Зверя зависимость

Глава 1

Аннотация:
Иду в прихожую и замираю у входной двери. Снова этот запах — сладкий, вкусный. Не глядя в глазок, открываю входную дверь.

— Привет, — подмигиваю, глядя на хозяйку аромата.

Красивая… в ситцевом халатике. Она смотрит на меня из-за порога соседней квартиры. Бледная, испуганная.

— Здравствуйте, — девочка едва шевелит губами.

Стоим, смотрим друг на друга. Молчим. И тут соседка оживает — вздрагивает и захлопывает железную дверь. Правильное решение с её стороны.

Я оборотень без будущего, я зависим и… намного старше её. Нам с соседочкой точно не по пути. Так я решил, но тогда не знал, что она станет моей новой зависимостью.

Глава 1

— Ты куда меня, на хрен, привёз? — я сонно моргаю, пытаясь разглядеть за стеклом машины незнакомый город.

Дыра. И это видно даже с похмельных глаз ночью через тонировку.

— Падалки, — спокойно сообщает мой бета и гонит непомерно дорогое авто по невыносимо «дешевой» дороге.

— Деревня?

— Город. Сорок тысяч население.

Деревня и есть.

От тряски и количества выпитого накануне меня безбожно тошнит, но уж лучше пить, чем… Я начинаю догонять, что Падалки — самое оно в моём положении. Постсоветский антураж — обшарпанные хрущёвки, памятник Ильичу. Глушь дикая и никакой дури забористой. И не забористой тоже. Ни-ка-кой. Всё правильно Каир сделал. Привёз меня куда следует. В этой каменной деревне днём с огнём не найти дряни, которая едва не сделала из меня — альфы — хрен знает что.

Бета заруливает в какой-то дворик, я вываливаюсь из машины и, очарованный видом панелек и разгромленной детской площадки в тусклом свете фонарей, бегу в не стриженные кусты акации. Где-то недалеко поднимают лай шавки, в окнах старой девятиэтажки беспокойно вспыхивают электричеством зашторенные окна.

— Рамиль Закирович, вы в порядке? — интересуется бета, но тактично не смотрит на меня. Спиной ко мне стоит у бордюра, лысиной сверкает.

— Огурцом, — вытираю рожу рукавом несвежей рубашки и делаю шаг с газона на треснувший — и уже давно, видимо — асфальт.

— Вам бы ещё пить перестать, — Каир качает головой.

— И с бабами завязать, — ухмыляюсь.

— Вас стая ждёт, Рамиль Закирович.

Лыба сползает с моей рожи. Стая… ждёт. Дождётся ли? У меня нет ответа. Не знаю, смогу ли выкарабкаться окончательно, чтобы снова встать у руля, повести за собой волков.

Иду к машине, забираю спортивную сумку со своим шмотьём и возвращаюсь к Каиру.

— Ну, давай, — протягиваю ему руку, — обещай не плакать ночами в подушку.

— Ключи, — он игнорирует мою лапу, лезет в карман брюк и достает массивную связку ключей. — Телефон, — вручает мне не самый дорогой смартфон. — Деньги ещё…

— Не надо, — запихиваю «подарки» в сумку. — На первое время у меня будет, а потом работу найду. Есть тут вакансии для меня, как думаешь?

— Нет, наверное. Возьмите деньги, Рамиль Закирович, — пытается всучить мне бабки.

— Ты ни хрена не понял?! — повышаю голос. — Заработаю.

У меня, мать его, реабилитация, и реабилитироваться я буду по-полной программе. Чтобы ни минуты на мысли о дури не осталось. От физической зависимости я избавился, осталось победить собственное сознание. Говорят, труд сделал из обезьяны человека… Значит, и у оборотня есть шанс воскреснуть. Хотя пить я вряд ли брошу. Уже кошусь в сторону улицы. Есть тут круглосуточные магазины, где одинокому бородатому мужику симпатичная девчуля продаст алкоголь в неурочное время? Да, по-любому есть!

— Первый подъезд, девятый этаж, двадцать шестая квартира, — сообщает мой новый адрес Каир. — Хата оплачена на полгода, но через шесть месяцев вы должны вернуться домой, альфа.

— Не обещаю, — хлопаю его по плечу и собираюсь свалить.

— Не вернётесь, и вожаком стаи по праву станет ваш троюродный брат, — бросает мне в спину бета.

А то я не в курсе! Знаю. Только Каир об этом напоминать не устанет. Мой троюродный родственник вообще не идиот, и оставлять моих людей на местах не станет. Бету заменит одним из первых. Каир этого не хочет, и я не хочу, но…

— Всё, давай, — сплёвываю на асфальт и ухожу.

Шагаю по улице в поисках круглосуточного уже даже не магазина — ларька хотя бы. Тут, в Падалках, и они до сих пор есть. Только закрыты все, сука. Но я всё равно полон решимости. Найду, куплю и выпью.

Мимо меня проносится Каир на дорогом авто. Скатертью.

Отмечаю, что эта тачка в этом городе как прыщ на носу. Сорок тысяч населения… Интересно, сколько из них баб трахательного возраста? Вопрос животрепещущий, важный. Мне, кроме алкоголя и сигарет, для реабилитации нужна женщина в койке. Падалки-падалки… Падла.

Выпить я всё же нахожу. Правда, пиво. А, пойдёт — расплачиваюсь с сонной зиной в тесном магазинчике и выхожу на улицу. Начинаю сомневаться, что в этом городе есть молодые или хотя бы моего возраста девки. Зина из магазина — бабёнка лет пятидесяти с вросшим в безымянный палец обручальным кольцом — не возбудила, и мысли всякие в голову полезли. Не-не, без бабы мне здесь нельзя… Сорвусь, уеду искать, а найду не гайку на болт, а пастилку дряни под язык, и это будет конец. Срываю пробку с бутылки, отхлёбываю жадно и делаю вывод — местный пивас ничо такой. Вместо «Отвёртки» за милую душу. 

Хмельной на старых дрожжах, подогретых пивом, долго брожу по району. Изучаю, присматриваюсь. Ночная жизнь — отражение реальности, днём этого не видно. Контингент гуляк для захолустья стандартный, их развлечения тоже. Меня пару раз пытаются цеплять местные гопники, но вовремя понимают, что небритый шкаф им не по зубам. Меня этот факт немного расстраивает — я бы размялся, но буянить рано. Надо оглядеться. Пометить территорию, так сказать.

Глава 2

Хромаю в кухню, чтобы включить чайник, но засыпаю у стола. Стоя. Вздрагиваю от щелчка щеколды в ванной. Это сестра моя старшая  — Наташка, умываться пошла.

Я зеваю и хлопаю себя ладошками по щекам. Как сегодня на парах сидеть буду? Всё из-за соседа этого. Заехал в квартиру ночью, половину подъезда разбудил рычанием и матами. Страшный. И пьяный. Запах перегара даже через закрытую дверь чувствовался. Я таких огромных мужиков в жизни не видела, и рожа у него злая. Вспоминаю сейчас — аж до мурашек пробирает. Зачем я дверь открыла?.. Хорошо, ничего мне не сделал, а мог бы. Чурковатый он — черноволосый, с бородой, и глаза — тьма чистая, бешеные. 

— Гелик, где завтрак? — в кухне появляется Ната.

Стреляет в меня недобрым взглядом, щёлкает кнопкой на чайнике и вздыхает. Барыне кушать-с не подали.

— Я сейчас яйца сварю, — хромаю к холодильнику.

— Не надо, — ворчит Наташка и тянется к хлебнице. — Буду с целлюлитной жопой дружить.

— Нат…

— Я на работу опаздываю, — злится барыня.

Хмурюсь и ставлю воду для яиц. Пусть хоть с собой на работу возьмёт поесть.

— Там жилец заехал. Ночью, — сообщаю Наташке, потому что она спала как убитая и грохота в подъезде не слышала.

— О, надо навестить! — её настроение взлетает за секунду. — Приличный вроде мужик.

— Мы точно про одного жильца говорим? — я поворачиваюсь к сестре, смотрю на неё с удивлением. — Бухой припёрся, шум в подъезде поднял, и рожа у него страшная.

— Да? — Ната кривится. — А ко мне приезжал приличный мужик на дорогой тачке. За полгода аренду налом заплатил.

Я только хмыкаю. Моей сестре вечно кажется то, чего нет.

Однажды Наташка решила стать риелтором. И пофиг ей, что у нас в Падалках они никому не нужны. Квартиры здесь почти не покупают, в аренду сдают редко, а Ната — рисковая, приобрела однушку у наших соседей по этажу, чтобы потом зарабатывать на жильцах. Только желающих снять хату, естественно, не нашлось. Квартира простояла пустая целый год, и за коммуналку набежал приличный долг…

И тут удача!

Перевернулся на Наташкиной улице грузовик с пряниками — через десятых знакомых выясняется, что в Падалки приезжает «некто» и этому «некту» нужна съёмная квартира на полгода. Конечно, Ната подсуетилась, сдала недвижимость. И всё бы хорошо, но, похоже, у моей сестрёнки интерес к квартиросъёмщику не только денежный. Самец гориллы, который теперь проживает в однушке, с восторженных глаз показался ей мачо.

Пьём чай с сестрой и выясняем, что новый жилец и тот, кто к ней приезжал договариваться — это разные люди. Я вчера видела черноволосого бугая, а сестра знакомилась с высоким лысым мужчиной.

Наташку не радует, что в её однушке будет жить алкаш. Боится она гнева соседей по поводу шалманов. И правильно делает. Люди у нас в Падалках добрые, как минимум дверь говном измажут.

Ната заканчивает завтракать и достаёт из банки для крупы пачку купюр. Собирается пойти к жильцу, вернуть деньги и выселить его. Может, правильно это... Неприятности нам не нужны.

— После колледжа зайди в магазин, закупись на пару дней продуктами, а в выходные на рынок поедем, — Ната стоит в прихожей, обувается.

Вздыхаю и иду к ней, несу варёные яйца в контейнере.

— Мне с сумкой без лифта на девятый этаж тяжело тащиться, — демонстрирую сестре замотанную эластичным бинтом лодыжку и отдаю завтрак.

— Неженка какая, — она фыркает, поправляет волосы, тянется к флакону с туалетной водой, игнорируя протянутую мной коробочку. — Нахлебница, — зло шипит. —  Когда на работу устроишься?

— Я работаю, — опускаю глаза в пол. Стыдно. — И учусь.

— Два дня в неделю — не работа, — парирует Наташка. — Копейки.

— Не успеваю я больше работать. У меня колледж. Сама знаешь, у нас в музыкалке заочного нет.

— Музыкалка… По-твоему, это нормальное образование? Кем ты устроишь, когда диплом получишь?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Учителем музыки? В школу.

— Смешно, — заявляет Натка, но на её лице нет и тени веселья. — Бросай свою музыкалку, щи нормальную работу, а на следующий год поступай в шарагу на крановщицу.

— Нат, ну какая из меня крановщица?!

— Такая! — сестра злится ещё сильнее. —  Вымахала лошадь, а всё на моей шее сидишь. С ногой что?

— Врач сказал, надо на операцию в областной центр ехать. Заново кости ломать и гипс накладывать.

— Значит, поторопись, — рычит.

— Операция не бесплатная.

— О господи! — Наташка закатывает глаза. — Короче, Ангелина Васильевна, бросай к хренам свою музыкалку и ищи нормальную работу. На операцию заработаешь, потом на крановщицу учиться пойдёшь. Я всё сказала.

Ната конкретно психует и, уходя, хлопает дверью так, что у меня в ушах остаётся гул.

Такая жизнь мне не нравится, но другой нет и не намечается.

Раньше всё было иначе. Я с мамой здесь жила, Ната с мужем в соседнем доме. А потом жизнь сломалась — мама умерла, сестра развелась. Наташка была моей опекуншей, пока мне восемнадцать не исполнилось. А позже выяснилось, что наша с мамой двухкомнатная квартира оформлена на неё. Подсуетилась Натка, намутила там что-то с документами, и теперь я у неё тут приживалка, в которую она «между прочим, силы, деньги и нервы вкладывала».

А я не приживалка!

Я зарабатываю. Пусть не миллионы, но зарабатываю и учусь, и по дому шуршу в силу возможностей. Но хочется чего-то такого… Ух чтобы! У меня нет парня, нет подруг. Ни черта у меня нет. Кроме колледжа и работы два раза в неделю.

Надо сходить в магаз, чтобы вечером не нарваться на скандал.

***

Продираю глаза, смотрю на часы и хренею — шесть утра, а я ничего так, бодрячком себя чувствую. Сажусь на матрасе и окидываю взглядом свои новые владения. Всё ещё хуже, чем мне пьяному ночью показалось.

Кроме матраса и люстры, обнаруживаю в комнате лакированный гроб — пианино с глубокой царапиной на крышке. Играть я не умею, а пыль вытирать не люблю… Хотя его можно использовать вместо тумбочки, шкафа и стола одновременно. Пойдёт.

Глава 3

После пар я иду в магазин, а потом тащусь домой с двумя тяжёлыми пакетами и думаю о социальном. О неработающем лифте у нас в подъезде — его уже месяц не могут починить — и о нашей шикарной медицине, которая только условно бесплатная.

Невесело. Падалки — это грустно. Дурацкий город.

Подхожу к своему подъезду и замечаю на лавочке крупногабаритную фигуру самца — сосед наш новый. Натка его ещё утром выселить должна была, а он сидит и пьёт что-то из горла бутылки. Подхожу ближе — коньяк бухает. Не дешёвый, между прочим, как и его брендовый спортивный костюм.

Выглядит мужик гораздо лучше, чем ночью. Побрился? Хоть на человека похож теперь. Но всё равно пугающий тип. Бандит, наверное. Заплатил Наташке за квартиру на полгода вперёд, а это приличная сумма. Точно бандит…

— Добрый вечер, — он пьяно здоровается со мной, а я вздрагиваю и иду мимо него к подъезду. — Давай помогу, — встаёт и быстрым шагом догоняет меня хромую.

— Не надо! — дёргаю пакеты, в которые он уже вцепился обеими лапами. — Я сама.

— Ты еле тащишься, — настаивает и силой забирает у меня сумки. — Пойдём, кнопка.

Соплю, молчу, иду.

Страшно с ним в подъезд заходить, но деваться некуда. Если что, я так заору — все соседи повыскакивают.

Идём по лестнице, и я пялюсь на мощную спину, на подкаченную задницу мужика. Фигура у него десять из десяти, конечно. Сглатываю тугую слюну, цепляюсь за перила, поднимаюсь. Он не торопится — идёт на несколько ступенек впереди, не оборачивается и не разговаривает. Это хорошо, потому что я его боюсь, а когда я боюсь — начинаю огрызаться.

— Что у тебя с ногой? — на пятом этаже сосед прерывает молчание.

Рано я обрадовалась…

Не отвечаю. Пытаюсь по походке оценить степень его опьянения. Не так чтобы сильно, но вдатый.

— Перелом сросся неправильно, — сама не знаю почему решаюсь на откровение.

— А врачи что?

— Слушай, — я останавливаюсь, — не лез бы ты не в своё дело.

Ну всё, меня понесло. Я не специально, честное слово!

Сосед медленно поворачивается ко мне, смотрит хмельными глазами и лыбится. Не понятно чему лыбится, и от этого становится ещё страшнее. Прикусываю кончик языка, чтобы не сболтнуть ещё чего-нибудь, и киваю ему — вперёд иди.

Идём. Молчим.

До девятого этажа добираемся целую вечность. Сосед ставит пакеты около моей двери и лезет в карман спортивок. Достаёт сигареты, закуривает, смотрит на меня, а я на него. И чего смотрю? Не знаю. Надо скорее дверь открывать — в «норку» прятаться, но я стою.

Сосед изучает меня с ног до головы, щурится и выдыхает изо рта и ноздрей густые клубы едкого дыма. Я даже не морщусь — сама не курю, но Наташка в кухне вечерами одну за другой. Глаза у него тёмные, чуть раскосые — чувствуется азиатская кровь, но не много. Узкоглазые — они сухие и жилистые, а этот лось здоровый, мясистый, широкоплечий. Я по сравнению с ним игрушечная. А ещё морщинки в уголках глаз и едва заметная седина в чёрных коротких волосах.

— Чего смотришь? — давит бычок кроссовком и бесстыже облизывает меня взглядом. — Спасибо сказать хочешь?

Я вздрагиваю, понимая, на что он намекает. Сжимаюсь в комочек под нахальным взглядом, но мгновенно разжимаюсь, словно пружина. Нельзя зверю свой страх показывать. Он его, как кровь, чует.

— Моя сестра — хозяйка этой квартиры, — зачем-то сообщаю и киваю на дверь его хаты.

— Я знаю. Она утром ко мне заходила поздороваться.

— Только поздороваться? — у меня брови ползут вверх.

Ничего, что этого алкаша выселить надо было? Ну Наташа…

— В смысле — только? — он подкуривает новую сигарету. — А ты чего хотела, кнопка? — ухмыляется.

Меня дико раздражает, что сосед зовёт меня «кнопка». Что за прозвище? Бесит.

— Чтобы ты, дядя, — нарочно голосом выделяю «дядю», — вёл себя по-человечески, — заявляю громко, а кровь в венах стынет от ужаса. — Нам с сестрой из-за тебя проблемы не нужны.

Чёрные глаза соседа заволакивает муть злости, желваки ходуном ходят.

Зачем я это сказала?!

Судорожно ищу в кармане ключи, пытаюсь попасть в замочную скважину, а руки не слушаются.

— Слышь, кнопка, — раздаётся у меня за спиной, — я тебе чего плохого сделал? Зачем так?

— Просто, — отвечаю на автомате и захожу в квартиру.

Быстро закрываю замок, прижимаюсь спиной к двери и тихо чертыхаюсь — пакеты забыла. Нога ноет, наступила на неё неаккуратно, сердце тоже ноет — стучит в бешеном ритме. И я ною. Тихо-тихо, почти без голоса, и губы кусаю.

Что за дура?! Зачем я так?

Ничего плохого сосед не сделал, сумки донести помог. Всё трусость моя и неадекватное поведение из-за неё.

Разворачиваюсь, смотрю в глазок, и сердце, на фиг, останавливается. Нетрезвый бородатый мужик в спортивном костюме стоит напротив моей квартиры, курит и глядит так, словно никакой железной двери между нами нет. Ощущение, что он меня видит. Коленки подгибаются, я хватаюсь за дверную ручку, чтобы не упасть.

— Правильно, не х*р тебе с подозрительными дядями связываться, — рычит и сплёвывает на пол.

Я и не собираюсь! Если что…

Стою ледяной статуей и не могу от глазка этого долбанного отлипнуть. Смотрю на соседа. Он злой, на пакеты мои косится.

— Иди... те, — решаю, что немного вежливости не повредит, — домой. Пожалуйста.

— Приходи, как созреешь… — он поднимает пакеты с пола, — извиниться.

Берёт их и уходит к себе, а я стою и не дышу.

К нему я точно не пойду. Блин, там продуктов тысячи на две!

Наташка меня убьёт…

***

Десять вечера. Я нервничаю и сильно. Ната на сутках, придёт утром, а холодильник пустой. Мне даже завтрак ей приготовить не из чего. Она мне голову откусит.

Не идти же мне к этому мужику, в самом деле. Или сходить? Стрёмно, но я не знаю, что хуже — сунуться к гипотетическому бандиту или получить люлей от родной сестры. Натка — женщина суровая, и если с соседом всё ещё может обойтись, то с ней — нет.

Глава 4

Возвращаюсь я через час. Злой. Сегодня зина из магазина не работает, а её сменщицу пришлось как целку уламывать продать мне алкоголь в поздний час. Уломал, конечно — никуда она не делась, но кровушки попила, упырица.

Тащусь на девятый с «канистрой» разливного коньяка и явно не свежими чебуреками. Приготовит соседочка мне ужин или нет — бабка надвое сказала, а жрать охота. И забыться ещё. Приход рядом, но я его дальше края сознания не пускаю. Чудом держусь.

Подхожу к своей двери и смотрю на пакет-майку, который висит на ручке. Щурюсь довольно — жрать мне приготовила, ангелочек. В пластиковом контейнере картофельное пюре — сливочным маслом и лучком пахнет, а ещё хороший такой кусок жареной красной рыбы.

Б*я, никакого мяса не надо!

Иду к мусоропроводу, прощаюсь с несвежими чебуреками и думаю, что такой шикарный стейк из рыбы стоит немалых денег. Неудобно даже.

Звоню в дверь соседочки. Тишина.

Ещё раз звоню. Открывай, кнопка! Дядя альфа спасибо говорить станет.

— Чего надо? — сердито спрашивает моя кормилица через дверь.

— Деньги возьми, — тянусь в карман за тысячной купюрой.

— Не надо, — бурчит. — На коньяк себе оставь.

Мне кажется или она это мне с упрёком выдала? Не понял щас...

Стою, как идиот, перед закрытой дверью, деньги в пальцах мну.

— Ты чего такая ершистая, кнопка?

— Алкашей не перевариваю, — заявляет и топает из прихожей куда-то вглубь квартиры.

Хрена себе! Не переваривает она… Вздыхаю, сую тысячу в карман и плетусь к себе.

Я не алкаш, красавица. Я гораздо хуже.

***

Сытый, лежу на матрасе в тёмной комнате. Трезвый. Ужин я съел — рыбу прямо с костями умял, не парился, а палёный коньяк в глотку не полез, обратно запросился. Дрянь редкостная… Но дело не в этом. Я хуже пью, не морщусь. Мне от упрёка соседки тошно. Бывший нарк, которому стыдно, что он бухает. Неожиданный поворот.

Веки наливаются свинцом, не могу держать глаза открытыми. Закрываю и жду привычных кошмаров. Но вместо клуба видится мне Ангелина. Верхом на мне сидит, голенькая. Как наездница в седле — тесно к моему паху прижимается, а кончики её густых длинных волос щекочут моё лицо. Рычу тихо от накала, от сладости этого трипа. Она пахнет розой, а я безумец. Стягиваю с себя спортивки, вхожу в неё резко на всю длину члена и хренею. Чувствую почти реально, какая она маленькая там, узенькая…

Твою мать!

Подрываюсь на матрасе. Дышу, дышу, дышу… А крыша едет.

И не ясно, что хуже — отголоски глюков от когда-то принятой дури или эротические иллюзии с соседочкой в главной роли. В этих, мать их, Падалках нет наркоты, которая меня едва не погубила, а красавица, крышу сносящая — есть, рукой подать до неё.

Хорошо, что очнулся. Сердце тарахтит, как подыхающий мотор у тачки. Плохо ему, и мне, соответственно, тоже. Похотливые фантазии отпускают, и сознание захватывает другой трип — привычный. Тот, от которого мечтаю избавиться, но пока не получается.

Эмоций нет. Не прорываются они сквозь трэш, беснующийся в моей голове. В такие моменты мне сдохнуть охота или дури пастилку под язык сунуть. Опять слышу музыку, взрывы бита телом чувствую.

Мычу… Борюсь.

Сквозь борьбу замечаю, как на поцарапанной крышке пианино мигает светом мой смартфон. Хватаю его, вижу знакомые цифры. Приход отпускает. Голоса и музыка в голове затухают, я слышу трель телефона.

— Моя! Ты где? Ты чего не звонила?! — меня прорывает. — Я охренеть как соскучился! Слышишь, Зара?..

— Привет, — хохочет в трубку моя девочка. — Я в Непале. Представь?!

— На хрена ты в Непале? — улыбаюсь, хожу по комнате с телефоном у уха.

— А ты не знаешь? — вздыхает, но не грустно. — Работаю, как всегда. Каир мне вчера дозвонился, сказал, что отвёз тебя в какую-то глушь…

— Падалки, город. Реабилитируюсь.

— Пьёшь? — строго спрашивает моя.

Таким тоном только Зара со мной может говорить. Я разрешаю.

— Пью, — признаюсь честно.

— А ломка?

— Нет ломки, я победил. Глючит ещё, но справляюсь.

— Стая ждёт тебя. Ты же помнишь об этом, да?

— Помню, маленькая… Помню. Стараюсь я. Изо всех сил гребу. Веришь?

— Верю, — Зара улыбается голосом, но ей грустно. — Обращаться уже пробовал?

— Пока нет. Надо сначала голову в порядок привести.

Мы молчим. Недёшево молчим, раз моя Зара в Непале.

— Хочешь, я приеду? — спрашивает, а голос дрожит.

И я понимаю, что её хохоток в начале разговора и остальной позитив сыгран специально для единственного зрителя — для меня. Чтобы не слышал я её волнения, не думал, что причиняю боль. А я причиняю. Ей больно и плохо, потому что я зависим. Этот факт ранит Зарину, она меня тоже любит.

— Не надо приезжать, — ложусь на матрас, закрываю глаза. — Со мной всё нормально.

Мы болтаем, наверное, полчаса. Ни о чём. Не касаемся моей зависимости, не обсуждаем покатушки Зары по миру. Говорим о ерунде. И это просто прекрасно! Я будто в прошлое возвращаюсь. Я снова Рамиль Закирович — всегда одетый с иголочки, не матерящийся при женщинах, не пьющий… и даже не курящий. Нормальный мужик, короче. Альфа стаи. Помню, каким был, и хочу снова стать таким. Я сейчас такой, на время разговора с Зарой. Она меня к жизни возвращает — воздух мой.

— Рамиля… — произносит и замолкает.

Только она меня так зовёт. Не Рамиль, не Рамз — сокращённо от имени-отчества, а именно — Рамиля, выделяя голосом как-то по-особенному это «ля». Я кайфую, улыбаюсь.

— Пора тебе уже, да?

— Ага, — вздыхает моя. — Работа.

— Звони мне чаще. Ладно?

Понимаю, что это невозможно, но всё равно прошу. Девочка занята — постоянно в перелётах, переездах. Работа у неё, у деловой колбасы. Опять лыблюсь.

Не хочу, но завершаю звонок. Зарине Закировне пора работать, и мне пора. Спать.

***

Просыпаюсь от странного шума. В прихожей что-то падает, потом гудят два голоса — моей Наташки и нашего соседа с пятого этажа — Жеки. Спросонья не могу разобрать слов, о чём говорят — спорят вроде.

Глава 5

В ванной из крана хлещет холодная вода, а я стою у зеркала. В одной руке бутылочка с перекисью водорода, в другой — ватный диск. Хорошо приложила меня Наташка… Шикаю, промакивая ссадины ваткой. Шрамы останутся. Мало того что хромая, ещё и лицо теперь подпорчено. Класс!

Скандала не было. Сестра молча врезала мне, оцарапав ногтями щёку, и ушла курить в кухню. Перекисью водорода можно остановить кровь, а слёзы нельзя. Обидно. И сдачи я ей дать не могу. Когда Натка руки распускает, у меня случается ступор. Двигаться не могу, кричать не могу — ничего не могу.

Всхлипываю и дрожащими пальцами закручиваю крышку на бутылочке с перекисью. Выбрасываю окровавленные ватные диски в мусорное ведро и смотрюсь в зеркало. Испуганная, заплаканная, с припухшей скулой и царапинами — я.

Валить надо от Наташки. Но…  В теории это и моя квартира тоже.

Ладно… Прорвёмся. Наверное.

Умываюсь, выхожу из ванной и собираюсь спрятаться у себя в комнате, но сестра орёт из кухни, чтобы я шла к ней. Мало ей моей крови, надо ещё истерику закатить.

— Села! — командует Наташка, развалившись с сигаретой на кухонном диванчике.

Сажусь напротив неё, смотрю в глаза. Она тоже плакала. Жалела себя незамужнюю?.. По-любому!

— Чего надо? — щурюсь, разглядывая толстую венку у неё на виске.

— Я из тебя человека хотела сделать, — затягивается сигаретой, выдыхает дым мне в лицо, — а ты мне жизнь портишь.

— Чем? — я отмахиваюсь от никотинового тумана.

— Ни мужика у меня, ни ребёнка… Всё ты, мр-р-разь! — шепчет и дрожит. — Я вокруг тебя скакала всю молодость — Гелечка, Геля! А Геля выросла и мужика у меня увела!

— Ты в себе? — улыбаюсь на нервах. — Я у тебя никого не уводила. Он не твой мужик...

— Мог им стать! — Наташка хлопает ладошкой по столу. — Чо ты выперлась в подъезд, а?! На х*ра?! — орёт, курит, трясётся. — Господи… — неожиданно убавляет громкость. — Да ты сама захотела за этого самца замуж, вот и вцепилась зубами. Сначала рассказывала, что он алкаш, потом меня к нему не пускала и в конце концов цирк с булками устроила! Опозорить меня решила!

— Бред, — отвожу взгляд.

Слова Наты меня задевают, и это странно. Какая муха меня укусила? Зачем я?.. Просто… Непросто! Всё очень сложно. И сосед… Он… 

— Да? — сестра скалится. — А эти ваши «кнопка», «дядя». Это что? Ролевые игры у вас такие? Быстро ты соседа обработала. Суток не пробыл в хате, а уже в койку к нему прыгнула. Мне до тебя далеко, — таращит глаза, тянет сигарету почти до фильтра.

— Да пошла ты! — вскакиваю из-за стола и неудачно наступаю на покалеченную ногу.

Перед глазами темнеет от боли. Я мычу и сажусь обратно.

— Я хотела, чтобы ты в люди выбилась, Гелик, — не обратив внимания на грубость, моя сестра подкуривает следующую сигарету. Затягивается, а глаза блестят злостью. — А теперь всё, хватит! Можешь делать, что хочешь… Но! — наваливается грудью на стол. — Будь добра, плати за проживание в моей квартире.

— В твоей квартире? — поджимаю губы.

— В моей, — она кивает. — Десять тысяч каждый месяц.

Я столько не зарабатываю! И Наташка об этом прекрасно знает.

— Ненавижу… — цежу сквозь зубы.

— Взаимно, — сестра ухмыляется. — И кормить тебя я больше не собираюсь. Кобыла взрослая, а...

— Я не сижу на твоей шее, — цежу сквозь зубы.

Встаю из-за стола и ковыляю к себе в комнату. Я бы съехала из этой квартиры, но пока некуда… Понимаю, что дальше так продолжаться не может, а выхода не вижу. Нет его.

Захожу к себе, падаю на кровать и смотрю в белый потолок. Десять тысяч… Озверела Ната!

Надо что-то придумать…

— Корова страшная… — шепчу тихо.

— Увижу рядом с соседом — пришибу!  — вопит Наташка из кухни.

***

Одеваюсь, жую булку, и так мне хорошо — пел бы! Но не стоит травмировать души соседей воплями. Это у меня крышу от счастья повело, а люди не виноваты. Всё ангелочек с булками этими… Вкусные! И не столько тесто с корицей, сколько забота. Мне её не хватает. Женской руки, слова ласкового, взгляда тёплого… тела.

Меня как молнией бьёт — нет разницы между этой халупой без ремонта и моей навороченной хатой. Ни тут, ни там никто меня не ждёт. Жил среди своих в стае — и всё равно один. А сейчас соседочка со мной приключилась… Невозможная зараза! Только глянет, ресничками своими пушистыми хлопнет, а у меня уже член колом стоит. Ещё одна зависимость на мою голову.

Был же когда-то нормальным мужиком, и бабы меня любили. И сейчас любят… Кому я рассказываю? Себе хоть не ври, Рамз! Деньги они мои любят и власть, от которой плюшками за километр пахнет. Мне только пальцами прищёлкнуть — всё будет. Наверное, меня женщины никогда по-настоящему не любили. Я грубый, неразговорчивый, и в койке про любовницу в последнюю очередь думаю.

Замираю в прихожей, держась за дверную ручку. Пахнет ангелочек розами. Такие только в раю растут, но не для меня цвела красавица. Нет. Такое животное как я не может осчастливить ангела.

Рычу и выхожу из хаты.

Останавливаюсь у двери номер двадцать пять. Прислушиваюсь. Как бы чего не вышло у Гели с сестрой. Наташка эта явно с дебилинкой баба, а мы с утра по её самолюбию хорошо проехались. А не х*р было булки чужие за свои выдавать.

Тихо вроде.

Мне идти надо, а я стою.

Буквально заставляю себя спускаться по лестнице. Закуриваю. Вернуться хочется… Ещё постоять у двадцать пятой квартиры, подышать розами.

У меня, мать её, реабилитация! И я иду искать работу.  Не где-нибудь — в Падалках! Я даже когда у руля стаи стоял, таких непростых задач не решал. Отличный опыт намечается. Потом можно будет курс вебинаров записать — как найти работу там, где её нет. 

Глава 6

Обидно, что Жека не предупредил про соседа… Хотя что бы изменилось? Ничего. Мне работа нужна, а моему шефу помощник. Я вижу, как он зашивается, когда гости лютуют. С этой охотой-рыбалкой-пьянкой нам порой присесть некогда. Мужских рук очень не хватает. А у Жеки сейчас ещё и нервы на пределе. Жена его — Надя — беременная и не подарочная. На прошлой неделе зарядила ночью — хочу вишню в шоколаде, вынь да положь. Он по Падалкам носился, вишню эту искал… Роман написать можно приключенческий! Нашёл, а Надя расхотела. Мне иногда кажется, что она идеи для своих беременных загонов из бородатых анекдотов берёт.

Кстати, о бородатых…

Смотрю на соседа. Сидит на переднем пассажирском и на меня поглядывает вполоборота. Так и подмывает спросить — чего пялишься, дядя? Но я молчу и молчать буду. Наташка, если узнает, что Жека его на работу взял, подумает, что это я всё подстроила специально, чтобы «замуж выскочить». Голову мне откусит Ната — к гадалке не ходи. А я вообще хотела держаться от него подальше, насколько возможно. Мне новые проблемы не нужны, старых хватает.

Чёрт, блин…

Кусая губы, облизываю взглядом  крупное накаченное предплечье соседа. Футболку с коротким рукавом напялил. Как специально! Ну, невозможно же… Огромные ручищи у него. Лапы. Примеряю, как бы они смотрелись у меня на талии, и внизу живота сладко тянет похотливая истома.

Реакция собственного тела на самца мне не нравится, но после того как я утром увидела его в спортивках с голым торсом… Такой прям клёвый мужик! Особенно если не пьяный. У меня ещё не было секса, но порнушку я смотрела, и с душем иногда развлекаюсь…

Что-то жарко.

Кручу ручку, стекло опускается. Горящее от смущения лицо обдаёт прохладой, но легче не становится. Сосед будто чует, что вот именно сейчас надо обернуться. Щёки мои как угли горят.

— Заедем на заправку, — сообщает Жека. — Надо топливо для генераторов взять.

Заезжаем. Шеф достаёт канистры из багажника, а сосед идёт в магазин. Я остаюсь в тачке и паникую. Нельзя не паниковать, когда у тебя трусы намокли от возбуждения, хоть выжимай. Прикладываю ладошку к груди и мысленно умоляю сердце успокоиться.

Успокоиться…

Как успокоиться-то?!

Жека идёт оплачивать топливо, а сосед обратно в машину. Я сжимаюсь в комочек, когда тачка проседает под его весом.

— Держи, кнопка, — рядом со мной на сиденье шлепаются бутылка с водой и шоколадка.

— Это что? — я стараюсь держать себя в руках, но голос предательски дрожит.

— Шоколад — спасибо моё тебе за ужин и завтрак, а водички попей. Употела, — ухмыляется и отворачивается.

Заботливый какой… Прикладываю холодную бутылку к щеке и шикаю от боли — забыла про царапины.

— Блин… — психую тихо.

— С лицом у тебя что? — спрашивает, наблюдая за Жекой в окне здания заправки.

— Ничего.

— Пытать? — поворачивается ко мне. — Я умею.

— Не сомневаюсь, дядь, — хамлю, потому что страшно и неловко.

— Выпрашиваешь, — он смеется, но как-то невесело.

Слава богу, Жека возвращается. Грузит канистры в багажник и садится за руль, но тут же вынужден отвечать на телефонный звонок своей благоверной. Наде не нравится, что муж поехал работать. Надя хочет Жеку домой. Плачет в трубку, истерт так, что на весь салон слышно, а Женька рулит одной рукой и ею же переключает скорости.

В лесу, где мы пробудем до завтрашнего вечера, сотовая связь не ловит, и, наверное, Женя счастлив по этому поводу. Не хотела бы я такой семейной жизни…

***

«Домишко» на деле оказывается нехреновым коттеджем. Пока мы выгружаем вещи из багажника, Жека с гордостью рассказывает, как построил его вот этими вот руками, а Геля хромает в дом. Из кармана её джинсов точит плитка шоколада. Не фыркнула, взяла. Сладкое, значит, любим. Я запомнил.

Работодатель мой не предупреждал, что ангелочек с ним работает. Хорошо, что я не бахнул днём. Пьяным, конечно, на работу не поехал бы, но для разогрева мог. Вонял бы на весь салон, а ангелочек алкашей не любит. Это я тоже помню.

Ангелина оборачивается, прежде чем зайти в дом, и я ловлю её взгляд. Она смущается, не попадает ключом в скважину. Смешная.

Но что у неё, мать-перемать, с лицом?!

Скула припухшая, синяк и царапины... Утром этого не было. Если её сестра так разукрасила, я это курве башку откручу, пох*р, что баба.

— Надо генераторы заправить, — Жека хлопает крышкой багажника. — Гелик сейчас еду готовить будет для нас и гостей, — смотрит на наручные часы. — Скоро приедут.

— Жек, а что у тебя с ней? — достаю сигарету, прикуриваю.

— С кем?

— С Ангелиной.

— Не понял.

Непонятливый, бл*, какой! Когда я в тачку садился, ангелочек к нему нехреново так прижималась и ещё щёку ему лобызала. Я дурной, но не слепой.

Смотрю на Жекин правый безымянный палец с кольцом и вспоминаю мадам, которая полдороги безбожно выносила ему мозг по телефону. Качественно так, пока сотовая связь не сделала ручкой. Женат… Хотя жена вообще не панацея от любовницы. Мозг плавится от мыслей. Мне неприятно думать, что Жека катит яйца к ангелочку…

— Забей, — я хлопаю работодателя по плечу, тушу сигарету кроссовком и поднимаю канистры с топливом. — Показывай фронт работ.

Идём за дом к сараю, Жека вытаскивает генераторы. Всё молча. Он напрягается, но и я напрягаюсь. Бешусь даже. На хрена под дурака косить? Он волчара не маленький. Прямо скажем, мужик взрослый.

— Слушай, Рамиль, — выдыхает Жека, —  я, конечно, не бессмертный, но спросить должен. Ты на Ангелину глаз положил?

— Про не бессмертного ты верно заметил. Аккуратнее на поворотах, — щурюсь недобро.

— Геля мне как сестра, — смотрит в глаза мне. Решительный, смелый.

Ухмыляюсь. Красавчик, чо. У меня тоже есть сестрёнка.

— Выдыхай, Жек, — смеюсь, глядя, как он надулся, приготовившись защищать ангелочка от моих катящихся яиц. — Такую девушку обижать — грех.

Глава 7

Стою у стола в кухне и натягиваю на плечо футболку. Она упорно сползает…

Это что сейчас такое было?!

Трогаю пальцами искусанные губы, а между ног всё сладко воет, сжимается и… влажно. И ягодицы ноют. Чёрт! Ну, сосед! Злюсь и дрожу. Наверное, от злости дрожу. Футболка на мне превратилась в тряпку. Ужас какой! Ощупываю себя — цела вроде. Он меня жамкал — кости хрустели. Синяки от его пальцев останутся.

С улицы доносятся голоса мужиков — гости приехали, а я в таком виде. Скорее ковыляю к шкафу с вещами: он стоит в кухне. Жека каждый квадратный метр в доме гостям отдаёт, а мы здесь ютимся днём и ночуем. Иногда Женя в зимовьё уходит, а я в кухне одна сплю, на раскладушке…

Достаю с полки свежую майку — хорошо, что всё под рукой. Снимаю рваньё, в которое превратилась моя любимая футболка, и шиплю от непонятных ощущений. Грудь чувствительная до невозможности, и прикосновение ткани к ней приносит лёгкую боль, а от этой боли внизу живота «бабочки». Прибила бы их… Мухобойкой без жалости!

Ну, дядя! Гад!

Я даже не знаю, как его зовут. Жмурюсь и хнычу — это жесть. Жесть!

— О, ни хрена, какие люди! — голос из прошлого заставляет меня вздрогнуть.

Не-не, это галлюцинация на нервной почве. Быть не может.

Поворачиваюсь и радуюсь, что успела одеться. Потому что у меня не глюки — Соловей… Соловьёв Гарик. Игорь. Одноклассник мой бывший. Стоит и смотрит на меня с ухмылкой.

— Здравствуй, — выдыхаю. — Ты чего здесь?

— На шашлыки приехали, — у него в руках пластиковое ведро с маринованным мясом. — Просили поварихе отнести, а тут ты.

— На стол поставь, — бурчу и хромаю к канистре с водой.

— Ты не рада, Гелик? — Игорь ставит тару с мясом на стол и шагает ко мне. — Иди, обниму, — разводит широко руки, готов принять меня в объятья.

Щаз!

— Не надо! — пищу. — Обойдёмся без нежностей, — наливаю себе водички в стакан и выпиваю залпом.

Ближайшие лет сто я с мужиками дел иметь не собираюсь. Спасибо, хватило соседа. Становится душно, и душа дрожит… Как я так, а? Почему позволила? Ещё и стонала под ним. А он зверь просто! Ужас тихий. Напор такой, что крышу сносит. На губах до сих пор его вкус, и вода не помогает. Наливаю ещё стакан и снова залпом приговариваю. Я не позволяла парням такое… так к себе прикасаться. Тем более губами! Машинально щупаю себя за грудь, а Гарик смотрит.

Капец…

— Ты какая-то помятая и хромаешь, — он оценивает меня взглядом. — Выглядишь не очень.

И чувствую себя, как будто под каток попала. Тут с Соловьём не поспорить.

— Иди к своим, — киваю на дверь, пытаясь его выпроводить. — Мне работать надо.

Игорь ржёт, как конь, и усаживается на стол. Жопой на кухонный стол! Хотя о чём это я? Сама десять минут на нём непотребством с соседом занималась. Сними белое пальто, Геля!

— Рассказывай, как дела? Как живёшь? — живо интересуется моей судьбой одноклассник.

— Обычно живу. Учусь и вот, — окидываю кухню взглядом, — работаю. Гарик, иди, пожалуйста. Мне правда надо готовить, — почти умоляю.

— Ладно, — вальяжно соглашается Соловей. — Увидимся, — подмигивает мне и валит из кухни.

Надеюсь, не увидимся. По крайней мере, я приложу для этого усилия. Соловьёв в школе надо мной издевался — гнобил и унижал. Этот кошмар продолжался, пока его папаша не свалил из Падалок, прихватив с собой всю семью. Говорят, стал депутатом в большом городе. Вон он, кстати, орёт на весь двор пьяный. Приехать не успели, а Михал Борисыч уже закатанный. Сразу понятно, кто тут депутат — близость к народу на максимуме.

***

Гостей двое. Депутат с сыном-мажором. Слуга народа в неадеквате. Сетует, мол, укачало по дороге, а от самого перегарищем несёт за десять метров. Он почти сразу кустики облюбовал и теперь рычит оттуда бухой гиеной. Сын его мне сразу не понравился — мажор махровый, золотой мальчик. Гонора хоть занимай.

У гостей по плану шашлычок под коньячок до полуночи, а потом в люлю, чтобы с утра на рыбалку сходить и в лес, на зверей посмотреть. Оружие при них, но сдаётся мне, что стрелять товарищи не умеют.

Жеки так и нет. Я с горем пополам нахожу в сарае мангал, вытаскиваю его на улицу, а сам кошусь на накрытую в беседке поляну. Выпить хочется — сил нет. Вот закончили бы мы с ангелочком, я бы курить хотел, а так…

Хорошо, мать её, что не закончили!

Чуть резьбу не сорвало мне. Башка в тумане, член рулит ситуацией… Зашибись, есть на кого отвлечься — гости. Не они, я бы уже давно в кухне разврат учинял с соседочкой.

А выпить хочется. Ассортимент коньяков у гостей приличный и вкусный.

— Э, слышь!

Я понимаю, что это сейчас мне было сказано, и голос такой… блеющий. Овца овцой. Оборачиваюсь. Стоит мажорчик, лыбой кривой светит, на меня смотрит.

— Слушаю, — отвечаю сдержано, как Жека просил.

— Есть средство от комаров? — он меняет выражение лица на чистое недовольство и бьёт себя ладонью по шее. Кровососа убил, герой.

— Сейчас узнаю, — рычу вежливо и иду в дом.

Но мне на встречу выхрамывает Ангелинка с огромным тазиком маринованного мяса — едва тащит его. Футболку порванную переодела. Гляжу на её белую майку и думаю, что бельишко ангелу сейчас совсем не помешало бы. Полный двор кобелей, а у неё сквозь тонкую ткань все прелести видно. Так и хочется взять её под мышку и унести в дом… Чтобы не расхаживала здесь в таком виде. Мажорчик пялится… Откровенно так, сука!   

Забираю у ангелочка таз и несу к беседке, где уже готов мангал с углями. Она за мной ковыляет.

— Иди в кухню, я тут сам справлюсь, — рявкаю на неё.

— Не указывай, — огрызается. — Сама знаю, что делать.

— Я не понял, ты тут кашеваришь или девочкой по вызову подрабатываешь? — я злой, как чёрт. Меня не просто несёт — уносит. — Ты бы ещё голая выперлась, — смотрю на её грудь, которую полупрозрачная майка почти не скрывает.

Соседочка краснеет и яростно уничтожает меня взглядом. Задел за живое, знаю. А не х*р потому что!

Глава 8

Полночь. Я лежу на раскладушке в кухне, а за стенкой в комнате с камином Михал Борисыч орёт на Гарика. Чем больше слушаю, тем сильнее убеждаюсь — проблема отцов и детей в семье Соловьёвых стоит остро и давно. Михал Борисыч привёз Игоря сюда не коньяка попить. Он хотел, чтобы сын вдохнул чистого воздуха малой родины, вспомнил детство и понял — жизнь сложная штука, надо думать о будущем. Слуга народа не молод, а Гарик только и делает, что развлекается. Он совершенно не способен жить без отцовского бабла и контроля — последнее важнее всего. Наследство можно промотать и остаться ни с чем, нищим… Соловьёв-старший такой судьбы для своего ребёнка, ясен пень, не хочет и дробить не собирается. 

Становится понятно — утром охоты-рыбалки не будет. Михал Борисыч намерен рвануть домой, а Гарик пусть остаётся в Падалках. Невесту себе искать. Типа здесь девчонки «экологически чистые», без пестицидов, а не вот это вот всё, что в столице «созрело». Нормальная девка, по мнению папы, способна заполнить пробелы в воспитании, которые появились благодаря ему же. Но это мелочи. Все знают: мужик — голова, а баба — шея… Вот и Борисыч это знает. Более того — верит в это свято!

Намёки депутатские полупрозрачные мне не нравятся. Он явно пытается нагнуть сына, заставить его приударить… за мной. Гарик упирается — жениться ближайшие лет десять он не намерен, тем более на простушке из Падалок, но слуга народа не стесняется шантажировать — обещает лишить деточку дотаций, если он не остепениться рядом с приличной девушкой.

Это очень по-депутатски — наплевать на желания окружающих и продавить свои. За меня Михал Борисыч решать ничего не будет… Мне ещё младшего Соловья в жизни не хватало! До сих пор вспоминаю его школьные издёвки — и глаз дёргается. Представляю, каким он будет мужем. Кому-то… Не мне!

Прячу голову под подушку, крики становятся тише. Слов я теперь не разбираю. Вот и хорошо! Семейные разборки Соловьёвых мне не интересны. Гарик — не герой моего романа, от слова «НЕТ!».

Болтаюсь между сном и реальностью, ворочаюсь. Голоса в комнате стихают. Неужели закончили Соловьёвы? Выдыхаю с облегчением, но рано — в дверь кухни стучат. Высунув голову из-под подушки, щурюсь, вглядываясь в полумрак, а сердце стучит часто. Женька в зимовье спать лёг и сосед наш новый, скорее всего, там же, а за порогом кухни…

Гарик. Точно он.

— Чего тебе? — моё горло царапает страх.

— Поговорить надо, открой, — заявляет Соловей.

Ох, не нужен мне с тобой разговор, Игорёня! Шёл бы ты чирикать в другое место.

Он не уходит, стучит в дверь не громко, но настойчиво. Явно в покое не оставит. Вздыхаю, встаю с раскладушки и, надев халат, иду открывать. Замок щелкает, и я вижу Гарика — он не трезвый.

— Быстрее только, мне спать надо, — не пускаю ночного визитёра за порог, пусть говорит и уходит.

— Кофе сделай, — Гарик отпихивает меня, проходит в кухню.

Не надо было открывать…

Жалею, что сглупила, но уже поздно. Игорь сидит за столом и чего-то ждёт. Кофе, наверное. Наливаю в железную кружку тёплую воду из кастрюли, сыплю растворимый кофе из пакетика и вместе с сахарницей ставлю перед Соловьёвым на стол. Он брезгливо косится на натюрморт.

— Я не бариста, — фыркаю. — Да и здесь тебе не столичная кофейня.

Пусть спасибо скажет, что… Смотрю на него и понимаю — это я должна спасибо сказать за то, что он не виски потребовал. Хотя лучше бы его. Я бы тогда с чистой совестью послала Гарика к Жеке. Он у нас главный по спиртосодержащим жидкостям, а я так — повариха.

— Короче, — рычит Игорь, накладывая сахар в кофе, — поедешь со мной в столицу.

— С какой радости? — у меня брови ползут вверх. — Никуда я не поеду!

— Поедешь, — самоуверенно заявляет, — и замуж за меня выйдешь, иначе отец меня на бабло кинет.

— Пофигу. Веришь? — стараюсь держаться, но меня трясёт.

Мне страшно, потому что Игорь Соловьёв ни хрена не тщедушный ботан и никогда им не был. Однажды он врезал мне ладонью по лицу… Ещё в школе. В ушах у меня тогда звенело долго, и голова кружилась. Рука у него тяжёлая, а у моей психики особенность — лезть на рожон, когда боюсь.

— Пофигу? — Соловей зло ухмыляется. — Ты дура, скажи честно? Я тебе предлагаю свалить из Падалок. Хату в центре столицы и деньги на карту обеспечу. Здоровый кипишь, развлечения…

Гарику нужен условно фиктивный брак, чтобы папочка не лишил его всего, чего только можно. Жизнь в золотой клетке меня не интересует. Я не идиотка, понимаю, что при таком раскладе у меня в столице одна перспектива — служить пожизненной гарантией успеха Игоря, мои желания и интересы учитываться не будут. Да и вообще… Замуж надо за любимого человека выходить, а на билет в лучшую жизнь можно заработать.

— Шёл бы ты отсюда, Гарик, — смотрю ему в глаза. — Не всё можно купить. Жаль, тебе мозгов не хватает это понять.

— Пасть завали! Потом спасибо скажешь, что я тебя из говна вытащил.

Я для него даже не товар на полке в магазине. Я гораздо… проще. Дешевка. Никому не нужна, а тут благодетель нарисовался. Жизнь красивую покажет и даст попробовать кусочек. Не интересует.

— Я сказала — нет! Уходи! — встаю, держусь за столешницу, а ноги, как вата.

— Ты тупая?! — Игорь подскакивает со стула и до боли сжимает пятернёй моё предплечье. — Я тебя не спрашиваю, а перед фактом ставлю, — рычит мне в лицо. — Через годик родишь, чтобы батя внуку порадовался. И мне неинтересно, что ты по этому поводу думаешь! Ясно, бл*?!

Ого! Брак, значит, фиктивный, а ребёнка я ему родить должна настоящего? От этой мысли меня едва на изнанку не выворачивает. Спать с Соловьём, да ещё и беременеть от него… Нет! Нет! И ещё раз — НЕТ!

Выдираюсь из хватки и хромаю к двери, чтобы пойти в зимовьё к Жеке. Плохая была идея остаться ночевать в кухне, но я, опасаясь нового соседа, решила спать в гордом одиночестве на раскладушке. Не того испугалась.

До порога дойти я не успеваю — хмельной Гарик догоняет меня и, схватив за руку, тащит обратно к столу. Я кричу, но на мои крики никто не реагирует. Женя тупо не услышит, а Михал Борисычу, видимо, плевать. Или он вообще уже успел свалить, как обещал…

Глава 9

Вызывая скорую, я трачу просто до хрена времени, чтобы объяснить диспетчеру, как добраться до лесного коттеджа. Общаемся почти на пальцах.

Я ходил в лес, чтобы обратиться, а потом вернуться и припугнуть в ипостаси волка депутатского сына. По моим расчетам, он должен был с утра сгрести папаню в охапку и свалить к едрене-матери, наплевав на охоту, рыбалку и сватовство. Я не вариант для ангелочка, но и Игорь этот… Х*р ему! Так я решил. А вышло, что вышло.

Теперь мажорчик с рваными ранами за зимовьём отдыхает, ждёт докторов.

— Вызвал? — из избушки выходит Жека, смотрит на меня сердито.

— Вызвал, — бросаю коротко и сплёвываю на землю.

— За что ты его? — оборотень задумчиво смотрит на окровавленную ногу Игорька в сапоге, торчащую из-за угла.

— За дело, — рычу тихо.

Шеф мой новый не вовремя появился. Я из леса вышел волком и напоролся на интересную картину. Соседочка в зимовье орёт — помощи просит, а Игорь этот камень с земли поднял и замахнулся, чтобы окно разбить. Я не стал разбираться, что к чему — отогнал засранца за угол и навалял, как следует.

— Натворил ты дел, Рамиль, — Жека вздыхает.

— Ангелинка в порядке?

— Напугалась и коленки содрала, — коротко отчитывается оборотень. — Надо на гору идти — там связь ловит, звонить Михаилу Борисовичу, — Жека достаёт из кармана телефон. — Он куда-то свалил среди ночи, — замирает с мобильником в руке. — Рамиль…

— Чего?

— Мне пи**ец.

— Не кипишуй, Жек.

— Тебе по хрену, а мне ещё работать, — волк крайне напряжён. — Депутат мне кислород перекроет. Бизнес загнётся.

— Ничего он тебе не сделает. Слово даю.

Один звонок Каиру, и он решит вопрос без напряга. В конце концов, депутат — не президент.

— Ладно, — Евгений хмурится, не доверяет, но ассортимент предложений невелик. — Михаил Борисовичу один хрен придётся сообщить… Уж лучше я это сделаю, чем врачи из Падалок.

— Позже, — я хлопаю оборотня по плечу. — За скорой поедешь и ближе к городу позвонишь ему. Если раньше тут не нарисуется, конечно. Ты побудь пока с бедолагой, — киваю на ногу мажора, — а я Гелю гляну.

— Аптечку из машины возьми, пусть коленки обработает, — заботливо сообщает Жека. — И это… В бане халат есть. Оденься, — бурчит.

Вспоминаю, что на мне нет одежды, зато есть следы крови Игоря. Мои шмотки остались в лесу, топать туда сейчас не вариант. Поэтому иду в баню смывать с тела алые разводы и за халатом, само собой.

С марафетом заканчиваю быстро и, забрав из тачки аптечку, пру в избушку.

— А Женя где? — ангелочек, поджав стройные ножки, сидит на табурете в тесной комнате.

— На улице, — отвечаю без особой точности.

Соседочка моя молчит, и я молчу. Не придумал ещё, что скажу ей, когда спросит. А она спросит — по глазам вижу.

Открываю аптечку, достаю бинт и антисептик.

— Помочь? — протягиваю нехитрый санитарный набор Ангелине.

— Спасибо, — она кривится, — сама справлюсь, — шмыгает носом. — Ты знаешь, что случилось?

Началось…

— Я у тебя хотел спросить, — кошу под дурака. — Я в бане был.

— Кажется, там… волк... — сбивчиво объясняет Геля. — Я слышала вой и рычание. А ещё… Игорь… он кричал. Где он? — поднимает на меня глаза полные страха. Или вины? Не могу понять.

— Переживаешь за будущего мужа? — усаживаюсь на топчан, внимательно смотрю на соседочку.

— Отвали, — шипит Геля.

— Всё с твоим мажором нормально будет. Потрепал его волк, но это не смертельно.

Она глядит на меня с удивлением. Я смотрю на неё, она на меня…

Что?!

— Женя сказал, Игорь в порядке, — растерянно хлопает ресницами.

— В порядке, — киваю, но у меня на роже написано —  нет. — Скорая едет.

— Господи… — шепчет соседочка, бросает бинт и хромает к двери.

— Не хрен тебе там делать, — я встаю у неё на пути.

Мажор сейчас не в лучшем виде. Не хватало, чтобы ангелочку поплохело от впечатлений.

— Отойди! — шипит, пытается меня обойти.

— Реверс, — разворачиваю её и легко подталкиваю к табуретке.

— Не трогай! — бьёт меня по руке ладошкой и так глядит — взглядом убивает. — Не смей ко мне прикасаться, дядя! — почти рычит, даром, что человеческая девчонка. — Противно!

От её злости, напора я на мгновение теряюсь, но ей хватает — выходит за дверь, а я стою в избушке, во рту горечь. Желчь, яд… Почему-то слова Ангелины ранят меня больнее клыков врага, душу рвут в клочья. Особенно «дядя» это её, брезгливо выплюнутое.

***

Стою, прижав ладонь ко рту, и глазам не верю. На земле Соловьёв в крови, в разодранной одежде, а рядом с ним Жека с аптечкой. Она в кухне «обитала», пользовались ей редко, максимум — бинт достать, чтобы замотать порезанный палец.

Малодушной я никогда не была, но сегодня… Плевать, что Соловьёв гад, я не должна была стоять и слушать его вопли, надо было громче орать, звать на помощь. Сосед в бане был… и он не слышал. Или не хотел слышать? Окна бани выходят на задки зимовья, там зверь Игоря… убивал.

— Жень, ты говорил, с ним всё хорошо, — шепчу, а у самой голова кружится.

— Ты чего из избы вышла? — он подхватывает меня под локоть, помогает сесть на чурку, на которой дрова колют. — Воды принести? — щёлкает пальцами перед моим лицом.

— Не надо, — отпихиваю его руку. — Игорь без сознания?

— Только что отключился. Вида крови не выносит. Гель… Не переживай так, нормально с ним всё будет.

— А волк?

— Убежал. Я его спугнул.

Странно всё это… Но думать я не могу, в голове натуральный фарш.

— Женя, я кричала… Игорь тоже кричал. Где ты был?!

— В лесу. Услышал — прибежал. Он тебе что-то сделал?

— Кто, волк?

— Игорь.

— Замуж звал, — лепечу в полубреду.

— Так… понятно, — Женька запускает пальцы себе в волосы. — И что думаешь?

— О чём? — я вздрагиваю, понимая, что спросил мой начальник. — Ты нормальный, вообще?!

Глава 10

Нервничает ангелочек. Ей сегодня неслабо досталось. Да и с такой сестричкой, как у неё... Я бы на месте Гели давно на учёте у психиатра стоял с целым букетом расстройств.

— Домой иди, — оборачиваюсь к ней, когда Каир паркуется возле нашего подъезда.

Губки соседочки дёргаются, будто сказать что-то хочет, но она бросает короткий взгляд на моего бету и молча выходит из тачки. Топает, хромая, домой. Умница.

— С депутатом работают, — сообщает мне Каир.

— Хорошо, — киваю и думаю.

Слуга народный меня не слишком волнует — с ним всё решаемо. Что с сестрой ангелочка делать? Прошу бету набрать её номер и попросить спуститься к подъезду. По хрену, что раннее утро. Каир заплатил ей за халупу на полгода вперёд — сумма впечатляющая. Клиент всегда прав.

Наталья трубку берёт не с первого дозвона и бурчит что-то недовольно, но спуститься соглашается. Ей только «трусики и бусики» надеть, а мне пересесть на заднее сиденье.

— Здравствуйте, — Наташа усаживается вперед, Каир блокирует двери и даёт по газам. — Куда?! — она растерянно вопит, вертит головой и замечает меня.

— Прокатимся, — скалюсь устало. — Телефон свой давай сюда.

***

О, чудо! Лифт работает.

Дремлю, привалившись к стенке кабины, пока еду на девятый. До экзамена несколько часов, а у меня в голове только волчий вой и страшные картинки этой ночи. Как сдавать? Как-нибудь. Может, мне повезёт и сегодня случится ещё одно чудо…

Открываю дверь ключом, захожу в квартиру и застаю в прихожей сонную Наташку. Она натягивает на ногу кроссовок.

— Ты куда в такую рань? — спрашиваю, зевая.

— Не твоё дело, — огрызается. — Зарплату получила?

— Нет ещё, — хмурюсь, стаскивая с ног обувь. — Не до зарплаты было. У нас сегодня на гостя волк напал…

— Неинтересно, — фыркает сестра. — Тем более ты врёшь.

— Чего это? — замираю с широко открытыми глазами.

— Ой… — она опять фыркает. — Чего только не придумаешь, лишь бы бабки мне не отдавать, да? Имей в виду, я долго терпеть не стану.

Вот коза!

Провожаю Нату взглядом и пялюсь на закрытую железную дверь. Ещё вчера я была полна надежд и радости от повышения зарплаты, а сегодня не уверена, что она вообще будет. Как и работа, в принципе. Не даст Михаил Борисович Жеке нормально бизнес вести. Мстить станет за сына… И по фигу кто виноват в том, что случилось с Игорем. С волка-то не спросишь.

Топаю в душ, чтобы очнуться, и почти засыпаю под прохладными струйками воды. За экзамен становится реально страшно. Завалю, к гадалке не ходи!

Выйдя из душа, кутаюсь в полотенце и слышу, как мой мобильный звенит смской. От Наты сообщение… Читаю и глазам не верю. Сестра пишет, что уехала из города, когда будет дома — не знает. Кошусь на её сумочку, которая осталась на вешалке в прихожей, и пытаюсь вспомнить — не намечался ли у Наташки отпуск на эти дни. Может, за свой счёт взяла? Фиг её знает… Они с подружкой вчера нормально так погудели — дома бардак, в кухне полно пустых бутылок из-под пива. Что ей в похмельную голову ударило, остаётся только догадываться.

В любом случае отсутствие сестры дома мне на руку. Никто не будет дёргать, трепать нервы и давить на гнилое. Можно немного почитать конспекты, а потом топать в колледж сдавать экзамен.

Зевая, варю себе кофе и сажусь за науку. Надеюсь и верю, что сдам эту сессию, а Жека не потеряет бизнес. Надо к нему вечером заглянуть, спросить про Соловьёвых.

***

Каир высаживает меня недалеко от промзоны и уезжает, увозя с собой Наталью, которой я предварительно всё популярно объяснил. Мой бета высадит её на трассе где-нибудь между столицей и Падалками. Без связи, документов и денег она будет добираться домой с приключениями. Попробует отыграться на сестре или сдать меня ментам, браткам и иже с ними — её вообще не найдут. Мне кажется, я был достаточно убедителен, когда рассказывал Наташе, что ангелов обижать нельзя. За это простые смертные попадают в ад. Иногда при жизни.

С чувством удовлетворённости шагаю по обочине дороги, разглядывая заброшенные здания заводов и складов. Не много предприятий сейчас работает, но всё же они есть. Я полон решимости найти работу. У Жеки местечко тёплое, но там я не останусь. Из-за соседочки. Тянет меня к ней, едва держусь.

Через час мытарств нахожу овощебазу. Хотя это громкое название… Небольшой склад с гнилыми яблоками и огурцами, но им требуется грузчик. Зарплата — слёзы, график — рабский. Мне подходит. Буду уходить из дома почти на рассвете, а приходить после заката. Меня хватит на бутылку-другую пива и в люлю. Полгода пролетят как неделя. Уверен.

Беседую с хозяином овощебазы, и он решает не дробить — оставляет меня трудиться вот прям щас. Я не против. Таскаю ящики с вонючими овощами, приглядываюсь к кладовщице. Нормальная девка, вроде, и кольца на пальце нет.

***

Три дня спустя

Клюю носом за кухонным столом. На тарелке жареная картошка, в кружке чай зелёный, а в руке учебник. Зеваю. Завтра опять экзамен…

Первый в сессии я сдала. Точнее, мне поставили четвёрку в кредит. Хороший препод, понимающий. Второй раз не прокатит. Предмет сложный, а ведёт его у нас заместитель директора колледжа — тот ещё судак. Там авансов быть не может. Учу.

Даже к Жеке спуститься времени нет. Почти сутками за учебниками и тетрадками. Наташка дома не появлялась, не звонила, не писала. По фигу вообще. Ната сама себе хозяйка.

Отхлёбываю давно остывший чай, поглядываю в окно. Темно, фонари включились… Вздыхаю и снова погружаюсь в текст параграфа, но хватает меня ненадолго. Захлопнув книгу, встаю, потягиваюсь и выхожу на балкон.

Тепло, и звёзд полное небо, но насладиться видом мне не дают навязчивые мысли. Сама не знаю, как так вышло, но каждый вечер я жду появления Рамиля во дворе. Заметила, он уходит куда-то рано утром и возвращается ближе к ночи. Часто пьяный.

Глава 11

Не каждый день я узнаю, что тот, кого я в своё время считала почти братом, любит меня совсем не как сестру...

Шок!

Женька не раз выручал меня, с работой помог, но близко мы общаться перестали. Детство прошло, а во взрослой жизни у нас общих интересов не нашлось. У Жеки семья, у меня учёба в музыкалке… Так я думала. А он вон чего!

Недостаток кислорода я решаю восполнить на улице. Захожу в лифт, жму кнопку первого этажа, а время тянется нереально долго. Почти умираю, дожидаясь, когда этот чёртов лифт спустится вниз. Мне нехорошо.

Наконец, двери разъезжаются, я поднимаю голову и столбенею.

Сосед.

В подъездном полумраке он кажется нереально огромным и очень опасным. Залипаю, глядя на кисти его рук с крупными пальцами и вздутыми венками.

Я сама для себя опасна!

Жека со своими проблемами, признаниями мигом вылетает из головы, и я уже не помню, зачем спускалась на первый этаж. Помню только, как эти вот… лапы забирались мне под футболку, рвали её, трогали мою грудь. Тело отзывается на воспоминания сладким эхом внизу живота.

Я собиралась держаться от соседа подальше!

Перед глазами всё пляшет, и я массирую пальцами виски, чтобы прийти в себя. Не помогает.

Двери лифта начинают закрываться.

— Оп! — гулко выдаёт Рамиль и сдерживает створки.

Железо вздрагивает с лязгом, и я вздрагиваю…

***

Успеваю подхватить соседочку — сознание потеряла. Ни хрена не понимаю, что с ней случилось.

Отправляю лифт на девятый, держу Гелю, перехватив рукой за талию. Она болтается у меня на предплечье тряпичной куколкой. Мыслей ноль, одни инстинкты. Вот на них и действую — открываю дверь своей хаты, заношу бессознательное тельце соседочки и щёлкаю выключателем в прихожей.

Ангелочек мычит, в себя приходит. В комнату её на матрас быстро, а сам в кухню за водой. Когда я возвращаюсь к ней со стаканом белой от хлорки воды, она уже сидит на моём скромном спальном месте и таращит испуганные глазёнки.

— Почему я здесь? — вертит головой.

— Ты сознание потеряла, — ставлю стакан с водой на крышку пианино. Это точно нельзя пить. — Не бросать же тебя в подъезде, сюда принёс. Что с тобой?

— Переутомилась, — бурчит, потирая лоб ладошкой. — Сессия.

— Понятно. Бессонные ночи, значит?

Соседочка кивает.

Понимаю. Меня даже тяжёлый физический труд с переработкой не спасает от бессонницы. А причина вот она — сидит на матрасе, вся такая нежная, тоненькая и пахнет розой.

Трое суток ада. Трип наркоманский меня покинул, но вместо него со мной случилось новое наваждение — каждую чёртову ночь я вижу во сне ангелочка. Спать невозможно! Работать днём тоже непросто с железобетонным стояком и гудящими яйцами. Вечером кусок в горло не лезет, выпивка обратно просится. Я каждый вечер соревнуюсь с собственным организмом на лавке у подъезда — пытаюсь напиться, а не выходит. И курить стал меньше — забываю сигареты купить.

Хотел отвлечься на кладовщицу, подкатил к ней, и она оказалась не против развлечься, а меня до тошноты от неё воротить начало. Да от любой бабы, кроме Гелика, меня теперь тошнит… Даже от мысли.

А ещё соседочка меня каждый вечер дожидается — стоит у окна, а когда во двор захожу, прячется, но я кожей чую: стоит за тоненькой шторкой и смотрит. Благодатная почва для тупых надежд.

— Я домой пойду, — ангелочек поднимается и хромает в прихожую.

Не останавливаю. Пусть идёт. Всё правильно.

***

Ох, резко я встала… Перед глазами облачно с прояснениями. Стою у двери и жду, когда пройдёт, иначе я не выйду — вывалюсь на лестничную клетку.

Берусь за дверную ручку, а тело не слушается — стоит, как вкопанное, словно не моё вообще.

— Спасибо, что не бросил, — благодарю соседа, оправдывая свою нерасторопность. — Пока, — невероятным усилием воли заставляю себя выйти из квартиры.

Закрываю дверь, выдыхаю и замечаю Женьку на лестнице. У него в руке баклажка с сивухой. Продолжить решил, и ходить далеко не надо — на восьмом этаже бабуля приторговывает палёнкой.

— Ни хрена дела! — Жека криво ухмыляется. — От меня к нему сбежала?

— Ни к кому я не сбежала, — беру себя в руки, достаю из кармана халата ключ и шагаю к своей квартире. — Иди домой, Жень. Проспишься, а утром поговорим.

— Не спится мне, — рычит. — Я думал, ты правильная девушка, по койкам не прыгаешь, а ты… Как все ты! — орёт.

— Соседей разбудишь, — я вставляю ключ в замочную скважину, но на моём запястье крепко и больно смыкаются Женькины пальцы. — Ай! — вскрикиваю, дёргаюсь, и бутылка с сивухой летит вниз по лестнице.

Звон стекла, запах палёного алкоголя…

— Сука ты, Гелик! — Жека не унимается, кричит и смотрит на меня бешеными хмельными глазами.

Нет в этом взгляде ничего. Ни любви, ни тоски, ни жалости. Пусто.

— Ты охренел?! — почти вой Рамиля гремит громче Женькиных матов.

У меня в ушах гудит и голова кружится. Мгновение — и меня заталкивают в мою же квартиру. Железная дверь с грохотом закрывается — я стою в прихожей, а на лестнице слышна ругань. Осторожно открываю дверь и вижу, как наш новый сосед тащит пьяного Женю вниз по лестнице.

— Скрылась, кнопка! — орёт на меня Рамиль, и я, вздрогнув, послушно закрываюсь в квартире.

Капец! Кусаю губы, прислушиваюсь. В подъезде слышны голоса семейной пары с восьмого — ругаются, что детей разбудили. Потом раздаётся хлопок двери Жекиной квартиры — этот звук я ни с чем не спутаю.

Тишина…

***

— Попутал?! — толкаю пьяного волчару в сторону комнаты. — Ляг, поспи, и всё пройдёт, бл*!

Обсосок бухой — другого определения для этого оборотня в данный момент у меня нет. Он кричит что-то про ангелочка, но я стараюсь не слушать. Под кайфом, язык как помело. Утром Жека пожалеет о той чуши, которую сейчас несёт. Если вспомнит, конечно… А не вспомнит — хрен поверит, что мог такое в адрес любимой выдать.

Глава 12

В кабине лифта темно, душно и тесно. Кажется, огромный сосед занял собой всё пространство, а я боюсь пошевелиться, потому что одного лёгкого касания хватит, чтобы у меня сорвало гайки. Мои ноздри щекочет аромат мужского тела. Я знаю его. Хорошо, блин, знаю! Нет в нём ничего полезного для моего организма! Сплошное искушение!

Я тянусь рукой к панели с кнопками и радуюсь, что не задела этого громилу. Так… круглые кнопочки, а мне нужна квадратная — она тут одна. Нащупываю её, жму. В ответ тишина. Лифтёр не отвечает.

— Чёрт… — шиплю. — Помогите! — ору. — Кто-нибу-у-удь! Мы застряли!

— Подожди, — спокойно советует Рамиль. — Может, лифтёр ответит.

— Не собираюсь я ничего ждать, — рычу. — Эй! Меня кто-нибудь слышит?!

Время к обеду — большинство соседей на работе, а у пенсионеров сиеста. Надежда на лучшее тает.

— Кнопка, не ори! Башка раскалывается, — недобро просит сосед.

— Бухать меньше надо, — фыркаю.

В кабине лифта раздаётся писк и голос почти бога — лифтёрши — ласкает слух:

— Что у вас случилось? — лениво спрашивает она.

— Мы застряли! — радуюсь — сейчас нас выпустят.

— Угу, понятно. На каком этаже?

— Откуда я знаю, блин?! — на эмоциях попадаю рукой по соседу.

Прячу неуклюжую конечность за спину, а щёки горят, и между ног всё пульсирует. Так этот чёртов самец пахнет… Афродизиак в чистом виде.

Выпустите меня отсюда!

— Где-то между седьмым и шестым, — Рамиль вмешивается в диалог.

— Ждите, — коротко сообщает лифтёрша.

— Тут света нет, вы можете чем-то помочь? — торопливо тараторю, пока она слышит.

— Господи… Когда я уже на пенсию выйду?.. — ворчит женщина. — Ждите, — повторяет недовольно и исчезает из эфира.

— Темноты боишься, кнопка? — насмешливо спрашивает сосед.

— За тебя боюсь, дядя, — хамлю по исторически сложившейся традиции.

— О как! — он ржёт. — Это почему?

— Жених мой тебя с землёй сравняет, — понимаю, что несу чушь, но ничего с собой сделать не могу.

Тишина — секунд пять, а потом Рамиль издаёт негромкий, но злой рык и, резко развернув меня спиной к себе, впечатывает в стену. Наваливается на меня, а я пищу и беспомощно дёргаясь.

— Жених, говоришь? — хрипит мне на ухо, сжимая пальцы у меня на загривке. — Замуж за мажора собралась?

— Пусти, гад! — выдираюсь, а получается, что только сильнее прижимаюсь к нему. — Собралась… Выйду.

Мне нравится бесить дядю. Каждое моё слово больно бьёт ему по нервам. Вот я стерва… безмозглая.

Рамиль запускает лапы мне под блузку, мнёт грудь грубо и немного больно.

Дыхание моё становится чаще, я облизываю пересохшие губы и шиплю змеёй, когда он забирается руками под лифчик.

— Не трогай меня… — выдаю со стоном и сама себя пугаюсь.

Это сейчас я сказала?..

С таким же успехом могла выдать «Трогай, не останавливайся! Да-да-да-а-а!».

— Меня пригласишь на свадьбу? — спрашивает сосед и кусает моё плечо.

— Гости заиками останутся… — захлёбываюсь дыханием, скребу ногтями по стенке. — Рожа у тебя страшная…

Разворот — и я оказываюсь лицом к соседу. Даже в темноте вижу, как его глаза блестят злым азартом.

— Бесишь меня, зараза, — шепчет мне в губы. — Заткнуть тебя не проблема. Вот этим, — он берёт мою руку и прижимает к своему паху.

Ощущение, что моя пятерня лежит на горячей титановой трубе.

Чёрт!

Я будто на американских горках — адреналин, страх и возбуждение. Не то чтобы я мечтала отсосать у малознакомого здоровяка в тёмной кабине лифта, но грязные фантазии есть у всех... И запах этот его самцовый крышу сносит.

— Попробуй, дядь, — сжимаю пальцы, сминая ткань его дорогущих спортивок в районе паха, а сердце из груди почти выскакивает, — если не боишься без члена остаться.

Ничего он не боится, а вот мне бы стоило… Но инстинкт самосохранения вырубился. Накал ни фига не детский — трусики на мне можно отжимать. Свежи воспоминания о том, что у нас с соседом было на столе в кухне, и от этого только хуже. Я себя не контролирую.

Тяжёлая ладонь Рамиля ложиться мне на макушку, но его помощь не требуется — я сама опускаюсь на колени. Сумасшедшая! Узкая юбка врезается в бёдра, трещит по швам.

— Ты на голову отбитая… — сосед с нажимом проводит подушечкой большого пальца по моим губам.

Не вижу, но понимаю — он освобождает член из спортивок. Я послушно открываю рот…

И это капец, товарищи!

В подъезде слышны голоса. Но наличие людей, которые в любой момент могут нас застукать, только подогревает кровь.

Что-то бабахает железным громом, я вздрагиваю и открываю глаза.

Стою у своей двери с ключом в руке… Ключ целый, не сломан. Растерянно смотрю на него, кручу в пальцах и пытаюсь прийти в себя. Я уснула?

— М-м-м, — мычу сонно, потирая лоб.

Уснула, да. Стоя. Привалилась головой к железной двери и храпела.

Приснится же!

Сон сном, а возбуждение вполне реальное. Переминаясь с ноги на ногу, дрожащей рукой пытаюсь попасть в замочную скважину и мечтаю поскорее оказаться в душе. Снять с себя мокрую от пота одежду и не менее мокрые, но от моих соков, трусики и окатить себя ледяной водой. Может, тогда дурь из меня выйдет.

Не вышла.

Трясусь от холода, кутаясь в Наташкин махровых халат, и ищу в кухонном шкафчике валерьянку. Закинуться успокоительным, чтобы поспать. Без допинга я снова буду ворочаться и просыпаться каждые полчаса.

Нахожу жёлтенькие таблетки валерьяны и бутылёк с настойкой пустырника. Пью убойную дозу и хромаю к себе в комнату, но замираю у зеркала.

Что за чёрт?!

Ссадина, которая осталась у меня на щеке от Наташкиных ногтей, исчезла. Как так? Вчера была… Или не было? С этой сессией я в зеркало забываю смотреться. Не до него совсем.

Трогаю ровную кожу — даже шрама не осталось.

Вспоминаю, как Рамиль, пообещав «полечить только», лизнул меня в щёку.

Глава 13

Вечер. Я лежу на кровати. Спать хочется ужасно, а уснуть не получается. В голову снова лезут мысли о соседе, причём идиотские.

Что он сейчас делает? Пришёл домой? Уже поужинал? Или снова напился?

А-а-а-а!

Откидываю покрывало и, усевшись в постели, массирую виски пальцами. Не помогает. Зачем я о нём думаю?.. Зачем?!

Блин, а ведь Ната может вернуться домой в любой момент. Вот о чём мне надо беспокоиться! А не о Рамиле, чтоб его…

Иду в кухню наводить ревизию холодильника и выясняю, что для Наташкиной диеты там ни фига нет. Я несколько дней усиленно готовилась к сессии и заедала стресс.

Дозаедалась!

Зашнуровываю кеды и звоню Нате — гудки идут, но она не отвечает. Ладно, фиг с ним. Лучше заранее подготовиться к появлению троглодита, чем нарваться на очередной скандал. Хватаю сумочку и выхожу из квартиры.

В подъезде тихо. Я иду к лифту, стараясь не смотреть на дверь соседа… Зря стараюсь. Глаза к ней липнут, как магниты. Двери лифта разъезжаются, я захожу в кабину, нервно давлю на кнопку первого этажа и выдыхаю.

 Кошмар какой-то! Никогда меня ещё так к человеку не тянуло. Сосед мутный, явно опасный, и Наташка на него глаз положила… Против сестры идти не решусь. Мне одного раза хватило — до сих пор хромаю.

Лифт едет, а я кручу в голове гипотетические возможности. Что было бы, не запрети мне Ната подходить к Рамилю? И становится страшно… Потому что я бы подошла! Даже его возможная связь с бандитским миром меня не остановила бы. Я никогда не была смелой и до сих пор остаюсь трусихой — тявкаю, когда страшно, но «дядя»… С ним всё иначе. Мне страшно, но страх — ничто по сравнению с желанием познакомиться с ним ближе. И я уже допускаю мысль, что пока Натальи на горизонте нет, можно позволить себе немного экстрима…

Фу ты!

От недосыпа дурой стала. Какой, на фиг, экстрим?! Мне к экзаменам готовиться надо, а потом срочно искать новую работу. Деструктивный самец не вписывается в мои планы на жизнь. Высплюсь, и всё пройдёт.

Топаю в сумерках по улице и зеваю. До нужного супермаркета ещё полквартала, а нога ноет. Наверное, на погоду опять — на небе кучкуются тучи. Меня здорово достало быть метеочувствительной. Я как бабка какая-то, честное слово! Вздыхаю, иду дальше. Но надолго меня не хватает. Лодыжка воет, а я хромаю к лавочке.

Сажусь, прижимаю сумочку к груди — там ключи от дома и деньги. Закрываю глаза. Пять минуточек отдохну…

***

Обкатываю ведро, неспешно колешу по району. На улице творится трэш. Гопоты сегодня до жопы — разборки, ржач, опять разборки. И дождь собирается. Вспоминаю, что сегодня вечер пятницы. Ясно всё — «ещё не вечер». Через часик-другой тут будет безумно весело.

Чую, накатался — задница болит и плечи ломит. Как ни крути, а маловато для меня это ведёрко. Разворачиваюсь и еду в сторону дома — принять горизонтальное положение, попробовать выпить коньяка.

Но планам сбыться не суждено, я резко даю по тормозам у сквера и сдаю назад.

Соседочка моя…

Сидит на лавке под фонарём. Она спит. Спит, мать её! Одна, почти ночью на улице, где гопников больше, чем муравьёв в муравейнике!

Глушу мотор и топаю к ангелочку.

— Эй, кнопка! — рычу громко. — Тебе жить надоело?

— Что?.. — она открывает глаза и, глядя на меня, сонно моргает. — Блин…

Торопливо встаёт с лавки и намыливается свалить.

— Куда пошла? — встаю у неё на пути. — В машину садись, — киваю на припаркованный у обочины автомобиль. — Домой подброшу. По-соседски.

Она скептически смотрит на чудо отечественного автопрома и хмыкает.

— Я в магазин… — замирает, а глазёнки становятся, как блюдце.

Ангелочек ищет что-то под лавкой, за лавкой, даже урну рядом проверяет.

— Что потеряла?

— Сумочку, — бледнеет. — Там ключи от квартиры и деньги…

— Всё?

— Всё, — кивает и опускается на лавочку. — Капец…

Я осматриваю местность с включенным на телефоне фонариком, но сумочку не нахожу. Естественно. Спёрли её, пока ангелочек спала. Хорошо, что сумочку, а не её саму. Это Падалки, детка.

— Поехали, — подаю Ангелине руку.

— Куда? — она растеряна, мало что соображает.

— Домой, — улыбаюсь. — Или в магазин? Могу деньжат подкинуть.

— Не надо, — услышав о «займе», ангелочек мобилизуется за секунду. — Блин, как теперь в квартиру попаду?.. — шепчет.

— Вскрою замок — попадёшь.

Геля поднимает на меня полные сомнений глаза и молчит. Мне неинтересно торчать в сквере, дожидаясь, когда она решится сесть в тачку. С неба падают редкие капли дождя. Пока редкие.

Я беру Гелю под локоть, она послушно встаёт. Умница. Идём к машине, я галантно открываю перед ней дверь.

— Прошу, — улыбаюсь, чувствую себя суперменом.

Ангелина садится в тачку, а я чуть не парю над асфальтом. Душевный подъём, как у пацана, который склеил первую красавицу района. Сажусь за руль, завожу мотор и включаю автомагнитолу.

Выпендрился…

Динамики предательски хрипят про «твою вишнёвую девятку», и ангелочек заливается хохотом. Тыкаю кнопки, пытаюсь заткнуть музыку из девяностых. Но техника не поддаётся. Пожёвывает кассету… Кассету! И продолжает дискотеку.

— Оставь, оставь! — ангелочек хрюкает, сдерживая очередной приступ смеха. — Хорошая песня. Мама моя её любила.

Прибираю громкость и трогаюсь с места. Надо было заранее проверить этот граммофон на сюрпризы от старого хозяина, и ключевое здесь — «старый». Я этот бомбический трек тоже любил в юности. Наверное, мать Ангелины не сильно меня старше.

Кручу баранку, и, кажется, кожа с меня слазит. Геля — девушка взрослая, но разница в возрасте у нас, видимо, приличная. Точнее сказать сложно…

— Кнопка, тебе сколько лет? — выдавливаю из себя вопрос.

— А что? — она улыбается, глядя в окно.

Про сумочку соседочка думать забыла. Настроение у неё поднялось, а я себя экскрементами мамонта ощущаю.