Под мышками у него по зонтику:
один с картинками — его он раскрывает
над хорошими детьми, и тогда им
всю ночь снятся волшебные сказки,
другой совсем простой, гладкий, — его
он раскрывает над нехорошими детьми;
ну, они и спят всю ночь как убитые,
и поутру оказывается, что они ровно
ничего не видали во сне!
Павел Павлович Предпоследний нашёл зонтик.
А дело было так: в дождливый, ноябрьский вечер, он выгуливал своего пуделька, и увидел, что в грязи лежит некий предмет, нагнулся, поднял, и разглядел, что это зонт.
Вообще-то у Павла Павловича уже имелся один зонтик (он защищал его от промозглого, затяжного дождя). Тогда гражданин Предпоследний стал оглядываться — высматривать, не найдётся ли владелец зонта, даже и прикрикнул в темноту:
— Эй, это не вы ли зонтик обронили?
Однако, поблизости никого не было; а когда П.П. Предпоследний вошёл в электро-ауру фонаря, то обнаружил, что найденный зонт роскошный — с золотыми каёмками на чёрном полотне; с драгоценными каменьями на ручке.
Тогда Предпоследний присвистнул и сказал:
— Эге-ге, да эдакий зонтик не плохо бы и самому иметь. Что ж, будем считать — это мне от Бога подарок. За все мученья мои…
Что касается личной жизни Павла Павловича Предпоследнего, так он был несчастен. Мало того, что на работе у него не ладилось, так и не любил его никто. Ну, не везло ему с девушками, и всё тут. Вроде и не урод, а вот не нравилась женскому полу его внешность, да и характер в особенности.
П.П. Предпоследний снимал комнату, и его домохозяйка — жирная тётя Клава, была сущей стервой. Она могла за просто так наорать на своего жильца, а он что, — он неудачами подавленный, он в ответа и слова пикнуть не посмеет…
Итак, Предпоследний возвращался домой с обновкой. Свой старый зонт он запихнул себе подмышку, а вот найденный — расправил над головой.
И надо же — с золотистых каёмок спускалось едва приметное сияние. Воздух, благодаря этому свету, становился лёгким необычайно; Предпоследний чувствовал бодрость, счастье чувствовал, и вдруг рассмеялся громко.
Рядом проходила девушка, обернулась к нему, Павел Павлович ей подмигнул, и крикнул, смеясь:
— Жизнь прекрасна!
И такая от Павла Павловича лёгкость, такая свежесть да чистота исходили, что и девушка рассмеялась…
В тот вечер гражданин Предпоследний преподнёс своей домохозяйке, тёте Клаве большой букет роз. Тётя Клава подумала, что она спит, и сказала:
— Наверное, я сплю.
Но гражданин Предпоследний рассмеялся и заявил:
— Нет, вы не спите, можете себя ущипнуть.
Тётя Клава себя ущипнула, взвизгнула, приняла от П.П. Предпоследнего букет, и вдруг, уткнув своё огромное лицо в алую пахучую цветочную глубь, разрыдалась. Запричитала жалостливо и нежно, с материнской любовью:
— Какой Вы замечательный человек, Павел Павлович! А я Вас всё принижала, не любила. Простите вы меня, дуру грешную. Вы вон прямо сияете. Святой Вы Павел Павлович!
— Ну, уж это вы Клавдия Олимпиадовна загнули! Ха-ха! Прямо-таки святой?! Да, просто счастливый человек!
Всю ночь Павел Павлович писал оды любви, и хотя стишки выходили дурашливые, сам-то он был счастлив, и хихикал, и на стуле раскачивался.
Предпоследний понимал, что причина его счастья в найденном зонте, и время от времени к этому зонту подходил, гладил его, целовал, и, словно невесте клялся, что никогда с ним не расстанется, будет хранить, лелеять и прочее, и прочее…
Погода, как на заказ стояла дождливая, так что с чудесным зонтом можно было расхаживать с утра и до вечера (а иногда и ночью Павел Павлович хаживал). Может, мир за пределами зонта и был мрачным, да только Павел Павлович этого не замечал — под зонтом мир был светлейшим, и я бы даже сказал — сказочным.
Может, прошлая жизнь П.П. Предпоследнего была одним большим тёмным пятном, да вот только он этого и не помнил. Теперь был свет, свет и ещё раз свет. На работе, не прилагая никаких усилий, он сделал очень важное открытие, и премия раз в десять превысила ту сумму, которую П.П. мог бы заработать, во всю прошлую жизнь.
Но радость от необычных покупок (компьютер, видео- и музыкальные центры), померкла в сиянии нового счастья. Он познакомился с девушкой Аллой (красивой, длинноногой блондинкой, с внешностью фотомодели и с разумом академика), влюбился в неё без памяти, а она также, без памяти влюбилась в него.
Дни кружились в восторженном вальсе. От рассвета и до заката, от заката и до рассвета — ни одного неприятного чувства; всё смех, всё счастье, и всё сильнее… сильнее…
Павел Павлович Предпоследний очнулся в троллейбусе.
В висках ломило как с тяжкого похмелья; мир за окнами был мрачен и холоден, дождливо тягуч. Люди смотрелись неприятно, враждебно даже.
Предпоследний стал шарить по сиденью, и вдруг понял, что Зонта нет. Он вскочил, бросился в одну сторону, в другую, кого-то сильно толкнул, нарвался на крепкое ругательство. Обратно — к сиденью, на колени повалился, заглянул — и на полу зонта не было. На ближайшей остановке он вырвался под холодный дождь, и побежал, терзаемый болью и отчаяньем, скуля:
— Верните мне зонт! У-у, разбойники! Верните!..
Когда вечером усталый, грязный, подавленный вернулся домой (без зонта, конечно), то обнаружил, что дома, а точнее его квартиры, нет. Вся дорогая техника сгорела.
Тётя Клава набросилась на него с кулаками, завизжала:
— Где шлялся, алкаш?! Короткое замыкание… — прибавила несколько крепчайших ругательств и разрыдалась.
Павел Павлович Предпоследний тоже разрыдался, бросился вниз по лестнице, и… эту ночь он провёл под лестницей в каком-то грязном, обшарпанном подъезде. Воняло невыносимо…
На следующий день, на работе его ожидало следующее известие: при ближнем рассмотрении в его, якобы прорывном изобретении нашли кучу изъянов; теперь требовали вернуть премию (уже растраченную), и вообще — за постоянные опоздания грозили уволить.
А потом была встреча с Аллой. Блондинка с умом академика подтвердила Чеховскую поговорку: "Краткость — сестра таланта":
— Ты мне больше не нужен.
И ушла.
У Павла Павловича Предпоследнего появилась навязчивая, важная как жизнь мысль: "Я должен вернуть зонт".
Ночами он не спал — лежал под лестницей в подъезде, лениво пережевывал найденные в ближайшей помойке объедки и думал.
Ясно: зонт пропал во время поездки в троллейбусе, номер троллейбуса П.П. помнил — тогда он возвращался из парка, где гулял с Аллой, домой. Всего пять остановок. На одной из них вышел похититель. Есть вероятность, что он там выходит каждый день по возвращении с работы. В тот роковой день было что-то около семи вечера — вот в это время он и станет караулить на остановках.
На четвёртый день Предпоследнему повезло, — он увидел похитителя зонта.
Это был склонный к полноте мужчина, с обвислыми варёно-раковыми щеками, и с жирными усищами. Мужчина нёс Зонт над головой и сиял от счастья.
Предпоследний, дрожа от нетерпенья, проводил похитителя до его подъезда. И уже там, в липком, влажном сумраке, в окружении почтовых ящичков, и трубном урчании подвала, набросился, схватил за плечо, развернул, отвесил пощечину, и взвизгнул:
— Негодяй!
Выражение беспредельного счастья сменилось на лице мужчины выражением недоумения, он спросил:
— Что вам угодно?
— Зонт! — визжал Предпоследний.
— Какой зонт? — насупился мужчина.
— Который Вы у меня украли!
— Извините, но я у вас ничего не крал. Этот зонт по праву принадлежит мне, и я ни за какие коврижки его вам не отдам. Да-да, так и знайте. Если понадобиться драться, я буду драться. Этот зонт — моё счастье.
— Но ведь вы его украли у меня!
— А вот и не правда. Этот зонт я нашёл три дня назад, ранним утром, в троллейбусе. Он закатился под самое крайнее сиденье, в тень. Но этот зонт не ваш. На нём не написано, что он ваш. Так, знаете ли, любой может заявить: моё! Моё! Много вас таких охотников! А вот вам!
И мужчина показал Предпоследнему кукиш. От сжатого волосатого кулака воняло сельдью и женскими духами (тоже, стало быть, личную жизнь наладил).
Этого Павел Павлович выдержать не мог. Он вцепился в этот кулак зубами, вгрызся, сначала до крови, затем, до кости.
Усатый мужчина дернулся назад, но споткнулся на ступеньке, упал, ударился затылком, и вдруг затих.
Предпоследний пощупал у поверженного пульс, и понял, что "похититель" погиб. Пошарил в пальто, поднял: портсигар, портмоне, паспорт. Паспорт приоткрыл, прочел: Пётр Петрович Последний.
Понял Павел Павлович Предпоследний — померли помыслы, потух — почти покойник — Павел Павлович Предпоследний.
Поднял причину погибели, приоткрыл. Под промозглость пошёл. Покачивался, подрагивал, продрог, пробормотал:
— Почти покойник. Помогите! Почти погиб! Пытку подарок преисподней преподносит! Потемнело! Проклято!
Подворотня. Подонки, промозглостью подмытые. Подвыпившие, перекошенные. Подошли. Покружили, поспрашивали. Прыгнули, повалили. Пинали. Прыгали. Пыряли. Подхватили подарок преисподней. Побежали.
Полежал Павел Павлович Предпоследний. Постонал. Подмёрз. Помер.
Конец
6.11.01