Я вышел из клуба, поигрывая ключами от тачки.
Двое парней подрулили справа и слева. В ребра мне ткнулся револьвер.
Играть сразу расхотелось.
— Ведите его сюда, — послышался голос.
У черной машины стоял Майлз Гризли. Это был высокий метис, с тонкими усиками. На его правой руке сверкало кольцо с бриллиантом.
Получишь таким в хлебальник — навсегда будешь ходить с отметиной.
На улицах это звали «личной печатью Гризли».
— Что морда хмурая? — спросил я. — Героинчик подешевел?
Мне дали в живот, и я упал на колени.
— На меня попытались наехать, — сказал Майлз, закурив тонкую сигариллу. — Хочу вот узнать, в чем дело.
— Ты урод, потому все и наезжают.
— Поднимите его, — велел он.
Меня поставили на ноги.
— Девчонка, — пояснил Гризли. — Смазливая. Черные волосы, синие глаза. Все обо мне расспрашивает. Знаешь такую?
Конечно, я знал.
Доминик ле Клер, она же Принцесса Заноза в Заднице.
В прошлый раз, когда мы с ней виделись, — девчонка кинула меня на двадцать кусков. Правда, двух парней при этом убила.
Так что, считай, я легко отделался.
— Впервые слышу, — выпучил я глаза.
Гризли не смотрел «Теорию Лжи», поэтому мне поверил.
— Ладно, — сказал он. — Бить тебя не буду. Сегодня, по крайней мере. Но если что узнаешь об этой сучке — позвони мне.
— Будь спок.
Через полчаса я уже стучался в номер Доминик.
Найти ее оказалось просто, — я хорошо знал привычки этой малышки.
— Без цветов? — удивилась девушка. — Ни конфет, и ни золотых украшений? Чего приперся пустой?
— В наши дни все это заменит пачка презервативов.
Я вошел в номер.
— Зачем копаешь под Гризли?
Девушка сложила руки на груди.
— Не твое дело.
— Может быть, я смогу помочь. Не бесплатно.
Она задумалась.
— Ладно. Ищу вот этого человека.
На снимке был парень, лет восемнадцати. Толстый, в очках, с веснушками, — и в такой рубашке, в какой из дому лучше не выходить. Если ты, конечно, не уличный клоун.
— Хочешь убить его?
— Вернуть домой. Он исчез. Вот еще снимки.
Все любительские, — качество так себе.
— Герой войны? — поперхнулся я.
Именно эта надпись украшала майку ботаника.
— В наши дни героями звали тех, кто убьет побольше врагов и при этом не предаст Родину, — сказал я. — Так что за война?
— Тупица.
Доминик щелкнула меня по лбу.
— Это компьютерная игра.
Родители Теда Ленди жили в маленьком двухэтажном доме. Не знаю, зачем их строят.
Может, папочка с мамой надеются, что их сын однажды упадет с лестницы и сломает шею? В любом случае, им не повезло. Маленький Тедди вырос, стал неудачником, а потом исчез.
— Значит, запала на этого паренька? — спросил я. — Колись. Встретились на FaceBook’e? В чате фанатов «Сумерек»?
— Заткнись, — рыкнула Доминик. — Это друг Габриэль. Вместе в орков играют. Она говорит, его уже две недели как нет, а собирались вместе на рейд идти.
Если и есть для Никки что-то святое, — кроме денег и секса, — то это ее младшенькая сестра.
Поэтому я заткнулся и даже не спросил, что за рейды могли устраивать два очкастых ботана. На орков, — кого ж еще.
— Сына нет дома, — ответила Сара Ленди, вытирая руки о фартук.
При виде ее я испытал омерзение.
Женщина не имеет право так опускаться. И ладно бы наркоманка или бомжиха. Но деньги в семье водились, судя по неплохому домишке, — а за собой тетенька совсем не следила.
Толстая, как прокисшее сало, волосы не ухожены, а ногти она, видно, грызет, как собака кость. Зато в комнате — ни пылинки, и все так мило, словно ты оказался в 60-х.
Видно, Сара всю жизнь хлопотала вокруг круглобрюха-мужа, жаря ему окорочка и принося пиво из холодильника. Не удивительно, что в такой семье мальчик предпочел сбежать в мир орков и гоблинов.
Я тоже сбежал из дома.
Правда, в армию, — но Тед, видно, оказался умней меня.
— Кейд Кенсингтон, частный детектив, — сказал я. — Ваш сын получил крупный денежный приз от игры «Герои войны». Но с ним нельзя связаться.
От жадности жир закипел под кожей у Сары.
— Конечно, проходите, — сказала она.
Муж и правда оказался лысым и крутлобрюхим. Сидел перед телевизором, хлестал пиво.
— Сын с нами не живет, — сказал Дональд Ленди. — Съехал, два месяца назад.
— А что так?
Сара хотела было ответить, но муж перебил ее:
— Вырос. Восемнадцать стукнуло. Мы ему машину подарили…
«Небось, купили развалюху на свалке», — подумал я.
— И начал он взрослую, самостоятельную жизнь.
Пинка под зад, — и прощай, любимый компьютер!
Хорошие папа с мамой.
— С тех пор мы о нем не слышали, — сказал Дональд. — Хоть бы позвонил старикам. Сволочь неблагодарная.
— Вот все и выяснилось, — сказал я, когда мы возвращались к машине. — Ишачит твой Тед где-нибудь в Мак-Дональдсе. Плюет людям в гамбургеры. А на игры у него ни времени нет, ни денег.
Девушка покачала головой.
— Не может такого быть. У него счет был на полгода оплачен. И ты хоть веришь, будто подросток, который раньше по 16 часов играл, мог так легко соскочить?
— По 16 часов?! — ужаснулся я. — Слава богу, у нас в детстве такого не было.
— Он мне никогда не нравился, — сказала миссис Харриман. — Пропащий был мальчик. Совсем не интересовался уроками!
— Почему, как вы думаете?
— У него голова вечно была глупостями забита. Комиксы. Эти игры компьютерные. Занимался он плохо. После школы устроился к нам уборщиком.
Миссис Харриман покачала головой.
— И ради этого мы учили его столько лет! Потом нам сказали, что Тед продавал наркотики. Прямо в школе. И знаете? Я вовсе не удивилась! Он и должен был плохо закончить.
— А чему вы его учили, миссис Харриман? — спросил я.
— Английскому и литературе.
Я улыбнулся и покачал головой.
— Вы не поняли. Чему вы его учили? Честности? Смелости? Благородству?
— Я не понимаю.
— Вот именно, — сказал я. — Вы НЕ ПОНИМАЕТЕ.
— Школа — первая ступень на пути бандита, — заметил я. — Учителя лепят из детей неудачников, гангстеров и домашних садистов.
— Не любишь школу? — хмыкнула Доминик.
— Ты росла в Японии, тебя учил дед, — напомнил я. — А мне пришлось оттрубить десять лет за партой. Хуже было только в Гуантанамо. Хотя нет, я знал, что там пробуду не больше месяца.
Мы подошли к машине.
— Начать с того, что школа это тюрьма, писал Бернард Шоу. Однако в некоторых отношениях она еще более жестока. Там, например, вас не заставляют читать книжки, написанные тюремщиками…
— Тед Ленди? Гнилой парнишка, — сказал сержант О’Доннели.
Мы с ним друзья.
Время от времени ходим на футбол, или в ресторанчик. Он берет семью, — писклявую женушку и выводок будущих полицейских, — и вся эта кобла обжирается, через раз за мой счет.
Но я не против, — пока они трескают, то хотя бы молчат.
Зато я могу запросто завалиться в участок и задать пару вопросов, не боясь, что меня пошлют лесом.
Ну и, конечно, наглеть здесь тоже нельзя.
— А что с ним? — спросил я.
— Дурью торговал. Героином. Мы его как-то раз чуть не взяли. Да только убег, поганец. Вырвался, и через забор. Я его догнал, почти сразу.
Сержант развел руками.
— Наркоты уже нет, лишь пара крошек в кармане. Выбросил.
— На кого работал?
— На Майлза Гризли. Под ним весь квартал. Мы давно пытались его прижать, да все без толку. Но вот что главное!
О’Доннели отвел меня в сторону и понизил голос.
— Наркота, которую Тедди выбросил. Говорят, она была не его. А самого Гризли.
— Значит, парень влетел на крупные бабки?
— Да, он бы не смог вернуть. Если честно… Думаю, его уже замочили.
— Привет, Опоссум.
Так звали вышибалу в клубе.
За глаза его, правда, величали «Джонни Обоссан», — но он пока этого не знал.
Блаженно незнание.
— Майлз ждет меня, — сказал я.
Опоссум нахмурился.
— А что за телка с тобой?
— Ее он тоже ждет.
Вышибала звякнул по телефону, потом пропустил нас с Никки.
Гризли сидел в своем кабинете, на большом бархатном диване, и тискал юную мексиканку.
— Убирайся, — велел он ей, когда мы вошли.
— Вот девушка, которую ты искал, — я подтолкнул Доминик вперед. — Она просто хочет поговорить.
— И о чем?
— Тед Ленди.
Метис кивнул.
— Хороший парнишка…
Я напрягся, но так и не сумел уловить — то ли он в последний момент сглотнул слово «был», то ли мне показалось.
Но в любом случае, — Гризли первый сказал о пареньке что-то хорошее.
— Он был тебе должен? — подсказал я.
— Изрядно, — согласился Гризли. — Потерял товар, за который не заплатил. Моя ошибка, нельзя было в долг давать.
Я подошел к столу, заглянул в его ежедневник.
Там не нашлось строчки «Убить подростка». Но вдруг Гризли забыл внести это в расписание?
— Почему ты стал с ним работать?
Он оскалил зубы.
На реального гризли, правда, похож не стал, — а вот на хомячка-эмо — да.
— Мои парни толкают дурь на всех улицах. Но я всегда готов расширяться. Тедди был вхож туда, где обычных дилеров не пускают.
— Продавал в школе пай-мальчикам, которые никогда бы не решились пойти к уличному бандиту?
— Ну типа так.
— Где он теперь?
— Не знаю.
Я присел на кончик стола.
— Копы думают, что ты убил Тедди.
— Тогда где тело?
— Вот именно, — я кивнул. — Белый мальчик, из приличной семьи. Мы только трындим о политкорректности, но наше общество до сих пор расистское насквозь. Черного бы ты замочил, не раздумывая. Но Теда…
Я развел руками.
— С другой стороны, зачем его убивать, если никто не узнает? Смерть неплательщика — урок остальным. А тела не нашли. Значит…
Майлз улыбнулся.
— Значит?
— Ты его продал. Думаю, сам Тед согласился. Знал, что иначе его убьют, и не понимал, на что соглашается.
— Продал? — спросила девушка.
— Торговля людьми — очень выгодный бизнес. Юный, чистенький паренек со смазливой мордашкой. На сколько он потянул?
Гризли поднялся.
— Тебе лучше уйти, — сказал он. — Уходить будешь мордой вниз. Зубами ступеньки пересчитаешь.
Опоссум двинулся к нам.
Я выхватил пистолет и вышиб Гризли мозги.
Не потому, что это был единственный выход.
Просто захотелось.
— Эй, че ты творишь? — Опоссум потянулся к оружию.
Доминик ткнула его стволом револьвера в спину.
— Твою судьбу творю, Джонни, — ответил я. — Теперь ты владелец клуба. Так кому продали Теда?
— И что, их никто не ищет?
— Их родные еще доплатят, чтоб детки никогда не нашлись.
Большая Берта вела нас вниз по лестнице. От нее пахло потом, кожей и смазкой.
Из-за закрытых дверей раздавались удары хлыста и крики.
— Мерзость какая, — пробормотала Никки.
— О, вы удивитесь, какие люди приходят к нам! — усмехнулась Берта.
— Не удивлюсь, — сказал я.
Мы вошли в подземелье.
Тед стоял, привязанный к козлам.
Запястья, лодыжки плотно прикручены к металлическим ножкам. В заднице торчало нечто большое, с лошадиным хвостом.
— Задницу разрабатываем, — пояснила Берта. — А то узкая слишком.
— Но это же похищение! — воскликнула Никки.
— Он сам согласился, отработать долг. Верно, Тедди?
Парень закивал головой.
— Сколько он должен? — спросил я, достав бумажник. — Я выкуплю.
Большая Берта лишь усмехнулась.
— А всех остальных? Тоже выкупишь? А потом устроишь мир во всем мире?
— Сколько? — спросил я.
Мы отвели Теда к машине.
Сам он идти не мог.
То и дело плюхался на колени, пытался доставить мне «удовольствие».
— Хорошо его натаскали, — пробормотал я.
— Что с ним будет?
— Есть одна община, в Северной Каролине. Для бывших наркоманов. Живут на природе, огородничают, все такие дела. Думаю, там ему будет лучше, чем дома.
— Ты прав.
В аэропорт мы ехали молча.
Тед не сказал ни слова. Он перестал быть человеком. Превратился в тупого раба, игрушку для секса.
— А знаешь, что самое страшное? — спросил я. — Школа. Копы. Родители. Все только осуждали его. Им было плевать, что вырастет из этого паренька. И только Большая Берта всерьез стала его воспитывать. Две недели, — и совсем другой человек.
Я свернул на шоссе.
— Как думаешь, Никки. Если бы люди на самом деле занимались детьми? Не орали на них. Не били. Не заставляли учить химию да ботанику, которые никогда в жизни не пригодятся. А воспитывали людей — честных, благородных и смелых?
— Я бы хотела жить в таком мире, — сказала Никки.
— Я тоже, — ответил я.