- Ну, слушайте. Наше начальство, значит, получило телеграмму и приготовилось. Что было - не передать! Всю станцию оцепили, засад понаделали пропасть. Птицын думал, ну все-быть ему в генералах. А тут, как на грех, эту телеграмму и Мишка Одноглазый получил. Слышали про такого бандюгу? Он тоже решил не плошать, да и разобрал путь.
Вот как наворочал! Поезд, сами видите, вдребезги, а золото - тю-тю!
- Может, его все-таки Мишка захватил?
- Нет, где там! Говорят, рвет и мечет. Пошел партизан искать, которые из-под носа у него золото увели.
Мате чуть приподнялся и посмотрел на говоривших. Из кустов, где он лежал, ему хорошо была видна большая группа людей на насыпи. В центре группы стоял высокий бородатый человек, видимо, бригадир ремонтных рабочих, присланных исправлять путь.
- Ну, а потом? - осведомился один из рабочих. - Потом-то что было?
Бородач продолжал рассказывать.
Мате пристально вглядывался в этого человека и чем больше смотрел, тем больше убеждался, что не ошибся.
…Иркутская тюрьма, куда бросили Мате, как только узнали, что он коммунист, была набита до отказа. В тесных одиночках сидело по десять-пятнадцать человек. Каждую ночь расстреливали коммунистов и каждую ночь приводили все новых и новых. Однажды в камеру втолкнули высокого бородатого человека. Он был так избит, что не держался на ногах. Но едва он пришел в себя, его снова повели на допрос. Допросы повторялись каждый день - видимо, этот человек знал что-то важное, - и часто его приносили в камеру без сознания. Мате поражала непреклонность и воля этого коммуниста. Позже он узнал, что его фамилия Кедров, что он работал в Иркутске вместе с Постышевым.
Однажды ночью Мате вывели на кладбище и велели рыть себе могилу. Мате отказался. Его начали бить. Били долго, с тупой, бессмысленной жестокостью. И только тогда прекратили побои, когда показалось, что Мате перестал дышать. Его бросили в канаву и ушли. Мате умер бы, если бы его не подобрали и не выходили рабочие-китайцы. Поправившись, он вместе с ними ушел в тайгу к партизанам и не знал, что стало с Кедровым.
И вот этот человек перед ним!
Мате встал и быстро пошел к насыпи. Бородач подался вперед, крепко стискивая ручку лопаты. И вдруг, отбросив ее, шагнул навстречу Мате.
- Ты? Живой? Не призрак?
- Я, - кивнул Мате. - Не призрак. Как и ты.
- Ну и живучий мы народ! - Кедров крепко обнял Мате. - Товарищи, - повернулся он к рабочим,-это венгерский коммунист.- И тихо сказал: - Тут все свои. Проверенные. Сам подобрал. Ну, рассказывай о себе - как ты, откуда?
- Потом, - остановил его Мате. - Значит, дорогу чинят твои люди?
Кедров кивнул головой и усмехнулся.
- Чиним. Да только не торопимся. Нам-то спешить некуда. Ну, пока расчистим, пока… метров двадцать еще покалечим - на Мишку, конечно, спишем. Потом, помолясь богу, да не торопясь, чинить начнем. Колчаковская-то армия катится назад, как по маслу, а поезда к фронту не идут из-за нас. Ни подкреплений, ни боеприпасов.
- Да, - кивнул Мате, о чем-то думая. - Да, так. Народ совсем свой?
- Совсем, - подтвердил Кедров.
- Хорошо. Сколько времени надо, чтобы починить путь?
- Ну, если возьмемся по-настоящему, значит, за полдня управимся.
- Так… Сегодня в 4 часа вечера будь здесь. Может быть, дорогу придется чинить быстро.
Кедров удивленно посмотрел на Мате.
- Да разве… - почти вскрикнул он.
Мате поднял руку, не то предупреждая о молчании, не то прощаясь, и быстро ушел.
Через два часа он уже был далеко в тайге, на дне густо заросшего кустарником оврага. Ильин, Марков и Лавров лежали в кустах. Мате передал свой разговор с Кедровым.
- Можно рассчитывать на его помощь.
- Это неплохо, - сказал Марков, грызя травинку. - Ноя предлагаю другое. Золото нужно надежно закопать, а самим пробираться в глубь тайги, к партизанам. Когда же Колчак будет разбит, золото переправим в Москву.
Наступило молчание.
- Нет, - отрезал Мате, - Оставлять золото здесь нельзя. Ясно, что и бандиты, и колчаковцы обшарят каждый клочок тайги в этом районе.
- Я тоже так думаю, - кивнул Лавров.
- Значит, примем помощь рабочих, - заключил Ильин.- Надо предупредить наших.
Он пошел по дну оврага, вглядываясь в чащу кустарника, где сидели и лежали бойцы. Люди устали до крайности, но никто не смыкал глаз. Огромное напряжение владело всеми с той самой минуты, когда выяснилось, что о поезде стало известно по линии.
Неожиданно где-то вдали затрещали выстрелы. Застрочил ручной пулемет. Ему ответил «максим». Бойцы напряженно прислушивались.
- Спокойно, товарищи, - сказал Ильин.- Передайте по цепочке: не обнаруживать себя ни в коем случае.
Бой приближался: выстрелы трещали все громче. И вдруг стрельба стихла.