Я не люблю полицейских

Рядом со мной остановилась машина.

— Садись, уродец, — раздался негромкий голос.

За что я не люблю полицейских?

Их нельзя бить по морде.

То есть, конечно, можно, — но потом вам придется копа убить и спрятать тело получше.

Я плюхнулся на сиденье.

— Как жизнь молодая? — спросил сержант Олмос.

— Лучше б скорее кончилась, — буркнул я.

— Это можно устроить.

Копу было за сорок.

Черная потертая куртка, зубочистка во рту, щетина.

Очень уж хотел казаться крутым. Когда жена тебя бросила, ты делишь убогую квартирку с клопами и понимаешь, что повышения больше никогда не видать — нам остаются одни понты.

И я вдруг понял, что сам могу так закончить.

— Знаешь, а прокурор не станет выдвигать обвинение, — заметил коп. — Хоть ты и застрелил того парня.

— Это была самооборона, — ответил я. — Я людей спасал.

— Ты так думаешь, — согласился Олмос. — А вот семья того мальчугана считает тебя убийцей. Я с матерью его разговаривал. Электрический стул — вот чего она требует для тебя.

— И правосудие для всех, — согласился я.

— Но не бойся, — ухмыльнулся сержант.

Похлопал меня по плечу.

Вот черт!

Почему всем надо меня полапать?

— Мы же с тобой друзья, — осклабился Олмос. — Все как-нибудь уладим.

«Избавь нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», — подумалось мне.

— Ну как у нас с нашим делом? — спросил сержант, как бы между прочим.

— Я все узнал.

Вынув конверт, я передал его Олмосу.

— Здесь снимки. Но они тебе не понравятся.

Тот смотрел фотографии.

— Вот черт, — бормотал сержант. — Вот ведь сучка.

— Да ладно тебе, — сказал я. — Вы же с ней развелись. Забудь — и дальше живи.

Олмос повернулся ко мне, и в его глазах полыхнула ненависть.

— Эта шалава забрала у меня все. Дом. Машину. Все мои сбережения. Мы двадцать лет были вместе, а теперь она…

Хлопнул по фотографиям тыльной стороной ладони.

— … С этим козлом? Кто он?

— Элберт Лемей. Дантист. Дела неплохо идут. Дом в пригороде, есть небольшая лодка.

Яхта, на самом деле.

Но я решил об этом не говорить — Олмос и так был готов взорваться.

— Хорошо, — сказал он, глядя на фотографии.

Лучше б за дорогой следил…

— Пригород, говоришь?

Олмос свернул в узкий переулок.

Стало как-то тревожно, — как сказал индюк, услышав про суп. Но с другой стороны, — я ведь не в багажнике еду.

Пока.

— Я так слышал, была там серия грабежей?

Он затормозил и поглядел на меня.

— Хозяев крепко избили. А одному так и вовсе кости переломали, он теперь лежит с трубочкой. И больше ходить не сможет.

— Жесткач, — согласился я.

— Так вот…

Олмос перевел взгляд на снимки.

— Может случиться так, чтобы этот придур… Ну, оказался дома, совсем случайно, когда грабитель появится. Сам знаешь, как это бывает.

Острые глаза копа впились в меня.

— Он будет каким? Пятым, шестым, кого изобьют воришки? А быть может…

Олмос ткнул меня в плечо.

— Может, его при этом кастрируют. Ну, если врезать парню промеж ног бейсбольной битой… раз десять…

— Погоди-ка, — ответил я. — Ты хочешь, что я вломился в дом к любовнику твоей бывшей и в шницель его избил?

— Нет, — оскалился Олмос. — Я хочу сказать… От меня зависит, что решит прокурор. Может, он передумает и выдвинет-таки обвинение. Ты парня убил, совсем молодого.

* * *

Элберт Лемей был похож на непропеченную булку.

Бледный, рыхлый, бесформенный.

Из тех, кто уверен, что вы — дерьмо, и не упустит случая вам это показать.

— Надо поговорить, — бросил я.

Элберт высился на пороге своего дома.

Глянул на меня так, словно я пришел ему ноги целовать, — а он не уверен, вымыл ли я рот с мылом.

— О чем? — насупился Элберт.

— О ваших зубах. Вам нравится, что они все на месте?

Я отпихнул его и вошел в гостиную.

Огляделся.

— А неплохой домишко. Дырки от кариеса как нефтяные скважины, верно? Чем глубже сверлишь, тем больше денег польется.

Плюхнулся на мягкий диван.

— Я вас не знаю, — резко ответил Элберт. — Убирайтесь, или я вызову полицию.

— Зря.

Я покачал головой.

— Знаете сержанта Рейнальдо Олмоса? Ну, вы еще крутите с его женой.

Элберт шагнул ко мне.

Хотел врезать, — но здравый смысл подсказал ему, что я сильнее.

Впрочем, бой был неравный; будь с ним его верная бормашина, я бы проиграл с позором и треском.

Боюсь я этих дантистов.

— Элберт, я вам не враг, — улыбнулся я. — По крайней мере, пока. От вас все зависит.

— Чего вы хотите?

— Денег, — ответил я. — Как и все. Но об этом позже.

Я осклабился еще шире.

— Олмос прислал меня, чтобы я вас избил.

— Чего?

Элберт такого явно не ожидал.

— Кости сломал… Да впрочем, сами послушайте.

Я поставил диктофон на журнальный столик.

Щелкнула кнопка.

— Так и вовсе кости переломали, — послышался голос Олмоса. — Он теперь лежит с трубочкой.

Элберт слушал внимательно.

Глаза его стали острыми и холодными — словно два сверла бормашины.

— И? — спросил он, когда запись закончилась.

— У меня два выбора, — сказал я. — Могу избить вас… Вы знаете, что могу.

— Но тогда вы не получите денег, — ответил Элберт.

Он взглянул на меня с презрением и насмешкой.

— И этот сержант, Олмос, от вас уже не отстанет. Вечно будете за ним дерьмо разгребать.

Я кивнул:

— Или я отдам эту запись в прокуратуру. Только что потом? Олмос легко сможет отбрехаться. А я окажусь глубоко в дерьме.

— Вы правда убили того подростка? — спросил дантист.

— Две пули в голову. Это было забавно… Я ведь снайпером служил, в Латинской Америке. Мне этого не хватает.

Мои слова его ни трошки не напугали.

Он только усмехнулся.

Решил, что я просто хвастаюсь. Хочу набить себе цену.

— Вы сказали, вам нужны деньги? — подсказал Элберт.

— Да, — кивнул я. — Пачка бабла, и я уеду отсюда. Слишком много здесь правил и сволочья. Лучше вернусь туда, где ты можешь сам защитить себя, по-мужски, не надеясь на прогнивший закон.

Я потыкал в диктофон пальцем.

— А запись оставлю вам. Я уверен, вы сможете прижать Олмоса. Так или иначе.

Элберт кивнул.

— Сколько вы хотите?

— Сто тысяч.

Он хотел возразить, но я перебил его.

— Только не говорите, будто у вас их нет. Вы сегодня продали яхту, за наличные; решили покупать новую, да? В два раза больше?

— В два с половиной, — ответил Элберт невозмутимо. — Я дам вам десять кусков и радуйтесь, что вам повезло.

— Чего? — нахмурился я. — Алё, гараж! Я сказал сто тысяч.

— Девять.

Элберт сложил руки на груди.

— Не согласитесь сразу, и будет восемь.

— Ну ладно.

Я закусил губу.

Глянул на диктофон, протянул руку — но передумал.

— Но деньги нужны сейчас. Я сразу хочу уехать. Мало что Олмосу взбредет в кочерыжку. Утром меня могут арестовать.

— Не вопрос.

Мы поднялись в его кабинет.

Элберт подошел к сейфу.

Не боялся открыть его при мне. Видно, считал меня совсем размазней. А может быть, еще потому, что там лежал заряженный револьвер.

— Ёшки-матрешки, — пробормотал я, глядя через плечо. — Сколько ж там бабок, а?

— Полтора миллиона, — ответил Элберт с улыбкой.

Он вынул револьвер, взвел курок.

— Знаете, — заметил дантист. — Я ведь могу просто забрать у вас диктофон. И не платить ни цента.

— Но тогда вам придется меня убить, — согласился я. — А это шум, грязь и хлопоты. Не стоит десяти тысяч.

Он распечатал пачку, отсчитал лишние.

— Девяти, — поправил дантист.

* * *

— А чего наличными-то? — бубнил недовольно я, вертя в руках открытую пачку. — Ну, в смысле, за яхту. Мог же и переводом, банковским. Хлопот меньше. Что? Налоги платить не хочем? А как же школы, больницы, эти… библиотеки?

— Думаю, вам лучше уйти, — с усмешкой ответил Элберт. — Пока я не передумал.

Мы спустились вниз.

— Ах ты отморозок…

Олмос стоял посреди гостиной.

— Так и знал, нельзя тебе доверять…

Он посмотрел на пачку в моей руке.

— За сколько ж ты меня продал? За десять тысяч?

— За девять, — ответил Элберт. — А вот теперь, сержант, нам стоит поговорить.

Вынув диктофон, он включил запись.

— Что скажет комиссар, если услышит это? Что напишут газеты?

Элберт поцокал сочувственно языком.

— Слышал, копам в тюрьме приходится тяжело. Это правда?

Олмос внезапно выхватил пистолет.

— Отдайте мне диктофон, — с глухой угрозой приказал он.

Элберт лишь рассмеялся.

— Или что? Вы меня убьете?

Тогда придется убить обоих; а потом всплывут копии этой записи, и вам уже ничто не спасет.

— Отдай диктофон, — медленно, с расстановкой произнес Олмос. — Не доводи до греха.

— Ну, я тут явно лишний.

Я попятился к двери.

— Не пришей кобыле хвост. Разбирайтесь сами.

— А ну стоять!

Олмос обернулся ко мне.

Полицейский «кольт» рявкнул в его руке.

Пуля вошла в стену, обдав меня штукатуркой.

Я действовал инстинктивно. Упал, перекатился, выхватил из кобуры пистолет. Дважды спустил курок.

Олмос дернулся.

Кровь растеклась по его груди, — и с каждой секундой пятно становилось больше. Это могло значить только одно.

Я попал в сердце.

— Вот дерьмо! — заорал Элберт.

Сержант качнулся и замертво рухнул на пол.

— Что ты наделал?! — крикнул хозяин дома.

Кое-как я выпрямился.

Глянул на пушку в своей руке. Потом, на негнущихся ногах, подошел к Олмосу.

— Мертв, — пробормотал я.

— Я звоню в полицию, — сказал Элберт.

Он шагнул к телефону. Времени думать не оставалось.

Я в два прыжка пересек гостиную. Врезал ему — и парень рухнул, как наша экономика.

— Не двигаться, — рыкнул я.

Элберт хотел подняться.

Я угостил его по морде еще раз. Схватил со стола салфетку — черт, кто в наши дни кладет на стол матерчатые салфетки?! — и тщательно вытер пистолет.

Наклонился, взял парня за руку.

Он попытался вырваться.

Тут уж я вломил ему от души. Что, сразу не понял? Башка у Элберта дернулась, тот закатил глаза.

Я вложил свой пистолет ему в руку. Тщательно приложил пальцы к рукоятке, курку. Потом подумал немного. Вытащил магазин — моих отпечатков там не было, как и на патронах.

Я же не новичок.

А вот следы Элберта окажутся в самый раз…

Когда он открыл глаза, я уже прятал пушку в пластиковый пакет. Из-под журнала, но все равно сойдет.

— Что… что случилось? — пробормотал дантист.

Я снял трубку телефона.

— Сейчас, — сказал я, — я позвоню в полицию. И скажу, как ты, на моих глазах, прикончил сержанта Олмоса.

— Нет…

Элберт пытался встать.

— Это сделал ты…

— Нет, — я покачал головой. — Твои отпечатки на пистолете. Ты был любовником его жены. Олмос пришел по-мужски с тобой разобраться. Вишь? Всю морду тебе набил.

Элберт прикоснулся к лицу.

— Ты его и прикончил, — сказал я. — А я все видел. Тебе, приятель, кранты.

— Нет.

Он поднялся, держась за стену.

— Ты не можешь этого сделать.

Я удивился.

— А думаешь, я пойду в тюрьму за убийство копа? Просто так, из честности?

— Ладно.

Элберт взъерошил волосы.

— Хорошо. Понимаю. Тебе нужны деньги; сколько ты хочешь за пистолет?

Я вылупился на него, как на сумасшедшего.

— Ты что, совсем долбанулся? Мы. Убили. Копа.

— Ты это сделал.

Он рванулся ко мне.

Хотел забрать пистолет.

Потом дернулся и замер — словно длины цепи не хватило.

Элберт хорошо понимал, что не справится со мной в рукопашной.

— Если нас поймают, это пожизненно, — сказал я. — Чего, еще не врубился? Всю жизнь, пока не подохнем, мы проведем в камере, шесть на восемь. Это меньше, чем твой гребаный гардероб.

Элберт побледнел.

Только сейчас он понял, как глубоко мы влипли.

— И то если повезет, — бросил я. — А так нам газовая камера светит, тебе и мне.

Я глянул на пистолет.

— Но если я тебя сдам… Это мой единственный шанс.

В дверь позвонили.

— Откройте, полиция! — громко приказал голос.

Я шагнул к двери.

Пистолет покачивался в моей руке.

— Нет! — рявкнул Элберт. — Нет, не делай этого.

— Прости, — я взялся за ручку.

— Откройте, или мы выломаем дверь! — прогремел голос.

— Я отдам все, — чуть слышно прошептал Элберт. — Только верни мне пушку.

— Все? — удивился я. — Обе почки, что ли? Так у меня свои есть.

— Да не будь придурком…

Он подбежал к двери, закричал:

— Сейчас! Иду! Открываю!

Потом вновь сбил голос до шепота.

— Ты видел деньги в сейфе? Полтора миллиона. Я отдам их тебе.

— Но…

— Никаких «но».

Его глаза сверкнули.

Элберт привык, что все проблемы можно решить деньгами. И, конечно, был прав.

Почти.

— Бери деньги. Ты сможешь уехать. Куда угодно. Никто тебя не найдет. И даже искать не будет. Подумай!

Я прикусил губу.

— Если сдашь меня, — глухо произнес Элберт, — мы будем топить друг друга. И сядем оба. А так уже завтра ты будешь в Мексике и очень, очень богатым.

— Ладно, — прошептал я. — Но… но мне нужна расписка. Ксива, что ты мне отдал бабло за… ну, за услуги по безопасности. А то еще скажешь, что я тебя обокрал. И…

Я посмотрел на дверь.

— Чиркай бумагу сразу.

— Да, только коп уйдет.

— Нет, прямо сейчас, придурок!

Он ругнулся.

Схватил блокнот со стола, накорябал пару строк. Размашисто расписался.

— Теперь неси бабки.

— Уже открываю! Дайте штаны надеть! — крикнул Элберт и кинулся вверх по лестнице.

Я оттащил Олмоса в соседнюю комнату.

Сорвал накидку с дивана, набросил сверху.

Потом распахнул дверь.

— Вы Элберт Лемей?

На крыльце стоял полицейский в форме.

Патрульная машина с мигалкой торчала около дома.

— Нет, — сказал я. — Проходите. Он, это, сейчас спустится.

По лестнице уже стучали шаги.

Элберт вошел в комнату, с сумкой в руке.

— Что случилось, офицер? — спросил он.

Коп оглянулся.

— Соседи сказали, что слышали выстрелы, — сказал он.

— Да, — согласился я. — Мы тут телик смотрели. Слишком громко, наверное.

Коп задумался.

— А что вы еще здесь делали? — спросил он. — Вдвоем? Оба без штанов?

— Ну, — я замешкался.

Полицейский глянул на Элберта.

— А что с вашим лицом, мистер Лемей?

— Ударился, — ответил тот.

Большей чуши придумать было нельзя, и я быстро встрял:

— На него напали. После работы. Забрали бумажник. Наркоши, наверно. Поэтому он и вызвал меня.

Я отдал копу визитку.

— Я частный детектив. Охрана и все такое.

Коп наклонился.

Провел по паркету пальцем.

— Это кровь?

— Да, — быстро ответил Элберт. — Я… у меня из носа пошла. От стресса.

— Вот как.

Коп качнулся с пятки на носок.

— И если мы проведем анализ, ДНК совпадет с вашей?

Лицо у Элберта дернулось.

— Не понимаю, зачем вам это делать, — сказал он неуверенно.

— А что у вас в сумке, мистер Лемей? — спросилкоп.

— Ну… Это мои личные вещи.

— Офицер, — резко сказал я. — Это уже слишком. Мы впустили вас, хотя и без ордера. Ответили на ваши вопросы. А теперь вам пора уйти.

— Да? — переспросил он.

Шагнул в соседнюю комнату.

Подошел к телу Олмоса, отбросил покрывало.

— Небольшой совет, — сказал он. — Если решите убить кого-то… Сперва закрывайте шторы. И убедитесь, что с улицы никто не подсматривает.

Коп повернулся к нам, держа руки на ремне.

— А теперь я спрошу еще раз. Что в сумке, мистер Лемей?

— Деньги, — быстро заговорил тот. — Вы… вы можете их забрать. Берите! Они все ваши.

Дрожащими руками он расстегнул сумку.

Коп подался вперед.

Полтора лимона — такое увидишь не каждый день.

Элберт выхватил револьвер — тот самый, что лежал в его сейфе. Трижды выстрелил в полицейского.

Тот упал, не издав ни звука.

— Нет! — крикнул я. — Ты с ума сошел…

Он повернулся, направил на меня револьвер.

Спустил курок.

Потом еще и еще.

— Понравилось? — ласково спросил я. — Но знаешь, с боевыми-то веселее.

Коп медленно поднялся с пола.

Отряхнулся.

— Вот здесь, — сказал я. — За фикусом. Я поставил камеру. На записи видно, как ты стреляешь в копа.

Я показал ему запись.

— А это нехорошо.

— Нет, — воскликнул Элберт. — Это ты. Ты убил Олмоса.

— Да ну? — удивился сержант, поднимаясь с пола. — А мне почему никто не сказал?

Я взял сумку с деньгами.

— И спасибо за щедрость, мистер Лемей.

— Нет! — заверещал он. — Деньги мои.

— Ошибаетесь. Вот же бумага, вы ее подписали. Бабки пошли в оплату моих услуг.

— Можешь в суд подать, — согласился Олмос. — И тогда все увидят, как ты в копа стрелял. Присяжным это понравится.

Ноги Элберта подкосились, он рухнул на пол.

— Нет, — прошептал он. — Это… несправедливо.

Олмос шагнул к нему.

— Ты был любовником моей жены. Вы с ней отняли у меня все. Дом, деньги, машину. Думал, я не отымею тебя в ответ?

Он размахнулся, хотел ударить, — потом не стал.

— Ну бывай, — сказал Олмос. — И бывшей моей привет.

Загрузка...