Золотой стриж

Глава 2 Стриж

Из-за стены доносился рев зрителей, а в раздевалке было тихо. Команда «Непобедимые», не оправдывая своего названия, тряслась, как зайцы. На Нила все смотрели так, будто он предложил выйти на арену голыми.

– Ты? – повторил Кирпич. – Ты – против «Снежных вершин»? Да ты даже у нас в команде на последнем месте по очкам! А наша команда – и так на последнем месте!

– Ну, значит, и терять нам нечего, – с жаром сказал Нил. – Слушайте, я прямо чувствую, что сегодня – мой удачный день!

Все с сомнением переглянулись, а Нил расправил плечи, безуспешно пытаясь придать своей хилой фигуре молодцеватый вид. Вызваться на бой ему велел Кадет, и хоть в этом Нил собирался его послушать: Медведя, конечно, уже след простыл, но лучше делать вид, что он не имеет к этому отношения. Прикинется удивленным, что Медведь не явился, вызовет на бой кого-нибудь другого, быстренько проиграет, и это уже будет неважно, потому что сегодня, конечно же именно сегодня, теплым летним – где-то за Изгородью – днем Медведь спасет их всех. Иначе какой же он золотой стриж?

– Идемте, ребята, – сказал Нил, окидывая взглядом девятнадцать невеселых, бледных лиц.

«Непобедимые» так выглядели каждый раз, когда была их очередь играть. «Вершины» сейчас небось бьют себя кулаками в грудь и выкрикивают: «Вперед, к победе!» Нил зашагал к выходу, почти с нежностью оглядывая раздевалку. В этом узком каменном зале членам команды полагалось надевать на рукав повязку своего цвета – в их случае зеленого – и обсуждать стратегию игры, чтобы не подслушал никто из конкурентов. Стратегия команды «Непобедимые» обычно заключалась в подавленном молчании и бесконечном повторении фразы «Мы все равно проиграем». Игроков каждый год перетасовывали, чтобы никто не успел подружиться, но эта команда была для Нила самой подходящей из всех. Обычно на него злились за то, что он вечно проигрывал, а тут все были как из одной большой семьи: слабаки, неудачники и паникеры.

– Команда «Непобедимые»! Встречайте яростным криком! – бесцветным ястребиным голосом возвестил где-то снаружи Мастер Игры.

На трибунах затопали ногами, взревели громче, и Нил первым шагнул из коридора на свет.

Игра была устроена очень просто. Селение – это шесть Ястребов и несколько сотен представителей освобожденных народов: парней от двенадцати до двадцати с чем-то лет. В начале года Ястребы делили их на команды и составляли расписание игр. Каждый день – один поединок двух игроков из разных команд. Выигрыш приносил очки, проигрыш отнимал. Все, кто в тот день не выступал, подбадривали игроков с трибун криками вроде «Давай, врежь ему!», а Ястребы следили, чтобы все злились как следует и не отлынивали. В конце года начиналось самое интересное: игроки команды, у которой больше всего очков, начинали сражаться между собой, пока не останется всего один победитель. Он получал главный приз: его выпускали на свободу. Потом команды снова перемешивали, и все начиналось снова. Друзей тут не заведешь, все следили друг за другом, как волки за козами: любые знания о других, любые их слабости могли пригодиться, потому что однажды бывшие союзники обязательно станут противниками.

Когда «Непобедимые» вышли на арену, с трибун в них полетели мелкие камешки – так обычно приветствовали слабые команды. Нил покосился туда, где сидели Ястребы. Неподвижно, все шестеро в ряд, у каждого в руках трофеи – то, ради чего они все тут и собрались. Обычно трофеев было два-три, но сегодня Нил успел разглядеть перстень с ярким камнем, меч, кубок, полотнище темной ткани и пару каких-то невиданных штуковин. Глаза Ястребов между капюшонами и масками были пустые, как всегда, но Нил сегодня понял, как выглядит у Ястребов волнение, – как потеря контроля над монструмом. И, похоже, они здорово беспокоились: черные щупальца Тени за спиной Господина Черепа колыхались бодрее, чем обычно, здоровый теневой пес, сидящий у ног другого Ястреба, тяжело дышал, а уж собачонка Кадета вообще не находила себе места.

– Кто будет сегодня отстаивать вашу честь? – спросил Мастер Игры, наклонившись к «Непобедимым» со своего возвышения.

Теневая птица, сидевшая у него на плече, нахохлилась и вспушила перья, когда Нил шагнул вперед. На трибунах сдавленно охнули: Нил еще ни разу в жизни не вызывался играть сам.

– Номер Шесть Четыре Пять Два, стоимость – один балл, – невозмутимо сказал Мастер Игры, посмотрев в лист бересты перед собой. – А теперь встречайте – команда «Снежные вершины», фавориты! Ревем!

Народ яростно вскинул вверх кулаки, а Нил замер как вкопанный. Медведь был на месте. Шагал себе во главе команды, самодовольно оглядывая трибуны. Почему он еще здесь? Нил попытался поймать его взгляд, понять, что ему делать, но Медведь будто забыл про него.

– Выбирай противника, – сказал Мастер Игры, повернувшись к Нилу.

Ему пришлось повторить еще раз с тем же железным, брякающим акцентом, прежде чем Нил расслышал его за шумом в собственных ушах. Медведь, наверное, придумал что-то очень умное, иначе почему он еще здесь?

– Я… – Нил сглотнул, а трибуны тут же начали передразнивать его неуверенное блеяние, – выбираю Медведя.

– Номер Пять Один Пять Ноль, стоимость – двадцать баллов, – невозмутимо возвестил Мастер Игры.

Медведь вытаращился на Нила, от удивления забыв даже засмеяться. «Непобедимые» от ужаса схватились за головы.

– Ты рехнулся? Мы двадцать очков потеряем, а это, считай, все, что у нас есть! – простонал Крепыш у Нила за спиной.

Самый успешный член команды стоит двадцать очков, самый слабый – единицу. Если побеждаешь, твоя команда получает столько очков, сколько стоил противник, проиграешь – столько же очков вычитают из вашего счета, так что разговоры обычно крутятся вокруг того, кого лучше выбирать: равного тебе, сильнее или слабее? Рискнуть и получить больше или выбрать кого-нибудь подешевле?

У Нила таких проблем не было – он годами оставался единицей, так что сражался только с неудачниками и без угрызений совести им проигрывал: хорошие бойцы не будут размениваться на бой, который принесет всего единицу. Нил берег аниму, а остальные готовы были драться до последней капли сил, чтобы выиграть и вернуться домой. Каждый год в процессе кто-то иссыхал сам, растеряв всю аниму, но команды пополняли, откуда-то всегда появлялись новые дети.

И ни разу еще такого не было, чтобы единица выбрала двадцатку, ведь исход такого поединка ясен сразу. Взбудораженные трибуны заходились таким свистом, что трофеи начали наполняться Тенью еще до начала игры: перстень заблестел ярче, ткань вздулась и опала, будто задышала. Оказавшись там, где много теневых чувств, сделанные ястребиными мастерами предметы напитываются ими и обретают волшебные свойства, нужные Ястребам. А арена – это место, где всегда есть чем поживиться: бой, крики, ярость, страх, злость победителей, разочарование проигравших.

– Выбирай, – сказал Мастер Игры и махнул рукой в сторону стола с игровым оружием.

В обычный день Нил выбрал бы браслет правды, как самое безобидное оружие, – хоть интересно, о чем спросят. Но тут, чувствуя затылком взгляд Кадета, он потянулся к плети отчаяния, как тот и велел. Медведь разочарованно взял вторую плеть, проводив жадным взглядом меч ярости, лежавший рядом.

Нил сжал в руке плеть и чуть не ахнул от того, какая же она холодная: снаружи это незаметно, но Тени в ней полно, это уже не игровое оружие, настоящее, – Кадет выполнил обещание.

«Я усилю ее во много раз. Всего один удар, и он побежден», – сказал утром Кадет.

Что же делать? Медведь отлично изображал увлеченность игрой – поигрывал плетью, кланялся трибунам, – а лучше бы подал Нилу знак, как быть. Остальные члены команд уже отошли на свои скамейки, на круглой каменной арене остались только Нил и Медведь.

– Поддержите воинов, пусть ваш яростный рев слышат даже за Изгородью! – объявил Мастер Игры и приготовился записывать количество очков. – Бой номер два один три объявляю открытым.

Медведь не зря был фаворитом – Нил даже подумать не успел, а тот уже подскочил к нему и хлестнул плетью по плечу. Больно не было, веревки мягкие, только холодно.

– Какой у тебя план? – отчаянно зашептал Нил, пятясь назад.

– План? Показать тебе, где раки зимуют, единичка, – разозлился Медведь. – Думал, отвлечешь меня с утра своими бреднями и я тебе проиграю?

Говорить во время боя не запрещалось – игроки всегда старались задеть друг друга словами, чтобы заставить пропустить удар. Плеть попала Нилу по шее, и он зашипел от холода. Свое оружие он даже поднять не пытался.

– Из-за тебя я потерял свою очередь выбирать противника, – процедил Медведь и снова стегнул его плетью. – А теперь ради одного балла выставляю себя идиотом, трачу свою мощь на такую козявку! Я, который двадцатку мог бы заработать! Тебе жить надоело?

Краем глаза Нил заметил, что трофеи сияют все ярче, – похоже, злости у Медведя было на троих. У Нила заныло под ложечкой: что-то тут было не то, что-то очень простое, но он не понимал.

Он растерянно посмотрел на трибуны – искаженные лица, крики: «Медведь, размажь его!» А вдруг и нет никакого стрижа и это все – какой-то злой розыгрыш? Плеть ударила снова и снова, Медведь не скупился, и до Нила наконец начало доходить, что делает это оружие: он, который никогда не давал воли отчаянию, с каждым ударом чувствовал его все сильнее. Плеть по кусочку отнимала аниму, оставляла только Тень: безнадежность и страх.

Он все равно проиграет. Нет никакого стрижа и никакой золотой магии. Он останется здесь, и никто его не спасет. Останется здесь навсегда.

– Медведь, пожалуйста, скажи, что мне делать, я все сделаю, – пробормотал он. Язык заплетался, словно холод добрался уже и до него. – Ты же волшебник!

– Ты свихнулся? – Медведь яростно хлестнул его по груди, и у Нила сжалось сердце. – Дерись, не стой столбом!

Нил посмотрел на чудо-плеть в своей руке. Сейчас Медведь не ожидает атаки, все получится.

«Надо застать его врасплох. Золотая магия хитра и непредсказуема, она всегда защищает носителя, и, если бы мы пришли за стрижом сами, она бы его спасла, – объяснял утром Кадет. – Ты должен нанести всего один удар».

Вот только если Кадет ошибся и Медведь обычный парень, такой удар иссушит его на месте. А если Медведь все же тот, кто всех спасет, этот удар отнимет огромный кусок его анимы, и он не сможет сопротивляться, когда его схватят.

В глубине души всегда знаешь, как поступить, главное – не думать слишком долго. Поэтому Нил разжал руку, и плеть упала на камни.

– Если ты можешь что-то сделать, пожалуйста, делай сейчас, – выдавил он.

Медведь в ответ дал ему плетью по коленям так, что Нил растянулся на камнях. Шум вокруг медленно сливался в однородный гул.

– Подними ее и дерись! – прошипел Медведь. Он не привык к таким скучным, бездарным, коротким играм. – Слабак, ты идиотом меня выставляешь! Бейся!

Нил перекатился на спину и поднял руки – знак того, что сдается, но Медведь ударил его снова, с искаженным лицом, будто не мог остановиться. Кто-то с трибун крикнул: «Ты чего, последнюю аниму выбьешь!», остальные жаждали, чтобы Медведь продолжал, трофеи все ярче горели холодным злым светом. Если бой настолько выходил из-под контроля, его останавливали и делали предупреждение, но сейчас Мастер Игры молчал.

– Медведь, ты же не такой, – забормотал Нил и вдруг понял, что не сможет подняться, даже если захочет, – все тело налилось холодной тяжестью. – Не… Не надо.

Мама когда-то учила его, что в каждом есть что-то хорошее. Это было до того, как их землю захватили, но Нил продолжал в это верить, потому что мама верила, и если только он перестанет, то больше никогда не найдет к ней дорогу.

– Ты не такой, – с заложенным носом повторил он. Сердце билось все медленнее, словно на грудь ему положили что-то тяжелое. – Эй, ты же хороший парень.

– Хороших парней здесь давно уже нет, – выдавил Медведь. – И я отсюда выйду. А ты – вряд ли.

И откуда-то из глубины тупой, холодной печали, в которую каждый удар погружал его все глубже, Нил подумал: «Медведь не виноват». Все они тут обозлились, и никакого золотого стрижа здесь нет и быть не может, да и хороших парней, наверное, тоже. Бой закончится, все съедят по миске еды и разойдутся, продолжая обсуждать игру, и проспят до побудки следующего дня, неподвижные, как камни.

Медведь занес плеть с такой силой, что она со свистом рассекла воздух, и Нил зажмурился. Под веками что-то вспыхнуло, его окатило теплом, и он был уверен, что это конец, но удар так и не достиг цели. Медведь глухо вскрикнул, а потом вокруг стало совершенно тихо, и Нил приоткрыл глаза.

В воздухе висело теплое золотое сияние, будто подсвеченная солнцем пыль. Медведь стоял, глупо вытаращив глаза и уронив плеть на камни. Нил сощурился – он давно не видел таких ярких красок. Потом он с удивлением понял, что ему больше не холодно, как будто что-то согревает его изнутри. А потом до него дошло.

Он медленно опустил взгляд и посмотрел на себя. Сияние исходило от него, окутывало золотистой дымкой.

– Ого, – сказал он и, наверное, сказал бы что-нибудь еще, но тут к нему скользнула мерзкая масса черных щупалец, шмякнулась на него всем своим весом и прижала к камням.

Монструм Господина Черепа был таким холодным и отвратительно скользким, что Нил съежился, в слепой панике вжимаясь в камни. Кто-то с нечеловеческой силой схватил его за запястье, и он всхлипнул от облегчения – ему показалось, что рука сейчас выдернет его из-под этого отвратительного студня. Но рука застегнула у него на запястье что-то металлическое, ужасно тяжелое, и только потом рывком подняла на ноги. Нил вскинул глаза, трясясь как осенний лист. Рядом стоял Кадет. Нил даже не думал, что его безжизненный взгляд в принципе способен выражать такое торжество.

– Это браслет смертельного холода, – громко объявил Кадет. – В нем ты не опасен.

Нил и не собирался быть опасным, он только стоял и думал о том, как больно эта тяжеленная штука оттягивает руку. Золотое сияние в воздухе медленно осыпалось, сияющие крупинки гасли.

– Золотой стриж – это я? – заплетающимся языком начал Нил. Его отупевшие от многолетней рутины мозги не способны были соображать с подходящей для такой ситуации скоростью. – Тогда зачем ты…

– Конечно ты, кто еще это мог быть? – сказал Кадет. Он говорил так, словно хотел, чтобы его слышали все, до последнего ряда трибун. – Я сразу понял это, когда услышал пророчество. И разработал план, который позволит убедиться в этом, а также обезвредить тебя на глазах всего Селения.

«Вот гад», – беспомощно подумал Нил, но даже в этой мысли не было настоящей злости: теплое, щекочущее чувство в груди так и не исчезло, оно отвлекало от осознания беды.

– А почему я Изгородь уничтожить не мог? – все-таки спросил он.

– Потому что у тебя не было золотой магии, – хвастливо, с удовольствием ответил Кадет. – Ты копил аниму. Видимо, очень долго. И накопил очень много. Но из курса по золотой магии в Академии я знаю, что анима превращается в золотую магию, только когда совершаются какие-то определенные поступки. У вас тут обычно нет повода их совершать, и я дал тебе повод. Мой монструм следил за тобой, он умеет быть незаметным, если надо. Ты выбросил шар. Предупредил Медведя. Не использовал оружие. Основа золотой магии – это доброта, самоотверженность и любовь к жизни, своей и чужой. – Кадет скривился, будто ему даже говорить такие слова неприятно. – Ты поступил в соответствии со своим кредо, а я выполнил задание Тени – не дал предсказанию сбыться.

Он обернулся, и Нил кое-как повернулся вслед за ним. Рядом стояли все Ястребы, слушая Кадета так, будто он выступал на собрании, и они вполне одобряли его сообщение. Нила прямо затошнило от того, что они даже сейчас выглядели такими же замороженными, как обычно, разве что монструмы у их ног слегка волновались. Дать бы им всем по их затянутым масками физиономиям.

– Поэтому сегодня на игре так много ценных трофеев. Вы почувствуете большую печаль, и они наполнятся, – сказал Кадет, обращаясь к зрителям на трибунах. Те стояли, вскочив со своих скамеек, и Нил ясно, как никогда, заметил, что добрая половина из них – совсем дети. – Этот игрок – золотой стриж. Последний обладатель вашей магии, последняя надежда ваших народов, тот, кто должен был спасти ваши земли от нас. Попрощайтесь с ним.

Ястребы одобрительно кивнули.

– Ты волшебник? – спросил Медведь, до которого, похоже, наконец-то дошло.

Нил хотел ему улыбнуться, чтобы Медведь понял, что он на него не злится, но от этого мерзкого браслета холод полз по всему телу, оттесняя тепло глубже, и лицо больше не слушалось.

Ноги подогнулись, и он упал на камни, вдруг подумав о том, что где-то под ними, глубоко под ними – земля, дающая силы всему живому. Земля, которую он больше никогда не увидит.

– Пожалуйста, – пробормотал он, распластав руку с браслетом по камням, – я хочу домой.

Сознание путалось, уплывало, но на секунду он будто превратился в абсолютную, бесконечную надежду. И ничего не произошло.

Нил тупо смотрел, как серебристый браслет на его руке начинает сиять сильнее. Когда вся твоя жизнь принадлежит Ястребам, нечего удивляться, что она так заканчивается. Его надежда ничего не стоит, его никто не спасет, и сердце как будто сплющивалось, становилось сухим и старым, лишенным радости, и жизни, и волшебства, потому что все это – одно и то же.

Вот он, момент, когда все заканчивается. Финал истории, бесславное прощание, ни ясности, ни откровений. Но эта история – о земле, которая все еще была полна волшебства, о земле, населенной не только людьми.

И это – момент, когда все началось.

Там, где неподвижная, заледеневшая рука Нила прижималась к черным камням, что-то вдруг ударило о плиты с другой стороны, будто огромная ладонь пыталась соприкоснуться с его ладонью сквозь слой камня, который их разделял. Пол арены задрожал, а удар повторился снова, и снова, и снова. Каменные плиты начали трескаться, вокруг закричали, свет стал каким-то странным, и Нил даже нашел в себе силы перевернуться на бок, чтобы посмотреть, в чем дело.

Когда пол треснул, похоже, сломалось что-то в защите, которую Ястребы наложили на Селение. В безжизненном сером небе, которое годами не меняло цвет, появилась прореха, и она ширилась, открывая полосу голубого неба. Толчки из-под земли прекратились, и теперь игроки на трибунах, Медведь, Ястребы – все смотрели вверх, запрокинув головы. Нил внезапно нашел в себе силы сесть. Браслет по-прежнему оттягивал руку, но Нил запоздало понял то, что за пеленой страха как-то не дошло до него раньше: он может освободиться, если захочет. Магия этой злобной штуковины сильна, но не сильнее, чем он.

Поэтому Нил схватил свободной рукой браслет и рванул его с запястья. Он чувствовал, что ладонь у него теплая, и от этого тепла браслет раскрошился, словно был сделан не из металла, а из древесной коры. Осколки упали на искореженный пол, и Нил рассмеялся. Он попытался встать, но грудь кольнуло такой яркой, молниеносной болью, что в глазах потемнело, – видимо, последние силы ушли на борьбу с браслетом. Краем глаза он видел Ястребов, которые подходят к нему, обступают со всех сторон, и разрешил своему телу провалиться в сон, из которого вернуться не надеялся.

Но он вернулся.