал команду Вольский. — Петров, приготовьтесь, — добавил он по рации.

— Вертолёт будет через час, — прокричал в мегафон капитан. Не паникуй, Резвый, только не дёргайся и не трогай заложников.

— Слышь, командир, нервы на пределе, чуть что не так — сразу стреляю, — ответил вор.

— Саша, направь двоих пустить газ в помещение, — дал команду Петрову капитан, — только тихо, чтобы не заметили.

— Карпенко и Еремов, возьмите по баллону, подберётесь к двери, пускайте газ в щель, — инструктировал бойцов старший лейтенант. — Только вентили открывайте на самую малость, чтобы не было слышно никакого шипения. Понятно.

— Так точно.

— Действуйте, — благословил обоих Петров.

В это время капитан Вольский по-прежнему дисскутировал с Резвым, одновременно уговаривая его и отвлекая.

Карпенко и Еремов выполнили свою задачу — бесшумно подобравшись к задней двери здания, они пустили усыпляющий газ в небольшую щель между полом и дверью.

— Петров, Саша, через двадцать минут начинаем, — предупредил старлея Вольский.

— Понял, мы на местах.

Капитан Вольский каждую минуту нервным движением вскидывал свою правую руку, сверяя время.

Резвый уже больше не кричал, его голос звучал уже как то заторможенно.

— Пошли ребята, — дал команду Вольский.

Группа спецназовцев в противогазах рванулась к зданию. Вышибив дверь, Карпенко с Еремовым первыми ворвались в здание, за ними во весь опор неслись товарищи. Во дворе зоны по-прежнему слышался, усиленный мегафоном, голос их командира, уговаривающего воров не торопиться с действиями и ждать вертолёт, который должен вот-вот прибыть.

Поднявшись на второй этаж их взорам предстала картина: все воры и заложники были в спящем и полусонном состоянии, за исключением одного — Резвого. Бойцы поднимались практически бесшумно и он не должен был услышать их шаги, но он все же услышал и резко к ним обернулся. Схватив медсестру за волосы он прижал к её шее пистолет.

— Ну что, суки, взяли, — прохрипел Резвый. Назад, или немедленно стреляю, — заорал он.

Бойцы остановились в нерешительности, вперёд вышел старший лейтенант Петров.

Не дури, Резвый, — глухо сказал Александр. Все кончено. Двумя руками он держал свой «Стечкин», направленный на вора.

— Ничего не кончено, — заорал Резвый, — я сейчас её убью.

Никто толком так и не понял, что случилось, как лоб Резвого разлетелся кусками костей, перемешаных с кровью — это бесшумно кашлянул Стечкин старлея, снабжённый глушителем. Буквально через секунду прогремел выстрел из Макарова. Все замерли… Лежащая на полу женщина вдруг слабо шевельнулась. Петров устало вздохнул и сполз по стенке на корточки. Вор инстинктивно нажал на курок Макарова, но тяжёлая тупая пуля Стечкина за секунду до этого, развернула его и отвела руку с пистолетом от шеи женщины. Она была спасена.

Как же так вышло, что газ не подействовал на Резвого, — удивлялся Вольский.

— Мы не учли, что он стоял у открытого окна и видимо часть газа относилась сквозняком в сторону, — выдвинул версию Петров.

— Ладно, Александр, все обошлось, — сказал капитан Вольский, — спасибо.

— Это наша работа.

Сержант Николай Карпенко на всю жизнь запомнил слова старлея Петрова…

Затем после службы армии будет высшая школа милиции, заочно юридический…

14. 1759 год. Семилетняя война. Битва при Кунерсдорфе. Братья фон Ротгеры.

Шла война, развязанная прусским королём, с «русским медведем». Она длилась уже три года. Две коалиции решали свои территориальные вопросы и претензии. С одной стороны Пруссия, Великобритания с Ганновером и ряд германских государств, с другой — Австрия, Франция, Россия, Швеция, Саксония и большинство германских государств, входивших в Священную Римскую империю и вступивших в войну по решению имперского сейма в Регенсбурге 17.01.1757 года.

Цель Прусского короля Фридриха II была намечена в захвате Саксонии и обмене её на Богемию. В планы короля входило поставить Речь Посполитую в вассальную зависимость от Пруссии. Австрийская императрица Мария-Терезия хотела вернуть Силезию. Людовик XV собирался захватить Ганновер. Шведский король протягивал лапу льва к прусской Померании. Россия стремилась остановить опасную экспансию Пруссии и расширить свои границы на западе.

Фридрих нанёс удар первым, вторгнувшись в Саксонию и заставив капитулировать её армию. Война длилась с переменным успехом, пруссаки нанесли поражение австрийской армии фельдмаршала Брауна под Прагой и осадили её, но затем потерпели поражение от фельдмаршала Дауна при Колине и оставили Богемию.Война шла с переменным успехом, не выявляя ни одного из противников победителем.

Французы оккупировали Гессен-Кассель, а затем и Ганновер, угрожая вторжением в Пруссию. Два года не принесли значительных успехов ни одной из коалиций. Русская армия разбила прусский корпус Левальда при Гросс-Егерсдорфе. Восточная Пруссия была включена в состав России. Фридрих потерпел поражение от австрийцев при Хохкирхе.

В июне 1759 года русскую армию возглавил новый главнокомандующий — Пётр Семёнович Салтыков, который разбил корпус генерала Веделя при Пальциге и занял Франк-фурт-на-Одере, угрожая Берлину. Фридрих выступил навстречу Салтыкову.

Лазутчики Фридриха уже успели доложить королю о новом русском главноКомандующем: сухонький старичок, не отличающийся военными талантами. Они не знали, что Пётр Семёнович свято верил в талант русского солдата — талант побеждать.

Два брата, Арнольд и Франц, служили офицерами в армии прусского короля. Оба брата служили в кавалерии. Арнольд, старший из братьев, командовал эскадроном под начальством отчаянного рубаки Зейдлица. Франц, которому недавно исполнилось двадцать семь лет, служил в Лейб-Гврдии Потсдамском полку — личной охране короля Фридриха.

Эскадрон Арнольда фон Ротгера, пополненный новобранцами, двигался в авангарде армии. Ротмистр сидел в седле с мрачным видом, предаваясь тягостным раздумьям о предстоящем сражении и пытаясь предугадать судьбу. Вчера он имел серъезный разговор с братом Францем, служившим в лейб-штандарте. Арнольд, в отличие от брата, начал сомневаться в благополучном для Пруссии исходе войны. В его эскадроне осталось не более трети старых, закалённых в боях солдат. Пруссия начала испытывать нехватку людей. Франц слепо верил в гений Фридриха и не захотел обсуждать с Арнольдом ход войны. Арнольд вышел из палатки брата в крайнем раздражении…

Решительная победа над русскими была для короля единственным средством спасения и он решил к нему прибегнуть, поставив все на карту. В ночь на 31 июля он перешёл через Одер, намереваясь обойти русскую армию и разбить её, прежде, чем Лаудон прийдет ей на помощь.По известиям, полученным в прусском лагере, австрийский генерал уже перешёл Одер и остановился возле предместья Франкфурта, в местности, известной под именем Loudonsgrund ; болото отделяло его от правого крыла армии Салтыкова. Русская армия занимала по соседству с городом укреплённую возвышенность возле деревни Кунерсдорф.

Лаудон успел соединиться с русской армией по дороге, насыпанной через болото на скорую руку.

Обе армии приготовились к сражению и ждали сигнала…

Братья фон Ротгеры встретились на бивуаке. Франц навестил брата, стоящего со своим эскадроном во второй линии прусских войск. Он нашёл Арнольда сидящем на барабане с задумчивым видом и вертящим в зубах соломинку, рядом лежала кираса и каска с конским султаном, на коленях у Арнольда лежал его неизменный палаш. Братья поздоровались и Франц сел напротив брата на раскладной стул.

— Что-то ты невесел, Арнольд, — заметил состояние брата Франц.

— Ты готов, Франц, умереть во славу короля? — спросил брата Арнольд, устремив на него задумчивый взгляд.

— Мы победим, брат, я верю в нашу победу, — с пафосом ответил Франц.

— Я размышлял полночи. Мы уже не те, что были под Росбахом и Лейтеном, — задумавшись промолвил Арнольд, но был перебит Францем.

— Что значит не те. Мы верные слуги Фридриха, нашего короля, и я тебя не понимаю.

— Завтра поймёшь, — сквозь зубы зло процедил Арнольд. — Мы потеряли своих лучших солдат в двадцати смертельных боях, сейчас армия пополнена наспех обученными рекрутами, нам нельзя больше воевать с русскими, это — катастрофа, гибель Пруссии. Неужели ты так слеп, что не видишь, что творится вокруг. Я всегда безаговорочно верил нашему королю, но теперь я стал сомневаться.

— Ты видно много выпил, поэтому ведёшь предательские разоворы, ты — ротмистр, офицер, как ты можешь?! — вскричал Франц, вскакивая со стула, — Завтра мы разобьём русских.

— Посмотрим, что будет завтра, — невесело усмехнулся Арнольд, вставая с барабана. — Надо готовиться к сражению. Бог мне судья, прощай Франц. — братья обнялись и Франц повернувшись, медленно зашагал в расположение своего полка. Арнольд смотрел ему вслед и в его глазах, привыкших видеть много смертей, стояли слезы…

Фридрих начал сражение с обстрела высоты Мюльберг, которую защищал князь Александр Голицын. После двух часовой пальбы, король дал сигнал к атаке.

Он атаковал левое крыло русской армии своей любимой «косой атакой», которая всегда приносила ему успех. В два часа он захватил Мюльберг. В рукопашной схватке был тяжело ранен, но сделал все, что от него зависело, чтобы задержать прусскую армию.

В три часа дня Фридрих отнял у русских более половины поля и послал в Берлин курьера с известием о своей победе. Эх, король, король, ты слишком поторопился.

Сражение было уже почти выиграно Фридрихом, как считали все его военачальники, а между тем центр и правое крыло русской армии ещё не принимало участия в бое, так же как и корпус Лаудона, который позже опрокинет и погонит разбитую русскими прусскую армию.

А сейчас король вытянутой рукой уазывал направление новой атаки — на вторую высоту, Шпицберг, которую защищал генерал Румянцев, сумевший собрать отступавшие части и организовать их к обороне. Бросились в атаку прусские батальоны. Русские встретили невозмутимо и твёрдо яростный натиск пруссаков. Волна пруссаков ударилась о живую скалу русских и разбилась о неё, накатила вновь и снова ударилась о скалу и откатилась назад, истекая кровью. Русские стояли насмерть, отбивая волны прусских войск. Фридрих побледнев, крикнул:

— Коня! Подайте мне коня.

Вскочив в седло, он повёл сам атаку на Шпицберг. Удар пришёлся на Апшеронский полк.

Полк не дрогнул, стал насмерть, раненые солдаты стреляли лёжа в своих врагов. Полк стоял в поле высокой травы, которая была вся в крови. Солдаты стояли по колено в крови, отстреливаясь, отстреливаясь. Славный Апшеронский полк пал полностью, но не дал пробиться пруссакам сквозь боевые порядки русских войск.

Примечание автора: В ознаменование того, что солдаты стояли «в крови по колено», Апшеронскому полку были присвоены по форме чулки красного цвета, а при форме в сапогах — сапоги из красной кожи.

Король безуспешно водил войска на Шпицберг. Наступил критический момент.

Фридрих хотел пустить в дело свою артиллерию, но увидел, что песчаная местность мешает подвезти её вперёд. Тогда он велел Зейдлицу пустить кавалерию в атаку.

— Мы будем перебиты! — ответил отважный солдат, не раздлявший иллюзий своего государя. Но король настойчиво повторил ему своё приказание, и он повиновался, став во главе одного из первых эскадронов, и повёл кавалерию в атаку. Рядом с ним скакал командир эскадрона ротмистр Арнольд фон Ротгер, обнаживший свой палаш и стиснув зубы. Его лицо казалось посмертной маской.

Его родной брат-близнец Франц стоял за спиной короля в его последнем резерве, лейб-гвардии Потсдамском полку, и мрачно смотрел вслед шедей в атаку прусской кавалерии…

К пяти часам кавалерия Зейдлица уже не могла сражаться, а пехота не двигалась с мест, не повинуясь голосу самого короля. Капралы напрасно лупили палками спины солдат, которые уже ничего не понимали и мечтали одного — вырваться из этого ада. Сила прусского солдата была подавлена русской волей.

Смертельно раненного Арнольда навестил брат. Франц стял на коленях, перед лежащим прямо на земле умирающим братом, и рыдал.

— Франц, — прерывающимся голосом сказал Арнольд, — я умираю, но ты помни о клятве, которую мы дали отцу.

— Арно, брат, — рыдал Франц, — ты поправишься, мы вместе отыщем клад.

— Я слышу сигнал Потсдамского полка, — прошептал Арнольд, — готовятся к атаке. Храни тебя бог. Иди в бой, за короля, за Пруссию. Прощай…

Франц сжал быстро холодеющую руку брата, посмотрел в его остекленевшие глаза и бросился к своему коню.

Лейб-штандарт пошёл в свою первую и последнюю атаку. Они были опрокинуты чугуевскими казаками и лишь небольшая горстка спаслась бегством. Среди беглецов был и Франц фон Ротгер…

15. Наши дни. МУР. Новые данные по делу Смычкова.

В кабинете группы майора Карпенко царила рабочая обстановка. Майор сосредоточенно рассматривал с капитаном Бурцевым какие-то фотографии, полчаса назад принесённые из лаборатории судебной экспертизы. Это были фотографии места убийства Александра Смычкова. Лейтенант Павел писал очередной отчёт о показателях группы Карпенко, возбуждённо сопя и грызя ручку. Недостающий член группы — старший лейтенант Василий Званцев был прямо с утра отправлен по соседям покойного Смычкова собрать максимальную о нем информацию, и вот вот должен был прибыть на послеобеденное совещание группы.

Дверь отворилась и показался Званцев, в насквозь промокшем от весеннего дождя плаще. В отличие от остальных членов группы, предпочитающих носить короткие куртки, старлей носил темносиний, почти до щиколоток плащ, подаренный родителями на прошлый день рождения, и выглядел всегда франтовато.

— Ну с, все в зборе, начнём, — сказал Николай, — послушаем какие новости раздобыл старший лейтенант Званцев. — Прошу.

— Николай Иванович, — взмолился Василий, — дайте хоть передохнуть и попить кофе, а то могу заболеть и Вы понесёте невосполнимую утрату лучшего следопыта.

— Ладно, ладно, испей кофею, — милостливо разрешил Карпенко, — вижу что раскопал что-то. Аж сияешь. А мне, Пашенька, налейка минералочки стаканчик, из той бутылочки, что ты принёс взамен выпитой моей, — елейным голосом произнёс майор и выжидательно посмотрел на лейтенанта, который вдруг начал покрываться красными пятнами.

— Я, я… забыл, Николай Иванович, простите, — стал мямлить Павел. Бурцев со Званцевым рассмеялись.

— Не о том думаешь, лейтенант, — назидательно грозным голосом сделал вывод майор.

— Товарищ майор, у Павла вся голова занята мыслями как искоренить преступность, — не упустил случая подколоть коллегу Званцев, — вон уже и доклад написал. Осталось только взойти на трибуну.

Николай рассмеялся, в комнате царила весёлая непринуждённая обстановка, говорящая о нормальном климате и взаимоотношениях в группе. Лейтенант Павел Жуков, самый младший член группы, недавно закончивший училище и направленный в группу Карпенко, своей юношеской наивностью и поступками часто веселил своих коллег, тем не менее удачно вписался в маленький коллектив группы.

— Давай, Василий, выкладывай, что ты там раскопал, — потребовал Карпенко.

— Я опросил соседей, — начал Званцев, — и узнал интересные вещи.

— Давай без подливы, — перебил его капитан Бурцев. Опускай стандартные фразы.

— Так вот, соседка с верхнего этажа, спускаясь вниз чтобы выбросить мусор, заметила у двери Смычкова мужчину. Тот заметив её отвернулся, скрывая своё лицо. Это было по её словам дней пять назад. Время она точно не помнит, говорит это было после обеда, где-то около трех часов. Лицо его она не запомнила, ростом, сказала примерно как я, значит околометра восьмидесяти. Когда она возвращалась в квартиру его уже не было. Как одет она то же не помнит, говорит не обратила внимание. Но это ещё не все.

— Не томи, продолжай, — напомнил Николай.

— Другая соседка, из квартиру напротив, такая симпатичная старушка, то же видела мужчину, заходившего к Смычкову.

— Ох уж мне эти старушки. Каждая мнит себя по меньшей мере миссис Марпл, Агаты Кристи, — проворчал капитан.

— Сергей, не перебивай, — прервал разлогольствования Бурцева Карпенко. — Продолжай Василий.

— Она даже вышла на лестничную площадку посмотреть, кто это так настойчиво звонит в дверь Смычкова. Ему пришлось обернуться, чтобы ответить на заданный старушкой вопрос. Она спросила кто он такой и зачем ему Смычков. Он немного смутился, но ответил, что он мастер участка, где работает Смычков, и он зашёл выяснить, почему Смычков отсутствует после обеда на работе, когда так много заказов на ремонты сантехники и каждые руки на вес золота. Позвонив в дверь ещё раз, он стал спускаться вниз, сказав, что зайдёт позже, если Смычков не появится на работе.

— Как он выглядел, она дала его описание, — поинтересовался Бурцев.

— А как же, хоть Наталье Кирилловне 72 года, но зрение её не подвело. Высокого роста — примерно метр девяносто, светлые волосы, голубые глаза.

— Ну прямо писаный красавец, — задумчиво протянул майор, — продолжай, Василий.

— Она и сказала, что мужчина интересный, лет тридцати, может быть с небольшим хвостиком. Лицо волевое, но его портит квадратный массивный подбородок. И главное, что самое интересное — говорит он с каким то акцентом, возможно прибалтийским. Вот почему я опоздал, заехав на работу где работал Смычков. Нет у них мастера с такими приметами.

— Вот так номер, — сказал Николай, — что ещё?.

— У старушки закралось подозрение, что он совсем ни мастер, слишком уж был хорошо одет — дорогой плащ, туфли, галстук, золотой перстень на пальце…

— Да, такие атрибуты не вяжуться с обликом простого мастера, — подтвердил майор, — интересно, очень интересно. Что может связывать такого субьекта с покойным Смычковым. Павел, сходи к экспертам, возьми данные по отпечаткам в квартире и заключение о смерти Смычкова.

Значится так, — подражая незапамятному Глебу Жеглову, подвёл итог Карпенко.

— Сергей, — обратился он к капитану Бурцеву, — завтра ещё раз пройдёшься по соседям, вдруг что-нибудь новенькое выстрелит. И надо будет взять фотографию Ставрова показать на всякий случай соседям. Пропытай участкового о Смычкове, c кем водил дружбу, как вёл себя в последнее время. По полной схеме и с полной выкладкой.

— Ясно, сделаем, — отозвался Сергей.

— Ты, Василий, заедь к профессору Горскому и выясни все по-поводу пластины. Хотя постой, сейчас позвоним Ставрову в школу, он должен её сегодня забрать, — вспомнил майор, — если забрал то сегодня и встретимся. Не выходит у меня из головы этот визитёр к Смычкову. Будем искать Иностранца, пусть под таким псевдонимом проходит по делу.

В комнату ворвался возбуждённый Павел.

— Данные экспертизы, товарищ майор.

— Читай вслух самое главное.

— В квартире обнаружены отпечатки пальцев, принадлежащие трём различным людям.

Первые — самого Смычкова, вторые и третие — неизвестным. Кроме того, по заключению экспертов, удар ножом был нанесён — профессионально, человеком, хорошо разбирающимся в строении тела. По характеру раны, следам входа в тело лезвия, можно заключить, что напавший на Смычкова человек, был высокого роста и обладал значительной силой. Смычков умер практически моментально после удара ножом.

В тишине комнаты раздался телефонный звонок. Капитан Бурцев снял трубку.

— Капитан Бурцев, слушаю Вас.

— Здравствуйте, это — Алексей Ставров, будьте добры, майора Карпенко.

— Слушаю, майор Карпенко.

— Здравствуте, Николай Иванович, — сказал Ставров, — тут вот какое дело. Я сегодня проверил свой почтовый ящик и обнаружил в нем письмо Смычкова.

— Где Вы находитесь, — спросил майор, — письмо при Вас?

— Я только что зашёл домой после уроков и собираюсь к профессору Горскому.

— Берите письмо и немедленно приезжайте, — попросил Карпенко, — хотя погодите, я высылаю за Вами машину — это будет быстрее. Через двадцать минут машина будет под Вашей парадной — синие жигули первой модели, номерной знак 10-45 МОТ. Дождитесь машину, очень Вас прошу.

— Хорошо, я буду ждать Вашу машину.

Значит так, Павел, вот ключи и техпаспорт, ноги в руки и вперёд. Вот адрес, езжай и как можно быстрее привези Ставрова. Ты помнишь его в лицо?

— Обижаете, товарищ майор.

Через час лейтенант Жуков привёз на Петровку Ставрова. Группа с нетерпением ожидала нового развития событий. Увидев входящего в кабинет Ставрова, Карпенко подошёл к нему и обменялся рукопожатием. Алексей вынул из кармана плаща белый конверт и протянул его майору.

— Вот это письмо.Оно адресовано мне лично и я его, разумеется, прочёл.

Жуков помог Ставрову раздеться и они сели за стол в ожидании, когда Карпенко прочтёт письмо. Майор, прежде чем вынуть письмо, тщательно осмотрел конверт, а лишь затем вынул из него один, сложенный вчетверо тетрадный лист в клеточку. Развернув лист, он начал читать.

— Прости меня, Алексей, что не сообщил тебе все, что я знаю об этой пластине.

Я боюсь. Мне кажется, что эта пластина несёт одни несчастья. Меня преследуют.

Неделю назад мне позвонил один человек и предложил встретиться по-поводу этой пластины. Мне стало любопытно и я согласился. Он — иностранец и предложил мне продать её. Я отказался, ведь это семейная реликвия. Он ушёл и просил меня поразмыслить, обещав дать за пластину хорошие деньги. Он сказал, что коллекционирует подобные вещи. Затем он позвонил снова и спросил ответ. Когда я снова отказался и послал его к черту, он угрожающим тоном сказал мне, что я зря это сделал. Я боюсь этого человека.

Алексей, год — 1457. Ты поймёшь меня. А может обратиться в милицию, но хотя он мне явно не угрожал. Подожду. Под письмом стояла подпись — Шура.

— Алексей, а Вы уверены, что это почерк Смычкова, — подал голос капитан Бурцев.

— Я не знаю, последний раз я видел его почерк в школе, но прошло столько лет. Я не знаю.

— Вот этим, Сергей, ты немедленно и займёшься, отдай экспертам, пусть поколдуют, — дал распоряжение капитану Карпенко.

— Алексей Алексеевич, немедленно звоните Профессору Горскому, — почти приказал майор — надо немедленно забрать у него пластину и привезти в Управление. Что то мне подсказывает, что наши неприятности только начинаются…

Позвонив профессору и договорившись о встрече, Алексей был неприятно удивлён, узнав, что к профессору Горскому его будет сопровождать старший лейтенант Василий Званцев. Он вспыхнул:

— Вы мне не доверяете.

— Вы не правильно ставите вопрос, товарищ Ставров, — подражая голосу Йосифа Виссарионовича, сообщил Алексею майор Карпенко, — мы проявляем о Вас отеческую заботу, пытаясь оградить от возможных неприятностей, а Вы нас не цените. Ай, нехорошо. Все офицеры рассмеялись. Алексей осознал, что его не хотели обидеть недоверием, и позволил себе тоже рассмеяться.

— Если Вы не возражаете, Алексей Алексеевич, Василий после Вашей встречи отвезёт пластину к нам, а если Вам не трудно, договоритесь о встрече с профессором на завтра, когда ему будет удобно и сообщите мне время.

Когда Ставров уехал к профессору Горскому, сопровождаемый Василием Званццевым, офицеры ещё раз перечитали письмо, и капитан Бурцев отправился к экспертам, задача которых, была в определении подлинности письма, написанного Смычковым.

16. Петровка, 38. Неожиданный визит профессора истории Горского.

В кабинете группы Карпенко раздалась трель звонка телефона, стоящего на столе майора.

— Да,слушаю, — сняв трубку, недовольным голосом сказал майор Карпенко.

— Мы здесь, Николай Иванович, — в трубке раздался бодрый голос Василия Званцева. — Заказывайте пропуск для профессора.

— Вася, в чем дело, объясни, — проорал в трубку майор, не ожидавший, что его подшефный привезёт в МУР профессора Горского.

— Николай Иванович, ждём Вас у входа, — в трубке раздались гудки….

Выругавшись, майор поспешил вниз, ко входу в здание.

Вместе со Званцевым стоял невысокий благообразный старичок с профессорской бородкой и старым, школьного типа портфелем в руке. Как догадался Карпенко, это и был знаменитый учёный — профессор Горский.

— Здраствуйте, профессор, — приветствовал Евгения Анатольевича майор.

— Добрый день, молодой человек, — поздоровался профессор, приподнимая шляпу.

— Как в старых фильмах, ещё не хватает расшаркаться, — с иронией подумал Карпенко.

Обменявшись приветствиями Карпенко повёл профессора Горского в свой кабинет. Ставров представил профессора остальным членам группы. Лейтенант Павел повесил плащ Евгения Анатольевича на вешалку и предложил чай.

— Было бы совсем неплохо, — бодрым голосом поддержал предложение Павла профессор.

— Прошу меня извинить за нежданное вторжение, но когда я узнал, что у меня есть редкая возможность побывать на Петровке, 38, в знаменитом МУРе, я не стал себе в этом отказывать и попросил вашего молодого коллегу меня сопроводить. За сим я в полном Вашем распоряжении и буду рад оказать посильную помощь.

— Спасибо, что откликнулись на нашу просьбу, — просто сказал майор, — наша группа расследует убийство, которое связано напрямую с тайной пластины и Ваша помощь, как эксперта нам очень поможет.

— Прошу Вас, — подал чай Павел в стакане с подстанником.

— Благодарю, голубчик, — произнёс профессор, отхлебнув горячего чая. — Превосходный чай.

Очень люблю пить чай именно из таких стаканов, давняя привычка.

Офицеры переглянулись. Уловив это, профессор отставил стакан и прокашлявшись сообщил:

— Друзья мои, вы видимо удивлены моим речам. Моими учителями были старые педагоги, получившие своё образование в царское время. Мне очень нравилась их манера ясно и просто излагать свои мысли и передавать знания. Они никогда не позволяли себе кричать на учеников и студентов, не терпели хамства в любых проявлениях. Я всегда старался брать с них пример, они были достойны подражания. Итак, давайте приступим к делу.

— Евгений Анатольевич, Ваш ученик Ставров рассказал нам о пластине, о том, что Вы продолжили её изучение. Что Вам удалось узнать нового? — поинтересовался Карпенко.

— Так вот. Я обратился в архив за дополнительными источниками, касательно Бургундии периода XV века. Это мемуары Филиппа де Комнина, бывшего историографом Бургундии и жившего во времена Филиппа Доброго и Карла Смелого, а также «История Бургундского герцогского дома», Труа. Комнин пишет, что Карл Смелый, вступивший на герцогский престол после смерти своего отца Филиппа Доброго, был несказанно удивлён тем, что казна Бургундии хоть и была велика, но сильно разрушила его ожидания и не позволила сразу организовать новый поход на швейцарские кантоны. Ему пришлось ждать сбора податей с Голландии и Фландрии для нового набора солдат. 1457 год — дата Рождения дочери Карла Смелого, которая с детства была влюблена в красавца — графа Анри де Понтарлье. Анри был старше Марии на десять лет и воспитывался при дворе герцога Филиппа Доброго. Разумеется, Карл Смелый ожидал для своей дочери более выгодной партии. Граф и Мария были вынуждены скрывать свои чувства, опасаясь необузданного гнева её отца. Это была её первая детская любовь, которая обещала перерости в серъезное чувство. Но дочери правителей редко женятся по любви, жертвуя своими чувствами в государственных интересах.

Комнин описывает исчезновение графа Анри из Бургундии незадолго до смерти бургундского герцога Филиппа Доброго. Один из моих друзей, специализирующийся на истории рыцарских и монашеских Орденов, вспомнил, что он читал о славном воине из французской земли, служившим гроссмейстерам Тевтонского и Ливонского орденов. Немцы называли его — храбрый Анри…

Кроме того, до исчезновения графа Понтарлье из Бургундии, у него была стычка с любимцем Карла Смелого — графом Кампобассо. Это упоминается Комнином вскользь, согласно перессуд придворных. Анри, граф де Понтарлье был воспитанником Филиппа Доброго и его любимцем, который вероятно догадывался, а возможно знал о чувствах графа к его внучке. Отец Анри, граф Людовик де Понтарлье, служил верой и правдой герцогу Филиппу, участвовал в Столетней войне, был его боевым товарищем.

Возможно Филипп Добрый доверил какую-то тайну графу де Понтарлье. Необходим более углублённый анализ документов той эпохи. Дело в том, что если эта пластина — карта, то должен быть и ключ к этой карте. Вот так вот, джентельмены.

— Ясно, что ничего не ясно, — пробормотал капитан Бурцев, — тайны мадридского двора.

— Вы напрасно иронизируете, молодой человек, — наставительно сказал профессор, — Очевидно Вы все читали в детстве книги Анатолия Рыбакова «Кортик», «Бронзовая птица», так вот вспомните какие тайны были раскрыты, как драгоценности пошли на восстановление России. Примеров очень много, да вот хотя бы ещё один: сокровища Мальтийского Ордена, тайна клада прекрасно описана в книге «Ларец Марии Медичи», а постановка фильма просто замечательна.К тому же, господа сыщики, если из-за этой пластины убивают человека, то несомненно, она хранит в себе тайну, и по всей видимости — важную.

— Вы правы, профессор, — выразил мнение майор Карпенко, — убит человек и мы должны найти убийцу. Мы очень рассчитываем на Вашу помощь касательно исторических событий…

— Завтра я встречусь с моим коллегой — специалистом по истории Тевтонских Орденов, — задумчиво произнёс профессор, — кроме того необходимо попытаться выяснить, в какой части Бургундии находится место, отображённое на карте. Я сделал фотографии пластины.

— Подайте мне, пожайлуста, мой портфель, — попросил профессор Званцева.

Взяв портфель, и щёлкнув замками,открывая его, Горский вынул какой-то предмет, завёрнутый в кусок бархатной ткани и перетянутый резинкой, очертания которого напоминали пластину. Аккуратно положив предмет на стол, профессор развернул ткань. Все взгляды устремились на пластину.

— Она такая большая, — удивлённо протянул Бурцев.

Пластина была размером приблизительно пятнадцать на пятнадцать сантиметров и толщиной около сантиметра.

— Молодой человек, для средних веков это весьма стандартный размер. Размеры многих орденов соответствовали кофейному блюдцу, — разъяснил Горский, а цепи, на которых они висели на груди хозяина, висели не одну сотню граммов.

— Неужели килограмм чистого золота? — не поверил Жуков.

— Цепи не обязательно делались из золота, очень часто из серебра или обычного металла. Главное молодые люди в том, что у нас в руках находится только план местности, где возможно, повторяю, возможно, спрятан клад. Но чтобы его найти, необходимо точно знать, что означают знаки на карте. Однако, я полагаю, хотя и не уверен, ято существует вторая пластина — ключ, мне уже однажды довелось сталкиваться с нечто подобным. Возможно на второй пластине есть отверстие, которое при наложении пластин одной на другую, укажет место клада.

— Как все просто. Осталось найти вторую пластину, — с иронией в голосе сказал Карпенко.

— Вы напрасно иронизируете, молодой человек. Когда мой ученик, — прфессор повернулся в сторону Алексея, сообщил мне о дате, которую ему сообщил Смычков, я задумался и пришёл к выводу, что за этой пластиной кроется очень важная тайна. Да, да, именно важная тайна. К сожалению мы не можем узнать, каким образом пластина оказалась в семье школьного друга Алексея, это помогло бы пролить свет на её тайну. Вот пока и все. Спасибо, что выслушали старика.

— Профессор, мы Вам очень благодарны за информацию и надеемся на Вашу дальнейшую помощь, — поблагодарил Горского майор Карпенко.

17. Наши дни. Ирина. Развитие событий.

На следующий день после визита профессора Горского в МУР, Алексей Ставров встал как обычно в половине воьмого утра, сделал утреннюю гимнастику, принял контрасный душ и приступил к приготовлению завтрака. Пожарив глазунью из трех яиц с мелко нарезанными кусочками вареной колбасы, Алексей присоединил к ней стакан молока и начал завтракать.

Одевшись и взяв свой портфель, он открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Спустившись по лестнице и выходя из парадной, он не обратил внимание на бородатого мужчину, который наблюдал за ним из-за угла дома.

Проведя в школе уроки истории, Алексей задержался на несколько часов в ожидании зарплаты.

— Алексей, а что Вы сегодня делаете вечером, — обратилась к нему симпатичная учительница английского языка. У меня заболела подруга, с которой я договорилась пойти на концерт Дмитрия Маликова, не против ли Вы составить мне компанию.

Алексей несколько растерялся. Он не имел постоянной девушки уже более года, когда его девушка вышла замуж за сокурсника по университету, и он психанув, пошёл работать учителем истории в школу, несмотря на полностью подготовленную к защите диссертацию. Не помогли ни уговоры профессора Горского, ни просьбы матери. Его девушка не выдержала его постоянных отлучек, связанных с поисками новых материалов для диссертации. Да, стоило признать, что возможно он уделял ей недостаточно времени, стараясь быстрее закончить свою научную работу, а может быть это не было настоящей любовью, им только казалось что они любят друг друга. Немного поразмыслив, он ответил утвердительно. Действительно, а почему бы не провести время с этой симпатичной девушкой — Ириной. Он замечал на себе её взгляды, бросаемые на собраниях в учительской или школьной столовой. Ирина была интересной девушкой, пришедшей в их школу после окончания института, и работавшей около полугода. Её средний рост прекрасно гармонировал с фигурой, каштановые волосы ниспадали на плечи бурлящими волнами, высокая грудь волновала взгляды мужчин, но главное глаза — они излучали доброжелательный бирюзовый свет…

— Концерт начинается в 7 часов, — произнесла Ирина, — давайте встретимся у входа в 6.30. Я должна заехать домой переодеться.

— Хорошо, Ирина Владимировна, я буду Вас Ждать.

Алексей отправился домой привести себя в надлежащий вид перед свиданием с дамой. За его возвращением домой внимательно следила пара насторожённых глаз, принадлежащих бородатому мужчине. Когда Алексей зашёл в парадную, он внимательно посмотрел на часы, сверяя время, затем достал красную пачку «Мальборо» и закурил сигарету, прикурив от зажигалки, украшенной монограммой.

Ставров прибыл к месту встречи на пять минут раньше назначенного срока и стал прохаживаться возле входа в ожидании Ирины. Ирина пришла с пятнадцатиминутным опозданием, что свойственно всем женщинам, независимо от возраста и красоты.

— Добрый вечер, Алексей, — поздоровалась Ирина. — Извините за оопоздание.

— Здравствуйте, Ирина Владимировна, — ответил Ставров.

— Знаете что, Алексей, давайте перейдём на «ты», — предложила Ирина. Или тебе не позволяет разница в возрасте, — лукаво усмехнулась девушка. Может быть ты меня боишься. Алексею недавно исполнился тридцать один год и он всего лишь на семь лет был старше Ирины.

— Нет Ирина, я тебя не боюсь, — улыбнувшись сказал Алексей, — просто я как то немного отвык от общения с красивыми женщинами.

— Женщинами? — переспросила Ирина, добавив, — Тебе нужна только одна женщина…

Алексей пристально посмотрел в глаза Ирины, и не нашёлся что ответить. Эти глаза одновременно и манили, и пугали его. Ему вспомнилась его прежняя девушка — Валя, с которой у него ничего не вышло.

— Пойдём в зал, — глухо произнёс он.

— Ну что ж, пойдём, — с улыбкой посмотрев на него, произнесла Ирина, просунув руку ему под локоть.

Когда Алексей получив номерок за сданную в раздевалку верхнюю одежду, подошёл к Ирине, он невольно залюбовался девушкой, которая стоя перед большим зеркалом, прихорашивалась. На Ирине было надето красивое бархатное платье, темновишневого цвета, отороченное мехом. Стройные ноги были обуты в изящные полусапожки на шпильке. Поправив волосы и ещё раз оглядывая себя в зеркале, она заметила оценивающий взгляд Алексея и повернувшись к нему, кокетливо улыбнулась.

Их места были в одиннадцатом ряду, посередине. Пришлось приложить некоторые усилия чтобы их занять.

— Как давно я не был на концертах, — осматривая зал, сказал Алексей. — В основном смотрю концерты по телевизору.

— Ты не любишь ходить на концерты? — поинтересовалась Ирина.

— Да нет, просто не хватало времени.

— Чем же ты был так занят?

— Писал диссертацию, готовился к предподавательской работе.

— Алексей, но ведь концерты проводятся в основном в вечернее время, может ты ещё и по ночам писал свои труды, — сиронизировала девушка.

— Порой приходилось, — серъезно сказал Ставров. — Я бывало уговаривал дать мне редкие книги домой на ночь, но утром их надо было обязательно вернуть. Вот и работал по ночам.

— И ни какой личной жизни, — улыбаясь, констатировала Ирина.

Свет в зале погас, раздались апплодисменты, на сцену вышел Маликов.

Концерт прошёл весело, Дмитрий Маликов зажёг зрителей, которые неоднократно просили его спеть ещё несколько песен. Концерт закончился а начале десятого вечера и Алексей как истинный джентельмен вызвался проводить Ирину домой, впрочем иного он себе и не представлял.

По дороге они немного поболтали о современных исполнителях песен отечественной эстрады и незаметили как оказались у подъезда дома, где жила Ирина.

— Ну вот мы и пришли, — сказала Ирина, — вон видишь на четвёртом этаже горит окно — это мама ждёт моего прихода. Зайдём к нам домой, выпьем чаю и я познакомлю тебя с родителями. Ещё не поздно. Пошли.

— Спасибо, Ира, но уже поздно, лучше в другой раз, — немного поколебавшись ответил Алексей.

— Опять пойдёшь работать по ночам?

— Нет, с этим покончено.

Ирина неожиданно потянулась к нему и обвив руками его шею, поцеловала. Он почувствовал жар её влажных губ и робко ответил на поцелуй. Ирина прижалась к его груди, дрожжа всем телом.

— Я влюбилась в тебя, — тихо произнесла она, — только не смейся. В самый первый раз, как я тебя увидела. Алексей вдруг осознал, что Ирина не притворяется, не играет, и он возможно держит в руках своё будущее счастье…

Домой он летел словно на крыльях. Ему хотелось поделиться своими чувствами с каждым встречным прохожим. Неужели это правда, то, что случилось с ним. Его любит прекрасная молодая женщина…

Подходя к дому и по-прежнему пребывая в сладких грёзах, он увидел милицейские машины и около десятка людей возле них.

— Вот он, — вскрикнула соседка с нижнего этажа и указала на него пальцем офицеру милиции.

— Вы — Ставров Алексей Алексеевич, — полувопросительно — полуутвердительно сказал представитель закона в форме старшего лейтенанта.

— Да, я, — ответил Ставров, — а что случилось?

— В Вашей квартире было произведено нападение на вашу соседку. Где Вы были час назад.

— Меня не было дома, я был на концерте, — произнёс Алексей, осознавая, что вновь случилось что-то страшное. Позвоните, пожайлуста, майору Карпенко Николаю Ивановичу из МУРа, он участвует в расследовании.

— В каком ещё расследовании, — вскипел старший лейтенант, — Меня первого вызвали Ваши соседи. Я дежурный по районному управлению. Пройдёмте в Вашу квартиру.

— Я настаиваю на немедленном вызове старшего группы МУРа майора Николая Ивановича Карпенко. Поймите, что это очень важно. И если Вы, старший лейтенант, его не вызовете, то потом пеняйте на себя. Все, — выдохнул Ставров.

Старший лейтенант задумался. Откуда этот деятель знает майора милиции, к тому же из МУРа. Как бы чего не вышло, лучше, поднявшись в квартиру, позвонить и выяснить в чем тут дело…

Николай Карпенко спал, забывшись тяжёлым беспокойным сном, когда в его маленькой однокомнатной квартире зазвонил телефон. Он сразу проснулся и схватил трубку телефона, сказалась привычка к чуткому сну.

— Слушаю.

— Говорит дежурный по району старший лейтенант Проскурин. Вы — майор МУРа Карпенко?

— Да, майор Карпенко, — подтвердил Николай. Слушаю.

— Я звоню из квартиры гражданина Ставрова Алексея Алексеевича, — начал докладывать Проскурин, но был перебит майором.

— Что с ним, он убит, — закричал в трубку Карпенко, мгновенно скидывая с себя одеяло и вскакивая с кровати. Услышав фамилию Ставров, он предположил самое ужасное.

— Нет, в квартире произошло нападение на его соседку.

— Ничего не трогать, я немедленно выезжаю с группой, — дал распоряжение майор. — Остатки сна сняло как рукой. — Черт возьми, что опять произошло?

Майор позвонил Бурцеву и приказал немедленно поднять группу по тревоги и вые хать на квартиру Ставрова. Затем Николай умылся и стал одеваться.

— События продолжаются. Слава богу, жив, — подумал майор, одевая наплечную кобуру с пистолетом.

Старший лейтенант после телефонного разговора с майором Карпенко стал смотреть на Ставрова уже другими глазами и даже разрешил ему приготовить чай, выпроводив всех посторонних из квартиры.

Через тридцать минут в квартиру Ставрова ворвался Карпенко, за которым спешили остальные члены группы. Увидев Ставрова живым и невридимым, он успокоенно вздохнул. Представившись и предъявив своё удостоверение Проскурину, он стал расспрашивать последнего о причине вызова.

— Нам позвонили около десяти часов вечера, — начал свой рассказ старший лейтенант, — соседка Ставрова услышала какой-то шум в его квартире и вышла на лестничную площадку посмотреть в чем дело. Дверь квартиры была неплотно закрыта и она зашла в квартиру, предварительно сообщив об этом мужу, который находился в туалете.Через пять минут её муж, не обнаружив хозяйку, вышел на лестничную площадку и увидел её лежащей на полу в коридоре квартиры Ставрова т.к. дверь была полность открыта. Он кинулся к ней. Она была без сознания, голова в крови. Видно ударили тяжёлым предметом по голове. Он стал кричать и звать на помощь. Сбежавшиеся соседи вызвали милицию и скорую помощь. Их обоих отвезли в больницу.Затем где-то через полчаса появился гражданин Ставров и потребовал чтобы я срочно вызвал Вас. Вот собственно и все. Мы до Вашего приезда ничего не трогали. Ставров утверждал, что его не было дома и Вы ведёте расследование.

— Все правильно, старлей, — успокоил Проскурина майор.Это наше дело.

Прибыли эксперты. Поздоровавшись с Карпенко, они приступили к работе.

— Старлей, напишите обо всем рапорт и направьте его в МУР. А сейчас можете отдыхать, мы полностью занимаемся этим делом, — распорядился Николай Карпенко.

— Павел, — обратился к лейтенанту Жукову Карпенко, — полный контроль за соседкой Ставрова, как только придёт в себя, выяснишь что произошло.

— Сергей, — дал задание капитану Бурцеву, — ты завтра по соседям — кто что видел, слышал. Ну а ты, Василий, — сказал Званцеву майор, — завтра немедленно к профессору. Надо форсировать события. Уже вторая жертва. Ну, а я — общее руководство.

— Алексей, — обратился Карпенко к Ставрову, — посмотрите с экспертами вместе, может быть что-нибудь пропало, — устало сказал майор и опустился на кухонный табурет.

— Это Ваша зажигалка, — спросил эксперт Ставрова, показав массивную серебряную зажигалку с монограммой.

— Нет, у меня никогда такой не было, и я вообще не курю, — ответил Ставров.

— На экспертизу, — распорядился Николай Карпенко. — Возможно эта зажигалка неизвестного, напавшего на соседку.

Через сорок минут эксперты закончили свою работу и старший эксперт подошёл к Карпенко.

— Николай Иванович, мы закончили, — сообщил старший эксперт. Завтра к концу дня я пришлю заключение. По заявлению хозяина квартиры, все ценности и предметы на месте, пропавших вещей нет. Некоторые предметы сдвинуты, видимо в квартире кто-то производил обыск, но очень аккуратно, почти незаметно.

— Виктор Петрович, если можно пораньше, — попросил Карпенко.

— Постараемся…

— Все бойцы, шабаш, — обратился к офицерам своей группы майор Карпенко. Завтра утром встретимся в Управлении. Марш по домам…

Когда все покинули квартиру Ставрова и они остались одни, Николай подошёл к двери и закрыл входную дверь, а затем повернулся к хозяину квартиры.

— Алексей, — обратился Карпенко к Ставрову, — не обижайся, что я перешёл на «ты». Давай и меня то же зови Николаем, так проще.

— Понял, товарищ майор.

— Лады, а вот скажи водка у тебя есть? — задал вопрос Николай, — день сегодня очень тяжёлый, а завтра к 11:00 ещё и на доклад к генералу. Ты хоть пьёшь?

— Водка есть, бутылка в холодильнике, пью, — ответил Алексей.

— Слушай, ответил как солдат.

— Да не в этом дело. Это было в средние века:студент побежал в кабак за водкой и нарвался на преподавателя. А тот спрашивает его: кто, куда, зачем? Студент на бегу и ответил: философ, в кабак, за водкой. Это пример, как надо кратко излагать свои мысли и речи.

— Слушай, а закусить у тебя чего-нибудь есть, — поинтересовался Николай.

— Найдём. Можно пожарить картошку, а ещё есть вареники с мясом.

— Давай лучше вареники сварим, меньше возни.

Сварив вареники, добавив на стол маринованных огурцов, законсервированных матерью Ставрова, она приступили к позднему ужину.

Сидя за столом, они немного поговорили о личной жизни. Алексей рассказал о вчерашней встрече с Ириной, сказав, что он кажется влюбился. Майор грустно молчал.

— Николай, что с тобой, чего такой мрачный.

— Нет повода для веселья. Уже есть один труп, дай бог, чтобы со старушкой было все нормально. Дело больно серьёзное и запутанное.

— Ты женат, есть дети, — спросил Алексей, пытаясь перевести тему.

— Нет жены, нет детей, нет счета в банке, ничего нет, — ответил Николай, — была вот якобы невеста совсем недавно, да сплыла. Такие вот дела. Я ведь как и ты тоже молодой, на один год всего тебя старше. Но у меня осталось главное — моя любимая работа.

— Не переживай, все образуется.

— Твоим устам, да богу уши…

Они выпили полбутылки «Столичной», когда Николай посмотрел на часы и произнёс: «Ох ты, уже час ночи, поеду ка я домой».

— Так за руль уже нельзя, — сказал Алексей, — а далеко ты живёшь?

— Да ничего, на гортранспорте доберусь.

— Слушай, я тебе как Жеглову, выделю роскошный диван, вон в гостинной, а утром позавтракаем вместе, ты в МУР, я — в школу.

— Согласен, диван, сон, завтрак.

Оба весело рассмеялись…

— Тогда допиваем и спать, — подвёл резюме Николай. Будет день — будет пища.

18. 1812. Зима. Отступление Наполеона. Шарль де Понтарлье.

Для французов наступили тяжёлые дни: лютые морозы, шедшая по пятам русская армия, постоянные набеги партизан. Они отступали из сожжённой Москвы по Старой Смоленской дороге, разорённой ими же, при наступлении. Катастрофически не хватало продовольствия, тёплой одежды, фуража для лошадей, повозок для раненных. Часть обозов регулярно перехватывалась партизанами, другая безнадёжно застряла в грязи и расстворилась в бескрайних российских просторах.

От многих дивизий осталось лишь треть состава. Маршал Ней, которого звали храбрым из храбрых, был настигнут русским авангардом и бежал, потеряв около трех тысяч человек убитыми и пленными, бросив все пушки и обозы. В плен сдалась целая дивизия генерала Ожеро — около двух тысяч, полностью деморализованных солдат и офицеров во главе с генералом.

К Неману, для нападения на Россию. Наполеон подвёл 640 тысяч солдат и офицеров. В рядах его Великой Армии были войска различных национальностей: французы, австрийцы и пруссаки, итальянцы и испанцы, поляки и чехи, датчане и голландцы. Вся Европа собрала своих отцов и сыновей для армии Наполеона. Многие из них никогда не вернутся домой, навсегда оставшись на полях России. В рядах наполеоновской армии было свыше 100 тысяч кавалеристов, под командованием знаменитых маршалов — Мюрата, Удино, Нея.

Армия, которая победоносно промаршировала по всем дорогам Европы, нашла свой плачевный конец в России. Все началось с героической обороны Смоленска, который защищала 27-я пехотная дивизия под командованием генерала-майора Дмитрия Неверовского. Эта дивизия была недавно сформирована и состояла из новобранцев, не нюхавших пороха.

Французам удалось выбить из прилегающей к Смоленску деревни, один полк дивизии, и вся дивизия отошла и сосредоточилась на подступах к городу. К городу вела дорога, вдоль которой росли вековые деревья. Именно они укрыли солдат дивизии Неверовского. Когда первые атаки французов были отбиты, Наполеон вызвал своего шурина, Неаполитанского короля, маршала Иоахима Мюрата и приказал ему взять город. Мюрат, командовавший резервной кавалерией, бросил в атаку кавалерийский корпус. Когда атака его корпуса была отбита, он не поверил своим глазам. Он вновь и вновь посылал свою кавалерию в атаки, но молодые новобранцы 27 — ой дивизии, впервые понюхавшие порох, воодушевлённые успехом, стояли насмерть. По рядам дивизии спокойно прохаживался в одной белоснежной рубахе со шпагой в руке, их командир — красавец генерал Дмитрий Неверовский, подбадривая воинов. Дивизия, отбив за день свыше 20 атак, спокойно отошла к Смоленску и соединилась с корпусом генерала Раевского, дав возможность русским армиям соединиться.

Затем было Бородино. Наполеон впервые увидел поле битвы на котором полегло 100 тысяч человек. Русские стояли насмерть. Генерал Лихачёв, когда вся его дивизия, защищавшая батарею Раевского погибла, раненный пошёл на штыки французов, пав смертью героя. В этой битве Россия потяряла 27 генералов. Бородинское поле — начало заката «звезды» Наполенона.

Шарль де Понтарлье хорошо запомнил Бородино. Он со своим эскадроном, в составе кирасирского корпуса Коленкура, атаковал батарею Раевского. Несмотря на упорное сопротивление русских, корпус захватил батарею. В атаке погибло столько кавалеристов, что батарею стали называть — могилой французской кавалерии. Доблестный Коленкур дал Наполеону слово, что он будет на батарее живым или мёртвым. Он сдержал его, погибнув на ней.

Французы постоянно атаковали Багратионовы флеши, стремясь овладеть ими. В одной из атак им удалось прорваться на флеши, но уже бежала им навстречу бригада генерала Тучкова, который шёл впереди солдат со знаменем в руках. Французы и на этот раз были отбиты. Молодой генерал-майор Тучков пал смертью героя.

Корпус Понятовского заставил отступить корпус генерал-лейтенанта Николая Тучкова, который возглавил контратаку и был смертельно ранен.

Французам казалось, что победа близка. Тяжело раненный Багратион был унесён с поля боя, его фланг пришёл в замешательство. Мудрый Кутузов вызвал одного из адъютантов, написал записку командиру пехотного корпуса Дохтурову и отправил его к нему. Опытный генерал от инфантерии прочитав записку главнокомандующего, в которой было всего несколько строк: «Дмитрий Сергевич! Держись до крайности», принял командование войсками Багратиона, привёл их в порядок и продолжал удерживать позиции, несмотря на яростные атаки франузов.

Маршалы Наполеона убеждали его кинуть в огонь гвардию — последний резерв армии, говоря, что победа близка. Уступая им, император дал приказ ввести в сражение гвардию. Мимо императора с приветственными кликами проходила его гвардия, идущая в бой. Но Кутузов опередил Наполеона, введя в сражение кавалерийские корпуса генерала Уварова и Донского атамана генерала Матвея Платова, которые атаковали фланг французской армии. Наполеон остановил наступление гвардии, сказав своим маршалам и генералам:

— Я не могу рисковать своим последним резервом за столько лье от Парижа.

Русская армия не отступила… Сражение закончилось.

Когда Наполеону доложили о потерях, он надолго задумался. Общие потери двух армий составили 100000 человек. Французская армия потеряла 53000 человек и 37 генералов. Но надо было идти дальше, несмотря на колоссальные потери. Наполеон впервые видел перед собой поле битвы, где за день полегло 100000 человек.

Наполеон вступил в Москву, которую оставили русские войска по приказу фельдмаршала князя Кутузова, чем он сильно разгневал царя и создал панику в северной столице. Но старый русский генерал думал о сохранении армии, которая не смогла бы выдержать повторного сражения, хотя на котором настаивали многие генералы, и приказал отводить войска от Москвы. Русские солдаты и офицеры плакали, оставляя столицу, многие жители которой ушли вместе с войсками.

Потом была сожжённая Москва, партизаны, знаменитый Тарутинский манёвр фельдмаршала Кутузова, а теперь оступление, превратившееся в бегство. Ещё перед Боро— динской битвой император Наполеон Бонапарт верил в свою победу, то сейчас его все больше и больше одолевали страхи и сомнения будущего.

Великий Кутузов все рассчитал правильно, вынудил Наполеона отступать по старой Смоленской дороге, разорённой войной. Сначала отступление носило упорядоченный характер, но нападения партизан и молниеносное преследование русской армии превратило отступление в беспорядочное бегство. Из последних остатков, могущественной некогда 100000-тысячной кавалерии, вступившей на российскую землю в 1812 году, остались жалкие остатки, из которых великий император создал «Эскадрон смерти». От пехотных дивизий полного состава, осталось не более трети личного состава. Одна лишь гвардия, среди рядов которой находилась карета с императором, была непоколебима.Армия таяла не по дням, а по часам.

Разрозненные остатки дивизий и полков брели по дорогам, стараясь пробиться к шедшим впереди боеспособным частям гвардии, вместе с Наполеоном, уходящим от преследования русских. Французские солдаты и офицеры стремились как можно быстрее покинуть пределы России.

Эскадрон графа де Понтарлье еле тоскал ноги, в строю осталось менее половины кавалеристов и всего 18 лошадей, способных еле-еле передвигаться. Пушки были брошены неделю назад. На дороге отступления остались окоченевшие от холода и голода трупы их товарищей, сломанные повозки, брошенные орудия. Эскадрону удалось оторваться от преследования русской армии.

Остатки эскадрона старались присоединиться к основным силам французскойармии как можно скорее. Они двигались по заснеженной дороге, на которой покрытые снегом холмики, указывали верный путь.

Внезапно со всех сторон прогремели выстрелы.

— Партизаны, партизаны.

Упавшее дерево перекрыло дорогу. Из леса стали выбегать бородатые мужики, вооружённые не только ружьями, но и топорами с вилами. Шарль де Понтарлье вытянул из ножен шпагу, развернул коня и поскакал, если так можно было назвать вялую рысь коня, навстречу выстрелам.

— За мной, вперёд, — дал он команду остаткам своего эскадрона. Обернувшись, он увидел, что за ним спешат лишь несколько человек.

— Постойте, капитан, — схватил его лошадь за узду вахмистр. Назад, мы все равно ничего не решим. Надо прорываться на соединение с главными силами. Капитан рванул коня, но тот вдруг страшно захрипел и стал валиться на бок. Шарль де Понтарлье едва успел соскочить с падающего коня. Схватив выпавшую шпагу он осмотрелся по сторонам. Остатки его эскадрона вступили в бой с партизанами, кое-кто бросил оружие и подняв руки вверх, молил о пощаде. Капитан кинулся в сторону, где гремели выстрелы и отчётливо слышался лязг оружия.Он увидел прямо перед собой страшное бородатое лицо и немедленно выстрелил в него из пистолета. Отбросив ненужный пистолет, ок кинулся на двух партизан, бегущих по колено в снегу к его обозу. Он, утопая в снегу, рвался навстречу русским, в порыве отчаяния не понимая, что он делает.

Вдруг он услышал выстрел и толчок в бок. Шарль остановился и потрогал свой левый бок, который начал неметь. Поднеся руку к глазам, он увидел, что она в крови и уже мутным взглядом, он увидел какую-то приближающуюся к нему тень и попытался её проткнуть шпагой, но вместе с последним движением руки, капитан потерял равновесие и рухнул, упав лицом в снег.Он уже не видел, как мимо него, не обращая ни малейшего на офицера внимания, пробежали двое крестьян, один из которых, сразил его выстрелом из пистолета…

Бой быстро закончился, всего лишь нескольким французам удалось прорваться сквозь кольцо партизанского отряда. После боя, партизаны обходили убитых, собирая холодное и огнестрельное оружие, которое им было так необходимо.

— Гляди, Иван, кажись живой, — сказал высоченного роста бородатый мужик в овчинном тулупе, который снимал амуницию с Понтарлье. — Стонет.Что с ним делать?

— Да чтоб он сдох, — зло ответил Иван, добавив, — кто их к нам звал, иродов.

Россоха перевернул на спину слабо шевелящегося француза, — кажись офицер.

Капитан Шарль, граф де Понтарлье, увидел сквозь пелену страшное лицо бородатого мужика и потерял сознание. Очнулся капитан от того, что кто-то тормошил его и снимал с него одежду.

— Mon ami, Janette, — произнёс он, увидев лицо молодой женщины, показавшееся ему до боли знакомым. Но это была не Жанетт. Капитан бредил, представляя себя на балу у императора. Он кружится в танце с дочерью генерала Фриссе, Жанетт. Многие с завистью смотрят на пару. Граф молод, богат и считается выгодной партией. Он держит девушку за тонкую талию, она ему улыбается и они кружаться, кружаться…

— Ишь очухался, залопотал по-своему, — произнесла молодая крестьянка Мария, продолжая раздевать француза.

— Смотри, Машка, мужик вроде ничего, только костлявый больно, одна кожа да кости, — пошутил Россоха.

— Живая людина как никак, Кузьмич, — сказала Маша, — может и выживет. Сильно замёрз и рана открылась, ох господи.

Француз опять потерял сознание. Промыв и перевязав рану, Мария стала растирать француза водкой. Он опять зашевелился, вдруг открыл глаза и попытался приподняться, но из этого ничего не вышло, и он вскрикнув от боли, упал на подушку, потеряв сознание снова.

В это время Россоха с Иваном разбирали походную сумку француза.В ней не было ничего интересного — ни патронов, ни пороха, а только какие-то письма на непонятном им языке и завёрнутая в платок, железная пластина. Повертев в руках стальную пластину, Иван засунул её обратно в сумку.

— Оставьте вещи, — сказала Мария, — оживёт, дай бог, так пригодятся. Лучше помогите положить его на печку.

Россоха с Иваном завернули француза в бараний тулуп и положили на печку.

— Маша, а может и за мной поухаживаешь? — хитро подмигивая предложил Иван. — Я тоже, вроде того, замёрз.

— Хватит болтать пустое. Выпейте водки и согреетесь, а потом ступайте.

19. Наши дни. Совещание у начальника МУРа генерала Плахтина.

В кабинете у начальника МУРа генерала-майора Владимира Ивановича Плахтина собралась в полном составе группа майора Николая Ивановича Карпенко, занимающаяся расследованием убийства А.Смычкова и нападением на его соседку Н.Тимирязеву, которая до сих пор находилась в больнице в тяжёлом состоянии. На совещании присутствовали начальник отдела полковник Васильев, в состав отдела которого входила группа Карпенко, и старший эксперт майор Дронов, проводивший судебно-медицинскую экспертизу.

— Пожалуй, начнём, — пробасил генерал Плахтин. Начинайте майор Карпенко. Кстати, чего такой помятый? Небось гулял всю ночь?

— Товарищ генерал, какой гулял, если бы, — обиженно засопел майор. Уже забыл когда был в отпуску, все обещаете.

— Ладно, Николай, вот закончишь это дело — дам отпуск, — пообещал генерал и добавил, — потом… Отставить пререкания с начальством, докладывай по делу.

— В связи с убийством Смычкова были взяты в разработку три версии, две отпали и осталась одна — убийство, связанное с пластиной, — начал докладывать майор.

— Поясни, какие были две другие версии, — попросил генерал.

— Первая, товарищ генерал, на бытовой почве. Но она сразу отпала. Смычков не был женат, разгульный образ жизни не вёл, хотя пил раньше не мало. Работал сантехником в ЖЭКе, характеризовался как хороший работник, но иногда случались срывы на почве алкоголя. В пьяных компаниях участковым замечен не был. Видимо стал на правильный путь. Вторая — бандитские разборки. В никаких группировках не состоял. В юности связался с плохой компанией и чуть не угодил в колонию. Но потом армия исправила Смычкова. Третья версия — убийство, напрямую связанное с пластиной. Эта версия также рассматривается как ограбление.

Неизвестный, описание его внешности и одежды, дала соседка Смычкова, пытался заполучить у убитого пластину различными методами — уговорами продать пластину, получить пластину путём ограбления. Продать пластину Смычков наотрез отказался и тогда Иностранец решил выкрасть пластину и узнать её тайну.

— Какой иностранец? — переспросил Плахтин.

— Это мы так назвали неизвестного, — пояснил Карпенко.

— Хорошо, пока прервёмся с версиями и послушаем экспертов.

Докладывать начал майор Дронов.

— В квартире покойного Смычкова обнаружены отпечатки, принадлежащие трём лицам — Смычкову, Ставрову и третьему неизвестному лицу, предположительно Иностранцу. В квартире был произведён обыск, весьма квалифицированно и быстро. Смычков умер мгновенно, удар был нанесён со знанием дела. Полагаем это человек, занимающийся врачебной практикой или профессиональный убийца, каким может быть уголовный элемент или военный специалист. Был использован нож с откидным лезвием. В крови Смычкова обнаружен алкоголь, перед смертью он употреблял водку. Мы обнаружили помытые и чисто протёртые стаканы, что означает — Смычков употреблял спиртное не один. Ничего более подозрительгого не обнаружено.

— Хорошо Всеволод Кузьмич, — сказал генерал Плахтин, — прошу данные экспертизы по квартире Ставрова, где было совершено нападение на его соседку.

— В квартире Ставрова обнаружены отпечатки только самого Строгова и на дверной ручке и выключателе света в коридоре отпечатки пальцев, принадлежащие женщине, по всей видимости — его соседке.

— То есть Вы точно не знаете кому принадлежат эти отпечатки, — уточнил Плахтин.

— Однозначно, что это отпечатки принадлежат женщине, — ответил майор Дронов, — но так как соседка Ставрова находится в больнице в тяжёлом состоянии, мы не снимали её отпечатки, боясь потревожить.

— Ясно. Выясните в ближайшее время, кому принадлежат отпечатки, и сообщите майору Карпенко для дальнейшей разработки. Охрану обеспечили в больнице? — вопрос предназначался Карпенко.

— Так точно, постоянно у палаты дежурит сотрудник.

— Хорошо, продолжайте Всеволод Кузьмич.

— Тимирязеву ударили тяжёлым предметом, она упала и потеряла сознание. Удар был нанесён с большой силой. Орудием послужила храстальная пепельница, которая находилась на тумбочке рядом с телефоном. На пепельнице мы обнаружили следы крови Тимирязевой, группа крови совпадает с данными полученными из больницы.

— Позвольте, товарищ генерал, — попросил разрешения майор Карпенко.

— Прошу, Николай.

— По всей видимости, когда соседка зашла в квартиру Ставрова и включила свет в коридоре, пройдя ко входу в комнату, она увидела незнакомого человека, но не успела ни закричать, ни что-либо предпринять, как была им оглушена. Далее, очевидно, он услышал голос соседа, зовущего свою жену и быстро ретировался, опасаясь, что на шум могут появиться и другие любопытные. Он использовал хрустальную пепельницу, как первое, что ему попалось на пути, хотя судя по профессионально нанесённому удару, он мог расправиться со старушкой голыми руками. Видимо он не ожидал появления соседки в квартире Смычкова и растерялся.

— Допустим, что так. Что ещё сообщат эксперты? — произнёс Плахтин.

— В квартире, принадлежащей Ставрову А.А. была найден серебряная зажигалка иностранного происхождения, украшенная монограмой на немецком языке: АБВЕР, ЗА ЗАСЛУГИ, на немецком языке, две буквы V и К, и год 1940. Аббревиатура «АБВЕР» — название немецкой разведки в годы войны. Зажигалка — фабричного производства, бензиновая. Перед надписью ЗА ЗАСЛУГИ, находится имя — Генрих. Зажигалка не принадлежит Ставрову и никому из соседей, побывавших в его квартире, после нападения на Тимирязеву. Отсюда и вывод, что она принадлежала нападавшему.

— Разрешите, товарищ генерал, — попросил слово Карпенко.

— Слушаем Вас, Николай Иванович.

— В этом деле большую помощь нам оказывает эксперт по истории — профессор Горский.

— Евгений Анатольевич? — поинтересовался генерал.

— Да, он. Профессор разьяснил нам предназначение пластины и полагаю сможет помочь в деле с зажигалкой. Чтобы найти человека, который был её хозяином, необходимо переворошить архивы, профессор же может порекомендовать непосредственно специалистов к которым следует обратиться.

— Евгений Анатольевич проходил у нас по одному делу, тогда я с ним и познакомился. — сообщил Плахтин и увидев несколько удивлённые лица сотрудников, добавил, — разумеется экспертом. Не возражаю, обратитесь к профессору. Я читал его заключение о пластине — очень интересно. Но это — история, а у нас розыск… Определим направление следствия. Группа майора Карпенко продолжает поиски Иностранца. Доступ к архивам МО будет обеспечен. Ещё раз постарайтесь уточнить все его приметы. Эксперты пусть составят фоторобот. Пётр Михайлович, — обратился к полковнику Васильеву Плахтин, — если нужны будут дополнительные силы, выделяй.

20. Больница. Капитан Сергей Бурцев.

Только что майору Карпенко сообщили, что соседка Ставрова Тимирязева Надежда Федоровна, пришла в себя после нападения. Он немедленно отрядил в больницу капитана Бурцева. Часы на столе майора показывали 15.10.

Капитан Сергей Бурцев приехал в больницу около четырех часов дня и немедленно направился к главному врачу. Главный врач сидел за столом в своём кабинете и что-то писал. Подняв голову на звук открываемой двери он увидел Бурцева:

— Вы ко мне?

— Добрый день, капитан Бурцев из МУРа, — представился Сергей, предъявляя своё служебное удостоверение главврачу, — я по-поводу Надежды Федоровны Тимирязевой.

— Из МУРа значит, — протянул главврач, — и Вы будете каждые полчаcа меня дёргать?

— Не понял, какие полчаса, — удивился Сергей.

— Ну как же, полчаса назад здесь был Ваш сотрудник из МУРа, справлялся о здоровье Тимирязевой, так же как Вы предъявил удостоверение, затем я проводил его до палаты, но он вдруг передумал и не заходя в палату ушёл, сославшись на срочное дело и сказал, что зайдёт завтра.

— Охранник был у палаты? — спросил Бурцев, подтверждая свою догадку.

— Да, как всегда на месте.

— Как выглядел этот сотрудник, опишите, пожайлуста.

— Высокий, волевое лицо, волосы — светлые с рыжинкой, глаза — голубые.

— Как был одет, опишите по-подробнее? — попросил капитан.

— Одет был в добротный кожаный плащ, чёрного цвета, я ещё подумал перед тем, как он представился, что он из милиции, видимо вспомнился Жеглов. Брюки были тоже чёрного цвета, а вот какие туфли или ботинки, не обратил внимания.

— А на голове что-нибудь было, ну, шапка или кепка?

— Да нет, вроде ничего не было.

— Какие то особенности заметили, ну, как разговаривал?

— Да нет, разговаривал уверенно, вот…говорил как-то странно…

— Что, как говорил, может с акцентом, — подсказал врачу мысль Сергей.

— Точно, с акцентом. Немного слова растягивал.

— Извините, мне нужно срочно позвонить, могу я позвонить от Вас.

— Да, пожайлуста.

Капитан набрал номер Карпенко и ждал соединения.

— Алло, Николай Иванович, — спросил Бурцев и услышав подтверждение продолжал, — необходимо чтобы Вы срочно с группой прибыли в больницу. Объявился наш знакомый.

Детали расскажу при встрече… Понял.

— Спасибо, доктор. Скажите как чувствует себя Тимирязева? Мне необходимо с ней поговорить.

— Да Вы что! — возмутился доктор. Женщина только пришла в себя, слава богу, что не попала в кому. Сейчас она спит после процедур.Отпечатки её пальцев, по Вашей просьбе, мы сняли.

— Хорошо, хорошо, доктор, я просто пойду посмотрю, проводите меня только до коридора, где находится палата и все. Если Вам будут звонить и спрашивать, кто-либо приходил из милиции или МУРа, то скажите, что — нет. Поймите меня, это очень важно для проводимого нами расследования.

— Я ничего толком ни понимаю, — сказал главврач, — но по книжкам знаю, что МУР пустяками не занимается.

— Не волнуйтесь доктор, — засмеялся Сергей, — все будет Окей. Сейчас приедет наша бригада. Вы потом получите инструкции, как себя вести и что делать дальше. Не волнуйтесь.

Капитан подошёл к палате, охранник, сидевший у входа на стуле, мгновенно встал и двинулся навстречу Бурцеву.

— Капитан Бурцев, из группы майора Карпенко, — представился Сергей и показал охраннику своё удостоверение.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — козырнул охранник, слегка расслабившись, — прапорщик Филонов.

— Вы ничего не видели здесь подозрительного, примерно минут сорок назад.

— Да нет, товарищ капитан, если бы что было — я заметил бы.

— А главврач не приходил.

— Приходил, а как же, — обрадовался прапорщик, — только он с каким-то мужчиной метрах в двадцати от меня в коридоре остановился, они о чем-то говорили,а затем пошли обратно.

— А о чем они говорили?

— Извините, товарищ капитан, не слышал, далеко они от меня стояли, примерно метрах в десяти, говорили негромко.

— Тот мужчина не выглядел подозрительно? — поинтересовался капитан.

— Нет, что Вы, товарищ капитан, — уверенно сообщил прапорщик, — видно сразу, что приличный человек — хорошо одет, разговаривал с врачом спокойно, не кричал и не ругался. Приличный человек.Я подумал, что кто-то из родственников больных пришёл поблагодарить главврача.

— Ну ладно, как там женщина?

— Да, все нормально. Посторонних не пропускаем. Вроде пришла в себя.

— Ну и хорошо, пойду посмотрю.

Капитан Сергей Бурцев зашёл в палату, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить Тимирязеву. Старушка лежала на спине, закрыв глаза, голова была плотно забинтована — она спала. Медсестра, сидевшая рядом с кроватью на стуле, посмотрев на Бурцева, приложила палец к губам, дав понять, что необходимо его молчание. Сергей кивнул в знак полного согласия и понимания, тихонько подошёл ближе и остановившись, посмотрел на Надежду Федоровну.

— Вот же сволочь, — размышлял капитан, — напасть на беззащитную старушку. Ну ушёл бы тихо, не трогая. Ну ничего, ещё попадёшься.Тихо ступая, капитан вышел из палаты…

21. 1812 год. Россия. Мария Брусникина.

Капитана Шарль де Понтарлье быстро шёл на поправку. Мария ухаживала за ним, как за маленьким ребёнком.Отечественная война закончилась, русские праздновали победу над Наполеоном. Он уже выучил небольшое количество слов и пытался их употреблять в разговоре вперемешку с французскими. Староста деревни, степенный Филимон Кондратьич, разрешил оставить его в деревне до выздоровления и приезда барина, который должен был вскорости вернуться. Француз был не злобный и не причинял ему беспокойства. Заходившие к Марии крестьяне, научили Шарля пить водку.

Никто из них не знал, что Наполеон собирает новые войска для возобновления войны с Россией и коалицией.

Его мундир с наградами, вычищенный и выстиранный, лежал в сундуке у Марии. Француз ходил в крестьянском армяке, единственное, что он не захотел менять, это были его ботфорты.

Они сидели вместе на завалинке, Шарль курил трубочку, набитую самосадом и искоса поглядывал на Марию. Мария была очень хороша собой: большие чуть раскосые глаза, отливали синевой неба, ровные зубы — словно жемчуга, роскошные русые волосы, уложенные в косу до пояса, длинная лебединая шея и высокий рост, бархатная кожа. Сам хозяйский приказчик сватался к ней, но получил решительный отказ. Мария маленькой девочкой была привезена в имение и даже ходили слухи, что она незаконнорождённая дочь родного брата их барина — гусара, с какой-то девицей, низкого происхождения. Несмотря на разговоры и перессуды, их барин — Павел Владимирович Трегубов, освободил Марию от крепостной зависимости и наделив земельным наделом, продолжал по-прежнему быть благосклонным к Марии Брусникиной. Она считалась найдёнышем, ни имея ни отца, ни зная своей матери, и до совершеннолетия служила в качестве прислуги у жены Павла Владимировича. Никто, кроме Трегубовых не мог раскрыть тайну её происхождения.

— Маррия, я тебя льюблю, — произнёс Шарль и выразительно посмотрел на Марию.

— Грех смеятся над бедной сиротой, — сказала Маша.

— Я не шуччу, Mon ami, — возмутился Де Понтарлье.

— Ладно, потом дораскажешь свои чувства, уже поздно и пора спать…

В эту ночь он пришёл к ней…и она приняла его. Француз давно будоражил её, заставляя учащённо биться сердце, от одного его вида. Чёрные, как вороново крыло, волосы, кудрями ниспадающие на плечи, тонкий прямой нос, серые с голубизной глаза, чувственый рот, тонкие черты лица, говорившие о происхождении, бледноватая аристократическая кожа, словно бархат.

Они занимались страстью вплоть до рассвета, переплетаясь в единый комок чувств, взрываясь всплесками энергии, неистово любя друг друга. Потом они долго лежали, усталые, разомлевшие от страсти, которая полностью их поглотила. Шарль, попытался что-то сказать, но Мария накрыла его рот ладошкой. Это была её первая ночь с мужчиной, превратившая её в женщину, познавшую таинство страсти.

— Не надо ничего говорить, — попросила она Шарля, заметив, что он, приподнявшись на локте и рассматривая её, хочет что-то сказать — я все понимаю.

Утром в имение приехал барин — Павел Владимирович Трегубов с женой, детьми и челядью. Войну он переждал в Санкт-Петербурге, в своём особняке на Мойке, отправив сына воевать с французами. Для войны он уже был слишком стар, в свои пятьдесят восемь лет, но честно служил царю и отечеству, занимаясь вопросами ополчения. Его приезд наделал много шума среди жителей деревни, все готовились встречать барина.

Подъехав к крыльцу своего дома, он с женой вышли из коляски, встречаемые приветственными возгласами дворни, и приняв хлеб-соль, поднялся на крыльцо.

— Мы победили, — провозгласил он, — отстояли нашу матушку — Русь. Ура!

Крестьяне радостно кричали «Ура!» и подбрасывали в воздух свои шапки. Лишь один человек, стоящий перед барским домом, не разделял всеобщей радости. Это был капитан французкой армии граф Шарль де Понтарлье, лицо которого хранило каменное выражение.

Трегубов заметил француза и спросил у стоящего рядом старосты — кто это такой?

— Это, Ваша милость, пленный француз, был ранен вот и прижился до выздоровления.

— Проси его ко мне через часок, — дал распоряжение барин, проходя внутрь здания. Имение уже было приведено в порядок к приезду хозяев. Были вставлены новые двери и стекла, все внутренние покои были вычищены, остатки мебели — расставлены. При французах здесь находился штаб пехотной дивизии, и они использовали часть мебели и книг для растопки каминов.

Через час француз предстал перед Трегубовым. Он был в своей форме с наградами. Молодой французский офицер выглядел в форме весьма импозантно.

— Здравствуйте, сударь, — приветствовал Шарль Павла Владимировича.

— Добрый день, — ответствовал Трегубов, — с кем имею честь.

Их разговор происходил на французском языке, привычном им обоим.

— Капитан граф Шарль де Понтарлье.

— Трегубов Павел Владимирович. Прошу садиться, — жестом указал на софу Трегубов. Не желаете ли кофею.

— Буду весьма признателен.

— Мария, — позвал барин. При упоминании имени Мария, француз вздрогнул и устремил взор на открывающуюся дверь залы.

Мария зашла павою, поклонилась Трегубову и спросила.

— Звали меня, Павел Владимирович.

— Да, Машенька, распорядись, чтобы нам кофею подали и… Водочки с закусочкой.

Когда Брусникина вышла, они продолжили беседу.

— Сейчас всех пленных отправляют на родину, во Францию. Уездные начальники проводят перепись и отправляют команды.

— Да, сообщите обо мне, пожайлуста, воинскому начальнику.

— Не примину этого сделать, — подтвердил Трегубов, — как Вам здесь, граф, жилось, позвольте полюбопытствовать. Не в претензиях ли?

— Нет, сударь, какие могут быть претензии. Меня ваши крестьяне спасли от верной смерти, когда я раненный замерзал на дороге. Искренне был тронут их добротой и заботой.

— Да, сударь, таков он наш народ…

Вошла Мария, принеся хрустальный графин с водкой и поднос с закусками.

— Кофей будет скоро готов, позднее поднесу.

— Спасибо, Маша. Ступай.

Перед тем как выйти, Маша мельком взглянула на Шарля и уловив на себе его взгляд, зарделась и поспешила выйти из комнаты.

— Прошу, сударь, отведать, — сказал Трегубов, разливая водку в хрустальные рюмки. Вот и закусочка: маринованные грибочки, солёные огурчики и помидоры. Лучше закуски и не сышешь. А водочкой у нас не баловались? — поинтересовался Павел Владимирович.

Шарль не стал отпираться, сообщив, что водку пробовал, но столько сколько русские выпить не может. Во Франции предпочтение отдаётся вину, коньяку.

— Знаем, сударь мой, знаем. Сам шампанское иногда не против выпить, но с русской водкой ничто в сравнение не идёт. Перед обедом рюмочку — другую для аппетита — сам бог велел.

Чокнувшись и выпив по рюмке они закусили незамысловатой закуской.

— А позвольте полюбопытствовать, сколько Вам лет, — спросил Шарля Трегубов.

— Минуло двадцать четыре, — ответил француз. Я служил в кавалерии маршала Мюрата, командовал эскадроном, был представлен к повышению за Бородино. Ах, простите.

— Нет ничего, мы с Вами сейчас общаемся как знакомые, отнюдь не враги. Война уже в прошлом. Мирно беседуя, они не знали, да что там не знали, даже не подозревали, что скоро они опять будут по разные стороны поля битвы, опять будет литься русская и французская кровь на полях сражений, во исполнение замыслов великого честолюбца — Наполеона.

Трегубов познакомил де Понтарлье со своей супругой — полноватой барыней Дарьей Петровной. Та пришла в восторг, узнав что пленник не простой солдафон, а офицер, знатного графского рода и засыпала его вопросами о нравах Парижской жизни, о моде. Шарль рассказал о Наполеоне и Жозефине, о вельможах, которых он видел каждый день, являясь гвардейским офицером дворцовой охраны. Старый барин только посмеивался в густые усы и старался по-чаще разливать водку в рюмки, благо Дарья Петровна была увлечена светской беседой и не препятствовала ему.

Поздно вечером, разомлевшие от выпитой водки и сытного обеда, они разошлись, пожелав друг другу доброй ночи.

Шарль попытался найти Марию, но не смог и отправился почевать в отведеннуюему комнату.Хлебосольный Трегубов предоставил свой дом в распоряжение капитана,попросив его обходиться без стеснений.

На следующий день в имение прибыл воинский начальник, занимающийся сбором и отправкой пленных во Францию. Шарль был ему представлен. Пожилой полковник, выслушав капитана, сообщив ему, что в с самом скором времени он будет отправлен вместе с другими пленными, собранными по губернии, на родину. А сейчас он вынужден препроводить его на сборный пункт, в губернский город.

— Прошу Вас, господин полковник, разрешить мне попрощаться с приютившей меня хозяйкой дома.

— Я не возражаю, извольте.

Шарль де Понтарлье попросил позвать Марию Брусникину.

В залу вошла Мария. Полковник пристально посмотрел на девушку, затем на француза и очевидно, что-то поняв, усмехнулся в усы. Брусникина подошла к Шарлю и остановилась в несколькиг шагах от него.

— Прошу Вас, переведите, то что я буду говорить Марии, — попросил Шарль.

Шарль пытался ей обяснить в чем дело, но его познаний в русском языке явно не хватало. Тогда он обратился за помощью к Павлу Владимировичу.

— Прошу Вас, переведите, то, что я буду говорить Марии, — попросил Шарль, — это очень важно, а я знаю всего несколько слов по-русски.

— Не беспокойтесь, мой друг, я переведу все, что вы скажете в точности.

Шарль начал говорить.Мария стояла напротив него и внимательно смотрела ему в глаза.

— Я должен уехать, Мария, пойми. Но я скоро вернусь, улажу свои дела во Франции и вернусь. Верь мне. Я люблю тебя, и хочу чтобы ты стала моей женой. Мы будем счастливы. Возьми эту пластину — это семейная реликвия. На этом вот листке, я написал тебе кое-что на французском. Храни. Я всегда возил эту пластину собой, и как и все мои предки, не расставался с ней. С ней связана очень важная тайна, которая передавалась в нашем роду из поколения в поколения. Я вернусь и заберу тебя с собой. Верь мне.

— Да…, я вижу ты не терял времени дружок, — протянул старый барин. Мария, что ты скажешь?

— Я люблю его, — сказала Мария и заплакала. Люблю.

— Мсье, прошу Вас, заклинаю всеми святыми, побеспокойтесь о Марии до моего приезда.

Раздались всхлипывания: это плакала Дарья Петровна, вытирая платочком слезы.

— Езжай, Шарль,и не волнуйся, — растроганно произнёс Трегубов. Мы с женой любим Машу и присмотрим за ней.

Маша подошла к Шарлю, обняла его и страстно поцеловала в губы, затем отвернувшись от него и плача, быстро побежала в дом…

22. Алексей и Ирина.

Каждый вечер, начиная с того памятного концерта Маликова, Алексей провожал Ирину домой. Когда во время прогулок по городу или в кафе он замечал взгляды мужчин, бросаемые на его спутницу, ему становилось с одной стороны и приятно, что мужчины заглядываются на красивую молодую девушку, которая отдала ему предпочтение, а с другой стороны, ему хотелось просто их разорвать, чтобы они на неё не заглядывались. Все было правильно, в нем проснулся инстинкт собственника, заложенный в мужчинах матерью природой вместе с чувством ревности.

Он заметил, что некоторые преподаватели в школе, стали посматривать на него с долей интереса. Очевидно его ухаживание за Ириной не осталось незамеченным. Целый год он смотрелся в их глазах, как человек не от мира сего, бросивший научную работу и готовую диссертацию, не встречающийся с женщинами и слывущий женоненавистником из-за неудавшейся попытки жениться, и хотя он об этом не распространялся, но земля, как говориться, полниться слухами, а теперь предстал перед ними в новом амплуа донжуана. Если Алексей раньше не придавал особого значения одежде, и бывало некоторые дамы фыркали, увидев его неряшливый вид, то теперь в нем произошла разительная перемена, сразу отмеченная женским предподавательским составом школы. Он стал носить костюмы с галстуком, которые не одевал больше года, с того времени, как покинул кафедру, предпочитая им рубашку с джемпером.

Мама Алексея, Наталья Всеволодовна, была заведующей районой библиотекой; отец — Сергей Петрович, был начальником цеха крупного завода. Алексей похоронил отца пять лет назад, в возрасте 62 лет. Отец был тяжело болен и выйдя на пенсию, стал быстро угасать. Врачи были бессильны, диагноз — рак.

Любовь к книгам, наукам, особенно истории, привила сыну Наталья Всеволодовна, принося домой из библиотеки интересные книги. Алексея захватывали истории о рыцарях Круглого стола короля Артура, описание рыцарских турниров, битвы и сражения. Во дворе, он часто играл со своим сверстниками в рыцарей, нацепив на себя куски картона, которые означали доспехи. Как все мальчишки подражали храброму Робин Гуду, когда он дал им прочесть книгу о его подвигах. Игра в меткого стрелка закончилась после того, как юные сорванцы выбили соседке тёте Маше, оконное стекло и она пожаловалась родителям. Во время учёбы в средней школе, история по-прежнему оставалась любимым предметом Алексея. Он ухитрялся читать книги при свете фонарика, после того как мама укладывала его спать. По окончании средней школы, он знал не намного меньше чем его любимый учитель.

По окончании школы, Ставрову не пришлось решать проблему — кем стать, это было ясно и так. На исторический факультет Московского университета он поступил с первого раза. Любимым предподавателем Алексея стал профессор Евгений Анатольевич Горский. Студенты слушали его лекции затаив дыхание. Он не пересказывал хрестоматию, как многие другие предподаватели, а читал лекцию, словно роман. Однажды, студент Ставров подошёл к профессору после лекциии и попросил его дать ему перечень дополнительной литературы для более глубокого изучения предмета. Профессор не был удивлён, многие студенты так старались привлечь к себе внимание предподавателей, дескать, они так любят историю, что не могут без неё жить. Все уловки студентов были хорошо известны профессору. На колоквиуме по истории Франции XI века, он специально задал Ставрову коварный вопрос, ответ на который студент не мог почерпнуть, пользуясь перечнем обязательной литературы, и каково было искреннее удивление Горского, когда Алексей сумел на него ответить. С этой поры профессор стал относится к студенту совсем по иному, не раз отмечая его знания. Острословы стали считать Ставрова любимчиком Евгения Анатольевича. Однажды, профессор пригласил юного студента к себе домой, попросив его донести тяжёлые книги до дома, где жил Горский.

Профессор жил в добротном сталинском доме, послевоенной постройки, с видом на Москва-реку. Поднявшись на лифте на десятый этаж и зайдя в квартиру, дверь которой отворила жена профессора, он робко застыл на пороге, тщательно вытерев обувь о полик.

— Моя супруга, Ольга Николаевна, — представил Горский свою жену. — А это, мой студент, Алексей Ставров, прошу любить и жаловать.

— Прошу, Вас, проходите.

Квартира поразила Алексея, жившего в хрущевке. В огромный коридор-холл выходили пять дверей — четырех комнат и кухни. Высокие потолки, украшенные лепкой, паркет.

— Идемьте в мой кабинет, молодой человек, — открывая дверь одной из комнат, и приглашая студента войти, сказал профессор.

— Сколько книг! — воскликнул Ставров, осматривая книжные шкафы вдоль стен кабинета.

— Это моя личная библиотека, — с гордостью сообщил Горский. — Её начинал собирать ещё мой дед, он тоже был историком, затем продолжил отец и наконец я сам.

— А сколько всего томов в Вашей библиотеке? — поинтересовался Алексей.

— Около пяти тысяч томов. Но не думайте, что все книги только об истории. Мой отец, например, увлекался поэзией и собрал множество книг, некоторые из которых украшены дарственными надписями авторов.

— Вот это да, — восхищённо сказал Ставров. — Книги с подписями Маяковского, Блока, Есенина.

— Да, юноша, есть книги, украшенные автографами этих великих поэтов. Алексей, можно я буду называть Вас по имени.

— Конечно, Евгений Анатольевич.

— Тогда будьте любезны, положите книги на стол, а то Вы как зашли, так и продолжаете их держать.

Оба заулыбались…

С этого началась их дружба. Профессор часто приглашал домой Ставрова и показывал ему старинные рукописи, которые хранили не одну тайну истории. В доме Горского Алексей познакомился с дочерью профессора Горского, Татьяной, которая была на десять лет старше Ставрова и уже успела побывать замужем. Он был очень огорчён её гибелью через два года в автомобильной катастрофе. После её смерти, профессор несколько лет не мог прийти в себя, порой замирая на лекциях и уставясь в одну точку. Профессор сразу постарел, на несколько лет. Горский, после смерти дочери, перенёс свою любовь на Алексея. Именно по его, профессора, настоянию, Алексей остался в университете, после его окончания и стал писать кандидатскую диссертацию. Потом он познакомился с милой очаровательной студенткой и встречался с ней два года, намереваясь на ней жениться. Но Тамарочка предпочла выйти замуж за сокурсника Ставрова, бросившего предподавательскую работу и ставшего бизнесменом.

Сгоряча он бросил университет, перейдя на работу в среднюю школу предподавателем истории. Полностью готовая дисертация осталась незащищённой.

Сегодня Ирина приготовила для него сюрприз.

— Мы идём ко мне домой, — взяв под руку Алексея, сообщила Ирина. — Я хочу познакомить тебя со своим родителями.

— Почему именно сегодня? — неожидавший такого поворота событий, растерянно спросил Ставров.

— Все потому. Они интересуются тобой, что это за мужчина провожает каждый день домой их дочь. Волнуются за меня.

— Ты им рассказывала обо мне? — догадался Алексей.

— Не только рассказывала, но они тебя прекрасно видели в окно, — рассмеялась Ирина. — А чего ты боишься?

— Ничего я не боюсь. Просто как-то неожиданно, предупредила бы заранее.

— Ничего не бойся, я с тобой. Родители у меня совсем не страшные. Давай зайдём в магазин и купим к чаю торт и шампанское.

Купив торт «Киевский», они сели в метро и поехали к родителям Ирины. Родители девушки жили в обычном девятиэтажном доме, именуемом в народе «чешкой». Дверь открыла невысокая, слегка полноватая женщина.

— Здраствуйте, проходите, пожайлуста.

Алексей с Ириной зашли в небольшую прихожую. Из кухни вышел отец Ирины, крупный мужчина, лет около пятидесяти.

— Познакомьтесь, родители, это — Алексей. А это мои мама и папа, Елена Владимировна и Пётр Николаевич, — представила всех Ирина.

— Очень приятно, — пробасил папа, пожимая руку Алексею.

— Очень приятно. Да Вы не стойте, раздевайтесь и проходите в комнату. Ириша, дай гостю тапки, — командовала мама.

Алексей разделся и прошёл в комнату, которая являлась гостинной.

— Прошу, — указывая на кресло, сказал Пётр Николаевич.

Алексей сел в уютное кресло. Комната была со вкусом обставлена.

— Вы вместе с Ириной работаете? — Видимо первое, что пришло на ум спросил отец девушки, хотя это было ему хорошо известно, но надо было как-то начать беседу.

— Я преподаю историю в одной школе с Ириной.

— История, это очень интересно. Я помню как в молодости зачитывался романами Дюма о похождениях мушкетёров.

— Это несовсем та история, — подумал Алексей, но не стал высказывать мысль вслух.

А я вот работаю врачом, тоже свои истории, в основном правда невесёлые, истории болезней.

— Так Вы хирург? — поинтересовался Ставров.

— Я травматолог, работаю в районной поликлинике.

— Все, прошу на кухню, будем пить чай, входя в комнату, распорядилась Ирина.

Алексей с Петром Николаевичем прошли на кухню, где у плиты суетилась Елена Владимировна. Накрытый стол свидетельствовал о том, что к визиту Ставрова готовились. Небольшой стол, стоящий у стенки, мог разместить не больше шести человек.

— Сейчас будем ужинать, — сообщила Иринына мама, положив на стол блюдо с жаренной картошкой и кусочками мяса.

— Садитесь вот на это место, Алексей. А как Вас по отчеству?

— Алексей Алексеевич, — ответил Ставров, — называйте меня просто — Алексей.

— Ставров сел на предложенное место. Кухня была стандартная — 10 квадратных метров, но удачно расположенная кухонная стенка с холодильником не загромождали её, а наборот зрительно увеличивали метраж. Небольшой телевизор, укреплённый на стене прямо напротив стола дополнял интерьер кухни.

Вы как Алексей, употребляете? — полюбопытствовал Пётр Николаевич и хитро подмигнул Алексею.

— Мне ни чуждо ничто человеческое.

— Тогда может водочки? Или вина?

— Отец, ты мне не спаивай молодого человека, — предупредила Елена Владимировна.

— Немного можно выпить в честь знакомства, — сказал Алексей, поняв подмигивание хозяина.

— Вот и славненько, — обрадовался глава семейства Кондратьевых. — Леночка, достань, пожайлуста, бутылочку из холодильника.

— Дамам вино? — спросил Алексей, беря в руки бутылку красного вина.

— Наливай, — разрешила Ирина.

Елена Владимировна с интересом посмотрела на дочь. Андрей разлил вино женщинам, а Пётр Николаевич успел налить «Немировской» в две рюмки.

— За знакомство, — поднимая рюмку, произнёс тост хозяин.

— Закусывайте, вот помидорчики и огурчики маринованные, — предложила хозяйка, — сама закручивала. Ирина, положи гостю картошки с мясом.

— Спасибо Елена Владимровна… очень вкусно.

Чуть позже Алексей узнал, что Иринына мама преподаёт в консерватории и её дочь пошла по её стопам. Пётр Николаевич наливал уже четвёртую рюмку.

— Петя, может тебе хватит, — спросила жена.

— Так завтра выходной, — парировал Кондратьев. — Можно и расслабиться, да и повод есть.

— Ну раз такое дело, то разрешаю.

За ужином Ставров немного рассказал о себе. Родители Ирины были очень удивлены, что он бросил университет и решил не защищать готовую диссертацию, пройдя все минимумы и максимумы. Алексей скрыл от них причину его поступка.

— Надо обязательно защититься, Алексей, — порекомендовал Пётр Николаевич.

— Постараюсь, — пообещал Ставров.

После ужина, поблагодарив хозяев за радушный приём, он был уведён Ириной в её комнату.

— А вот эта моя комната, — сообщила ему Ирина.

Алексей осмотрелся. Плюшевая собачка и мишка на кровати, портрет Чайковского на стене, цветы на подоконнике.В это время Ирина достала из книжного шкафа небольшой фотоальбом.

— Хочешь посмотреть, это мой личный.

Ставров рассматривал детские снимки Ирины, Ирину в школе и консерватории.

В это самое время, родители девушки, убрав стол на кухне, сидели перед телевизором в гостиной и тихо говоря, обсуждали нового знакомого их дочери.

— Знаешь мать, а парень мне нравится, — рассуждал Кондратьев-отец, — прямой, открытый.

— Симпатичный, Высокий, — вторила мужу Елена Владимровна. — Из хорошей семьи.

— Вот дисертацию он зря забросил, но думаю одумается.

— Как думаешь, Петя, у них это серъезно?

— Лён, я не знаю, тебе должно быть виднее. Но я не думаю, что дочка решила пригласить домой первого встречного.

— Я так же думаю. Ириша говорила, что он ей нравится.

— Ну вот видишь, мать. Ирина взрослая девушка.

— Взрослая, взрослая, не натворила бы глупостей.

— Лена, хватит ерунду говорить. Ты что, не видишь, что Алексей — парень серъезный, да и у Иры мозги вроде на месте.

— Дай бог. Волнуюсь я.

Ирина рассказывала Алексею о своём жизненном пути, переворачивая страницы фотоальбома.

— Алёша, а что мы завтра будем делать?

— Давай сходим в кино, — преложил Ставров.

— Замечательно, сто лет не была в кино.

— Ирина уже поздно. Мне пора домой, пока доберусь.

Алексей выйдя из комнаты Ирины, попрощался с родителями, которые услышав его голос вышли в коридор.

—Всего Вам доброго, молодой человек, не забывайте нас.

Ирина, привстав на цыпочки потянулась к Алексею и поцеловала его…

23.Засада в больнице.

К 17:30 вся группа Карпенко была в сборе. Майор не стал подключать спецназ, полагая, что его группы, состоящей из четырех офицеров вполне хватит. Кроме того, был оставлен и охранник.

В кабинете главврача майор Карпенко давал ему инструкции.

— Уберите весь медперсонал с этажа, дежурная медсестра пусть остаётся на месте. Под видом сторожа будет находиться наш сотрудник. Не нервничайте.

— Как же я могу не нервничать, — возмутился главврач, — когда тут такое творится. Объясните хоть, в чем дело.

— Мы ловим преступника, который покушался на жизнь Тимирязевой, — пояснил майор, — не исключена возможность, что он появиться в больнице, чтобы завершить начатое. Дело в том, что старушка видела его и сможет описать его внешность, чего он очень боится, т.к. имея его описание нам будет легче его задержать.

— Он опасный преступник? — спросил Ерохин.

— Да. — ответил майор, — поэтому мы и здесь. С ним связано убийство человека.

Офицеры осмотрели этажи здания, затем, под видом медперсонала, подходы к зданию.

Было около полуночи, все офицеры находились на местах, согласно плана Карпенко. В палате Тимирязевой находился старший лейтенант Званцев. В машине скорой помощи, стоящей недалеко от входа, оборудовал наблюдательный пункт капитан Бурцев. Самый младший член группы лейтенант Жуков, изображал сторожа, находясь вместе с дежурной медсестрой. Майор Карпенко находился в другой палате, расположенной в начале коридора, контролируя весь коридор этажа.

— Внимание, — сообщил по рации Бурцев, — Ко входу подходят двое неизвестных.

— Всем приготовиться, — дал команду Карпенко. Сергей внимательно наблюдай за их действиями.

Неизвестные подошли ко входу, осмотревшись по сторонам, заглянули через окно в приёмный холл. Затем что-то обсудив между собой, отошли от входа и направились в обход здания.

— Они пошли в обход здания, — доложил Бурцев. Видимо будут лезть по пожарной лестнице или попробуют открыть окно на первом этаже.

— Принято. Иди за ними следом, только аккуратно, не вспугни. Оружие всем держать наготове.

Неизвестные подошли к запасному выходу, находившемуся с задней стороны здания. Подсвечивя фонариком, один из них стал ковыряться в замке двери.

Бурцев до минимума уменьшив звук рации, доложил:

— Они вскрывают запасной выход.

Бурцев не мог слышать, о чем говорят неизвестные, но увидел лицо одного из них, освещённое светом от фонарика и узнал его.

— Да это — Леший, из группировки Косого, — вспомнил капитан Бурцев. Лица его напарника он не увидел.

Наконец, справившись с замками, они осторожно стали открывать дверь.

— Они открыли дверь и заходят, — сообщил по рации Сергей и добавил, — один из них наш знакомый — Леший.

— Хорошо, понял, — ответил Карпенко.

Леший ранее состоял боевиком в группировке Косого, которого неоднократно задерживали, но так и не смогли посадить на скамью подсудимых. То свидетели отказывались от своих, ранее данных показаний, то попросту исчезали. Бывший спецназовец, а теперь киллер Леший выполнял функции по устранению неугодных личностей, по индивидуальному заказу.

Охраннику, сидевшему на стуле у палаты Тимирязевой было приказано, за несколько секунд до появления бандитов, отправиться в туалет, но так, чтобы они это видели.

Две тени скользнули в коридор и спрятались за колонной. Майор Карпенко щёлкнул рацией — это был заранее оговорённый сигнал с охранником, по которому тот стал медленно подниматься со стула и зевнув отправился в туалет, показав бандитам спину с закинутым на неё автоматом. Переговоры по рации могли быть услышаны бандитами и поэтому майор применил такой приём. Бандиты ничего не заподозрили. Охранник спокойно открыл дверь туалета и зашёл в него.

Две фигуры рванулись к палате Тимирязевой, в руке у одной блеснул воронённой сталью пистолет. Майор выскочил в коридор и включив свет направил на бандитов свой ПММ.

— Ни с места! — закричал он. Бросай оружие!

В ответ гулко ударил выстрел. Майор кинулся вправо, произведя ответный выстрел, не обратив внимание как ожгло его плечо. Выскочивший из палаты Званцев, наставил пистолет на напарника Лешего, оторопевшего от мгновенно происходящих событий.Выскочивший из туалета охранник, со злобно перекошенным лицом и автоматом наперевес, кинулся к бандитам.

— Не стрелять, — заорал во всю силу лёгких Карпенко, — не стрелять!

Бежали по коридору Бурцев и Жуков, спеша на помощь своим товарищам.

Все было кончено. Леший лежал без движения на полу, лицом вниз, не подавая признаков жизни. Второго бандита уже разоружили и застегнув на его запястьях наручники, обыскивали. Карпенко подошёл к Лешему, нагнулся и с помощью Бурцева, стал переворачивать его на спину. Пуля майора угодила в левую часть груди, там где находится сердце. Леший был мёртв.

— Сергей и Паша, посмотрите возле здания, может быть они были не одни, — распорядился майор Карпенко.

— Нет одни, я внимательно наблюдал, — сообщил Бурцев. Коля, у тебя рукав в крови.

— Пустяки, до свадьбы заживёт. Перевязать надо только.

— Быстро позовите главврача, скажите что все закончилось, — приказал охраннику Бурцев. Затем он вызвал дежурную опергруппу по рации.

Подошедший главврач испуганно посмотрел на лежащего мёртвого Лешего и перевёл взгляд на майора Карпенко, с которого аккуратно снимал куртку Бурцев.

— Помогите доктор, — обратился к Ерохину Василий. Надо остановить кровь.

Привлечённые выстрелами, из палат стали показываться больные.

— Пусть никто не выходит в коридор, — приказал Карпенко, — нечего здесь делать.

Охранник, подошедшие медсёстры стали заводить больных обратно в палаты. Подошедшая к майору пожилая женщина-врач, осмотрела руку и молча повела его за собой в докторскую. Усадив Карпенко на стул, она достала из шкафа бинт и банку с какой-то мазью. Аккуратно прикасаясь к плечу майора, она осмотрела рану, вытирая тампоном сочившуюся из раны кровь. Продезинфицировав рану специальным раствором, она наложила на неё тампон с мазью, постоянно говоря ласковые утешительные слова.

— Ничего страшного, пуля прошла по касательной, немного задела мягкие ткани, кость не задета. Сейчас остановим кровь, перевяжем, уложим в кроватку и баиньки, — приговаривала старый врач, занимаясь раной Карпенко. — Отдохнёшь, милый, и все будет хорошо. До свадьбы заживёт. От прикосновения её прохладных рук, майор расслабился, но услышав её последнюю фразу вскипел.

— Какая кровать, какие баиньки, быстро перевязываете, мне надо в Управление.

— Ты здесь не командуй, не в Управлении, — прервала Карпенко врач, — перевяжем и поедешь, хотя лучше бы остался на денёк, хоть отдохнул бы, посмотри, какие круги под глазами. Вымотался ты, — пожалела майора доктор.

— Спасибо, доктор, но не могу, дел куча, — вздохнул Николай, — потом в отпуску отосплюсь.

Прибывшая опергруппа забрала второго бандита, который злобно зыркал по сторонам но рта не раскрывал, и отвела его в машину…

Карпенко вздохнув, начал натягивать на себя рубашку, невольно морщась от боли.

— Давай помогу, — предложила Николаю Елена Петровна. Ты бы все таки меня послушал, сынок. Рана хоть и не опасная, а болезненая, попроси начальство дать тебе отдых. Скажи, Елена Петровна настоятельно рекомендует.

— Обязательно, Елена Петровна, — засмеялся Карпенко, — закончу дело и в отпуск.

Старый врач укоризненно покачала головой.

— Эх молодость, кровь горячая, — произнесла она, — береги, сынок, здоровье. Ещё пригодиться. Дети то есть?

— Да нет, нет ни жены, ни детей.

— Плохо, очень плохо, ради чего живёшь? — покачивая головой с укоризной спросила врач.

— Да, …Работа…, — растерялся Карпенко. Он не лжидал такого вопроса от Елены Петровны.

— Ты я вижу при чинах, майор, а ума не нажил. Извини, не хотела обидеть. Мне в сорок третьем было двеннадцать лет, девчонка малая, раненного выхаживала, то же майор,двадцать шесть ему было. Лётчик был, сбили его, так он на нашу деревню с парашютом и упал. А в сорок восьмом он на мне и женился, ждал когда мне семнадцать исполнится. И прожили мы с ним всю жизнь. Троих детей народили. Вот так вот, сынок. Жить надо ради детей. Жениться тебе надо, а то вон смотри, вроде молодой, а седина уже пробивается, да и глаза у тебя усталые — видно повидал достаточно.

— Спасибо на добром слове, пойду я, Елена Петровна, — тяжело вздохнул Карпенко, подымаясь со стула.

Елена Петровна помогла раненному одеться.

— Ступай с богом…

24. 1813 год. Сражение под Лейпцигом. Гибель Шарля.

В шатре императора над картой Лейпцига и его окрестностей склонились два человека, сам император Франции Наполеон и его шурин — Неаполитанский король, маршал Франции Иоахим Мюрат.

— Смотри, Мюрат, вот здесь, южнее Лейпцига, — говорил Наполеон, водя пальцем по карте, — на линии селений Креберн, Гёрен, Гюльденгосса, Штёрмталь стоит Богемская армия Шварценберга. Он тупой осел, завтра он будет тебя атаковать, и начнёт наступление на Вахау — Либертвольквиц. У него 133 тысячи человек, из них половина австрийцев, а вторая половина состоит из русских и пруссаков. Австрийцы дрогнут и побегут как всегда первые, у них это получается лучше всех. Меня больше волнуют русские и пруссаки. Помощник у Шварценберга русский фельдмаршал Барклай-де-Толли, но это не Кутузов, он тоже не отличается оригинальностью мышления и умением побеждать.

— Какова моя задача, сир? — поинтересовался Мюрат, теребя шнур своего яркого гусарского доломана.

— Минутку, Иоахим, не торопись. У тебя 120 тысяч солдат, почти столько, сколько и у Шварценберга. Я убеждён, уверен, что он бросит на главное направление Барклая, но даст ему не больше тысяч восьмидесяти, или около этого. Остальные силы он будет держать в резерве, старый глупец, не понимая, что они его не спасут когда большая часть его армии будет в панике бежать. Ты должен будешь обрушиться на Барклая всей своей мощью. Кавалерию держи в резерве. Когда они устанут от атак и начнут терять свой воинственный пыл, кидай в бой кавалерию, предварительно подтянув вот сюда и сюда батареи, — Наполеон показал шурину, где необходимо расставить артиллерийские батареи.

— Я понял, сир.

— Подожди. Сначала расстреляй их артиллерией, не жалей ядер, а потом пусти свою кавалерию, которая довершит разгром. Пойми, Иоахим, разгромив самую крупную армию, мы затем сможем разбить и все остальные. Вот здесь, — палец императора указывал на местность севернее Лейпцига, — Силезская армия старика Блюхера, которому не так нужен фельдмаршальский жезл, как ночной горшок, она насчитывает 60 тысяч человек, больше половины из которых — русские, их около 40 тысяч. Северная армия предателя Бернадота чуть меньше Силезкой, и в ней всего треть русских. Польская армия подходит со стороны Богемской армии, но её предводитель Беннигсен, недалёкий генерал, и она насчитывает немногим более 50 тысяч, это самая слабая аримя. Опрокинув самую сильную Богемскую армию Шварценберга, мы заставим отойти и Польскую армию Беннигсена. С этой стороны нам уже ничего не будет угрожать, и бросим все силы против Блюхера и Бернадота. Вот мой план.

— Прекрасно, сир, — согласился маршал.

— Тебе отводится первостепенная задача — сомнуть Барклая-де-Толли.

— Сир, я выполню свою задачу, — заверил императора Мюрат.

Неаполитанский король выполнил своё обещание. 4 октября Богемская армия начала наступление на Вахау — Либертвольквиц, и как предсказывал Наполеон, на главном направлении действовало всего 84 тысячи солдат под командованием Барклая против 120 тысяч у французов.

Сражение началось… Русско-прусские части Барклая начали наступление на фронте шириной в 8 километров и смогли потеснить французов, захватив ряд пунктов.

В центре позиции Лористон и маршал Виктор удержались в Вахау и Либервалквице, несмотря на все усилия союзных войск оттеснить их. Маршал Макдональд и генерал Себастиани атаковали Кленау, маршал Мортье поддерживал Лористона, маршал Удино помогал Виктору, Куриаль был направлен к Понятовскому. 150 пушек гвардейской артиллерии генерала Друо вели убийственный огонь, выкашивая шрапнелью ряды солдат союзников.

Войска принца Вюртембергского были опрокинуты до Госсы Виктором и Удино, Кленау отступал перед Мортье и Лористоном, Понятовский твёрдо удерживал позицию на Плейсе.

— Мюрат, они выдыхаются, — радостно заметил Наполеон, осматривая позицию боя в подзорную трубу. — Пора подготовить твою кавалерию к атаке.

— Мои кавалеристы всегда готовы, сир.

— Смотри, смотри, Иоахим, они отступают, — передал трубу маршалу император. — Теперь твой выход. Раздави их.

Кавалерийский полк, которым командовал подполковник граф Анри де Понтарлье истомился в ожидании дела. Молодой командир, сменивший раненного полковника Бовена нервничал сидя в седле, постоянно вынимая свой бригет.

Мюрат собрал в кулак все кавалерийские части, доведя его численность до 12 тысяч кавалеристов. Полки построились и все ждали сигнала к атаке: кирасиры, польские уланы, конные егеря, драгуны и гусары.

Император Александр увидел опасность, которой подвергались союзные войска предстоящей атакой французской кавалерии.

— Граф, — обратился он к Орлову-Денисову, — скачи немедля к кирасирам и драгунам. Передай Барклаю, пусть выступают незамедлительно навстречу французам.

Артиллерийская рота была выдвинута вперёд, чтобы сдерживать атаку французской кавалерии. Прикрывая батарею, за ней построился Лейб-гвардии Казачий полк — конвой Его Величества Александра.

К полкам подскакал генерал Латур-Мобур, выхватил саблю и указал ею на отступающие части союзников.

— Вперёд, за мной, — крикнул французкий генерал с трудом удерживая гарцующего под ним вороного скакуна. — За императора, ура!!!

Стройные ряды кавалерии пошли в атаку. Убыстрялся бег лошадей, гудела под их копытами земля. Навстречу всей этой массе шла умирать лёгкая гвардейская кавалерийская дивизия, пытаясь задержать французов и спасти положение. Но силы были неравны. Император Александр видел как сшиблись две кавалерийские линии и как постепенно французы стали приближаться к его командному пункту. Он стоял окаменев от происходящего, понимая, что все кончено — сражение проиграно. Услышав справа от себя приближающийся, звук конского топота, он резко обернулся. Его любимые лейб-казаки в своих красных мундирах шли лавой на французскую кавалерию. Сверкали обнажённые шашки и острия пик. Лицо императора прояснилось.

— Какой молодец, — увидел впереди лавы графа Орлова-Денисова крутящего над головой шашку, император. — Слава господу. — Александр перекрестился.

Французы заметили казачью лаву и несколько полков, в том числе и полк графа де Понтарлье стали перестраиваться для отражения атаки русского полка.

— Вперёд за мной, — повёл своих конных егерей Анри навстречу казакам.

Его полк ещё не успел полностью развернуться навстречу лейб-казакам, как казачья лава налетела всей своей мощью на французов и началась рубка. Первые ряды егерей полегли под шашками казаков, как зрелый колос под серпом косаря. Летящие пики выбивали французских кавалеристов под копыта лошадей. Казачий полк разрезал ряды французской кавалерии, как нож режет бумагу. Земля перемешалась с кровью, казаки рубились молча, лишь были слышны ржанье сталкивающихся коней, лязги сабель и предсмертные вскрики.

Анри увидел русского генерала, рубящегося сразу с несколькими егерями, и пришпорив коня попытался к нему пробиться.

Василий Васильевич вышиб из седла ловким ударом очередного конного егеря и увидев рванувшегося к нему французского офицера, развернул коня и взмахнув шашкой, стал сближаться с французом.

— Ненавижу, ненавижу, — шептали губы графа Анри сближающегося с русским генералом.

— Ну давай, коли храбрый, — закричал Орлов-Денисов, скрестив шашку с саблей де Понтарлье. Они разъезжались, чтобы снова схватиться в смертельном поединке.

— Он мой, — закричал граф Василий, увидев кинувшегося ему на помощь хорунжего. — Не мешайся.

Снова скрестились клинки. Сабля Анри вспорола рукав мундира генерала. Из рукава потекла тонкая струйка крови.

— Я его ранил, — со злорадством отметил де Понтарлье. — Сейчас я его добью.

— Молодец француз, — улыбнулся Орлов-Денисов. — Ну теперь держись.

38-летний русский генерал-лейтенант граф Василий Васильевич Орлов-Денисов вновь сшибся с 25-летним французским подполковником графом Анри де Понтарлье. Молодость и горячность уступили место опыту и решительности. Генерал, отражая атаку француза, намеренно раскрылся, предоставляя Анри сделать выпад остриём его сабли ему в грудь. Де Понтарлье не заметил уловки Орлова-Денисова и воспользовался, как ему казалось, ошибкой русского, устремив острие сабли в грудь русского генерала. Граф Василий неуловимым движением руки отбил своей шашкой саблю французского офицера, а затем не дав ему опомниться, рубанул графа Анри по голове. Победная улыбка стала сползать с лица де Понтарлье, сменяясь гримасой боли и ужаса. Кивер слетел с головы офицера и кровь обильно потекла по лицу Анри из глубокой раны на голове. Сабля выпала из ослабевшей руки француза и он медленно заваливаясь на бок упал с лошади на землю.

— Вот и все, — с сожалением посмотрел на мёртвого молодого французского офицера, лежащего на земле, граф Орлов-Денисов.

Французская кавалерия была опрокинута, казаки и лёгкая кавалерия, оправившаяся от натиска французов преследовали их. Подоспевшие два прусских конных полка врубились во фланг французов. Французская кавалерия отступила в беспорядке…

25. Наши дни. Алексей Ставров и профессор Горский.

Профессор Горский позвонил Ставрову и попросил его прийти к нему. Как было и в первый визит, секретарь профессора Леночка пропищала в селектор его имя и получив разрешение, пригласила Ставрова пройти в кабинет.

— Ну здравствуй, — встал из-за стола Евгений Анатольевич и подойдя к Алесею, пожал ему руку. Садись, есть серъезный разговор.

— Профессор, я очень рад Вас видеть, — произнёс Ставров. У Вас новые данные по-поводу пластин?

— Алексей, о пластине поговорим позже. У меня есть к тебе предложение. И не смотри на меня так удивлённо, ты — не барышня, а я — не жених. Предложение сугубо деловое, — сказал Горский и увидев, что Алексей покраснел, добавил, — что жениться надумал? Вижу, вижу что задел. Хорошая девушка?

— Не смущайте меня, профессор. Познакомился недавно с одной девушкой, — сообщил Ставров, — встречаемся.

— Ну ладно, сам разберёшься, — сказал профессор, — а теперь внимательно слушай. — Я получил новое назначение — в Академию Наук. Через несколько дней состоится официальная церемония посвящения в академики.

— Евгений Анатольевич, дорогой, поздравляю, — вскочил Ставров. Наконец признали.

— Сядь, — строго сказал Горский. — Дело не в этом. Это все хорошо и замечательно, но дело — в тебе.

— Профессор, причём здесь я, — недоуменно пожал плечами Алексей.

— Ты мой лучший ученик, моя — гордость, восторженно произнёс Горский и заметив шевеление Строгова, пытающегося что-то сказать, сказал голосом не терпящим возражений, — ты мне нужен. Молчи, не перебивай. Я договорился за тебя, ты переходишь работать ко мне, моим помощником. Через месяц представишь на защиту диссертацию. Сейчас необходимо подготовиться к защите. Понял.

— Евгений Анатольевич, большое спасибо, но я не знаю.

— Что не знаешь? — удивился профессор, — я предлагаю тебе заниматься любимым делом, а ты не знаешь. В чем дело?

— Это все так неожиданно, — произнёс Ставров, — я ведь предподаю в школе. Как это все бросить? Не знаю, что и сказать. Предложение лестное, что и говорить…

— Как бросить? — возмутился профессор, — так же, как ты бросил меня, свою законченную и готовую к защите диссертацию. Ты меня тогда предал. Я вложил в тебя свои знания, свою душу, а ты взял и предал и теперь ещё и рассуждаешь. Нет, не выйдет, я больше с тобой няньчиться не собираюсь.

— Профессор, Вы же знаете, что со мной случилось, я — сорвался, — пытался оправдаться Алексей.

— Нет, ни может быть оправданий, черт со мной, но ты бросил на произвол свою любимую работу — своё детище, которому ты отдал столько сил. У тебя сейчас выпал шанс вернуться в науку. Не хочешь не надо. Наука без тебя проживёт, а вот ты без неё — нет, — жёстко закончил свою речь старый профессор. Решать тебе, если бы я мог за тебя решать, но нет увольте. Так что решай.

Алексей сидел, понурив голову. — А ведь профессор прав, тысячу раз прав. Я не имел права бросать своё дело.

— Я согласен, профессор, — подняв голову и смотря в лицо Горскому произнёс Алексей.

— Что тяжело, — участливо спросил профессор, остыв после своей грозной тирады. Снова женский вопрос?

— Да, я люблю её и мы работаем вместе, в одной школе.

— Ну и прекрасно, любите друг друга, женитесь, заводите детей, но дело от этого не должно страдать. Мой мальчик, ты мне как сын, мне бог не дал сына, так уж получилось. Дочь погибла в автокатастрофе, это — судьба. Я видел и вижу в тебе то начало, которого нет у других, поверь мне, я тебе говорил это и раньше и повторюсь ещё раз — ты нужен науке. История мудра и многообразна, она учит нас восприятию сущности человечества. Не было бы истории — не было бы и мира. Из истории мы познали древние культуры, быт народов, живших и творящих тысячелетия до нас…

— Спасибо, товарищ академик, — полушутливо сказал Ставров.

— Ещё рано, мой мальчик, для меня не играет большой роли, стать академиком или остаться профессором. Мне уже 72 года и жизнь осталась позади. Главное быть полезным науке — истории…

26. Следствие продолжается.

В кабинете, принадлежащим группе Карпенко, собралась вся группа в полном составе. Ожидали прибытия пленного бандита и начальника МУРа генерала Плахтина, который выразил желание лично присутствовать на первом допросе.

— Вы свободны, — отпустил охранников, приведших напарника Лешего, Карпенко. Прошу садиться. Ну что ж, приступим. Ваше имя и фамилия.

— Я требую адвоката. Без него я разговаривать с Вами не буду.

— Адвоката? — переспросил майор. —Званцев, позвать самого лучшего адвоката. Значит говорить не желаем. Хорошо. Я прикажу тебя сейчас отвести в общую камеру и якобы невзначай сообщу твоим сокамерникам, что ты любишь убивать беспомощных бабушек.

На лице бандита отразился испуг.

— Начальник, в чем дело? Я пришёл навестить родственника, причём тут какая-то бабулька.

— В полночь, когда приёмные часы до 19-ти, видно сильно соскучился по родственнику, и пистолет захватил ненароком.

— Пистолет не мой, я хотел его сдать в милицию, нашёл на улице, — выкручивался бандит.

— На нем твои отпечатки пальцев, свидетелей куча, как ты хотел в меня стрелять, так что твоё дело дрянь. Приступим сначала. Фамилия, имя, отчество, год рождения.

— Григорьев Игорь Геннадьевич, 1976.

— Ну вот видишь, — сказал майор, — так оно лучше.

Дверь в комнату распахнулась и вошёл генерал Плахтин. Офицеры встали, приветствуя начальника.

— Что рассказывает? — поинтересовался Владимир Иванович.

— Зовут — Григорьев Игорь Геннадьевич, 1976 года рождения, — сообщил Карпенко. Требовал адвоката.

— И сейчас требую, немедленно, — закричал Григорьев, испугавшись появления начальника МУРа.

Многие воры и бандиты знали в лицо генерала Плахтина и его личность стала среди них легендарной, благодаря неподкупности и смелости генерала, очищающего Москву от разных группировок и значительно снизившего преступность.

— Чего кричишь? — спросил у Григорьева Плахтин. Лучше давай по-подробнее расскажи, зачем это вы с Лешим проникли в больницу, и кто вас послал. Не расскажешь, сами узнаем, но тогда на снисхождение не надейся. Лично попрошу прокурора, чтобы отмерил на полную катушку.

На лице Григорьева отобразилась целая буря чувств, его мозг лихорадочно работал в поисках выхода из сложившейся ситуации.

— Да, и пистолет твой засвеченный, проходил уже по одному делу об убийстве, — добил Григорьева генерал. Так что, тебе — решать.

— Ладно, ваша взяла, — сдался бандит. Банкуйте.

— Николай, — обратился к Карпенко Плахтин, — зайдёшь ко мне после допроса…

Начальник МУРа покинул кабинет Карпенко.

— Продолжим, — начал Карпенко. Место жительства, место работы?

— Подмосковье, деревня Липецы, дом 21. Работаю в частном охранном агенстве «Броня».

— В Липецах, как я понимаю, Вы прописаны, а где проживаете в Москве, адрес?.

— Снимаю квартиру. Зеленоградский переулок, дом 37, квартира 17.

— Званцев, — обратился к Сергею майор, — берёшь дежурную группу, экспертов и к нему на квартиру, не забудь предварительно к следователю заскочить за ордером. Я сейчас ему позвоню…

— Так, поехали дальше. Кто вас направил в больницу и зачем?

— Мне позвонил домой Леший и попросил о встрече, сказав, что есть работёнка.

— Какая работёнка? Подробнее.

— Сказал, что нужно его подстраховать. Пообещал хорошие деньги.

— Не вяжется, Григорьев, — укоризненно покачал головой Карпенко. — Вы пытаетесь запутать следствие.

— Что не вяжется? — переспросил Григорьев. Рассазываю что знаю.

— Ну допустим, Леший попросил его подстраховать, но зачем? Что у него мало своих кадров, зачем чужого звать.

— Не чужие мы были, начальник. Вместе срок мотали. Я его выручил однажды, когда его на пику посадить хотели.

— Ясно. Однако ты немногословен.

— Меньше говоришь, дольше проживёшь.

— А зачем же вы с ним сунулись в палату к Тимирязевой?

— Кто в палате был я не знаю. Леший не говорил. Я должен был его только прикрывать.

— А что он говорил? Как он объяснил тебе ночной визит в больницу?

— А Вы у него спросите, может и расскажет.

— Ты же видел, что Леший уже больше ничего не расскажет. Давай, говори, не верю я тебе, что ты ничего не знал. Если вы были давними корешами, то он уж точно тебе сообщил цель вашего ночного похода. Ведь так? Советую все правдиво рассказать, это будет нами зачтено.

— Уж вы зачтёте, — усмехнулся Григорьев. — Знаю я вас.

— Чего так, — подал голос капитан Бурцев. — Не веришь? Так это твоё дело, но в статье Уголовного кодекса об этом написано, небось и сам знаешь.

— Да уж разъясняли.

— Ну вот видишь, ты у нас грамотный, так что думай, голова, дана человеку чтобы думать, а не только кепочку носить, — добавил майор Карпенко.

— Спрашивайте, — вздохнув, сказал Игорь Григорьев.

— С какой целью вы с Лешим проникли в больницу.

— Леший рассказал, что ему один важный человек, заказал убрать одну старушку. Я его ещё тогда переспросил, думал что неправильно понял, но нет оказалось, что действительно старушку.

— А почему Леший обратился именно к тебе?

— Как я уже говорил, мы были с ним хорошо знакомы и как я понял, не хотел он чтобы кто-то из братвы об этом узнал. Говорил Леший, что очень важный человек попросил, которому он отказать не может.

— Сколько денег обещал тебе напарник за убийство старушки?

— Не лови, начальник. Я должен был только прикрывать его. Со старушкой он сам разобраться был должен. О деньгах разговора не было.

— Как это не было? — удивился Карпенко. — Что же это получается, ты пошёл на дело бесплатно, можно сказать из идейных побуждений.

— Должен я ему был, вот поэтому и пошёл, как ты говоришь, бесплатно.

— Какой это долг был у тебя перед Лешим?

— Какой был, такой и был, да уже весь и вышел. Леший на небесах, отдавать долг некому.

— А не боишься, что дружки Лешего с тебя долги спросят? — поинтересовался Бурцев.

— Не боюсь. Кроме нас двоих об этом ни одна живая душа не знала.

— Что ещё можешь рассказать по делу? — спросил Карпенко.

— Все что знал, рассказал, начальник. Не тяни жилы, не знаю ничего больше.Устал и хочу отдохнуть, отправь лучше меня в камеру.

— Ладно. Сейчас тебя уведут, подумай хорошенько, может вспомнишь ещё что-нибудь.

Обыск на квартире Григорьева не дал особых результатов. Однокомнатная квартира, снимаемая Григорьевым в старом доме, постройки середины позапрошлого века, когда-то была частью большой квартиры, которая была превращена в комунну после свершения революции. Единственное отличие от комнаты в комунне состояло в том, что Григорьев имел отдельную кухню, метров шести и крохотный туалет с душем. Сотрудники дежурной группы тщательно переворошили найденные в комнате вещи, но из всех находок, главной была пачка с патронами от пистолета Макаров, спрятанная на кухне в белой в красный горошек жестянной банке с надписью «Рис».

27. 1813 год. Мария Смычкова.

Мария воспитывала дочку, названную Дарьей, в честь жены Трегубова, Дарьи Петровны, которая крестила девочку в сельской церкви. Девочка родилась крепенькой,взяв самое лучшее от матери и отца. При рождении девочки, в церковно-приходской книге в графе отец красовался прочерк, но все догадывались что настоящим отцом был пленный француз — граф Шарль де Понтарлье, известие о гибели которого при Лейпциге, привёз сын старого барина, отправленный в отпуск после ранения и участвовавший в этой битве.

Мария восприняла известие о гибели отца девочки стойко, только удалившись к себе в комнату, позволила дать волю слезам.

Старый барин пытался как мог утешить Марию, барыня одаривала девочку различными подарками и даже выписала для неё специальную кроватку и игрушки из Санкт-Петербурга.

Через некоторое время Трегубовых навестил их сосед, дворянин Антон Всеволодович Смычков. Его имение располагалось в нескольких верстах от поместья Трегубовых.

Он был не слишком молод, в прошлом году ему минуло сорок два года, когда он вышел в отставку в звании подполковника и предпочёл армии сельское хозяйство. Это был здоровый, крепкий мужчина, который умудрился дожить до таких лет, не будучи женатым и не имея наследников. Он был не очень богат и знатен, но всегда имел в доме достаток и вернувшись в имение после отставки, привёл его в образцовый порядок, свойственный военным людям. Запущенное имение стало приносить прибыль, радуя хозяина и вызывая зависть в округе. К крепостным, которых у него было около трехсот душ, барин относился очень хорошо, не заставляя их тянуть последние жилы, а зачастую помогая им наладить хозяйство. Это разумное отношение к крепостным дало свои плоды, увеличивая доходы Смычкова. Он прикупил у соседей земли, увеличивая имение.

Гость с хозяином сидели у камина, попивая коньяк, когда Смычков впервые увидел Марию и застыл с поднесённым к губам бокалом. Она поднесла закуску и прибирала со стола. Мария после родов очень похорошела, став настоящей красавицей. Смычков невольно залюбовался красавицей.

— Как зовут эту девушку, — обратился Антон Всеволодович к хозяину.

— Мария, — ответил Трегубов. Понравилась?

— Да, очень. Она из Ваших крепостных?

— Была раньше. Я дал ей вольную. Она осталась жить с нами, девушка — круглая сирота, воспитывает ребёнка — милую девочку. Мы с женой к ней очень привязаны.

— Она была замужем? — поинтересовался Смычков. А где же муж? Умер?

— В том то и дело, уважаемый сосед, что не была. Так получилось. И Павел Владимирович рассказал историю Марии Брусникиной Смычкову…

— У неё наверное женихов хоть отбавляй, — предположил гость.

— Что верно, то верно. — подтвердил Трегубов. Только она ни на кого не обращает внимания. Несколько раз к ней сватов засылали, но все безрезультатно. Вот вижу и тебя, Антон Всеволодович, приворожила.

— Да, точно подметил, Павел Владимирович, зацепила. Живу я один, не бедствую, нужна — хозяйка. Наследник нужен, кому все оставить.

— Ну тебе ещё о том, кому все оставить, думать рано, а вот жениться не помешает. Поговори с Марией, попробуй, чем черт не шутит. Мужчина ты видный, здоровьем не обижен, дворянского происхождения. Одно — беда. Не ровня тебе Мария, не то происхождение.

— Не страшно. Главное чтобы человек хороший был. Почешут языки и успокоятся.

— Ну раз так, ступай, поговори с ней…

Смычков нашёл Марию в её комнатке, во флигеле, где жила прислуга. Она нянчила дочку.

— Зачем Вы здесь, барин? — сросила она несколько оробевшего при виде девочки Антона Всеволодовича.

— Поговорить мне с тобой надо, Мария.

— О чем, барин? — недоуменно спросила Брусникина.

— Называй меня, Антоном Всеволодовичем, — попросил Смычков, — а дело вот какого рода, — замялся гость… И решившись выпалил:

— Влюбился в тебя, вот такое дело, — сказал он решительно и немного подумав, добавил, — Поехали жить ко мне, будешь хозяйкой.

— Странный Вы какой-то, Антон Всеволодович, — удивилась Мария, — видите меня в первый раз и такое предлагаете. Вроде как замуж зовёте.

— Не вроде, а точно — замуж.

— Побойтесь бога, барин, не смейтесь над сиротой. Какая я Вам пара, да к тому же ещё и порченная.

— Я не шучу, выходи за меня. Не смотри сильно на мой возраст, не такой старый ещё. Девочку твою удочерю, будет нашей дочкой. Поверь, не обману я тебя. Не захочешь жить в имении, увезу в город.

Мария пристально посмотрела в глаза Смычкову и вдруг поняла, что он не шутит и говорит серьёзно.

— У него добрые глаза, — подумала Маша и решилась.

— Поймите, Антон Всеволодович, вот Вы говорите — любите, а как же мои чувства? Жениться надо по любви.

— Не знаю, Маша, хочется верить, что и ты меня полюбишь.

— Стерпится — слюбится, как говорят в народе.

— Может и так, не люблю загадывать.

— Поживём — увидим, готовьте лошадей, поедем…

Через три дня сыграли свадьбу в имении Смычкова. Деревеньский попик нарёк Марию женой Антона Всеволодовича. Свадьба была скромная, присутствоали всего несколько знакомых Смычкова, отставные офицеры, да семья Трегубовых.

28. Великое чувство — любовь.

Алексей Ставров, после первого проведённого урока, решил зайти к Ирине. Он шёл быстрым шагом по коридорам школы, отвечая на приветствия учащихся, ему хотелось бежать, нет, даже не бежать, а лететь, словно у него за спиной выросли крылья — крылья любви. Войдя в кабинет иностранных языков, он сухо поздоровавшись с Ириной, стал ждать, когда последние ученики покинут класс.

— Алёша, что случилось? — спросила Ирина, — ты пришёл меня увидеть.

— Ира, — запинаясь произнёс Ставров, — мне кажется, я тебя люблю…

— Тебе кажется?, — улыбнулась Ирина своей лучезарной улыбкой, и приказала, — закрой дверь и иди ко мне, мой дурашка…

Они потеряли счёт времени, обнявшись и неистово целуя друг друга. На несколько мгновений они отпрянули друг от друга, задыхаясь и тяжело дыша.

— Алёшка, пусти, ну прям как медведь, — попросила Ирина, — и откуда ты взялся на мою девичью голову?

— Ириш, а ведь ты меня первая покорила.

— Дурачок, это не важно, кто первый, — произнесла Ирина, — главное чтобы души были родственные и понимали друг друга. Она повернулась к нему спиной, прижалась и запрокинув голову назад, обернувшись, поцеловала его. Его руки гладили Ириныны выпуклости, скользили по бёдрам, и она тихонько постанывала от удовольствия.

— Я тебя люблю, — прошептала она, развернувшись к нему, — целуй меня, целуй…

Их идиллию прервал звонок на урок. Ирина отпрянула от Алексея и стала приводить себя в порядок. В дверь постучали. Ирина сориентировалась первой и подошла к двери. Уже открывая дверь, она обернулась к застывшему, как столб, Алексею и произнесла:

— Я жду тебя после уроков.

Алексей не нашёл ничего более умным произнести, когда в открытую дверь стали входить учащиеся.

— Ирина Владимировна, значит я жду Вашего решения как классного руководителя, — сказал Алексей, выходя из класса.

Алексей ходил взад-вперёд в тридцати метрах от школы нетерпеливо дожидаясь Ирину. Вот она показалась из дверей школы и стала спускаться по ступенькам. Какая она красивая, — мелькнуло в голове у Алексея.

— Привет, а вот и я, — весело произнесла Ира. Что будем делать? Предлагайте, мистер.

— Ирина, пойдём где-нибудь поужинаем, а потом решим.

— Скажите, сударь, а у вас дома есть что-нибудь съестное?

— Есть пельмени, ещё можно пожарить картошку.

— Фи, как примитивно, так чем же вы хотите удивить девушку? — поинтересовалась Ирина.

Алексей замялся и покраснел.

— Алёша, идёмте в магазин и купим съестное, я очень голодна и хочу есть, — сказала девушка, — а остальное будет на десерт…

Купив продукты, они отправились домой к Ставрову. Зайдя в квартиру и раздевшись, Ирина прошла в комнату и стала оглядываться по сторонам. Прежде всего её поразила чистота в квартире, затем обилие книг на полках — их было около тысячи. Вся стенка была в книгах. Квартира не изобиловала мебелью, но это было и хорошо с одной стороны — маленькие комнатки казались больше и объемнее. В комнатах было только самое необходимое.

— Берлога настоящего холостяка, — подвела она резюме, осмотрев квартиру. — Ладно, давай приготовим покушать, показывай свою кухню. Я же должна показать какая я — хозяйка.

Пройдя на кухню и выложив из кульков купленные продукты, Ира стала готовить ужин.

— Ты, не мешайся под ногами, возьми лучше разогрей сковородку, да подай мне специи, если они есть в доме, — распоряжалась она, — на вот ещё, лук почисти.

— Слушаюсь, мой командир, — дурачясь, ответил Алексей.

Ирина стала жарить отбивные с луком, одновременно подготавливая почву к салату «Оливье».

— Посмотри, не сварилась ли картошка? — попросила она Алексея, — я конечно не такой кулинар как Дарья Донцова, но постараюсь приготовить, чтобы тебе угодить.

— О какой Дарье Донцовой ты говоришь? — переспросил Ставров.

— Да вспомни, на церемонии «Золотого граммофона», она ещё вручала приз, так представилась такой талантливой и красивой, вообщем — гением. Ещё решила подражать великому Дюма, издав книжку кулинарных рецептов. Я читала несколько её книг — иронические детективы, странный жанр.

— Не помню, да и бог с ней, я не могу уже вдыхать эти запахи, Ирочка, не дай умереть голодным.

— Не умирай, ты мне ещё пригодишься, подожди ещё немного, — сказала Ира и шлёпнув по руке Алексея ложкой, возмутилась, — ну не хватай, подожди. Возьми лучше расставь приборы и не забудь положить салфетки.

Наконец стол был накрыт и уставлен явствами. Они сели напротив друг друга.

— Мадемуазель, что желаете испить? — галантно поинтересовался Алексей. — Вино, шампанское?

— Немного красного вина…

— У тебя так много книг, — завела беседу Ирина, — наверное и дня не можешь прожить без них.

— Это разве много, — отвечал Алексей. — У профессора Горского, моего учителя, где-то томов шесть тысяч. Вот это библиотека, моя мечта.

— И больше ты ни о чем не мечтаешь? Только о библиотеке?

— Ирина, книги — моё хобби, скажем так, разумеется, это не самое главное.

— Тогда ладно, смотри у меня.

Поужинав и убрав посуду, они прошли в комнату и включив телевизор, уселись на тахту. Ирина наклонилась к Алексею, полузакрыв глаза, взяла его лицо в свои руки и прильнула своим ртом к его, раскрывая его губы языком. Он стиснул её плечи и ощутил её у своей груди, стонущую и задыхающуюся от страсти. Она расстегнула его рубашку и провела рукой по груди, вызвав дрожь в его теле.

— Постели постель, — нежно проворковала Ира, вставая с тахты и направляясь в ванную комнату…

Когда он приблизился к постели, она откинула одеяло, представив его взору свои совершённые формы. Он заворожённо смотрел на её тело, на упругие груди с розовыми пятнышками возбуждённых сосков, на её лоно, сулящее неземное блаженство…

— Иди ко мне, — позвала она Алексея и улыбнувшись стыдливой девичьей улыбкой притянула его к себе, прошептав, — я ещё — девушка, любимый. На него накатила волна нежности, смешанная с чувством всепоглощающей любви. Это было настоящее, крепкое чувство, и обняв её он понял, что такое счастье даётся человеку лишь раз в жизни и его надо беречь и дорожить им. Она была полностью податлива его рукам и губам, её неумелые движения только разжигали в нем все увеличивающуюся страсть… Его разум победил нетерпение, свойственное молодости, стремящейся к утолению энергии страсти со скоростью света. Её прерывистое дыхание и тихое постанывание приводили его в неописуемый восторг, заставляя не думать о технике секса, а только о любви, о той подлинной любви, которая движет человечеством и без которой не было бы жизни на Земле. Они познавали друг друга переплетясь телами, ощущая каждую клеточку любимого человека всеми фибрами души. Они ласкали друг друга, вызывая прилив все новых и новых волн наслаждения, даря радость любви. Они не были искушены в сексе, любя друг друга, одно только прикосновение тел уже наполняло их сердца великим чувством — любовью…, когда близость любимого человека заставляет трепетать душу.

Они одновременно достигли пика блаженства, и теперь лёжа смотрели друг на друга, опустошённые, и счастливые от сознания своей любви, подарив себе счастье.

PS. Само собой разумеется, что является главным в жизни — Любовь.

29. Старый знакомый генерала Плахтина.

Выслушав Карпенко, сообщившего информацию, полученную от Григорьева, генерал Владимир Иванович Плахтин, глубоко вздохнув, произнёс:

— Не густо. Собирайся Николай, нанесём визит старому знакомому — Косому. Тебе он ничего не расскажет, а со мной возможно и поделиться. Леший долгое время под ним ходил.

Выйдя из здания они уселись в "BMW "генерала и поехали к Мишкину Александру Григорьевичу, владельцу казино «Мираж», нескольких бензоколонок и сети продовольственных магазинов, более известного в узких кругах как Косой, получившего эту кличку в дни молодости из-за раскосых глаз. В дни своей молодости, Косой, неоднократно нарушал закон, время от времени попадая за решётку. К своим сорока годам, он был уже авторитетным вором в законе. А когда пошёл развал страны — СССР, быстро переквалифицировался, и в данный момент был известным бизнесменом, хотя и по-прежнему тесно связанным с криминальными структурами.

Выйдя из автомобиля Плахтин с Карпенко обозрели яркую неоновую вывеску с кричащим названием на трех языках — русском английском и немецком и с силуэтами полуобнажённых красавиц с длинными ногами.

— Видишь как развернулся, — резюмировал Владимир Иванович, цокая языком, — а в былые времена бегал от меня как заяц, только пятки сверкали. Да, было время… Пошли, нанесём визит директору этого милого заведения. Давно мы с ним не виделись, даже как-то я соскучился по Косому.

— У входа их остановил здоровый, наголо обритый детина, явно не отягощённый интеллектом. О таких обычно говорили — стальные мускулы и нулевые мозги.

— Казино закрыто. Открывается в восемь часов, — громоподобным голосом сообщил охранник.

— Нам нужен директор — Мишкин Александр Григорьевич, — произнёс генерал.

— Вы что не слышали?! Он занят и никого не принимает.

— Меня примет, — усмехнулся Плахтин и видя что верзила собирается что-то ответить, упредил его фразой, от которой у парня затряслись коленки.

— Я — начальник МУРа генерал Плахтин. Срочно зови директора. Не на блины приехали, — командным голосом сказал Владимир Иванович.

Верзила галопом помчался вглубь казино, его сменил другой охранник, который слышал, что сказал генерал и с интересом смотрел на Плахтина. Карпенко усмехнулся, увидев реакцию охранников. Через несколько минут ко входу в казино подкатился и директор — Мишкин Александр Григорьевич. Именно подкатился, сытая и вольготная жизнь, лишённая былых приключений и опасностей, сильно отразилась на его фигуре, превратив его в сказочного персонажа — колобка.

— Владимир Иванович, дорогой, — широко улыбаясь и демонстрируя превосходные зубы из металлокерамики, обрадованно произнёс Мишкин, разведя руки в стороны, словно хотел обнять генерала. — Давненько не виделись. Рад, очень рад. Почему сразу не пропустили, олухи, — накинулся он на охранников.

— Так Вы же сами приказали никого не пускать в нерабочее время. Мы действовали строго по инструкции, — оправдывались охранники.

— Инструкции инструкциями, а думать надо, — раздалбывал их Мишкин.

— Да что мы тут стоим, проходите, — опамятовался хозяин и пригласил Плахтина и Карпенко внутрь в казино. — Извините балбесов.

— Хорошо устроился, Александр Григорьевич, — осмотревшись по сторонам сказал Плахтин. Как доходы, наверное неплохие.

— Ничего живём по-маленьку. А что Вас, Владимир Иванович, доходы интересуют. У меня все нормально, налоги плачу исправно.

— Да бог с тобой, Александр Григорьевич, — успокоил Косого генерал. Мне с тобой посоветоваться надо, затем и приехал.

— Хитришь, генерал. Ну пойдём ко мне, там и поговорим…

— Посиди в казино, Николай, пока я побеседую, — обратился к майору Плахтин.

— Гриша, проводи молодого человека в бар, скажи чтобы обслужили на высшем уровне.

Николай посмотрел выжидательно на своего шефа.

— Сходи в бар, майор, проверь обстановку, — улыбаясь разрешил Плахтин.

Они прошли несколькими коридорами до роскошной, сделанной из морёного дуба, двери.

— Прошу, — распахнув дверь пригласил их в свои аппартаменты Мишкин. Затем подошёл к селектору связи и нажав кнопку распорядился.

— Быстро столик ко мне, по высшему разряду. — Прошу садиться в кресло, уважаемый Владимир Иванович, — правой рукой Мишкин указал на шикарное кожанное кресло, темно вишнёвого цвета.

Вся мебель в кабинете была темно-вишнёвого цвета, на стенах видели репродукции полотен голландских мастеров, четыре кресла вокруг небольшого столика, составляли гостевой уголок. Возле стола хозяина стоял книжный шкаф, заполненный в основном книгами по маркетингу, бухгалтерии и справочными изданиями.

— Спасибо, Александр Григорьевич, но мы спешим, — предупредил гостеприимного хозяина Плахтин, садясь в кресло.

— Не откажите, Владимир Иванович, в малости. Немножко посидим, выпьем, перекусим, так и беседа легче пойдёт. А признайся, — перешёл на «ты» Мишкин, — что-то тебе от меня нужно.

— Нужно, Косой, нужно, иначе бы и не приезжал. Ну будь по-твоему, — генерал Плахтин специально назвал кличку Мишкина, под которой он был известен в уголовном мире.

— Мы сейчас с тобой генерал, по одну сторону. Мне беспредел не нужен. Что было раньше, уже быльём поросло, даже вспоминать не хочется. Я — бизнесмен, исправно плачу налоги, помогаю государству строить новое общество.

— Ты мне сказки не рассказывай, знакомы не первый год. Великий строитель выискался, прямо меценат, — усмехнулся Плахтин. — Хочется просто обрыдаться от твоей бескорыстности. Насчёт налогов — это не ко мне, на это есть налоговая полиция, я занимаюсь другими делами, больше убийствами и ограблениями.

— А ты все такой же, Владимир Иванович, не изменился.

— С чего бы мне меняться, Александр Григорьевич. Вот когда скоро уйду на пенсию, тогда и буду меняться.

— Помилуй, Владимир Иванович, какая пенсия, ты ещё слишком молодой для пенсии.

— Устал я, Адександр Григорьевич, копаться в грязи. Сыт по горло.

— Но ведь кому-то надо быть золотарём.

— Это ты правильно сказал, кому-то надо быть и золотарём, сам выбирал профессию, так что и не жалуюсь.

— Если будешь уходить из органов, Владимир Иванович, — предупредил Мишкин, — то прошу милости ко мне, место всегда будет ждать, такие специалисты как ты — на вес золота.

— Так уж и на вес золота, — усмехнулся Плахтин. — Нет, Александр Григорьевич, ни к кому из вашей братии я служить не пойду, да ты это и сам знаешь.

В аппартаменты вкатили небольшой столик, уставленный разнообразными закусками и напитками. Вкатившая столик молоденькая девушка в коротенькой юбочке, кокетливо посмотрела на Плахтина. Генерал по достоинству оценил длинные ноги и пышную грудь красотки, улыбнувшись ей в ответ, но сегодня его больше интересовала информация Мишкина.

— Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки? А девушки потом, — вспомнилась Владимиру Ивановичу слова песни из знаменитого старого фильма «Добровольцы». — Хотя было бы и неплохо …

Додумать мысль генерал Плахтин не успел, Мишкин выставил красавицу из кабинета.

— Иди, Леночка, не мешай нам.

Оба собеседника проводили стройные ноги девушки, походкой манекенщицы покидающей кабинет директора.

— Хорошие кадры ты себе подбираешь, Александр Григорьевич, — позавидовал Мишкину Плахтин.

— Может познакомить, Владимир Иванович, так это запросто.

— Не стоит, спасибо. Как-нибудь в другой раз, не за этим приехал, — посеръезнел генерал.

— Давай выпьем коньячку, генерал, — предложил Мишкин. Вспоминаю как ты ловил меня. Весёлое было время. За что тебя уважаю, Владимир Иванович, так за твою честность — никогда лишнего не вешал, что положено, так положено — получи и роспишись, но лишнего — никогда. Поэтому вот и сижу с тобой, если что смогу — помогу, но только не в ущерб своей совести, ты — понимаешь.

— Понимаю. Вчера Лешего убили, знаешь? — спросил Плахтин, пристально смотря в глаза авторитету.

— Знаю, слухами земля полнится. Причём здесь я? Ты генерал, приехал ко мне, чтобы сообщить о смерти Лешего? Так это напрасно, поверь мне, это меня не интересует. Раз хлопнули, значит было за что.

— Ты здесь я уверен, замешан, и не крути. Леший раньше на тебя работал, выполнял твои так сказать, деликатные поручения, и не пытайся это отрицать. А хлопнули, как ты выразился, Лешего, мои ребята, и ты это прекрасно знаешь. Хотел твой бывший бригадир пакость большую сделать, но мы его упредили.

— Побойся бога, Владимир Иванович, я давно отошёл от тех дел. Да, было время, Леший на меня работал, да ты и сам это прекрасно знаешь, что мы с ним давно расстались, он стал вольным стрелком.

— Косой, кому ты посоветовал обратиться к Лешему? Пойми, я все равно узнаю, даже если ты мне не поможешь, но тогда нашим отношениям придёт конец. Мишкин задумался. Плахтин не торопил его — пусть подумает. После долгих раздумий Мишкин предложил выпить по рюмке, видимо прийдя к определённому решению…

— Зачем нам ссориться, Владимир Иванович, — сощурил глаза бывший вор в законе.

— Вот и я к тому же, — поддержал Мишкина генерал.

— Попросил меня один человек оказать ему услугу. Не мог я ему отказать, Владимир Иванович. Поверьте, понимал зачем ему Леший понадобился, но отказать не смог.

— Видимо, крепко ты с ним повязан, а Косой?

— Был крепко в своё время. Сейчас иногда редко встречаемся, вспоминаем дни молодости.

— Молодость у тебя бурная, Александр Григорьевич, — заключил Плахтин. — Я все твои проделки помню.

— Это точно, есть что вспомнить. Вот помню один случай, — начал было Мишкин, но генерал Плахтин перебил его.

— Извини, Александр Григорьевич, времени совсем нет. Мы с тобой в следующий раз предадимся воспоминаниям.

— Понимаю, — вздохнул Мишкин. — Занятой ты человек, генерал. Ладно, не будем тянуть кота за хвост. Тихий ко мне обратился, ты ведь его хорошо знаешь. Попросил свести с Лешим, вот я их и свёл.

— Почему Тихий не мог сам Лешего найти? — несколько удивился Владимир Иванович. — При его связях, не думаю, что это составило бы много труда. А не говорил ли тебе Тихий, зачем ему понадобился Леший.

— Старик давно отошёл от дел, живёт тихо под Москвой. Мне он не сказал зачем ему нужен Леший, но зная его специальность, можно без труда догадаться.

— Может и так. Значит Тихий, интересно, очень интересно.

— Что интересного, Владимир Иванович? — полюбопытствовал Мишкин.

— Да ничего, ничего, это я своим мыслям. Спасибо тебе А лександр Григорьевич за помощь. Мне пора, — вставая сказал генерал.

— Тогда на посошок?

— Можно и на посошок.

Через десять минут Плахтин вышел из кабинета Мишкина и захватив скучающего в баре Карпенко, направился к своей машине. Верзилы, охраняющие вход, увидев генерала, вытянулись во фрунт, как по команде. Проходя мимо них, генерал не отказал себе в удовольствии подколоть одного из них.

— Ты пуговичку то, застегни, — посмотрев в глаза охраннику сказал Плахтин.

— Какую пуговичку? — не понял охранник.

Карпенко прыснул со смеху, глядя на растерянное лицо охранника.

— От гульфика, — сострил генерал и рассмеялся, увидев как парень потянулся к ширинке.

— В армии не служил, — удовлетворённо отметил Плахтин.

— А ты все такой же шутник, — смеялся провожавший генерала и Карпенко директор Мишкин. Когда они сели в машину генерала, Карпенко поинтересовался у Владимира Ивановича, как прошла беседа с директором казино.

30. 1835 год. Москва. Смычковы.

Семья Смычковых проживала в Москве. Антон Всеволодович Смычков скончался в прошлом году в возрасте 63 лет. Сын Андрей, закончив юнкерское училище, служил подпоручиком в Московском гарнизоне, дочь Даша вышла замуж за Ивана Хлопова, столбового дворянина Тульской губернии и переехала жить к нему в имение, лишь изредка, всего несколько раз в году, навещая мать и брата в Москве.

Мария, несмотря на большую разницу в возрасте — 21 год, прожила довольно счастливо со своим мужем 22 года, родив сына. Смычков сдержал своё слово, удочерив дочку Марии, Дашеньку, и дав ей свою фамилию. Он ни разу не обидел Марию, ни попрекнул прошлым. Она попросила его перебраться из имения в город, чтобы поскорее забыть прошлое. Несколько раз они навещали престарелых Трегубовых, которые предпочли Москву деревне.

Марии исполнилось 43 года, она была в рассвете сил, блистая своей красотой, и могла бы выйти замуж снова, благо предложений было достаточно, но она твёрдо решила не вступать в повторный брак, а заняться воспитанием внуков…

Она уже была не та деревенская девушка Мария Брусникина, а превратилась в настоящую даму. Смычков не пожалел денег для её воспитания. Под руководством опытных предподавателей, ходивших к ним на дом, она неплохо изучила французский язык и могла свободно изъясняться. Учителя привили ей любовь к искусству, живописи, литературе. Особенно ей нравились стихи. Гены, заложенные в ней братом Павла Владимировича Трегубова — Василием, сказались на её образовании.

Жила она хорошо, безбедно. Антон Всеволодович, её покойный муж оставил ей приличное состояние, добротный дом в Москве с видом на реку, да и имение приносило ежегодный доход, управляемое бывшим вахмистром, который служил вместе со Смычковым в армии и был предан хозяину, а после его смерти продолжал преданно служить Марии, которую он очень уважал.

Несмотря на прошедшие годы, она помнила о Шарле де Понтарлье, его пластине, которую он оставил ей вместе с письмом, уезжая во Францию и обещая вернуться.

Она специально старательно изучала французский язык, не для того чтобы быстрее превратиться в светскую даму, а чтобы узнать содержимое письма Шарля. Она не рассказала об этом покойному мужу, не просила его перевести письмо, решив сделать это самостоятельно. Она помнила, как Трегубов переводил слова Шарля при расставании, как для него важна эта пластина. Она неоднократно перечитывала письмо, запоминая его наизусть. Самое главное, что просил запомнить Шарль, был год — 1457. Она не знала, что означает этот год. Но была твёрдо убеждена, что это очень важно. Брусникина хранила пластину в специальной шкатулке, которая хранилась у неё в спальне. Иногда, очень редко, она доставала её из шкатулки и протирая платочком, словно хотела снять пыль, долго на неё смотрела, вспоминая прошлое. Она всегда плакала в эти моменты, вспоминая свою первую любовь, несмотря на прошедшие годы.

Со службы вернулся сын — Андрей. Отстегнув саблю, он положил её на сундук в прихожей, пройдя затем в гостиную. Мария сидела за столом и читала газету.

— Мама, — позвал он Марию, — я хочу с тобой поговорить. Жду тебя в моей комнате.

Мария отложила чтение столичных новостей, встала и направилась вслед за сыном в его комнату. Зайдя в его комнату она села на диван, скрестив руки на коленях.

— Я слушаю тебя, сынок.

Андрей пошёл в отца, широкая кость, высокий рост, мужественное лицо, открытый взгляд. Военная офицерская форма была к лицу сыну, сидела ладно на его красивой фигуре.

— Мама, — сказал сын и замолчал. Видно было, что он нервничает.

— Говори, я тебя внимательно слушаю, — заволновалась Мария, чувствуя материнским сердцем, что что-то произошло.Она хорошо знала характер сына и если он начинал свой разговор с ней таким образом, значит произошло какое-либо событие. Когда он учился в гимназии, это были в основном неприятные события, когда предподаватели жаловались матери на поведение сына, который был очень живым мальчиком ; в военном училище, наоборот, приятные, её сыном были весьма довольны, считая, что из него выйдет толк и он будет хорошим офицером.

— Мама, — снова начал сын, расхаживая по комнате взад-вперёд и решившись выпалил, — я уезжаю на Кавказ, в кавказский корпус. Уже подал прошение о переводе.

Мария всплеснула руками.

— Господи, Андрюша, зачем? — жалобно спросила Мария. Чем тебе здесь плоха служба, в Москве?

— Мама, пойми. Я хочу в действующую армию, а не заниматься муштрой солдат на плацу, готовя их к парадам. Это не для меня. Я хочу быть боевым офицером.

— Сынок, а может вообще отставить службу? — Мария боялась Кавказа, прочитав о больших потерях в войсках. — Займёшься как отец имением.

— Мама, — вспылил Андрей. — Я — офицер, и моё место в армии. Вспомни, как отец рассказывал про сражения, про Аустерлиц, Бородино. А я сын своего отца. Он был подполковником, честно сражался за Россию, и его заслуги были оценены.

Мария заплакала, уткнув лицо в ладони.

— На кого ты меня оставляешь? — запричитала она. — Я остаюсь одна.

— Не надо, мама, — сказал Андрей, — я же буду приезжать в отпуск. А ты можешь поехать погостить к Даше, помнишь, как они тебя все время приглашали.

— А может тебе жениться? — решила Мария попробовать другой способ, чтобы удержать сына. — Посмотри какая барышня растёт у Павловых, наших соседей. Семейство приличное, одна дочка, красавица.

— Мама, перестань придумывать, — оборвал её сын. Я не собираюсь жениться в двадцать один год. Вот приеду с Кавказа в орденах и чинах — тогда поговорим.

— Весь в отца, — подумала Мария, — такой же упрямый. Видно это судьба.

— Ладно сынок, отговаривать не буду, поступай как знаешь, ты уже взрослый, офицер.

— Спасибо мамочка, ты не волнуйся, со мной будет все нормально. Ты будешь мной гордиться.

— Когда ты собрался ехать?

— Через три дня, — честно признался сын. Вместе с командой полковника Святкина. Я уже с ним договорился. Формируется сводный батальон для Кавказского корпуса. Представляешь, мамочка, мне доведётся служить под командование знаменитого генерала Ермолова, героя Отечественной войны.

Через три дня Андрей уехал на Кавказ…

31. Наши дни. Визит к «динозавру».

Владимир Иванович Плахтин вызвал в свой кабинет майора Карпенко.

— Разрешите, товарищ генерал, — заходя в кабинет, попросил Николай.

— Заходи, Николай, сейчас поедем, — сказал генерал, — Нас «ждёт» патриарх криминала, да скорее «динозавр», это будет правильнее.

Как и в прошлый свой визит к Мишкину, Плахтин выехал вместе с Карпенко.

— Товарищ генерал, — обратился к Плахтину майор, — куда и кому мы едем.

— Николай, мы едем за город, там находится дом одного интересного человека. Раньше он был известным вором в законе по кличке «Тихий», держал общак, но давно отошёл от дел и спокойно доживает свой век на фоне природы, в деревне. У него есть сын, который занимается бизнесом, и довольно небезуспешно, далёкий от дел своего отца. Именно от Тихого получил заказ Леший. Тихому уже 81 год, не понимаю, какая связь между ним и Тимирязевой, и зачем ему была нужна её смерть. Вот это мы и попробуем прояснить.

Через час с небольшим они подъехали к посёлку и без труда нашли нужный им дом. Бывший авторитет жил довольно неплохо. Двухэтажный дом порожал своей добротностью. Первый этаж — каменный, из красного кирпича, отделанный под старину, второй — деревянный, из толстых стволов деревьев — сруб. Дом находился в глубине зеленого участка. В стороне от дома располагалась деревянная летняя беседка. Бетонная дорожка вела от массивных железных ворот к крыльцу дома. Каменный гараж бал рассчитан на несколько автомобилей.

Плахтин позвонил в звонок. К воротам направился пожилой мужчина, на ходу цыкая на залаявшую овчарку.

— Вы к кому?

— Нам нужен Григорий Серафимович Тихонов. Я — генерал Плахтин. Так ему и доложите.

— Хорошо, подождите, пожайлуста.

Через несколько минут мужчина вернулся и открыв калитку сообщил:

— Григорий Серафимович ждёт Вас.

Плахтин с Карпенко прошли по дорожке и поднялись на крыльцо. Дверь им открыла пожилая женщина в кухонном переднике.

— Таня, проводи гостей к хозяину, — обратился к ней муж.

— Хорошо, Федя, — ответила Татьяна, очевидно исполняющая роль кухарки, — проходите, пожайлуста, Григорий Серафимович в гостинной.

Пройдя в гостинную, они увидели, поднявшегося им навстречу, сухонького старика, с живыми глазами, сидевшего в кресле и смотревшего телевизионную программу. Серебристый плазменный телевизор, с диагональю около метра производил впечатление.

— Прошу, — указал он на кресла вокруг журнального столика. Я чувствовал, что Вы придёте. Знаю даже зачем. Что Косой сдал?

— Никто никогого не сдавал, — уклонился от ответа Плахтин. — Сами вычислили. Вы же давно отошли от дел, зачем опять полезли. Кто Вас просил? — поинтересовался генерал. Запугать Вас не могли, значит кто-то попросил. Так.

Старый авторитет молчал, о чем-то размышляя.

— Может кофею или чайку хотите? Или чего покрепче?

— Спасибо Серафимович, но времени нет чаи гонять.

— Мне уже жить осталось не много — болезнь прогрессирует, — сообщил Тихий, — дайте хоть спокойно помереть, — попросил он. — Не хочу ворошить старое, да видно придётся. Дай мне слово, генерал, о тебе репутация в нашей среде известная, что не будет последствий для сына и моих внуков.

— Как же я тебе могу дать слово, когда не знаю о чем речь, — возмутился Плахтин.

— Это дела моей молодости напоминают о себе, — сказал Тихий. — Мне уже они не страшны, хотя только одно упоминание о них — неприятно. А вот сыну и внукам повредить могут. Если узнают правду о тех делах, заклюют сына, да и имя моё испачкают грязью.

— Кто же тебя Тихий может заклевать? — удивился Владимир Иванович. Ты — авторитет, в законе. Добровольно отошёл от дел, пользуешься в своей среде весомым авторитетом. Не верю, что кто-то захочет с тобой связываться. Власти тебя давно оставили в покое.

— Не о властях разговор. Не все так просто, генерал, нашалил я в ранней молодости, вот сейчас и аукнулось. Думал все в прошлом, да нет.

— Говоришь загадками, Серафимович, уж коли начал, так рассказывай.

— Не знал я для какого дела нужен Леший, когда вписался.

— Знать может и не знал, но ведь догадывался, — опроверг Тихого Плахтин. Ты ведь знал какими делами он занимался, не цветы выращивал.

— Врать не буду, знал. Прав ты, генерал, попросили меня. Не мог я отказать. Вот и связался с Косым, чтобы дал нужного человека. Он мне Лешего и дал. Я только их свёл, больше ничего.

— Лешего убили в перестрелке с нашими сотрудниками в больнице, когда он шёл туда убивать беззащитную старушку.

— Это я знаю, новости быстро разносятся.

— Интересно получается, ты не мог отказать, тебе Косой не мог отказать. Какие вы все безотказные. Кто же это такой, кому ты, Тихий, не смог отказать?

— Не смог, — хрипло сказал Тихий.

— Рассказывай, Тихий, что знаешь. Это для твоей же пользы.

— Дай слово, что разговор между нами останется между нами и не выйдет за пределы этой комнаты.

— Хорошо, Тихий, ты меня знаешь.

Тебя знаю, а твоего кадета нет, — посмотрев на Карпенко, сказал Тихий.

— Я за него в ответе, — подтвердил генерал. — Рассказывай.

— Был грех в молодости. Мне было тогда было девятнадцать лет в 1941 году. Судимостей ещё не имел, но в компании блатной состоял. Решил на фронт податься, по зову сердца.

Плахтин усмехнулся, но не стал прерывать исповедь авторитета.

— Разбомбили наш эшелон, едва жив остался. Вокруг трупы, все в огне. Вообщем убежал я. От страха. Испугался, что немцы нагрянут. Деревня находилась неподалёку, так я вот там и решил переждать, осмотреться. Домой вернуться нельзя, ещё объявят дезертиром и сразу к стенке. Пригрелся в одной хате, молодка приютила, пожалела. А тут вскорости и немцы пожаловали. Собрали всех деревенских, назначили старосту и стали в полицаи записывать. Хорошо что меня никто не выдал, что красноармеец, а то бы немцы шлёпнули, или в концлагерь. Записали, вообщем меня, в полицаи. Потом партизаны объявились, началась с ними борьба. Приехали эсэсовцы и какой-то офицер, важный, но не из эсэсовцев. Говорил по русски неплохо. Подписал я какие-то бумаги, что он мне подсунул, а теперь вот они всплыли.

— А что за бумаги? — спросил Плахтин. Как они сейчас всплыли?

— Пришёл ко мне один человек, оттуда. Догадываешься откуда? Показал бумаги, но не оригиналы, а копии.

— Понял я, Тихий, что это за бумаги, — тихо сказал генерал Плахтин. — А почему ты с ним сразу вопрос не решил, тебе это труда не составило бы.

— Ну раз понял, то больше об этом и не спрашивай. Вот и пришлось его с Лешим свести. А почему сразу не убрал и дело с концом, да потому, что бумаги лежат у него в банке, и не здесь, а заграницей. И если что с ним случиться, и он не позвонит через день, то их обнародуют и ещё нам, в Россию, перешлют. Понял я, что он не шутит, по глазам понял, вот и испугался. Не за себя, а за внуков, они то не виноваты.

— Как он выглядел? — задал вопрос, до этого молчавший Карпенко.

Описание незнакомца, данное Тихим, полностью совпало с описнанием человека, приходящего к Смычкову и описанием напавшего на Тимирязеву, полученное в больнице у шедшей на поправку соседки Ставрова.

— Он к тебе ещё придёт, Тихий, — заключил Владимир Иванович. — Жди в гости.

— Надеюсь. Тогда я полностью закрою этот вопрос…

Тихий не сказал всей правды, что лицо незнакомца было похоже на лицо того офицера, который его вербовал для борьбы с партизанами. Фамилию немца он запомнил на всю жизнь — Генрих фон Ротгер.

По дороге в Москву, Карпенко спросил генерала Плахтина о документах, которых так боялся вор в законе.

— Тихий служил немцам во время войны в полици, хотя в его досье это не фигурирует. Полагаю, что он принимал участие в карательных операциях против партизан и местных жителей. Он полагал, что немцы отступая, уничтожили архив. Я уверен, что он наводил справки, пытался разыскать его, но не нашёл, и успокоился, а тут вдруг, по просшествии стольких лет и всплыло его прошлое, да ещё какое. Вот именно этими бумагами и припугнул его незнакомец, хотя я думаю, что Тихий, что-то не договаривает. Там скорее всего и фотографии были. Может быть незнакомец ему представился. И представляешь, Николай, что будет? Если эти документы о деятельности Тихого всплывут. Он правильно сказал, что ему уже все равно. Он свой век отжил, но это коснётся прежде всего его сына и внуков. Насколько я знаю его биографию, он выдавал себя за штрафника, когда примкнул к банде в конце войны, вовремя от неё откололся, а потом её всю переловило НКВД. Тихий сидел раз пять или шесть, точно уже не помню. Сынок его поднялся на воровские деньги, когда папаша держал общак. Внуки тоже пристроены, занимаются бизнесом, ведут добропорядочный образ жизни и в делах деда и отца не замешаны, так что им не поздоровиться, если узнают о подвигах дедушки во время войны. В воровской среде не любят перевёртышей.

32. 1938 год. Семья Смычковых.

Уже два года длились сталинские репрессии. НКВД раскрывал заговоры против мирового пролетариата один за другим. Заговорщиков находили не только в высшем военном руководстве, но и в батальонах и ротах. Расстреляны высшие воинские начальники во главе с маршалом Тухачевским, не пощадили и героев гражданской войны, Блюхера, Егорова. Самоуправление НКВД не осталось в стороне, сменив не одного из своих начальников. Ежов сменил Генриха Ягоду, освободив место для Лаврентия Берии. Сталин более не нуждался в своих преданных соратниках, которые ему помогали взобраться на вершину власти.

Многие из сотрудников Генерального штаба внезапно исчезали, в последствии объявленные врагами народа. Полковник Павел Васильевич Смычков трезво смотрел на жизнь и понимал, что скоро доберуться и до него. Он знал многих сотрудников, как честных и порядочных людей, верных воинскому долгу офицеров, которые были расстреляны как враги советского народа. Одни были объявлены польскими агентами, другие японскими и немецкими шпионами. Их семьи были репрессированы. Павел Васильевич был хорошим штабистом, знающим и любящим свою работу и он видел наращивание мощи Германии, которая готовится к войне. Ему довелось побывать в Испании, в качестве советника и он понимал, что в скором будущем его страна сойдётся с фашистской Германией в смертельном поединке. Павел Васильевич участвовал в боях с японской военщиной на реке Халкин — Гол, получив ранение и орден Красного Знамени в дополнение к первому — за Испанию.

Несколько недель назад его вызывали в НКВД и расспрашивали о его работе в Испании. Молоденький лейтенант явно смаковал свои вопросы, показывая свою власть и наблюдая за реакцией полковника. Следователь расспрашивал о его отношениях с бывшими сослуживцами, репрессированными в недалёком прошлом. Павел Васильевич не стал скрывать, что многих он знал лично и сказал следователю, что возможно с ними произошла ошибка и они не являются врагами народа, на что следователь Кочетков, такова была его фамилия, только нехорошо усмехнулся, заметив, что сотрудники органов не ошибаются в определении врагов советской власти. Павел Васильевич вспылил, видя наглое лицо следователя, и в сердцах сказал, что он знает, как работают органы.

— Так Вы считаете, что НКВД наказывает невиновных? — уцепился следователь.

— Ничего я не считаю, — остыв, ответил полковник, — просто советую не принимать скоропалительных решений, а во всем полностью разобраться.

— Мы не нуждаемся в Ваших советах, — отрезал следователь. — А вот Ваши бывшие сослуживцы, которых Вы так выгораживаете, уже признались, что являются агентами вражеских разведок и плели сеть заговора против товарища Сталина, — заметил Кочетков. — Многие из них собственоручно написали признание и раскаиваются в содеянном.

Павел Васильевич не стал более спорить со следователем, понимая, что это бесполезно.

Вчера его вызвали снова. Вместе с Кочетковым его допрос, именно не беседу, а форменный допрос, вёл средних лет майор, расспрашивая его об арестованном трое суток назад майоре Ремезове, его помощнике. И снова Смычков сказал обоим следователям, что он не верит в виновность Игоря Александровича Ремезова. Он не мог соврать и оболгать честных людей. Полковник Смычков понял, что у него осталось совсем мало времени. Майор нехорошо улыбнулся, предупредив полковника о новом вызове в НКВД.

Он принял решение, решив добровольно расстаться с жизнью, думая прежде всего о своей жене и сыне. Если его возьмут и объявят врагом народа, то что их ждёт. Смерти он не страшился, не раз заглядывая ей в глаза, его более страшила мысль о том, что оболгут его честное имя, репрессируют семью.

После обеда он заехал к себе домой.

— Что то ты сегодня рано, Паша, — увидев мужа сказала Елизавета Андреевна. Она была молодая интересная женщина, работающая учительницей в школе. Елизавета Андреевна была на пятнадцать лет моложе мужа, заменив сыну Павла Васильевича, Константину мать, умершую от тяжёлой болезни. Она искренно любила своего мужа. Константин учился в военном училище и собирался стать офицером, как его отец. С мачехой, которая была старше его всего на восемь лет, у него были прекрасные отношения и он не укорял отца второй женитьбой.

— Паша, что случилось? — с тревогой в голосе спросила жена.

У них дома, по праздникам, часто собирались весёлые компании, состящие из сослуживцев мужа и их жён. Она так же как и муж переживала аресты и репрессии знакомых людей, считая это несправедливым.

— С чего ты взяла, что что-то случилось, — раздеваясь и проходя в комнату сказал муж. — Ничего не случилось, успокойся.

Павел зашёл в кабинет на несколько минут, а затем вышел и сел в кресло, приняв задумчивый вид.

— Паша, кушать хочешь? — пытаясь отвлечь Павла Васильевича от грустных мыслей.

— Нет, спасибо, Лиза. Сядь в кресло, пожайлуста, мне надо с тобой поговорить, — полковник закрыл ладонями лицо, собираясь с мыслями. Жена подошла к столику и села в кресло напротив мужа. На столе лежал какой-то предмет, завёрнутый в ткань.

— Лиза, я никогда не расказывал тебе об этом. Старший в семье несёт знания о тайне.

— Паша, не говори загадками, какая ещё тайна, — пытаясь засмеяться сказала Лиза, но увидев каменное лицо мужа, смолкла.

— Это все очень серъезно, не надо шутить, — предупредил Павел Васильевич. — Разверни, пожайлуста, ткань.

Елизавета развернула ткань и увидела стальную пластину с какими-то значками на ней. Она вопросительно посмотрела на мужа, ожидая дальнейших разъяснений.

— Тайна в этой пластине. Корни этой тайны, уходят в глубину веков, я лишь знаю, что эта пластина досталась мне от отца, а ему от деда. В наш род она попала от французского офицера Анри де Понтарлье, который был влюблён в мою пра-прабабушку. Это было в 1812 году, во время Отечественной войны. Он попал в плен, где они и познакомились. Француз вернулся во Францию и через год погиб.

Он был знатного происхождения, граф. От него у моей пра-прабабки родилась дочь. Моя пра-прабабка вышла замуж за помещика Смычкова, который и усыновил дочку. История этой пластины связана с историей Франции. По преданию, это карта местности, где зарыт клад с сокровищами. Я попытался было выяснить, что это за местность, но безрезультатно. Я слишком мало знаю. Со временем ты перескажешь историю этой пластины моему сыну.

— Паша, ты сам ему все расскажешь, — возмутилась Лиза.

— Хорошо, я сам расскажу. Ты только запомни, то что я тебе рассказал, — стал спорить с женой Павел. — Черт, забыл самое главное. Год — 1457. Запомни эту цифру, а лучше запиши. Я наводил исторические справки касательно Франции, этого года. В этот год Франция ещё не была полность объединена, как единое государство, которое создал Людовик XI. Я не знаю, что значат эти цифры, может дата схоронения клада, может ещё что-нибудь. Ну вот в принципе и все. Обязательно запомни и запиши год в свой блокнот.

— Хорошо, хорошо, Пашенька ты не волнуйся.

— Мне пора на службу.

— Ты когда будешь, как обычно.

— Сегодня поздно, много работы.

Она прождала мужа весь вечер, затем всю ночь и лишь утром узнала страшную весть — её муж, полковник Павел Васильевич Смычков, застрелился в своём рабочем кабинете, получив повестку от следователя НКВД…

33. 1940 год. Франция. Майор Генрих фон Ротгер.

Франция лежала у ног Адольфа Гитлера, разбитая и униженная. Чтобы ещё пуще унизить страну и французов, Гитлер заставил правительство Франции подписать акт о капитуляции в том самом вагоне, в Компьене, где в 1919 году Германия сдалась на милость Антанты и приказал разрушить памятник, воздвигнутый в честь победы войск Антаны над кайзеровской Германией.

Гитлер оставил небольшую территорию Франции, на юге страны, для самоуправления, со столицев в городе Виши, посадив во главе престарелого маршала Петена — предателя своего народа.

Майор фон Ротгер бродил по улицам Парижа, рассматривая красоту соборов и величие дворцов. Но его мысли были далеко от красоты Парижа, он приехал, чтобы отыскать след графов де Понтарлье.

Кадровый офицер абвера, он был специалистом в области военной разведки и прибыв в Париж, был откомандирован к оберсту Вернеру фон Дитцу, который координировал действия Абвера в окупированной Франции.

Управление Абвера занимало двухэтажный особняк на Елисейских Полях. Ранее этот дом принадлежал французскому аристократу маркизу де ла Режи, бежавшему из страны в Англию. Особняк был укрыт в тиши прекрасного сада, в глубине от улицы, что и остановило выбор абверовцев для своего штаба, по роду своей службы, предпочитающих оставаться в тени, не афишируя свою деятельность. Внешне казалось, что особняк не охраняется, но это было совсем не так. Под видом сторожа и садовника скрывались сотрудники охраны, в небольшом домике для прислуги, распологалась основная охрана помещения. Посторонний человек сюда зайти не мог, увидев на воротах табличку «Управление военных перевозок».

Доложив дежурному офицеру о своём прибытии, майор фон Ротгер стал ожидать в приёмной вызова к полковнику. Дежурный лейтенант распахнул перед майором дверь, ведущую в кабинет фон Дитца:

— Герр оберст ожидает Вас, господин майор.

Майор прошёл в кабинет и увидел, вставшего из-за стола и идущего ему навстречу оберста.

— Хайль Гитлер! — приветствовал он фон Дитца.

— Хайль! Проходите, майор, присаживайтесь. Сигару, кофе? — полковник на правах хозяина был любезен. — Как добрались?

— Благодарю, господин полковник, нормально. От кофе и сигары не откажусь.

Старик фон Дитц источал собой благодушие, и любой не знающий полковника — старого друга главы Абвера, самого адмирала Вильгельма Канариса, легко попадался на эту удочку. Старый лис помнил ещё полковника Вальтера фон Николаи, главу германской разведки в годы Первой Мировой войны, талантливейшего руководителя, под чьим началом началась его карьера. Сейчас фон Дитцу было уже под шестьдесят. Он по-прежнему обожал французский коньяк и кубинские сигары, чёрный кофе и не собирался изменять своим привычкам. После развала Германской Империи, он был выброшен из рядов армии в звании майора, горько сетуя, что его опыт разведчика никому не нужен. В 1925 году с приходом к власти фельдмаршала Гинденбурга, фон Дитц поступил на службу в военное министерство. До прихода Канариса на пост начальника военной разведки и контрразведки в 1935 году, фон Дитц служил в военном министерстве по связям с контрразведкой, но не выполнял каких-либо ответственных поручений, хотя и получил чин подполковника. Он был вновь востребован с приходом Канариса, который очень чтил фон Дитца за его талант и виртуозность исполнения заданий, сталкиваясь с ним по работе ещё во время Первой Мировой войны. Фон Дитц получил повышение и продолжил свою работу с удвоенной энергией. В свои пятьдесят семь лет полковник сохранил прекрасную форму, ежедневно занимаясь гимнастикой и плаванием. Сейчас он ожидал к Новому году присвоения очередного звания — генерала-майора, которое было обещано ему адмиралом Канарисом.

— Не хотите ли рюмочку коньяка, барон? — поинтересовался фон Дитц у майора. — «Наполеон».

— Охотно, буду весьма признателен.

Оберст разлил коньяк в пузатые бокалы, вошедшая секретарь принесла кофе, лимон и бисквиты. Подав майору боуал, полковник предложил выпить за успех Вермахта.

— Прозит.

Выпив по глотку превосходного коньяка, закурив по сигаре, офицеры приступили к беседе.

— Какие новости из Берлина? — поинтересовался полковник. «Скрипач» по-прежнему строит козни против нашего адмирала?

«Скрипач» — так звали посвящённые в высшие тайны, офицеры Абвера, главу Управления Имперской Безопасности обер-группенфюрера Рейнгардта Гейдриха, чья контора соперничала с их службой и не упускала возможности навредить и опорочить в глазах фюрера их шефа. Дед шефа службы безопасности был евреем и играл в Венской оперетте на скрипке.

— Адмирал, прежде всего, просил передать от него привет, — сообщил фон Ротгер, — а также, что он помнит о своём обещании. Фон Дитц зарделся, он давно мечтал об эполетах генерала.

— Скрипач по-прежнему трепет нервы адмиралу, но адмирал сейчас в особенном почёте у Гитлера. Так что не страшно. Между нашими службами всегда было противостояние, но пока незаметно, чтобы оно переросло в конфликт, но с Гейдрихом надо быть всегда начеку, он не упустит возможности подложить Абверу свинью.

— Вы правы, майор, — улыбнулся фон Дитц, — Поэтому осторожность и ещё раз осторожность.

Оберст фон Дитц мог себе позволить по-откровенничать с бароном фон Ротгером, который был воспитанником адмирала и одним из его любимцев.

— Знаете, барон, в недалёком будущем нас ждут новые подвиги. Как я осведомлён, Гитлер устремляет свой взор на Восток — на Россию.

— Да, меня несколько удивило, что фюрер отказался от плана «Zeeleve», консервативная Англия треснула бы по швам как старая ночная рубашка. Но просторы России огромны.

Но нам, немцам, следует помнить о завещании великого Бисмарка — не будить русскогомедведя, пусть спокойно спит в своей берлоге. — Да, Генрих, фюрер полностью игнорирует Бисмарка, но именно сейчас мы сильны как никогда. Вся Европа работает на военную мощь Германии. Конечно наши союзники, кроме Японии не представляют реальной силы, и могут служить лишь на вспомогательных направлениях.

— Итальянский дуче Муссолини мнит себя великим полководцем, несмотря даже на то, что в Африке, прошу извинить за выражение, попросту обгадился, как нашкодивший кот. Его попытки вторжения в Египет из Ливии провалились, англичане его остановили. Дуче хоть и захватил Британское Сомали, часть Кении и Судана, но дальше, без нас, немцев, ему не продвинуться. Муссолини вынужден будет просить помощи у фюрера, когда англичане дадут ему коленкой под зад.

— Вы правы, барон, итальянцы — это будет ещё одна наша проблема,которую нам придётся решать за свой счёт.Теперь о делах. Вы должны были проводить операцию по снабжению англичан дезинформацией, используя французских «патриотов».

— Совершенно верно, адмирал сказал мне, что Вы предоставите в моё распоряжение несколько перевербованных агентов и представителей французской знати, имеющей широкие связи с аристократией в Англии, чтобы одна и та же информация шла из разных источников. Так будет надёжнее и вызовет меньше подозоений, что мы пытаемся всучить англичанам дезинформацию.

— В этом пока отпала острая необходимость, мы по-прежнему будем снабжать англичан дезой, но не в таких крупных масштабах, как предполагалось. Сейчас главное направление — Восток. Я дал запрос адмиралу, касательно Вас, и жду инструкций. А пока, отдохните пару деньков, развлекитесь, поверьте старику, пока у Вас есть такая возможность. Я отряжаю в полное Ваше распоряжение, барон, лейтенанта Гельмута Кутцена, если возникнут какие-либо проблемы, прошу обращаться непосредственно ко мне, без стеснений…

Генрих фон Ротгер решил посвятить два свободных дня не для окунания в пучину разврата, как советовал старый лис фон Дитц,а поискам следов фамилии де Понтарлье.

Как и обещал полковник, в его распоряжение бал выделен лейтенант Кутцен вместе с машиной и шофёром.

Он сделает то, что не удалось его деду — офицеру прусской кавалерии. Это был 1870 год, во время Франко-Прусской войны. Если бы не рана, полученная в самом конце войны и заставившая его проваляться в госпитале, вплоть до вывода прусских войск из Франции, возможно он и напал бы на след этих Понтарлье, но судьба распорядилась иначе. И вот теперь ему, наследнику пластины Кампобассо, предстоит выяснить судьбу второй пластины — ключа.

Его деду удалось выяснить, что в войсках Тевтонского Ордена служил граф Анри де Понтарлье, который перейдя на службу к магистру Ливонского Ордена, погиб в приграничной стычке с поляками. Его сын, похоронив в Риге отца, уехал на родину — во Францию. Дальнейшие поиски привели к служившему в войсках Наполеона капитану гвардии Шарлю де Понтарлье, о судьбе которого известия терялись с момента нашествия на Россию.

Чёрный «Мерседес» ждал его за оградой.

— Лейтенант Людвиг Кутцен, — представился невысокий офицер, отдавая честь. — Поступил в Ваше распоряжение, герр майор.

— Майор фон Ротгер.

— Куда Вас отвезти, герр майор, — услужливо распахнул дверцу машины Кутцен.

Он приказал лейтенанту отвезти его в главный архив истории Франции, который несмотря на своё удивление, немедленно выполнил приказ майора. Отпустив лейтенанта у здания архива, он распорядился предоставить машину через три часа…

Зайдя в здание и поздоровавшись с привратником на превосходном французском языке, майор попросил проводить его к архивариусу.

— Он в подвале, мсье.

— Будьте добры, проводить меня.

Старый хромой привратник посмотрел внимательно на офицерский мундир немца и ничего не сказав повёл барона в подвал.

— Мсье Жан, к Вам вот немецкий офицер, — подвёл к архивариусу майора привратник.

— Здравствуйте, мсье Жан, — поэдоровался майор и представился, — майор Генрих фон Ротгер.

— Чем могу служить, герр майор.

Старый архивариус мсье Жан был типичным представителем своей профессии.

Линзы очков дополняли неряшливый облик архивариуса, который был отрешён от мира сего и находил увлечение только в книгах.

— Меня интересуют некоторые данные из истории. Я занимаюсь поисками некоторых лиц, — и увидев испуг на лице архивариуса, поспешил добавить, — мой баронский род имел родственные отношения с древним французским графским родом несколько веков назад. Я хотел бы отыскать представителей этого рода и если им необходима моя помощь, то оказать её.

— Это благородно, сударь, — успокоившись и вздохнув, произнёс мсье Жан. — Постараюсь Вам помочь. — Кого Вы хотите найти?

— Меня интересует фамилия де Понтарлье. Это древний бургундский род.

— Ну что ж, сударь, или как Вы предпочитаете, чтобы я Вас называл: герр майор или герр барон? — поинтересовался архивариус.

— Называйте так, как Вам нравиться, это не имеет для меня особого значения.

— Хорошо, мсье барон, пойдёмте посмотрим французскую хронику. Простите, я забыл поинтересоваться какой период Вас интересует.

— С1800 года, мсье архивариус, примерно с этого периода мои родственники потеряли их след…

Перерыв несколько пыльных томов, архивариус радостно воскликнул:

— Вот, есть упоминание об офицере армии Наполеона — капитане Шарле де Понтарлье. Он служил в кавалерии маршала Мюрата и участвовал в походе на Россию. Бедный старый добрый архивариус мсье Жан, он не знал истинных целей майора фон Ротгера, и хотел ему искренне помочь, веря в благородство немца и убаюканный его сладкими речами. Фон Ротгер кинулся к архивариусу и взял раскрытый том документов. На пожелтевшей странице он увидел столь знакомое, как и столь ненавистное ему имя. Прочитав упоминание о Понтарлье, он попросил мсье Жана поискать дальнейшее упоминание о Шарле де Понтарлье и его родственниках.

— Сударь, понадобиться несколько дней, чтобы проверить французскую хронику того времени.

— Хорошо, мсье Жан, я зайду в четверг, подготовьте все данные, которые найдёте. Я буду Вам очень признателен.

— А Вы не пробовали обратиться в центральное справочное бюро Парижской мэрии?

— Пробовал, но увы, безрезультатно, — с огорчением в голосе сказал фон Ротгер. — Так я зайду в четверг. Очень на Вас надеюсь, мсье Жан…

34. 1940 год. Франция. Архивные данные.

Как он и договаривался со старым архивариусом мсье Жаном, майор фон Ротгер приехал в архив в четверг. Сегодня, в отличие от прошлого визита, на майоре вместо мундира с наградами, ладно сидел темносиний в серую полоску костюм. В костюме майор был скорее похож на преуспевающего коммерсанта, чем на опытного разведчика. Искусством перевоплощения фон Ротгер владел в совершенстве, недаром его учителем был сам адмирал Вильгельм Канарис — глава Абвера. Генрих мог в совершенстве изъясняться на трех языках — французском, английском, испанском, кроме того он обладал значительными познаниями в русском языке. Фон Ротгер считался в Абвере интеллигентом и интелектуалом, и отчасти философом. Кроме того барон был знатен и достаточно обеспечен, служа в разведке не только из-за денег и славы, а ради престижа и самоудовлетворения.

Кроме всех его заслуг он был одним из любимых учеников Канариса и недавно был им награждён серебряной зажигалкой с личной монограммой адмирала, свидетельствующей о его заслугах.

Сейчас получив краткосрочный отпуск перед новым заданием, барон употреблял его на поиски следов де Понтарлье, явившись в архив и с нетерпением ожидая новостей от старика-архивариуса.

Мсье Жана он нашёл опять в подвале здания, как и в прошлый раз. Старик сидел на стуле, наклонившись над каким-то фолиантом, соредоточенно читая и морща лоб.

— Здравстсвуйте, мсье Жан, — приветствовал старика Генрих.

— А, господин барон, добрый день, — ответил архивариус. Вас сегодня не узнать.

— Я не очень люблю носить форму, я — ведь не боевой офицер, — соврал фон Ротгер. Был коммерсантом, призвали на службу, и вот служу по интендантской части. Вы подготовили информацию по моей просьбе?

— Да сударь, мне удалось кое-что найти. В хронике 1812 года есть упоминание о Шарле де Понтарлье, служившего в кавалерийских частях маршала Мюрата. Он участвовал в сражении под Бородино, был награждён знаком Почётного Легиона. При отступлении французов из Москвы, он попал в плен. Пробыв некоторое время в плену, он был отпущен во Францию. Он вступил снова в войска Наполеона, получил чин майора, участвовал в сражении под Дрезденом и в итоге пал смертью героя в Лейпцигском сражении в чине подполковника.

— Никаких данных о его семье, потомках? — спросил Генрих.

— Он не был женат. Не имел детей. У него не было ни сестёр, ни братьев.

— Неужели больше ничего не известно.

— Нет, мне удалось ещё кое-что найти, — торжествующим голосом сказал архиавриус.

— Что? — нетерпеливо спросил фон Ротгер, — говорите, прошу Вас.

— Майор Шарль де Понтарлье подал рапорт на предоставление ему отпуска для поездки, куда Вы бы думали, господин барон?

— Полагаю во Францию, к родным.

— В том то и дело, что нет. Он просил ему дать отпуск для поездки в России. Небывалый случай. Франция находилась в состоянии войны с Россией, а старший офицер просит дать ему отпуск для поездки в Россию. Ему было отказано.

— А чем он мотивировал свою необычную просьбу? — поинтересовался барон.

— В своём рапорте он писал, что оставил семейную реликвию в России, при отступлении, когда был взят в плен.Оставил на хранение одной девушке, клятвенно пообещав вернуться.

— Мсье Жан, — обратился к архивариусу фон Ротгер, — покажите мне рапорт.

— Сейчас, мсье барон, принесу.

Фон Ротгер жадно схватил пожелтевшие от времени листы бумаги, принесённые стариком, стал жадно вчитываться в каждую строчку. Прочтя рапорт де Понтарлье, он хотел было забрать бумаги, но передумал и протянул их обратно архивариусу. Не даром он обладал феноменальной памятью, запомнив все, что ему было необходимо для дальнейших поисков пластины.

— Значит он оставил пластину девушке, когда вернулся во Францию. Надо искать след в России, благо уже не долго ждать…

Поблагодарив старика-архивариуса за оказанную помощь, он отправился к фон Дитцу, в управление Абвера.

Дитц встретил Генриха радушно, угостив гаванской сигарой и предложив коньяк.

— Дорогой барон, я сегодня связывался по телефону с шефом, он Вас ждёт в Берлине, — сообшил новость оберст фон Ротгеру. У него есть для Вас новое задание.

— Полагаю, речь идёт о Восточном направлении.

— Вы как всегда проницательны, Генрих. Сейчас наши усилия обращены на Россию. Наш фюрер нуждается в большем жизненном пространстве. Приготовления идут полным ходом.

— Герр оберст, ведь ещё великий Бисмарк и начальник штаба фельдмаршал Мольтке предостерегали от попыток завоевать Россию. История нас многому научила.

— Все это так. Но сейчас Германия сильна как никогда. На нас работает вся Европа. СССР лопнет как мыльный пузырь. Это колосс на глиняных ногах. Фон Ротгер предпочёл промолчать, не отвечая на восторженные тирады фон Дитца.

Этим же вечером он вылетел в Берлин на транспортном самолёте…

Конец второй части