Зрение

— Лёха, я пойду?

— Давай, — не поднимая головы от бумаг, отпустил подчинённого Комар, — Иди, мне ещё постановление печатать.

Хлопнула дверь, оставляя его одного в кабинете. Пятница, все спешат убраться из управления, кто домой, кто ещё куда, но лишь бы за порог, поскорее закончить сумасшедшую рабочую неделю. Неплохо и самому бы свинтить. Но куда? Дома, кроме кота, да пустого холодильника никто не ждёт. Телевизор, он же опиум для народа, не в счёт.

Обед был поздним, желудок не сосёт, а коли так, можно, не поря горячки, подготовить не только постановление, но и сочинить рапорт. И вдохновение тут не помешает, как, впрочем, каждой творческой личности. Он заглянул в ящик стола. Там где-то оставалось ещё. Двести граммов вдохновения кому-то и многовато покажется, но только не стокилограммовому Комару.

Он и для своих, ментов, и для бандитов — Комар. От этого никуда не денешься. Не один он страдал из-за своей фамилии, многим доставалось. Только Ивановым, Петровым, Сидоровым — замечательно. А ты начни жизнь в неблагополучном районе с фамилией Комарьков. Не Комаровым, не Комарихиным, а именно Комарьковым, когда каждый урод постарше и посильнее тебя норовит подразнить «Комариком на воздушном шарике». И пусть это до поры, до времени — секции бокса и борьбы избавляют от обидных прозвищ, печать своей фамилии всё равно приходится нести до конца. Ну, разве с такой фамилией дослужишься до генерала? Вы слышали о генералах Тряпкиных, Бубенчиковых, Ложкиных? Нет? Неудивительно. Так, что не взыщи Комарьков Алексей Алексеевич, из семьи рабо-служащих, что в свои тридцать два года ты ещё капитан милиции, отдела «преступлений против личности». А если учесть, что под ним не Рублёвка или Куршавель, а провинциальный городок с нравами «сиделого» люда по пьяни потыкать друг друга ножичками, то получалось — самого суетного отдела. Дурак, купился на трели начальника о настоящей «крутизне» и романтике будней. А в результате — как в песне «… служба дни и ночи», и, как следствие — прощай жена, и добро пожаловать гастрит.

Что-то «вдохновение» качнуло не в ту сторону. Вспомнилось изречение знакомого художника, сильно пьющего. Тот оправдывал свои запои сентенцией: «Мы — творческие личности, как маятник. Нас то качнёт туда, то обратно». Можно новой дозой качнуть маятник-настроение в другую сторону, а можно просто наконец-таки вылезти из-за стола и пересесть за компьютер. Что Комар и сделал, приговаривая: «Делу час, потехе время». Вообще-то, все его клиенты исповедуют подобный принцип, оплачивая его годами жизни за колючей проволокой.

Монитор пискнул, высвечивая рамочку входа пользователя. Лёха три раза ткнул в клавиатуру на кнопочки «Ю», «Л», и «Я». Это имя программистки, что увязала компьютер его отдела со своим, где хранились все базы. Теперь Комар мог самостоятельно получать любую информацию. Она вообще умная, эта Юлька. Конечно, лестно, что из всех мужиков управления, она выделяла его, но…, жаль не красавица. У Лёхи бабы поинтересней случаются, Ленку с продуктового взять или ещё кого. А у этой, жиденькие химические кудряшки на голове, ножки коротенькие, грудь, не дотягивающая до «второго взрослого». Прислали её к ним после распределения, полгода как уже. Или меньше?

Он открыл файл-заготовку (опять же той самой Юльки) и начал печатать. «… В связи с открывшимися обстоятельствами…». Нет, ну, чего в ней такого? И ходит, как заправская, в форме… «считаю, что г-н…». А как она была бы джинсах? Институтская геометрия «на пять» и потому представить её в проекциях в облипающих джинсиках — плёвое дело. Нормально, вполне округло и даже волнующе.«…Потому, для выяснения…». Тонкие пальчики расстёгивают пуговицу, тянут вниз молнию. Буквы на мониторе потихоньку выстраиваются в: «…заключения под стражу». А перед глазами, как наваждение, Юлька стаскивающая с себя джинсы. Под ними красные кружавчики, концы чулок, а вверху? Как бы читая мысли, Юлька поднимает кофточку, показывая красный бюстик.

— Точка!

Лёха с силой нажимает на клавишу, заканчивая печатать постановление. Причём здесь Юлька? И ведь лезет же в башку настойчиво, словно книгоноши с новинками. Всю неделю сталкиваемся в коридорах «Здрасьте, Здрасьте», а как конец недели, с бумагами надо поработать, так и стоит перед глазами. И не просто, а манит, зазывает. Поди уж два месяца так словно колдовство какое. Может к бабке сходить? Пусть пошепчет, снимет сглаз. Он на минуту представил себя смиренно сидящем на тёмном облезлом стуле, а толстая бабка обмахивает его веничком из трав, что-то пришёптывая при этом. Он криво усмехнулся:

— Мы, атеисты — народ плечистый…. Теперь печатаем рапорт.

Глаза на экран, а в мозгу опять Юлька всплывает. Глаза порочные, языком по губам проводит, начинает раскачиваться, трогать себя. То одну бретельку бюстика опустит, то другую. Плейбой, да и только. Есть у Комара пара видеодисков подобного рода. Красотки там покруче будут. Но они там, за океаном, а Юлька рядом. Пальцы сами начинают давить кнопки мобильника, отыскивая её номер, сами жмут на вызов.

— Юль, привет! Что делаешь?

— Так, вещички складываю. Завтра хотела домой, к родителям поехать.

Юлька не местная, по выходным ездит домой километров за тридцать отсюда, то ли в деревню, то ли в городишко втрое меньший этого. Для неё распределение к ним в управление районного города за счастье. Область — это вообще край мечтаний.

— А сегодня? — голос Комара загадочен и многообещающ.

— Сегодня? — молчание в трубке повисает.

Ну, что ты там ещё думаешь? Можно подумать предложений куча. Или появился кто ещё? Выбирает?

— Может, встретимся? — первым не выдерживает паузы Комар.

— Заезжай, — разрешила Юлька.

К чёрту рапорт, можно в понедельник с утра прийти пораньше и доделать. Эх, забыл спросить, что на ней надето. Ладно, сюрприз будет.

Его «OPEL» на стоянке, перед управлением заехать за Юлькой — пять минут. Дальше по накатанной — кафе, вино, танцы, затем его «однушка», оставшаяся от трёхкомнатной после развода, Юлькино красное бельё и чулки с резинками. Всё о чём грезилось. Опять попала в точку. И как она угадала с бельём? В прошлый раз на неё были чулки, ботфорты и дублёнка на голое тело. Он ещё удивлялся, когда она успела раздеться? Он тогда всего на минутку заскочил в туалет. И, что поражало, в прошлый раз ему хотелось именно этого.

Утром почему-то продолжения не хотелось. Ну, было и было, грешен… Секс — ещё не повод продлевать отношения. Учёны, знаем, себе дороже. Сначала сюсю-мусю, котлеточки, рубашечки глаженные, а потом куда всё девается? Как в сказке про Синдерелу. Щёлкнула печать по красной паспортине и вмиг вместо хрустальных туфелек — тапочки, красивое платье превращается в бесформенный халат, косметика исчезает и, самое главное, прорезается голос. Он так и сверлит: «Куда пошёл? Какая работа, на ночь глядя? Опять к своей? Сволочь! Ах, так!»

Приходится изобретать причину, чтобы выпроводить Юльку. Сама же вчера твердила, что собирается к родителям. Приходится везти её на автостанцию.

На людях всё скупо:

— Пока.

— До встречи.

Из джентльменства — донести сумку до автобуса, усадить саму, помахать ручкой. Больше — увольте. Довезти её прямо до места, к родителям, осторожность не позволяет. Зачем обнадёживать и её, и предков? Как-нибудь потом. Всё потом, когда-нибудь, при удобном случае, но не сегодня.

Автобус с Юлькой наконец-таки выдыхает из себя дым, трогается, делает круг по площади и укатывает, увозя Лёхин грех на выходные подальше.

— Дай погадаю, красавчик.

Его трогают за руку. Он резко поворачивается. Это пожилая цыганка, с жёлтыми от золота и табака зубами.

— Всю правду скажу, — обещает она.

Надо бы турнуть её, а если?

— Больше полтинника не дам, — предупреждает он.

— С тебя и пятёрки достаточно будет, Комар, — с вызовом заявляет цыганка, — Больше взять, интереса нет, а бесплатной правды не бывает. Ты только обещай, наших здесь не трогать. Этого достаточно.

— Если чересчур безобразить не будут, — соглашается он.

Розовые очки Комара давно уже прихватил с собой максимализм, обидевшийся на неё и отправившийся искать себе нового хозяина. Лёха понимал, что коль этот народ веками сжился с криминалом, его не переделать. Слегка ограничить их — уже благо.

— Никакого беспредела, — заверила цыганка.

Комар кивнул, подтверждая договор:

— Какую руку давать, левую или правую?

— Рука для отвода глаз. Я тебе и так скажу. Уезжай отсюда. И чем раньше, чем лучше. Иначе пропадёшь.

— Куда уезжать? — кривится улыбочкой Лёха.

Умеют цыганки обнадёжить. Бросит слово и ходи потом оглядывайся.

— Так куда уезжать? — переспрашивает он.

— Куда хочешь, но на полгодика уберись из города, — советует цыганка.

— Может, заодно и скажешь, кто на меня зуб точит? Бакулинские или Мочалинские?

Это две группировки, поделившие город.

— Ты и в жизни не догадаешься. Червонная дама.

— Все беды от женщин, — с облегчением рассмеялся Лёха.

— Знает каждый, а всё равно вляпывается, — блеснула золотыми зубами цыганка. — Уезжай, так лучше будет. Потом узнаешь, что и как, и почему.

Сказала и удалилась, а у него весь выходной из головы не шли её слова. Он всё гадал, кто из его бывших подружек на него окрысился. Старым давно уже пора успокоиться. Кто из новых? Ленка из продуктового? Было с ней несколько искромётных встреч. Хороша баба, не то, что Юлька. Как с Юлькой связался, перестал заходить к ней. Ревность — штука страшная, «башню» не на шутку сносит. Она? Романчик с ней как сказка. Её продуктовый недалеко от Лёхиного дома — круглосуточный. Хозяин жмот, оплату за «тревожную кнопку» просрочил, отключили «тревожку», дави не дави, помощи не дозовёшься. Лёха зашёл как-то к ним ночью, а там местная гопота ночных продавщиц донимает. Молодёжь, в лицо его ещё не знает, на предупреждения не реагирует. Пришлось разгонять шушеру вручную, кому в грудак, кому пинчину в «думающее» место. Красиво так получилось, как в кино. В глазах девчонок он — герой, ему и сливки. А Ленка хороша — грудь с четвёртого на пятый, сама поджарая, ноги длиннющие. Ей бы фотомоделью, а она за прилавком пьяных обсчитывает. А, может, так и лучше, чем кинуться покорять столицу и очутиться среди «плечевых» где-нибудь на Ленинградке.

Зашёл к ней, вечером проведать, она ничего, Кармен из себя не строит. Ей то чего беситься, замужем, ничего не теряет. Поболтали о том, о сём, всё ровно. Тогда кто? Да и что они могут бывшие подружки? Раньше, говорят, в партком модно было жаловаться. За аморалку в два счёта крест на карьере ставили. Можно подумать у него карьера! И где сейчас этот партком? Его всё беспокоило предупреждение цыганки, её слова, что надо уезжать из города. Из-за какой-то червонной дамы? Бабёнки? Что ему грозит? Это так серьёзно?

А если это киллерша? Святый боже! В их городке и самая настоящая киллерша по его душу?? У нас своих киллеров хватает. Любой наркоман за стакан мака кому хочешь, глотку перережет. Только не Комару, силёнок и умения не хватит. Если только не застать его в усмерть пьяного и вдобавок связанного. Но, тут уж не дождётесь. Единственно, что киллерше светит, так заразить его. Стоп! А вот это уже серьёзно! Вот треклятая цыганка, всю душу перевернула.

Вернулся домой — твою дивизию! Холодильник потёк, сломался. Что чинить, что новый покупать — всё траты. Да, сколько можно?! В принципе и с деньгами не проблема, но сколько можно непруху терпеть. Вон, на прошлой неделе ботинки пришлось покупать, дерьмо не носим, а хорошие денег стоят. На зеркале в прихожей неоплаченная квитанция за квартиру. Кот орёт, пожрать ему забыл купить. Звонок от дежурного — опять происшествие, машину за ним выслал. Ну, сколько можно?!!

В понедельник с утра к начальнику с бумагами. Начальство Комар воспринимал как валетов из карточной колоды. Тузы, короли и даже сиятельные дамы из администрации и прокуратуры их бьют, но, тем не менее они остаются грозными. На плечах их завсегда топорики. За что, про что — не важно, главное — желание и готовность сечь головы подчинённым. А тут ещё конец квартала на носу, показатели отдела ни к чёрту. Какой плоскожопый чин придумал эти показатели? По Лёхе, чем меньше преступлений, тем лучше. Ан, нет, тебя умника не спрашивали, получай по полной. На закуску начальник озвучил новость, что кто-то из отдела обязан поехать в командировку в Чечню. Комар тут же, не выходя из кабинета, написал рапорт:

— Забирайте меня.

Юлька, узнав об этом, полыхнула взглядом:

— Бежишь?

— На холодильник еду зарабатывать, — отшутился он.

Ну, не признаваться же ей, что прислушался к словам цыганки.

— Ты, может быть, приглядишь за моим котом, — заминая неловкость, попросил Лёха, — Полгода квартира пустой будет. Хочешь, поживи пока.

Сказал и язык прикусил: «Зачем?» А с другой стороны — жалко провинциалку. На её зарплату ещё и комнату снимать.

Домой из Чечни он не звонил. Во-первых — дорого, во-вторых, не очень-то и хотелось. Юлька перестала грезиться, а грехи свои кому охота ворошить. Командировка шесть месяцев, что в цыганском исчислении всего один сезон. У них год идёт как зима-лето. Для командировочного один отсчёт времени, для ожидающего — совсем другой. Каждому нужно, чтобы его кто-то ждал. С этим радостней возвращаться домой. И как-то обидно оказаться перед запертой дверью. Время вечернее, пора бы и квартирантке быть дома. У Лёхи и дыня, и вино настоящее в рюкзаке. На долгий звонок в свою же квартиру выглянула соседка по лестничной клетке и отдала его ключи.

— Нет больше твоей стрекозы. Месяц как не появлялась. Занесла как-то ключи, попросила покормить кота, а саму и тютькой звали. Деловая вся такая. Так мы кота твоего на дачу забрали. Хочешь в следующий раз, как поедем, привезём, а хочешь, по окончании сезона. Ему там вольготно.

— Ладно, — согласился он, — пусть побудет.

И кот его, оказывается тоже не ждёт. Кастрировать что ли предателя?

Квартира встретила порядком и тонким слоем пыли на полировке. «И где она?» Номер её мобильника ещё сохранился. Позвонить или нет? Обида боролась с воздержанием, но не долго, не более получаса. Природа победила и что с того? Юлькин мобильник не отвечал. Вот тут уж можно обидеться и по серьёзному. А как у нас на Руси принято поступать? Это француз с англичанином будут сопли жевать, наверное, и немец тоже. У нас принято клин клином вышибать. А значит путь ему в ночной продуктовый. Время восемь, сейчас там пересмена. Вино и дыня не должны пропасть.

Ему повезло, Ленка с напарницей сдавались. Все вместе и завалились к Лёхе домой. Выпили от души. Ленка типа не в форме сегодня была, уступила подружке постельное ристалище, без всякой ревности. Не за просто так, початая бутылка вина осталась ей в виде компенсации. «Не она червонная дама, — ещё мелькнуло у Комара, — Или врала цыганка? Не было никого?»

В отделе рассказали, что Юлька укатила в область, с одним из проверяющих.

«Укатила и укатила», — с облегчением схлынуло с души. Не надо говорить, оправдываться. Всё, вроде бы всё как надо, а осадочек продолжал свербить душу. Одно дело, когда бросаешь ты, другое, когда тебя. Обиднее.

На Юлькино место посадили другого стажёра. Кому не набивать базы.

Всё вроде бы наладилось, а нет-нет, а воспоминания о ней накатывали. И всё грезилась она ему как в последний раз, в джинсиках и красном белье. Он уже начал подумывать, не сходит ли с ума.

Примерно через месяц компьютер в отделе забарахлил. Стажёр вместо Юльки специалистом оказался никаким и один из подчинённых притащил с собой дружка, спеца по компьютерам, бывшего одноклассника. Одноклассник, типичный «ботан», живущий одновременно в параллельных мирах, со скоростью пианиста защелкал клавишами «больного», бормоча при этом на своём неземном языке.

— Вроде бы нормально, — наконец заключил он.

— А связь с Юлькиным компом осталась? — поинтересовался Комар и тут же поймал себя на мысли, что Юльки уже нет, а компьютер с базами он всё ещё называет её именем.

— А что там?

— Вся информация там, все базы. Я прямо отсюда туда заглядываю.

— Проверим. Давай пароль. В принципе я и сам могу взломать, но что время зря терять.

Комар подошёл и ввел пароль.

— Сейчас, все проверю, — пообещал «ботан».

Его пальцы опять запорхали над клавиатурой. На мониторе начали всплывать чёрные окна с рядами символов в нём. Разобраться в этом и трёх жизней не хватит, а этот «водолаз» (сами помните, кто похож на водолаза) плавал в потоках информации как Ихтиандр.

— Эй, эй, ты там ничего не попорть, — забеспокоился Комар, — Иначе нам головы поотрывают. А я уж потом тебе.

— Всё нормально будет, — не отрываясь от монитора, бросил «ботаник».

Кажется, он и не слышал, о чем его предупредил Комар. Лёха хотел уже подойти и встряхнуть гения, как тот откинулся на стуле и восторженно воскликнул:

— А вот это надо видеть!

Лёха с подчинёнными сгрудились у комьютера. На экране монитора снимала джинсы Юлька. Точно так, как в Лёхиных грёзах. И красные кружавчики на ней, и концы чулок.

— Юлька! — заржали ребята, — Во, даёт! Зажигалка!

— Кто такая? — встрепенулся приглашённый программист.

— Юлька, программистка наша. Она ушла от нас, — разъяснили ему.

— Какая умница! — забрызгал слюной «ботан», — Это же двадцать пятый кадр, невидимый глазу. Я его специально ускорил. Он в подсознании отпечатывается. Его ещё в Америке вместо рекламы хотели использовать, да запретили. Он невидим глазу, а в мозгу отпечатывается. Двадцать пятый кадр, кажется, по всему миру запретили, а здесь он, голубчик, работает. Но не на всех, только на определённого пользователя. Вводишь, пароль и программа начинает воздействовать. Такая штука любому башню снесёт. Ах, умница.

— Хорош! — Лёха хлопнул по клавиатуре, — Удаляй.

— Сей момент, — осёкся восторженный «ботан», — Только качну программку себе.

— Удаляй, — сурово приказал Лёха.

— Как прикажете, — сдался программист и по наивности своей поинтересовался, — На кого из ваших сея красотка охоту вела?

Починённые не рискнули пошутить по этому поводу, а Комар давно уже краснеть разучился.