Глава 5 Гол

МАРИ

Принц вышел из машины с таким видом, словно я припарковалась у эшафота, а у него в кармане лежит приговор. Кажется, я переборщила с издевательствами, хотя и он немного перегнул с наркотиками. Правда, его прямота подкупала. Наверно, поэтому я неожиданно для самой себя рассказала про маму. Быть откровенной с царевичем оказалось очень легко. Даже с Элли мы ни разу не говорили об этом, а какому-то проходимцу с короной взяла и вывалила. Сама на себя немного злилась, поэтому и перегнула с камерой.

Андрей аж побледнел, ослеплённый вспышкой.

Я глянула на своего попутчика. Царевич нервно курил, глубоко затягиваясь, и ерошил волосы рукой. Мне стало его жалко.

Нужно пойти на мировую.

— Удали, — сказала я.

— Чего?

— Камера на заднем сиденье, удали кадр и расслабься. Я точно не собираюсь продавать твои фото таблоидам. Неудачно пошутила. Извини.

Андрей продолжал терзать свои волосы. Рука у него к голове прилипла что ли?

— Так ты не… — начал он с тихой надеждой в голосе.

— Я фотограф. Но не по этой части.

Романов выдохнул дым, затушил сигарету, вроде немного расслабился, потянулся к ведру с курицей.

— А по какой части? — уточнил он

— Зверюшки, цветочки, туземцы. National Geographic. Хотя, стажировалась и в «The Sun». Но это было давно и противно.

— Могу представить.

— Ладно тебе. Журналисты — тоже люди. Это работа. Не хуже и не лучше.

Царевич скептически на меня поглядывал, не особенно веря.

— Что ж ты не осталась в желтухе?

— Тошно. И характер слабоват. Там железный лоб нужен, а я тряпка.

Андрей хмыкнул, сосредоточился на еде. Мы молча жевали, глядя на смутные очертания крыш вдалеке. Все это время в моей голове крутились воспоминания. Почему я привезла его сюда? Не только ведь из-за уединенности. Или по привычке? Или из-за мамы?

— Что это за место? — спросил Андрей, как будто мысли мои читал.

— Поселок из летних домиков, — ответила я. — Сейчас здесь почти никто не бывает. Там дальше озеро. Летом очень красиво, а зимой тихо. Ты просил безлюдную местность.

Я прильнула губами к краешку стакана. Кофе остыл, но все равно был вкусным.

— Спасибо.

— На здоровье.

Опять повисла пауза. Вот именно в такие моменты я жалею, что больше не курю. Хорошо царевичу, вторую поджигает.

— А почему Майкл? — вновь прервал он молчание.

Я улыбнулась. Сказать — не сказать? А, ладно.

— Майкл Сторм*, - выдала я имя своих детских вожделений.

— Кто это?

— Мда, как все запущено. Футболист. Или у вас это называется soccer? От слова сосать.

— Соккер — это в Америке, — почти зарычал прекрасный принц, словно не замечал, что я опять издеваюсь. — И что значит у вас? Ты как будто не русская.

— Когда дело касается футбола, я предпочитаю прикинуться англиком.

— Предательница. Это почти измена родине, знаешь?

— Судить грешно, Вашество, — усмехнулась я. — Не принимай близко к сердцу. В любом случае, российский футбол отстой.

— Ну да, сложно спорить, — покивал Андрей. — Хотя мне все равно. Я не очень слежу. Если только обязывают. А ты болельщица? Кто такой этот Сторм? Первый раз слышу.

— Я в детстве с ума сходила по футболу. Сам понимаешь, красивые мужички в трусиках носятся по полю…

— Эээ, ну так себе я понимаю с этой стороны, но стараюсь постичь, да, — не сдержал издевки Андрей.

Ладно, не все мне над ним подтрунивать.

Я не смутилась и продолжила объяснять.

— Майк Сторм играл за Манчестер, был моей первой любовью, можно сказать. Мы с мамой часто ходили на футбол. Сторм был на пике тогда. Правда, как-то внезапно женился на хозяйке своего клуба. Хитрозадый такой, да? Но я ему это все простила. Он просто виртуоз, прирожденный форвард.

Наверно, это неправильно восхищаться другим парнем, но у меня не было сил заткнуться. У нас ведь не свидание. Андрей к тому же сам спросил. Пусть слушает теперь.

Я уже говорила, что я чокнутая? Ах, да!

— Вспомнил. Это такой коротышка что ли? Да ну, МакКарти или Бекхем, я еще понимаю. А этот — метр с кепкой. Несерьезно.

— Слышь, дылда! Не смей поганить своим царским ртом его имя. Он стометровку за десять секунд пробегает. Ты за это время и стартануть не успеешь, мистер Пятьсигаретвчас. Даже я тебя обведу без проблем.

Ой, кажется, я перегнула.

— Ах, так!

Андрей упер руки в боки и казнил меня глазами с особой жестокостью. Хорошо, что смертную казнь отменили, а то бы…

Царевич заходил туда-сюда, а потом стал собирать в пакет мусор, стаканы, контейнеры. Сейчас и меня туда запихнет, подожжет и поминай, как звали. Пора отступать.

— Я перешла черту, да? — поинтересовалась я аккуратно.

— Перешла? Да ты умотала за нее так далеко, что черты уже и не видно. Вставай. — Он дернул меня за руку, стаскивая с капота, ткнул пальцем на пакет. — Это мяч.

Я не особо понимала, что ему нужно. Мяч из мусора получился такой себе.

Я робко предложила:

— У меня есть в багажнике обычный.

— Доставай! — рявкнул царевич.

Я полезла в багажник. Андрей бесцеремонно влез рядом и стал обследовать содержимое. Он достал знак аварийной остановки, домкрат, снеговые щетки и изобразил из всего этого ворота. Дорога служила полем. Романов забрал у меня мяч, поставил его посередине, указал мне на ворота у машины, сам пошел к противоположным.

Вашу ж Машу. Мы будем играть в футбол?

Вот это поворот событий.

Андрей

Я разозлился. Серьезно. Все это смешно и мило, но аккурат до тех пор, пока я не начал чувствовать себя куском несвежего дерьма. Да, мне хотелось сбросить мантию и спокойно пообщаться с красивой девчонкой. Выйти в народ, так сказать, и почувствовать себя человеком, а не диковинным жуком под лупой. Но как-то вот не было в планах ощущать себя тенью какого-то Майкла. Подумаешь, форвард Манчестера. Я же лучше.

Да и бог с ним со Стормом. Мари сама хороша! Нахалка. Обведет она меня. Сейчас посмотрим. Да, я покуриваю, но я не хлюпик. Меня всегда брали форвардом в училище. Я столько голов за Кремль забил.

В общем, довела.

Я дошел до ворот. Мари стояла на своих, пригнувшись. Я громко свистнул, и мы понеслись к мячу, который оставили на середине «поля». Расстояние было плевым, я на секунду ее опережал. Но неожиданно метнулась мне в ноги жестким подкатом, сыграла в мяч, быстро вскочила, а я, теряя равновесие, чуть не свалился.

Черт.

Такого не ожидал. Мари гнала мяч к моим воротам, прикрывая корпусом. Бегает быстро, но у меня ноги длиннее. Я ее опередил, закрыл пространство для прострела. Она повернулась ко мне спиной, контролируя мяч, посматривая через плечо, двигалась к обочине приставными шагами.

Я опять воспользовался длиной своих конечностей, попытался подцепить мячик. Мари не ожидала этого маневра, споткнулась о мою ступню, стала терять равновесие. Она схватила меня за куртку, желая удержаться, но лишь утянула за собой. Мы кубарем полетели под откос. Даже, когда склон закончился, я продолжал ее закручивать, валяя по полю.

— Андрей, перестань, пожалуйста, — сквозь смех просила она.

Но мое величество было неумолимо и злопамятно.

— Кто такой Андрей? Я Майкл. Забыла?

Ее спасла только угасшая инерция, но я специально остановил наше кувыркание в миссионерской позе. Доминирование и контроль. Так обычно говорит мой батюшка, подражая Наполеону.

Я праздновал победу. Над девчонкой, но все же был невероятно доволен собой.

— Ну и кто кого обвел?

— Ты меня завалил, а не обвел.

Я не собирался признавать это.

— Я завалил? Ты сфолила, за куртку хватала.

У меня не было сил перестать на нее смотреть и прекратить улыбаться. Какая же смешная и симпатичная. Горящие глаза, румяные щеки, непослушная челка и губы… Ох уж эти губы. Я пялился на ее рот совершенно бессовестно и недвусмысленно.

Улыбка медленно сходила с лица Мари, и ее дыхание стало громким, глубоким. Мы молча смотрели друг на друга. Прошел какой-то разряд между нашими телами.

Я понял, что злоупотребляю силой и уже хотел подниматься, но она зажмурилась и резко подалась вперед, коснулась моих губ своими. Мимолетно. Едва ощутимо. Раз, другой, третий. Это было невероятно трогательно. Словно, нам по пять лет. Мне так понравилось.

Через секунду Мари открыла глаза, в которых я без труда прочитал ужас и стыд.

— Я, я… я не… хотела, прости, — заикалась она.

Вот тебе и вся бравада.

А что она сделала? Проявила инициативу. Безусловно, даже в наш продвинутый двадцать первый век девочки часто стесняются быть активными. Но тут дело было совсем не в скромности. Мари готова была лишиться чувств, потому что поцеловала не просто парня, с которым едва знакома, а меня. Андрея Пресветлого Царевича, чтоб меня, Романова.

Я бы предпочел, чтобы она была скромницей, которая не сдержала чувств. Стало обидно, и снова поднял голову мой внутренний бунтарь, который захотел разбудить и в Мари желание восстать против догм и правил, разрушить глупые преграды между нами.

Нельзя целовать царевича?

Чушь!

А почему? Потому что царевич сам очень хочет целоваться.

— Не хотела? Серьезно, не хотела? — Я прищурился. — Это жаль. Потому что я хотел. И снова хочу.

Мари снова зажмурилась, увидев, как я к ней наклоняюсь. Она не сопротивлялась.

Хочет. Боится, но хочет. Брось, детка. Просто целуй меня. Не думай ни о чем.

Как и она, я начал с невинных поцелуев, исследуя легкими прикосновениями ее губы. Но чем дольше я этим занимался, тем большего хотел. Мимолетно коснулся языком ее рта, словно просил разрешения. Сладкий вдох Мари я принял за поощрение и углубил поцелуй. Она раскрыла губы и ответила так, что голова закружилась. Это был не просто поцелуй. Что-то больше, словно позади у нас час сексуальной прелюдии. Я почувствовал, как она освобождает руку, зажатую между нашими телами. Сейчас оттолкнет?

Я оторвался от нее, чтобы отдышаться и дать ей очнуться. Возможно, все наоборот.

Если она целует меня, потому что я Романов?

Но едва я ощутил теплые ладони на своем лице, все мысли вылетели из головы. Она смотрела на меня огромными испуганными глазами, словно была под кайфом и время от времени отключалась, а потом не понимала, что делает в моих объятиях.

— Андрей, — позвала Мари.

Ее пальцы подрагивали, но продолжали гладить меня. Черт, как же приятно.

Невинная ласка, но я почти мурлыкал от блаженства. Какая же она классная.

Я потерся о ее ладонь шершавой щекой, перекатился на спину, отдавая инициативу. Пусть делает со мной, что хочет. Смелее. Ну же, девочка.

Мари начала медленно склоняться ко мне.

Я не сдержался и запустил руку в ее волосы, поглаживал затылок, притягивая к себе. Было такое ощущение, что через пять минут конец света. Мы все умрем. И Мари целовала меня страстно и неистово, пробуждая все самые яркие ощущение.

Я уже забыл, каково это — просто целоваться, чувствовать мягкие губы, отвечать на тихие стоны своими и обнимать крепко. Я не хотел отпускать ее, не хотел, чтобы это волшебство заканчивалось.

В голову залезла шальная мысль. Какова же она в постели, если я дурею от одних поцелуев. Наверно, я бы начал проверять эту мысль, но моя спина онемела от холода. Все-таки зима на дворе. Хоть и Лондонская. Теплая по сравнению с той же Москвой или Питером.

Я отстранился, медленно поднялся, сел, увлекая Мари за собой, не ослабляя объятий. Она тут же вздрогнула, встрепенулась. Как будто очнулась от морока, и сползла с меня. Упершись коленями в промерзлую землю, Мари смотрела вниз и нервно приглаживала волосы. Я тут же понял, что она действительно очнулась и начала соображать.

Наверно, по лицу я мог бы прочитать ее мысли, но знал, что они мне не понравятся. Хотелось снова зацеловать ее, чтобы запретить думать и заставить вернуться к безумию. В машине, уверен, я не замерзну и смогу свести ее с ума снова.

— Холодно, — проговорил я, надеясь, что она поймет.

Но Мари вскочила, отряхнула джинсы и быстро пошла обратно к машине. Даже по напряженной спине я видел, что она чувствует себя виноватой и растерянной. Мне ничего не оставалось, как пойти следом, помочь собрать мяч и куски ворот обратно в багажник.

Хлопнув крышкой, Мари села на пассажирское сидение. Все молча.

Я расценил пустое водительское кресло как приглашение. Ключи торчали в зажигании, и мне осталось только повернуть их.

— Поехали, уже поздно, — пробормотала Мари. — Засветло не доберемся до города.

Я не стал спрашивать, чем ей не нравятся сумерки. Мари делала вид, что увлечена остатками молочного коктейля, и я не смел ей мешать.

А вдруг ей просто не понравилось?

Бывает же. Она не обязана меня обожать априори, и имеет полное право пожалеть о том, что позволила себе слабость, а мне вольности.

Я развернул машину к шоссе, стараясь не облизывать губы, которые пропитались ее поцелуями.

Я не лез к ней с расспросами, уж слишком тихой она стала. Вообще, я хотел прокатиться на Порше.

Так что прибавим газу.

* Историю Майкла Сторма вы найдте в моей книге Fair Play

Загрузка...