Зверь по имени Кот

Глава 3 Кот

Бездомная кошка, прячась в высокой траве, осторожно кралась между многоэтажными домами. Она уже неделю искала подходящее место, чтобы родить своих малышей, которые шевелились у нее под сердцем. Но дома, глядевшие пустыми глазницами выбитых окон на безмолвную, давно умершую улицу, не могли служить безопасным укрытием для ее детенышей.

От домов веяло бедой и черным злом. Зло было невидимо, неосязаемо, и притворялось совсем не страшным, но вибриссы[2] Кошки топорщились, как иголки дикобраза, и казалось, что еще немного и между ними начнут проскакивать электрические разряды. Время от времени Кошка нервно вздрагивала и щелкала зубами – будто котята уже родились, стали взрослыми, и она вела их на охоту. Обычно щелканьем зубов Кошка обращала внимание игривых и беззаботных малышей на возможную добычу.

Возле одного дома ей повстречался черный запаршивевший кот – такой же бездомный бедолага, как и она. Он посмотрел на нее голодными глазами, нервно облизнулся, и поторопился исчезнуть за кустами, освобождая Кошке дорогу.

Кот даже не попытался поухаживать за Кошкой, потому что она, во-первых, была значительно крупнее него, а во-вторых, готовилась стать матерью. Поэтому ухаживания за одичавшей беременной кошкой могли закончиться весьма печально – в таком состоянии она временами становилась сущим дьяволом и была способна насмерть загрызть ухажера.

Неожиданно Кошка встрепенулась и застыла. По вибриссам пробежала волна, а на мягких подушечках лап вдруг появились острые когти, словно Кошка приготовилась броситься на добычу.

Перед нею высилась рукотворная бетонная Гора. Она находилась еще далеко, и от нее исходило такое же зло, как и от брошенных домов, но оно было ДРУГИМ. Оно не страшило кошку, наоборот – притягивало. Неизвестно отчего кошка вдруг решила, что именно там, внутри этой зловещей с виду Горы, она найдет укромное и безопасное местечко, чтобы родить своих малышей, которые уже начали подавать признаки жизни, двигаясь и толкаясь в ее чреве.

Воодушевленная Кошка, позабыв об осторожности, прибавила ход – и чуть было не поплатилась за свою беспечность. Проскакивая сильно заросший дворик, она едва не наступила на толстую жирную гадюку. Свернувшись кольцом, змея лежала на проплешине в траве, под кустом бузины, – отдыхала после успешной охоты, наслаждаясь солнечным теплом.

Кошку спасло от молниеносного укуса гадины лишь то обстоятельство, что змея пребывала в состоянии блаженной нирваны, переваривая двух глупых молодых мышей, забежавших на ее охотничью территорию. Гадюка подняла свою треугольную голову и лениво зашипела. Кошка, несмотря на тяжелый живот, отпрыгнула назад с потрясающей быстротой – словно резиновый мячик от стены.

На некоторое время и Кошка, и змея превратились в каменные изваяния, обмениваясь лишь пристальными немигающими взглядами. Первой сдалась Кошка. Она нервно щелкнула зубами, и осторожно, по кругу, обошла место лежки гадюки.

Кошка не боялась змей. Мало того, она на них охотилась. Но сейчас ее главной задачей было сберечь потомство. Ведь охота на ядовитых гадов – всегда риск. Однако Кошка заприметила место, где лежала гадюка. На уровне инстинкта ей было известно, что змеи обладают постоянством и любят отдыхать на одних и тех же местах. Когда появятся малыши, Кошке придется много охотиться, чтобы прокормить свое потомство.

А жирная толстая гадюка длиной почти с метр – лакомый кусочек…

Дальнейший путь к бетонной Горе Кошка преодолела без приключений. Если, конечно, не считать приключением встречу с совсем старым барбосом, который уныло брел посреди улицы неизвестно куда и неизвестно зачем. Но ему не было никакого дела до кошки, которую он проводил тоскливым взглядом своих мутных слезящихся глаз.

Наверное, в этот момент пес вспомнил те благословенные времена, когда мертвый город полнился человеческими голосами, а он был щенком и задирал соседских кошек, которые снисходительно отмахивались от него своими мягкими лапами, даже не выпуская когтей. Они понимали, что это всего лишь игра, да и щенок был своим, местным, поэтому кошки прощали ему все его выходки и даже делали вид, что боятся грозного вида маленького барбоса, влезая на деревья.

Чем ближе подходила Кошка к Горе, тем сильнее ощущала какое-то таинственное притяжение. Излучение, исходившее от горы, в ее восприятии было похожим на разноцветные ленты: красная лента – опасная, обжигающая, и ее лучше обойти стороной, хотя она и не грозила моментальной смертью; желтая – согревающая, и даже целительная, но долго под ее влиянием находиться опасно; красное и желтое излучение разделяли зеленые и голубые ленты, успокаивающие натянутые нервы Кошки приятной прохладой свежего ветра, однако они были неярко выраженными и хаотичными.

Но самым желанным для Кошки было фиолетовое излучение. Оно казалось слаще и привлекательнее запаха валерианового корня, так любимого всеми кошками. Фиолетовое излучение проникало под кожу, и мышцы Кошки наполнялись бурлящей энергией. Оно и было тем невидимым магнитом, который тянул Кошку к Горе со страшной силой.

И все же она проявляла осторожность. Древний инстинкт подсказывал ей, что все эти излучения – в том числе и фиолетовое, – исходили из одного источника. Он таился в глубине Горы и представлялся Кошке какой-то черной субстанцией, похожей на огромного спрута.

Этот спрут притворялся неживым, но своим внутренним взором Кошка видела, что его сердце ритмично пульсирует, передавая импульсы толстым щупальцам, а те, в свою очередь, испускают разноцветные излучения.

Прежде чем забраться внутрь Горы, Кошка долго колебалась, спрашивая себя, правильно ли она поступает, но затем зов крови взял свое, и Кошка нырнула в неприметный лаз у самого основания бетонной громады.

Дело в том, что этот путь был хорошо знаком Кошке. Пять лет назад ее беременная мать шла к Горе теми же тропами, что и сама Кошка. Пять кошачьих лет примерно равняются сорока годам жизни человека. Так что Кошка была вполне зрелым животным и практически забыла все, что связывало ее с местом рождением. Однако вибриссы на подушечках лап каким-то образом сохранили эту дорогу в ее генетической памяти, и теперь она вела Кошку в материнское логово как по компасу.

Все эти годы Кошка скиталась в лесах и заброшенных селах в окрестностях Горы. Естественно, она рожала малышей, но они были нежизнеспособными и умирали в раннем возрасте от какой-то неведомой болезни или их съедали дикие звери.

Нельзя сказать, что из-за этого кошку охватывало отчаяние. Отнюдь. Жестокая наука выживания в дикой природе не предполагает сантиментов. Но все равно какой-то осадок оставался.

Все изменилось в одночасье, когда ее очередным партнером стал дикий лесной кот. Этот пятнисто-серый красавец быстро расправился с остальными ухажерами и подчинил себе кошку полностью. Их брачные игры длились дольше обычного, и Кошка впервые в своей жизни покорилась необузданному темпераменту дикаря полностью.

Кот был большим, но и Кошка тоже была не маленькой. В свое время, когда в городе жили люди, одна семья завела себе кошку породы рэгдолл[3]. Ей долго искали пару, а когда нашли, людям стало не до кошачьих проблем – в город пришла БОЛЬШАЯ БЕДА. Все люди покинули город, а элитная кошка породы рэгдолл осталась.

Со временем она одичала, и ее потомство несколько измельчало, потому что местные коты не отличались размерами и солидной родословной. Но все равно немногочисленные потомки кошки-королевы были крупнее котов-аборигенов и нередко возглавляли кошачьи колонии, разбойничающие в брошенных деревнях и окрестных лесах.

Решение идти к Горе пришло к Кошке спонтанно. Ее будто что-то подтолкнуло. Скорее всего, это «что-то» являлось инстинктом продолжения рода. Горечь прежних утрат со временем стала ее преследовать со злобным упрямством, и Кошка своим небольшим умом попыталась понять, почему ее котята не выживают. И в какой-то момент на нее снизошло озарение.

Эта не было разумной мыслью – в человеческом понимании. Это была обычная случайность. Идея идти к Горе, которая вдруг показалась ей защитницей от всех бед (уж неизвестно, почему), чтобы родить там малышей, появилась у нее тогда, когда она в своих бесконечных блужданиях и мытарствах неожиданно очутилась на асфальтированной дороге, ведущей к мертвому городу. Едва ступив на щербатый асфальт и увидев вдалеке многоэтажные здания, Кошка вдруг поняла, что именно в той стороне находится ее тихий и надежный приют, и что именно там котятам ничто не будет угрожать…

Внутренности Горы были набиты искореженным железом, колотым кирпичом и другим хламом. Но здесь не было тех опасностей, которые таил лес и оставленные жителями села; это Кошка определила сразу. И от этого ей стало спокойно и радостно. Она расслабилась и стала искать укромное местечко, чтобы сделать гнездо для малышей. Кошка наконец нашла надежное укрытие. Впрочем, люди тоже называли Гору объектом «Укрытие»…

Кот появился на свет первым. Бедная Кошка совсем измаялась, пока его очень крупное тельце очутилось на подстилке из бумаги. С остальными малышами было гораздо проще, потому что они оказались совсем крошечными. Облизав свое потомство и съев послед, Кошка, пошатываясь от усталости, направилась искать воду.

Она была рядом. Бетонная крыша объекта «Укрытие» со временем прохудилась, и дождевая вода свободно лилась внутрь, скапливаясь в различных углублениях. Кошка долго лакала теплую воду, которую подогревал расположенный в центре Горы неугасимый атомный котел, а когда напилась, то сразу же поспешила к своим малышам.

Кошкин «родильный дом» располагался в небольшой комнатушке. Наверное, здесь когда-то была кладовая завхоза, потому что вдоль стен стояли ржавые стеллажи с различными инструментами, в углу валялись рваные ватники (Кошка использовала клочки ваты для обустройства гнезда), а ближе к выходу стоял однотумбовый письменный стол с оторванной дверкой. Внутри тумбы Кошка и устроила свое гнездышко, благо там нашлись несколько листов бумаги и кусок мягкой фланели.

Котят родилось всего шестеро. И вскоре Кошку постигла первая печаль – двое из них, самые слабые, не прожили и десяти дней. Кошка в горестном недоумении пыталась растормошить крохотные тельца, обогреть, приласкать, но малыши не подавали признаков жизни. Тогда она осторожно взяла котят зубами, будто они были живыми, и отнесла их вниз, поближе к спруту, денно и нощно извергающему из своего черного нутра длинные и разноцветные щупальца радиоактивного излучения.

Наверное, в этом ее поступке была какая-то неосознанная жертвенность. Кошка принесла на алтарь черного чудовища своих мертвых малышей, чтобы оно пощадило остальных.

И действительно, спрут словно внял мольбам матери-кошки. Фиолетовый спектр, в котором находился «родильный дом» и который на первых порах немного нервировал Кошку, стал мягче, спокойней, и она вновь почувствовала, что ее начала переполнять энергия.

Остальные четверо котят продолжали развиваться нормально, как и положено по законам природы. По истечению семи дней у них открылись глаза, спустя две недели они начали слышать, а еще через неделю котята стали ходить.

Они много спали и много ели, особенно первенец. Он был гораздо сильнее и развитее других, поэтому самое сладкое и жирное – первое – молоко доставалось ему. Кот бесцеремонно отталкивал двух своих сестер и брата от материнских сосков, и те беспомощно пищали – плакали, дожидаясь, пока он насытится.

Удивительно, но Кошка, наблюдая за этим безобразием, относилась к нахалу очень даже снисходительно. Он буквально впивался в нее, иногда делая ей больно, но эта боль для Кошки, которая нечасто могла насладиться покоем и полной безопасностью, была сладостноприятной.

В еде недостатка не было. В этот год расплодилось много мышей, и Кошка на охоту тратила совсем мало времени. Ей доводилось встречать и других представителей своего племени, но кошки большей частью были пришлыми, а потому не стремились пойти на контакт. Кошка везде оставляла пахучие метки, и соплеменники торопились побыстрее покинуть ее охотничьи угодья – чтобы не получить хорошую трепку.

Они читали запахи, как человек книгу. Поэтому знали, что Кошка очень крупная и сильная, и у нее есть потомство, которое она будет с яростью защищать.

Попадались ей на охотничьей тропе и гадюки, которых привлекла в город знатная добыча в виде многочисленных мышей. Кошка была сыта, поэтому лишь провожала ползучих гадов внимательным взглядом, время от времени прищелкивая зубами – выпускала таким образом охотничий азарт наружу.

Она смотрела на жирных ленивых гадюк как рачительная хозяйка на кусок колбасы в холодильнике. Кошка знала, что бывают времена, когда мышей ставится меньше, и тогда запас в виде толстых откормленных червяков будет в самый раз (для Кошки все ползающие представлялись червями; только одни были маленькими, другие – большими, одни были совсем безобидными, а других следовало остерегаться).

Нужно сказать, что одичавшая Кошка в вопросе еды совсем не похожа на кошку домашнюю. Бездомная Кошка ела все, что ползало, летало, прыгало, бегало и плавало. В ее меню были земляные черви, кузнечики, птички, птичьи яйца, рыба – как снулая, так и живая, ужи, гадюки, разные мелкие зверьки…

Мало того, на брошенных полях Кошка нередко находила овес, в огородах – петрушку и шалфей, в лесу – другие травы, и набивала ими живот с таким рвением, будто это было парное мясо. Таким образом в ее организм попадали недостающие витамины и минеральные соли, а некоторые лесные травы были для нее лекарством.

Пока Кошка-мать отсутствовала, маленький Кот начал все чаще и чаще покидать гнездо. Первый опыт общения с внешним миром закончился для него тем, что он упал на пол и сильно ударился. Его внутреннее ухо, управляющее балансом, было еще не совсем развито, поэтому он приземлился не на все четыре лапы, как взрослые коты, а на голову.

Кот некоторое время лежал, хныча от боли и жалуясь – жалобно мяукал, но мать почему-то не спешила его утешить (Кошка в это время охотилась), и тогда он разозлился. Зашипев, малыш несколько раз махнул перед собой лапкой, словно сражаясь с невидимым зверем. А затем, успокоившись, начал обстоятельно исследовать кладовую, которая показалась ему просто огромной.

Его недолгие похождения прервала Кошка-мать. На этот раз от ее снисходительности и терпения не осталось и следа. Она сначала шлепнула котенка лапой, а затем, грубо схватив за шкирку, вернула его в гнездо, где уже нетерпеливо попискивали остальные ее дети в предвкушении сытного обеда. Конечно же, этот шлепок был слабым – материнским, но все равно котенку мало не показалось.

Однако самой большой обидой для Кота было то, что Кошка, разозленная его непослушанием, бесцеремонно отшвырнула малыша в сторону, когда он, по своему обыкновению, первым прильнул к ее соскам, оттолкнув сестер и брата. Кот был потрясен таким оборотом событий. Он даже не заплакал. Забившись в угол тумбочки, котенок лишь тихо зашипел, обнажив свои пока маленькие клыки…

Какое-то время Кот был послушен и не делал попыток повторить свой «подвиг». Он лишь подходил в отсутствие Кошки к краю полки и пытался лапой достать далекий пол. Когда это занятие ему надоедало, Кот садился и пристально вглядывался в полумрак. Рассеянный свет, проникающий в небольшое окошко кладовой с выбитыми стеклами, был настолько слаб, что даже кошачье зрение не могло четко обрисовать все предметы.

Второй проступок котенка снова был вызван его повышенной активностью и любознательностью. Этим он очень отличался от сестер и брата, которые большую часть суток сладко спали, тесно прильнув друг к другу. Как известно, кошки – самые ленивые млекопитающие. Они могут спать целый день – по 15–16 часов. Но малыши спали еще и ночью.

И только Кот по какой-то причине бодрствовал почти половину суток. Наверное, причиной того служило излучение. Временами, когда оно становилось особенно сильным, еще совсем короткая шерстка на спине Кота дыбилась, и едва заметные искорки окутывали его словно туманом.

От воздействия радиации котенок начинал потягиваться и усиленно зевать, но не потому, что его вдруг начинало клонить ко сну. Скорее наоборот. Маленькое тельце Кота переполняла энергия, мышцы наливались силой, а кости принимались расти так быстро, что даже похрустывали. Что касается зевков, то это были скорее упражнения для челюстей, которые тоже росли и укреплялись.

Потом, когда излучение ослабевало, наступал спад. Он выражался в том, что котенок вдруг начинал чувствовать большую слабость и на какое-то время становился вялым и даже немного заторможенным. Но это состояние быстро проходило, и Кот снова начинал ощущать исследовательский зуд, сдерживаемый лишь воспоминанием о трепке, которую задала ему Кошка-мать.

Но, как известно, все плохое забывается быстро, и вскоре Кот снова попал в историю, которая на этот раз едва не закончилась для него трагически.

В этот вечер, едва Кошка ушла на охоту, Кот снова занял свой наблюдательный пост. Его глаза с каждым днем становились все более и более зоркими, а слух – изощренней. Котенок еще не мог различать все звуки, которые улавливали его чуткие уши (ну разве что за исключением некоторых, например, звонкого «блям! блям!» от падающих водяных капель), но шорох, который доносился со стороны порядком истлевших от времени ватников, сразу же заставил Кота насторожиться.

Наверное, можно сказать, что именно в этот момент в нем проснулся инстинкт охотника. Кошка по-прежнему кормила малышей своим молоком. Иногда она приносила с охоты мышь, но оставляла ее у порога кладовой, чтобы съесть чуть позже, после кормления малышей.

Котята, конечно же, видели, ЧТО она ест, но никаких эмоций не проявляли. Даже Кот, который был более развит, чем его сестры и брат, смотрел на еду Кошки-матери достаточно безразлично. Он был сыт (молоко едва не выливалось обратно) – и этим все сказано.

Однако в этот вечер внутри у него проснулся Охотник. Он долго таился в генах Кота, умнея и набираясь сил, и наконец появился на свет, как бабочка из кокона. Хищный зов многочисленных предков малыша заставил кровь побежать быстрее по жилам, а нервные окончания буквально завибрировали. Не колеблясь ни секунды, Кот спрыгнул на пол (на этот раз он приземлился на лапы) и пошел в ту сторону, откуда слышалось шуршание.

В ватниках копошился крысеныш. Что он там искал, трудно было сказать. Скорее всего, крысеныш, как и Кот, не отличался примерным поведением, и, воспользовавшись первым же удобным случаем, сбежал из-под материнской опеки. Крысиное гнездо находилось на нижнем уровне, и маленькой крысе пришлось немало поупражняться, пока она пробиралась среди завалов и поднималась вверх по трещине, которая заканчивалась дырой в полу кладовки.

Увидев крысеныша, Кот озадачено сел и некоторое время наблюдал за ним с интересом. Живое существо, не похожее на сестер и брата, было для Кота открытием.

Крысеныш, тем временем, продолжал заниматься своими делами, не замечая котенка. Он уже был почти взрослым, но еще не научился осторожности, обычно присущей крысиному племени.

Созерцание неизвестного создания Коту надоело быстро. Он сделал несколько неслышных шагов вперед и поддел крысеныша лапкой. Маленькая крыса показалась ему интересной игрушкой.

Крысеныш от неожиданности шарахнулся в сторону, а затем попытался скрыться в уже знакомой ему норе. Но не тут-то было. Путь к бегству преградил котенок. Его лишь раззадорили испуганные метания крысеныша, которые он принял за согласие на веселую живую игру. Кот, выбрав момент, снова цапнул крысеныша лапой. Однако на этот раз как-то так получилось, что он выпустил свои острые коготки, и для маленькой крысы, у которой шкурка была еще нежной и тонкой, этот удар получился весьма болезненным.

Крысеныш запищал от боли и бросился на котенка. Сделав молниеносный укус, он отскочил в сторону, свирепея все больше и больше. Он уже совсем не боялся котенка, который был больше его примерно в два раза. Голодный крысеныш ощутил вкус крови, и она показалась ему такой сладкой и пьянящей, что он совсем потерял голову. Теперь все его импульсы говорили (нет – кричали!) в один голос: «Перед тобой добыча! Возьми ее! Разорви на куски! Съешь теплое мясо и выпей кровь! Сытому быть так хорошо…»

Кот не ожидал столь подлого нападения. Боль от укуса была нешуточной, и он жалобно мяукнул. Нет, котенок не звал Кошку-мать на помощь, он всего лишь среагировал на сильное болезненное ощущение. И когда крысеныш бросился на него снова, котенок храбро принял бой.

Но что мог противопоставить котенок-сосунок молодой крысе, уже наученной убивать? Крысеныш нападал со всех сторон, безжалостно кусая Кота, а он лишь отмахивался передними лапами, не понимая, что главное его оружие – острые зубы. И пусть они еще были молочными, но будь котенок поопытней, молодой крысе тоже пришлось бы несладко.

Постепенно котенок начал терять силы. Его мягкая шубка была в крови от многочисленных ран. Он почти не защищался, и крысеныш уже начал примеряться, чтобы схватить Кота за горло. И тогда бедный малыш издал крик о помощи – тонкий пронзительный писк, который предназначался Кошке-матери.

И Кошка ворвалась в помещение кладовой, настигла молодую крысу одним прыжком и в мгновение ока сломала ей хребет. Но этим дело не закончилось. Обезумевшая Кошка-мать, завидев окровавленного малыша, начала в ярости трепать уже бесчувственное тело молодой крысы, пока оно не превратилось в бесформенный кусок мяса.

Выместив на крысе таким образом злость, она отнесла Кота в гнездо и долго зализывала его раны, не подпуская к своим соскам остальных котят. Кошка берегла молоко для раненного малыша. Но он был настолько обессилен борьбой, что даже не помышлял о еде. И только когда Кот уснул, лежа между передними лапами Кошки, она легла на бок и обрадованные котята наконец приступили к трапезе.

Над Горой всходила утренняя заря…