Золотой тюльпан. Книга 1

Глава 11

На рассвете все семейство Виссеров было на ногах и собиралось в последний раз позавтракать с Франческой перед ее отъездом в Делфт.

Франческа была одна в своей спальне. Она зашнуровала лиф платья и поправила широкий воротник. Девушка напряженно думала, все ли она учла в ведении домашних дел и не упустила ли чего-нибудь важное, такое, что может нарушить заведенный в доме порядок во время ее отсутствия. Марии было поручено вести семейный бюджет, а Алетте доверена маленькая шкатулка с деньгами на мелкие расходы. Все пообещали Франческе, что будут в точности соблюдать ее распоряжения. Девушке очень хотелось, чтобы сестры заботились о ее клумбах с цветущими тюльпанами, среди которых были и те, что они называли тюльпанами Питера. Алетта обещала ухаживать за цветами и привлекать к этому делу Сибиллу. Франческа взяла с младшей сестры слово, что та будет себя вести должным образом и выполнять все указания Алетты для ее же собственного блага.

Больше всего беспокоил Франческу Хендрик. На вечере у Людольфа он на короткое время снова стал самим собой, но происшедшая в этом доме трагедия опять повергла его в мрачное расположение духа и меланхолию. Его руки почти зажили и не причиняли прежнего беспокойства, однако он не отказывался от лечения, хотя и называл настойку Марии отравой. Франческа заметила, что отец принимал это снадобье каждое утро, значит, он верил в его целительную силу. По крайней мере, он снова стал много работать, а это было добрым знаком.

Девушка в последний раз обвела взглядом комнату, чтобы ничего не забыть. Ее дорожный сундук с одеждой и другими вещами еще вчера снесли вниз, и в комнате осталась только небольшая шкатулка, в которую Франческа собиралась положить предметы туалета. Когда она взяла в руки маленькое зеркальце, то увидела в нем печальное и озабоченное лицо. Девушке было очень жаль покидать родной дом, кроме того, она никак не могла оправиться от столь внезапной смерти Амалии. Франческа видела, что Сибилла тоже не забыла свою приятельницу.

Девушка решительно закрыла шкатулку и взяла ее за ручку. Перекинув через руку плащ, она вышла из комнаты, где провела столько лет. Франческе был всего годик, когда родилась Алетта, и ее перевели из родительской спальни в собственную комнату.

Во время завтрака обстановка была напряженной. Все старались быть веселыми и не подавать вида, что в душе они очень боятся отъезда Франчески. Сама она тоже испытывала чувство страха, ведь никогда раньше не покидала родного дома больше чем на день.

— Ты должна писать нам и рассказывать все о своей работе, — сказала Алетта с нарочитой веселостью. — Тогда я смогу узнать, что ждет и меня, когда наступит моя очередь.

— Я буду писать, — пообещала Франческа и озабоченно посмотрела на отца. Вчера вечером, когда после ухода гостей они остались вдвоем, отец вдруг прослезился и сказал, что счастье дочери для него превыше всего, что бы ни случилось. Это был странный разговор. Казалось, отец чего-то не договаривал. Когда Франческа поднялась, чтобы уйти к себе, отец вдруг сказал:

— Ах, да! Вот еще что. Я решил, что ты будешь жить в другом месте и договорился с вдовой, фрау Вольф, которая с радостью примет тебя в Делфте. Она тебя встретит сразу же по приезде.

Франческа была озадачена таким решением отца, но, увидев его печальное лицо и опущенную голову, решила, что сейчас неподходящий момент для расспросов и споров. Она нежно погладила Хендрика по голове и заверила его, что ничуть не сомневается в его желании сделать своих дочерей счастливыми.

Молчавшая до тех пор Сибилла тоже обратилась к Франческе с просьбой:

— Виллем сказал, что когда мастер Вермер пишет портреты своей жены, она всегда великолепно одета. Опиши мне подробней ее платья.

— Конечно.

— Ты всегда вводишь людей в грех и вынуждаешь их сплетничать, Сибилла, — недовольно проворчала Мария.

— Я хочу знать то, что меня интересует, и задаю соответствующие вопросы, — дерзко ответила Сибилла. — Виллем и не думал сплетничать. Он слышал это от самой Катарины Вермер, когда она восхищалась своим портретом в розово-красном бархатном платье.

— Да, я думаю, интерьером для портрета послужил дом Вермера, — заметил Хендрик, взяв из корзинки еще один кусок белого хлеба, принесенного Гретой рано утром. — В отношении Вермера меня смущает только то, что он не слишком-то интересуется пейзажами. Поэтому, Франческа, — многозначительно добавил Хендрик, — не упускай эту очень важную сторону в твоей учебе.

— Можешь не сомневаться, — ответила Франческа и ласково улыбнулась Алетте. — Если что, то я пойду на улицу и буду сама делать наброски, как и ты, Алетта.

Франческа не заметила, что ее слова заставили Алетту густо покраснеть, потому что в этот момент раздался стук в дверь. Девушка быстро вскочила с места и бросилась открывать дверь. Как она и думала, это пришел Питер.

— Я очень рада, что вы пришли, — сказала она откровенно.

— Как же можно не проводить старого друга в дальнюю дорогу? — насмешливо сказал Питер и протянул Франческе букет фиалок, красиво перевязанный лентой. — Я знал, что вы будете заняты вчера и решил прийти сегодня утром.

— И правильно сделали. Какие прелестные фиалки! — Франческа поднесла букет к лицу и с наслаждением вдохнула нежный аромат цветов.

— Вы все подготовили к отъезду?

— Да. Пойдемте в столовую.

Когда они вошли в столовую, то увидели, что за столом остался только Хендрик. Узнав, что Питер выехал из Харлема задолго до рассвета, хозяин дома пригласил его за стол, а Грета поставила перед ним прибор. Франческе нужно было дать последние наставления Алетте и Сибилле, и она вышла из комнаты. За ней последовали и Мария с Гретой, так как пришел носильщик за вещами Франчески.

Хендрик был очень рад возможности поговорить с Питером по поводу его встреч с Франческой в Делфте. Вчерашний разговор с Людольфом в корне менял все дело. Нужно во что бы то ни стало порвать всякие отношения между Франческой и этим юношей. Если бы Питер не заплатил за обучение дочери, Хендрик мог бы просто запретить ему видеться с ней. Однако при сложившихся обстоятельствах все было не так-то просто. Жаль, что в это дело вмешался Питер. Людольф несомненно дал бы деньги на обучение, чтобы стать единственным благодетелем Франчески. Хотя не слишком-то приятно быть ему обязанным еще и за это.

— Я хочу поговорить о ваших встречах с Франческой в Делфте, — многозначительно покашляв, начал Хендрик. — Я настоятельно прошу вас не мешать ее работе и не беспокоить.

Питер выслушал это заявление с удивительным спокойствием, в котором однако было что-то угрожающее. Положив руку на стол, он испытывающим взглядом посмотрел на Хендрика.

— С вашего разрешения и согласия Франчески было решено, что мы иногда будем видеться. Как же вы можете нарушить данное слово?

— Я все хорошенько обдумал, — воинственно начал Хендрик.

Питер внимательно посмотрел на Хендрика.

— Что-нибудь случилось? — озабоченно спросил он. — Ваши финансовые дела стали еще хуже? Не бойтесь. Ни вы, ни ваша семья не останетесь без крыши над головой. У меня есть дом в Харлеме и другая собственность.

— Нет! — торопливо заверил его Хендрик. — Все хорошо. Конечно, у меня огромные долги, но мне дали отсрочку.

— А все ли денежные вопросы решены правильно? Я, конечно, не финансист, но в этих делах разбираюсь хорошо и с удовольствием вас проконсультирую. Надеюсь, вам дали отсрочку не под непомерно большой процент? Если так, то это надо сразу же исправить.

Хендрик протестующе затряс головой.

— Самое лучшее, что вы можете сделать, так это держаться от Франчески подальше. У меня есть на то веские причины, Питер. Вы, так же как и я, хотите, чтобы она стала великим художником. Подумайте сначала о ее будущем, а уж потом о собственных желаниях. Я же предупреждал, чтобы вы не возлагали никаких надежд на это знакомство.

Питер чувствовал, что Хендрик водит его за нос. Он стиснул зубы, и его лицо приняло напряженное и гневное выражение.

— Я не стану вам ничего обещать. Больше мне сказать нечего.

Раздался стук каблучков, и в комнату вошла одетая в плащ Франческа.

— Я уже готова, — сказала она. Когда Хендрик, опираясь на стул поднялся, Франческа бросилась к нему на шею и нежно обняла. — Береги себя, отец! Если вдруг что-нибудь случится, и я понадоблюсь дома, то сразу же приеду.

— Ну, конечно, дитя мое, только я не предвижу никаких несчастий в обозримом будущем. — Хендрик поцеловал дочь в лоб. На сердце у него лежал камень. С чувством горького стыда он думал об условиях, на которых отдал свою девочку Людольфу, о чем бедняжка даже не подозревала.

Франческа отступила на шаг и с любовью посмотрела на отца.

— Я буду тебе всю жизнь благодарна за ту возможность, что ты мне предоставил. Только ты помог осуществить мои давние мечты.

Питер оставил отца и дочь одних и вышел в зал, где уже поджидали одетые Алетта и Сибилла. Питер не испытывал чувства обиды из-за того, что Франческа благодарит отца. Он знал, что вмешался вовремя и дал Франческе возможность учиться, когда все уже было почти потеряно. Этого Питеру было достаточно. Если он будет мешать работе девушки, то можно повременить со встречами, но когда она освоится в мастерской Вермера, то Питер сам решит, является ли он помехой для ее успешной учебы.

Франческа вышла из столовой одна.

— Мы с отцом уже простились.

Она обняла Марию, утиравшую слезы платком, и стала ее успокаивать. Даже Грета прослезилась. Франческа всегда защищала ее от гнева Марии, когда она только поступила на службу к Виссерам.

— Пусть вам во всем сопутствует удача, юффрау Франческа.

— Спасибо, Грета. — Девушка чувствовала, как у нее комок подступает к горлу. Она быстро повернулась и направилась к выходу. Питер догнал ее и взял за руку. Франческа улыбнулась ему и замедлила шаги, поджидая отставших сестер.

Стояло ветреное утро, и их плащи развевались, как разноцветные лепестки тюльпанов. Наконец они дошли до площади, где уже стоял дилижанс. Сундук Франчески был погружен на длинную повозку, крытую вощеной тканью, натянутой на железные обручи. Перед отъездом она рассказала Литеру о том, что будет жить в Делфте совсем в другом месте.

— Почему же все переиграли? — спросил Питер.

Франческа пожала плечами, не зная, что ему сказать.

— Похоже, это было не совсем удобно для той семьи, которая сначала согласилась меня взять. И все же, я думаю, отец что-то скрывает и руководствуется совсем другой причиной. Он переживает, что я буду одна в чужом городе, и считает, что обо мне позаботится вдова, которую зовут фрау Гетруд Вольф.

— Не сомневаюсь. А у вас найдется время, чтобы мне написать?

Франческа шутливо ответила:

— Вечера будут в моем распоряжении, если только я не решу брать уроки после наступления темноты и изображать игру света от ламп и свечей.

Питер насмешливо посмотрел на Франческу:

— Ну, надеюсь, это будет не слишком часто.

— Мы хотим получать письма! — решительно заявила Сибилла.

Алетта рассмеялась:

— Обещаю тебе, это не будет односторонней связью.

Питер посерьезнел:

— Шутки в сторону. Переписка со мной не отнимет у вас время, отведенное для учебы?

Франческа ответила так же серьезно:

— Если когда-нибудь наша дружба помешает моей работе, я обязательно вам скажу об этом.

— Обещаете?

— Да.

По движению людей, окружавших дилижанс, Франческа и Питер поняли, что настало время отправляться в путь. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом Питер поцеловал девушку так крепко, что Алетта и Сибилла раскрыли рты от изумления. Франческа обняла и расцеловала сестер, не забыв дать им последние распоряжения. Питер помог ей зайти в дилижанс.

Франческа села так, чтобы видеть, что происходит на улице. Кучер взмахнул кнутом, и колеса застучали по булыжной мостовой, увозя юную девушку от родного дома. Алетта и Сибилла побежали следом за дилижансом, и только Питер неподвижно стоял на мостовой и махал ей рукой. Сестры кричали слова прощания, и Франческа махала им рукой в ответ, пока дилижанс не переехал через мост, где за стоявшими в ряд амбарами девушек и Питера уже не было видно.

Франческа сразу же стала искать безопасное место для фиалок. Рядом с сиденьем была небольшая щель, куда она и поставила перевязанные лентой цветы. Вскоре она поняла, что поступила разумно, так как дорога была очень плохой, и дилижанс подскакивал на каждой кочке. Высокие колеса грохотали по дороге, а на крыше были подняты маленькие кожаные паруса, чтобы попутный ветер помогал четверке лошадей, впряженных в повозку, бежать еще быстр. ее. Пассажиров бросало во все стороны, и они испуганно вскрикивали, когда дилижанс опасно наклонялся, катясь по глубокой колее. Лихой кучер щелкал в воздухе кнутом и издавал победный крик при обгоне каждого попутного дилижанса.

Иногда они останавливались у придорожных гостиниц и постоялых дворов, чтобы сменить лошадей и дать возможность пассажирам немного перекусить или сбегать по нужде. Так как стоянки были очень короткими, сочетать два этих удовольствия никому не удавалось. Кучер дул в рожок, подавая сигнал к отправлению, и не ждал зазевавшихся. Мужчины, давясь, запихивали в себя последний кусок, быстро допивая содержимое огромных пивных кружек. Некоторые бежали вслед за дилижансом, завязывая на ходу тесемки бриджей.

Франческа взяла в дорогу пакет с едой, завернутый в белоснежную салфетку, и фрукты, которые ей принесли друзья накануне отъезда. Большую часть подарков она оставила домашним. Во время путешествия у Франчески несколько раз менялись попутчики, все они оказались людьми разговорчивыми, что сильно скрасило долгую дорогу.

Уже было далеко за полдень, когда дилижанс наконец прибыл в Делфт. Франческа с любопытством рассматривала улицы незнакомого города. Своим процветанием этот красивый старинный город был обязан мануфактурам, пивоварням и судоходству. С помощью каналов он соединялся с портами на реке Мае. За последние сто лет в Делфте получило развитие гончарное дело, здесь выпускался знаменитый делфтский кафель, а также всевозможная домашняя утварь. Сейчас в городе работало тридцать мастерских.

Франческе показалось, что Делфт с его многочисленными мостами опутан сетью каналов еще больше, чем Амстердам. По обе стороны улицы стояли средневековые дома с серыми или коричневато-красными крышами. Девушка также заметила дома, построенные в готическом стиле, и здания, относящиеся к эпохе Ренессанса. Казалось, прошедшие века их нисколько не изменили. Оконные стекла ярко сияли на солнце, а старинные двери скрывались в нишах. Ставни окон были выкрашены в голубой, зеленый или коричневый цвет, а в некоторых домах — в темно-красный. Цветущие деревья, покрытые молодой листвой, и многочисленные клумбы с великолепными тюльпанами делали этот старинный город еще более прекрасным. Трудно выбрать более подходящее время для приезда в Делфт, чем этот солнечный майский день!

Дилижанс остановился на многолюдной улице рядом с гостиницей. Франческа вышла, держа в одной руке букет фиалок, а в другой — дорожную шкатулку. Ее сундук выгрузили и поставили рядом с ней. В этот момент среди толпы она увидела даму средних лет, которая была похожа по описанию на фрау Вольф. Вдова тоже увидела девушку и направилась к ней. Она была в коротком плаще, накинутом на черное платье с белым воротником, и простой шляпе без перьев и ленточек. Несмотря на строгую одежду в этой женщине чувствовалась природная элегантность, которую не мог скрыть ее чопорный вид. Фрау Вольф была женщиной сорока с небольшим лет, с прекрасной фигурой и не лишенном привлекательности лицом, которое сужалось к подбородку. Она приветливо улыбалась Франческе, но ее серые глаза оставались холодными и блестящими, как стекло. Казалось, она хотела ими заглянуть девушке в самую душу.

— Вероятно, вы и есть юффрау Виссер? — спросила она, слегка приподняв черные брови.

— Добрый день, фрау Вольф. Зовите меня просто Франческой.

— Поскольку я собираюсь опекать вас как собственное дитя, это, пожалуй, будет вполне уместно. Это что, весь ваш багаж? — она пренебрежительно посмотрела на старый, видавший виды дорожный сундук, стоявший на земле около ног Франчески, и на шкатулку в руках девушки.

— Да. Я найму носильщика.

— Не нужно. Я уже это сделала. — Фрау Вольф помахала молодому человеку с ручной тележкой.

Когда багаж был погружен, она приказала носильщику пройти вперед, вероятно, считая, что тот может удрать вместе с добром, если его оставить позади себя. Франческе и в голову бы не пришло усомниться в честности носильщика, однако вскоре ей предстояло узнать, что Гетруд Вольф вообще мало к кому относилась с доверием.

И вот они оказались на извилистой улице Кромстрат, где в пятиэтажном доме жила Гетруд. Этот дом когда-то был покрыт гудроном, чтобы кирпичи не разрушались из-за влажного климата, и сейчас, благодаря этому, узор из песчаника смотрелся гораздо красивее. Створчатые окна нижнего этажа были снизу до середины прикрыты желтыми ставнями, которые не давали прохожим заглядывать в окна, но хорошо пропускали свет. Входная дверь с железной ручкой было толстой, как в старинной церкви. Внутри дом показался Франческе мрачным, возможно, это впечатление усиливали темные стены. Однако девушка сразу же обратила внимание на красивую мебель и делфтскую керамику.

Служанка по имени Вайнтье проводила носильщика в дом, и он втащил дорожный сундук Франчески наверх. Планировка комнат была примерно такая же, как и в доме Виссеров. Гетруд стала подниматься впереди Франчески наверх. Перила лестницы были украшены искусной резьбой. Все это время хозяйка не спускала глаз со служанки и носильщика.

— Ох уж, эти старые дома, — бросила Гетруд через плечо, — в них так много комнат. Несколько лет назад я решила поправить свои дела и стала пускать постояльцев, когда гостиницы в городе были переполнены. Теперь у меня постоянная клиентура. В основном это купцы, котооые часто приезжают в Делфт. Они всегда могут рассчитывать на спокойный ночлег, приличное общество и сытный завтрак. — Гетруд стала проворно подниматься на следующий этаж.

— И много у вас останавливается гостей?

— Нет. Обычно два-три человека, самое большее — четыре. Я пускаю только тех, кого хорошо знаю, хотя иногда хозяин таверны «Мехелин» просит меня сдать комнату своим посетителям. Но я знаю, что он никогда не пошлет ко мне людей недостойных. Постояльцы мне совсем не мешают, так как внизу есть четыре больших спальни. Завтрак им подается прямо в комнаты, поэтому ко мне в столовую они не приходят.

— Я заметила, что наверху у вас тоже есть несколько гостиных.

— Да, три гостиных и мой кабинет, где я храню книги и работаю с документами, связанными с моей благотворительной деятельностью. Ведь я регентша комитета по благотворительным заведениям для престарелых.

Это должность говорила о безупречной репутации, которой она пользовалась в городе. Поднявшись на второй этаж, Гетруд быстро пошла по коридору к комнате, из которой выходил носильщик. Франческа подошла к нему и хотела дать ему на чай, но Гетруд сделала протестующий жест рукой и заплатила носильщику сама.

— Мне выдали деньги на оплату ваших расходов, — объяснила она и обратилась к Вайнтье, которая отступила в сторону, чтобы дать пройти хозяйке: — Принеси вазу, чтобы юффрау Виссер могла поставить свои цветы.

Франческа размышляла над тем, кто оплатил ее расходы. Она решила, что это Виллем предложил отцу дать ей денег на расходы, так как Хендрик сам никогда бы до этого не додумался. Во всяком случае, он не сказал ей ни слова, когда дал кошелек с деньгами, сказав только, что сюда входит доля Франчески из денег, полученных за портрет Людольфа. Кошелек был тяжелым, и Франческа рассчитывала найти там стиверы. Однако, открыв его, она была крайне удивлена, обнаружив флорины.

Комната Франчески — с филенчатыми стенами и широкой кроватью с парчовым пологом — была несколько темновата, единственное окно выходило на улицу, однако здесь было все необходимое, включая большое зеркало в серебряной раме и персидский ковер у кровати.

Гетруд смотрела на Франческу изучающим взглядом.

— Мне сказали, что вы очень ответственная девушка и всей душой преданы искусству. Думаю, мы с вами поладим. — Она подошла к двери и на секунду задержалась. — Я вас оставляю. Распакуйте свои вещи, а Вайнтье принесет вам чашечку чая. Когда вы будете готовы, то сможете найти меня в гостиной, это как раз под вашей спальней этажом ниже. Нам нужно поговорить перед ужином, так как я хочу рассказать вам о своих обязанностях по отношению к вам. Я согласилась опекать вас во время вашего пребывания в Делфте, так что для нас обеих будет лучше уладить все трудные моменты прямо сейчас.

Через полчаса Франческа отправилась в гостиную к фрау Вольф. По пути она внимательно рассматривала все картины на стенах. В основном это были офорты с видами Делфта, в их числе и картина с изображением великолепной гробницы Виллема I в новой церкви. Высокую башню этой церкви Франческа видела, подъезжая к городу. В ногах у принца Оранского была изображена его верная собака, которая после смерти хозяина отказалась есть и вскоре умерла. Если бы Франческе предложили написать портрет принца Оранского, она бы непременно изобразила бегущую рядом с ним собаку.

При разговоре фрау Вольф была вовсе не намерена выслушивать мнение Франчески, она держала в руках письмо Хендрика и зачитывала девушке то, что там было написано. С изумлением Франческа узнала, что ей было запрещено общаться с мужчинами. Хотя дом Вермера и мастерская были совсем рядом, по утрам и вечерам ее должна была туда сопровождать двоюродная сестра Гетруд, Клара Хейс.

— Вы познакомитесь с Кларой за ужином, — сказала вдова и добавила, что она лично будет сопровождать Франческу во все общественные места, которые она сочтет для этого подходящими. — Вам все понятно?

— Да уж! — Франческа была очень недовольна тем, что услышала. Немного поразмыслив, она решила, что в последние недели отец был немного не в себе. В нормальном состоянии он никогда бы пе додумался заставить ее подчиняться таким жестким припилам. Он ничего не сказал Франческе сам и возложил эту неприятную обязанность на третье лицо. Это было очень похоже на отца.

— Если отец хочет, чтобы я подчинялась этим правилам, я должна исполнить его волю. Но уверена, что со временем, когда он привыкнет к моему отсутствию, то несколько смягчит эти совершенно абсурдные правила.

— Не рассчитывайте на это.

— Сделает он это или нет, я все же буду встречаться с одним человеком. Я говорила об этом отцу и получила согласие. Его зовут Питер ван Дорн.

Фрау Вольф снова взяла письмо Хендрика и внимательно его просмотрела.

— Нет. Все так, как я сказала. В письме не говорится о каких-либо исключениях.

— Но это невозможно!

— Посмотрите сами!

Франческа взяла письмо и убедилась, что в нем рукой отца было написано все то, о чем говорила Гетруд.

— Это письмо лишь подтверждает заботу отца обо мне. В последнее время он был сам не свой. Он не станет требовать от меня выполнения этих правил.

Вдова взяла у нее письмо.

— Ну, а до тех пор я буду строго выполнять все, о чем меня просит ваш отец.

— Вы не можете мне помешать видеться с Питером!

— Ошибаетесь. — Гетруд спокойно посмотрела на Франческу. — Мне совершенно ясно, что этот молодой человек — нежелательный поклонник, от которого вас хочет оградить ваш почтенный родитель. Среди благотворительных заведений, регентшей которых я являюсь, есть исправительный дом для легкомысленных молодых женщин. Я даю советы, как с ними обращаться в определенных ситуациях. Если вы ослушаетесь меня, я посажу вас под замок как непослушную дочь, чтобы вы малость поостыли и пришли в себя.

Франческа в гневе вскочила с места.

— Да вы просто сумасшедшая! В моей семье никого не наказывали. Отец никогда бы не согласился на такое мерзкое наказание.

От этих слов вдова тоже пришла в ярость. Она быстро поднялась со стула и помахала пальцем перед лицом Франчески.

— Никогда больше не смейте меня оскорблять! Я представляю вашего отца и сделаю все возможное, чтобы вы не свернули с пути, на который он вас направил. Прочтите еще раз его письмо. Он пишет, что я должна стать для вас непререкаемым авторитетом, так как он хорошо знает, что любое мое решение пойдет вам же на пользу.

— Вы неправильно все поняли. Нас с Питером связывает только дружба и ничего больше!

— Эта песня мне знакома! Вы не первая молодая особа, которую я вынуждена защищать от ее же глупости. Именно поэтому вас ко мне и прислали.

Франческа направилась к выходу.

— Я не останусь здесь на ночь! Попрошу приюта у Вермеров, а завтра договорюсь насчет квартиры.

— Вы этого не сделаете! — Гетруд с поразительной быстротой захлопнула дверь, которую пыталась открыть Франческа. — Я сейчас же позову стражу из исправительного дома. Он совсем рядом. Вы пропустите первый день обучения, а может быть, и всю неделю, а может, и месяц. Это будет зависеть от того, как скоро вы раскаетесь. Если вы после этого предупреждения попытаетесь увидеться с Питером ван Дорном, я запру вас, по крайней мере, на восемь недель. И как же тогда быть с платой за обучение?

При этих словах Франческа побледнела и пришла в полную растерянность. Создавшаяся ситуация казалась ей крайне глупой.

— Сегодня вечером я напишу Питеру и расскажу о жестких правилах, которые вы мне навязали. Утром я отправлю письмо.

— Можете написать ему одно письмо и положить конец вашим отношениям и дальнейшей переписке. Перед отправкой я сама его прочту.

— Но это невыносимо. Если вы думаете, что я смирюсь с вашей цензурой…

Гетруд резко оборвала ее.

— Это относится только к одному конкретному письму. Я совершенно не хочу казаться мегерой. Ваша жизнь у меня должна протекать нормально. Между нами не возникнет никаких недоразумений, если вы будете подчиняться перечисленным мною правилам.

Рассерженная Франческа открыла дверь и быстрыми шагами направилась в свою комнату. Она металась по спальне, как посаженный в клетку зверек. В бессильной ярости девушка ударила кулаком по спинке кровати. Она никак не могла смириться с условиями, в которых ей придется жить. Девушка с ужасом поняла, что попала в ловушку, из которой невозможно выбраться. Вся радость от прибытия в Делфт исчезла. Что ждет ее завтра в мастерской Вермера? Что, если он окажется таким же вспыльчивым, как и отец? Может быть, он взял ее в ученицы ради денег, а вовсе не потому, что поверил в талант. Ведь у Вермера не было учеников, сможет ли он передать ей свои знания? С самого начала Франческа видела свое обучение только в розовом свете и никогда не думала, что ее может постигнуть такое разочарование.

Девушка в бессильной ярости стукнула кулаком по стулу, а затем по подоконнику. Она старалась не думать о Питере, с которым ей запретили встречаться. Там, в гостиной, она сначала не приняла всерьез письмо отца. Но что, если он так и не придет в себя и не сможет рассуждать здраво и логично?

Франческа перевела дыхание. Что толку стучать кулаками и тратить силы на бесполезную злость? Ведь это не поможет найти выхода из западни. При встрече с трудностями Франческа всегда старалась вести себя практично и разумно, а сейчас это было особенно важно. Она напишет Питеру, как сказала ей Гетруд, но затем пошлет ему еще одно письмо, в котором объяснит все, что с ней произошло. Рано или поздно Хендрик выйдет из состояния меланхолии, и тогда она обратится за помощью к сестрам и Виллему. Они непременно поговорят с отцом. Франческа знала, что у него доброе сердце, и он не устоит перед просьбами сестер и Виллема. Однако, если в этот момент отец будет занят работой над новой картиной, он просто не станет никого слушать. Хендрик всегда считал, что женщины все преувеличивают. Он никогда не верил, что торговцы больше не дадут ему в долг и потребуют немедленную плату. Так же легкомысленно он может отнестись к просьбам дочери.

Франческа знала, как отец не любит писать письма, и возлагала все надежды на Алетту, которая должна будет написать обстоятельное письмо Гетруд. Отцу останется только его подписать. Франческа была сильно озадачена, когда Гетруд предъявила ей столь подробное послание Хендрика, которого с трудом можно было уговорить нацарапать хотя бы две строчки.

Раздался робкий стук в дверь. Франческа подошла и распахнула ее настежь. На пороге стояла очень миниатюрная суетливая женщина средних лет, она все время поправляла воротник платья и теребила кольца на руках. В молодости она, вероятно, была недурна собой. Однако прожитые годы оставили темные круги под ее глубоко запавшими глазами и испортили цвет лица, которое было покрыто желтоватыми пятнами и веснушками. В редких седых волосах, прикрытых накрахмаленным чепцом, кое-где виднелись золотистые нити.

— Меня зовут Клара Хейс, — робко сказала женщина. Она стояла, съежившись, как будто ожидая враждебных действий со стороны Франчески. — Надеюсь, вам будет у нас хорошо.

— Благодарю за заботу, но для этого придется изменить кое-какие порядки. — Франческа отступила в сторону, чтобы Клара могла пройти в комнату, но она по-прежнему стояла на пороге.

— Я пришла пригласить вас к ужину.

— Я не уверена, что буду желанной гостьей за столом.

— Ну, что вы! Совсем наоборот! Когда моя кузина Гетруд прочтет кому-нибудь мораль, то больше к этому уже не возвращается.

Франческа знала, что Клара должна за ней следить, однако она не испытывала враждебности к этому тихому безобидному созданию, проявлявшему по отношению к ней только дружелюбие.

— Хорошо, — я приду. По-старинному обычаю за столом забываются все ссоры, и я ему охотно последую.

— Очень разумно с вашей стороны. Постарайтесь выполнять все требования Гетруд, и у вас пе будет неприятностей.

Ужин был обильным и прошел в тихой и доброжелательной обстановке. Гетруд вела непринужденную беседу, как будто бы между ней и Франческой не было никаких разногласий. Чувствовалось, что она вовсе не хочет заострять внимание на недавнем инциденте и создавать невыносимую обстановку в собственном доме. Франческа вежливо поддерживала разговор, и лишь Клара не проронила ни слова и вела себя, как послушный ребенок. Франческе не хотелось делать преждевременные выводы, но создавалось впечатление, что властная Гетруд полностью подчинила своей воле это кроткое создание и превратила Клару в свою безмолвную тень.

После ужина Франческа написала Питеру о навязанных ей правилах, которым она вынуждена подчиниться, хотя это полностью нарушит их прежние планы. Девушка достала рисунок с изображением Питера, который она сделала в тот же день, когда он подарил ей гиацинт, и поставила его рядом с вазой с фиалками. Франческа вдохнула пьянящий аромат цветов, и ей показалось, что Питер находится где-то здесь, совсем рядом, хотя своим письмом она должна была его оттолкнуть. И все же Франческа надеялась, что Питер сумеет прочесть ее мысли между строк и поймет, что в их судьбу вмешалась чья-то злая воля.

Гетруд проявила деликатность и не стала вчитываться в каждую строчку, а лишь мельком просмотрела письмо.

— Хорошо, — сказала она и заклеила письмо. — Я прослежу, чтобы его отправили завтра же. Вы можете идти и подготовиться к первому дню учебы. Доброй вам ночи и приятных снов.

Когда Франческа удалилась в свою комнату, Гетруд откинулась в кресле и вздохнула. Первое время своенравные девушки всегда доставляют много хлопот.

И все же Франческе следовало отдать должное. Она была гораздо разумнее прежних воспитанниц Гетруд, которых ей приходилось для их же блага сажать под замок. Кроме того, у Франчески была цель, и уж конечно, она не станет делать глупости и ставить под удар свое обучение в Делфте. Очень скоро девушка смирится со всеми порядками хозяйки, и жизнь в доме пойдет своим чередом.

Гетруд не видела ничего необычного в том, что Людольф направил к ней посыльного с просьбой позаботиться о молодой девушке. Когда в семье возникали проблемы со взрослыми дечерьми, их нужно было передать в более надежные руки. Людольф был покровителем художника, поэтому его забота о судьбе девушки не вызывала удивления. Отец Франчески хотел оградить дочь от ухаживания Питера ван Дорна, с которым она собиралась встречаться наедине.

Гетруд гораздо больше взволновала новость о смерти Амалии. Наконец-то Людольф снова стал свободным. Теперь, когда он сделал политическую карьеру и добился определенного положения в обществе, они могут продолжить свои отношения, прервавшиеся несколько лет назад. Сейчас все может быть по-иному.

Людольф и Гетруд познакомились много лет назад, но в последние годы они не встречались, хотя поддерживали деловые отношения. Благодаря щедрости Людольфа Гетруд могла позволить себе некоторую роскошь, однако она очень гордилась, что всего в жизни добилась своим упорным трудом. Ей всегда и за все приходилось платить.

Когда Гетруд было 14 лет, жестокий отец выдал ее замуж за богатого старика из Роттердама. Дирк Вольф был ужасным скрягой и трясся над каждым стивером. Гетруд была его третьей женой, и вскоре после свадьбы он превратил ее в экономку, которую скверно одевал и морил голодом. У Дирка всегда под рукой была трость, и он частенько поколачивал жену, обвиняя ее в расточительности.

Так прошло 11 проклятых лет. Гетруд было 25 лет, когда она встретила Людольфа. Он только что вернулся из плаванья, его лицо было покрыто загаром, а одежда поражала роскошью и элегантностью. Они стали часто встречаться, что для Гетруд оказалось совсем не сложно. Ее старый муж любил подремать у камица или пересчитывать деньги, запершись у себя в комнате. Они встречались в гостиницах, куда Гетруд проходила незамеченной через черный ход. Никогда в жизни Гетруд не думала, что мужчины могут носить красное шелковое белье. Она была удивлена еще больше, когда при первом же свидании он снял с себя всю одежду и предложил ей сделать то же самое. Любовь Людольфа стала для Гетруд откровением. Она и не подозревала, что рядом с мужчиной ей может быть так хорошо. Первый раз в жизни Гетруд полюбила.

Очень часто Людольф уезжал на год, а то и на два, но когда его корабль становился на ремонт или подворачивалась какая-нибудь другая возможность, он сразу же приходил к ней. Каждое утро Гетруд просыпалась с мыслью, что, может быть, сегодня она снова встретится с любимым. Любовь Людольфа помогала ей забыть о неудачном замужестве, именно этот человек в конце концов избавил ее от ненавистного старика-мужа. Она впустила его в дом после наступления темноты, когда Дирк мирно храпел у камина. Людольф бесшумно зашел в комнату и перерезал старику горло. От ужаса Гетруд едва не потеряла сознание, но все же ей удалось взять себя в руки. Она заранее обеспечила себе алиби, и когда по ее расчетам Людольф уже должен был вернуться на корабль, отплывающий на рассвете, Гетруд стала кричать и звать соседей.

По завещанию муж оставил ей только дом и половину того, что в нем находилось. Все остальное имущество и деньги Дирк отдал своим взрослым детям, которых Гетруд никогда не видела. Заранее условившись с Людольфом о встрече, она переехала из Роттердама в Делфт, где сняла дом на улице Кромстрат. Гетруд сделала все, чтобы снискать себе репутацию добропорядочной и респектабельной дамы. Именно к этому она стремилась всю жизнь, поэтому новое положение в обществе ей очень нравилось и как нельзя лучше соответствовало ее характеру. С тех пор респектабельность стала ее защитой. Гетруд нисколько не лицемерила, занимаясь благотворительностью, так как в ней всегда преобладало чувство долга. Именно оно заставило ее подчиниться самодуру-отцу и много лет терпеть издевательства скряги-мужа.

Женитьба Людольфа на Амалии не стала для Гетруд неожиданностью, так как она прекрасно понимала мотивы, которыми руководствовался ее любовник. Поначалу она его безумно ревновала, но время от времени он навещал Гетруд, и их страсть не угасала. Когда они стали вместе заниматься политическими делами, Людольфу было безопаснее не появляться у Гетруд и даже не переписываться с ней. Однако Гетруд посылала ему отчеты с надежными гонцами.

— Доброй ночи, Гетруд, — заглянув в комнату, сказала Клара.

Гетруд встрепенулась.

— Ты еще не спишь? Тебе нужно отдохнуть. Не забудь, что завтра утром ты будешь сопровождать Франческу.

— Я жду этого с нетерпением.

Когда Клара поднялась к себе, Гетруд спустилась вниз и проверила, хорошо ли заперта дверь. Приехав в Делфт, Гетруд сразу же взяла Клару в компаньонки, так как жить в одиночестве ей было невыносимо. Слишком часто ее тревожили воспоминания о той страшной ночи в Роттердаме. Она забрала Клару из сиротского приюта, где та находилась с самого рождения. Благотворительность Гетруд была замечена советом регентш и впоследствии сослужила ей хорошую службу. Кроткая Клара была благодарна Гетруд за то, что та забрала ее к себе, и во всем слушалась свою строгую кузину.

Направляясь к себе в спальню, Гетруд остановилась у комнаты Франчески. Оттуда не доносилось ни звука. Некоторые девушки, покинувшие отчий дом, рыдали ночи напролет. Нет, Гетруд не ошиблась. Несомненно, они поладят с Франческой. Сладко зевнув, Гетруд отправилась спать.

Франческа не слышала шагов за дверью. Она думала, что не сможет заснуть на новом месте, но, едва прикоснувшись головой к подушке и почувствовав лавандовый запах постельного белья, поняла, как устала за прошедший день. Девушке показалось, что проспала она лишь одно мгновение, когда в комнату вошла Вайнтье и поставила на облицованный плиткой столик кувшин с горячей водой.

— Шесть часов, барышня. Завтрак подается в полседьмого, — сказала Вайнтье, выходя из комнаты.

Франческа вскочила с кровати и сбросила с себя ночную рубашку. Наконец-то настал этот день! После сладкого сна все ее страхи и сомнения исчезли. Девушка умылась горячей водой, одела свежее белье и причесалась, а затем облачилась в новое платье фиолетового цвета, специально сшитое для учебы в Делфте.

Она спустилась в столовую. Как и во время ужина, Гетруд была любезной и обходительной. Клара снова не произнесла за завтраком ни слова.

Когда Франческа вышла с гобеленовой сумкой, в которую положила чистый рабочий халат, палитру и кисти, то увидела, что Клара уже поджидает ее у выхода.

По дороге в мастерскую Вермера Франческа с интересом рассматривала незнакомый город. Вскоре они вышли на улицу, которая вела к мосту через канал, и оказались на большой рыночной площади. С восточной стороны площади находилась огромная Новая Церковь с поднимавшимися под самое небо куполами, а с западной стороны площади было великолепное здание городской ратуши, сверкавшее позолотой на солнце, ярко-красные ставни на многочисленных окнах которой были открыты. С двух других сторон площади стояли дома с остроконечными крышами, в первых этажах некоторых находились магазины и лавочки. Рыночная площадь была такой же оживленной, как и в Амстердаме.

— Вот дом мастера Вермера! — Клара показала на угловой дом с северной стороны площади, стоявший рядом с церковью. — Эта узкая аллея ведет на маленькую улочку Волдерсграхт, где родился Вермер. Он может смотреть на нее из окон своего дома.

— Какой большой дом, — заметила Франческа, когда они проходили через площадь. — Его фасад в два раза больше, чем у соседних домов.

— Потому что половину здания занимает таверна, известная под названием «Мехелин», а жилую часть дома называют «Мехелинхейс». Покойный отец мастера Вермера, Рейнер, занимался работами по шелку, а искусству отдавал все свое свободное время. Его семье приходилось туго, но наконец Рейнеру повезло, он разбогател и купил «Мехелин», а потом сделал из него процветающую таверну. Может быть, тот, кто строил дом, жил в городе Мехелине, иначе почему это название красуется на фронтоне?

Было видно, что маленькая женщина с удовольствием сообщает Франческе все эти сведения. Ее лицо оживилось, а на щеках заиграл румянец. Кларе было очень приятно выступать в роли гида.

— А вы помните Рейнера Вермера? — спросила Франческа.

— Ну конечно же! — При воспоминании о Рей-нере Клара всплеснула руками. — Он был таким забиякой! Всегда пускал в ход кулаки, когда нужно было выпроводить подвыпивших посетителей из пивной. Брал их за шиворот и вышвыривал на площадь. Иногда ему в этом помогал сын.

Таверна и жилая часть дома имели отдельные входы. По асимметричному расположению дверей было понятно, что вход в таверну сделан позже. Зеленая дверь таверны была открыта, и оттуда доносился гул голосов, свидетельствуя о том, что дела у Вермера по-прежнему процветают. В жилую часть дома вела красивая старинная дубовая дверь с блестящей бронзовой ручкой. Белое крыльцо было влажным, так как его только что тщательно вымыли.

— Мне сказали, что мастер Вермер сдает таверну, — сказала Франческа после того, как Клара постучала в дверь.

— Да. Он перестал ею заниматься после смерти отца и незадолго до своей женитьбы.

Дверь открыла молодая приветливая служанка в белом платочке, завязанном сзади на узел. На ней был голубой передник. Видимо, она занималась утренним мытьем полов в доме.

— Хозяина сейчас нет дома, юффрау Хейс, — обратилась она к Кларе, с любопытством разглядывая Франческу. — Он пошел отправлять картину в Лейден. Сейчас туда по каналу пойдет лодка. Но хозяйка хочет вас видеть и приглашает юффрау Виссер к себе.

— Очень хорошо, Элизабет, — Клара повернулась к Франческе. — Я вас покидаю и приду в шесть часов, когда закончится ваш рабочий день.

За Франческой захлопнулась дверь, и Элизабет предложила ей пройти в дом. После мрачного дома вдовы Вольф здесь было удивительно светло, Франческа даже зажмурилась. Вся мебель выполнена в голландском стиле, на стенах пастельного тона висели карты и картины. С белого лепного потолка с черными балками свисали бронзовые канделябры. Как принято в голландских домах, комнаты первого этажа были расположены на разных уровнях и соединялись между собой лабиринтом коридоров, по которым Элизабет подвела Франческу к одной из дверей и постучала. Из-за дверей ответил женский голос:

— Войдите!

Элизабет открыла перед Франческой дверь, и та вошла в комнату. Катарина Вермер сидела в кресле и с безмятежным видом кормила грудью младенца. Лиф ее голубого платья был расшнурован, и из-под него была видна белоснежная рубашка и мягкая округлость груди. С нее вполне можно было написать портрет Мадонны с младенцем. Свет, падавший из окна, сиял ореолом вокруг ее аккуратно причесанной головки. Светло-каштановые волосы Катарины блестели на солнце, лучи которого падали и на головку младенца.

Катарина медленно подняла взгляд на Франческу. Ее лицо было умиротворенным и ясным, как у всех кормящих матерей, для которых центром Вселенной стало их дитя. Как бы пробуждаясь от сладкого сна, Катарина улыбнулась гостье. Через мгновение она вновь стала энергичной хозяйкой дома и матерью многочисленного семейства.

— Вы уже здесь! А я и не слышала, как вы пришли. Давайте не будем церемониться, зовите меня просто Катариной. Присаживайтесь. Вы завтракали? Заниматься живописью на пустой желудок — дело неблагодарное. Я слышала, у фрау Вольф всегда прекрасный стол. Ян скоро придет. Да, я зову мужа Яном, хотя на самом деле он — Йоханнес, старые друзья зовут его именно так. Хотя мы с Яном знакомы тоже очень давно и уже семнадцать лет женаты. Нашего старшего сына тоже зовут Йоханессом.

Франческа с первой же минуты прониклась симпатией к этой женщине, излучавшую искреннюю доброжелательность. У Катарины было круглое лицо с матовой кожей и лучистыми карими глазами под изогнутыми дугой темными бровями. Хорошенький носик был чуть вздернут, а рот красиво очерчен. Когда Катарина широко улыбалась, ее рот напоминал по форме полумесяц. Словом, это было красивое и выразительное лицо, которое с удовольствием изобразил бы любой художник. Ничего удивительного, что Катарина была любимой моделью своего мужа.

— Как зовут вашего малыша? — Франческа посмотрела на младенца, безмятежно сосавшего грудь.

— Игнациус. Довольно длинное имя для такой крохи. Но у меня уже не хватает подходящих имен для детей. Я хотела придумать их сама, но люди меня отговорили. Ведь ребенку придется с этим именем жить, ходить в школу… Вы же знаете, как дети не любят отличаться чем-нибудь от своих товарищей.

Франческа удивилась мудрости этих сказанных в шутку слов. Эта прелестная женщина, несмотря на следующие одна за другой беременности и многочисленные обязанности, сумела сохранить чувство юмора и юный вид.

— Можно было бы давать детям имена тюльпанов, Семпер Аугуст звучало бы просто великолепно. Или, скажем, Лапрок. Такое имя подошло бы даже сказочному принцу.

Катарина рассмеялась, отняла младенца от груди и заглянула в его крошечное сонное личико.

— Тебя могли бы назвать Католейном красным или желтым. Как тебе нравится это имя, моя радость?

В ответ младенец громко срыгнул, как бы выражая неодобрение предложенному ему имени. Обе женщины весело рассмеялись, и Катарина прижала ребенка к груди, а затем положила его головку на плечо и стала поглаживать его по спинке. Она весело посмотрела на Франческу.

— Должно быть, вы увлекаетесь садоводством и любите цветы, если знаете названия таких редких тюльпанов.

— То же самое можно сказать и о вас.

Катарина отрицательно покачала головой.

— Нет. Но я много слышала о цветах от матери, которая живет здесь же, в Делфте, на улице Ауде Лангендийк, это недалеко от дома фрау Вольф. У матери есть сад с цветниками и фруктовыми деревьями. Сад очень ухоженный, но она все равно разрешает детям там играть. А у нас сада нет. Посмотрите в окно и увидите сами.

Франческа взглянула в окно. Внизу, вдоль домов узкой лентой светился канал, проходя вдоль всей улицы. От рыночной площади отходило множество узеньких улочек, которые соединялись с улицей Волдерсграхт с помощью мостов. Девушка сразу же заметила, что расположенная напротив богадельня из красного кирпича была изображена на картине, которую она видела по пути в эту комнату. Этот вид можно написать, только глядя в окно, у которого сейчас стояла Франческа.

— Я уже видела эту картину в коридоре, — сказала девушка, которая сразу же оценила всю ее красоту и умиротворенность. Одна из обитательниц богадельни сидела у открытых дверей и что-то шила, точно так же, как та женщина, которую изобразил Ян Вермер.

— Это одна из любимых моих работ Яна, — с довольным видом сказала Катарина. — Он назвал ее «Маленькая улочка в Делфте». Когда мне нравится какая-нибудь картина Яна, он отдает ее мне. Поэтому покупатели, которые приходят в его галерею, что бы что-нибудь купить, ничего не могут найти. А о том, что у нас есть в доме, они и понятия не имеют.

Франческа вернулась на свое место.

— Мой отец написал несколько портретов матери, с которыми решил никогда не расставаться. Да, кстати, я хотела спросить о саде вашей матушки. Дети часто туда ходят?

— Когда захотят. Боюсь, они устраивают у нее в доме настоящий переворот, но моя мать ничего не имеет против. Она выращивает самые прекрасные тюльпаны в Делфте, и однажды два моих малыша шлепнулись прямо на клумбу. Вы бы видели, сколько было сломано цветов! — Катарина с сокрушенным видом подняла глаза к потолку.

— Может быть, ваша матушка позволит мне сделать несколько набросков у нее в саду, а потом я написала бы цветы маслом.

— Уверена, что она не станет возражать. Имейте в виду, что, обучаясь у Яна, вам вряд ли придется писать цветы. Хотя, без сомнения, в некоторых вопросах он иногда будет предоставлять вам полную свободу. Вы сами убедитесь, что Ян не слишком суровый учитель, но иногда он бывает ужасно строгим с детьми. Впрочем, как и я. Иначе в доме не будет покоя, и Ян не сможет работать. Вот почему дети с такой радостью бегают в сад моей матери. Там они могут шуметь, сколько угодно.

— А мастер Вермер пишет портреты ваших детей?

— Нет! Ведь они такие непоседы. Поэтому он с них делает только рисунки. Тот, кто не знает, что у нас многочисленное потомство, глядя на картины Яна, может подумать, что в доме вообще нет детей. Хотя, — вдруг что-то вспомнив, добавила Катарина, — Ян несколько раз писал мои портреты, когда я была беременна.

— А сколько у вас детей?

— Сейчас восемь. — На прелестное лицо Катарины набежала тень грусти, и она с нежностью посмотрела на младенца. — Мы потеряли двоих детей, один из них умер прошлым летом.

— Простите, я не знала.

— Я не могу об этом говорить.

— И не нужно, — с сочувствием сказала Франческа. Из уважения к горю Катарины она сразу же сменила тему разговора. — А в этой комнате есть какие-нибудь работы вашего супруга?

Катарина снова подняла глаза на Франческу и покачала головой.

— Несколько картин Яна висят в других комнатах, а одна незаконченная находится у него в мастерской. Может быть, вы хотите посмотреть, где вам придется работать? А я пока поменяю малышу пеленки и уложу его спать.

— Да, я бы очень хотела взглянуть на мастерскую. Как мне туда пройти?

Франческа без труда смогла бы быстро найти мастерскую, так как Катарина все ей подробно объяснила, но по пути она встретила трех маленьких девочек, которым очень хотелось взглянуть на ученицу их отца.

— Добрый день, дети, — поприветствовала их Франческа. — Меня зовут Франческа Виссер. Думаю, вы уже знаете, что я буду учиться мастерству художника у вашего отца. А как вас зовут?

Старшая девочка со строгим личиком и золотистыми волосами почтительно присела:

— Меня зовут Катарина, как и маму, но папа зовет меня Риной. Мне девять лет.

— Ты старшая дочь в семье?

— Нет, старшая у нас Мария, ей пятнадцать.

Франческа обратилась к девочке помладше, с ясными, как у матери, глазами и очаровательными веснушками.

— А тебя как зовут?

— Лисбет, мне скоро будет восемь.

Самая младшая девчушка с озорными глазенками все время подпрыгивала во время этого разговора в ожидании своей очереди.

— Я — Беатрис, и мне скоро исполнится пять лет!

Рина пихнула ее в бок.

— Тише! Ты разбудишь малыша. — Обращаясь к Франческе, она добавила: — Нашему маленькому братику всего три месяца.

— Я его видела. Просто чудесный мальчик, — Франческа опустилась на колени и обняла Беатрис.

Две другие девочки тоже стали на колени, Рина прижалась к руке Франчески, а Лисбет, которая всегда заботилась о своей внешности, сначала аккуратно расправила юбку. Они стали расспрашивать гостью о ее доме и семье. Девочкам очень хотелось узнать, сколько у нее братьев и сестер. За оживленной беседой они совсем не расслышали звука приближающихся по коридору шагов, и Франческа вдруг краешком глаза увидела, что рядом с ними остановился кто-то в высоких, расширенных кверху башмаках.

Девушка посмотрела снизу вверх и увидела возвышавшуюся над ней фигуру мастера Яна Вермера. Он стоял подбоченясь и приветливо улыбался, его черная шляпа была сдвинута назад. Лицо Вермера запечатлелось у Франчески в памяти, прежде чем он успел заговорить. Лицо художника было продолговатым, с твердо очерченным подбородком и копной вьющихся каштановых волос длиною до плеч, темные изогнутые брови оттеняли живые блестящие глаза. Тонкий нос с расширяющимися ноздрями загибался книзу, и казалось, что когда-то он был сломан. Рот у Вермера был большим и чувственным. Когда он улыбался, были видны неровные мелкие зубы. Он склонился над Франческой, очень удивленный тем, что застал ее в компании троих своих отпрысков.

— Так вы новая няня или моя ученица?

— В данный момент и то, и другое.

Вермер протянул девушке руку и помог подняться.

— Добро пожаловать в Делфт, Франческа!