ЧАСТЬ 2 Интерлог

Если б я имел коня —

Это был бы номер!

А если б конь имел меня…

Я б, наверно, помер!

Автор неизвестен

-Добрый день!

— Здравствуйте.

— Его уже вызвали на допрос.

Тайсон сидел один, как и положено потенциальному смертнику. Он еще не был осужден, даже следствие не закончилось, но судьба арестованного ни у кого сомнений не вызывала… В таких случаях предписывается особый режим содержания — терять человеку все равно нечего, и он запросто может, к примеру, задушить сокамерника или изуродовать зазевавшегося контролера.

Впрочем, именно к этому парню у администрации следственного изолятора ФСБ претензий не было: дисциплинирован, не агрессивен, правила внутреннего распорядка и личной гигиены соблюдает.

— Вы готовы? Насчет пропуска…

— Не беспокойтесь. Все в порядке.

Так уж получилось, что сам Генерал никогда не служил в ленинградском управлении КГБ. Но соответствующее пенсионное удостоверение у него имелось — по нему можно было практически беспрепятственно проходить в Большой Дом, не привлекая лишнего внимания. Делать какой-то другой документ прикрытия не имело смысла — названия конторы и ее подразделений изменялись уже по несколько раз, и действующие сотрудники госбезопасности просто не успевали фотографироваться на бланки с новыми реквизитами…

— Можем идти? — Встречающий занимал в Управлении не слишком высокий, но достаточно значимый пост. Придя в контрразведку перед самым разгоном партийных органов, он уверенно и неторопливо делал карьеру на новом месте.

Такие люди больше дорожат собственной репутацией, чем интересами государства. На этом их обычно и вербуют…

— Разумеется.

Для пешеходов как раз загорелся зеленый сигнал светофора, и мужчины пересекли оживленный проспект — вроде бы и вместе, но на некотором расстоянии один от другого.

Все как обычно… Шумный, вонючий поток автомобилей, вечно раздолбанные трамвайные пути и ветер с Невы. Генерал родился и вырос на Шаболовке, поэтому к северной столице испытывал присущее большинству москвичей смешанное чувство завистливой робости и пренебрежения.

На углу Литейного и Захарьевской лениво ощупывал глазами прохожих патруль ОМОНа, а прямо напротив гаишник единственным жестом полосатой волшебной палочки вытянул из транспортного потока не приглянувшийся ему серебристый «лендровер». Двое в штатском провели к «милицейскому» входу какого-то стриженого бугая с синяком под глазом и вывернутыми назад руками.

Интересно, подумал Генерал. В начале девяностых он услышал от местного коллеги, что здание пресловутого питерского Большого дома строилось вовсе не для Управления внутренних дел. И до сих пор является неоспоримой собственностью органов госбезопасности, как бы они не назывались! Несмотря на то, что ребятам из ГУВД предоставлен парадный подъезд, а сами хозяева пользуются чуть ли не черным ходом — исторически так сложилось, что милиция является тут всего лишь арендатором.

И с формальной точки зрения договор аренды может быть расторгнут в любой момент…

— Чудны дела твои, Господи!

— Что, простите? — обернулся сопровождающий.

— Нет, это я так.

Формальности при входе не отняли много времени. Хотя Управление являлось и является чуть ли не самым охраняемым объектом города, всеобщее падение нравов и паралич власти не могли не коснуться даже святая святых… Так, недавно петербургская пресса смаковала скандальную кражу со взломом из книжного киоска: пикантность ситуации заключалась в том, что киоск этот располагался в одном из секретных внутренних коридоров УФСБ.

Преступников, кажется, все-таки нашли…

Оставалось добраться до цели. Спутник то и дело с кем-то раскланивался, кому-то пожимал руку, и Генерал на всякий случай чуть-чуть поотстал. Впрочем, здесь никто ни на кого не обращал внимания — главное было идти с уверенным видом и не задавать вопросов.

Лифтом пользоваться не стали — мало ли кто попадется в кабине… Пересекли внутренний дворик с воротами, через которые шестьдесят лет назад по ночам выезжали неприметные до безобразия грузовики с мертвецами.

Сопровождающий посчитал своим долгом прокомментировать — благо, вокруг в поле зрения никого: Особое совещание… расстрельные списки… тайные пустоши. Пишут, что многих поубивали именно здесь — где сейчас оборудованы сарайчики для хозяйственного инвентаря.

Генерал едва заметно пожал плечами — грехи отцов и «старших товарищей» его волновали мало, со своими бы разобраться.

— Сюда, пожалуйста!

Миновали чисто вымытый, обитый бледно-голубой вагонкой переход — здесь уже начиналось то, что когда-то именовали «внутренней тюрьмой НКВД»… Но особое впечатление производил непривычно натуралистический бюст товарища Дзержинского в одном из полутемных углов — вид у Железного Феликса был усталый и растрепанный, как после ночи допросов.

— Уже почти пришли…

По пути сопровождающий привычно нажимал кодовые комбинации и сигнальные кнопки, предупреждая охрану о том, что идут свои — так уж было заведено, хотя их изображение и без того передавалось на центральный пульт множеством видимых и невидимых телекамер.

— А вот это, говорят, сам Шемякин расписывал! — снова не удержался спутник, показывая на какое-то декоративное фанерное панно революционно-патриотического содержания. — Когда у нас находился.

На этот раз Генерал кивнул…

В одном из следственных кабинетов курил немолодой уже мужчина в коричневом пиджаке.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте! — Увидев, что вошедшие непроизвольно морщатся, он принялся торопливо разгонять рукой загустевший табачный дым: — Извините. С этой вентиляцией…

— Вы свободны, товарищ Лобанов. До… двенадцати тридцати! — распорядился тот, кто привел сюда Генерала.

Дождавшись, пока за следователем, который официально «вел» арестованного, закроется дверь, он поинтересовался:

— Я еще нужен?

— Нет. Можете идти.

— Побуду здесь, рядом. Подстрахую…

Честно говоря, сопровождающий не совсем понимал, почему нельзя было организовать эту встречу обычным порядком. Но если руководство управления сочло необходимым соблюсти некоторую видимость конспирации — ну, что же… наше дело маленькое.

— Да, кстати… — Он выдвинул ящик стола и достал средних размеров полиэтиленовый сверток: — Как просили!

— Отлично.

Дверь опять закрылась, но почти сразу же по селекторной связи доложили о том, что подследственный доставлен.

— Введите!

…Несколько секунд они молча смотрели друг на друга — плохо выбритый, с изуродованным ухом гигант и седой старичок в неудобном кресле.

— Присаживайся.

— Может, для начала наручники снимите?

— Не знаю… Боюсь, что ты без них разных глупостей понаделаешь.

— Хотел бы — и в этих ваших железках понаделал! — хмыкнул человек по прозвищу Тайсон, оглядывая щуплую фигуру собеседника. — Не верите?

— Верю.

Генерал нажатием кнопки вызвал выводящего контролера и отдал команду. Когда они снова остались вдвоем, развернул лежащий на столе пакет:

— Шоколад. Сигареты… Там еще должна быть копченая колбаса, как ты любишь.

— А пива нет? — массируя свои огромные, размером со среднестатистический бицепс, запястья, поинтересовался Тайсон.

— Нет, — серьезно ответил старик. — Не положено.

Подследственный пожал плечами, без стеснения порылся в содержимом свертка и распечатал пачку «Кэмела»:

— А спичку дайте?

— Как7 то не подумали… — искренне огорчился чужой нерасторопности Генерал. — Сейчас!

Опять пришлось нажимать на кнопку вызова… Наконец, все мелкие технические проблемы были устранены.

— А где этот, майор Лобанов?

— Твой следователь? Что — уже скучаешь?

— Да не то чтобы… Но в тюрьме, знаете ли, все перемены — к худшему.

— Знаю. Я сидел. Побольше твоего — и здесь, в Союзе, и… там! — Старик жестом показал куда-то на юго-восток, в сторону сопредельного государства. — Только меня еще били к тому же.

— А вы кто?

— Генерал, — представился собеседник.

— Из этих? — Тайсон обвел взглядом угрюмые стены Большого дома.

— Нет. Просто — Генерал. Но не надо даже мечтать о том, чтобы взять меня в заложники, ладно?

— Здрас-сте! Почему вы решили, что… — не очень естественно изобразил удивление собеседник.

— Да потому, что я в твоей ситуации подумал бы сейчас о том же самом!

Тайсон внимательно посмотрел в глаза сидящему напротив человеку, почесал то место, где некогда красовалась ушная раковина — и потянулся за следующей сигаретой:

— Ну что же… Как говорили раньше сватам родители невесты: «у нас товар — у вас купец»!

— А разве не наоборот? — удивился Генерал, имея в виду, конечно, не русские свадебные традиции, а свое появление. И немного понизил голос: — Хотя, наверное, ты прав.

Все-таки увечье сказывалось — подследственный все время вынужден был напрягать слух и старался повернуться к собеседнику здоровым ухом. От этого в позе его то и дело угадывалась некоторая ущербность и страх показаться смешным.

— Жаль, но я все рассказал на следствии. И вряд ли смогу еще что-то добавить…

— Посмотрим. Не возражаешь, если мы чуть-чуть пробежимся по протоколам твоих допросов?

— Давайте. Мне все равно.

— Не надо кокетничать. Всегда есть, что терять… и на что надеяться. Итак! — Генерал положил перед собой блокнот и пролистнул несколько заполненных пометками страничек. Чувствовалось, что у него было время и возможность основательно поработать с уголовным делом, допуск к которому строго ограничен. — Итак, ты был комиссован после ранения…

— После третьего ранения! И тяжелой контузии, кстати.

— Да, я читал. Награды?

— «Звезда» и «Боевые заслуги» — после Афгана. Вторая «звездочка» за Карабах, а в прошлом году «Отвагу» дали и еще крестик этот новый… Ну значки, конечно, всякие.

«Значками» бывалые офицеры называют различные юбилейные медали и те, что вручают за выслугу лет.

— Достойно! Достойно уважения…

— Спасибо. А то товарищ следователь как-то на днях мне выдал, что порядочный человек должен в принципе презирать и ордена, и звания!

— Наверное… — пожал плечами старик. — Но все-таки лучше их сначала заслужить, получить, а потом уже презирать — имея!

Он усмехнулся чему-то своему и подчеркнуто громко продолжил:

— Это есть у меня один приятель, детективы пишет. Прорвался наконец в Союз писателей… Я спрашиваю — зачем? А он в ответ: «Чтобы иметь моральное право сказать, что Союз этот — такое же дерьмо, как и все остальное!»

Подследственный еще раз внимательно, оценивающе посмотрел на собеседника:

— Жаль, что мы не встретились раньше.

— Может, оно и к лучшему… Ладно! После демобилизации ты купил туристическую путевку в Париж — зачем?

Вопрос прозвучал диковато, но оба знали, о чем в действительности идет речь:

— Там же написано. Чистосердечное признание…

— Повторить?

— А почему я должен вам отвечать?

Впрочем, вскоре бывший спецназовец по прозвищу Тайсон уже не тратил времени на бессмысленные пререкания… Круг интересов странного посетителя касался в первую очередь вещей, остававшихся ранее далеко за рамками официальных протоколов уголовного дела — более того, арестованному показалось даже, что сама история с нападением на блокпост и уничтожением армейского наряда волнует его куда меньше, чем многое другое.

— После того, как не получилось с поступлением во французский Иностранный легион… ты вернулся в Россию?

— Нет. Мы сразу полетели на остров.

— Ты имеешь в виду турецкую часть Кипра?

— Да. «Муслимы» ее в семьдесят четвертом году оккупировали, провозгласили свою республику. Никаких проблем — платишь за визу десять баксов…

— Вы были вдвоем? С этим твоим бывшим подчиненным?

— Да. Его тоже не приняли, мы уже хотели возвращаться домой, но у Айболита оказался знакомый азербайджанец. Он сейчас в Париже наркотой торгует… Так вот, этот Вагиф и подсказал, как добраться до базы под Фамагустой.

— Как фамилия Вагифа?

— Не знаю, — пожал плечами подследственный.

— Нехорошо… Отправить человека на тот свет — и даже фамилии не запомнить!

— Откуда вы знаете? — Тайсон скорее удивился, чем испугался. В принципе, еще один «мокрый» эпизод, да еще и на территории Франции, ему ничем не грозил.

— Знаю. Я вообще очень много чего знаю. Сломали бедному-эмигранту шейные позвонки, а потом сымитировали самоубийство… Ай-яй-яй!

— Деньги понадобились, — с нехорошей улыбкой развел руки одноухий верзила. — Нам бы даже на билет до Кипра не хватило. И что прикажете делать?

— Ладно, невелика потеря для человечества… Кто руководит базой?

— Формально, разумеется, турки. Но непосредственно всеми вопросами специальной подготовки ведают наши.

— Русские?

— Нет. Лица, как бы сказать, известной южной национальности. Горцы!

— И они вас нормально приняли?

— А почему нет? Они моих «бешеных» в деле видели, у себя дома… Прокатали, конечно, сначала — спарринги, стрельба. А потом зачислили.

— Да уж! Восток — дело тонкое… — покачал головой Генерал.

— А Кавказ — дело темное! — согласился Тайсон.

И тот, и другой могли привести массу примеров того, как причудливо трансформируются под горным солнцем привычные, казалось бы, понятия: друг, враг, измена, выгода…

Например, оба знали историю о том, как наряд одного из ОМОНов задержал в зоне боевых действий двух подозрительных бородачей без документов. Сговорились «по-божески» — всего за тысячу долларов и пять миллионов российских рублей боевики отправились восвояси. Но, то ли жадность их обуяла, то ли просто стало — слю-шай! — обидно… Словом, дети гор пришли к родственникам, в республиканскую прокуратуру, созданную из Москвы, но укомплектованную местными кадрами. Там у них с радостью приняли заявление, все показательно оформили, выписали постановления на задержание омоновцев… и отправили гонца к подполковнику, командиру сводного Отряда. Отправили не с лихим конвоем военной комендатуры, а с выгодным коммерческим предложением — выкупить дурно пахнущие документы всего за пятнадцать миллионов!

И подполковник заплатил. Не сам, конечно — что-то вернули «виновники торжества», что-то пришлось взять из казенных, выделенных на скудное милицейское пропитание сумм… А как прикажете поступить? Мог получиться показательный процесс, а тут столичная комиссия, пресса — даже советник президента на МВД бочку катит. Карьера дороже!

А деньги местные товарищи между собой поделили честно — долю пострадавшим боевикам, долю в местную прокуратуру… Еще и в наваре остались.

Так что Восток — дело тонкое, а Кавказ…

— Тебя назначили старшим группы… Сколько в ней было человек?

— Со мной — одиннадцать. Славяне. Трое русских, поляк, болгарин… Остальные — хохлы-националисты.

— Какая ставилась задача?

— Нас, конкретно, готовили к похищению Радована Караджича, лидера боснийских сербов. Он обвиняется Международным трибуналом в этнических чистках, но мусульмане считают, что это был фактически геноцид. И хотят судить его у себя, по своим законам…

Генерал кивнул — сказанное походило на правду. Когда-то израильским спецслужбам удалось проделать то же самое с Эйхманом, нацистским преступником — они его выкрали, а потом, кажется, казнили.

— Почему сменили задание?

— Прибыл «крутой» заказчик. Посмотрел пару дней тренировки — и ему понравилось, как мои парни работают. Хотя и в других группах тоже были бойцы классные. С начальством проблем не было…

— Ваше мнение спрашивали?

— Ну формально… да! Хотя, в принципе, и мне, и ребятам было плевать, где по горам лазать — лишь бы платили. А этот пообещал в полтора раза больше.

— Что требовалось сделать?

— Обычная диверсионная боевая задача — перехватить на перевале колонну, уничтожить и забрать документы. Затем выйти к точке десантирования и вертолетами обратно, на территорию сопредельного государства.

— Что за документы?

— Не знаю. Они должны были находиться в черном портфеле-«дипломате» с кодовым замком. — И не дожидаясь дальнейших вопросов, Тайсон продолжил: — Операция сорвалась не по вине ребят… Просто козлы-пилоты сбились в горах с маршрута и высадили нас на двенадцать километров севернее. Когда добрались, дорога уже была пуста, колонны и след простыл. Удалось только засечь идущую обратно «Ниву» — ее номера значились в списке машин, сопровождавших груз.

Генерал молча слушал. Собеседник вытянул из пачки очередную сигарету, помял ее, но прикуривать передумал:

— Дальше все есть в материалах дела… Хотелось перехватить «Ниву» тихо, где-нибудь по пути, но эти бедолаги, пацаны с блокпоста, тормознули ее раньше — и ждать уже было нельзя. Мы не успели бы к вертолетам! Пришлось… Вы понимаете?

— Понимаю… Так сказать, производственная необходимость. — Старческий голос звучал громко и вполне нейтрально. — Список номерных знаков и приметы автомобилей колонны вы тоже получили от «заказчика»?

— Да. Наводка была очень качественная.

Человек напротив положил на стол не сколько фотографий:

— Кого-нибудь узнаешь?

Не разумом и логикой, а звериным чутьем матерого диверсанта Тайсон понял, что этот момент в разговоре является ключевым. Вот он — «товар», за который «купец» готов платить!

Взяв в руки снимки, он, не торопясь, перетасовал их, потом положил обратно:

— Что мне будет? За ответ?

— А что ты хочешь?

— Нетрудно догадаться! — Сейчас бывшего спецназовца интересовала только собственная жизнь.

— В принципе, ведь имеются самые разные способы… Будет очень больно! Или на оборот — превратишься в веселого идиота.

— У меня теперь есть адвокат.

— Шутишь…

Некоторое время собеседники сидели молча, стараясь почему-то не встречаться взглядами. Потом Тайсон коротким движением разметал по столу веер фотографий и выбрал нужную:

— Этот! «Заказчик»… Все называли его Посланником. Остальных я не знаю.

— Не путаешь?

— Нет. Все приказы, деньги и снаряжение я получал непосредственно от этого парня.

Генерал повернул к себе снимок:

— Сукин сын! — с черно-белого матового прямоугольника на него дружелюбно смотрел недавний партнер по переговорам в Прибалтике.

— Я вам больше не нужен? — вместо задуманной дешевой бравады в вопросе одноухого явственно послышались заискивающие нотки. Он и сам это почувствовал, поэтому осекся и замолчал.

Генерал не стал спешить с ответом.

Выдержат паузу, аккуратно сложил фотографии в стопку и спрятал их во внутренний карман светлого пиджака:

— Посмотрим. Возможны варианты…

Глава четвертая ИСПАНИЯ

Сэр, мои шпионы и получающие от меня

плату люди находятся повсюду. Признаюсь,

здесь самое простое дело нанять человека

для того, чтобы он предал своих друзей.

Даниэль Дефо, разведчик и литератор

Дорога. Опять дорога…

Путешествующий по необходимости человек находится в некоем относительном небытии — в начале пути его уже нет, а до конечного пункта еще предстоит добраться.

Другое дело, когда едешь для собственного удовольствия. Тогда уже сам процесс становится конечной целью, глаза распахнуты, чувства обострены, и хочется не упустить ничего из неудержимо меняющегося калейдоскопа впечатлений.

Владимиру Александровичу Виноградову чаще приходилось оказываться странником поневоле. Дослужившись до погон с двумя просветами, он не успел побывать только разве что в Австралии и в Антарктиде — а так, считай, везде отметился.

Добрую половину Европы исколесил…

Добрую половину… Скорее уж как раз — недобрую! Потому что маршруты майора пролегали в основном по бесчисленным «болевым точкам» планеты: видимым, истекающим кровью и пока не заметным, внешне благополучным, по тем, что не сходят со страниц газет — и по тем, что еще только завтра появятся в экстренных выпусках новостей.

Идеалы остались в прошлом. На смену им пришел порожденный опытом потерь циничный профессионализм наемника. Чередовались страны, задачи, фамилии и документы… Виноградов выстраивал хитрые оперативные комбинации, вербовал и терял агентуру, что-то вынюхивал, дрался, стрелял, убивал — но и сам уже тысячу раз мог быть убит. Партизанские базы в горах, вонючий туман берлинских окраин и ласковое Средиземноморье…

Владимир Александрович не чувствовал себя в безопасности нигде — даже неторопливо перебираясь из одного уютного отеля в другой по автострадам Западной Европы. Ведь для него это были дороги войны — текущей войны, даже если многие поколения людей вдоль них веками не слышали взрывов и пушечной канонады.

Планета давно уже превратилась в огромный театр объявленных и необъявленных военных действий…

— Паранойя! — отмахнулся в прошлом году от рассуждений изрядно подвыпившего Виноградова подполковник Новицкий. Они тогда только вернулись из Сухуми и по русской привычке, расслабленные, изливали друг другу душу. — Понял? Па-ра-ной-я… Сходи, прими душ и позвони блядям — верное средство!

А сам весной, не догуляв отпуска, застрелился у себя на даче под Выборгом из именного охотничьего карабина…

— Сеньор?

— Си, мучос грациас.

Пластиковый стаканчик с холодной водой пришелся как нельзя кстати… На этот раз за окнами автобуса опять мелькали пейзажи центральной Испании — Виноградов возвращался в Мадрид, пересекая залитую солнцем страну от Бискайского побережья на юг.

Ехать оставалось еще часа три. И совсем не спалось, хотя скорость была очень даже приличной, кресло — вполне удобным, а исправный кондиционер создавал иллюзию прохлады. Наконец, отчаявшись убить время в объятиях Морфея, Владимир Александрович окончательно открыл глаза.

— Аллемано?

— Но, руссо… — Можно было, конечно, прикинуться немцем, но Виноградов так устал за последние дни от вранья, что ломать комедию перед случайным соседом не оставалось ни сил, ни желания.

Тем более что свободное место рядом с Владимиром Александровичем при посадке досталось самому натуральному католическому монаху лет пятидесяти: выбритая макушка, очки на носу, даже четки… Летняя, светлая то ли ряса, то ли сутана его с большим капюшоном — майор не очень хорошо разбирался в форме одежды и знаках различия служителей церкви — была перехвачена на животе кокетливым плетеным пояском с кисточками. А вот обувь соседа и средних размеров спортивная сумка выглядели вполне современно… Да и журнал на его коленях был явно светского, а не религиозного содержания.

— Абла эспаньол?

— Но, сеньор! — в данном случае даже неплохо, что Виноградов не говорил по-испански — может, сосед оставит в покое?

Действительно, добрый пастырь сокрушенно покачал головой, потом взял у майора пустой стаканчик и снова почти до краев наполнил его минеральной водой:

— Пор фавор!

— Грациас… падре.

Общительный монах улыбнулся, кивнул — и тут же завязал диалог с пассажиром, расположившимся через проход. А Владимир Александрович с чистой душой и стаканом газировки в руке отвернулся к окну.

Сеговия! Древние замки, похожие на иллюстрации к «Дон Кихоту», и деревеньки, больше напоминающие старинные крепости… То и дело вырастают вдоль обочины выкрашенные в оранжево-синий цвет телефонные будки с лаконичной надписью «SOS».

Мелькнул указатель: поворот на Саламанку.

Вообще, от одних названий на здешних дорожных щитах становятся дыбом усы и хочется стиснуть в ладони эфес воображаемой шпаги: Лангрео, Поло де Сантьяго, Леон, Вальядо-лид… И тот, позавчерашний, городок тоже именовался красиво и поэтично — Луарка.

…Впрочем, заведения определенного рода везде одинаковы.

— Вы подтверждаете личность этого человека?

— Да, — кивнул Хуан. Здесь, в полицейском участке, он еще больше напоминал индейца: суровый, неторопливый в движениях и словах.

— А вы, сеньор?

Пресс-секретарь перевел адресованный Виноградову вопрос, и Владимир Александрович ответил, на всякий случай по-английски:

— Да, подтверждаю.

— Спасибо, сеньоры… Извините за беспокойство! — Офицер в белоснежной рубашке с погонами показал, где следует поставить подписи и принялся складывать фотографии: — Может быть, кофе?

— Нет-нет, благодарю вас! Пора возвращаться. Завтра закрытие фестиваля, очень много работы…

— Да, конечно. Еще раз прошу прощения — и у вас, и у сеньора из России.

Смысл реплик был понятен и без комментариев, поэтому Владимир Александрович кивнул, вслед за спутником пожал протянутую полицейским руку и направился к выходу.

— Минутку! — придержал его Хуан. Еще пару минут испанец что-то оживленно обсуждал с представителем власти, и, судя по всему, стороны достигли договоренности.

— Мы решили пока не поднимать шума… Чтобы не портить людям праздник, понимаете?

— Понимаю. — Конечно, ни пресс-секретарь фестиваля, ни местные власти не были заинтересованы в том, чтобы упало пятно на репутацию «Черной недели». Поэтому все постараются трагический инцидент пока огласке не предавать — во всяком случае, до массового разъезда гостей и иностранных корреспондентов.

— Я могу на вас рассчитывать? На вашу сдержанность?

— Да, конечно!

— Спасибо, коллега.

Они уже вышли из здания, и Виноградову пришлось даже посторониться, чтобы случайно не задеть бедром зеркало припаркованной в тесном дворике патрульной автомашины.

— Ого! — на резкое движение моментально ответила хриплым, заливистым лаем пристегнутая на цепь у ограды огромная черная овчарка. Чуть позже показался вооруженный автоматом постовой.

— Да, меры безопасности… Страна Басков совсем рядом! Слышали, наверное, про ЭТА?

— Про что?

— «Эускади та Аскатасуна», или же сокращенно ЭТА. Переводится, как «свободная родина басков».

— А, ваши террористы! Я видел плакаты в аэропорту.

Мужчины спустились по брусчатой, не забывшей еще крестоносцев мостовой на набережную — мимо туристического центра со знаменитой на всю Астурию картинной галереей, вдоль каменной кладки врастающих в скалы домов и крохотной площади с памятником.

Народу на улицах было немного.

— Да, Хуан, я все хотел спросить… Это что за полиция?

— В каком смысле?

— Ну вот в России все просто. А тут? Одеты кто во что, и названия разные: «полиция националь», «гвардия националь», «полиция муниципаль», «гвардия цивиль»… потом еще эти, с оранжевыми шарфами.

— А, «Протекцион цивиль»! Они вообще не полицейские, хотя и носят форму. Что-то вроде волонтеров, в свободное от работы время. И без оружия — только фонарики и рации. Что же касается остальных…

По пути испанец прочитал гостю краткую лекцию о структуре правоохранительных органов страны — из нее Владимир Александрович усвоил немного, то ли из-за языкового барьера, то ли потому, что озабоченный Хуа-нито и сам не был силен в этих вопросах.

— Ты понял?

— В общих чертах! — махнул рукой Виноградов. — А это что?

За миниатюрным мостиком, перекинутым через остатки почти высохшего, но опрятного речного русла, зеленел парк. Сквозь кустарник можно было лицезреть несколько неожиданное зрелище: десятка полтора хорошо одетых женщин и разновозрастных детей расположились под шелестящими на теплом ветру кронами. Подстелив при этом на каменные плиты у фонтана циновки и пестрые полотенца.

— Хм… — Хуан даже остановился, чтобы перечитать надпись на вывешенном между деревьями огромном транспаранте. — Это фалангисты.

— Кто? — Название было знакомо по романам старика Хэмингуэя и более поздним брошюрам «Политиздата». Однако Виноградов представляп себе испанских фашистов несколько иначе: небритые рожи, зверский взгляд и в руке топор со следами крови…

— Здешние «правые». Протестуют…

— Против чего?

Собеседник пожал плечами:

— У них в Луарке мэр — коммунист.

— Ну и что?

— Вот члены семей фалангистов и устроили демонстрацию протеста. Требуют лучше чистить городской пляж от камней и мусора.

— Серьезное дело… — хмыкнул Владимир Александрович. Ему даже показалось, что Хуан шутит. — У них что — больше нет никаких причин для классовой борьбы?

— Все не так просто! — Пресс-секретарь вздохнул и прибавил шаг. — Многие еще помнят гражданскую войну… Да и генералиссимус Франко отправился на тот свет совсем недавно.

Некоторое время шли молча, вдыхая усиливающийся запах моря и вытащенных на берег сетей.

— А где их мужчины? Мужья? — после непродолжительной паузы поинтересовался Виноградов.

Он имел в виду участниц «пляжной» манифестации, и Хуан, разумеется, понял вопрос правильно:

— Работают. Деньги зарабатывают, им не когда.

— Нам разве не по набережной?

— Пошли, русский, не пожалеешь!

Оставшуюся часть пути было не до разговоров — улица, постепенно превратившаяся в каменную тропу, неожиданно запетляла и круто устремилась вверх.

«Вряд ли он станет убивать меня прямо сейчас, после визита в полицию, — подумал Виноградов. — Во всяком случае, я бы не стал…»

— Уже рядом, — успокоил еще только начавшего утомляться попутчика Хуан и первым вытер выступивший на лбу пот: видимо, сказывались жара и постоянное недосыпание. — Стой! Смотри…

— В-вау! — Вид отсюда, с вершины ска лы, открывался действительно потрясающий.

В самом низу была бухта с разноцветными, доведенными до игрушечной чистоты рыбацкими суденышками. Узкую набережную теснила мозаика черепичных крыш, прорезаемая верхними этажами вполне современных зданий и шпилями церквей… А еще изумленному взгляду были доступны: море, пляж, уходящая к горизонту стрела волнолома и пронзительная белизна величественных склепов на склоне.

— У меня нет слов…

— Я не всегда вожу сюда гостей, — наслаждаясь произведенным эффектом, пояснил испанец. — Только избранных!

— Спасибо, Хуанито. Ты, наверное, местный?

— Нет. Я родился в Бильбао, — он произнес это с непонятной Виноградову многозначительностью.

Мужчины еще немного полюбовались раскинувшейся под ногами картиной и начали обратный спуск.

— Кажется, здесь… Вот она!

Машина действительно стояла в тенечке, неподалеку от ресторана с неожиданным для этих мест названием «Балтико». А на лобовом стекле ее красовалась штрафная квитанция за неправильную парковку.

— Мариконес! — грубо выругался по адресу чужой бдительности пресс-секретарь.

Виноградов поддержал его сочувственной репликой в том смысле, что как раз власти зачастую являются самыми злостными вымогателями и террористами — что российская ГАИ, что дорожная полиция Испании.

— Правильно, коллега… Любая государственная система бесчеловечна. А потому — обречена!

Нечто подобное Владимир Александрович уже слышал. Не так давно, однако все же достаточно далеко отсюда. И при других обстоятельствах… Впрочем, возникшие ассоциации он предпочел оставить при себе.

— Ола, русский! Ола, Хуанито!

— Здравствуйте, девочки…

— Неожиданная встреча!

— Как вы здесь оказались?

Очаровательные создания блестяще владели тактикой воздушного боя — они атаковали мужчин со стороны солнца, сразу же завладев инициативой и отрезав пути к отступлению.

— Вы на машине, сеньоры?

— О, Габриэла, кара миа!

— Дэльфин? Очень рад…

Слов не находилось — обе женщины были соблазнительны до неприличия. Подруга Хуана надела на себя нечто яркое и почти не скрывающее пышные формы, француженка же на свету казалась вообще голой в полупрозрачном легком платьице.

Виноградов сглотнул слюну и подобрался.

— Мы узнали в гостинице, у дежурной, что вы с утра уехали в Луарку… — защебетала по-английски Габриэла. — Как не стыдно, Хуан! Здесь такая красота, а вы даже не предложили нам прокатиться.

При этом она как-то незаметно поднырнула под руку пресс-секретаря, и теперь они стояли уже полуобнявшись.

— Видишь ли, беллиссима…

— Мужчинам нельзя верить! Я думала, хотя бы русские — исключение, но ничего подобного. — Дэльфин погрозила Виноградову пальчиком, но потом в знак примирения по-хозяйски растрепала ему прическу и чмокнула в щеку.

— О, дорогая! — От собственной реплики Владимир Александрович почувствовал неожиданные позывы к тошноте. Слишком уж все происходящее напоминало сцену из «мыльного» сериала. — Как ты могла подумать…

Хотя, конечно, заданное распределение ролей имело и некоторые приятные стороны. Без зазрения совести используя пикантную ситуацию, Виноградов ухватил француженку за талию и притянул к себе:

— Не сердись, дорогая, ладно?

Та пискнула, но смирилась, — очевидно, по каким-то причинам требовалось продемонстрировать окружающим откровенно интимный характер их отношений. Неизвестно уж, что она наплела Габриэле, но…

Итальянская журналистка тем временем в спешном порядке доводила до мужчин историю о том, как они с Дэльфин решили проучить самодовольных и дурно воспитанных «кабальерос»… Быстренько собрались, взяли такси и через час с небольшим уже были здесь, в прекрасном городке на побережье.

— А машину сразу отпустили?

— Да, конечно.

— И как же вы планировали вернуться?

— Ну… очень просто! — нашлась очаровательная Габриэла. — Хуанито, мы увидели с набережной твой «рено» и просто решили подождать неподалеку. Надеюсь, ты возьмешь нас собой обратно?

— Но если вы оба всерьез решили от нас сбежать… здесь тоже есть такси, — напомнила Дэльфин. — — И мы доедем до Хихона сами.

— Что вы, красавицы! Прошу…

Через минуту он уже выруливал из Луар-ки — мимо госпиталя и специальной площадки для туристических автобусов.

— Каково сегодня состояние твоего желудка? — тихо, подбирая слова, поинтересовался у «журналистки» из Интерпола Виноградов. — Я имею в виду астурийский сыр…

Они расположились сзади — на переднем сиденье, не переставая, щебетала о чем-то с водителем Габриэла.

— Все в порядке! — фыркнула соседка. По роли ей полагалось изображать подружку Владимира Александровича, и делала она это без видимого отвращения. — Но это ничего не значит…

— Посмотрим, — пожал плечами тот.

Скоро они оказались на автостраде, и

Хуан от души предоставил волю всем лошадиным силам, упрятанным под капотом его машины. Ехали почти строго на восток, вдоль моря.

— И все же, русский, — обернулась назад Габриэла. — Почему вы не взяли нас собой? Убежали…

— Спроси у своего приятеля! — улыбнулся Виноградов. И покрепче прижал к себе соседку: — Мне хватает того, что пришлось оправдываться перед Дэльфин. Верно?

— Верно, дорогой!

Хуан, очевидно, решил-таки покончить с неприятными вопросами:

— Девушки, мы не виноваты. Все произошло внезапно, просто не было времени даже записку оставить.

— А что случилось?

— Скажите… могу я быть уверен, что все сказанное останется между нами? Хотя бы на некоторое время.

— Смотря на какое время! — капризно поджала губы француженка.

— Рассказывай, Хуанито, — поддержала подругу рассудительная Габриэла. — Куда тебе деваться? Мы же все равно не отстанем.

— О'кей… Слушайте. Но прошу как человек, которому дорог этот фестиваль, — забудьте о том, что вы работаете в журналистике. Ладно?

Тут следовало пообещать конфетку за хорошее поведение, что пресс-секретарь и сделал вполне профессионально:

— Зато потом, клянусь, вы первыми получите все, что захотите. Эксклюзив… и прочее. Договоренность такая с полицией имеется.

— С полицией? — полыхнула глазами Дэльфин.

— Звучит заманчиво… А нас не опередят? — Ясно было, что для итальянки любовь — любовью, а дело — делом.

Справа перетекали одна в другую поросшие лесом горы, а слева за окнами автомобиля проносились чудесные бухты с рыбацкими деревеньками.

— Вы помните того англичанина? Борода того, с рубкой?

— Помним.

— Разумеется. Он то ли критик, то ли еще что-то…

— Под утро мне позвонили из «полициалокаль», Луарка. Сообщили, что на побережье обнаружен человек — избитый, ограбленный, без документов. Явно не из местных… Единственное, что завалялось в одном из его карманов — это книжка с остатками обеденных купонов.

Дэльфин кивнула — такие украшенные эмблемой цветные бумажки выдавались каждому участнику и гостю «Черной недели». По ним можно было бесплатно и очень здорово перекусить в нескольких «официальных» ресторанах фестиваля:

— Там же фамилия написана?

— Написана, — кивнул Виноградов. Сам он такие купонные книжки видел только издали, приехавшим на фестиваль без приглашения питание за казенный счет не полагалось.

— Да, поэтому меня и разыскали! — продолжил пресс-секретарь. — И приметы сходились… Нужно было срочно ехать, опознавать.

— А русский зачем? — ревниво подняла брови «подружка» Владимира Александровича.

— Для официального протокола им требовались двое. Я как раз пошел в номер к англичанину, чтобы проверить, действительно ли его нет, а тут — сеньор Виноградов!

— Мне не спалось, тем более — такая ситуация…

Дэльфин многозначительно посмотрела на соседа, и этот взгляд не укрылся от внимания Габриэлы:

— Ладно, ребята! Потом разберетесь. Хуанито, бедняга действительно оказался тем англичанином?

— Да, к сожалению.

— А как он попал в Луарку? Это же почти сотня километров!

— Не знаю, — вздохнул «хефе де пренса». — Когда мы приехали, он уже умер. Так и не приходя в сознание.

— Значит, ограбление…

— Нам показали фотографии, — нарушил затянувшуюся паузу Владимир Александрович. — Ужасно!

— Такое возможно в любом уголке мира! И в Москве, и в Париже…

— Да, конечно. У нас вообще разгул преступности!

Человек за рулем продолжил:

— Видимо, его заманили в машину или похитили где-нибудь в Хихоне. Потом уже вы везли за город, в безлюдное место.

— Может быть, таксисты? Или кто-то под видом таксистов?

— Полиция говорила об этой версии… Тем более англичанин был здорово пьян — так, что мог и не сразу сообразить, что едет в другую сторону.

— Он же почти не пил! — припомнила Габриэла.

— Все мы здесь… почти не пьем, — даже намека на веселье в голосе Виноградова не звучало.

— Так вот, милые девушки… — в течение некоторого времени пресс-секретарь объяснял пассажиркам, почему не стоит делать сенсацию из происшедшего.

— Ладно, договорились! — кивнула Дэльфин и посмотрела на сидящую впереди итальянку: — А ты как?

— Пожалуй… Хуанито, красавчик, но тогда с тебя — обед! Это сейчас, а потом — право «первой ночи» для моей газеты и ее радиостанции. Договорились?

— Нет проблем, маленькая зубастая акула! Как раз пора перекусить. — рассмеялся водитель, снижая скорость и высматривая ресторан посимпатичнее. — Выбирай!

Остановились в какой-то деревушке. Виноградов даже не запомнил названия. Ресторанчик под открытым небом находился всего в нескольких метрах от трассы, но, чтобы пройти к столикам, требовалось миновать густой палисадник и выложенный тесаным известняком бассейн с неторопливо журчащим фонтанчиком. Несмотря на полуденное солнце, вода создавала иллюзию свежести, и ненавязчивый звук ее без труда перекрывал шум и грохот несущихся по дороге автомобилей. Казалось, что и само течение жизни здесь не подвержено суетливым страстям и порокам.

Разумеется, они были здесь единственными посетителями… Дамы выбрали столик в тени какого-то векового растения — то ли дуба, то ли платана: Владимир Александрович никогда в деревьях не разбирался и от этого

не страдал.

— «Map Кантабрико», — придвинула ему француженка меню. И на всякий случай пояснила: — Рыбный ресторанчик. Не возражаешь?

— Ну у нас в России говорят: кто платит, тот и заказывает музыку!

— В данном случае наоборот, — хихикнула Габриэла. — Заказывать будем мы, а платить — вы!

— Не возражаю, — без малейшего намека на огорчение отмахнулся пресс-секретарь. — Все можете считать себя моими гостями.

— И я? — уточнил постепенно привыкающий к европейской конкретности Виноградов.

— Разумеется! Должен же я как-то компенсировать тебе загубленное утро…

Что-то ответить майор не успел — Хуан уже обсуждал с подошедшим дядькой в переднике выпивку и указанные в меню горячие закуски. Впрочем, много времени процесс не занял: почти сразу же единогласно остановились на фирменном блюде заведения.

— Русский, ты что будешь пить?

— А вы что?

— Мы? — удивился Хуан. — Пиво!

Потом, сообразив, что спутник почти ни слова не понял из их диалога с хозяином заведения, пояснил:

— Лучше всего запивать осьминога холодным пивом.

Оставалось только кивнуть с видом бывалого рыбоеда…

Вскоре компания уже не торопясь прихлебывала из высоких запотевших бокалов местное бочковое пиво — светлое, потому что любимого своего темного Виноградов в Испании почему-то так и не встретил.

Одновременно с пивом появились салаты и разная съедобная рыбная мелочь для разжигания аппетита — и только потом, торжественно, был вынесен откуда-то из кухонного чрева — сам! Огромный, фиолетово-розовый, источающий ни с чем не сравнимый запах моря и специй осьминог… Он внушал уважение, даже будучи поданным на тяжелом и плоском деревянном блюде. Разрезанный так, что казался целым, посланец таинственной бездны в такт размеренной походке повара покачивал одним из будто случайно свесившихся щупалец.

Гости, не сговариваясь, зааплодировали — это была дать уважения былому могуществу жертвы и кулинарному мастерству хозяина…

Обед затянулся, но, как и все хорошее в жизни, в конце концов подошел к завершению.

— Понравилось тебе, русский? — лениво шевельнулась в плетеном кресле Габриэла.

— Великолепно! — Виноградову тоже с трудом давались движения — даже языком. Веки, и те норовили замереть.в закрытом положении.

— Пиво и морепродукты очень благотворно влияют на потенцию… — пробормотал со своего края столика неугомонный Хуан.

— …но создают большие проблемы для мочевого пузыря, — подала голос француженка. — Мне нужно в туалет.

Она подтянула за ремешок упавшую рядом сумочку и с усилием оторвалась от сиденья.

— Мы будем скучать без тебя, дорогая! — Попытался сострить Владимир Александрович. Получилось не очень…

— Я, пожалуй, также вас на минутку оставлю, — импульсивный Хуан вскочил и чуть не опрокинул кресло. — Прошу прощения!

— Вы будете делать ЭТО вместе? — подняла удивленные брови его язвительная подруга.

— Нет, мне надо к машине. Там сигареты остались, а то у нас уже вон — кончаются!

Оказавшись наедине с итальянкой, Виноградов решил не утомлять ни себя, ни ее разговорами, так как послеобеденный процесс требовал созерцательности. И умиротворения — чему в полной мере способствовал открывающийся из ресторанчика вид: бухта внизу, разорванное со стороны моря полукольцо скал, дорога, петляющая вдоль берега, и аккуратная темная арка тоннеля вдали.

— Хотите, скажу о чем вы сейчас думаете? — нарушила установившуюся тишину итальянка.

— Ни о чем, — пожач плечами Владимир Александрович.

— Вот и нет! Вы думаете сейчас о том, что если поставить во-он там, на господствующей высоте, несколько безоткатных орудий — можно контролировать и трассу, и прилегающие районы побережья.

— Странные какие-то мысли, Габриэла, — моментально выскользнул из полудремы Виноградов. — С чего вы взяли?

— Да так… О чем еще может думать не слишком давно вернувшийся с Кавказа русский офицер?

— Скорее уж, горы здесь похожи на Боснию… — чтобы не выглядеть полным идиотом, отреагировал Владимир Александрович. Интересно, ведь в газетах, тем более иностранных, не могло быть ни слова про ту операцию! Сам он не распространялся, а непосредственное начальство и продажная служба кадров информацией просто-напросто не владели. — Вы верите тому, что сказала про меня Дэльфин?

— Почему же — Дэльфин? — теперь настал черед встрепенуться итальянке. — Что она могла мне рассказать?

— Ну мало ли о чем разговаривают между собой девушки, самолюбие которых задето поведением мужчин! — следовало спасать ситуацию, но оказалось уже, видимо, поздновато. Очаровательная собеседница прилипла намертво: — Она знает, что вы офицер полиции?

— Простите, Габриэла! Я, наверное, просто плохо понял вашу фразу. Знаете — языковый барьер, пиво…

— Ладно, русский. Мне все же хотелось бы взять у вас интервью — в другой обстановке, без лишних ушей. Нет возражений?

— Но о чем, дорогая моя?

— Ну-у… Вот, к примеру, о собаках. Как вы к ним относитесь?

— О собаках? — Владимир Александрович несколько опешил и непроизвольно посмотрел в ту сторону, куда скрылись их спутники. — В России любят собак.

— Это я знаю. Но мне кажется, что вы — лично вы — с некоторых пор должны относиться к овчаркам без симпатии.

Итальянка сказала это с улыбкой, но таким тоном, что майор сразу потянулся к занывшему уже полузабытой болью бедру:

— Не понимаю…

Движение собеседника от Габриэлы не укрылось:

— Вот именно! Неужели все прошло? Прекрасно… А то, помню, шрамы были ужасные — и внизу, и на шее.

Мистика! О том, как закончилось прошлогоднее «сафари для покойника», знали вообще считанные единицы. Тогда посланная Генералом на контролируемую войсками сепаратистов территорию поисковая группа чудом спасла Виноградова от клыков специально натасканной на человечину своры. Окровавленного и почти не подававшего признаков жизни… Все дальнейшее происходило в такой спешке и тайне, что не то чтобы видеть шрамы Владимира Александровича — слышать о них и даже догадываться никому чужому не полагалось.

Значит, она не чужая?

Собеседница тем временем невозмутимо продолжила:

— Кстати, а вам не кажется, что этот очаровательный пейзаж напоминает еще что-то? Скалы, море… флаг с полумесяцем! Там ведь было нечто вроде тренировочного лагеря — не забыли?

— Вы кто?

— Ваш ангел-хранитель.

— Что-то мне тоже захотелось в уборную…

В любую секунду могли вернуться Дэльфин и «хефе де преиса». Буквально в любую секунду — итальянка это отлично понимала! Поэтому диалог продолжился очень конкретно и быстро:

— Я работаю на тех, кто обратился с известной вам просьбой к Генералу.

— Уточните!

— Кавказ… Вы называете их «сепаратистами».

— Зачем? :

— Моя задача — прикрывать вас. До момента получения долларов.

— Даже не понимаю, о чем идет речь, — пожал плечами Владимир Александрович.

— Послушайте, русский! — Собеседница нервничала, торопилась и теперь уже не отрывала взгляд от угла здания, из-за которого должны были появиться ее приятель и Дэльфин. — Я была при штабе Магаева. Делала серию репортажей о кавказских партизанах, когда вас принесли…

— Допустим! — Виноградову тогда сразу же вкололи лошадиную дозу промедола и еще какой-то гадости, так что в себя он пришел только после посадки на подмосковном аэродроме. Требовалось, однако, прояснить еще кое-что: — А вы еще насчет какого-то лагеря говорили… Нет?

— Мне пришлось пройти полный тренировочный курс — перед тем, как попасть в горы. Примерно за месяц до вас.

— Кто вел огневую подготовку?

— Его все называли Освальд…

— Что вы хотите?

— Примерно к шести часам вечера приходите в отель «Алькомар». Там нужно спросить сеньору Лопес — я буду ждать. Поговорим подробнее…

— Это обязательно?

— Да вы сегодня чудом остались живы, ясно? Скажите мне большое спасибо!

— Спасибо, конечно, хотя…

Чувствуя, что Виноградов колеблется, итальянка в отчаянии всплеснула руками и почти во весь голос поинтересовалась:

— Порка мадонна, что же прикажешь — как тому немцу у тебя перед носом журналом трясти, чтобы ты поверил? Тоже мне, выдумали условный знак! Конспираторы…

Это был явно удар на добивание — Владимир Александрович крякнул и, видимо, покраснел.

— Вот и Хуанито!

— О, дорогая, ты выглядишь встревоженной… Наверное, подумала, что я бросил гостей и уехал не расплатившись?

— Вы, мужчины, способны на все! Куда ты дел Дэльфин?

Но через пятнадцать минут обе воссоединившиеся пары уже рассаживались в салоне «рено».


* * *

Владимир Александрович аккуратно, чтобы не разбудить посапывающего рядом монаха, потер позвоночник — все-таки автобусные кресла по степени комфортности значительно уступают автомобилю Хуана. Да и дорога на этот раз подлиннее!

Темень за окнами кончилась — электрические фонари и пульсирующая череда бесконечных световых реклам лучше всяких указателей свидетельствовали о том, что приблизилась конечная точка маршрута. Мелькнуло огромное, будто охваченное огненными сполохами здание казино: они уже были почти на окраинах Мадрида…

Как это выразилась очаровательная Габриэла? «Трясти у тебя перед носом журналом…» Образно! Хотя в ту ночь немец тряс перед носом Виноградова не только журналом.

— Открывай глаза, скотина!

Надо признать, что вырубил господин Юргенс майора российской милиции вполне профессионально — ощущения возвращались не сразу, не все вместе, а по очереди. Сначала слух, потом зрение… С некоторой задержкой вернулась память.

— Без глупостей. Это видишь? — Огромный, пахнущий металлом глушитель «люгера» бесцеремонно ткнулся в глаз.

Больше всего беспокоила кровь, вытекающая из разбитого носа. И обе руки чем-то туго перехвачены за спиной… Дышать тоже больно!

Виноградов попробовал на всякий случай застонать, но тут же схлопотал рукояткой пистолета в висок:

— Заткнись! Только крикнешь — пристрелю. Телевизор все равно громче.

Владимир Александрович покосился на экран — да, господин Юргенс позаботился даже о выборе программы. Шло что-то вроде нашего «Поля чудес» или «Проще простого»: идиотские рожи, смех, вопли, сопли и аплодисменты переменной интенсивности. Регулятор звука был установлен достаточно громко — но так, чтобы особо не досаждать соседям.

Действительно, никто даже не сообразит ничего. Мало ли что за крики! Может, это кому-то несут «приз в студию»? А пистолет с глушителем и вообще…

— Чего надо? — только теперь до Виноградова дошло, что незваный гость говорит по-русски без малейшего акцента.

— Откровенности.

Оставалось только сглотнуть слюну — она была с привкусом собственной крови:

— Всего-то… Ты кто такой?

— Не хами, козел! — «Немец» сделал что-то невидимой Владимиру Александровичу рукой, и по телу ударила короткая волна боли. Одновременно, гася животный крик, огромная ладонь его прикрыла майору лицо. — Понял?

— Понял! Больше не буду. — Виноградов никогда и ни с кем не спорил в подобных ситуациях.

— Кто ты такой?

Пришлось представиться: фамилия, имя, отчество…

— Врешь ведь, сука! Повторить? — Рука «немца» опять потянулась куда-то вниз.

Майор непроизвольно выгнулся:

— Не надо… Слушайте, если меня мучить, я назовусь даже Папой Римским. Или покойным президентом Кеннеди!

— Тогда отвечай, только очень быстро и внятно. Зачем сюда приехал?

— На деловую встречу.

— С кем?

— Судя по всему, с вами.

— Кто тебя послал? Конкретно! Ты мне, бля, вола тут не крути.

— Послушайте, какая разница! Вы ведь что-то хотите продать? А я как раз представляю возможного покупателя…

Снова ладонь перекрыла воздух, и болевой удар, казалось, вывернул наизнанку каждую клеточку организма. В этот раз Виноградову удалось на несколько секунд потерять ощущение реальности — и первое, что он увидел, придя в себя, была факсовая копия какой-то фотографии.

— Правда, на тебя совсем не похож? Хорошо, я после той первой встречи засомневался — попросил братков переслать из России еще и портретик курьера… На всякий случай!

Человек, называвшийся не так давно господином Юргенсом, убрал бумагу в карман и

продолжил:

— Вот кто должен был прилететь! А появляешься ты. Почему? Не желаешь говорить… Попробуем еще раз?

— Не надо больше!

— Сам напросился. Ну?

— Я и не должен был походить на того парня…

— Больше всего ты похож на мента, — прошипел непрошеный визитер. — На мента, работающего под прикрытием!

— Угадали.

— Не понял? — удивился «немец».

— Одно другому не мешает…

— Говори!

Некоторое время Владимир Александрович потратил на изложение придуманной специально для такого случая людьми Генерала «легенды». В интересах пущей убедительности ему пришлось несколько раз запинаться и ломать безупречную стройность повествования — тогда собеседник немедленно и охотно применял болевой шок… После чего допрос опять возвращался в деловое русло.

Наконец, «господин Юргенс» решил, что информации достаточно:

— Значит, это у тебя теперь есть два с лишним миллиона долларов?

— У меня? Нету! — Виноградов представил себе уютный прибалтийский кабачок и рыжую физиономию «одинокого волка» по фамилии Френкель. — Они есть у моих друзей.

— Где?

— Видите ли, господин Юргенс… После того, как погиб мой предшественник, друзьям пришлось принять некоторые дополнительные меры предосторожности.

— Какие? — Виноградовская версия убийства курьера в Москве, очевидно, не противоречила имевшейся у «немца» информации.

— Ну например, я никак не могу ответить на ваш вопрос, И не потому, что не хочу, а потому, что просто не знаю! Мне не положено знать.

— Логично, хотя… — Собеседник сделал движение, будто снова готов прибегнуть к «детектору лжи». И нехорошо осклабился, увидев судорожную реакцию беспомощного человека. — Зачем же они тебя прислали, такого красивого? Без полномочий, без чемоданчика…

— На разведку. Руки развяжите, а то со всем невмоготу!

— Потерпишь. Не так уж долго осталось.

Помолчали, обдумывая ситуацию. Первым заговорил хозяин положения:

— Что ты должен узнать?

— Нужно убедиться в том, что моих друзей здесь не кинут. И что это не полицейская ловушка.

— Интере-есно! Каким же образом?

— Я профессионал. Я умею.

— Да ну? Профессионал… — хмыкнул «господин Юргенс», красноречиво оглядывая связанного майора. — Что же ты, профи, так влип?

—Расслабился.

—Быва-а-ает! Японцы говорят — и обезьяна срывается с дерева… Умирать не хочешь?

—Пока нет. Не хочу.

—А придется…

—Ну и глупо… Вместо хорошего бизнеса, получите гнилую разборку. Тебе-то что, но вот тех твоих, с кем на теплоходе договаривались — их доста-анут. Обязательно достанут, поверь!

— За что же?

— За подставу.

— А никто ничего не докажет!

— А никто ничего доказывать и не будет! Чай, не в суде присяжных, верно? — Сейчас от красноречия и актерских способностей Владимира Александровича зависела его жизнь. Требовалось постараться. — Ну а тебя уже свои сами порешат, когда узнают, из-за чего сыр-бор разгорелся. Так что встретимся на том свете! И очень скоро…

«Немец» насупился. Уличное освещение за окном делало его лицо неестественно плоским-и морщинистым.

— Хорошо. Допустим, я тебя сейчас развяжу. Что станешь делать?

Владимир Александрович ответил не раздумывая:

— Дам тебе в морду!

— Хм-м… А потом?

— Потом — посмотрим.

Снова помолчали. Телевизионное шоу кончилось, и теперь под тихую грустную музыку компьютерная графика показывала погоду на планете. В Санкт-Петербурге была переменная облачность без осадков, температура двенадцать — четырнадцать градусов. По Цельсию, разумеется…

— Как ты будешь докладывать результаты?

— Вернусь — доложу…

— Врешь! Должен быть способ экстренной связи. У вас ведь осталось всего три дня, верно?

— Допустим.

Тут уж приходилось импровизировать. Очевидно, сидящий напротив человек знал о предстоящей сделке еще что-то, о чем не смог или не посчитал нужным сообщить майору «заказчик» с еврейской фамилией. Или это очередные штучки помешанного на конспирации шефа?

— Значит, деньги уже здесь… Или на подходе.

— Возможно.

— Где и с кем у тебя контакт? Быстро отвечай!

— Пош-шел ты… Уй-йо! О-ах!

— Еще добавить?

— Сволочь… — едва отдышавшись и разметав ресницами влажную пелену на глазах, процедил Виноградов. — Вот на такой случай мы и подстраховались!

— Неужели?

— Ненавижу вас, отморозков… Братва, блин!

— Зато я вас, продажных ментов, так люблю! — ощерился непрошеный посетитель. — Ну?

— Мне надо быть послезавтра в полдень в Мадриде. Парк Ретиро… Кто-то подойдет.

— Кто?

— Он меня знает, а я его нет.

— Пароль? Сигналы опасности?

— Брось, это ничего никому не даст. Повторяю — человек прекрасно знает меня в лицо! И лицо это должно быть, по меньшей мере, не битым…

Телевизор неожиданно замолчал — видимо, и здесь не по всем каналам вещают круглые сутки. Теперь запросто можно было орать и звать на помощь.

— Слышь? Или ты сейчас же меня развязываешь, или…

— Подожди, дай подумать! — уже почти попросил «немец». Чувствовалось, что ему не легко принять решение. — Без глупостей?

Вот и все, подумал Виноградов. Если этот гад сейчас засунет мне в пасть какую-нибудь тряпку и переключит телевизор на работающую программу — значит, не договорились. Разговор окончен, и можно вспоминать отходные молитвы…

Майор отчетливо представил себе, как пуля из ствола вороненого «люгера» почти беззвучно ввинчивается в оцепеневший от ужаса мозг. Может, заорать прямо сейчас, не дожидаясь развязки? Это вряд ли поможет остаться в живых, но появится шанс осложнить убийце отступление — вдруг, кто услышит из коридора!

Однако обошлось без эксцессов.

— Наверное, потом буду жалеть, но… — совсем по-киношному покачал головой «господин Юргенс». — Считай, что я почти поверил!

Одним болезненным рывком он ослабил и снял с запястьев Владимира Александровича хромированную цепочку — такие когда-то использовались в полиции ГДР вместо наручников. Надежно и очень практично…

— Ну ты с-сука… — первым делом Виноградов сел и принялся восстанавливать кровообращение в кистях рук. Потом дотронулся до подсыхающей корки на лице. — Бля-а!

— Не, следов никаких не останется, — успокоил его человек напротив.

— Обещаешь?

— Обещаю! С таким расчетом и делалось.

— Ну тогда и я свое слово сдержу. Лови… — Майор без замаха, коротко, подцепил кулаком массивную челюсть «немца». Потом добавил с левой: — Х-хак!

Голова противника мотнулась из стороны в сторону, тело обмякло и неторопливо сползло через поручень кресла. Подождав, пока седоватый затылок коснется коврового покрытия на полу, Владимир Александрович встал и с неприличным для потомственного российского интеллигента наслаждением ударил незваного гостя ногой в пах. И еще пару раз — теперь уже только по печени и по почкам.

После такой обработки «господин Юргенс» запросто сможет претендовать на оформление инвалидности в своем профессиональном союзе… Впрочем, сейчас он был без сознания и на грубость не отреагировал. Так же, как не отреагировал и на «личный досмотр», учиненный майором в лучших милицейских традициях.

— Смотри-ка ты…

Патрона в патроннике не было! Предохранитель не снят… Никаких документов — только бумажник с кредитками и мелочь: песеты, немецкие марки, доллары. Из нагрудного кармана вывалился только ключ от номера «господина Юргенса».

Стараясь не причинять себе лишней боли, Виноградов занялся ревизией собственного организма: видимых повреждений не обнаружилось, но общее состояние было омерзительным. Ныли и подрагивали мышцы, мутило, до носа не дотронуться… То, что ему удалось врукопашную сделать с «немцем», скорее, следовало отнести на счет перелившихся через край эмоций.

Владимир Александрович взял со столика ключи, открыл мини-бар и извлек оттуда холодную банку пива. Потом помешкал, вздохнул и заменил пиво «колой».

За спиной почудилось шевеление… Нет, все в порядке — лежит себе тело и каши не просит. Однако нужно поторопиться! Сковырнув алюминиевое кольцо, Виноградов в несколько глотков осушил половину шипящего содержимого банки. Затем набрал полный рот и шумно выпустил жидкость в лицо лежащему — так, как хозяйки спрыскивают белье перед глажкой.

— Мы-ым-м…

— С добрым утром, господин Юргенс!

— О-о-о… ах!

— Не придуривайся, — тихо и почти ласково попросил Виноградов. Мочки ушей, если на них воздействовать умеючи, способны вернуть к реальности даже постоянного клиента питерского вытрезвителя. Соответствующие навыки приходят с опытом — а уж этого-то у майора имелось в достатке. — Как, очухался?

— Падла ментовская! За что?

Владимир Александрович даже опешил:

— Еще и спрашиваешь? Убью!

— Ну и зря. — Человек на полу сплюнул кровь, с удивлением посмотрел на свои ни чем не связанные руки и попытался встать с ковра. — Теперь, пожалуй, .верю, что не «подстава».

Виноградов ногой придавил его обратно:

— Да ты с самого начала не сомневался, кто я и что! Бил ведь так, чтобы следов утром не осталось — верно?

— Верно! — кивнул собеседник.

— А стрелять даже и не думал…

— Всегда лучше перестраховаться. А лишняя проверочка в нашем деле не помешает!

— Ну ты сволочь! — Виноградова передернуло от одного воспоминания о пережитых только что волнах боли и унижения. — Проверочка? Я тебя, бля, сейчас…

— Ладно! Ладно… Чего ты? — «Немец» отшатнулся к противоположной стене, потом убрал руку от паха и потрогал челюсть: — Поквитался же! В расчете?

Чужая наглость часто действовала на майора обезоруживающе. Почувствовав это, собеседник воспрял духом:

— Я ведь не со зла, какие могут быть обиды?

Владимир Александрович в ответ только выругался — грязно и нецензурно.

— Да брось ты! Водки налей, а?

— Может, еще задницу подставить?

Препираясь по инерции, Виноградов, однако, уже доставал из бара плоскую бутылку:

— Виски есть, водки нету.

— Давай! Что же делать…

Выпили. Посидели, уставясь на неработающий телевизор.

— Ладно. Утро скоро… Бумажник вернешь? И ключи!

— Забирай.

— Деньги пересчитать? А то помню я вас, ментов! — хмыкнул гость. — Так и норовили обчистить.

— Давно из России? — решил не обижаться на шутку Виноградов. — На «постоянке» или «беженец»?

— Я германский гражданин, понял? Уже второй год… И паспорт — чистый!

— И даже имя настоящее?

— Настоящее, какое папа с мамой дали! — непонятно зачем приосанился собеседник. — Мы из-под Саратова, город Энгельс — слышал? Республика немцев Поволжья…

— У «хозяина»-то побывать успел?

— Где? — Гражданин Германии господин Юргенс сделал удивленное лицо. — А, на зоне! Нет, не сидел — как раз вовремя смылся. На историческую, бляха, родину…

— Понял. — Виноградов разлил по стаканам остатки.

— А почему интересуешься?

— Да так… Больно уж ты какой-то блатной! Чересчур. — Владимир Александрович посмотрел прямо в глаза человеку напротив и добавил: — Скорее даже — приблатненый.

Ответ последовал без задержки:

— Ну и ты тоже на моего бывшего участкового Василия Тимофеича мало похож! Пистолет у тебя?

— Допустим.

— Отдай!

— Вообще-то, есть разные волшебные слова. Например, «пожалуйста»! Не забыл?

— Мне уйти? — Посетитель сделал вид, что поднимается из кресла. — Разговора не будет?

Но вскоре он уже рассовывал по карманам заботливо отделенные друг от друга майором — патроны россыпью, обойму и пистолет.

— У себя соберешь! — Отдавать готовое к бою оружие не хотелось, поэтому Виноградов нехитрым способом опять уравнял шансы.

— Теперь — порядок. Слушай внимательно! Повторять не буду…

Разговор не затянулся — электронной будильник у кровати показывал начало шестого, когда Владимир Александрович прикрыл за ночным гостем дверь и направился в ванную.

Принял душ, переоделся, привел лицо в относительный порядок.

— Здравствуй, дорогой друг! — поприветствовал он собственное изображение в зеркале. — Ну и рожа у тебя, однако.

Вид действительно показался на троечку с минусом.

К тому же внезапно и нестерпимо заболела голова — лобные пазухи, виски, затылок… Насколько знал себя Виноградов, о том, чтобы заснуть в такой ситуации, не могло быть и речи. Требовался привычный анальгин или двойная доза чего-нибудь новомодного.

Все одно к одному! Аптечка, верная спутница в нескончаемых командировках, на этот раз по закону подлости осталась дома. Постанывая, Владимир Александрович влез в шорты, натянул футболку и отправился вниз, к спасительной стойке портье.

Полутемный, сумрачный коридор встретил его тишиной: ничего удивительного, все нормальные люди спят… По идее, следовало поберечься. Но майор был настолько поглощен пульсирующей, разрывающей изнутри черепную коробку болью, что пренебрег даже элементарными мерами предосторожности.

И ничего плохого не произошло! Очевидно, лимит всяких гадостей, выделенных провидением на его долю в этот день, исчерпался.

— Сеньор? — Девушка за стойкой, к искреннему удивлению Виноградова, вовсе и не думала спать на работе. Она даже не дремала и, в отличие от большинства тружеников российского гостиничного бизнеса, никак не выразила своего неудовольствия внезапным появлением постояльца.

Как мог, Владимир Александрович по-английски поведал ночной красавице о своей беде.

— Пор фавор! — улыбнулась та. И достала — сначала блестящую упаковку таблеток, а затем минеральную воду в миниатюрной бутылочке…

— Русский? — Створки лифта почти беззвучно разъехались в стороны, и в холл шагнул озабоченный чем-то пресс-секретарь. — Эста муй бьен… Хорошо! Вы можете мне помочь?

— Разумеется, Хуан! — Владимир Александрович пребывал в эйфории от стремительно наступающего облегчения. — Чем?

— Видите ли, дело очень деликатное. Никого не хочется специально будить… Вы ведь знали англичанина — того, с бородой и трубкой?

Так вот и вышло, что рассвет Виноградов встречал уже на пути в Луарку.

А потом были — опознание трупа в морге и протокол, составленный вежливым полицейским. Данные Владимира Александровича офицер переписал с его паспорта, не удосужившись даже глянуть дальше… Очевидно, визовыми проблемами занимался здесь другой департамент, и иностранный гость, к тому же согласившийся потратить на формальности личное время, опасности для страны не представлял.

Впрочем, у майора на случай излишней придирчивости представителей власти имелась, конечно, вполне пристойная версия — ее предложил спутнику закаленный в боях с испанской бюрократией пресс-секретарь «Черной недели». Оставалось только поражаться, как легко умеют обходить и обходят разнообразные запреты внешне законопослушные европейцы.

Помятый вид Владимира Александровича никого не удивил — каждый третий иностранец на фестивале мучился по утрам похмельем, а тут еще разбудили ни свет ни заря… А к моменту «случайной» встречи на набережной с девушками он уже почти не отличался от окружающих.

Девицы-красавицы… Виноградову почему-то вспомнилась лиловая плеть осьминожьего щупальца, вывесившаяся за край блюда. Потом — сигарета в пальцах француженки и очерченная яркой помадой улыбка Габриэлы.

— Хола, сеньор! Пуэрта дель Соль…

Владимир Александрович с трудом разлепил веки:

— Грациас! — Видимо, он умудрился-таки заснуть перед самым прибытием.

Симпатичный водитель подмигнул понимающе и прошел дальше по салону, заглядывая под сиденья и на багажные полки — то ли забытые вещи искал, то ли бомбу…

Большинство пассажиров уже толпилось снаружи, выволакивая из автобусного чрева на асфальт многочисленные чемоданы и сумки. Остальные терпеливо ждали своей очереди на выход у передней двери.

Виноградов окончательно пришел в себя: Встал, подхватил необременительный багаж, последним шагнул наружу.

Собственно, это был не автовокзал — скорее, просто конечная остановка нескольких городских маршрутов. Судя по схемам и указателям, отсюда можно было без труда добраться практически в любой конец Мадрида. Некоторое время Владимир Александрович пытался дисциплинированно, как учили, зафиксировать в памяти номера автобусов и названия хотя бы конечных станций — но вскоре понял, что голова его не способна сейчас даже на такую малость. Майор плюнул, в прямом смысле слова, себе под ноги — и пошел к ближайшему светофору…

Площадь Пуэрта дель Соль, на которой он находился, с первого же взгляда производила впечатление величественной роскоши: разметавшиеся по сторонам перспективы улиц, памятник в центре, ярко освещенная громада комплекса фирменных магазинов «Корт Ин-глез».

Виноградов даже не стал проверяться — вечер в испанской столице еще только начался, и людская толчея на площади все равно надежно укрыла бы от непривычного к местным условиям глаза толково приделанный «хвост».

Теперь надо вспомнить инструктаж. Значит, так: «Если встанешь лицом к универмагу, то…» Идти оказалось действительно недалеко. Буквально несколько шагов по оживленной Каррера де Сан Херонимо, потом направо — первый же дом на улице Виктория.

Угловое кафе наполняло вечерний воздух потрясающим ароматом копченого мяса. Матово-черные винные бутылки традиционно пылились на витрине, а внутри, за стойкой, что-то жевали и пили немногочисленные посетители.

Странно! В поле зрения не было ничего, даже отдаленно напоминающего гостиницу — ни гербов, ни ярких вывесок, ни услужливого швейцара. Может, спросить? Как назло, неприметная улочка без особых достопримечательностей у прохожих популярностью не пользовалась.

Адрес соответствует… Слава Богу! Среди множества латунных и пластиковых табличек на входной двери майор разглядел, наконец, нужную: «Хостал Веракруц, 3 этаж». Значит, верно — именно здесь находятся те шикарные апартаменты, в которых Владимиру Александровичу предстоит провести навалившуюся на город ночь.

Утомленный путник нажал на кнопку звонка. Некоторое время его, очевидно, разглядывали через укрытый среди каменных завитушек объектив, потом кто-то что-то прохрипел в переговорное устройство. Виноградов без труда произнес выгравированное на металлическом прямоугольнике название. Дверь зажужжала и тихо щелкнула дистанционным замком…

Лифт, естественно, не работал. Но, хотя бы, имелся в наличии — а ведь для большинства разбросанных по миру заведений того же класса его посчитали бы неприличным излишеством.

«Хостелы» здорово отличались от своих более респектабельных собратьев, отелей… Комфорт в них был сведен к минимуму и рассчитан на относительно неприхотливого западного студента — что, впрочем, вполне соответствовало санитарно-гигиеническим потребностям россиянина среднего достатка.

Зато цены! Дешевле был только ночлег под открытым небом, да и то не всегда…

— Буэнас ночес!

— Хола! — Мордатый сторож с дымящейся сигаретой в углу рта равнодушно проследил за поднимающимся по лестнице посетителем — и потом снова углубился в изучение затрепанного каталога с тореадором на обложке.

…Больше всего это походило на сданный в аренду коммерческим фирмам дом из «нежилого фонда» где-нибудь в центре Петербурга: несколько разномастных дверей на каждой лестничной площадке, повсюду таблички и указатели, повторяющие те, что красовались внизу, у входа. Какие-то агентства, бюро, представительства корпораций… Пару раз в названиях встретилось слово «Хостал…», но «Вера-круц» среди них не было.

Ага! Вот и то, что надо. Повторилось: кнопка звонка, объектив телекамеры и голос из динамика.

— Ви-но-гра-дов! — как было велено, назвался в ответ Владимир Александрович.

Массивная, под старину, дверь открылась.

Пропускной режим у них тут — как в Центральном банке… Хорошо, хоть не обыскивают — впрочем, нет никакой гарантии, что рентген уже давно не просветил потенциального жильца насквозь.

— Сеньор? — Человек за стойкой улыбался, но все равно больше напоминал отставного тюремного надзирателя, чем работника сферы обслуживания.

— Владимир Виноградов, — повторил посетитель.

Дверь за спиной с нехорошим скрежетом вернулась на место. Щелкнул замок.

— Грациас! — поблагодарил портье. Сверился с записями в листке заказов, попросил паспорт и начал заполнять какой-то формуляр.

Теперь появилась возможность осмотреться.

Довольно уютно… Холл с телевизором и уходящей вверх широкой лестницей, ковры, акварели на стенах.

— Сеньор! — натурально изобразил гостеприимство человек за стойкой. Получив без сдачи обозначенную внизу расчетного листка и смешную даже по питерским меркам сумму, вернул паспорт:

— Бьенвенидо, сеньор.

После чего прихватил с доски за спиной один из дюжины ключей и вышел к посетителю.

— О, мучос грациас! — поблагодарил Виноградов и проследовал за провожатым. Сначала — на небольшую общественную кухоньку с полным набором посуды и всевозможной электроники. Потом — в бытовку со стиральной машиной и всем необходимым для приведения в порядок гардероба. Третьим номером программы была неприметная, теряющаяся среди других дверца в полутемном конце извилистого коридора.

Мужчина толкнул ее — не заперто. Что-то вроде пожарного выхода в целую систему лесенок и разделяющихся переходов… Идеальный способ уйти незамеченным, и не только на случай возгорания дома!

Убедившись, что постоялец оценил дополнительную услугу, провожатый вручил майору ключ с цифрой на массивном брелке и, не оборачиваясь, потопал обратно, на рабочее место.

Номер оказался даже лучше, чем полагал Виноградов. Тесный, конечно, но со всеми удобствами: умывальник, душевая кабинка, унитаз. Чистые полотенца и прочее, без чего не обойтись — вплоть до куска мыла в одноразовой упаковке.

Из обстановки в крохотной комнатушке имелись: кровать, столик универсального назначения, встроенный в стену шкаф и одинокий стул. Для телевизора места внизу уже не оставалось — однако, хозяева умудрились установить его на кронштейне под самым потолком. Так что наслаждаться изображением можно было только в положении лежа… Впрочем, это почти не огорчало: все равно двигаться по номеру некуда и незачем.

Открыв по привычке окно, Владимир Александрович высунулся наружу. Да, это не «Дон Мануэль»… Вид не радовал — глухой и не слишком опрятный дворик-колодец с какими-то вытяжками, трубами и бачками. Однако имелось и неоспоримое достоинство — на расстоянии вытянутой руки по стене опускался к асфальту с крыши бесконечный ржавый металлический трап.

Виноградов включил на полную мощность воду в душе — напора хватало, струи получились острыми и горячими, как он любил. Но прежде следовало проверить замок на входной двери и принять кое-какие не слишком мудреные меры защиты от непрошенного вторжения…

Приведя себя в божеский вид и переодевшись в чистое, Владимир Александрович прямо с ногами залез на кровать. Без суеты потянулся к столику, взял ключи…

Собственно, сами ключи никакого интереса не представляли: один от номера, второй годился одновременно и для кухни, и для бытовки. Но толстая, в несколько звеньев, металлическая цепочка соединяла их с чем-то вроде увесистого брелка грушевидной формы.

Со стороны это, очевидно, выглядело уморительно… Виноградов сначала внимательно осмотрел «грушу» со всех сторон, колупнул пальцем рельефно выделяющиеся цифры, потряс ключами над ухом, посидел неподвижно, прислушиваясь к происходящему внутри брелока. Казалось, майор изо всех сил борется с соблазном попробовать его на зуб или по меньшей мере лизнуть. Наконец, решившись, Владимир Александрович надавил на дно «груши» и одновременно повернул сужающуюся часть по часовой стрелке.

Конструкция разделилась на две неравные доли, и из нее на одеяло вывалился миниатюрный контейнер.

Очевидно, тайником пользовались нечасто, потому что Виноградов еще несколько томительных минут провозился над тем, чтобы соединить в первоначальном виде плохо притертые друг к другу детали. Сказывалась и нервозная торопливость — лежащий рядом цилиндрик постоянно притягивал взгляд и отвлекал от процесса сборки.

Наконец ключи со звоном откатились на свое место в дальнем углу столика.

— Бьен! — похвалил себя Владимир Александрович. Теперь можно было заняться делом.

Майор аккуратно, пожалев мимоходом об отсутствии пинцета, вытянул из контейнера содержимое. Расправил его на крахмальной поверхности пододеяльника…

Кусок плотной бумаги размером с большую почтовую марку или этикетку от спичечного коробка: два края идеально ровные, а два, как выразились бы специалисты, «носят ярко выраженные следы термического воздействия». Обгорели, проще говоря!

Водяные знаки, тоненькая блестящая полоска по диагонали… Кусочек тисненого крупными латинскими буквами текста и цифра — по меньшей мере «двести», потому что второй ноль виден, но поместился не полностью. Виноградов повертел перед глазами, меняя освещенность и угол наклона, довольно сложную, многоцветную голограмму с эмблемой Европейского союза и ожерельем из едва различимых звездочек. Это уже было что-то… Но вот то ли это, что нужно?

Полюбовавшись еще немного на обрывок — точнее, «огарок»! — некогда симпатичной купюры, Владимир Александрович снова скатал его и спрятал в герметичную оболочку. Затем сделал так, чтобы контейнер не нашли посторонние.

И уже после этого достал из сумки припасенный еще с Хихона, но так и не съеденный по дороге ужин — холодные сэндвичи, яблоко и пакет с соком.

Разгрузочный день… Виноградов поднял поудобнее подушку, нащупал кнопку на фирменном пульте и под аккомпанемент телевизора приступил к заслуженной трапезе.

…Проснулся он от приятного ощущения собственной мужской силы. Да, здоровье важнее всего, но вот осознание этого приходит, как правило, слишком поздно.

Прошлым вечером по всем программам транслировали открытие Олимпиады в Лос-Анджелесе. Владимир Александрович за хлопотами как-то упустил это событие из виду — и, пользуясь случаем, попытался дисциплинированно досмотреть церемонию до конца.

Не получилось! Среднее зрелище, в котором недостаток хорошего вкуса и чувства меры организаторы компенсировали миллионами долларов. Как обычно — высокие технологии шоу-бизнеса вместо того, что принято называть олимпийским духом… Прежде чём выключить телевизор, Владимир Александрович нашел канал новостей: неугомонные баски опять что-то где-то взорвали, курс йены по данным из Токио поднялся на небывалую высоту, а в Чечне вертолеты федеральных сил умиротворяли ракетами очередной населенный пункт. Который, как правило, после этого становился ненаселенным.

Впрочем, тревоги и заботы многострадального человечества не помешали майору без зазрения совести крепко проспать почти десять часов…


* * *

Виноградов прислушался. Из-за полуоткрытого по причине ночной духоты окошка в номер довольно назойливо проникали шумы делового Мадрида:

— Гутен морген! — почему-то по-немецки пожелал себе доброго утра Владимир Александрович. И вскоре уже выходил к стойке с ключами наперевес.

Бессменный страж покоя обитателей «Веракруца», ни одного из которых Виноградов, кстати, так и не увидел, без эмоций принял выпотрошенный брелок. Повесил его на место и нажатием кнопки отпер тяжелую дверь.

— Грациас! — улыбнулся на прощание постоялец, помятуя о том, что вежливость — это лучшее и главнейшее оружие вора. Отставной тюремщик пробурчал ему вслед что-то неразборчивое: в равной степени интонация годилась и для пожелания успехов, и для нецензурного ругательства.

Майор, не особенно торопясь, вышел на улицу.

Еще в аэропорту Баррахас он разжился бесплатной картой-путеводителем на английском и испанском языках — специально для клиентов международной авиакомпании «Иберия». И теперь неплохо представлял, в каком направлении двигаться… Впрочем, наученный горьким опытом скитаний по улочкам Хихона, отправился Владимир Александрович в путь с изрядным временным запасом.

Тем более что следовало сначала перекусить…

В кафе на углу работали мощные кондиционеры, но все равно Виноградову показалось несколько душновато. Однако, только пройдясь немного вниз по Сан Херонимо, он понял, что такое настоящее пекло.

Редкие встречные мужчины, те, кто по какой-то причине оказался на улице без автомобиля, почти бегом старались пересечь открытое пространство — так, будто оно простреливалось со всех сторон.

Еще более редкие в этот час женщины живописно обмахивались веерами — Владимир Александрович впервые собственными глазами увидел эту деталь дамского туалета в практическом обиходе. То, что показалось бы в северной Европе экзотической причудой, здесь было вполне естественным средством защиты от внешней среды.

Электронное табло на Плаза де лас Кортес показывало сорок два градуса — правда, не в тени, а на солнце. Но все равно хватало… Уже очень скоро, на одной из следующих площадей с труднопроизносимым названием, Виноградову нестерпимо захотелось плюнуть на боевую задачу и с размаху нырнуть под источающие далекую прохладу струи каменного фонтана.

На Пасео дель Прадо он не выдержал и выпил бокал апельсинового сока со льдом. Потом неожиданно даже для самого себя шагнул за стеклянные двери оружейного магазина. С точки зрения конспирации не придерешься — очередная проверка на случай чьей-то назойливой опеки. Но самому себе можно было не врать… Почти четверть часа бродил майор из зала в зал, очарованный грозным великолепием старинных доспехов. Шпаги на разные вкусы, кавалерийские сабли, кинжалы и острые кортики морских офицеров… Все это можно потрогать, примерить по руке — ведь наряду с экспонатами музейного класса здесь было спортивное и даже чисто декоративное оружие для коллекционеров среднего достатка. В самом дальнем зале, из бесконечного ряда толедских клинков Виноградов вытянул, наконец, парадный меч-новодел… Вот бы такой в дополнение к прошлым трофеям! Впрочем, с нашей таможней об этом лучше забыть. Проще перегнать в Эстонию вагон пулеметов, чем официально оформить ввоз через границу единичного экземпляра холодного оружия.

…Быть в Мадриде и не посетить музей Прадо — кощунство. Это все равно, что в Одессе не попасть на Дерибасовскую или начисто проигнорировать московский Кремль. Вот и Виноградов отдал дань туристическим приличиям — побывал. Пусть и не внутри, но… он хотя бы обошел величественное здание музея вокруг. Потом, минуя череду пышных дворцов, в архитектуре которых изумительно сочетались тяжелое имперское великолепие и арабская утонченность, пересек по зеленоватому от жары сигналу светофора еще одну широкую магистраль.

Здесь, за высокой металлической оградой, уже зеленел прославленный в обоих полушариях планеты парк Ретиро. Владимир Александрович в очередной раз глянул на схему — встреча должна была состояться у монумента некому Альфонсо Двенадцатому…

Едва шагнув на центральную аллею, Виноградов почувствовал себя насекомым. Маленьким, растерянным тараканом, случайно оказавшимся на вымытом кухонном столе — да еще в тот момент, когда хозяин включил электрическое освещение.

Колоссальные пространства парка и геометрическая определенность всех его линий подавляли. Тени почти не было — сумасшедшее солнце выкатилось в зенит и, похоже, не собиралось заходить никогда. Раскаленным казалось все: тысячелетняя пыль на дорожках, кроны деревьев, кустарник и каменные фигуры вокруг — все, и даже фонтан на ближайшей террасе! Раскаленным и неподвижным…

Виноградов был единственным живым существом на много миль и веков вокруг — во всяком случае, так он решил поначалу. И какой идиот мог назначить здесь встречу? Теоретики, блин! Раньше майор считал, что только в их системе кабинетные «промокашки»-аналитики могут выбрать явочное место по туристическому справочнику. Теперь, оказывается, и люди Френкеля действуют в том же духе… Кто же сказал? Ах, да — покойный Дагутин, председатель профсоюза частных сыщиков: «Мы все — разные овощи, но с одной грядки. И удобряли нас навозом из общей кучи!»

Иллюзия полного одиночества… И только невидимый музыкант впереди выворачивает душу тоскливыми звуками саксофона. Опять! Меньше года назад, далеко за океаном, в самом центре Манхэттена, Владимир Александрович так же выходил на встречу с «контактом».

Что они, сговорились все? Судьба, как уже не раз убеждался майор, — довольно посредственный режиссер-постановщик.

Если бы Виноградову пришлось озвучивать этот эпизод в кино, он тоже выбрал бы именно такую мелодию — заунывную, на самой-самой грани истерического срыва. Под которую не обидно заканчивать счеты с жизнью…

Впрочем, по мере приближения к искусственному озеру, в просветах между деревьями замелькали человеческие фигуры… Группа осоловевших от жары организованных туристов, влюбленная парочка на пыльной травке и еще несколько бедолаг, слоняющихся с путеводителями и картами в лабиринтах кустарника. Выйдя из-за очередного поворота живой изгороди, Владимир Александрович неожиданно оказался прямо на берегу: незамысловатый причал, деревянные лодочки с веслами напрокат, спасательный круг…

Но главное, здесь была тень. Создавалась она полосатым матерчатым шатром с эмблемой всемирно известного пива — а за столиками под навесом сидела немногочисленная публика, наслаждающаяся комфортом и относительной прохладой.

— Сеньор! — взмолился Виноградов, без разрешения плюхаясь на ближайшее свободное место. Жестами и мычанием он показал официанту, чего хочет — и лишь после этого повернулся к соседям. — Пардон?

Соседи, два азиата с видеокамерами и в одинаковых белых рубашках, понимающе закивали коротко стриженными головами:

— Пор фавор! — и вернулись к обстоятельному изучению толстенного путеводителя по Мадриду.

…Собственно, монумент Альфонсо Двенадцатому не был памятником в привычном смысле. Виноградов успел подробно разглядеть его, сидя в тенечке и прихлебывая ледяной «карлсберг» из запотевшей литровой кружки. Повезло — с того места, которое занял майор, прекрасно просматривались спускающаяся к воде на противоположной стороне озера полукруглая колоннада, высокая стела на берегу и несметное множество разнообразных скульптур. Все вместе это впечатляло, и, пожалуй, Владимир Александрович назвал бы увиденное настоящим мемориальным комплексом.

Правда, подходы к месту встречи скрывала густая зелень… Пора! Пиво выпито, а до контрольного времени осталось ровно четыре минуты.

Виноградов встал, с металлическим стуком выложил на столик причитающиеся песеты и, убедившись, что официант не побежит по недоразумению за ним вслед, шагнул по тропке в сторону монумента.

— Помоги, Господи! — Справа мелькнул мозаикой так и не увиденный толком прекрасный дворец Веласкеса…


* * *

Опаздывать нехорошо. То есть когда опаздываешь ты сам — это нервирует, конечно. Однако не слишком. А вот когда в указанное время в указанном месте нет тех, кого с нетерпением дожидаешься! Согласитесь, ужасно.

Придя к монументу, Виноградов старательно повертел головой — благо, никаких подозрений это не могло вызвать. Турист, он ведь и есть турист: все хочется рассмотреть, запомнить, сфотографировать, в конце концов… Кстати! Владимир Александрович пристроился в ногах у какой-то бородатой аллегории и сделал вид, что возится с окончившейся в «Кодаке» пленкой.

Пусто вокруг. Никого…

— Ола, русский! — со стороны пальмовой аллеи приближался человек, которого Владимир Александрович меньше всего ожидал увидеть.

— Буэнос диас, Хуанито!

Это действительно был по обыкновению улыбающийся пресс-секретарь «Черной недели».

— Как дела?

— О'кей, старина! — В непонятной ситуации требуется всегда перехватывать инициативу: — Ладно мы, любознательные иностранцы… Но тебя-то как сюда занесло?

— Приятно пройтись по Мадриду!

— В такую жару?

Собеседник расхохотался и потрепал сидящего в неком подобии каменной ниши Виноградова по плечу:

— Браво, русский! Действительно, жарко… Нигде не могу найти «пепси» в пластиковых бутылках. А ты не встречал?

— Видел, — подумав немного ответил Владимир Александрович. — Видел — в киоске рядомс вокзалом. Но туда идти добрых полчаса…

— Жаль. Дома я привык именно к такой упаковке. Покупаю обычно целыми ящиками.

— А у нас в семье не принято делать большие запасы.

Ничего более идиотского, чем пароль, придумать нельзя. Все эти условные фразы и диалоги, которыми пришлось попользоваться в своей жизни Виноградову, считались безукоризненными с точки зрения конспирации, но у самих — говорящих вызывали устойчивое ощущение дешевого балагана.

— Все в порядке?

— Не ожидал, что это будешь ты.

— Ничего не поделаешь! — шутливо развел руки Хуан. — Пойдем отсюда. Ситуация здорово осложнилась… По дороге объясню.

— Да, мне тоже надо кое-что рассказать.

Владимир Александрович встал из-под ног мускулистого мраморного бородача — но тут же был вынужден опять наклониться: забытый на коленях фотоаппарат мягко вывалился на выжженные солнцем плиты.

— Миерда! — попытался майор блеснуть ругательными познаниями в испанской филологии. — Ихо де пута!

И непроизвольно отпрянул в сторону — на место нетронутого ударом «Кодака» молча оседало обмякшее тело Хуана.

Почти одновременно с этим из памятника выбило фонтан мелких осколков — как раз на том месте, где долю секунды назад находилась беззащитная голова Виноградова.

— Хуан? Бля-а… — Входное отверстие пули аккуратным овалом чернело точно посередине лба лежащего человека. Что творилось с затылком, можно было только догадываться — кровь еще даже не успела испачкать плиты.

Судя по всему, стреляли откуда-то справа. И дистанция, видимо, довольно приличная! По идее, профессиональный снайпер не станет суетиться и после первой же неудачи менять оборудованную и просчитанную огневую позицию. Как правило, в войне нервов проигрывает жертва…

То есть следовало замереть и не высовываться.

Владимир Александрович на свое счастье находился в «мертвой зоне», но печальный опыт подсказывал — время стрелков-одиночек прошло еще задолго до убийства Кеннеди. Как правило, у организаторов подобных мероприятий имелось несколько страховочных вариантов.

Та-ак… Сейчас невидимый контролер анализирует ситуацию. Потом принимает решение и отдает команду.

Точно! С той стороны, откуда совсем недавно появился бедняга Хуан, нарастает противное рычание моторов. Как писал в свое время умница Веллер: лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и потом раскаиваться! Тем более что при определенном раскладе раскаиваться будет уже некому… Майор напружинился, чуть отклонил себя в сторону — и в коротком прыжке преодолел расстояние, отделявшее его от какой-то замысловатой скульптурной композиции.

Теперь предлагалось на выбор: влево, под прикрытие близких деревьев, или же прямо — навстречу рычащей все громче смертельной опасности. Логика подсказывала первый вариант, но в играх без правил на нее полагаться не стоило…

Поэтому перепуганный Виноградов кинулся напрямик. Краем глаза он засек двух стремительно приближающихся по аллее мотоциклистов — до передних колес огромных, оставляющих за собой облака ревущей пыли «харлеев» оставалось всего несколько метров.

— М-мать! — Пуля понадеявшегося на стандартную логику снайпера чуть-чуть запоздала. Насквозь прошив матерчатое нутро болтающейся на плече майора сумки, она ушла куда-то дальше, к обочине.

Очевидно, парень с винтовкой выругался и сделал выводы на будущее.

Сам же несостоявшийся покойник уже нырял головой вперед, в колючие заросли вечнозеленой естественной изгороди. Вслед ему понеслись очереди — ребята на мотоциклах стреляли неприцельно, но от души… Отрывистый лай короткоствольных автоматов с лихвою перекрывался шумом и грохотом двигателей.

Владимир Александрович откатился за дерево и притих. Это вам не популярная телевикторина, минуту на обдумывание никто не даст! Пора выметаться…

Первый стрелок был уже не опасен — все-таки парк. Мишень не видна, а полагаться на инфракрасные датчики он не станет: мало ли кто еще гуляет в зоне необъявленных боевых действий.

Парочка на аллее, прежде чем бросить своих двухколесных друзей и углубиться в густые заросли, должна связаться с начальством… Так что — вперед! К персональному светлому будущему.

Петляя и пригибаясь, Виноградов ломанулся прямо через мешанину стволов и веток. Просто заросли какие-то… Недаром все тропки и аллеи в этой части парка названы в честь бывших испанских колоний: Уругвая, Боливии, Доминиканской Республики.

В данный момент его совсем не тревожили сакраментальные вопросы из серии «кто» и «зачем». Значительно больше интересовало, сколько у «них» человек и насколько серьезно эти люди подготовлены. Впрочем, судя по тому, что Владимир Александрович был пока жив, некоторые шансы оставались.

— Тяжело в лечении — легко в гробу! — попытался подбодрить себя Виноградов. Сзади послышался треск бесцеремонно ломаемых преследователями зеленых насаждений — очевидно, команду спешиться они получили, но, будучи детьми каменных джунглей, в реальных ориентировались из рук вон плохо.

Неожиданно «дикий» участок кончился — прямо перед беглецом открывалось просматриваемое насквозь пространство: газончики, подстриженные и чуть ли не выбритые деревца, площадь с очередным памятником… А немного подальше, за чугунной оградой — широкий проспект с нескончаемым потоком автомобилей и редкими пешеходами.

Ворота… До них не добраться — достанут в спину ребята, которые сзади. А если и не они, то те трое, в классических темных очках, что покуривают лениво у выхода из парка.

Ну что же! Они первые начали.

Майор повернулся и, не торопясь, перешел немного назад, в сторону…

Первого из преследователей он убил руками — довольно легко, хотя несколько нервничал из-за потерянной в последнее время спортивной формы. Со вторым получилось еще проще — короткая очередь в упор из поднятого с земли трофейного автомата. Те, что перекрывали ворота, дернулись было на звук, но потом все же дисциплинированно вернулись на боевое дежурство.

Владимир Александрович отер пот и проверил боезапас обоих захваченных у противника автоматов. В одном магазине оставалось всего шесть патронов, в другом — девять. Плюс у каждого по патрону в патроннике. Виноградов перезарядил все в один магазин, а другой вместе со ставшим обузой стволом сунул обратно, в остывающую руку незадачливого «охотника».

Интересные были ребята… Дома, в России, Владимир Александрович без тени сомнения назвал бы покойников почти узаконенным милицейским термином «лица кавказской национальности». Но здесь они вполне могли сойти и за местных уроженцев: носатые, среднего роста, с черной щетиной на смуглых щеках.

По законам жанра следовало стянуть с одного из убитых кожаную куртку, переодеться, поднять с земли откатившиеся в сторону темные очки и для полного сходства повязать на макушке разрисованную черепами косынку-бандану. Затем лихо вскочить на бесхозный теперь «харлей-дэвидсон» и на полном газу миновать все кордоны! Пока сообразят…

Только вот одна беда — Владимир Александрович никогда в жизни не сидел за рулем мотоцикла. Как-то не довелось… Он и сзади-то ездить боялся! А тут такая зверюга иностранная.

Нет, подобные шоу оставим для тех, кто помоложе.

Итак, все входы и выходы из парка блокированы. Неизвестно, сколько народу участвует в операции, но надо ориентироваться на худшее — по дорогам, аллеям и тропкам «гуляют» мобильные группы наподобие той, от которой только что избавился майор.

Во, кино! Разборки с пальбой в самом центре Мадрида… Прямо Карабах какой-то или московский автомобильный рынок. В главной роли — майор Виноградов.

На доблестную полицию пока надежды мало. Что ей здесь делать? Как убили Хуана, никто не видел, автоматы тоже расслышать было » практически невозможно… Разве что, случайный патруль.

Впрочем, долго так продолжаться не может — все-таки парк Ретиро не пустыня африканская, люди кругом… Свидетели! Значит, время работает на беглеца и лучший вариант — пересидеть в тенечке до той поры, пока противник не сыграет отбой до следующего раза?

Вероятно… Жаль только, что и «плохие ребята» ожидают от загнанного майора именно такого решения.

Может, ну их? Испортить праздник окончательно?

Дать прицельную очередь по троице у ворот — на поражение, чтобы повалились, сволочи, прямо под ноги идущей по проспекту мадридской публике!

Тогда точно поднимется паника. Сразу же вызовут полицейских, национальную гвардию — или кто у них тут отвечает за беспощадную борьбу с бандитизмом? Объяснял ведь покойный Хуанито, да как-то забылось…

Стоп! Что-то происходило сзади, в той стороне, откуда начиналась погоня.

Слух Виноградова, притерпевшийся уже к монотонному урчанию оставленных на холостом ходу двигателей, отреагировал без промедления — там, у мемориала королю Альфонсу, кто-то решительно прибавил газу и тронул огромные мотоциклы с места. Майор попытался определить направление — получалось, что застоявшиеся «харлей» с ревом уносились куда-то прочь по широкой аллее имени славного Фернандо Нуньеса.

И у ворот впереди картинка сменилась на идиллическую — троица мордоворотов исчезла, и вместо нее из автобуса на раскаленный тротуар Алькалы высыпала бодрая, суетливая группа туристов. Судя по выгоревшим волосам и уже тронутой солнцем розовой кожице на физиономиях, это были немцы или скандинавы.

Логично! В таком деле, как ликвидация, главное — вовремя смыться. На их месте майор поступил бы точно так же: вывел оставшихся людей и через некоторое время при более удобной ситуации попробовал бы еще разок. Следовательно, на сегодня все — можно спокойно идти пить кофе со сливками.

Кажется, это у Гете: «Суха теория, мой друг, — но древо жизни пышно зеленеет!»

Или еще из афоризмов: «Мудрым пользуйся девизом — будь готов к любым сюрпризам!»

Нет, Виноградов не попер напролом к вожделенному проспекту за оградой. Чем черт не шутит! А если они все-таки ждут? Наученный горьким опытом майор отправился искать дырочку…

Как не бывает правил без исключений, а людей без недостатков, так не встречается в природе и абсолютно целых заборов: обязательно рано или поздно образуется лаз, проем или в крайнем случае узкая щель, незаметная и неизвестная широким массам. Такие уж они, эти заборы — надо только хорошенько постараться, и ты уже внугри. Или снаружи, в зависимости от задачи.

Весь огромный периметр парка не смогла бы оцепить даже дивизия гвардейской королевской пехоты. Поэтому вскоре Владимир Александрович отряхивал перепачканные в пыли и траве коленки на углу Авенида де Менендес и улицы, названной в честь некоего О'Доннелла.

В общем, он не особо и выделялся: светлые брюки, футболка, туфли. Даже пулевая пробоина вполне могла сойти за элемент декоративного оформления свисающей через плечо сумки. Однако одежду следовало сменить — обычно, прочесывающие район поисковые группы в таких случаях ориентируют на уже известные приметы.

Вряд ли, конечно, дело у них поставлено настолько масштабно, но лучше перестраховаться.

Да здравствует хорошо развитой капитализм! Все для человека, все на благо человека… Заскочив под сень ближайшей лавки из не слишком дорогих, Виноградов купил широченные штаны цвета хаки, малиновую рубашку с короткими рукавами и кепку-бейсболку такой же раскраски.

Там же, за шторой примерочной кабины, Владимир Александрович переоделся. Обувь менять не стал — своя привычнее, неизвестно еще, сколько и как придется побегать. А «засвеченный» гардероб аккуратно сложил в сумку. Не выбрасывать же! К тому же получилось не тяжело, но солидно.

Продавец, конечно, его прекрасно запомнит, но ведь до процедуры опознания майору еще предстояло дожить…

— Чао!

— Грациас, сеньор!

Виноградов и сам не заметил, как, выйдя из лавки, оказался на площади Колумба. Очень красивое место… Полдень давно миновал, и деревья на Пасео де Реколетос давали уже вполне приличную тень. Напротив здания Национальной библиотеки светилась неоном реклама вездесущего банка «Барклайз» — отражаясь, в свою очередь, от искусственных водопадов и рассекающих небо струй у памятника испанцам-первооткрывателям Нового Света.

Захотелось к жене и детям — в дождь и слякоть не удавшегося в этом году питерского июля. Владимир Александрович сел на скамеечку посередине бульвара, вытащил свой неизменный блокнот и наконец-то по-настоящему задумался…

С одной стороны, имелись основания для сдержанного оптимизма — в любом случае домой доставят… И, может быть, даже бесплатно! Перед поездкой за рубеж турфирмы обязаны страховать своих клиентов. И майору вручили соответствующий документ, из которого он узнал, что на основании пункта четыре полиса категории «А» в обязанности страховой компании входило «принятие всех необходимых мер для организации репатриации тела и оплата расходов на гроб, требуемый для международной перевозки, и перевозка останков в аэропорт, наиболее близкий к предполагаемому месту захоронения в России».

С другой стороны, до дому хотелось добраться своими ногами…

Что должен сделать законопослушный гражданин, когда его обижают в чужой стране? Конечно, сломя голову бежать к соотечественникам-дипломатам! Это только в кино перестраховщики из шпионских ведомств заставляют своих подчиненных с самых первых кадров забыть телефон и адрес родного посольства. А те, бедолаги, в свою очередь, дисциплинированно выполняют это ценное указание.

Жизнь — она ведь, как сказал классик, всегда значительно сложнее наших представлений о ней. Поэтому Владимир Александрович подсуетился — и номер 562-22-64 выучил, и дом на улице имени художника Веласкеса в памяти запечатлел. Не прогонят же? Все-таки не то время…

Однако плохие парни с винтовками это понимают не хуже Виноградова. Значит, ждать они будут в первую очередь на подходах к посольству. Не только — но уж там обязательно. Перекроют район — и прихлопнут!

Кажется, подумал майор, у меня начинается паранойя…

Он был путаной вороной, даже, пожалуй, перепуганной, но бояться всякого куста зачастую оказывалось еще хуже, чем не раздумывая садиться голой задницей на колючую проволоку.

Кто убил Хуана? И за что? И чем насолил этим серьезным ребятам гость из России? Вопросов возникала масса, но сначала требовалось определить то, что не вызывает сомнений.

Итак! Место и время встречи Виноградова с пресс-секретарем астурийского фестиваля было известно убийцам заранее. Успели, сволочи, подготовиться… На любителей-энтузиастов не похоже. Судя по всему, сработали спецслужбы или мощные криминальные структуры.

Если первое — то не у всякой разведки хватит нахальства и оперативных возможностей организовать подобную спецоперацию в столице чужой страны. Американцы, русские, израильтяне… Местных, испанских коллег, можно исключить, они находятся у себя дома и действовали бы иначе. И арабов тоже — не тот стиль…

С «мафиями» посложнее, национальная принадлежность тут на последнем плане. С другой стороны, стоит доискаться до мотивов — а они всегда чисто экономические, никакой идеологии и высоких принципов — и уже ясно, кому ты вольно или невольно наступил на мозоль.

Виноградова можно было убить и раньше. Запросто! Он пришел к монументу первым, постоял, подождал… Значит, охотились на Хуана? И русского использовали, как подсадную утку?

Но ведь и сам Владимир Александрович до последней секунды знать не знал, кто прибудет на встречу. Значит, мишенью могла быть вовсе не конкретная личность, устраняли не человека, а опасный кому-то контакт Виноградова! В пользу такой догадки говорила и некоторая излишняя торопливость снайпера — он открыл огонь почти сразу же, хотя уместнее было бы дождаться, когда собеседники выйдут на открытое пространство аллеи.

Может быть, кому-то очень не хотелось, чтобы Хуан предупредил русского? О чем?

На ходу майору всегда думалось легче. Поэтому, подхватив со скамейки нехитрый свой скарб, он направился в сторону от бульвара. Через какое-то время увлекшийся Виноградов сообразил, что уже почти бегом бежит по неожиданно тихим, уютным улочкам. На стенах старинных домов замелькали потрясающие названия: Альмиранте, Либертад, Сан Маркоc…

Пулей несущийся мимо дворцов и костелов Владимир Александрович сейчас вовсе не походил на туриста — а вот это как раз было плохо и явно некстати. Чтобы отдышаться, он зашел в первый попавшийся на пути продуктовый магазинчик и долго-долго выбирал вино подешевле и поприличнее: теперь Виноградов знал, что такое возможно, но только в Испании.

Прикупив заодно и кое-какой незамысловатой закуски — неизвестно ведь, где и когда придется поужинать! и придется ли вообще… — Владимир Александрович степенно вышел на улицу. Сориентировался по изрядно уже потрепанной карте — обратно, в покинутый утром «Веракруц», возвращаться не стоило. Как любил повторять один старый знакомый: «Береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет!» Парень всего раз отступил от этого правила, и теперь приходится говорить о нем в прошедшем времени…

Так! Кому это все было надо? Явно не самому Хуану. Значит, хотя бы «одиноких волков» Френкеля можно исключить.

Интерпол? Вряд ли! Не те методы. Да и вообще, Дэльфин и ее шефам он нужен скорее живым, чем мертвым. Международные борцы с криминалом вероятно повязали бы их обоих и выпотрошили, особо не церемонясь. К тому же француженка не знала ни о месте, ни о времени встречи… Могли, конечно, «вести» квалифицированным наружным наблюдением от Хихона до номера, а потом по Мадриду, но тогда не осталось бы времени на подготовку.

Отпадал вариант и с коварными кознями «принимающей стороны». Недавний соотечественник знал, где и когда состоится передача вынутого из тайника образца — он запросто способен был использовать майора в качестве приманки. Но какой смысл? Сделка теперь под большим вопросом, а если бы те, кого представлял господин Юргенс с самого начала хотели, чтобы она не состоялась — у них для этого имелись куда более простые и надежные способы… Стоило ли светить не раз, видимо, использовавшуюся для бесконтактных передач гостиницу в центре Мадрида и отдавать в руки обреченному посреднику нечто, способное неминуемо привлечь внимание обнаружившей труп полиции?

Кто же остается? Специалисты местной американской резидентуры — вряд ли. Израильтяне? Пока нет оснований грешить ни на тех, ни на других: парни из Лэнгли и люди «Моссада» обычно стараются сначала купить то, что им нужно, и лишь потом принимаются отнимать силой.

Свои… Нет, свои — вряд ли. Не потому вовсе, что Виноградов считал коллег-соотечественников неспособными на пролитие его драгоценной крови. Отнюдь! Но просто так в их общем бизнесе никто никого не убивает, а оснований для приказа на ликвидацию у Генерала Владимир Александрович пока не усматривал.

— О, сорри… — зазевавшийся Виноградов вступил на проезжую часть прямо перед носом притормозившего сразу же автомобиля. — Блин!

Силуэт пешехода на светофоре вполне однозначно краснел с противоположной стороны Гран Виа. А прямо на Владимира Александровича из-за лобового стекла машины смотрели две пары глаз. Фуражки, погоны, усы… Да и сам автомобиль, раскрашенный в цвета дорожной полиции, не оставлял никаких сомнений в профессиональной принадлежности седоков.

Вот так и влипают, на мелочи! Майор сделал на лице виноватую улыбку, шагнул назад и поднес руку с фотоаппаратом к сердцу. Пронесло…

Укоризненно покачав головой, представитель власти дал газ и поехал дальше: что возьмешь с иностранца, обалдевшего от неповторимых красот Мадрида?

Хотя, честно говоря, особого впечатления на Владимира Александровича знаменитая Гран Виа не произвела — несмотря на еще только начавшую спадать жару, она была переполнена слоняющимся в шуме и копоти автомобильных потоков народом. Невыразительная торговая улица — витрины, реклама, истоптанный сотнями тысяч ног тротуар…

Поэтому в поисках тихого уголка уже успевший немного устать от ходьбы майор свернул на площадь Санто Доминго, а затем неожиданно быстро спустился прямо к Королевскому дворцу.

Здесь можно было присесть — прямо на теплых каменных ступеньках, напротив великолепной ажурной решетки с орлами и золочеными пиками. Кругом лениво накапливали силы для новых марш-бросков разноязыкие и разновозрастные туристы, охотники и охотницы за достопримечательностями. Владимир Александрович сделал несколько фотографий — для души и для конспирации, чтобы не слишком выделяться. Потом опять достал блокнот, покрывшийся за время «прогулки» бессмысленной на посторонний взгляд паутиной символов и имен.

Та-ак. Хорошо! Какая-то важная мысль ускользала все время, не давая успокоиться — то ли насчет злополучного «нового немца», то ли насчет Габриэлы…

Из записной книжки выпала притаившаяся между страниц визитка. Очень кстати! В принципе, вот и настал момент, о котором тогда, при их последней встрече, говорила очаровательная француженка из Интерпола. Позвонить?

Надо же, как в воду глядела. Стер-рва… Владимир Александрович встал и отправился на поиски ближайшего уличного таксофона.

Глава пятая СЕВЕРНАЯ ЕВРОПА

Занятие шпионством необыкновенно расширяет

знание человеческой души, но губит нас, превращая

в циников… Боже мой, как остро, как интересно

жилось, когда я был шпионом!

Михаил Любимов

Любимым деревом господина Боота была сосна.

— Шум соснового леса ни с чем невозможно спутать, — говорил он своим немногочисленным приятелям. — Это вам не тополь, не береза и даже не дуб!

Поэтому и отпуск свой шеф объединенного Восточно-Европейского бюро Интерпола обычно проводил в Скандинавии. Камни — древние, как сама планета, чистый песок под ногами, ласковый ветер и удочка… Что еще нужно усталому человеку на пороге обеспеченной старости?

Две недели в году — ни забот, ни тревог. Никаких агентурных сводок, никаких отчетов перед начальством и встреч с журналистами… Не надо часами кроить небогатый по нынешним меркам бюджет и выслушивать фантастические проекты и головоломные комбинации честолюбивых молодых оперативников.

Хорошо! Но немного скучно.

Поэтому сейчас, сидя у самой кромки воды, господин Боот с умело скрываемым нетерпением вглядывался в приближающуюся по пустынному берегу фигуру.

— Добрый день, господин Боот.

— Здравствуйте.

Подошедшая выглядела очень мило и естественно: джинсовый комбинезон, резиновые сапожки и яркая куртка с подогнутыми рукавами.

— Как улов? — поинтересовалась она.

— Посмотрите… — пожав плечами предложил собеседник.

Озеро было настолько чистым и незамутненным, что казалось всего лишь продуктом измученного городской цивилизацией воображения. В хрустальной воде, отбрасывая на песчаное дно колеблющиеся на солнце тени, теснились, почти задевая друг друга, огромные лососи.

— Какая прелесть! Чудо.

— Неужели вам было бы интересно ловить здесь рыбу?

— Нет, пожалуй, — подумав, сказала женщина. Это было не совсем искренне, но она знала, что именно такой ответ понравится старику.

— Правильно. Это слишком просто… Присаживайтесь.

— Ничего, я пока не…

— Присаживайтесь! — Господин Боот еще не приказывал, но уже и не просил. — Вот сюда, рядом.

Собеседница сразу же подчинилась и какое-то время они оба молча рассматривали бесконечную игру световых бликов на водной поверхности.

Неожиданно и некстати она чихнула.

— Простудились?

— Перемена климата.

— Да, конечно… В Испании сейчас тепло?

— Жарко. Очень жарко!

— А здесь хорошо, — удовлетворенный собеседник кивнул головой. Потом устроился поудобнее. — Рассказывайте. Еще раз, с самого начала.

Молодая женщина легким, почти незаметным жестом поправила выбившуюся из-под капюшона русую прядь:

— Проблем с аккредитацией на фестивале не было. Там все очень демократично…

— Вы ведь приехали на «Черную неделю» под своей фамилией?

— Да. Фамилия, имя, паспорт — все подлинное. Даже гражданство…

Начальник бюро Интерпола в очередной раз кивнул — да, такое решение диктовалось большой вероятностью встретить среди гостей фестиваля соотечественников, коллег и просто случайных знакомых.

— Скажите… — можно было дать собеседнице не спеша добраться до интересующей господина Боота сути, однако он привык сам управлять ходом беседы: — Скажите, я могу называть вас просто — Габриэла?

— Да, конечно, господин Боот! — Итальянка улыбнулась деликатности шефа. Они работали вместе четвертый год, другой на его месте уже давным-давно попытался бы затащить привлекательную сотрудницу в постель — а старик еще только спрашивает разрешения называть по имени.

— Так вот, Габриэла… Вы ведь начинали в Неаполе?

— Да. В отделе специальных операций.

— Мафия?

— Каморра… Это такая ее местная разновидность. Сначала работала под прикрытием, среди бандитов, потом уже официально — в комиссариате полиции.

— Когда вас направили к нам?

— После окончания университета.

— Не жалеете?

— Нет. — Габриэла плохо понимала, куда клонит шеф. Она всегда была на хорошем счету в Интерполе — внешние данные и диплом в области международной журналистики давали возможность очаровательной итальянке проникать туда, куда всем прочим доступ был закрыт.

«Алмазный мост» Кейптаун-Амстердамм, контрабанда оружия из Украины, кавказские сепаратисты мятежного генерала Магаева…

— Нет, господин Боот. Я не жалею!

— Кое-кто в руководстве считает, что вас следует отстранить от оперативной работы,

Итальянка даже не сразу отреагировала:

— Почему? За что, господин Боот?

— Видите ли, Габриэла, погиб ваш напарник…

Старик замолчал, оборвав на середине фразу, и, не дождавшись продолжения, собеседница вынуждена была повторить вопрос:

— За что? Я же не виновата!

— Вы уверены?

— От нелепых случайностей в нашем деле никто не застрахован!

— И все же сотрудников Интерпола убивают не часто… Каждый подобный случай для нас — это чрезвычайное происшествие.

Габриэла не нашлась, что ответить, и только пожала плечами. И жест ее не укрылся от внимательного взгляда шефа:

— Вот именно! Вы слишком привыкли к смерти. К чужой, к своей… В конечном итоге это вредит делу.

Итальянка опять чихнула. Достала платочек и уткнулась в него носом… Сейчас заплачет, подумал старик. Женщина! Слабое, в общем-то, существо.

— Расскажите подробно про контакт с этим русским. Как вы познакомились?

В метре от берега шумно плеснула рыбина. Со стороны упрятанных в лесу коггеджей потянуло дымком и таинственным ароматом запекаемой на углях лососины.

— Кажется, сначала все шло удачно… — вздохнула собеседница. Она уже довольно быстро справилась с собой и теперь была готова к отчету…

…После обеда господину Бооту предстояла еще одна деловая встреча. На этот раз начальник регионального бюро Интерпола ни малейшей вольности себе не позволил: костюм, белоснежная рубашка, галстук.

Говорили исключительно по-немецки.

— Здравствуйте. Проходите! Добрались удачно?

— Да, благодарю вас. Добрый вечер!

Гость прилетел из Франкфурта-на-Майне, где с недавних пор расположился Европейский монетарный институт.

— Выпьете чего-нибудь?

— Это было бы кстати, господин Боот.

— Скотч со льдом, как обычно?

— Да, пожалуй!

Гость был относительно молод, близорук и немного стеснялся своей нездоровой упитанности. Происходя из старинного баронского рода, он носил двойную фамилию с соответствующей приставкой «фон», однако по агентурным учетам Интерпола значился просто Джэком.

Именно так хозяин к нему и обратился:

— Сколько у нас времени, Джэк?

— Не так уж много. Ночью я должен выехать паромом в Гетеборг. Там завтра плановое совещание рабочей группы по Скандинавии.

— Да, конечно… Спасибо, дружище, что все-таки нашли возможность навестить старика.

— Не стоит благодарности, господин Боот! К тому же, признаюсь, я и сам заинтригован.

Собеседник принял из рук хозяина стакан и втянул породистыми ноздрями аромат настоящего «молта». При этом кубики льда очень тихо и благовоспитанно звякнули о стекло:

— Цум вооль!

— Прозит. — Старик тоже пригубил волшебный напиток. Потом посмотрел на большие напольные часы в углу, у камина: — Машина довезет прямо к трапу. Итак?

— Где вы это достали? — Порывшись в своей кожаной папке, гость извлек на свет Божий специально затерянный среди множества деловых бумаг конверт.

— Интересная вещь? — вопросом на вопрос ответил господин Боот, протягивая за ним руку. Проверил — внутри действительно оказался тот самый, слегка опаленный уголок банкноты с причудливой голограммой.

— Как сказать… Мне пришлось здорово покопаться в архивах, прежде чем я ее идентифицировал. Пришлось работать сверхурочно, да еще кое-кого сводить в ресторан, чтобы не было лишних вопросов.

Это прозвучало настолько недвусмысленно, что хозяин кивнул:

— Чек уже выписан. Остальное, как всегда, наличными. Сможете получить на обратном пути.

— Прекрасно! А то, знаете, цены растут… Жизнь становится все дороже.

— Я внимательно слушаю, Джэк.

— Видите ли, господин Боот… Не знаю, огорчит вас то, что я скажу, или наоборот — но это к будущим евро не имеет ни малейшего отношения.

— К чему не имеет?

— Как это — к чему? — настал черед молодого человека поднять брови. — К евроденьгам!

— А разве их уже печатают? Не слышал. Странно… — озадаченный хозяин отставил стакан с почти нетронутым виски.

— В том-то и дело, что еще нет! Все пока на стадии эскизов, даже до конкретных образцов не дошло. — По роду работы в Европейском монетарном институте гость занимался именно проблемами наличного обращения. И теперь, с молчаливого одобрения собеседника, принялся обрисовывать ситуацию. — В общем-то, по-настоящему актуальным это стало совсем недавно. После мадридской встречи.

— После чего? — удивился старик и вспомнил Габриэлу.

— После Мадрида! Там в декабре девяносто пятого Европейский совет утвердил все-таки название единой евровалюты и рабочий сценарий ее введения. К началу 1998 года планируется уже создать Европейский центральный банк и определиться с кругом участников союза.

— А потом?

— Ну через год после этого банк возьмет на себя определение согласованной денежной политики стран Западной Европы, обменный курс новых денег будет зафиксирован и в них станут вестись безналичные расчеты. Сначала вклады банковских клиентов будут исчисляться параллельно, в евроденьгах и национальных валютах, а потом уже только…

— Паника не возникнет?

— При разумном подходе не будет никакой нужды менять стратегию помещения капитала. Принцип непрерывности вклада и прибыли остается незыблем.

— Так, допустим… — Господин Боот обратил внимание, что стакан собеседника опустел: — Еще виски, Джэк?

— Да, пожалуй! Благодарю вас.

— Так что — планируются только безналичные расчеты?

— Конечно же нет! Но согласитесь — изготовление достаточного количества банкнот требует времени. Представляете? Понадобится по меньшей мере двенадцать миллиардов купюр и семьдесят миллиардов монет… Сначала хотели ввести наличные расчеты уже в следующем году, но сейчас эксперты склоняются к мысли, что не раньше, чем лет через пять. На самом последнем этапе создания европейского валютного союза.

— И все это время будут менять деньги?

— Да сам-то обмен займет немного времени. Месяц, полтора… Но там требуется заранее решить очень большое количество чисто технических задач — переоборудование кассовых аппаратов, проездных, торговых, обменных аппаратов. Представляете, сколько их по всей старушке Европе?

— И все-таки переход на единые евроденьги неизбежен?

— Да, если не произойдет чего-нибудь не предвиденного, не позже 2002 года они станут единственным средством платежа. Сначала на товарах появятся двойные ценники, но потом никаких фунтов стерлингов, крон и марок — прежние национальные банкноты и монеты из обихода исчезнут. Их, конечно, еще долго будут принимать для обмена в коммерческих и государственных банках, но…

— Новые деньги будут печатать немцы, Джэк? У вас, во Франкфурте-на-Майне?

— Да ничего еще толком не решено! Определились только с монетами — мелочь будет измеряться центами, и чеканить ее будут участники валютного союза самостоятельно. Разумеется, не сколько душе угодно, а на основании определенных квот. А насчет купюр пока обсуждается два варианта — или деньги единообразны для всей валютной области, или они одинаковы только с одной стороны, , а на обороте будут иметь какой-нибудь маленький национальный символ.

— То есть по банкнотам дальше переговоров дело еще не пошло?

— Ну почему? — обиделся гость. — Вроде наконец хоть с названием определились — уже не ЭКЮ, а «евро». Купюрами по пять, десять, двадцать, пятьдесят…

— А двести? — покосился на конверт хозяин.

— Да, планируется выпускать банкноты достоинством и в двести, и в пятьсот евро.

— «Евро»… Название какое-то не слишком удачное. Почему бы не оставить уже прижившееся ЭКЮ?

— И я тоже считаю, что оно было лучше! С одной стороны, это сокращение от «European Currency Union», а с другой — была в средние века такая французская монета… Но аналитики уверяют, что это название уже несколько подмочило себе репутацию.

— Вот как?

— Термин ЭКЮ используется с 1979 года. Как усредненная условная единица для двенадцати крепких и не очень крепких европейских валют. Ну и в силу ряда причин она потеряла за это время более четверти своей ценности.

— И Монетарный институт полагает, что его детищу этой судьбы удастся избежать?

— Да, разумеется! Критерии приема в новый валютный союз будут куда жестче. Их много, но достаточно пяти базовых: уровень инфляции ниже полутора процентов в год, минимальный дефицит госбюджета, ограниченный внутренний долг и так далее.

— Однако! Ну и требования…

— Я тоже так считаю. Наверное, их придется даже немного ослабить — а то разве что финны с англичанами соответствуют, да еще Ирландия и Люксембург. Даже сама ФРГ под вопросом!

Господин Боот вздохнул:

— Значит, все-таки валютная реформа…

— Да никакая это не реформа! Неужели не ясно? — Задетый за живое и не совсем уже трезвый гость чуть было не выскочил из кресла. — Вы же не молодой человек, должны помнить сорок восьмой год в Германии. Тогда производилась замена обесцененной рейхсмарки на новую валюту. Помните? Сколько было трагедий… Сейчас же предстоит полностью сохранить покупательную способность, уровень цен, сбережений, доходов и пенсий в новых денежных единицах. Более того, привязка будет осуществлена к стабильной и крепкой марке ФРГ.

— Ценю ваши патриотические чувства, Джэк, но… Под силу ли Германии такая миссия?

— Знаете, если уж немцы шесть лет назад выдержали объединение с огромной массой ничего не стоящей валюты социалистической ГДР! Да еще когда цены на «черном рынке» были в десять раз меньше официального обменного курса… То уж объединение с развитыми и конкурентоспособными западными странами немецкой марке только на пользу пойдет.

Хозяин вновь сверился с неумолимо бегущей часовой стрелкой — время, отведенное на конспиративную встречу с секретным сотрудником, истекало:

— Значит, ваши соотечественники опять наступают на мозоль американцам?

— А доллар уже достаточно ощутимо теряет позиции в Западной Европе. После весны девяносто пятого года с него на немецкую марку переориентировались австрийцы, и даже Испания с Португалией. Господин Боот хмыкнул:

— Думаете, Штаты будут сидеть сложа руки?

— И кто вам сказал, что они ничего не предпринимают? США в свое время проворонили йену — теперь в Азии она здорово потеснила «зеленого братца», перетянув на себя местные валюты. Поверьте, американцы достаточно умны, чтобы не наступать два раза на одни и те же грабли.

— Джэк, вы описали мне такую милую схему… Я пока не вижу, что может помешать ей осуществиться.

Старик лукавил, но собеседник этого не замечал:

— О. существует масса способов! Жесткие, мягкие… Можно организовать небольшую войну из-за каких-нибудь вечно спорных островов или континентального шельфа с нефтью. Или, допустим, спровоцировать кровавые беспорядки на почве конкуренции между испанскими и французскими фермерами. Или устроить так, чтобы рыбаки в Северном море зоны лова не поделили… Но, скорее всего, обойдется без этого! Проще и дешевле дискредитировать или выхолостить саму идею… Парни из-за океана и так через НАТО, Международный валютный фонд и другие подобные организации контролируют значительную часть западноевропейской экономики. Поэтому и новые деньги привычный доллар вряд ли потеснят.

— Ну а если все-таки объединение не со стоится?

— Если кому-то удастся сорвать создание валютного союза… Фактически весь процесс европейской интеграции откатился бы, минимум на полвека назад.

— И в политическом плане?

— И в политическом, и в военном! Ведь все современное состояние цивилизованного общества базируется на разумно и взаимовыгодно интегрированной экономике. Не говоря уже о том, что опять начнется национально ориентированный протекционизм, искусственная инфляция.

— Значит, ослабнут и внешние позиции? — Старик уже увлеченно просчитывал ситуацию.

— Да, вряд ли у Европы при таком финансовом и военно-политическом положении будет возможность привлечь к себе чем-то страны бывшего Восточного блока. Они, скорее всего, так и останутся под влиянием американцев.

— И русских! — неожиданно даже для самого себя вынес вердикт господин Боот. — Русские ведь не преминут воспользоваться снижением напора стран НАТО на свои бывшие про тектораты?

— Да, пожалуй, — согласился без особого интереса сидящий напротив молодой человек. Политические аспекты экономической деятельности Европейского монетарного института волновали его мало — как в деловом, так и в личном плане. — Мне еще не пора?

— Пора, Джэк. Но есть еще несколько вопросов.

— Да, конечно!

— Почему ты сразу решил, что речь идет о евроденьгах? И если это фальшивка — то кто и зачем мог ее сделать?

— Хм-м… Ну, во-первых, вы обратились именно ко мне. Значит, и сами имели в виду нечто подобное. Конечно! Эмблема Европейского союза, номинал, сочетание степеней защиты…

— Как вы определили, что это фальшивка?

— А я этого и не утверждал! Помните? Было сказано всего лишь, что к будущим евроденьгам представленный вами образец ни малейшего отношения не имеет.

— Послушайте, мне некогда играть словами. И вам, кстати, тоже!

Старик сделал вид, что выведен из равновесия — и молодой человек сразу же утратил игривость:

— Я уже говорил, что порылся в архивах… Так вот, то, что вы мне дали не совпадает ни с одним из проектов новых денег. Ни с одним! Ни с теми, которые отобраны для принятия окончательного решения, ни даже с теми, которые сразу же были отклонены комиссией.

— Не совпадает в деталях или полностью?

— Видите ли, господин Боот, существуют довольно строгие критерии, которым должны были соответствовать представляемые на конкурс образцы банкнот. Они заранее публиковались: наличие определенной символики, степеней защиты, перечень номиналов… Но сами представленные и отобранные образцы, конечно, хранятся в тайне! Как раз, чтобы избежать подделок.

— Допустим.

— Так вот, у меня создалось впечатление, что ваш… экземпляр изготовлен на основании требований, которые выдвигались Институтом перед участниками конкурса. Так сказать, по заочному описанию.

— Соответствует?

— Я бы даже сказал — слишком! Слишком много всего на единицу площади — и голограмма, и просто объемная печать, и металлизированная ленточка, и нити в фактуре бумаги…

— Производство кустарное?

— Что вы! Очень высокое качество.

— Можете подготовить мне список типографий, которые могли это сделать?

— Попробую. Их не так уж много, тем более что требуется довольно длинная, сложная технологическая цепочка и весьма специфические материалы.

— И не только по Европе?

— Да, конечно — США, Ближний Восток, Азия…

— А Россия?

— Вряд ли, господин Боот! — развел руки собеседник. — Тут лучше использовать ваши каналы.

— Хорошо…

— Теперь Мне можно идти?

— Конечно, Джэк. Гонорар получите у сопровождающего. Еще виски?

— Нет, спасибо, господин Боот!

В сопровождении хозяина молодой человек прошел к выходу из коттеджа.

— Чудесное место.

— Да, неплохо… — Сумерки уже опускались на лес, отчего яркие фары закрепленного за господином Боотом «лэндровера» казались неестественно мощными и большими.

— Скажите, по вашему мнению — что же это все-таки такое?

Гость покосился на знакомый конверт, прихваченный стариком со стола:

— По моему мнению? Не знаю. Если бы подобный «фантик» дал мне кто-то другой, я решил бы, что это оригинальная шутка. Дорогая, правда, но… Однако вы ведь шутками подобного свойства не занимаетесь?

— Не занимаемся… До свидания, Джэк! Желаю удачи.

— Вам тоже, господин Боот. Всего доброго!

Не дожидаясь, пока джип покинет территорию пансионата, старик прикрыл за собой дверь.


* * *

— Правда, похоже на Россию?

— Похоже, — после некоторой паузы пожал плечами Виноградов. Места здесь действительно напоминали родной Карельский перешеек где-нибудь между Выборгом и Первомайским.

— Но — не совсем?

— Сам видишь. Слишком уж все чистенько, аккуратно.

— Это плохо?

— Нет, почему же! Здорово. — Владимир Александрович в очередной раз огляделся. — Но дома все равно лучше.

— Хм-м… Как это сказано у поэта? «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…»

Виноградов с некоторым даже сочувствием посмотрел на собеседника и ответил одной из своих самых любимых цитат:


Давно пора, едрена мать,

Умом Россию понимать!


Посмеялись, потом помолчали. Слышно стало, как где-то вдали, за лесом, промчался по трассе запоздалый грузовичок. Потом подала голос потревоженная ненароком ночная птица — и опять обступившую со всех сторон тишину нарушал только неторопливый шелест деревьев.

— Отпустил бы ты меня, Вася…

— Не могу, — вздохнул Френкель.

— Боишься?

— Нет.

Владимир Александрович поставил диагноз:

— Сволочь ты, вот кто!

— Здрас-с-сте… Это что — вместо спасибо? Я ведь, между прочим, жизнь тебе спас!

— Ну и радуйся, — не совсем логично парировал Виноградов.

Еще некоторое время собеседники лениво переругивались — без особого энтузиазма. Скорее, просто чтобы убить время.

— Нет, но ты все же совок неблагодарный… Кофе еще будешь?

— Давай.

Френкель наполнил крышку от термоса — сначала майору, потом себе. Запахло тропическим летом и дальними странами.

— Гадость растворимая.

— Не нравится — не пей…

— Еще и голодом хочешь уморить? Саддист!

— Тоже мне, «испанский пленник», — фыркнул собеседник Виноградова. — Нет, но странный народ — кормят, поят, делать ничего не надо, а он обратно в конуру вонючую рвется!

— Не понимаешь? И не поймешь… Вася.

— Ага! Еще чем-нибудь вроде безродного космополита обзови.

— А ты себя, конечно, Че Геварой считаешь?

Ответа он не расслышал — в ночной тишине неожиданно громко подала сигнал портативная радиостанция. Такие УКВ используют обычно для переговоров на дорогах Северной Европы водители большегрузных трейлеров.

— Вот и дождались… — Френкель переключил какой-то тумблер и ответил на вызов.

Обмен условными репликами не занял много времени — получив подтверждение, что все в порядке, невидимый собеседник прервал сеанс связи.

— Это вы на каком языке? По-фински? — чтобы хоть что-нибудь сказать поинтересовался майор.

— На эстонском.

— Понятно…

Между собеседниками постепенно возрастала неловкость, неизменная спутница затянувшихся прощаний.

— Слышь, Василий? Спасибо тебе.

— Сочтемся, Саныч!

— Ты… поосторожнее, ладно?

— Попробую. — Френкель прислушался к постепенно нарастающему вдали звуку мощного дизеля. — Надеюсь, твои друзья хоть на этот раз обойдутся без глупостей?

Вместо ответа Виноградов, проламывая не окрепший еще ледок отчуждения, выругался в адрес людей в больших погонах — искренне и незамысловато…

Наконец, из-за поворота лесной дороги вытянулся рефрижератор: сначала лимонно-желтое поле света, потом обрубок кабины с кокетливо оттопыренной в сторону трубой, и только после — показавшийся неестественно длинным, почти бесконечным борт с эмблемой и названием всемирно известной российской транспортной фирмы.

Размеренно и неторопливо перебирая огромными колесами, рефрижератор дополз до отразившейся в лучах фар стрелки-указателя. Торжествующе выдохнул, рыкнул — и тут же осел на заранее обусловленном месте.

Двигатель, однако, продолжал работать — водитель только убрал дальний свет и переключился на ближний. Был он один или с напарником, определить оказалось невозможно — матовые стекла кабины надежно скрывали происходящее внутри от посторонних глаз.

Френкель сверил номерной знак машины со своими записями.

— Сиди пока, не дергайся.

— Даже не подумаю! — заверил Виноградов.

Бывший коллега по рации уточнил обстановку — Владимир Александрович опять не понял ни слова, но, видимо, никакой подозрительной активности в зоне встречи и на ее ближних подступах не наблюдалось.

— Пора, — поднявшийся на ноги Френкель шагнул из кустов к обочине, и почти сразу же навстречу ему вежливо приоткрылась пассажирская дверь.

Ничего удивительного — кроме пуленепробиваемых стекол и сверхточных систем спутниковой ориентации и связи подобные машины вполне могли быть оборудованы приборами ночного видения. В свое время нашпигованные электроникой и разведовательной аппаратурой японского и отечественного производства, такие вот челноки привозили в СССР, помимо дешевой жратвы и ширпотреба, много-много разной интересной информации о секретных военных и промышленных объектах потенциального противника.

Недавний собеседник Владимира Александровича встал на подножку и легко забросил себя в непроницаемую утробу кабины.

Одна за другой таяли в темноте секунды…

Казалось, ожидание никогда не кончится. Однако в конце концов дверь открылась, и на грунтовое покрытие проселка сошли уже двое — сначала Василий, а вслед за ним грузноватый мужчина, в котором Виноградов сразу же и безошибочно опознал господина Юргенса.

«Новый немец» дисциплинированно и несколько даже нарочито держал руки за спиной — он так и обогнул кабину, прежде чем встать на самом виду, под свет фар.

Френкель тоже не уходил, напряженно вглядываясь в темную кромку леса, укрывавшую Владимира Александровича.

— Ох, мать моя… — спохватился майор. Требовалось срочно подтвердить, что привезли именно того, кто нужен.

Виноградов быстро дал три условные вспышки специально для этой цели оставленным фонарем. Бывший коллега ответил короткой отмашкой — это значило, что сигнал подтверждения принят и Владимиру Александровичу пора предстать перед участниками сделки собственной персоной.

Обмен «заложниками» произошел по всем канонам детективного жанра. Некоторая доля торжественности, правда, была потеряна из-за досадного инцидента — едва попав на обочину, Виноградов споткнулся о поросший мхом валун и чуть было не упал лицом в грязь на виду у всего честного народа. С трудом удержав равновесие, он приблизился к рефрижератору:

— Счастливо оставаться!

— Будь здоров, не кашляй… — Френкель в то же мгновение поравнялся с немцем и, классическим милицейским жестом придерживая свою «добычу» за предплечье, увел ее из относительно освещенной зоны. Господин Юргенс, впрочем, и не особо-то упирался — одарив Владимира Александровича узнавающим взглядом, он молча проследовал за спутником.

Вот сейчас как раз тот самый момент, подумал Владимир Александрович. Я открываю дверь, мне в упор картечью по пузу, потом сразу же автоматная очередь в спину тем, кто уходит… И по газам! Авось не подобьют и не догонят.

Или наоборот? Ребята в лесу свое получили, Виноградов им больше не нужен, а другие свидетели и подавно… Шарахнут пару раз из гранатомета и оставят догорать живьем в этой консервной банке.

— Чего встал… твою мать? — поинтересовались откуда-то сверху. — Жопу отморозишь!

— Извините, — смутился майор и полез в кабину.

Он не успел еще плюхнуться на нагретое предыдущим пассажиром сиденье, как огромный автомобиль заревел и во всю мощь своих лошадиных сил рванулся вперед.

— Бог простит…

Многотонный рефрижератор успел миновать два или три довольно крутых поворота, прежде чем человек за рулем переключил фары на дальний свет. Это объяснялось отнюдь не изощренной тактикой ночных гонок по малознакомой трассе — просто нервы у водителя тоже были не из железа, а тут недолго и вообще забыть, где газ, где тормоз…

— Добрый вечер! — спустя какое-то время Владимир Александрович перевел дух и почти успокоился. Настолько, что привыкшие к полумраку кабины глаза майора могли уже различить возраст и приметы сидящего рядом.

— Привет.

Ничего особенного. Стареющая физиономия жуликоватого и жадного до денег водителя-«дальнобойщика», попавшего на выгодные загранрейсы еще при застое и сумевшего удержаться на теплом местечке благодаря каким-то случайным родственным связям.

И одет соответственно…

Сзади кто-то пошевелился — скорее, чтобы привлечь внимание, чем по необходимости. Там должно было быть лежачее место для шофера-сменщика, и Виноградов обернулся на шум:

— Не разбудил?

— Здорово, Саныч! — из-за отодвинутой в сторону занавески улыбалась довольная физиономия капитана Головина, командира спецгруппы «транспортного» ОМОНа.

— Во, блин, вообще… — последний раз они с Вадиком виделись на пресс-конференции по поводу ладожской бойни на «Чернышевском». — Ты как сюда попал?

— Попросили! — подмигнул капитан. — Нужен был кто-то знающий тебя лично, а я как раз в отпуске.

Значит, наши тоже опасались подмены и не слишком доверяли партнерам… Конечно, Вадик при таких условиях представлялся идеальной кандидатурой — личный приятель Виноградова, к тому же натаскан на экстремальные ситуации. Он-то уж точно не растеряется, если надо будет нажать на спусковой крючок.

— Надо же… я и не знал, что ты тоже с нами.

— И я про тебя не знал, — согласился Головин.

— Наверное, так даже лучше! Им виднее… — почесал переносицу Владимир Александрович.

В голосе его прозвучало плохо скрываемое сомнение. Конечно, конспирация — великая вещь, и в этом отношении Генерал не имел себе равных, но Виноградов не мог не замечать, что их замкнутая на узкий круг профессионалов организация буквально на глазах превращалась в некое подобие масонской ложи.

Работа в глубоком подполье здорово деформирует психику — постепенно даже к собственному народу начинаешь относиться, как к населению враждебного государства. Высокие, благородные цели все меньше оправдывают выбранные для их достижения средства — и незаметно вытесняются сугубо профессиональными тактическими задачами.

— Ага, вот мы и на трассе! — В отличие от Владимира Александровича, Головин не любил и не мог долго думать об отвлеченных материях. Ему постоянно требовалось действие и смена обстановки. — Скоро приедем…

Действительно, судя по огромным светящимся указателям у замысловатой транспортной развязки, до столицы оставалось около двух часов езды.

А, может быть, и того меньше. По обе стороны ярко освещенной магистрали мелькали бесчисленные ряды фонарей и дорожные знаки. Леса как-то внезапно кончились, и на некотором удалении от автострады можно было угадывать очертания спящих населенных пунктов.

Несмотря на позднее время, по встречным, отделенным бетонными ограждениями полосам то и дело пробегали на юго-запад грузовики и легковые автомобили. Те же, кто двигался в попутном направлении, в большинстве своем очень скоро отставали от несущегося, по трассе рефрижератора с российскими номерами. Конечно, изредка и их самих кто-нибудь догонял и перегонял… Что же, вполне нормальное явление для распластанных по земле спортивных «поршей» и сверхмощных «мерседесов».

Ведь ограничения скорости, если они и встречались, предписывали всего-навсего не превышать отметки в сто двадцать километров в час.

Дорога была отличная, водитель действительно классный — и тем непонятнее была неожиданная остановка рефрижератора прямо на мосту через не очень широкую, но весьма полноводную реку.

— Ты чего это? — поинтересовался на правах старого знакомого Головин. Вместе с майором он напряженно осматривал окрестности в поисках незамеченной опасности. Не выпуская, впрочем, из поля зрения и самого сидящего за рулем человека.

Водитель, не тратя времени на дискуссию, включил «аварийку» и обернулся:

— Давай! Надо выбросить. — Он уже достал из-под брошенной рядом с сиденьем куртки снабженный глушителем пистолет и теперь протянул ладонь капитану.

Тот кивнул и отдал пригретый под боком автомат итальянского производства.

Очевидно, это соответствовало полученным им ранее инструкциям.

— А это — тоже? — Головин показал надешевенький, с перемотанными изолентой наушниками плейер.

Молчаливый «шофер» отрицательно покачал головой, дождался, когда на всем видимом протяжении трассы не будет ни одного автомобиля, и пружинисто спрыгнул на асфальт. Подойдя к перилам моста, он примерился и с размаху зашвырнул оружие на самую середину реки. Правильно! Так и не понадобившиеся стволы теперь становились опасны в первую очередь для самих путников.

— Что это? — спросил у приятеля Виноградов, показывая глазами на плейер.

— «Крикун». Слыхал?

— Знаю. — Штуковина, замаскированная под отслужившую свой век безделушку, представляла собой специфическую разновидность радиомаяка. В случае опасности устройство выдавало в эфир сверхкороткий, но очень мощный импульс — сигнал опасности, способный преодолеть практически любые естественные и искусственные радиопомехи — говорят, вплоть до полярного сияния. Главное — успеть нажать на заветную кнопочку как раз в тот критический момент, когда справиться своими силами уже нельзя, но еще очень хочется сообщить об этом, кому следует.

Головин опять дисциплинированно переложил «крикуна» куда-то поближе к себе — и как раз в тот момент, когда водитель забрался в кабину.

— Все в порядке?

Человек за рулем пожал плечами, выключил аварийную сигнализацию, тронулся с места и, стремительно набирая скорость, двинул машину дальше по трассе.

Опять справа и слева от дороги замелькали полосатые столбики ограждения. Свет фонарей отсекал скуповато отмеренное автомобилям пространство от сонного мира молочных заводов, коровников и коттеджей.

— Приедем на место — сожру чего-нибудь. Мясного… — мечтательно сообщил Головин.

— Неплохо бы! — согласился Владимир Александрович. Выпитый в лесу кофе давно уже покинул желудок, оставив после себя только приятные воспоминания.

Проскочили очередную бензоколонку с неизменным буфетиком за стеклянной витриной, но никому из спутников даже в голову не пришло остановиться — судя по указателям, разогнавшийся рефрижератор скоро достигнет чисто выметенных пригородов одной из красивейших столиц Скандинавии.

— Красиво идет! — Виноградов загляделся на плоский, похожий на мыльницу автомобиль с тонированными стеклами и антенной на крыше. Без труда поравнявшись с российским «дальнобойщиком», скоростная машина какое-то время шла в соседнем ряду, а потом, издевательски полыхнув фарами, ушла вперед.

— Пижон…

— Дорогая штучка. Даже здесь не каждому по карману.

— Ну номера-то, кажется, немецкие… Нет? — покосился Виноградов на сидящего за рулем коллегу.

Тот кивнул, с тихой завистью профессионального автомобилиста наблюдая за стремительно удаляющимся чудом техники. Вскоре красные точки габаритных огней великолепной машины исчезли за поворотом трассы.

Еще некоторое время ехали молча.

— Во, гляди!

— Попа-ался… — высунул мятую физиономию из-за шторки капитан Головин. — А что? Правильно! За удовольствие надо платить.

— Ой, Вадик, ему этот штраф — как тебе высморкаться, — махнул рукой Владимир Александрович. — Выпишет чек…

— Ничего, богатые, как говорится, тоже плачут!

— Могут прав лишить, если пьяный. — Водитель со знанием дела оценил обстановку. — А то и посадят!

Они уже почти поравнялись с тем местом, где совершил вынужденную остановку пижон на «мыльнице».

Картинка получалась вполне очевидная. У бетонного столбика по-хозяйски расположился то ли черный, то ли темно-синий «фольксваген» — казенного вида, но без опознавательных знаков.

Рядом стоял мужчина в комбинезоне — в ритмичных отблесках укрепленной на крыше автомобиля «мигалки» его фигура с длинноносым полицейским радаром казалась' загадочным персонажем из какого-нибудь мультипликационного сериала про пришельцев. Напарник в штатском, но с портативной рацией на кожаном ремешке, наклонился над водительской дверью прижатого к обочине лихого автотуриста из Германии.

В момент, когда рефрижератор уже почти поравнялся с «фольксвагеном», из-за могучей спины того, кто держал прибор, высунулся третий полицейский. Дав короткую отмашку светя щимся жезлом, он потребовал остановить и их грузовик.

— Коз-злищ-щи! — в этом коротеньком слове-шипении сконцентрировалась почти вековая и интернациональная неприязнь человека за рулем к стражам порядка.

— Но мы же вроде не нарушали?

— Да, блин, кто же его… — Любой, даже самый хладнокровный водитель, когда его останавливает офицер дорожной полиции, теряет изрядную долю уверенности в собственной правоте.

— Спокойно, мужики, — подал голос капитан. — Нет проблем!

Действительно: с документами у всех троих порядок, легенда передвижения по маршруту абсолютно правдоподобная, машина «чистая», не то, что до остановки на мосту.

— Вадик, ты вообще, если что, спишь, понял?

— Понял… — Головин послушно втянулся обратно, на лежачее место, и уже оттуда подал голос: — Деньги не свои, на крайний случай — заплатим!

— Да было бы за что… — Они уже окончательно припарковались метрах в пятнадцати от полицейской «засады». Водитель сосредоточенно собирал воедино для предъявления офицеру многочисленные справки и документы на груз и машину.

— Надо будет вылезать?

— Сиди пока. Сам придет.

К кабине действительно приближался тот самый полицейский, который подал им сигнал остановиться. Шагал он довольно энергично, однако без суеты, по пути ощупывая глазами борт и огромные скаты рефрижератора.

— Хэллоу, офицер! — Водитель спрыгнул на дорогу, как раз так, чтобы оказаться лицом к лицу с представителем власти.

О чем они разговаривали, Виноградов, и настороженно посапывающий за шторой капитан могли только догадываться — дверь прикрылась сама собой, и снаружи проникали только отдельные неразборчивые реплики.

— Твой паспорт далеко? — в кабину просунулась голова «шофера». Сейчас она находилась примерно на уровне ботинок Владимира Александровича.

— Нет, с собой. — Майор с готовностью уважающего закон гражданина полез за пазуху, чтобы извлечь полученный от Головина при выезде из леса «документ прикрытия». — Надо?

Одновременно, одними глазами, он спрашивал: что случилось-то? Это не Россия, здесь не практикуются повальные массовые проверки «прописки» и «соблюдения правил паспортного режима».

— Дай ему! — громко распорядился коллега. А сам так же, без слов, ответил: ни черта пока не понятно…

По встречной полосе, непроизвольно сбросив скорость при виде происходящего, прошуршал тентованный грузовик.

Виноградов протянул темно-красную, в меру потрепанную книжечку с гербом несуществующей империи. По идее, оснований для беспокойства быть не должно — все подписи и печати на месте, .даже визы с отметками пограничных пунктов если и не совсем подлинные, то без экспертизы от. настоящих не отличишь. И хотя фамилия, имя, отчество чужие — с фотографии двухлетней давности смотрит собственная физиономия Владимира Александровича.

Собственно, люди Генерала еще ни разу не попадались на «липе», этой стороне обеспечения операций с самого начала уделялось исключительное внимание. Тем более что проблем с финансированием не было, и над документами работали специалисты высочайшего класса, подобранные и пригретые после развала и расформирования наиболее «деликатных» подразделений российских спецслужб.

Как-то, разглядывая перед очередной «командировкой» за рубеж полученное из начальственных рук американское водительское удостоверение, Виноградов пошутил:

— Послушайте, зачем вся эта канитель с политикой и разведкой? Давайте делать доллары — и наше качество будет ничуть не хуже, чем у Федерального казначейства США. Задействуем агентурную Сеть на сбыт продукции…

Генерал тогда странновато глянул на собеседника — так глянул, что Владимир Александрович моментально осознал необходимость сменить тему.

Значит, беспокоиться не о чем… И все же, отдавая паспорт в чужие руки, особой радости Виноградов не испытывал:

— Пли-из, сэр!

Представитель закона уже вернул документы водителю, и тот взгромоздился обратно на укрытое вытертым пледом сиденье. Мимо, в сторону близкой столицы, пронеслась стайка легковых машин.

— Рашен?

— Йес.

Полицейский лениво пролистал пестрящие разноцветными штампами странички и остановился на фотографии. Подняв глаза, сверил изображение со старательно улыбающимся из-за плеча соседа оригиналом.

— О'кей! — Не возвращая паспорта, он пару раз задумчиво постучал себя по ноге светящимся жезлом. Сейчас скандинав поразительно напоминал своего далекого российского коллегу-гаишника, который пока еще не нашел, к чему придраться у остановленной жертвы, но и без штрафа ее ни за что не отпустит.

— Йоп-тыть… — Судя по тому, как напрягся и закаменел лицом «шофер», он увидел в зеркало заднего обзора что-то из ряда вон выходящее.

Виноградов хотел проследить за взглядом соседа, но необходимость в этом уже отпала.

Очевидно, манипуляции человека с жезлом были самым простейшим сигналом-подтверждением. И теперь на дорогу, перекрыв с обеих сторон двери кабины, выскочили прятавшиеся в темноте за обочиной вооруженные люди. В ту же секунду колеса рефрижератора оказались намертво заблокированными специальными приспособлениями.

— Блин! Попали…

Неуловимо изменился и световой фон — Владимир Александрович даже не сразу сообразил, что организаторы нападения выключили «мигалку». Все логично: свое дело она сделала, и теперь «полицейский» автомобиль ничем не отличается от других, подобных ему легковушек.

Интересно только, как все это объяснят пижонистым немцам в скоростной «мыльнице»? Или с ними уже того… разобрались? Впрочем, сейчас стоило прежде всего подумать о собственной горькой доле.

Напавших было не меньше пяти — во всяком случае, именно стольких увидел майор. Может быть, остальные просто не попали в поле зрения…

Крепкие парни, одетые просто и непритязательно — джинсы, кроссовки, какие-то темных оттенков курточки. Всемирная молодежная униформа. У всех, кроме старшего, тупорылые бельгийские автоматы.

Старшим же, судя по всему, являлся тот, что подошел к машине первым — и теперь в дополнение к переложенным в левую руку жезлу и Виноградовскому паспорту в правой он держал пистолет, поразительно похожий на ТТ. Именно его стволом подставной «полицейский» и делал недвусмысленный жест, приказывающий обоим русским быстро-быстро покинуть кабину.

Сейчас стоило бы врезать ему ногой по черепу, захлопнуть дверь — и ходу! Тех, кто прямо напротив, размажет в лепешку, а остальные окажутся под очень неудобным для стрельбы углом.

Если бы не блокированные колеса… И если бы не дисциплинированность «шофера», по всем правилам конспирации избавившего их всех от опасной улики — оружия!

За спиной заворочался Головин. Прошептал:

— Наши действия, командир?

Начала шоу он не видел, но теперь, сквозь щель в шторке, запросто мог лицезреть агрессивно настроенных людей с автоматами.

— Нажимать?

— Пока не знаю…

Если это обычные грабители с большой дороги, то есть еще какие-то шансы выпутаться. Черт бы их всех побрал! Виноградов сталкивался с подобными штучками на голодных отечественных трассах и в Польше. Слышал, что мода потрошить челноков и груженые ценностями фуры постепенно проникла в солнечную Болгарию и другие бывшие братские страны… Но чтобы в цивилизованной Скандинавии!

Впрочем, против версии о банальном криминале говорило единообразие вооружения и почти армейская слаженность действий участников акции. С другой стороны, в войсках сейчас порядка куда меньше, чем в устоявшихся бандформированиях.

— Никак не уехать?

— Нет, — коротко ответил «шофер». Рука его, до белизны в суставах стиснувшая рычаг, слегка подрагивала, повинуясь вибрации двигателя. Видно было, что человек за рулем успел просчитать варианты.

— Стекла, блин, вряд ли выдержат, — сглотнул слюну Виноградов. Кабина считалась пуленепробиваемой, но если они начнут палить из автоматов, в упор…

Мужчине с пистолетом надоело ждать. Он молча зафиксировал поднятый ствол на уровне головы «шофера» и дал понять, что в следующую секунду нажмет на курок.

— Придется вылезать. Спокойненько так, без нервов… — принял решение водитель. — Там посмотрим, чего ребятам надо… Слышь, Головин? Ты сиди пока тихо, дальше — по обстановке.

Окончания фразы Виноградов не расслышал — дверь с его стороны рванули, и в следующее мгновение он сам был выдернут наружу за ворот куртки. Понимая бессмысленность всяких попыток сопротивления, Владимир Александрович только немного смягчил силу удара об асфальт — хотя все равно получилось болезненно и обидно. Одна рука у нахала, обошедшегося так бесцеремонно с российским майором, была занята автоматом, поэтому Виноградов без труда вырубил бы его ногой в пах или в горло, но такой вариант все равно не давал шансов… Может быть, чуть позже?

Поэтому, упав, он сделал вид, что уже не опасен.

Ребята, кажется, поверили. Оторвав расслабленное тело от земли, они уже вдвоем торопливо поволокли майора куда-то в сторону…

И в этот момент рвануло.

То есть сначала Владимир Александрович даже не понял, что происходит. Как обычно, звук ударил по ушам чуть позже, чем накатила воздушная волна, — ни до этого, ни потом майор так и не мог найти толкового объяснения этому феномену.

«Сопровождающих» буквально отпихнуло от Виноградова — самому же майору досталось значительно меньше, ведь он и так практически лежал на асфальте, да еще и ногами к взрыву.

Следом за первым взрывом одновременно и гулко прогрохотали еще два — эти уже оказались куда сильнее и беспощаднее. Перекатываясь через бетонный бордюр, Владимир Александрович против воли глянул назад — туда, где в клубах дымного пламени, не торопясь, разлетались куски кабины. Опережая их, в разные стороны уносило комья горящей плоти и еще что-то бесформенное и совсем не живое… Неотвратимо загораживая показавшееся неестественно крохотным небо, без единого звука вставал на дыбы сорванный с колес многотонный корпус рефрижераторной секции.

Воздуха вокруг будто не стало вообще, и вместо него легкие наполнил раскаленный, удушливый чад. Лицо, волосы, кисти рук припечатал к земле огромный утюг — а одежда моментально превратилась в шелушащийся панцирь.

Что-то прерывисто хлопало, трещало и со свистом проносилось над головой. Хорошо, что майор успел закрыть глаза… На какое-то время он выключился из реальности, а когда вновь начал воспринимать происходящее в полном объеме, ничего, вселяющего оптимизм, не увидел.

В нескольких метрах от Владимира Александровича истекал дымом и зловонием обрушившийся поперек автострады изуродованный корпус российского «дальнобоек». Еще два факела, поменьию, чадили на тех местах, где в момент взрыва стояли «фольксваген» и скоростная спортивная машина — без сомнения, их бензобаки вспыхнули разом, прошитые разметавшимися вокруг раскаленными клочьями металла.

Все пространство между бетонными разделительными бортиками и обочиной с краю дороги на несколько десятков метров в обе стороны от места катастрофы усеивали обугленные останки человеческих тел и механизмов. Впрочем, на удивление, виднелись и почти не тронутые огнем трупы.

Пахло смертью. Не успевшее до конца успокоиться пламя с натужным гулением поглощало окружающий кислород… Кто-то стонал, и издали, со встречного участка трассы, накатывался торопливый и не очень громкий пока еще сигнал полицейской сирены.

Виноградова вытошнило на асфальт.

Все просто, как бином Ньютона… Предусмотрительное начальство подстраховалось — зачем отдавать своих в лапы врага? Поэтому, нажав в самый последний момент на кнопочку тревожную, бедняга Головин не только сообщил куда следует, что они находятся в безвыходной ситуации. Тем же движением он должен был радикально и просто решить проблему самоликвидации провалившейся группы — того, что внутри «крикуна» вполне хватило, чтобы в клочья разнести кабину и вызвать дополнительную детонацию мощных зарядов, упрятанных в необъятное чрево рефрижератора.

Есть вещи и помощнее пластида… Дизельное топливо занялось моментально, не говоря уже о бензине оказавшихся поблизости легковушек.

Спасибо нетерпеливым ребятам, без церемоний вытащившим Виноградова наружу — мотивы их грубого поступка не отличались внутренней чистотой, но конечный итог превзошел ожидания. Бог нам всем судья…

Жаль, что слов благодарности они уже не услышат — тот, что первым схватил Владимира Александровича, распластался поблизости лицом вниз, и вместо затылка у него кровянело противное месиво. А напарника с автоматом взрыв отшвырнул на несколько метров и уже неживого впечатал в бетонное ограждение магистрали.

— С-суки… — безадресно подвел итог Виноградов.

Опыт подсказывал майору, что здесь больше взрываться нечему, — но лучше все-таки от «плохого места» оказаться как можно дальше. Он не был настроен ни на интервью, ни на допросы в следственных кабинетах.

В общих чертах проинспектировав собственный организм, Владимир Александрович констатировал, что на этот раз удалось отделаться легким испугом и выпачканной одеждой. Кожу на открытых участках тела чуть-чуть пощипывало, как после первого пляжного дня на южном курорте — скорее всего, со стороны она смотрится лишь немного розовее, чем обычно.

Волосы присутствовали во всех отведенных для них природой местах — опаленные, во всяком случае, не более, чем после прикуривания от неудачно отрегулированной зажигалки.

Привести в относительный порядок джинсы и куртку было делом нетрудным и быстрым — куда больше огорчало полное отсутствие денег и каких-либо документов.

Если без сумки с вещами, которая, судя по всему, испепелилась на атомы в самом очаге возгорания, вполне можно было обойтись, то паспорт в чужой стране мог бы очень даже пригодиться. Ну а деньги — они вообще штука полезная!

Следовало, однако, поспешить. Вопли сирен уже резали уши, к тому же того и гляди еще раньше полиции и врачей появится какой-нибудь сердобольный скандинав.

Паспорт… Пересилив новый приступ тошноты, Виноградов добрался до того места, где по его расчетам смерть застала старшего из бандитов. Впрочем, лучше бы он этого не делал — то, что осталось от недавнего противника, вообще не подлежало идентификации. Очевидно, «полицейский» на свою беду оказался прямо на пути основного потока пламени.

Вообще майору иногда казалось, что его персональный ангел-хранитель отличается нравом отнюдь не кротким и предпочитает без промедления воздавать обидчикам по заслугам и полной мерой… Сколько раз бывало, что люди, собиравшиеся причинить Виноградову зло или уже успевшие сделать что-нибудь пакостное, неминуемо и довольно быстро за это расплачивались!


* * *

Давным-давно, еще во время первой блокады Наращена армянским ополчением, раненый прапорщик позавидовал Владимиру Александровичу:

— Господь таких, любит… Видать, есть у Него в отношении тебя какие-то планы на будущее!

Тогда не крещеный еще старший лейтенант Виноградов только отшутился — не слишком весело, да и не очень прилично… Потом, однако, он не раз мысленно возвращался к тому солнечному, прочерченному пулеметными трассами утру в горах, на берегу пограничной реки Араке.

Божий промысел угадать невозможно. Но хотелось верить, что ничего кощунственного в словах потрепанного временем и людьми служаки не было. Хотелось верить!

Тем более что ведь недаром и в Писании сказано: «Мне отмщение — и Аз воздам…»


* * *

К искренней досаде Владимира Александровича, вместе с покойником огонь без сомнения уничтожил и документ, удостоверявший личность Виноградова.

Впрочем, долгое уныние было бы сейчас непозволительной роскошью. Перемахнув через каменное ограждение, майор вломился в густой придорожный кустарник как раз в тот момент, когда желтовато-красный полумрак затухающего пламени сменился истеричными сполохами многочисленных спецсигналов.

Полицейские автомобили и микроавтобусы «скорой помощи» прибывали к месту трагедии со всех сторон — ревя и стеная. В обрушившуюся на ночную трассу разноголосицу то и дело вплетались басовые гудки и пыхтение пожарных машин, а где-то на ближних подступах нахально проталкивались через все преграды фургоны съемочных бригад неизбежного и вездесущего телевидения.

Следовало поторопиться… Тем более что в небе уже стрекотал и кружил пульсирующий мертвенно-голубыми огнями патрульный вертолет.

Виноградов протиснулся через переплетение стволов и веток:

— Мать его… так!

Проволочная сетка. Надежное средство, предохраняющее заблудившихся коров и мел-кик лесных зверюшек от столкновения с несущимися на бешеной скорости по автостраде машинами…

Конечно, полтора метра — не высота. Но после взрывной волны тело повиновалось командам далеко не так радостно, как обычно. Поэтому преодолеть препятствие удалось только со второй попытки. Хорошо, что позор Виноградова не видели ребята с «Динамо»!

Дальше было значительно легче.

Он даже не стал воровать ни один из велосипедов, доверчиво оставленных на виду местными жителями — во-первых, потому что не очень любил брать без спросу чужое, а во-вторых, из-за сомнений в том, что выдержит ушибленная спина и что подрагивающие от напряжения ноги смогут достойно справиться с вращением педалей.

…К утру он все-таки оказался в Столице — усталый, злой, и к тому же успевший проголодаться.

Одеждой Владимир Александрович не выделялся, в этой стране общественное положение и материальный достаток граждан труднее всего определить по тому, что на них надето. Во всяком случае, на неискушенный взгляд россиянина, привыкшего к двубортным костюмам отечественных бизнесменов, к обязательным золотым «хомутам» на бандитских шеях и кожано-джинсовой униформе широких масс трудящихся.

Тут основными критериями являлись — где ты живешь и на какой машине ездишь. Поэтому, чтобы полюбоваться с уверенностью на действительно богатых людей, достаточно просто перейти из многоэтажного района муниципальной застройки в квартал утопающих среди зелени кирпичных коттеджей.

По мере же приближения к центру города, социальная однородность публики на улицах размывалась. Здесь, наряду с респектабельными госслужащими, можно было встретить и торопящихся с ночного приработка домой молодых иммигрантов, и студентов, бредущих на лекции в Университет, и священников, и заспанных проституток… Все местные жители, вне зависимости от социальной и профессиональной принадлежности, выглядели по-северному неброско, но очень практично и аккуратно.

Увы! Отросшая за последнее время колючая щетина придавала облику Виноградова оттенок разгильдяйства и даже некоторой неблагонадежности. А уж этого-то хотелось меньше всего… Самое главное сейчас было — не поддаться, устоять перед уютным соблазном бесчисленных бульварных скамеечек. Ведь именно на таких вот бесцельных бродяг, выбившихся из общего ритма просыпающегося города, в первую очередь и обращает внимание полиция любой страны.

Ау-у, господин Генерал! Где-е вы?

Известно только, что где-то в Столице — покойный Вадик сказал, что старик с таким нетерпением ждет их прибытия, что даже специально для встречи с Виноградовым в кои-то веки выбрался прямо сюда, за границу.

Город, однако, большой… И одних приличных отелей в нем, не считая домашних пансионов и сдаваемых в аренду квартир, столько, что обойти их под силу только всему поднятому по тревоге личному составу местного уголовного розыска. А на случайную встречу рассчитывать нечего — скорее, напорешься на вежливые вопросы бдительного полицейского патруля или дубинку гостиничной секьюрити.

Конечно, имелся вариант. С тех пор, как изобрели международную телефонную связь…

Но прежде надо было раздобыть хоть немного денег — голодный обморок в планы Владимира Александровича не входил, к тому же и таксофонная карточка чего-то стоила.

Отшагав по центру города около получаса, Виноградов с удивлением понял, что ноги сами несут его в сторону главной набережной. Туда, где располагались морские пассажирские терминалы.

Столица, на чистеньких мостовых которой наслаждался сейчас прелестями прохладного летнего утра Владимир Александрович, по праву считается жемчужиной северной Балтики. Мягкий климат, фиорды, далекие сопки и вечная дымка над шпилями и башенками еще несколько веков назад навсегда сформировали неповторимо-очаровательный облик города.

Расположенная в окружении вечно враждующих между собой соседей, маленькая страна на окраине Европы воевать не любила и не хотела, поэтому поросшие мхом береговые укрепления столицы давным-давно не оглашал грохот чужих пушек — и даже варварские бомбардировки Второй мировой практически не коснулись ее соборов, дворцов и площадей.

Виноградову приходилось несколько раз бывать здесь — и по делам, и с семьей. И непременно забредал он на великолепную, просторную набережную, красивейшую на континенте — к которой чуть ли не ежечасно швартовались круизные и линейные теплоходы.

Это было великолепное, неспособное утомить зрелище! Величественные, многопалубные паромы, белоснежные туристические суда под флагами всей планеты, ярко раскрашенные катера-«пароходики» экскурсионных фирм… Кажущаяся суета в гавани подчинялась своим, непонятным сухопутному зрителю правилам и законам.

Таким же, непонятным и даже неизвестным постороннему правилам подчинялась и береговая криминальная жизнь пассажирского порта.

…Оказавшийся в далеком городе скучающий миллионер запросто может позвонить в местное отделение «Ротари-клуба». Там его с удовольствием примут… То же и со студентом-бродягой, добравшимся автостопом до чужих краев и рассчитывающим на ночлег в общаге первого же попавшегося на пути университета — на улице всяко не оставят! А кого искать в подобной ситуации одинокому офицеру российской спецслужбы?

Не в местную же контрразведку идти, елки-палки!

Могут понять неправильно…

У построенного к давно минувшей Олимпиаде причала швартовался похожий чем-то одновременно и на холодильник, и на утюг пятипалубный теплоход «Профессор Теплухин», гордость одной из бывших союзных республик. По какому-то недоразумению малоопытные, но жадные национапьные кадры не успели еще ни утопить его, ни продать за бесценок, вот лайнер и возил теперь туда-сюда по Балтике и Черному морю шоп-туристов и челноков из ближнего зарубежья.

— О, Сурен! Джа-ан…

Вопреки расхожему убеждению, в памяти редко остается первая учительница. Вполне можно забыть за хлопотной чередой событий и лиц даже ту женщину, с которой потерял невинность… Но оперативника, который тебя завербовал, будешь и помимо воли помнить всю оставшуюся жизнь.

— Здрас-сте… — Сероватое, несмотря на врожденный кавказский загар, лицо мужчины, стоящего в небольшой толпе зевак и встречающих, особой радости по поводу Владимира Александровича не выразило.

— Ты совсем не изменился, Сурен! — с

ностальгией в голосе проговорил майор. И это

"Казалось почти правдой: те же неестественно впалые щеки, тот же затравленный взгляд из-под бровей, нечесаная шевелюра. При росте почти в метр восемьдесят человек выглядел даже ниже Виноградова, — Сколько мы не виделись?

— Да уж года три… — Собеседник воровато осмотрелся, убеждаясь, что посторонних ушей поблизости нет.

Бывший старший оперуполномоченный оказался один, и это мужчину немного успокоило:

— Какими судьбами, Владимир Александрович? Неужели по путевочке?

— Да нет… Служба! — туманно ушел от ответа майор.

— Встречаете кого-нибудь? — показал Сурен в сторону наползающего на берег теплохода.

— Нет. Просто надо поговорить.

— Со мной?

— Да. Сурен. С тобой!

Собеседник опять покосился в сторону усыпанного пассажирами высоченного борта и с большим трудом скрыл досаду:

— Неужели так вот — специально приехали?

— Специально пришел, — стараясь не погрешить против истины кивнул Виноградов. И с пониманием добавил: — Да ты не волнуйся. Я подожду.

— Пять минут, Владимир Александрович… От силы — пятнадцать, ладно?

— Нет проблем. Бизнес — это святое! — Виноградов потрепал собеседника по плечу и показал в сторону стеклянной витрины расположенного неподалеку ресторанчика: — Посижу, позавтракаю пока… Закончишь тут — сразу приходи. Вопрос серьезный! Можно и дело доброе сделать, и заработать неплохо.

— Заработать? — сделал стойку Сурен.

— Да в любом случае побольше, чем тут… — последнюю фразу Владимир Александрович бросил уже через плечо, на ходу.

В ресторанчике с поэтическим и, видимо, французским названием «Мэр блю» он сел так, чтобы наблюдать за только что покинутым участком набережной. Заказал омлет с ветчиной, хлеб и огромную кружку кофе.

Женщина за стойкой привыкла к разному портовому люду, поэтому ни вид, ни акцент раннего посетителя ее не заинтересовали. Главным, однако, было то, что платить за еду полагалось не сразу, а после подачи счета.

— Киитос! — на всякий случай по-фински поблагодарил Владимир Александрович. Стараясь не чавкать и не торопиться, он приступил к долгожданной трапезе.

А там, у причальной стенки, уже изрыгал из себя пестрые и шумные пассажирские потоки ошвартовавшийся «Профессор Теплухин» — два широченных металлических трапа вываливали людей на заасфальтированное пространство между бортом судна и павильонами иммиграционных властей.

Монолитная толпа перед границей дробилась после прохождения всех таможенных и паспортных формальностей на несколько притихших, обиженных, но очень целеустремленных ручейков. Периодически в поле зрения Виноградова возникал человек, которого он называл Суреном, — кого-то о чем-то спрашивал, озабоченно качал головой, улыбался… Видно было, что с течением времени матерчатая сумка его наполняется и заметно тяжелеет.

Легендарная все-таки личность! Непотопляемая, как авианосец «Миссури»…

Владимир Александрович завербовал его лет десять назад — скорее, для выполнения квартального плана, чем по необходимости. Берег, как и остальных своих негласных сотрудников, выручал по мелочи и до копейки выплачивал все, что в таких случаях полагалось.

Потом формальные отношения прекратились: Виноградова перевели на другую линию оперативного обслуживания, а ни с кем другим подопечный иметь дела не захотел. Расставание было без слез и взаимных претензий — изредка еще потом перезванивались, поздравляли друг друга с большими праздниками и днями рождения…

А по прошествии времени узнал от коллеги-смежника, что Сурен уехал с туристической группой в одну из скандинавских стран и попросил там политического убежища. Как потенциальная жертва коммунистического террора. Год местные власти добросовестно разбирались, но в Москве к этому времени уже во всю царил Михаил Сергеевич — и бедолагу депортировали обратно.

Никаких санкций со стороны ошалевших от перестройки спецслужб не последовало, и, поскучав немного о дармовом «социальном пособии» и шикарных по тогдашним российским меркам прилавках буржуазных супермаркетов, бывший негласный помощник милиции предпринял вторую попытку обосноваться на Западе. Момент был, казалось, беспроигрышный — августовский путч девяносто первого, вся Европа у телевизоров… Но, к огорчению Сурена, участников ГКЧП быстренько спрятали на нары следственного изолятора, а самого его опять выдворили за пределы благополучной Скандинавии — продолжать без помех строить новое общество на исторической родине.

И только с третьей попытки ему удалось победить бездушную бюрократическую машину. Прибыв, теперь уже нелегально, в столицу, он объявил властям, что является… активным гомосексуалистом. Проверить это эксперты иммиграционной службы не смогли — пришлось положиться на честное слово претендента и хорошо оплаченные показания его уже обосновавшихся на «социале» земляков.

Что же поделаешь, дали Сурену статус беженца. Со всеми вытекающими материальными благами… Почему? Да просто из-за крохотной разницы в уголовном законодательстве. Ибо, если за деяние, не считающееся в Европейском Сообществе преступным, человеку грозит преследование по законам страны, из которой он прибыл, то вопрос с убежищем решается почти автоматически. Скандинавы, известное дело, стараются «голубых» не обижать, а у нас в то время за мужеложство сажали.

Теперь, когда «правовой разрыв» устранен, есть, конечно, основания для высылки Сурена обратно — но кто будет возиться с маленьким человечком, просочившимся таки пару лет назад через иммиграционное Сито? Тут бы с новыми претендентами разобраться…

Разве что прихватят его полицейские в штатском на спекуляции русской водкой. Тогда — да… Считай, что уже депортировали. Но ведь это еще умудриться надо поймать!

А человек, прошедший школу нелегального бизнеса под суровым оком застойного ОБХСС, вряд ли так просто поддастся местным служителям закона.

— Я здесь, Сурен.

— Да, конечно!

Кроме них, посетителей в ресторанчике не было, но «беженец» на всякий случай повертел головой и только после этого подсел за столик майора.

— Конспирируешься, джан? — после завтрака Виноградов как всегда пребывал в состоянии сытого благодушия.

— Ваша школа, Владимир Саныч…

— Здесь-то чего бояться!

— О, не скажи-ите! — И собеседник поведал несколько леденящих кровь историй из быта мелких нарушителей здешней государственной монополии на алкоголь.

Впрочем, Виноградов и так понял, чем занимается Сурен: скупка у туристов по дешевке русской водки, продажа ее мелким оптом и в розницу местному криминалитету и просто экономным пьяницам… Сегодня, например, удалось скинуть все оптом заезжему ресторан-щику, в провинцию, — навар невелик, зато без хлопот и головной боли.

— На жизнь хватает?

— Когда как, — состорожничал собеседник. — Бывают пароходы удачные, бывают совсем пустые…

— Заказать тебе чего-нибудь? — с нахальным видом поинтересовался майор. — Может, выпьешь?

— Нет, спасибо! — сверкая зубами захохотал Сурен. — Насчет выпивки… Дорого здесь, у меня дешевле.

Отсмеявшись на пару с собеседником, Виноградов решил перейти прямо к делу:

— Слушай внимательно. Есть тема…

Следующие минут двадцать Владимир

Александрович занимался тем, что на языке современной молодежи называется «ездить по ушам». Процесс, видимо, шел вполне удачно — после событий последних дней майор был в ударе, и «беженцу» оставалось только возбужденно цокать языком и закатывать округлившиеся глаза. Более того, завороженный процессом беседы Сурен заказал-таки еще по чашке кофе обоим и, несмотря на решительные протесты Владимира Александровича, оплатил принесенный буфетчицей счет.

— Спасибо. Но в следующий раз — я угощаю!

— Владимир Саныч, ну какие могут быть между нами вопросы? — оттопырил ладошки собеседник. — Обижаете. Слава Богу, не первый год уже…

Все это до боли напоминало вечно живое произведение Ильфа и Петрова — только вместо наивных васюкинских шахматистов и перепуганного господина Кислярского напротив сидел вполне реальный персонаж современной криминальной драмы.

Впрочем, как и у классиков, желаемый эффект был в конце концов достигнут. Мысленно бывший негласный помощник милиции уже устанавливал под могучим прикрытием местных и российских спецслужб свою строгую, но справедливую диктатуру в сфере вино-водочной контрабанды и сбыта краденого. Виноградов под занавес хотел было посулить ему еще дополнительно звание подполковника Службы внешней разведки, но поостерегся — это все не кавказская кухня, в разговорах подобного рода главное не переперчить и не пережарить…

— Все, пора расходиться. Кстати! — Уже почти оторвавшись от стула, Владимир Александрович дотронулся до нагрудного кармана куртки: — Кстати… Сколько у тебя сейчас с собой налички?

Расслабленный собеседник неожиданно даже для самого себя назвал сумму — не то чтобы много, но на первое время хватит, учитывая более чем скромные потребности майора.

— Одолжи до встречи, — то ли попросил, то ли потребовал Виноградов. — А то у меня кредитная карточка «зависла», надо вечером идти к резиденту, разбираться.

— Все не могу, Саныч. Честное слово!

— Плохо… Ну хоть сотен шесть-семь? Остальные в посольстве займу, у наших.

Процесс расставания с деньгами проходил для Сурена мучительно и времени занял больше, чем ожидалось. Однако возобладали умело подпитанные Владимиром Александровичем амбиции. Сумма, по совести говоря, была даже с точки зрения «беженца»-спекулянта мизерной — а он к тому же рассчитывал компенсировать свое с лихвою из будущих фантастических барышей.

…Расходились, как и положено, по одному. В целях конспирации на следующую связь должен был выйти сам Виноградов — там же, на пристани, с соблюдением всех мер предосторожности.

А пока Сурену надлежало вести себя так, будто никакой встречи и не было. Не зарываться, не жадничать, избегать конфликтов с властями и деловыми партнерами, отказаться от сомнительных предложений и явного криминала.

— Понял, Саныч, — внимательно выслушав оперработника, кивнул виноградовский собеседник. — Есть!

— Береги себя, — протянул на прощание руку Владимир Александрович. И потом еще некоторое время глядел в сутулую спину удаляющегося по набережной человека.

Совесть его не мучила. Во-первых, майор при случае собирался отдать валютный долг — тут он не лукавил. А во-вторых, те простые советы, которые в качестве агентурного инструктажа получил Сурен, никоим образом повредить не могли, а любому нормальному человеку только пошли бы на пользу.

К тому же пропащая жизнь никому не нужного «голубоватого» беженца из России обретала теперь новый высокий смысл… Негласные сотрудники спецслужб — самые ранимые и романтические существа на свете. Именно из-за таких вот редких моментов полного и почти бескорыстного душевного единения с агентом и любил Виноградов оперативно-розыскную деятельность.

Впрочем, пора уже было покидать уютный ресторанчик…

Владимир Александрович вышел и направился в сторону, противоположную той, куда скрылся его окрыленный до невозможности собеседник.

Проверил — все чисто, никто не увязался следом. На всякий случай выполнив несколько простейших комбинаций по уходу от наружного наблюдения, Виноградов купил в киоске десяти ми путную карточку и подыскал у Старого рынка уличный таксофон поприличнее.

— Алле? Привет.

— Приве-ет… — отозвалась жена в квартире на окраине Веселого Поселка. Сегодня с утра по расписанию уроков не было, только заочники после обеда, поэтому она неспеша занималась домашним хозяйством. — Ты где?

— В телефоне-автомате… Как дела? Все в порядке?

— Да, все хорошо! А у тебя?

— Нормально. Звонить вот, правда, отсюда чертовски дорого.

— Скоро будешь? — Вопрос прозвучал так, что казалось, речь идет о возможном опоздании к ужину. Они уже давным-давно уговорились придерживаться относительно профессиональной деятельности главы семьи мудрого правила: «меньше знаешь — лучше спишь».

— Как получится… Может, даже в среду!

— Хорошо. Будем тебя ждать.

— Счастливо! Девицам привет, пусть держатся в рамках.

— Передам. Целую!

— Пока…

Значит, жене пока ничего не сообщили. Либо не думают, что он погиб вместе со всеми во время взрыва, либо, что значительно вероятнее, — торопливо готовят официальную легенду несчастного случая или геройской смерти при исполнении служебного долга.

Надо поторопиться!

Виноградов снова набрал код России, потом Петербург и семизначный номер абонента:

— Апле?

— Слушаю вас… — Очень приятный девичий голосок. Такой может быть и у дрессированной секретарши в современном брокерском офисе, и у школьницы-переростка, только что вышедшей из ванной коммунальной квартиры.

— Будьте добры Максима Ивановича.

— Кто его спрашивает?

— Знакомый. Он просил сообщить, как только завезут металлический рукав сечения восемь на семнадцать.

Произвольная фраза, лишенная смысла, — если не знать, что содержит она контрольное слово и личный шифр Владимира Александровича.

Далекая собеседница сверилась с чем-то. И после небольшой заминки сообщила:

— Максима Ивановича, к сожалению, нет в городе. Что-то передать?

— Девушка, передайте, если вдруг позвонит, что я нахожусь сейчас неподалеку от него и хотел бы непременно встретиться. И побыстрее… Буду связываться вечером, пусть назначает время и место. Ладно?

— Ладно…

— Всего доброго!

Виноградов опять повесил трубку и спрятал пластиковый прямоугольник таксофонной карты в карман.

Итак! Деньги есть, свободного времени — вагон… Пора привести себя в порядок и заняться подведением итогов. Всегда перед встречей с начальством лучше быть готовым не только к объятиям и поцелуям.

Владимир Александрович вспомнил один из последних своих визитов в страну и уверенным шагом направился в сторону автовокзала…

Конечной точкой недолгого в этот раз маршрута стала известная на весь мир «Русалка» — один из самых северных на европейском континенте аквапарков в зеленых предместьях столицы. Огромный комплекс водных развлечений, частично упрятанный под прозрачным куполом, был хорош в любое время года — впрочем, особенно приятно было окунуться в ласкающий мир тропического тепла и влаги зимой, когда за стеклом беснуется вьюга или хлопьями падает колючий и нескончаемый снег.

— Ох, маманя родная! — не удержался Виноградов, спрыгивая вслед за остальными пассажирами с подножки.

Близился поддень, и безупречно заасфальтированная стоянка была тесно уставлена бело-голубыми «Икарусами» и микроавтобусами разных моделей — в основном немецкого и японского производства. Легковых автомобилей тоже оказалось немало, причем только некоторые из них принадлежали местным жителям и гостям из сопредельных скандинавских государств.

Преобладали же, безусловно и повсеместно, российские номерные знаки — весь этот копошащийся перед входом на территорию комплекса транспорт явно принадлежал питерским, московским, петрозаводским жителям и туристическим фирмам.

Ну и — публика была соответствующая…

Тут и там плакали разновозрастные и разнополые дети: одни не хотели уезжать из сказки, а другие просто не выспались. Кто-то кого-то громко, с выражением, искал. Часть мужчин после долгой дороги и позорных таможенных процедур освежалась баночным пивом, а жены их мысленно кроили отложенную валюту и с завистью посматривали на тех, кого руководители групп уже повезли отовариваться в расположенный неподалеку торговый комплекс.

Некоторые же, выполнившие обязательную программу, тянулись умиротворенной цепочкой наверх — туда, где на ближнем холме прятались за густыми хвойными деревьями специально построенная гостиница «Корпилампи» и прозрачное лесное озеро.

— Слышь, наши-то где? Куда они этот долбаный автобус загнали? — натолкнулся на Виноградова у самого входа в парк ошалелый от водных процедур и горячительных напитков мужик. Поняв, что обознался, побежал дальше, предварительно пробормотав извинения.

— Все нормально, брата-ан! — прогнусавил с соответствующей миной Владимир Александрович, глядя вслед родной фигуре в спортивном костюме и резиновых тапочках. Захотелось вдруг поверить, что рейсовый автобус по недоразумению перемахнул через границу и высадил его где-нибудь неподалеку от пансионата «Дюны» или санаториев Лисьего Носа.

К сожалению, действительность не по-северному приветливо глянула на него через прорезь билетной кассы. Заплатив полновесной валютой, Виноградов получил на запястье непромокаемую цветную бирку и в веселой компании прибывших с очередным автобусом туристов прошел за ограду.

В общем, подобный расклад Владимира Александровича вполне устраивал — среди соотечественников всегда легче затеряться, тут уж точно искать не станут.

Купив в одном из расположенных перед раздевалкой киосков дешевые плавки, он, не торопясь, выбрал шкафчик. Снял с себя все и с удовольствием направился под душ, по чьему-то примеру нацепив на свободную от контрольной ленточки руку прорезиненный браслетик с индивидуальным ключом…

Сначала Виноградов просто и бездумно ловил кайф.

Гулкий шум колоссальных размеров бассейна действовал успокаивающе — людей вокруг было множество, но ощущения тесноты и давки не возникло. Конечно, некоторые отдыхали компаниями, но в принципе здесь каждый был сам по себе и развлечения мог выбрать по вкусу.

Красочный плакатик у выхода из душа горделиво информировал на нескольких языках: под прозрачными сводами комплекса только постоянно подогреваемой воды находится более двух тысяч квадратных метров!

Спокойные лужицы детских бассейнов чередовались с «аква-тюбиками» для самых отчаянных — скорость тела на вылете из жерла пластмассового тоннеля достигала полусотни километров в час. Вполне можно было, искупавшись в волнах искусственного прибоя, очутиться в белом пещерном безмолвии общей турецкой бани, а затем сменить традиционный пар на ласковые щупальца сверхсовременного гидромассажа.

И это при том, что сочетание разных уровней, множество покрытых камнями и тропической зеленью террас, тропок и гротов создавало устойчивую иллюзию уюта и целостности расположенного на разных уровнях водного ансамбля.

…Отказавшись от какой-либо системы, Виноградов не спеша переходил от одного аттракциона к другому. Потом уже, с ощущением легкости и физической чистоты, вернулся в раздевалку. Отыскал среди тысячи двухсот пронумерованных шкафчиков свой и пересчитал остатки валюты: пока хватало.

Бар расположился у подножия самого большого из водопадов. Взяв пластиковый стаканчик сверкающего золотистыми искрами финского пива «Кофф», Владимир Александрович опустил пятки в ласковое тепло бассейна и принялся наконец восстанавливать хронологию приведших его сюда событий.

Итак! Все началось с того разговора на пути из Луарки. Очаровательная Габриэла… Виноградов был не настолько глуп, чтобы сунуть голову в мясорубку — у него нашлись тогда заботы и поважнее, чем конспиративная встреча с нахальной посланницей сепаратистов. Нашлась на майорскую голову: «Собачьи клыки… флаг с полумесяцем… Мне приказано вас прикрывать!»

Владимир Александрович уже сталкивался с этим типом авантюристок. Сначала мотаются по «горячим точкам» планеты или бандитским притонам с блокнотом и видеокамерой, вертят задницей перед озверевшими от войны и грязи мужиками.

Объективные репортажи, уникальные кадры… А когда сделают себе имя в постельно-окопной журналистике, простое описание массовых убийств и рискованных ограблений их уже не устраивает — хочется поучаствовать лично, самой попробовать. Дадут такой девице разок пленного пристрелить или «на шухере» постоять перед банком — и все! Кровушкой, криминалом помазанная, становится она частью преступной системы.

Тоже мне — Джузеппе Гарибальди в юбке…

Дома или при нормальной связи с Центром Владимир Александрович запросто вывел бы ее из игры — но пока имело смысл просто держаться от подобных опекунов подальше. Недаром Габриэла оговорилась, что заботиться о Виноградове ей поручено до момента получения долларов. А потом? Потом, судя по всему, прикрывать будет просто некого.

Тогда, вернувшись в Хихон, мужчины расстались с дамами без особых церемоний: едва припарковав машину у стеклянных дверей «Каса Пачин», Хуан озабоченно поспешил в пресс-центр по каким-то неотложным фестивальным делам, а майор направился к себе в гостиничный номер.

— До встречи? — многозначительно поинтересовалась вслед итальянка.

— Ну разумеется! — обернулся Владимир Александрович перед лифтом.

Пока не до конца определившая линию поведения Дэльфин в свою очередь шутливо погрозила им обоим розовым пальчиком:

— Смотри, русский… Не надо гоняться сразу за двумя зайцами. Не поймаешь ни одного!

В переводе поговорка прозвучала несколько иначе, но смысл остался тот же.

Впрочем, для Виноградова это значения не имело — он вообще не собирался делать выбор. Дальнейшие отношения с милой сотрудницей Интерпола ему были нужны не более, чем опека «заказчиков»-сепаратистов. И там и тут выигрыш представлялся весьма сомнительным, а неприятности на финише — вполне реальными.

Кабина стремительно вознесла его на нужный этаж, но выйдя из лифта и оглядевшись. Владимир Александрович без лишнего шума спустился по лестнице на пролет ниже. Постучался:

— Хэлло?

— Ну наконец-то! Я ждал тебя на завтраке, как договаривались, — открыл ему дверьнедовольный немец. — Ты уезжал куда-то?

— Привет! Хоть бы поздоровался для начала…

— Здравствуй.

Виноградов шагнул в номер господина Юргенса и уселся напротив окна:

— Драться не будем сегодня?

— Как получится, — хмыкнул хозяин. — Так где ты был?

— Англичанина помнишь? С трубкой?

— Ну? Помню.

— Убили мужика. Ограбили, вывезли за город, настучали по башке и порезали.

— Да ты что! — сокрушенно покачал головой бывший соотечественник. — Бедолага. Пьяный был?

— Ну наверное… А кто здесь, на фестивале, трезвый?

— Да-а! — почесался господин Юргенс. Потом сообразил: — Но ты-то при чем?

— Ни при чем, слава Богу! Просто — попросили на опознание прокатиться.

— Хм-м… Именно тебя?

— Подвернулся, — пожал плечами Виноградов. Конечно, и ему в этой истории не все нравилось, но…

— Нунн, гут! Альзо… — Инструктаж, полученный от немца, был достаточно прост и по-армейски конкретен.

Владимиру Александровичу следовало рано утром, таким-то междугородным автобусом выехать в Мадрид. Там, от Пуэрта дель Соль добраться до такого-то «хостела», назвать свою фамилию и поселиться.

— Вот билет, вот схема маршрута от остановки, — протянул типовой гостиничный конверт хозяин номера.

Далее прозвучало описание тайника, вариант бесконтактной связи, а также время и место встречи для совершения окончательной сделки.

— Нет вопросов?

— Да пока нет… Все нормально, если только моих заказчиков убедит то, что я им от вас передам.

— Убеди-ит! — заверил собеседник. — Ваше дело — передать, а уж мы с ними сами разберемся.

Через несколько минут расстались. Виноградов без шума, никем не замеченный, поднялся к, себе на этаж, принял душ и спокойно занялся собственным туалетом. Потом вывесил на внешнюю ручку двери специальную табличку с просьбой не беспокоить и довольно варварски отключив телефон лег спать.

Проснувшись значительно позже назначенного пышноволосой итальянкой времени, встал, собрался и оплатил у портье внизу гостиничный счет. Расставание с гостеприимным отелем заняло совсем немного времени — и вскоре майор уже шагал с сумкой через плечо под устало темнеющим к вечеру звездным астурийским небом.

Проблемы с тем, чтобы скоротать часы до утреннего автобуса не возникло — охваченный фестивальным азартом Хихон только начинал развлекаться. Виноградов бродил по той части города, где вряд ли натолкнешься на обитателей «Дон Мануэля» — выпивал в ресторанчиках и кафе рабочих районов, ел дешевую местную рыбу, играл в какое-то лото… Искупался напоследок и даже чуть-чуть подремал на песчаном и теплом пляже, среди чаек и многочисленных влюбленных пар.

Да, Испания… О ней уже столько сказано и написано, что любые восторженные слова и эпитеты самых превосходных степеней покажутся до неприличия бледными и затертыми. Эта земля, эти люди и горы, это море и необъятное жаркое небо над головой никого и никогда не смогут оставить равнодушным.

Так что на станцию он пришел вовремя — чтобы только убедиться в отсутствии лишних глаз и успеть вскочить в готовый отправиться к Мадриду автобус…

— Извините! — разбрызгивая во все стороны капли воды прямо у ног Владимира Александровича вынырнул пацан лет десяти. Затем прикрыл нос, оттолкнулся от дна и снова мелькнул над поверхностью — на этот раз уже обтянутым плавками задом.

Пиво кончилось. Виноградов поднялся, прошел по искусственному газончику и выбросил в полиэтиленовый пакет опустевший стакан — самое время попариться!

…После классической сауны пришлось полезть под ледяные струи ближайшего водопада — мысли никак не хотели выстраиваться в строгом порядке, расползались и норовили вовсе улизнуть из головы.

Значит, до той самой встречи в парке Ретиро все шло по плану… А потом?

Потом начались неприятности. Ведь как чувствовал — не хотел звонить француженке! А что оставалось делать? Связи нет, до посольства не доберешься… В «приют» возвращаться нельзя, на запасную встречу тоже идти опасно — неизвестно, кто там будет ждать и с какими намерениями. Одного раза вполне достаточно, уж кто-кто, а Виноградов-то вполне понимал намеки подобного рода.

А тут — Интерпол… В их конторе, конечно, ребята не промах, но хоть убивать пока не будут! К тому же появится время и какое ни на есть пространство для маневра.

Казалось, это было давным-давно — а ведь в действительности не прошло и нескольких суток. Всего несколько дней назад Владимир Александрович встал с нагретых испанским солнцем ступеней напротив Королевского дворца и направился искать уличный таксофон.

Мобильный радиотелефон, номер которого значился в визитке Дэльфин, ответил не сразу и почему-то мужским голосом:

— Халлоу?

Приветствие прозвучало несколько вопросительно и со странноватым акцентом: определить национальную принадлежность отвечающего не смог бы и профессор филологии.

— Мэй аи сник ту Дэльфин? — строго и по-английски поинтересовался возможностью переговорить со своей знакомой Владимир Александрович.

Однако на том конце линии не обманулись:

— Виноградов, это ты?

— Ну… я!

— Блин, наконец-то! Узнал?

— Ну… — помялся Виноградов. То, о чем он подумал, было уж больно круто.

Однако предположение оправдалось:

— Это я, Василий… Френкель!

— Допустим. — При подобном раскладе эта реплика была ничуть не глупее любой другой. — А где Дэльфин?

Собеседник ругнулся и торопливо заговорил по делу:

— Потом все объясню! Ты в полной жопе… Будь через тридцать минут на Плаза Майор, у памятника, — и поосторожнее, хорошо?

— А какой там памятник?

— Да, бляха, я что — знаю? Какой-то король на лошади! Да он один-единственный, в самом центре площади.

— Понял… А я точно успею? — Карта у Владимира Александровича имелась, но нужно было еще сориентироваться, по времени.

— Ты где?

— А хрен его знает… — состорожничал на всякий случай майор.

— Ладно, буду ждать до упора! Все, отбой.

…Сидя по уши в прохладном бассейне-джакузи, трудно представить себя самого, недавнего, — Виноградов вышел тогда из телефонной будки в полном смятении чувств и мыслей. Одежда насквозь пропиталась и пропахла потом, ремень сумки натер плечо, и противно дрожали колени.

Предстояло решаться, но с информацией творилось нечто непонятное — то ли ее не хватало, то ли, напротив, было слишком много. Сверившись с туристическим планом, майор убедился, что ходу до места встречи от силы минут пятнадцать.

Вопросы теснились под раскаленной черепной коробкой — и если бы Владимир Александрович мог предвидеть, что ждет его в ближайшем будущем вместо ответов, он, наверное, громко завыл бы от тоски…

Виноградов направился было по прямой — но вместо обозначенной на карте зелени сквериков, на пути возникла угрюмая череда пыльных бетонных заборов. Мадрид неспешно, квартал за кварталом, приводил себя в должный порядок — чтобы из века в век выглядеть неизменно величественным и пышным.

Пришлось обходить — переулками, так, что Владимир Александрович и сам не заметил, как оказался практически в нескольких сотнях метров от места назначенной Френкелем встречи.

Отерев мокрый лоб, Виноградов приблизился к установленному на противоположной стороне тротуара монументу. Памятник заметно отличался от привычных глазу образцов испанского монументального искусства, поэтому майор даже зашевелил губами, силясь по отдельным словам догадаться о содержании бронзовой надписи.

— Действительно, очень интересно, — прозвучал за спиной знакомый женский голос. Габриэла стояла почти вплотную, и улыбка у нее была нехорошей. — Это памятник жертвам террористического акта в девятьсот шестом году… Здесь было покушение на члена августейшей фамилии, и пострадало много невинного люда. Представляете?

— Да, у нас есть нечто подобное. Храм Спаса-на-Крови в Петербурге…

Неожиданно Владимир Александрович снова почувствовал себя уверенным и в хорошей форме — перестав понимать что-либо, он решил действовать методом тыка.

— Только без глупостей! — предупредила очаровательная итальянка.

Кроме нее по обе стороны от майора выросли крепкие и приземистые, как осенние подберезовики, парни в штатском. Обернувшись, он увидел еще одного, любезно державшего приоткрытую дверь запыленного автомобиля.

— Знаете, здесь ведь парковка запрещена! — сообщил незваным спутникам Владимир Александрович.

— А мы ненадолго, — улыбнулась опять Габриэла. — Сейчас все вместе сядем в машину — и поедем… Правда?

Под лопатку уперся незаметный постороннему взгляду ствол. Тот, что слева, стянул с плеча Виноградова сумку, напарник сноровисто обшарил его карманы и переложил к себе паспорт и бумажник Владимира Александровича. Обидно, конечно, однако следует еще чуть-чуть выждать.

— Прошу! — Процессия двинулась к автомобилю, и кольцо сопровождающих на секунду разомкнулось. Вот сейчас самое время…

Короткий удар отбросил руку с пистолетом в сторону — оружие было заранее снято с предохранителя, и непроизвольный выстрел метнул пулю куда-то вверх, под черепичные крыши. Перепуганные голуби шумно сорвались в небо, и даже привыкшие к неожиданным городским звукам прохожие обеспокоенно завертели головами.

— Н-на! — «Подберезовику» с сумкой досталось в самый низ живота. Тот, что ушел вперед, к машине, был не так опасен, поэтому Виноградов сразу же переключился обратно на Габриэлу.

Древняя заповедь: «Женщину не можно ударить даже цветком…» Даже если она всерьез собирается продырявить тебя из пистолета? Допустим! Владимир Александрович был юношей из хорошей семьи и бить итальянку не решился.

Он просто перехватил и крутанул ей простым милицейским приемом запястье — так, что оружие вывалилось на тротуар. Поднимать ствол времени не оставалось, пришлось скрепя сердце отпихнуть его носком ботинка подальше. И бежать…

В принципе, пистолет был, скорее всего, не у одной Габриэлы. При таком минимальном отрыве первый же выстрел любого из ее приятелей стал бы последним, что почувствовал и узнал в своей жизни майор. Но…

По смешному стечению обстоятельств улицу в этот момент на зеленый сигнал светофора переходила довольно плотная и многочисленная группа туристов. Многие из них замешкались, заметались, привлеченные зрелищем уличной свалки и убегающего человека, кто-то пытался схватить Виноградова, кто-то наоборот — в полном недоумении стоял между ним и преследователями. Словом, больше никто открыть огонь не решился…

Перемахнув через крышу такси, Владимир Александрович очутился в каком-то зажатом с двух сторон старинной каменной кладкой переулке. Теперь куда? Побежал налево — подчиняясь инстинкту и смутным обрывкам оставшейся в памяти туристической схемы города…

— Саныч! Стой, блин.

Еще не очень соображая, где находится, запыхавшийся Виноградов отпрянул от притормозившего рядом автомобиля. Надпись на стене ближнего дома утверждала, что они сейчас на углу пресловутой Плаза Майор и одноименной улицы.

— Тебя там ловят? — высунувшийся из-за руля Френкель выглядел настороженным, но не испуганным.

— Кого же еще? — Владимир Александрович плюхнулся на сиденье. — Давай отсюда, живо!

Бывает, конечно, и хуже, но в тот конкретный момент им обоим казалось — некуда. Однако так уж устроен мир, что, делая подобные оптимистические прогнозы, человек неизменно обречен ошибаться.

— Во, блин, суки! — с каким-то даже почти радостным удивлением констатировал бывший опер из Прибалтики.

— Точно…

С двух сторон проезд Васиному «рено» медленно перекрывали грузовики. Между ними сновали вооруженные люди — — некоторые в форме, но большинство все-таки в штатском.

Кто-то что-то проговорил в мегафон.

— Будем считать, что я не понял! — Френкель вдавил педаль газа в пол и непостижимым образом, сбив всего пару из множества оказавшихся на пути мужчин, вырвался за пределы оцепленного пространства.

— Ну, брат, ты даешь…

— Ладно, мой грех!

Они уже, свистя покрышками, выруливали в сторону авенида Аточа, когда в заднее стекло с хрустом врезалась первая автоматная очередь.

…Виноградов посмотрел на часы — до обратного автобуса оставалось времени как раз столько, чтобы еще пару раз нырнуть в гидромассажную ванну, а потом привести себя в цивилизованный вид и одеться.

Он встал, сделал несколько махов руками и оглянулся. На мгновение Владимиру Александровичу показалось, что из потянувшейся уже к выходу толпы на него глянули пронзительно злые и умные глаза Василия…

В тот вечер, уйдя от погони и спрятавшись на одной из явочных квартир Френкеля в районе станции «Метрополитано», они напились до полной потери сознания.

— С днем рождения, Саныч!

— С очередным? И ведь не сосчитаешь теперь, сколько их всего было-то!

— А зачем считать? Живи, наслаждайся…

Но прежде чем дать себе волю, приятели попытались кое в чем разобраться.

— Кто начнет? — спросил тогда Виноградов.

— Я заказчик… Так что — давай первым!

Возразить что-то было трудно, поэтому

майор в меру сил и понимания изложил последовательность произошедших с ним событий. Факты выглядели убедительно, однако с причинно-следственными связями дело обстояло несколько хуже.

— Значит, образец у тебя отобрали?

— Да, — кивнул Владимир Александрович.

— Плохо.

— Чего уж хорошего! — вынужден был признать он.

— Ладно… — Собеседник допил оставшуюся на дне первой бутылки водку. После чего сформулировал свое видение происходившего.

По словам Френкеля, англичанин работал на него. Нет, не в качестве члена организации — он был чем-то вроде платного агента для особых поручений. Отставник, в свое время дослужился до приличного чина в британской контрразведке… Потом ушел в собственный бизнес — издание детективов на темы международного терроризма и разнокалиберных шпионских мемуаров. Дела продвигались из рук вон плохо, амбиции не позволяли ужаться в расходах — вот тут-то соратники бывшего опера дядечку и завербовали. Официальный статус англичанина идеально подходил для «Черной недели», потому-то и пал на него выбор.

— Чтобы за мной следить?

— Чтобы тебя страховать!

В общем, бедняга успел выйти на связь только дважды: сначала сообщил о прибытии Виноградова, а потом неожиданно подал сигнал тревоги. В тот же вечер его убили…

На следующий день Василий уже был в Хихоне. Владимира Александровича он не застал — майор в это время сквозь сон любовался из окна автобуса пейзажами равнинной Сеговии. Зато сразу же «снял» из тайника информацию покойного агента.

Получалось, что вокруг гостя из России активно действуют по меньшей мере два тщательно законспирированных и не связанных между собой оперативных дуэта: француженка и господин Юргенс, а также очаровательная Габриэла с пресс-секретарем фестиваля.

Немца агент не знал, а вот про женщину, называвшуюся на «Черной неделе» красивым именем Дэльфин, мог порассказать… Да и не только он — каждый из тех немногих, кто занимался контактами боевиков-террористов Ирландской республиканской армии со спецслужбами СССР, сразу узнал бы в девице неуловимого курьера из Москвы, посещавшего Белфаст непосредственно перед очередным сенсационным взрывом или террористическим актом.

— Вася, ты по-прежнему веришь во все

эти сказки времен «холодной войны»?

— Я верил покойнику. И продолжаю верить!

— Хорошо, допустим… Твой источник заподозрил и даже засек конспиративную связь Дэльфин и немца. А чем ему тогда не понравились Хуан с итальянкой? — заинтересовался Виноградов. — Ведь они-то как раз своих отношений не скрывали! Наоборот, изо всех сил демонстрировали этакий бурный роман…

— Тут все еще интереснее. Агент перехватил с компьютера пресс-центра одно из посланий «сладкой парочки». Понять, конечно, ничего не удалось, но во-первых, оно совсем не походило на репортаж или короткую газетную информацию. А во-вторых, подписано было не псевдонимом даже, а каким-то кодовым обозначением… Но главное — наш человек в силу долгой своей службы в контрразведке знал абонента, по номеру которого отправлялось сообщение!

— Ну-ка? Не томи, сукин сын…

— Это… Это всего-навсего «почтовый ящик» Восточно-Европейского бюро Интерпола.

— Интерпола? — ухватился тогда за темя Виноградов. — Значит, Габриэла и пресс-секретарь…

— Скорее всего. Наливай!

К финишу, без особой закуски, подходила уже вторая бутылочка «Смирновской». — И что ты сделал?

— А я решил эту липовую француженку взять за ее упругую розовую задницу. И взял! Вывез за город, объяснил что к чему. Она сначала поупиралась, но потом сообщила, что работает на Генерала по линии твоего «обеспечения». С Юргенсом, дескать, никаких отношений, наоборот — есть данные, что именно он и представляет здесь тех, кто увел из Франкфурта евроденьги. О гибели англичанина узнала от Габриэлы… Кстати, милая девушка! И очень обиделась на твой поспешный отъезд.

— Она знала мой новый адрес?

— Нет! — успокоил Виноградова собеседник. — Говорит, только выяснила на автовокзале, что ты уехал «утренней лошадью» в Мадрид.

С горя Френкель отнял у пленницы мобильный телефон — это был шанс, и упускать его не следовало. Впрочем, до встречи в Ретиро Владимир Александрович так и не позвонил…

— А почему же ты сам не пришел в парк? И при чем тут этот Хуанито?

— При чем? Не знаю! — выдохнул Френкель. — А насчет меня… Я ведь был там неподалеку, все видел. Проверился, хотел уже появиться, и тут этот мужик идет! А потом началось…

— Да уж! Началось.

С профессиональной точки зрения все было нормально: «заказчик» постарался уйти, не привлекая внимания — и с этого момента уже ни на секунду не отрывался от трофейной телефонной трубки. Помочь-то он все равно не мог!

— Знаешь, ждать ведь иногда похуже, чем…

— Знаю.

Когда после долгого молчания ожил наконец телефон, оставалось только назначить и подготовить встречу.

— Ага, — прокомментировал хмелеющий Виноградов, — так подготовить, чтобы меня на подходе к ней повязали…

— Идиот! — взвился не более трезвый уже собеседник. — Свинья неблагодарная, понял?

До потасовки, однако, не дошло. Поругали друг друга солдатским матом, выпили — и опять занялись прикладными аспектами вечных русских вопросов: кто виноват и что делать…

Глава шестая РОССИЯ

Господи, дай мне душевный покой, чтобы

принять то, чего я не могу изменить, мужество

изменить то, что могу, и мудрость всегда

отличать одно от другого.

— Ну? И что теперь прикажете делать?

— Хороший вроде парень. Жалко!

— Хороший… — Начальник районного уголовного розыска в сердцах придавил о край пепельницы только что раскуренную сигарету: — Делать-то что?

У женщины-следователя было красивое и умное лицо, на котором почти не сказались долгие годы милицейской службы:

— Не знаю! Подумать надо.

— Саныч, а ты что скажешь?

— Насчет чего? Извините, я прослушал…

Третьим в кабинете был майор Виноградов.

Примостившись в углу, на шатающейся табуретке, он как раз заканчивал делать выписки — для очерка о доблестных сыщиках лучшего в городе РУВД требовалась качественная «фактура», а времени, как всегда, не хватало.

— Да тут, блин, такая… хреновина! — в другом обществе хозяин выразился бы значительно крепче, но при даме и человеке из «интеллигентной» службы главка решил соблюсти приличия.

Вкратце, ситуация выглядела следующим образом.

Из грузинской милиции в Петербург пришел официальный запрос. В соответствии с договором о правовой взаимопомощи между независимой Россией и не менее независимым закавказским государством, коллеги информировали о том, что ими разыскивается скрывшийся от следствия опасный преступник — далее следовали установочные данные и номер статьи, по которой предъявлено обвинение.

По информации грузинских сыщиков, злодей мог скрываться у своего брата, гражданина Российской Федерации, постоянно и очень давно проживающего в северной столице по такому-то адресу… Соответственно — просьба оказать содействие в розыске и задержании, так как «санкция государственной прокуратуры имеется».

Проверили. Точно, все сходится… Более того, разыскиваемый имел нахальство официально регистрироваться в органах внутренних дел и даже временно прописался!

Святое дело — международная полицейская солидарность: на следующий же день участковый инспектор с нарядом ОМОНа вытащил из постели ничего не понимающего парня, запаковал его в наручники и доставил в управление. Тут же, по телетайпу, в южную республику ушло соответствующее сообщение.

— Ты чего же там такое натворил, зверюга? — с ходу полюбопытствовали сыщики во главе с начальником районной уголовки. — Лучше признайся!

Однако пацан только хлопал глазами и уверял, что ни сном ни духом… Это настораживало еще больше и вызывало у сотрудников милиции вполне обоснованное желание «притянуть» задержанного к паре-тройке нераскрытых на обслуживаемой территории преступлений.

Однако ни оперативными методами, ни уговорами, ни даже набором традиционных затрещин склонить грузинского подданного к откровенности не удалось. Да и вообще — на жителя солнечного юга он походил мало: рыжеватые волосы, нос картошкой… Полукровка: отец с Кавказа, а вот мать-то русская.

— Ну — ты что? Убил кого-то, ограбил? Изнасиловал? — задушевно интересовалась женщина-следователь.

— В глаз-за смот-тр-реть, падла! — поддерживал ее мощным рыком дежурный оперативник.

Никакого результата, все впустую…

— Что же это за статья такая? — перечитывая текст запроса, консультировались они в Следственном Управлении ГУВД. Но там только недоуменно вздыхали, сетовали на отсутствие текущей правовой информации и советовали не забивать себе голову пустяками.

— Непростой, видать. Тертый… — решили в РУВД и оставили задержанного в относительном покое холодной камеры. Где он так и просидел бы до приезда полицейских из Тбилиси, если бы не пришел в уголовный розыск его вернувшийся из командировки брат.

— Ага! — обрадовались милиционеры, перебирая принесенную узнику передачу. Не много белья, продукты, курево…

Запрещенных вложений не было. Да и сам родственник не выглядел ни укрывателем, ни соучастником.

Впрочем, первое впечатление зачастую обманчиво. Исходя из этого, злополучного братца на всякий случай пару часов продержали в заплеванном и темном «аквариуме» дежурной части, после чего доставили в уголовный розыск:

— Рассказывай. Только честно, а не то…

И бедолага, путая от волнения и страха

русские падежи и склонения, по существу заданных вопросов пояснил следующее. Действительно, брат его, отслужив срочную еще до перестройки, в девяносто втором снова попал под мобилизацию. На этот раз уже независимой Грузии потребовались солдаты для абхазской кампании.

А так как парень два года оттянул не в строительных войсках, а в морской пехоте Северного флота, надели на него красивый цветной берет президентской гвардии. Особо и не спрашивали — война есть война, пусть и не объявленная! Тем более что подразделение элитарное, платили неплохо…

Но как-то, в очередном бою под Сухуми, от роты гвардейцев осталось семнадцать автоматчиков. Выжившие потихоньку снялись с позиций, сели в круг на лесной поляне и единогласно, «советом стаи» решили идти по домам. Кто куда, а ныне задержанный парень — к родному брату, в Россию. Устроился грузчиком на мелкооптовую базу, хотел жениться… Никакого резона проливать кровь в чужой междоусобице ему не было, а уж за границей, думал он, рука грузинских органов не достанет. Ан нет — достала!

— Так что это за статья-то? — ткнул пальцем в нужное место на бланке озадаченный начальник отделения.

— Дезертирство, я их маму! — Газетная вырезка на грузинском языке в руках сидящего напротив мужчины дрогнула и чуть не вывалилась на пол. — Как это переводится… Вот: «самовольное оставление части в условиях боевых действий».

— И сколько могут дать?

— Расстрел могут — запросто.

— Ни фига себе!

— А ты думал что? — отозвался из угла молоденький опер. — Даже если живым останется… Сначала «опустят» в тюрьме, а потом всей армии носки будет до пенсии стирать.

Гортанная реплика брата-посетителя подтвердила, что предположения в полной мере соответствуют горькой действительности.

— Слышите, гражданин… вы вот что! Вы посидите пока в коридорчике, ладно? — вмешалась женщина-следователь, а когда дверь закрылась, произнесла: — Как хотите, но жалко парня!

— Правильно и сделал, — от души поддержал ее молодой оперативник. — Я бы тоже на его месте…

— Может, отпустим?

— А договор? О межгосударственной, мать ее разэтак, правовой помощи? — поинтересовался начальник розыска. — Тем более что уже и телетайп им в Тбилиси отправили.

— Эх, знать бы с самого начала, из-за чего сыр-бор! Искали бы мы его до морковкина заговенья, — опер мечтательно закатил глаза под потолок.

— Да уж, нашли бы, что коллегам ответить… — кивнула следователь и повторила: — Жалко парня.

— Жалко… Делать-то теперь что?

— Неужели будем выдавать? — по-женски всплеснула руками собеседница.

— Не хочу, — откровенно признался начальник районного уголовного розыска. — Предлагайте!

— Подумать надо.

Так и думали — всю первую половину дня… Перебирали варианты, просчитывали возможные служебные неприятности, соотнося их с отдельно взятой человеческой судьбой.

За этими занятием их и застал прибывший из. ГУВД по своим журналистским делам майор Виноградов…

— Вот, такая ситуевина. Что скажешь?

— Да уж… Не знаю, братцы! — честно развел руки Владимир Александрович.

Собственно, никаких особо ценных мыслей и рекомендаций от него никто и не ждал, но все равно по лицам коллег промелькнуло обидное разочарование:

— Ладно, Саныч. Дописывай, чего тебе там надо…

Замигала лампочка на телефонном пульте. Начальник розыска придавил пальцем нужную кнопку внутренней связи и рявкнул:

— Слушаю!

— Это дежурный. Проверяющий из ГУВД у вас?

— Какой проверяющий? — не понял главный районный сыщик.

— Ну как его… майор Виноградов?

— Тоже мне, нашел проверяющего. Это же наша гордость! Российский Сименон, золотое перо милицейского главка… — хмыкнул хозяин кабинета, покосившись на Владимира Александровича и его многочисленные выписки. — Он тут про нас целый роман готовится создать, в стихах, а ты — «проверяющий»!

— Его к телефону. Переключить? — для престарелого милицейского офицера все, кто приезжал «сверху», были начальством. И относился он к ним соответствующим образом — на всякий случай.

— Давай!

Виноградов, с трудом дотянувшись через стол, принял трубку:

— Слушаю.

— Саныч, это ты? — Как всегда, заместитель редактора «Криминального обозрения ГУВД» забыл представиться и пришлось узнавать его по голосу.

— Допустим. Чего надо?

— Слушай, тебе надолго там?

— Ну это как сказать… — пожал плечами Владимир Александрович. И уточнил: — Смотря в чем дело.

— Понимаешь, тут накладочка…

В хозяйстве, которым заведовал собеседник, постоянно случались накладочки разного уровня необратимости. Газета главка давным-давно образовала в умах и душах ее сотрудников гремучую смесь из милицейского отношения к службе и присущей журналистам, как творческим личностям, безалаберности — поэтому в ходе технологического процесса подготовки очередного номера там И сям постоянно гремели локальные взрывы.

— Короче!

— Саныч, выручи, а? Ребята из Пулково сообщили — у них какое-то задержание в международном аэропорту, скандальчик. Понаехало прессы… А наших нету! Это, по-твоему, справедливо?

— Нет, не справедливо, — согласился Виноградов. — Надо кого-то послать!

— Некого! — простонал заместитель редактора.

— Ну уж… — Ехать в другой конец города не хотелось.

— И машины нет! — А это уже больше по ходило на предсмертный всхлип: — Выручишь?

Действительно, собеседник не врал — весь автотранспорт пресс-службы вчера откомандировали на операцию «Урожай», гоняться по полям области за расхитителями корнеплодов.

А Виноградов, как-никак, был на колесах…

— Ладно, еду.

— Давай, родной! Потом отзвонись, я вечером дома.

…По пути в международный аэропорт Пулково-2 машину Владимира Александровича дважды останавливали инспектора ГАИ — первый раз за дело, а второй просто так. И потерял бы он массу времени и еще больше денег, если бы не милицейская солидарность — даже среди самых свирепых ребят с полосатыми жезлами обижать «своих» считается дурным тоном. Вполне достаточно показать коллегам служебное удостоверение… Хорошо!

Впрочем, может быть, из-за этого ощущения безнаказанности сотрудники органов внутренних дел разбиваются в дорожно-транспортных происшествиях чаще и страшнее, чем законопослушные граждане — автолюбители.

Но, как бы то ни было, вскоре майор уже протискивался через толпу журналистов к двери с лаконичной надписью «Таможня»:

— Пропустите… Прошу прощения!

— Виноградов? И ты здесь?

— А, привет! Извините, девушка… Разреши?

— Не будь гадом Саныч! Поделись информацией-то?

— Ребята, потом… Сам только что приехал, видите же!

Майорское удостоверение подействовало безотказно — на всякий случай имелась и репортерская аккредитационная карточка, но ее лучше было приберечь для других случаев…

Оказавшись внутри, Виноградов почувствовал, что в переполненной людьми досмотровой комнате долгое время уже никем не произносилось ни слова. Напряженная тишина густо обволакивала присутствующих, почти одновременно повернувшихся к Владимиру Александровичу.

— Это кто? — процедил расположившийся у окна холеный бугай в серебристом костюме. Второй такой же подпирал могучей спиной противоположную стенку — и вид у обоих был до неприличия наглый.

— Кто надо! — огрызнулся из-за стола знакомый Виноградову капитан РУОПа. Впрочем, он вовсе не выглядел хозяином положения, так же как и склонившийся над заполненным бланком рапорта старший сержант в милицейской форме.

Пятым в комнате был красный от возбуждения и обиды дежурный инспектор таможни, а в дальнем углу нервно выстукивал пальцами по столу мелодию хачатуряновского «Танца с саблями» господин средних лет. Причем, глаза его выражали почти животный ужас и одновременно — некое тайное знание, что все образуется само собой.

— Здорово! — Владимир Александрович по очереди пожал руки оперативнику, милиционеру и хозяину. Остальных решил игнорировать: — Что стряслось-то?

Нельзя сказать, что отношения у Виноградова и части сыщиков из Регионального управления по оргпрестутшости сложились — скорее, наоборот. Майор называл РУОП «рабоче-крестьянским ФБР советского разлива», а кое-кто в этой почтенной организации считал его отъявленным коррупционером в погонах, который лишь по стечению обстоятельств еще находится на службе и вообще на свободе.

Однако сейчас было не до старых обид: оперу требовалось выпустить пар, вот он и заговорил — громко, с матерками, демонстративно не обращая внимания на злобную мимику замерших по сторонам бугаев:

— Понимаешь, какое дело…

Получалось, что буквально несколько часов назад «источник» РУОПа в одной из этнических кавказских преступных группировок сообщил, что их боевики готовятся совершить нападение на прибывающего из-за границы курьера. Якобы, тот должен привезти в Россию целый чемодан нелегальной валюты… Имелись только приметы и номер рейса.

Решили рискнуть. Приехали. Подключили таможню.

На всякий случай, пассажиров приземлившегося рейса досмотрели не там, где обычно, а у запасного выхода. Описанию соответствовал только один — с сумкой через плечо и тяжеленьким чемоданчиком. Предъявив депутатскую ксиву, этот господин попытался пройти без досмотра…

— Я, блин, как почувствовал! Думаю: «Эх, была не была…» И как только он декларацию «чистую» сдал, скомандован все-таки тормознуть.

— Депутата чего?

— Государственной думы.

— Это — круто! Молодец… — от души, уважительно присвистнул Виноградов. — И что?

— Обнаружили! — подал голос таможенник и потянулся было к лежащему перед ним кейсу.

т — Не трогать! — оглушительно рявкнул, подавшись вперед, тот, что стоял у окна.

Инспектор отдернул руки, но виноградовский собеседник только поморщился:

— Пош-шел ты…

К изумлению Владимира Александровича, бугай стерпел и только громко сглотнул слюну. Тем временем опер щелкнул кодовыми замками:

— Ну как?

— Да-а! — Бархатная утроба портфеля была плотно забита единообразными банковскими упаковками стодолларовых купюр США. — Впечатляет…

— Чистая контрабанда, — покосился на человека в серебристом костюме инспектор таможни.

— Поздравляю!

— Пока не с чем. У него, пидора, — руоповец кивнул в сторону холеного господина, — неприкосновенность и всякое такое… Понаехало сразу же всяких!

Красноречивый взгляд отпечатался на тех, кто расположился у стеночек, а потом ушел в сторону внутренней двери с табличкой «Начальник смены».

— А кто они такие-то? — вовсе невежливо игнорируя тех, о ком идет речь, поинтересовался майор.

— Эти? Щас… — Оперативник придвинул к себе черновой журнал и сделал вид, что освежает память: — Как же их… А-а, вот! Служба охраны, ГУО — оберегают покой Межпарламентской Ассамблеи.

— Столичные штучки?

— Да нет, это у нас, в Питере, — Таврический дворец.

— Понял. Развелось дармоедов…

— Резвитесь, ребята, резвитесь! — зловеще процедил один из «серебристых». — Потом сочтемся.

— Слышь, Саныч — это намек! На то, что когда я стану депутатом, он меня охранять не станет.

— Знаешь что, мент…

Еще секунда, и начали бы стрелять. Даже Виноградов заметил, что ладонь его незаметно и непроизвольно стискивает вспотевшую рукоятку «Макарова».

— Я, падла, таких, как ты!

Обошлось… Громко стукнула об стену распахнутая настежь дверь начальственного кабинета — и в комнате досмотра народу сразу прибавилось.

— Все в порядке, — не обращаясь ни к кому персонально констатировал возглавляющий процессию мужчина. В принципе, он представлял из себя всего лишь копию двух других «серебристых»: разве что, лет на десять постарше, да костюмчик сидит повальяжнее, чем на них.

— Иван Альбертович? — из-за плеча высокопоставленного сотрудника Главного управления охраны шагнул заместитель начальника питерского РУОПа.

— Да! — вскочил из угла виновник торжества.

— Вы свободны. — Глядя на старого сыщика, хотелось плакать и скрипеть зубами.

Депутатское удостоверение с гербом и заграничный паспорт перешли из рук в руки:

— Извините…

— Ничего, бывает! Понимаю — служба. — Торжествующий Иван Альбертович не сдержался: — Усердие, так сказать, не по разуму… Можно забрать вещи?

Старавшийся держаться в тени толстяк со знаками различия советника таможенной службы кивнул:

— Пожалуйста.

— Всего доброго! — И чемоданчик с валютой опять оказался в руках счастливого обладателя депутатской неприкосновенности.

Улыбнувшись всем вместе и каждому в отдельности, Иван Альбертович шагнул навстречу истомленному ожиданием морю пишущей и снимающей братии. За ним, с непроницаемыми физиономиями, проследовали сопровождающие в штатском…

— Блядь косая, — покачал головой представитель РУОПа, когда дверь за ними закрылась. — Надоело… Уйду, к ежкиной матери, на пенсию!

Таможенный советник развел руками и многообещающе посмотрел на своего подчиненного: с тобой, мол, потом разберемся! Тот переглянулся с опером, и оба почуяли неминуемые проблемы в ближайшем будущем.

— Товарищи, разрешите? — заерзал на стуле сержант и попросился выйти. Его сразу же отпустили за ненадобностью, а вслед отправился и сам Виноградов.

Владимир Александрович считал, что отношения начальников с подчиненными — штука интимная и всегда в той или иной степени напоминают половой акт. А он никогда не был любителем группового секса…

Машину Виноградов загнан на стоянку уже в темноте. Аккуратно втиснулся между соседями на свое место, выключил свет и повернул ключ в замке. Рука ощутила приятную тяжесть металла — брелок, купленный на остатки песет перед отъездом из Мадрида, заставил еще раз прокрутить в памяти события последней «командировки».

…Тогда, после жуткой попойки с Френкелем, он проснулся без всякого желания продолжать жизненный путь.

— Эй, Саныч! Вставай.

Но Виноградов только промычал что-то, залез с головой под вонючий плед и поджал колени.

— Вставай. Пора звонить… — Василий призывно щелкнул колечком пивной банки прямо над ухом майора.

Это подействовало. Владимир Александрович ухватился за холодный цилиндр и припал к нему губами.

— Куда звонить? — оторвавшись в конце концов от живительного источника приоткрыл он глаза.

— Ну ты даешь! Мы же договорились.

— Не помню, — честно признался Виноградов. — Но верю… Тебе — верю!

Вскоре он уже тупо разглядывал клавиатуру поданного Френкелем мобильного телефона:

— Все тот же?

— Да, спасибо француженке. Трубка хорошая, пусть еще нас разочек выручит, а то эту квартиру светить не хочется.

— Подожди, номер вспомню…

Наконец все цифры кода и абонента выстроились в мозгу в неустойчивое подобие шеренги.

— Слушаю вас, — ответила девушка.

— Будьте любезны, позовите пожалуйста…

После обмена условными фразами Виноградова соединили с Генералом:

— Слушаю.

— Это я, — представился Владимир Александрович.

— Где ты находишься? Что случилось? — Кажется, старик был не на шутку взволнован.

— Извините, я трубочку передам…

— Здравствуйте, говорит некто Френкель! — Василий перехватил мобильник, пока на том конце, линии не прервали разговор. — Припоминаете?

— Припоминаю, — прозвучало после не продолжительной, но напряженной паузы. — Что вам угодно?

Это было сказано тоном потомственного дворянина, впустившего в квартиру патруль матросов из ВЧК. Френкель даже смутился:

— Мы тут выручили из серьезных неприятностей вашего человека… — Разговор занял не меньше десяти минут, но в конце концов стороны пришли к следующему соглашению.

Василий продолжает укрывать у себя обложенного и гонимого со всех сторон Виноградова, переправляет его в указанное Генералом место и в дальнейшем продолжает выполнять достигнутые ранее договоренности относительно исхода «евро-долларовой» сделки. Те же, кого представляет собеседник, должны оказать в ответ небольшую услугу.

А именно: требовалось найти и доставить на встречу некоего бывшего советского гражданина, а ныне жителя Германии Эриха Юргенса. Причем — в целости и сохранности!

— Первый раз слышу, — пожал плечами на другом конце линии старик. Он уже записал надиктованные Френкелем установочные данные и теперь ждал продолжения.

— Вполне возможно… Но те, с кем я беседовал в гостинице «Дон Мануэль», говорят, что он уехал из Хихона к себе, во Франкфурт-на-Майне.

— Допустим.

— У меня нет возможности найти его быстро. А у вас — есть! Этот Юргенс — очень криминальный тип, такие должны состоять на специальных учетах. Ваша контора имеет свои доверительные источники и в немецкой полиции, и в среде выходцев из стран СНГ… Верно?

— Не стоит преувеличивать.

— Во всяком случае, мне этот господин нужен. — Зазвенел металлом в голосе Френкель. Сидящий рядом Владимир Александрович даже поежился. — И ваши шансы найти его — предпочтительнее.

— А зачем?

— Это мое дело, верно?

— Допустим! — Генерал, судя по всему, догадался, что интересующий собеседника человек имеет непосредственное отношение к предстоящей сделке. И что будет возможность побеседовать с ним до предполагаемого обмена на Виноградова. Однако, будучи опытным профессионалом, он прекрасно понимал, что «заказчик» ничем не рискует — даже если выпотрошить немца до донышка, использовать информацию не получится. Что с ней делать дальше, знает только Френкель… Недаром современные правоохранительные и криминальные системы построены так, что предательство одного, даже самого важного, человека всерьез повредить им не может. — Сколько у меня времени?

— Ч ем раньше, тем лучше! Вы ведь хотите снова увидеть своего бравого майора? Не дай Бог, если он попадет в руки Интерпола или еще кого похуже…

— А если я не смогу вам помочь?

— Нам! — уточнил «одинокий волк» Василий. — Нам помочь, обоим… Не говоря уже о сидящем рядом со мной Владимире Александровиче.

— Бросьте, — хмыкнул Генерал. — Вы же не станете ликвидировать своего приятеля?

— Не стану. Я просто отпущу его на все четыре стороны. И не пройдет получаса, как товарища майора без документов и с подозрением в соучастии в неприглядных делах арестует первый же попавшийся на улице полицейский.

— Почему без документов? Дайте мне его! — забывшись, скомандовал человек на другом конце телефонной линии.

— Да пожалуйста, — не стал перечить ухмыльнувшийся Френкель и передал трубку Владимиру Александровичу. — Сейчас, ваше благородие…

Пришлось коротко изложить старику последовательность событий.

— Ты сам-то как? — с неожиданной заботой в голосе поинтересовался Генерал.

— Ну не лучшим образом, однако терпимо, — пожал плечами Виноградов. Он предоставил воображению собеседника создавать картину пережитых майором испытаний, среди которых жестокий похмельный синдром занимал отнюдь не последнее место…

…Первым делом Владимиру Александровичу сделали новые документы. Теперь он был гражданином Мексики по имени Хусто Мартинес.

— Интересно! Я был там. Пролетом… — Майор вспомнил прошлогоднее пересечение южной границы Соединенных Штатов и поежился.

— Это вовсе и не обязательно. Ну-ка, сравни… — продемонстрировал приятелю свой паспорт Френкель. Судя по гербам и печатям, они опять оказались «соотечественниками». Очень удобно — как уже знал Виноградов, для мексиканцев существовал безвизовый режим пребывания в Испании, Франции и ряде других государств.

— То же самое?

— Ничего подобного! У тебя «липа», а у мой — абсолютно подлинный.

— Подлинный? — удивился майор. — В каком смысле?

И тут он с удивлением услышал историю о том, что стать гражданином страны кактусов и текилы можно почти законно и с минимальными затратами. Следовало только приехать в какой-нибудь крохотный, забытый Господом городок подальше от столицы и заплатить главе местной администрации символическую сумму. Затем, получив на руки выписку из соответствующей толстой книги о том, что вы родились именно в этом месте от родителей-мексиканцев, решать вопрос с организацией вроде наших военкоматов. Это тоже стоит сущие копейки, а тем, кому больше сорока одного года, и женщинам подобная процедура вообще не нужна.

Теперь самое время подавать заявление в МИД на оформление загранпаспорта. И если не хочется долго ждать — вручите кому следует из чиновников конвертик за хлопоты.

Нет проблем! Вы уже ездите по планете с подлинным, прошедшим через все компьютеры документом.

Все удовольствие — примерно две тысячи баксов…

Френкель протянул обратно виноградовский «липовый» паспорт:

— В случае чего сойдет, но лучше все-таки по улицам не шляться и перед носом у патрулей им не трясти.

— Да, пожалуй! — согласился Виноградов, приготовив себя к полной опасностей и приключений жизни иностранца-нелегала.

Но следующий разговор с Россией состоялся даже раньше, чем они ожидали, — звонок поставленного на подзарядку мобильника застал их в одном из портовых районов Бильбао.

— Алле? Кто это?

— А кто нужен?

Собеседники узнали друг друга по голосу и обошлись без формальностей. Генерал сообщил, что «товар для обмена» уже у его людей и сделку совершить можно будет в ближайшую среду.

— А где? — покосился на Виноградова «тюремщик». За эти дни они настолько привыкли друг к другу, что иногда обходились вообще без слов.

Генерал назвал небольшую страну в Северной Европе и под запись продиктовал необходимые ориентиры и номер задействованной машины.

— Когда?

Собеседник ответил. Потом поинтересовался:

— Мой человек в порядке?

— Пока — да. Но проблема еще доставить его туда, куда вы сказали. Все-таки две границы…

— Помочь?

— Справимся.

— Только без лишних… телодвижений. Ладно?

— Обижаете! Мы же приличные люди. Кстати, а как наш «товар»? Не повредили при транспортировке?

— Он сначала не очень хотел ехать. Пришлось уговаривать… Но сейчас все в порядке.

— Тогда до встречи!

— Всего доброго.

Так вот и вышло, что во вторник вечером Виноградов уже шагал вслед за Френкелем и его людьми вдоль трассы по притихшему скандинавскому лесу. До прибытия рефрижератора оставалось не менее трех часов…

…Владимир Александрович как-то незаметно успел озябнуть. Не то чтобы от платной стоянки до его дома было далеко, но после теплого уютного салона идти под моросящим питерским дождиком удовольствия мало.

Хорошо, что на этот раз все позади! И обмен его на злополучного немца, и засада, и взрыв на трассе. Хорошо, что под руку подвернулся Сурен с деньгами — а то вообще бы пришлось неизвестно каким образом выпутываться.

А так — попарился в искусственных тропиках, вышел на повторную связь с Генералом. И через некоторое время на Рыночной площади успевшей поднадоесть скандинавской столицы уже орошал его седой хохолок слезами радостного возвращения.

Сказалось нервное перенапряжение.

Виноградов не очень отчетливо помнил свой первый доклад, дорогу к российской границе, таможенные формальности… И наспех, чуть ли не на самой лестничной площадке перед квартирой, сунутый предусмотрительным стариком пакет.

Огромный пакет — с сувенирами для жены и детей.


* * *

Опоздание больше чем на три минуты считается неприличным.

Со стороны ничего заметно не было, но те, кто хорошо и долго знал Генерала, решили бы, что старик очень нервничает. Что же поделаешь — возраст! Впрочем, хорошо знавшие его долго не жили…

Служебная серая «Волга» с номерами одного из управлений пароходства выкатилась на причал Второго района Морского торгового порта.

— Это здесь. Вон, стоит!

— Тормози.

Туман… Где-то впереди скрежещет металлом огромный, раскорячившийся на рельсах башенный кран. Надрываются сытые чайки. То и дело выскакивают на асфальтовый пятачок угрожающе обнажившие матовые лезвия клыков автопогрузчики: выхватывают что-то из нескончаемого штабеля разноцветных поддонов и исчезают с добычей в распахнутом чреве кирпичного склада.

Протяжный, тоскливый гудок покидающего рейд теплохода режет душу и выворачивает ее наизнанку.

Закрывая и без того скудную панораму гавани, прямо напротив чернел помятый и обшарпанный борт уже начавшего опорожнять трюма сухогруза. Название этой посудины на русский язык не переводилось, но где-то вверху лениво полоскался на ветерке флаг некоего малоизвестного исламского государства, никогда не имевшего выходов к морю.

— Не забудь про контрольное время.

— Есть! — Водитель-охранник, облаченный по этому поводу для конспирации в красивую морскую форму с эмблемами «Инфлота», кивнул и остался за рулем — свои действия при возникновении нештатной ситуации он представлял…

Старик энергично отжал ручку двери и выбрался из автомобиля. Подошел к борту:

— Здравствуйте!

— Здравия желаю.

Аккуратный, откормленный солдат-пограничник второго года службы без интереса оглядел подошедшего:

— Документы, пожалуйста.

— Да-да, минуточку! — зашарил по карманам визитер. Седенький, худощавый, в плаще времен московской Олимпиады и с кожаной папкой в руках… Очередной мелкий чиновник из портовой конторы или морского агентства. — Вот!

— Заранее надо готовить.

— Извините.

— Ведь не первый же, наверное, год работаете! — наставительно сдвинул брови солдат. Взял потрепанное удостоверение и пропуск-вкладыш на иностранные суда. Сверился с фотографией. — Проходите!

Документы исчезли в специальном ящичке перед трапом, а посетитель поднялся наверх — туда, где начиналась юрисдикция другого государства. Строго говоря, это была уже не Россия…

Собственно, на данной норме международного права и строился расчет. Прокуратурой Российской Федерации уже давным-давно было выписано постановление на арест всех видных лидеров вооруженных сепаратистов — в том числе и того, который любил называться Посланником.

Поэтому, получив приглашение Генерала прибыть на встречу, он так и не решился ступить на вражескую территорию — слишком был умен и осторожен. Видная фигура в руководстве мятежников, Посланник и жив-то оставался до сих пор только потому, что не верил даже собственным детям — а уж что говорить о нынешних партнерах! Даже если и не «подставят» под случайную милицейскую облаву, то запросто могут организовать что-нибудь вроде несчастного случая.

Аллах Всемогущий, как и христианский Бог, оберегает предусмотрительных… Здесь, на борту иностранного судна, российским правоохранительным органам было его не достать. Теоретически.

Посланник понимал, что это лишь иллюзия относительной безопасности от спецслужб — такая же призрачная, как на улицах тихой Женевы или в тропических джунглях.

А на берег он и не собирался! Так и сидел в тесноватой каюте второго штурмана, разглядывая через иллюминатор знаменитое золото питерских куполов и шпилей — впрочем, с его борта видно было в основном единообразные трубы и причальную стенку судоремонтного завода.

…В тот момент, когда старик решительно взялся за леера крутого металлического трапа, Посланник занимал себя чтением. Внимание на русском тексте концентрировалось плохо — и вовсе не из-за проблемы с переводом, языком он владел прекрасно, значительно лучше многих москвичей и сибиряков. Просто — тревожное ожидание опасности: время встречи, назначенной Генералом, приблизилось, и теперь в любой момент надо было быть готовым.

Неразлучный здоровяк-телохранитель настаивал, чтобы на время стоянки у берегов России его подопечный максимум времени проводил в одном из трех специально оборудованных тайников, но с точки зрения горца это было бы слишком унизительно. Поэтому Посланник ограничился тем, что перебрался из единственной пассажирской каюты, в которой прожил весь рейс и которую можно было считать засвеченной, в расположенное на другом конце судна обиталище вахтенного помощника капитана.

В принципе, спрятаться он успеет — о малейшей опасности предупредят расставленные повсюду «матросы», а остальное в руках Всевышнего и Милосердного…

Человек, называвший себя Посланником, покосился на темные лампочки тревожной сигнализации и снова раскрыл книгу:

«…Вот так, может, за папиросу и кружку пива Максим отдал душу. Впрочем, бывает, что и очень умные люди отдают ее: ради красного словца.

Ну конечно, дьявола так не устраивает, получается, что и сделки никакой не было. Ведь зло и потеря души — когда дьявол может действовать через человека. Понятно? Сам факт договора ерунда, главное — дела, совершенные человеком вследствие этого договора, понял? Дьявол готов и без договора помогать, лишь бы помогать…»

— Ерунда! — Мужчина перевернул глянцевый томик и в очередной раз посмотрел на обложку: в качестве автора значился некто Владимир Шинкарев. Что-то смутно знакомое? — Впрочем…

Он старался следить за новинками литературы — и из художественной предпочитал персидские стихи и русскую прозу. В первую очередь потому, что на его родном языке практически ничего никогда не издавали.

Перед отходом из Гамбурга таинственный пассажир, внесенный в судовую роль в качестве «представителя судовладельца», накупил в эмигрантском квартале с полдюжины современных детективов, томик Чехова и еще парочку книг малопонятного жанра, которые. ему выдали за юмористические.

Это помогло скоротать время…

Ласково замигала синяя лампочка: все в порядке, прибыл гость, он один, и ничего подозрительного вокруг судна не наблюдается… .

Сопровождающий постучат костяшками пальцев о металл, и, получив разрешение, впустил Генерала в каюту:

— Здравствуйте!

— Садам!

Следовало обменяться рукопожатием, но оно так и не состоялось — ограничились сдержанными кивками.

— Прошу, присаживайтесь.

— Благодарю.

— Кофе, чай?

— А не отравите? — улыбнулся гость.

— Зачем? — поднял брови хозяин.

Действительно, видимых причин для этого не было, и старик согласился:

— Тогда чаю… Не очень крепкого — сердце, знаете ли!

Хозяин отдал распоряжение на своем родном гортанном наречии, дверь закрылась, и собеседники остались одни.

— Итак?

— Почему вы сразу не сказали, что валюта фальшивая?

— Фальшивая? — Человек, называвший себя Посланником, хотел было сделать удивленный вид. Но потом передумая: — Какая разница? Чемоданчик ведь уже у вас…

— Да, эти доллары теперь у меня, — кивнул старик. Выдержал паузу и добавил: — Но я вам их не отдам. Пока…

— Почему? — окаменел лицом собеседник.

— Время прошло, изменились условия.

Посланник смотрел на сидящего напротив человека скорее с недоумением, чем с ненавистью:

— Странно… Зачем тогда было назначать эту встречу?

— Ну у нас появились теперь новые предложения, которые безусловно стоит обсудить.

— Шутите?

— Отнюдь! — Не похоже, чтобы Генерал откровенно издевался. — Отнюдь…

Опять раздался негромкий стук хорошо выдрессированной судовой прислуги: на столике перед напряженно молчащими мужчинами возникло все, необходимое двоим для чаепития.

— Жаль… — первым нарушил тишину после ухода стюарда хозяин. — Очень жать этих несчастных русских парней — я имею в виду ваших солдат. В плену и так никому не сладко, а уж теперь! Вместо того, чтобы скоро оказаться дома, с папой и мамой… Вы представляете, как это больно — когда с живого человека сдирают кожу? Выкалывают глаза? Сажают на такой длинный, деревянный кол?

Старик молчал, но пиала в его руке едва заметно дрожала — и хозяин продолжил:

— Знаете, Генерал… Перед смертью каждому из них обязательно расскажут, что во всем виноваты вы. Лично вы! Ваша жадность и деловая… непорядочность.

— Зачем?

— Вы же помните — чемоданчик в обмен на ваших пленных солдат. Тогда все стороны считали сделку вполне привлекательной.

— Я могу предложить вам нечто значительно более ценное, чем какие-то два с лишним миллиона поддельных американских долларов!

К удивлению Посланника, голос у гостя ничуть не изменился: спокойный, уверенный… А дрожь в руках — это, видимо, всего лишь возрастное.

— Слушаю. — В конце концов, выставить его с судна всегда успеется. До отхода из порта почти сутки, но люди Генерала вряд ли посмеют пойти на дипломатические осложнения. Придется, конечно, принять дополнительные меры предосторожности, но…

— Позволю себе начать с начала. Не возражаете?

— У меня пока есть немного времени! — Хозяин добавил себе еще немного золотистой и ароматной жидкости. — Когда надоест — обязательно скажу…

Генерал проглотил и этот плевок — с его точки зрения, хозяин был в их деле всего-навсего перспективным, достаточно толковым мальчишкой с непомерными амбициями.

— Мы тоже с самого начала охотились за этим чертовым «чемоданчиком». Шли почти след в след за людьми нашего общего одноухого знакомого — вы, надеюсь, понимаете, о ком речь?

— Допустим, — пожал плечами Посланник.

— Но мы опоздали…

— Значит, это он украл валюту?

— Нет. И нас, и его опередили. Причем, люди, не признающие ни авторитетов, ни правил игры… Ладно, не важно! Словом, оперативную информацию о том, кто присвоил фальшивые доллары, мы получили незадолго до встречи в Прибалтике.

— То есть когда я предлагал сделку…

— Да! К тому моменту мы не только знали о том, у кого валюта, но и предприняли ряд шагов по ее изъятию.

— В каком смысле?

— Старинный способ — обыкновенная «кукла». Ничего не стоящие куски нарезанной бумаги, вручаемые взамен денег.

— Я знаю, что в вашем преступном мире называют «куклой».

— Тем более! Для начала требовалось чем-то соблазнить потенциального «партнера». Придумали историю с якобы похищенной «евровалютой», обставились разными документами, а затем через свои каналы в организованной преступности подкинули господину Френкелю наживку.

— Что это такое — «евровалюта»? — переспросил хозяин, откладывая в память прозвучавшую из уст собеседника фамилию.

— Не важно… Фантики! Долго рассказывать. Очень интересный экономический проект, но к нашей истории он отношения не имеет.

— Постойте-ка! — на восточный манер хлопнул себя ладонями по коленкам Посланник. — Это что — вы нам в Москве того придурка с сумкой подставили? Документы на счет Испании, «надежный канал переправки чего-то там на Запад»…

— Да, чего уж! Не хотелось выпускать ситуацию из-под контроля — чтобы вы, упаси Боже, не стали чего-нибудь сами ворочать. Зря обижаетесь. Главное — результат, верно?

— Я не обижаюсь.

— Вот и чудненько… Только-только кончики между собой увязались — на ловца зверь и выбежал! То есть нас же самих господа разбойнички попросили проверочку провести, все ли с предложенной сделкой чисто. Ну мы, конечно, не отказали. А для полноты и достоверности даже своего человека втемную использовали.

— Что за человек?

— Да не важно. Расходный материал… — отмахнулся старик. — Главное, что та сторона лично ему доверяла на сто процентов. И, надо сказать, парень постарался!

— Это он поехал в Испанию?

— Да! И в конце концов убедился сам и искренне убедил своих друзей в подлинности предложенного товара. Состоялась сделка, наш «продавец» осчастливил партнера толстыми пачками «фантиков», а взамен получил заветный чемоданчик с долларами.

— Тоже фальшивыми?

— Ну тогда почти все уже знали о том, что они фальшивые. Нас, впрочем, это не смущало… Главное, что валюта попала от нашего парня к неприкосновенному Ивану Альбертовичу, который ее, хотя и не без приключений, доставил в Россию.

— Да, шуму было много! — кивнул хозяин. И добавил: — Он рисковал. Несмотря даже на свою депутатскую неприкосновенность…

— Обошлось! Вовремя подстраховали. Собственно, человек, который один раз сломался и был готов отвезти что-то нелегальное за границу, — без особых проблем согласится выполнять и обратную задачу. Но — Бог ему судья! — Генерал улыбнулся и с удовольствием положил в рот красную, осыпанную сахарной пудрой пастилку. Собеседник прищурился:

— И зачем вы все это рассказали? Собственно, мне не так уж важно знать, каким образом у преступников отобрали похищенное. — В чуть раскосых пронзительно-черных глазах промелькнула догадка: — Торгуетесь? Цену набиваете?

— Как не стыдно… Вы же не дослушали! — отставил старик фарфоровую чашку. Продолжил: — Ну разве вам не интересно узнать, что стало с человеком, имя которого только что прозвучало?

— Вы имеете в виду похитителя?

— Да. Господин Френкель… Он успел насолить очень многим! Даже настолько уважаемая организация, как Интерпол, готова была поступиться многими принципами, чтобы заполучить этого «одинокого волка».

— Такой опасный?

— Они разыскивали Френкеля за связи с басками из ЭТА, за участие в акциях германской РАФ и Ирландской республиканской армии… Я читал ориентировку — жуть: убийства полицейских и мирных граждан, неоднократное сопротивление аресту, вооруженные грабежи, контрабанда, подделка документов. — Старик сокрушенно покачал головой и продолжил: — Вот я им его и сдал! Вместе со всеми «фантиками» в придачу. А взамен господин Боот вручил мне вот это…

Наконец, очередь дошла и до кожаной папки. Раскрыв ее, Генерал протянул собеседнику несколько довольно качественных ксерокопий.

— Что это?

— Посмотрите! — Он и сам с удовольствием глянул на ровные столбики индексов, подписи, даты, фамилии, оттиски печатей и фирменных бланков. — Движения по некоторым счетам в западноевропейских банках, преимущественно — Швейцария и Германия.

— Не понимаю.

— Ой да бросьте! То-то у вас физиономию перекосило… Конечно, данные по обезличенным, «номерным» счетам являются строжайшей коммерческой тайной — и единственная организация, которая иногда имеет к ним доступ, — какая? Правильно, Интерпол!

— Ну допустим. И что с того?

— Знаете, я не силен во всяческих дебетах-кредитах, депозитах и прочем, но… Специалисты уверяют, что документы крайне любопытные. — Генерал почти силой вытянул обратно из рук сидящего напротив человека тонкую бумажную пачку. — Скажем, вот этот показывает фактический путь валютных пожертвований одной богатой мусульманской страны: сколько поступило на нужды сопротивления от братьев по вере, сколько разворовано, как… И даже — кем: фамилии, конечно, нет, но зато имеется несколько букв и цифр! Полюбуйтесь, остатка денег едва ли хватит на пару подержанных автоматов Калашникова. Верно?

А теперь посмотрите-ка! Вот из этой огромной благотворительной суммы Международного общества Красного Полумесяца сразу же уворовано больше половины — потом доллары, конечно, раскидали дальше, но крайним опять оказывается обладатель все того же номерного счета…

— Очень мелкий и некрасивый шантаж. Провокация! — поморщился видный деятель борьбы за независимость горских народов. — Простые люди доверяют нам и просто не поймут всех этих заумных выводов.

— Эх, молодой человек… Никогда не следует недооценивать соотечественников. Даже таких забитых и диких! Кроме того, подумайте — что скажет человек, которого вы все называете своим Президентом? Что он скажет, прочитав вон ту последнюю страничку?

Старик поправил ладошкой седой хохолок:

— Представьте себе искреннее удивление уважаемого человека: кто-то распоряжается его личным секретным счетом, как своим — и отнюдь не в сторону увеличения!

— Между собой мы как-нибудь разберемся! — Прежде чем ответить, собеседник с трудом проглотил застрявший в горле тяжелый ком.

— Возможно! Возможно… Ничуть не сомневаюсь в ваших ораторских способностях. Но насколько я знаю того, о ком мы сейчас говорим — узнай Президент о том, что его кто-то потихоньку обворовывает, этого бедолагу сначала оставят калекой на остаток жизни и лишь после этого предоставят возможность объясниться.

— Чего вы хотите? Ладно, оставьте валюту себе.

Генерал поднял брови:

— Имеется в виду чемодан фальшивок? Или все деньги на тех счетах, о которых я только что так красочно рассказывал?

Собеседник опалил его взглядом:

— Негодяй!

— Вы тоже не букет фиалок…

Оба непозволительно долго справлялись с собой. Наконец заговорил Генерал:

— К искреннему сожалению, воспользоваться подобными банковскими депозитами постороннему практически невозможно. За то — мы готовы через европейских коллег их заблокировать и дать в прессу организованную утечку… С соответствующими комментариями! Представляете? Подрыв национально-освободительной идеи, спонсоры чувствуют себя оставшимися с носом, международная гуманитарная помощь приостанавливается… А лично для вас, как обладателя и распорядителя того самого «номерного» счета, о котором мы вели речь, все закончится небольшой, но болезненной экзекуцией в узком кругу сподвижников мятежного Президента.

— Что вам нужно? — повторил «пассажир» иностранного сухогруза.

— Поделитесь! — опустил в рот очередную пастилку старик. Потом аккуратно вытер губы и прокомментировал: — Все предыдущие договоренности остаются в силе. Забирайте свой чемоданчик — его доставят прямо на борт после моего ухода. А с завтрашнего дня хотелось бы уже увидеть по телевизору, как полевые командиры возвращают матерям сыновей… Ладно? Журналисты, они такие — очень любят разнообразные жесты доброй воли!

— Хорошо. Дальше!

— Все очень просто. Я сейчас оставлю но мерок счета в одном из солидных банков — он тоже анонимный и, на мой взгляд, ничем не хуже тех, которые обозначены в этих списках. Вам потребуется только совершить самый простенький трансфер — перебросить на него… скажем, двадцать миллионов!

— Долларов?

— По поводу рублей или «евровалюты» я бы такого уважаемого человека не стал беспокоить.

— Это — грабеж! Больше половины…

— Не надо преувеличивать. Впрочем, как хотите.

Человек, который любил, чтобы его назы-вш1и Посланником, в раздумье почесал переносицу:

— После этого мы в расчете?

— Да. Разумеется!

— А где гарантии…

— Не смешите. Ничто так не связывает, как взаимные финансовые интересы. Тем более когда они несколько выходят за общепринятые рамки законности.

— Мне трудно вам что-то возразить! — Хозяин оценивающе посмотрел на Генерала.

Пожалуй, названная сумма не слишком велика, если в обмен удастся заручиться поддержкой такого мощного и влиятельного союзника, как этот старик. Президент, в конце концов, не вечен — война все-таки, спецслужбы… Уже было несколько покушений, да и вообще! После его гибели неминуемо начнется драчка за трон, и вот тут-то неплохо подстраховаться.

К тому же неминуемо настанет время для расчетов — недаром итальянцы говорят, что месть, это такое блюдо, которое следует кушать изрядно остывшим.

Хозяин потянулся к чайнику, наполнил пиалы:

— Я согласен!

— Вот и прекрасно. — Только сейчас стало заметно, насколько гость бледен и нездоров. По идее, в его возрасте следует нянчить внуков и по весне перекапывать приусадебные «шесть соток». — Вот и прекрасно… Рад, что вы отреагировали без лишних эмоций.

— Никогда не грешно поучиться у старших по ремеслу, — сделал Посланник на лице подобие улыбки. — А за учение надо платить!

Старик отставил пустую пиалу и посмотрел на часы:

— Пора! Очень жаль, но надо идти.

— Надеюсь, мы еще встретимся.

Действительно, и тот, и другой относились к категории профессиональных игроков — люди были для них не более чем неодушевленными исполнителями, и потеря пешки или даже ферзя огорчала, но в меру… Какой смысл стрелять в сидящего напротив за черно-белой доской человека, если всегда можно снова расставить фигуры и предложить сопернику реванш?


* * *

Что же касается Виноградова, то лично он с некоторых пор без энтузиазма относился к своей роли в разыгрываемых другими сложных партиях.

Молча прыгать по чьей-то воле с клетки на клетку? Чтобы потом быть съеденным неизвестно за что? Не хотелось. А присесть за шахматную доску в качестве игрока пока никто не приглашал…

Надоело! Совсем другое дело — наблюдать за чужими забавами со стороны. Ничем не рискуя и абсолютно ни за что не отвечая.

Чем, собственно, в данный момент Владимир Александрович и занимался.

— Товарищ майор! Будете? — Видеоинженер из пресс-службы уже окончательно освоился в новой обстановке и теперь по-хозяйски приглашал разделить трапезу.

— Давай. — Виноградов опустил бинокль, подошел к накрытому чистой белой скатертью столу и взял пластиковый стаканчик. — Спасибо.

Кофе можно было пить без отрыва от производства — все необходимое вынесли прямо на свежий воздух. Огромные термосы с кипятком, сахар, банки, пакетики… Публика с удовольствием налегала на выпечку и бутерброды.

— Хорошо, что дождя нет.

— Это точно…

— Передай-ка тарелочку!

— Пора, однако. Сколько на ваших?

— Без одной… Нет, ровно.

И в этот момент небо с треском и грохотом разорвали сигнальные ракеты — сначала две красных, потом зеленая.

— Блин! Мать его… — кто-то взвизгнул, кто-то расплескал содержимое стаканчика, а несколько бывалых, понюхавших пopoxy корреспондентов вжали головы в плечи и попытались присесть.

Виноградов тоже непроизвольно пригнулся — рука зашарила по боку в поисках кобуры и, наткнувшись на пустоту, смущенно занырнула в карман. По счастью, никто ничего не заметил…

Световые блики неторопливо рассеялись по укрытому облаками небу, и почти сразу же слуха достигла первая россыпь выстрелов.

— Вон, глядите!

— Где? Быстрее давай!

— Там, чуть влево — сразу за большим валуном… Не видишь?

— От-тлич-чно!

Коллегу из пресс-службы будто волной слизало — вместе со своим громоздким «бетакамом» он уже прыгал по нейтральной полосе, готовя достойный видеоряд для вечернего выпуска «Криминальных известий ГУВД».

А снимать было что…

Сначала из облетевших уже на осеннем ветру зарослей кустарника на открытое пространство выбежало несколько человек в грязно-сером, под цвет местности, камуфляже. Матово отсвечивая прозрачным пластиком защитных козырьков и полусферами шлемов, они довольно организованно перебегали от укрытия к укрытию.

Стали видны ярко-желтые повязки на рукавах.

Прикрывая друг друга, нападающие стреляли короткими очередями — и оружие в их руках казалось несколько непривычным отечественному взгляду.

Пока обходилось без видимых потерь…

Задача перед людьми в камуфляже стояла достаточно сложная — полуразрушенные артиллерийские бастионы, несмотря ни на что, представляли собой специально предназначенное для обороны сооружение. И те, кто скрывался за его каменными стенами, вполне грамотно использовали свое преимущество. Распределив сектора обстрела, они вели огонь через узкие щели амбразур и проломы в гранитных плитах. Впрочем, ни тем, ни другим дистанция пока не позволяла стрелять достаточно эффективно.

Но вот, наконец, одному из атакующих все-таки не повезло: удачный выстрел, вскрик боли… Опрометчиво подставленное под пулю плечо окрасилось кроваво-красным, и бедолага скрылся за валуном.

Вообще, огонь со стороны крепости велся довольно активный, но расчетливый — поэтому у противников «желтых» имелись все шансы удержать оборону.

— Вон, еще одного…

— Да они их, как котят, перестреляют, из укрытия-то!

И точно — автоматчик, попытавшийся неожиданным броском преодолеть расстояние от каменной кучи до «мертвого пространства», у стены словил сразу две очереди в грудь и в голову.

После чего скатился вниз по склону…

— Ну-ка, смотрите!

— А они их видят?

— Нет, вроде не должны.

Со стороны заброшенной и уже более полувека назад сгнившей пристани на каменистый берег высаживались еще трое — с желтыми повязками на рукавах и экипированные точно так же, как те, кого сейчас люди в крепости плотным огнем удерживали перед бастионом.

Без шума и суеты они вытянули из воды резиновую лодку, опустили на лица защитные козырьки, толково используя особенности рельефа, двинулись вперед.

— Классно!

Противник, увлеченный отстрелом копошащихся внизу фигурок в камуфляже, так ничего, кажется, и не заметил.

— Сейчас они им покажут, — вслух, неожиданно даже для самого себя, констатировал Владимир Александрович.

— Уже! — подтвердил его вывод сосед.

Действительно, веер радостных очередей и прицельных одиночных выстрелов недвусмысленно указал на то, что троица достигла цели.

Можно было легко догадаться, что сейчас происходит внутри: растерявшихся бойцов противника выводили из строя одного за другим — умело, без пощады и практически в упор.

Кто-то еще пытался дать отпор, но это лишь оттягивало неминуемый конец бойни:

— Все! Можно идти обедать.

— Хорошо бы…

Снизу, оглашая окрестности громкими победными воплями, карабкались на бастион основные силы «желтых». По пути они достреливали остатки патронов — скорее, от полноты чувств, чем для пользы дела. Все равно, ответного огня никто уже вести не мог.

Потом несколько долгих минут победители азартно и с удовольствием добивали последних защитников павшей цитадели — здесь было не принято брать пленных или самим сдаваться в плен.

— Не пора, однако? — спросил Владимир Александрович, оторвавшись от окуляров армейского полевого бинокля.

— Сейчас. Пусть потешатся!

Наконец в небо взмыла белая сигнальная ракета, возвестив участникам и зрителям об обязательном прекращении огня…

…Пэйнтбол — это такая интересная игра «в войнушку». Вроде «Зарницы», если кто еще помнит свое босоногое пионерское детство, только чуть-чуть подороже.

Веселые дядьки определенного достатка, их жены, сотрудницы и просто боевые подруги делятся на команды, экипируются в специальную униформу и, придерживаясь минимума установленных правил, расстреливают друг друга плохо смываемой краской.

Оружие для пэйнтбола очень похоже на настоящее, только выглядит еще страшнее. Покалечиться «пулей» из него практически невозможно, однако попавший под выстрел игрок долго еще потом будет почесывать характерный синячок, напоминание о собственной нерасторопности.

Прямо как в жизни: попало в руку — ранен, в голову — убит… Только вот после сигнала отбоя все участники развлечения, победители и проигравшие, «живые» и «мертвые», переодеваются, принимают душ и садятся к столу.

Так прямо в пресс-релизе, розданном журналистам, и значилось: «праздничный ужин». Праздничный… И он-таки действительно несколько отличался от скудного ассортимента столовой милицейского главка.

Фирма-организатор военно-спортивных игрищ на свежем воздухе отмечала очередную годовщину своего существования в российском правовом пространстве. От костров и мангалов аппетитно тянуло дымком и шкворчащими над огнем шашлыками, невесомая салфеточная белизна прикрывала бесчисленные тарелки и блюда закусок, темнело этикетками сухое вино, и с достоинством отпотевали доставленные из морозильников водочные бутылки.

Судя по всему, обилие еды и выпивки должно было символизировать коммерческие успехи и размах организаторов шоу.

Что вполне соответствовало действительности… Поначалу затея даже казалась даже убыточной — еле-еле сводили концы с концами, обслуживая довольно прижимистых иностранных туристов и парочку наших богатеев, познакомившихся с игрой на загнивающем Западе. Потом рискнули — переориентировались на стремительно крепнущий, несмотря ни на что, средний класс. Немного снизили цены, вложились в рекламу… И дело пошло! Разучившимся отдыхать и снимающим стресс только баней и водкой отечественным бизнесменам новая забава пришлась по душе — довольно быстро играть в пэйнтбол стало модным и вполне престижным.

Первые группы просто вывозили в районы заброшенных пионерских лагерей и пансионатов — не слишком далеко, но достаточно, чтобы клиенты почувствовали себя вне городской асфальтовой цивилизации. Свежий лесной воздух, в меру пересеченная местность… Потом поток желающих без особого риска почувствовать себя настоящими мужчинами возрос до того, что пришлось специально переоборудовать под игровые площадки несколько армейских полигонов.

Однако теперь, по случаю собственной годовщины, фирма-организатор арендовала совсем уж экзотическое место: один из прославленных фортов кронштадского оборонительного пояса. И даже позволила себе организовать бесплатный рекламный «заезд» на оборудованный старинными фортификационными сооружениями остров для целой толпы шумных и прожорливых корреспондентов — пусть хоть упьются, лишь бы дело свое сделали… Каждому пишущему и снимающему предоставили возможность не только посмотреть, но и поучаствовать — не жалко!

Доставили на остров все необходимое: экипировку для участников и целый контейнер жратвы, оружие и спиртное, «боеприпасы» — даже про березовые дрова умудрились не забыть. Своевременно, минута в минуту, привезли на специально ангажированном военно-морском катере гостей и участников.

Выпили по первой. Закусили. Начали… И все бы хорошо!

Но вот ведь как — одной из ярких черт нашего русского характера является способность любое дело закончить дракой. И дело тут вовсе не в какой-то патологической агрессивности — просто традиция. Так уж заведено! Вроде пятичасового чаепития у англичан или немецких сосисок с пивом.

Лучшие друзья испокон веку от души выворачивали друг другу Скулы на сельских престольных праздниках, позже — квасили носы в хмельном полумраке танцевальных площадок рабочих клубов и даже институтских выпускных вечеров. Интеллигенция, правда, предпочитала выяснять отношения другими способами, но, во-первых, еще неизвестно, что лучше, а во-вторых, где она, та интеллигенция? Ау-у! Единичные экземпляры — на грани вымирания…

Ну а к примеру какая, скажите, свадьба на Руси обходилась без хорошего мордобоя?

Неизвестно, насколько эта частная особенность национального характера совпадает с гениальной теорией об этносах и «пассионарности» народов. Но на планах майора Виноградова относительно ближайших выходных она отразилась вполне определенным образом… Именно из-за известной склонности наших соотечественников избыток возбуждения выплескивать через кулаки и иные тяжелые предметы, Владимир Александрович вместе с усиленным милицейским нарядом коротал уже вторые сутки на крошечном, продуваемом сырыми ветрами насыпном островке чуть ли не посередине Финского залива.

— И чего там — без меня никак не обойтись? — хмуро поинтересовался он, оказавшись за два дня до «праздника» в кабинете начальника пресс-службы.

— Да, больше, выходит, некого, — вздохнул тот. — Понимаешь, Виноградов… Приказано лично начальником главка откомандировать от нас, конкретно, одного старшего офицера — то есть не ниже майора. Мне, что ли, ехать? Остаешься ты!

— Я старый и больной. Я не справлюсь…

— Справишься. Или придется наказывать!

Теперь пришла очередь вздыхать уже Владимиру Александровичу:

— А кто еще едет?

— Целых пять омоновцев, инспектор Кондратов с видеокамерой и опер из морской милиции. На всякий случай!

— Тем более… Я-то тогда зачем — протоколы по пьянке составлять?

— Для солидности. — Начальник встал и прошелся по ковровой дорожке — от стола до двери и обратно. — Брось, Саныч. Отдохнешь, полопаешь на халяву от пуза. Полюбуешься, как серьезные дядьки за собственные деньги дурака валяют. Цирк!

— Ага, знаю я этот цирк. Нажрутся, станут разборки устраивать. Причем все как один крутые до невозможности, милицию в гробу видели… А утром начнут у сержантов в ногах валяться с деньгами — и ваши же телефоны обрывать, чтобы уголовное дело не возбуждали!

— Ну ты же умный парень, Виноградов. Поэтому и посылаю. Разберешься на месте, кого стоит оформлять, кого нет… У тебя ведь должок по отгулам образовался? Вот и погасишь. Ступай!

…Если бы надежды оправдывались так же часто, как опасения, на планете давно уже наступил бы, наверное, рай земной. К сожалению, вероятность неблагоприятного развития ситуации всегда намного выше.

Поэтому события на игрушечном «театре военных действий» развивались именно в такой последовательности: торжественный заезд, суматоха на причале под суровыми взглядами завезенных на остров еще с предыдущего вечера милиционеров, выдача экипировки участникам, распределение на «желтых» представителей прессы и «белых» коммерсантов.

Жребий… Оборонять старинные бастионы форта выпало представителям делового мира.

— Сочувствую, господа! Это вам не тухлой тушенкой народ кормить, — громогласно заявил «окровавленным» участникам битвы успевший на холодке ополовинить бутылку водки толстяк из областного радио.

— Пош-шел бы ты… — огрызнулся один из проигравших. — Козел!

С этого все, собственно, и началось.

Еще до того, как под присмотром заботливых организаторов праздника все расселись на американских надувных матрасах вокруг костра, тут и там вспыхивапи локальные мини-конфликты. В основном поводом для них служили какие-то памятные лишь непосредственным участникам эпизоды штурма: кто-то кого-то якобы нечестно подстрелил, кто-то, пока не видели наблюдатели, продолжал вести огонь уже будучи «убитым»…

— Ну что вы, господа! Это всего лишь игра.

— Да, конечно. У кого не налито?

Поначалу удавалось все нейтрализовывать

шутками и обильным возлиянием, однако алкоголь только на время приглушал остроту ситуации — и она вскоре с новой силой напоминала о себе.

Повизгивали немногочисленные дамы — впрочем, это само по себе не тревожило: дамы определенного сорта всегда визжат, по поводу и без повода.

— Ох и будет у нас вечерочек… — нехорошо поежился вынырнувший из-за камней «прикомандированный» оперативник. — Поскорее бы хоть расползлись!

— Ночка тоже предстоит… еще та! — лишил его иллюзий майор Виноградов. Вместе с остальными милиционерами он пристроился на валунах неподалеку от буйной компании.

— Слышите? — Пропорционально выпи тому, посыпались претензии, постепенно переросшие в угрозы. Да и победители, поначалу лишь снисходительно кивавшие в ответ, тоже начали заводиться…

— Повнимательнее, мужики! Гасите самых буйных, я потом расскажу, как отписываться, — инструктировал вверенный личный состав Владимир Александрович.

Уже стемнело, и отслеживать обстановку на «праздничном ужине» становилось все труднее.

— А-а, бля! Петух драный, ты это кому сказал?

— Н-на…

Первая потасовка закончилась очень быстро, но уже через четверть часа здоровенные, злые от собственной трезвости бойцы ОМОНа обрабатывали резиновыми «демократизатора-ми» очередной сцепившийся на земле клубок тел…

И утром все было так, как предполагали.

— Спасибо, товарищ майор!

— Не за что.

— Ну я надеюсь, что…

— С бойцами разобрались?

— Все в порядке! Они не в претензии,

— Значит, инцидент исчерпан, — пожал плечами Владимир Александрович. — Всего доброго!

— Простите. Честно, еще раз прошу прощения — пьян был до безобразия. Понимаете…

— Всего доброго, — повторил Виноградов и, не дослушав похмельные откровения самого наглого из вчерашних нарушителей спокойствия, отправился туда, где собирали не хитрый багаж коллеги.

— Ну — как? Нормально?

— Без проблем! — ответил тот прапорщик, что был у омоновцев за старшего. — Скоро едем?

— Пошли грузиться.

Отработавшие свое на «обеспечении мероприятия» милиционеры довольно организованно потянулись к причалу.

— Постойте-ка… — придержал Виноградова за рукав форменного бушлата прапорщик.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовался Владимир Александрович, оставшись с ним один на один. Ясно было, что сейчас речь пойдет о том, каким образом ночные дебоширы компенсировали стражам порядка моральный ущерб.

— Ваша доля! — И в карман майора перекочевало нечто шуршащее. При таких обстоятельствах в органах внутренних дел не принято ни благодарить, ни пересчитывать, поэтому он только кивнул и двинулся вслед за остальными.

Можно было, конечно, отказаться от денег, тем более что поделенная на всех сумма «штрафа» выглядела по виноградовским масштабам просто смехотворной… Но, во-первых, любой труд должен быть оплачен, если и не из казны, то за счет самих правонарушителей. А во-вторых, излишнюю щепетильность товарищи по оружию восприняли бы с недоумением и опаской — чего это он выделывается? Может, еще и заложит!

— Товарищ майор! Будете?

— Нет, спасибо.

Рейдовый катер уже отвалил от причальной стенки и теперь неторопливо описывал огромную дугу в направлении фарватера.

— Может, чуть-чуть? Вроде службу оттянули…

— Чисто символически? — искренне поддержал омоновцев оперативник. Видимо, это он позаботился о том, чтобы было не скучно возвращаться: экспроприированная со вчерашнего застолья водка, какие-то копчености в промасленной газете, хлеб… Первая откупоренная бутылка в руке представителя уголовного розыска слегка подрагивала в такт судовой вибрации.

— Нет, ребята. Мне по прибытии еще к начальству идти, докладывать об успехах.

— Понятно, — вздохнул кто-то из притиснутых в угол бойцов. И недвусмысленно шевельнул стаканом: — Ну? Будем здоровы!

Предоставленная в распоряжение милиционеров каюта размерами напоминала посылочный ящик. Люди сидели практически друг на друге, стиснутые до невозможности и отделенные лишь тоненькой переборкой от дизеля — поэтому каждое движение приходилось делать с превеликой осторожностью и даже ближнему своему что есть силы кричать на ухо. Неосторожный и непоседливый рисковал больно ткнуться в чей-нибудь автоматный ствол или кончик собственной резиновой дубинки.

— Не пьете, так хоть закусите с нами, — предложил прапорщик.

— Ну это — с удовольствием. — Виноградов немыслимо изогнувшись дотянулся через могучие плечи коллег до стола и перетащил поближе газетный кулек. Выбрав самый увесистый и симпатичный ломоть буженины, он приготовился было передать закуску обратно, как вдруг наткнулся взглядом на фотографию: — Во, блин… Ни хрена себе! — Сначала Владимир Александрович даже подумал, что обознался.

— Чего там такое? Тараканы?

— Мужики, разбирайте-ка закуску скоренько. Мне эта газета нужна.

— Товарищ майор, гальюн наверху, сразу направо! — прокомментировал невидимый сотрапезник. Но шутку не поддержали — что-то в тоне и выражении лица Виноградова подсказывало: лучше этого не делать.

Прапорщик быстро пересыпал остатки буженины на свободный обрывок другой газеты, а то, что заинтересовало Владимира Александровича, вернул:

— Пожалуйста.

— Так, у кого по второй не налито? — переключил на себя внимание находчивый оперативник из Морского отдела.

Застолье продолжилось, а майор перебрался поближе к выходу, прямо на крутые ступеньки трапа. Не понадобилось даже покидать каюту — и здесь, под лампочкой, вполне можно было разобрать типографский шрифт.

Очаровательная Габриэла… Ошибиться Виноградов не мог — качественный, цветной снимок в три четверти, крупный план. Та же улыбка, та же копна темно-русых волос — только вместо купальника или полупрозрачной блузки — строгий костюм со значком-эмблемой на лацкане.

Подпись под фотографией лаконично сообщала:

«Синьора Габриэла Лукарелли, новый постоянный представитель штаб-квартиры Интерпола в Москве».

Заголовок статьи, как обычно в современной российской журналистике, ни о чем, кроме дурного вкуса авторов, не говорил. А вот из текста майор с удивлением узнал много нового.

Интервью, которому редакция отвела почти целую газетную полосу, начиналось с ответа на вопрос о послужном списке. После чего дотошный корреспондент поинтересовался отношением собеседницы к делению профессий на «женские» и «мужские» — и получил по этому поводу столь же исчерпывающую информацию.

Затем госпожа Лукарелли с теплотой отозвалась о высоком профессионализме российских коллег, с которыми ей пришлось сотрудничать в различных уголках планеты. В качестве одного из примеров приводилась «совместная операция по розыску и задержанию опасного международного террориста Василия Френкеля в Испании минувшим летом».

Представительница Интерпола почти слово в слово повторила то, что не так давно Виноградов слышал в Прибалтике от господина Боота, ее шефа: и о первоочередных задачах мирового полицейского сообщества, и о растущей повсюду опасности экономического экстремизма…

«Корыстное, преступное проникновение в компьютерные сети подчас куда опаснее взорванного террористами нефтехранилища. А злонамеренная дестабилизация валютного рынка может повлечь за собой такие последствия, по сравнению с которыми даже самый массовый захват заложников покажется детской забавой, — предупреждала читателей госпожа Лукарелли. — Мы должны быть во всеоружии».

В конце интервью сообщалось, что собеседница разведена, увлекается восточными единоборствами и живописью эпохи позднего Возрождения, отлично стреляет из всех видов оружия, любит спагетти, а из напитков предпочитает кубинский ром с колой.

— Это точно, — припомнил Владимир Александрович лихие попойки на террасе «Касса Пачин». — Это она любит…

— Кто? — на всякий случай обернулся от набирающего силу застолья оперативник. Вряд ли он мог допустить, что Виноградов разговаривает сам с собой.

— Да нет, я так. — Майор отмахнулся и сложил газету пополам. Потом опять развернул, посмотрел на засаленный снимок. На всякий случай запомнил дату в верхнем углу страницы и с наслаждением скомкал бумагу: — Ну козел… Мальчишка!

— Мужики, заканчиваем! Скоро Питер, — посмотрел на часы спохватившийся сыщик.

Действительно, катер уже подходил к пассажирскому терминалу…

Разумеется, из начальства никого на месте не оказалось. Так что оценить помятый, но образцово-трезвый вид возвратившегося из ответственной «командировки» майора было некому. Разоружившись, Владимир Александрович положил на стол перед дежурным по Управлению короткий рапорт:

— Вот, передай моему шефу… Задержанных нет, замечаний по личному составу тоже. Спецсредства не применялись.

Офицер мельком глянул на стандартный текст и переложил его в одну из многочисленных папок. Уточнил равнодушно:

— Дожидаться не будешь?

— Еще чего!

— Правильно. Домой?

— Да, отоспаться надо. Спокойного дежурства!

— Пока! Будь здоров…

Виноградов поднялся к себе в кабинет, с наслаждением переоделся в штатское и потрогал появившуюся за сутки на подбородке щетину:

— Да, видок не ахти.

Несвежее белье прилипало к телу, руки пахли костром и копченой бараниной. Мучила изжога…

Дома первым делом — в душ!

Попрощавшись на выходе с молоденьким постовым, Владимир Александрович почти выбежал на Захарьевскую и с ни на что не похожим чувством хорошо исполненного долга направился к своей верной четырехколесной подружке, творению Волжского автозавода.

Красная «пятерка» стояла там же, где майор оставил ее позавчера, чуть ли не в квартале от подъезда пресс-службы. Ближе припарковаться не было никакой возможности — да и то, считай, повезло! Служебные машины и заметно превосходящие их числом личные автомобили сотрудников главка монолитной шеренгой выстроились вдоль проезжей части, то и дело в отчаянии заползая на тротуар и перекрывая все, что только можно перекрыть.

Картина запруженных индивидуальным транспортом улиц перед «казенными домами» опровергала досужие домыслы нытиков и скандалистов о снижении жизненного уровня и благосостояния стражей порядка. Не вызывало сомнения, что по количеству лошадиных сил на милицейскую душу сотрудники органов внутренних дел далеко превысили российский среднестатистический показатель. Чтобы лично убедиться в этом, вполне достаточно пройтись погожим весенним вечерком мимо доблестного ОМОНа или штаб-квартиры РУОП… Впрочем, и в районах давно уже не лаптем щи хлебают!

Владимир Александрович сунул руку в карман, нащупал брелок дистанционного управления и нажал кнопку, «Пятерка» в ответ радостно всхлипнула и дважды подмигнула фарами: все в порядке! Сигнализацию Виноградову разработал и смонтировал по какому-то хитрому индивидуальному проекту приятель, бывший начальник одного из «технических» подразделений КГБ — бесплатно, в благодарность за оказанную когда-то услугу. Противоугонная система подходила больше для «мерседесов» правительства или бандитских пуленепробиваемых иномарок, поэтому Владимир Александрович опасался, что скорее украдут ее саму, чем отечественную машину преклонных годов…

— Ола, русский! Привет.

Прежде чем обернуться на знакомый голос, Виноградов ощупал глазами пространство вокруг. Удивительно, но ни один пистолетный ствол ни в лоб, ни под лопатки не упирался. Не было видно по бокам также здоровяков с наручниками.

— Бонжур, Дэльфин.

— Не против, если я сяду к тебе в машину? — Вопрос был задан по-английским, с тем неповторимым акцентом, который еще при первой встрече на побережье Астурии привлек внимание майора.

— Ну если ты даже знаешь, какая из них моя…

— Мерси! — Девушка метнула по сторонам короткие взгляды и, не заметив ничего подозрительного, устроилась на переднем сиденье.

Она очень неплохо выглядела. И одета по ситуации: джинсы, курточка, высокие шнурованные ботинки. Очки и кожаный рюкзачок делали ее неотличимой от сотен и тысяч питерских студенток среднего достатка.

— Куда едем?

— Это не имеет значения.

Владимир Александрович, скорее, был удивлен, чем напуган. Ясно, что если бы девушке поручили его ликвидировать или похитить, события развивались бы несколько иным образом.

— Ну тогда для начала попробуем сдать назад…

Двигатель прогрелся достаточно быстро, и после ряда хитроумных маневров Виноградову удалось-таки вырулить на Литейный проспект.

— Странно, — первой прервала молчание пассажирка. — Мне казалось, что вы будете удивлены несколько больше!

Судя по всему, она явно ожидала от Владимира Александровича совершенно иной реакции на свое появление. И теперь напряженно прикидывала, какой информацией может располагать собеседник.

— Я просто так рад, что не могу найти слов.

Фраза прозвучала настолько неискренне, что пассажирка даже поморщилась:

— Тогда, в номере, словарного запаса вам вполне хватало! Помните Хихон? Вы вернулись, а я ждала…

— Помню, — пожал плечами Владимир Александрович. — Я также не забыл, на сколько вреден для желудка острый астурийский сыр.

— О, русский! Если бы я знала, что вы обидитесь… — Девица изобразила виноватую улыбку. — Не люблю смешивать постель с работой.

Проскочив через мост и свернув по привычке направо, он задумался. Везти Дэльфин домой было незачем — да и не хотелось. Хорошо, попробуем на нейтральной территории…

— Что это такое? — покосилась налево пассажирка.

— Тюрьма. — Владимир Александрович не знал, как будет по-английски «следственный изолятор».

Он мысленно перебрал содержимое собственного бумажника: финансы позволяли отступление от режима экономии.

— Кстати, по поводу работы… Меня не которое время не было в Петербурге, немного устал. Понимаете?

— Да, я знаю, — в голосе пассажирки не звучало уже и намека на кокетство. — Но нам необходимо побеседовать.

— Вы завтракали?

— Спасибо, я не хочу есть.

— Тогда просто посидим, попьем кофе.

Виноградов нахально подрезал неторопливый панелевоз, перестроился и на мигающий сигнал светофора вывернул с набережной вглубь промышленной зоны. По обе стороны разбитой дорожки замелькали увенчанные колючей проволокой заборы.

— Это тоже тюрьма?

— Нет, это просто заводы. Промышленные гиганты…

— Хм-м… Понятно тогда, почему ваши рабочие сделали революцию!

— Наши? — поднял брови Владимир Александрович.

Кажется, «хвоста» прицепить не успели. Впрочем, при современном развитии оперативно-технических средств гонять туда-сюда бригады наружного наблюдения зачастую вовсе не требуется.

Вскоре они уже выходили из автомобиля перед крошечным кафе на Выборгской стороне:

— Пожалуйста, Дэльфин… Попробуйте пока ни о чем не говорить. Здесь редко бывают иностранцы, поэтому не хочется привлекать внимание.

— О'кей.

И она действительно сохранила скромное молчание до тех пор, пока Виноградов не вернулся с двумя стаканами растворимого «Пеле» и парой пирожных:

— Теперь можно открыть рот?

— Да. — Владимир Александрович деликатно смахнул со стола бумажной салфеткой оставшиеся от предыдущих посетителей крошки. — Нравится?

— Неплохое место… С точки зрения конспирации! — Действительно, в помещении было темно, накурено и практически пусто. Звуковой фон создавался заезженным двухкассетником над стойкой.

— Итак?

— Даже не знаю, с чего начать… Может быть, с ваших «пальчиков» на магазине автомата?

— Простите, Дэльфин. Я, кажется, не со всем расслышал.

— Мадрид. Парк Ретиро… Один автомат полиция нашла в пруду, а второй был в руках у покойника. Только вот отпечатки на его магазине оказались принадлежащими совсем другому лицу!

— Неужели?

Виноградов уже не раз прокручивал в голове ту суматошную сцену после ликвидации Хуана. Все верно, но только кто же ожидал такой дотошности от испанских полицейских!

— «Пальчики» идентифицированы. Догадались, чьи они?

— Дэльфин… Можно я буду продолжать называть вас именно так?

— Конечно! Можете не поверить, но это мое настоящее имя, — улыбнулась собеседница.

— Тем более. И ведь приехали ко мне вы, не правда ли? Поэтому, начинайте.

— Даже не представляю, с чего начать.

Сидящая напротив женщина еще раз пытливо посмотрела в глаза Виноградову, пытаясь определить степень его информированности. И Владимиру Александровичу надоело:

— Ну, может быть, задача облегчится, если я скажу, что знаю о вашем сотрудничестве с Генералом?

— Откуда?

— Мы так не договаривались. Это ведь правда?

— Да! — Дэльфин щелкнула зажигалкой, прикурила и двинула к себе пустое блюдце. — Хорошо. Я работала на вашу разведку по линии экстремистских группировок Западной Европы. Достаточно давно, на идейной основе… Потом Генерал забрал меня к себе.

Виноградов непроизвольно кивнул: похоже! При развале советских спецслужб немногочисленные профессионалы попытались спасти самое ценное — зарубежную агентуру.

— На этот раз я должна была оперативно прикрывать немца…

В изложении собеседницы события вокруг похищенной валюты развивались следующим образом.

Задача перед прибывшими в Хихон «господином Юргенсом» и «французской журналисткой» стояла вполне конкретная: установить доверительный контакт в человеком из России и убедить его в существовании якобы похищенных во Франкфурте-на-Майне «евро-денег» и их подлинности.

По легенде немец был представителем криминальных кругов, а Дэльфин — наоборот, сотрудничала с Интерполом. Предполагалось, что он подкинет русскому нужную информацию и образец купюры, а партнерша по своим полицейским каналам все подтвердит.

Однако проблемы начались с первых же часов пребывания в Хихоне. Неожиданно выяснилось, что вокруг Виноградова царит непонятная и неконтролируемая суета — кто-то «зарядил» его номер дистанционным радиомикрофоном, постоянно велось ненавязчивое, но плотное негласное сопровождение…

— И тогда вы решили обострить ситуацию?

— Форсировать! — уточнила Дэльфин.

Разослав по гостиничной пневмопочте «загадочные» приглашения, она создала на первой встрече Юргенса с русским специфический эмоциональный фон, на котором собственное появление «журналистки» в постели Виноградова бьшо воспринято именно так, как требовалось.

— Все рассчитано…

— Ну перед операцией Генерал переправил мне от аналитиков ваш психологический портрет, — пожала плечами собеседница. — Так что ничего особенно сложного!

— Та-ак… Наживка проглочена. А дальше?

— Дальше Юргенс случайно обнаружил, что меня опознал тот самый англичанин, бывший сотрудник контрразведки… Мы не догадывались тогда, кто он и на кого работает, но рисковать не имели права.

— И ты его ликвидировала?

— Пришлось. Второпях, практически без нормального алиби и элементарной подготовки. Времени не было даже порасспросить его толком.

— Конечно, одной тяжело! — посочувствовал Владимир Александрович.

Дэльфин кивнула — как коллега коллеге:

— Трудно. Здоровый попался мужик.

— А Юргенс?

— Ха! Немец ночью тобой занимался, что бы не дать очухаться и поскорее выпихнуть из Хихона. Подальше от чужих глаз и ушей.

— Помню… — Та ночь в гостинице «Дон Мануэль» до сих пор отзывалась в мозгу раскаленными иглами боли.

— А я и так еле успела, — коротким жестом придавила окурок очаровательная Дэльфин. Несмотря на свойственную иностранцам брезгливость, кофе в ее стакане уже заметно убавилось. — Нужно ведь было найти подходящую машину, убедиться, что хозяева улеглись. Завести ее без ключей, перехватить по дороге к отелю «клиента», убедить его прокатиться… Хорошо, что мужчины такие самоуверенные идиоты!

— Пожалуй.

Узнав наутро, что русский зачем-то куда-то уехал с пресс-секретарем фестиваля, Дэльфин встревожилась. И не напрасно — от не умевшей хранить чужие секреты прислуги ей удалось узнать, что мужчины еще затемно выехали в Луарку.

Вот так и получилось, что вскоре француженка снова, теперь уже на такси, неслась туда, где незадолго перед этим бросила обезображенный труп.

Прихватив увязавшуюся за ней Габриэлу…

— Кстати, а кто она такая? Я так и не понял! — сделал невинные глаза Виноградов.

— Чуть позже, — отмахнулась рассказчица.

И продолжила.

Когда майор все-таки решил убраться из Хихона, напарник Дэльфин уже был в Мадриде — готовился к встрече. А сама она осталась ждать приказаний от Генерала… Однако вместо курьера из Москвы, на фестиваль прибыл какой-то сумасшедший еврей с русским акцентом и паспортом гражданина Мексики.

— Сволочь! Оглушил, вывез куда-то в горы… А после этого бросил на произвол судьбы, отобрав радиотелефон и наличные деньги.

— Ты ему все рассказала?

— Почти все. Про себя — что работаю на Генерала и интересуюсь тобой. Насчет того, что ты спешно выехал в Мадрид… Но про немца и его «евроденьги» — ни-ни! Да он об этом и не спрашивал. Вот, мерзавец…

— А мог и убить, верно? — вступился за отсутствующего приятеля Виноградов.

— Мог, — согласилась собеседница. Видно было, что сама она в подобном случае поступила бы именно таким образом. — Они арестовали меня сразу же по возвращении в гостиницу. Сначала местные полицейские предъявили обвинение в умышленном убийстве — якобы кто-то видел меня с англичанином за рулем угнанной машины. Наверное, это был блеф, но… Когда появились Габриэла с Хуаном, я согласилась сотрудничать.

— И он тоже?

— Да, оба оказались штатными офицерами Интерпола. Они уже знали, кто я, и предложили свободу в обмен на помощь.

Судя по интонации, Дэльфин не видела ничего особенного в смене флага.

— Пришлось рассказать про задание Генерала и про встречу с «заказчиком», о которой ты сообщил ночью нашему Юргенсу. Да та, время и место… Они решили подставить тебе Хуана вместо убитого англичанина.

— Рисковые ребята! Поэтому меня и не взяли сразу же, в том «клоповнике» у Пуэрта дель Соль?

— Кроме того, я назвала им номер отобранного мобильного телефона.

— Зачем?

— Он был дан тебе для звонка в крайнем случае, от имени Интерпола… На это рассчитывал и твой приятель! Значит, стоило взять абонента на контроль, верно? Итальянка приказала своим «технарям», те прозвонили частоту, подключили аппаратуру, раскодировали и «повисли» на телефоне.

— Так кто же тогда ликвидировал Хуана?

— Люди Генерала. «Господин Юргенс» не мог не заподозрить неладное, когда я пропала в Хихоне — и сразу же сообщил шефу. Они, видимо, тогда еще не были уверены, что я заговорила, но на всякий случай решили обрубить все концы.

— Допустим! — Это вполне походило на старика. — Значит, потом твои новые хозяева меня потеряли? И снова нашли только после звонка Френкелю.

— А дальше все было очень просто. — Собеседница со вкусом прикурила уже третью или четвертую сигарету. — Тебя попытались перехватить, а ты убежал! Сначала от очаровательной Габриэлы, потом вообще… Между прочим, двое из оказавшихся под колесами полицейских скончались в больнице.

— За рулем сидел не я.

— А потом — этот чудовищный взрыв на трассе? Представляешь, сколько сил и денег стоило Интерполу заполучить номер посланного Генералом рефрижератора? Специальную группу послали на перехват.

— Я никого не убивал… Только в порядке самозащиты!

— Может быть. Но все равно — погано, правда? Кто знает, что сейчас рассказывает в камере международный террорист господин Френкель!

Виноградов отодвинул пустой стакан:

— Как его поймали? С твоей помощью?

— О нет! Френкеля сдал сам Генерал — в обмен на какую-то информацию.

— И на два с лишним миллиона фальшивых долларов в придачу?

— За голову твоего сумасшедшего приятеля Интерпол заплатил бы и больше… — Собеседница одним глотком покончила с остатками кофе. — Да, этот Френкель передал «немцу» чемоданчик и получил от него целый мешок «фантиков». С ними его и арестовали.

В неожиданно наступившей тишине молчание Владимира Александровича и сидящей напротив молодой женщины показалась особенно напряженным. Виноградов даже повернулся к стойке — там, перед стареньким магнитофоном, буфетчица неторопливо подбирала кассету вместо закончившейся.

— Кто тебя прислал, Дэльфин? И зачем?

Собеседница улыбнулась:

— Это очень приятно, что господин майор готов к диалогу…

Загрузка...