Золотое сердце. Ветер

Альда Романьес

Диего Романьес, ее брат

Луис

Граф

Духовник

Поэт

1-ая барышня

2-ая барышня

Дама

Тереза, старая служанка в доме Романьес

Хорхэ Гонгора

Педро

Пабло — революционеры

Родриго

Комендант трибунала

1-ый судья

2-ой судья

Старый рабочий

Молодой рабочий

Бабка

Нищий

1-ый повстанец

2-ой повстанец

3-тий повстанец

4-ый повстанец

Женщина с ребенком

1-ый прохожий

2-ой прохожий

3-тий прохожий

1-ый часовой

2-ой часовой

Повстанцы, зеваки, солдаты

Действие происходит в городе Картагене в 1873 году

Действие первое

Площадь города. В глубине дворец правителя с большим балконом. Ночь.

Нищий.

Ох, ветер, ветер!..

Никого не встретишь.

(прислушиваясь)

Палят. Тоже! работают!

Ведь ветер какой, и кому охота?..

Третий день, мука чистая…

Как кто кого увидит — обязательно выстрелит…

(С разных сторон входят повстанцы)

1-ый повстанец.

Ни зги.

Кто там? свои? враги?

2-ой повстанец.

Кто там? отвечай!

3-ий повстанец.

Стреляй!

1-ый повстанец.

Вы кто? за кого?

2-ой повстанец.

Мы то? Мы за народ.

1-ый повстанец.

Ишь, что несет! Теперь все «за народ».

3-тий повстанец.

Чего там разбирать —

Стреляй!

(Наводит винтовку)

1-ый повстанец.

Стреляй!

Ура! за федерацию!

2-ой повстанец.

Фе-дерацию? Чорт побери, да ведь это наши!

3-тий повстанец.

А ты толком спрашивай.

1-ый повстанец.

Жутко — как бы ихних не встретить.

Нищий.

Ох, и ветер же, ветер!..

3-тий повстанец(нищему).

А ты чей?

Нищий.

Я вроде как сам по себе, то есть ничей.

Мы люди мелкие, бедные…

(Вбегает 4-ый повстанец)

4-ый повстанец.

Победа! победа!

2-ой повстанец.

Ты кто? отвечай?

4-ый повстанец.

Сдавайтесь! мы победили!

Долой насильников!

3-тий повстанец.

Стреляй!

4-ый повстанец.

Чего тут стрелять! победили!

Нищий.

Как увидит — выстрелит.

1-ый повстанец.

Кто победил?

4-ый повстанец.

Мы! федералисты!

(Крики — «да здравствует революция!» Чей-то одинокий возглас «долой!». На площадь приходят рабочие, прохожие, старуха)

Нищий.

Вот сейчас подерутся!

4-ый повстанец.

Кто кричит «долой»? держите его!

Прохожий.

Это я кричал «долой короля и всех притеснителей».

Нищий.

Еще будут драться.

1-ый повстанец.

Не надо поддаваться!

Это провокация!

4-ый повстанец.

Сам Гонгора сказал, что подписана сдача. (старику)

Ты чего плачешь?

Радоваться надо.

Старик(испуганно).

Так я не плачу… это от радости… (про себя)

Что будет с нами?

Что будет с Испанией?

Тридцать лет я рубился под этим знаменем…

Бабка.

Что-что, а картошка дешевле будет, по новому значит.

1-ый повстанец.

Гражданка, вы удивительно несознательны!

2-ой повстанец.

Провокация!

Прохожий.

Кто провокатор?

2-ой повстанец.

Смерть провокаторам — топить их надо.

Педро.

Граждане, не омрачайте нашей радости!

Ведь это великий праздник.

Новый мир…

1-ый прохожий.

А позвольте вас спросить какая разница?

2-ой повстанец.

Можно по пальцам сосчитать:

Вот ты получал два песета, а теперь будешь получать пять.

Молодой рабочий.

Каждое слово — молитва… братство… слышите братство…

Свободная коммуна… федерация…

Какой свет!..

Нищий.

Тьма кромешная, а ему свет!

Старый рабочий.

Сорок лет подымал я тяжелый молот,

Подымал, опускал, проклинал я долю мою,

Теперь я волен, гол и молод,

Звезды расплескаю, души раскую.

Гонгора разбудил нас, как крик, как плач.

1-ый повстанец.

Гонгора — на горе первый трубач.

2-ой повстанец.

Гонгора — моря гул протяжный.

3-тий повстанец.

Гонгора — петух на страже.

Старуха.

Пресвятая Дева, Гонгора — пророк.

Молодой рабочий.

Гонгора — на заводе безумный гудок.

Он звал дремавших нас,

Он слал гонцов за нами.

Кто-то спросил: гудок… который час?

И он ответил: это час восстанья!

Педро.

Граждане, Гонгора сейчас будет приветствовать победивший народ,

С этого балкона.

Женщина(подымает ребенка).

Гляди! он сейчас придет.

Гляди и запомни — ты видел Гонгору.

Ребенок.

Это король? или папа?

У него на мантии алмазы?

Женщина.

Нет, это только святой каторжник.

У него от цепей на теле язвы.

(Входят Альда и Диего, закутанные в плащи с капюшонами)

Диего.

Уйдем отсюда, нас могут заметить,

И потом холодно… ветер…

Альда.

Нет я хочу посмотреть этого шута исступленного,

Ведь они им бредят: «Гонгора! Гонгора!»

Диего.

Но это неблагоразумно… толпа возбуждена… что за охота…

Ведь если нас узнают — будет плохо…

Альда.

Нас не увидят… темно…

И потом я не уйду… — все равно…

(Входит Гонгора. Приветственные крики: Гонгора! Гонгора! зажгите факелы! Все факелы, кроме одного, гаснут на ветру)

Нищий.

Ишь, ветер гасит.

Один горит…

Женщина(ребенку).

Это Гонгора — смотри!

Гонгора.

Они сражались под знаменем смерти,

За банки и за замки, за чины, за гербы, за могилы.

Мы за жизнь умирали, дыхнет дерзкое сердце

Тем, что еще не свершилось.

Мы за нерожденное, за непришедшее, за то, что только будет.

За то, чего, может быть, никогда не будет.

Прекрасен град обетованный,

Но еще прекрасней дикий путь.

Праздновать рано.

Нельзя передохнуть.

Дальше! дальше! надо торопиться!

Дальние братья, восстаньте!

Пусть наши крики — быстрые зарницы

Вспыхнут на небе усталой Франции.

Всюду враги! столько измен!

У «Железных Ворот» еще бой. Король послал войска на Картаген.

У них золото и поэты, пушки и адвокаты.

У нас только руки, и цепь на них еще гремит.

Но если все огни погаснут — вот этот малый факел

Ярче вспыхнет и зажжет горючий мир.

Диего.

Уйдем! я не могу больше! слышишь

Как он морочит этих нищих!..

Альда.

Обожди еще!.. Диего, а что если мы погибли?

Нет, но мы накануне…

Помнишь — в Библии

О таком священном безумии…

Диего.

Ты бредишь? Надо идти! оставаться дольше глупо,

И перед нашим делом преступно.

Молодой рабочий.

Браво! Гонгора! сердце солнца горячей!

Им не залить угли-глаза!

Старуха.

Браво! браво! теперь мы будем жить почище богачей,

Если только не отнимут назад.

(Голоса: Гимн! Гимн! Толпа поет)

Хор.

Довольно ива клонила тяжелую ветвь,

Сердце стыло в глуби.

Жить — это петь,

И любить, и убить.

Рассыплем святцы — золотые бусы,

Звезды раскидаем по небу,

Чтобы было весело и пусто

Новым людям в старом доме.

Мудрецы, берегитесь! Нынче пляшут дети,

Над вашей мудростью смеются,

Это — ветер, ветер, ветер,

Революция!

Еще столько стран, где пламя не вспыхнуло.

Но что нас сегодня удержит?

Эй, встречный, дай мне летучую искру —

Я зажгу мое легкое сердце.

Бей же крылами, безумный петух!

Гори, лети, от края до края,

Чтоб во веки веков не потух

Пожар, что в ночи разгорается.

Знамя в кровь опусти и вздыми — факел ярости светит,

И с него кометы дерзкие льются.

Это — ветер, ветер, ветер,

Революция.

Сколько весел еще, сколько буйных лун!

Любите! рубите! крушите пока не поздно!

Вытопчи землю, ликующий бунт,

Очерти небеса красноперыми грозами!

Ничего не оставим! дальше! дальше!

Мы не были, нет нас, мы только будем…

Приплываем и причалим и снова отчалим,

Нет у нас отчизны, кроме вьюжной вьюги.

Слышите — стало по новому на свете —

В хороводы народы плетутся, несутся и бьются.

Это — ветер, ветер, ветер,

Революция.

Диего.

Пародия! гимн разбойников!

Можно ль сравнить его с нашим!

Альда.

Да, наш торжественный, спокойный,

А от этого страшно.

Диего.

Идем! я чую что-то недоброе.

Альда.

Обожди! еще минуту… ради Бога!..

Гонгора.

Быть может среди вас есть сторонник централистов?

Пусть он открыто выступит,

Пусть защитит короля перед всеми.

У нас свобода мнений!

Нет никого? Я думал, что мои противники смелее,

И говорят не только перед своими лакеями.

1-ый прохожий.

Они трусы! как что — «мы, то есть, отстраняемся».

2-ой прохожий.

Хоть лев на гербе, — повадки заячьи.

Диего.

Неправда! они воины!..

Альда.

Диего!.. Господи!.. что это?..

Диего(Гонгоре).

Ни ты, ни я — мы не искали этой встречи.

Судьба свела нас. Я тебе отвечу.

Есть мудрые законы Бытия:

Стройно светила текут, мерно растет придорожная травка.

Весной зеленеют горькие поля,

Чтоб вздымались цепы опоенного августа.

Есть день и ночь. Покой. Предел. Крепка земная твердь.

Ты можешь изменить названья, карты, флаги.

А усталость? а роздых? а смерть?

Разве ты с ними сладишь?

Меняй иль не меняй — земля не знает перемены…

Гонгора.

О, как я ненавижу вашу землю!

Надо мной пустые небеса — звезды отсветившие.

Подо мной земля, в ней гроба, кости, истлевшие кости.

Я боюсь ступать но земле! вся земля — кладбище.

Не хочу ни смерти, ни сна, ни осени.

Только март я люблю, и гром, зеленый гром,

И еще люблю — проснуться слишком рано…

Мы ведь мир перестроим заново,

А если не сможем — из мира уйдем.

Диего.

Тебя ведет только зависть и злоба.

Ты кричишь, а солнце сияет как прежде…

Гонгора.

Что ж! если надо я выстрелю в солнце!..

Диего.

Ты не мятежник, не преступник, нет,

Просто слепец.

Да, можно свергнуть короля, но обывателя, что жаждет хлеба и покоя, — его не низложить.

Он трижды прав за кувшином вина в уютном доме.

На кого ты восстал? — на жизнь,

На гармонию.

Гонгора.

Гармония, законы и нрава, —

Какие непонятные слова!

Надо уметь ненавидеть, надо одну только искру и много, много ветра,

Чтоб от вашей гармонии осталась горсточка пепла.

Диего.

Вы ль это говорите, сеньор Гонгора?

Вы не пастух, не погонщик мула, вечно пьяный —

Значит вы их обманываете!

Я кое-что слыхал о вас. Вы учились в Саламанке.

В Магдебурге спорили о Канте,

Портили глаза над сказками Прудона,

Ваш ум скептический ценили профессора Сорбонны,

И в мадридских журналах не раз я встречал это имя — «Гонгора».

Вы не сапожник, не младенец, даже не поэт,

И вы пред ними повторяете вот этот бред?

Гонгора.

Не я говорю, не Гонгора.

Разве я мог бы говорить так дерзко и громко?

Говорит вот этот парень и та старуха, и вся толпа.

Я только труба.

Говорит ветер с каменной Сьерры.

Там вопит пастух в грубой козьей шкуре,

Как я — носитель новой веры,

Апостол бури.

На моей щеке ледяное дыханье Сибири…

Ползет из Сахары сирокко душный и трепетный…

О, как много ветра стало в мире!..

Диего.

Ты смеешь говорить…

Гонгора.

Нет, не я, только ветер.

Альда.

Все это так страшно… мне кажется порой, что он пророк…

Диего.

Юродивый иль ловкий демагог.

(Про себя)

Я не могу. Пусть это безумье. Не знаю.

Кто-то во мне подымается грозный, нечаянный.

Их много — я один. Все равно. Пусть конец.

Я молчать не могу. Ветер и во мне.

(Толпе)

Рабы, вы прах, вы пыль! На миг вы возмутились,

Чтобы потом на землю пасть. Все это так старо…

Я слабый человек, но я кричу: «да здравствует король

Леона и Кастилии!»

(Смятение. Враждебные крики. Толпа обступает Диего)

1-ый повстанец.

Провокатор!

2-ая барышня.

Мадридская собака!

Педро(заглядывает в лицо Диего).

Ах! это Диего Романьес, главарь аристократов…

Прохожий.

К стенке! куда ты, куда!..

Педро.

Он умрет, как враг народа, но нельзя ж без суда.

Прохожий.

Мы слишком долго ждали!

Педро.

Граждане подождите полчаса — ведь суд простая формальность.

Прохожий.

Мы не можем ждать! смерть роялистам!

Нищий.

Вот-вот сейчас выстрелят!

Педро.

Гражданин Гонгора, по моему его придется увести —

Опасны эти бредни.

Гонгора.

Ведите!.. Устоять он думал на моем пути…

Вот крест… о, если бы последний!..

(Диего уводят. На сцене остается Гонгора, Альда и на ступенях балкона нищий)

Альда.

Скажите, что они сделают с братом?

Гонгора.

Ах, это ваш брат!.. не знаю…

(За сценой голоса: «Смерть, смерть аристократам!»)

Альда(про себя).

Зачем я здесь, с этим сумасшедшим?

Просить некого, говорить нечего…

А ноги будто приросли к этому камню…

Уж я — не я… кто-то несет нас… играет нами…

(Гонгоре)

Что они сделают с братом?

Гонгора.

Я уж сказал… суд, строгий суд народа, должная расплата…

Альда.

За что? за прямоту? за то, что он толпе не льстит?

Гонгора.

За то, что мы летим, а он стоит.

«Да здравствует король» —

Это грязное захватанное серебро,

Придворные, вино из Хереса, а у голодной матери,

Младенец тянется к груди иссохшей… слабее… слабее…

Берегитесь! тысячи мертвых младенчиков синими ручками схватят

Это нежное кружево на вашей девичьей шее.

Девки из порта, которые спят каждую ночь с дюжиной матросов,

Грузчики, что плюются кровью, надрываясь,

Скорняки, вшивые, мозолями, как гнойной корой, обросшие…

Впрочем, это вас мало занимает!..

Ваш брат хотел «восстановить порядок»…

Для нас это виселицы, для вас заслуженный отдых, балы и награды.

Он знал одно: на помощь банды короля идут.

Придут ли? Посмотрим!.. теперь пусть узнает наш суд!

Альда.

Никто из нас не знает, что впереди.

И кто вам дал право судить?

У каждаго своя правда, каждый Господа по своему славить.

Почему вы уверены, что только ваш путь — правильный?

Гонгора.

Был рай Христа в голубеньком небе с розовыми ангелочками,

А ваш брат устраивал еще собственный рай — чего лучше —

За бутылкой ликера, с танцовщицей, ночью…

Один рай для жизни, другой, Христов, на всякий случай…

Наш рай — дорога в край,

Куда нельзя никогда придти,

Нет рая выше, чем борьба за рай,

Нет счастья слаще, чем всегда идти.

Альда.

Но если люди в этот рай не захотят?

Что, если им милей привычный с детства ад?

Гонгора.

Я их заставлю! я сожгу их затхлый дом.

Слепцов надо в рай загонять бичом!..

Альда.

В рай загонять?.. вы не смеетесь?.. О, как я тебя ненавижу!..

(Идет к нему, всходит на ступени веранды)

Но отчего меня влечет к тебе, и ты все ближе?

У тебя твоя правда, не моя, другая… ведь есть тысячи правд.

Может быть, я ее узнаю, не теперь, потом, отстрадав.

Гонгора.

Мне жаль вас, ваш отец академик, верно профессора и адвокаты няньчились с вами,

Но бедны и темны, как наша Испания.

Вы не знали движенья, волненья, творческих мук.

Вы как земля, которую еще не взрезал плуг.

Читаете «Подражанье Христу», вас убаюкивают монахи хитрые —

Ученики проклятых инквизиторов…

Альда.

Вы мне напомнили… У нас в галерее есть старый портрет,

Вы так на него похожи,

Тот же дикий рай в глазах, жестокий свет,

Такие же руки ропотные и тревожные…

Гонгора.

Кто ж мой двойник? беспечный поэт? каторжник? иль шалый капитан?

Альда.

Главный Инквизитор отец Хуан.

Гонгора.

Я?.. Инквизитор?.. нет! послушайте… лицо порой обманывает:

Вот вы непохожи на светскую даму.

В вас тот же огонь… вы могли быть с нами.

Но вы — донья Альда Романьес.

Враги!.. а меня к вам что-то тянет…

Прощайте! Я — «вождь разбойников», вы — добродетельная роялистка,

Наш разговор может показаться подозрительным.

(Подает руку)

Альда(про себя).

Какие руки!.. летучий пламень…

(Громко)

Скажите, неужели вы б могли вот этими руками?..

(Входит Педро)

Педро.

Гражданин Гонгора, там девять заговорщиков поймали,

Вас ждут в Верховном Трибунале.

Гонгора.

Иду. (Альде, подымая руку) Да! вот этой рукой!

Прощайте!

(Уходит)

Нищий.

Ветер то какой!

Альда.

Ушел. Трибунал. Что будет с Диего?

Брат или враг? недруг иль друг?

Все мы в ночи друг друга не видим, сирые, бедные,

Огоньки на ветру…

Нищий.

Христа ради, одну монету.

(Альда дает монету)

Пять песетов!

(Разглядывает ее)

Король, наш добрый старый король, где ты?

Ах, госпожа, если бы вы родились на пятьдесят лет раньше.

Как было тихо, хорошо в нашей Испании.

Все короля любили, молились и жили спокойно,

А хлеб! ведь хлеб ничего не стоил!..

Альда.

Как странно!

Я ненавижу этих повстанцев!

Я ненавижу их песни — хула и злоба — в каждом слове.

Я ненавижу их флаг — он пропитан еще теплой кровью.

Они не люди, они не плачут, и по-ребячьи не смеются,

Я их ненавижу! Я ненавижу революцию!

Но это так странно — ты испугаешься —

Я сама себя не понимаю —

Я рада, что живу в это время,

Когда жить не под силу,

Что вот эта ночь осенняя

Мне не только приснилась.

Что может на муку, может на смерть

Его я встретила,

Что влетел в мое сердце

Ветер…

Действие второе

Зал в доме Романьес. Сумерки.

Граф.

Эти бродяги победили!

1-ая барышня.

Какой ужас!

2-ая барышня.

Торжество насилия!

Граф.

Они арестовали вашего брата! посмели его коснуться!

Конечно, это недоразумение и его сегодня же выпустят…

Альда.

Мы ждем Диего с минуты на минуту.

Дама.

Но пережить этот день — какая пытка!

Граф.

Мы все отныне — на Голгофе.

Доколе, Боже?

Дама.

И представьте — сегодня мне подали кофе

Без пирожных!

Граф.

A мне сегодня Господь послал страшное испытание.

2-ая барышня.

Святая Дева! что они сделали с вами?

Граф.

На главной улице какой-то лудильщик или сапожник

Назвал меня… мне право стыдно повторить пред вами это прозвище…

1-ая барышня.

Он, верно, назвал вас королевским шпионом?

2-ая барышня.

Или мадридским наемником?

Дама.

Или притеснителем?

Граф.

О, если бы так! гораздо оскорбительней!..

Меня — дона Пабло-Эльяс-Фернандес-Клара-Барга-Варинос —

Он назвал… гражданином!

1-ая барышня.

Какая ужасная весть!

2-ая барышня.

Этого нельзя перенесть!

Дама.

Они готовы надругаться над всем святым!

Дон Пабло-Фернандес…

Граф(поправляет).

Дон Пабло-Эльяс-Фернандес…

Дама.

…Гражданин!

Граф.

Лучше смерть! мы должны выступить —

Терпенью есть конец.

Дама.

По моему это от антихриста.

Не правда ли, святой отец?

Духовник.

О да! начнем с декрета об отмене титулов.

Небесная иерархия не допускает изменений чина.

Я все деления постиг:

Есть ангелы, архангелы, есть херувимы, серафимы,

И есть ар-хи-стра-тиг!

Альда.

По вашему они не христиане,

Только оттого, что борятся с нами?

Дама.

Если они не уважают моих владений, моей собственности, моего дома —

Как они могут уважать Христа или Мадонну?

Граф.

Отобрать мои виноградники, поселить в моем доме каких-то ребят невоспитанных, и совсем не образованных.

У этих людей нет ничего святого!

Поэт.

Христос — это красота. А вы заметили

Какие у них грубые жесты, прозаические речи, убожество линий —

Полное непонимание эстетики.

Мне просто скучно с ними!

Я могу понять красоту санкюлотов: Карманьола, Бастилия, Робеспьеры, Мараты.

Но наши рабочие могут только ругаться.

Конечно они не христиане: Святая Дева это нечто изящное, с картины Мурильо,

Как она могла бы жить среди этих грузчиков или носильщиков!

Альда.

Святая Дева — Мать назаретского плотника. Она жила на земле.

Простая женщина, работница Иудеи,

Ее мозоли нежнее редких колец,

И пот на лбу — мира святее.

Духовник.

Вам надо упражняться в нашей вере;

Не то вы впадете в ересь.

Они нарушают законы Божьи: на короля злословят,

Идут против титулов, против собственности, против торговли.

Если бы Христос сейчас сошел на землю —

Он был бы наш…

Альда.

Христос для всех, Христос — ничей.

Духовник.

Он поднял бы руку в ярости священной…

Альда.

Он поднял только раз ее — на торгашей

Разве его распяли рабы, а не фарисеи?

Духовник.

Видно речи Гонгоры на вас действуют.

Есть лев и ягненок, гранд и чистильщик сапог.

Так было, так будет. Так устроил сам Бог.

Они не христиане.

Дочь моя, неужели вы с ними? берегитесь!

Альда.

Нет, я не с ними, но я и не с вами…

Граф.

Я всегда говорил, что женщины не должны заниматься политикой.

Альда.

Это не политика, может быть, это женская слабость:

Для вас одна дорога, для меня много дорог и одно людское бездорожие.

Я знаю, что кроме моей есть другая, чужая правда,

И враги как двойники друг с другом схожи.

Духовник.

Есть правые, и есть неправые.

У Святой Церкви ключ от истины.

А они прислужники дьявола —

Во главе с этим Гонгорой… «неистовый!»…

Граф.

Что ж я по-вашему похож на Гонгору, на этого предателя, иуду?

А вы знаете, что он получил от англичан миллион «за услугу?»…

Дама.

Защитник бедных — он тратит народные деньги на шампанское,

Поселил во дворце какую-то распутную цыганку…

Альда.

Не смейте лгать —

Будьте достойны такого врага!

Поэт.

Не понимаю вашего увлечения, в нем ничего изящного,

Манеры приказчика.

Граф.

Чтоб сказал бы ваш брат, услыхав, что в его доме защищают, так речисто

Этого, ну скажем мягко… авантюриста?

Альда.

Я знаю двух людей. Оба любовью горят,

И на смерть летят исступленные:

Это мой брат

И Хорхэ Гонгора.

Граф.

Вы прогрессируете, и быстро.

Еще денек-другой и вы станете отменной анархисткой.

Альда.

Легко и просто я отдала бы

Свой титул, дом и богатство —

Быть бедной такая радость!

Только дети и нищие могут смеяться.

Можно бороться за веру, за родину, за свою правду,

Но не за этот зал с золотыми канделябрами.

Они хотят жить здесь, как жили мы, —

С улыбкой отпущенья им отдам ключи еще одной тюрьмы.

Нет, я их ненавижу за другое,

За то, что они не знают покоя.

За то, что люблю я небо предвечернее,

Когда, тихо-тихо, только ребята кричат вдали,

И когда отходит трепетное сердце

От безумной суетной земли.

Они не умеют становиться на колени,

Тихо улыбаться, говорить вполголоса,

Умирать, как умирает этот сад осенний,

Обливаясь пурпуром и золотом.

Я их ненавижу за то, что на могилах играют беспечные дети,

За то, что ветер раздувает яркий факел и гасит свечу,

За то, что я сама хочу,

Чтоб задул меня этот ветер!..

Граф.

О каком ветре вы говорите?.. мне стало тревожно…

Отчего Диего не приходит?.. уж поздно…

1-ая барышня(подходит к окну).

Темно… и ветер… как воет протяжно…

Ваш брат верно ждет пока буря уляжется…

Альда(глядит в окно).

Отчего его нет?.. звезда упала…

Будто ветер сорвал ее…

Хоть бы скорей прошел этот вечер!..

Тереза зажги свечи.

(Входит Тереза с подсвечником)

Тереза.

Ох, быть беде, быть судьбе, быть всему!

Не к добру, а что и как — не пойму…

Приходили, говорили… страшно мне!

И короля нет, и Бога нет, и никого нет…

А стреляют, стреляют, разве знают в кого?.. (Крестится)

Господи, упокой душу раба Твоего!..

(Уходит)

Граф.

Здесь все свои? мы можем говорить свободно.

Только Диего нет. Мы должны обсудить кой-какие подробности.

Через несколько дней войска Руиса будут у города.

Мы должны выступить в день Всех Мертвых.

Я все наметил и людей надежных подобрал.

Диего с сотней захватить арсенал.

Я окружу дворец и арестую комитет…

Альда.

Уж ночь, а Диего нет…

Граф.

Неужели они посмеют?..

(Ветер раскрывает окно)

Альда.

Что это?

Граф.

Ветер окно раскрыл… успокойтесь!

Альда.

Пречистая Дева, огради! помоги!

Дама.

Вы слышите? шаги!

Граф.

Это Диего! Диего!

(Входит Луис)

Луис!

Луис.

Альда, мужайтесь!

Вы ему обещали — помните…

Альда.

Скорей! я знаю!

Все кончено?

Луис.

Я ждал…

Трибунал…

Только теперь сказать посмели.

Альда.

Убит?

Луис.

Расстрелян.

Альда.

Братик!

Луис.

Сядьте!

Альда.

Нет, нет, я не плачу…

Разве можно плакать теперь…

Так значит это — смерть…

Луис.

Солдат сказал мне.

На заре. Светало.

Он был тверд. С открытыми глазами.

Он был — Диего Романьес.

Он солдатам сказал:

Не надо! завяжите себе глаза!

Вам страшно. Я буду глядеть даже мертвый.

Ведь меня казнят за то, что я не умел отвертываться.

Я хочу эти горы видеть.

За ними Мадрид. Король в Мадриде.

Он говорил. Солдаты плакали.

Альда.

Нет, я не буду плакать…

Так умереть — ведь это победа…

Диего!.. Диего!..

Луис.

Да, не плакать.

Молчать. Только клятва

Сейчас, здесь

Ни слова. Только месть.

Граф.

Мы назначили — день Всех Мертвых.

Дорога на Севилью уже взорвана.

Вы вместо Диего — арсенал.

Луис.

Он был бы спокоен, если б знал.

Идут в наш дом. Ни спора, ни вздоха, ни стона.

Притаиться, крепиться и ждать врага.

Блажен погибший на пороге непоруганного дома,

За честь еще не умершего очага!

Духовник.

Благословляю вас на ратный подвиг.

С вами сила Господня!

Близок час торжества.

Будьте только бесстрашны.

Восстановите все права

Святейшей Церкви, короля и ваши.

Дама.

Накажите этих извергов! сразу

Железом выжгите язву!

Надо только без всякой нежности —

На каждый кипарис по одному мятежнику,

И детей ихних… чтоб знали!..

Ведь это облегчит ваше горе, Альда?

Луис.

Как ни страшна потеря,

Я верю

Вы нам поможете в заговоре.

Альда.

Нет, не просите меня… не надо!

«Восстановить права», «наказать мятежников»…

Я от вас ушла теперь.

Я не хочу, чтоб было как прежде.

Прежде — это смерть.

Я для вас безрассудная женщина,

Хуже того — изменница.

Я все та же, только сегодня не вчера,

А что будегь завтра?..

1-ая барышня(второй).

И это его сестра!..

2-ая барышня.

И после смерти брата!..

Альда.

Я попрошу вас пройти в гостиную. Луис, останьтесь.

Мне надо поговорить с вами.

(Все, кроме Альды и Луиса уходят)

Луис.

Вы стали федералисткой!.. другой, чужой,

Вы даже смотрите теперь иначе…

Альда.

Нет, просто слабость, вы сильны блаженной слепотой,

А я… я слишком зрячая.

Скажите, Луис, кто судил Диего?

Луис.

Трибунал.

Альда.

А Гонгора?

Луис.

Он подписал.

Альда.

Вы знаете наверно? это очень важно, вы потом поймете…

Луис.

Я сам видал его подпись.

Этот неистовый, бешеная собака!..

Альда.

Зачем? ведь, оскорбляя его, вы сами падаете.

Луис.

Но это убийца вашего брата.

Альда.

Он верил — так надо.

Мои слова вам покажутся бредом, —

Судьба решила иначе, —

Но он и Диего —

Братья.

Он прекрасен!.. теперь поздно… не наша воля…

На брата идем, на себя, и больно…

Луис, я должна увидеть его!

Устройте это! вы поняли?

Луис.

Но кого?

Альда.

Конечно Гонгору.

Луис.

Опомнитесь!

Ведь есть же честь, есть гордость, наконец!

Альда.

Я должна видеть Гонгору.

Достаньте пропуск во дворец!

Луис.

Я думал, что вы Испании, я ошибся.

Вам чести дороже каприз, прихоть.

Бежать на свиданье к этому палачу,

К убийце брата!..

Альда.

Вы можете оскорблять меня. Я так хочу.

Поймите — нет пути обратно…

Луис.

На свиданье с ним! прославлять, упрашивать,

Быть может целовать эту руку, только что подписавшую…

Если у вас нет чести, достоинства, верности,

Быть может, хоть брезгливость вас удержит.

Альда.

Не сама иду — несет меня смерч,

И на сердце кладет леденеющий перст

Смерть.

Луис, идите во дворец!

Завтра я должна быть у Гонгоры, не то конец!

Луис.

Зачем? слушать как он поносит Диего?

Поздравить его с сегодняшней победой?

Альда.

Не надо этих слов. Теперь можно только ждать и молиться.

А то, что будет — не может не быть.

Луис.

Зачем? перед убийцей преклониться?

Альда.

Нет, я иду сама убить.

Луис.

Простите! простите, Альда!..

Альда.

Не радуйтесь!

Не печальтесь!

Так надо.

Луис.

Я не стану вас отговаривать.

Но надо быть трезвой, не только смелой.

Лучше принять участие в заговоре,

Это полезней для нашего дела.

Альда.

Луис, — я от вас не скрываю, мое дело не ваше.

Мне очень, очень тяжко!..

Вы и они — это война.

Только я одна, совсем одна.

Вы — два лагеря, я одна в ночи, и ветер мой плащ вздувает.

Вы — два берега, я не мост, а река, что их делит, и спуск крутой и плоский луг ласкает.

Я глядела в глаза ему и вам — тот же огонь,

Также спорят зрачки с ночами,

И если поднять на солнце его или вашу ладонь —

Тот же розовый вспыхнет пламень.

Что будет? он сейчас еще ходит, кровь густеет в висках, гроза в глазах,

Он упадет, недвижный, серый прах…

Все равно! вед нельзя беречь…

Луис.

Мне страшно за вас — слишком тяжел крест.

Альда.

Легко умереть, но надо убить. «Не мир, но меч».

Не только муку взять — и грех.

Идите Луис! еще эту ночь пережить остается…

Я жду вас завтра с пропуском.

Луис.

Я знал на земле ваше имя…

Только имя и лик.

Я вас любил. Вы мимо проходили.

Прошли.

Я не понял, но принял.

Я сделаю все о чем вы просили.

Я думал дать вам радость, а теперь

Я дам вам смерть.

(Уходит)

Альда.

Какая смута!

Чужая стезя.

На кого подымаю я руку?

А опустить — нельзя.

Была, молилась, росла

Среди тихих подруг…

Теперь я только стрела,

И кто натянул этот лук?

Хуже иль лучше —

Кому судить?

О, неминучая,

Скорей иди!

(Падает на колени перед статуей Богоматери. Входит Тереза, причитая)

Тереза.

Семь ночей кричали неуемные,

Заклевали моего лебеденыша,

Заклевали, закопали под ракитами.

Холодно тебе, родимое дитятко.

Выйду, завою, землю разрою, лягу около.

Согрею тебя моей грудью теплой.

Только из сердца не закаплет кровь горячая,

Очи мутные больше не заплачут,

Ногой не топнешь, не тряхнешь головой…

Альда.

Не вой! ради Бога, не вой!

Одного уже нет, другого не будет.

Любим, судим и губим.

Один в земле, другой еще ходит, говорит зачем-то, спорит.

Тереза.

Горе ты, горе!

Всем один венец! всем один конец!

С четырех сторон гореть, да на одном огне!

Альда.

Тереза, а я могла бы убить Диего?

Вот так — подойти и выстрелить…

Тереза.

А про это никто не ведает.

Уж кому на роду написано…

Только горя на землю много пущено,

Горючее оно, неминучее…

Альда.

Всю жизнь томиться, ждать этой встречи.

Встретить.

Свершилось. И неугодно.

Другая судьба, другая дорога.

Суждено ненавидеть любя.

Убить свою радость, себя, себя.

Тереза.

Всем один конец, одна дорога.

Диего мой!.. Господи, душу его упокой!

Альда.

Господи, я не дрогну.

Да! (подымает руку) вот этой рукой!..

Действие третье

Дворец, кабинет Гонгоры. Педро, Пабло, Родриго.

Педро.

Да, хорошо эти господа жили.

Родриго.

А по моему скучно — столько золота и пыли,

Конечно, «аристократической» пыли.

Педро.

Что ж можно и развеселиться, каждому свой черед.

(Отворяет шкап)

Главное — это учет.

Посмотрим что у них в архиве…

(Вынимает бутылку)

Куантро, и хорошая марка.

Пабло, вы любите Куантро?

Пабло.

Кто это? бланкист? или сторонник Маркса?

Бутылка? Алкоголь? Он только сознание трудящихся одурманивает.

Вы ведь знаете, что я сторонник абсолютного воздержания.

Педро.

Пабло, а вы были когда-нибудь в театре?

Пабло.

Один раз, в Бургосе. Мне пришлось тогда от жандармов прятаться.

Там какие-то безыдейные женщины прыгали по сцене.

Я объясняю подобные явления отсутствием просвещенья.

Педро.

Ну, и чудак! Вы похожи на монаха или на ребенка.

А в жизни столько прекраснаго… Посмотрите-ка.

(Заглядывает в боковую дверь)

В приемной ждет Гонгору

Очаровательная просительница.

Пабло, а вы знали женщин? только скажите правду…

Пабло.

Конечно! а гражданка Агнесса? — она участвовала во всех заговорах.

Педро.

Но гражданка Агнесса современница Наполеоновских войн, и похожа на ведьму Гойа.

Пабло.

Что ж, за то она опытна в конспирации, и многих молоденьких стоит.

Родриго.

Вы не знаете нашего Пабло! Мы как-то с ним мимо садоводства проходили,

Я показал ему на чудесные лилии —

Так он нарочно отвернулся и пошел скорей в смущении.

Пабло.

Я был погружен в раздумье.

Я всегда отвертываюсь, проходя мимо цветов или красивых женщин.

Они мешают мне думать о фаланстере и трудовой коммуне.

(Педро и Родриго смеются. Педро закуривает сигару)

Педро.

Мы не аскеты, есть услады и для нас,

Я знаю толк в вине и в барышнях.

Мой идеал, чтоб каждый, даже папуас,

Курил бы вечером такую же сигару,

Конечно после честно проведенного и трудового дня.

(Заглядывает в дверь)

Черт побери! но отчего я не Гонгора,

И эта красотка ждет не меня.

Родриго.

А вы ее примите вместо Гонгоры. Ну кто там разберет?..

По крайней мере — забавный анекдот.

Для меня переворот — нечто вроде цирка.

Все становится наоборот,

Шиворот навыворот.

Гидальго жирненький в цилиндре картошку чистит и осла скребет,

А я вот в этом кресле с графскими гербами,

Пишу приказ… «об уничтожении Имперской власти в Германии».

Перекрасить вывески, переставить календарь, перепутать имена,

Заставить каталонца говорить по-якутски,

Теперь октябрь, не все ль равно — «провозглашается весна», —

Вот это революция!

Педро.

Ты фантазер! Мое желанье сейчас более скромно —

На полчаса превратиться в Гонгору.

Глаза какие! точно искры вспыхивают.

(Родриго тоже заглядывает в дверь)

Ну, как? прозрели?

Родриго.

Она похожа на того роялиста.

Что с ним?

Педро.

Расстрелян.

Родриго.

В ней что-то необычное… невнятное…

Я бы боялся с ней остаться…

(Через другую дверь входит Гонгора)

Гонгора.

Вы заняты?

Родриго.

Мы разрабатываем планы восстания в Германии.

Гонгора.

Наши войска разбиты у Карэбы.

На базарах четвертый день нет хлеба.

Народ ропщет. Нельзя терять ни одной минуты.

Они готовятся исподтишка. Они хитрее нас.

Это двенадцатый час,

Не мой, не ваш — Революции.

Пабло.

Гонгора, я разработал до мельчайших деталей

План общественного кормленья грудных младенцев в народном сквере.

Надо чтобы граждане со дня рожденья приучались

К новой социальной эре.

Гонгора.

Войска Руиса в трех переходах от Картагена,

А вы лепечете о младенцах.

Я был в комитете, там со вчерашнего вечера грызутся

В десятый раз голосуют резолюцию

О нашем отношении к последнему письму Бакунина,

И о том, допустимы ли памятники в Коммуне…

Пабло.

Вопрос о памятниках мною обследован, надо все решения пересмотреть.

Гонгора.

Теперь надо одно — уметь умереть.

Родриго.

Вот я хочу умереть. Дайте мне десяток резвых ребят

И я перережу сотню королевских солдат.

Вы здесь с Пабло сидите,

А мне надоело это… как его?.. «мирное строительство».

Гонгора.

Резвитесь, ребята, на картонные мечи надейтесь.

Для вас революция — это игра в индейцев.

Войска Руиса — армия, кого обманывать?

И против них — десяток партизанов!

Родриго.

Все равно ничего не выйдет.

А так, по крайней мере, можно хорошо погибнуть.

Гонгора.

Вы думаете, что мне сладко сидеть в этом дворце?

Что я не мечтаю о таком же конце?

Но кто будет писать законы,

Устанавливать цены, посылать солдатам патроны?

А хлеб, этот проклятый хлеб — кто его достанет?

Да! это труднее чем поднять восстание!

Родриго хочет героического, громкого,

Пабло проверяет теории Сан-Симона,

Другие просто ищут выгоды,

И только прикидываются,

Но все изменяют, и все предают…

А те идут — шаг за шагом идут.

Пабло, Родриго! идите на митинг.

Сигарщицы требуют хлеба, не расходятся, ждут.

Уговорите их, скажите

Что хлеб везут!..

Родриго.

Кто везет? уж не Руис ли?.. а, впрочем, какая разница!

Эх, хорошо б сейчас в Мексику, все-таки разнообразие!..

Иду!

Пабло.

И я иду! Я им скажу — довольно мечтать о мирном конце,

Довольно утопий в духе Фурье…

(Уходят)

Педро.

Остался один только выход из положения.

Гонгора.

Какой?

Педро.

Компромисс, соглашение.

Начать переговоры с либералами, может быть и с Руисом,

Умеренное правительство,

Кой-какие реформы. Пока примириться.

Перейти в оппозицию.

Тогда мы сбережем хоть зерно для будущего…

Гонгора.

Кто хочет сберечь — только губит.

Если мы погибнем — через десять лет, через сто

В Мадриде, в Париже, в России, в Германии,

Исступленный работник в земле найдет

Наше окровавленное знамя.

Надо чтобы пролилась наша кровь,

Огонь зальют, метнется искра в ночь,

Но если мы уступим, вино смешаем с водой,

Что станет с нашим знаменем?

За розовую тряпку кто пойдет на бой?

Могила может к мести звать, но не кресло в парламенте.

Нет, есть лишь один исход:

Живыми не уйдем с этого места.

Пусть Коммуна еще раз умрет,

Чтобы снова и снова воскреснуть,

А нам, Педро, не уйти от смерти — так на роду написано —

Но все же пуля в сердце лучше виселицы.

Педро.

Хорхэ, вы слишком спешите,

Хотите сразу переделать мир.

А наше ремесло — политика,

Мы имеем дело с людьми.

Вы от них требуете нечеловеческого.

Ночь кругом, темная,

Мы одни на дороге, безумные разведчики,

Нас не догонят отставшие легионы.

Гонгора.

Да, мы предтечи

Обреченные…

Но медлить нельзя.

Вперед! Вперед!

Пусть погибну я,

Смена придет.

Они придут в неслыханном величии,

По пути окровавленному, за нами следом.

Теперь нас сотни, — будут тысячи тысяч,

Теперь погибель — будет победа.

Педро.

Но страшно умирать в ночи…

Гонгора.

Я вижу первые лучи.

Они умирают, видя сияние рдяное

Былого мира, отсверкавшего огня.

А мы, мы встали слишком рано,

Чтоб встретить свет иного дня.

Педро.

Хорхэ, простите, что я вас об этом спрашиваю,

Скажите, вам никогда не бывает страшно?

Ведь ясно все, и смерть близка…

Гонгора.

Страх? неть, не страх, порой находить — смертная тоска.

Кончен путь. Я кого-то не встретил.

Слишком легко я ступал, не касаясь земли.

Без следа пролетел, будто ветер,

Не увяз в болоте, не погряз в пыли.

Я хочу вцепиться корнями в эту рыхлую землю.

И хоть в час последний

На дороге, слишком мгновенной,

Помедлить, помедлить…

Такое томление!

Я тоскую о земле…

Педро(переспрашивает).

О ком?

Гонгора.

О женщине.

Пусть это слабость — я хочу познать любовь,

К устам припасть, и даже ветер позабыть любя,

Почуять рядом теплую трепещущую плоть,

И семя бросить в ночь, продлить, продлить себя.

Недавно ночью я встретил женщину, и это так странно, так непонятно, —

Она не наша, аристократка, —

Но почему-то сердце забилось, я замер

Услыхав ее голос, она говорила Бог весть о чем,

Но будто я был всю жизнь в изгнании,

И вернулся в отчий дом.

Мне показалось, что из ее ладони маленькой и слабой

Дано мне испить великую радость.

Но лучше не думать об этом… она меня ненавидит, сама мне об этом сказала…

Я так хочу ее!.. Что это?..

Педро.

Любовь… а может быть только усталость.

Гонгора.

Усталость? Нет! Работать надо.

Педро, я хочу поручить вам важное дело:

Вот донос, прочтите.

(Дает письмо Педро)

На день «Всех Мертвых» — роялистский заговор…

Надо пресечь… в наших руках все нити…

Они сносятся с Руисом…

Медлить нельзя — враг слишком близко.

Я даю вам все полномочия. Вне закона.

Для них еще хватит патронов.

Довольно колебаний; мы должны быть беспощадны.

Палачи? что же! так надо…

Педро.

Да, это ремесло любого правителя.

Я сделаю все, Гонгора. А вы немного отдохните,

Ведь вы три ночи не спали.

(Уходит)

Гонгора.

Отдохнуть?.. нет… ее зовут Альдой…

Отчего я думаю о ней все время,

Будто в этой маленькой женщине

Оправдание, примирение?..

(Педро показывается в дверях)

Педро.

Я забыл — вас ждет просительница.

Гонгора.

Зачем?.. да все равно… пустите…

(Педро скрывается)

О если б увидеть еще раз эти волосы, ветром вздутые,

В глазах бушующие мятежи,

Эту смуглую руку,

Дарящую жизнь…

(Входит Альда. Гонгора, потрясенный, вскакивает с места, потом откидывается назад)

Альда.

Вы боитесь меня?.. Гонгора боится?.. Как странно. Гонгора может быть слабым…

Гонгора.

Нет, это не страх, только радость.

Я звал вас, как присужденный к смерти.

Я ждал вас, ждал, но не верил…

Альда.

Вы не знаете зачем я пришла…

Гонгора.

Зачем? Скажи?

Альда.

Я принесла вам…

Гонгора.

Жизнь! Я знаю, только жизнь!

Альда.

Господи! Какая мука!

Подыми, подыми, подыми эту руку!

(Гонгора ловит ее руку)

Гонгора.

Дай мне эту руку. Я от жажды умираю.

Губы черны, и в сердце душная ночь.

(Целует руку)

Твоя ладонь — ручей неиссякающий,

Пью из нее любовь.

Я дна не знал — на волне только гневная пена,

Только ветер, скользящий по верхушкам олив, я не ведал глуби.

Испытавший страсть и великую ненависть,

Я не знал, что можно так просто любить.

(Разглядывает ее ладонь)

Как странно: астролог вздыхал о звездах,

О розовом острове бредил Колумб,

Из моей души истекали черные грозы.

Под землей закипал немыслимый бунт,

И все, все, что таилось в земле и в небе разверстом —

Моленья Халдея и звездные письмена —

На этой тонкой ладони начертано…

Альда(вырывая руку).

Нет! не читай! и не пытай судьбы — она темна.

Смерть моя и твоя… не держи.

Не спорь с судьбой! не зови!

Гонгора.

Смерть? но она убежит

От такой любви.

Альда.

Что ты делаешь? Ты снова все перепутал…

Я не помню зачем я пришла,

И зачем эту слабую руку

Я тебе подала…

Гонгора(на коленях, припав к руке Альды).

Твои пальцы пахнут малиной…

Ты как земля, дремная, родимая…

Ведь я когда-то был ребенком,

Землю любил, траву солнцем опаленную…

Моя земля!… припал к ней и дремлю…

Мятой дышу, а щеки в росе…

Видишь, я снова вернулся на землю,

Стал таким же как все.

Альда.

Ты снова меня закружил, унес, и какая дана тебе сила?

Встретив тебя, я про все забыла,

Потеряла свою жизнь, свою веру, даже имя, — странно, что меня зовут еще Альдой.

Я только песчинка — неси меня дальше!

Какая радость все потерять любя,

И не считать потерь.

Благодарю, благодарю тебя,

Зато, что ты — моя смерть.

Гонгора.

Только теперь для жизни открылось сердце —

Почему же ты все время говоришь о смерти?

Альда.

Идем по дороге.

Дана нам встреча,

Вечер один и час расставанья.

Кто-то нас сводит, разводит.

Кто-то играет нами.

Может быть ветер…

Гонгора.

Любовь сильней — она удержит…

Альда.

Нет, нельзя остановиться.

Слышишь, как бьется сердце —

Вспугнутая птица.

Твой голос тревожный, ты не можешь убаюкивать, ты должен пророчествовать,

Когда ты говоришь, мне кажется, что я одна в поле, темной ночью.

Даже имя твое такое громкое —

«Хорхэ Гонгора».

С тобой нельзя быть, жить,

Ты можешь только унести, замести, убить.

Гонгора.

Ты хочешь меня убить? или сама умереть?

Альда.

Нет, теперь на руке моей цепь.

Я буду до конца с тобой, не живой, не собой — рабой.

Как странно — мы вместе…

Мне вспомнилась старая песня…

(Поет)

Позади, впереди дорога.

Погоди, погоди, немного.

Я бедна и темна, и убога

Но тебе я дана от Бога.

Мы с тобой вдвоем, любимый.

А потом мы пройдем, и мимо…

Ты со мною побудь, дай руку.

А потом тот же путь и разлука.

Уж меня никогда не встретить.

Унесет, и куда, этот ветер.

Позади, впереди дорога.

Погоди, погоди немного.

Гонгора.

Какой покой! Время стоит. Я стою.

Родная!

Альда.

Люблю! Люблю!

Не помню, не знаю!

(Закрывает глаза, блаженно улыбается)

Гонгора.

Как ты странно улыбаешься… Ведь ты прежде никогда не улыбалась?..

Я эту улыбку видел когда-то…

Но где?.. да, в ту ночь… после трибунала…

У тебя улыбка твоего брата!..

(Во время последних слов Альда порывисто встает, вынимает спрятанный револьвер)

Гонгора.

Что с тобой?

Обожди! стой!

(Альда стреляет. Промахнулась. Убегает. Педро и два часовых)

Педро.

Выстрел!

Заговор! Покушенье! роялисты!

Гонгора, что с вами? невредимы.

Мимо!

(Часовым)

Держите ее! Держите роялистку!

Гонгора.

Оставьте ее!

Педро.

Но ведь это ж она выстрелила?

Гонгора.

Она верила, что так надо.

Педро.

Вы больны?.. Не вы ли мне приказали карать их, не зная пощады?

(Часовым)

Ведите ее.

(Часовые уводят Альду)

Она в вас стреляла?

Гонгора.

Нет, не она, кто-то третий… Она сама не знала…

Педро.

Вы бредите, Хорхэ? Кто третий?

Гонгора.

Не знаю… Может быть ветер…

И как ни сильна любовь,

Ее сильней судьба слепая.

Педро, над нами ветер и ночь.

Что мы можем? и что мы знаем?..

Действие четвертое

Зал суда. В глубине большие с полу окна на площадь. Вечер. (За сценой рев толпы)

Пабло(председатель трибунала).

Что это за шум под окнами?

Нам мешают работать.

1-ый часовой.

Верно торговки из-за места дерутся,

Или поймали вора.

Народу на площади тьма тьмущая,

Ведь нынче праздник «Всех Мертвых».

2-ой часовой.

Нет, это граждане ждут

Чем кончится суд.

Пабло.

О! в таком случае окна настежь раскройте!

Они нам напомнят о нашем долге перед павшими героями.

(Окна раскрывают. Доносятся голоса:

Смерть! Смерть роялистке!

К стенке! на виселицу!)

Пабло.

Именем восставшего народа, мы судим женщину, преступную и безумную,

Гражданку Альду Романьес, поднявшую руку наемную

На сердце и на мозг Коммуны —

На Хорхэ Гонгора.

Она получила изрядную мзду от мадридских бандитов за верность.

Возможно, что деньги шли из Франции от самого Тьера.

Она думала привлечь на свою сторону народ,

Восстановить его против свободы.

Но вот он, негодуя, казни ждет.

Слушайте, граждане, голос народа!

(За сценой крики:

Смерть убийце!

Смерть роялистке!)

1-ый судья.

Крови! мы жаждем крови!

Мы не просто судьи — мы народная совесть!

Месть за убитых граждан!

Мы крови, крови роялистов жаждем!

2-ой судья.

Принципиально я против смертной казни, и вообще отрицаю суд.

У меня даже есть по этому вопросу небольшой труд.

Но это прежде, когда король судил и правил.

А теперь… Исключение только подтверждает правило.

Пабло.

Конечно, нас не интересует судьба Альды Романьес.

Будет она жить или умрет — для Коммуны это неважно.

Для нас — смертная казнь — социальное воспитание

Отсталых граждан.

Итак, гражданка Романьес, признаете ли вы себя виновной

В том, что будучи подкуплены испанскими и чужестранными роялистами.

Вы в ночь на первое ноября покушались на жизнь гражданина Гонгоры,

Произведя один выстрел?

Альда.

Да, я стреляла.

Пабло.

Итак, вы признаете себя виновной?

Хорошо, но этого мало.

Факт преступления, конечно, установлен.

Но укажите также ваши побуждения

И от кого, и каково вознаграждение?

Альда.

Зачем говорить? ваше дело судить, мое — умереть,

Слепые не могут прозреть.

Вы спрашиваете почему я стреляла в Гонгору?

Вслушайтесь в этот гул неуемный и темный —

Разве вы знаете почему ревет людская чернь,

Почему море ропщет, когда растет прилив?

Вот перед нами война и смерть,

Но откуда они пришли?

Я тоже не знаю. Я тоже слепая. Мной правил кто-то слепой.

И как я могла тягаться с судьбой?

Вы спрашиваете кто толкнул мою руку, кто стоял позади —

Французские дипломаты или дельцы Мадрида —

Тот же, кто вас привел в этот зал, чтоб судить,

Кто шепчет вам на ухо смертный приговор,

Кто правит войсками Руиса, и этой безумной толпой —

Зовите его как хотите: революцией, ветром, судьбой.

Гонгора(про себя).

Увести?.. Спасти?.. Нет надежды…

И все, и все неизбежно…

Тосковал и ждал, и встретил…

Чтоб опять потерять… навеки… навеки…

1-ый судья.

Она нам грозит генералом Руисом?

По моему процесс слишком затянулся… надо торопиться…

Я не люблю слушать — только подписывать.

2-ой судья.

К тому же она уверяет, что ее поступок революционный —

Как будто она стреляла в короля, а не в Гонгору.

Конечно, естественно ее желание все правила морали перепутать,

Но для нас ее речь — оскорбление революции.

Народ, ты слышишь, как оскорбляют твое священное знамя?

(Голоса за сценой:

Смерть! Смерть Романьес!)

Пабло.

В ее словах проследить уместно

Обычные уловки роялистов:

Грубые интересы

Прикрываются мистикой.

Вместо объяснения причин — описание моря, как будто мы поэты.

Вместо определения полученной суммы — разговоры о ветре.

«Кто-то третий» — отсутствие третьего установлено точно наукой,

И мы не можем терять времени, слушая эти глупости.

Для нас обвинение доказано, но мы сделаем все что полагается.

Если кто-либо из граждан хочет защитить обвиняемую,

Пусть выступить.

(Голоса за сценой:

Позор! Защищать роялистку!

Никто не хочет защищать!

Дайте нам ее! расстрелять!)

Гонгора.

Я хочу выступить защитником гражданки Альды Романьес.

Пабло.

Вы, Гонгора? Какое странное желание…

1-ый судья(второму).

Неистовый! Он, верно, хочет, защищая обвинить.

2-ой судья.

Иль просто красноречие выявить и всласть поговорить.

(Голоса за сценой:

Тише, тише!

Гонгора будет говорить!)

Гонгора.

Граждане, чтоб не заглохли нежные побеги Коммуны молодой

Надо выдергивать сорные травы умелой рукой.

Вы знаете, что ни разу эта рука не дрогнула,

Карая врагов народа,

Я в рай послал не мало роялистов.

Недаром аристократы прозвали меня «неистовым».

1-ый судья.

Ваши заслуги очевидны.

Мы с радостью подпишем этот приговор.

(Голоса за сценой:

Браво, Гонгора.

Смерть убийце!)

Гонгора.

Я знаю — вы истинные революционеры,

Но революция умеет быть и милосердной.

Конечно, эта женщина аристократка.

Я сам требовал смерти ее брата.

С врагами мы неумолимы,

Но Альда Романьес невинна.

(Голоса за сценой:

Как невинна?

Слышите?

Тише! тише!)

Я расскажу вам все, что было:

Она ко мне пришла и плакала.

Плача, она у меня просила

Отдать ей труп казненного брата.

Усталый, после бессонных ночей, как будто в бреду, теряя сознание,

Я начал смеяться над ее слезами.

Я поносил ее брата, я довел до исступления

Бедную, униженную женщину.

Тогда не в силах терпеть больше,

Чтоб прекратить мои насмешки и угрозы,

Она схватила со стола револьвер,

И выстрелила — не в меня, в воздух.

Альда.

Неправда! это ложь!

Гонгора, зачем ты лжешь?

Судьи, он лжет! Он над Диего не смеялся.

Я пришла чтоб убить, я метила, но не попала.

Пабло.

Гражданка понимаете ли вы, что вы сказали?

Понимаете ли, что вы в Верховном Трибунале?

Вы рассуждаете по детски,

Как может Гонгора ошибаться? он! лучший диалектик!

Гонгора.

Вы сами видите — это ошибка. Казнить ее безумно.

Из нее может выйти честная гражданка Коммуны.

Мы не королевские судьи, у нас есть совесть и право.

Невинных мы оправдываем,

Этот приговор покажет миру,

Что в руке революции не только меч, но олива мира.

(Голоса за сценой:

Браво, Гонгора! Браво, Неистовый!

Оправдать ее! Выпустить!)

Пабло.

Речь гражданина Гонгоры внесла существенные изменения

В пользу подсудимой.

Мы имеем дело не с контрреволюционным покушением,

Но лишь с отсутствием душевной дисциплины.

Мы можем вынести оправдательный приговор.

1-ый судья(про себя).

Какая обида!

Альда.

Вы не смеете меня оправдать. Уж окончена жизни дорога.

Я сделала все, что могла. Теперь я свободна.

Я прошла, протекла, и остыл уже беглый след.

Мне больше нечего делать здесь, на земле.

Смертный грех приняла, его смоет лишь смертная мука.

Только смерти одной я смогу протянуть эту руку.

Я слишком любила и слишком грешила.

У меня хватит сил умереть, но жить я не в силах.

Пабло.

Это нас не интересует. По всей вероятности вы будете,

Как и все граждане, заниматься производительным трудом.

Нам дорого революционное правосудие,

Красный закон.

(Входит Педро)

Педро.

Граждане, они решились выступить!

Смерть роялистам!

Подкупленная рота сдала арсенал.

Я ранен в руку. Я девять негодяев расстрелял.

Я нашел на одном записку. Сомнений нет.

Их план таков: арестовать комитет,

Расстрелять Неистового,

Ночью в город впустить солдат Руиса.

(Голоса за сценой:

Да здравствует Гонгора! Да здравствует Неистовый!

Смерть роялистам!)

Альда(потрясенная, про себя).

Пресвятая Дева, какое испытание!

Огради! Отведи его руку, как мою отвела Ты.

Гонгора(Альде).

Гражданка Романьес, что с вами?

Вы так опечалены неудачей ваших соратников?

Альда.

Я молюсь обо всех, кто в эти ночи глухие

Встает, идет куда-то,

Покорен темной стихии,

Подымает руку на брата,

В чьей руке занесенный меч.

Я молюсь о жертве и о палаче…

Педро.

Еще стреляют на Монастырской улице.

Мы окружили их. Мы расправимся с ними.

Жаль, главари ускользнули,

Но мы поймали трех зачинщиков.

(Страже)

Введите их.

(Голоса за сценой:

Смерть роялистам!

Вводят Духовника, Поэта и Луиса!)

Поэт.

Куда меня ведут?

Я понимаю концерт, театр, но причем тут суд?

Духовник.

Почему меня арестовали? Ведь это ошибка!

Я шел по улице и повторял «ave Maria», к тому же очень тихо.

Я все декреты соблюдаю строго:

Нет власти, аще не от Бога.

А может быть, я в этот миг Коммуну прославлял?

Если угодно, я тотчас же окроплю святой водой Верховный Трибунал.

(показывая на Альду)

А эта женщина преступила запреты Церкви.

Я именем апостола Петра кляну ее поступок богомерзкий.

Покушение на правителя безнравственно, так рек святой Августин, святой Бенедиктин, святой Дамаскин,

Судите ее! а меня отпустите! я не священник даже… я почти что гражданин…

Поэт.

Я тоже попал случайно. Я писал последний сонет,

О том, как купаются в Ипокрене обнаженные скифы.

Я не политик — я поэт, эстет, анахорет.

Меня интересуют только рифмы.

Если вы хотите — я здесь же составлю оду.

В строго революционном стиле,

Прославлю вольную Коммуну и свободу,

Все что хотите! Только чтоб меня отпустили.

Вот она — преступница. Она достойна казни примерной.

В ней нет ни красоты, ни чувства меры.

Я понимаю Шарлотту Кордэ, величье античного жеста…

Но это просто уголовная, к тому ж неинтересная.

Отпустите меня!.. Я уж придумал сложный мадригал.

(Декламирует)

«О, как прекрасен ты, Верховный Трибунал»…

Пабло(прерывает его).

Гражданин, сейчас мы слушаем дело гражданки Альды Романьес.

Потом вы сможете оправдаться.

Мы выслушаем ваши показания.

Красная Немезида не может ошибаться.

Поэт.

Я уважаю именно красную Немезиду,

Она не даст меня в обиду.

Духовник(тихо поэту).

Если дело отложат мы можем быть спокойны:

Денек, другой и Руис освободит нас, наградит героев…

Луис(подходит к Альде).

Теперь примите меня. —

Так судьба хотела.

Нас те же люди казнят.

Мы гибнем за то же дело.

Крепитесь — мы обречены.

Быть может через час у крепостной стены…

Но уж слышен орудий грохот блаженный,

Все ближе и ближе ракеты вспыхивают.

Уж трепещут у стен Картагена

Сигнальные огни батальонов Руиса.

Альда, дайте мне вашу руку.

Гонгора(возмущенный).

Что же ты скажешь в ответ?

Альда(протягивая руку Луису).

Ему и тебе

Я дам мою слабую руку…

(Входит быстро комендант трибунала)

Комендант.

Гражданин председатель, прикажите утроить охрану.

Под влиянием роялистских агитаторов толпа настроена несколько странно.

Только что один пацифист продажный,

При явном сочувствии несознательных граждан,

Проповедывал необходимость компромисса,

И предлагал начать переговоры с бандитами Руиса.

1-ый судья.

Шпион!

Конечно он?..

Комендант.

О да! конечно! устранен…

Пабло.

Поставьте верный караул, и плотней закройте эти окна —

Голос обманутых граждан нам только мешает работать.

(Комендант уходит. Часовые закрывают окна)

Сейчас мы разберем дело трех роялистов, захваченных на месте преступления,

Обвиняемых в организации мятежа и в измене.

Но позвольте раньше огласить приговор по делу гражданки Романес.

Итак, я не вижу возражений против оправдания?..

Гонгора.

Я прошу слова.

Пабло.

Вы? но ведь мы согласны с вами…

Вы просите слова, чтоб обосновать юридическую сторону, столь важную,

Или, чтоб точнее формулировать наше общее мнение?..

Гонгора.

Нет. Чтобы покаяться перед всеми гражданами.

В великом преступлении…

2-ой судья(первому).

Это что-то необычайное:

Гонгора — кается!

Гонгора(идет к окну).

(Про себя)

Гремят орудия… последний час грядет…

(Раскрывает окно. Громко)

Перед тобой я буду каяться, народ.

(Голоса за сценой:

Чего он хочет?

Он поможет нам! он насытит нас!

Снова морочит!..

Да здравствует Неистовый!)

Вы — ропщете — на базарах нет хлеба?

Многие из вас сегодня не обедали.

Новых денег никто не берет.

Не достать ни рыбы, ни риса,

И трусы уже слышат у «Железных Ворот»

Топот эскадронов Руиса.

Бедные! над вашими подвигами дети содрогнутся —

Чем вы не жертвовали для Революции?

(Голоса за сценой:

Мы не можем без хлеба! Бороться безумно!

Натощак и Коммуна не Коммуна!

Достань хлеба! Прогони Руиса!

Или мирись с роялистами!)

Да вы герои! А я хочу покаяться пред всеми

В скупости и в нерадении.

Мне было шестнадцать лет, я покинул дом родной,

Покой, уют, богатство.

Пошел работать в шахты,

Киркой сердца дробить и звать на бой.

Меня схватили мадридские ищейки,

Заковали в цепи, бросили в склеп.

Глядите, на этих руках еще чернеют

Следы королевских колец.

Бежал! В Бильбао — баррикады! Нас мало! Трудно было!

Пуля в руку, снова — поймали, что ж еще монаршая милость,

В каземате ждал казни. Вот чьи-то шаги… за мной пришли…

Но, нет! вы восстали, ворота взломали, спасли!

(Голоса за сценой:

Браво, Гонгора, мы пойдем за тобою!

Нет! мы не хотим быть героями!

Смерть или победа!

Хлеба! только хлеба!)

Но — вождь простой человек.

Порой в его сердце слабость,

И кренит набегающий ветр

Даже самый высокий корабль.

Слушайте, судьи! Слушай, народ! И ты, ночь!

Ко мне пришла любовь.

Я отдал все! Но в исступлении

Я хотел любви, любви для себя!

Я хотел спасти эту бедную женщину,

Ненавидя ее и любя.

Ваш неумолимый, ваш неистовый

Полюбил роялистку.

Что ж вы не кричите? кричите громче —

Позор, позор Гонгоре!

Да, позор! себя оголю до нага,

Кину вам мое темное сердце.

Знайте все: сейчас на суде я лгал,

Только чтоб спасти ее от смерти.

Не человека хотели сразить ее хрупкие руки,

Но знаменосца Революции.

Я снова тверд! Дышу этим дымом пороха,

Этой грозой, что сейчас разразится над городом.

Революция, тебе я отдал смертное сердце,

Душу мою и плоть,

Ныне прими последнюю жертву,

Эту небывшую любовь.

Казните ее! Вот там горят как волчьи очи Руисовы огни.

Надо крепиться — мы или они.

Быть может завтра и мы уйдем

За нею следом, и тем же путем.

О жизни забудь! Не таи огонька в твоей келье убогой.

Шире в ночь распахни забвенную дверь.

Теперь есть только одна дорога —

И это смерть.

Я отдал все. Я нищ и светел.

Бери, бери меня, ветер!

(Голоса за сценой:

Смерть роялистам!

Смерть федералистам!

И тем и этим! и этим и тем!

Смерть! смерть всем!)

1-ый судья.

Это я понимаю. Я больше не в силах ждать.

Дайте! Дайте мне подписать!

Пабло(читатет).

Признать гражданку Романьес виновной,

И расстрелять!

Луис.

Альда, ко мне! ко мне!

Гонгора.

Ты с ними?..

Альда.

Гонгора! неужели ты не понял — разные дороги, но один конец…

(Голоса за сценой:

Смерть! Смерть!)

Действие пятое

Площадь перед дворцом — та же, что и в первом действии. Ночь. Гонгора выходит из дворца, сходит вниз по ступенькам балкона. В стороне дремлет нищий.

Гонгора.

Здесь я ее встретил…

Она говорила, просила, любила… Она жила…

Еще сегодня, на рассвете

Она была… Ее нет… Не будет больше… Ушла…

В ту ночь, кружа и тревожа,

Звездная буря охватила небо.

И все казалось таким возможным.

И ничего не было.

Прошли три недели —

Вся жизнь… Альда, прости!

Мы оба так хотели

Помедлить на страшном пути.

Мы оба преступили запреты.

Хотели любить, забыть…

И что могут два человека

Против одной Судьбы?

Где ты, святое безумье?

Стою у последней межи.

Быть может, я уже умер,

И только гляжу на жизнь.

(Вздрагивает)

Что это? Стреляют! близко! Они ворвались!

Гонгора, очнись!

Еще не все патроны вышли!

Мы будем на каждом перекрестке биться,

И кровью эта рука допишет

Последнюю страницу!

(Вбегает Педро)

Педро.

Они вошли. Мы пропали.

Гонгора.

Надо защищаться в старом квартале.

Баррикады. Раздать оружье. На каждой улице.

До последней пули.

Живьем не получат! Ведь красный полк еще не сдался?

Мы держим мост у арсенала?

Педро.

Выдали вождей. Все предали. Во дворце последний отряд.

Но они требуют смены. Они тоже сдаться хотят.

Что им сказать? Ведь это не герои, просто люди…

Гонгора.

Смена будет.

Педро.

Откуда? ты бредишь!

Все разбежались. Это последние.

Теперь против нас весь народ.

Гонгора.

Но смена придет, придет.

Через год, через век — не все ли равно?

У этих стен Картагена

Они закричат, целясь в ночь:

Мы пришли! мы пришли на смену!

Снова сердца закружатся в снежной вьюге…

Педро, скажи им, что смена будет!

Педро.

Оставь эти бредни! Я не пойду к ним — они меня выдадут.

Пойми же, все проиграно.

Нам одно осталось — скрыться,

В шлюпке до Барселоны.

А там за границу.

Ты будешь полезен для нашего дела, будешь нашим теоретиком,

Может где-нибудь в Женеве изучишь эти роковые недели.

Гонгора.

Ты что же, хочешь использовать ветер

Для добродетельных мельниц?

Пусть другие пишут исследования,

Наше дело — умирать,

Наше дело — сделать так, Педро,

Чтобы было о чем писать.

Педро.

Нет, мы должны себя беречь

Для новых гроз, для новых сеч.

Сгореть, как ракета — это просто глупо.

А кто будет через десять лет делать новую революцию?

Гонгора.

Революцию нельзя сделать. Она приходит сама,

Как смерть, как смерч, как чума.

Долго огонь в утробе земной цепенеет.

Законы беззаконья кто исчислить сможет?

Кто скажет любовникам новой Помпеи:

Скорее бегите с брачного ложа?

Революция приходит в некий срок таинственный;

Ничто не замедлит ее суровых родов,

В урочный час уходит, и напрасно тщимся мы

Раздуть костры ее отпылавших зрачков.

Педро, нам мало осталось — не устраивать новые заговоры,

Не начинать опять уже пройденный путь,

Но только здесь, под этой жадной лавой

Уснуть.

Педро.

Гонгора, но это ужасно!

Ведь все, все скрылись:

У Пабло я давно видел заграничный паспорт.

Хуан вчера удрал в Севилью.

Карлос перешел к Руису.

Только мы остались. Идем! Скорей! Ты слышишь? Они близко!

Гонгора.

Меня поставили на этот пост. Я только часовой.

Я не уйду отсюда. Оставь меня лучше!

Педро.

Но что ты стережешь? Дворец пустой?

Гонгора.

Я стерегу грядущее!

Педро.

Гонгора, я еще так мало жил!

Я жить хочу, просыпаться утром,

И кричать изо всех сил:

А все таки жизнь чудесная штука!

Пусть это слабость, предательство —

Я не могу остаться.

Гонгора.

Тогда — спеши! пора!

Прощай Педро!

(Педро уходит)

Христос? может быть, Христа и не было,

Но Петр был, он руки грел у мирного костра.

Их звали Пабло, Карлос, Хуан, Педро —

Искры, взнесенные ветром,

Отгорели и нет их…

Ночь такая темная!

Ты один, Гонгора!..

(Вбегают повстанцы, прохожие, рабочие)

(Голоса:

Хлеба, хлеба!)

1-ый повстанец.

Вот мы орем, а Гонгора сейчас спокойно обедает.

И уписывает хлеб, не простой — сдобный.

Знаем мы этих «друзей народа»!

2-ой повстанец.

Довольно он нас морочил!

Вот я, к примеру, человек рабочий,

Дома — семья, дети хлеба просят.

Что ж мне их кормить речами о Коммуне?

Женщина.

Мой мальчик с голоду умер.

3-тий повстанец.

Долой Коммуну! пора за ум-разум взяться!

Бабка.

И какая от нее польза, спрашивается, — от этой федерации?

Только что с голоду дохнем.

Дама.

А ведь при короле жилось не так уж плохо?

1-ый прохожий.

Хоть биты да сыты.

А хлеб! каждый день круглый, ситный…

2-ой прохожий.

Булочки, пирожки, ватрушки — чего только не было?

(Голоса:

Долой! Долой!

Хлеба! Хлеба!)

Гонгора (подходит к толпе).

Когда все огни погасли —

Один последний…

(Его заглушает рев толпы:

Долой! Долой! Сказки!

Басни! Бредни!)

2-ой прохожий.

Довольно он нас кормил ветром!

3-тий прохожий.

Ну день гори, два гори — пора и погреться…

Гонгора.

Дайте сказать мне!

(Крики:

Долой Гонгору!

Долой федерацию!)

Молодой рабочий.

Стойте! нет пути обратно!

Пусть голод! пусть холод! пусть не дойти до небес!

Пуст на горе, на плечах и в сердцах вечный Крест!

Не для того ли даны нам руки.

Чтоб заносить их все выше и выше?

Мы не уйдем! не уступим!..

4-ый повстанец.

Довольно! слышали!

1-ый повстанец.

Он смеется над нами!

2-ой прохожий.

Что же мы сыты будем твоими речами?

(Крики:

Тащите его!

В речку! выкупать!)

3-тий повстанец.

Он, верно, обедал,

Пусть теперь водицы отведает!

(Крики:

Хлеба! Хлеба!

Молодого рабочего выволакивают со сцены)

Граф.

Братья, мы все страдали три недели от этих бандитов проклятых,

Все, все страдали — бедные и богатые.

Они преступили заповеди Божии и предались Дьяволу —

Не охраняли частной собственности, отрицали право.

Но вот вы прозрели, вернулись к Богу.

Судите сами, что лучше: ржаной хлеб или звезды с неба?

(Крики:

Мы не хотим свободы!

Хлеба! Дайте нам хлеба!)

Слышите выстрелы? Это войска Руиса.

У Руиса сколько угодно муки, картошки, риса.

Бабка.

Да, да! его солдаты едят пироги с начинкой.

Граф.

И вы будете есть — надо только выдать зачинщиков.

1-ый прохожий.

Да, где их найдешь? Небось, все удрали!

Вот! держите! Стой! ты кто?

Родриго.

Я? «Зачинщик»! Гражданин Родриго! Слыхали? (про себя)

Эх хотел я в Мексику! да вот суждено в Картагене…

Что ж можно и здесь закончить представление. (Громко)

Любезные граждане, сейчас вы меня повесите

На самом видном месте.

Ведь я невозможен в прилично обставленном государстве,

В консти-туцио-нной монархии!

Что же! а все же

Мы вас слегка потревожили!

Уничтожили троны, законы,

И Боже, Боже!

Купоны!

Все поставили вверх дном.

Даже в раю учинили маленький погром,

Вечером, за чашкой кофе, в саду,

Вы вдруг вспомните — «это было в семьдесят третьем году…

Ах, что было!.. лучше не вспоминать на ночь!..

А что если снова!..» И ворвется в сердце ветер пьяный.

Зазвенит, зашумит неуемный гром:

«Мы придем! мы опять придем!»

Берите меня! я не костер, только малая искра.

Весело было мне по степи носиться.

Гори, трава! степной огонек, звени!

Вот они ответные огни!

Я не даром жил, умирать не обидно.

Я только веселый парень, бродяга Родриго.

Но вот языки буревые к небу простер

Небывалый кровавый костер.

Весь мир сгорит и эти светила несметные

Прольются в ночь серебряным пеплом.

Это будет!.. а теперь тащите меня! казните!

Смягчите хоть этим сердце доброго Руиса!

(Крики:

Чего его слушать? Собака бешенная! На фонарь бродягу! всех перевешать!

Родриго уводят)

Граф.

Вы страдали, голодали, терпели,

А для них это только веселое зрелище.

Они вас кормили притчами о Коммуне,

Сулили рай небывалый.

Наш идеал — священное благоразумие.

Каждый должен довольствоваться малым.

Зачем быть такими жадными!

Богатые и бедные могут жить в полном согласии.

Надо только, чтобы каждый на черный день кое-что откладывал.

Спасенье не в Коммуне, а в Сберегательной Кассе.

Вот если б вы не бунтовали, а работали терпеливо,

Каждый состарившись, мог бы в саду, под оливой

Рассказывать внукам о жизни мирной и честной,

И даже приобрести на кладбище вполне приличное место.

Бабка.

Правда! правда!

Попутал лукавый!

2-ой повстанец.

Не иначе как от дьявола.

3-тий прохожий.

И только подумать

Кто ее выдумал — эту Коммуну?

Жили без нее тихо, по хорошему,

А теперь ни хлеба, ни рису, ни картошки…

Граф.

Я вижу вы теперь разбираетесь во всем.

Вы поняли, что Церковь, Король и министры о вас пекутся.

Ныне блудный сын вернулся в отчий дом.

Слава Богу кончилась эта… «революция»!

(Крики:

Кончилась! хорошенького понемножку!

С ней хлопот не оберешься!)

3-тий повстанец.

Мы хотим жить, как жили прежде!

4-ый повстанец.

Что нам делать? Руис нас повесит, как мятежников.

Граф.

О, нет, вы такие ж как прежде,

Вы не мятежники!

Покайтесь, выдайте зачинщиков, украсьте королевскими флагами дворец.

Идите навстречу Руису.

Ведь он вас любит, как родной отец,

Он простит вас…

Женщина.

Мы будем кидать розы под копыта коней.

1-ый прохожий.

Мы повесим всех федералистов и их детей!

Бабка.

Мы будем поить королевских солдат самым лучшим вином!

2-ой прохожий.

Мы все на колени падем!

Граф.

Идем! Встречать Руиса! Пусть скажет королю, что мы образумились,

Забыли о Коммуне,

Что нам ненавистна свобода,

Что мы не граждане, но верноподданные!..

2-ой прохожий.

И будут булки, белые, сдобные!

(Голоса:

Идем!

Падем!)

(уходят)

Нищий.

Над самым ухом палят! Пресвятая Мария!

Такая ж ночь, как тогда, когда брали город, другие…

Также стреляли, пели, с флагами шли.

Гонгора.

Да, похоже.

Тогда — прилив, теперь — отлив,

А море — все тоже.

Нищий.

В ту ночь одна госпожа дала мне целых пять песетов…

Ох ветер!.. Никуда не уйти от этого ветра!..

Гонгора.

Да, мы укрыться пытались,

Остановиться… Ветер унес… ее звали Альда…

Нищий.

Господин, дай грош!

(Вглядываясь в лицо)

Это ты! Чего ж ты ждешь?

Беги! Они идут! Сейчас придут! Уходи! они ж тебя казнят!..

Гонгора(подымая винтовку брошенную повстанцем и ленту с патронами).

Нет! есть еще патроны: пять для них, шестой для меня.

Через десять минут часы на башне пробьют половину четвертого.

Я буду здесь валяться мертвый

Позовешь — никто не ответит

Будут мутные очи не видя смотреть.

Умру. Но останется ветер.

Ветер не может умереть.

Он никогда не рождается, пребывает, всегда.

Прилетает. Улетает. Откуда? Куда?

Сейчас он несется прочь из Испании

На север играть ледяными сердцами

Но срок придет и черной ночью

Он взвоет здесь, на этой площади.

В души ворвется, люди проснутся,

И кто-то первый робко шепнет — «революция!»..

Несутся и бьются. А после — земля.

Зачем? разве знаю. Иначе нельзя.

Впереди только ночь пустая, глухая,

И ветер еще ревет позади…

(Наводит винтовку)

Эй, старик! Отойди!

Стреляю!..

Киев, июнь 1919 г.